Читать онлайн Легенды Лабиринта. Бескрайний лес

Глава 1

– А ты медведь или нет? – зайчишка сидел на обомшелом камне и стойко переносил мучительную процедуру забинтовывания лапы. Со слов мамы, малыш споткнулся о кочку и поранился о торчащую ветку. Но Хами-хама был опытным лекарем, чтобы определить, что ранка оставлена отнюдь не веткой, а, скорее, острым камнем. Да и на своем веку он перебинтовал не одну лапку не одного непослушного шалопая и знал, когда ему пытаются заговорить зубы.

– Ну, допустим, медведь. – кивнул он, продолжая свое дело и краем глаза посматривая на беспокойно снующую рядом маму-зайчиху. Он не хотел начинать разговор при родительнице, чтобы не расстроить её ещё сильнее.

– А почему у тебя нос маленький? – не унимался зайка, уверенный, что своим любопытством сможет избежать возможных расспросов о травме. – У медведей он больше. И лапы у них большие и ноги корявые.

– Да, да. А ещё они едят маленьких зайчиков.

Зайчишка на секунду оторопел, но, заметив веселье в глазах Хами-хама, задорно засмеялся.

– Как видите, – обратился доктор к маме-зайчихе, – ребенок будет жить. Вы не могли бы принести мне попить.

Долго упрашивать родительницу не пришлось. Благодарная мамочка тут же бросилась к ручью, чтобы набрать воды в поданную ей бутылочку.

Хами-хама не хотел пить. Да и запас воды у него был. Но ему было нужно время, чтобы переговорить с сорванцом с глазу на глаз.

Как только мама-зайчиха скрылась в низинке, Хами-хама пошел в наступление. Он по-доброму, но твердо оборвал болтовню пациента и пристально посмотрел ему в глаза. Этот взгляд говорил все что нужно, и зайчишка это понял.

– За Крюком есть небольшой овраг. Мы там были. – Смутившись, пробормотал малыш.

Хами-хама знал эти земли. Крюком местные жители называли резкий поворот реки, которая затем глубоко врезалась в землю, образуя по берегам крутые склоны. Местами они разрывались небольшими овражками и заводями. Но искать там было определенно нечего и даже для последних сорванцов эти места не таили в себе никакого интереса.

– Зачем вы туда полезли?

– Белёк сказал, что по ночам из оврага стоны слышатся. – Зайчишка проговорил это стыдливо, но в его голосе проскальзывали нотки азарта и нетерпения. Хами-хама еле заметно улыбнулся. Он был хорошо знаком с этим непреодолимым чувством жажды приключений и поиска тайн.

– А Белек откуда знает?

– А ему дед Барагоз сказал. Он частенько в ближайшей заводи рыбу ловит. А с недавнего времени перестал. Страшно, говорит.

– Деду Барагозу страшно, а вам, значит не страшно? – удивился Хами-хама. Деда Барагоза самого боялись все дети в округе, от подножия Черных скал и до края Смрадного болота. Да и не только дети. К Деду Барагозу вообще старались близко не подходить. Никто не мог угадать, что старый бобр учинит в очередной раз.

– Так это ж ночью стоны! А мы-то днём туда заглянуть хотели! Да и то глазком одним. Может там помощь нужна кому.

Хами-хама нежно потрепал зайчонка по макушке. Он любил добрых детишек, которые готовы были прийти на помощь ближнему.

– А Белек, значит, с Дедом Барагозом дружит?

– Да нет. Он просто Бельку как-то на дороге встретился и как завопит: "Не ходите за Крюк, там в овраге утопленник поселился, по ночам стонет. Я туда больше ни ногой". – И ушел. А Белек сразу ко мне.

– Ясно, герои. – Хами-хама услышал за спиной хруст веток, это мама-зайчиха возвращалась с водой. – К оврагу больше ни ногой! Если там кому-то нужна помощь, я помогу. А теперь беги!

– Я скажу Бельку, – малыш вскочил на лапки и бросился в кусты.

– Куда? – только успела воскликнуть мать.

– С ним все хорошо. Ранка заживёт быстро. Спасибо за воду!

Глава 2

Хами-хама хотел сначала зайти к Деду Барагозу, но, хорошенько подумав, отказался от этой идеи. Он не боялся старого бобра, но визит в его хатку мог пройти по совершенно непредсказуемому сценарию. Можно было с одинаковой вероятностью попасть в гости к приятному хозяину, который не отпустит тебя до самого вечера, а можно было нарваться на дикого зверя, от которого по началу придется отбиваться палкой. И в том и другом случае это будет Дед Барагоз, и ни к тому, ни к другому Хами-хама попадать не хотел. Сражаться с бобром не было желания, а распивать чаи до сумерек не было времени.

Солнце ещё не добралось до зенита, поэтому Хами-хама здраво рассудил, что может спокойно перекусить, набраться сил, подготовиться к походу, а уже затем отправиться изучать странный овраг.

Как и все нормальные медведи, Хами-хама жил в берлоге. Конечно, он не был совсем обыкновенным медведем, какие бродят по Бескрайнему лесу поэтому берлога его была гораздо просторнее, и уютнее, чем пустые темные жилища диких зверей. Сложена она была из массивных стволов деревьев, тщательно замазанных глиной, так что внутри стены образовывали ровные поверхности с изредка выбивавшимися наружу спилами веток и неровно лежащими комлями. На южной стороне сияло большое овальное окно, днём дававшее достаточно света для всей берлоги. Здесь не было перегородок. Кухня, прихожая, гостиная с громоздким открытым камином, а также мастерская и хранилище уживались по соседству, плавно перетекая одно в другое. Только спальня Хами-хама помещалась на деревянном помосте, поднятом к сводчатой крыше. На помост вела крутая винтовая лесенка.

Первым делом Хами-хама снял с подвеса в камине чайник. Камин топился каждый вечер, так как, несмотря на летние деньки, ночью в Бескрайнем лесу было прохладно. К тому же именно в нем медведь готовил себе еду. Протопленный как следует камин держал тепло очень долго, и вода в чайнике всегда оставалась горячей. В чайном шкафчике Хами-хама перебрал несколько стеклянных и жестяных баночек (там так же попадались деревянные котомочки, берестяные лукошки и глиняные кувшинчики) и достал одну с надписью "Бодрый мишка". Этот чай он заваривал, перед длительными путешествиями или тяжёлой работой. Все чаи Хами-хама собирал сам. Рецепты лучших были записаны в пузатом дневнике, лежавшем там же в чайном шкафчике.

Пока чай настаивался, Хами-хама проверил свой посох, пополнил запасы провианта, воды и лекарственных средств в мешочках, притороченных к его чудо-поясу, начистил свои жёлтые сапоги и захватил с собой баночку с фонариками. Он надеялся, что в овраге ничего не обнаружится, но умея предугадывать будущее, догадывался, что там окажется пещера или грот. В общем что-то темное, где свет будет как нельзя кстати.

После того как стакан с чаем был неспеша опустошен, Хами-хама вышел из берлоги.

Глава 3

Дорога до Крюка была не близкой, но Хами-хама хорошо знал лес, и без труда выбирал самый короткий путь к цели. Идти приходилось в основном по ровной местности, огибая вековые сосны и ели. Подлеска здесь не было, и ничто не мешало приятной прогулке. К тому же погода была отменная. Солнце единолично властвовало на небосклоне, но его немилосердный жар терялся в густых кронах деревьев и спускался к обитателям леса приятным летним теплом, изредка разгоняемым нежными движениями лёгкого ветерка.

Хами-хама обогнул овражек. В дальнем его конце можно было найти выход к реке. Именно там находилась хатка Деда Барагоза. Хами-хама намеренно сделал небольшой крюк, чтобы ненароком не пересечься с бобром. На берег он собирался выйти в другом месте, чуть выше по течению. Его путь свернул чуть левее, в сторону от реки и вышел на маленькую полянку. Здесь всегда можно было встретить кого-нибудь из лесных обитателей, а иногда и не только их. Через эту полянку проходила неторная тропа от Смрадных болот до Хрустального моста, и дальше к Черным скалам. Дороги здесь не было, но путники всегда выбирали именно это направление, приводившее их сюда.

То ли дело было в непроходимости окружающей местности, то ли в прихоти Лабиринта, но все, кто стремился попасть к центру этого самого Лабиринта, непременно оказывались здесь. Случалось это крайне редко. Пришельцы в Лабиринте не частые гости. И все же следы редких привалов можно было обнаружить. Одним из таких следов были три булыжника: два поменьше, служившие скамьями, и один квадратный, выполнявший роль стола. Именно за этим столом Хами-хама и заметил Мышонка-странника. Его звали Ноготок. Хами-хама хорошо его знал. Дело в том, что мышата-странники встречаются повсеместно. И название это дано им скорее в насмешку. Ведь за всю свою жизнь эти маленькие испуганные существа и носа не показывают за пределы родного холма, бора, поля, где бы они не жили. Но при этом они постоянно готовы ринуться в головокружительное путешествие в неизведанные страны и непременно сообщают об этом каждому встречному. Желания эти возникают у них нескончаемым потоком, незамедлительно сменяя одно другим. То они собираются отправиться вниз по реке, и дело за малым – построить лодку, но вот как на зло, нет ни пилы ни молотка, то через день желают стать воздухоплавателями, и даже нашлась подходящая корзина. Остается всего ничего – сшить воздушный шар.

Вот и сейчас Ноготок, видимо, намеревался совершить невероятно смелый шаг, отправившись в неизведанные дали. И что удивительно, он смог добраться до поляны, а ведь жил он гораздо ниже по течению. Для мышонка это был уже великий подвиг. Но по его мордочке ни о каком воодушевлении подумать было нельзя. Напротив, Ноготок был хмур и что-то усердно бормотал себе под нос. На столе лежал походный рюкзак, набитый на скорую руку. Из него торчали носки, свешивался рукав тельняшки, а из бокового кармана сыпались сухарики. Сам мышонок был одет в жилетку со множеством карманов, синюю кепку и галоши (не самая удобная обувь для походов). В лапках у него были две лыжные палки. Самих лыж Хами-хама поблизости не заметил.

Времени на разговоры особо не было, но и возможность пройти полянку не замеченным тоже отсутствовала, поэтому Хами-хама твердым шагом направился своей дорогой, намереваясь только поздороваться, и не снижая скорости, пока Ноготок не опомнился, скрыться из поля зрения. И все бы прошло по плану, если бы в этот момент мышонок не решил встать со скамьи. При этом он неуклюже поставил лыжные палки крест на крест, а левой ногой ступил между ними. Капкан получился отличный, и Ноготок, издав обиженный всхлип, полетел носом в траву. Хами-хама остановился. Совесть не позволяла пройти мимо упавшего. Он прекрасно знал, что как бы кто не торопился, бросать нуждающегося нельзя. Закон для всех один. Если ты прошел мимо, то будь готов, что совсем скоро ты сам окажешься в роли упавшего, и сколько бы ты ни просил, руку тебе никто не подаст.

– Осторожнее, Ноготок! Ты цел? – Хами-хама помог мышонку подняться. Тот небрежно отряхнулся и уставился на спасителя непонимающим взглядом. – Дружище, с тобой все в порядке? Ты меня узнаешь?

– Да, да, – спохватился он, – здравствуй, Хами-хама. Не ожидал увидеть тебя, – и снова замолчал, что-то усердно соображая.

– Далеко ты забрался.

Ноготок огляделся по сторонам и неуверенно кивнул. Можно было подумать, что он только сейчас понял, где находится.

Хами-хама очень не хотелось разбираться в происходящем, но бросить беднягу в таком потерянном состоянии он просто не мог.

– Я вижу, что с тобой что-то произошло. Не хочешь поделиться?

– С удовольствием, – неуверенно пробормотал Ноготок, – только я и сам не совсем понимаю, что произошло.

После этих слов медведь понял, что быстро он от разговора не отвертится, поэтому помог мышонку сесть за каменный стол и сам устроился рядом.

– Ну рассказывай, как ты забрался так далеко.

– Я шёл к Черным скалам, – начал он, – на этот раз точно. – Он серьезно посмотрел на собеседника, всем видом давая понять, что ни капли не шутит. – По пути я встретил Белька с товарищем. Не знаю, как звать этого зайца. Я его раньше не видел. Они шли к деду Барагозу.

– Вот сорванцы, – добродушно покачал головой Хами-хама. Он и не рассчитывал, что зайчата прекратят свои шалости, особенно зная непоседу Белька, но никак не думал, что они так скоро побегут искать новые приключения. А для чего ещё они отправились к старому бобру? – Ну, продолжай.

– Я к тому времени уже порядком проголодался, а из съестного прихватил с собой только сухарики. Вот и понял, что далеко на такой провизии не уйду. И уже собирался идти домой, чтобы пополнить запасы и снова в путь, как тут на дорогу выбежали зайцы. Пойдем, говорят, с нами к деду Барагозу. Он сегодня добрый, ватрушками да кренделями угостит. А я у него раньше никогда не бывал. Интересно стало, хоть и страшно. Но втроем страх не так велик, и я согласился.

Ноготок умолк. Он подбирал слова, и было видно, что дальше вести рассказ ему сложно.

– Дед Барагоз оказался не таким гостеприимным, как его расписывали зайчата? – решил помочь мышонку Хами-хама.

– Нет. – он неуверенно покачал головой, затем спохватился и затараторил. – Не в том смысле, что он нас не принял. Он, в том-то и дело, что никак…

– Никак? – повторил медведь после того как мышонок тихо запищал что-то себе под нос, явно не зная как объяснять дальше.

– Ну, никак, потому что его не было.

– Его не было дома? И только? Вы с ним разминулись?

– Вот в том и дело, его не было. Он не уходил, и дома его не было. – Ноготок умоляюще посмотрел на собеседника, но не увидел в глазах понимания и сбивчиво продолжил. – Зайцы сказали, что он дома, но дверь была открыта, и его дома не было. Но он никуда не уходил. Зайцы это знали.

– Откуда они это знали? И где сами зайцы?

Мышонок испуганно посмотрел в сторону реки, затем медленно поднял взгляд к Хами-хама.

– Они зашли в дом.

– А дальше?

Ноготок покачал головой, и опустил глаза.

– Они просто зашли туда, и все. Я звал их. Но больше никто не откликался. Ни разу. Я даже шороха не слышал. После этого я убежал.

Хами-хама тяжело вздохнул и стал настойчиво тереть набалдашник посоха – верный признак того, что он усердно что-то обдумывал. А подумать было над чем. История Ноготка ему крайне не понравилась. Ничего не предвещало беды. Все знают, что мышата-странники большие фантазеры и ещё большие трусишки. Но шестое чувство подсказывало, что не все так просто в этой истории. А это значило, что придется менять план. Как же Хами-хама не любил менять планы! Тем более менять их не по своей прихоти. И уж подавно ему не нравилась мысль идти в гости к Деду Барагозу. Встреча с бобром могла поставить крест на его пути к заводи. Но что оставалось делать? Не мог же он не проверить историю мышонка. А вдруг действительно случилась неприятность? Хами-хама решительно поднялся.

– Сам домой доберешься, Ноготок? – Хами-хама очень надеялся, что тот в состоянии преодолеть пару километров и ему не понадобится в этом помощь. Конечно, медведь и здесь предложил бы свои услуги проводника, но сколько бы времени он тогда потерял! А он чувствовал, что как раз время было на вес золота.

– Конечно доберусь. Я так, присел отдохнуть, с мыслями собраться. До дома не так далеко.

– Ну что же, тогда прощай Ноготок. – и Хами-хама зашагал в сторону домика Деда Барагоза.

Глава 4

Уже через пару минут Хами-хама вышел к реке. Настроение было плохое, но радовала погода. В такую жару у воды практически не было гнуса. Сам медведь жил далеко от болот и потому не слишком страдал от назойливых насекомых. К тому же у него было заготовлено несколько снадобий от этой напасти. На любой вкус и любой консистенции. Капли от слепней, спрей от мошкары, разные мази от комаров. Всем этим Хами-хама пользовался, когда отправлялся в гости на болота к своему другу Шлепеню-Топеню. Сегодня он их не захватил и был крайне раздосадован своей несообразительностью. Но погода его выручила. На берегу стояла тишина. И ни один комар не пищал над ухом.

Сама речка, которую местные жители называли Дымкой из-за глинистого дна, что мутил воду, а обитатели противоположного Вертлюгой, из-за множества поворотов, была не широкой. При желании и недюжинной силе, можно было даже докинуть камень до противоположной стороны. Но было у реки и другое имя. Его она получила от странников, чужаков и гостей Лабиринта. Зыбучая. Несмотря на свою кажущуюся медлительность и спокойствие, она погубила не одного героя. Бравые войны и искатели приключений не принимали всерьез мелкую речушку и лезли в воду иногда даже не сняв доспехи. С легкостью доходили они до середины потока, благо глубина была всего по колено, а затем ловушка захлопывалась, и топкая глина под ногами уже не выпускала свою жертву. Конечно, о Зыбучей теперь не знает только младенец, но и в наше время случаются странники, впервые попавшие в Лабиринт, и для них этот мирный поток становится настоящим испытанием.

Хами-хама пошел вдоль берега. Здесь была натоптана еле заметная тропинка к дому Деда Барагоза. Собственно он ее и натоптал. Само жилище бобра уже виднелось. К парадной двери небольшой хатки из стволов деревьев и веток вела дорожка, проложенная меж кустов шиповника. Дед Барагоз обожал чай с шиповником. Позади домика все заросло малиной, ежевикой и разноцветной смородиной. Старый бобр делал отменное варенье из ягод, а затем использовал его в своей выпечке, ради которой зайцы и бегали к нему в гости, иногда рискуя попасть под горячую лапу хозяина.

Перед тем как ступить на дорожку к хатке, Хами-хама немного подождал. Он силился услышать хоть какой-то звук, который мог рассказать ему о том, что ждёт его внутри дома. Но, как он ни прислушивался, единственное, что смог различить его острый слух, это тихий плеск воды. Гораздо более тихий, чем обычно. Обоняние тоже не помогло. Тогда Хами-хама пошёл по песчаной дорожке. С каждым шагом к приоткрытой двери мышцы напрягались все сильнее. Мощные лапы вцепились в посох, словно металлические тиски. Медведь был готов дать отпор любому, кто мог скрываться в доме. Перед входом Хами-хама пришлось освободить одну лапу, чтобы толкнуть ею дверь. Мгновение, и он уже внутри. Никто на него не напал. Ни сразу, ни через минуту. Он снова долго прислушивался, принюхивался, оглядывался, и, наконец, сделал вывод, что здесь никого нет. С одной стороны, это вызвало облегчение, с другой, подтверждало рассказ Ноготка – Дед Барагоз и зайчата куда-то пропали.

В хатке царил полумрак. Окон здесь не было, если не считать полупрозрачной форточки во входной двери. Это узкое отверстие и давало основной свет. Очаг, располагавшийся посреди круглой комнаты, не горел. Хами-хама поднес руку к углям, они еще давали тепло. Значит костёр потух пару часов назад. Других следов, которые могли разъяснить происходившее, не было. Лишь слабый скрип заставил медведя насторожиться. Он раздался из дальнего конца комнаты, оттуда, где у Деда Барагоза находилась кладовая и черный выход в сад. Хами-хама сразу успокоился. Звук издавала не плотно прикрытая дверь. К ней сыщик и направился.

Черный ход не зря так назывался, это был узкий аркообразный проем, верхней перекладиной упиравшийся Хами-хама в область груди. Сам выход заслоняла толстая, дубовая дверца, которая сейчас слегка поскрипывала одной несмазанной петлей под натиском поднявшегося невесть откуда ветра, напиравшего со стороны речки. Именно к берегу и выводил ход. Чтобы добраться до воды, нужно было пройти через небольшой заросший разнообразными плодовыми кустами сад, а затем спуститься по узкой тропинке. Именно там, внизу, у Деда Барагоза раньше стояла хатка и располагалась плотина. А вся местность в округе была подтоплена, и старый бобр жил в этих местах, как настоящий правитель. Но было это давно, еще до того, как он получил жуткую травму в сражении с Древним Болотником. С тех пор многое изменилось, плотина исчезла, речка снова вошла в берега, а жизнь Бескрайнего леса стала намного спокойнее.

Хами-хама с трудом протиснулся через черный ход и зашагал вниз к реке. Он старался разглядеть следы, но на затоптанной дорожке этого сделать было невозможно. К тому же, поднявшийся ветер бросал в глаза пыль и песок, словно намеренно мешал рассмотреть хоть что-то. Хами-хама опустил на лицо москитную сетку, которая не раз спасала его в болотах, но с пылью она справиться была не в силах и лишь плотно прилипала к морде при порывах ветра, поэтому уже через минуту медведь снова приторочил ее к полям шляпы. Не обнаружив ничего интересного, Хами-хама направился прямиком к Крюку.

Погода быстро менялась. Теплое, ласковое солнышко укуталось в мягкие кучевые облака, а на горизонте появилась угрожающая синева. В этом году гроз ещё не было. Но то, что надвигалось со стороны Смрадных болот, сулило отыграться за это упущение. И в подтверждение этих мыслей, издалека донеслось глухое ворчание невидимого гигантского зверя. Хами-хама не боялся непогоды, наоборот, он любил посидеть у жаркого камина с чашкой горячего чая из ромашки, черники и шиповника с легким ароматом сосновых шишек, пока за окном бессильно завывает ветер. Но гроза грозе рознь. Медведь не боялся природных явлений, он был с ними в гармонии. Но вот катаклизмы, вызванные неведомыми силами, пробуждали в нем первобытные чувства. И эти чувства заставляли оскаливать зубы, выпускать когти – защищаться до последнего вздоха. И сейчас Хами-хама понимал, эта гроза появилась не спроста. Об этом же говорил и янтарный камень в набалдашнике посоха с изящным крылом бабочки внутри, которое слегка засияло синим светом.

Глава 5

Гроза надвигалась неспеша. И в то же время Хами-хама чувствовал – зверь готовится к прыжку. Это были не обычные тучи, не свойственный стихии рокот раскатов и не естественные сине-зеленые вспышки на горизонте. Приближалось что-то нехорошее. Что-то алчущее и жаждущее мести дышало с фиолетового небосклона. Безбрежное темное одеяло накрывало Бескрайний лес и спастись от него не было никакой возможности. Как же хотелось Хами-хама оказаться сейчас в своей берлоге, или хотя бы в каком-нибудь укрытии. Быть может, совершенно бесполезном перед надвигающейся бедой, но это было куда лучше, чем встретить фиолетового монстра вот так на открытой местности. Медведь глянул назад, туда, где на склоне берега виднелась хатка старого бобра. Он чуть было не рванул к нему, но вовремя одернул себя. Где-то там, в овраге, теперь он не сомневался, ждут его помощи, и повернуть назад просто невозможно. Хами-хама вгляделся в янтарную слезу на кончике посоха. Голубой свет успокаивал и придавал сил.

– Я слышу тебя. Я знаю, что должен сделать.

Уверенным шагом он направился к Крюку, оставив все мысли о фиолетовой грозе позади. Зверь попытался зарычать вслед уходящему медведю, но вышло это отнюдь не так страшно, как должно было быть.

Изгиб реки Хами-хама преодолел быстрыми широкими шагами и уже в следующее мгновение спускался по крутому склону к неприметной заводи, которая упиралась в отвесный берег Дымки и продолжалась вглубь темной затопленной пещерой.

Идти вниз было неудобно, и посох здесь сослужил хорошую службу. Медведь втыкал его в осыпающийся грунт и осторожно продвигался вниз. В нескольких местах Хами-хама заметил вырванные комья с травой и поломанные ветки жиденьких ив. Кто-то явно здесь проходил раньше, и, по-видимому, неоднократно. К тому времени как медведь заглянул в темное чрево пещеры, первые капли холодного дождя упали с небес. Начиналась гроза.

Хами-хама прощупал посохом глубину воды. Оказалось не выше щиколотки. Но медведь знал, что это до той поры, пока уровень реки не поднялся. Он вскинул морду к небу. Фиолетовый купол закрыл его и готов был сбросить тонны влаги с минуты на минуту. Медведь понимал, чем это грозило ему самому, но развернуться сейчас просто не мог.

– Белек! Барагоз! Эй, кто-нибудь!

Даже эхо не вернулось из мрачной утробы пещеры, будто мигом сожрало все брошенные в нее слова. Хами-хама и не рассчитывал на такое простое развитие событий. Нет, так не бывает. По крайней мере в Лабиринте.

Не теряя более времени он спрыгнул в воду. Достал все свои фонарики и повесил их на посох, после чего шагнул в пустоту.

Как только тьма сомкнулась позади сыщика, стена дождя накрыла землю и Хами-хама почувствовал, как вода хлынула в пещеру. Теперь время играло за оппонента, кем бы он ни был, и растрачивать его было равноценно гибели. Медведь ринулся внутрь.

Пещера была узкая, но быстро раздавалась кверху, так что через несколько шагов Хами-хама уже не видел верха. Он поднял посох и невольно ахнул. Потолок действительно стал намного выше, и с него теперь свисали сталактиты. По крайней мере их можно было принять за сталактиты если бы эти длинные выросты не стали сжиматься, как только свет фонариков коснулся их. Ничего подобного медведь раньше не видел, а видел он на своем веку так много, что хватило бы на несколько фолиантов. Ни одно живое существо в Бескрайнем лесу и Смрадных болотах не ускользнуло от него и с каждым он успел познакомиться. Но сталактиты, которые шевелятся, он видел впервые. Приглядевшись, он понял, что эти выросты на потолке были огромными червяками, прикрепившимися к грунту большой концевой присоской. Инстинктивно Хами-хама пригнул голову, но посох оставил светить повыше. Эти милые создания питались явно не травой, которой в пещере не было, а чем-то более крупным.

Еще несколько шагов, и медведь услышал впереди неестественное копошение. Чуткий слух смог различить тихую поступь какого-то небольшого зверька, несмотря на шум дождя за спиной и журчащую под ногами воду.

– Здесь есть кто-то? Барагоз, Белёк?

Впереди послышался шум, а затем тихий голосок.

– Хами-хама, это ты?

– Белёк, наконец-то!

Это действительно был зайчишка. Он прятался на небольшом выступе скалы, которая ступенькой возвышалась над водой и уходила дальше внутрь пещеры. Хотя, из-за сильного дождя и этот островок в ближайшее время скроется.

– Как хорошо, что вы меня нашли!

– Почему ты еще здесь? И где остальные?

– Давайте уйдем от сюда, скорее, – Белёк прижался к ноге Хами-хама и дрожал как на морозе. Сейчас он совсем не выглядел тем беззаботным бесстрашным озорником, каким его знали в округе.

– Подожди. Где твой товарищ и Дед Барагоз? Нам нужно найти их. Времени не много, пещеру скоро затопит.

– Ароника здесь нет, А Дед Барагоз… я не знаю…

Значит вторым шалопаем был Ароник. Его медведь тоже хорошо знал. Хами-хама оторвал зайчишку от своих ног и поднял на руки.

– Расскажи, что случилось. По порядку, но без лишних подробностей.

Белёк всхлипнул, но посмотрев в серые глаза медведя немного успокоился.

– Мы пошли в гости к Деду Барагозу. Я, и ещё два зайца. Один сбежал сразу, испугался бобра, а мы с Ароником зашли в хатку. Дед напоил нас чаем, но был какой-то не такой. Тихий, угрюмый.

– Вроде, это вполне похоже на старого бобра.

– Нисколечко. Если у него плохое настроение, он и близко к хатке не подпустит. А тут налил чаю. Дальше хуже. Ароник попросил смородинового варенья, и дед Барагоз не смог его найти.

Хами-хама удивлённо поднял брови. Старый бобр знал каждую баночку своего любимого варенья.

– Вот это действительно странно. Дальше.

– Пока он рылся в шкафчике, я вспомнил про эту пещеру. И тут началось! Дед Барагоз совсем ополоумел, стал кричать, ругаться! Мы так испугались, что кинулись через черный ход на улицу.

Белек перевел дыхание и глянул на воду. Хами-хама и сам уже заметил, что уровень сильно поднялся. Ему не хотелось плыть назад под сводом пещеры в непосредственной близости к червям-сталактитам. И уж тем более он не желал нырять под воду. Это у него получалось из рук вон плохо. Поэтому медведь поторопил зайчишку.

– Мы побежали по тропинке. Ароник начал взбираться наверх через кусты. И я уже собрался за ним, но оглянулся назад. Я увидел, как Дед Барагоз бежит за нами. Он именно бежал. Ты же знаешь, как он сильно хромает. Еле ходит. А тут он несся за нами, как молодой заяц. Я испугался, что он может настигнуть нас в кустах и рванул по Крюку, а затем решил спрятаться в этой пещере. Я был здесь не раз и знаю несколько тайников. Один из них там.

Белек показал на еле заметную нишу в стене.

– Удивительно, как старый бобр тебя не увидел?

Белек лишь пожал плечами.

– Значит мы можем идти. Здесь больше никого нет. – Хами-хама развернулся к выходу, но зайчишка замотал головой.

– Он был здесь, но не заметил меня. Он где-то там. – Белек указал в глубь пещеры. – Только не зови его, пожалуйста!

– Ты теперь со мной, не бойся.

Это утверждение не убедило напуганного зверька.

– Я не уверен, что это он. – Прошептал Белек.

– Что ты имеешь в виду?

– Когда я прятался, он прошел мимо. И он совсем не был похож на себя. Он не хромал, а глаза его светились в темноте зелёным. И он постоянно бурчал под нос какие-то странные слова. Я ничего не понял, но это точно не наш язык. Необычный, хриплый, рычащий и страшный.

Хами-хама поежился от этих слов. В Лабиринте было множество обитателей, говорящих на разных языках. И медведь не сомневался, что старый бобр на своем веку успел поднатореть в некоторых из них. Но какой смысл разговаривать на чужом языке? Да еще про себя. Неужели он действительно сошел с ума? Деду Барагозу было куда больше лет, чем мог прожить любой другой бобр. Битва с Древним Болотником принесла не только боль и травмы, но и подарила невероятную жизненную силу. Подобных долгожителей в округе осталось не много. Хами-хама и сам был одним из них. Он покопался в памяти, пытаясь соотнести описание Белька со знакомыми ему языками. Но ни одно из известных ему наречий не подходило. Ближе всех было бурчание шморков. Они сопели, кряхтели, хрюкали. Но вот рычать они не умели. К тому же язык их можно было назвать забавным, но отнюдь не грозным. Хами-хама понимал, как был напуган Белёк в тот момент, и допускал, что выговор шморков показался ему страшным. И все же… На языке шморков не говорит никто. Да и языком это можно назвать с натяжкой. Легче изъясняться с ними жестами.

Другой вариант – Горное Королевство. Эти важные, надменные люди действительно говорят, словно изображают львов. Но и эта версия отпадает. Их язык прост и практически не отличается от языка Лабиринта за исключением особого выговора.

– Хами?

Белёк потянул медведя за плечо.

– Нам пора уходить. Вода поднимается. А к этим нам нельзя. – Зайчишка указал на живые сталактиты. – Смотри! – Он резво спрыгнул с рук Хами-хама, нащупал в воде камушек, величиной с крупное куриное яйцо и швырнул его под потолок. Как только снаряд подлетел достаточно близко, один из червей молниеносно метнулся к нему и в момент обвил своим телом. Некоторое время он ощупывал добычу, но не удовлетворившись ее вкусовыми качествами, отправил обратно на землю.

– Я видел, как они ловили летучих мышей.

Медведь не стал спрашивать, отпускали ли сталактиты добычу, так же как сделали с камнем. Очевидно – нет.

– Ты сможешь добраться до выхода?

Белёк утвердительно кивнул.

– Здесь недалеко. А ты разве не пойдешь?

– Не могу. Мне нужно поискать бобра.

Зайчишка задрожал и прижался ближе к медведю.

– Не бойся. Как выберешься – крикни. Чтобы я знал, что ты вышел. А затем сразу беги домой. Понял?

Белёк кивнул, спрыгнул с выступа в воду и уже через минуту Хами-хама услышал его голос. Малыш выбрался на волю.

В этот момент медведю пришла мысль, что нужно было попросить привести помощь, но было уже поздно, зайчишка наверняка был на пути к хатке старого бобра. Хотя, скорее всего, он обойдет ее стороной.

Нужно двигаться дальше. Еще оставалась надежда отыскать Деда Барагоза и вернуться через пещеру назад. Но, даже если вход затопит, Хами-хама был уверен, что это не будет концом для него. В худшем случае, придётся подождать пока вода сойдет. Тоннель под землей вел дальше вверх, и вряд ли даже очень сильный дождь сможет на столько повысить уровень реки.

Неспеша, тщательно осматриваясь по сторонам, чтобы не наткнуться на еще какой-нибудь сюрприз, вроде живых сталактитов, Хами-хама направился по тоннелю.

Пока он шел, в голове велась тяжёлая работа. Он сопоставлял факты, полученные за сегодняшний день и пытался сложить их в понятную цепочку. Но как ни старался, ничего не выходило. Слишком мало он знал, чего ни коснись.

Деда Барагоза Хами-хама видел последний раз неделю назад. И никаких подозрений поведение бобра тогда не вызвало. Хотя пообщаться толком не получилось. Встреча произошла на Аптекарской елани, или Яме, как называли ее для краткости местные жители. Это было место для всех, кто торговал снадобьями, лекарствами, сырьем для них или продуктами питания. Любую съедобную и не очень травку можно было найти именно здесь. Хами-хама посещал Яму, чтобы пополнить запасы ингредиентов для чая и лекарств. Многие травы он собирал сам в течение года, но в поисках некоторых иногда нужно было потратить не один день, а не редко и вовсе остаться ни с чем. Поэтому проще было выменять их в Яме на самые ходовые снадобья, которые Хами-хама готовил с избытком. Здесь были и мазь для суставов, и капли от мигрени и сонный порошок. Все пользовалось хорошим спросом. Старый Бобр в свою очередь бывал в Яме не часто, и исключительно ради специй. В этот раз их с медведем встреча прошла как и обычно без особых разговоров. Они кивнули друг другу, улыбнулись и разошлись. Вот только сумка у бобра была набита отнюдь не специями. И Хами-хама понял это лишь сейчас. Как же он не обратил на это внимание? Для чего старому бобру аконит и кровохлебка? А ещё горец змеиный и желчные грибы? Да чего только не было в его сумке в тот день! И Хами-хама проморгал это. Чувство досады захлестнуло его, и он даже слегка заскулил. Если бы тогда он поговорил с Барагозом, все могло пойти иначе. Что же случилось со старым знакомым?

Коридор выровнялся, потолок снова опустился и теперь до него можно было достать рукой. Черви, к счастью, исчезли. Ровные стены будто имели неестественное происхождение.

– Должно быть большая зверюга когда-то прокопала этот ход. – Вполголоса пробормотал Хами-хама. – Над ним явно трудились не инструментами. Словно прогрызли. Но давно, очень давно.

Коридор снова пошел вниз, несколько расширился и сделал небольшой изгиб. А за изгибом медведь смог различить слабое зелёное свечение.

– Ну это уж точно не глаза бобра, – невесело хмыкнул он.

Вскоре источник мерцания появился в поле зрения, и Хами-хама оторопел. Подземный коридор заканчивался сводчатым туннелем, вдоль которого текла река. Зеленая река! Не очень широкая, всего в два роста медведя, медленная и переливавшаяся цветами от бледно-синего и фиолетового до ярко-зеленого. Последнего было больше, поэтому и вся река казалась зеленой. Но даже не это удивило Хами-хама. Такие чудеса ему уже приходилось видеть. Вода вся кишела какой-то живностью. Поверхность вздымалась и перекатывалась, бурлила и образовывала воронки. Не было ни одного места, которое бы оставалось в покое.

Медведь осветил пространство вокруг, глянул под ноги. Повсюду ползали моллюски: улитки, слизни, странные плоские существа, напоминавшие листья деревьев с рожками на головах. Стены были покрыты желтой массой, которая медленно перетекала, образуя замысловатые узоры, словно мороз на стекле. Казалось эта слизь обтянула все стены в тоннеле и была единым целым с рекой, именно туда спускались множество ее отростков.

Хами-хама раздвинул сапогами копошащихся на земле моллюсков и подошел поближе к воде. Река бурлила. Вот только теперь было видно, что двигались не животные в воде, а вода и была сплошными животными. Простейшие, примитивные организмы, черви и нити желтой слизи переплетались в единое желто-зеленое нечто, медленно двигавшееся то в одном, то в другом направлении. Река не текла, она переливалась туда-обратно в этой большой подземной пещере. И сияла!

Хами-хама прошел по берегу в одну сторону и убедился, что река упирается в стену, затем в другую, и так же наткнулся на тупик. Пещера была замкнута, а значит это озеро. Подземное живое озеро.

Медведь присел на корточки. Он смотрел на ползающих под ногами животных, на медленно перетекавшую слизь, чертящую на поверхности земли то геометрически ровные линии, то разветвлявшуюся изящными лучами и головками. Это движение завораживало его. Что бы это ни было, оно выглядело великолепно, а главное оно понимало, что происходит. Хами-хама заметил, как жижа сжалась у основания его посоха, воткнутого в землю, но оставалась на значительном расстоянии, образовав идеальный круг. Эта слизь чувствовала нечто инородное, чуждое и боялась подойти.

Хами-хама с трудом оторвался от этих волшебных движений и поднялся на ноги. Только сейчас он понял, что не только нашел нечто необычное, но и что не нашел то, что искал. Коридор закончился подземным озером, а старого бобра так и не было.

Медведь поглядел на янтарную слезу. Она горела ровным голубым светом. Это значило только одно. Ничего злого в пещере нет. По крайней мере сейчас. И даже это странное озеро не вызывало никакого отвращения или тревоги. По-своему оно было прекрасно. Но что же тогда делать с тем чувством, которое вызвала у Хами-хама надвигавшаяся гроза. Он был уверен, что она как-то связана с этим озером. И все же ничего плохого он здесь не видел.

В дальнем углу послышался шум, а затем протяжный стон. Хами-хама вскочил на ноги. Недалеко от входа к озеру пещера уходила вглубь, делая небольшой карман. Совершенно пустой, если не считать нескольких валунов. Именно один из этих валунов и издавал стон.

Осторожно выставив вперед посох, Хами-хама, приблизился к источнику звука и тут же с облегчением выдохнул. На земле лежал Дед Барагоз.

Медведь подсел к нему и приподнял его голову. Глаза старого бора были вовсе не зеленые и бормотал он вполне известные всем слова.

– Пить. Хочу, пить.

Хами-хама снял свободной рукой флягу со своего чудо-пояса и приложил горлышко к устам изможденного товарища. Тот сделал пару жадных глотков и чуть не захлебнулся.

– Тише, не все сразу, – Успокоил его Хами-хама. – Ты цел? Жить будешь?

– Еще с десяток годков помозолю тебе глаза, старый мешок с блохами. – Прокряхтел Дед Барагоз, и медведь улыбнулся. Бобр был вполне в сознании и даже умудрялся подтрунивать в таком-то состоянии.

– Сможешь встать?

– Давай попробуем. – Дед Барагоз кряхтя оперся на плечо Хами-хама и с трудом поднялся. Его сильно шатало, но он категорически отверг дальнейшую помощь, и выругавшись себе под нос, попробовал сделать пару шагов. Результат был удовлетворительный – он не упал.

Бобр едва достигал груди Хами-хама, а от времени и своей хромоты казался еще ниже. Но при этом он был широкоплеч и имел мощные передние лапы, которыми, будучи юным, он без проблем скручивал любого неприятеля невзирая на его рост и комплекцию. До сражения с Древним Болотником Дед Барагоз был егерем в Бескрайнем лесу, назначенным сюда из самого Замка. Но после него он уже не мог выполнять свои обязанности и отошел от дел.

Старый бобр отряхнул свою жилетку – единственный предмет одежды, который он признавал, порылся в карманах.

– Будто потерял что-то, – пробормотал он. – Не пойму что.

Он осмотрелся, словно только сейчас осознал, где находится. Взгляд его и без того хмурый, совершенно зарылся под массивные седые брови.

– Что это за такое, скалозуб меня разорви? Как я здесь оказался? – Он поглядел на зеленое озеро и смачно с отвращением сплюнул. В этот момент его повело в сторону, и он стал заваливаться на бок, как подпиленное дерево. Хами-хама бросился к товарищу и успел поддержать его. Раздался хриплый стон, глаза бобра на секунду широко открылись, блеснув зеленью, грудь резко вздулась, а затем он смачно чихнул. Брызги зеленой слизи разлетелись, казалось по всей пещере. Медведь положил потерявшего сознание товарища на землю, и поспешно вытер платком лицо.

Глава 6

До Черныча Аннико добрался еще засветло. Обычно он не любил входить в поселок до первых петухов, но бывали случаи, когда по-другому было нельзя. Этой ночью ему пришлось идти практически без остановки, вместо того чтобы спать, закутавшись в свое потрепанное лоскутное одеяло. Он старался уйти как можно дальше от фиолетовой грозы с зелеными молниями, разыгравшейся за Вертлюгой, где-то над Бескрайним лесом. Ее отголоски болью отзывались в старых костях сказителя. Его подслеповатые глаза и одеревеневшие ноги не позволяли продвигаться быстро, поэтому путь до Черныча занял много времени, и Аннико был на пределе своих сил. Гроза закончилась пару часов назад, но страх вел сказителя дальше.

В обычное время Аннико пережидал ночь за пределами поселения, если, конечно, позволяла погода, а когда солнце поднималось, он вступал внутрь. К тому времени большинство взрослых уже были на работах, а вот малышня с превеликим удовольствием окружала его и неотрывно слушала до обеда. После этого он шел по домам, весть о сказителе уже облетала к тому моменту все дворы и нигде ему не отказывали в отдыхе и кушаньях. Затем Аннико снова веселил детишек до вечера, а после рабочего дня к компании присоединялось и взрослое поколение. Все любили послушать интересные истории и красивые песни. А Аннико превосходно умел делать и то и другое. К тому же он был не только рассказчиком, но и источником свежих новостей. После плодотворного дня Аннико уходил из поселения сытый, и с позвякивающей мошной. Она не всегда была наполнена даже на половину (все же люди больше любят смотреть, чем платить), но сказителя это не сильно заботило. Ему, собственно, и не на что было тратить деньги. Все его имущество состояло из лоскутного одеяла, обмотанного вместо пояса и заплечной сумы, в которой лежали кружка, ложка, небольшой нож, веревка, да кое-что еще по мелочи. Главной его ценностью было старинное кантеле в кожаном чехле – маленький струнный инструмент, чуть больше локтя в длину и две ладони в ширину. Длинный его край украшала резьба в виде двух воронов, сложивших крылья, шеи которых вытягивались и переплетались, а их открытые клювы смотрели друг на друга. Это кантеле было и хлебом, и жизнью сказителя.

Узкая тропа, шедшая вдоль подножия крутого склона, пошла наверх и вывела Аннико на открытое место. Здесь дорога разветвлялась. Более узкая уходила вправо к Чернычу, а та что шире, ныряла в скалы – по ней можно было добраться до Скалистого королевства. Аннико знал все маршруты в окрестностях вдоль и поперек. Знал даже те, которые были скрыты от посторонних глаз – Тайные тропы. С их помощью можно было в разы сократить свое путешествие, а некоторые из них связывали разные части Лабиринта, словно двери в соседние комнаты. Сам Аннико редко пользовался ими. Иногда Тайные тропы давали сбой, и могли привести совсем не туда куда следовало. Происходило это не часто, но результат такого путешествия мог быть плачевным. Связями Тайных троп заведовали из Башни. А все что исходило из Башни было непредсказуемым. К тому же в Башне не любили, когда кто-то пользовался секретными ходами. К сказителям отношение было более благосклонным, но и им не позволялось злоупотреблять их помощью.

В Черныче Аннико был неоднократно. Последний – полгода назад. Он не любил наведываться в одно место чаще раза в полугодие. Люди должны были ждать его, предвкушая новые истории, песни, новости. Хуже всего для сказителя было приесться публике. И Аннико старался этого не допустить.

В этот раз все шло не по плану и настроение Аннико, всегда бодрое и благодушное, мало отличалось от оставшейся за спиной грозы. Что-то тягучее и унылое гудело у него в животе. Сказитель не мог понять, что именно тревожило его. Только ли гроза? Но подобных явлений в Лабиринте всегда было с избытком. Каждая его часть жила своей жизнью, и жизнь эта нередко была связана с выплесками магической энергии. Кроме того, помимо местных жителей здесь частенько появлялись и Плутающие. Эти существа, чаще люди, реже другие виды, шли в центр Лабиринта, в поисках… Чего именно? Аннико не знал. У каждого были свои цели. От этого зависело останутся они в Лабиринте навсегда или найдут отсюда выход. Продвижение этих Плутающих тоже не оставалось незамеченным. Очень часто их судьба тесно сплеталась с судьбой целых Дворов – частей Лабиринта, и отражалась на жизни всех его обитателей.

Нет, не только гроза тяготила его, и не ноющие от усталости мышцы. Что-то поменялось в воздухе. Словно в нем стало больше кислорода и какой-то искрящейся энергии. Но энергия эта пахла подозрительно и неприятно. Хуже всего было то, что Аннико не понимал откуда исходят эти изменения. Если бы из Башни, то он наверняка бы знал об этом. Осведомителей там у сказителя хватало. Иначе бы он не был самым известным рассказчиком в этой части Лабиринта. Да и в диких Дворах о нем тоже были наслышаны.

Он надеялся на скорую встречу со своим давним другом – Хранителем Лабиринта. От него Аннико получил туманные и не слишком понятные известия о некоем грандиозном эксперименте, который может повлиять на весь Лабиринт. В краткой записке, принесенной вороном, кроме этих куцых новостей было указано лишь место встречи – Черный замок. Туда сказитель и направлялся.

Аннико опёрся на свою клюку, чтобы перевести дыхание и только тогда заметил человека. Тот сидел на камне у развилки и махал Аннико рукой. Одет он был как вполне обеспеченный житель Черныча. А таких в поселке было не много. На голову была нахлобучена шапка из белоснежного песца, лучшее свидетельство о состоятельности.

– Здравствуй странник-песенник. Ранехонько ты пожаловал. Не зря меня снарядили заранее. Как знали, что ты предрассветная птаха.

– И тебе не хворать, незнакомец. Неужто меня ждёшь? – Ночь ещё не закончилась, а день уже готовил новые сюрпризы.

– Тебя. Кого ж ещё? – Мужичок ехидно хмыкнул в густые черные усы, казавшиеся еще чернее на неестественно бледной коже.

– И можно узнать для чего? – Аннико знала вся округа, и редкий грабитель покушался на его скудный скарб. Но и на дураков у него были припасены фокусы. За свою длительную жизнь сказитель успел выучить несколько полезных рун. Ещё до того, как незнакомец произнес приветствие, он начал выводить на земле полукруг, рассеченный тремя чертами на четыре равных отрезка. Теперь в любой момент нужно было только вывести галочку над выпуклой стороной фигуры и направить ее широкий конец на врага. Одно слово, и руна бы ожила и выдала струю огня. А вот долетело бы пламя до цели? В этом Аннико сомневался. Оттого и не торопился закончить руну. К тому же незнакомец не выглядел как грабитель, хоть ничего хорошего от него ждать и не приходилось.

– Да брось ты это, дедушка. – подбоченился мужик, выставляя вперёд широкую грудь. – Для чего ж ещё может понадобиться известный сказочник Аннико. Мудрец и философ, стихоплет и великий рассказчик.

– Ну это тебе лучше знать. Не я тебя поджидаю за пределами посёлка в темноте. Да и имени твоего я так и не расслышал.

Незнакомец зашелся задорным раскатистым смехом.

– Да где ж темнота-то. Глянь, на горизонте уж и край солнца взошёл. Видать годы не пощадили твоих глаз. А имя мое тебе все равно ни к чему. Не от себя я пришёл. Но, понимаю, твои сомнения и потому представлюсь. Я десятник короля Лестимира, временно нахожусь в услужении у боярина Глазка. По его поручению и прибыл. А зовут меня Леонил. Может слышал когда?

– Не припомню. – Сухо ответил Аннико.

– Вот и я о том же. – Хохотнул новый знакомый.

– Так что нужно боярину? – сказитель знал Глазка. Это был самый зажиточный человек в округе и, по сути, именно он творил закон в этой области Скалистых гор. Лично с ним Аннико никогда не встречался, но был наслышан о его самодурстве и диких выходках. Года два назад в этих краях, ему рассказывали, что Глазок устроил заплыв через Вертлюгу в шубах. А почему в шубах? Да потому что была зима и вода в реке была ледяной. Благо, обошлось без жертв.

– Ну так я и говорю. Что ещё может быть нужно от сказочника? Пой! Пляши! Развлекай! У боярской дочки день рождения. Да не простой, она входит в возраст. Сегодня пир, завтра будут “поиски пряди”, а послезавтра женихи пожалуют, а там уж гулять до небес будем. Так что добро пожаловать на праздник.

– Для того, чтобы услышать мой отказ, не стоило встречать меня так далеко от дома, да ещё засветло. Я не шут, по пирушкам ходить. Есть среди нашей братии низкосортные певуны, те с удовольствием и за корку хлеба вам станцуют и споют куда ни позови. Но я такими вещами не занимаюсь.

Незнакомец помолчал некоторое время. Вид его нисколько не изменился, а вот голос, когда зазвучал, был холоден как сталь.

– Я же не предложение делаю. Я должен проводить тебя ко двору Глазка, и я сделаю это. Если хочешь передохнуть, пожалуйста. Но не долго. Мы должны быть не позже полудня.

Аннико понял, разойтись с миром не получится и приготовился начертить галку.

– И ещё одно, – уже мягче проговорил Леонил, – не советую тебе… – предложение он закончил кивком головы, давая понять, что руна не ускользнула от его глаз. Но хуже было то, что он вообще имел какие-то знания об этом. Тем временем Леонил продолжил. На этот раз он кивнул себе под ноги. Даже будучи подслеповатым, Аннико заметил на земле три полоски – две прямые и одну волнистую между ними. Защитная руна.

– Кто ты такой?

Леонил ухмыльнулся, но его темные как смола глаза не выражали ничего.

– Прислуга, если желаете напрямую. А в общем-то, какая разница. Главное ведь не кто, где, когда и как? Главное, что результат будет один. Через час, старик, ты будешь у Глазка. И будешь развлекать его, пока он не попросит остановиться.

– Ты ведь понимаешь, что я не просто сказитель. Мое имя известно не только в этой части Лабиринта, но и в Сентрале, где правит твой хозяин Листимир, и очень, скажу тебе, там ценится. Если со мной что-то случится… – Аннико решил пустить в ход самый сильный козырь – покровительство правителей Лабиринта. Но Леонил прервал старого сказочника.

– Да, да, да! Всем будет очень плохо. Но давай начнем с того, что тебе пока что ничего дурного не сделали. И не сделают. Если ты, конечно, соизволишь проследовать со мной. А там уже запугивай кого хочешь. Ты ведь понимаешь, что моя задача простая – доставить тебя Глазку. Вот с ним и будешь зубоскалить. Если вопросов нет и ты в силах идти, мы можем выдвигаться.

В чем-то Леонил был прав. Он всего лишь исполнитель. Метать молнии сейчас не имело смысла. Нужно было встретиться с боярином.

Поместье Глазка находилось на небольшом холме близ Вертлюги, в двух километрах от Черныча. Все дома на дворе, даже хозяйственные постройки были добротно сложены из массивных бревен и украшены резными элементами. Аннико заметил большой амбар, конюшню, свою кузницу (видать у боярина была крупная дружина), несколько хат для прислуги и двухэтажную казарму, где, судя по всему, и размещалась личная гвардия Глазка. На берегу стояла просторная баня, которая уже с утра топилась. На самом холме располагался расписной домина с резными наличниками. На крыше красовался охлупень в виде вставшего на дыбы коня. Повсюду суетились слуги. Мужчины тащили длинные столы и расставляли их перед фасадом дома, женщины волокли корзины, кувшины, тарелки и подносы. Одни кричали, другие распоряжались. Стоял гомон и неразбериха. Вот поэтому Аннико и не любил пиры. Его привлекали небольшие, весёлые компании, собиравшиеся вокруг него из простого народа, нежели толпы людей, среди которых Аннико сам терялся, как дитё в темном лесу.

– Дальше сам. – Надзиратель сказителя остановился и указал на небольшую пристройку. Из трубы валил дым.

– Найдешь распорядителя – Волына. Он тебе все объяснит. Бывай, Аннико. Ещё свидимся.

Не дожидаясь ответа и не боясь, что сказитель уйдёт, Леонил исчез в два счёта. Желание сбежать действительно на секунду возникло в голове. Но Аннико чувствовал, что попал в западню и выбираться из нее было ещё не время. К тому же его не отпускал вид топящейся бани. Доброго пару его задубевшая от путешествий кожа не знавала уже месяца три. Поэтому сказитель направился прямиком к коптящей пристройке.

В дверях его чуть не сшиб худощавый мальчишка лет одиннадцати с соломенной ёжистой шевелюрой.

– Извини, дядь. – протараторил он и со всех ног бросился за дом.

Тут же за ним выскочила полненькая темненькая женщина. В руках у нее был половник, а на языке такая ругань, от которой смутился даже Аннико. Увидев старика, она надменно хмыкнула и вернулась внутрь. Сказитель последовал за ней.

Если на улице было столпотворение, то на летней кухне, как сообразил Аннико, творился настоящий хаос. Дикий, безудержный, переливающийся различными цветами, кричащий на неизвестных языках и пахнущий всеми вкусами, которые можно было найти в Лабиринте. Этот хаос был совершенно неподвластен какой-либо логике, и при этом он был управляем. В центре этого шторма, как неприступная скала, стоял маленький пухлый человечек с тонюсенькими, закрученными кверху усиками и смешной шапке, напоминающей скрученное пирамидой полотенце со страусиным пером на вершине. Его писклявый и режущий голос как нож полосовал налево и направо, разделяя потоки и управляя движением. Это и был Волын – распорядитель мероприятия.

Протиснуться к нему оказалось делом не простым. Несколько раз кто-то наступил Аннико на ногу, несчётное количество толчков получило его костлявое тело, и один раз крупный металлический поднос просвистел у него над головой, видимо, с целью укоротить сказителя на пару сантиметров. Когда все препятствия были преодолены, осталось самое главное – обратить на себя внимание распорядителя. А сделать это оказалось сродни подвигу. Рискуя сорвать голос – его орудие заработка, Аннико долго старался перекричать шум толпы и самого Волына, прежде чем тот повернул на гостя свое пухлое лицо.

– Кто такой? – Его усы недовольно задергались, словно хвостики черных мышек.

– Я Аннико, сказитель. К вам меня направил Леонил.

Распорядитель сморщился, словно будто съел лимон, что-то отрывисто крикнул через голову прибывшего.

– Чинитель? Бобрико? Кто куда отправил?

– Леонил отправил, а я…

– Леонил, Шмелонил. Мне какая разница? Ты кто такой?

– Аннико меня зовут…

Волын не дослушал, он выхватил у пробегавшей мимо девушки лопатку, огрел ею стоявшего рядом мужичка, который нерасторопно пытался открыть какой-то бочонок. А затем запустил эту же лопатку в сторону здоровенной плиты. Орудие кулинарии попало по затылку той самой полной женщины, которую Аннико встретил в дверях. Видимо, цель была достигнута, так как именно к ней были направлены следующие слова распорядителя. Что-то про тефтели и про время остудить и все это было сопровождено движениями рук, означающими, что все нужно делать в разы быстрее. Затем Волын снова обратился к гостю.

– Я Аннико, сказитель!

На этот раз распорядитель услышал, так как глаза его округлились, а усы затанцевали кадриль.

– Тот самый? Аннико сказитель?

Обращение “Тот самый” понравилось гостю куда больше.

– Да, тот самый! Леонил отправил меня к распорядителю, чтобы мне объяснили что от меня требуется.

– Распорядитель это я – Волын, к вашим услугам. А имя Леонил я никогда не слышал. Может подзабыл, хотя это глупость, у меня отменная память. Но имен прислуги я могу и не знать. Как замечательно, что в нашей программе будете вы. Сударь Глазок будет очень доволен!

Распорядитель оказался активным человечком. Уже через несколько минут об Аннико знало все поместье, и он мог свободно перемещаться куда ему вздумается и совать нос в любые дела, за исключением разве что кухни. Но туда сказитель и сам решил больше не заглядывать. В еде он был аскетичен, и стряпня его мало интересовала. А вот баня! Это дело!

К сказителю были приставлены двое мальчишек “на побегушках“. Одного Волын нашел сразу, второго притащил за воротник дюжий мужичок. Им оказался тот паренек с соломенными волосами, который, по видимому, промышлял мелкими шалостями на кухне. Мужик толкнул его к Аннико и пригрозил кулаком.

– Смотри, все батьке доложу. Прохвост!

Затем обратился к сказителю.

– Этот прохиндей – Малёсик.

– Малёк, – задорно поправил светлоголовый мальчуган.

– А ну молчать. А второй, – он указал на ссутулившегося паренька, тихо стоявшего в стороне, – Пашик.

Пашик учтиво поклонился, его густые темные волосы до плеч упали на лицо, и он заложил их за уши спокойными размеренными движениями. На виске у мальчишки Аннико заметил свежий шрам, словно от веревки.

– Мне и одного достаточно, – гость кивнул в сторону Пашика, – этот вполне сойдет.

– Нет, отец. Волын сказал обоих, так что принимай обоих. С Пашиком проблем не будет, а этого, коли что, и клюкой можно образумить. – Он недобро глянул на Малёсика.

– Я таким не промышляю. Уж с детьми тем более.

– Ну как знаете. Будет юлить, скажите Волыну, или мне.

С этими словами мужичок ушел, не сказав, где его искать в случае чего, и даже не назвав имени.

– Пашик, – обратился Аннико к темноволосому мальчику, – разведай-ка мне про баньку. Когда, что, почём.

Парень лишь кивнул и тут же неспешно направился к берегу Вертлюги.

– Смышленый.

– А у Глазка дураков не держат, – подал голос светлоголовый. – Ну коли я больше не нужен, вы, дедушка, зовите если что. А я пока по делам.

Он уже собрался рвануть в сторону, но Аннико его остановил. Сказителю не хотелось, чтобы этот бандит натворил каких-нибудь дел, пока находится под его опекой. Он смерил мальчишку пристальным взглядом, что-то соображая, затем кивнул.

– Знаешь что это? – Он снял с плеча чехол с кантеле.

– А как же. Голос – оружие, а это, – он указал на музыкальный инструмент, – прицел. Музыка целит в сердце, а слова наносят удар.

Аннико застыл, не ожидая такого ответа от оборванца.

– Это кто сказал?

– Тятька мой любитель помузицировать. У него правда дудка только, но и на ней он неплохо выдаёт. А когда не играет, начинает болтать без умолку. Так я ж не дурак. Кой-чего слышу, да на память кладу.

– Как там тебя, говоришь, звать? Малёсик?

– Малёк! Не люблю Малёсика, как-то по-девчачьи.

– Ну хорошо, Малёк. Тогда держи прицел. – Не без волнения Аннико протянул мальчишке своё кантеле, и тот нежно принял его, словно рыцарь, получивший меч от короля.

– Деда, ты серьезно. В смысле – Вы!

– Серьезно. А ты знаешь какая это ценность?

– А то! Любой музыкальный инструмент, это частичка души музыканта. А это ж кантеле сказителя. Это ж… это ж…

– Тогда понимаешь какая на тебе ответственность?

– А то! Я не подведу! Я за нее драться буду хоть бы и с Пашиком!

– Не надо ни с кем драться. Только смотри, чтобы она была в целости.

Аннико не прогадал. Кантеле словно привязала Малька к нему. Мальчишка не отходил от сказителя ни на шаг и благоговейно носил вверенный ему инструмент.

Глава 7

Пир начался ближе к вечеру. По традиции пригласили всех, кто хотел прийти. По дорогам были разосланы гонцы, которые звали каждого проходящего ко двору. Потому и у столов, пусть и не изобилующих изысканными кушаньями, собралась разношерстная публика. Но и здесь многие гости могли вдоволь порадовать желудок, ведь они были по большей части, бедняками с окрестностей, да путниками, случайно попавшими на празднество.

Глазка Аннико так за весь день и не увидел, но, зато, успел побывать в бане. Посещение было не долгим, но сказитель остался доволен, и теперь коротал вечер на скамеечке за барским домом. Волын предупредил, чтобы сказитель не растрачивал голос на проходимцев, а поберег его для настоящих гостей. Вот Аннико и блаженствовал в сладкой истоме, наслаждаясь последними лучиками уходящего солнца, пока на поляне перед домом шли гулянья.

Малёк был тут как тут. Пашик тоже стоял в поле видимости, но на почтенном расстоянии от сказителя. Его поза напоминала каменный серп, не движимый и безмолвный.

Пашик казался смышленым и учтивым парнем, никогда не прекословил, не выражал недовольства, чего нельзя было сказать о Мальке. Тот постоянно норовил вставить словцо, поспорить, поупрямиться, но при этом ни на что не обижался и был всегда весел. Аннико сидел на скамеечке и сравнивал двух парней. Ему хотелось понять, кто из них нравится ему больше. Делал он это от безделья, но при этом внутренне чувствовал, что должен сделать выбор. Зачем? Неясно. Быть может, Аннико просто желал определить фаворита. Раньше у него никогда не было людей в услужении. Да и не любил он никакого раболепства. Потому и парней воспринимал не как мальчиков на побегушках, а как своих помощников и учеников. Малек нравился Аннико своей простотой, не было в нем никакого притворства, и даже врал он не слишком убедительно, чаще всего и не надеясь, что в его россказни поверят. А болтал он в большинстве случаев так, для красного словца, сам не замечая иногда какую ерунду несёт. Немногословный Пашик наоборот подавал голос только при необходимости. Из-за этого было сложно разобрать, что именно у него на уме. Размышления прервал Малёк.

– А у нас ведьма на окраине поселилась!

Аннико не сразу понял, что обращаются к нему. Пашик при упоминании ведьмы навострил уши.

– С чего взял такое? – Лениво поинтересовался сказитель, которому очень не хотелось прерывать блаженное молчание выдумками юнца.

– Появилась неизвестно откуда, молодая, красивая. Вдруг тебе и домик, и хозяйство. А кто за ним ухаживает-то? Мужика-то в доме нет. А сама она как тростинка, кадку воды без помощи не поднимет. – Малек проиллюстрировал свои слова, потащив невидимые ведра, неловко спотыкаясь и падая.

– Ну, женщины куда сильнее, чем ты думаешь, – улыбнулся Аннико. – Поверь мне, другая такая тростинка иной раз здоровому мужику фору даст по выносливости.

– Ага, а к этим вашим тростинкам в гости всякие твари лесные приходят? – Не унимался Малек.

– Что за твари? – Аннико сам себя обругал мысленно, за то что подкинул мальчишке очередной вопрос и повод продолжить разговор.

– А вот! Говорят, к ней из-за Вертлюги из Леса по ночам какие-то гады ползают.

– А ты сам будто видел, – вмешался Пашик, бросив на Малька презрительный взгляд. – Любишь сказки, так слушай, а другим не заливай!

Малек вскочил с земли, словно его укололи.

– А то, что у нее девчонка ростом с локоть живёт, и всякую живность ей как собака таскает – это тоже сказки? – Огрызнулся он.

Аннико встрепенулся. Момент про девочку насторожил его.

– Это что ещё за девчонка?

– Да какая там девчонка? – Пашик пренебрежительно махнул рукой. – Шморк это. Только одомашненный. Мохнатый, как медведь.

– Не мохнатый. Я сам видел, у нее просто волосы длинные. Ты думаешь я не знаю как шморки выглядят? Они больше, ходят на двух лапах, все красные и морщинистые как дед, – он ткнул пальцем в сторону Аннико и, ойкнув, спрятал руку за спину. Сказитель сделал вид, что не заметил оплошности мальца, так же как и ехидную ухмылку Пашика.

– Подожди, Малёк. А с чего ты взял, что она ведьма? Или какие неприятности стали твориться? Скот мрет, молоко киснет, дети болеют?

Малек потупился.

– Да пока вроде нет.

– Пока, – хмыкнул Пашик и сплюнул под ноги.

Малек стиснул кулаки и уже было хотел высказать что-то Пашику, как появился тот мужичок, что утром поручил парней Аннико.

– Вот вы где. Пойдёмте, Глазок ждёт вас. – Затем кивнул мальчикам. – А вы, лоботрясы, ждите здесь, и смотрите у меня… Я вас если что… – и он потряс в их сторону увесистым кулаком.

Ковыляя за провожатым, Аннико он успел заметить какую-то глубокую досаду на лице мужичка.

– Что-то случилось? Надеюсь, не на мальчишек серчаете?

– Что? – Провожатый в недоумении взглянул на Аннико, и тут же махнул рукой. – Да нет. Другая проблемка. Невеста заболела. – Затем он остановился и пристально посмотрел на сказителя. – Говорят прокляли!

Аннико провели в просторный кабинет. Окон здесь не было, бревенчатые стены украшали охотничьи трофеи и холодное оружие. По дальним углам высились два поставца, у правой стены стоял кованый сундук, накрытый пёстрым ковром. По центру противоположной – массивный стол, из-за которого выглядывала мощная округлая фигура барина. Глазок был крупный мужчина с редкими светлыми волосами и жидкой бороденкой. На круглом красном лице сидели два больших недобрых серых глаза. Ими он и сверкнул на вошедших.

– Знаменитый Аннико! – Пытаясь быть дружелюбным захрипел Глазок. Его мощная фигура поднялась, и воздух в комнате покачнулся, сдувая пламя с двух подсвечников, расположенных на столе. Видимо хозяин хотел подойти к сказителю, но вдруг передумал и грузно шлепнулся обратно на стул.

– Нет смысла в лишних церемониях, – уже более сурово произнес он. – Не те обстоятельства. Тебе должно быть известно, раз уж ты явился ко мне, что на днях моя дочурка должна была выбрать жениха. А завтра ей должно было войти в возраст.

– Поиски пряди, – вставил Аннико.

Глазок с прищуром глянул на сказителя.

– То самое. Поиски. На завтра был намечен этот обряд. Как он проходит, думаю, ты и сам знаешь.

– Знаю. Не раз приходилось участвовать. Ещё в младенчестве мать отрезает у дочки прядь волос и прячет в доме. Обычно у печки. А когда девушка входит в возраст, она должна найти свою прядь, тогда жизнь ее станет полной и счастливой.

– Все так и есть, – кивнул Глазок. – Только вот загвоздка – прядь исчезла. – Барин с силой сжал кулаки, так что костяшки побелели.

– Откуда вы знаете, что исчезла? Ведь прядь надобно искать только завтра.

– У нас свои правила. Не думаешь ли ты, что моя дочурка должна быть несчастной? – Глазок недобро посмотрел на Аннико и тот не нашелся что ответить. – Я должен быть уверен, что она найдет прядь в целости и сохранности. Поэтому я приказал матери перепроверить тайник и если нужно заменить прядь на новую. И не смотри так. Обряд обрядом, а благополучие дочери превыше всего.

– Тогда в чем же дело? Если вас не сильно заботят традиции, почему вас тревожит пропавшая прядь? – Аннико тоже скептически относился к подобным ритуалам, считая их лишь данью предкам и не осуждал Глазка.

– А потому, что о ней знала только мать. Даже я был в неведении. И вдруг оказывается, что кто-то стащил её прямо у нас из-под носа.

– Может мыши? – Предположил сказитель, и тут же сообразил, что стоило промолчать. Барин яростно глянул на него.

– Нет, человек. Поймали мы одного проходимца. Как раз в дом лез. По луне. Да и сам признался, что по части моей дочурки в хату пробрался. Правда больше ничего не говорит. Но это дело времени. – Глазок до хруста сжал кулаки.

– Так прядь при нем была?

– Нет. Видать не первый раз в дом лазит. Но дело не в этом.

Барин вдруг осунулся, и даже стал заметно меньше.

– Дочурка захворала. Прямо тает на глазах. Никто понять ничего не может.

– Может из-за пряди расстроилась? – несмело предположил Аннико

– Исключено. Мы ей ещё ничего не говорили. Но я чувствую, что все это связано. Этот пройдоха, прядь, болезнь – все в один день. Как ты думаешь, может это быть просто совпадением?

Глазок замолчал, затем встрепенулся, потряс головой.

– Да что это я. Не к тому я тебя позвал. Хотел убедиться, что мои люди не врут, и к нам действительно пожаловал сам Аннико.

– К вашим услугам. – Сказитель слегка поклонился.

– А я думал, что ты не промышляешь пирушками и всевозможными праздниками. Если они, конечно, проводятся не при дворе. – Глазок хитро подмигнул.

– Леонил умеет убеждать. – Аннико вернул барину хитрое подмигивание.

Тот непонимающе посмотрел на сказителя.

– Ты о чем?

– Ваш посыльный, что встретил меня на дороге. Леонил! – Аннико недоуменно взглянул на хозяина дома. Неужели Глазок так расстроен, что не помнит своих же людей?

– Никогда не слышал такого имени. – Барин повысил голос. – Борис! Зайди!

В комнату сию секунду вошёл мужичок-провожатый.

– Борис, ты знаешь некоего Леонила? – Глазок спрашивал с вошедшего, а смотрел пристально на Аннико. Под таким тяжелым взглядом сказителю стало не по себе еще больше.

Мужичок задумался, затем покачал головой.

– Свободен.

Аннико был слегка растерян. Взгляд Глазка и так был не из приятных, а теперь в нем сквозила ещё и доля подозрения.

– Я сильно устал после долгой ночи в пути, быть может спутал имя. – Попытался оправдаться сказитель, хотя точно помнил имя – Леонил.

– Быть может. – Медленно произнес Глазок. – Быть может. В любом случае, раз уж ты у меня в гостях, побудь ещё пару дней. Я надеюсь, что всё ещё поправится, и пир и свадьба состоятся.

– Я тоже на это надеюсь. – Искренне проговорил Аннико.

– Да. – Глазок открыл было рот, чтобы сказать ещё что-то, но быстро передумал.

– Борис устроит тебя на ночлег. Не отказывай себе ни в чём.

На этом аудиенция была окончена.

Глава 8

До комнаты, которую выделил Аннико барин, его сопровождали Малек и Пашик. Сказитель сразу заметил, что поведение парней изменилось. Оба странно косились на него, а Малек был на удивление тих.

– Что-то случилось? Вы сами не свои. – Попытался выведать причину Аннико.

Мальчишки переглянулись, но не ответили.

– Неужто я вас чем-то обидел, – снова заговорил сказитель. В ответ – быстрые взгляды и тишина.

– Жаль. Мне казалось, мы с вами хорошо поладили. – Он посмотрел на Малька и тот стыдливо отвёл глаза. – Точно ничего сказать мне не хотите?

Малек резко остановился и уже открыл было рот, но тут же получил внушительный тычок локтем от Пашика.

– Я тебе толкну, – взвыл Малек, – я тебе сейчас так толкну! – Он грудью пошел на обидчика, готовый пустить в дело кулаки. Аннико был уверен, что Пашик струсит и прижмется к стене, но парень даже не взглянул на оппонента. Он спокойно проследовал дальше по коридору и, остановившись напротив одной из дверей, указал на нее.

– Хозяин распорядился выделить вам эту комнату. Располагайтесь, будьте как дома, если что-то понадобится, мы с Малесиком, – он специально выделил ненавидимое Мальком имя, – будем здесь всю ночь.

– Здесь? – Аннико удивился и поглядел на Малька. Тот стоял на прежнем месте со стиснутыми кулаками и покрасневшим лицом. Его взгляд мог прожечь камень, но, как видно, на Пашика он не действовал. – Вряд ли мне что-нибудь будет нужно посреди ночи. И не думаю, что стоит доставлять кому-то неудобства.

– Никаких неудобств, – сухо ответил Пашик. – Мы будем дежурить посменно, успеем выспаться. К тому же, приказы хозяина не обсуждаются.

– Значит дежурить? Как заключённого, право. – Аннико невесело улыбнулся. Парни промолчали. Сказитель проследовал в комнату под пристальным взглядом Пашика и в этот момент действительно почувствовал себя узником.

Комната была обычная: кровать, тумбочка с тазиком и кувшином, два стула и письменный стол, на котором горела свеча в подсвечнике. Единственно, что не понравилось Аннико, это два оконца. Они были маленькими, располагались высоко над полом и, что самое неприятное, имели металлические решетки. Для гостевой комнаты убранство было не самым изысканным, а для камеры слегка излишним.

– Во что же ты вляпался, Аннико? – тихо произнес сказитель. – Досталась тебе роль покрупнее запевалы на пирушке. Вот только какая?

Он присел на кровать. Нужно было придумать несколько вариантов развития этой непредсказуемой ситуации и решить, как действовать, в каждом из них. Вот только информации у сказителя практически не было. И он даже не понимал, что от него хотят. Да и что с него можно было взять? Старик с кантеле! Уж не за деньгами его охотятся, это точно. Быть может, он когда-то мог перейти дорогу Глазку? Но годы бурных приключений остались далеко позади, в том времени, когда само существование барина ещё даже не было запланировано в Небесной книге. Что же тогда? Быть может, начертить у двери оберегающую руну? Но если вся эта ситуация лишь плод его воображения и все будет проще, чем кажется на первый взгляд, тогда кто-то невинный может пострадать. Время шло. Аннико сидел не шелохнувшись, а дельных мыслей не приходило. Он мог попытаться сбежать, но был ли в этом толк? Вся ситуация выглядела сплошным недоразумением и давать пищу злым языкам своим исчезновением Аннико не хотел. Глазок – большой человек в этих местах и портить с ним отношения не самый разумный поступок. Побег точно не исправит ситуацию.

Вдруг тихо постучали. Аннико насторожился.

– Это я, Малёк. Можно войти? – Послышался тихий голос.

– Конечно можно, даже нужно!

Дверь приоткрылась, и в проёме возникла светлая копна волос.

– Я не на долго. Не вставайте. Я быстро, времени мало. – Малек на секунду замешкался, а затем скороговоркой выпалил, – Глазок думает, что это вы виноваты в болезни дочери и пропаже пряди.

Аннико был поражён. Такого поворота событий он явно не ожидал. Потому и не нашелся сразу, что ответить. А когда открыл рот, было уже поздно. Снаружи донёсся второй голос, и Малек поспешно закрыл дверь. Сказитель как мог быстро кинулся к выходу, дёрнул ручку, но без толку – комната была заперта. Он прислонил ухо х доскам и услышал Пашика, тот что-то яростно высказывал, удаляясь по коридору. Малек молчал.

Аннико вернулся к кровати. Теперь у него была информация, но яснее ситуация так и не стала. Каким образом он мог оказаться причастным к болезни девушки и пропажи пряди, и как такая мысль вообще возникла в голове Глазка? Над всей этой глупой историей можно было посмеяться, если бы она не оборачивалась для сказителя так скверно. И все же расстраиваться рано. Он был уверен, что утром ему удастся встретиться с боярином и решить эту нелепую неурядицу. В конце концов, для подобных обвинений должны быть веские доказательства. С этими мыслями Аннико лег в кровать и попытался уснуть. Тяжёлыми выдались последние два дня, и за это время сказитель не сомкнул глаз ни на минуту. Постель была удобной, а может после долгих странствий и ночёвок под луной ему просто так казалось. Мягкий свет, струившийся из оконец, убаюкивал. Аннико успокоил свои мысли и постепенно провалился в глубокий сон.

Утром сказителя разбудил скрип двери. Сон его был чутким, выработанным за годы нелегких странствий. На пороге показался Борис, а за ним виднелась голова Пашика. Малька видно не было.

Аннико приподнялся с кровати и тут только сообразил, что было не утро. В комнате стоял сумрак, и через оконца ещё даже не начал пробиваться свет восходящего солнца. Да и по самочувствию сказитель понял, что проспал не больше двух часов.

– Хозяин желает говорить с вами! – Наигранно вежливо произнес Борис.

– До утра дело не ждёт?

– Вставай, – уже не так учтиво рявкнул тот, – некогда мне тут с тобой лясы точить.

Аннико понял, что препираться нет смысла и, кряхтя, слез с кровати. Он подумал, что нужно было все же бежать, а не ждать утра. Но вот незадача, сколько он не крутил головой, своей клюки он так и не обнаружил. А ещё в комнате не было кантеле и сумки. В общем, не было ничего.

Из-за спины Бориса донёсся довольный голос Пашика:

– Ваши вещи в надёжном месте. Пока они вам не нужны, они останутся там.

Сказитель удивился в очередной раз, но количество сюрпризов за последний день его совсем не радовало. Как этот парнишка, или быть может кто-то другой, вынес все вещи даже не потревожив сон Аннико? Пусть сказитель и был стар, но слух его еще пока не подводил, как и выработанные годами инстинкты. И все же, кто-то сумел ночью пробраться в комнату совершенно незамеченным.

Без клюки Аннико мог обойтись, но вот кантеле… Возможно, в юности он бы махнул рукой на очередной испорченный инструмент, да и тогда чувствовал бы себя прескверно. Это же кантеле было его спутником последние тридцать пять лет, и стало сказителю сродни брату. К тому же это уникальный инструмент, выполненный одним из лучших мастеров Лабиринта на заказ и скрывающий в себе некоторого рода хитрости и сюрпризы для неподготовленного человека. Аннико давно уже говорил в кругу близких друзей, что уйдет на покой, а после и прямиком в могилу, если хоть что-то случится с его инструментом.

В сию же минуту у сказителя не было совершенно никаких планов хоронить себя. Пусть и без кантеле, но тяга к жизни всё ещё гудела в дряхлых мышцах. То, что его обокрали, стало неожиданным ударом, не меньшим чем тот, что Аннико проморгал вора. Но последние дни действительно измотали старика и он, конечно, делал скидку на усталость.

Сказитель снова направлялся к Глазку. Впереди шел Пашик, неспешно, периодически заправляя темные волосы за уши. Сзади Аннико подгонял Борис. И делал это, надо сказать, отнюдь не нежно. После очередного тычка в спину старик взмолился.

– Да за что же ко мне такое пренебрежение? Что же я сделал такого ужасного, что все на меня так ополчились?

Пашик только что-то с ухмылкой пшикнул под нос, а Борис с новой силой подтолкнул Аннико вперёд.

За несколько часов в кабинете Глазка ничего не изменилось, разве что стало ещё темнее. Да и сам хозяин выглядел мрачнее тучи. На этот раз в его словах и манерах не было и намека на гостеприимство.

– Рассказывай, старик. – С ходу начал он. – И все как есть рассказывай. В твоих же это интересах. – Боярин полосовал Аннико своим взглядом, в котором чувствовалась неподдельная злоба. Но было в нем и кое-что ещё, хорошо скрываемое, но не способное укрыться от мудрых глаз сказителя. Кое-что, дающее Аннико повод не бояться за свою жизнь в эту самую минуту. В налитом свинцом и тяжёлыми мыслями взгляде боярина, сказитель уловил боль и страх. Боль от происходящего и страх перед стоящим здесь стариком. Да, Глазок боялся Аннико. По крайней мере, опасался его. И это позволяло чувствовать себя сказителю чуточку комфортнее. Поэтому, не обращая внимания на угрожающую позу и грозный голос Глазка, тот вполне спокойно ответил.

– Мне от тебя скрывать нечего. Я прост, как моя клюка, которую, к слову, у меня украли, пока я спал. Как и мой музыкальный инструмент. И это под крышей дома, в котором я должен был чувствовать себя как гость в полной безопасности.

Такой ответ в корне не устроил Глазка, о чем незамедлительно сообщил всем окружающим его большой кулак, с громоподобным ударом обрушившийся на стол. Даже солидная по толщине столешница жалко скрипнула и затрещала под такой мощью. Но Аннико не повел и глазом.

– Я пришел как гость. Причём гость приглашенный. И ни кем иным, как тобой господин Глазок. Моё имя у всех на устах, и никто не скажет, даже в шутку, что за мной водятся какие-то неправедные грехи.

– Ну уж загнул, – хмыкнул Борис. Боярин метнул в его сторону зловещий взгляд и тот быстро ретировался из комнаты. За ним поспешил и Пашик с видом битого пса. Аннико остался с Глазком один на один.

– Не заговаривай мне зубы, сказочник. Знаю я как ты это умеешь. Слава о твоём красноречии давно уже опережает тебя. Но я не осел, чтоб уши развешивать на твои россказни. Предупреждаю, раз и навсегда, лучше будь со мной откровенен, и тогда я подумаю о твоей дальнейшей судьбе.

Глазок намеревался сказать что-то ещё, но Аннико прервал его, продолжая дразнить зверя. Тот не говорил о своих подозрениях напрямую, желая чтобы сказитель сам сознался в своих грехах. Вот только сознаваться было не в чем. И единственный способ разговорить боярина – вывести его из себя. Так думал Аннико. Он хлопнул себя по коленям и с наигранным удивлением воскликнул:

– Вот те на! А я-то думал, что правосудие у нас отправляется только судьями! Да ещё при наличии хоть каких-то обвинений и доказательств. Ан нет. Оказывается, каждый может покуситься на свободу странника без видимых на то причин. А я-то по наивности считал, что так только бандиты с дороги делают.

Глазок вскочил на ноги и грузно затопал.

– Замолчи немедленно! Ах ты старый пройдоха! Суд тебе нужен? Обвинения? Так вот тебе! Говоришь я тебя пригласил на праздник? Ну тогда я, видимо, выжил из ума. Потому как я о таком не помню. Да и не мог помнить, так как даже не знал, что ты бродишь где-то в окрестностях. Так как же я тебя мог звать? Ответь! Во всей этой предпраздничной неразберихе ты надеялся, что никто не сложит два и два и не начнет задавать вопросов? А вот оказался один человек. Представь себе. Тебе на погибель. Поинтересовался он что же это за Леонил такой, про которого ты давеча упоминал. Который от моего имени тебя сюда позвал. И знаешь кто это? Ну, старик, отвечай! Знаешь?

– Кто? – Неуверенно спросил Аннико.

– Вот в том и дело, что никто. Выдумал ты его. Нет такого человека. Никто тебя не звал. Да и что говорить, удивился я сильно, когда мне сказали, что Аннико хочет петь у меня на празднике. Ни у кого не поёт. А мне, вишь, сделал исключение. Из какого такого уважения?

– Я же объясняю… – попытался вставить сказитель.

– А что объяснять? Все стало на места, когда подельник твой в окно залез.

Аннико остолбенел. История становилась все неприятней и непонятней.

– Что оцепенел? Не ожидал? – Глазок злобно расхохотался.

– Точно не ожидал, – честно ответил Аннико и тут же спохватился, что сглупил. В горячке подозрений Глазок воспринял эту фразу как признание.

Торжествующе он потряс кулаками в воздухе и зашелся злорадным смехом.

– Вот тебе и обвинения, вот тебе и доказательства. А то что тебе суд нужен, так будет тебе. Я здесь и власть, и суд, и палач. Утром ты получишь сполна. А пока что проваливай отсюда. Борис тебя проводит в новые апартаменты. Куда более соответствующие твоим злодеяниям. И передавай привет своему помощнику. Скажи – скоро свидимся.

Глазок захохотал, но в этот раз в его голосе чувствовалась глубочайшая боль и тоска. Аннико попытался было что-то ещё возразить, но появившийся в эту секунду Борис быстро вытолкнул обессилевшего старика в коридор и потащил за собой во двор.

– До утра посидишь, подумаешь, – как бы вразумляя проговорил он. – Выход у тебя только один – вернуть прядь и здоровье боярской дочурки. Попался уж, так спасай свою жизнь.

Аннико ничего не ответил на добрый совет, он уже понял, что за него все решили.

Рядом с казармой находилось низенькое бревенчатое здание без окон и с маленькой дверцей, на которой висел амбарный замок. У входа дежурил сонный дружинник. Увидев Бориса, он встрепенулся, подтянулся, поправил пояс с висевшим в ножнах мечом и доложил, что все спокойно, только поднадзорный до коликов надоел, так как поёт уже несколько часов с короткими перерывами. А петь он ну никак не умеет, лишь орет вроде порося, посаженного в мешок. В подтверждение этих слов из-за двери послышался резкий скрежещущий запев:

А как я тебя увидел,

Помутился тут умом.

Твоих глаз сиянье чистое,

Ярче самых дивных снов…

– Ну вот опять, – с горечью буркнул стражник.

Борис поморщился и, перед тем как отворить замок, несколько раз громко ударил в дверь.

– А ну замолчи.

После того как дверь была распахнута, Аннико бесцеремонно впихнули в темное помещение.

– Принимай корешка, – хохотнул Борис, и запер заключенных.

Поначалу сказитель ничего не мог разобрать, но, мало по малу, глаза стали привыкать. Оказалось под самым потолком есть узкое оконце, которое все же давало скудный свет.

– Привет, папаша, – раздался всего в паре шагов звучный бодрый голос.

Аннико присмотрелся. Крепкого склада молодой человек стоял перед ним. Возраст сказитель просто предположил, так как лица не мог разглядеть, но по голосу сокамернику было не больше 30 лет. А фигура, как у настоящего богатыря: широкие плечи, ростом высокий.

– Здравствуй, – вежливо отозвался Аннико.

– Ты проходи, присаживайся, – тяжёлая рука опустилась на плечо сказителя и как игрушку развернула его к правой стене. Там Аннико различил деревянные нары. Собственно это было единственное убранство камеры. Нары справа и нары слева, да дырка в полу в дальнем углу в качестве туалета.

– Спасибо, мне действительно не помешает присесть.

– Ну вот и я про это же.

Аннико осторожно, шаря ногой по земляному полу, чтобы не споткнуться, добрался до нар и тяжело на них опустился. Мрачные мысли скопом навалились на него, так, что он на пару минут даже и забыл о сокамернике.

– Что ж такого плохого мог сделать такой дряхленький?

Аннико встрепенулся от неожиданности и не сразу сообразил, что под дряхленьким подразумевался он сам.

– Не слишком уважительно к старшим так обращаться, – нравоучительно проговорил сказитель, ожидая в ответ лишь очередную грубость. А что ещё может ответить тот, кто сидит в тюрьме? Но он ошибся. Голос молодого человека изменился до искреннего сожаления.

– Извините, дедуля. Я же не со зла, без мысли, так сказать. Я ведь просто к тому, что старенький вы такой. Что же, стало быть, сделать-то могли дурного? Ну не прибить ведь кого? Или украсть что-нибудь? За что же вас сюда?

– Вот и мне хотелось бы узнать, – невесело ответил Аннико.

– Стало быть, как и я. – Соглашаясь, топнул ногой юноша.

– Что значит, как ты?

– Так ведь я тоже не знаю за что меня сюда. Ну отдаленно-то оно понятно, но вот конкретно… да ещё этот Борис мне про какие-то пряди втолковывать стал. Поди разбери, что им надо.

– Так что, тебя с улицы что ли сюда притащили? – Удивился Аннико. Бросать всех подряд в темницу видимо становилось новой забавой помутившегося разумом Глазка.

– Да какой там, – юноша махнул рукой. Глаза сказителя уже привыкли к темноте и теперь он мог разглядеть кое-какие черты лица собеседника. Тот действительно был молод. С лишком лет двадцати. Коротко стриженные светлые волосы, большие глаза и мощные скулы с подбородком. Рот широкий и подвижный с улыбочными морщинками в уголках. Видно было, что парень добр и простодушен.

– Это все любовь. – Продолжил он мечтательно. – Кстати, меня Андреем зовут.

Аннико вздрогнул от этого имени. Такой поворот немало его озадачил. Слишком много странного было за эти дни, и сказитель начинал подозревать что все эти странности могут быть как-то связаны.

– Я не ослышался. Тебя зовут Андрей?

– Так точно, Андрей. Мы знакомы? Извини дедуля, в темноте мог и не признать.

– Да нет, вряд ли. Просто имя показалось знакомым. А ты из далека?

Сокамерник помолчал, потёр ладонью лоб, посчитал доски в потолке, поковырял носком ботинка землю.

– А кто его знает, – наконец выдал он. – Это ведь как посмотреть. Может и близко дом. Да если не знаешь, где он, так все равно что за семью морями.

– А ты не знаешь откуда ты?

– Как же не знаю. Из Подмосковья. Только вот где оно, вопрос уже другой.

Аннико призадумался. Про Подмосковье он никогда не слыхивал. А вот имя Андрей кое-что для него значило. И как к этому относиться в данной ситуации сказитель совершенно не знал. История становилась все темнее и загадки росли как лебеда в летний день.

– Думаю, время у нас ещё есть, – начал Аннико. Он решил не торопить события, пока все хорошенько не разузнает от этого странного паренька. Но действовать нужно было осторожно, без нажима, чтобы все не выглядело как допрос. – Так как ты сюда попал? Неужто украл что?

Парень живо встрепенулся и горячо затараторил.

– Да что вы, дедуля! Как можно! Я в жизни ничего чужого не брал, вот те крест, – юноша сделал непонятный жест, изображавший крест, прикоснулся щепотью ко лбу, к животу и, затем, к левому и правому плечу поочередно. Аннико запомнил эту невиданную ранее руну. – Да чтобы у меня руки отсохли, ежели я когда украду!

– Ну не украл, тогда небось побуянил хорошо. Вон какой здоровяк, кулаками наверное любишь поработать?

– Да за кого вы меня принимаете? – Искренне обиделся паренёк.

– Ну тогда я в замешательстве. Рассказывай, все равно нам заняться больше нечем.

Андрей на секунду замялся, затем нескладно начал историю.

– Ну, когда я попал сюда, – он неуверенно глянул на Аннико, – в смысле в Черныч, здесь проходил фестиваль. Черемуха в цвету, что ли.

– Черемуха-цвет, – поправил сказитель, – первый летний праздник в этих краях, когда встречают лето и просят у земли богатого урожая.

– Ну да, пусть так. – Андрей махнул рукой. Он уже был погружен в другие мысли, явно более приятные, чем сам фестиваль. На его лице затеплилась улыбка. – На фестивале я и встретил Аннушку.

– Аннушку? – Аннико удивился. – Уж не ту ли Аннушку, про которую я думаю?

– Не знаю, про какую вы думаете, а я про Аннушку, что Глазка дочкой будет.

Сказитель хлопнул в ладоши.

– Вот те раз, так ты с дочерью Глазка связался? Чего ж удивляться, что ты теперь здесь сидишь?

– Ничего я не связался. Мы с ней и пол словом не обмолвились. Когда хоровод завели, ее в центр на стуле вынесли и подняли на руках. И вот тогда я…

Андрей замолчал, погружаясь в приятные воспоминания.

– И вот тогда ты и влюбился. – Помог ему Аннико.

– Влюбился! Не то слово! – Парень вскочил на ноги, и сказитель всерьез испугался, что он сейчас запоет. – Я словно прозрел. Весь мир стал другим, а в центре этого мира оказалось самое светлое и прекрасное, что когда-либо было создано Богом. Если бы я тогда не отвел глаза, то, наверное сошел бы с ума.

– Ну, как я вижу, ты не далек от этого состояния, – хмыкнул Аннико.

– А вы не смейтесь. Настоящую любовь редко принимают серьёзно, но она выдерживает любые испытания.

– И первое из них – папа Аннушки, которому ты, видно, в зятья не приглянулся. – Подвел итог сказитель.

– Так я же его даже не видел, пока меня не поймали!

– И где же тебя поймали?

Здоровяк замялся, было видно, что поступок, приведший его под стражу, не самый умный ход в его жизни.

– На фестивале я пытался с Аннушкой познакомиться. Но куда там! Она постоянно в центре внимания, вокруг охрана, прислуга. В общем порасспрашивал я, и выяснил, где она живёт, в какой комнате. Ну вот вечером, когда люди уже навеселились, и стало достаточно темно я и пошел к ней в гости.

– Через парадный вход? – Лукаво поинтересовался Аннико.

– Нет, конечно. Кто же меня пустит. Я с обратной стороны, сначала на крышу веранды, потом по углу дома до второго этажа. А комната у нее в мансарде, на самом верху.

– И что, добрался!? – С любопытством прищурился сказитель.

– Вроде как, – уныло пробасил Андрей. – Я до мансарды добрался, окошечко приоткрыто. Постучал так тихонечко, я же понимаю, что напугать можно девушку.

– Ну хоть это понимаешь, – хохотнул Аннико.

Андрей не ответил.

– Так вот, постучал я – в ответ ничего. Я оконце-то приоткрыл, и тут меня кто-то за шиворот и прямо в комнату втащил.

– Аннушка?

– Нет, не она. Борис! Оказалось это его комната. Аннушкина с другой стороны.

Аннико покачал головой, с трудом сдерживаясь от оценки глупой вылазки Андрея.

– Ну тут сразу допросы пошли. Я возьми да ляпни, что Аннушку искал. Меня – к Глазку. Я же не знал, что ей под вечер плохо стало, да и что болеет она крепко я тоже не знал. Они мне кучу вопросов, а я и ответить не знаю что. Понял только, что Аннушка занемогла, и что кто-то какую-то прядь украл. Ну и что я теперь во всем виноват один буду.

– Да уж, история, – хмуро подытожил Аннико. – Только не ты один отвечать за эту неразбериху будешь. Теперь я догадываюсь подо что меня подводят. Крайних ищут.

– Что и вас тоже за Аннушку? – Участливо поинтересовался Андрей.

– А теперь, друг мой дорогой, пока причина ее недуга не обнаружится, или не найдется воришка, каждый рискует стать виновным в том, чего не делал и попасть сюда вот за Аннушку. Глазок боится за дочь, он не понимает, что происходит и потому будет искать подвоха везде.

– И что нам делать?

– Для начала не плохо было бы отсюда выбраться. – Аннико осмотрелся по сторонам, понимая, что слабого места в избе не найти.

– Как мы это сделаем? – Подал голос Андрей.

– А вот это большой вопрос. Была бы у меня моя клюка, было бы проще.

– Может дверь выбить?

Аннико смерил сокамерника взглядом. Такой, пожалуй, и стену положит одной рукой.

– Нет. Нельзя внимание привлекать. Ты хоть и стоишь десятка увальней, но этого мало. Поймают, свяжут, тогда точно прощайся с головой. А мне она нужна, я ей пою.

Потянулись напряженные минуты. Аннико перебирал возможности побега, но их было не так много и все в итоге сводилось к выбиванию двери с помощью Андрея. Этот вариант мог бы сработать, если бы сказитель мог затем быстро убежать. Но старые косточки были не способны на такой подвиг. За муторными мыслями он не заметил, как задремал.

Внезапно тишина прервалась и покой ночи разрушил звук открывающихся засовов. Затем дверь скрипнула и приоткрылась.

– Опоздали, – спросони бросил Аннико. В его сознании пронесся рой бессвязных и невыполнимых действий, которые уже поздно было предпринимать. Теперь или склонить голову и ждать милости палачей, или бросаться в бой очертя голову. Сказитель взглянул на свои сухие костлявые пальцы, всё ещё ловкие и послушные. Они могли не только перебирать струны и чесать затылок, у них в запасе были и сюрпризы. Аннико не без труда вспомнил нужные Агмы. Давно он их не использовал. В отличие от рун, питавшихся энергией от сил природы, агмы истощали самого человека, призвавшего их. Учитывая возраст сказителя, Агмы давно перешли в разряд ненужных вещей, потому что могли принести больше вреда телу, чем пользы. Но выбор был не велик. Аннико угодил в ловушку. Угодил глупо и непонятно. Между пальцев сказителя пробежали синие волны, губы его побелели, а седые волосы слегка распушились.