Продолжение романа Свора певчих.
Эта история происходит в похожей на нашу альтернативной вселенной, поэтому многие наименования, исторические события или детали (времена года, спутник планеты, названия месяцев, дней недели и т. д.) схожи. Ключевым отличием является событие, случившееся за тысячу лет до начала повествования. Плюс немного иначе выглядит карта мира и, соответственно, есть различия в названиях государств и их историй.
Всё началось, когда на территории одной древней страны открылись разрывы, ведущие, как решили люди, прямиком в ад. Оттуда вылезли демоны, которых было невозможно убить. Практически сразу с их появлением, в небесах появились порталы, и в мир явились прекрасные ангелы. С помощью своих голосов они убивали монстров, защищая людей. Им удалось сдержать первую волну демонов, которых назвали морликаями. Однако разрывы продолжали открываться, и из них появлялись новые создания ада.
Тогда ангелы под предводительством ангелицы Аллейн решили остаться в мире людей, чтобы защищать их от тьмы. Это стоило им ангельских крыльев. Потомков ангелов назвали сэвами, спасителями человечества.
С тех пор прошло 1046 лет. Если сравнить с нашим миром, то временной промежуток совпадёт примерно с 30-ми годами XX-го столетия. За прошедшее тысячелетие сэвы распространились по свету, как и разрывы, теперь открывавшиеся везде, где обитают разумные создания.
С течением времени, вера в божественное происхождение сэв, померкла. Потомки ангелов, ставшие во главе множества государств, теряют власть и утрачивают своё превосходство благодаря новейшим изобретениям промышленной эпохи.
Грядёт раскол. А вместе с ним, всё больше и больше открывается разрывов, словно предвещая конец света. И кто знает, что выползет с той стороны следом за адскими созданиями.
Глава 1. Молодая гарпия
Дверь выбили с ноги. Без колебаний отряд специального полицейского подразделения «Гарпии» ворвался в здание типографии, принадлежащей Издательской империи Ивана Павлинского, специализирующегося на издании женских журналов моды и красоты. Из презентабельного холла, отделанного стеклянными перегородками, по дороге задерживая растерянных молодых сотрудниц в строгих офисных платьях, суровые жандармы третьего отделения канцелярии проследовали в печатный цех. Раздался единый повелительный крик, и работа встала, а рабочие, в испачканных чернилами и тушью формах, недоумённо уставились на свои руки, будучи не в силах пошевелиться.
В цеху никогда не бывает тихо, вот и сейчас бумага продолжала скользить по конвейерной ленте, закатываясь под высокие бобины и выскальзывая из-под них с печатным текстом. Автоматизированная лента, выдумка знаменитого сэва Ивана Павлинского, существенно упростив и удешевив издательский цикл, сейчас обратилась против работников типографии. Без слаженной работы своих кукловодов бумага поехала вкривь и вкось, пачкая и без того измазанных краской людей.
Однако никто не обращал внимания на беснующуюся ленту. Атаковавшие типографию гарпии быстро выводили мужчин из цеха, и даже вышедший из своего кабинета директор типографии не остановил жандармов, застыв посреди зала с приказом об обыске в руках, подписанным самим действующим тайным советником – главноуправляющим третьим отделением господином Ульрихом Коршуном.
Пока гарпии разбирались с сотрудниками и упаковывали бухгалтерские документы, проверяя каждую комнату типографии и задерживая каждого на своём пути, включая уборщиц, в здание зашла молодая черноволосая девушка со стрижкой каре и с неестественно яркими золотыми глазами.
Одетая в чёрный мундир подразделения, с серебристым кантом на плечах и стоячим воротником с закруглёнными углами, девушка ничем не выделялась среди своих сослуживцев, однако отличалась так, как бабочка махаон отличается от бабочек-однодневок. И пока другие искали следы явные, отчётливые, видимые на свету, допытываясь до секретов издательства и пытаясь отыскать истину, девушка, как призрак, ходила по помещению, разглядывая свежеотпечатанные листы, ещё не подшитые и не вложенные друг в друга в правильной последовательности. В них получалось, что нарисованная дева в мехах соседствовала с рекламой пилюль, а реклама открывающегося модного салона перетекала в статью о вреде женского образования, написанную религиозным деятелем.
Поморщившись на неприглядные слова статьи, Ремия Беркут вышла в центр цеха, почти вплотную прислонившись к огромным бобинам, от которых сильно пахло свежей краской. Только тронь, и пальцы вымажутся в чернилах, графите и типографской пыли. На заднем плане разгорался спор между управляющей подразделением Лидией Журавлёвой, высокой сорокалетний младшей сэвой, и директором типографии, а из фойе доносились возмущённые крики сотрудников, однако вокруг Реми сформировался пузырь абсолютной тишины. Матовой, глухой и очень плотной. И в этой тишине, как нота, зазвучал комариный писк. Тихий, он неспешно нарастал, охватывая помещение, вызывая головную боль у людей и заставляя гарпий застыть, по-птичьи поворачивая головы в сторону зазвучавшей девушки.
Реми никого не замечала. Она звучала, и этим звуком целиком захватывала цех, проходя насквозь и людей, и сэв, и стены здания, добираясь до всех уголков, до самых потаенных мест. Звук усилился до такой степени, что и люди осознали его звучание, испуганно умолкнув и позабыв о возмущении. Сотрудники не понимали, откуда он исходит, и испуганно переглядывались, начиная догадываться, что это и есть настоящий обыск издательского дома.
Пение оборвалось резко, как выстрел, на самой высокой ноте. Реми пошатнулась, схватившись за край стоящего рядом стола. Открыв глаза, девушка увидела перед собой Лидию. Светловолосая женщина молча смотрела на неё, чуть поджав губы, дожидаясь, что скажет её самая непредсказуемая, самая нежеланная, а тем и пугающая подчинённая.
– Здесь, – сглотнув вязкую слюну, сказала Реми, мыском ботинка указывая на стоящий неподалёку печатный пресс. – Внизу.
Лидия не стала уточнять, что именно внизу, только кликнула взятых в помощь для задержания подозреваемых полицейских, и те, обойдя по кругу оборудование, нашли скрытые рычаги и одновременно нажали на них, открывая тайный проход. Среди людей раздались удивлённые возгласы, их испуганный шёпот взвился до потолка. Один или два голоса прозвучали фальшиво. Директор пытался выглядеть невозмутимо, но биение его сердца выдало мужчину с головой. Тотчас его и ещё нескольких работников типографии вывели из помещения и поместили в грузовой автомобиль. А остальным приказали покинуть цех в связи с проведением следственных мероприятий.
Лидия намеревалась первой спуститься вниз по лестнице, однако Реми загородила спуск.
– В связи с особым статусом расследования, я пойду первой, – безапелляционно заявила девушка, чем заслужила ещё один недовольный взгляд начальницы.
Ремия Беркут находилась в особом статусе, будучи под опекой Ульриха Коршуна. Вызвав год назад к себе управляющую подразделением гарпий, глава третьего отделения кратко представил ей новую сотрудницу и доходчиво объяснил, что девушку нужно обучить следственным действиям, привлечь к самой активной работе, но не поощрять и не выделять среди других, однако в особых случаях не перечить, а наоборот, всячески помогать особе в связи с проведением тайного расследования деятельности секты последователей Люциана, организованного на самом высоком уровне.
С тех пор так и повелось. Ремия Беркут работала в подразделении наравне с другими гарпиями, проживая в общежитии, выделяемом неженатым сотрудникам канцелярии. Пролетев с поступлением в Военную академию, девушка в свободное время готовилась к поступлению в Императорский лицей, хотя не была уверена в своём намерении продолжить работать в канцелярии после завершения расследования. У неё была более важная цель жизни.
В подразделении она выступала в качестве консультанта по вопросам люцианитов. Используя свои тайные связи, девушка часто выдавала наводки на ячейки сектантов, временами перехватывая контроль над группой гарпий, изучающих эту секту, а также самолично отчитываясь по результатам расследования главноуправляющему в обход начальства, что, естественно, не нравилось Лидии.
– Как знаешь. Но помни, ревуны любят оставлять сюрпризы непрошеным гостям, – подчёркнуто невозмутимым голосом сказала Лидия, уступая дорогу.
На её шее под толстым воротником пальто скрывался след, оставленный таким сюрпризом. Женщина догадывалась, что Реми здесь не из-за наводки, поступившей из подразделения сфинксов, ответственных за контроль над периодическими изданиями. Уже не в первый раз гарпии обнаруживали, что люцианиты тайно покровительствуют особо радикальным революционерам. Однако понять, зачем и почему, не удавалось.
Реми только плечами повела, и быстро спустилась по лестнице вниз. В полутьме сэва разглядела небольшое помещение, заваленное стопками буклетов, плакатов и газетных вырезок. Ощутив резкий запах, она увидела ящики с динамитом и коробки с ружьями и пистолетами, а также горделивые красные флаги революционных движений. На стене белой краской сиял слоган новой революции «Наш голос не заглушить», звучавший как ответ на действия правительства по сдерживанию партийных организаций, допущенных до слушаний и выступлений в Государственной Думе полтора года назад.
Найдя выключатель, девушка зажгла свет и медленно обошла комнату по периметру. На первый взгляд им удалось выйти на тайную типографию, использующую издательский дом как прикрытие для своей деятельности. Однако Реми спустилась вниз не ради ревунов, а потому не остановилась на достигнутом. Она вновь отыскала точку тишины в своей груди и зазвучала, отражая звук от стен, используя эхолокацию, чтобы проверить помещение на тайники. Ей удалось отыскать один – небольшой, размером с прикроватный сундук.
Реми знала, что там найдёт. Знала и отчаянно желала поскорее увидеть. Приблизившись к дальней стене, она стянула с неё плакат с ужасающей чёрной птицей, в чьих чертах считывалось лицо великого императора, а потом дёрнула за едва заметный выступ и открыла дверцу тайника. Три книги лежали завёрнутыми в бархатный красный мешок. Одна – старая и ссохшаяся от времени, две другие – новые, ещё пахнувшие типографской краской. Оригинал и перевод.
Чувствуя нетерпение заждавшихся гарпий, Реми только на мгновение сунула нос в один из переводных экземпляров, дабы убедиться, что отысканное – верное. После чего положила книги в заплечную сумку и позвала остальных. Пусть спускаются и рыщут явных врагов империи. Её дело – полутьма. Её дело – отыскать клубок гремучих змей.
Оставив сослуживцев разбираться с революционной ячейкой, Реми направилась по месту службы в Аллейский переулок, где располагался штаб третьего отделения канцелярии, в простонародье именуемый Гнездом, для чего ей пришлось воспользоваться штатным автомобилем с шофером, так как с недавних пор сэвам стало небезопасно пользоваться общественным транспортом. После адских праздников, взаимоотношения между аристократией и людьми сильно ухудшились. Стычки и столкновения, подавление голодных бунтов, возросшая социальная напряжённость и разгоревшиеся, как от спички, брошенной в бензиновое озеро, революционные партии, всё это изменило город. Раскалило его докрасна, несмотря на прошедшие холодные зимы.
Вот и сейчас, в начале марта, зима и не думала отступать, до треска обнажая воздух и подставляя его под свинцовые тяжёлые тучи. Если мороз не отступит, скудный урожай доведёт крестьян до точки, а там и революция покажется благом…
Отбросив нерадостные мысли, Реми вошла в вытянутое кверху, с узкими колоннами и треугольной шапкой над входом, здание штаба. Протянув именную карточку, девушка миновала пункт досмотра и перешла на служебную часть, пройдя насквозь толпившихся просителей. Перед ней расступились, как будто она ледокол, идущий сквозь стянутые льдом зимние воды. Люди и младшие сэвы отворачивались, боясь попасться ей на пути. Слишком ярко и зло горели жёлтым её глаза. Слишком сильной стала молодая сэва.
Известив секретаря главноуправляющего о своём приходе, она дождалась разрешения войти и прошла в тёмно-синий просторный кабинет. Старший ворон, постаревший Ульрих Коршун, сидел на массивном резном стуле возле обитого сукном стола из цельного дерева, работая с официальными бумагами. Пальцами поманив Реми к себе, мужчина свободной рукой поставил закорючку на каком-то документе и отложил его в папку, деликатно прикрыв обложку свежим выпуском газеты «Буревестник».
– Посмотри, что пишут! Совсем страх потеряли, – ворчливо заговорил он, кивая на броский заголовок: «Разгул в ХудАкадеме! Пир во время чумы?».
Реми равнодушно мазнула взглядом по газете и отвернулась. Литературная горячка, охватившая молодых студентов университетов, устраивавших кружки чтения признанных литераторов из числа людей, уже давно вызывала вопросы в высших правительственных кругах. Слишком вольными стали участники этих собраний и встреч. Слишком озлобленными, направленными против устоявшейся системы. Люди призывали ветер перемен, крича о том, что скоро самодержавная власть падёт и настанет эпоха равенства. Глупцы. Равенство – это миф, недостижимая сказка, в которую так легко завернуть опасные идеи.
Поколебавшись, девушка вытащила из сумки две книги и положила их перед шефом. Ещё одну с особыми пометками на полях страниц она приберегла. Будто чувствовала, что так надо. Не только в третьем отделении изучают библию Люциана. Стоит показать ещё одному исследователю перевод этой книги, учитывая, что у него имеется оригинал.
– Всё прошло гладко? Вы не встретили сопротивления? – спросил мужчина, потемнев лицом при взгляде на кощунственные тома.
Зная, что в издательстве работает подпольная типография, Ульрих до последнего сомневался в её связи с люцианитами. Слишком уж отличались их цели от целей ревунов. Трудно поверить, что сэвские фанатики и революционеры действуют заодно.
– Я считала и считаю, что партию анархистов «Рокот истины», пришедших на смену ликвидированной партии «Рёв свободы» тайно финансируют люцианиты под командованием Виктора Грифа. Да-да, вы говорили, что его видели за границей в Урласке, однако руководить можно и удалённо.
С каким-то омерзением поглаживая чёрную обложку библии, Ульрих ещё больше насупился, всем видом выражая недовольство. Он только приоткрыл книгу и тотчас захлопнул, инстинктивно приложив руку к ангельскому символу под рубашкой. Вера в божественное происхождение сэв была слишком сильна. Даже узнав правду, мужчина не открестился от неё.
– Это слишком смелые домыслы, Реми. У нас мало фактов, чтобы верить одной лишь интуиции. Будем работать дальше.
– После я смогу ознакомиться с содержимым перевода? Это поможет лучше понять конкретные цели люцианитов.
– Разумеется. Но сначала с этим разберётся наш специалист. Составь полный отчёт по сегодняшней операции, мне нужно скорее передать его во дворец. Завтра начнётся подготовка ко Дню памяти Аллейн и, соответственно, празднику в честь цесаревича Александра, родившегося в этот же день. Чует моё сердце, работы в ближайшие две недели будет много.
Ремия тоскливо кивнула. Она уже получила приглашение в Императорский дворец на праздник. Хоть девушка и не особо поддерживала отношения с Романом, в глазах общественности она оставалась его дочерью. А граф не стремился от неё отрекаться, поэтому они заключили соглашение, по которому она была обязана посещать значимые мероприятия аристократов. И пускай последние полтора года празднеств практически и не было в связи с тяжёлым положением в стране, ей всё-таки приходилось выходить в свет.
Когда девушка уже намеревалась покинуть кабинет, Ульрих неожиданно спросил:
– Ты уже подала документы в Императорский лицей?
Реми поперхнулась от неформального вопроса начальника. Год назад она добровольно переступила порог Гнезда и заявилась в кабинет Ульриха с предложением помочь в расследовании преступлений «Своры певчих», а позже и в расследовании дел люцианитов. После одобрения сверху, она поступила в штат, примкнув к подразделению гарпий.
Её отношения с главноуправляющим никогда не выходили за рамки рабочих, сухих и деловых до кончиков острых когтей. Ульрих держался с сэвой подчёркнуто строго, памятуя о её сомнительном прошлом. Только выдающиеся способности девушки изменили его мнение о ней. Ремия завоевала доверие своей решительностью, твёрдостью и даже жестокостью по отношению к преступникам.
– Разумеется. Мои способности нужны империи, вам ли этого не знать, – осторожно ответила она.
И тут уже Ульрих не сдержал усмешки. Вытащив трубку из ящика стола, он закурил, разглядывая застывшую молодую гарпию. За последние месяцы он неплохо изучил Реми и пришёл к выводу, что, будучи наделённой особыми талантами, тем не менее девушка мало подходит для службы на благо страны.
– Ты уверена в своём решении? Не спорю, у тебя прекрасный задатки для нашей работы, но я не вижу в тебе достаточной самоотверженности и желания действительно стать частью системы, – попыхивая трубкой, мужчина грузно поднялся из-за стола и подошёл к стоящему неподалёку кожаному дивану с глубокими креслами. Жестом указав девушке сесть в одно из них, сам опустился на диван, задумавшись над тем, что хотел ей сказать.
Реми, вздохнув с лёгкой усталостью, всё же подчинилась. Как послушная ученица, она сложила руки на коленях и выпрямила спину, словно настоящая гимназистка.
– Ты должна понимать истинную цель третьего отделения. А именно – поддержание порядка в Ролльской империи. «Гарпии», «Осы», «Грифоны», «Сфинксы» и «Оводы» – каждое подразделение является винтиком системы. Мы защищаем родину как от внешних, так и от внутренних врагов. Как от неблагонадёжных сэв, так и от вольнодумных людей. Разумеется, есть ещё и внешняя разведка – «Воробьи». И более секретные службы, о которых известно только императору и его доверенным лицам. Но именно мы в полной мере отвечаем за безопасность нашего славного государства. Мы действуем на опережение. И нуждаемся в смелых, честных и сильных сэвах. Таких, как ты, – размеренно заговорил Ульрих, в такт словам размахивая трубкой. – Реми, твой уникальный опыт уже помогает нам бороться с ревунами. Но если ты будешь действовать по собственному разумению, игнорируя правила и приказы, невольно сама можешь навредить системе. Что печально закончится, – со значением произнёс он.
Реми попыталась объясниться, но мужчина мотнул головой, велев ей подумать над его словами. И более серьёзно подойти к планированию собственного будущего. Получение образования, работа в подразделении, успешная карьера – действительно ли это то, чего она хочет? Если да, понимает ли она, что строить свою жизнь с учётом правил третьего отделения нужно уже сейчас. Он говорил с намёком, но не в лоб, не собираясь вслух называть… друга девушки, который наверняка помогает ей не только с делами люцианитов.
Всё, чего хотел Ульрих, – дать Реми направление. А уж идти по указанной дороге или нет, решать девушке. Хотя, судя по вопросам, исходящим с самого верха, у него были сомнения в самой возможности её самостоятельного выбора.
Глава 2. Горькая песнь
Город просыпается от зимней спячки. После полудня выползают горожане, звучит музыка, из уличных киосков доносятся ароматы выпечки и кофе, смешиваясь с общим запахом города, меняя тональность застывшего в колючем холоде Ролльска.
Реми пешком добирается до общежития, однако сворачивает в ближайший к нему переулок и спускается в полуподземный кабак, откуда уже доносятся разухабистая музыка и весёлый молодёжный гомон. Перед ночной сменой сэвы из шестого отделения «Шершней», занимающегося истреблением морликаев, предпочитали проводить часы здесь, сбрасывая накопившееся напряжение.
Глянув на настенные часы, Реми открыла дверь и нырнула в бесподобную смесь из запахов табака и дешёвой выпивки. Эти вкусы такие яркие, насыщенные и сбитые в плотную вязь, что даже сам воздух загрубел, застыл, скрывая сэв в матовой дымке. Прищурившись, Реми разглядела в сизой дымке знакомую рыжую косу, принадлежавшую Вивьен. Девушка в чёрном платье с пышной юбкой, сидела на крышке пианино, стоящего в углу. Над залом разносился её звонкий и глубокий голосок, распевающий разудалую песню:
Кивнув парочке знакомых, Реми подошла к стойке бара и заказала кружку пива, бросив на стол монетку-ястребок. Кожаная сумка неприятно оттягивала правое плечо, и она положила её на свободный стул. Тем временем музыка становилась всё громче и пронзительней. Гитарист, аккомпанирующий певице, не жалел струн. Однако пианино под пальцами пьяного пианиста издавало высокие ноты, которые раздражали слух. Но много ли надо сэвам, что хотят просто отвлечься от безумной гонки на выживание, из которой невозможно вырваться?..
Вивьен спрыгивает со своего места, и её подхватывают товарищи, поднимая на плечи и ставя на стол. Она звонкими набойками на туфлях отбивает ритм, и пение захватывает её с головой. Юбка взлетает вверх до колен, обнажая красную подкладку из жёсткого фатина, а под ней чёрные шёлковые колготки. Через миг Виви оказывается на другом столе, а к ней присоединяются двое младших сэв, и они втроём танцуют, как в последний раз, с той самой волшебной самоотдачей, когда хочется забыть обо всём и обо всех. Когда есть только этот миг, настоящий момент, в котором вся кровь и грязь, навалившиеся за прошедшие полтора года, стекают вниз, и ты вновь молодой и невинный, незнающий, что завтра может и не настать, а острые клыки и когти проклятых морликаев отправят тебя или твоих товарищей на тот свет. Что подземные лабиринты и заброшенные городские кварталы сомкнутся над тобой, и последним, что увидишь, – свинцовое рыжее небо.
«Танцуй же, Вивьен. Танцуй, как будто это единственное, что имеет значение», – думала про себя Реми, отпивая из кружки кисловатое пиво. – «Ты столько раз оказывалась на грани за последние два года, что, если тебе помогают танцы и пение, – не отказывай себе в них. Будь живой. Мёртвых мы успеем оплакать».
Песня закончилась. На сцену взошли трое сэв и принялись распевать весёленькую песенку про удалого паренька и красавицу певицу с ревнивым мужем. Вивьен спустилась с импровизированного помоста и присела на соседний с Реми стул, отряхивая с чёрной юбки крошки и пыль. Ей тотчас предложили несколько стопок водки, и она выпила одну за другой под одобрительный свист сослуживцев.
Не так много в этом кабаке старших сэв. А уж знатных девушек из высшего общества только двое. Однако повышенного внимания они удостаивались не из-за своего высокого происхождения, а в силу своих особых талантов. Вивьен – одарённая ищейка. Она за версту чует морликаев, а потому именно её отряду чаще прочих приходится зачищать самые тёмные ответвления под городскими улицами, ныряя в глубокую и стылую тьму, и даже выезжать за пределы города в составе крупных отрядов, оказываясь в заброшенных деревнях, где морликаи бывают особо свирепы.
– Ты сегодня не выходишь? – тихо спросила Реми, зная, что подруга услышит.
Та кивнула, и также тихо ответила:
– После двойной смены двое суток отдыхаем. Послезавтра выезжаем в Лугорьевск. Там обнаружили крупное гнездо на месте взорванной церкви. Будем зачищать совместно с военными.
– Легче не становится, – не спрашивая, а утверждая, сказала Реми, косясь на свою сумку.
Ни для кого не секрет, что после адских праздников разрывов больше не было. Однако морликаи не только не умерли после закрытия порталов, но и научились размножаться, что существенно усложнило процедуру их ликвидации. Людям и сэвам приходилось действовать сообща, зачищая родную землю от этих тварей. Однако улучшения всё не наступали. Уже давно ходят слухи, что в удалённых и глухих частях страны стали появляться измененные и чу́ждые места, в которых человек не выживет, а сэв сойдёт с ума, превратившись в нечто извращённое. Поговаривают, что правительство в курсе происходящего, но всё скрывает от общественности.
Разумеется, это небылицы. Как и кривотолки о смертельной болезни императора, который вот уже полгода не появляется на публике. Неужели раны, полученные в результате подрыва бомбы под Аллейской оперой, оказались такими тяжёлыми, что Великий самодержец до сих пор не может от них оправиться? И почему тогда он медлит с объявлением о назначении своего преемника?..
– Прорвёмся, – фыркнула Вивьен. – Феликс писал? Я давно о нём ничего не слышала, – как бы между делом поинтересовалась она.
– Кажется, он сейчас находится на границе с Урласком. Как выпустился из академии, так сразу поступил на службу под начало моего отца. От него давно не было новостей, – пожав плечами, ответила Реми.
С Феликсом непросто. Он так и не отошёл от смерти Роберта. Поэтому общение с девушками особо не поддерживал, хоть и принёс свои извинения за срыв.
– Представляешь, мне опять не пришло приглашение на праздник во дворец. Интересно, это из-за того, что я отчислена из Академии, или потому, что работаю шершнем и более не являюсь светской сэвой? – Виви старалась говорить равнодушно, но в голосе промелькнули нотки обиды. – А тебе приглашение прислали?
Реми скривилась. Она не любила весь этот официоз, но понимала, что отвертеться не получится. И придётся встретиться с Костей и со своей семьёй. Девушка допила пиво, прежде чем ответить:
– Да, я там буду. По работе и… так.
– Все говорят, что цесаревич Константин к тебе неровно дышит, – обнимая Реми за плечи, заворковала подруга, отвлекаясь от своих обид. – Говорят, что нам стоит ожидать вашей помолвки. Он последовательно отверг всех кандидаток своей мачехи…
– Это слухи! – возмутилась Реми, вновь раздражаясь.
Её глаза вспыхнули чистым золотом, и, как в ответ на её гнев, порвалась струна на гитаре, обрывая музыку. Гитарист взвизгнул, брызнула кровь. Но вспышка схлынула. Вскоре принесли новые струны, и музыка зазвучала с прежней силой. Со сцены донеслись голоса друзей Вивьен, которые звали её вернуться к ним. Та и рада вернуться, напоследок говоря:
– Может, слухи. Может, вы просто друзья. А может, ты самой себе боишься признаться в том, кем вы теперь приходитесь друг другу. Реми, нельзя вечно скорбеть. Пора жить дальше. И видит святая Аллейн, нашей стране нужен повод для праздника.
– Не думаю, что ситуацию исправит банальная свадьба, – мрачно отреагировала Реми, замечая в дверях неприметную фигуру.
Протянув бармену через стойку сложенную вдвое купюру, по его кивку девушка перешла в заднюю комнату. Туда же нырнул незнакомец в надвинутой на глаза кепке, скрывающей обычные карие глаза. Молодой мужчина весьма приятной наружности вежливо поприветствовал Реми, спрашивая:
– Ваше мероприятие прошло успешно? Вы нашли то, что искали?
В ответ Реми вытащила из сумки экземпляр Библии Люциана и протянула ему, а тот убрал к себе за пазуху.
– Наш общий знакомый высказал пожелание о встрече. Есть вещи, которые он хотел бы лично обсудить.
– Я постараюсь в ночи выбраться к нему. Но есть дела, не терпящие отлагательств, – подумав, сказала Реми. Сегодня тот самый день, когда ей нужно кое-кого навестить. И лучше с этим не тянуть.
Парень кивнул и, попрощавшись, покинул коморку. А Реми, сделав глубокий вдох, вернулась в общую залу и присоединилась к веселью. Она не была такой заводной, как Вивьен. Но голос имела красивый, и сэвам нравилось слушать её пение.
Это было старое жёлтое здание с выкрашенной в красный цвет крышей и треугольным козырьком над главным входом, узкими колоннами и до странности толстыми окнами. Огороженное высоким забором с острыми пиками, с будкой охраны на входе и массивными воротами, это место не имело даже указательной таблички. Его территория была надёжно скрыта от посторонних глаз, поскольку здание располагалось вдали от жилых домов и развлекательных заведений города, в самом дальнем уголке императорского парка.
Когда девушка вышла из такси, её встретил пронизывающий до костей волглый ветер. Он забрался за воротник её пальто и пробежался по загривку, вгрызаясь в кожу ледяными колючками. В тусклом грязно-сером небе вверх взлетали снежинки-льдинки: хоть и пришла весна, однако зима не собиралась так легко сдаваться. Плотнее прижав воротник-стойку к шее, Реми пошла по протоптанной дорожке вглубь парка и вскоре оказалась в полутьме среди голых и корявых деревьев, освещаемых редкими фонарями. Здесь было так тихо, что она слышала своё дыхание. Она не испытывала страха, несмотря на то что уже больше года в городе орудовал маньяк Голиаф, жертвами которого становились молодые девушки.
Реми давно не испытывала ярких чувств, оказавшись в кошмаре из однообразных тягостных дней. Душой постарев лет на десять за эти два года, она потерялась в настоящем, словно застряв в жутком сне, который казался не менее страшным, чем унылая реальность. Порой она сутками вынуждала себя бодрствовать, лишь бы не засыпать, лишь бы не видеть там его…
Однако именно кошмары побуждали девушку действовать, именно они заставляли её прикладывать все силы, чтобы выйти на проклятых люцианитов. Но не с целью мести, нет. Реми преследовала их ради призрачной надежды найти способ вернуть своего брата домой.
На входе предъявив охраннику карточку гарпии, сэва прошла вглубь территории скорбного заведения, освещённого огнями и с выставленной по периметру охраной. Мало кто знал, что это за место. Мало кто подозревал, что такие места в принципе существуют. Однако даже самые совершенные существа на свете подвержены болезням разума и души. Даже прекрасные сэвы способны утратить рассудок и заблудиться в потоке бессвязных мыслей. Однако, когда ангел теряет разум, мир должен оплакивать его потерю. Ведь его силы остаются с ним, и в таком состоянии они могут причинить значительный вред окружающим.
Поэтому в семнадцатом веке указом императора во всех крупных городах империи были возведены подобные больницы, дабы оградить людей от душевнобольных ангелов. Никто не должен видеть сэв в таком виде.
На проходной Реми назвала себя, и её проводили в кабинет главного врача, директора этого заведения, Анатолия Цапли. Это была далеко не первая их встреча, и каждая из них проходила по одному и тому же сценарию. Сначала девушка передавала мужчине конверт, после чего он выдавал краткий отчёт:
– Уважаемая Ремия Беркут, ваш… родственник пребывает в угнетённом состоянии духа. Его разум проясняется только в утренние часы, и то ненадолго. Нам приходится прибегать к повышенным дозам морфия, чтобы утихомирить его к ночи. Сейчас вы застанете его спящим. Что касается его способностей… По большей части нам удаётся купировать их успокоительным, что вы приносите, – на этих словах Реми передавала свежую порцию порошка, вновь отбиваясь от вопроса, что это такое. – Жаль, что вы не рассказываете, как его производят. Такое средство стало бы незаменимым в нашей практике, – с сожалением протянул подтянутый и моложаво выглядящий мужчина, переводя взгляд с Реми на картину полярной совы, висевшей на стене у окна, – символ психбольницы. – Но я понимаю, это связано с вашей работой. И не лезу в ваши дела, покуда наши договорённости в силе. Ваш родственник будет находиться здесь столько, сколько требуется. Не сомневайтесь и в том, что о нём не узнает ни одна живая душа, покуда я на этом месте.
Реми понимающе кивнула. Они вышли из кабинета директора и направились в отделение для пациентов с лёгкими заболеваниями. Проходя через него, они слышали, как за толстыми стенами раздаются жуткие звуки: утробные подвывания, тихое пение, шепот и даже крики, от которых вибрировал пол. А ведь здесь содержались больные, имеющие шанс на выздоровление. Пара проследовала дальше, миновала несколько лестниц и оказалась в дальнем крыле, огороженном решётками и с дополнительными пунктами охраны. Они остановились у красной двери. Анатолий показал свои документы и после всех необходимых процедур и, кажется, уже в сотый раз выслушав инструктаж, они отправились дальше, как только караульный открыл железную дверь ключом.
Здесь было тихо. Очень тихо и прохладно. Холодный воздух успокаивает разгорячённый галлюцинациями разум. Вдоль ряда закрытых дверей на полу была нанесена красная линия, а на стенах повсюду висели предупреждения. Именно в этом отделении для самых тяжёлых душевнобольных находился родственник Реми. А вместе с ним здесь оказались те несчастные близнецы, сумевшие выбраться из Лаберии. Всего за несколько месяцев после судных новогодних дней, они потеряли связь с реальностью и утратили память. Окружающих они воспринимали, как врагов, поэтому их приходилось держать связанными и под препаратами. За полтора года ситуация так и не улучшилась.
Остановившись у двери крайней комнаты, Анатолий своим ключом открыл её и посторонился, пропуская Реми. Комната была маленькой, серой и скромно обставленной: привинченные к полу кровать с прикроватной тумбочкой, раковина в углу, за шторкой унитаз. Было даже окно с толстым стеклом, закрытое решётками.
По правилам больницы, первые полгода буйные пациенты содержатся в карантине, в которых пытаются стабилизировать их состояние лекарствами, музыкой и водными процедурами. В случае успеха, больного переводят в более комфортную палату, тщательно следя за его поведением. При негативных изменениях его переводят обратно в карантин или же в отделение для самых тяжёлых больных. Именно такой путь и проделал так называемый родственник Реми. Сейчас он был в сознании, но словно впал в кататонический ступор: сжав руки в кулаки на коленях, парень бездумно смотрел в окно.
Убедившись, что больной не представляет угрозы, Анатолий вышел, сказав девушке звать санитаров, если потребуется помощь.
Набираясь сил, Реми подошла к окну. Каждый визит сюда был для неё тяжёлым испытанием в силу своей бесполезности. Но она не могла не приходить, раз за разом ковыряя рану, чтобы потекла отравленная ядом вины кровь. Вот и сейчас, обернувшись, она побелела, глядя на молодого парня в больничном халате. Он сильно похудел и оброс, и на своей и без того небольшой кровати с тонким матрасом выглядел ещё меньше.
– Здравствуй, Паша, – тихо сказала девушка, присаживаясь рядом и осторожно беря его за руку.
Его красные, как закатное солнце, глаза сверкнули в тусклом свете от потолочной лампы, и сердце Реми забилось быстрее. Какие же у него жуткие, пугающие сэвской красотой глаза! Так не должно быть. Нет и нет. В каждый свой приход она надеялась, что однажды ангельское солнце погаснет, а его разум прояснится, и Паша вернётся к ней.
– Как ты себя чувствуешь? С тобой хорошо обращаются? – спросила она, надеясь, что в этот раз он ответит на её вопросы. Тщетно, парень продолжал смотреть в пустоту, не проявляя признаков разума.
Год назад в жуткую февральскую метель, когда Реми в очередной раз бродила по кладбищу возле могилы отца, изводя себя холодом и собственными страхами, напоминавшими во́ронов, что кружили над кладбищем, сквозь белую пелену к ней вышел Паша в окровавленной и порванной одежде, босой и совершенно безумный.
Он ничего не видел перед собой, но остановился, когда оказался рядом с ней. Его глаза сияли так ярко, что в монохромном пейзаже казались кровью на белом снегу. Тогда Реми застыла, не в силах ничего сказать. Ответом на её молчание стал его крик, от которого она отлетела назад, врезаясь в могильную плиту и чуть не теряя сознание. Ей удалось с ним справиться. Удалось даже вытащить с кладбища и поймать такси, чтобы добраться до единственного места, в котором она надеялась получить помощь. И Филин, несмотря ни на что, помог ей.
С тех пор прошло больше года. Не было ни дня, чтобы Реми не задавалась вопросом, что случилось с Пашей. Сэвом можно только родиться. В первые месяцы брата осматривали очень предусмотрительные врачи, которые не задавали вопросов. Эти осмотры привели к единственному заключению – Паша чистокровный сэв, причём из старших, так как его сила едва ли не больше, чем у Реми. Тогда она подумала, что отец, также, как и её, скрывал природу брата. Однако проведённое расследование установило, что его родители были ревунами. Что он был человеком и что никаких иных вариантов нет, а значит нужно принять факт, что трансформация возможна.
И это было пугающее открытие, от которого нельзя отмахнуться. Правда непонятно, что с этим делать. Паша не облегчал задачи. Он не говорил, но часто буйствовал. До заключения в больницу, приступы всё учащались, а Реми не всегда была рядом, чтобы утихомирить его. Приходилось пользоваться особым лекарством, найденным Матвеем, чтобы глушить в Паше сэва, как когда-то поступали с ней.
Паша продолжал молчать. Его мнимое спокойствие пугало её. А глаза завораживали. Казалось, в его голове происходит что-то ужасное, опасное и полное первозданной чистоты, как крик новорождённого. Казалось, что именно в этом причина его состояния. Человеческое тело, превращённое в сэвское, психически не справляется с новыми силами.
– Прости, что редко прихожу, – продолжила она, проверяя его пульс и надеясь, что её слова хоть немного его ускорят, показав, что он слышит её.
Однако это не произошло. И тогда Реми запела. Очень тихо, едва слышно, только для него. Это была песня без слов, набор красивых звуков, которые поют сэвушки своим малышам. Как и в прошлые разы, это принесло свои плоды. Из Паши будто вытащили пружину, он расслабился, откидываясь назад. Реми, не прекращая петь, помогла ему лечь в постель, укутала одеялом и поцеловала в лоб, отправляя в страну сновидений.
– Надеюсь, тебе приснится наш дом. И то счастье, которым мы тогда обладали, – прошептала она, выходя наружу и плотно закрывая за собой дверь.
Глава 3. Отравленный любовный узел
Реми планировала сразу вернуться в город, однако Анатолий передал, что её ожидают в гостевой комнате. Девушка устало вздохнула. Им с Матвеем приходилось скрывать свои отношения, тщательно выбирая места для встреч из-за изменений, происходящих в Ролльской империи. Она надеялась, что их свидание состоится в уютной квартирке, которую Матвей снимал неподалёку от городского парка, но никак не в этой гнетущей больнице.
Доктор лично сопроводил девушку до гостевой части здания, где иногда останавливались родственники пациентов. По дороге он аккуратно расспрашивал о Паше, стараясь не выдавать своего особого интереса, но Реми всё равно пришлось жёстко одёрнуть его, напомнив об их договорённостях. Анатолий отступил, только глаза сверкнули жёлтым, а сам он поджал губы. Его интерес был объясним, но раздражающе опасен.
Попрощавшись с доктором, Реми вошла в гостиную, обставленную скромно и без изысков, и тотчас оказалась в объятиях своего мужчины, который не стремился к деликатности, а действовал с напором и той отчаянной страстностью, когда понимаешь, какими драгоценными могут быть редкие встречи. Реми не смогла перед ним устоять и отправилась вслед за его желанием прямо на мягкие подушки, разбросанные на диване. Им потребовалось всё время мира и ещё немного сверху, чтобы насытиться друг другом, а потом, оказавшись в безвременье, они лежали в обнимку, наслаждаясь теплом и жаром прошедшей близости. Они знали, что здесь их никто не потревожит, и то, что эта ночь будет длиться ровно столько, сколько потребуется.
– Хочешь что-нибудь сказать? – бархатистым голосом спрашивает Матвей, накручивая на палец прядь волос девушки, пока Реми лакомилась шоколадными конфетами из изумрудной вазочки, стоявшей на кофейном столике.
Бесстыдная нагота провоцировала в нём игривое настроение, что сказывалось и на Реми, вовсе не желавшей выплывать из блаженной неги обратно в суровую реальность. Тем не менее, они были не только любовниками, но и партнёрами в опасном противостоянии с люцианитами. Именно контрабандист Филин, задействовав свою широкую осведомительную сеть, поставлял ей полезную информацию, которую она совмещала с данными во́ронов, таким образом раскрывая ячейки сектантов.
Её начальник Ульрих был убеждён, что Реми мстит за потерю брата люцианитам, которые, подобно кукловодам, управляли ревунами и членами «Своры певчих», заставляя их действовать в своих интересах. Однако это было не совсем так.
– Теперь у нас есть Библия Люциана. Видимо, люцианиты занимаются привлечением новых членов, раз занялись копированием и переводом оригинала. Как закончишь, я хотела бы лично с ней ознакомиться, – спокойно ответила молодая сэва, нежно поглаживая его ладонь и задумчиво глядя на закрытые окна, за которыми бушевал холодный ветер.
– Реми, я опасаюсь, что люцианиты в курсе о расследовании Ульриха. И подозреваю, что их заинтересовали твои активные действия. Кто знает, возможно, они уже знают, что мы ищем на самом деле.
– Место, откуда Аллейн и Люциан явились в наш мир. Как это может стать им известным?
Она повернулась в его руках, чтобы увидеть его лицо. Ей не понравилось увиденное. Мгновение абсолютного счастья разбилось вдребезги, возвращая её на грешную землю. Видит святая Аллейн, Реми была влюблена в этого мужчину, но порой ей казалось, что одной любви никогда не будет достаточно, чтобы быть вместе. И что их сладкому и запретному роману рано или поздно придёт оглушительный конец.
– Я дал им повод так думать. Помнишь маленькую церквушку неподалёку от Театральной площади с подозрительно богатыми, но таинственными меценатами? Небольшое исследование подтвердило мои подозрения – они последователи Люциана. Один из моих подручных из числа младших сэв побывал там в качестве младого слуги бога и оставил весточку о твоих поисках с намёком, что ты смотришь на нашу историю шире, чем официальная церковь. Я уверен, что ты им интересна, а значит они будут действовать активнее. Так и вышло.
Реми тотчас вспыхнула и вылетела из его объятий, как болт, выпущенный из арбалета. Она подскочила, собирая по полу детали своего гардероба, невзначай показывая свою прелестную фигурку партнёру, отчего он прослушал половину её гневной речи.
– …Как ты вообще мог позволить себе провернуть такое без моего ведома? За моей спиной… Ты хоть понимаешь, в какое положение меня ставишь? А что, если об этом станет известно Ульриху или, что хуже, об этом прознает Константин? К каким последствиям это приведёт? – разорялась девушка.
Она чуть не вскрикнула, когда Матвей, оставшись обнажённым, подошёл к ней со спины и обнял, сильно прижимая к груди, чтобы погасить её праведный гнев.
– Реми, я видел, как ты мучаешься из-за своих снов. Они изводят тебя. Они превращают тебя в тень. Мы год топчемся на месте. Мы перерыли всё, что можно, но кроме слухов и домыслов историков, у нас нет ничего стоящего. Мне невыносимо видеть твои страдания, поэтому я пошёл на риск. Год назад ты узнала от одного из содержащихся здесь близнецов о месте, через которое можно попасть в междумирье, а оттуда в Лаберию. И для перехода даже не понадобится открывать портал, разрывая ткань между мирами. Той же ночью парень был заколот во сне, а на его теле обнаружили символ Люциана, – Матвей остановился, с тоскливым наслаждением слушая, как успокаивается сердце любимой. Какой же маленькой она кажется в объятиях. А какой яростной и разъярённой она может быть, если ей перейти дорогу! – Мы должны проникнуть внутрь секты, чтобы узнать больше. И ты единственная, кто на это способен, так как я для них – грязное отребье, которое необходимо уничтожить.
Кольцо жалости обвило сердце девушки, и она отпустила свой гнев. Повернувшись лицом к Матвею, она поцеловала его в губы, а потом прошептала:
– Для меня ты прекрасен, мой лазурный филин. Если люцианиты посмеют тронуть тебя, я криком сотру их с лица земли.
Покинув его объятия, сэва подошла к столику и разлила по бокалам вино, обдумывая слова Матвея.
– Две переведённые книги. Одна с пометками на полях, другая девственно чиста. Как думаешь, первый экземпляр для меня?
Принимая из её рук бокал, Матвей кивнул.
– Судя по всему, да. Разумеется, прежде чем делать выводы, я самолично возьмусь за анализ. Заодно подтяну познания в ангельском языке. Я успел прочитать книгу целиком, так что кое-какие соображения уже есть.
Парень поставил бокал на столик, натянул исподнее и подошёл к тумбочке, стоявшей у входа в комнату. Там он вытащил из своей сумки переводной экземпляр Библии и открыл её на закладке, чтобы зачитать отрывок:
– Кровь от крови моей ярится сильнее. Чья же с сестрою моей будет сильна, та и откроет дверцу для меня, – заметив, как непонимающе вытянулось лицо Реми, мужчина пояснил:
– В книге сказано, что Аллейн заточила Люциана в междумирье. Он предвидел такой исход, а потому оставил своим последователям инструкцию, как его вернуть. Тут мы вступаем на кривую дорожку веры. Сэвы не бессмертны. Так как Люциан может вернуться? Якшарас обладают даром бессмертия? Не похоже. Я не верю в магию и мистику, не верю в бога, не верю в религию. Опираюсь на факты. А они говорят, что мы ничего не знаем о междумирье. Вполне может быть, что время там течёт иначе. Может, он и правда существует. Может, и правда по Земле ходит потомок кровосмешения брата и сестры? А может, здесь есть что-то ещё.
Кашлянув, Матвей перевернул страницу и зачитал следующий отрывок:
– Хранителем тайны будет птица моя, что в крыльях своих несёт ветер огня.
– Подожди, я запуталась, – нахмурилась Реми, про себя поражаясь, как много успел понять Матвей. – Вернее, даже не знаю, с чего начать. Люцианиты действуют на Земле, поэтому единственный потомок Аллейн и Люциана долгое время им был недоступен. Но если Люциан всё планировал заранее, то как он мог знать о появлении нас с Рене? О «Своре певчих» и Балворе? Или же речь идёт о чём-то другом? Выдержки из Библии смысла не добавляют.
Матвей только ухмыльнулся, постукивая указательным пальцем по открытым страницам, а затем развернул книгу на следующей закладке.
– Всё просто. Речь идёт о другом ребёнке. «Я подарил ей себя, так как она потеряла дитя, но вместо добра, шипами покрыла мои телеса, криком беспомощным изойдя, но уступив, как и всегда». Люциан изнасиловал Аллейн, и она забеременела. Сама знаешь, многие царские семьи претендуют на то, что ведут родословную от неё. Но что, если в роду настоящих потомков Аллейн мужчиной-основателем стал не человеческий муж, а Люциан? И что, если другая семья знает об этом и по какой-то причине скрывает этот секрет?
Матвей помрачнел, а потом повторил цитату:
– «Что в крыльях своих несёт ветер огня». Огненный ветер. Рорах. Есть две подходящие птицы, несущие в себе определение этого мифа. Сокол… или ястреб, – Матвей подошёл к Реми и показал поля страниц с пометками, где расшифровывались эти предположения.
В гостиной стало тихо. Девушка раз за разом перечитывала заметки неизвестного люцианита. Сокол был зачёркнут, а вот ястреб подчёркнут жирной линией, а над ним была нарисована корона.
– Бывшие князья Ролльской империи. Род, из которого происходит Марина Ястребова, жена императора, – голос Реми даже не дрогнул. – Люцианиты?
– Не думаю, что всё так просто, иначе тебе не дали бы эту подсказку. Есть ещё один любопытный отрывок, который подсказывает, что стоит копнуть в этом направлении, – Матвей вновь перелистнул несколько страниц, показывая следующую цитату: – «Когда воедино соберётся кровь моя, силу набрав, как у меня, рядом окажется птица моя и знаком укажет путь до меня».
– Я правильно понимаю, что Люциан изнасиловал Аллейн, за что был изгнан в междумирье, а она родила ещё одного ребёнка от брата. Но скрыла это от своего человеческого мужа, так как до того потеряла от него ребёнка? Тайна известна либо Ястребовым, либо Соколовым, либо какому-то ещё роду. И представители которого также знают точное место перехода с Лаберии на Землю. Эта неизвестная семья ждёт, когда родится особенный ребёнок, собравший в себе всю силу Люциана, чтобы направить к этому месту, откуда он сможет перейти в междумирье и выпустить своего жуткого предка? – Реми залпом допила вино, и налила себе ещё.
Матвей вернулся на диван, положив книгу на столик.
– Библия Аллейн не менее сказочная, как и доангельская Библия. Запутанные мифы, переплетающиеся с реальной историей. Однако Люциан действительно существовал. А люцианиты существуют до сих пор. Они пытались порвать ткань между мирами, чтобы прорваться в место заключения своего отца. Подозреваю, что они не разгадали ребус этой книги, – парень как-то странно оглядел свою возлюбленную с ног до головы. – Возможно, хранители прячутся и от них. Возможно, хранители откроются прямому потомку Люциана. А ты дочь Балвора и в тебе есть та самая кровь.
Выругавшись, Реми опёрлась руками о стену. Ей нестерпимо захотелось разодрать когтями своё горло, изничтожив проклятый голос. Лучше бы они с братом не рождались. Лучше бы мама сохранила верность мужу.
– Хорошо. Я поговорю с Мариной, благо впереди ожидается празднование дня рождения её сына, на которое у меня есть приглашение. Попрошу Константина поспособствовать.
– Прошу, только сохрани всё в тайне. Между ним и мачехой не всё гладко, сама знаешь из газет. Марина мечтает посадить на трон Александра в обход пасынка. Всё это время она только и делает, что повышает его рейтинг у народа, организуя всякие благотворительные фонды и службы под эгидой церкви. Что сказать, если даже глава церкви говорил о мальчике в одной из своих проповедей. Как только Алекс дебютирует, Марина пойдёт в наступление, ведь, несмотря на все слухи, император так и не назначил Костю своим наследником.
– Интересно, что с ним. Я видела его после взрыва в опере. Он не выглядел таким больным, чтобы вот так взять и исчезнуть, – задумчиво протянула Реми, возвращаясь к Матвею.
Она брезгливо окинула взглядом Библию и потянулась за конфетами. Сладости в её жизни были нечастыми гостями, поэтому Реми не могла перед ними устоять.
– Спроси Костю. Тебе он, может, и ответит, – невесело отреагировал Матвей, заслужив укоризненный взгляд девушки. – Кстати, у меня есть для тебя подарок.
Поднявшись, мужчина подошёл к стойке с верхней одеждой, стоявшей у выхода из гостиной. Отодвинув своё зимнее пальто, он вытащил непрозрачный тканевый футляр. Расстегнув его, он показал Реми великолепное золотое платье, украшенное крупными чёрными цветами. Приталенное, с пышной юбкой и с изящным декольте и открытым верхом, оно выглядело просто очаровательно.
– Ты должна сиять, моя жар-птица, драгоценная Реми. И пускай я отпускаю тебя танцевать с другим, но я не могу позволить себе отпустить тебя без намёка и моего незримого присутствия рядом.
Девушка медленно подошла к нему, осторожно касаясь тончайшего шёлка. Никогда прежде ей не доводилось носить ничего подобного даже в доме Романа Беркута. Но она уже видела себя в нём, а потому легко стянула одежду и, глядя в глаза Матвея, прямо на голое тело натянула платье. Девушка с наслаждением закрыла глаза, чувствуя, как ткань мягко скользит по коже.
– Оно изумительно, милый мой кудесник, – прошептала она, не переставая гладить подушечками пальцев воздушную юбку. – Спасибо за этот волшебный подарок.
– Ты не представляешь, насколько восхитительно видеть тебя в нём, – хрипло отреагировал Матвей, следуя за её руками по платью, чтобы затем притянуть девушку к себе, а после аккуратно прижать к стене, подбирая подол её юбки.
Его бирюзовые глаза вспыхнули в полутьме, завораживая своей морской глубиной, в которой так и хотелось утонуть. Реми почти поддалась этому влиянию, желая украсть у реальности ещё немного счастья, но всего один кадр-вспышка, одно мгновение, вбившее в неё ледяной холод, и девушка отшатнулась. Кровавое воспоминание из снов, что преследовали её с самого первого дня, как она вернулась из Лаберии. Кошмаров, в которых она видела Рене.
– Нет, – прошептала Реми. И высвободилась из его объятий. – Прости, но мне нужно возвращаться.
Матвей ведёт рукой по её волосам, спускаясь к щеке, обращаясь с ней, как с величайшей драгоценностью, своим персональным светом во тьме. Столько всего они вместе пережили за эти полтора года. Голод, две жуткие зимы и засушливое лето, и погромы, и революционные шествия, и борьбу за право жить, а не существовать. Они были вместе. И казалось, что так будет всегда.
– Я люблю тебя, – хрипло произнёс он, хмурясь от собственного признания.
Никогда прежде он никого не любил. Никогда прежде никто так не сиял в его глазах, что даже в разлуке ему всё мерещился аромат её терпких, как вино, духов и яркость её золотых глаз. Сомкнув веки, он видел её, свою прелестную жар-птицу. Не сломленную, не утратившую вкус к жизни, сияющую и яркую, как самое жаркое солнце, бликующее на волнах его лазурного моря.
Только слова сорвались с его губ, как он понял, – их не следовало произносить, так как Реми тотчас замкнулась в себе. Её взгляд потяжелел, а сама она потускнела, растворяясь в тусклом свете настольных ламп. Она неловко обхватила себя за плечи, сутулилась, отстранилась, отходя от него. Её взгляд заметался по гостиной, останавливаясь на бутылке с вином. Повинуясь её невысказанному желанию, он освежил бокал и протянул ей. Горькая ухмылка прошлась по его губам, выскальзывая наружу словами:
– Не отвечай, Реми. Я знаю, что ты чувствуешь. Я понимаю тебя лучше других. Просто не забывай обо мне, когда будешь танцевать с ним. Не забывай, кто был рядом с тобой, кто ничего не требовал, а следовал за твоим желанием. Я не он.
И Реми выдохнула, неловко улыбаясь. От вина её губы заблестели, а в глазах стало светло.
– Прости, – повторилась она, а потом поцеловала его нежно и очень доверчиво. Ей не хотелось отказываться от Матвея, хотя она и не знала, что их ждёт в будущем.
Глава 4. Императорский дворец
В общежитие она вернулась под утро. Ещё не рассвело, улицы сковал холод, и облачка пара вырывались из её рта. Матвей высадил девушку неподалёку от здания, сохраняя предосторожность. Он вытащил из багажника чехол с платьем и протянул ей, пожелав немного развеяться. С тех пор, как в городе официально запретили проводить развлекательные мероприятия, его клуб закрылся, сохранив частные встречи для постоянных членов.
Теперь вечеринки проводились тайно, что благотворно сказалось на состоянии Филина. Он превратился в загадочную личность, устраивающую самые смелые и запретные развлечения, попасть на которые можно было только после тщательной проверки.
Реми смотрела на его дела сквозь пальцы. Она знала, с кем связалась, и даже придумала несколько способов, как обратить его возросшую прибыль во благо. Связав Матвея с Ингой, занимающейся благотворительностью, Реми поспособствовала появлению в столице нескольких частных трудовых училищ для бедняков, а также бесплатных столовых и ночлежек для нуждающихся.
Попрощавшись, Реми миновала фойе и поднялась на второй этаж в небольшие апартаменты на две комнаты, которые делила с Вивьен. После того, как подругу исключили из академии из-за её разорившегося отца, не желавшего более платить за обучение дочери, им обеим совместное проживание показалось выгодным вариантом. Зарплата начинающей гарпии невелика, как, впрочем, и шершня.
Вернувшись домой к полуночи следующего дня после утомительного допроса рабочих издательства, Реми увидела неожиданную картину: Вивьен сидела на окне со стаканом коньяка, укутавшись в тёплый плед. Судя по опустевшей бутылке на столе, сидела она так долго, и вряд ли повод был хорошим.
– Что с тобой? – поинтересовалась Реми, стягивая зимнее пальто и вешая его на вешалку.
Взгляд девушки остановился на чехле с платьем, которое ещё вчера они с Виви с упоением примеряли, восхищаясь своим отражением в зеркале. Рыжая подруга сожалела, что не сможет пойти на праздник, при этом вспоминая, как раньше не любила балы, а теперь вряд ли ей удастся снова увидеть Императорский дворец во всей его красе.
Визгливо хихикнув, Вивьен отсалютовала стаканом, а затем допила остатки, запрокинув голову и из-за этого чуть не свалившись со своего насеста. Она была вдрызг пьяна.
– Моя песенка давно уже спета! – нарочито весело пропела она, размахивая руками. – Вот только об этом никто не сказал!
– Я не понимаю, – ответила Реми, подходя к рукомойнику в углу комнаты, чтобы помыть руки.
Она приложила мокрые ладони к затылку, пытаясь остудить разболевшуюся от напряжения голову. Её возросшим способностям везде находилось применение. Она с лёгкостью осваивала разнообразные сэвские навыки, с поразительным успехом допрашивая людей, используя свой голос.
– А ты посмотри, что на столе лежит, – злобно отреагировала Виви.
Её раскрасневшееся лицо блестело лихорадочной красотой, губы, как алые маки, некрасиво изогнулись, сдерживая ярость внутри. На столе нашёлся смятый конверт и официальный документ из Шестого отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, в котором говорилось, что начата процедура расформирования боевых отрядов «Шершней» в связи с сокращением количества морликаев. Что в течение недели Вивьен должна получить расчёт и съехать из канцелярского общежития.
– Да как так-то? – растерянно воскликнула Реми. – Что-то незаметно, чтобы вы прохлаждались последние месяцы. Как же бывшие купеческие улицы? Тамошнее паучье гнездо до сих пор не зачищено. И ролльские предместья. Деревни. Работы непочатый край! – продолжила распаляться девушка, вспоминая, как в первую зиму им всем приходилось вставать плечом к плечу, криком освобождая улицу за улицей, дом за домом.
Именно тогда в монотонности и напряжённости работы её способности и раскрылись на полную катушку.
– Экономия, чтоб им пусто было! – запустив стакан в стену, закричала Вивьен.
В последовавшей звонкой тишине раздались удары по батареям. Жители общежития хотели спать, а не выслушивать стенания молодой истребительницы.
– Я поговорила с сослуживцами. Самых опытных отправляют в командировки в удалённые части империи, тех, кто помоложе, оставляют работать в столице. Таких, как я, примкнувших после адских праздников, пинком под зад выставляют на улицу, – Виви выругалась, а потом раздражённо повела челюстью из стороны в сторону. И с ехидной горечью добавила: – Кстати, оставшимся запретили спуск под землю в центре города. Так что белые червяки будут и дальше терроризировать коммунальных служащих, – закончила девушка, наблюдая, как Реми собирает с пола осколки и складывает в газетку с большим заголовком: «Благоденствие цесаревича Александра!»
– Но почему именно тебя уволили? С твоим-то талантом ищейки!
Виви разразилась новой гневной бранью, а потом спрыгнула с окна и перебралась на свою койку. Не такой уж пьяной она оказалась, соображала довольно ясно.
– Я долго думала, почему в сентябре меня исключили из академии, хотя я не выделялась среди других работающих сэв. Многие курсанты продолжали внештатно служить среди шершней. Но исключили только меня. Сказали, что сокращается финансирование и я не подхожу для государственного обеспечения. Отец ещё устроил безобразную сцену, дескать, он столько заплатил за образование, а они взяли и вышвырнули меня, – Виви раздражённо потёрла пальцы. – Он ещё хотел выдать меня замуж и забрать домой, раз всё так обернулось. Я тогда пошла к старшему по отряду, чтобы устроиться на работу в шестую канцелярию к шершням. Стала получать жалование, переехала к тебе в общагу. Казалось, что это просто неудачное стечение обстоятельств. Но теперь я понимаю. Поговорила кое с кем и выяснила, что всё дело в Викторе.
Звякнуло стекло в руках Реми. Девушка подняла голову и холодно уставилась на Вивьен. Через полгода после адских праздников появились доказательства того, что Виктор на Земле. Его объявили в розыск, но он улизнул за границу, и теперь неизвестно ни где он, ни чем промышляет.
– И? – выжидательно протянула она.
– Я же с ним спала. Отношения между командиром и курсантом запрещены. Повод для исключения. Плюс он предатель родины. Заговорщик, с которым я провела так много времени наедине. И теперь более не являюсь заслуживающей доверия особой, а значит и путь в армию или полицию мне заказан, – с дьявольской горечью в голосе заговорила Вивьен и расплакалась.
Несгибаемая железная девушка с рыжим золотом вместо волос, что легко балансировала между жизнью и смертью, выходя на самые опасные смены, спускаясь под землю и там сражаясь с полчищами морликаев исключительно мечами и ножами, теперь плакала, как обычная девчонка.
– Я не знаю, что мне делать. У меня не так много сбережений. Возвращаться домой под крыло родителей, чтобы они выдали меня замуж? Пытаться устроиться здесь? Но кем? Я же старшая сэва! Любое образование для меня платное, а людская карьера недоступна. Я не знаю, что мне делать, – повторилась она.
Резко поднявшись, Вивьен вытащила из шкафа новый стакан и села с ногами на стул, задумчиво переливая из опустевшей бутылки последние капли. Она хотела поднести горький напиток к губам, когда её остановила Реми, усевшаяся рядом на пол и грустно посмотревшая на подругу снизу вверх.
– Как они могли после всего… – прошептала она. – Виви, не отчаивайся, я поговорю с Ульрихом. Поговорю с Филином. И даже спрошу у цесаревича. Мы обязательно найдём выход. В конце концов, ты была там. И сражалась с нами против них.
Стакан выпал из руки Вивьен, и янтарь растёкся по столу. Сама она спустилась вниз к Реми, шепча подруге на ухо:
– Приказ пришёл сверху, моя дорогая подруга. Ты сама знаешь, кто сейчас руководит страной, пока император болен. Цесаревич Константин и императрица. Не думаю, что Марина в курсе всего, а вот Костя… мой милый бывший ухажёр Костя…
– Не отчаивайся. Бал состоится раньше, чем тебя отсюда прогонят. Я всё разузнаю. И тебя в беде не оставлю, – мягко отреагировала Реми, обнимая Вивьен.
Сэва навсегда запомнила тот жуткий разговор с Константином на кладбище, после которого потерялась в городе, забыв часы своей жизни. С тех пор они не виделись до самого её устройства в Гнезде, и дальше держались отстранённо, делая вид, что ничего не было. Цесаревич не стал воплощать свои намерения, однако было видно, как непросто ему далось такое решение.
Две недели пролетели удивительно быстро. Наступило четырнадцатое марта, день, когда поминают архангельцу Аллейн, отказавшуюся от божественного начала ради защиты людей. Именно в этот день родился цесаревич Александр, названный в честь дяди императора, который во время неудачного переворота спас своего племянника. Ходят слухи, что мальчик родился раньше, но императрица, лелея планы посадить сына на трон, сдвинула дату, чтобы в сознании людей и сэв Алекс ассоциировался с Аллейн.
Императрица Марина использует любую возможность, чтобы возвысить своего сына, которому только-только исполнилось десять лет. Она с нетерпением ожидает его дебюта, чтобы добиться от больного мужа назначения Алекса своим наследником в обход дефектного Константина.
Праздник был запланирован с большим размахом, чтобы продемонстрировать всему миру, что империя преодолела все трудности и вновь сияет во всей красе. Кроме того, это событие стало символом выхода из кризиса и позволило вновь проводить городские мероприятия и вечеринки.
Ради праздника Реми даже пришлось посетить парикмахерский салон, где она потратила немалые деньги на создание образа, соответствующего её статусу. Девушка не хотела лишний раз обращаться к Инге, памятуя, как гневался Роман, узнав, что его жена сотрудничает с ней и Матвеем.
Закончив с процедурами, Реми вызвала такси. Пускай не так престижно подъезжать к Императорскому дворцу, как в частном автомобиле с водителем, но это лучше, чем прийти пешком. Извозчик, услышав адрес, было хотел запросить двойную ставку в обход таксометра, но, увидев ксиву гарпии, передумал и довёз девушку молча и крайне шустро.
На подъезде к территории Кремля скорость пришлось сбросить из-за наплыва репортёров, стремящихся запечатлеть гостей императорской семьи. Прошли те времена, когда Реми приходилось прятать своё лицо и избегать публичных мест. Благодаря стараниям Кости, газетчики прекратили писать о связи девушки со знамением в небесах. А также, после долгих споров и ссор, роль её брата была значительно сокращена и переписана, чтобы не привлекать к семье Беркут ненужное внимание. Все лавры спасительницы достались Кристине Орловой, также известной как Дива. Поговаривали, что церковь даже планирует канонизировать Кристину, настолько людям и сэвам запали в сердце деяния молодой цесаревны.
Расплатившись по счётчику, Реми выбралась из автомобиля и поднялась по величественным ступеням к раскрытым настежь дверям. Протянув пригласительный билет привратнику, она влилась в небольшую толпу гостей, проходя в вестибюль, где передала слуге свою верхнюю одежду. Покрутившись перед зеркалом и поправив причёску, девушка с удовольствием отметила, как её платье выделяется среди кремовых и нежных нарядов молодых сэвушек.
Пройдя в бальный зал, она подхватила с подноса официанта бокал шампанского, следом отходя к стенке в углу. Девушка не обзавелась знакомствами в высшем обществе. Она не знала аристократов своих лет, и ей были чужды их развлечения и интересы. Из своего укромного угла Реми подслушивала их разговоры о вечеринках и литературных дуэлях, о новой скандальной премьере в одном авангардном театре, сплетни о том, кто с кем спит и кто кому изменяет. Слушала, как они обсуждали наряды, драгоценности и где стоит отужинать, когда можно будет покинуть столь пышное и скучное мероприятие. Этим молодым сэвам не было дела до того, что творится в империи. Крайне далеки они были от народа.
Несколько раз к Реми пытались подступиться и познакомиться, но она всем давала от ворот поворот. Терпеть бахвальства младшей знати ей было ни к чему. Девушка прекрасно понимала, что ею интересуются исключительно из-за её связи с Константином. Из-за того, что она происходит из рода Беркутов, а её отец с недавних пор повышен в должности до генерала-аншефа за свои заслуги в защите границ империи. К тому же ни для кого не было секретом, что она поступила на службу в Императорскую канцелярию. Плюс до сих пор ходили аккуратные слухи о её связи с небесным знамением. Словом, девушку окружала такая плотная завеса таинственности, что любое появление Реми на публике привлекало к себе пристальное внимание аристократии.
Вот и сейчас к ней плавно подступало всё больше и больше сэв, стремясь вовлечь девушку в разговор, чтобы выведать хоть что-нибудь о ней. Так что, увидев прибывшую чету Беркут, Реми тотчас устремилась к ним, на ходу распахивая объятия для просиявшего молодого Олега, своего младшего брата. Обняв мальчишку и расцеловав в обе щёки, Реми вежливо поприветствовала Романа, склонив перед ним голову, а затем приветливо поцеловала улыбающуюся мачеху.
Паритет в отношениях между Романом и Реми строился на том, что он не знал, что не является её отцом. Девушка здраво полагала, что эта новость может здорово подпортить ей жизнь, к тому же, будучи дочерью графа, она имела значительно больше привилегий, чем являясь безродной старшей сэвой с дурной кровью. Поэтому Реми хранила это в тайне, не желая подставляться и подставлять Рене.
– Как продвигается… твоя служба, дочь моя? – спросил мужчина.
Граф сильно похудел и осунулся за эти полтора года. После потери Рене мужчина пытался наладить отношения с Реми, часто навещал её в больнице, говорил о планах на будущее. Однако его суровый характер вскоре взял вверх, и они поссорились. Реми не желала становиться светской сэвушкой, а Роман передумал помогать ей с поступлением в Военную академию. В результате между ними установилось холодное перемирие.
– Лучше, чем я думала. Господин Ульрих предложил мне построить карьеру в качестве гарпии. Он высоко оценивает мои таланты и считает, что эта работа больше мне подходит, чем служба в армии, – с отсутствующей интонацией в голосе заявила Реми, втайне с интересом наблюдая за реакцией Романа.
Инга отреагировала восторженно, а Олег, чьё будущее уже было связано с кадетским корпусом академии, в котором он обучался вместе с цесаревичем Александром, выразил неподдельный интерес к тому, чем занимаются гарпии.
– О вас столько слухов ходит. Говорят, гарпии знают всё. Они нападают на противников империи по ночам и утаскивают в катакомбы под Кремлём, где пытают их до смерти, – с придыханием заговорил черноволосый мальчик.
Ему было десять лет, и за прошлый год он вырос на целых восемь сантиметров! Судя по его росту и телосложению, вскоре он станет таким же высоким, как его отец. Его глаза покрывала та же неестественная фамильная желтизна, а внешностью мальчик выглядел как тёмный волк, хищный маленький зверь с поразительно добродушным голосом. Им невозможно было не восхищаться, ведь Олег преуспевал во всём и очень переживал из-за смерти брата. Поначалу с сестрой он держался отстранённо, но вскоре полюбил её всем сердцем.
– Похвально, что ты нашла себе достойное занятие, – неожиданно одобрительно заключил Роман, цепким взглядом охватывая зал, в ожидании, когда же явится императорская семья. – Слышал, ты стремилась поступить в академию, хотя я говорил, что не одобряю этой затеи. Бесспорно, гарпии являются самыми преданными служащими империи, и я рад, что, вступив в их ряды, ты смыла с себя все подозрения, которыми была покрыта.
От его слов лицо Реми окаменело, и сама она сжалась изнутри, выпуская наружу иголки. Она хотела осадить мужчину, но Роман уже переключился на Олега, объясняя, что гарпиями именуют жандармерию империи, занимающуюся сектантами, революционерами и асоциальными элементами, угрожающими привычному укладу жизни.
Реми пришлось отпустить ситуацию. В отличие от Рене, она не стремилась заслужить одобрения Романа, не чувствуя с ним родства. Важно сохранять нейтралитет, поэтому, выслушав похвалу Инги, девушка немного обсудила с семейством дальнейшие планы. Она узнала, что Роман скоро покинет столицу, возвращаясь на границу с Урласком, где без конца случались стычки между военными и таможенниками, и выслушала гневную речь отца о новых притязаниях Асслейского государства на территории королевства Алианс, из-за чего последние намереваются запросить военной помощи у Ролльской империи, что было совсем некстати. Империи хватает внутренних проблем. Одни революционные шествия, да поджоги, бунты и разгульные демонстрации чего стоят! Немало усилий пришлось приложить, чтобы подавить разбушевавшийся люд.
– Ходят слухи, что в Урласке неподалёку от нашей границы появились какие-то новые формы морликаев. Говорят, деревни с той стороны обезлюдили, и там творится что-то неладное, – заметила Реми, вспоминая слова Феликса.
– Оставь эти домыслы, – отмахнулся Роман, хмуря густые брови.
Он отпил вино из бокала и покосился на сына, который просиял лицом. По большому, празднично украшенному залу пронеслась негромкая мелодия – по широкой, покрытой тёмно-красным ковром лестнице вниз спускались члены императорской семьи. В то время как император Николай отсутствовал, его с честью заменили блистательная императрица Марина, одетая в роскошное бордовое платье с золотым поясом, цесаревич Константин, облачённый в белый костюм, и виновник торжества – гордый цесаревич Александр, также одетый в белое.
Грянула торжественная музыка. К семейству Орловых потянулись аристократы, стремящиеся выказать своё почтение. Началась официальная часть мероприятия.
Глава 5. Примирение
В огромном обеденном зале, заставленном небольшими столиками, благородные сэвы чествовали молодого цесаревича, через свои пожелания выказывая поддержку его матери в стремлении усадить Александра на императорский трон. Было произнесено множество речей, в которых аристократы желали отцу именинника здоровья, задаваясь вопросом, когда же император вновь возьмёт бразды правления над империей. После официальной части начались танцы.
Реми пришлось станцевать с несколькими отпрысками старших семейств. Этикет требовал этого от неё, она не могла отказаться. Во время очередного танца с миловидным, но назойливым сэвом из семьи Дроздовых, девушка заметила, как именинник вместе с Олегом и ещё несколькими молодыми сэвами покинули зал. Наверняка их ожидает настоящее празднество, не то что это взрослое скучное мероприятие, во время которого все только и делают, что сплетничают.
– Позвольте, я украду вашу спутницу на следующий танец? – прозвучал голос рядом, когда закончилась очередная мелодия, и Реми уже понадеялась, что сейчас сможет немного передохнуть.
Похитителем оказался Константин. Разумеется, Дроздов не смог отказать. Он выказал Реми своё почтение и удалился, а Костя, протянув ей руку, по-доброму улыбнулся сквозь густые светлые усы. Было непривычно видеть его с бородкой, но она удивительным образом ему шла, придавая солидности.
– Вы великолепно выглядите, Ремия, – произнёс Костя с лёгкой ноткой официальности в голосе, когда заиграла следующая мелодия, и они начали танцевать.
От него, одетого во всё белое, невозможно было отвести взгляд. Рядом с цесаревичем Реми ощущала себя маленькой и хрупкой, но в то же время она чувствовала с ним глубокую связь, родившуюся в катакомбах под Ролльском. Иногда она забывала его злые слова на кладбище. Иногда ей казалось, что между ними всё по-прежнему.
– Благодарю, ваше высочество, – мирно ответила Реми.
Его рука горячила её спину. Некстати вспомнились слова Матвея. Он и правда отправил её танцевать с другим. И Реми чувствовала себя изменщицей, хотя измены не было. Кроме работы, между ней и Костей не было ничего с того самого проклятого разговора.
– Ульрих передал, что ты нашла особую книгу, – иносказательно проговорил Костя, зная, что в зале, где так много острых ушей, есть те, кому не следует ничего слышать вовсе. – Он высоко отзывается о тебе. Говорит, что ты можешь…
– Прекрати, – оборвала его Реми, искоса поглядывая на Марину, танцующую с представительным мужчиной.
Женщина пристально следила за ними, впрочем, как и другие аристократки. Слухи всё ещё ходили. В конце концов, в Аллейскую оперу Реми пришла вместе с Костей. А траур по погибшим окончен. В газетах часто писали о том, что все с нетерпением ждут, когда объявят о помолвке цесаревича с дочерью графа.
– Реми, я знаю о твоём отношении к Вороньему гнезду. Я знаю, что ты пыталась поступить в академию. Но я ничего не знаю о тебе. Ты так давно не бывала в Пряничном доме, что я уже не помню, когда в последний раз мы с тобой действительно разговаривали, – с укором протянул молодой мужчина, чуть ближе притягивая девушку к себе. – Позволь, я украду тебя отсюда. Поверь, в мои намерения не входит желание навредить твоей репутации. Я просто хочу поговорить без свидетелей.
Девушка подчинилась. Их желания сошлись, ведь Реми намеревалась выйти через Костю на Марину. Покинув бальный зал, они прошли в жилую часть дворца и оказались в уединённой комнате, выполненной в голубых тонах, которая раньше служила библиотекой. Костя рассказал, что это его самое любимое место во всём дворце.
Реми, пройдя через множество залов, коридоров и комнат, удивлялась, как можно жить в таком огромном дворце, где царит такая чуждая и холодная атмосфера. Создавалось впечатление, что за каждой дверью скрывается внимательный и любопытный персонал. За жизнью императорской семьи пристально следят сотни глаз. Единственным местом, где они могут побыть наедине, являются их личные апартаменты. В доме графа Реми иногда удавалось побыть в уединении, гуляя по поместью. Однако здесь такое просто невозможно. Это жизнь под микроскопом. И сэва в очередной раз убедилась, что не испытывает желания так жить.
– Будешь что-нибудь? – спросил Костя.
Оказавшись наедине с Реми, он как-то даже выдохнул, слегка сутулился и расслабился, скрывая облик сильного цесаревича, готового занять отцовский трон. Не дожидаясь ответа, молодой мужчина вытащил из бара бутылку кофейного ликёра, разлил его по небольшим ликёрным рюмкам, а потом подошёл к Реми, застывшей у тёмного окна. Она любовалась падающими снежинками, которые будто бы лежали на белой перине огромной площади, окружённой стенами Кремля. Отсюда ей виделись башни с золотыми звёздами и позолоченными статуями орлов. Когда прошедшей зимой в городе наблюдались перебои с электричеством и людям приходилось топить по-чёрному, превращая город в жуткий туманный сон, дворец сиял всеми огнями до момента, когда Костя не настоял, чтобы выключили свет в знак солидарности с горожанами.
– Когда же закончится зима? – глухо спросила Реми, принимая рюмку. На празднике она выпила больше, чем хотела, и внутри ощутила знакомый предвестник грядущей головной боли, после которой обязательно явится очередной жуткий сон. – Я так устала от вечного снега. Уже середина марта, а кажется, что всё ещё февраль.
– Увы, но мы не властны над погодой, Реми, – ответил Костя.
На мгновение ему захотелось дотронуться до голого плеча девушки, чтобы вновь ощутить бархат её кожи, но мужчина сбросил наваждение, заговорив хрипло и немного устало:
– Я хочу извиниться перед тобой. Я был неправ, когда давил на тебя. После всего, через что мы прошли, мне казалось, что под нами разверзлась пропасть, и скоро земля уйдёт из-под ног. Я нуждался в опоре, нуждался в определённости, которой смог бы поделиться с другими. Но вместо этого потерял ещё больше. Сейчас я это понимаю.
– Костя, ты предложил мне выйти за тебя, даже не задумываясь о том, что мы едва знаем друг друга. Какой бы я была тебе женой, а ты мне мужем? О… – Девушка оборвала себя, вспоминая, где находится. Нельзя говорить о прошлом. Нужно идти к будущему. – Я прощаю тебя, хотя ты был в своём праве. Ты будущий император. Тебе предстоит решать, какой будет наша империя. И уж точно мне не следовало тебе отказывать таким образом, хотя я не могла иначе.
Косте не понравились её слова. Зная о шаткости своего положения, он не мог с ней согласиться. Мужчина осознавал, что Реми лишь проявляет уступчивость, смиряя свою гордость. Ей было что-то нужно, и только поэтому она пошла на примирение. Костя понял, что девушка, стоящая рядом с ним, более не является той, с кем он пережил ужас катакомб. Она повзрослела, посуровела лицом и окаменела сердцем. У неё была цель и, судя по словам Ульриха, Реми превратилась в настоящую гончую, выслеживающую люцианитов.
– Оставим это в прошлом. Я более не потревожу тебя, Реми. Сейчас нас объединяет одна цель. Необходимость искоренить люцианитов и задавить остатки «Своры певчих». Я по глазам вижу, тебе что-то нужно. Говори.
Реми кратко пересказала то, что разузнал Матвей, умолчав, откуда у неё эти сведения. Она также не стала говорить о том, зачем на самом деле она так стремится найти люцианитов, опасаясь реакции Кости. В разговоре с ним девушке казалось, что она ходит по тонкому льду, слишком пристально он в неё всматривался. И сама она видела перемены в молодом цесаревиче.
Ему исполнилось двадцать девять лет, и за последние полтора года он сильно изменился. Стал холоднее, увереннее, в чём-то злее. У неё появилось ощущение, что она разговаривает не со своим другом и бывшим любовником, а с правительственным мужем. Государственником, который всё видит через политическую призму. Это проявлялось и в том, как он говорил, думал, двигался. Чётко, без лишней суеты, выверено, будто сражаясь с тяжестью тысячетонной плиты, упавшей ему на плечи.
– Я организую встречу с Мариной, – поглаживая отросшую бородку, выдал он. – Можешь не объясняться, в этом нет нужды. Но будь готова к тому, что императрица захочет объяснений. А за свои знания стребует платы. Она испытывает к тебе интерес. Даже зная, что идут разговоры о моей грядущей помолвке с дочерью алианского короля, Марина всё ещё считает тебя ценным активом.
Реми нахмурилась, не понимая, о чём речь. Новость о том, что Костя планирует жениться, вызвала в ней лёгкий укол ревности. Оказавшись наедине, рядом с его массивной статной фигурой, она вновь ощутила то влечение, перед которым не смогла устоять два года назад. А он словно знал, как влияет на девушку, поэтому и держался так близко, не пытаясь отодвинуться, словно они заговорщики… или любовники. Его дыхание касалось её кожи, а слова проникали в мысли.
Девушка прерывисто вздохнула и отошла, спиной чувствуя его разочарование. Он говорил, что отпускает её. И видит Аллейн, с той проклятой ссоры на кладбище, Костя всеми силами пытался изменить ситуацию. Он освободил её от опасного статуса святой, закрыл грудью от нападок прессы. Именно он поспособствовал её устройству на работу в Третье отделении канцелярии. Костя делами доказывал свою порядочность, не требуя ничего взамен. Однако былое не вернуть. Распался их круг, пропали связующие нити.
– У меня ещё одна просьба. Вивьен оказалась в непростой ситуации. Её исключили из Военной академии и уволили из шершней. Ты знаешь о её отношениях с отцом. Знаешь её характер. Она не сможет стать светской сэвой. Ей можно помочь? Виви прекрасный воин. После всего, она не заслуживает такого отношения.
Реми села на диван, чинно сложив руки на коленях и наблюдая за Костей, мелкими глотками пьющего кофейный ликёр. Он стоял вполоборота, через окно наблюдая, как аристократы выходят на улицу, чтобы насладиться праздничным салютом. Его лицо оставалось бесстрастным, но девушке показалось, что ему не понравилась её просьба. И она спросила, в чём дело. Парень недовольно кашлянул, разворачиваясь к ней. Поставив рюмку на подоконник, он скрестил руки на груди.
– Ты слишком хорошо к ней относишься, – заявил Костя. – Вивьен проводила много времени с Виктором. Более того, к ней проявляли интерес и другие представители «Своры певчих». Сейчас, когда большинство или казнено, или гниёт в колониях на севере, цепочки их связей отчётливо видны. Знай же, Вивьен поддерживала контакты минимум с шестью членами этой группировки. Кроме того, Виви не только состояла в интимной связи с Виктором, но и сделала аборт, что является нарушением закона. И аборт провела подпольная сэва-повитуха, голосом убившая её ребёнка. Угадай, кто направил девушку к ней? Это прекрасный крючок, чтобы держать Виви в узде. Далее, в том… мире, где мы были, её держали отдельно. И отдельно же обрабатывали, вербуя. Кто знает, не стала ли она членом новой «Своры певчих»? Шпионом. Спящей птицей. – Костя покачала головой. – Она очень глубоко вовлечена во все события, хотя кажется, что её это не касается. Что сказать, её тётя, с которой она поддерживала близкие отношения, сейчас разрабатывается в связи с люцианитами. И чтобы ты знала, я в курсе содержания писем, что Виви отсылала ей с просьбой помочь.
Сделав неглубокий вдох, мужчина сочувствующе взглянул на девушку, понимая, как больно ударили по ней его слова.
– А теперь повтори свою просьбу, Реми, – жёстко произнёс он.
Каждый довод Кости действовал на сэву как хорошая оплеуха. Жёстко и бескомпромиссно. Такого она не ожидала. Ещё больнее было то, что она ни о чём не подозревала. Не видела ничего, не чувствовала. Забывшись, девушка случайно сжала ткань платья в руках, и на ней образовались некрасивые складки. Её лицо, словно восковое, застыло, и только глаза горели зловещим золотым светом. От этого взгляда внутри Кости всё перевернулось от первобытного ужаса. Не только он изменился за эти полтора года. Ремия Беркут, подобно перелетной птице, тоже покинула весенние поля юности. Пролетев сквозь лето и осень, она ступила под зимний ледяной покров.
Вспышка гнева схлынула, а Реми прозрела. Фамилия Вивьен – Сокол. Птица, упоминаемая в Библии Люциана. Вполне может быть, что подруга находится под колпаком люцианитов именно из-за своего рода. Они могут следить за ней, пытаясь выяснить, не является ли она пресловутой огненной птицей.
– Я поняла, – сухо заявила Реми. – Однако пока не вижу ничего, что прямо указывало бы на её причастность к люцианитам или к Своре. А что за новая «Свора певчих»? Я думала, что с ними покончено.
– Виктор вернулся, – Костя даже пошатнулся от того, как Реми взглянула на него. В её взгляде читалась такая злоба, словно она была одержима злым духом. – Не поверишь, но, судя по его передвижениям, он прибыл из Урласка. Да-да, чистокровный сэв в обители наших врагов. Понятия не имею, почему его не убили и почему такой ярый фанатик захотел связаться с ними. Наша разведка утверждает, что Виктор сейчас обретается на подпольных квартирах одиозных ревунов. Он поднимает старые связи и что-то планирует. Думаю, завтра Ульрих просветит гарпий и выдаст задания. Будь готова – партия «Рокот истины», вставшая на смену предыдущим борцам за свободу, активизировалась. Закончилась зимняя спячка. Надвигаются жаркие деньки.
За окном прогремел взрыв, и в первое мгновение они испуганно пригнулись, но затем, как по волшебству, напряжение исчезло. Праздничный салют. Первый после адских праздников или судных дней, как их ещё называли в народе. Когда Реми подошла к Косте, он раздвинул тяжёлые шторы, чтобы было лучше видно. Зелёные, красные, фиолетовые и жёлтые огоньки взлетали в небо, раскрываясь подобно сияющим георгинам. Как-то само собой рука Кости оказалась на талии Реми, а её голова на его плече.
– Такое чувство, будто мы в эпицентре урагана, – прошептала девушка. – Иногда в самые глухие ночи я просыпаюсь и будто вновь брожу по туннелям под городом. В полной темноте с жалким фонариком, который вот-вот погаснет. Такой мне и кажется наша жизнь. Блуждание в лабиринте с чудовищами, без возможности выйти на свет.
– Это неправильное отношение к реальности, Реми. Не надо всё упрощать. Мир никогда не был безопасным местом. Но ты была ребёнком под защитой родных. Да, Дмитрий был плохим человеком, однако он дал тебе счастливое детство. Поэтому сейчас тебе так трудно адаптироваться к происходящему. Тебе кажется, что раньше было лучше, но это заблуждение. Всегда где-то шла война. Где-то действовали террористы. Взрывались бомбы, стреляли и убивали. Был мор, голод и прорывались морликаи. Эти полтора года не стали худшими. Да, люди восставали. Громили и поджигали. Но и помогали нам. А мы им. Поэтому империя выстояла. Поэтому сейчас ты смотришь на салют, а не на урласские бомбы.
Его горячности можно было позавидовать. И Реми впервые увидела в нём тень грядущего величия. Она кристально ясно осознала, что стоит рядом с будущим императором Ролльской империи. Нет, сыну Марины не занять трон, как бы она не старалась. Константин сменит отца. Это было ясно как день.
– Значит, будем воевать. И блуждать в лабиринтах жизни, пытаясь вернуться к свету, – очаровательно улыбнувшись, произнесла Реми. А когда Костя как-то странно посмотрел на неё, девушка привстала на каблуках и осторожно поцеловала его в щёку. – Я как-нибудь приду в Пряничный домик. И мы сыграем в шахматы. Поговорим обо всём на свете. Вспомним прошлое. И подумаем о будущем. Только прошу тебя, не пытайся вернуть то, чего больше нет, – прошептала она ему на ухо, когда он, словно белогривый орёл, удержал её за предплечья, не давая отстраниться.
В дверь раздался требовательный стук. На пороге комнаты появились двое: мрачный, как туча, граф Давид Голубев, возглавивший министерство финансов, и председатель совета министров Пётр Синицын.
– Собирается срочный военный совет, ваше высочество. В королевстве Алианс человеческий радикал застрелил наследного принца Витолда, – чётко возвестил сиятельный граф Синицын.
Сердце Реми пропустило один удар, будто намекая – началось.
Глава 6. Царская доля
Оставив Реми, Костя последовал за своими советниками. Он забыл все слова, которые хотел сказать девушке, а вместе с ними исчезла и та лёгкость, которую он ощущал рядом с ней. В его мыслях снова завертелись шестерёнки, прокручивающие случившееся. Пока сэвы шли к кабинету заседаний, Синицын вкратце рассказал, что произошло.
Около шести часов вечера принц Витолд с супругой Анной в кабриолете направлялся в театр, чтобы посмотреть премьерную постановку. Возле главной площади образовался затор, и они застряли в пробке. В этот момент к машине подбежал неизвестный и десять раз выстрелил в принца и его супругу, крича о свободном Алиансе, после чего его задержали прохожие до приезда полиции. Витолд и Анна скончались на месте. Взятый преступник открыто заявил, что является членом террористической группировки, нацеленной на искоренение сэв. Быстро стало ясно, что данная группировка финансируется правительством Асслейска при поддержке Урласка.
– Его Величество Франц II уже объявил о своих намерениях отомстить. Мы ожидаем, что вскоре алианцы объявят о начале военных действий против Асслейска. Последние отрицают свою причастность.
Цесаревич выругался сквозь зубы. Напряжение между разделёнными странами возрастало последние лет десять. А за прошедшие полтора года ситуация ухудшилась. Если алианцы вступят в войну против Асслейска, полыхнёт вся Европа, разделённая на две части.
– Слишком рано, – сожалеет цесаревич.
Голубев понимающе ухмыляется.
– Война всегда приходит не вовремя, – в голосе министра финансов прорезались весёлые нотки. – Хорошо, что идея с реформой Государственной думы вновь откладывается. Представляю, что началось бы, если бы пришлось согласовывать все наши действия с людьми.
– Бросьте, голубчик. Военные вопросы даже в первом плане оставались в ведении императора, а не правительства. Мы же не какое-то там Асслейское государство или Цинциния, – с лёгкой ирониейоткликнулся Давид Голубев. – Меня больше волнует реакция Ястребовых. Неурожай здорово потрепал их владения, так что, думаю, они будут только рады поучаствовать в войне на чужой территории.
Костя поморщился. После того, как у отца появились первые симптомы болезни, цесаревичу удалось добиться расширения своих полномочий. К сожалению, вмешалась Марина, заимевшая поддержку ряда министров, тем самым получившая возможность участвовать в принятии важных решений. Самым скверным стал отказ императора назначить его официальным наследником. А состояние Николая Орлова стремительно портилось.
Никто не знает, что за официальными словами об ухудшении здоровья императора в связи с последствиями взрыва бомбы в Аллейской опере скрывается нестабильное душевное состояние отца. Попросту император сходит с ума, и ни один врач не может объяснить, из-за чего это происходит.
Тем временем они дошли до кабинета заседаний. Перед ними открылись двери, пуская в комнату с большим круглым столом в центре, за которым уже собрался весь цвет военного министерства вместе с представителями смежных органов власти. Во главе стола сидела напряжённая, как сова перед атакой, царственная Марина Орлова. Когда Костя попал в поле её зрения, она сощурилась, демонстрируя тонкую сеть морщин вокруг глаз. Её ладони сжали подлокотники кресла, женщина выдвинулась вперёд.
Костя занял кресло напротив неё. Это было уже не первое их рандеву, поэтому всё происходило по устоявшемуся порядку: министры, генералы и советники занимали свои места в зависимости от степени преданности цесаревичу или императрице. А посередине между Костей и Мариной разместились нейтрально настроенные сэвы, самым примечательным из которых являлся тайный советник, канцлер Ролльской империи и министр внутренних дел – рыжеволосый сорокалетний Клавдий Ястребов. Будучи доверенным лицом императора, Клавдий был единственным, кто знал об истинном состоянии здоровья Николая Орлова. Именно он следил за тем, чтобы никто за пределами семьи не узнал о его болезни.
Ещё раз озвучив сложившуюся диспозицию, Синицын передал слово Косте. Выразив соболезнования, цесаревич направил разговор в сторону готовности империи выступить на помощь соседям. Необходимо было оценить возможности государства, прикинуть, кто из других союзников в каком виде откликнется на запрос алианцев. И кто из врагов поддержит Асслейск.
– К сожалению, ваше высочество, однако в данный момент возникает определённая сложность с зоной вашей ответственности, – после первой волны вопросов вступил известный судебный реформатор, действующий тайный советник Андрей Жулан. – Его Величество, император Николай, подписал распоряжения о наделении вас и императрицы Марины соответствующими полномочиями в вопросах управления, разрешения и державия над людом, судом и думой. Однако в документах его рукой вымараны позиции о военных вопросах. В связи с чем и в соответствии с его дополнительными пояснениями было записано, что нынешними военными кампаниями управляет генерал-аншеф Роман Беркут. Однако же право на принятие решения о начале новых действий остаётся в ведении императора. И только его. Без присутствия Его Величества весь этот совет считается нелегитимным, – размеренно и с какой-то торжественной расстановкой договорил советник Андрей, сквозь кустистые, побелевшие от старости брови пристально разглядывая собравшихся министров.
– Не переживайте, господин Жулан, разрешение уже получено, – с немалой долей странного веселья заявил Клавдий в наступившей неловкой тишине. – Изучайте, – добавил он, протягивая старику папку из толстой кожи с вышитым на обложке орлом. – Подписано сегодняшним числом. Император Николай уже отзвонился королю Войцеху Карскому и выказал свои глубочайшие соболезнования о случившемся. Он также выдал право своим представителям, императрице Марине и цесаревичу Константину, самостоятельно определять, в каком объёме и виде будет оказана помощь нашим союзникам в соответствии с договором, заключённым сорок лет назад.
Улыбка на лице худощавого Клавдия давно впечаталась в складки вокруг его тонких губ, отчего казалось, что даже сообщая печальные вести, он вовсю улыбается. Сейчас серьёзность его слов подтверждало лишь сияние его серых, как сталь, маленьких глаз.
Документ пролетел по столу, вызвав лёгкий шепоток среди собравшихся. Он миновал Марину, загадочно улыбавшуюся, и достиг Кости. Бегло просмотрев его, молодой мужчина воззрился на мачеху, чуть прищурившись. Определённо, она стоит за этим. Судя по всему, сразу, как были получены первые сообщения из столицы Алианса, Марина вместе с Клавдием направилась к отцу ради этого документа. В прозорливости ей нельзя было отказать, как и в стремлении упрочить свои позиции.
– Теперь, когда с формальностями покончено, перейдём к обсуждению наших дальнейших действий? – невозмутимо заявила она, вздёрнув подбородок и выжидательно сложив на столе руки в замок.
После совещания в кабинете остались Костя, Марина и Клавдий. Императрица, дождавшись, когда все уйдут, вытащила из своей маленькой сумочки портсигар, пока господин Ястребов разливал по стаканам коньяк. Она закурила, сделала приличный глоток, а потом выругалась, да так грязно, что Костя поморщился. Марина редко давала волю чувствам, однако её можно было понять. Недвусмысленные намёки, обвинения и давление со стороны совета привели её в злобное расположение духа. Совещание прошло не по её плану, а подозрения, открыто высказанные господином Жуланом, встретили поддержку не только нейтрально настроенных членов совета, но даже в рядах соратников императрицы.
– Мы не можем и дальше скрывать положение вещей, – успокоившись, заявила она. – Благодаря лечащему императора врачу Герману, мне удалось добиться от мужа согласия на наши действия, однако, если станет известно о его болезни, все усилия пойдут прахом. Нас обвинят в подлоге. Мы можем всё потерять.
– Включая наши головы. Как Герману удалось привести в чувство отца? – Костя всё рассматривал печатный документ, лежавший перед ним, как дохлая змея.
Первые распоряжения император отдавал лично в присутствии всего совета, пока ещё сознание не так часто оставляло его. Этот же приказ был заверен только председателем Ястребовым и личным секретарём императора. Опасная комбинация в нынешних обстоятельствах.
– Нам повезло. Муж мой был достаточно светел разумом, чтобы понять, чего я от него хочу, – невозмутимо отреагировала Марина, хотя её рука дрогнула, когда она затушила сигарету, тотчас потянувшись за следующей. – Однако это временная мера. Рано или поздно, но… – женщина запнулась.
– Как только люди узнают, что его величество не в своём уме, начнётся хаос. Этим воспользуются революционные партии, и революция, о которой так беспокоится его высочество… – начал Клавдий, слегка улыбаясь, но при этом сохраняя серьёзность. Он кивнул в сторону Кости. – Произойдёт в течение месяца. И мы повторим судьбу аристократии Урласка.
– Но что мы можем сделать? Николая нельзя показывать людям. Невозможно предугадать, когда он будет в сознании. А значит, мы должны сами объявить о его состоянии. Так мы опередим наших врагов, – воскликнула императрица.
Марина откинулась назад, а Клавдий, подойдя к ней и чуть сжав её плечо, многозначительно глянул на Костю, о чём-то намекая женщине. Сообразив, о чём, она встрепенулась.
– Есть один вариант, способный разрешить ситуацию, – деятельно заговорила женщина, наклоняясь вперёд. Её глаза мягко засветились. – Вы знаете, император хорошо относится к Саше. Мой сын – единственный, кого он терпит и узнаёт. Мы можем упросить его выступить с заявлением… Подгадать подходящий момент, когда он будет в сознании! – лихорадочно продолжила она. – В истории бывали случаи, когда император складывал свои полномочия в пользу наследника. Объявим о неизлечимой болезни. Николай выберет Сашу своим преемником, от лица которого я и Костя будем вести дела до его совершеннолетия. Муж сможет отъехать в удалённое поместье подальше от людских и сэвских глаз. Я понимаю, это серьёзное решение. Понимаю… но что делать? Продолжать жить, как на пороховой бочке? Сейчас, когда нас ожидает война?..
По тому, как убедительно говорила Марина и не скажешь, что это её сокровенная мечта, а не суровая необходимость.
– Нужно, наконец, признать, что мы не в силах ему помочь. Костя, не смотри на меня так! – женщина поперхнулась сигаретой, и быстро затушила её о сервировочный поднос, затем прикладывая пальцы к губам, будто страшась собственных слов.
Костя всегда задавался вопросом, любила ли мачеха его отца, или же просто использовала, выжимая максимум из навязанного своим отцом, графом Ястребовым, союза.
– Как я на тебя смотрю? – холодно спрашивает Костя, переглядываясь с Клавдием. – Ты же уже всё решила. Правда, мне непонятно, как ты намереваешься заставить моего отца отказаться от трона. Ты знаешь – он приходит в бешенство при любом намёке на свою болезнь. Отец непредсказуем. Я удивлён, что после подписания этой бумажки, – парень демонстративно потряс вытащенным из папки документом, – он не заявился сюда, чтобы лично принять участие в совете.
– Мы дали ему снотворное, чтобы он успокоился, – хладнокровно отреагировала Марина, однако её глаза загорелись опасным золотым светом. – Будь Николай здесь, он начал бы нести околесицу про конец времён и приход истинного спасителя сэвского рода. Говорил бы про церковь проклятых, про врата, через которые пройдёт избранник света и тьмы. А потом начал бы искать неверных среди членов совета, чтобы своей великой дланью отправить их на тот свет, как он это сделал с статс-советником Теодором. Ты этого хочешь? Или намереваешься сам занять трон? Он тебя на дух не переносит, называя пустышкой. Или планируешь провернуть это в обход императора? Устроить свой личный переворот? – чем больше сэва говорила, тем больше распалялась, миниатюрными коготками впиваясь в поверхность стола.
Клавдий покачал головой.
– Ваше высочество, – обратился он к Марине. – Вы торопите события. Ваш сын не дебютировал. Даже если император даст своё согласие, что вряд ли, учитывая причину, по которой он так и не назвал Константина своим преемником, никто не поддержит ребёнка, который может оказаться таким же, как и его старший брат. Это может спровоцировать ещё больший раскол в наших рядах.
Костя задумчиво двигал пустой стакан по столу. В его голове вращались тени идей, осколки интересных мыслей и вариаций будущего. Он только начинал нащупывать почву под ногами, стараясь найти новый путь между острыми скалами, как его внезапно осенило.
– Есть способ изменить ситуацию, – заявил он. – Но с вашей стороны, маменька, я ожидаю ответных уступок.
– Что ты хочешь? – моментально сориентировалась женщина.
Её узкий нос выдвинулся вперёд, разом напомнив птичий клюв. Она заострилась изнутри, почуяв слабину пасынка.
– Мы не будем торопиться с помощью Алиансу. И уж тем более не будем оголять наши резервы, учитывая происходящее в империи. Поручим Синицыну подготовить нашу стратегию действий, чтобы не нарушить соглашения между странами. Тем временем начнём подготовку к реформам, на которых я многократно настаивал. Реорганизуем Государственную думу, неправильно то, что в ней так мало людей. Назрели перемены в судебной и законодательной системах. Пора дать людям возможность владеть землями и технологиями. Отменим разделение в вузах. Уже сейчас институты берут людей вольными слушателями, так откроем перед ними двери и дадим возможность получать официальное образование.
– Хочешь, чтобы однажды в одно из этих кресел сел человек? – вспылила Марина, а Клавдий хохотнул, хотя повода для смеха не было.
Масштаб идей Константина завораживал канцлера, не ожидавшего такого от молодого цесаревича. Он чувствовал, что Костя опаснее, чем кажется Марине, которая была на всё согласна, предполагая, что после объявления её сына наследником императора все эти чудовищные планы лягут под сукно, а сам Костя отправится куда-нибудь подальше от столицы. Однако, чтобы не выдать себя, женщина решила немного поторговаться. И Костя с удовольствием включился в дискуссию, делая вид, что верит ей. В конце концов, он знал, на что шёл.
– У меня есть и личные просьбы. Одна касается Ремии Беркут, с чьей помощью возможно удастся помочь с дебютом Алекса. Ведь она наделена таким же даром, как и Кристина, – когда они сошлись в деталях, наконец вскрыл свои карты Константин.
Марина только-только закурила третью сигарету и с интересом уставилась на него. Клавдий тоже прислушался. Он много слышал о дочери Романа, но до сего дня не видел её лично. Только на балу в компании Кости. Её таланты, её история, её характер и успехи в делах с Ульрихом притягивали его взгляд. Такую занимательную особу стоит взять на вооружение, как стоит и узнать, из какого теста эта сэва слеплена.
– Она просит за свою подругу Вивьен Сокол. Из-за своего неблагонадёжного окружения и связи с предателем Виктором девушка потеряла место в академии. И на днях её уволили из шестого отделения канцелярии. Скоро она окажется вынужденной вернуться на родину. Реми просит подыскать ей новое место работы в соответствии с её навыками. Вивьен – талантливая ищейка.
– Я могу позаботиться о ней, – мягко вступил Клавдий, поглаживая лацканы своего неприлично дорогого костюма. – Её таланты могут пригодиться в расследовании преступлений Голиафа.
– Почему этим ублюдком не занимаются гарпии? Он убивает молодых сэвов! Явный почерк ревунов, – раздражённо фыркнула Марина, хотя внутри женщина испытывала глубокое удовлетворение от заключённой сделки.
– По словам Ульриха на это ничто не указывает, – объяснил Костя, а потом обратился к Клавдию: – Мысль интересная. Полагаю, так Виви будет в стороне от политики, но под присмотром. В дальнейшем она сможет рассчитывать на постоянное место в штате?
– Смотря как себя покажет.
– Какая вторая просьба? – напомнила Марина, глядя на часы.
Время приближалось к пяти утра, женщина хотела хотя бы пару часов поспать перед тем, как начать раскручивать маховик интриг.
– Реми интересуется историей древнейших семейств империи в связи с изучением деятельности секты люцианитов. А именно вы являетесь директором императорского архива, где собрана вся нужная информация.
Сначала Марина удивлённо изогнула бровь, а потом, осознав смысл слов пасынка, яростно выдохнула и вскочила на ноги.
– Если она подозревает мою семью…
– Нет! Ремия хочет разобраться в общей истории сэв. Она пытается понять, кто такие люцианиты и как им удалось выжить после того, как англиканская церковь открыла на них охоту в Средние века.
Клавдий со скрытым восхищением смотрел на Костю, замечая, как осторожно тот подбирает слова, ни намёком не выдавая, что Реми интересуется только семьёй Ястребовых, а не всех старых семейств. В силу своей должности он знал обо всём, творящемся в императорской семье, но вот история его собственной фамилии всегда хранилась за семью замками от непрямых наследников рода. Поэтому интерес Реми к Ястребовым показался ему весьма любопытным.
– Может так статься, что к болезни императора приложили руку люцианиты? – неожиданно спросил канцлер. – Его речи поразительно напоминают их веру. Они могли на него повлиять?
Этот вопрос не стал сюрпризом для Марины с Костей. Они и сами об этом думали, поэтому расследование Ульриха имело приоритетное значение.
– Я допускаю такую вероятность, – устало произнёс Костя. – Именно поэтому я всячески способствую делам господина Коршуна. Чем скорее в наших руках окажется кто-то из руководства секты, тем быстрее мы поймём, чего они хотят на самом деле. Глупо верить, что они и правда желают воскресить Люциана. Это сказки для детей, а эти сектанты умны. Не удивлюсь, если их целью является императорский трон.
Марина хотела было возразить, но умолкла. Её прошиб холодный пот. Она вспомнила кое-что из своего детства. Нечто такое, что всегда остаётся с тобой, как бы глубоко ты ни пытался это убрать. Женщина заметила, как пристально на неё смотрит Клавдий. Проследив за его взглядом, почувствовала, как огонёк сигареты коснулся кожи. Отбросив бычок, она уставилась на свои пальцы, вороша свои воспоминания. А потом сказала:
– Хорошо. Я встречусь с Реми. Но только после дебюта моего сына.
Глава 7. Чёрные крылья
Он пропустил первый удар из-за солнца. Оно ударило по глазам, когда противник резко опустил свои белые крылья для замаха. Глупая ошибка для опытного бойца привела к тому, что его зрение на мгновение затуманилось, а во рту появился неприятный привкус меди. Следующий удар он встретил контрударом, а потом оторвался от земли и с воздуха ударил ногой, целясь в лицо надменного красноволосого якшараса. Это был не первый их поединок. И точно не последний. Собравшаяся вокруг толпа скандировала их имена, пылко потрясая кулаками. Солнце нещадно палило белоснежную крышу небоскрёба, раскаляя бетонные плиты под босыми ногами.
По правилам поединка они не могли пользоваться оружием. Только их тела и крылья. Этот бой напоминал птичьи свары, когда молодые во́роны нападают друг на друга, чтобы проявить себя и показать молодецкую удаль.
Рене чуть не перевернулся в воздухе из-за собственного неудачного рывка. Чтобы погасить инерцию, он направил себя в сторону, падая на бетон и складывая крылья. Его противник, якшарас Корнвейн, устремился вслед за ним и теперь покрывал его тело ударами, от которых Рене пришлось сжаться в комок, защищая живот.
– Что? Хвалёный сынок Балвора слабак? – прошипел Корн, изгаляясь над ним на потеху публики. – Давай, дерись, как якшарас!
Слова стали спусковым крючком, и крылья Рене снова расправились за его спиной. Однако они не были астральной проекцией, а превратились в чёрные перья, твёрдые, как металл. Ими он нанёс режущие удары по ногам замешавшегося от неожиданности Корна, с их же помощью вскочил на ноги, намереваясь вновь поразить противника, однако тот взмыл в воздух, вынуждая Рене следовать за ним.
Теперь поединок шёл в воздухе. Здесь каждый пропущенный удар разводил их в разные стороны, а каждая сцепка оборачивалась порезами от острых птичьих когтей. Они бросались друг на друга, словно коршуны, охотящиеся за добычей. Атаковали без тени жалости или сочувствия, и зрителям, которые поднялись в воздух вслед за ними, приходилось уклоняться, когда они падали или меняли направление.
Синяки и рваные раны от сведённых в клинок пальцев с длинными когтями расцветали на телах бойцов, как красные пионы. Дуэли в военных подразделениях частенько оканчивались смертью, особенно если дуэлянты вставали на крыло. В момент, когда из тебя выбивают дух, ты теряешь концентрацию, и крылья схлопываются, а ты летишь на землю без сил.
Рене бил с ужасающей жестокостью. Ослеплённый чудовищной яростью, он действовал не только руками, но и наносил режущие удары ногами, захватывая когтями икры Корна. Медленно, но верно они оба теряли силы. Всё чаще дуэлянты не могли оторваться друг от друга. Ни один не желал сдаваться, а отпустить врага – всё равно что поддаться собственной слабости. Лучшие удары – те, что наносишь сверху, поэтому они забирались всё выше и выше к солнцу, подгоняемые восходящими потоками, иссушаемые жаркими лучами.
Пот застилал глаза. Раны ныли, кровоточа. С ног до головы они были покрыты запекшейся кровью. Но не унимались. Слишком серьёзной была причина их стычки. Их вражда началась давно. Командирам приходилось разводить парней по разным отрядам, чтобы охладить горячие головы, но это не помогало. Сегодня оба дошли до финала. Одна брошенная фраза толкнула их на крышу заброшенного небоскрёба. И никто из присутствующих не знал, чем это всё закончится.
– Сдавайся! – рычит Корн, со спины держа в захвате Рене, оттягивая его голову, чтобы мазнуть когтями прямо по сонной артерии.
Одно движение отделяло его от убийства, и всего одна мысль остановила его от победного рывка. Этого мгновения хватило Рене, чтобы с усилием, но врезать затылком по носу Корна, вырываясь из захвата, а потом стремительным движением нанести ногой удар по грудной клетке красноволосого, чтобы в следующий миг ударить когтями по глазу, выбивая из глазницы.
Это был прекрасный кадр для тех, кто смотрел со стороны. В лучах белого, как зимний снег, солнца двое якшарас, один с радужными белыми крыльями, другой с чёрными, как сама ночь, бьются, словно воплощая в реальности сюжет из старых сказок. Время застыло, кристаллизуясь до треска костей. Смолк ветер, рассеялись звуки, и белые крылья растворились, исчезнув в последней вспышке, а их обладатель сначала будто лениво, а потом всё быстрее полетел вниз, лишившись и чувств, и последних сил.
Он падал с высоты несколько сотен метров. Он падал себе на погибель, так как слишком много крови потерял, чтобы вернуть свои белоснежные крылья. Никто из зрителей не устремился на помощь. Собравшиеся бойцы безмолвно наблюдали за его падением. И лишь некоторые смотрели на Рене, сына главнокомандующего последней армии Лаберии, который висел без движения в воздухе. Его руки были сжаты в кулаки с такой силой, что когти вспороли кожу. Его голова была опущена, скрывая лицо за отросшими чёрными волосами. В одних брюках, с татуировками, покрывавшими его шею, он выглядел настоящим воином. Чёрным ангелом.
Очень медленно Рене вздохнул. Поднял голову, а потом сложил крылья и камнем бросился вниз. Его будто подхватили невидимые ветряные вихри, настолько быстро он начал набирать скорость, устремляясь вслед за поверженным врагом. Казалось, что этого недостаточно. Казалось, что он не успеет, так быстро Корн приближался к белой крыше небоскрёба, на которой такими красивыми узорами вскоре разлетится кровь от его разбитого тела. И будто сама земля устремилась ему на встречу, желая поскорее отнять жизнь молодого якшарас.
Рене ускорился, набирая невозможную скорость. Он не летел по воздуху, а скользил по нему, как на скоростной трассе вне времени и пространства. Те, кто видел его, позже говорили, что вместо Рене им предстала чёрная клякса с формами, как у морликайского чудовища. Но те, кто смотрел с крыши, видели его. Его красные глаза и чёрные крылья. Его упрямый взгляд и плотно сомкнутые губы.
Он летел и в самый последний миг успел, вместе с Корном врезаясь в бетон, гася крыльями силу удара. Будь на его месте кто-то другой, он бы не выжил. Но это был Рене. Тот самый Рене, чья сестра лишила Лаберию шанса на выживание. Тот самый Рене, которому пророчат спасение якшарас от морликайской скверны.
Он не умер, но был на грани, когда к нему спустился белокрылый ангел с глазами синими, как самое глубокое море.
Рене мог выдержать любые удары. Любую драку, любое соревнование. Он выдерживал все испытания, что давали ему учителя и командиры. Он дрался без жалости, совести и сожаления. Он бил изо всех сил, сражаясь на износ. До порванных мышц и связок. До изнеможения, до потери сознания. Нередко его выносили с ринга, с такой самоотдачей Рене бился с другими бойцами.
Единственный, с кем он не мог совладать, – его собственный отец. Балвор с’Брах – жестокий главнокомандующий, беспощадный боец, ужасный якшарас. В нём не было ни капли милости ни к кому, кроме его прелестной жены, Алисии с’Брах. С Рене он был особенно жесток.
Балвор методично избивал сына, недавно вылеченного после победы над Корнвейном. Мужчина знал, как наносить удары так, чтобы они были максимально болезненными. Его кулаки – свинцовые гири. Но его слова жестче, чем любой удар:
– Тряпка. Ничтожество, – чеканил якшарас, пока Рене, ещё стоя на коленях, стоически сносил его удары. – Как может такой слабак быть моим сыном? Я видел, что с тобой сделал Корн. Ты должен был на земле размазать д’Орио, ведь дэвы слабее сэв! Ты же позволил ему ударить себя. Он мог победить, если бы не вспомнил, кто ты есть. Я разочарован.
Прервавшись, Балвор отошёл в сторону, сойдя с прозрачной ткани, специально постеленной на полу гостиной, чтобы не испачкать драгоценный ковёр, который лично выбирала Алисия. Мужчина не хотел расстраивать жену, поэтому бил больно, но аккуратно, чтобы и мебель не запачкать кровью сына. Он вытащил из стены небольшую коробочку, из которой достал продолговатый металлический предмет. Поднеся к своей шее, с силой надавил, чтобы выступила игла и пронзила его кожу, вводя препарат в кровь. Облегчённо выдохнув, Балвор вернулся к сыну. И теперь ударил ногой прямо по животу, отчего Рене охнул и упал на локти, а потом резко сжался и поднялся вновь, с вызовом глядя на отца.
– Думаешь, мне неизвестны твои мысли? – усмехнулся расслабившийся Балвор. – Не забывай, кто ты, Ренес. Ты мой единственный сын. Твоя задача – стать лучшим из лучших. Твоя обязанность – подавить армейских птенцов и возглавить их. Ты должен стать первым. Должен оправдать то, кем являешься.
– А кем я являюсь, отец? – ярость выдавила из Рене слова, горячей картечью бросив их в Балвора.
Тот не стерпел и ударил сына по лицу. Взметнулись чёрные волосы, голова парня дёрнулась, но он не сдвинулся с места. Только склонил голову набок и сплюнул вязкую слюну вперемешку с кровью. Взяв сына за волосы и запрокинув голову, мужчина с жутким шрамом на лице приблизился к нему и задумчиво взглянул прямо в глаза, изучая, как золото окрашивается в красный цвет.
Фамильная черта наследников Люциана. Кровавая метка – след от яда, что всегда циркулирует в их крови. Подняв руку со шприцом, он, продолжая удерживать сына, поднёс иглу прямо к его глазу, а потом ввёл лекарство в слезник, внимательно следя за тем, чтобы Рене не дёрнулся от этой экзекуции. Красный цвет медленно сошёл с жёлтой радужки, и капелька крови потекла по щеке парня, вызвав в мужчине неприятное чувство. Он с силой оттолкнул сына, и тот упал на спину.
Размотав рукава на белой рубашке и поправляя чёрный пояс с серебристой эмблемой своего великого рода, мужчина застегнул воротник, скрывая шею, встав лицом к широкому зеркалу над декоративным камином. Впереди ожидался большой бал, на который прибудут алы, бэлы и сэвы.
Рене был потрясён, узнав, что наименование «сэвы» пришло из мира якшарас и означало принадлежность к роду, который всегда будет стоять в шаге от величия алов и бэлов. Именно сэвы примкнули к Аллейн и Люциану, пытаясь изменить политический строй, чтобы возвыситься. Предатели бежали на Землю, а оставшиеся были вынуждены пожинать плоды бежавших. Только в последнем столетии, когда сама раса якшарас оказалась на грани вымирания, им удалось вернуть былые позиции. И Балвор стал ярчайшим представителем своего рода, возвысившись до должности главнокомандующего армии Лаберии.
Пиррова победа, ведь если якшарас не найдут способа вновь открыть порталы в мир людей или же не изобретут действенное противоядие от скверны изварэ, то к концу цикла, который по земным меркам составляет четыре месяца, их мир будет разрушен.
Рене находился в одной из последних обителей якшарас, в старом городе небоскрёбов Бианондриг, где безопасными были только верхние этажи и стоящие на высоченных столбах дворцы знати. Это место защищало силовое поле, за которым начинались Седые сады, полные морликаев и падших якшарас – изварэ. Защита трещала и искрила, грозясь в одно мгновение лопнуть, тем самым впуская в старый город споры скверны и заражая якшарас морликайским безумием.
Единственный, кому под силу спасти Лаберию от угрозы, исходящей из междумирья, сейчас стоял на коленях, вжимая ладони в плёнку. Рене чувствовал, как в его душе гаснет пламя, ускользая вместе с чем-то очень важным.
– Не забывай, что тебе предстоит повторить мой путь и пройтись по Седым садам скверны до церкви Люциана. До места, откуда наш предок вместе с Аллейн перешёл на Землю. Если ты сделаешь это, то сможешь открыть врата и дать нам возможность перейти туда. На Земле нет… радиации, что так полезна морликаям. Они умирают там, а мы нет. Поэтому ты должен стать самым сильным из нас и собрать вокруг себя отряд, с которым отправишься туда, – спокойно заговорил мужчина. – Ты понял, сын?
– Да, – медленно поднимаясь, ответил Рене.
– И для этого ты должен быть или жестоким, или милосердным. Ты должен был убить Корна за то, как он уязвил тебя. Или же должен был сделать его своим лучшим другом. Сейчас ты опозорил его. Он это так просто не оставит.
– Он покушался на Кристину. Но я не мог дать ему умереть. В этом нет чести.
Балвор, перейдя на якшарасский, выругался. Рене уже неплохо говорил на этом языке, но сейчас слова прозвучали сплошной тарабарщиной.
– Поэтому ты слабак. Ты должен научиться думать головой, а не тем, что у тебя между ног. Кристина – ала. Она способна самостоятельно защищаться. А сейчас соберись. Нас ждёт твоя мать.
Вокруг раздалось мелодичное звучание. Открылись двери, и на пороге показалась прекрасная молодая женщина в роскошном белом платье, состоящем из тысячи радужных чешуек. Её белокурые волосы были убраны в высокую причёску и заплетены в несколько сложных косичек. Она сама напоминала белую песчаную змейку, а её синие глаза выглядели как два сияющих сапфира.
Приложив правую руку к груди и чуть склонив голову, выказывая почтение главнокомандующему, девушка испуганно взглянула на избитого Рене, чуть приоткрыв рот. Она хотела возмутиться, но промолчала. Даже её уровень был ниже Балвора. В военное время главнокомандующий мог отправить на плаху и представителя великого дома, и святого, и нищего, если того требует нужда. Этот якшарас сейчас обладал абсолютной властью.
– Приведи его в порядок и вместе отправляйтесь на бал, – сухо приказал Балвор.
– Он был в порядке всего час назад. Простите, видимо, в прошлый раз я недостаточно ответственно подошла к своим обязанностям, – не удержалась Кристина, помогая Рене подняться.
Ей было наплевать на дорогую обстановку, поэтому она помогла Рене опуститься на белый диван.
– Правильно. Старайся лучше, дорогая Кристина, – хмыкнул Балвор, выходя из апартаментов.
– Сволочь, – очень тихо проговорила девушка, чтобы мужчина не услышал.
Потрясающий слух сэв ничто в сравнении со слухом якшарас. Прожив в этом мире полтора года, сэвы и сами не заметили, как их способности усилились, обретя новые краски. Здесь им даже дышать было легче.
– Не говори так, – прошептал Рене, а потом застонал, когда девушка начала лечение.
Её нежный и переливчатый, как у маленькой птички, голос бальзамом лёг на его распухшее от ударов тело. Кожа засветилась, синяки сменили окрас с синего на красный, а потом и вовсе исчезли. Белок повреждённого глаза вновь побелел, лицо приобрело здоровый румянец.
– Вот и всё, – спустя полчаса заключила Кристина. – Теперь скажи, что ты сделал, раз он вновь тебя побил.
– Всё то же, – отмахнулся Рене.
Он не собирался посвящать девушку в свои проблемы. Слишком берёг её.
Кристина легонько стукнула его по плечу, а потом потащила его в ванную и, усевшись на стул возле раковины, понаблюдала за тем, как он принимает горячий душ. Ей нравилось смотреть на него. Нравилось сильное, поджарое тело с короткой дорожкой волос, спускавшихся к лобку. Нравились его старые шрамы и чёрная сеть из перьев, вытатуированная на шее. Нравилось то, как естественно он двигался. Нравились его руки с длинными пальцами и чёрными закруглёнными вовнутрь когтями. И особенно ей нравилось, как он этими руками прикасался к её нежной коже.
Задумавшись, девушка покраснела, ощущая приятное томление между ног. Ей захотелось забраться к нему в душ прямо в платье и, наплевав на всё, улететь в то блаженное нигде, откуда никакая сила не вытащит обратно на грешную землю. О да, ей хотелось, чтобы он овладел ею прямо здесь и сейчас. Чтобы он разорвал на ней платье и вошёл в неё с резкими, почти болезненными движениями, как будто вспахивая её светлое тело, оставляя синяки, ссадины и глубокие порезы.
Иногда они позволяли себе увлечься фантазиями и любили друг друга часами напролёт. В такие моменты она забывала обо всём, чувствуя только его тело, его запах и его страсть. Она начинала желать, чтобы ничего иного в их жизни и не было. Вот только Рене был другим.
Рене омывал своё тело химической водой с нейтральным привкусом, смывающим мелкие споры, проникающие сквозь завесу, отделяющую город от захваченных земель. Парень смотрел на Кристину, догадываясь о её мыслях. И потому двигался медленно, особое внимание уделяя зоне между ног. Казалось, никакая боль не брала молодого воина. Час назад его мучил отец, а два часа назад он чуть не умер в драке, но вот сейчас его глаза засветились коварными мыслями, а рот приоткрылся, соблазняя девушку плюнуть на всё и поддаться желанию.
Кристина поднялась и подошла к нему, вставая в миллиметрах от летящих капель душа. Она протянула руку и дотронулась до Рене, вызвав у него судорожный вздох. Её уверенные движения, её насмешливый жаркий взгляд и губы, которые она медленно облизывала языком, обставили парня, и он в изнеможении откинулся на стенку душевой кабинки, позволяя ей творить всё, что хочется.
А девушка продолжала наслаждаться тем, какое удовольствие доставляет своему мужчине. Видит Аллейн, ради него она отвернулась от своего прошлого и осталась в этом мире. Ради него она была готова пойти на всё, даже на предательство.
Закончив, Кристина омыла свои руки водой и сама обтёрла Рене полотенцем, пока он покрывал поцелуями её шею. Не видя её губ, он не мог слышать её беззвучного пения, в котором она проверяла границы своего влияния. Стены на замке. Местами порванные, местами взломанные, но всё ещё держащиеся на своих местах. Она сковала его разум своей силой во спасение возлюбленного, но не было и дня, когда девушка не сожалела о содеянном.
– Я люблю тебя, – прошептала она, когда он, распалённый страстью, посадил молодую цесаревну на столик рядом с раковиной, сметая бутылки и стопки полотенец.
Она продолжала это повторять, когда он крайне аккуратно задрал её чешуйчатое, переливчатое и невероятно тонкое платье, чтобы добраться до нижнего белья, а потом забраться под него, иссушая девушку до такой степени, что она закричала в истоме, вспыхивая радужными звёздочками и следом погружаясь во тьму.
– Я не могу без тебя жить, Кристина, – сквозь черноту донёсся до неё усталый мужской голос.
Глава 8. Гнилой кошмар
Кристина стояла на балконе, прислонившись к парапету, любуясь бирюзовым закатом и тонкой сетью из сиреневых облаков, скользящих по небу, как морские змеи. Тёплый воздух приятно касался её кожи, она держала в руках бокал с вином и медленно пила его, наслаждаясь чудесным вечером. В этом мире пережить ещё один день считалось за праздник. Спустя полтора года она привыкла к этому правилу. Привыкла и к тому, как к ней относятся. И к тому, чем приходится заниматься. Пропала изнеженная цесаревна Кристина Орлова. Теперь она стала Кристиной а'Море, наделенной великой силой и властью. Над ней стоял только Верховный дом и главнокомандующий Балвор с'Брах. Её учителями стали жестокие алы, растоптавшие молодую девушку в попытках слепить из неё грозную повелительницу народа якшарас.
– О чём задумалась? – раздался голос позади, и Кристина улыбнулась.
– Погода сегодня красивая. Как думаешь, это правда, что цвет неба такой из-за скверны, или же это всё-таки естественный окрас для этой части планеты Лаберия? – спросила она.
Роберт, встав рядом с ней, сделал глубокий глоток вина, проследив за её взглядом. Он пожал плечами. В отличие от Кристины, он не пытался отыскать красоту этого мира.
– Мне всё равно. Я слышал, что Рене опять подрался. Говорят, что из-за тебя. Какой-то якшарас непочтительно выразился о тебе, назвав подделкой, говоря, что ты недостойна своего положения из-за того, кто ты есть. Вот Рене и дошёл до точки.
– Задеть пытались не меня, а его. Любой якшарас знает, что я с ним сделаю, если кто посмеет мне навредить. Прецеденты уже были, – девушка похолодела, вспоминая, как в первый год на неё напало трое, желая попробовать иноземку на вкус.
От них остались лишь оболочки, а её учитель Бехрейн только похвалил девушку за быструю реакцию. Больше с ней не пытались связываться.
– Это верно. Как видишь, у них получается. Хорошо, что они не знают всей правды, – тихо добавил Роберт, а Кристина моментально впилась в его запястье когтями, шепча на ухо:
– Молчи, коли жизнь дорога! – её голос сочился ядом. – Иначе я сама тебя прикончу так же просто, как и спасла твою жизнь!
Лишь немногие были посвящены в истину. Обычным якшарас объявили, что сестра Рене – Реми поддалась скверне и запечатала миры, чтобы не дать им перейти на Землю. В тайне осталось то, что на самом деле Рене был осквернён. В первые месяцы его держали в клетке под наблюдением, подвергая бесконечным пыткам в попытках исцелить.
Кристина спасла возлюбленного, когда к ней явился Балвор, сказав, что на рассвете казнит сына, более не в силах ему помочь. Он манипулировал девушкой, заставив её искренне пожелать изменить возлюбленного и ради этого поправить его воспоминания и заблокировать изварэ внутри него. Это сработало. Правда, теперь Рене приходилось принимать то же лекарство, что и отцу, но, по крайней мере, у него была цель. Теперь он был полон искреннего желания помочь якшарас, а его сестра… Что же, он ненавидел её не менее пылко, чем когда-то любил.
Кристина отпустила Роберта. Она оправила полы платья, смахивая воображаемые пылинки, и прерывисто вздохнула, отпуская нервную дрожь. Лаберия не сказочное место с волшебными ангелами, её населяют жестокие якшарас, чья ярость выросла за тысячелетие войны с морликаями. Их битва даже отдалённо не походила на земную. На Земле только в небесах, под водой в океанах и в катакомбах крупных городов можно было встретить проклятых монстров. Проникая через разрывы, обычно они погибали, не успевая заразить почву своим ядом, а может, споры междумирья не выживали в земном климате. В Лаберии же постоянный уровень радиации так высок, что твари расползлись и захватили бо́льшую часть территории планеты, медленно уничтожая якшарасскую цивилизацию.
И это сказывалось на всём.
– Помнишь, как они поначалу смеялись над нами? – словно прочтя мысли подруги, спросил Роберт. – Неотёсанные земные сэвы. Слабаки, чьи предки поставили Лаберию на край гибели. Вот кто мы для них – потомки предателей. Лаберийцы никогда не воспримут нас равными.
– Говори за себя, – холодно отреагировала Кристина, поворачиваясь лицом к торжественному залу и локтями облокачиваясь о парапет. – Я неплохо устроилась. И ты смог бы, не реагируй так остро на их отношение. Я слышала, что тебя вечно переводят из отряда в отряд.
– Здесь никто не понимает моего юмора, – сумрачно выдавил из себя Роберт, почёсывая недавно зажившую скулу.
Ему приходилось несладко. Ещё больнее было осознавать, что он не знает, как вернуться домой. К Вивьен. К брату и семье. Наверняка они думают, что он умер в том зале. Что же, время здесь течёт быстрее из-за близости линии фронта. Скоро реальности совпадут, и он умрёт по-настоящему.
Проследив за взглядом цесаревны, Роберт наклонился к её уху, спрашивая:
– Ты правда веришь, что поступила правильно?
Кристина смотрела, как Рене в представительном чёрном костюме разговаривает с мужчинами в военных мундирах. Высший состав армии Лаберии. Не хватает только его отца, который танцует со своей возлюбленной женой, не желающей и слышать о том, что муж творит с их сыном. Каждый по эту сторону реальности обретается в своих иллюзиях. Некоторые из них принимают яды, чтобы забыться. Другие поддаются скверне, пытаясь выжить. Роберт рассказывал, как ему с отрядом приходилось наведываться в дома, где выявляли изварэ, не сумевших сохранить человеческий облик. Жуткое зрелище. И как же тяжело их убивать!
– Я спасла ему жизнь, – ещё более тихо ответила девушка, но сердце её дрогнуло.
Перед глазами встала картинка. Первая неделя после потери столицы. Их в кандалах доставили в старый город и бросили в клетки, нацепив на шеи жуткие ошейники. С ней говорил её будущий наставник – Бехрейн а’Свен, склоняя примкнуть к якшарас, чтобы выжить. Иногда Кристина думала, что он использовал на ней то, чему потом обучал. Однако позже поняла, что является самой сильной алой, и только потому её и Роберта пощадили. Именно её голос звучит в основной партии, когда они отгоняют от защитного поля скверну. Её голос крадёт у смерти лишние дни на то, чтобы Рене подготовился к своей самоубийственной миссии.
– Помнишь, как тогда было страшно? – спрашивает Кристина. – Я постоянно плакала, а потом разучилась плакать вовсе.
Она чуть не убила Балвора за то, что тот делал с Рене. Тогда она не знала, что вся сцена была спланирована от и до, чтобы заставить её саму пожелать подчинить возлюбленного, изменив его память и вынудив встать на сторону якшарас. Это было судьбоносное решение, подарившее им полтора года вместе.
Задумавшись, девушка потеряла Рене из виду. Кристина оставила бокал на парапете, а сама устремилась в зал на его поиски, не слыша, какие обидные слова говорит вслед Роберт. Оставшись один, молодой человек допил своё и её вино. Затем он с силой бросил бокалы за парапет и, раскинув серые крылья, ринулся вниз. Он ненавидел эти приёмы. Он устал всё время быть лишним. Мир, который сначала распахнул перед ним коробку чудес, оказался ещё более чудовищным, чем самые страшные ночные кошмары.
Рене сам не понял, в какой момент покинул зал. Вот он только что выслушивал байки бывалых военных, а через миг уже стоит в каком-то зале перед голограммой-портретом члена Верховного дома б’Барнд. Картинка дрожит из-за недостатка электроэнергии. В старом городе предоставление таких услуг, как и продуктов питания, осуществляется в ограниченном количестве. Эта проблема касалась не только обычных граждан Лаберии, но и знатных семей, что явно подтверждало их скорый конец.
«Почему я здесь?» – подумал сэв, вглядываясь в высокомерные черты сереброволосого мужчины средних лет. Тот взирал на Рене, как на букашку, и парень поморщился, отходя в сторону.
Теперь его внимание привлекла боковая арка, ведущая в узкий коридор. Что там скрывается в темноте? Здесь так тихо, умиротворённо, здесь не нужно носить маску и выглядеть кем-то, кем… не являешься? Рене быстро заморгал, прислоняясь к стене. Что-то такое мелькнуло в воспоминаниях. Какой-то болезненный кусок, как будто заноза в пальце, не до конца вытащенная наружу.
– Что это было? – воскликнул он вслух и сам поразился, насколько громко в пустом зале прозвучали его слова. В поле зрения мелькнула серая тень, и Рене поспешил за ней. Кто может шастать по закрытым залам резиденции Верховного дома? Только враг! Изварэ.
Рене выпустил когти и устремился во тьму. Он не задумывался, откуда она взялась, ведь солнце ещё не успело скрыться за горизонтом. За каждым поворотом мелькали чьи-то неуловимые очертания и слышался то ли женский смех, то ли плач. Кто это? Кто бежит от него?..
Сурово поджав губы, Рене ускорился. Он летел сквозь залы, коридоры, гостиные и бальные комнаты, ни на что не обращая внимания и не слыша, как стираются звуки, уходя куда-то за грань. Его манил этот хнычущий тонкий голосок, и, в конце концов, парень отыскал источник.
Он нашёлся в комнате, чёрной, как сама ночь, сияющей тёмно-голубыми тонами из-за открытого окна, за которым сиял огромный спутник Лаберии. Чей же силуэт скрывается за тонкой вуалью штор, колыхающихся из-за ветра? Кто же там прячется и так горько плачет?
Рене застыл у входа в комнату. А потом решительно пересёк её и осторожно ухватил за край шторы, отодвигая её и видя девушку со спины, стоящую у подоконника, обхватив лицо руками. Её длинные чёрные волосы развевались, как чёрные нити, доставая до его лица, раздражая и без того раздражённого бесконечным плачем парня. Он касается её плеча, и девушка поворачивается к нему. Какие же яркие золотые у неё глаза! Они будто золотом сияют в этой тьме, переливаясь от застывших слёз.
– Реми, – шепчет он, нежно касаясь её щеки. – Не плачь, сестрёнка. Я с тобой.
– Рене, где же ты? Почему я не могу тебя найти? – отвечает она, слепо глядя перед собой, и звук её голоса что-то переворачивает в нём.
Его рука поднимается выше, а другая касается её локтя, также медленно поднимаясь вверх. Он добирается до шеи сестры, чувствуя, как ускоряется пульс. А потом ладони смыкаются и сжимают её, вызывая удивлённый хрип. Она пытается сопротивляться, пытается задеть его, царапая запястья Рене. Но бестолку, ничего не помогает, он только сильнее сдавливает, ощущая торжество и дикую радость от вида боли в её глазах. Рене давит и давит, по капле выдавливая из неё жизнь. Пусть эта тварь сдохнет. Пусть эта гадина отправится в морликайскую бездну, откуда пришла!
– Рене! – издалека доносится другой голос.
Он резко разворачивается, и тьма отступает, перенося его в ярко освещённую комнату. Перед ним застыла Кристина. Рене удивлённо смотрит на подругу, видя, как на её шее расцветает кровавая линия. Парень недоумённо поднимает руки – на его когтях кровь. Кристина хрипло вдыхает воздух, а потом заваливается назад.
Это место меняется от раза к разу. В первые её посещения оно напоминало чёрно-белые фотографии: голая земля, леса без листьев с искорёженными деревьями, покрытыми чёрной копотью. Скалы без единой травинки, пугающе мёртвое безмолвие и чёрные лужи, будто из мазута, в которых зарождалась такая же мёртвая и пугающая морликайская жизнь. А над всем этим – серое без солнца небо, будто и вовсе не имеющее светила, одинаковое от края до края.
Таким междумирье являлось девушке в детстве. Но чем старше она становилась, тем больше в нём проступало красок и живости. Сочные, с чёрной радугой, похожей на нефтяную плёнку. И такие насыщенные и живые, что становилось жутко. Не должен ад морликаев быть таким живым.
Она понимала, что это следствие появления в этом месте сэвов. Близнецы вдохнули жизнь в междумирье. С их уходом место начало возвращаться к первоначальному состоянию. Оно умирало, но делало это стильно, сокращаясь до трёхцветия: чёрного, серого и насыщенно красного.
Реми в своём очередном путешествии почти вплотную приблизилась к замку, от которого нельзя оторваться, отвернуться или же уйти в другую сторону. Чёрный дом падшего ангела на фоне красного неба притягивал её взгляд. Зная больше о люцианитах, девушка начинала верить, что в этом месте действительно находится Люциан. Он сидит на своём проклятом троне в ожидании освобождения. Как можно сомневаться в его существовании, приходя во снах в место, где рождаются морликаи? Откуда она принесла на своё тело следы их скверны, которые никаким мылом не отмыть и не содрать самой жёсткой мочалкой.
Девушка шла по серой пожухлой траве, и под её ногами она словно рассыпалась в пепел, поднимаясь в воздух мелкими спорами. Вокруг деревья теряют серебристо-красную листву. Опадая, она рассыпается мелкими кристаллами. Подняв голову, Реми видит прекрасное звёздное небо. Градиент от красного горизонта до чёрной изнанки реальности, в которой горят маленькие звёздочки. Откуда они здесь? Это фантазия или же междумирье является какой-то планетой, навроде Земли или Лаберии?
Отмахиваясь от несущественных вопросов, которые она забудет, как проснётся, девушка повторяет привычный маршрут. Она идёт по нему, как на казнь, медленно переставляя ноги. Здесь больше нет страха для неё. Морликаи исчезли после того, как они с Рене закрыли порталы и залатали ткань между мирами. Не было и Волшика. Поначалу девушка звала его, но он так и не явился, и она решила, что он умер или же был плодом её воображения.
Сделав остановку, Реми дотронулась до особо красивого листика, видом похожего на кленовый, но с более выраженными пятью гранями. Два кверху, три снизу. Края красные, а сердцевина гниёт чернотой. Она провела подушечками пальцев по узору листа, ощущая его приятную рельефность. Вслед за её движением, с тихим звоном он начал рассыпаться. Отряхнув руки, девушка тоскливо посмотрела на виднеющиеся за деревьями башни замка, который исполином возвышался над ней, маня сэву к себе. Призывая её, обещая окончание душевных метаний.
– Окончание, – прошептала Реми со значением.
Слово твёрдо легло на язык, обосновавшись надеждой. И девушка пошла вперёд, хотя знала, что ничего хорошего её не ждёт.
Из леса казалось, что здание находится прямо на возвышенности среди деревьев. Но в действительности его размеры обманчивы, и замок стоял на пустыре, покрытом камнями и небольшими скалами. Чем ближе подходишь, тем слышнее становится некоторое трещание и глухое гудение, исходящие от него. Дом Люциана – это чёрное жуткое строение с узкими бойницами, маленькими острыми башенками, с рельефными стенами и геометрическими узорами, напоминающими бесконечное повторение пятиконечных перевёрнутых звёзд, по которым пробегают электрические разряды. Реми знала, что если сейчас попытается подойти поближе, её ударит молнией и она проснётся в своей спальне с дикой болью во всём теле.
Не сейчас или не для неё? В этом был главный вопрос.
Девушка упрямо смотрела на чёрные окна замка, чтобы не видеть истинную причину своих слёз и душевных мук. Причину, по которой она не может нормально спать, есть и наслаждаться жизнью. Причина, которая застыла прямо перед замком, обнажённая, с обломанными крыльями и распятая на кресте. Чьи руки оплетены терновыми ветвями вокруг чёрного дерева с красной сердцевиной. Эти же ветви с острыми шипами держат его ноги. И голову, пуская кровь струиться до серой земли.
Собравшись с духом, девушка побежала вперёд. В этот раз она подобрала острый камень и искренне надеялась, что успеет освободить брата прежде, чем её ударит молния, выжигая воспоминания об этом месте. Используя астральные крылья, она подлетела сверху и со спины начала пилить его путы, не обращая внимания на боль от порезов из-за шипов. Вот одна рука повисла вниз. Девушка облетела брата и спустилась к его ногам.
Быстрее, быстрее, быстрее. Ветви разрублены. Рене висит на боку и хрипло дышит. Девушка поднимает голову к нему, видя, что он просыпается. В его слепых побелевших глазах нельзя ничего прочесть. Однако он знает, кто пришёл за ним.
– Реми, брось меня. Держись подальше от этого места, иначе оно захватит и тебя. Сделает рабыней своих грёз, – карающее произносит он.
– Я не сдамся, – упрямствует Реми, слыша, как за спиной гудение становится сильнее.
Девушка чувствует, как электризуется воздух, готовясь принять удар. Но она успела. Вторая рука освобождена – брат падает на неё, и они вместе оказываются на земле. Впервые за много-много снов он полностью свободен. Реми помогает ему подняться, и пускай он слаб, а его крылья едва могут двигаться, им удаётся начать движение в сторону леса. Они идут медленно, слишком медленно для недовольного потерей своей игрушки замка. Разряд бьёт точно в их спины, и Реми просыпается с криком, полным адской боли.
Глава 9. Горячее наваждение
В огромном зале с гигантскими столбами гуляли сквозняки. Здесь всегда холодно, и кажется, что легенды о призраках, обитающих под Вороньим гнездом, правда. Тусклые лампы, заключённые в металлические решётки, с трудом рассеивают полумрак, окутывающий мощные плиты и железные основания с движущимися механизмами, сокрытыми в стенах, предназначенными для тренировок во́ронов. В этом месте сотрудники гнезда сдают нормативы и сбрасывают пар.
Сегодня Реми тренировалась в одиночестве. Одетая в спортивный костюм, она перемещалась по залу, как по лабиринту, голосом разбивая возникавших перед ней соломенных чучел и пробивая плиты, выходящие из стен. Пару раз её пытались окатить ледяной водой из потолочных ловушек, но даже воду она сбивала с неправдоподобной лёгкостью. После очередного жуткого сна ей нужна была физическая разрядка, чтобы прийти в себя.
– Время! – раздался голос из динамика.
Девушка остановилась, отдышалась и поправила шнуровку на ботинках. Про себя она улыбнулась. Ненавистные платья и туфли остались в прошлом. Теперь лишь изредка, как на празднике Александра, она перевоплощалась в светскую сэву, в остальное время щеголяя в узких брюках, рубашках и коротких куртках. Ей нравилось носить форму. Нравилось чувствовать тяжесть пистолета в кобуре и остроту ножей, спрятанных за голенищем ботинок, за поясом и в вырезе на груди. Она превратила себя в ходячее оружие, чтобы никто и никогда не смел её взять, так как это случалось прежде.
Выйдя из зала, Реми отметилась в тетрадке и получила сдержанную похвалу от смотрителя. Ещё один блестящий результат. Девушка поражалась тому, как сильно возросли не только её способности сэвы, но и физические показатели. Она чувствовала себя всемогущей и не могла взять в толк, отчего это происходит.
– Реми, не знала, что ты на такое способна, – раздался голос Вивьен.
Подруга вышла из тени, непривычно открыто улыбаясь. Смотритель угрюмо глянул на неё, но промолчал. Реми удивлённо спросила, что та здесь делает.
– Меня перевели в группу, ведущую расследование по делу Голиафа. Признавайся, твоя работа?
Сквозь узкие щели, через которые наблюдали за прохождением маршрута и выставляли ловушки, стало видно, как в зал вошли рабочие, чтобы подготовить его к следующим занятиям. Реми попрощалась со смотрителем и вышла из зала, уводя за собой Вивьен.
– За обедом обсудим, – сказала она, не желая и слова лишнего молвить в этих стенах. Реми была на хорошем счету, несмотря на прошлые заслуги, однако предпочитала помалкивать о своей жизни. – Сейчас помоюсь и переоденусь, и пойдём. Я голодна, как волк.
Перебравшись в любимый ресторан, находящийся на соседней с гнездом улице, девушки взяли по кружке пива, заказали на барной стойке еду, а сами ушли на второй этаж, где потише. На первом выступала какая-то певичка с впечатляющими формами и лихим прищуром золотых глаз, да и контингент был развесёлый, поговорить не удастся. А на втором можно было и в кабинете посидеть в тишине и уюте.
– Выкладывай, – сказала Виви, отведав баранины в томатном соусе и ополовинив кружку с пивом.
– Я попросила Костю помочь тебе, – лаконично ответила Реми, внимательно наблюдая за реакцией подруги.
Последнюю неделю она наблюдала за ней, пытаясь разгадать подругу. Она – огненный ветер Люциана? Люцианитка? Шпионка? Или просто девушка, попавшая в переплёт? То, что Костя решил помочь Вивьен, немного успокоило Реми. Значит, не нашлось ничего более подозрительного.
– Ёмко, – укоряюще протянула раскрасневшаяся Вивьен. Сэва откинулась назад, положив руки на свой полный живот. – И вообще в последнее время ведёшь себя странно. Не рассказала, как прошло мероприятие во дворце. Не поделилась новостями и сплетнями. Я слышала, надвигается война, а ты молчишь и об этом. Ушла в себя – вернусь не скоро?
– Много работы, сама знаешь, какая сейчас обстановка. – Реми отставила пустую тарелку и с отвращением уставилась на пиво. После очередного кошмара о Рене она решила, что есть какая-то связь между потреблением алкоголя и снами. – Да и говорить не о чем. Виделась на балу с Романом и Ингой. Олег подрос. Дружит с Александром. Эти сорванцы устроили переполох во время десерта, запустив шутихи в зале. Мальчишек в кадетском корпусе наказали из-за этого. Но это же нормально для их возраста.
– А о том, что наши отправляются помогать алианцам, ты слышала? Какое нахальство! Сначала не платят за наше зерно, теперь требуют помощи!
Виви плохо разбиралась в политике, но с удовольствием подхватывала общие настроения. Реми тактично промолчала. Она знала чуть больше.
– И вообще, ты мне зубы не заговаривай. Лучше расскажи поподробнее, как вам пришло в голову сделать из меня следователя? Неужели я так похожа на во́рона? Я думала, что попаду к гарпиям. Или хотя бы в тюремную охрану. Непыльная работёнка. Но стать во́роном? Не спорю, мысль о том, чтобы отца хватил удар из-за этой новости, свежа, однако… – с каким-то непонятным масляным настроем заговорила Вивьен.
Её глаза заблестели, как и губы от выпитого пива. И лоб покрыла тонкая плёнка испарины, хотя в третьей декаде марта не было и намёка на весну, а в кабинете ресторана плохо грели трубы отопления.
– Прекрати, – жёстко отреагировала Реми. – Что ты должностями перебираешь? Забыла, как совсем недавно чуть вообще на улице не осталась? Что на тебя нашло, Виви?
Реми переползла на диван подруги и потрогала её лоб. Так и есть – горячий. А рыжая задышала тяжело и как-то с надрывом, хмуря тонкие брови и водя губами, будто пытаясь изгнать неприятный привкус. Её пальцы лихорадочно затанцевали по столу, будто по клавишам пианино, потом она ухватила левой рукой запястье правой, пытаясь успокоиться.
– Спой мне, – неожиданно глухо попросила та. – Спой хоть что-нибудь, Реми. Я хочу услышать твой голос.
И девушка, не понимая, что происходит с подругой, запела, подобрав куплеты из песни, посвящённой молодым воинственным птицам, отдавшим свои крылья, чтобы защитить маленьких птенцов. Родители улетели, оставив дев с младшими, а к гнёздам подошли враги – хитрые куницы и рыси, кошки и ласки. Девы пожертвовали собой, но детей спасти не смогли.
Наслушавшись, Вивьен сделала очень глубокий вдох и такой же медленный выдох. Её глаза как-то изумлённо раскрылись, будто она заново увидела обстановку вокруг себя.
– Воды, – прохрипела сэва, и Реми, окончательно запутавшись, выбежала из кабинета, упросив у официантки принести кувшин с водой.
Через пять минут, напившись и отдышавшись, Виви испуганно перевела взгляд на Реми, сказав:
– Не пойму, что со мной. Это с утра началось. Будто горячка какая напала, всё стало таким грязным, жёстким и муторным, – говорила она, глядя в пустоту. – Непонятно даже, с чего началось. Кажется, сразу, как официальное письмо из министерства получила. Потом пришла в гнездо, познакомилась с командой. Ох, мне же дали задание – опросить родственников погибших девушек! Как я могла забыть? Такая ненависть напала, будто меня заставили заниматься делами мне не по чину. Хотя это глупость полная!
Реми слушала, сама холодея изнутри. Что-то произошло утром с подругой. Что-то влезло в неё, тёмное, как у… как же их звали якшарас… звери? Иззвери? Изварэ! Это сотворили с подругой люцианиты? Но что именно они сделали? И как? И почему её голос успокоил Вивьен? Тысячи мыслей завертелись в её голове, а вслух она начала задавать вопросы:
– То есть проснулась нормальной, а потом пришли эти чувства. Или же по пробуждению сразу накинулись? До письма или после? С кем-то говорила? Что-то пила, ела? Куда-то ходила?
Вивьен постаралась восстановить свой утренний распорядок, но подсказки не нашлось. Всё было как обычно.
– А при чём тут моё пение? – спросила напоследок Реми, когда подруга засобиралась – не хотелось ей в первый же день опростоволоситься и не выполнить поручение старшего следователя Тихона Скопа.
Теперь Вивьен уже с бо́льшим воодушевлением относилась к своему назначению. Её способности ищейки действительно то, что нужно для расследования, учитывая, как медленно оно продвигается. Тихон Скопа возлагал большие надежды на молодую сэву, учитывая, что она имела боевой опыт и училась в военной академии.
– Не знаю. Я почувствовала, что от него мне станет легче, – уже стоя в дверях, ответила Виви. Её лицо посветлело, и сэва улыбнулась. – И правда помогло. Хотя я не понимаю, в чём тут дело. Но ты же потом расскажешь, да?
Реми кивнула, хотя понимала, что ничего не скажет. Слишком опасно и слишком близко подобрались к ней люцианиты. Об этом инциденте следует доложить Ульриху. Прежде они не сталкивались с физическим влиянием люцианитов, и если они на такое способны, то это многое объясняет.
Оставшись в одиночестве, Реми отдала должное куриной ножке в чесночно-сливочном соусе, выпила травяного чая и отведала прелестного десерта из воздушных сливок, прежде чем вернулась в общежитие и тщательно осмотрела комнату. Она перетряхнула постельное бельё на кровати Вивьен, заглянула под матрас и осмотрела половицы, простукав их костяшками пальцев. Даже осторожно спела, пытаясь поймать пустоты, в которых можно было что-то спрятать. Заглянула за батарею и в водосток раковины, пробежалась по всем шкафам и полкам, комодам и под столом. И даже в люстру влезла, но, кроме дохлых мух, ничего не обнаружила.
Усевшись на свою кровать, задумчиво оглядела устроенный беспорядок. Девушка нутром чуяла, что в комнате что-то есть. Сегодня она встала раньше Виви, которая даже не проснулась от приглушённых подушкой криков подруги, успев за месяцы совместного проживания привыкнуть к её кошмарам. Когда Реми уходила, в комнате было всё в порядке? Или нет? Что-то уже было, к чему она не прислушалась, будучи сломленной своим жутким сном?..
Прикрыв глаза, Реми начала водить пальцами по воздуху, пытаясь уловить, откуда исходит это нечто. Дисгармония, как комариный писк. Что-то не отсюда. Чу́ждое и неправильное витало в воздухе. Её рука остановилась на подушке, скрытой покрывалом. Открыв глаза, она отдёрнула его и вытащила подушку. Задумчиво покрутив в руках, Реми перевернула её и тотчас отбросила от себя. Белая наволочка была измазана чёрными пятнами, от которых тотчас пошёл мерзкий запах серы.
Заплатив дворнику за доступ в котельную, Реми сожгла подушку вместе с постельным бельём и матрасом. Осознание того, что из-за неё пострадала Вивьен, больно ударило по девушке, учитывая, что она не понимала, что именно сделала. Или же это сделали с ней? Кто-то измазал её постельное бельё? Или она сама исторгла из себя эту нечисть?
Впервые Реми задумалась о том, чтобы сходить в церковь и причаститься. Причём её потянуло в церковь людскую, единственную на весь Ролльск. Но она так и не смогла переступить порог дома божьего. Не смогла и рассказать начальству о случившемся с Вивьен. Только задумалась о том, чтобы съехать и жить одной. Просто чтобы это не повторилось.
На следующий день с утра к ней прибежал мальчишка-посыльный. Он передал, что её ждут в Вороньем гнезде, после сверкнул золотыми глазами младшего сэва, поймал от девушки монетку и был таков.
Реми вышла на улицу и сразу же надела кепку, натянув её пониже, чтобы прикрыть уши. Мартовская свежесть постепенно наполняла город сладкими ароматами – предвестниками весны. Вот и морозец уже спадает, подготавливая почву к таящей апрельской радости. Но ворот куртки всё же лучше приподнять. Плотнее обмотав шею шарфом, Реми оглянулась.
Город жил, несмотря ни на что. Вот торопится по делам мелкий буржуа, а вот ватага мальчишек лет десяти шумно проносится мимо неё. И газетчики продают газеты по роллу за штуку, а за вчерашний выпуск берут ястребок, а то и полушку, если покупатель хочет прочитать только одну статью.
Девушка купила свежий выпуск газеты и по пути заглянула в любимую кофейню, чтобы съесть лёгкий завтрак и выпить кофе, изучая последние новости. Главной темой стало убийство наследника королевства Алианс и его жены. Автор статьи возмущался тем, что правительство медлит с полноценной военной помощью союзникам.
На другом развороте поднимался вопрос об объединении сэвских и людских высших учебных заведений. Дескать, и так выдающиеся педагоги работают и там, и там, лишь бы платили, так почему существует разделение? На центральном развороте по середине листа карикатурно изображался маньяк Голиаф, получивший своё прозвище из-за одноимённого паука, питающегося птицами. На его счету было уже шесть молодых сэвушек из обедневших семейств.
Автор статьи предполагал, что Голиаф неслучайно выбирает своих жертв. Журналист отвергал идею, что этот маньяк представляет собой обезумевшего революционера, вырезающего всех подвернувшихся сэвушек. Однако никаких выводов автор не сделал, предоставляя читателям самим додуматься, почему убийца так поступает. А в конце и вовсе ввернул шутейку о том, что было бы неплохо привлечь к расследованию винийского сыщика с туманного острова, намекая на популярные книги зарубежного писателя.
Реми решила поднять этот вопрос в разговоре с начальством. Девушка тоже чувствовала, что за убийствами стоит нечто большее, чем безумие. Газету она свернула, так как больше ничего важного в ней не нашлось, а сэва не интересовалась светскими сплетнями, рекламными статьями о чудо-средствах для здоровья и расписаниями грядущих театральных сезонов. Позавтракав, Реми быстро добралась до гнезда и отдала газету стоящему у входа пареньку. Он был одним из вороньих соглядатаев и ожидал, когда его пошлют по какому-нибудь поручению.
– Благодарствую, госпожа! – воскликнул парень, качнув головой и чуть коснувшись серой кепки, под которой прятались непослушные кудри. – Хорошего вам дня!
Реми, глянув на серую хмарь, по недоразумению покрывавшую небо своими грязными разводами, поморщилась и быстро поднялась по ступенькам к входу в управление, сбегая от холодного ветерка. В отделении гарпий никого не оказалось, кроме дежурной Марфы, та сразу направила её вниз на подземный этаж, где располагались камеры и комнаты для допросов. Девушка не любила это место, вспоминая свой первый визит в гнездо. Впрочем, неприятное впечатление довольно быстро выветрилось, уступив место рабочим обязанностям.
Спустившись по лестнице, она нашла на пролёте полуподземного уровня возле окна главу своего подразделения Лидию, курящую тонкую папиросу. Женщина поджидала Реми, так как сразу затушила сигарету и протянула девушке какой-то документ на планшете.
– Прочти, – велела она.
Всего несколько абзацев официального текста, а у Реми уже мурашки побежали по телу и в груди расползлось нехорошее предчувствие.