Читать онлайн Просто быть

Глава 1

Утро началось со звука, который невозможно было спутать ни с чем. Будто в животе у стены проснулся железный зверь и решил умереть громко. Холодильник, верой и правдой служивший мне с третьего курса университета, затрясся, издал последний вздох – и замолк.

Я стоял посреди кухни в шортах и старой футболке с логотипом давно почившей музыкальной группы, молча смотрел на белую махину. Потом щёлкнул пальцем по дверце. Потом ещё раз. В ответ – тишина. Такая, в которой слышно, как у соседей сверху кто-то грубо расстаётся через стенку.

–Ну и ты туда же, – сказал я, и это было не про холодильник.

Я не злился. Я был уставшим. Усталость – это когда тебе всё равно, сломался ли холодильник или геополитика. Это, как если бы кто-то пытался навязать тебе разговор посреди пожара: ты смотришь на огонь и думаешь, что чайник всё равно кипятить не на чем. Молоко в дверце уже успело скиснуть. Йогурт, который я оставил «на потом», приобрёл структуру маленькой планеты. В морозилке плавал пакет с варениками, по ощущениям – времён Холодной войны. Когда я его тронул, вареники хрустнули, будто внутри был мелкий гравий. Я достал их, уронил один на пол, наклонился, долго смотрел – и не поднял. Просто ушёл. Сидеть за столом и смотреть, как солнце лениво рисует полоски света на столешнице, казалось менее утомительным делом. На столе лежал блокнот. Старый, в кожзаме, с пятнами кофе и углами, которые давно потеряли форму. Я пролистал его. Списки задач, старые идеи для статей, обрывки снов. Страница с заголовком «что я чувствую» была пуста. Я залил чай в термос. Термос был советским, тяжёлым, с отполированной пробкой и запахом металла. Им можно было, в случае чего, отбиваться от зомби. Или от себя. Я сел у окна и уставился наружу. Соседняя девятиэтажка, облезлая как пес в апреле, смотрела на меня в ответ. Где-то вдалеке орал двигатель мопеда, кто-то ругался с диспетчером по телефону. Жизнь шла.

Но не у меня.

На часах было 08:43. Через 17 минут нужно было начать писать текст для клиента: «10 причин выбрать наш массажный салон». Из этих десяти причин хотя бы семь были оральной мастурбацией реальности. Я знал это. Клиент знал. Но деньги не пахнут, а особенно не пахнут, если ты их никогда не нюхаешь вживую – только видишь цифрами на экране.

Я открыл ноутбук, написал заголовок, перечитал его, удалил. Потянулся. Подошёл к холодильнику и снова открыл его дверцу, будто за это время что-то могло измениться.

Ничего не изменилось. Кроме того, что запах стал хуже.

–Прекрасно, – сказал я, и в этот раз это было про всё сразу.

Я наугад набрал в поисковике: «что делать если сломался холодильник». Потом: «жизнь без холодильника». Потом, не осознавая, почему, ввёл: «жизнь без смысла». Первые ссылки были религиозные. Вторые – философские. Третьи – рекламные.

В этот момент зазвонил телефон. На экране: «Мама».

–Привет, сынок! – бодро сказала мама. – Ты ел?

–Нет. Холодильник сдох.

–Господи. Ты в порядке?

–Мы оба в каком-то смысле уже не работаем.

–Илюш, ты же знаешь, техника тоже устаёт. Я могу тебе супа привезти.

–Мама, у меня нет холодильника. Где я буду хранить суп?

–Ну ты его съешь.

–Съесть весь суп сразу – это звучит как неудачная метафора жизни.

Мама замолчала. В её паузе был опыт – не философский, а житейский. Она умела варить борщ, справляться с учениками и не верить депрессии, пока не увидит диагноз на бумаге.

–Хорошо, не хочешь – не ешь. Но не голодай назло холодильнику.

Я усмехнулся. У мамы были свои формы мудрости.

Когда разговор закончился, я почувствовал себя не лучше, но ближе к чему-то. К чему – неясно. Я достал мусорный пакет, засунул туда молоко, йогурт, половину мандарина, который, кажется, был свидетелем моего последнего Нового года. Вышел на лестничную площадку и почти столкнулся с соседом.

Тот был, как всегда, в берете, в куртке с пуговицами цвета старого янтаря и с книжным пакетом в руке. Соседа звали Пётр Ильич, он был бывшим театральным критиком и иногда читал стихи прямо на лестнице. Всегда с интонацией будто это завещание, даже если это был Маяковский.

–День добрый, – сказал Пётр Ильич, чуть наклонив голову. – Сегодня хороший день, чтобы потерять что-то ненужное.

–У меня холодильник умер.

–Ну вот, уже начали, – кивнул тот и пошёл дальше, как будто это был ритуал. Он даже посвистывал. Не мотив, а просто воздух сквозь зубы, как будто душа пробовала на вкус утро.

Вернувшись домой, я сел у окна. Пил чай из термоса. Прошёл целый день. Смотрел, как за окном медленно гаснет город, как окна зажигаются, как будто кто-то щёлкает тумблерами внутри огромного организма.

Я записал в блокнот: «Сегодня я ничего не сделал. И это было прекрасно.»

А потом – как бы вскользь – добавил под этим: «Но завтра бы хотелось сделать хоть что-то.»

И это было не планом, не обещанием. Просто пульсом.

Глава 2

Утро второго дня без холодильника началось с того, что я снова открыл его дверцу. Утром ничего не меняется, если холодильник мёртв. Он остаётся таким же большим и белым, но с каждым часом становится немножко менее значимым. Проблема в том, что я не знал, как это – ничего не значить. Особенно когда всё, что ты ждёшь от жизни, это когда нечто выйдет из строя, и ты сможешь спокойно пережить этот момент.

На завтрак я съел пару мандаринов, параллельно поглощая новости в интернете, и понял, что не могу не думать о холодильнике. Он был больше, чем просто мебель. Он был символом моего существования, моим хранителем спокойствия. Не зря я выбрал его ещё в университете – именно тогда, когда холодильники казались мне символом комфорта и независимости. Он был моим первым взрослым выбором. Теперь же я был просто человеком, который живёт без холодильника, как без какого-то фундамента, хотя сам уже давно привык к тому, что опоры – это миф.

Я залил горячий чай в тот же советский термос, который теперь был моим лучшим другом. Термос не ломается, он, как и я, точно знает, что делать в любой ситуации. Это один из тех объектов, которые не требуют ремонта. Он просто работает. Я бы вот так хотел.

На часах было 9:05. Взгляд скользнул по кухне, и я вдруг понял, что в квартире пусто. Совсем пусто. Как если бы кто-то по ночам вытирает её от всего лишнего. Ни холодильника, ни людей. Я открыл окно, и запах улицы обрушился на меня. Снаружи был тот самый апрель – безумно холодный и слегка сыроежечный. И всё равно, воздух был лучше, чем то, что я вдыхал последние недели. Это не было свежим воздухом, это была старость, ускользающая от отчаянных попыток обновиться.

Мой сосед по лестничной клетке, Пётр Ильич, опять был где-то рядом. Я услышал его тихие шаги, его шарканье, которое обычно не заметно, но вдруг всё-таки заставило меня взглянуть через приоткрытое окно. Я увидел его, направляющегося с книжным пакетом к почтовым ящикам. В руках он держал томик стихов. Пётр Ильич, как и обычно, стоял и читал стихотворение, но тут его внимание привлекла странная группа людей внизу, стоящих возле подъезда. Они обсуждали что-то, что напоминало ритуал. Я не знал, что они делают, но они не замечали, как Пётр Ильич стоял в своем берете и снова читал Маяковского. Он был как забытый персонаж в постмодернистском романе.

Я закрыл окно, зажёг свет в ванной и, глядя в зеркало, стал размышлять. Что меня беспокоит больше всего? Тот факт, что холодильник сломался, или то, что я не могу справиться с его отсутствием? Я потёр лицо руками и понял, что не готов искать ответ.

Когда Пётр Ильич всё-таки пошёл, я снова стоял на месте и пытался осознать, как именно мне нужно дальше двигаться. Писать ли текст для клиента? Неужели это важно? Или на самом деле важно что-то другое, что-то, что не имеет названия? Я же не могу приписать смысл вещам, которые они не могут дать.

На кухне я вновь открыл холодильник и снова ничего не изменилось. Всё это свидетельство того, что, возможно, в моей жизни просто не хватает чего-то важного. Это было ужасно – смотреть на этот беспорядок и не знать, что с ним делать. Не мог я его просто выбросить, как и не мог бы выбросить какие-то свои воспоминания.

Я включил свет в коридоре и зашёл в свою маленькую комнату. Всё было так же, как и вчера. Те же книги на полке, та же полураскрытая коробка с письмами, которые я всё никак не мог отправить. Я открыл один из конвертов, и в тот момент, когда я попытался заглянуть в письмо, осознал, что не помню, когда в последний раз писал кому-то. Я закрывал эти конверты так часто, как только мог. Но это было бесполезно. Все мои старания не привели ни к чему, кроме ощущения пустоты. Это было как изучение чужих текстов, но по ошибке, по инерции.

Позвонила мама.

–Илюш, ты чего молчишь? Ты хоть что-то кушал? Всё в порядке?

–Да. Просто я стал немного задумчивым.

–Я знаю, ты переживаешь из-за холодильника. Но ты же понимаешь, что это не самое важное.

–Знаю, мама. Но если этот холодильник не работает, то что тогда работает?

Она замолчала. Несколько секунд тишины, и я понял, что в этом молчании я услышал не только её заботу, но и что-то иное – ту самую твердую уверенность, что проблемы можно пережить, а жизнь, несмотря на всё, будет двигаться дальше.

–Знаешь, Илюш, на самом деле неважно, работает ли холодильник. Важен ты. Ты сам решаешь, как относиться ко всему этому. А если тебе что-то не нравится, ты можешь это изменить.

–Ты права, – сказал я, и почувствовал, как будто что-то в груди чуть освободилось.

Когда мы положили трубку, я с трудом поднялся, включил компьютер и начал работать. Надо было писать эти пресловутые 10 причин для массажа, но мысли снова унеслись в сторону.

Иногда я задаюсь вопросом, что является настоящей причиной, ради которой я живу. И вот тут я понял: не ради холодильника. Не ради работы. Не ради своей гордости. А ради того самого пульса, который заставляет двигаться каждое утро. Чего бы мне ни хотелось, я был жив.

Между тем, мысли о холодильнике, хоть и стали казаться абсурдными, не покидали меня. Всё-таки, как в жизни так бывает, самые непримечательные вещи в какой-то момент начинают диктовать наш ритм, если мы не обращаем на них внимания. Я решил, что мне нужно прогуляться. Иногда для того, чтобы решить какую-то проблему, достаточно просто выйти из своей комнаты. В общем, я взял куртку и выбежал на улицу. Всё вокруг выглядело так, как и полагается в апрельское утро – с унылым солнцем, безлюдными улицами и воздухом, наполненным запахом мокрой земли. В городе царила полная тишина, почти постапокалиптическая. Всё, что напоминало о жизни, это редкие прохожие и шум проезжающих машин. Почему-то мне показалось, что я стал невидимым, что никто меня не видит и не слышит. Это чувство, когда ты выходишь на улицу, и не важно, есть ли у тебя цель, потому что она всё равно не важнее всего остального. Я прошёл по той самой улице, где когда-то в детстве гулял с родителями. Здесь не было ничего, что могло бы напомнить о тех временах. Этот мир утратил свою непринуждённость, свою чистоту. Стены домов покрылись грязью, а подъезды стали похожи на склады старых вещей, с которыми никто не расставался. Но вот и угол, где стоял старый магазинчик. Я зашёл внутрь. Это был тот самый «Продуктовый уголок», который я часто посещал, когда студентом питался одними макаронами и варёной колбасой. И тут я почувствовал то странное чувство, когда оказываешься в месте, которое давно забыл, но оно так знакомо. Всё осталось прежним: полки с консервами, ящики с фруктами, дикая смесь запахов. И продавщица, которая была здесь всегда.

–Здравствуй, Илюша, – сказала она мне, будто ничего не изменилось за эти годы.

–Здравствуйте, – ответил я, чуть смущённо. Я даже не знал, что делать с этим странным чувством возвращения домой.

Я посмотрел на полки и выбрал пакет с орехами. Не знаю, почему я их выбрал. Возможно, из-за того, что они были самыми неприметными, как я сам.

–Как ты? – спросила продавщица, когда я подошёл к кассе. – Давненько не заходил. Всё ли в порядке?

Я прикусил губу, пытаясь выбрать слова. Вот она, та самая преграда – хочется сказать что-то важное, а по-настоящему важно только одно: что всё, что происходит с нами, неизбежно. Мы стараемся это контролировать, а жизнь делает свои поправки.

–Да, всё нормально, – сказал я. – Просто не могу найти свою цель.

Она посмотрела на меня как-то странно, словно ждала продолжения, но потом просто кивнула.

–Понимаю, Илюша. Ты знаешь, мне кажется, что цель – это не то, что ты ищешь, а то, что появляется, когда ты готов её принять.

Я заплатил за орехи и вышел обратно на улицу. Продавщица оказалась права. Всё, что мне нужно было сделать, это открыть глаза. Порой мы так зацикливаемся на том, что что-то не работает, что теряем из виду все те моменты, которые как бы проходят мимо нас. Выхожу на улицу и, уже не думая о холодильнике, чувствую, как город начинает возвращать мне свои части. Тихо, медленно, но верно. Я могу что-то делать. Возможно, не сейчас, но совсем скоро. Возможно, я не буду записывать бесконечные задачи в блокнот, а просто позволю себе быть. Это не значит, что я буду сидеть сложа руки, нет. Я просто позволю себе быть в этом мире, не в поисках смысла, а в поисках того, что уже есть. Когда я вернулся домой, в голове больше не было ни холодного взгляда на сломанный холодильник, ни каких-то мелких обрывков мыслей. Я смотрел на свою квартиру – на стену, которая так долго была пустой, на стол, на старые книги. Всё было на месте, всё стояло как стояло. Просто теперь я знал, что мне нужно что-то изменить, и что это не обязательно что-то глобальное. Я снова записал в блокнот: «Иногда тишина – это не пустота. Это пространство для чего-то нового.» Я на мгновение задумался и добавил под этим: «Возможно, завтра мне станет ясно, что я всё-таки должен что-то сделать.»

Глава 3

Мое утро началось как всегда – с того, что я открыл холодильник и снова увидел пустоту. Знаете, что в этом самое странное? Пустота в холодильнике, как правило, предвещает беду. Это как голова, в которой пусто: не ты её заполнил, а она тебя. Так и тут. Если внутри пусто, значит, ты стоишь перед чем-то важным, что никак не приходит. Но я не был готов к этому. Не потому что был слабо подготовлен или не встретился с этим фактом раньше. Нет. Просто за всю свою жизнь я так и не научился ценить пустоту. Наоборот, я её всегда считал чем-то неприятным, как белый лист, на котором нечего писать, или как те часы, когда ничего не происходит. И вот эта пустота, которую я так не любил, теперь буквально заполнила мою кухню. Я закрыл дверцу, а потом открыл её снова. И так несколько раз. Смешно, конечно. Но порой повторение – это не просто форма учения. Это способ убедить себя в том, что на самом деле ты не один в этой борьбе с пустотой. Моё утро продолжилось стандартным образом: я заварил чай, выбежал на улицу и пошёл в ближайший супермаркет. Не потому что мне было нужно что-то купить – просто иногда супермаркеты становятся теми самыми местами, куда можно сбежать от реальности. Они всегда наполнены вещами, которые нужно покупать, и этот порядок успокаивает. Как жёсткий и непреломный принцип, который ты можешь игнорировать, но он всё равно существует.

Супермаркет – это место, где всё стоит на своих местах, несмотря на кризисы, политику и даже глобальное потепление. Там на полках всегда одинаково лежат пакеты с макаронами, консервы и йогурты. Там ни с чем не поспоришь: ты хочешь помидоров – пожалуйста, помидоры. Захотел мясо – вот тебе мясо. На них не влияют экономические колебания и мировые катастрофы. Они всегда на своих местах. Я скользил глазами по полкам и почувствовал удивительную лёгкость. Не потому, что был в этом мире, а потому что мне удалось понять, что я – это тоже товар. И как товар, я должен найти свою полку. Я замедлил шаг, подойдя к витрине с консервами.

–Что тебе нужно, Илья? – спросил я себя вслух.

Не знаю, почему, но это казалось правильным. Мы все иногда задаём себе вопросы в самых неожиданных местах. А супермаркет – это место, где все вопросы находят ответы. Ну, или просто исчезают. Так или иначе, что-то меняется. Внезапно я почувствовал, что все эти товары на полках не имеют значения. Молоко, хлеб, даже йогурты – всё это однотипные товары, которые никто никогда не ценит, пока они не заканчиваются. Парадокс в том, что когда ты не можешь купить что-то из-за отсутствия этого товара, ты начинаешь понимать, что никогда его не ценил. Или, возможно, даже не знал, что оно существует. С такой же логикой живёт и человек: пока ты здоров, ты не ценишь своё здоровье. Как только ты заболел, начинаешь вспоминать, как всё было идеально. В этом странный цикл человеческого восприятия. Пошёл к кассе и решил взять что-то ненужное, но подходящее. Большая банка оливок. Даже не знаю, зачем. Просто было ощущение, что мне нужно что-то купить, чтобы в голове появилась хоть какая-то структура.

–Спасибо, – сказал я кассиру, взяв банку с оливками и немного удивившись своему решению. Зачем мне оливки? Кому они вообще нужны? Могу ли я назвать оливки символом моей жизни?

Но как только я вышел из супермаркета, в тот же момент меня посетила мысль. Оливки были мне нужны не из-за того, что я хотел их съесть. Оливки были метафорой. Жизни. Вроде бы они не были важны, но, если ты открываешь банку и пробуешь их, понимаешь, что без них, возможно, многое было бы не так полноценно. Точно так же, как без простых вещей в жизни. Я остановился на углу, прислонился к стене и посмотрел на мир вокруг. Это было странное ощущение. Будто ты стоишь на краю всего, но при этом понимаешь, что нужно двигаться. Шаг за шагом. Не потому что ты обязан, а потому что так устроена жизнь. Она не жёсткая и не мягкая. Она просто есть. Тогда я вспомнил про холодильник. Ну, точнее, про то, как его отсутствие теперь неизбежно стало частью моего дня. Как оно стало частью меня. И вот, знаете, что я понял? Он был в моей жизни до тех пор, пока я не захотел его поломать. Теперь это просто одно из проявлений нашей реальности. Много ли вещей мы на самом деле выбираем? Или мы просто существуем в этом потоке, пытаясь найти себя между выбором и действием? Пройдя по улице, я зашёл в свою квартиру и снова посмотрел на пустую кухню. Это было довольно абсурдно: на полках стояли оливки, а холодильник был мёртв. Жизнь как она есть. Не та, которую я представлял себе раньше, а та, что была прямо передо мной. И как бы я не пытался обмануть себя, я понимал, что эта пустота была настоящей. И она не была плохой. Она просто была. Я сидел за столом, глядя на тишину вокруг, и вдруг, в тот момент, мне стало не до философии. Я поставил оливки в шкаф и подумал: может быть, в следующий раз стоит купить что-то более… нужное? Или это тоже не имеет значения? Всё-таки всё зависит от того, насколько ты готов к переменам. А холодильник… холодильник просто был очередной попыткой заглушить пустоту. Пытаться заполнять пространство, хотя это невозможно.

Задавать вопросы, которые не требуют ответа – тоже часть игры.

Я поставил чашку с чаем и открыл окно. Воздух был прохладным, но не свежим. В нём чувствовалась отравленная пыльца весны, подкрадывающаяся не в шутку. Солнце, как и всё в этом мире, будто пыталось убедить меня, что сегодня ещё не конец. Но я знал: оно только начинает свой путь к закату, и всё, что будет дальше, – это иллюзия. Так вот, стоя у окна, я понял, что одно из самых тяжёлых испытаний в жизни – это не выдержать молчания. Когда ты начинаешь слышать всё, что происходит вокруг, и при этом ничего не можешь изменить. Это чувство, когда ты смотришь на людей, работающих, живущих и даже ссорящихся, и вдруг осознаёшь, что всё это может быть лишним. Но кто я такой, чтобы судить? На кухне стоял мой термос. Парадоксально, но именно этот тяжёлый советский термос как-то стабилизировал моё существование. Он был частью моей жизни, частью моей истории. Я не знал, почему, но на фоне всё того же холодильника, он стал чем-то вроде якоря, с которым я ассоциировал стабильность. Хотя, если подумать, даже термос, как и холодильник, в какой-то момент может сломаться. Всё ломается, всё приходит в негодность. И вот что интересно: ты всё равно продолжаешь пользоваться тем, что осталось. Я почувствовал, как внутри меня зарождается странное, почти магическое ощущение: что, возможно, весь этот мир – это просто тест на выживание. Не физическое выживание, а выживание в состоянии пустоты. И что если вот эта пустота – и есть то место, в котором я должен был бы быть? Возможно, я был бы счастлив, если бы научился быть комфортно пустым. Не полностью, но хотя бы частично. Ведь быть заполненным этой постоянной шумихой вокруг – это тяжело. И иногда кажется, что самое большое благо – это именно тишина, в которой ты можешь найти себя. Я решил, что мне нужно пойти к Петру Ильичу. Знаете, бывают такие моменты, когда ты понимаешь, что хочешь поговорить с кем-то, кто не будет спорить с тобой, кто не будет требовать от тебя объяснений. И Пётр Ильич был таким человеком. Иногда мне казалось, что он знает всё на свете. Даже если и не знает, он точно не спешит с выводами. Он был как мудрая сова, сидящая на ветке и спокойно наблюдающая за происходящим. И мне было с ним легко. Он, как всегда, сидел в своей квартире в кресле, окружённый книгами, которые он читал по несколько раз, потому что для него не существовало «первый раз». Каждая книга была как старый знакомый, с которым он никогда не расставался.

–Илюша, – сказал он, как только я вошёл, – ты сегодня как-то странно выглядишь. Тебя жизнь опять не радует?

–Нет, – ответил я, присаживаясь. – Жизнь-то как раз не плохо. Просто холодильник умер. Это заставляет задуматься.

Пётр Ильич засмеялся. Ему всегда было смешно, когда я начинал философствовать.

–И что, ты думаешь, что это знамение? Холодильник не просто сломался, а показал тебе смысл жизни?

Я тоже усмехнулся. Но мне стало легче. С Петром Ильичем не нужно было притворяться. Он знал, что я думаю, до того, как я сам это осознаю.

–Вроде бы да. А может, я просто ищу какой-то смысл в том, что я не могу найти. Ты знаешь, мне иногда кажется, что смысл жизни – это как холодильник. Он есть, пока работает, а как только ломается, начинается куча вопросов, на которые нет ответа. Ты понимаешь, о чём я?

Пётр Ильич кивнул и снова уселся в кресло, слегка прищурив глаза.

–Конечно. Ты знаешь, Илюша, многие так и живут. Они ищут смысл в вещах, а потом понимают, что смысл скрывается в них самих. Но не стоит слишком серьёзно относиться к этим пустым вопросам. Иногда важно просто сидеть и смотреть. Это тоже часть жизни.

Я помолчал, почувствовав, что Пётр Ильич опять оказался прав. Когда ты начинаешь искать ответы на все вопросы, ты часто забываешь, что ответ может быть прямо перед тобой, в самой тишине. В этом моменте. Как и холодильник, который просто стоял и молчал, пока я пытался что-то понять.

–Ну да, – сказал я наконец. – Но всё равно, мне не нравится эта пустота.

–Нормально, – сказал Пётр Ильич с улыбкой. – Но она учит. Она учит смотреть по-настоящему. И если ты научишься быть с пустотой, ты станешь сильнее.

Я задумался. Может быть, и правда. Может, нужно научиться быть в этом пространстве, когда всё исчезает, и ты остаёшься наедине с собой.

–Ты прав, Пётр Ильич, – сказал я. – Но иногда мне кажется, что я просто жду, когда мне скажут, что делать дальше.

Пётр Ильич покачал головой, как будто это было очевидно.

–Илюша, – сказал он, – жизнь не знает, что делать дальше. Она просто идёт вперёд. А ты вместе с ней. Не нужно ждать, что тебе скажут. Иногда важно просто идти.

Я встал, поблагодарил его и пошёл домой. И хотя всё вокруг оставалось прежним, я почувствовал, что что-то внутри меня изменилось. Я перестал искать ответ на главный вопрос – что делать? Я решил просто быть.

Я вернулся домой. Квартира по-прежнему стояла в том же состоянии, в котором я её оставил. Похоже, что холодильник, несмотря на свою смерть, продолжал оставаться самым важным объектом в этой кухне. Я ещё раз подошёл к нему, открыл дверцу и опять закрыл. Он всё так же молчал. Не пытался компенсировать своё молчание каким-то звуком, как это делают люди, когда не могут выносить тишину. Он просто стоял. Знаете, мне иногда кажется, что вещи тоже учат нас быть тише. Мы часто зацикливаемся на своих словах, на том, как будто слова решают всё, но потом начинаем замечать, что молчание гораздо мощнее. В какой-то момент ты понимаешь, что слова – это такие камушки, которые ты подбрасываешь в воду, чтобы они сделали круги на поверхности. А вот молчание – это сам океан. Он существует всегда, и он не нуждается в объяснениях. Я сел на стул, поглаживая подбородок. Порой думал, что лучше бы вместо стула был какой-то более глубокий объект для раздумий. Может быть, кресло с встроенным джакузи или бархатный диван. Но стул был стулом. Простой и доступный. Зачем усложнять, если можно просто сидеть и думать? Моя рука сама потянулась к термосу. Чай? Или всё-таки что-то посерьёзнее? Солнце давно уже село, и всё вокруг начало затихать. Тихо, не потому что вечер. Тихо, потому что это состояние стало нормой. Странно, но с каждым годом, мне казалось, что мир вокруг становился всё тише. И это не имело никакого отношения к музыке или громким разговорам. Это было нечто другое. Это было ощущение, что сам мир не знает, что ему делать с нами, с теми, кто постоянно пытается найти что-то важное в том, что не имеет значения. Я вылил остатки чая в раковину, осознав, что мне опять нечего пить. Всё вокруг будто ожидало какого-то финала. Но я не знал, какой он будет. Жизнь, наверное, не поддаётся финалу, как не поддаются подытоживаниям. Это точно. Я встал, решив хотя бы немного «сделать» что-то. Навел порядок в комнате. Положил на место несколько книг, сдвинул стул, чтобы освободить место для воздуха. Тот самый воздух, который мне всегда казался слишком близким. Вот так, я понял, мы все живём. В постоянной борьбе с пустотой, с этим воздухом, с этой тишиной. В дверях послышался знакомый звук ключей. Это была моя соседка. Марианна. Жизнь с ней – это отдельная история. Каждый её приход – как спектакль, который ты не можешь посмотреть дважды, но он почему-то каждый раз тебя удивляет.