Читать онлайн Рассмешить Вселенную

первая глава

Двигатель отказал почти в самом конце разгона, уже перед самым выходом в гиперпространство. И ладно, хоть «до», а не «во время…», а то мало бы что осталось от старого грузовика. И это было настолько жестко, что даже Надежда, обычно  спокойно и беспроблемно переносящая перегрузки, почувствовала себя не в своей тарелке. Она отсиживалась в каюте и, приходя в нормальное состояние, ворчала, что, похоже, на этом корабле напрочь забыли о людях. Рудному концентрату в трюмах ничего не сделается, ни один контейнер даже не сдвинется, а вот, экипажу пришлось туго. Хотя, если подумать, эта поломка  – единственное приключение за последние два рейса.

Летать на частном транспортнике   – дело скучнейшее, но куда ещё возьмут без напарника. Такие владельцы  небольших грузовиков упорно подавали свои заявки на выпускников джанерской школы в надежде получить на распределении хоть кого-то. А заодно и льготы от государства за стажера. Тогда владельцу этого грузовика повезло.

А Надежде – нет. Дар предвидения – дело нереальное. Кто мог знать заранее, что напарник погибнет перед самыми выпускными экзаменами? Несчастный, нелепый случай. Отказал надежный, казалось бы,   айдер, а внизу оказались скалы. Первое время Надежда долго не могла принять потерю, про себя разговаривала с погибшим другом. Но время все-таки сглаживает эмоции, отдаляет прошедшее, и она смирилась. И давно уже попрощалась с заявкой на военный крейсер. Там теперь летает другая пара, а она вынуждена довольствоваться этим потрепанным стареньким грузовиком.

Первый рейс, самый скучный и тоскливый, думала, никогда не закончится. Видимо, прав был отец, когда периодически говорил, если все вдруг шло наперекосяк: хочешь насмешить Бога, расскажи ему о своих планах. По версии матери смешить своими планами следовало Вселенную, которой, вероятно, на сей раз было очень весело.

Весь заработок с первого рейса Надежда истратила разом. На два сеанса связи.

С Чионой – Шетону, и с Накастой –Лоннеду. Просьба была одна: прислать материалы, какие можно найти, по медицине катастроф. Самые разные подходы в оказании скорой помощи у рептилоидов и людей. И почти два года, самостоятельно и упорно, до автоматизма, все это дело штудировала.  Чтоб можно было потом сдать на еще одну квалификацию.

С практикой, правда, было напряжно. Немногочисленный экипаж транспортника страдал, если разве от постоянной скуки.

Стоило учиться на десантника, чтобы, за весь рейс ни разу не исполнить прямых обязанностей охранника. Но с другой стороны, что могут сделать шесть человек  охраны (а также грузчиков и подсобных рабочих по совместительству) в случае реального нападения? Немного, пожалуй.

Тяжело вздохнув, Надежда наклонилась и подобрала с пола своего рептилоида,  который свалился с полки во время аварии.

– Бедный ты мой, – вслух пожалела она свою любимую игрушку, и, наверное, целую минуту стояла, закрыв глаза и прижимая к груди зеленого кожаного друга. Только игрушке она могла рассказать о ежедневном однообразии стандартного до мелочей полета, о непонятном беспокойстве, гнездящемся в душе в последние два месяца. Может, причиной был настойчиво повторяющийся сон? Знакомый,  четкий, уже выученный наизусть.

Она вне корабля. В открытом космосе. Одна. На тонком страховочном фале, который, неожиданно, натягивается, как струна и начинает рваться, медленно распуская в пушистую кисточку нити сверхпрочных волокон, которые и ножом перерезать сложно. А корабль включает двигатели и начинает уходить. Без неё. Насовсем. Быстро превращаясь в светящуюся точку и, наконец, вовсе пропадая. И панический ужас одиночества. Нет, не смерти, а именно одиночества и полной беспомощности. И каждую ночь Надежда просыпается в этом ужасе, с мокрым от слез лицом и подключает гипнотрон, чтоб оставшееся до побудки время доспать безо всяких снов.

В дверь коротко стукнули, и почти сразу же проснулась бритая голова бортинженера, а затем и он сам до пояса.

– Надежда, как ты тут? – с искренней заботой в голосе поинтересовался он. Все-таки, как-никак, в этой каюте обитает самый красивый десантник на корабле. И может ли быть неинтересной для мужского взгляда двадцатилетняя выпускница Джанерской Школы Даярды?

Кого могли оставить равнодушным веселые, ярко-синие глазищи и светлые, чуть волнистые локоны,  очень легкомысленно лежащие на плечах. Вот, и бортинженер, до сих пор безуспешно мечтая хотя бы о намеке на взаимность, прищурился в беззлобной усмешке, – опять со своим хищником обнимаешься?

– И сколько раз тебе говорить, – почти всерьез обиделась девушка, – не хищник это, а рептилоид. – И, приподнявшись на цыпочки, усадила игрушку на полку над креслом.

– Все равно кукла детская, тьфу! Лучше бы меня, что ли обняла, или кого другого из экипажа. Плохи ли у нас парни? А то два года уже летаешь, и все никого не выбрала.

Надежда резко повернулась, собираясь сдерзить, но бортинженер, виновато улыбаясь, уже коротко и примирительно покачивал поднятыми руками возле своего лица.

–Всё, всё, всё… я пошутил. Я по делу пришел. Помоги мне посмотреть двигатель. Только надень перчатки от легкого скафандра, нам некогда ждать пока там все остынет. Прикинем, сможем ли справиться сами или придется вызывать Патруль Контроля.

– «ДэБи-14»? – усмехнулась  девушка.

– Что?

– На «ДэБи-14» летают мои родители.

– Может, и они ответят на вызов. – И  поторопил. – Давай скорее. А то мы торчим  в  зоне  разгона. Не самое подходящее место для ремонта. В любой момент кто-нибудь может выйти из гиперпространства  как раз на месте нашего корабля. Представляешь, что от нас останется?

– Не пугай, пуганая уже. Пошли лучше, что в дверях стоять.

Должность помощника Надежда освоила давно. На все пять  ''п'', как говорится: подай, принеси, подержи, подкрути, припаяй.…Хоть какое-то занятие, по крайней мере.

Работали, невзирая на душную жару, дружно и сосредоточено. Перебрасывались короткими фразами, и уже почти добрались до отказавшего блока, когда по общей связи прозвучал приказ:

– Охранникам срочно собраться в рубке управления!

И были в спокойном тоне приказа какие-то едва уловимые нотки, которые весьма не понравились и Надежде и всем остальным тоже.

– Похоже, у нас скоро будут гости. Судя по мощности гравитационного всплеска, где-то рядом вышел из гиперпространства корабль значительно крупнее нашего. Будем надеяться, что он пройдет мимо, но, все равно, экипажу боевую готовность.

Надежда вполне понимала тщательно скрываемое беспокойство капитана, являющегося к тому же владельцем корабля. Он бы рад не встречать ни одной живой души от взлета до посадки. Встреча в открытом космосе – всегда риск. Никто ещё не исключал опасности потерять и груз, и сам корабль. Пока вызовешь Патруль Контроля, пока они прилетят.… Тут, даже несколько ракетных установок  могут не спасти, не то,  что одна.

Потянулись минуты гнетущего ожидания, когда все взгляды скрестились на чистом пока экране локатора. Надежда успела ещё обвести глазами сосредоточенные лица охранников с суровым прищуром и сведенными к переносице бровями, успела заметить побелевшие костяшки стиснутых кулаков капитана и мелкие капельки пота у него на лице. И только уже потом на локаторе, вверху и справа, появилось, мутное   пятнышко засеченной цели, пока ещё визуально не различимой.

Корабль явно приближался. Вот уже на экране обзора стали видны его смутные очертания, не позволяющие пока классифицировать видимый объект, чтобы определить планету происхождения. Но это было что-то очень большое и очень быстрое. Теоретически Надежда была готова к встрече с чужаками, знала, что делать, как держать леггер в руках, но не более. И поэтому на душе было тоже не очень спокойно. Что-то будет…

Но постепенно очертания объекта становились все более отчетливыми, и он все больше принимал очертания военного крейсера. Крейсера Даярды.

Капитан сначала облегченно выдохнул, но затем вновь насторожился. Даярда не только обеспечивала кораблями свой флот, но и продавала их. Так что ещё неизвестно кому принадлежала эта громадина, могущая при желании разнести их грузовичок на атомы, особо себя не утруждая.

– Попытайтесь связаться с ними, – приказал капитан.

– А может, они нас не заметили? – без особой уверенности спросил второй пилот.

– Конечно! Уж если мы их прекрасно видим, то наш корабль у них, как на ладони.

Чужак приближался. На экранах дальнего обзора стал четко виден его корпус с мощными орудиями.

И тут Надежда ахнула радостно, узнавая:

– Так это же ''Хаккад''! Успокойтесь! Это – Хаккад!''

– Откуда ты можешь знать?  – голос капитана звучал очень недоверчиво, – они же еще на связь не выходят.

– Так ведь ещё пяти минут после выхода не прошло. А я сейчас проверю, если это ''Хаккад''…– и замерла, зажмурившись, прижимая кончики пальцев к вискам, выходя на телепатический контакт. И буквально через полминуты заулыбалась и открыла глаза, прерывая связь.

–Это они, точно они! Кас Кларт ответил мне.

– Кас? – удивился капитан. Твой дядя на ''Хаккаде''?

– Нет, он не совсем родственник. Просто я его так ещё с детства привыкла называть. Он очень близкий друг нашей семьи. И капитан ''Хаккада''.

Её прервал пилот.

– Капитан, ''Хаккад'' на связи. Они просят принять десантный бот и спрашивают, не нужна ли какая помощь.

Гостей встречали, как положено по военным правилам, с почетным караулом изо всех шести охранников, замерших в парадной десантной стойке с леггерами перед грудью и гордо вскинутыми подбородками.

Кларт, едва ступив на палубу чужого ангара, сразу же отыскал глазами Надежду, стоящую крайней в левом ряду с таким же, как у всех торжественно-суровым выражением лица. Она не улыбнулась, когда их взгляды скрестились, только в глазах вспыхнул на секунду восторг.

С Клартом прибыли пять человек сопровождения, в том числе трое ремонтников, которые сразу же из ангара проследовали осматривать поврежденный двигатель. Кларт со своими охранниками ушел вместе с капитаном, и время для Надежды почти замерло и тянулось медленно-медленно. Ей казалось, что капитаны разговаривают между собой слишком   долго. Что Кларт, её Кларт, с которым она не виделась около трех лет, теперь никогда не обратит на неё внимания и не захочет общаться. Вот так, изводя себя глупой детской ревностью, она просидела в ангаре до тех самых пор, пока капитан не вызвал её по браслету в гостиную, где, почти сразу же оставил её наедине с Клартом.

Надежда замерла, едва переступив порог, все ещё ощущая свою, очень детскую обиду, и простояла бы ещё дольше, но Кларт поднялся, улыбнулся грустновато-ласковой улыбкой, и …

– Девочка моя…, – он произнес эти слова почти шепотом, но девушка тоненько, по-птичьи пискнув, прыгнула к нему на шею и повисла, согнув ноги.

– Кас Кларт! Как здорово! Я так соскучилась!

Капитан ''Хаккада'' стиснул её в объятиях и долго не отпускал. Надежда что-то пыталась лепетать, захлебываясь от радости. Получалось слишком быстро и не совсем внятно.

– Ну, вот, – вздохнул Кларт,  разжимая, наконец, руки, – а я   подумал сначала, что ты уже успела повзрослеть. Ты была такая серьезная с леггером в руках.

– Вы даже внимания на меня не обратили. – Всё ещё обиженно посетовала Надежда, отступая на шаг.

– Ещё как обратил! – уверил её Кларт, – я даже заметил, что ты даже перед гостями умыться не соизволила. До сих пор, вон, левая щека в смазке.

Девушка ойкнула и устремилась к зеркалу, чтоб попытаться убрать жирный сине-зеленый мазок. Она яростно терла лицо и рассказывала, как они напугались, было ''Хаккада''. Наконец она стерла смазку и, оборачиваясь, спросила:

– Кас Кларт, а вы сейчас на Даярду?

– Не совсем, – уклонился он от прямого ответа, – но примерно через месяц, если ничего не случится, рассчитываю на отпуск. И постараюсь провести его у себя дома.

– Как здорово! Вы даже не представляете, как все здорово! – Надежда взяла гостя за руку, потащила за собой на диван, – Вы же ничего ещё не знаете! – И начала рассказывать: перед этим полетом мне передали информблок. От родителей. Они сообщили, что через полгода у них будет отпуск, и они собираются на Даярду. Мы тоже летим домой. Получается, что через месяц или полтора мы все соберемся на Даярде, и будем отдыхать все вместе, и Вы с нами. – Лицо её возбужденно зарумянилось, глаза светились, и она никак не могла понять слишком серьезного Кларта, старательно пытаясь передать ему свой восторг от предстоящей, совсем уже недалекой встречи. Ведь это такая редкость, чтоб отпуска у всех самым невероятным образом вдруг совпали. Это же целых три недели счастья, когда можно будет уехать на океан или в заповедник или…

– Надя, – очень тихо и осторожно позвал её Кларт.

– Да? – удивилась она, замолкая.

– Надя…, – опять повторил он, глядя в её сияющее лицо, – я должен тебе кое-что отдать… Я искал тебя, но не предполагал, что придется встретиться именно здесь.

– Вы привезли мне подарок! – обрадовалась она совсем по-детски и замерла, глядя, как Кларт медленно расстегивает левый нагрудный карман. И почему-то смотрит куда-то в сторону.

– Н-нет. – Как через силу выдавил он. – Подарка я не привез… Я пообещал, что передам…

Надежда, окончательно заинтригованная, со всем возможным вниманием смотрела, как он достал из кармана плоскую синюю коробочку с пол-ладони величиной, открыл крышечку с торца, чуть отодвинулся, освобождая место на диване. Он уже начал наклонять коробочку, когда девушка, чтоб устроить себе настоящий сюрприз, крепко зажмурилась, выждала ровно секунду и открыла глаза.

На гладкой, темно-коричневой поверхности дивана лежали две витые золотые цепочки. На одной был серебряный кулон, на другой – золотой крестик. И по тонкому обручальному колечку на каждой.

И нечем стало дышать. Горло перехватило. Она, не мигая, смотрела на такие, до мельчайших деталей знакомые вещи и лихорадочно соображала, так и не дыша (она умела очень надолго задерживать дыхание):

– Родители никогда не снимали этих цепочек. Никогда. И, если они у Кларта… обе.… Нет!… Они обещали через месяц на Даярду. Обещали мне. Они меня никогда не обманывали… Обе цепочки… обе…

И кислород в легких выгорел без остатка. Она судорожно выдохнула и коротко, со всхлипом втянула новую порцию воздуха. Рука сама поползла к цепочкам, чтоб дотронуться, но замерла на полдороге. Плечи ссутулились, до предела подтягиваясь вперед.

–Такого не может быть! Просто не может! – губы сами почти беззвучно шепнули спрашивая: Ма?… Па?

Кларт молчал. Надежда заставила себя поднять голову.

Капитан ''Хаккада'', уткнувшись губами себе в плечо, старательно отводил взгляд, но девушка спросила его не совсем то, чего он так боялся.

– Когда? – с трудом выдавила она, уже почти зная, что именно он ей ответит.

– Два месяца назад.

И уже только потом:

– Как?

Кларт медленно поднялся, прошелся несколько раз туда-сюда, опять сел, сплетя пальцы на левом колене. Глядя в одну точку перед собой, полностью втянул в рот губы, прикусив их. Надежда молча ждала. Кларт посидел так ещё с минуту и, опустив подбородок на грудь, наконец, начал.

– В седьмом секторе, в созвездии Синдантол есть планета Локм. Это довольно старая колония Ксантлы. Ты наверняка знаешь – на Ксантле перенаселение, а тут – почти необитаемая планета. Там в свое время была довольно развитая цивилизация, но они почти все погибли. Умерли. Была пандемия. Эта болезнь так и названа – Локменская чума, хотя к настоящей чуме не имеет никакого отношения. Переселенцы с Ксантлы  высадились туда и спокойно жили около двухсот лет.  На Локме уже насчитывалось около девяти миллионов человек.

А потом планету накрыл тайфун. Мощнейший из тех, что мне приходилось видеть. Настоящее светопреставление: наводнения, сели, ураганный ветер. С Локма запросили помощь. Туда вылетело десять экипажей Патруля для укрощения тайфуна и ликвидации последствий. Шесть из них было с  базы Накасты.

Поначалу все шло нормально. А потом в лагерях для беженцев начали заболевать люди. Все больше и больше с каждым днем. Патрульным пришлось организовывать размещение и лечение заболевших. На Локменскую чуму никто и не подумал. Заболевание считалось мертвым, оно не встречалось более трехсот лет. Оно даже не включалось в состав комплексной вакцины. А характер у болезни весьма дурной. Инкубационный период у неё больше трех недель, причем человек опасен, как источник инфекции, практически с первого дня после заражения. Он убивает окружающих, сам не подозревая, что болен. И распространение самое обширное: при дыхании, при контакте, с водой, с пищей.… Когда удалось идентифицировать вирус, все Патрульные одели биомаски и скафандры, но слишком поздно. Их подвел слишком длительный скрытый период болезни, когда вирус, находясь в организме, ничем себя не проявляет, чтоб потом, меньше чем за неделю свести человека в могилу. Скорее всего, именно старые захоронения, размытые водой, и стали источником заразы.

На Даярде, в Институте межгалактической микробиологии КНОЛа, в коллекции хранился штамм этого вируса. Вакцину готовили уже на ''Хаккаде'',  в полете. Корабли Даярды самые быстрые. У нас было девять миллионов доз вакцины, но когда мы долетели, понадобилось уже только шесть. И ещё около двух миллионов человек мы привили слишком поздно.

Аринду я уже не застал, а Сергея видел. Мы поговорили, успели поговорить. Ему было плохо. Несмотря на прививку, температура зашкаливала. У него на правый кулак была намотана цепочка Аринды. Он отдал мне сначала её, а потом и свою снял. Отдай, говорит, Надюшке после дезинфекции и скажи, что я прошу у неё прощения, что обманул с отпуском. Она уже большая девочка, должна понять. Я ему говорю: перестань, все обойдется, мы же тебя привили. А он мне сказал, что, мол, давай хоть сегодня не будем врать друг другу. Аринда ждет, я и так задержался. И ещё он велел, чтобы ты вернула на Талькону какой-то голубой перстень, что Аринда просила это сделать его, а он не сумел. В вещах посмотришь. При себе у них не было этого перстня. И все беспокоился о тебе, что ты одна остаешься. Я ему поклялся, что буду заботиться о тебе. Потом он начал говорить с Шетоном, о корабле, о каких-то технических подробностях. Шетон сидит весь тусклый, выцветший, а Сергей ему про микросхему в навигационнике, которую не успел заменить, про кладовщика на базе, который обещал новый вакуум-комплект для десантного бота и, конечно, зажмет, если ему не напомнить. Все торопился, торопился, а потом говорит, что устал, попросил воды и уснул.  Он умер к вечеру, так больше и не приходя в сознание. Их вещи у меня на ''Хаккаде''.

Надежда сидела, закаменев, глядя перед собой в одну точку, и дрожала, как от холода. Кларт прижал её к себе и ласково гладил по голове, ничего больше не говоря. Он и так уже сказал слишком  много. Прошло ещё много времени, прежде чем Надежда, ощутив себя маленькой беспомощной девочкой, сумела, наконец, расплакаться в его объятиях горько и безутешно.

Кларт вовремя уловил момент, когда, облегчающий душу плач начал переходить в истерику, и, используя гипноз, заставил девушку заснуть. Он знал, что у неё уже больше не осталось сил, чтоб сопротивляться воздействию.

Двадцать минут принудительного сна сняли нервный срыв, но боль потери не уменьшили нисколько. Глаза девушки, ещё недавно такие веселые, с азартной искоркой в глубине зрачка, теперь были   наполнены слезами, беспрепятственно стекающими по красному опухшему лицу. Надежда сидела, съежившись, втянув голову в плечи, по-детски шмыгала носом, и была такой маленькой, жалкой и беспомощной, что у Кларта сжималось сердце, но он абсолютно не знал, что ещё можно сделать в такой ситуации. Два месяца он носил в себе эту боль, десятки раз прикидывал, какие слова можно сказать в утешение этой девочке. А пришло время высказаться, приласкать, успокоить и все заранее приготовленные слова оказались бесполезными, совсем не подходящими. И Кларт молчал, накрыв своей широкой ладонью тонкие холодные пальцы её правой руки, бессильно лежащей на колене. И горе было огромным и общим для них двоих.

Надежда заговорила первая:

– А…Ш-Шетон? – спросила она невнятно, так что Кларт едва понял её, – Ш-Шетон как?

– Он жив. Только он  и еще один молодой рептилоид, изо всего экипажа. Рептилоиды не восприимчивы к этой болезни. И накастовцы тоже. А все остальные… со всех десяти кораблей. Патрульные больше других общались с больными, ухаживали, пытались лечить, организовывали карантинные мероприятия, ну и…

– Кас Кларт, как Вы думаете, успели на Базе набрать новые экипажи?

– Наверное, ещё нет. Или не все. Слишком большие потери. – Отозвался он, отметив, что безразличная маска скорби на лице девушки впервые сменилась заинтересованностью, глаза ожили.

– Мне срочно нужно на Накасту, – вполне уверенно заявила она. – Я хочу в Патруль Контроля. На «ДэБи-14». – и взмолилась: Кас Кларт, миленький, поговорите с капитаном, пусть он меня отпустит. Мне нужно успеть завербоваться! Меня он и слушать не будет, у меня контракт на пять лет после Джанерской Школы, Вы же сами знаете, я обязана отлетать на этой консервной банке ещё три года. Я же здесь с тоски умру! Кас Кларт, пожалуйста, Вам он не откажет, тем более, сейчас, после ремонта. Пожалуйста, поговорите с ним! Я выплачу ему эту неустойку. Не на раз, но выплачу. Я больше в жизни Вас ни о чем не попрошу, только уговорите капитана и захватите меня с собой до Накасты.  Или до любого ближайшего космопорта! – И замолчала, жалобно глядя ему в глаза.

– Хорошо, – ласково улыбнулся он, – только одно условие…

– Любое, Кас Кларт, – быстро заверила она и выжидающе посмотрела ему в лицо.

– Так вот, – Кларт поднялся и, наставительно подняв указательный палец, произнес: пока я хожу, независимо от результатов разговора, ты должна умыться и привести себя в порядок, как бы тебе сейчас ни было тяжело. Отключай все. Время с тобой, все ночи твои на боль и воспоминания.

''Хаккад'', все-таки, военный крейсер, и мне не хотелось бы, чтобы ты появилась там в таком виде.

Ожидание было бесконечным.

Но, когда Кларт вернулся, Надежда, как ни старалась, ничего не сумела прочесть по его лицу. Попыталась, было, узнать, о чем же он думает, стоя у самых дверей, но наткнулась на прочную блокировку. А Кларт нарочно тянул с ответом, радостно отмечая, что перед ним сейчас, находится вполне живая, полная ожидания и любопытства девушка, а не скорбная безжизненная мумия.

– Кас Кларт, Вы договорились? Нет? – она терялась в догадках, каким-то чудом ещё удерживая себя на диване, но уже вытянувшись в струнку, готовая в любое мгновение вскочить. Кларт не стал больше испытывать её терпение. Он улыбнулся:

– И где же твоя выдержка? Какое же ты ещё дитё малое! – и успокоил, наконец, – да всё, всё, договорился я. Безо всякой компенсации. Можешь собирать вещи. Только быстрее, мои ремонтники уже заканчивают работу.

Надежда вскочила, издав короткий радостный писк, подбежала к своему спасителю, дотянувшись, чмокнула его в щеку и вылетела в коридор, едва не сбив с ног   теперь уже бывшего члена экипажа, как на грех, проходящего мимо.

вторая глава

Выспаться не удалось. Надежде показалось, что нежный переливчатый сигнал внутрикорабельной связи прозвучал сразу же, как только её голова коснулась подушки. Приоткрыв один глаз, девушка посмотрела на браслет. Спала она сорок пять минут. Маловато. Будь она на работе или в Джанерской Школе, давно бы уже стояла одетая. А сейчас, уютно свернувшись в калачик, дремотно слушала вежливый, приторно-мягкий, с отлично отработанной дикцией женский голос.    – Уважаемые пассажиры, наш лайнер выходит на орбиту Тальконы. Просим извинения за прерванный сон, но вам нужно приготовиться к посадке.    Надежда полежала ещё немного, и начала, не торопясь, одеваться, испытывая что-то вроде наслаждения от исполненного желания. Патруль Контроля – это не мелкий частный транспортник! Это шикарное место работы!

Она  знала, что, все равно, успеет собраться значительно быстрее остальных пассажиров.

Новенькая, ещё не успевшая полностью утратить характерный запах упаковки, форма Патрульного, аккуратно сложенная, ждала   у кровати. Девушка потянулась за одеждой и ощутила, как в правой кисти, отголоском острой боли, ожило совсем недавнее напоминание о том, что форма Патрульного на плечах – это не просто элегантность и максимальное удобство, но и постоянная ответственность, даже если находишься в официальном отпуске. Надежда положила руку на колено. Через всю ладонь по крутой дуге расположился четкий ряд ещё заметных алых точек. Точно такая же дуга украшала руку и с тыльной стороны кисти. Девушка растерла травмированное место кончиками пальцев левой руки, убирая боль и оставшиеся следы, одновременно вспоминая каким образом, заработала это ''украшение''.     Пять дней назад, в космопорту Накасты Надежда ждала начала посадки на лайнер. Всё пока шло, как и хотелось. Её не только приняли в Патруль Контроля, но и дали возможность слетать на Талькону, чтобы вернуть перстень, пока корабли не пригнали с Локма.

Откуда появился потный, до крайности возбужденный толстяк, Надежда не поняла, так как была полностью погружена в свои не очень веселые мысли. Но он клещом повис у неё на рукаве и с довольным криком:

– Наконец-то я нашел хоть одного Патрульного в этом дурацком космопорту! – буквально поволок её за собой.

В коридоре, соединяющем пассажирскую и грузовую части космопорта, собралось около двадцати любопытствующих: людей с разных планет, естественно, накастовцев и даже двух представителей Арахны. Они толпились возле закутка, образованного грузовыми контейнерами, заглядывали туда, дотягиваясь через головы друг друга, и все разом говорили, говорили на разнообразно искажаемом интерлекте. Толстяк закричал, перекрывая общий шум, чересчур высоким для мужчины, но очень сильным голосом:

– Да разойдитесь же вы, наконец! Я привел Патрульного!

Не переставая шуметь и, с любопытством оглядываясь на Надежду, зеваки всё же расступились, давая ей пройти.

В углу сидел детёныш рептилоида: маленький, белёсый, до предела напуганный. Он таращил желтые глазищи и отчаянно свистел.

– Видите! Видите! – кричали Надежде в уши, – он ничего не понимает!  Он бросается! Он опасен!    Девушка круто повернулась к толпе, успокаивающе подняла руки и, стараясь выглядеть как можно спокойнее и увереннее, приказала:

– Я считаю до трех. На счет три вы все замолкаете и делаете пять шагов назад. Итак. Раз!… Два!… Три!    Она сама удивилась, что её послушались. Зеваки отхлынули, и многоголосый шум превратился в шепот. Тогда она шагнула к детенышу, насвистывая на его родном языке. Малыш уже не реагировал даже на это. Он кричал не переставая, и его отчаянные крики, в виде шипения и свиста, переводились на человеческий язык так:

– Уйдите! Уйдите! Уйдите! Я боюсь! Я хочу к папе! Не трогайте меня!

– Успокойся, маленький. Всё будет хорошо. Я найду твоего папу, только успокойся. Всё будет хорошо. Пойдем! – и протянула руку, чтоб взять детёныша за одну из лапок судорожно прижатых к груди.    Реакция у рептилоида оказалась молниеносной. Он всей пастью хапнул чужую руку и сцепил на ней многочисленные, острые, как иголки, зубы. Надежда попыталась вырваться, но, вовремя заметив, как вслед за движением её руки, резко мотнулась на тонкой шейке голова детёныша, замерла. Она поняла, что освободиться самой, не переломав при этом половину зубов, мертвой хваткой вцепившихся в её кисть, просто невозможно. Детёныш так и остался сидеть с задранной вверх мордочкой.

Не надеясь больше на слова, девушка мысленно пыталась успокоить рептилоида, стараясь не отвлекаться на острую боль  в прокушенной руке. Наконец, в глазах малыша появились признаки понимания. Он начал постепенно успокаиваться, но зубы разжал лишь после того, как ему натекла полная пасть крови, и он был вынужден дважды сглотнуть, чтоб не захлебнуться. И  вновь в его глазах плеснулся испуг.

– Всё хорошо, – успокаивала его Надежда, – всё хорошо. Всё в порядке. Успокойся. –  Она присела на корточки, пряча за коленом прокушенную руку. – Как тебя зовут?

– Селш Ват, – по взрослому представился малыш, хотя отвечал еле слышно, и нижняя челюсть у него заметно дрожала.

– Хорошо, Селш Ват. Я рада, что мы познакомились. Меня зовут Надежда. Ты когда-нибудь слышал про Патруль Контроля?     Детёныш утвердительно потряс головой.     – Вот и хорошо. Ты веришь, что я хочу тебе помочь? Только помочь.     Он вновь потряс головой.  – Ты не будешь меня больше бояться? Нет? Тогда иди ко мне, я тебя согрею. Ты же совсем замерз.     Малыш чуть тронулся с места и   тут же замер, в ужасе глядя куда-то вниз. – Селш, что случилось? – Надежда проследила за его взглядом и обнаружила, что смотрит он на пол, куда натекла уже приличная лужица крови из её руки. – Селш, – она старалась говорить, как можно спокойнее. – Ты никуда не побежишь, пока я немного полечу руку? – и улыбнулась ласково. – У тебя очень острые зубы, малыш. Ты уже  вполне можешь защитить сам себя. – И спросила вновь – ты подождешь? Не будешь больше пугаться?     Он согласно качнул головой и, глядя, как девушка, прикусив нижнюю губу, приводит в порядок раненую руку, – спросил чуть слышно – Тебе очень больно, да? – и заглянул снизу вверх ей в глаза.      – Сейчас уже нет, маленький. – Улыбнулась ему Надежда,  расстегивая куртку – иди ко мне, здесь тебе будет тепло.

Она шла, прижимая к груди щуплое, почти невесомое тельце чужого детёныша, завернув его в свою  куртку, и зеваки, расступаясь, давали ей дорогу.  Малыш часто и коротко дышал ей в левое ухо и так крепко обнимал за шею тоненькими лапками, что было трудно дышать. Им не пришлось искать отца. Крупного рептилоида, бестолково мечущегося среди пассажиров, Надежда заметила, едва переступив порог зала ожидания. Она повернула голову влево и тихонечко позвала:

– Селш, ну-ка посмотри, малыш, это не твой папа? Во-он там, возле табло? – Надежда указала направление свободной рукой, помогая малышу сориентироваться. И едва удержала его, с такой силой, неожиданной для хрупкого тельца, тот рванулся к родителю. – Нет, подожди, подожди, – попыталась она утихомирить малыша уже  вновь близкого к истерике, – Селш, давай его позовем отсюда, и он сам к нам подойдет. Договорились? Ты ведь уже большой. Ты сумеешь позвать его так, чтоб услышал только он?

– Не знаю, – просвистел малыш, – он далеко, не услышит.

– Не волнуйся, не надо. – Девушка погладила чешуйчатую мордочку под челюстью, – мы сделаем так: ты позовешь отца, а я настроюсь на тебя и усилю твой сигнал, чтоб он  услышал.

– Не получится. – Почти по-человечески вздохнул малыш. – Люди не могут так общаться, как мы.

– Ещё как получится! Ведь я же разговариваю с тобой на языке Чионы? Ну, зови!

Папаша прилетел на зов сына, едва не сметая всё на своём пути. От волнения он тоже был белёсым и едва ли понимал, что сам говорит, на интерлекте, а Надежда свистит ему в ответ на языке его родной планеты. Девушка только успела передать с рук на руки малыша, почти восстановившего весёлую зелёную окраску, как объявили:

– Заканчивается посадка на рейс, следующий по маршруту Накаста – Талькона – Саэрес.

 Она бережно тронула за среднюю лапку счастливого малыша:

– Ну, Селш Ват, прощай и не теряйся больше. А мне пора, я уже опаздываю.    Взрослый рептилоид что-то кричал ей вслед, но бесполезно. Она даже не оглянулась. Не до того было. Так быстро, как в тот раз ей давно бегать не приходилось.

Пока вспоминала – оделась и, не дожидаясь команды, уселась в противоперегрузочное кресло. И динамики вновь ожили:

– Уважаемые пассажиры, наш лайнер идет на посадку. Пожалуйста, займите ваши места в противоперегрузочных креслах, пристегнитесь, пожалуйста, и нажмите кнопку визуального контакта с экипажем, которая находится в правом подлокотнике кресла. Просим не беспокоиться, возможны небольшие перегрузки, абсолютно безопасные для вашего здоровья. Если возникнут какие-то проблемы, пожалуйста, дважды нажмите кнопку контакта. Желаем вам мягкой посадки.     Надежда усмехнулась:

– Ах, какая предупредительность! – и отключила контакт. Она не любила, когда её разглядывают. Бортпроводницы забеспокоились сразу же:

– Пассажир пятьдесят девятой каюты, у вас всё в порядке? Пожалуйста, не отключайтесь! Мы должны видеть Вас. Вдруг Вам станет плохо во время перегрузок? – Тоже мне, перегрузки называются! – фыркнула Надежда, зная очень мягкий и предельно  бережный ход пассажирских лайнеров. Она включила контакт, показала   в камеру удостоверение Патрульного и вновь отключила внешнее наблюдение. Надо сказать, что больше её не беспокоили.

После того, как пассажиров так же вежливо попросили проследовать к выходу, Надежда переждала ещё семь минут, сидя у самой двери своей каюты и держа на коленях маленький рюкзачок – единственный   багаж. Она знала глупую пассажирскую привычку оказываться на трапе всем разом, поэтому и не торопилась. Она покинула лайнер одной из последних и ещё на трапе взглянула вверх. Небо, полностью затянутое тяжелыми, низко нависшими тучами, готовилось обрушить из своих набрякших недр  мощный тропический ливень.    На пропускном  контроле Надежду и ещё семерых пассажиров-накастовцев с вежливо-елейной настойчивостью попросили пройти в соседнее помещение, оказавшееся маленьким конференц-залом с довольно уютными креслами. Смуглый и черноглазый служащий космопорта в кремовой форме прочитал, видимо обязательную, лекцию для впервые посещающих Талькону и, не уставая улыбаться, вручил каждому по сувениру – круглому значку с изображением сине-зелёного двуцветного флага Империи. Затем,  пожелав приятно провести время, наконец, удалился. К накастовцам подошел  экскурсовод,  и, что-то  вежливо объясняя,  увел их.

Надежда осталась одна. За прозрачной стеной фойе, вероятно, был выход. Но тугая, белёсая стена дождя не давала толком рассмотреть ничего кроме козырька-навеса, не спасающего, впрочем, от ливневых струй, и красной мигающей вывески на нем, высвечивающей сначала две строки непонятного местного текста, а потом перевод на интерлект.    «Парковка любого транспорта запрещена ».

– М-да, невесело встречает Талькона, – подумала Надежда. – Торопиться сегодня некуда. По местному времени день клонится к вечеру. Только устроиться в отель, а все дела завтра с утра.

Фойе как вымерло. Даже служащие космопорта куда-то все исчезли. Выходить под ливень не хотелось, и, прислонясь к стене, Надежда смотрела сквозь пустой зал на дождевые струи, настроившись на саморелаксацию и отключаясь от внешнего мира. Из-за этого она чуть было не упустила возможности получить нужную информацию.

Откуда-то из боковой двери вышли трое молодых мужчин и, держась тесной группой, направились к выходу. Идущий слева что-то на ходу говорил в передатчик, прижимая его почти вплотную к губам. Парень, пониже других ростом, что держался в середине и на полшага впереди,   ритмично  отмахивал правой рукой, в которой нес за ремешок легкий джанерский шлемофон. Они уже почти достигли двери, когда Надежда, не найдя лучшего способа, чтобы привлечь к себе внимание, сунула два пальца в рот и коротко, звучно свистнула. Все трое обернулись, хотя и не одновременно. Сначала рослые парни с боков, стремительно и пружинисто, как и положено телохранителям – профессионалам, а затем парень со шлемофоном, тоже легко, но заметно отставая от своих охранников.

Увидев, что свист не остался без внимания, Надежда вскинула правую руку перед лицом, тыльной стороной вперед, в общем для всех джанеров жесте – указательный палец строго вверх, большой и мизинец до упора в стороны – нужна помощь!    Парень со шлемофоном видимо понял – коротко махнул в ответ, приглашая подойти. Надежда заторопилась навстречу, отметив, как напряженно закаменели лица телохранителей, правая рука у каждого на кобуре, в которой бластер, а может и ещё что-нибудь не менее мощное. Чтобы не провоцировать их, девушка держала руки перед грудью, раскрытыми ладонями вперед. (Хорошо, что рюкзак за спиной и не мешает.)    Вблизи парень в середине, по-девичьи тонкий в кости, оказался почти одного роста с ней и примерно ровесником.   Смоляные, аж с проблеском, волосы, собранные в короткий тугой хвост,  внимательные бездонно-черные глаза. Черты красивого высокоскулого лица, тонкие и правильные, выражали нескрываемое любопытство.

– Айя, – первая поздоровалась Надежда на джанерский манер, – извините, не подскажете, где здесь стоянка такси?– и виновато улыбнулась, извиняясь, –  Ливень, ничего не видно. И какой отель лучше выбрать?

– Сто метров влево и через площадь. – Недовольной скороговоркой буркнул телохранитель, что стоял ближе к девушке, готовый взглядом стереть в порошок незваную возмутительницу спокойствия. Но парень со шлемофоном был настроен значительно миролюбивее.

– Вы к нам отдыхать? – вполне доброжелательно спросил он.    – Нет, у меня здесь одно дело. Только вот погода у вас…    – Это надолго, – не обрадовал парень.    – Не повезло. Хотела сегодня столицу посмотреть. Говорят, Талькдара у вас красивый город.

– Красивый. Есть на что полюбоваться. Хотя хорошей погоды сегодня может и не быть.

– Жаль, – грустно улыбнулась Надежда, чувствуя, что пора уже заканчивать разговор. Они и так уже слишком долго стояли, не отрываясь, глядя друг на друга и улыбаясь совершенно по-идиотски, без причины.

– Если хотите, могу подвезти до отеля. Я знаю один вполне приличный.

– Это было бы здорово! – не отказалась Надежда.    Оба телохранителя разом начали, было, что-то вежливо выговаривать парню на языке Тальконы. (Жаль, лингетту не надела!) Он оборвал их  одной короткой фразой, заставляя умолкнуть на полуфразе.

В это время прямо под вывеской ''стоянка запрещена'' остановилась белая приземистая машина с ярко – синей полосой по борту. Один из телохранителей раскрыл прозрачный зонт над головой своего подопечного и, сам, пристраиваясь боком под спасительное укрытие, провел его к раскрытой задней дверце, которую, предусмотрительно забежав вперед, открыл второй телохранитель. Они оба сели в машину, оставив дверцу открытой. Надежда, чтоб не промокнуть, подняла руки над головой ладонями вверх, ставя защитное поле, и так побежала к машине. Она едва успела сесть, взяв рюкзачок на колени, как второй телохранитель, безнадежно промокший, резко захлопнул дверцу и сел на переднее сиденье.    Парень произнес два коротких слова на своем языке, и машина рванула с места, зависая почти над самой поверхностью дороги, залитой потоками воды.

Первое время все молчали. Надежда попыталась разглядеть что-либо за окнами машины, но безуспешно. Тогда она принялась рассматривать салон, не поворачивая головы и не подавая даже вида, что любопытничает, тем более что левым плечом постоянно чувствовала насколько жестки мышцы тренированной руки телохранителя. Он старательно притискивал непрошенную соседку к дверце, лишая возможности даже пошевелиться.           На мягких, легко пружинящих сиденьях     покрытие  из светло-коричневого короткого натурального меха. Надежда чуть надавила пальцами правой руки, погладив шелковистый ласковый ворс. Прикосновение получилось скользящим и нежным. Шикарно! Верх машины и стойки отделаны тисненой тканью в желто-коричневых тонах. Чуть скосив глаза влево и вверх, она отметила два узких и почти плоских светильника расположенных на крыше вдоль задних и передних сидений, высокие сплошные спинки которых не позволяли рассмотреть приборную панель. А там, наверняка, было много интересных деталей и приспособлений, совсем не обязательных для того, чтобы машина могла свободно передвигаться.

Молчание первым нарушил хозяин. Он наклонился вперед, чтобы видеть лицо девушки, и спросил с легкой безобидной иронией и каким-то сказочным пафосом:

– Скажите, прекрасная незнакомка, откуда Вы явились на нашу планету?

К явному недовольству своего стража, Надежда тоже наклонилась вперед, отвечая вопросом на вопрос:

– Вас интересует место, откуда я сейчас прилетела, или моя родная планета?

Они непринужденно  проболтали всю недолгую дорогу, досадуя про себя, что охранник явно мешает общению, заставляя сидеть в неудобной позе. А когда машина остановилась, Надежда ощутила легкую жалость от расставания с этим красивым и приятным в общении незнакомцем.

– Сколько я должна Вам за проезд? – наконец опомнилась она, уже держась пальцами за нагрудный кармашек, где лежали заранее припасенные купюры.

– Вы преднамеренно хотите обидеть меня?! – в голосе парня прозвучали одновременно и нешуточный гнев и досада.

– Извините. Я не хотела. На самом деле не хотела. – И виновато улыбнулась, заглядывая ему в глаза. – Спасибо… и прощайте.

– Вас проводят.

– Не беспокойтесь, я сама как-нибудь, – и взялась за ручку дверцы, прикидывая, что, пожалуй, не успеет закинуть рюкзак, хотя бы за одно плечо и поставить защитное поле, прежде чем промокнет насквозь.

– Вас ПРОВОДЯТ! – Возражения, похоже, здесь не принимались.

Охранник с переднего сиденья мгновенно оказался у её дверцы, услужливо распахнул её, держа наготове заранее раскрытый зонт. По широким ступеням он поднялся вместе с Надеждой до самых дверей фешенебельного отеля, при этом бормоча на своем языке что-то весьма и весьма недружелюбное. На прощание он одарил Надежду взглядом полным такой тяжелой ненависти и презрения, что девушка не выдержала, рассмеялась и, поддразнивая, с нарочитой хитрецой во взгляде, специально  несколько раз качнула кистью руки, прощаясь. И ушла, не оглядываясь.

Добравшись, наконец, до своего номера, слишком шикарного по её меркам, Надежда швырнула рюкзак в прихожей  на нижнюю полку шкафчика у самой двери,  разулась и медленно прошла в спальню. Она постояла немного, оглядываясь по сторонам,  забралась с ногами на широкий подоконник и стала смотреть в окно, сосредоточив взгляд на струях дождя, обильно омывающих стекло. Она сидела, обхватив колени руками,   надолго замерев в одной позе. А мысли, раз за разом возвращались к  случайной встрече в космопорту. Что-то в нем было, в этом парне, сразу располагающее к контакту, какое-то внутреннее обаяние. А ведь они даже не успели познакомиться.

Надежда смотрела в окно, пока не почувствовала, что ноги окончательно затекли. Тогда она слезла с подоконника, прихрамывая, медленно подошла к роскошной кровати с резными спинками и упала на неё лицом вниз, безжалостно сминая пышное кружевное покрывало. Через пару минут повернулась на бок. Не открывая глаз, стянула с себя верхнюю одежду, бросая кучей  на тумбочку рядом с изголовьем, завернулась в край покрывала и замерла, подгибая колени.

Настроение было отвратительным: сразу несколько ощущений перемешались в душе: тоска от потери родителей, одиночество, безделье, неопределенность завтрашнего дня и просто  сильная усталость. Она уснула, обнимая подушку.

Третья глава

Стук в дверь, который и разбудил девушку, был негромким, но довольно настойчивым. Босиком, протирая на ходу глаза, Надежда подошла к двери и, плохо ориентируясь, спросонья, в незнакомой конструкции, открыла внутренний запор, ничуть не заботясь о том, что на ней только нижняя обтягивающая водолазка из тонкого полупрозрачного трикотажа, едва прикрывающая трусики.

На пороге стоял тот самый молодой человек, что подвозил её к отелю. Только одетый теперь не в лётную форму, а в белую тонкую рубашку с широкими рукавами, собранными на манжет у запястья и перехваченными выше локтя строчеными синими ремешками в три пальца шириной. Рубашка была заправлена с напуском в строгие темно-серые брюки. Он улыбался и держал в левой руке на уровне подбородка пышный бледно-розовый цветок на высоком ребристом стебле.

– Извините, пожалуйста, – начал он довольно бойко, едва лишь открылась дверь, –  я Вам не…

Последнее слово в заранее приготовленной фразе, очень четко определяющее создавшуюся ситуацию, было ''помешал''. И его, изрядно смутившемуся парню, пришлось выдавливать из себя буквально по слогам, разом осипшим голосом.

– Нет, – вежливо соврала Надежда, только сейчас окончательно проснувшись и отводя со лба взъерошенные во время сна волосы. – А что случилось?

– Ничего, но Вы собирались посмотреть нашу столицу. Дождь кончился. И, если хотите, я могу показать Вам город. – Он улыбнулся, протягивая цветок, – а это Вам.

Надежда приняла подарок, осторожно вдохнула тонкий холодноватый аромат и вновь взглянула парню в глаза, пряча почти все лицо за нежными, извитыми лепестками.

– Я уснула. Планетное время с корабельным не совпало.

– Так, я Вас разбудил? – Откровенно огорчился посетитель и признался, –  я боялся другого, что Вы уедете в город без меня. Тогда будет трудно Вас обнаружить.

– А разве это так  необходимо, искать меня?    – Не знаю, – пожал плечами парень, – просто мне очень бы хотелось, чтобы Вы разрешили Вас сопровождать. Город я знаю отлично, и машина внизу ждет…    – Хорошо, – согласилась Надежда, – если Вы дадите мне время, чтобы одеться хотя бы…

– Я буду ждать Вас внизу.

Закрыв за парнем дверь и на несколько секунд задержавшись в прихожей около высокого зеркала, Надежда фыркнула и рассмеялась.

– Оригинальное сочетание казенного нижнего белья  от формы и прекрасного цветка!  Бедный парень! – подумала она, – шел на встречу с девушкой, а тут из дверей такое чудище: сонное, растрепанное и чуть не голое. Неудивительно, что он так смутился. Если учесть строгость нравов Тальконы… На лекции в космопорту предупреждали: прозрачную и в обтяжку одежду на улицу не надевать, подол не выше коленей, купаться только на специальных пляжах для туристов, куда местных жителей, похоже, не допускают… А тут не то что колени, трусы еле прикрыты!   И тут же вскинула подбородок: ну и пусть смотрит! Ноги не кривые. Не уродина же какая-нибудь!    Когда она, тщательно причесанная и даже аккуратно подкрашенная, нацепив на всякий случай лингетту. спустилась вниз, то стала свидетелем довольно резкого разговора между тем самым молодым человеком, сидящим в кресле нога на ногу, и стоящим перед ним навытяжку телохранителем с переднего сиденья, что провожал её к отелю.

– Но Вы же знаете, что со мной будет, если узнают, что я бросил Вас одного? – умолял он дрожащим голосом, так не подходящим к его мощной фигуре.

– Да, знаю. Но я знаю и то, что если ты не останешься сейчас здесь, то можешь считать, что ты уже безработный! – и более миролюбивым тоном добавил: да не бойся, ничего со мной не случится! Можешь посидеть в баре или идти в мой номер. Я сам тебя найду, когда потребуется, и никто ничего не узнает.    Увидев Надежду, он, улыбаясь, поднялся и пошел к ней, уже через плечо довольно жестко спросив:

– Так, ты понял?

– Да, слушаюсь. – Покорно склонил голову телохранитель, пробормотав дальше что-то весьма неразборчивое, по крайней мере, для Надежды.

Уже другая, на сей раз неприметная темно-серая машина,   повернутая правой стороной, стояла вплотную к ступеням отеля. Парень, зайдя вперед,  распахнул  переднюю дверцу перед Надеждой, приглашая садиться. Сам он занял водительское место, положил руки на массивные подлокотники, а кисти на опалесцирующие плавающие прямоугольники сенсорных панелей управления. Он слегка притопил кончиками пальцев податливые панельки, и машина плавно взяла с места, в несколько секунд набрав вполне приличную скорость.    Парень оказался отличным экскурсоводом, он притормаживал в нужных местах и объяснял вполне слаженно и связно. Они катались уже довольно долго, когда Надежда спросила:

– Мы, что, так и будем обращаться друг к другу во втором лице?

– Почему? Я знаю, Вас зовут Надежда.

– Откуда? – удивилась она и попросила: тогда не называйте меня на ''вы'', а то получается  слишком официально…

– Я посмотрел Вашу анкету в отеле. Ведь как-то я Вас, то есть, тебя нашел.

– Не знала, что анкеты гостей показывают всем, кому захочется! … Хотя… если судить по охране и этой роскошной машине, то, похоже, меня пригласил на прогулку не самый рядовой горожанин? Как прикажете называть Вас?

– Угадали. Но даже, если я не самый рядовой горожанин, то предпочел, чтобы ты называла меня Аллант.

– Хорошо, Аллант. Скажи, куда мы сейчас поедем?

– Смотри, – он убрал правую руку с панели управления, быстро, четырьмя пальцами набрал комбинацию цифр на квадратной клавиатуре справа, и на экране монитора, расположенного перед сиденьем Надежды, высветилась трехмерная карта города. Аллант остановил машину и повторил:

– Смотри! Вот космопорт. Мы ехали по этой дороге. Вот твой отель. На севере океан: там порт, пляжи. За портом заводы и рабочие кварталы, ничего интересного. Мы поедем сюда, к центру города.

– А там что? – Надежда показала на крупный комплекс зданий, расположенный отдельно, на юго-западе.

– Императорский дворец.

– Да. Туда, на ночь глядя, точно ехать не стоит.

– Я тоже так думаю, – согласился Аллант и ненадолго замолчал, глядя на спутницу и чему-то загадочно улыбаясь.

– В чем дело? Я сказала что-то не то?

– Нет, все в порядке. Просто я вспомнил, как отец рассказывал мне, что на Даярде очень красивые девушки. Но я не думал, что настолько… Здесь, на Тальконе, ни у одной девушки нет глаз такого цвета. Синий цвет священный.

– Может, все-таки поедем куда-нибудь? – осторожно прервала его Надежда, наклоняя голову к плечу почти горизонтально.

– Да, конечно, пока снова дождь не начался. Я покажу тебе Храм Неба.

Дорога с оживленным движением, ограниченная с боков полосами низкого стелющегося кустарника, украшенного пушистыми кисточками мелких белых цветов,  которая огибала город с юго-восточной стороны, после продолжительного однообразия начала круто подниматься на холм и раздвоилась. Машина свернула направо. Здесь почти не встречалось транспорта, только редкие прохожие мелькали на обочинах. Дорога оборвалась на круглой площади, с восточной стороны которой возвышалась крутая пирамида внушительных размеров, увенчанная ярко-синим полушарием     Аллант остановил машину на краю площади.

– Пойдем, здесь можно только пешком, – и протянул Надежде руку, приглашая следовать за собой.    И ей почему-то захотелось, чтоб её, как маленькую, провели по вечерней чужой площади, огибая многочисленные мелкие лужи, разлитые по тщательно выровненной брусчатке. И она послушно подала руку, ощутив, как горяча его сильная  ладонь.    – Этому храму больше семисот лет. А он построен на месте ещё более древнего, разрушенного землетрясением. Божественному Небу поклонялись всегда, насколько история сохранила память о прошлом планеты. Этот храм считается главным на Тальконе, хотя в последние пятьдесят лет население столицы стало заметно меньше посещать храмы. Но зато на другом, Западном материке религиозность почти полная, доходящая порой до фанатизма. В главные храмовые праздники сюда приезжает столько паломников, что площадь не вмещает всех желающих.

Крутые стены были выложены вертикально расположенными ромбами ярко-синей плитки, кое-где осыпавшейся. У самых ворот, открытых настежь даже вечером, широких внизу и сужающихся к верху до крутой арки, Надежда остановилась.

– Слушай, а может мне не стоит входить внутрь, ведь я чужачка.

– Не бойся, сюда можно входить всем. Вера не требует строгой принадлежности к определенной нации, приветствуя терпимость и доброжелательность. Так что, если у тебя нет ничего злого за душой, можешь не бояться.  Есть древнее предание, и оно гласит, что когда-то к дверям храма подошел воитель, захвативший этот город и жестоко казнивший оставшихся в живых его защитников. Двери захлопнулись перед ним, и он не смог войти в храм, как ни старался. Тогда он велел привести ребенка из числа пленных, и маленький мальчик свободно открыл дверь, с которой не могли справиться два десятка сильных воинов. Но вместо того, чтобы войти внутрь и укрыться, ребенок вернулся к матери.  Воитель в ярости схватил малыша и задушил одной рукой. И тогда с чистого, без единого облачка неба, ударила молния, и от убийцы остался только расплавленный камень в месте, где он стоял. –  Аллант показал влево от входа, – вот этот.

Картина была знакомая. Так плавят гранит взлетающие корабли. Но здесь диаметр пятна не превышал метра. И был обведен тремя кругами, нарисованными фиолетовой, синей и белой красками, начиная с центра. И в самой середине, вплавленная в гранит, косо торчала  источенная ржавчиной рукоять меча.

Еще с тех, древних пор,  возникли две до сих пор враждующие меж собой религии: Мы почитаем Защитницу. Но есть и другие, поклоняющиеся Небесному Воину. В основном там же, на Западном материке. Там  расположены его храмы. И это поклонение не то чтобы совсем запрещено, но не приветствуется из-за агрессии.

Не чувствуя за собой греха убийства, Надежда смело взялась за фигурно-кованую ручку внутренней двери.     Храм был пуст и освещался несколькими десятками маленьких чашечек-светильников, горящих ярким голубоватым пламенем. На полу, в центре храма каменной мозаикой в сине-белых тонах была выложена огромная звезда с многочисленными волнистыми лучами и расходящимся от каждого лучика сложным геометрическим узором.    В самой глубине храма, на алтарном  возвышении стояло изваяние   женщины  среднего возраста в полтора человеческих роста из бело-розового камня. Левую руку она молитвенно прижимала к груди, правую, обнаженную, простирала вперед и вверх, держа на ладони  низкую чашу – увеличенную копию жертвенных светильничков. Но без огня в ней. Голова изваяния со вскинутым подбородком и распущенными по спине волосами, свободно перевитыми лентой, и вся фигура передавали начало движения. Пышно спадающая одежда не открывала ног, но казалось, что женщина уже немного привстала на цыпочки и сейчас или шагнет или взлетит. Это ощущение подчеркивалось дрожащими огоньками жертвенных светильничков, наиболее многочисленных у ног статуи, и мерцанием на стенах золотистых искорок лазурита. Женщина была и в самом деле божественно красива.

Надежда засмотрелась и не заметила, как из-за колонн к ним подошел служитель. Голос его прозвучал так неожиданно, что девушка вздрогнула. Служитель был уже немолод и носил просторное, ниспадающее до пола синее одеяние, отороченное  золотистой каймой.

– Что привело вас сюда, дети Неба?

Аллант ничуть не смутился. Он протянул служителю денежную купюру.

– Я пришел зажечь свой светильник и показать этой девушке Храм, Богиню Защитницу и рассказать о древнем пророчестве

Служитель принес белую , фарфоровую, незажженную чашу с тонкой ленточкой голубой росписи по краю,  почтительно подал Алланту и держался рядом, наблюдая.  При этом, искоса поглядывая на Надежду, неодобрительно подумал:

– Что Ей здесь нужно? Да такого еще не бывало, чтоб Они  заявлялись в наши храмы, в открытую афишируя свою принадлежность!

Аллант подошел к нижней из трех ступенек, ведущих к площадке перед изваянием, встал на колени, зажег от соседней чаши  огонек и поставил среди других свой дар храму. Губы его беззвучно шевелились.

– А Вы не желаете выразить свою признательность Защитнице? –  на приличном интерлекте, с каким-то  непонятным вызовом спросил служитель у Надежды.    Она пожала плечами:

– Не знаю. Я первый раз в этом храме. Если у вас так принято… –  И тоже подала деньги, наугад вытянув купюру из грудного кармана.

Устанавливая свой светильничек, она заметила, что у ног статуи лежит каменная плита с непонятным текстом, треснувшая почти по диагонали.

– Что здесь написано? – тихонечко спросила она у служителя. И увидела, как он сразу торжественно развернул грудь, став выше ростом.

– Это древнее пророчество. Оно написано на языке наших предков и ему около тысячи лет. – Тонкая сухая рука указующим жестом простерлась в сторону плиты, и голос зазвучал величественно:  Пройдут века, и люди забудут истинную веру. И будут войны, болезни и беды под священным Небом. И закроется Небо, и только самые искренние молитвы будут достигать его высот. И придет срок. И пошлет Небо своего Посланца и знаком Неба пометит его. Но будут люди глухи и слепы, и только невинная кровь ребенка напомнит им о том, что час пробил. И неведомой силой зажжет Посланец чашу свою, и вновь вспыхнет свет в руке Защитницы, хотя и не коснутся её руки Посланца. И воцарится мир, и спокойствие и любовь на планете избранной Небом. Да будет так!

– И когда он настанет, этот час?

– А этого не знает никто. Но он настанет! Обязательно! И каждый служитель Храма на протяжении этих долгих веков надеялся, что именно он увидит этот благословенный миг…

Надежда с Аллантом постояли ещё немного и направились к выходу, сопровождаемые служителем. Но  их остановил тонкий мелодичный звон. У   дверей, прочно расставив ноги, стоял, коренастый молодой мужчина, внимательно, с нескрываемым любопытством смотрящий на одиноких посетителей храма. А перед ним на полу, на самой дороге, скрестив ноги, сидела женщина преклонных лет. Её спутанные седые волосы висели клочьями, почти скрывая изуродованное давним ожогом безглазое лицо. В левой руке она держала подвешенные к  палочке серебряный цилиндрик и шарик. Она исступленно трясла палочкой, и раздавался звон. Правая рука, иссохшая, с отвисающей изношенной кожей, шарила в воздухе.

– Не проходите! – проскрипела она, причем на интерлекте. – Во имя Защитницы и Неба!

Аллант удивился и почему-то обрадовался. Торопясь, достал денежную купюру и вложил её в руку женщины, быстро присев   на корточки. Старуха цепко ухватила его  запястье.

– Не спеши! Я не так часто могу видеть судьбу милосердных людей. Ты готов узнать, что тебя ждет?

Скрюченные пальцы с раздутыми суставами пробежали по  лицу, голове, ощупали кисти рук. Потом женщина положила ладонь ему на лоб, а другой   обхватила его правое запястье. Покачалась взад-вперед, произнесла вслух одно единственное слово: – слушай! и замолчала. Но Надежда ощутила некий импульс, а Аллант отчетливо услышал:    – Счастливое детство, весёлая юность. Твоя судьба была спланирована ещё до твоего рождения. Но всё будет не так, потому что Небо уже позвало тебя. И ты вернешь Тальконе то, что не смогли вернуть другие. Небо возьмет жестокую плату. Через смерть и горе ты придешь к величию. Если ты сумеешь сохранить то, что заполнит твое сердце, то умрешь счастливым, и дни твои будут долгими.

Женщина убрала руки, а потом махнула правой кистью, отгоняя от себя парня. Аллант немедленно поднялся, а женщина спросила, но так, словно уже знала ответ.

– Ты ведь здесь не один? С тобой должна быть девушка? Где она? – и добавила криво усмехнувшись. – Впервые я не могу понять, что происходит. Впервые передо мной человек не спешащий узнать судьбу. А я так торопилась сюда!  – в голосе прозвучала   горькая грусть.

– Извините, но я не верю в мистику и гадания. И смятение понять легко.   Я – чужачка, – стараясь  быть предельно вежливой, отозвалась Надежда

– Да ты что! – возмутился Аллант – и ты ещё отказываешься! Да такое бывает раз в жизни! Давай, соглашайся, что ты теряешь

– Хорошо, уговорил. – Надежда  послушно присела и тоже подала деньги гадалке.    Пальцы у старой ведьмы были то ледяные, то почти горячие. Энергией она владела изумительно. Женщина долго,слишком долго легкими сухими касаниями, ощупывала лицо Надежды, беззвучно шевеля тонкими  морщинистыми губами, перешла к рукам,  вновь вернулась к лицу. Ее пальцы замерли на лбу. И, наконец, другой рукой взялась за правое запястье. И Надежда услышала необыкновенно четкий сигнал телепатической связи.    – Ты ничья. Ибо дом твой – Небо. Ты везде своя и чужая. Была беда, и смерть и чужая воля. И долго ещё смерть будет стоять у тебя за плечами,  и не раз будет  касаться тебя. Лишь то, что тебе дороже жизни может вернуть тебя к счастью. И долго ты не будешь знать своего назначения, а, узнав, удивишься и удивишь. В тебе разрушение и созидание. Если сумеешь пройти через ужас – будешь счастливой сама и дарить будешь счастье. Ибо судьбы ваши уже соприкоснулись, и не тебе противиться року.

Контакт прервался. Женщина приложила ладошку правой руки к своему лбу, а затем к сердцу, коснулась лбом пола и, поднявшись, протянула обе купюры назад.

– Я не возьму ваши деньги, не нужно платы.

Но так как ни Надежда, ни Аллант забирать деньги назад не собирались и быстро покинули храм, она с трудом   повернулась  и сказала, подавая купюры служителю:

– Возьми эти деньги и унеси их из храма. И те деньги, что получил с них за светильники тоже. Завтра утром сюда придет молиться  беременная женщина с мальчиком. Отдай эти деньги ей. Ибо ребенок, которого она ждет, поможет исполниться одному из твоих желаний. Защитница очень долго ждала, она подождет и ещё немного. Эти деньги чисты. Но поверь, им не место в храме. И помоги мне подойти к Защитнице, что-то у меня дрожат ноги. Наверное, потому, что я не думала дожить до этого дня.

– Ты, как всегда, говоришь загадками, Шигила, и никогда ничего не объясняешь, – проворчал служитель, которому было очень жаль расставаться со столь щедрым пожертвованием. Он, придерживая старуху под локоть, провел ее вперед. – Твои способности проснулись в этот раз не вовремя. Мало того, что прошло только три года, так ещё и дело к ночи. Вряд ли кто ещё придет сегодня в    храм. А если ты будешь так швыряться деньгами, то не заработаешь сегодня не только на еду, но и на светильник Защитнице. Ты так спешила навстречу этой поклоннице Небесного Воина?

– Ты слышишь, слепец? Это не я слепа, это вы все слепы! Немедленно сделай так, как я тебе сказала! – в тихом голосе прорицательницы зазвенел металл, – Может быть, ради этого дня я и прожила жизнь? Я уверена, даже если я не вылечу ни одного человека и больше ничего не предскажу, Защитница все равно примет меня. А  эта девушка еще очень нескоро увидит  поклонников Небесного Воина   на Тальконе. И никогда, запомни, никогда не суди о людях по цвету  их одежды! А ты ещё встретишься с этими посетителями, запомни их! – и замолчала, опускаясь на колени перед изваянием.

Служитель, все еще удивляясь, стоял, прислонясь плечом к ближайшей колонне и комкал в кулаке деньги. Он смотрел, насколько исступленно молится сегодня Шигила, держа ладони у лба и ритмично касаясь груди острым подбородком. Он абсолютно ничего не понимал.

Аллант, уже тронув машину с места, первым нарушил молчание.

– Ничего себе, сходили в Храм, называется!

– Ты можешь объяснить, что это было?

– Это была Шигила! Самая загадочная женщина столицы, а может быть, и всей планеты. Ее считают прорицательницей и колдуньей. Она лечит людей, и раз в пять лет предсказывает здесь, в Храме. Она может поговорить с сотней людей или ограничится одним человеком. Когда как. Обычно она берет такую плату, которую ей предлагают. Это может быть жалкая монетка или даже кусок лепешки или драгоценности. Ей все равно, лишь бы плата была посильной и искренней. Но она говорит только с теми, с кем сама захочет, и ничем: ни слезами, ни деньгами, ни силой её нельзя заставить ни лечить, ни гадать. Она, наверное, единственный человек, который не подчиняется даже Императору Тальконы. Когда-то моя мать хотела узнать свою судьбу. Три раза она просила Шигилу. Трижды через пять лет. Бесполезно! А её предсказания всегда сбываются, хотя она и вещает загадками. Её слышит лишь тот человек, с которым она говорит. Это, наверное, потому, что нельзя никому рассказывать, что именно она предсказала. А иначе начинает сбываться все самое плохое. Люди годами караулят этот день, когда Шигила предсказывает, мечтают, чтоб она им погадала.

– А нам она сама набилась, – Голос Надежды был немного раздраженным. – И зачем ей это было нужно, чтоб мы знали, что нас ждет?

– И она еще так попрощалась с тобой…! Я, честно, не ожидал. – Аллант удивленно глянул на девушку и спросил весьма озабоченно – Она предсказала тебе хорошее?

– Ты же сам сказал – нельзя рассказывать! По крайней мере, о прошлом рассказала точно, а что будет – посмотрим. Сплошные загадки. Я не всё поняла, но, похоже, это не жесткая конструкция, она предусматривает лабильность. – Надежда задумалась, потирая пальцами лоб, и уже через минуту попросила совсем другим голосом: поехали куда-нибудь поужинаем. Я с утра ничего не ела.

– И ты молчала! – возмутился Аллант, рывком прибавляя скорость.

После ужина Аллант повез девушку в парк аттракционов, оставил её на скамье у пестро разукрашенных ворот, за которыми бушевал разноцветный шумный мир, и вскоре вернулся, держа целый веер пестрых жетончиков.

– Пойдем, – протянул ей руку, – поверь, я выбрал самые лучшие аттракционы! Так, как в этот вечер, Надежда не веселилась уже давно. Аллант и в самом деле выбрал такое, что дух перехватывало, даже у них, джанеров, и они вместе с другими отдыхающими визжали и орали, никого не стесняясь. Хохотали, глядя друг на друга, грызли мелкие, круглые, соленые орешки и, под конец, осторожно целовались, стоя на медленно вращающейся спирали, что поднимала маленькие кабинки вверх над шумом и весёлой музыкой парка. Сверху открывалась обширная панорама, позволяющая видеть всё вокруг и оставаться только вдвоем. Они прощались у дверей отеля и очень долго не могли расстаться и оборвать деликатную нежность объятий и ласковую ненасытность поцелуев. Наконец Надежда высвободилась из его рук и сделала шаг к дверям.

– Всё, хватит.

Аллант поймал её за руку, коснулся кончиками пальцев её щеки рядом с губами и осторожно провел вниз, к подбородку:

– Ведь мы увидимся завтра? – спросил он, явно желая получить утвердительный ответ.

– У меня завтра, а точнее уже сегодня, должна состояться очень важная встреча. Разве что вечером, перед отлетом.

– Перед каким отлетом? – ужаснулся Аллант.

– Я здесь ненадолго. Мне нужно возвращаться на Накасту. Может быть, они уже набрали экипаж, пока я сюда летала?

Охранник, успевший, видимо, выспаться, потому что его правая щека выглядела  изрядно помятой, несказанно обрадовался, получив своего подопечного назад целым и невредимым.

четвертая глава

Как Надежда и предполагала, дальше ворот дворца её не пустили. Ворота,   закрытые кованой узорной решеткой,   состояли из трёх арок: большой, в центре, для транспорта и двух, по бокам, для пешеходов. Решетка была тщательно сохраняемой бутафорией. Вход охраняла вовсе не она и  даже не императорские гвардейцы в голубой с синими лампасами форме с холодным оружием наголо, чем-то средним между легким мечом и  весьма короткой шпагой. (Эх, поближе бы рассмотреть незнакомое оружие! Вроде и лезвие  с двух сторон заточено  и грань имеется…). Они скорее для красоты и антуража. Главной охраной служило защитное силовое поле. Знакомые зеленоватые проблески появлялись и за решёткой и над глухой каменной оградой.    Начальник караула в довольно грубой форме заявил, что на приём к Императору нужно записываться заранее, за две недели вперёд в определённые дни. Что нужно ещё проверить, можно ли допускать во дворец неизвестно кого. И неважно, служит кто в Патруле Контроля или нет. Да ещё и пригрозил, что если девушка не перестанет настаивать на встрече и немедленно не уберется отсюда, он прикажет стрелять, благо излучатели висели на животе у каждого из четверых гвардейцев, стоящих у ворот в почётном карауле.

Наверное, он ждал, что Надежда немедленно попятится и, извиняясь, обреченно пойдет прочь, под насмешливые взгляды около полутора десятков людей, терпеливо ждущих своей очереди метрах в пятнадцати от ворот. Она терпеливо выслушала всё до конца, достала из нагрудного кармана голубой перстень и подала начальнику караула.

– Я требую передать перстень Его Мудрости Императору Заланду. Сейчас! Немедленно! Я уйду только после того, как получу ответ.

 И демонстративно уселась на дорожку перед воротами, скрестив ноги и положив руки на колени.    Видимо,  этот перстень, и в самом деле, имел влияние на жителей Тальконы. По крайней мере, спесь с начальника караула слетела мгновенно. В голосе появились мягкость и почтение.

– Я прошу Вас, праки, пройти в караульное помещение. Там вам будет удобнее подождать ответа.

– Мне и здесь неплохо! – С ощутимой дерзостью  ответила Надежда  и отвернулась.

Ждать пришлось недолго. Из ворот быстрым легким шагом вышел высокий статный мужчина,  лет около пятидесяти, с зачесанными назад,  чуть пробитыми сединой волнистыми волосами в форме гвардейца, но сшитой из более дорогой ткани с золотистыми аксельбантами. За ним, забегая сбоку, что-то на ходу объясняя, и одновременно пытаясь заглянуть ему в лицо, трусил начальник караула, красный и потный.    Надежда с невозмутимым выражением лица смотрела на подошедших снизу вверх.

– Я – Баток Найс начальник охраны дворца, – спокойно, с достоинством представился он, – предъявите, пожалуйста, Ваши документы.    Он внимательно изучил уверенно протянутое  джанерское удостоверение, вернул его и чуть склонил голову:

– Его Мудрость Император Тальконы соизволил принять Вас прямо сейчас. Прошу следовать за мной.

Девушка спокойно поднялась, отряхнула пыль с одежды и пошла следом за начальником охраны, почти чувствуя на затылке дыхание двух гвардейцев, шагающих по пятам. Было любопытно. Она  знала царей, королей и императоров только по многочисленным сказкам отца и его же рисункам на детских информблоках.

По дорожке с пластиковым покрытием, глушащим звуки шагов, и обсаженной с боков рабатками из стелющихся цветов, образующих сложные узоры, они,  наконец, дошли до дворца. Здание, действительно, поражало взгляд изяществом и великолепием архитектуры. Свернули влево от главного входа и попали внутрь через весьма скромную дверь, за порогом которой стояли двое новых охранников. То ли конвой, то ли почетный эскорт сменился. За поворотом широкого светлого коридора Надежду, с извинениями, тщательно обшарили сканером в поисках спрятанного оружия и лишь после этого пропустили дальше. Строгая простота интерьера была приятна глазу. В отделке дворца присутствовали как пластик, так и натуральные камень и дерево с подчеркиваемой искусной обработкой естественной фактурой каждого вида древесины.

Надежда предполагала попасть в тронный зал, но её ввели в уютную гостиную, где у журнального столика в глубоком кресле сидел седой, немного грузноватый мужчина примерно такого же возраста, как и начальник охраны. Внешность у него была вполне характерней для Тальконы. Свободное голубое одеяние с пелериной отделанной ярко-синей блестящей тесьмой, полностью закрывало ноги. В соседнем кресле слева удобно расположилась изящная женщина. Лицо её с тонкими чертами, даже сейчас, в более чем зрелом возрасте, было красиво. Женщины такого типа до глубокой старости сохраняют изящество и привлекательность. Её платье, также священного бирюзово-синего цвета, вполне скромное на вид, с глухим, высоким, под самый подбородок воротником-стоечкой. На груди две нитки крупного жемчуга.  Голову украшал высокий жемчужный венчик-тиара с пятью яркими сапфирами.

Надежда от порога приветствовала императорскую чету быстрым наклоном головы, замерев в парадной стойке, как того требовала форма Патрульного. Молчание затягивалось. Изучающие взгляды скрестились сейчас на ней. Наконец Император спросил:

– Откуда у тебя этот перстень? – в голосе сквозило плохо скрытое разочарование и любопытство одновременно.

– Мне поручили вернуть его Вам, Ваша Мудрость.

– Когда-то я подарил его одной девушке…

– Это была моя мать, Ваша Мудрость. Она погибла два месяца назад, и мой отец тоже. И он попросил, чтоб я вернула перстень.

Говоря это, Надежда смотрела в лицо Императору и поэтому увидела, как болезненная гримаса исказила его черты.

Некоторое время стояло молчание, потом Император спросил довольно глухо:

– Как это случилось?

Пришлось рассказывать.

– У твоих родителей были ещё дети? – мягким голосом, с заметным акцентом в интерлекте, поинтересовалась женщина.    Надежда отрицательно покачала головой, но затем вспомнила о правилах приличия, спохватилась и четко произнесла:

– Нет. Рэлла Тальконы.

– Так, это ты родилась в полёте?

– Да, Рэлла Тальконы, я, – ответила девушка, про себя благодаря инструктажную лекцию. По крайней мере, она теперь знала, как нужно правильно обращаться к Императорской чете.

– Тогда у тебя должен быть амулет.

Надежда подняла руки к шее, спиной ощутив, как нервно дернулись охранники, расстегнула цепочку и показала на ладони свой цветок из синих и зеленых камешков.    Начальник охраны взял у неё украшение и поднес Императрице, которая взглянула из его рук, улыбнулась и быстрым жестом приказала вернуть.

– Подойди! – приказал Надежде Император.

Охранники шагнули, было, следом.

– Оставьте нас! – приказ сопровождался характерным взмахом правой кисти. Конвой исчез.

– Садись! – он показал на мягкий стул на витых ножках, – и рассказывай.

– О чем, Ваша Мудрость?

– О родителях, о себе… Я хочу познакомить тебя со своими детьми, чтобы, когда я передам правление сыну, ты знала, что на Тальконе всегда будут рады тебя видеть.

Начальник охраны быстро вышел, и вскоре в комнате появились двое: молодой человек, уже почти мужчина и девушка чуть постарше Надежды, оба стройные и темноволосые,  похожие друг на друга.

– Геранд. – представил парня Император,  мой старший сын и наследник престола Тальконы.

Надежда вежливо улыбнулась, склоняя голову. Наследник смотрел с недоумением и любопытством. Видимо, нечасто ему приходилось видеть, чтобы посторонние вот так сидели в их гостиной рядом с Императором да ещё без охраны.

– Моя дочь Аринда.

Сердце дрогнуло. ''Аринда''. Можно было не гадать , в честь кого назвали черноглазую чопорную красавицу, поджавшую тонкие губы в ответ на джанерское приветствие. Император указал детям на места рядом с матерью и, пока они усаживались, на пороге появился… Аллант.

Надежда не сумела скрыть своего изумления, но улыбка в секунду сменилась серьезно-вежливым выражением лица. Он был поражен не меньше. И это не осталось незамеченным.

– Да вы, я смотрю, знакомы?!

– Отец, это ей я вчера показывал столицу. Только я не сказал, кто мои родители, а она не сообщила цель своего приезда.    Лишь теперь, запоздало, Надежда сообразила, что к чему. И телохранители, и шикарная машина и сверхпочтительное обслуживание…

(О, ужас! Просто так взять и познакомиться, по сути дела на улице, с принцем. И так себя вести!)    И   теперь они, не отрываясь, смотрели друг на друга. На радостную улыбку Алланта Надежда ответила подчеркнуто-вежливым наклоном головы. И начала рассказ, стараясь быть краткой. Когда она закончила, Император взял со столика перстень и, держа его большим и указательным пальцами правой руки, показал всем присутствующим.

– Этот перстень я когда-то подарил девушке, которая спасла мне жизнь. Которую я любил все эти годы и люблю до сих пор, хотя мне только что сообщили, что её больше нет под Священным Небом. – Он говорил негромко и трудно, – ваша мать, и я благодарен ей за это, никогда, ни разу не упрекнула меня, хотя и знала, что я люблю другую. Я не выбирал себе жены, но мы прожили все эти годы в согласии. Мы вырастили вас. И ты, Геранд, как наследник Империи, тоже будешь вынужден жениться по расчету, и ты, Аринда, тоже выйдешь замуж за того, за кого прикажут. У сладких плодов власти всегда горькая сердцевина. Но я отвлекся. Сидящая перед вами девушка – дочь Аринды – Надежда, и я передаю этот перстень ей. Я хочу быть уверен, что, когда меня не будет под Священным Небом, вы не откажете ей в помощи, если таковая потребуется. И что она всегда будет желанной гостьей в нашем дворце.

Надежда, не привыкшая к таким речам, смутилась и старательно разглядывала носки своих ботинок, а на её ладони лежал голубой перстень. Девушка перевела взгляд на многообещающий подарок, несколько секунд пристально смотрела на него, потом опустила в нагрудный карман и замкнула застёжку.

– Отец, – подал голос Аллант, – я хочу показать нашей гостье дворец.

– Что ж, идите. – Улыбаясь, разрешил Император.

Сразу же за дверью к ним пристроились охранники, тот самый, что прижимал Надежду к дверце машины вчера вечером, и второй, незнакомый, следующий в некотором отдалении. Аллант выглядел счастливым. Он вел девушку по дворцу, рассказывая его историю, объясняя все, как заправский экскурсовод. Попадающиеся навстречу люди уступали им дорогу и молча кланялись, прикладывая ладонь к темени. Официальная часть дворца выглядела роскошно и поражала элегантным изяществом интерьера. Надежда держалась спокойно и вежливо. В одном из залов, украшенном яркими фресками, разделенными узкими высокими зеркалами, Аллант возбужденно обернулся, спрашивая:

– Ну, как? Тебе нравится? Ведь красиво?

– Да, Ваше Достоинство, очень красиво. – Надежда старалась держаться, насколько получилось, строго и официально. И так вчера начудила!

Аллант отшатнулся, как от удара, и прошептал, опешив:

– Что? Повтори…    – Да, Ваше Достоинство, здесь, действительно, очень красиво. – ровно и спокойно( считаем до пяти про себя! Думаем что сказать! Официальный визит, чтоб его! Не опозориться бы!) повторила девушка.

– Что произошло? Может, объяснишь?

– Да, Ваше Достоинство. Я прошу прощения за мою вчерашнюю дерзость и нетактичное поведение. Больше такого не повторится, поверьте, – и склонила голову, отводя взгляд.

– За что? – простонал он, – что я такого сделал?

– Вы не назвали вчера своего титула. Отсюда и моя неадекватная реакция. Если бы я знала, с кем общалась, то вела бы себя по всем правилам дворцового этикета. По крайней мере, постаралась бы соблюсти приличие и в словах и в поступках. Еще раз прошу прощения.

Аллант, взбешенный, схватил её за плечи, толкнув к стене, так, что она упёрлась лопатками в рельефную каменную рамку одной из фресок, и неистово тряхнул.

– Так, ты притворялась?! Ты – как все!

Надежда только ещё начала поднимать руки, чтоб попытаться высвободиться из яростного захвата, как лезвие оружия охранника, ощутимо царапнув по краю нижней челюсти, решительно ткнулось ей под подбородок, заставляя вскинуть голову и замереть.

– Не двигаться!

Она и не собиралась этого делать. Хватило просто особым образом пристально глянуть в глаза чересчур рьяному охраннику, чтобы он безвольным мешком мягко сполз на пол. Весь инцидент занял несколько секунд.

Аллант, похоже, только сейчас опомнился, отпустил её плечи и, немного опоздав, яростно крикнул:

– Идиот! Найса сюда! – и сразу же испуганно и почти шепотом, – О, Небо, кровь! Он ранил тебя.    – Успокойтесь, пожалуйста. – Надежда отыскала взглядом   зеркало, подошла к нему, с кривой усмешкой разглядывая длинную царапину под челюстью. Три тонких струйки крови уже успели проложить алые дорожки за воротник. Испуганный Аллант протянул ей белоснежный платочек, источающий холодноватый запах дорогого мужского дезодоранта. Она спокойно вытерла кровь и, опуская подбородок к груди, прижала к щеке ладонь, став похожей на человека, страдающего острой зубной болью.    Начальник охраны вбежал в сопровождении четверых гвардейцев. И пронзил Надежду уничтожающим взглядом. Аллант злобно пнул лежащего охранника.

– Уберите отсюда этого идиота, и чтоб я больше его на   внутреннем радиусе не видел!

– Да, Ваше Достоинство!

Бесчувственное тело подхватили и уволокли.    Надежда, тем временем, отняла ладонь от лица, с удовлетворением отметив, что царапина превратилась в еле заметную розоватую черту.    Она повернулась к Алланту, обеспокоенно следящему за ней, и усмехнулась, кривя левый уголок губ:

– Ну, и охрана у Вас!

– Прости его, идиота! Пожалуйста, прости. – Попросил Аллант весьма жалобно и, взяв девушку за руку, потянул за собой, – пойдем в сад. Там   хоть поговорить спокойно можно, – и тут же рыкнул на  второго телохранителя, двинувшегося было за ними следом: Бакет, я сказал: никакой охраны!

Таких роскошных, идеально ухоженных садов Надежда ещё не видела,

– Ваше Достоинство, –   спросила она с той же ледяной вежливостью, – не подскажете, где здесь у вас можно умыться?

Аллант   быстро провёл её по центральной аллее и почти сразу предложил свернуть   налево, на более узкую дорожку. Надежда успела тренированным взглядом заметить, что телохранитель всё-таки маячит метрах в десяти сзади, не смея приблизиться, но и не упуская из виду Алланта.

Тридцать шагов по боковой аллее, и перед ними оказался небольшой фонтан, где пять желто-коричневых, устрашающего вида каменных рептилий, с высоким гребнем по спине и хвосту, изливали из зубастых пастей кристально-прозрачную воду в розовато-белую низкую чашу.

– Вот. Можешь умываться.

– Жаль, зеркала нет. – Надежда комкала в руке платочек, испачканный кровью.

– Разреши мне, – ласково улыбнулся Аллант, – садись.

Она, повинуясь, уселась на бортик и не сопротивлялась, когда Аллант, отобрав платочек, намочил его и стал самым аккуратнейшим образом стирать у неё со щеки и шеи следы крови. Он делал это до того бережно, словно мог причинить сильнейшую боль своими легкими касаниями. И, наверняка, давно уже не было никаких следов, а он всё ещё протирал и протирал чистую кожу.    Наконец Надежда не выдержала:

– Может, хватит, а? – и наклонилась, выворачиваясь из-под его руки.    Вид у Алланта был до того нежный и виноватый, что девушка улыбнулась:

– Ну, что Вы, в самом деле? Ведь ничего ж такого не случилось.

– А если бы этот идиот чуть глубже…

– Он же Вас защищал.

– Защитничек! – и вдруг, улыбнулся – А как это ты его?

– Боевое воздействие. – и успокоила, – Ничего, полежит с полчасика и очнется. Я не хотела причинять ему вреда.

– Надя… – позвал Аллант и замолчал.

– Я слушаю, Ваше Достоинство…

– Ну, пожалуйста, не говори так! – жалобно попросил он. – Я люблю тебя, слышишь, люблю! И перестань притворяться, что ты абсолютно ко мне равнодушна, – он явно нервничал, начиная жестикулировать, – Ну, при чём здесь мои родители? Ты можешь мне объяснить? – Могу. – Надежда убрала со лба волосы и отодвинулась чуть  дальше   – для начала попытайтесь успокоиться. И, если мы уже не в силах исправить то, что случилось вчера, то попытайтесь всё забыть. Просто забыть и всё. Тем более, я улетаю. Сегодня. Я завербовалась в Патруль Контроля. На «ДэБи-14» . На тот корабль, на котором летали мои родители. На котором я родилась. Там изо всего экипажа остался один Шетон. И то потому, что он не человек, а рептилоид. На Базе набирают сейчас новый экипаж. Вернее, не один, а целых шесть сразу. Пострадали все отряды, что летали на Локм

– Никуда я тебя сегодня не отпущу!

– Силой будешь держать? – и сама не заметила, как оговорилась, перейдя на ''ты''.

– Глупенькая! Я люблю тебя! – и рванулся к ней, стискивая в объятиях и целуя в губы, уже готовые что-то возразить.

Она  поначалу попыталась вырваться, но вскоре Аллант почувствовал, как расслабились её напряженные мышцы, и губы раскрылись, отвечая на поцелуй. И телохранителю Алланта,   пришлось ждать очень долго. Значительно дольше, чем ему хотелось бы. Но он дождался. И, единственный, радовался тому, как Надежда отпрянула почти испуганно, бормоча не совсем внятно и уворачиваясь от настойчивых губ:

– Мне в космопорт… мне лететь надо! …Пусти! Пора мне…

пятая глава

Аллант кое-как уговорил подождать, отправил телохранителя узнавать расписание полётов, а пока предложил покататься верхом.

– На  Тальконе есть лошади? – удивилась девушка.

– Кто такие лошади я не знаю, но прокатиться на хрунте могу предложить.

– На ком?

– На хрунте. Пойдем, сама увидишь.

Хрунты содержались в низком каменном здании за парком. Издалека   виднелась двускатная крыша из ярко-зелёного пластика.    Мужчина средних лет, отряхивая одежду, подбежал к  решетке ворот, с поклоном распахнул обе створки.

– Ваше Достоинство, седлать? – радостно обратился он к Алланту, одновременно разглядывая чужачку, которую принц держал за руку.

– Да, Мекат. Только выведи сначала для моей гостьи… – он на несколько секунд задумался, – … Бади, пожалуй. Да. Бади.    Мужчина, бегом же, метнулся назад за ворота и вскоре вернулся, ведя в поводу незнакомое Надежде животное с грациозно посаженной головой, украшенной огромными темными глазами и подвижными ушами, напоминающими локаторы. Они   то раскрывались до почти правильного круга, то сжимались, как двустворчатая раковина. На ходу зверушка наклоняла голову и всё пыталась подвижными губами, верхняя из которых была раздвоена, ухватить за ухо ведущего её человека. Он оглядывался, коротко дергал повод и что-то ворчал в адрес животного, хмуря брови. Подведя поближе, он поставил питомицу боком, чтоб удобнее было рассмотреть. Небольшая голова сидела на круто поставленной шее, тело лёгкое, ноги длинные и тонкие, оканчивались лапой с тремя пальцами и подошвой подушечками. И тремя мощными втягивающимися когтями. Пушистый короткий ворс, покрывающий тело, светло-кремовый по фону   в обильных брызгах густо-коричневых мелких и средних пятен. Гибкий и толстый хвост спускался почти до травы и топорщился отдельными шерстинками как ёршик. На спине животного лежало седло, мягкое и объёмное. По переднему краю широкой узорной подпруги свисали изящные стремена.    Мужчина вынул из кармана небольшой белый кубик, подал Надежде.

– Угостите её с ладони, Праки, и попытайтесь хотя бы немного расположить её к себе. Хрунты –  животные своенравные. Если Вы ей не понравитесь, она к себе не подпустит. И постарайтесь не показывать, что боитесь.

– А с чего Вы решили, что я боюсь? – удивлённо рассмеялась девушка и покатала указательным пальцем кубик по раскрытой ладони, – кстати, что это такое?

– Это – соль. – Ответил Аллант, – хрунты её очень любят. – И улыбнулся, подбадривая – давай, пробуй! – и сразу же  резко и жестко, – Мекат! Следи за передними ногами.

Уязвлённое самолюбие – вещь неприятная. Надежда тряхнула головой и шагнула вперёд, протягивая к морде животного раскрытую ладонь.   Не вполне надеясь на слова,  она обратилась к зверю, как учил Шетон, на уровне подсознания и на равных.    Бади не заставила себя долго ждать. Мягкими губами подхватила кубик с ладони, тут же схрумкала его и снова потянулась к руке. Тщательно обнюхала ладонь, лицо, волосы и, полуприкрыв глаза, свесила по сторонам кругляшки тонких, будто сразу увядших ушей.    И Мекат, стоящий у хрунта перед грудью, и внимательно следящий  за мордой и за передними ногами, и Аллант одновременно заморгали, не веря своим глазам.

– Надя! Да она признала тебя! Полностью признала! – удивлённо воскликнул Аллант. – С первого раза! Но так не бывает, никогда не бывает! И теперь она тебя не сбросит и не ударит, можешь спокойно садиться.

Он приблизился к хрунту, так и стоящему в блаженной полудрёме и показал:

– Ставь ногу в стремя и держись, вот так, за седло. Я тебе помогу.

– Подожди, я сама попробую.

Тренированное тело легко справилось с задачей. Девушка нашла второе стремя и прочно обосновалась на спине хрунта.

– Молодец! – оценил Аллант – с первого раза!

– Так я джанер всё-таки или нет?

Второй хрунт, которого мальчик-подросток вывел Алланту, был значительно крупнее и выше. Мощную шею украшал темно-коричневый пышный воротник, спускающийся на грудь и свисающий между передними, нервно танцующими ногами. Зверь лупил сам себя хвостом по бокам, поигрывал черными отточенными когтями, то втягивая их, то выпуская на всю двенадцатисантиметровую длину.

– Бридан! – позвал Аллант.

Хрунт, вскидывая голову, отозвался громким, воркующим хрюканьем и рванулся вперёд, словно не замечая мальчишки, висящего на поводе. Аллант взлетел в седло, и мальчишка ловко отскочил в сторону.    Мужчина потянул повод, и Бади медленно пошла по дорожке, взрыхлённой когтями. Надежда, слегка покачиваясь, сидела в седле и придерживалась одной рукой. Ощущения были странными: смесь любопытства, восторга и собственной неопытности. А она-то думала, что после Джанерской Школы умеет всё. Непривыкшая чувствовать себя беспомощной, она потребовала отдать ей поводья.

– Только, пожалуйста, осторожнее!  Держите крепче повод и не давайте ей воли, – попросил  мужчина.

Легко сказать ''не давайте ей воли''. Бади, почувствовав неопытность всадницы, ощутимо шлёпнула её хвостом по левой ноге и прыжком рванула с места. Надежда чуть не свалилась, но сумела удержаться и позвала, пробиваясь к сознанию животного:

– Бади, пожалуйста, поаккуратнее. Дай мне приноровиться!

Бади поняла и перешла на лёгкий пружинящий шаг.    Катались долго, через парк в луга к небольшому почти круглому  прозрачному озеру, вокруг него и обратно. И к концу прогулки Надежда научилась уверенно держаться в седле, даже когда Бади стелилась над тропинкой в стремительном галопе, пытаясь догнать Бридана. Аллант всё время оглядывался, беспокоясь за Надежду.    Когда они вернулись, телохранитель Алланта уже ждал их.

– Ваше Достоинство, сегодня рейса на Накасту уже не будет. Наш лайнер ушел рано утром, а завтра будет только транзитник и тоже утром.

– Вот, видишь, – обрадовался Аллант, придерживая за повод Бади, пока Надежда слезала с седла, – у нас с тобой ещё целый вечер впереди.

Прощались утром на пороге отеля. Надежда была категорически против того, чтоб Аллант провожал её в космопорт. Единственное, на что она согласилась, так, это на машину. До начала регистрации  оставалось уже   меньше часа, и водитель Алланта повёз девушку в космопорт, оставив Алланта с телохранителем  в вестибюле отеля.    После того, как машина скрылась за поворотом, Аллант ещё минут десять нервно шагал из угла в угол, и сердце его разрывалось. Таких потерь он ещё не знал. В нем сейчас боролись обещание не провожать и желание ещё хоть на минуту увидеть любимое лицо. В конце концов, он не выдержал, выбежал на улицу, остановился на крыльце, опираясь плечом о колонну, с тоской глядя в ту сторону, куда ушла машина.

А  жизнь вокруг шла своим чередом: две девочки, взявшись за руки, хохоча, прыгали по ступенькам вниз. Знатная дама со служанкой, степенно ступая, поднимались к отелю, сторонясь озорниц. Грузноватый лысый мужчина, подогнав машину к самым ступеням, открыл обе левые дверцы и багажник и начал выгружать бесчисленные баулы, сумки и коробки. Скоро их громоздилась уже целая гора, и мужчина, вынув из кармана большой носовой платок стал вытирать потное лицо и шею. Вот, тут Аллант и бросился вниз через две ступеньки и телохранитель, чуть отставая, вслед за ним.

Мужчина ещё ничего не успел понять, когда двое парней заскочили в его машину, и она рванула с места, хлопая крышкой незакрытого багажника. Он закричал, когда воры уже скрылись за углом.    Аллант гнал машину на предельной скорости, явно нарушая правила движения, но ему сейчас было всё равно, лишь бы только успеть в космопорт до отлёта лайнера. У телохранителя, парня отнюдь не трусливого, дыхание перехватывало от сумасшедших виражей. Он боялся, что Аллант сейчас куда-нибудь врежется или сшибёт неосторожного пешехода. Но пока, хвала Небу! всё обходилось. Он только успел так подумать, как Аллант всё же сплоховал, на обгоне не вписался между грузовиком и бордюром и кое-как вырвался под визг обдираемых бортов. Он затормозил только раз, и так затормозил, что несчастную машину развернуло и потащило боком. И всё это лишь потому, что у обочины торговали цветами. Аллант купил огромный букетище, бросил его на переднее сиденье и салон сразу же наполнился ароматом потревоженных растений.    Лишь когда машина, наконец-то! благополучно остановилась у здания космопорта, телохранитель посмел напомнить Алланту про обещание ''не провожать''.

– И без тебя помню! – рыкнул на него Аллант и повернул к служебному входу.     Служащие космопорта хоть и были удивлены раннему незапланированному визиту, но    вежливо и почти благоговейно проводили младшего представителя императорской семьи в операторскую, где на полутора десятках экранов было видно практически всё, что происходило сейчас в разных помещениях космопорта. Алланту показали экран зала ожидания, и он пару минут напряженно следил за плывущим изображением пока не нашел, наконец, Надежду. Он попросил остановить движение камеры и дать, по возможности, крупный план.