Читать онлайн Пустой свет
© Левон Сарикян, 2025
ISBN 978-5-0065-8804-2
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Дорогой читатель,
Эта книга – художественное произведение.
Всё, что ты прочтёшь, – вымысел.
Любые совпадения с реальностью – случайны.
Здесь тьма – не обязательно зло.
А свет – не всегда спасение.
А что, если всё, чему тебя учили, —
лишь занавес?
Ты вправе отвернуться.
Сделать вид, что это просто история.
Или —
посмотреть за кулисы.
Глава 1: Искажённый мир
Они называли это светом. Свет, что жжёт кожу с младенчества. Свет, что требует поклонов, взносов, смирения. Свет, что заставляет молиться, когда твой брат умирает от голода – и благодарить за «великую милость».
Элаар знал этот свет. Он рос под ним. Каждое утро он видел, как старшие в его посёлке склонялись перед Башней Принесения, произнося имена Тех, Кого Мы Благодарим.
Он знал их иконки. Знал их символы. Знал, что любая тень – грех. Что тишина – предательство. Что вопрос – преступление. Он и сам так жил. До вчерашнего дня.
Но что-то начало сдвигаться. Сначала – мелочи. Незаметные, как песчинки в ботинке. Камни у подножий храмов – были составными. Иконы, что веками считались нетленными, – блестели, как свежая эмаль.
Башня, которой они поклонялись… казалась не храмом, а чем-то иным. Холодным. Безликим. Чужим. А древние символы на ней – казались совсем новыми.
Впервые Элаар почувствовал несостыковку. Не страх. Не сомнение. А что-то… другое. Ощущение, будто он стоит в декорациях. И кто-то за кулисами… забыл опустить занавес.
Элаар не спал вторую ночь подряд. Он не мог. В голове всё звучал… голос. Он не говорил на языке Церковной Книги. Он звучал изнутри, будто кто-то трогал струны в его груди.
Он не просил. Не приказывал. Он… звал.
А прошлой ночью он увидел Сон. С заглавной буквы. Настоящий. Древний. Странный.
Башня Принесения – горела. А из её основания поднималась рука – из камня и света. И Элаар знал: это не аллюзия. Это было… воспоминание.
Он проснулся в холодном поту и долго смотрел в потолок, дрожа. Внутри металась мысль: это ложь. Вся жизнь – ложь. Но если это правда… то кто тогда я?
Он хотел забыть. Хотел снова стать нормальным. Хотел отвернуться. Но – не смог.
Что-то внутри уже раскололось.
Он начал задавать вопросы. Не вслух – мысленно. К себе. К тем, кто был до него. К голосу, что звучал не в ушах, а в груди.
Он пытался вспомнить: когда впервые почувствовал, что слово «спасибо» звучит, как приговор. Что «покой» – не чувство, а приём удушения.
Он смотрел на мир – и впервые не узнавал его.
Всё, что раньше казалось незыблемым, теперь выглядело… как обломки.
Как будто реальность треснула по шву – и под тонкой оболочкой ритуалов и лозунгов блеснуло что-то чужое.
Не свет —
а отражение света.
Он чувствовал это. Но не мог понять. А хуже всего – он больше не хотел понимать так, как учили. И это пугало… больше всего.
Утром он пошёл на полевые работы – как положено. Он делал всё правильно. Как и все.
Все шли, склоняя головы. Не потому, что верили – а потому что иначе было нельзя. Те, кто кланялся, делали это с молитвой. Или – с камнем в горле. А кто без камня – тех уже не было.
Элаар стоял среди них. С серпом в руке. С жаром в спине. С голосом – внутри.
Он хотел забыть. Хотел быть, как все. Но с каждой минутой понимал: уже не может.
Он смотрел, как уносят тело – «пропавшего» ночью. Как жрец проходил мимо – и каждый склонялся. Как на каменных плитах, где с утра ещё были капли крови, уже выстроились дети. Чтобы учиться говорить «благодарю».
Он стоял – и не мог даже выругаться. Потому что язык не слушался. Потому что всё тело… знало, что это правда.
Жрец шагнул к нему. Высокий. В белом. На лице – маска из гладкого золота. А голос – безжизненный, как эхо чужой воли, пробившееся сквозь маску.
– Кого ты благодаришь за Свет?
Тишина. Как после удара. Всё вокруг застыло – даже ветер.
Все смотрели на него. Но не как на человека – а как на дыру в строю.
Элаар не ответил. Он хотел. Язык дёрнулся, как раненый зверь – но не нашёл слов. Потому что в груди уже звучало другое.
Голос. Не страшный. Не грозный. А тихий.
Как правда, сказанная впервые:
– Он забрал у тебя брата.
Он забрал твою память.
Он забрал твой голос.
И ты называешь это светом?
Он стоял. Молча. Но его молчание – звучало громче крика. Жрец вздрогнул, словно Элаар сказал не меньше, а больше, чем положено. Он отступил, пошептался с другими, а потом закричал:
– Еретик!
Через час Элаара вели на Приём. Его приговор был очевиден – «одержимость древними», смертельный грех. Два жреца – в масках из позолоченного стекла – держали его за руки. А за ними шёл Старший из Ковчега Слова.
У него была книга. В этой книге не было страниц – только отражение. Если смотреть в неё, можно было «увидеть грех». Так говорили.
Он открыл её – и зазвучал шёпот:
– У него внутри чужая воля… Он… запятнан древней тишиной… Безмолвие внутри. Он проклят…
Толпа у Приёмного Камня расступилась, как перед падалью.
Элаар смотрел на них – и вдруг понял: он не боится. Не потому, что стал смелым, а потому что терять нечего. Ни страха. Ни надежды. Только тишина, в которой впервые звучала его мысль – а не чужой голос.
– Ваш свет – гниль. И я больше не закрываю на него глаза.
Жрецы в масках переглянулись. Один шагнул к нему, но в этот миг воздух вокруг Элаара задрожал. Будто сама реальность не ожидала, что кто-то осмелится. Он не знал, что делает. Просто поднял левую руку – и цепь на запястье лопнула. Словно от жара. Или – от воли.
Жрец потянулся к жезлу, но Элаар уже сорвался с места. Рванулся вперёд, врезался плечом в грудь первому, сбил с ног – и, спотыкаясь, побежал.
Он услышал, прежде чем увидел: в воздухе разорвался звон тревоги.
«Искажённый!»
«Одержимый!»
«Спустите Крылатых!»
И они действительно были спущены. Он не видел их, но уже чувствовал, как земля будто затаила дыхание. Их приближение было как давка воздуха. Как звон в костях.
А потом – он услышал: скрежет крыльев, визг резонаторов, боевое песнопение. Будто само небо кричало.
Их было трое. Облачённые в сияние. В броне, отражающей солнце. С телами, выточенными из ужаса. С крыльями, похожими на клинки. Певцы смерти. Жнецы плоти. Святые мясники.
Элаар застыл. Все его мысли сжались в одну: «Сейчас меня убьют». Он не хотел умирать. Не здесь. Не так. Он был не готов. Он хотел жить. Дышать.
Он даже не понял, как ноги рванули с места. Он бросился в сторону – в тот миг, когда первый из Крылатых прошил воздух и врезался в землю с такой силой, что скала вздрогнула. Камни взлетели вверх. Осколки прожгли кожу. И всё затряслось, словно сама реальность отползала прочь.
Второй обрушился следом – только ветер, только резкое свечение глаз.
И тогда Элаар услышал голос. Свой. Изнутри.
Шепчущий – не приказывающий. Просящий:
Беги.
Просто беги.
Он не сражался. Он выживал. Он катился по камням, метался от света в тень, от звука – к тишине, уходя от ударов своих палачей. Каждое движение подпитывалось первобытным страхом, что прожигал лёгкие и глушил разум.
Он не знал, куда. Просто – подальше. От их шагов. От их звона.
Один из Крылатых промахнулся, пикируя с высоты. Его копьё вонзилось в землю, вызвав взрыв породы, от которого Элаара отбросило. Он ударился о склон, потерял равновесие, отпрянул в последний миг – и копьё лишь распороло плечо.
Ударной волной Крылатого отшвырнуло, и тот взвизгнул в бешенстве. Он не пал – но замедлился.
Второй ударил сзади. Камни врезались в спину, лёгкие обожгло – но он… поднялся. Не из силы. Из отчаяния. Он не хотел умирать. Он не был готов.
Третий встал впереди. Копьё – наперевес. Мгновение – и всё кончится.
И Элаар прыгнул. В пропасть. Не думая. Не рассчитывая. Просто – прыгнул.
Он падал. Воздух рвался в ушах. В глазах – мрак. В носу – кровь. Он не знал, будет ли дно. Но голос внутри держал:
– Ты справишься. Не сдавайся.
Он врезался в склон – не насмерть, но будто ударили изнутри. Плечо жгло. Грудь грохнулась о камни. Он катился, ломая кустарники, пока не врезался в выступ и не замер. Чудом.
Он полз. Как зверь. Раненный. Потерянный. Пыль саднило в свежих порезах. В глазах – всё тот же мрак. В носу – всё та же кровь.
Но внутри что-то вело его вперёд. Сквозь тьму. Сквозь страх.
Он протиснулся в узкий, как могильник, лаз между обломков. Прополз. И, вывалившись с другой стороны – упал. Ударился затылком. Он не успел даже вдохнуть.
Сзади – рёв. Крылатый. Свет – уже в тоннеле. Всё. Конец.
Элаар не мог встать. Он просто… вытянул руку. Без смысла. Почти рефлексом.
И тогда – воздух вспыхнул. Удар. Но не звук – а вспышка боли, как будто само пространство изогнулось. Крылатого отбросило. Он ударился о стену – и лопнул.
Будто его строение не выдержало вибрации.
Элаар застыл. Смотрел на ладонь. На дрожащие пальцы. Он ничего не понял. Он просто… встал. И побежал.
Он бежал. Спотыкаясь. Раненый. Загнанный. Пока не врезался лбом – в каменную стену.
Не проход. Не выход. Тупик.
Он вскрикнул. Заколотил кулаками:
– Пусти!
И тогда – стена дрогнула. Он приложил ладони. Металл вспыхнул линиями – принял его. Контур дверей засветился. Створки раскрылись, приглашая войти.
Он шагнул.
Дверь закрылась. Плотно. Бесшумно. Как клетка. Или – как портал.
За ней – коридор. Холодный. Чужой. Но в нём было тихо. И спокойно.
Он шёл, цепляясь рукой за стены. На каждой – резьба. Символы. Он не знал их. Но узнавал.
Где-то внизу открылся зал. Не храм. А сердце чего-то древнего. Забытого. Но всё ещё живого.
Стены сходились в круг, будто пространство свернулось внутрь себя. А в самом центре – тело. Громадное. Плотное. Окутанное проводами, как корнями. То ли маска. То ли шлем.
Вокруг головы – три кольца, вращающихся медленно, как спутники мёртвой планеты. Оно не двигалось. Но Элаар чувствовал: он жив.
– Ты – первый. Первый за долгие тысячи лет. Первый, кто пришёл – не ради силы. Не ради сокровищ. А потому что услышал меня. Ты помнишь. Хоть крошку – но помнишь, кто ты.
Элаар не понял. Но тело – узнало раньше. Он рухнул на колени. Не от страха – а от чего-то глубокого. Родного. Он хотел сказать что-то…
Но кольца – остановились. Свет в артериях – погас. И Атлант снова ушёл в сон. В ту вечную, безвременную темницу, где нет свободы. Только цепи.
Но Элаар остался. Один. Хотя – не совсем.
Когда Атлант замер, что-то разорвалось в сознании Элаара. Будто не голос – а душа, чужая, несметная, обрушилась на его разум.
Сначала – образы. Потом – чувства. И, наконец – понимание. Гулкое. Бесповоротное. Такое, от которого уже не отвернуться.
Он не знал, как… но видел: горящие небеса. Города, рассыпающиеся, как прах. Клятвы, шепчущиеся сквозь кровь – на коленях. Брат, что предал брата. Цепи, что не ржавели веками. И миллионы душ, поклоняющихся тем, кто их пожирал.
Он не знал ни имён, ни даты. Но масштаб – прожёг его изнутри.
И в этот миг Элаар понял: всё, чему его учили, всё, за что наказывали, всё, что называли «светом», – было тенью.
То, во что велено было верить, не спасало. Оно пожирало.
Этот мир – не мать. А мачеха, скрывающая свой плотоядный, хищный оскал под вуалью добродетели.
Он сидел на холодном полу. Зал не шептал. Не звал. Но казалось – смотрел.
Он не знал правды. Но теперь знал главное: это – не ошибка. Это – преступление, которое длится вечность.
Историю сшили, как маску. А настоящую – похоронили. Глубоко. Под слоями лжи, золота и страха.
Артефакты прошлого украли. Очистили. Переименовали. И выставили на алтарях как «дары». Не чтобы вспомнить – а чтобы заставить забыть. Не чтобы вдохновить – а чтобы навсегда подчинить.
Он не мог пошевелиться. Кровь стекала по губам. Пальцы – онемели. Спина – будто заледенела. Он смотрел вперёд – но не видел.
…и всё, что у него теперь осталось: это – тишина, и он сам.
Сам – перед миром, как перед бездной, которая молчит, но всё слышит. Сам – среди обломков веры. Среди руин чужой истины. Сам – с горлом, забитым криком, который так и не сорвался.
Я должен был чувствовать что-то. Хоть что-то. Но внутри – ничего.
Он сжал пальцы. Не почувствовал боли. Не было слёз. Не было дыхания. Голос – исчез.
Не ярость. Не страх. Только – пепел.
Сухой. Горячий. Тот, что остаётся, когда всё уже сгорело.
Глава 2: Дыхание мертвецов
Он не знал, сколько прошло. Минуты? Часы? Здесь не было ни звука, ни дыхания, которое можно было бы услышать. Только пульс. Не его – чей-то глубже. Как будто под кожей пространства билось сердце.
Пол – гладкий, как кость. Холодный, но не мёртвый. Стены – дышали. Не физически… но он чувствовал: место живое. Или, по крайней мере, ещё не умерло.
Иногда, в темноте, вспыхивали символы. Слабо. Не как зов. Не как предупреждение. Скорее… как рефлекс, как вздрагивание во сне. И каждый раз, проходя мимо, он чувствовал: его узнали.
Он не знал, куда идёт. Но ноги несли его сами. Само. Словно внутри уже был маршрут. Словно всё в нём звало: дальше. Позади осталась дверь. Позади – страх. Впереди – тишина. Не пугающая. Ожидающая.