Читать онлайн Этим утром эфир молчит

Предисловие от автора

Несмотря на то, что данная история логически и хронологически является второй новеллой из цикла о буднях детективного агентства «Тоёхира», она, в отличие от предшествующей ей «Голове иваси» куда больше нацелена на раскрытие главных героев, нежели на решение загадки убийства. Как автор, я прошу прощения, что не соблюла подобный жанровый баланс в первой новелле, поскольку во время ее написания еще не предполагала, что ей предстоит стать частью цикла.

Поскольку здесь фигурирует значительное количество действующих лиц, для удобства я приведу их список ниже:

Нисикава Тэцуо (35 лет) – сотрудник частного детективного агентства «Тоёхира»

Китамура Нэцуми (35 лет) – сотрудница частного детективного агентства «Тоёхира», бывшая одноклассница Тэцуо

Кохэку Араи (27 лет) – сотрудник частного детективного агентства «Тоёхира»

Фудзивара Масахико (29 лет) – дневной радиоведущий на радиостанции «Кита но сюто»

Окамото Кацуми (28 лет) – ночной радиоведущий на радиостанции «Кита но сюто»

Сугияма Юи (22 года) – девушка Окамото Кацуми

Нисикава Дзиро (28 лет) – родной младший брат Тэцуо

Господин Нисикава – отец Тэцуо

Дабы не раскрывать дальнейший сюжет, я не буду сообщать об этих персонажах никакой дополнительной информации. Помните, что у вас есть шанс догадаться о произошедшем раньше, чем это сделают главные герои, но если вы здесь исключительно ради того, чтобы развлечь себя историей, произошедшей в Японии конца двадцатого века, надеюсь, мне удастся исполнить это желание.

Сэйдж.

Март 1988, Саппоро, Япония

Нельзя сказать, что Китамура Нэцуми относила себя к тому сорту людей, которым была неприятна тишина: ей нравилось, что соседняя квартира в общежитии пустовала, поэтому не приходилось иметь дело с шумными соседями. Ей нравилось, когда Тэцуо и Араи уходили из офиса на обед, оставляя ее наедине с монотонным жужжанием ламп. В конце концов, ей просто нравилось, когда вокруг не было лишних звуков, которые перебивали бы поток ее мыслей.

Но иногда и тишина могла действовать на нервы. Подобно тому, как раздражает невовремя перегоревший фонарик, привычные звуки своим отсутствием вызывали у Нэцуми неприятное чувство тревоги. Поэтому, когда вместо какой-нибудь ненавязчивой попсы или прогноза погоды радио в ее темно-синей Субару извергло молчание, Китамура не могла скрыть гримасы разочарования. Она стояла на светофоре на пятнадцатой хигаси, жутко опаздывала, и больше всего в это утро ей хотелось просто немного послушать радио перед работой. Оторвав левую руку от руля, она покрутила колесико, подумав, что поймала не ту волну, но электронное табло показывало верные цифры – волна 88.7, радио «Кита но сюто», то же самое радио, которое она слушала последние пять лет, после того как случайно наткнулась на их эфир, пытаясь помочь пожилому соседу снизу с радиоприемником. Манипуляции с магнитолой ни к чему не привели, чем вызвали у Нэцуми еще одну вспышку негодования.

Сзади посигналили.

– Еду, черт вас побери! К чему так сигналить? – выругалась Китамура, кидая мимолетный взгляд на зеркало заднего вида. – Рановато для этого дерьма, – добавила она для себя, вжимая педаль газа в пол. Радио продолжало молчать, не было даже шипения или помех, и это раздражало еще сильнее. Ладно бы, дело было в технических неполадках на станции, но ведь все выглядело – звучало – именно так, будто дикторы пришли с утра в студию, включили микрофон и просто… оставили его в пустой комнате? Бред.

«Как будто нарочно», – подумала Нэцуми, паркуясь на стоянке у офисного здания. Пока на Хонсю уже высыхал асфальт, а на Сикоку и Кюсю вовсю распускались цветки сакуры, на Хоккайдо март принес только дождь, смешанный с последним снегом и холодные порывы ветра со стороны моря. Противнее погоды не придумаешь. Китамура запахнула на груди красивую, но короткую кожаную куртку и впервые за несколько лет задумалась о том, чтобы на Золотую неделю взять отпуск и махнуть на Рюкю. А лучше накопить денег – и на Гавайи, на другой конец океана. Будет пить там коктейли, лежать в шезлонге и, может быть, закрутит какой-нибудь курортный роман, который обязательно обернется расставанием, потому что окажется, что у него дома, в Миннесоте, жена и двое детей, очаровательных близняшек…

С мыслями о несостоявшемся романе с гипотетическим отцом двоих детей Нэцуми миновала коридор банка, заканчивающийся узкой лестницей и лаконичной табличкой «Частное детективное агентство Тоёхира – второй этаж», и достала из кармана связку ключей. Все сегодняшним утром шло наперекосяк, начиная с закончившейся в тюбике зубной пасты и заканчивая молчащим радио, и Китамуре хотелось рвать и метать, но она утешала себя мыслями о том, что среда должна пройти спокойно – никому же не придет в голову изменять жене в среду? Или грабить банк? Или делить бизнес? Дурацкий день для преступления – среда, так ведь?

Она уже представила, как неспеша разложит свои вещи, проветрит прокуренное Тэцуо помещение, польет цветы, потом возьмет себе дешевый кофе в автомате внизу и будет весь день разбирать почту и старую документацию, и слушать радио, и никто ее не потревожит, и…

Лакированные туфельки на с тонкими ремешками замерли на верхней ступеньке лестницы в тот момент, когда Нэцуми уже успела подумать о том, что возьмет себе на обед в комбини через улицу.

Мечтать не вредно.

На полу, прямо у офисной двери, сгорбившись и поджав ноги, сидел мужчина. В руки, сложенные на коленях, он спрятал лицо, поэтому со стороны казалось, будто он спит или плачет. Одет незнакомец был весьма аляповато – цветастая рубашка, широкие брюки цвета хаки и гэта на некрасиво больших ступнях. Дурацкое сочетание для любого времени года, но в особенности – для холодной северной весны. Нэцуми нерешительно пожевала губу, рассматривая мужчину и мысленно прикидывая, не стоит ли ей спуститься вниз и поискать в банке пару-тройку сильных крепких любителей выкидывать бродяг из офисных зданий. В процессе раздумий она неосознанно вздернула руку к волосам – висящая на пальце связка ключей звякнула, и незнакомец поднял голову.

Завидев Китамуру, в нерешительности застывшую в паре метров от него, мужчина вскочил, после чего сразу же нахмурился и кивком головы указал на табличку с часами работы на двери.

– Написано, что вы работаете с девяти, – вместо приветствия пробубнил он. В свете ламп он выглядел моложе и как-то безопаснее, чем показался на первый взгляд – заспанное лицо, отросшие волосы, сожженные осветлителем на концах, мешки под глазами, но ничего, что выдавало бы в нем бездомного или сумасшедшего. Просто злой работяга, у которого, наверное, тоже не задалось утро. – А сейчас уже двадцать минут десятого.

Что-то в его хриплом недовольном голосе было знакомым. Нэцуми зацепилась за эту мысль, чтобы не дать ей ускользнуть, и согнулась в поклоне.

– Прошу прощения, – с максимальной вежливостью, которую ей удалось из себя выдавить, произнесла Китамура. – Мне очень жаль, что заставила вас ждать. Прошу, проходите.

Все еще пытаясь выкинуть из головы предрассудки касательно раннего посетителя, Нэцуми нашла в связке нужный ключ и отворила дверь, пропуская гостя вперед. Оглядев оставленный Араи бардак (она убьет его однажды, честное слово), Китамура уже приготовилась извиняться, но мужчина, кажется, не обратил никакого внимания на беспорядок – сразу уселся на стул перед одним из столов, закинул ногу на ногу и сгорбился, нетерпеливо стуча подошвой гэта по ковролину. Нэцуми затворила за собой дверь и опустилась в кресло напротив посетителя, отчаянно пытаясь нацепить на лицо маску образцового сотрудника.

– Для начала, представьтесь, пожалуйста.

Мужчина сгорбился еще сильнее и посмотрел на Нэцуми исподлобья.

– Это обязательно?

– Я должна знать, как к вам обращаться, – как можно более мягко произнесла Китамура, хотя внутри все кипело от злости. – К тому же, политика компании не позволяет нам рассматривать анонимные заявки…

Незнакомец скривился, но все же сделал над собой усилие и произнес:

– Фудзивара Масахико.

– Очень приятно, господин Фудзивара, – Нэцуми выдавила улыбку. – Меня зовут Китамура Нэцуми. Что привело вас в «Тоёхира»?

Фудзивара шумно вдохнул. Длинное плоское лицо выдавало в нем южанина, и это заставило Нэцуми, мать которой была уроженкой Фукуоки, проникнуться к нему чуть большим сочувствием, чем он, по ее мнению, заслуживал.

– Мой коллега… – неуверенно начал он, после чего запнулся и сделал еще один вздох. Китамура доброжелательно кивнула, показывая, что она слушает. – Мой коллега, Окамото Кацуми… он мертв.

Повисла пауза.

«Гавайи!» – заорало подсознание Нэцуми. – «Хрен с ней, с Золотой неделей, бери отпуск, пакуй чемоданы и отчаливай сейчас!»

– Я соболезную, – на автомате выдала Китамура и потянулась за листком бумаги, чтобы записать только что полученную информацию. – И, судя по тому, что Вы здесь, вы полагаете, что умер он не своей смертью.

– «Полагаю»? – горько усмехнулся Фудзивара, подняв на Нэцуми затравленный взгляд, и Китамура мысленно дала себе в лоб. То, что она приняла за бестактную несговорчивость, на деле было состоянием шока – бедняга, весь в холодном поту и с дрожащими губами, просто пытался не впасть в истерику, но конечно, она была так занята своим раздражением… – Когда человек лежит на полу в луже крови, я более, чем уверен, что он умер не своей смертью.

«Ну почему это вечно случается в мои смены?» – мысленно всхлипнула Китамура. – «Почему никого не убивают, когда Тэцуо или Кохэку в офисе?»

Как будто все преступники Хоккайдо знали ее рабочее расписание.

– Ладно, ладно, успокойтесь, – миролюбиво проговорила Нэцуми и встала со стула, чтобы налить гостю воды из кулера в углу – новой гордости их офиса, на которую они скинулись, когда стало невыносимо каждый раз спускаться на первый этаж, чтобы утолить жажду. Налив воды в пластиковый стаканчик, она протянула его Фудзиваре и вернулась в кресло. – Для начала, где вы работаете?

Масахико сделал несколько мелких судорожных глотков и поставил стаканчик на стол.

– Я диктор, – выдавил он, и Китамура почувствовала, как у нее перехватывает дыхание. – На радио «Кита но сюто». Вы, наверное, такую не знаете, у нас мало что интересного – в основном в эфире музыка, но по утрам и по вечерам новости города и иногда ток-шоу… В общем, на фоне «Саппоро-сити FM» слушателей у нас маловато, да, но это не имеет значения, наверное…

Он замолчал, нервно кусая внутреннюю сторону щек, а Нэцуми откинулась на спинку кресла и уставилась на столешницу, вертя в пальцах карандаш. Это было самым дурацким из всех возможных совпадений, но выходило, что причиной утренней тишины в эфире была… смерть одного из дикторов?

– Пожалуйста, – она попыталась взять себя в руки и выкинуть из головы наплывающие друг на друга мысли. Когда это произошло? Она вскочила с кровати, осознав, что проспала будильник, а убитый уже был на рабочем месте. Она в спешке чистила зубы, за неимением резинки придерживая волосы рукой, а он, как и она сама несколько минут назад, наверняка был занят планированием своего дня. Она стояла на светофоре, проклиная все сущее, а бедняга уже был мертв… Нужно было выкинуть из головы собственное утро и сосредоточиться на рассказе. – Расскажите подробнее, как Вы узнали… Это Вы его нашли?

Фудзивара еле заметно кивнул.

– Наше радио вещает круглосуточно, – начал он, и Нэцуми кивнула, едва не перебив клиента неосознанным «я знаю». – Большую часть дня присутствие диктора в студии не требуется – эфир занимают заранее записанные сборники музыки, и только штатный техник Маруяма иногда заходит, чтобы проверить не прервалось ли вещание… поменять кассету… ну знаете, всякие такие аспекты. Но рано утром, в обед, вечером и час после полуночи мы выходим в эфир – Окамото вещает… вещал ночью и ранним утром, а я – днем и вечером. В основном это дайджесты новостей, иногда интервью… Окамото еще зачитывал прогноз погоды и гороскоп на день. Простите, вам, наверное, не интересно это слушать?

– Все в порядке, – заверила Китамура. Ей было интересно. Ей было настолько интересно, что она слушала эту волну на протяжении нескольких лет – по пути на работу и за приготовлением ужина, в ванной и во время бессонных ночей. Она знала их расписание. Она привыкла к их голосам. И ей никак не удавалось уложить в голове тот факт, что один из них замолк навсегда, а она только сегодня узнала имя его обладателя. – Продолжайте.

– Но на этой неделе Маруяма заболел, поэтому мы с Окамото договорились, что будем сами следить за исправностью техники. Не самая трудная работа, у нас практически никогда не случалось накладок. Ну так вот, мы договорились, что он будет сидеть до утреннего эфира, потом приду я и сменю его – до вечернего. Все равно других планов на день у меня не было. И вот, сегодня утром я прихожу – Окамото уже должен был покончить с прогнозом погоды, – открываю дверь в студию, а он лежит на полу в луже крови, и… у меня не хватило сил долго его рассматривать, я сразу рванул сюда.

Нэцуми оторвалась от пометок на бумаге и обеспокоенно взглянула на собеседника.

– То есть… Вы не вызвали скорую?

– Нет.

– И полицию?

– Тоже нет.

– Почему?

Собственный вопрос казался Нэцуми резонным ровно до того момента, как Фудзивара замолчал и, отведя глаза, съежился на стуле. Она уже видела этот взгляд – у бизнесменов, которые просили разобраться с бесчестными конкурентами, не привлекая стражей порядка, у обаятельных женщин в дорогих платьях, чьи пропавшие сумки никак нельзя было доверить полиции. Взгляд людей, которые предпочтут помощь малоизвестного частного агентства встрече с представителями закона. Взгляд людей, у которых с этим самым законом не все было в порядке.

Китамура привыкла к нему, но совсем не ожидала застать его в глазах рядового диктора на радио.

Что ж, ладно.

Приходиться работать с тем, что есть.

– Должна уточнить, – выдохнула она, пытаясь сделать максимально бесстрастный вид. – Вы пытаетесь защитить себя или вашего коллегу?

– От чего защищать человека, который лежит мертвым на полу радиорубки? – сглотнул Фудзивара.

– Ясно… – на автомате протянула Нэцуми, попутно обдумывая, какого именно рода у ее посетителя могли быть проблемы с законом, и стоило ли ей вновь начать его опасаться, но ее мысль оборвалась, зацепившись за упущенную ранее деталь. – Вы сказали, «лежит»? Не «лежал»?

Мужчина кивнул, опустив взгляд и принявшись выкручивать пальцы.

– Господин Фудзивара, – Китамура понизила голос. – Он что… все еще там?

– Я же сказал вам! – рявкнул собеседник, заставив Нэцуми рефлекторно откатиться в кресле назад. – Я же сказал, – повторил он уже спокойнее. – Я не вызвал ни скорую, ни полицию. Сразу рванул сюда.

– Должна спросить, – совладав с собой, Китамура подвинулась обратно к столу. – Как вы узнали про наше агентство?

– Это так важно? – огрызнулся он.

– Вы, кажется, не сильно раздумывали, прежде чем прийти сюда.

– Ладно, черт возьми, не пойму, для чего Вы тянете время, но раз уж Вам интересно, месяц назад мы брали интервью у полицейского и спрашивали его мнения касательно частных детективных агентств… Среди прочих он назвал и ваше – я поискал потом из любопытства в газетах, запомнил адрес. Довольны? Я же не думал, что пригодится…

Сделав мысленную пометку потом узнать мнение стражей закона касательно частных детективных агентств, Нэцуми кивнула.

– Простите, я просто обязана спросить это, согласно протоколу, – соврала она, стараясь не выдать испуга, и замолчала, уставившись в бумаги. Ей нужно было время, чтобы придумать достойный выход из ситуации. Очевидно невменяемый человек врывается в их офис, адрес которого он совершенно случайно запомнил из газет. Именно в ее смену. Ну что это за жизнь такая?

– Так вы пойдете со мной? – кашлянул Фудзивара, когда Нэцуми почти придумала, как позвонить в полицию, не вызвав подозрений. – На место преступления? Пожалуйста, госпожа Китамура, Вы – моя последняя надежда.

Нэцуми подняла на него взгляд и внутри у нее чувство долга схлестнулось с инстинктом самосохранения. Он пришел за помощью – и она должна была помочь. Он вел себя странно – но кто бы не вел, увидев смерть коллеги? У него были проблемы с законом – но она до сих пор не выяснила, какие именно, и это одновременно и давало ей повод его опасаться, и не позволяло этого делать.

Китамура сделала глубокий вдох.

Если она и после этого не выберется в отпуск…

– Поедем, – заключила она, вызвав на лице у собеседника неподдельное облегчение. – Но есть пара условий.

– Я слушаю, – Фудзивара с готовностью кивнул.

– Мы поедем на моей машине.

– Я пришел пешком.

– Мы вызовем скорую помощь, как только прибудем туда.

Мужчина потупил взгляд.

– Хорошо, – согласился он после непродолжительного молчания.

– И наконец, – подытожила Нэцуми, протягивая руку к телефону на углу стола. – Мне нужно сделать пару звонков.

Черта с два она поедет туда одна.

Араи почему-то был доволен как слон – Нэцуми завидела его улыбку еще издалека, когда они с Фудзиварой только подъезжали к парковке у здания городской студии телерадиовещания. Кохэку стоял у входа, курил и чуть ли не смеялся сам с собой – это, вкупе с беспорядочно растрепанными длинными патлами (за зиму они доросли Араи до плеч, чем окончательно сделали его похожим на беспризорного старшеклассника в его-то двадцать семь) придавали ему вид городского сумасшедшего. Но Китамура, честно сказать, давно перестала этому удивляться.

Припарковав машину на краю стоянки, Нэцуми вышла из салона, съежившись на промозглом ветру и посмотрела на Фудзивару, выкарабкавшегося следом. За время поездки он как-то совсем сник, и больше Китамуре не удалось вытянуть из него ни единого слова, так что дорога тянулась в неприятной тишине. Рука Нэцуми несколько раз рефлекторно тянулась к колесику магнитолы, но она то и дело одергивала себя. Она решила не трогать Фудзивару, представляя, что тот морально готовится вновь увидеть место преступления. «Если, конечно, кто-то уже не вызвал полицию», – подумала Нэцуми, оглядывая парковку в поисках полицейского автомобиля, но таковой, по крайней мере, пока, отсутствовал, поэтому она перевела взгляд на вход в здание и приветственно махнула Араи рукой.

Завидев ее, Кохэку поднял ладонь, выбросил недокуренную сигарету в мусорку неподалеку и сделал пару шагов навстречу, терпеливо ожидая, пока его коллега и сопровождающий ее мужчина пересекут парковку.

– Привет, Кохэку, – поздоровалась Китамура, и прежде, чем Араи ответил какой-то колкостью, представила своего спутника: – Это Фудзивара Масахико, погибший – его коллега.

Араи заставил себя убрать с лица идиотское выражение и согнулся в поклоне.

– Соболезную, господин Фудзивара, – серьезно произнес он. Несмотря на то, что его, как успела заметить Нэцуми, его просто распирало изнутри (инфантильно-радостные нотки в его голосе она заметила еще когда он понял, кто именно ему звонит), Кохэку все же держался серьезно. На секунду ее посетила мысль, что он не тот легкомысленный идиот, которым пытается казаться, но она отмела ее – не до Араи сейчас.

– Спасибо, – коротко ответил Масахико. Он стоял, делая медленные сосредоточенные вздохи, и не выглядел сильно готовым к диалогу. Китамура заметила это, и аккуратно предложила:

– Если не хотите, можете не смотреть. Мы осмотрим студию, и потом еще раз опросим Вас, если так будет легче…

– Спасибо, – слабо повторил Фудзивара, непонятно, соглашаясь на предложение Нэцуми, или нет. – Пойдемте, я проведу вас, здесь без пропуска никак…

– Хорошо, – Китамура кивнула. По правде, она все еще чувствовала себя несколько разбитой, но отчаянно пыталась собраться. Переведя взгляд на Кохэку, она спросила: – Тэцуо не связывался с тобой? Что-то он опаздывает.

Кохэку шаркнул подошвой кроссовка по бетонному крыльцу.

– А он… выразил четкое согласие приехать? – недоверчиво протянул он.

– Это ты к чему?

– Ну не знаю, – Араи пожал плечами. – Помнишь, что было в прошлый раз, когда мы ездили в Отару? Он что-то был не в восторге от загубленного выходного.

Китамура пожевала губу.

– Ладно, – подытожила она. – Объявится он или нет, мы так долго ждать не можем. Пойдемте, – она кивнула головой на вход, и уверенно прошествовала сквозь раздвинувшиеся перед ней стеклянные двери.

Все время, пока они проходили пропускную, поднимались на лифте и шли по неприятно длинному коридору с каким-то невообразимым количеством поворотов и дурацким цветастым ковром на полу, Китамура пыталась скрыть кислое выражение лица от своих спутников. От переменившейся погоды у нее разболелась голова, ее грызло чувство вины за злость на молчащее радио в машине, стыд за свой нелепый страх перед клиентом, неловкость за раздражение на светящегося счастьем Араи. Вдобавок, преждевременная гибель диктора почему-то ощущалась для нее, как личная потеря, и это сбивало с рабочего настроя. Еще и Тэцуо решил бросить ее с этим.

Друг, называется.

Ладно, подумала Китамура, скользя взглядом по номерным табличкам на дверях, наверное «друг» – это не самое подходящее слово для человека, с которым ты работаешь в одной конторе и раз в пару месяцев занимаешься сексом от скуки, но в японском языке не было слова, которое могло бы в полной мере описать суть их взаимоотношений.

Нэцуми хотелось думать, что они друзья, и не хотелось думать, что по этому поводу думает сам Тэцуо.

Уставившаяся себе под ноги, она не заметила, как ее спутники замедлились, и едва не влетела в спину резко остановившегося Араи, в последний момент ловко обогнув коллегу и встав рядом с ним.

– Пришли, – подавленно отрапортовал Фудзивара, сгорбившись и кивком указывая на закрытую деревянную дверь. Лаконичная металлическая табличка на уровне глаз гласила: «924. Кита но сюто».

– Неприятное число, – шепнул Кохэку на ухо Нэцуми. – Идем?

– Идем, – апатично протянула Китамура, после чего обратилась к Фудзиваре. – Подождите здесь, хорошо?

Последний отрешенно кивнул и, склонив голову, проковылял к красному кожаному диванчику, стоящему у стены чуть дальше по коридору.

Кохэку сделал глубокий вдох и взялся за ручку двери. Нэцуми, уже предвидя уготовленное им неприятное зрелище, едва заметно кивнула, и Араи отворил дверь.

Запах крови уже не был таким острым, каким бывает, когда она только выплескивается из тела, но удушливый кислый металлический аромат заставил Кохэку рефлекторно прикрыть нос сгибом локтя. Нэцуми на миг отвернулась, прикрывая губы ладонью, чтобы подавить рвотный рефлекс, но уже через миг взяла себя в руки и стала активно всматриваться в темноту, силясь различить в ней очертания комнаты. Араи потянулся было рукой к выключателю, но Китамура бодро перехватила его ладонь.

– Не трогай, – предупредила она.

– Почему? – возмущенно вопросил Кохэку.

– Ничего здесь не трогай, – раздраженно пробормотала Нэцуми. К этому моменту ее глаза уже привыкли к темноте, и комната радиостудии мгновенно съежилась до размеров кубика три на три метра – куда меньшего, чем бесконечная черная топь, встретившая их, когда они только открыли дверь. Над стеклянной перегородкой, отделявшей пульт от шумоизолированного помещения, горела тусклым светом красная табличка «ON AIR», желтый прямоугольник света, перечеркнутый их двумя силуэтами, падал на пол, ломаясь об очертания мебели. А под пультом, у противоположной стены, неестественно изогнувшись, лежал он.

Окамото Кацуми.

Ночной диктор.

Приличных размеров лужа крови, растекшаяся вокруг его головы и частично размазанная по эмалированной дверце ящика, в которую Окамото упирался затылком, впиталась в мягкий ковролин, засохнув на нем бурым пятном. Влажные от крови длинные каштановые волосы налипли на лоб и щеку. Одна рука была вскинута вверх, будто в приветственном жесте, вторая покоилась на полу, у основания опрокинутой табуретки. На голове Кацуми еще каким-то образом держались съехавшие наверх наушники. Поза выглядела чертовски неудобной, и при мысли о том, что он лежит так уже несколько часов, у Нэцуми сжалось сердце.

Он мертв, напомнила она себе, и оно сжалось только сильнее.

– Все в порядке? – обеспокоился Араи, видимо, распознав выражение горечи на ее лице.

– Более чем, – Китамура сделала глубокий вдох. – Погоди минутку, никуда не уходи.

Она развернулась на месте и выглянула в коридор, туда, где Фудзивара кое-как справлялся с шоком на маленьком кожаном диванчике.

– Господин Фудзивара, – позвала она. Он поднял на нее голову. – Когда вы пришли, дверь была закрыта на ключ?

Масахико задумался на секунду, после чего твердо кивнул.

– Да, – он поджал губы. – Но Кацуми всегда запирал дверь, когда работал. Чтобы его не отвлекали, сами понимаете…

Он глубоко задумался, и речь его оборвалась, но Нэцуми и того было достаточно. Засунув руки в карманы, она вернулась в студию. Кохэку так и стоял на месте, окидывая взглядом помещение, стараясь не задерживать его на лежащем на полу теле. Китамура еще раз обдумала сложившийся план действий и тронула Араи за плечо.

– Послушай, Кохэку, – начала она, глубоко вздохнув. – Мне нужно, чтобы ты кое-что сделал для меня.

Араи недоверчиво проследил за ее руками, извлекающими пару кожаных черных перчаток из карманов куртки и его обеспокоенный взгляд вернулся к ее лицу.

– Да? – неуверенно спросил он, хотя они оба знали, что Кохэку согласится, в чем бы ни заключалась просьба Нэцуми.

– Мне нужно, чтобы вы выиграли мне немного времени. Возьми с собой господина Фукудзаву, идите на первый этаж и со стойки администрации позвоните в скорую. Скажите о несчастном случае. Не говорите, что Окамото мертв.

– Но что им сказать?

– Сейчас выясним. Прикрой дверь.

Кохэку послушно потянул ручку на себя – дверь с негромким щелчком затворилась, лишая комнату почти основного источника света. В темноте Нэцуми нацепила на руки перчатки и, обогнув Араи, щелкнула выключателем у двери. Вспыхнули яркие желтые лампы под потолком, на момент ослепив присутствующих, и картина представилась уже в более четких контурах. Решительно, но осторожно, чтобы ничего случайно не сдвинуть, Нэцуми перешагнула валяющуюся на полу табуретку и присела на корточки рядом с телом.

Он был красивым – даже с осунувшимся заострившимся лицом. Едва старше тридцати на вид. Одетый в кирпичного цвета кожаную куртку поверх футболки и джинсы – типа тех, в которых сейчас ходили старшеклассники. Нэцуми подавила непонятное клокочущее в груди чувство и протянула руку к Окамото. Пара движений пальцами понадобилась, чтобы найти на чужой голове, сбоку над ухом, глубокую продолговатую рану, из которой и сочилась кровь. Стараясь не испачкать руки, Китамура слегка приподняла голову Окамото, но, не найдя ничего интересного, положила ее обратно на грудь и поднялась на ноги.

– Скажи, что тут человек ушиб голову, потерял сознание, – она пробежалась взглядом по беспорядку на столе рядом с пультом. – Придумай что-нибудь убедительное, ладно? Ты взял фотоаппарат?

– Взял… – как-то не очень уверенно ответил Кохэку и полез в карман за маленьким пленочным фотоаппаратом, его гордостью, подарком от Тэцуо на двадцать шестой день рождения. По привычке протерев объектив рукавом, он протянул его Нэцуми. Та хищно выхватила фотоаппарат у него из рук и кивнула головой в сторону двери.

– Иди, – коротко проговорила она. – Увидимся у машины, ладно?

Араи недоверчиво заглянул ей в глаза, но не осмелился спорить, и, замерев на секунду на пороге, вышел в коридор, затворив за собою дверь.

Китамура глянула на маленькие электронные часы на запястье и мысленно засекла десять минут. Медики наведут тут бардак в считанные секунды, особенно, если версия о несчастном случае покажется им убедительной – во всяком случае, на первый взгляд.

Щелкнула вспышка фотокамеры – и первый кадр пленки запечатлел растянувшееся на полу тело.

Щелкнула второй раз – и захламленная душная кабинка въелась своими очертаниями в целлулоидный квадратик где-то в недрах фотоаппарата.

Щелкнула третий – и слипшиеся от крови волосы Окамото Кацуми навсегда застыли в негативе изображения.

Китамура не успокоилась, пока не отсняла все детали, вернее сказать, пока у нее не закончилась пленка – но даже тогда она продолжила беспокойно мотать головой – ей все казалось, что она запечатлела недостаточно, что упустила какую-то важную информацию, но ничего более она сделать не могла – поэтому взяла себя в руки и вышла в коридор, бросив на лицо Окамото последний взгляд. Свет она оставила включенным.

Вообще-то, Нэцуми не была присуща особая сентиментальность. Даже в детстве ее не трогали ни мертвые бабочки в листве, ни брошенные на станциях метро игрушки. Когда ей было четырнадцать, умер ее дядя, брат матери, но ни сам факт его смерти, ни последовавшие за ней погребальные хлопоты не сдвинули в душе Нэцуми ничего, несмотря на то, что она была с дядей в довольно неплохих отношениях. Не будет ложью сказать, что Китамура никогда не думала о том, что ее может так огорчить смерть незнакомца.

С другой стороны, подумала она, по коридору направляясь к лестнице, в чьей-то смерти нас печалит в первую очередь изменение привычного порядка вещей. Когда что-то исчезает из нашей жизни, а мы не в силах на это повлиять, нас душит осознание своей незначительности. Она подумала, что, может быть смерть дарована человеку, как напоминание о собственной слабости. Что, может быть, смерть бережет людей от чего-то более страшного.

Нэцуми надеялась, что эта мысль ее утешит, но почему-то вышло наоборот, и к моменту, когда она достигла подножия лестницы, очертания предметов вокруг слегка расплывались. Китамура смахнула влагу с ресниц и посмотрела на Кохэку, стоявшего у постеров различных телепередач, занимавших эфир уже на протяжении нескольких лет. Заметив ее приближение боковым зрением, он развернулся, и его брови сдвинулись к переносице.

– Все хорошо?

Нэцуми показалось, что если она еще раз услышит этот вопрос, она расплачется.

– Более чем, – она поморгала, чтобы прояснить взгляд. – Так. Рассказывай.

– О, – Араи, только что обеспокоенно вглядывавшийся в чужое лицо, едва ли не засветился. – Я все придумал. В общем, – он перешел на шепот, чтобы девушка за стойкой администрации в паре метров от них его не услышала. – Медики будут здесь через пару минут. Вообще-то, господин Фудзивара многое взял на себя. Еще он сказал… – Кохэку наклонился ближе к ее уху. – Что в коридорах есть камеры. Но мы придумаем, что сказать, не переживай.

Нэцуми закусила губу. Даже если эти камеры не пишут звук, на них все равно видно, как они с Кохэку суетятся рядом с дверью, а потом как Нэцуми исчезает в злополучной студии под номером девятьсот сорок два почти на десять минут…

Ладно, она подумает об этом позже.

– Так и что вы придумали? – поинтересовалась Китамура, всеми силами пытаясь сосредоточиться на словах коллеги.

– Ты просила сказать о несчастном случае, поэтому, ну… – Араи замялся, но сделал вдох и продолжил. – Вот, какую версию мы придумали: Окамото любил раскачиваться на табуретке во время работы…

«Окамото любил раскачиваться на табуретке во время работы»

Нэцуми со злостью сжала пальцами руль и сделала крутой поворот вниз по улице, едва ли не впечатав Араи лбом в боковое стекло.

Если патологоанатомы поверят в такую версию, она бросит работу детектива и запишется в преступники. Неужели, Кохэку решил, что это сработает…

Справедливости ради, он действительно старался, и вдобавок – она дала ему совсем мало времени на разработку ложной версии. То, что они с Фудзиварой придумали, едва ли тянуло на правдоподобность, но времени сочинять что-то другое не было – автомобиль скорой помощи затормозил у входа в здание еще до того, как Араи успел посвятить ее в подробности их задумки. Все втроем, она, Кохэку и Фудзивара, отсиживавшийся на диване в фойе, вместе с прибывшими врачами побежали наверх – спасать жизнь тому, кто был мертв уже несколько часов, как.

Уже там, наверху, когда фельдшеры грузили тело на носилки, Нэцуми услышала то, что должно было стать официальной версией в медицинском отчете. Со слов Фудзивары выходило, что он пришел на свою смену с небольшим опозданием, заранее договорившись об этом с Окамото, потому что хотел привести в студию двух человек – Китамуру и Араи – и взять у них интервью по какой-то теме, связанной с юриспруденцией – Нэцуми не уследила. Зайдя в студию, они увидели Окамото, который по привычке раскачивался на табурете, сидя перед выключенным микрофоном. Их внезапное появление напугало его, он потерял равновесие и ударился головой об угол тумбы, после чего упал и потерял сознание. Нэцуми осталась, чтобы попытаться оказать помощь, а Кохэку и Фудзивара побежали вниз, к телефону, чтобы вызвать скорую – вот, как все было на самом деле.

Стоит отдать должное Фудзиваре, даже будучи напуганным, он играл превосходно. Китамура подумала тогда, в чем же он так виновен, раз до такой степени не хочет связываться с полицией. Впрочем, она довольно легко выкинула эту мысль из головы.

Медики выслушали их рассказ со скепсисом, но все же выразили дежурные соболезнования, погрузили тело в машину и уехали, предварительно взяв у Фудзивары номер телефона. Сам он после этого отправился домой, обменявшись с Нэцуми визитками, а Китамура в компании Араи вернулась к машине и двинулась обратно в агентство.

Спасибо пустым в это время дня дорогам – у нее было не так много времени на то, чтобы обдумать провальность их выдумки. К моменту, когда они затормозили у знакомого двухэтажного здания, Нэцуми почти заставила себя забыть о разыгранном для скорой помощи спектакле и сосредоточиться на информации, которой они располагали. Захлопнув дверцу машины, она нервно отстучала каблуками четкий ритм до входа, нарочито громко топая ногами (плевать, в банке был обеденный перерыв) поднялась по лестнице и растерянно замерла у приоткрытой двери офиса с ключом в руке.

Странно, она была уверена, что запирала дверь, когда они с Фудзиварой уходили оттуда.

На лице подоспевшего за ней Кохэку (и как он, такой длинноногий, еще и в кроссовках, отстал от нее?) застыла виноватая мина. Китамура поджала губы и отворила дверь, мысленно готовясь выслушивать нотации.

Тэцуо сидел за ее столом, держа в одной руке стаканчик с черным кофе, а в другой – листок с ее записями, который она неосмотрительно оставила на столешнице. Когда Нэцуми с Кохэку появились на пороге, неловко переминаясь, как незваные гости, Нисикава флегматично поставил стаканчик на стол и весьма красноречиво помахал листком у себя над головой.

Даже зная, что в данной ситуации именно она заслуживает право на негодование, под пристальным взглядом Тэцуо в ней шевельнулся червячок вины.

– Ну, – вместо приветствия произнес он, выгибая бровь. – Каков план?

– План был таков, – ледяным тоном произнесла Китамура, скрещивая руки на груди. Ей совершенно не нравилось, что Нисикава с порога заставляет ее занимать оборонительную позицию – она и не собиралась. – Что ты приехал бы, когда я тебе позвонила.

Строго говоря, Нэцуми не должна была злиться на него за то, что он не приехал: в конце концов, он и не обещал этого сделать. Когда она набрала его домашний номер и вкратце изложила ситуацию, он не выразил явного согласия присутствовать на месте преступления. Хотя, явного несогласия он тоже не выразил. Все, чего Китамура добилась, было лаконичное «ага, понял» и короткие гудки в телефонной трубке.

Так что, да, объективной причины злиться у нее не было.

Но кто сказал, что она должна была быть объективной?

Нэцуми проглотила обиду, решив, что сейчас не лучший момент, чтобы выяснять отношения, и молча прошествовала к своему столу, устало опускаясь на стул, на котором всего час с чем-то назад горбился Фудзивара. Кохэку, боясь нарваться на грубость, закрыл, наконец, дверь и прислонился к ней, не решаясь подойти ближе.

– Будешь дуться на меня, или приступим к делу? – поинтересовался Тэцуо после непродолжительной паузы. – Мы, кажется, говорили о звонках в выходные, это я должен злиться, разве нет?

Нэцуми передернула плечами.

– Извините, мистер величайший детектив. В следующий раз, когда случится такая пустяковая вещь, как убийство, мы и не подумаем вас беспокоить.

Тэцуо перевел насмешливый взгляд на жмущегося к двери Араи и дернул уголком губ:

– Если у кого-то не поднимется настроение, в следующий раз такая пустяковая вещь, как убийство, произойдет в стенах этого офиса.

– Когда я приду в офис и найду вас на полу в луже крови, я сильно не расстроюсь, – проворчал Кохэку, которому смурное настроение обоих его коллег начинало порядком действовать на нервы.

– По крайней мере, ты будешь знать, кто это сделал, – пожал плечами Нисикава, недвусмысленно косясь на Нэцуми.

Китамура обреченно вздохнула и залезла рукой в карман. Достав фотоаппарат, она протянула его Тэцуо.

– Тут все снимки, если найдешь время проявить – будет замечательно. А, и еще, – она понизила голос. – Заказчик не хочет впутывать полицию.

Взгляд Тэцуо смягчился.

– Давайте работать с тем, что есть, – наконец сказал он. – Я сегодня проявлю фотографии. Нэцуми, найди мне больше информации об убитом. Кохэку… – он сделал паузу. – возвращайся в телерадиоцентр. Попытайся добыть записи с камер. Или хотя бы просто их увидеть. Я, конечно, не верю, что дело настолько простое, насколько мне сейчас кажется, но если убийца – не какой-нибудь бестелесный дух, камеры должны были заснять и его.

– В каком плане, не храните?

Низкорослый мужчина с проседью в густой шевелюре и некрасиво выпирающими передними зубами сдавил пальцами переносицу, силясь собрать в себе остатки вежливости, но выходило плохо: этот высокий незнакомец стоял у него над душой уже добрых полчаса, то ли действительно не понимая смысл слов «мы не храним записи с камер», то ли нарочно действуя бедному охраннику на нервы.

– Для чего? – почти взмолился он, разводя руками. – Послушайте…

– Араи, – наконец представился незнакомец.

– Послушайте, господин Араи, – охранник взял себя в руки. – Это телерадиоцентр. Знаете, сколько всего тут записывается в течение суток? Каждый день. Здесь есть, чему отдать предпочтение в вопросах хранения, и это не записи с камер видеонаблюдения. В конце концов, здесь работает несколько постов охраны, и мы ежедневно просматриваем все камеры, – он кивнул головой на ряд мониторов, встроенных в стену, расположенную напротив стола на охранном пульте. Подернутые серой рябью, они показывали помещения первого и второго этажей – коридоров, лифтовых площадок и кулуаров. Изредка на одном из экранов появлялась одинокая человеческая фигура: выходила из одной двери и, преодолев небольшое расстояние, тут же ныряла в другую.