Пролог
Герман проснулся от оповещения по громкой связи о снижении авиалайнера и скором прибытии в аэропорт Староангарска. Голос стюардессы, монотонный и искаженный старыми динамиками громкоговорителя, доносился будто сквозь вату в ушах. Скованное сонным параличом тело игнорировало приказы мозга. Попытки разомкнуть тяжелые веки или хотя бы шевельнуть пальцем оказались тщетными. Эта беспомощность откровенно пугала и одновременно злила.
В какой-то момент гул двигателей внезапно затих. Заложило уши, к горлу подкатил ком. Германа подбросило, и он тряпичной куклой повис в воздухе, будто в невесомости, не чувствуя более под собой опоры. «Падаем, – собственный голос в голове прозвучал обыденно и лишь чуточку разочарованно. – Это конец». Голос стюардессы, как заезженная пластинка, продолжал с равнодушной вежливостью вещать о необходимости подготовки к посадке. «Будь что будет», – разочарование сменилось принятием. В эту же секунду оцепенение слетело с Германа и осыпалось колючей крошкой, оцарапывая нервные окончания.
Он распахнул глаза и обнаружил себя в кресле в пустом самолете, неподвижно стоящем на земле с выключенными системами жизнеобеспечения. Луна заглядывала в самолет, как любопытный наблюдатель, ее холодный свет отбрасывал мертвенные блики на спинки кресел. Она выглядела полной, яркой и висела так низко и близко к земле, что в другое, более подходящее для этого время Герман с удовольствием изучил бы ее неидеальный рельеф: и глубокие царапины – борозды, и бугрящиеся шрамы – кряжи. Снаружи она освещала лес: старый и дремучий. Деревья казались древними стражами, мрачно смотрящими из тьмы. Их искривленные ветви напоминали когти, тянущиеся к самолету. Место было незнакомое и опасное.
Герман высунулся в проход: дверь в кабину пилотов оказалась распахнута, внутри – никого. Сидения бортпроводников тоже пустовали. Тогда он в спешке отстегнулся и, окинув взглядом салон, поторопился к выходу. Переговорное устройство, с помощью которого экипаж общался с пассажирами, болталось на спиралевидном проводе и с глухим стуком ударялось о пластиковую панель – внутреннюю обшивку самолета. У дверного проема стоял трап. Герман легко сбежал по нему. Но стоило ступить на землю, как она затряслась под его ногами и пошла трещинами. Поднялся невообразимый гул, лес вспыхнул огнем с одной стороны, с другой – начал уходить под воду. Между разбушевавшимися стихиями виднелась узкая тропа, ведущая в лесную чащобу, окутанную черным дымом. Бежать было некуда.
Внезапно сзади кто-то зацепился за его руку, как за спасательный круг. Это не испугало. Напротив, теперь Герман точно знал, что нужно делать, и уверено повел человека за собой по единственной тропе… в неизвестность.
***
– Дамы и господа, наш самолет приступил к снижению. Мы прибываем в аэропорт города Староангарска…
Герман дернулся, как от пощечины, и резко открыл глаза, по которым тут же полоснул яркий свет. По проходу, заложив руки за спину, медленно шла стюардесса, сосредоточенно проверяя пассажиров на готовность к посадке. Рядом дремал немолодой мужчина, а его чадо у иллюминатора в огромных наушниках трясло фиолетовой челкой в такт музыке. Контраст между бесшумным, пугающим сном и будничной суетой в салоне был разительным, почти болезненным.
Всего лишь сон. Но очень реалистичный. Герман выдохнул и повел плечами, сбрасывая напряжение. Он до сих пор ощущал запах гари и фантомную хватку пальцев незнакомца на предплечье, а перед глазами мелькали то огненные всполохи горящего леса, то огромная луна, медленно гаснущая под черной вуалью уплотняющегося дыма. Сон будто оставил след на коже – неотступный, как старый шрам.
Под строгим взглядом стюардессы Герман пристегнул ремень безопасности и откинулся на спинку кресла.
Посадка была мягкая. Если бы не изменившаяся тональность шума двигателя, никто бы не понял, когда закончился воздух и началась земля. В салоне послышались редкие и вялые аплодисменты сонных пассажиров, адресованные мастерству пилотов. Время было ранее, часы показывали начало шестого утра. Герман глянул в иллюминатор: полосу еще освещали взлетно-посадочные огни, но, когда самолет сбавил скорость – погасли. Он успел рассмотреть вдали здание аэропорта прежде, чем борт свернул с полосы, и оно пропало из поля зрения. Буквально за пять минут, пока их буксировали на стоянку, аэродром и его окрестности накрыл густой туман.
Спустившись с трапа, Герман расправил плечи, вдохнул полной грудью и тут же поежился от пробирающей до костей сырости. Воздух был неподатливый, насыщенный влагой, пахнущий дождем и остатками керосина. Бросив быстрый взгляд на самолет, он порадовался везению: задержись они в столице хоть на несколько минут – и пришлось бы уходить на запасной аэродром.
Глава 1. Точка отсчета
Прошло два с лишним часа после встречи со связным под оперативным псевдонимом «Стриж», которого свыше назначили правой рукой агента под прикрытием. Туман начал понемногу таять, Герман завел служебный автомобиль и неторопливо покатил в сторону Староангарска, осмысливая недавний разговор.
Дело было непростым.
Впрочем, это стало очевидно еще в штабе, когда в кабинете начальства в его руки легла тонкая папка, в которую был вложен лист с кратким изложением сути дела, скупой отчет о проделанной полицией работе, несколько фотографий и пара документов с результатами исследований озера.
Такие дела обычно не поручали спецслужбам. Если, конечно, в них не были замешаны важные люди.
Мерный шаг начальника по скрипучему паркету нарушил тишину кабинета. Приоткрыв форточку, мужчина постоял немного у окна, видимо, наслаждаясь повеявшей с улицы весенней свежестью, потому что опостылевший за годы службы пейзаж за окном вряд ли смог бы вызвать у него положительные эмоции.
Дневной свет лег на уставшее и немолодое лицо с нависшими над блеклыми глазами веками, длинным острым носом и плотно сжатыми в ровную линию губами. Если б не осанка, его легко можно было бы спутать с обычным пенсионером, одним из многих, кто по утрам выгуливает в сквере пса или на пару с супругой возле пруда подкармливает батоном уток. Но когда он медленно отвернулся от окна, чтобы вернуться за рабочий стол, на лицо его наползли острые тени, как по щелчку превращая уставшего пожилого мужчину в человека основательного и опасного, за плечами которого возвышался, словно обелиск, внушительный послужной список.
– Дочь не последнего в стране человека… пару недель назад пропала в глуши Приангарской области при очень загадочных обстоятельствах.
И хоть голос начальника звучал ровно, паузы были красноречивее слов. Глаза тоже выдавали не то беспокойство, не то раздражение. Так случалось, когда от него ждали определенного результата, гарантировать который он не мог. Как и не мог, видимо, озвучивать имя этого не последнего человека, ради которого агента вырвали на службу в самый разгар заслуженного отдыха.
Герман опустил взгляд в папку. Ему отвели пару минут, чтобы вникнуть в подробности дела.
Некая двадцатидвухлетняя Майя Воронцова в компании своих тети и двоюродного брата уехала отдохнуть на малую родину отца. Там они узнали об экскурсии на полуостров, где им обещали неизбитый маршрут по местным красотам, единение с природой и потрясающие виды с вершины холма на реку Ангарию. Сначала Майя удивила всех, сказав, что слышит чье-то пение, когда они всей группой взбирались на холм. А на обратном пути посреди разговора с братом внезапно извинилась, попросила подождать ее пару минут, после чего скрылась в лесу. С тех пор Майю Воронцову больше не видели. Экскурсоводы по ее следам дошли до небольшого безымянного озера, даже не отмеченного на картах. След обрывался у самой воды. На берегу они обнаружили отрезанную косу пропавшей и небольшой складной ножик, который висел у нее в связке с ключами в качестве брелока и которым, как показала экспертиза, коса и была срезана. Вызвали полицию, криминалистов, но те зашли в тупик: следов борьбы не было найдено, впрочем, как и любых других следов, кроме Майиных и ребят из поисковой группы. Предварительное заключение – утонула.
– Как ты понял, такое заключение не всех устраивает, – начальник откинулся на спинку кресла и, поймав взгляд Германа, продолжил: – Родителям девочка нужна живой. Но это в случае, если сценарий развернулся положительный. Отрицательный результат… тоже сойдет. Но нужны железные тому подтверждения.
– Понял.
После небольшой паузы, во время которой начальник хмуро глядел из-под кустистых бровей куда-то поверх макушки Германа, он наконец продолжил:
– Неподалеку от этого озера находится лагерь археологов. В день исчезновения там работало больше двадцати человек. Под подозрением как руководители экспедиции, так и местные волонтеры. Правда, ни прямых, ни косвенных улик нет. Но, сам понимаешь, необходимо отработать все версии.
Герман внимательно слушал, краем глаза рассматривая приложенные к делу фотографии.
– Сейчас среди местных ажиотаж после исчезновения Воронцовой немного поулегся. Задача – не спугнуть виновников, если таковые, конечно, имеются. Поэтому ты поедешь туда и примкнешь к археологической экспедиции в качестве журналиста, которого якобы госструктуры приставили внештатным сотрудником. Необходимость журналиста в экспедиции может вызвать вопросы у археологов, но ребята придумали для тебя правдоподобную легенду. Глава экспедиции уже уведомлен о твоем прибытии, все необходимое оборудование и служебный транспорт получишь по прилете в Староангарск.
– Это все? – Герман отложил дело и посмотрел на начальника.
Тот ответил не сразу, практически пробуравив взглядом агента. В наэлектризованном от напряжения пространстве кабинета было слышно его учащенное хриплое дыхание и, в противовес, спокойное, почти умиротворяющее тиканье часов, напоминающее о неумолимом течении времени, которого оставалось ничтожно мало для подготовки к очередному заданию.
– Озеро… Утром на брифинге мне сообщили, что там уже пропадали люди. Старые дела, но все равно держи в уме. Подробности получишь у связного, – тяжелый взгляд в упор. – Придется поработать, Чернов, дело непростое.
Герман кивнул, почувствовав знакомую тяжесть, с которой приходили только самые туманные, запутанные дела. В таких обычно не бывало ни ясных причин, ни прямых решений, и именно они чаще всего оставляли после себя горький осадок.
Звук входящего сообщения выдернул Германа из раздумий. Он бросил быстрый взгляд на экран телефона: навигатор частично закрыло уведомление о получении голосового сообщения от Милена – того самого начальника археологической экспедиции. Он ехал в Староангарск на встречу с коллегой. И подвозила его некая Лада, тоже археолог, у нее были свои дела в городе, по завершении которых она собиралась вернуться в лагерь. А Милена после встречи должен был забрать уже Герман.
Из динамика донесся слегка хрипловатый молодой голос:
– Доброе утро, Герман. С прибытием… Да, у нас все в силе. Паром уходит в два, так что давайте ориентироваться на полдень. Скину адрес, откуда меня забрать. Надеюсь, вы успеете отдохнуть…
Несмотря на любезное содержание сообщения, Герман, всегда очень чутко считывающий эмоции по голосу, не мог не заметить неискренности и некоторой отчужденности в интонациях, но с выводами решил не торопиться. В конце концов, кому понравится новенький в уже слаженном коллективе, который едет не на пару часов, чтобы взять интервью и сделать несколько фото лагеря, а рискует задержаться с ними до конца рабочего сезона.
Герман ответил на сообщение смайликом. Адрес, который прислал Милен, он переадресовал связному, вдогонку кинув голосовое с просьбой подыскать гостиницу максимально близко к этому месту. И вновь позволил себе углубиться мыслями в дело.
В аэропорту он получил от Стрижа на ознакомление добротную папку, углы которой были основательно затерты, будто ее гоняли по кабинетам с советских времен. Из сведений первой важности внимания требовали два случая исчезновений людей на том же самом озере, о которых предупреждал начальник. Перед глазами всплыли выдержки из отчетов районного ОВД:
Пропала: Агапова Варвара, 15 лет. Дата происшествия: 18 сентября 1993 г. Обнаружены улики: корзина с грибами, пучок волос, складной нож. Признаки насильственных действий не установлены. Статус: без вести пропавшая.
Документ был подписан неким Олегом Ковалевым, расследовавшим дело. По словам Стрижа, следователь давно уже был на пенсии и мирно жил в пригороде Староангарска. Герман сделал мысленную пометку о необходимости его навестить.
Второй случай был не менее сложным. Из протокола допроса свидетеля, который состоялся в ОВД «Староангарское» 21 марта 1979 г., Герман запомнил следующее: «…Лесник Парфенов П. С. не выходил на связь с 11 числа. Поиски велись бригадой местных, в результате обнаружено ружье у южного берега озера, принадлежащее Парфенову. Следы пропавшего отсутствуют. Предположительно ушел под лед. Дальнейшие розыскные мероприятия: безрезультатны…».
Что ж. Три исчезновения за сорок с лишним лет в одной точке. У девушек – странный ритуал с остриженными волосами. Но где связь с лесником? Герман нахмурился. Ему это напоминало головоломку, в которой недоставало ключевых фрагментов, чтобы сложить хоть что-то осмысленное. Ритуальное убийство? Маньяк? Но промежуток в тридцать лет… Подражатель? В газетах девяносто третьего о Варваре почти не писали – вряд ли кто-то стал бы копировать.
В любом случае версия о похищении с целью выкупа рассыпа́лась: никаких требований и никаких следов борьбы. Кроме того, следы всех трех жертв обрывались в одном месте, которое Герман с особой тщательностью рассмотрел на фотографиях криминалистов: это был небольшой скальный выступ, нависающий над водой, очень узнаваемый. Он невольно вернулся мыслями к этим снимкам. Место выглядело угрюмо, будто держало в себе что-то, что не стоило тревожить.
Герман поежился от предчувствия, что ныряет в какую-то темную и вязкую историю. Нахмурившись, он постучал пальцами по рулю. Три загадочных исчезновения и ноль улик – все, что он имел на сегодняшний день. «Чертов клин. Придется искать другую зацепку».
***
За окнами автомобиля заметно посветлело. Лучи солнца упорно пробивались через толщу низко нависших облаков. Термометр, в начале пути показывавший плюс девять, сейчас выдавал – одиннадцать. Туман уже полностью сполз на обочины и теснился все дальше от дороги в темную гущу леса. На горизонте виднелся город. Высокие трубы заводов и громоздкие силуэты панельных домов выделялись на фоне серого неба.
Герман сбавил скорость и припарковался неподалеку от заправки. Стриж прислал адрес дома, где сдавали комнаты на несколько часов за наличные. Как раз напротив располагался культурно-развлекательный комплекс: там у Милена и была назначена встреча. Герман вбил нужный адрес в навигатор и не спеша покатил по выстроенному маршруту.
Время было еще ранее, улицы пустовали, город только начинал просыпаться. Гостевой дом располагался на центральном проспекте в сером невзрачном здании. Первый этаж занимали магазины, а на втором – сдавались комнаты. Германа встретила сухенькая администраторша не первой молодости с ярко-красной помадой, окутанная приторным ароматом духов. На воротнике был прикреплен аккуратный бейдж, на котором красовалось имя «Алла».
– Есть номер с окнами на проспект?
– Имеется. Пойдемте, – женщина повела его на второй этаж. – Гостей ждете?
– Нет, я один. До полудня планирую съехать, – Герман на ходу переложил дорожную сумку в другую руку. – Не подскажите какой-нибудь хороший ресторанчик с доставкой?
– В «Блэк кофе» на Крупской готовят вкусные завтраки, довозят горячими. – Алла остановилась возле одного из номеров и распахнула дверь, кивком головы приглашая внутрь. – Устраивает?
Герман вошел, бегло осмотрел комнату, заглянул в санузел. Затем, удовлетворенный увиденным, разместил сумку на банкетке в прихожей.
– Все прекрасно, благодарю.
Алла паспорт не спросила. Взяла деньги и удалилась, оставив ключ гостю и мягко прикрыв за собой дверь. Герман вновь осмотрелся, на этот раз тщательнее. Комната была типичной, словно ее вырезали из каталога гостиниц: чистая, но бездушная. Единственный намек на уют – пара выцветших картин с видами местной природы.
Он скинул куртку и приблизился к окну. Оно выходило на восток. Прямо напротив располагалось здание комплекса, увешанного афишами различных мероприятий. Справа от него находился каток, слева виднелся фасад кукольного театра и еще правее – сквер. Небо прояснилось, и теперь яркие лучи солнца беспощадно слепили глаза. Герман на скорую руку соорудил пункт наблюдения, придвинув к окну журнальный столик и кресло, после чего приготовил свежую одежду и отправился в душ.
Примерно через два часа он отложил папку с досье на археологов и прочими полезными материалами по делу. Затем с удовольствием потянулся, разминая затекшую спину, и уставился в окно. В десять утра у крыльца остановилась серая иномарка – та самая, что фигурировала в документах как «авто начальника экспедиции». Из пассажирской двери выскочил парень в черной стеганой куртке, но его лица Герман не разглядел, только русую макушку. Парень юркнул в здание, машина уехала. Еще через полтора часа пришло сообщение от Милена: «Уже освободился. Буду ждать у сквера». И действительно, через пару минут археолог вышел из здания. В одиночестве. Сильный порыв ветра встрепал его волосы, он зябко повел плечами, застегнул куртку и неторопливо побрел к месту к месту встречи.
На сборы ушло три минуты. Аллы на ресепшене не было, поэтому Герман оставил на стойке ключ и вышел наружу. Пока прогревалась машина, купил в кофейном киоске напротив парковки два капучино: для себя и начальника археологической экспедиции, надеясь, что бодрящий напиток с утра поспособствует созданию благоприятной атмосферы для знакомства.
Еще в аэропорту, когда просматривал досье Милена, Герман с удивлением наткнулся на его фото. Вместо крупного бородатого мужика, который ассоциировался с начальником археологов, со снимка на него смотрел пацан. Пацану было неполных двадцать девять, невысокого роста, худощавый, с яркими зелеными глазами. На данный момент он сидел на краю скамьи, рядом с пожилой парой, выгуливающей собаку, и нервно грыз кончик карандаша, сгорбившись над какой-то брошюрой. Приближение Германа он заметил боковым зрением, тут же поднялся и кивнул в ответ на вежливую улыбку Германа. Они обменялись дежурными рукопожатиями.
– Герман Чернов.
– Милен Вербицкий, – ученый дернул уголками губ в подобии улыбки. Выглядел он замученным, лицо более худое, чем на фото, под глазами залегли тени, а полопавшиеся капилляры в уголках глаз делали картину еще непригляднее. – В пунктуальности вам не откажешь.
– Предлагаю перейти на «ты».
Милен слегка помедлил, но согласился:
– Не вопрос.
– Кофе, – Герман протянул стаканчик, внимательно изучая сбитого с толку собеседника.
– Ух ты, спасибо… очень кстати.
Чернов открыл было рот, чтобы вежливо уточнить, нет ли у него аллергии на лактозу, но, глядя, как тот приложился к стаканчику, передумал, здраво рассудив, что здесь подобные столичные вопросы будут неуместны. После нескольких глотков ученый заметно приободрился, и взгляд его прояснился.
– Не поделишься, с чего вдруг наверху проснулся такой интерес к нашей экспедиции? – спросил он непринужденно, но смотрел при этом пытливо.
– Наверху простых смертных в эти детали не посвящают, – в тон ему ответил Герман. – А ты не в восторге, получается? – он постарался убрать нотки подозрения в голосе.
– Наоборот, – ученый виновато улыбнулся. – Просто удивлен. Журналист в составе археологической экспедиции – что-то новенькое.
Действительно подобное практиковалось крайне редко. Настороженность Милена в этом вопросе была отчасти понятна, но могла ли она быть вызвана иными соображениями?
– Меня направили сюда по государственной программе популяризации истории и культурного наследия страны. А вот почему выбор пал именно на твою экспедицию, подсказать не смогу. Видимо, тебе и твоим ребятам удалось привлечь к ней внимание.
Милен хмыкнул и отхлебнул кофе. А Герман, поглядывая на него исподтишка, пытался понять, рад тот этому факту или нет.
Через несколько минут, сидя в джипе Чернова, они уже ехали к выезду из города.
– Я правильно понял, ты будешь жить с нами в лагере? – невозмутимый и бесхитростный тон в разговоре давался Вербицкому не очень легко.
– Совершенно верно.
Судя по повисшей паузе, кое-кто надеялся на другой ответ. Милен поерзал на сидении, почесал нос ногтем указательного пальца, глянул в окно и наконец перевел взгляд на Германа.
– Думаю, с коллективом ты быстро найдешь общий язык. И я очень постарался создать максимально комфортные условия для нас всех. Но если вдруг устанешь от такого… образа жизни, то в Великоокском… это село через переправу, мы будем его проезжать… там можно найти неплохое съемное жилье. Ты только не подумай, что я тебе не рад! Это просто добрый совет.
– Спасибо за заботу, дружище, – Герман развеселился. – Но я – человек, привыкший к полевым условиям. Так что не волнуйся, ни тебе и никому из твоих ребят не придется со мной нянчиться. Да и лишние рабочие руки вам не помешают.
После этой фразы Вербицкий заметно приободрился. Теперь он заинтересовано смотрел на подлокотник между передними сидениями, где в небольшой нише для него была любезно оставлена пресс-карта.
– Могу взглянуть?
– Само собой, – легкомысленно отозвался Чернов.
Они уже выехали из города. Впереди дорога волнистой лентой уходила вдаль. Рельеф был холмистый, машина едва не подскакивала, как на американских горках. Пришлось немного убавить скорость.
Милен несколько минут рассматривал документ, где отображалась стандартная информация: ФИО, цветное фото анфас. Структура, выдавшая карту, значилась как Академия Наук, должность – корреспондент. Дата выдачи – десятое мая, действителен – до тридцатого октября. Иногда расследование под прикрытием могло длиться по несколько месяцев, а то и лет, но Герман рассчитывал управиться максимально быстро.
– Ты внештатник?
– Верно, но это не первое мое сотрудничество с академией, – охотно поддержал диалог Герман, не отрывая взгляд от дороги. – Вообще, я фрилансер. Из стабильного – веду постоянную колонку в журнале «Ружье или удочка» в качестве эксперта по охоте и рыбалке. Но сейчас чаще сотрудничаю с изданиями о путешествиях и туризме.
– И где твоя статья выйдет?
– В цифровых научно-популярных журналах.
– В научно-популярных… – задумчиво повторил Милен и аккуратно положил пресс-карту на место. – Значит, история и археология не твой профиль.
– Моя задача – рассказать о твоей экспедиции любителям. А профессионалам о ней расскажешь ты.
– А знаешь, отрадно слышать о попытках госструктур заинтересовать широкую общественность археологией, – теперь Вербицкий выглядел даже воодушевленным. – Финансирование на эти цели обычно выделяется не в том объеме, который хотелось бы. Но у нас Пашка еще есть, он на добровольных началах ведет блог про экспедицию, весьма популярный, должен признать.
– Кстати, о добровольных началах, – теперь пришла очередь Германа прощупывать почву. – Я знаю, что экспедицию финансирует Музей Истории Славянства. Но и ты неплохо вложился в оснащение лагеря. Слышал про какое-то дорогостоящее оборудование. Прости за бестактность, но кредиты для этих целей не выдают, откуда тогда?..
– Я из состоятельной семьи, – Милен ответил с явной неохотой, – растрачиваю свое наследство на научную деятельность.
– Достойно уважения, – Чернов знал об этом из досье, но было любопытно, как сам ученый сформулирует этот эпизод своей биографии. – Откуда такая любовь к археологии?
– Да банально, в общем-то, с детства, – Вербицкий пожал плечами. – Впервые я услышал о кочующем ладожском племени еще в пятом классе. Вот с тех пор их загадка меня не отпускает.
– Вот как. – Повисла пауза, пока Герман подбирал слова. – Я специально заранее не вникал в подробности, хотел погрузиться в эту историю на месте. Введешь в курс дела?
В любом случае это было неизбежно. А начать расспрашивать про озеро прямо сейчас могло бы показаться подозрительным.
– Конечно! Я могу говорить об этом часами, – Милен преобразился молниеносно, даже глаза заблестели. – Если обобщить, то мы изучаем следы древнего племени славянской группы, кочевавшего с запада на восток. Раньше исследования были направлены на изучение памятников, которые после себя оставляли эти кочевники, и причин их кочевого образа жизни, не свойственного славянским народам. Но пару лет назад, когда обнаружили их последнее поселение, собственно, куда мы сейчас едем, главной загадкой и основной темой исследований стало их исчезновение.
– А вот тут поподробнее, – Герман весь подобрался и обратился в слух. Загадка исчезновения была для него вопросом насущным.
– Все дело в отличиях между ранними поселениями – которые они основывали, а потом бросали, уходя на восток, – и последним. Раньше перед уходом они совершали несколько обязательных обрядов: все свои пожитки забирали, всегда заколачивали двери и окна, а на выходе из поселения устанавливали оберег-указатель, который, по их преданиям, благословлял путь на новое место. Ну а нам указывал, в каком направлении они ушли. Возраст поселений был от тридцати до пятидесяти лет. Здесь же ситуация другая. Это поселение молодое, ему было около шести лет, когда оно опустело, есть даже несколько недостроенных изб. И обнаружили его в таком виде, будто люди сто лет назад планировали выйти из своих домов буквально на минутку, и не вернулись. Двери и окна открыты, где-то погреб настежь, у кого-то в печи сгоревшая до угольков еда. И самая страшная находка – это останки младенца в люльке.
Слова Милена звучали со странной смесью восторга и горечи, будто он не мог не восхищаться масштабом загадки, но ее человеческий аспект причинял ему искреннюю боль.
Герман нахмурился:
– И в каком году это поселение опустело?
– Примерно в тысяча девятисотом.
– Есть идеи, что произошло?
Милен вздохнул:
– Пока рабочая версия, что по какой-то неизвестной нам причине им пришлось скоропостижно покинуть это место и перекочевать на другое, безопасное, – голос Милена был полон сомнения и одновременно энтузиазма. – Как раз сегодня у меня состоялась встреча с коллегой из Благовещенска. Добрый человек, разрешил взглянуть одним глазом на свои еще неопубликованные труды. Он изучает заброшенные и умирающие деревни Амурской области. Я надеялся найти какие-то параллели со своими кочевниками.
Герман почувствовал, что разговор затягивает его все глубже. Загадка становилась более витиеватой, а ее связь с текущим расследованием – все более тревожной.
– Ты думал, что они ушли еще восточнее? – уточнил он, чуть наклонившись вперед, словно это могло помочь схватить мысль Милена до того, как она сорвется с его языка.
– Предполагал, – ответил археолог, немного замедлив речь, будто взвешивая слова. – Но никаких сходств не нашел.
– Еще версии?
– Смертельная лихорадка. Но в прошлом году мы обнаружили их переносное кладбище. Последнее захоронение датируется 1884 годом. Не сходится.
– Стоп! – Чернов опешил. – Что значит «переносное кладбище»?
– Они кочевали вместе с прахом предков, с одного поселения на другое, начиная, предположительно, с двенадцатого века.
Поймав заинтересованный взгляд журналиста, он продолжил:
– Обряд, вероятно, был следующим: рядом с местом, где у них проводилась тризна, выкапывалась огромная яма, куда складывали сосуды с прахом. Потом ее закрывали дощатым настилом, а поверх высаживали прострел. Ну, или, как в народе говорят, сон-траву. В их ранних поселениях подобные ямы тоже находили, но пустыми.
Герман нахмурился еще сильнее. В голове выстраивалась цепочка, но звеньев в ней пока не хватало.
– С двенадцатого века? – переспросил он, с сомнением уставившись на Вербицкого. – Сколько сосудов вы нашли?
Их разговор прервал звук входящего сообщения. Милен вынул телефон из кармана и открыл мессенджер.
– Прости, пожалуйста, это по работе, срочно. Нужно ответить, пока связь ловит.
– Конечно, нет проблем.
Ученый отвлекся на телефон, а Герман, озадаченный услышанным, уставился на дорогу. По обе стороны от нее потянулись полосы смешанного леса, местами болота. Указатели с названиями близлежащих сел и деревень попадались все реже, а значит, они все дальше удалялись от цивилизации.
Через несколько минут Милен недовольно фыркнул и спрятал телефон.
– Глухая зона. Теперь до переправы ждать.
– Все в порядке? – участливо поинтересовался Чернов.
– В абсолютном. Просто не успел отправить сообщение. Так о чем это мы?..
Герман, почувствовав на себе взгляд ученого, вежливо напомнил:
– Переносное кладбище.
– Ах да… Давай так. Чтобы полнее обрисовать картину, зайдем с другого бока, – быстро включился Милен. – В первую очередь, это не история поселения как такового, а история одного рода. Самое удивительное и ценное из всех памятников, что они нам оставили, – это их родовое древо. Его высекали на каменной плите возле печи в избе старейшины.
– Родовое древо? – Герман приподнял бровь.
– Да, именно так, – Милен слегка оживился. – В ранних поселениях эти летописи почти не сохранились, они нечитаемы, только отдельные фрагменты. Но этих крупиц оказалось недостаточно для понимания. И только в предыдущем поселении стало ясно, что это такое. Их род брал начало от некоего Звяги, он же – Ведагор из Ладоги – и продолжался вплоть до исчезнувшего поколения.
Он помолчал немного, давая Герману переварить услышанное, затем добавил:
– Древо очень подробное. Они даже указывали, куда отдавали замуж своих дочерей, и из каких деревень и семей сыновья брали жен. Благодаря этой информации нам удалось частично восстановить их ранний маршрут до Урала.
– То есть вы, по сути, реконструировали их путь? – уточнил Герман, стараясь звучать заинтересованно, но не слишком явно.
– Отчасти, – кивнул Милен. – И, возвращаясь к переносному кладбищу… сложно строить теории о причинах возникновения этого феномена. Мы предполагаем, что у них было принято хоронить предков в родном крае. Поэтому они носили сосуды с собой, чтобы однажды вернуться в Ладогу и там развеять прах.
– Интересно, – пробормотал Герман, его внимание все больше сосредотачивалось на деталях. – А если они действительно планировали вернуться, то что их остановило?
– Вот это и есть главный вопрос, – Милен тяжело вздохнул. – Здесь столько неизвестных, что мы порой чувствуем себя больше гадалками, чем учеными.
– Любопытная история, – Герман не пытался скрыть, что впечатлен рассказами ученого. – Известно, какая была численность последнего поселения?
– Мы можем опираться только на последние записи в родовом древе, – охотно ответил Милен. Видимо, искренний интерес журналиста его окончательно подкупил. – Среди живых на тот момент числился тридцать один человек.
– Большое семейство.
– Ага, особенно учитывая, что кочевали только мужчины со своими женами, а дочерей и сестер они раздавали местным.
– Вот как, – пробормотал Чернов. – Ну хоть женщинам из этого рода удалось выжить.
– А ты думаешь, никто из этого поселения не выжил? – удивленно спросил Милен.
– Есть такое ощущение, если честно, – признался Герман. – Потому что я не могу представить себе ни одного варианта, который бы объяснил оставленного младенца.
Вербицкий вздохнул. Как показалось, немного удрученно.
– На самом деле в те времена отношение к детским смертям было иное, – проронил он, в миг растеряв прежнее воодушевление. – Младенец мог умереть до событий, из-за которых людям пришлось спешно покинуть деревню. В их родовом древе нет ни одной записи об умерших детях, хотя детская смертность тогда была очень высокой. Значит, ни о каких похоронах с почестями и речи быть не могло. Думаю, в спешке они вполне могли оставить умершего в люльке.
Герман пожал плечами: как ни крути, ученый соображал в этом лучше. Постепенно их разговор сошел на нет. Каждому было о чем подумать. В какой-то момент, вынырнув из своих мыслей, Герман посмотрел на Милена: тот увлеченно что-то черкал в брошюре и снова грыз кончик карандаша. При виде осунувшегося профиля археолога Чернову захотелось предложить ему вздремнуть. Но порыв сдержал, не его это дело.
До переправы оставалось сорок с лишним километров. Туман окончательно отступил, пропуская в мир весенние лучи солнца. Впереди открывалась дорога в самое сердце тайны, где Германа ждали не только кочевники, но и опасное озеро с дурной славой.
Глава 2. Путь в сердце леса
После очередного поворота из-за холма открылся вид на переправу. Несколько деревянных домов с обветшалыми крышами, старые лодки, вытащенные на берег, и пристань, у которой стоял паром. До отправления оставалось время, чтобы размяться. Выйдя из автомобиля, Чернов вдохнул полной грудью. В воздухе стоял горьковатый запах влажного дерева и речной глины.
Милен вновь уткнулся в телефон, решая рабочие вопросы, а Герман, тем временем, осмотрелся. Мыс был пустынным, слева простирался бескрайний высокий берег, поросший камышом, и где-то вдалеке степь плавно переходила в лес. Справа, как помнил Чернов, в низине, на заливе Малая Када пряталось село Великоокское. Впереди темнело водохранилище, дремучий лес на противоположном берегу навевал ощущение оторванности от мира. Герман достал фотоаппарат, чтобы запечатлеть этот момент.
– Еще один золотоискатель? – из окна ветхого КПП высунулся бородатый мужичок и принялся с интересом разглядывать новенького.
Милен расплылся в улыбке и, приблизившись к Чернову, слегка хлопнул его по плечу:
– Дядь Коля, это Герман, журналист. Будет писать статью об успехах нашей экспедиции.
– А-а-а, – мужичок разочарованно махнул рукой и потерял к нему всякий интерес, – журналист.
– Он в детстве мечтал стать археологом, – шепотом сдал его Милен. – В прошлом году я постоянно попадал на его смены, мы много разговаривали. Очень любопытный человек.
Герман усмехнулся. С людьми подобного типа он предпочитал иметь приятельские отношения. В расследовании любых дел такие экземпляры были самыми полезными.
– Дядь Коля, – окликнул его Чернов, – а вы как думаете, что с этими кочевниками случилось?
– Сгинули, – ни секунды не раздумывая, выпалил тот, будто ждал, что его мнением непременно поинтересуются, и вновь высунулся из окна. – Как пить дать сгинули. Жизнь в этих краях непростая. Местным тяжеловато, а пришлым и подавно смерть. Звери растерзали, или в болотах сгинули. Это сейчас здесь цивилизация, а в те годы – хищники заправляли!
Герман понимающе покивал и несколько скептически оглядел «цивилизацию». Рядом посмеивался наблюдавший за ним Милен.
– В те года люди тут были добычей. Хорошо, если добычей медведей. И очень плохо, если добычей болотной нечисти.
– Местный эпос, – очень тихо и мечтательно вздохнул Вербицкий, с любовью глядя на дядю Колю. – Обожаю.
Герман восторга ученого не разделял: провинциальные небылицы его мало интересовали.
– Помяните мои слова, – не унимался старик. – Края тут непростые.
Увлекательный рассказ прервал оклик дежурного, приглашающего пассажиров на посадку. Пришлось распрощаться с собеседником. Герман вернулся за руль, а Милен направился к пассажирскому входу, где ожидала лишь молодая женщина с ребенком. Первыми на паром въехали автомобили, всего три. Главная палуба была просторная и могла бы вместить примерно дюжину машин. Матрос жестом указал водителям порядок и места парковки, после чего попросил заглушить автомобили и поставить их на стояночный тормоз. Когда Герман уже открывал дверцу, его взгляд упал на помятую брошюру, которую всю дорогу терзал Милен. Он расправил обложку и прочел название: «Основы краеведения Восточного округа». Внутри было полно сносок на полях, подчеркиваний, заметок неаккуратным почерком и абсолютно ничего подозрительного.
Раздался первый гудок. Пришлось поспешно покинуть автомобиль. Из пассажирской зоны энергично махал Милен.
– Не ожидал, что будет так мало людей, – Герман уселся рядом с ним на самую дальнюю скамью и кинул взгляд на спины впереди сидящих пассажиров.
– На дневных рейсах всегда так, – произнес Вербицкий, закинув ногу на ногу и уставившись воспаленными глазами на водную гладь. – На утренних и вечерних рейсах народу больше, ведь у многих работа на большой земле. Но самый коллапс в августе и сентябре, особенно в выходные. Сюда съезжаются местные со всех близлежащих населенных пунктов за грибами. Очередь на паром еще в Староангарске начинается.
– Так это грибной край? – обрадовался Герман. – Повезло.
– Не то слово. А местные ягоды… рыба… что-то с чем-то.
Гудок парома прорезал сырой воздух, и судно, лениво дрогнув, начало движение.
До противоположного берега шли десять минут. Несмотря на то, что температура поднялась до тринадцати градусов, по ощущениям теплее не стало. Одежда отсырела и перестала греть, еще и ветер усилился. Но Герман не унывал и продолжал ловить удачные ракурсы, не обращая внимания на задубевшие от холода пальцы. Течение было бурным, вода – темная, мутная. Противоположный берег стремительно приближался, и уже можно было детальнее рассмотреть витиеватую дорогу, уходящую в лес, голые березы и вечнозеленые хвойные деревья, торчащие, словно пики.
За считаные минуты небо над приближающимся берегом затянуло низкими серыми тучами, в то время как над головой оно оставалось кристально чистым. Суеверный – насторожился бы, а Чернов лишь представил, как под дождем будет перетаскивать в лагерь свои тюки, и подавил глухое раздражение.
Почти все это время он простоял у бортика, снимая природу под сонным взглядом археолога. Тот так и сидел с закинутой ногой на ногу, слегка сгорбившись и глядя из-под опущенных век на «засланного казачка». Спрятав фотоаппарат в чехол, Герман приблизился к нему и по-доброму усмехнулся:
– Спишь?
– Медитирую, – словно на автомате ответил Милен. – Если правильно настроиться, то пятнадцать минут медитации могут заменить несколько часов сна.
– Видимо, с твоими настройками что-то не так, – чуть помедлив, прокомментировал Чернов.
– В этом деле нужна практика, как и в любом другом, – ученый тряхнул головой, развеивая сонливость, и со стоном вытянул затекшие ноги.
Паром тем временем начал постепенно снижать скорость. А вскоре и вовсе пристал к берегу.
Автомобили первыми покинули судно. Герман выехал на дорогу и, сразу свернув на обочину, остановился. В отражении бокового зеркала он задумчиво наблюдал, как сошедший на берег Милен прощается с экипажем, сверкая очаровательной улыбкой, а затем бодрой трусцой семенит к машине.
– Ну что, последний рывок? – все так же улыбаясь, задал он риторический вопрос, хлопнув дверцей.
Навигатор показывал, что до поселка Озерный ехать чуть меньше часа.
– Где вы разбили лагерь? – решил уточнить Герман.
Вербицкий быстро нашел нужную точку на карте и ткнул пальцем.
– Вот, смотри. От Озерного минут за пятнадцать доедем до реки Черная. Там мы оставляем машину, минут сорок идем вдоль залива, а оттуда по проторенной тропе двадцать минут до лагеря.
– Действительно, всего один рывок, – с сарказмом изрек Герман.
Он завел мотор и под веселую усмешку ученого тронулся с места. Дорога, ведущая от переправы, была узкой и петляла между деревьями, словно сама не знала, куда ведет. Где-то сверкала молния, но грома не было слышно. Из-за сгустившихся туч кругом потемнело, а когда они въехали в самую гущу леса, то стало сумрачно, как перед закатом. Порывистый ветер гнул деревья и поднимал на разбитой дороге пыль, ухудшая видимость. Внутри автомобиля было тепло и спокойно, в то время как снаружи бушевала стихия. Милен молчал. Герман бросил на него быстрый взгляд, полагая, что тот опять занят брошюрой или своими мыслями, но удивился, обнаружив его, восторженно разглядывающего непогоду за окном. Чернов надеялся выжать максимум информации от ученого по пути в лагерь, поэтому попытался вновь завести беседу, на этот раз об участниках экспедиции, но Вербицкий отмахнулся:
– Скоро сам со всеми познакомишься, – и снова уставился за окно, будто видел там захватывающее представление, а не монотонно сменяющие друг друга однотипные пейзажи.
Герман хмыкнул и от скуки включил радио. После череды помех он уже хотел было сдаться и провести остаток дороги в тишине, но в последний момент удалось поймать какую-то местную радиоволну. В салоне заиграла ненавязчивая музыка, и атмосфера сразу стала уютнее.
Ветер снаружи то стихал, то возобновлялся с новой силой. А дождя все не было. Чернов мельком осмотрелся, оторвав напряженный взгляд от дороги. Справа лес чуть поредел, и появилось больше лиственных деревьев, а слева обнаружился крутой склон холма, где между пышными соснами и пихтами цвел буйным цветом багульник. Природа и впрямь завораживала.
До поселка оставалось совсем немного, когда по радио начался выпуск новостей. Герман сначала краем уха слушал про социальную поддержку медработников и педагогов области, про льготные путевки в детские лагеря, про крупное ДТП под Староангарском и прочее, не вызывающее ни малейшего интереса, а потом и вовсе отвлекся на раздумья о деле. Как вдруг буквально над головой грянул гром, отчего сознание вмиг вернулось в реальность, рядом от неожиданности дернулся Милен. Впереди сверкнула молния, осветив на мгновение тяжелые черные тучи, и через несколько секунд снова раскатисто прогремел гром. Поток новостей прервала длинная помеха, но вскоре голос диктора монотонно продолжил:
– …напоминаем, следы Майи Воронцовой были обнаружены на берегу озера, неподалеку от места, где она оторвалась от группы. Возбуждено уголовное дело по факту исчезновения человека. Полиция склоняется к версии, что девушка утонула. Но поиски продолжаются. Теперь коротко о погоде…
Герман, не ожидавший такого удачного стечения обстоятельств, начал мысленно перебирать в голове вопросы, в упор глядя на Вербицкого. Тот же заметно изменился в лице и вид у него сделался подавленным.
Почувствовав на себе взгляд, ученый подался вперед и слегка прикрутил звук:
– Это случилось совсем рядом с нами, – прокомментировал он севшим голосом услышанное по радио. – Это озеро находится недалеко от нашего лагеря.
– Что произошло? – участливо спросил Герман.
– У нас как раз закончился обед, и мы разошлись по раскопам, когда пришли полицейские. Они сначала устроили допрос, а потом рассказали, что во время экскурсии на гору Ветров пропала девушка. Ее следы привели к озеру, и именно там они якобы обрываются. Мы всей нашей экспедицией присоединились к поискам, прочесали практически весь полуостров от залива Черного до залива Каменная Бухта. Увы… А потом уже местные рассказали то, что утаили полицейские. На берегу того озера обнаружили косу и нож пропавшей.
– Косу и нож? – Чернов изобразил изумление.
– Да, она отрезала свою косу, или кто-то это сделал. Хотя, говорят, что кроме ее следов там ничьих больше не нашли. Странное исчезновение.
– Ты тоже думаешь, что она утонула?
– Не знаю, – Милен с грустью посмотрел в лобовое стекло. – Мы с коллегами рассуждали на эту тему. С одной стороны, все это похоже на какой-то ритуал. Может, она в секту угодила. Ведь девушка не местная, про нее никто ничего не знает. Сейчас столько опасных общин развелось, которые людей зомбируют. С другой – утопленники обычно всплывают. Но тела нет, а значит, есть надежда, что девушка еще жива.
Герман как раз знал из доклада экспертов по результатам исследования озера, почему труп мог не всплыть, но этой информацией по понятным причинам не поделился. А версию с сектой полиция проработала одной из первых, но никаких сомнительных контактов у Майи за последний год не было.
– Как давно это произошло?
– Пару недель назад, – Милен наткнулся на скептический взгляд журналиста и вздохнул: – Ну да, надежда призрачная, но все равно есть.
Никто из них не заметил временного затишья за окнами автомобиля. Зато когда в один момент стеной обрушился ливень, сделав видимость почти нулевой, опомнились оба. Чернов включил фары и дворники, убавил скорость. Дождь с силой барабанил по крыше, пришлось повысить голос, чтобы быть услышанным:
– А ты сам бывал на том озере?
– Бывал, – коротко ответил Милен, но тут же уточнил: – Только однажды. В прошлом году, во время разведки территорий.
– И как оно?
– Не то место, где хочется задерживаться, – Милен набрал в легкие воздуха, как будто был готов сказать больше, но передумал, ограничившись коротким: – Тяжелое. Чужое.
Перехватив вопросительный взгляд журналиста, он пожал плечами:
– Там нужно самому побывать, чтобы понять, что я имею в виду.
– Значит, надо побывать, – решительно заявил Чернов.
Милен тихонько вздохнул и покачал головой.
– На днях я планирую небольшую разведку на запад. Хочешь – присоединяйся. Озеро не по пути, но если тебе нужно, то можем сделать небольшой крюк.
Герман помолчал немного, сделав вид, что раздумывает над предложением.
– Хорошо, договорились. – Все складывалось как нельзя лучше и даже не пришлось прилагать для этого усилий. – Честно говоря, я думал, что разведка – это один из первых этапов, и вы закончили с ней еще в прошлом году.
– Так и есть, но территория большая, рельеф сложный, дебри труднопроходимые. На полноценную разведку окрестностей может уйти слишком много времени. Поэтому ведем ее параллельно с раскопками. В лагере покажу тебе примерный план работ на этот сезон. Увидишь, как много территорий мы еще не освоили.
На этом разговор об озере и загадочном исчезновении Майи себя исчерпал. Герман специально не стал развивать эту тему дальше, чтобы не спугнуть своим интересом ученого. И как только неприятный для Милена разговор подошел к концу, ливень утих так же внезапно, как и начался. Снаружи резко посветлело, а вскоре и вовсе выглянуло солнце.
Наконец лес закончился и начался поселок. На окраине располагались теплицы по одной стороне, а с другой, в удалении от дороги, виднелось небольшое складское здание. Улица была совершенно безлюдной. В основном дома попадались одноэтажные и скромные, но очень ухоженные. Участки были большие, огороженные скорее символически, а не ради безопасности. На перекрестке обнаружился небольшой сельский магазинчик, явно советских времен, но со свежей побелкой и новым крыльцом. Больше смотреть было не на что.
А через несколько минут они выехали из Озерного. После ливня дорогу размыло, но джип справлялся. Лес снова сгустился. По мере спуска к реке багульник разрастался вдоль дороги пышными кустами, его розовые и лиловые цветы заполнили воздух горьковатым ароматом. Впереди показался мост: узкая речка бурлила стремительным потоком, наполняя тишину леса непрерывным гулом.
– Сейчас налево, – скомандовал Милен.
За мостом и правда оказалась автомобильная тропа, совсем свежая, ведущая в глубь тайги. Немного погодя Чернов увидел прямо по курсу серый внедорожник, тот самый, на котором утром подвозили Вербицкого. Он стоял под брезентовым тентом, под которым как раз оставалось место еще на один автомобиль.
– Неплохо придумано. У вас одна машина на всех?
– Да, – улыбнулся Милен. – Нам больше и не нужно. Тем более, в город мы выбираемся крайне редко.
Герман заглушил мотор и первым вышел наружу, следом из джипа выскользнул Милен, застегивая куртку и вдыхая полной грудью лесной воздух. На севере шумела река, а с юга цепочка скал, покрытых мхом, казалась непроходимым барьером. Солнечные лучи едва пробивались сквозь хвойную крону деревьев, мягко подсвечивая низкорослую растительность и превращая лес в завораживающий, таинственный мир.
Вербицкий вызвался помочь с ношей. Вдвоем они забрали вещи первой необходимости и поспешили в сторону лагеря. Тропа, по которой вел Милен, с трудом угадывалась. Видимо, ею действительно нечасто пользовались. Но идти по ней оказалось легко, несмотря на недавний ливень. Земля была достаточно влажной, но не настолько, чтобы ноги проваливались в почву. Вся лишняя влага стекла по склону в реку. Узкая дорожка петляла среди деревьев, свободная от веток и валежника, будто природа сама расчищала путь для случайных путников. Лес вокруг казался бесконечным, лишь редкие солнечные пятна освещали густую листву.
Несколько раз приходилось делать привал, чтобы дать отдохнуть рукам от нагрузки. Разговор не клеился, по большей части из-за Милена, который, казалось, забывал о Германе, глубоко погружаясь в свои мысли. Но порой ни с того ни с сего начинал что-то воодушевленно рассказывать: то про кочевников, то про необходимость привлечения большего числа волонтеров, то про раненного лиса, которого он заметил во время прошлой разведки. Причем замолкал он так же внезапно, будто одну мысль в его голове резко перебивала другая. Герман мог только догадываться, какая у парня в голове была каша.
В конце концов перед ними выросли скалистые холмы с крутыми склонами, преграждающие путь. Тянулись они витиеватой цепью от берега реки и уходили вглубь полуостровка.
– Тут тоже тропа проторена, – произнес Милен, сворачивая направо. – Но на всякий случай мы оставили метки на деревьях, чтобы проще было добраться до лагеря.
Эти широкие мазки красной краской трудно было не заметить, в отличие от тропы, которая вовсе не бросалась в глаза: мох был лишь слегка притоптан и то местами. Подлесок сначала поредел, а потом и вовсе исчез, но кое-где встречались вересковые кустарники, низкие и совсем чахлые. Из деревьев в этих местах росли практически одни сосны, лишь изредка можно было встретить ель и еще реже дуб.
– Уже близко, – сообщил Милен.
И оба, не сговариваясь, ускорились. В лагерь они добрались в шестом часу.
Глава 3. Новые связи
Лес кругом был довольно редким и светлым, весь пронизанный солнечными лучами, а земля очищена от лишайников и мха. Кругом торопливо сновали люди. В основном молодежь, но встречались и крепкие мужчины в возрасте. Вербицкий радостно здоровался со всеми, кто его замечал. Из сооружений первое, что бросилось в глаза – большая беседка с полосатым навесом. Под ним теснились грубо сколоченные столы, расставленные буквой «П» и окруженные простыми, но добротными скамьями, которые казались созданными для душевных вечерних посиделок с гитарой.
– Тут мы едим, – небрежно махнул в ту сторону рукой Милен. – А там готовим, – и указал на полевую кухню, располагающуюся чуть поодаль от беседки. – О, Савелий Васильевич, приветствую!
На оклик ученого обернулся мужчина на вид лет сорока пяти, чуть ниже среднего роста, с пышными усами, коренастый, но юркий, как белка. Улыбнувшись во весь рот, мужчина махнул рукой и тут же снова углубился в свои дела, вытаскивая из сумок провизию и передавая ее на кухню.
– Он у нас главный по бытовым вопросам, – объяснил Вербицкий. – У него свой катер, на котором он привозит и увозит из Великоокского волонтеров. Снабжает нас продуктами, вывозит мусор, обслуживает биотуалеты, ну и выполняет различные поручения на большой земле. В такой глуши своими силами мы бы просто не справились. Без него тут никак.
– Волонтеры на катере приезжают? – удивился Герман.
– Это самый быстрый путь, – охотно объяснил Милен. – Из села до лагеря всего минут сорок выходит: по Ангарии до нашей бухты на заливе двадцать минут и примерно столько же от бухты до лагеря.
– Сколько человек у тебя в экспедиции трудится?
– В лагере на постоянке живет четверо. И из села еще двадцать два человека, – Милен остановился и осмотрелся. – Сейчас конец смены – видишь, суета какая: все разбегаются по домам. Завтра на летучке познакомлю тебя с коллективом. А пока покажу нашу импровизированную лабораторию.
Лаборатория располагалась в большом шатре, установленном метрах в пятидесяти от беседки. Вокруг него Герман заметил несколько палаток – тесные, одноместные, с чуть помятыми стенками от частого использования.
– Советую расположиться к нам поближе, – произнес Милен, проследив за направлением его взгляда. – Тут туалеты в двух минутах ходьбы и спуск к небольшому ручейку, где можно быстро умыться утром, если лень тащиться до бани.
– Хороший совет, – кивнул Чернов с улыбкой. – Учту.
Веселый мужской голос доносился изнутри лаборатории, чуть приглушенный натянутой тканью шатра. На входе трепетала москитная сетка, ее магниты лениво смыкались и расходились под порывами ветра. По бокам шатра окна тоже были затянуты сеткой, но, странное дело, в этом лесу, казалось, не водилось ни одного кровожадного насекомого. Милен первым ловко откинул шторку и шагнул внутрь, а Герман последовал за ним.
Лаборатория оказалась неожиданно просторной и яркой. Посреди стоял высокий стеллаж, разделяющий помещение на две зоны, он был заставлен ящиками, находками и инструментами, словно полки в антикварной лавке. На его торце висела большая карта. Ее линии и метки, начерченные от руки, будто приглашали в путешествие по этой загадочной местности.
Слева за массивным столом сидела девушка. Ее карие глаза сосредоточенно следили за кистью, которой она аккуратно стряхивала пыль с керамического черепка. Заметив вошедших, она приподняла брови, взгляд ее остановился на Германе.
Рядом с ней стоял парень ростом чуть выше Милена, но заметно плотнее, с широкой улыбкой и веселым блеском в глазах. В руках он держал тарелку с бутербродами, словно собирался поделиться не только едой, но и хорошим настроением. Его басовитый бодрый голос, казалось, наполнил шатер теплом.
– Опа, а вот и шеф!
– С обещанным пополнением, между прочим, – с порога отреагировал Вербицкий, аккуратно пристраивая ношу на низенький и крепкий на вид столик возле входа. Чернов последовал его примеру. – Знакомьтесь, коллеги, это Герман. Журналист с полевым опытом. Отныне и до конца сезона будет частью нашей команды. Прошу любить и жаловать.
– С полевым опытом? – парень поставил тарелку на стол и радостно пожал Чернову руку. – Уже люблю и жалую!
– А это Паша и Даша, – представил коллег Милен и усмехнулся: – Вечно не разлей вода, как сиамские близнецы.
Даша отложила кисть и откинулась на спинку пластикового стула, с интересом рассматривая журналиста:
– Ну, признавайся, красавчик чернобровый, женат?
Герман, привыкший, в принципе, к подобным вопросам, но не ожидавший получить их вот так с порога, усмехнулся. Правда, ответить не успел. Из угла вдруг раздалось строгое:
– Один, как сыч. Отрезанный от рода, от племени.
Чернов резко обернулся на приглушенный голос, невольно подобравшись всем телом. Между стеллажами, устроившись с ногами на широкий табурет, сидела молодая женщина с острым цепким взглядом. Ее длинные, струящиеся черные волосы спадали на плечи, а кожа будто светилась теплым золотистым оттенком. Узкие черты лица делали ее образ строгим и запоминающимся, а акцент добавлял словам ритм, словно это была часть какого-то древнего напевного ритуала.
Герман изумленно уставился на ее диковинные амулеты, развешанные на груди, словно ордена, и исписанные сложными узорами кисти рук. Но гораздо большее изумление вызывало другое: то, как она сливалась с окружающей средой. Немыслимое дело – чтобы Чернов, зайдя в какое-то помещение, не заметил человека. Это настолько выбило его из колеи, что он даже не нашелся, что ответить.
– Холодный. Этот всегда может только один бывать, – в ее ворчливом голосе сквозило легкое презрение, что привело Германа, привыкшего получать от прекрасного пола совсем иную реакцию, в еще больший ступор.
Как оказалось, Милен ее тоже не сразу заметил и, поднявшись на цыпочки, бросил на нее возмущенный взгляд поверх плеча Чернова. Но, не дождавшись извинений, закатил глаза:
– Не обращай внимание, – фраза была адресована Герману и звучала скорее устало, чем раздраженно. – Это Алима. Она у нас… с особенностями социализации.
Даша спрятала улыбку в ладонь, пытаясь сохранить серьезный вид, а Паша, напротив, хохотнул открыто, словно привык к подобным ситуациям и искренне находил их забавными.
– Как бы то ни было, – произнес Герман, пытаясь разрядить обстановку. – Очень рад со всеми познакомиться. Алима, – он ей почтительно кивнул. – Вами я покорен до глубины души.
– Врешь, – так же ворчливо, но уже с меньшим градусом презрения произнесла женщина. – Зачем говорить про покорный, когда внутри непокорный… и холодный. Сильный холод идет, даже тепло слабеет, – она повела ладонью над маленькой электрической печкой, стоящей возле ее табуретки. – Голова холодная.
– Вот и прекрасно, – не выдержал Вербицкий. – Хоть у кого-то из нас голова должна оставаться холодной, – и обошел Германа, чтобы демонстративно встать между ним и Алимой. – Потому что у всех от работы уже мозги кипят.
После чего демонстративно отвернулся, ясно давая понять, что разговор окончен. Чернов посмотрел на него с легким недоумением, но тот лишь устало махнул рукой.
– Не обращай внимания, – и потянулся к тарелке с бутербродами.
Но Паша среагировал молниеносно, шлепнув его по руке.
– Немытыми лапами? С ума сошел?
– Ладно-ладно, виноват, – с улыбкой признал Милен и, махнув Герману, направился к мойке. – До ужина еще далеко. Нужно хоть немного подкрепиться.
– Сейчас я вам чайку накачаю, – засуетился Паша и вылетел из лаборатории, а Даша, как-то быстро потеряв к новенькому интерес, вернулась к работе, принявшись тихонько напевать что-то себе под нос.
Пока Чернов мыл руки, он ощущал, как взгляд Алимы прожигает ему затылок. Он решил не поддаваться этому молчаливому вызову и, сохраняя спокойствие, попытался придать лицу максимально невозмутимое выражение.
Краем глаза он заглянул в другую часть шатра. Два письменных стола стояли друг напротив друга, будто символизируя два мира. Один – строгий и собранный, с аккуратно разложенными бумагами и стопкой книг, где чувствовалась рука методичного исследователя. Второй – хаотичный: горы старых отчетов, кружки с остатками кофе, карандаши, затерявшиеся среди чертежей. Это был рабочий хаос, в котором, казалось, только хозяин мог найти порядок. Герман был уверен: этот стол и принадлежал Милену.
Бутерброды были восхитительно вкусные, а чай ароматный и, как нельзя кстати, горячий. Герман охотно вел диалог с Пашей, по обыкновению больше задавая свои вопросы, чем отвечая на чужие. «Сиамские близнецы» оказались земляками из Екатеринбурга. Их университетские дороги не пересекались, но теперь, в экспедиции, они работали бок о бок. Паша учебу давно оставил позади – четыре года назад он с головой ушел в полевую жизнь, с удовольствием меняя душные кабинеты на открытые просторы. Рутинная работа его не привлекала, а вот готовить для всех он любил и умел, так что полевой кухне откровенно везло с таким поваром.
Даша была полной противоположностью ему. Совсем недавно защитив диплом, она упрямо продолжала путь в науку. Сейчас ее рабочие будни были расписаны по минутам: раскопки, анализ находок, и все эти звенья приводили к главной цели – диссертации. Ее сосредоточенный взгляд выдавал стремление успеть все и сразу, но в этом не было суеты, только тихая уверенность.
Все это время Чернов затылком чувствовал на себе тяжелый взгляд Алимы. Но в разговор она больше не вмешивалась. Вот уж про кого действительно хотелось все детально выспросить. Нужно было лишь дождаться удобного момента. Тем временем Вербицкий снова выпал из реальности: он молча и сосредоточенно жевал бутерброд, уставившись на какую-то схему, начерченную карандашом, которая лежала перед Дашей. Паша, глядя на него с умилением, лишь улыбался да приговаривал, что шеф опять покинул пределы реальности и ушел гостить к своим кочевникам.
Чай был давно выпит, а тарелка с бутербродами опустела, когда шторки лаборатории слегка колыхнулись, пропуская внутрь девушку. В свете лампы вспыхнули ее рыжие волосы, собранные в небрежный пучок, из которого выбивались яркие пряди. Худощавая, с острыми, почти строгими чертами, она казалась легкой, но в ее взгляде и осанке чувствовалась сталь. Не холодная, равнодушная – а надежная, закаленная годами напряженной работы.
– Привет, я Лада. Антрополог, – с улыбкой сказала она, заметив новенького. Ее голос был глубоким, ровным, с едва уловимой теплотой, которая как будто уравновешивала ее проницательный взгляд.
– Привет, – Чернов вернул улыбку. – А я Герман, корреспондент Академии Наук. Очень рад знакомству.
– Взаимно, – ответила она. Прозвучало просто, но в голосе слышалась искренность, которая не требовала лишних украшений.
Держалась Лада с уверенностью, спокойной и глубокой, словно привыкла всегда контролировать ситуацию. Это была сила, лишенная напускной суровости, но при этом не оставляющая сомнений. В Ладе ощущалась цельность, и ее доброжелательность выглядела такой же естественной, как солнечный свет.
Чернов поймал себя на мысли, что женский коллектив этой экспедиции – совсем не то, чего он ожидал. Ни кокетливых взглядов, ни случайных смешков. Даже в неформальной обстановке каждая оставалась профессионалом. Кроме Алимы разве что, чья неподвижность и молчание резко контрастировали с открытостью Лады.
Милен, словно очнувшись от своих мыслей, оживился, едва увидел коллегу.
– Как ты вовремя! Мне нужен твой совет.
– А мне – твой. – Лада направилась в соседнюю зону, жестом поманив за собой Вербицкого.
Тот пружинисто поднялся со стула и глянул на Германа.
– Паша проведет экскурсию по лагерю, хорошо? А потом прогуляемся с тобой к деревне кочевников.
– Отличный план, – кивнул Герман. Его заинтересовало, что именно связывало этих двоих. В их коротком обмене взглядами сквозила не просто дружелюбная, а глубокая связь, которая, видимо, была выстроена годами совместной работы.
Милен дружески хлопнул журналиста по плечу и поспешил к Ладе. А Паша послушно повел новенького на экскурсию.
Когда они вышли из лаборатории, лагерь погрузился в тишину. Дневная суета осталась позади, и место выглядело пустым, почти безжизненным, если не считать мягкого шелеста деревьев и тихого плеска воды вдали.
Герман остановился, еще раз оглядываясь вокруг. Его внимание привлек спуск к ручью, о котором упоминал Милен. Тропинка была крутой, но укрепленной ступенями из каменных плит – грубых, но надежных. Было видно, что эти ступени созданы не природой, а человеческими руками, для которых важнее была функциональность, чем эстетика.
Палатки археологов стояли неподалеку от лаборатории, но одна из них выделялась: она располагалась на возвышенности, как сторожевой пост, одиноко взирающий на остальной лагерь.
– Это, наверное, опочивальня начальника? Там, на отшибе? – с интересом спросил Герман.
– Не-ет! – с задором засмеялся Паша. – Это я пожалел ребят и убрался куда подальше!
Герман удивленно посмотрел на него, и Паша, заметив его взгляд, охотно пояснил:
– Мой храп даже мертвого разбудит.
Оба засмеялись.
Местечко Чернов заприметил себе сразу: очень удобное, с краю от всех, но не настолько далеко, чтобы могло показаться, будто он желает держаться особняком от коллектива. Плюсом было то, что с этого ракурса открывался обзор на все ключевые объекты в лагере. Палатку установили быстро, а вот с печью пришлось провозиться подольше. Выяснилось, что поленница одна на всех и пополняется ежедневно общими усилиями.
– Даже девчонки в деле, – Паша был легкий в общении и с удовольствием рассказывал о разных аспектах жизни в лагере, включая рутинные заботы. – Ты бы видел, как Алима топором машет! Аж жутко.
– Не удивлен, – парировал Чернов, обрадовавшись, что разговор наконец вырулил в нужное русло. – Честно говоря, из вас из всех она единственная выглядит, как человек, умеющий обращаться с топором.
– Не в бровь, а в глаз, молодец! – засмеялся Паша. – Ты у нас быстро приживешься с таким юморком. Главное, не вздумай париться насчет ее загонов. Тебе еще повезло. Нам вот в прошлом году похлеще досталось. Особенно Милен поначалу выгребал. И ничего, потом все крепко сдружились.
– Откуда она родом?
– Из Тувы, но уже больше пятнадцати лет живет в Озерном, – Паша стал говорить чуть тише, будто боялся, что его услышат в лаборатории. – Сценарий банальный: приехала сюда на какую-то ярмарку, познакомилась с мужиком, вышла замуж. Он вахтовик, где-то на северах пашет. Две дочки есть, школьницы еще.
– Она не похожа на тувинку, – заметил Герман, постаравшись убрать из голоса подозрение.
– Да? – удивился Паша. – А ты прям в теме?
– Не то чтобы очень. Но в тех краях бывал, представление имею. Хотя меня больше интересует, как она к вам попала.
– Ну, мы с Дашенькой в прошлом году приехали сильно позже Милена и Лады. На готовенькое, так сказать. Алима уже была тут. Она же местная, знает окрестности, как свои пять пальцев. Помогает в разведке в основном. В остальное время работает на раскопах. Начальство ее очень ценит, они постоянно шушукаются о чем-то по углам.
Герман не подал виду, но зацепился за это. Лаконичное «шушукаются» казалось мелочью, но именно такие детали часто раскрывали больше, чем можно было подумать.
В папке, которую он получил в аэропорту, почему-то отсутствовало личное дело Алимы. Герман знал, что это – пробел, требующий внимания. Он наметил себе задачу: при встрече со Стрижом выудить все, что возможно.
В конце концов палатка была установлена. Внутри разместилась печь, возле нее Герман оборудовал спальное место: походная раскладушка, на которой сверху расстелил мешок-одеяло. Оставалось пространство для столика с текстильными полочками для хранения одежды и разных мелочей. Но он остался в машине до второго захода. Так что сумку с личными вещами Чернов пока просто задвинул под лежбище.
Потом Паша предложил пополнить запас дров. После зимы валежника кругом было много, так что сбор дров много времени не занял. В этих краях день заканчивался рано. Солнце уже начало клониться к горизонту, и пространство окрасилось в теплые тона, а воздух, напротив, стал пронизывающе холодным. Но за работой шансов замерзнуть не было. А когда Герман взялся за колку дров, то вскоре и вовсе скинул куртку.
Разговоры о жизни в лагере порой перемежались сторонними темами, в основном о профессиональном опыте каждого. Паша, участвовавший уже не в одной экспедиции, восторженно нахваливал своего босса, который, по его словам, в таких дебрях сумел организовать предельно удобное пребывание, ведь ему было с чем сравнивать. А в еще больший восторг Паша пришел, когда узнал, в какой сфере журналистики специализируется Чернов.
– Спасибо, Господи, что послал нам этого замечательного человека! – воскликнул он, протягивая руки к небесам. – Я ж заядлый рыбак. Тут улов просто невероятный! Какой тут окунь! А щука, а лещ! Мы ж теперь можем по выходным вместе рыбачить. Прошлым летом только Алима составляла мне компанию, и то нечасто, остальные – не фанаты этого дела.
– Вот за это и люблю свою работу, – переведя дух, произнес Герман, – за возможность совмещать приятное с полезным. И порыбачить в удовольствие, и материал собрать. Одним выстрелом двух зайцев.
Паша просиял, словно услышал самую правильную вещь на свете:
– Вот это я понимаю, подход, дружище!
Но Герман не стал зацикливаться на рыбалке. Сделав вид, что невзначай сменил тему, он продолжил:
– К слову о материале, я как раз хотел выспросить у Милена про здешнюю флору и фауну. Любопытно узнать, что тут водится на суше и в воде. Да и хорошо бы скорее согласовать перечень работ, которые мне могут доверить.
– Ну, про флору и фауну тебе Милен, конечно, расскажет и материалы даст почитать, а насчет работ… это, скорее всего, не к нему.
Герман вопросительно посмотрел на Пашу, и тот охотно пояснил.
– Милен как бы начальник и за все отвечает, но только на бумагах. Тут Лада всем заправляет.
Герман так удивился, что даже отложил топор. Собеседник, заметив выражение его лица, издал веселый смешок:
– Не всем дано грамотно руководить. Лада превосходный антрополог, но по ее части здесь работы почти нет. Милен с ней очень давно знаком и о ее лидерских способностях не понаслышке знает, поэтому пригласил ее. Поверь, каждый из них на своем месте.
– А Милен тогда чем занимается?
– Честно признаться, он очень много работает, – и, судя по интонации, Пашу это несколько тревожило. – Занимается реставрацией, на раскопы захаживает редко, когда хочет разгрузить мозг и поработать лопатой. На разведках частенько пропадает. А вечерами, иногда и в выходные, обкладывается своими книжками и бумажками и может просидеть с ними до утра. Отчетность в основном ведет Лада, а он изучает всякие исторические сводки и пишет свои научные труды.
Герман молча потер лицо ладонью и вернулся к колке дров.
Немного погодя поленница была заполнена доверху.
– Ну что, мой дорогой помощник, осталось дело за малым: воду набрать на сегодня и завтра. Мы с ручья носим, потом через фильтры на кухне прогоняем. Чистейшая! Хоть пей, хоть готовь.
– Вперед, – коротко ответил Герман, натянув куртку.
Следом за Пашей он двинулся к летней кухне, откуда уже тянуло запахами свежезаваренного чая и чего-то неуловимо домашнего.