Читать онлайн Сборник эссе «Лиза говорит…»

«Когда вода всемирного потопа

Вернулась вновь в границы берегов,

Из пены уходящего потока

На берег тихо выбралась любовь

И растворилась в воздухе до срока,

А срока было сорок сороков.

И чудаки – ещё такие есть —

Вдыхают полной грудью эту смесь.

И ни наград не ждут, ни наказанья,

И, думая, что дышат просто так,

Они внезапно попадают в такт

Такого же неровного дыханья…

Только чувству, словно кораблю,

Долго оставаться на плаву,

Прежде чем узнать, что «я люблю», —

То же, что дышу, или живу!..

Владимир Семёнович Высоцкий.

******

«Когда человек любит, он становится ароматом» (Тонино Гуэрро).

Посвящается тому, кто НЕ умеет любить.

******

…Я родилась на Таганке рядом с домом Высоцкого.

Папа и бабушка забирали маму со мной из родильного дома.

На улицах моей красавицы Москвы пел свой короткий вокализ отчаянный июнь – то лето было легендарно жарким…

Папе вручили меня в виде свёртка, типа гусенички, и торжественно отправились домой.

От родильного дома до дома папы было минут пять… Мама потом вспоминала, что они шли минут 40… Папа петлял как мог, стеснялся свёртка – не привык ещё к новой роли отца. Свёрток подпискивал и чуть-чуть извивался…

Через Таганку стройной сероглазой лентой уплывала вдаль сестра Москвы-реки малышка Яуза.

Папа звал меня «Тютя» и очень любил… Когда они развелись с мамой, мне было 4 года.

Я уехала на Сетунь к бабушке с дедушкой – там во дворе рос жасмин. И летними вечерами аромат жасмина, как купол, накрывал большой Кунцевский двор, ограничиваемый П-образной «сталинкой».

У меня были каштановые кудряшки, зелёные глаза, абсолютный слух и безумная любовь к лошадям.

Три раза в неделю с папочкой под мышкой я входила к преподавательнице по фортепиано. Её роскошный старый С. Bechstein звучал богаче и стройнее моей советской «Лирики».

В квартире было много антиквариата… Я со своими кудряшками садилась за инструмент, Алла Максимовна рядом и послушный С. Bechstein под моими пальцами своим кружевным звучанием вспенивал пространство звуками этюдов Черни, Листа… Мазурками, вальсами и любимой «Элизе»…

Я была талантлива. Мне прочили консерваторию… Но я мечтала стать ветеринарным врачом…

В первый класс мама с папой вели меня вместе – я была счастлива, каштановые кудряшки прикрывал синий бархатный берет, а у моей лучшей подружки Алёнки был такой же бордовый – я очень переживала по этому поводу. Мне хотелось бордовый…

Папа приезжал по выходным. Я его так любила, и мне его так не хватало… Каждую субботу или воскресенье, когда он должен был приехать, я с утра выходила во двор, садилась на лавочку и смотрела в одну точку, откуда должен был прийти папа.

Такая девочка Хатико…

Папа был очень спокойный, казалось, немного флегматичный, с потрясающим чувством юмора – такое сейчас не делают. Это дар Божий.

Он с совершенно серьёзным голосом и спокойным лицом говорил такие вещи, что мы с мамой в буквальном смысле падали и смеялись до слёз, порой до истерики… И звенели наши голоса, как колокольчики… И я была так счастлива, когда был рядом папа…

Самым главным событием выходных был ипподром.

В 8 утра я и две мои подружки, тоже помешанные на лошадях, уже седлали… Оголовье, уздечка, трензель, повод… Ватник, седло, подпруга… И час абсолютного счастья общения с лошадью – созданием умнейшим, красивым, с такой мощной энергией, такими вибрациями, что сделало её символом анималотерапии.

Потом я целовала свою гнедую кобылку Кроху в нос и уезжала отсчитывать дни до следующего воскресного счастья.

Папа водил меня в горы. Каждое лето в горы: Карпаты, Крым, потом Кавказ, Чегет… Когда моим маленьким ножкам покорилась Чегетская вершина, снежная, уходящая вниз извилистой горной тропой, папа сделал небольшой привал и сказал: «Тютя, ты молодец!», – и вытащил из рюкзака шоколадные драже. Я до сих пор помню этот вкус… из калейдоскопа вкусов моего детства. Вкус гордости папы мной, его признания.