Читать онлайн Постбальзаковский возраст

Персонажи собирательные, все совпадения случайные.

И вот последний день октября. Будильник отодвигать дальше уже нельзя. Инга, конечно, слышала о людях, которым хватает сорок минут на сборы, но не понимала, как такое вообще возможно. Бесплатное лето давно и бесповоротно кончилось. Как там с нарядами? Не с теми, о которых папа говорит на работе, а с теми, которые надо обновлять каждый сезон. Лето кончилось давно, как и ранняя осень. Придётся надевать то, что вышло из моды. Ведь родители сказали, что настоящим философам, которые ищут себя больше года, мода не нужна. И что странно противостоять обществу в виде старших и при этом слепо вестись на мнение блогеров.

Сегодня первый учебный день. Первое сентября с мокрым снегом. Диплом маркетолога лежал в коробке с документами. Красный, 5,0. Полностью оплаченный. Полученный год назад. Профессия, выбранная стихийно на исходе гэпа – паузы после школы, которая ничем и не запомнилась. Все ещё удивлялись, как сериальчики помогут выбрать профессию, а потом на исходе приёмной комиссии запихнули туда, куда получилось. В школу когда-то пошла тоже в восемь лет, хотели продлить детство. И сейчас на дальнейшие отсрочки не соглашались.

Всё, баста самовыражениям. Раньше надо было думать и выбирать. А не тогда, когда обросла кредитами, ладно бы на что-то нужное, но на современную моду – это что-то. Просрочки по платежам – не просрочка сессии в вузе, где бьются за контингент. Звонки и письма родителей не обрадовали. Был семейный совет с тяжёлыми лицами, на котором выяснили, что Инга сама по себе не глупая, просто сильно избалованная с детства. И для привитой с детства картины мира ведёт себя соответственно. Но эта модель потерпела крах, да и кредиты втайне от тех, кто содержит, сильно не порадовали. Поэтому Инга отправляется учиться на дежурную по станции метро.

Лёшу вообще отправили в армию. Прямо из платной магистратуры, отказавшись платить. Сказали, что надоели выкрутасы, пусть в четырехмерном пространстве играет в храброго воина в компании таких же. Инга ещё над ним смеялась. А теперь что, смеяться над собой? И тоже, как и Лёша, в частных клиниках она оказывалась насквозь больная, а в государственных – удивительно здоровая. Да и вылечивали на самом деле почему-то быстрее.

Утро неумолимо наступало. Такси – это для богатых, поэтому выйти попозже не получится. Автобус ждать не будет. Хотя это только первый раз, потом денег не хватит и можно будет идти на электричку быстрее рассчитанного по Яндексу времени. Хотя это вариант не для каблуков. Поэтому в любом случае выходить раньше надо. Чем пожертвовать в сегодняшних сборах? Всё жалко. И маску, и стрелки. Колготки порвались ещё. И вторые. Ноготь сломался. Может, это знак?

У общественного транспорта есть неоспоримый плюс: вызывать не надо. Не нужен телефон с приложениями, достаточно одной лишь карты. Встанешь на остановку – сам появится. Вообще, почему теперь нет свободных денег? Только на проезд и на еду. Инга что, ребёнок? Мама сказала, что у взрослых и обязанности. А права как у взрослого и обязанностей никаких – это инфантильность. Свободен тот, кто свои запросы оплачивает. Да и учиться надо, а не ерундой заниматься. Сессию уже не купишь, да и программа серьёзнее, ведь цель – не продлить детство на годы, а дать работу людям.

Актовый зал напоминал театр. Ну точно первое сентября! Только административные моменты не для родителей, а для самих. Завтра на час раньше явиться на практику, а послезавтра вечером. Чтобы посмотреть, подойдёт ли. Инга заранее была уверена, что не подойдёт, и думать тут нечего. Зачем ей быть с людьми вокруг, которые выглядят явно старше? Тут одни мамины ровесницы. Мама хотела – вот и устроилась бы на вторую работу. А Инга молодая. Что с ними общего? Включить интроверта, что ли?

Денег на автобус нет. Вика Клочкова хотя бы могла доехать. На допотопную маршрутку ей хватало. А Инге на комфортабельный автобус – нет. Идти вроде прямо, дорогу по привычке невозможно запомнить. Один столб, другой, бесконечный серый забор.… Сколько там, три километра? Время по стрелочным часам Инга определять не умела, поэтому казалось, что шла где-то час. Да и как вообще, если обувь для ходьбы не предназначена? Вот дефилировать – другое дело.

Вот и станция. Наверху ничего нет, сразу ныряешь. Это Инга или кто-то другой? Если Ира или Наташа едут в метро, никто на это не обратит внимания. Никому это не интересно. А вот если Инга… Да это как отличник, получивший единицу! Кошмар, падение, плохие прогнозы! Теперь-то понятно, почему отличница Оля так уливалась слезами над четвёркой. Потому, что для неё это было так же страшно важно, как и для Инги гламур. Голова завертелась в разные стороны: не видит ли кто? Хотя нет, их всё равно здесь нет. Поэтому Инга осталась наедине со своими чувствами.

Странно как-то всё это. Может, сон? И то, что за границу не ездили уже давно, послушав историю застрявших там знакомых – тоже? Инга думала, что застрять за границей – это романтично, богатые условия и возможность получить гражданство. А оказалось, что это миграционный изолятор, где условия так себе и про демократию почему-то забыли. Прожили там все деньги и больше ни ногой. Инга шла домой пешком с электрички и не переставала думать.

Можно ли считать обновкой то, что дала мама? Ведь на практику в неустойчивой обуви просто не пустят. Опасно. А устойчивой у Инги не было уже давно. Что ж, придётся привыкать. Наступать, как дома. Хоть и говорят, что каблуки вышли из моды, видимо, мода существует не одна-единственная. Как же непривычно всё это! До этого Инга была пассажиркой в метро в далёком детстве, один раз, когда не было возможности доехать на машине из-за великой пробки, коих, впрочем, в нулевые было как отличников в платной школе.

Так-то героически в них стояли, закладывая по два-три часа. А ещё один раз, уже позже, Инга так опоздала на самолёт. Мама велела ехать на электричке, потом в метро и на автобусе, что самовольно было заменено на дорогущее такси. Конечно, осенняя погода, конечно, час пик, таяли минуты, к регистрации успевалось всё более впритык. Мама звонила:

– Не слышу, какую станцию проезжаешь?

– Никакую. Я на такси.

– Прощайся с билетами!

Почему-то именно сейчас это вспоминалось.

Инге не было интересно. Милой руководительнице пришлось уговаривать, что без практики просто не получится понять дальнейшую программу. Три маминых ровесницы с чистым лицом и свободными короткими ногтями говорили, что лучше бы тысяча глупых вопросов, чем такое безразличие. Предполагали даже какую-то жизненную драму, связанную с этой профессией. Ночь прошла так же. Ничего не удивляло, ничего не хотелось рассмотреть подробнее. Но ноги после смен почему-то не уставали и не болели.

На следующий день надо ехать на занятия в другое место. Замоскворецкая линия, раньше Горьковско-Замоскворецкая. И как только запомнилось? Что ж, и не такое придётся запоминать. Хотя где-то читала, что при жизни человека его память не может закончиться. Двери вагона жёстко закрываются. И гул, рёв, ощущение полёта и невероятной скорости. Что-то из прошлого, из детства. Хотя номерные перестали выпускать в 2010 году.

Мама была всё-таки права. Профессия за четыре месяца – не то же самое, что за четыре года. И цель стоит именно научить. Сложно! Голова кипит просто. Всё это обязательно пригодится, здесь нет общеобразовательных предметов. И вообще, официальных заведений гармонического развития кроме школы не существует. Стрелки, сигналы. Не тот склад ума. А для гуманитарного Инга слишком не любит читать. Что вообще её? Только развлекаться? Условно освоенная профессия не в счёт.

Здесь в начале занятия спрашивают всех. Сознание Инги колыхалось: с одной стороны, ты как все, в массе, с другой – надо куда-то деть стеснение на пять – десять минут ответа. В институте никого не спрашивали, кто вообще хотел отвечать, хотели учиться и уходили в государственные вузы.

– Что говоришь так тихо и медленно? – в первый же раз спросила преподавательница.

– Я интроверт.

– Ты будешь на станции, рядом поезда. Тебя не будет слышно, а люди должны слышать.

На новой неделе старый корпус. И много-много будущих коллег вокруг. Что они такие весёлые? Не траур, что ли, в такую унылую погоду тащиться каждый день к девяти, чтобы в перспективе была нелюбимая работа? И даже никакого выпускного. Инга стала вспоминать свои выпускные. И не могла. Ни школу гармонического развития, заменившую детский сад, ни началку. Вручение того, что давно выбросили при расхламлении, ведь это не документы. На аттестатных выпускных были пьяные родители. Запомнилось лучше всего только то, как мама билась за дорогие варианты. Мама, жалевшая о свадьбе в кредит.

В столовой Инга уселась рядом с работниками, пришедшими на периодическое дополнительное обучение. Почему они не грустные? Ладно новенькие ещё не вполне знают, что их ждёт, но эти-то должны всё понимать. Как-никак не первый десяток лет, как говорят. Вот сидят эти дежурные у эскалатора, и что-то им всё весело. Как так? Настолько смирились? Или за жалобы накажут? Ныть здесь запрещено? Иначе как ещё объяснить сам факт такого большого количества довольных людей? Да их здесь больше, чем когда-либо вообще видела Инга.

Одни женщины в группе. Как в монастыре. И следующей по возрасту после Инги тридцать четыре года. Ну вот как быть? Хотя, похоже, они не замечают, что у Инги устаревшая одежда. Или делают вид? Может, шепчутся? Над чем сейчас смеются? А куда сейчас смотрят сидящие сзади, неужели на доску или схему? Это, видимо, выдуманная причина. Инга вертелась по сторонам и получала замечания. Да, быть немодным поколением икс намного дешевле и проще. А если бы Инга была такая?

Это взрослые из детства Инги. Тогдашние тридцатилетние. Родители, взрослые из сериалов нулевых. Тогда это был бальзаковский возраст, сейчас – постбальзаковский. Тогда они были гламурные, что ли. А сейчас – нет. Может, устарело, поняли, что это плохо, вот и запрещают своим детям? Одна вот бывший учитель танцев, раскаивается, что портила здоровье ученицам, а потом оно испортилось у неё самой. Другая «героически» ходила на каблуках и в тонких колготках, а теперь жалуется на боли. Кредиты, растраченные годы – если бы молодость знала.