1 Новая компания
Стало жарко, по лицу тек пот, и дальше спать было просто невозможно. Солнце, большим квадратом упавшее на пол, необыкновенно для начала мая раскаляло все, к чему прикасалось. Очень чесалась спина, но до нее дотянуться было крайне трудно. Он два раза дернулся, пытаясь достать спину, и почувствовал, что рядом кто-то лежит. Пробовал вспоминать, кто это, но ничего не приходило в голову.
– Что не спится? – раздался рядом хриплый голос. И Макар сразу узнал своего вчерашнего собутыльника. Тот тоже щурился на свет, пытаясь сообразить где он.
– Пииить, – слабо проскрипел он.
– Сейчас побегу и в хрустальном бокале, на серебряном подносе принесу. Какую желаете – с газом, или без газа? – ерничал Макар, а собутыльник, сразу почуяв подвох, обиделся и отвернулся на бок, ленясь вставать.
Похоже, уже далеко за полдень.
Макар с трудом встал, шурша полиэтиленом разбросанным по цементному полу заброшки, и подошел к бесформенной куче, которая несведущему человеку могла показаться мусором, разрыл в ней большую, полуторалитровую, пластиковую бутылку с водой. Жадно попил и снова, громко шурша, подошел к вороху тряпья и старых одеял в которых, задрав куцую бородку вверх, спал собутыльник.
– Эй! – пнул его ногой в бок. – Пить будешь?
– Ага, – быстро сообразил бородатый и, схватив бутылку, начал жадно пить, поливая подбородок и рваный свитер.
– Не проливай! Сам пойдешь за водой, – ворчал Макар и потихоньку вспоминал события позавчерашнего дня, когда все началось.
Сначала он ходил по своим обычным делам – искал еду. Он очень гордился тем, что достиг в этом высокого мастерства и стал своего рода знатоком мест, где можно было добыть весьма сносную еду. Обойдя помойки за магазинами, он загрузил свою тележку просрочкой. Сегодня улов был просто царский – и сосиски, и колбаса, и хлеб, и лопнувшие пакеты с пельменями и варениками. Макар не жадничал – настали теплые дни и еда долго не хранилась. В большом городе прокормиться можно всем, если не капризничать и не придираться. Далеко не все его собратья по несчастью обладали такими умениями. Нужно было запоминать дни недели и время возможного выброса просрочки и важно было опередить конкурентов.
Макара отличала от всех невероятная интуиция, какое-то животное чутье, которое позволяло ему не только прилично зарабатывать, собирая металлические банки и всякий железный хлам, но и находить безопасные и укромные уголки для сна. Иногда ему удавалось жить там довольно долгое время.
Здесь, на людской свалке, жили люди выброшенные социумом, чаще всего помимо их воли. Хотя были и те, кто сам избрал такой способ существования, даже имея возможность выбирать. Макар считал, что это люди испытывающие органическое неприятие любого труда, себя же он не относил к этой категории.
Он же иногда ощущал себя в местном обществе совершенно чужеродным элементом и всячески искал уединения. Остальные чаще образовывали группы, причем костяк, ядро, группы оставалось почти неизменным длительное время, но были и личности болтающиеся свободно на орбите этого сообщества и склонные к легкому переходу в другие. Эдакие подвижные элементы. Макар даже в мыслях не хотел себя относить ни к тем ни к другим. Он считал себя ядром сообщества, состоящего из одного человека – его самого.
Но иногда его охватывала такая сильная тоска, глубокая и безысходная, она жгла душу и требовала срочного умиротворения. И тут он искал общества, как например, позавчера, когда он прибился к группе людей и прекрасно провел время, хотя очень смутно помнил не только подробности вечера, но и даже сколько он там пробыл, хотя легко опознал этого рыжебородого гостя.
– Привет честной компании, – кажется как-то так поприветствовал он соседей, выйдя из-за невысоких кустов, создававших неповторимый уют этого места.
Они относительно недавно поселились недалеко от него, может недели полторы-две. Как потеплело, они мигрировали сюда, в укромное пространство между гаражами и большой свалкой ящиков, коробок и строительного мусора, откуда открывался живописнейший вид на пространство под мостом над узкой речушкой, названия которой они не знали. Кого-то мог отпугнуть звон и скрип редких трамваев, поворачивающих после моста мимо когда-то работавшего трампарка, но это дело вкуса. Было в этих звуках что- то особенное, напоминавшее ему прошлую жизнь, полную суеты и разнообразных звуков.
– И тебе с кисточкой, – отозвался один шутник, остальные и вовсе проигнорировали его приветствие, но очень заинтересовались, когда он расстелил на ветхом деревянном ящике большой пластиковый пакет и выложил на него копченую скумбрию, уже нарезанную жирными кусочками, в запаянном мешке, пакет шпикачек, сушки и литровую початую бутылку виски.
– Откуда такая роскошь? – спросил поднявшийся с места великан. Макару показалось, что в нем метра два роста. Вид у него был устрашающий – нависшие лохматые брови, из-за которых не было видно глаз, голый череп и длинный черный кожаный плащ, видавший виды и, очевидно, служивший ему домом.
– Да вот познакомиться решил. Я тут поселился неподалеку и последнее время часто наблюдаю ваш костер по вечерам, – туманно говорил Макар, стараясь не выдать места своего жительства. Еще неизвестно, как пройдет знакомство, а такое жилье он не скоро найдет.
– Я – Лена, – из-за спины гиганта раздался сиплый женский голос и его обладательница вышла на свет, произведя безусловный фурор – Макар не ожидал увидеть здесь такую «фею». Его рот приоткрылся от удивления. Видимо ей повезло попасть на помойку, где был выброшен нераспроданный секонд хенд. Это был апофеоз гламура: из-под линялого пуховика выглядывала длинная юбка ярко-красного цвета в люрексе, на руках митенки с аппликацией стразами, а на голове – бейсболка с пришитыми заячьими ушами. Ее приветливая улыбка демонстрировала полное отсутствие передних зубов, что ее ни капли не смущало.
– Философ, подходи ближе, хавку принесли! – обратился великан к группке людей, копошившихся в темноте, в сооружении из ящиков и огромного листа старого рубероида, видимо их дома. Двое из них подошли и с недоверием впились взглядом во вновь пришедшего. Здесь не любят чужаков. Один был маленький плешивый с раскосыми азиатскими глазами, а второй, его будущий гость, рыжебородый, и как будто весь травленный молью, бесцветный и заискивающий.
– Философ спит, – сказал куций и громко зевнул.
А азиат, нимало не смущаясь, в упор, рассматривал Макара.
– Я что тебе экспонат, что-ли? Познакомимся? – решил не обострять Макар.
– А что, давайте, жрать хочется, – сказал великан и сел у импровизированного стола на принесенный им пластиковый ящик.
И все поспешно последовали его примеру. Началось броуновское движение призрачных фигур, в результате которого все все сгруппировались вокруг угощения. Сумерки сгущались и люди двигались медленно и плавно, как будто в вязком растворе серой патоки. Из-под моста вышли еще двое. По реакции окружающих Макар понял, что они тоже из этой компании. Они несли в руках пластиковые бутылки с каким-то мутным пойлом и тяжелый льняной пакет с одной ручкой, вторая была оторвана и висела сбоку.
Глядя на них, некоторые тоже достали заначки и стол стал заполняться едой и выпивкой, которая вряд-ли привлекла бы не привыкшего человека, но у присутствующих она вызвала мощное слюноотделение. И праздник начался!
Сначала, невесть откуда взявшийся, старичок медленно разлил виски, стараясь соблюсти справедливость и, прикладывая пластиковые стаканчики друг к другу, сопоставляя уровень и переливая из одного в другой, а компания внимательно, не отрываясь, наблюдала за процедурой. А потом Елена нарезала крупными кусками шпикачки, колбасу и распаковала рыбу. Азиат, вытащенным откуда-то огромным охотничьим ножом, строгал вялые огурцы, по закутку распространился давно забытый запах корюшки. Изобилие и хаос стола напоминали полотна Снейдерса.
Алкоголь внезапно окрасил мир в яркие краски. Лица людей стали более привлекательными, и всех непреодолимо потянуло к душевному общению. Присутствующие казались давно знакомыми, почти добрыми родственниками. Макар не заметил, как уже пил вонючее пойло из пластиковых бутылок с дрожжевым резким запахом.
– Что это? – поинтересовался Макар, пока мог. Позже он уже не вникал в то, что ест и пьет.
– Ага! Понравилось? – довольно щурился старичок. – Это мой секретный рецепт: берется пиво, ….
Макар сразу отвлекся и не вник в секреты рецептуры его виноделия. Он заметил, что женщина была не одна в этой компании. Вторая тихо сидела за спинами всех, облокотившись о стену железного гаража. Она была похожа на бывшую учительницу – невыразительное, как застиранное, лицо, пучок волос на макушке и умный прищур глаз за толстыми стеклами очков, замотанных сбоку пластырем. Ее щуплое тело терялось в складках старенького серого драпового пальто, утепленного намотанным сверху синим вязаным шарфом со спущенными петлями.
Было видно, что она не пользуется авторитетом и популярностью, в отличие от Елены, которая громко шутила, и все с готовностью откликались смешками, поддерживая ее нецензурные шутки. «Елена Прекрасная», как иронически про себя назвал ее Макар. А Елена, к его ужасу, активно строила ему глазки, протягивая ему лакомые куски со стола и посвящая его в секреты ее жизни, которые он не слушал.
А дед продолжал подробно перечислять ингредиенты рецепта, даже потеряв единственного слушателя. Но, скорее всего, это уже был следующий рецепт:
– Намнешь ее, сильно, чтобы сок пошел, и так, жменькой туда клюквы – хрясь! Не жалея! И если есть еще горькушечки, маааленькие, их нужно заранее засолить. И тоже – туда.
Дед строго и с вызовом посмотрел на Макара, как будто тот был против добавления горькушек.
Озираясь, Макар перевел взгляд на великана, который, привалившись к горе ящиков уже закимарил, громко посвистывая носом. Как-то хорошо сиделось. Душевно что-ли? Пойло шло как вода, коварно лакируя действительность и рождая чувство праздника.
– О, Философ! Садись к нам! Культурным людям есть о чем поговорить, – почему-то явно относя к культурным людям только себя и Макара куцый широкими жестами демонстрировал свободный ящик у стола высокому старику с огромными залысинами. Действительно, пришедший был чем-то похож на Сократа, хотя крупный выразительный нос и колечки оставшихся волос делали его более похожим на римского воина.
Старик, высокомерно, совершенно не реагируя на суету куцего, уверенно сел на пластиковый ящик, который по видимому оставляли ему, уважительно не занимая.
– Ты откуда такой взялся? – недоверчиво впился глазами Философ в глаза Макара. Впервые тот почувствовал дискомфорт. Как нашкодившему мальчишке ему хотелось опустить глаза долу, чтобы избежать этого прожигающего взгляда. Но Макар, собрав всю волю, твердо и пристально посмотрел в светлые выцветшие глаза старика под кустистыми седыми бровями. Тут же он почувствовал, что от этого напряжения хмель как ветром сдуло.
– Я тут живу неподалеку в недостроенной многоэтажке, – начал как будто оправдываться он.
– А раньше, в другой жизни, кем был? – не отставал настойчивый старик.
– Мои воспоминания начинаются примерно два года назад, когда я пришел в себя в полицейской дежурке, весь в синяках, там меня что-то спрашивали, а потом вытолкали меня из здания вокзала. Решили, что я бомж. А я и не знаю, может так и есть…Так что другой жизни у меня как будто и не было, ничего не помню… – поведал свою историю Макар. Взгляд Философа не изменился, только к холоду добавилось недоверие и настороженность.
– Нальет нам кто-нибудь наконец? – ворчливо спросил Философ. И Елена, расчувствовавшаяся после рассказа Макара, бросилась наливать старику и Макару пойло из большой пластиковой бутылки.
Постепенно хмельной туман окутал души всех присутствующих, делая их добрее и мягче. Лена уже давно посапывала, положив голову на свой большой джинсовый рюкзак. Куцый задирался с проснувшимся гигантом, но потом они примирительно зашептались под острым, как нож, взглядом Философа. Казалось, что он здесь главный и следит за порядком, несмотря на его отстраненный и высокомерный вид.
Дальше белые ночи слились с серыми петербургскими днями, кто-то приходил, уходил, появлялись незнакомые лица и праздник продолжался и продолжался какой-то однообразной каруселью.
Макара наконец сморило. И вот опять все тот же сон, что повторялся с регулярной настойчивостью, полностью расшатав его нервы. Он видел свои дрожащие пальцы, которым никак не удавалось вдеть запонку в узкую петлю на рукаве накрахмаленной белой рубашки. Запонка ухмыляется золотым завитком на черном агатовом фоне и подмигивает крупным бриллиантовым глазком. Потом она выскальзывает на пол и закатывается под стол на тяжелых резных дубовых ножках. Макар наклоняется, потом встает на колени и протягивает руку за запонкой, … и тут он видит на руке кровь и лужу крови под столом. А дальше все плывет и кружится, теряет четкие очертания, белые пряди длинных волос в крови на полу, разводы крови, расползающиеся по тонкому хлопку рубашки, и – все. На этом сон всегда обрывается.
А сейчас он усиленно пытался вспомнить события, которые привели этого рыжебородого бомжа в его святая-святых – отдельное жилище. Почти ничего не вспоминалось, кроме начала празднества. Он не понимал, зачем так много пил, что потерял счет дням. Это было позавчера или третьего дня? Он не знал. Помнил, что сначала он был рад компании, с удовольствием окунулся в давно забытое общение с людьми, но постепенно на него накатила пустота, разочарование и желание уйти и остаться одному. Но не было сил двигаться, и он провалился в сон. В один момент, сквозь сон, он почувствовал как Елена заботливо укрыла его каким-то старым пуховиком, пахнущим то ли табаком, то ли дымом костра. Потом он просыпался и спорил с Философом, ожесточенно спорил, но совершенно не помнил о чем. А когда, уже почти во сне, нашел нужные аргументы, Философа уже не было рядом и Макар снова заснул.
Как же они вдвоем оказались в его обжитой заброшке?
– А ты не помнишь? Это ты сам меня сюда позвал, когда спиртное закончилось и все легли спать, а мы еще посидели тут у тебя, – развеял его сомнения рыжебородый.
К радости Макара рыжебородый засобирался уходить, рассеянно и не спеша озираясь вокруг, или он боялся что-нибудь забыть или просто пытался сосредоточиться, и потом сгреб свою куртку в охапку, помахал Макару и, неуверенно стал спускаться по лестнице, держась за стену.
– Я тебя провожу, Сергей, – Макар догнал куцего и удивился, что помнит его имя. – У меня дела. Еды нет и вообще…
Он сам не знал почему увязался за Сергеем. Может из боязни, что он так и не уйдет и найдет повод вернуться? Самым страшным для него было – если кто-то захочет к нему подселиться. Наверное поэтому его и пугали приветливые взгляды Елены Прекрасной. Идти не хотелось, но он взял огромную клеенчатую сумку и догнал Сергея, который остановился и ждал его.
– Может к нам зайдем? К нашим? – приветливо предложил простак – Сергей, не замечая хмурого настроения Макара.
– Нет, не могу, у меня дела, – упорно повторил Макар, но задумчиво плелся следом за Сергеем, думая, не свернуть ли в сторону промзоны.
Не дойдя до поворота, не совсем протрезвевшая парочка остановилась как вкопанная – у вчера еще такого приветливого лагеря, пестревшего разноцветными пластиковыми ящиками за легкой прозеленью кустов, стояла полицейская машина и несколько людей в форме присоединились к группке уже знакомых Макару персонажей.
– Что-то случилось! – взволнованно сказал Сергей. – Пойду посмотрю.
– Не советую, – Макар схватил его за рукав, пытаясь остановить, – Сейчас всех заметут. Виноват, не виноват, пойди доказывай потом.
– Не знаю, пойду тогда посмотрю из кустов, – не мог побороть приступов острого любопытства Сергей.
А Макар уверенным шагом двинулся как можно дальше от этой заварухи. Его опыт подсказывал ему, что от таких сборищ нужно держаться подальше.
По мере того, как он уходил от пустыря, настроение у него улучшалось – он опять был один и все вокруг принадлежало ему – и это глубокое синее небо на котором сильный ветер разогнал вчерашние облака, и этот неосвоенный мир полный сюрпризов и чудес. Он зашел на задворки небольшой закусочной в промзоне, собранной из нескольких грузовых контейнеров и постучал в дверь.
Мурат, хозяин ресторанчика, подпоясанный полосатым не первой свежести полотенцем, настороженно выглянул в дверь, но при виде Макара расплылся в приветливой улыбке. Потом он ненадолго скрылся внутри, вынес объемный пакет со снедью и отдал его Макару. Здесь обедали труженики, работающие в промзоне. Готовил Мурат вкусно, и от желающих тут перекусить отбою не было. Однажды здесь даже отмечали свадьбу. В этой закусочной кроме Макара подкармливали еще несколько бродячих собак и кошек, остальное время они дремали на солнышке неподалеку. Вера Мурата и его добрая душа бескорыстно побуждали его к разнообразной благотворительной деятельности. Чувствовалось и то уважение с которым он относился к Макару, аккуратно складывая остатки еды с тарелок посетителей в чистые контейнеры, не забывая вложить пластиковую ложку и вилку. Еще он заботливо наливал пятилитровую бутылку воды из-под крана.
– Спасибо брат, – поблагодарил его Макар и привычно потащил свои запасы в заброшку. Он часто задумывался, что побуждает Мурата к добрым делам, и в частности к помощи ему, Макару. Он видел что Мурат получает большую радость когда дает ему пакет, чем даже сам Макар, получая его. Макар очень быстро привык пользоваться его благородством. А иногда даже ворчал «дома» разбирая полученные богатства: «Где горчица? Как можно есть язык без горчицы?» Конечно вслух он не говорил ничего подобного, боялся лишиться хлеба насущного.
Он привык приспосабливаться и жить в этом мире, где невероятная жестокость и безразличие одних, сосуществовали рядом с самоотверженной добротой и бескорыстием других. Он никогда не пропускал благотворительной раздачи угощения церкви на Пасху и Рождество, когда собирались целые толпы нуждающихся и получали не только еду, но и медицинскую помощь и заботу. Это особенно важно было в холод, когда возможность попить горячего чая, или вовремя полученная тарелка теплого супа могли спасти от верной гибели, от обморожения среди покрытых инеем гранитных набережных города, равнодушного к своим жителям.
И вместо благодарности, в ответ на доброту, у него формировалось чувство глубокого презрения к окружающим, к тем, кто с утра бежал на работу, широкими потоками спускаясь в метро или в непогоду нервно раскапывая из-под снега свои машины боялись опоздать. Они смирились с непрерывным стрессом, мучились от непреходящей даже их короткий отпуск головной боли – несчастные трудоголики! И особенно сильным было презрение к тем, кто помогал ему, угощал едой, предоставлял кров и возможность помыться.
Сначала, оказавшись на улице, он очень мучился от потребности быть чистым, переживал, как выглядит со стороны. Мнение других сначала ему было небезразлично. На первые заработанные копейки он приобрел бритву и старался поддерживать приличный вид, брился, следил за одеждой, старался посещать баню…
Но позже он понял, что попал к касту неприкасаемых, для толпы спешащих людей его просто НЕТ. А уж каков он – выбрит, помыт ли, всем было совершенно безразлично. Поэтому постепенно он стал терять интерес к чистоте и аккуратности, а иногда даже упивался глубиной своего падения и по несколько недель не мылся, не говоря уже об отросшей бороде с которой он иногда боролся найденными на помойке большими канцелярскими ножницами, клочками ровняя ее.
Особое наслаждение доставляло почесать спину утром, когда ладонь наполнялась катышками, среди которых, как ему казалось что-то шевелилось. Воображение или неизбежные в такой жизни вши?
Мешок с провизией был очень тяжелый, но Макар легко поднялся на пятый этаж и предусмотрительно выставил добычу на балконную приступочку, так чтобы она была на холоде, не испортилась и не бросалась в глаза с улицы. Потом он аккуратно пересчитал наличные и проверил хранившуюся за подкладкой потертой кожаной куртки кредитку. Эта кредитка была для него олицетворением другой жизни. Он не был уверен, что хочет вернуться в эту жизнь, не подвергал себя соблазну и не проверял сальдо по этой карте. Доставал ее, смотрел и снова прятал, и так два года. Или уже больше? Наличных денег было достаточно для приобретения трех бутылок самой дешевой водки или почти ящика недорогого пива. Он глубоко задумался, как распорядиться деньгами. И тут он услышал быстрые шаги кого-то, спешащего вверх по его лестнице. Этот кто-то торопливо бежал через две ступеньки, топая и хрипя.
Рефлекторно Макар метнулся к импровизированной постели и в изголовье нащупал обрезок железной трубы. Но тут, в проеме двери, он увидел раскрасневшегося Сергея который, задыхаясь от быстрого бега, начал рассказывать.
– Это, вот… Пришел я, а там – милиция. Ну и я, конечно спрятался за мостом, через эту говнотечку, пардон. И вижу понесли на носилках кого-то в подъехавшую скорую, прикрыли простыней, мертвяк, похоже. Еще милиция потусовалась, кого-то в бумажку переписала и уехала, – торопливо излагал куций, то есть Сергей.
– Ну, и что это значит? – довольно спокойно, как будто из вежливости поинтересовался Макар.
– Так вот, слушай дальше. Как только скорая и ментовская машины скрылись… – рассказывал Сергей нагнетая напряжение.
– Полицейская! – перебил его Макар.
– Что полицейская? – открыл от удивления рот Сергей.
– Машина полицейкая, а не меновская, – пояснил педант.
– А, ну да! Не перебивай, и так еле собрался с мыслями. Я просто в шоке! Ленку-то нашу убили! Я ее уже года два знаю, и вот нет ее! Тут жизнь такая, что народ мрет – кто замерзнет зимой, кто водкой отравится… А чтоб убили… Тем более бабу! Мы для общества и так как будто не существуем. Зачем убивать? – путано излагал Сергей, то брызжа слюной, то прикрывая рот от ужаса, как деревенская бабка.
– Так может и не убили ее? А сама? Может чем-нибудь траванулась? – усомнился Макар.
– Задушили ее синим шарфом. Помнишь, в котором сидела, та, учителка? Заметил? – продолжал Куций.
– Что, и училку забрали?
– Нет, у нас не принято откровенничать с милицией. Никто о шарфе-то и не сказал.
– Полицией!
– Хватит меня исправлять! Это уже и не важно… полиция, милиция.. – суть одна! – Макару показалось удивительным такое преображение Сергея. Очень спокойный и покладистый, он не на шутку разозлился и сверкал глазами.
– Да ладно, ладно, – быстро успокоил его Макар. И тут его озарила догадка. – А не был ли ты влюблен в нашу Елену Прекрасную?
Повисла неожиданно длинная пауза.
– Конечно, она всем нравилась. Яркая, веселая! А пять лет назад, говорят, она была какая – ух! Вот жизнь, брат. Живешь-живешь, а потом оказываешься на помойке. Конец-то у всех один, а вот пути к нему разные.
– Ты, Сергей, прям философ! – усмехнулся Макар.
– Рассказывали, что приехала она учиться поступать в вуз из поселка под Питером, да не поступила. Назад ехать не захотела, работать пошла. То ли уборщицей в больницу, то ли в школу. Только денег-то не хватало, ведь квартиру снимать нужно было, жить-то здесь ей негде было. Билась-билась на двух работах… На следующий год вроде уже и не пыталась поступать. Понятно почему. Конкурентки-то ее занимались, повторяли, а она, небось, все и забыла. Не знаю, куда хотела поступать на педагогический или в медицину – куда… может, не помню. Хотя она рассказывала. Все, теперь не спросишь. Нет ее! Тут она встретила парня, говорила необыкновенного красавца, очаровал он ее, охмурил. Да и к своему делу приспособил – а был он сутенером. Поплакала она, поплакала, а куда денешься. Так и отработала на панели десяток-другой лет. Вот оттуда она сюда и попала. Вроде говорили, что была она свидетелем чего-то, вот и стала прятаться по коллекторам и подвалам, а потом и к Философу прибилась. А полиция -то твоя ничего и расследовать не станет! Вот увидишь, быстро дело закроют. Может, народ для вида поспрашивают немного, да и все!
– Почему, моя полиция?
– Да ты все меня исправляешь, следишь. Может ты и сам из этих? Полицейских? Шучу-шучу, не злись! Слушай, брат, а что если нам самим разобраться, кто ее убил?
– Как я разберусь, я ее всего раз и видел-то! Да и дел мне и так хватает, – сразу пресек Сергея Макар, ревниво глядя, как тот уже по хозяйски уселся на край его матраса. Только этого не хватало – вдруг попытается тут поселиться, отваживай его потом. Уж очень сложно место менять. Только нашел такое прекрасное место на лето!
– Ладно, давай. Ты иди туда и наблюдай, может что и заметишь. А потом мы как-нибудь встретимся и все обсудим.
Ему понравилась идея, отправить поскорее Сергея подальше от своего жилища, под предлогом расследования, чтобы не привыкал тут… А там, глядишь, пыл его пройдет, да и отстанет он от него со своими идеями. А то понимаешь ли: «Брат..».
2 Сергей
Макару было совершенно непонятно, почему это небольшое сообщество сбилось вокруг странной личности, с уважением прозванной ими Философом. Казалось, он проявляет крайнее равнодушие к окружающим его людям и вовсе не стремится ими руководить. Высокомерный, и как многие думали, сидевший когда-то, мрачный тип пользовался непререкаемым авторитетом. Его решения не оспаривались, а его внимание ценилось как особая награда.
Макара всегда занимал вопрос, из чего складывается авторитет таких личностей? Как частенько у нас бывает, что коллективом умных, образованных людей руководит эдакая гнида, единственно чем обладающая – это невероятным чванством, высокомерием и уверенностью в своем превосходстве над остальными. Эта уверенность, как гипноз, околдовывает иногда большие группы людей, готовых беспрекословно слушаться его, даже идти на любые жертвы ради его благосклонного взгляда.
Разве мы не знаем массу подобных примеров? В то время как умный, благородный человек в силу своего ума склонный к сопереживанию, сомнениям и рефлексии зачастую вызывает в коллективе легкое презрение, пренебрежительное отношение вплоть до полного игнорирования его интересов. Тем более, что они не всегда понятны большинству, которое руководствуется корыстными, шкурными мотивами и иные, нравственные или возвышенные идеалы ему непонятны и смешны.
Вопреки желаниям Макара, обстоятельства складывались таким образом, что он стал все чаще и чаще бывать у своих соседей по жилью. Сначала он старался встречаться там с Сергеем, чтобы тот не повадился ходить к нему, потому что очень опасался нарушения приватности его уютного обустроенного жилья, ставшего ему уже домом.
Он почти сразу заметил, что у «Философского сообщества» уже сложились определенные традиции и законы, которые ни кто из них не склонен был менять, и к счастью для него, стремящегося остаться в одиночестве, даже куций не пытался отрываться от своего коллектива.
Изучение этой компании с высоты заброшки напомнили прекрасные летние дни в детстве, когда он в жаркий полдень наблюдал за жизнью муравейника в сосновом лесу. Он хорошо помнил, как совсем мальчишкой, приходил день за днем к своим подопечным и иногда приносил им гостинцы в виде жирной зеленой гусеницы или жука. Он опускал былинку в муравейник и наблюдал, как самоотверженно муравьи защищают свое жилье, кусая и брызгая былинку остро пахнущей муравьиной кислотой. Он понял главное: муравьи живут как единый организм, готовые пожертвовать собой ради остальных, трудиться от рассвета до заката и все добытое тащить в свой муравейник. Каждый муравьишка представлялся ему эдаким самоотверженным героем, воином. Может это похоже на коммунизм? Так его представляли себе основоположники, теоретики и прочие утописты?
Здесь же, у бездомных, было по-другому – безраздельное господство индивидуализма. Каждый думал только о своей выгоде, и если он и сосуществовал бок о бок с другими, то только потому, что ему это было выгодно сейчас. В лагере доминировало полное равнодушие к окружающим, за исключением ситуаций жгучего любопытства, зависти или мнимой опасности, которые заставляли обратить внимание на окружающих, а иногда и сплотиться вокруг лидера. Поэтому такие сообщества были крайне неустойчивы и частенько разваливались. И тогда каждая свободная личность самостоятельно брела по жизненному пути, находя в этом особую выгоду и не желая делиться найденными сомнительными благами и кровом. Именно так жил Макар и большинство тех, кто встречался ему во время его борьбы за выживание в эти суровые два года. Или уже три? Он давно потерял счет времени.
У этого же сообщества он заметил какие-то основы простой управленческой структуры во главе которой стоял Философ. Именно он ее и создал. Цель этой структуры Макару была очевидна – эксплуатация. Эксплуатация большинства меньшинством. Увы, Макар считал, что в любом обществе, на его разных уровнях эксплуатация неизбежна, он был даже готов приписать ей прогрессивный созидательный смысл.
Он давно заметил, что Философ, в отличие от остальных, не работает, а только благосклонно пользуется благами – приносимыми продуктами, деньгами и многим другим. Он обычно выбирал себе все самое лучшее, а остальное позволял забирать самим труженикам. У него были приближенные, можно назвать их замами или помощниками. Первым был азиат, с хитрым прищуром, которого как ни странно звали Коля, по фамилии – Хван. Второй был парень, которого в первый свой вечер Макар плохо разглядел, так как он пришел позже, из-под моста с мешком добра. Его звали Никитой. При виде этого парня сразу возникало парализующее чувство опасности, не смотря на то, что он пытался иногда выглядеть эдаким простачком. Макар иногда ловил на себе такой злой и испытующий взгляд его серых глаз, который проникал до желудка и вызывал нервную дрожь. Совершенно иным был сопровождавший Никиту друг, с которым он не расставался – простодушный балагур с одним заклеенным глазом и черной челкой.
Макар был удивлен, что великан никакой значимой роли в обществе не играл, не смотря на его недюжинную силу. Его можно было отнести к эксплуатируемому большинству, о чем он по простоте душевной не догадывался и, по муравьиному трудился, как ему казалось, на благо коллектива.
У каждого в сообществе был свой промысел – кто-то просил милостыню на паперти у церкви, как учительница и старик, кое-кто был специалистом по «карманной тяге», но не афишировал это. А некоторые специализировались на поиске полезных вещей на помойке и перепродаже их оптом и в розницу. В этом деле тоже были свои профили: некоторые собирали только металл, или макулатуру, сдавая ее за копейки на вес, другие искали винтаж и относили его перекупщикам, чаще это была мебель или посуда советских времен и прочие дела.
– Макар! Я – к тебе! Ну, как я и предполагал, милиция и не думала искать убийцу бедной Лены. Придется этим заняться мне самому! – запыхавшись наскочил Сергей на задумавшегося Макара, медленно бредущего в сторону гаражей.
– Не будь дураком! Вряд ли ты сможешь распутать ее тайну, а если сможешь, то будет и еще хуже – убийца почувствует опасность и расквитается с тобой. А думаешь Философ будет рад, если ты станешь за всеми следить?
– Да, и правда. Я как-то об этом не подумал… Выходит и не кому заступиться за бедную бабу, как жила, так и умерла, никому не нужная, – сам себя накручивал куций и слезы наворачивались ему на глаза.
Сергей был простым, открытым парнем. Когда-то, еще в перестройку, он приехал из небольшого городка в Ленинград и устроился на завод. Сначала все у него складывалось замечательно – приличная зарплата на заводе, уважение друзей – парень был рукастый, трудолюбивый. Вскоре он женился на яркой красивой девочке. Бог сразу детей не дал. Да и молодые решили немного пожить для себя. Летом – на курорт, зимой ходили не только в гости к друзьям, но и в театры, в музеи. Просвещались.
И вдруг – перестройка. Уже во вторую волну сокращений Сергей лишился работы, накопления тут же обесценились, сгорели на костре гиперинфляции… Он уговаривал и жену пойти поработать, но она не хотела бросать учебу и, не задумываясь, сбежала от него к своей бабушке, которая жила в большой коммунальной квартире в центре, недалеко от Невского. Бабушка обрадовалась внучке, хвасталась своей прозорливостью и тем, что «Сергей ей сразу не понравился». А Сергей перебивался случайными заработками, пытался выплыть и наладить отношения с женой. А тут как назло – новая беда, его «попросили» из общежития.
– Ты на заводе работаешь? Нет! Вот и освобождай жилплощадь, которую занимаешь незаконно! Сроку тебе два дня! – так, равнодушно зевая, лишил его последнего шанса на выживание громила-комендант общежития, отставник в нестираной тельняшке.
Нет, Сергей не сразу оказался на улице, он еще барахтался, снимал углы, тянул из себя последние жилы, работая на двух работах. Но сломался – запил. Вопиющая несправедливость, которую он наблюдал кругом, подкосила его окончательно. Оказалось, что из общежития выдворили всех, так как его выкупил за копейки, «приватизировал», новый русский и устроил там шалман да еще игровые автоматы поставил. Охранником там стал, кто бы вы думали? Да, бывший комендант общаги, отставник!
Однажды Сергей, уже слегка подшофе, сидя на бульваре с бутылкой пива, опасливо выглядывая милицию в округе, заметил, что на противоположной стороне улицы припарковался огромный черный лимузин из которого выскочил шофер и открыл дверь какому-то важному господину, вальяжно вышедшему из машины. Тот не торопясь, окинул улицу взглядом человека, которому принадлежит весь мир, и чинно прошествовал в какую-то офисную, или ресторанную дверь. Сергей не поверил своим глазам, он сразу узнал его, они вместе работали на заводе. Николай, кажется так его звали, был секретарем комсомольской организации. Они даже какое-то время дружили, но быстро расстались – потому, что парень оказался крайне непорядочный – пытался ухлестывал за женой Сергея, занимал по дружбе деньги и никогда не отдавал. А из-за его скабрезных шуток и грязного языка жена вообще запретила Сергею пускать его на порог.
Ходили слухи, что он даже какое-то время сидел. Жена говорила Сергею – «Держись подальше от таких пройдох. Он плохо кончит!» И вот! Как она ошибалась. Теперь он и такие как он хозяева жизни!
– Подойти что-ли к нему и по просить вернуть долги? – ухмыльнулся про себя Сергей и громко сплюнул на тротуар.
Он не любил вспоминать те времена, когда он пытался выкарабкаться, и все глубже скатывался в болото безисходного бомжевания. Но в своей новой жизни он быстро адаптировался и даже стал находить в ней и светлые моменты. Окружающие любили его, а он наслаждался невероятной свободой, главное свободой от чужого мнения. Не нужно пыжится на работе и выдавать норму, не надо стараться понравится ни начальнику, ни бабушке жены…
– Так что не советую я тебе становиться мисс Марпл! Не благодарное это дело, – упорно продолжал свою мысль Макар. Неожиданно для себя он понял, что привязался к этому невзрачному, открытому парню. Он даже заметил, что перестал его про себя называть как раньше – «куций» и определенно симпатизирует ему.
– Может лучше поможешь мне? – Сергей с надеждой посмотрел на Макара.
– Нет уж, уволь, братец. Да и не знаю я ничего про вашу Лену и остальных… – справедливо заметил Макар и уже собрался идти дальше по своим делам, но не мог встать с нагретого цементного поваленного столба. Так ласково припекало солнышко, что казалось весь организм радуется и расправляется, пытаясь вырабатывать дефицитный витамин D. Сергей сел рядом и молча щурился на солнце, глубоко погрузившись в свои мысли.
– Вот что я думаю, была видно наша Лена свидетельницей чего-то незаконного, может страшного, за это ее и убили. Может тело не успели спрятать. Степан тело обнаружил в кустах, поднял шум, раскричался. А так злоумышленники бы спрятали тело и – концы в воду. Может и в прямом смысле – речка рядом. Ты даже не представляешь, сколько в нашей компании было темных личностей – кто-то и наркотиками торгует, кто-то и сам наркоман, некоторые в страшных преступлениях участвовали, может и душегубы есть… Хотя сейчас наркоманов здесь вроде нет, они долго не живут… А самая главная мысль, что пришла мне в голову – ничего здесь не делается без ведома Философа. Он точно знает, кто убийца. Как подумаю, страшно мне становится. Может мне пока пожить у тебя, в недострое? – сбивчиво рассуждал Сергей.
– Дом не купленный, хочешь – живи, – без энтузиазма ответил Макар. – Я там не хозяин.
– Подожду пока, понаблюдаю. Может чего и замечу.
– И что? В полицию пойдешь?
– Я пока не думал. Может, Философу расскажу, а может, и сам за Ленку отомщу. Ты ведь понял – нравилась она мне. Красивая, веселая. И знаешь, очень независимая. Если мы ко всему будем равнодушны, это значит, мы совсем оскотинились, перестали быть людьми.
– А что, по-твоему, нас от скотины отличает? Тут живя, мы – скотина и есть!
– Нет, брат! Тут ты не прав. В какой-то степени, мы даже больше люди, чем те, кто, как винтики, челноки, бегают на работу и назад, света белого не видят. И думают только о деньгах. А на нас материальные проблемы не давят. У нас есть возможность свободно мыслить. И чувствовать, сопереживать…
– Ну, ты загнул… Я считаю, что мы животные! Улитки! Каждая в своем домике, наедине со своими скелетами и переживаниями. И от материального мы не свободны. Вон у меня богатство – тележка из супермаркета, в ней все мои ценности – матрасик, подушка, одежда, еда и пр… Всем этим я дорожу, мне это обеспечивает свободу перемещения и переселения. В дождь закроюсь мешком, и иду со своей тележкой, точно как улитка.
– Здорово ты сказал, брат! Улитки!! – весело засмеялся Сергей. Так смеются только дети и праведники, чистые душой.
– До завтра. Уже вечереет. Устал, пойду я…
Макар думал, что он действительно стал улиткой или, даже скорее – рачком -отшельником, больше всего он теперь уставал от общения. Иногда у него были целые недели, когда он ни словом ни с кем не перебрасывался и бежал от любого общества как от чумы. Ему казалось, что он даже забывал, как звучит его собственный голос.
Поэтому он легко вздохнул, только вернувшись в свой цементный рай, оплаченный слезами дольщиков, пикеты которых он уже не застал. С тех пор прошло много времени, и он даже не представлял, как тут раньше было оживленно. На пустыре, между домов был целый палаточный городок. Но они так и не добились правды. Это был период дикого нерегулируемого капитализма и полной безответственности.
Приближающаяся ночь принесла с собой проливной дождь и сильный ветер. Макар закутался в свое одеяло и с наслаждением следил за причудливыми тенями на полу от веток единственного дерева, слушал шум ветра и стук незакрытой рамы ниже этажом. Становилось все темнее, ветер затихал, и под одеялом в сухом и не продуваемом месте Макару стало невероятно уютно. В такие минуты он чувствовал себя почти счастливым.
Постепенно его сморил сон, он провалился в глубокую темную яму без сновидений, и вдруг его разбудил какой-то звук. Это был не громкий звук. Макар напрягся и ждал, что звук повториться, чтобы распознать его. Но было тихо, если не считать возобновившегося завывания ветра. Макара вдруг охватил липкий ужас, он чувствовал, что рядом кто-то есть. Он ощущал это интуитивно, не слыша ни шагов, ни других звуков.
Вдруг, внизу громко хлопнула дверь парадной. Путаясь в полиэтилене, расстеленном на полу, он подбежал к окну. Никого. Внезапно от дома отделилась темная фигура. Кто-то в плаще или в блестящем от дождя полиэтиленовом черном мешке, крадучись, пересекал двор по диагонали в сторону реки. Это он! Это человек, присутствие которого он почувствовал. Но кто это, и он зачем приходил?
Стоя на сквозняке у окна, он не сразу заметил, что сильно замерз и поспешил вернуться под теплое одеяло. Как только лег, в тишине, он услышал только громкий стук сердца в висках, казалось, этот стук раздается на всю округу. Сон улетучился. Похоже, уснуть не удастся до утра. Мысли толкались в голове, одна сменяла другую. Когда страх немного отпустил, наконец возобладал здравый смысл. «А почему, собственно человек не мог сюда прийти? Совсем не обязательно, что он даже знает, что я тут живу. Может он приглядывал себе надежное место, где можно скрыться от непогоды?» Успокоившись, Макар мгновенно уснул.
Утро развеяло все ночные переживания, они казались смешными и надуманными. Солнце спешило высушить набравшиеся за ночь глубокие лужи и пекло во всю силу. Макар разбросал по полиэтилену свою импровизированную постель, стараясь разместить ее в рамках солнечного квадрата на полу. Сырость прокралась ночью в помещение и сделала его неуютным, поэтому нужно было бороться с ней, пока все не покрылось плесенью. Не дай бог простудиться во влажной постели в холодные майские ночи. В мае по ночам еще вполне могут быть заморозки.
Хозяйственные хлопоты так захватили Макара, что он чуть не прозевал время, когда нужно было идти к Мурату, еда уже давно закончилась. Завершив уборку, которая к его большому удивлению стала ему доставлять удовольствие, стал быстро собираться. Он не мог разобраться в своих чувствах. Интересно, если ему когда-нибудь удастся изменить свою жизнь, как мечтают многие живущие на улице, он так же будет любить убираться и азартно искать бесплатную еду? Макар громко хмыкнул, смеясь над своими мыслями и, засунув большой пустой мешок в карман, торопливо двинулся вниз по лестнице.
И вдруг он остолбенел – ниже этажом на стене длинного пролета лестницы чем-то похожим на уголь было крупно написано: «Я все знаю! Тебе не скрыться!». Так вот зачем приходил сюда этот, в плаще! Страх парализовал Макара, ноги стали как ватные, он автоматически продолжил спуск, вышел на улицу и остановился, ослепленный солнцем, обескуражено озираясь вокруг. А потом, вдруг, он бегом рванул назад, наверх, схватил пустую пластиковую бутылку и кусок тряпки и, набрав воды из лужи стал остервенело стирать надпись. Наконец, когда она превратилась в большое грязное пятно на стене, и слов прочесть стало невозможно, он успокоился.
Макар вышел на улицу и сел на какое-то цементное кольцо, похожее на кольцо для колодца, подставил лицо солнцу и глубоко задумался. На улице становилось теплее, можно было расстегнуть куртку. Не пойти ли к Сергею, узнать, как продолжается его следствие? И тут Макар снова вспомнил о еде и отправился к Мурату в Промзону.
Дорога была длинная, он шел не торопясь, задумался и, видимо пропустил назначенное время – Мурат не стал ждать. У задней двери закусочной для него стояли стопка контейнеров и большая бутылка с водой. На это богатство жадно поглядывала худая с проплешинами на боках дворняжка, но не решалась подойти. Может, опоздай Макар еще больше, она бы преодолела природную скромность и съела его еду. Голод не тетка!
Макар постучал в железную дверь, подергал ее, но Мурат не отозвался. Похоже уехал за товаром. Сегодня поблагодарить не удастся.
– Брысь, лишайный! – сказал он псу и погрузил контейнеры и бутылку в свой большой мешок. Впервые он не испытывал того теплого чувства, что что раньше, когда возвращался домой, как будто какой-то зловонный сквозняк ворвался в его жилище. «Кто это мог быть? Что он знает?» – думал Макар, пересекая пустырь, заросший по периметру все еще цветущей желтой вербой.
Погрузившись в свои мысли он, не спеша, двигался к дому, который все еще считал своим, но чем ближе он подходил, тем медленнее он шел. И вдруг из-за полуразрушенной будки охранника, которая уже давно пустовала, выскочил возбужденный Сергей.
– Привет! Пойдем, я тебе что-то покажу. Несомненно, это важная улика, которая приведет нас к убийце бедной Лены. Пойдем-пойдем! – торопливо подталкивал Сергей Макара в сторону их лагеря, где царило какое-то оживление и издалека было видно прямую фигуру Философа, который, как издали казалось, смотрел в их сторону.
– Давай так – я отнесу свою добычу наверх, а потом приду к тебе. Ты есть хочешь? – больше из вежливости осведомился Макар.
– Знаешь, никакого аппетита. Уже второй день кусок в горло не лезет, видимо так я разнервничался из-за убийства.
– Хорошо, до встречи!
Вместо того, чтобы торопиться домой, Макар долго задумчиво смотрел в спину Сергея, который, легко подпрыгивая, перебирался через строительный хлам, а затем обернулся и помахал другу.
И Макар, как будто проснулся, поспешил к себе, тем более, что снова начал моросить дождик. Несколько порывов ветра пригнали низкие тяжелые тучи, которые закрыли собой все небо. Настроение стало резко портиться, когда он поравнялся с большим серым пятном на стене лестницы, только хороший перекус мог его поправить, тем более, что от голода уже слегка подташнивало.
Раскладывая гостинцы от Мурата, Макар чувствовал себя как ребенок в новогоднюю ночь, роясь в мешке Деда Мороза. В контейнерах он нашел целое богатство – салаты и жареная картошка, рис, а в мешочке обрезки колбасы, заветренная ветчина и многое другое. Больше всего его порадовали остатки пива в большой бутылке, которую он сначала не заметил. Мурат не пил алкоголь и относился ко всем пьющим неодобрительно, но, видно, чтобы добро не пропадало, без разбору слил что-то в одну бутылку. Макар понюхал, встряхнул бутылку и, пробуя, чувствовал себя дегустатором, пытаясь понять, что же дополнило пивной букет терпким крепким вкусом. Стало тепло и весело, еда превратилась в закуску и, оказалось, очень трудным распределить ее на несколько дней, чтобы создать неприкосновенный запас. Так незаметно для себя, он заснул в теплой просохшей на утреннем солнышке постели. А дождь все моросил, приятно убаюкивая.
Макар проснулся оттого, что хотел пить. Прислушался. Вчерашнее чувство тревоги вернулось с удвоенной силой. Он тихо подошел к окну, потом выглянул на лестницу – никого, тихо. Решил дойти до будки, которая служила ему туалетом, подышал и немного прошелся. Дождь закончился и на горизонте зарозовело. А, вернувшись, и жадно попив воды, снова крепко заснул. На сытый желудок очень сладко спалось.
Утро опять радовало солнышком, не таким ярким, как вчера, а робким, неуверенным, которое, то выглядывало, то пряталось за прозрачным синтепоном перистых облаков.
Макар потянулся, попил воды, пожевал зачерствевший со вчерашнего дня хлеб и вдруг вспомнил, что его еще вчера ждал Сергей. А он совсем забыл и напился сомнительного пойла, от которого сильно болела голова и путались ночные воспоминания.
Собравшись и немножко поплескав воды в лицо из горсти – умылся, он заторопился к Сергею в лагерь Философа.
Приблизившись, он увидел скопление людей, среди которых были люди в форме – полиция. Он решил, что это расследование Сергея привело сюда полицию, и они снова копаются в подноготной обитателей лагеря. Вот! Он же предупреждал Сергея – не надо копать, лучше не будет! Макар начал сердится на него и думал, что ему скажет при встрече.
Когда он поравнялся с толпой, к нему приветливо подошел великан, которого звали Семеном, чего никак не мог запомнить Макар.
– Твоего друга убили, еще можешь попрощаться, а то скоро увезут, – подталкивал его в спину Семен. Макар, ничего не понимая, не знал, что ему делать, и категорически не хотел общаться с полицией. Он уже начал пятиться, как тут к нему подошел полицейский и стал расспрашивать, кто он и откуда. Макар, неохотно отвечая на вопросы грузного полицейского, продвигался к скоплению уже знакомых людей, окруживших лежащее на черном мешке тело Сергея.
– Почему он весь мокрый? – тихо спросил Макар стоящую рядом «училку» с поникшими плечами.
– Так выловили его из реки. Хорошо Николай, Хван, услышал какие-то звуки и всплеск под мостом. А то бы унесло его, и ищи-свищи. Никогда бы не нашли. Жалко, добрый он был… – всхлипнула она и стала похожа на старушку. Вокруг тела набралась большая лужа воды, вода с волос стекала на полиэтилен, собираясь капельками. Макару стало очень грустно, эти капли напомнили слезы.
– Что же, он случайно упал в темноте?
– Нет, ударили его сильно по голове и сбросили, – пояснил подошедший Коля. Он обычно был немногословен и не особо приветлив с Макаром, а тут возбужденный событиями, он стал более открытым. – Сильно разбили затылок, в кровь.
Макар обратил внимание, что главный полицейский, грузный седой старик, в стороне разговаривает с Философом. Было такое ощущение, что они как будто, давно знакомы.
В этот момент подъехала скорая помощь, тело погрузили и увезли. Училка – Зоя громко всхлипнула и сразу затихла.
Когда уехала полиция, вновь пообещав вызвать всех давать показания, Философ сказал:
– Надо Сергея помянуть!
И все, как муравьи, начали нести, что у кого есть, а Макар пошел к себе, решив принести бутылку водки, которая давно хранилась у него в заначке.
Поднимаясь к себе, он ощутил некоторую тревогу. Из всех чувств и переживаний у него доминировали опасения за самого себя и, разросшийся до невероятных размеров, инстинкт самосохранения. Именно он позволил ему выжить в тех условиях и ситуациях, в которые он попадал последние три года.
Он не чувствовал угрызений совести, что не пришел к Сергею, тогда, когда он его очень ждал. Он сразу подумал, что дотошный парень разроет что-то, выйдет на след убийцы женщины, которой он симпатизировал. И понимал, насколько это опасно, предупреждал Сергея: «Не делай это! Ты можешь задеть интересы очень опасных людей!» Тот не послушал, сам виноват. Но все равно жаль, очень жаль парня. И было любопытно, что же он разрыл. Но – «меньше знаешь, крепче спишь» – подумал Макар.
Положив в свой матерчатый мешок, помимо купленной по случаю бутылки водки, несколько помятых консервных банок с селедкой в собственном соку и остатки подсохшего хлеба, Макар двинулся к поляне, которая теперь без Сергея казалось пустой и неприветливой.
По дороге он думал о том, что не дай бог, эта компания захочет переселиться в его недострой. Он очень ценил свое одиночество и, не смотря на тревожные события последних дней, он ни в коем случае не хотел влиться в этот коллектив, тем более, что мало кто был ему симпатичен в этом коллективе. Хотя, человек существо социальное и он тоже иногда ощущал пустоту, тоску и потребность в общении с людьми и его тянуло в эту компанию, особенно после знакомства с Сергеем, ставшим ему другом.
Именно такой момент был и сейчас. Ноги сами несли его к костру, в котором с треском горели деревянные ящики. Вокруг костра крутились Никита, второй зам Философа помимо Николая, Зоя и великан – Семен. Семен принес откуда-то ворох сухих веток, что было удивительно учитывая постоянно идущий по ночам дождь.
– Откуда сухие ветки? Ведь дождь… – спросил Макар, выкладывая продукты на расстеленные мешки на импровизированном столе из пластиковых ящиков. Зоя старалась красиво сервировать стол, исходя из имеющихся ресурсов.
– Я их храню под крышей, в заброшенном сарайчике, за гаражами. Здесь много всякой полезной рухляди. Никогда не знаешь, что может пригодиться, – гордо делился Семен, отряхивая мусор и опилки с бессменного кожаного плаща.
– Предусмотрительно, – поддерживал разговор Макар.
Постепенно стол был накрыт, а в большой старой кастрюльке разогрели несколько банок тушенки с гречей. По поляне распространился невероятный аромат, который привлек всех к столу.
Семен заглянул в комнатку Философа, было неслышно, о чем они говорили. Выйдя оттуда, он громко позвал всех:
– Садимся! Философ подойдет позже.
Все расселись у стола. Некоторые приходили со своими тарелками и ложками. Зоя была на раздаче и раскладывала в протянутые тарелки по несколько ложек ароматного варева. Было видно, что она боится обделить Философа и Николая, оставляя запас в кастрюльке. Они, как потом выяснилось, обсуждали какие-то значимые и, видимо, неотложные вопросы. У Макара тарелки с собой не было, и ему выдали вопреки его ожиданиям не пластиковую, а старую фарфоровую тарелку, обколотую по краю.
– Стойте! Я хочу сказать! Тихий был человек – Сергей. Тихий и беззлобный. Непонятно, кому мог помешать. Нам его будет не хватать. Помянем его! Пусть земля ему будет пухом! – после этих слов Семена все выпили, даже Зоя. Чувствовалось, что ей тоже хотелось что-то сказать, она даже привстала, но раздумала.
Подошел одноглазый приятель Никиты, его длинная черная челка была убрана за ухо и отрыла татуировку на шее и большую серьгу в ухе. «Неформал, хиппи..» – подумал Макар. Видно было, что он тоже искренне переживал за Сергея.
– Между первой и второй.. – начал Семен, но осекся, так как на поляну вышли Философ и Хван.
– Не спеши, – медленно начал Философ, уверенно подойдя к оставленному для него свободному месту, не сел и продолжил говорить, взяв протянутый ему пластиковый стакан с водкой. – Вот какая она – наша жизнь! Сегодня ты радуешься солнышку и наслаждаешься тем малым, что дает нам бог, а завтра тебя уже нет. Совсем ли нет? Нет, не совсем. Мы продолжаем жить в сердцах близких нам людей, в их памяти, и пока живы они, живы и мы. Поэтому давайте помянем сегодня этого прекрасного доброго человека – Сергея, труженика и бессребреника. Выпьем за него!
И он резко опрокинул полный стаканчик себе в горло, практически не глотая. При этом Макар снова заметил на пальцах его наколки в виде перстней.
– Вторая смерть в наших рядах. Мне казалось, что Сергей неравнодушен был к нашей Лене. Вот они там теперь вместе. Может поэтому его и призвал бог туда раньше времени, – продолжал Философ, оправдывая свое прозвище неожиданным для Макара красноречием. Он не так часто приходил сюда, и имел не очень полное представление о всех персонажах. А люди все приходили, казалось, их уже было больше десяти.
– Полиция считает, что это несчастный случай, что Сергей оступился, идя по краю реки в темноте, ударился о разбросанные кирпичи и потеряв сознание утонул, – продолжал Философ, видимо передавая суть разговора с толстым полицейским.
– А что? Может, так и было, – неожиданно воскликнула Зоя. – А полиции все равно! Мы для них не люди! Зачем тратить время на расследование смерти какого-то бомжа?
– Эк, тебя накрыло с водки! – усмехнулся Семен. И все с удивлением смотрели на Зою, обычно тихую и немногословную.
– Что ты хочешь, чтобы нас затаскали в полицию?! А потом посадили первого попавшегося из нас за преступление? Может это ты его кирпичом? – гневно сверкая глазами рыкнул Философ.
– Зачем это мне? Мы дружили… – начала тихо оправдываться Зоя.
– Вот видишь! Обвинить можно любого! – успокаивался Философ, а Макар невольно залюбовался его крупными выразительными чертами лица, орлиным носом и платиновыми завитками обрамлявшими высокий лоб.
«Интересно, кем он был? Явно человек образованный. Но сидел. За что?» – задавал себе вопросы Макар.
– И все, рассуждения на эту тему закончили, и самостоятельные расследования тоже запрещаю. Это может привести только к беде. Если вызовут давать показания, будем давать. И все! Пусть земля будет пухом тебе Сергей, – завершил «официальную часть» Философ, уже сидя, принимая переданную ему тарелку с горячей гречей от которой еще шел пар.
И дальше собрание приняло неформальный характер, где-то послышались смешки, кто-то громко чокался кружками. А Макар подумал: «Рыльце в пушку, у тебя, Философ! Раз так настаиваешь, что не убийство это. А ведь Сергей что-то нашел, и хотел мне показать. А я не пришел, поленился, забыл». Только сейчас стало стыдно.
Еще когда сюда шел Макар поклялся себе, что не засидится так долго, как в прошлый раз, когда дни слились с ночами и он потерял счет времени. В тот раз, когда он познакомился с Сергеем. Вспомнил, как еще буквально вчера опасался, что тот переселится к нему. Как все зыбко в этом мире и непостоянно. Лирическое настроение заставило его посмотреть на звезды, но их не удалось найти – с одной стороны небо было затянуто огромной завесой из серых дождевых туч, а с другой было светлым, то ли от городского зарева, то ли от приближающихся белых ночей.
– И где же звезды? – не заметил, как сказал вслух Макар.
– В городе звезд нет. И ничего хорошего тоже нет, – неожиданно ответила сидевшая рядом Зоя. Макар удивленно взглянул на нее. Освещенная бликами костра и раскрасневшаяся от водки она казалась молодой и прекрасной. Макар как будто впервые увидел ее.
– А как вас зовут? – спросил он заплетающимся языком.
– Ты же знаешь – Зоей. И мы давно на «ты», – снисходительно усмехнулась она.
– Нет, я не пьян, не думай, – неожиданно для себя начал оправдываться Макар. И глубоко задумался, когда они перешли на «ты». И не мог вспомнить, чтобы когда-либо с ней общался. И не стремился он к этому, называя ее за глаза то «училкой», то «юродивой». – Просто я никогда раньше не замечал, как ты прекрасна! Скажи, кем ты была раньше? Отчего ты здесь?
– Я не хочу об этом говорить! – она грубо пресекла его вопросы и отсела от него.
Повисла неловкая пауза, романтический флер развеялся. Макар понимал, что многие не хотят делиться сокровенной историей своего падения, ведь большинство оказались здесь в силу каких-то собственных ошибок, просчетов, слабости или предательства близких, все это было больно или стыдно вспоминать.
–Тогда прости! – Макар думал, как деликатно перевести разговор на другую тему, но мысли путались и в глазах терялась резкость, некоторые предметы, выпадая из области зрения, которая сузилась до маленького блюдечка, становились расплывчатыми и таяли в воздухе.
Эта волшебная картина увлекла его. Ему казалось,что он видел какой-то причудливый мир вокруг, напоминающий его детскую игрушку, в которой перекатывались стеклышки, образуя удивительные, меняющиеся узоры. Нужно только приложить один глаз, а другой прищурить. Он растопырил пальцы и долго смотрел на свои растопыренные пальцы, поочередно прикрывая то один, то другой глаз, потом решительно встал и качнувшись пошел восвояси.
3 Вопросы без ответа
Пройдя несколько шагов, Макар заметил, что многие уже разошлись и угощение закончилось. Поискав напоследок глазами Зою, и не найдя, он увереннее пошел к себе, но сначала почему-то решил прогуляться вдоль реки. К реке шла протоптанная тропка, наверное, потому что там росли густые кусты, которые служили отхожим местом обитателям лагеря.
К этому моменту туча, как огромный занавес, плотно затянула небосвод. Стемнело. «Неужели опять ночью будет дождь?» – думал Макар, скрипя гравием и обломками кирпича, которыми укрепляли набережную маленькой речушки. Она через километр-полтора впадала в Неву, или вытекала из нее, он этого не знал. От речки пахло чем-то очень знакомым, то ли болотом, то ли канализацией.
И вдруг сзади него, совсем рядом, неожиданно раздался сиплый голос:
– А ты и не боишься гулять у реки здесь, где убили Серегу! Ведь не думаешь же ты, что он сам упал?
Макар остолбенел от неожиданности, чувствуя угрозу в словах незнакомца, резко повернулся, и чуть не столкнулся нос-к-носу с Николаем, который при тусклом свете луны напоминал хана Батыя воинственным прищуром узких глаз и резкими складками у рта.
– А ты следишь за мной? – спросил он.
– Много чести! Смотрю я – ты парень загадочный. Живешь один. Ни с кем не откровенничаешь. В наш коллектив не вливаешься, хотя и видишь, что группой выживать легче, – рассуждал Хван, проникновенно глядя прямо в глаза. Хотя, может это просто померещилось Макару, было темно, и он видел только черные узкие глазницы. Страх парализовал его, ему показалось, что он уже раньше слышал этот проникновенный голос, давно, в другой жизни. – Может, правда, Сергей уговорил бы тебя переселиться к нам, так его больше нет …
– Жалко Сергея, – пытался справиться с дрожью в голосе Макар, отступая от Николая в сторону, противоположную от реки.
– А мне не жалко. Бесполезный он был человек, без цели жил. И наивный! Любой его обмануть мог – без царя в голове. Думал, что влюблен в эту…, Лену. А разве в нее можно влюбиться? Клоунесса! – цинично рассуждал Хван.
– Злой ты! А он может душу ее добрую видел. Я-то не успел хорошенько ее узнать. Может и неплохая она баба была. Совсем я ее не запомнил…
– Ну и слава богу! Ничего в ней хорошего нет. Молодая, говорят, красивая была, а сейчас… Непонятно, кому помешала, – говорил Николай.
– Пора мне, – сказал Макар и, резко развернувшись, пошел прочь. Неуверенно он спустился с гравия на тропку и двинулся в сторону своего дома. Где-то между лопаток он чувствовал сверлящий взгляд черных глаз Хвана, который стоял, не двигаясь, и смотрел ему вслед. Макар долго прислушивался, не идет ли он за ним. Вроде нет, отстал.
Стало свежо и повеяло влагой от низко нависшей тучи. Спешившая куда-то, она остановилась в задумчивости и решала: пролиться дождем, или двигаться дальше. Макар заторопился домой, чувствуя, что его слегка заносит и покачивает. «Опять напился. Жалко Серегу!» – расчувствовался он.
И тут ему снова показалось, что от дома, где он жил, отделилась фигура. Хмель и кураж погнали его вперед: «Поймаю гада!». Но ноги не подчинялись, колени предательски подгибались при попытке быстро бежать. Как поравнялся с домом, засомневался. Показалось? Дерево закачалось от порыва ветра, который сильно пнул тучу, и она в ответ сначала обиженно брызнула первыми каплями дождя, а потом уже злобно обрушилась стеной воды. Макар еле успел заскочить в дом.
– Ну что же это? Скоро станем рыбами в этой сырости! Наверное принял дерево за человека. Напился. У страха глаза велики, – бормотал он, поднимаясь по лестнице. Мрак скрыл грязное пятно на стене, поэтому Макар уже больше не вздрагивал, привычно проходя мимо.