Читать онлайн Клара воскресает, и…

Пролог.

  Блошиный рынок, барахолка, толкучка  – место, где люди продают и покупают старые, бывшие в употреблении или просто не пригодившиеся вещи. Также на блошином рынке продаются и покупаются антикварные вещи, предметы старины, предметы коллекционирования и прочие специфические товары по интересам.

  При чём тут «Блошка» спросите вы? А при том, что именно с посещения этого злачного места и развернулась череда злоключений нашего бухгалтера, сорокапятилетнего холостяка Семёна Ильича Калиткина. Человека самой мирной профессии, заурядного и незлобивого романтика, но с амбициями, тлеющими в недрах его подсознания и рвущимися наружу. Ибо каждый из нас, за редким исключением, мнит себя в чём – то этаким, не чета остальным. Кто знаниями, кто ловкостью рук, кто умением охмурять. Всяк по-своему: от хамоватого трамвайного кондуктора до истового служителя культа. Ну, а чем "этаким" блеснул главный герой повести Семён Ильич Калиткин, читатель узнает, пройдя часть его жизненного пути вместе с ним.

  И что бы более не возвращаться к обсуждению "облико – мореле" Семёна Ильича, позвольте выложить вам на стол, и вскрыть, все его краплёные карты. ( Да простит меня за это Семён.) И те, что он с превеликим удовольствием раскрыл бы сам, окажись мы с ним за рюмочкой чая. И те, что ни под каким предлогом, даже под дулом пистолета он не раскрыл бы ни за какие коврижки.

  Со своей стороны я обязуюсь приложить максимум усилий, дабы вывести Семёна Ильича Калиткина на чистую воду, полностью осознавая связанные с этим риски.

  Увы, грешен наш Семён Ильич, грешен. Ибо живёт в мире, погрязшем в пороке, являясь неотъемлемой частью его, где грех, как это не парадоксально, такой же движитель прогресса, как и благодетель, а сатанинская валюта, которой расплачиваются грешники за свои прегрешения, звенит, в том числе, и в благочестивых карманах и кошельках – у вас, господа!

  Но поскольку биограф Калиткина – то есть, скромный автор этих строк, – персона, скажем прямо, не то чтобы щепетильная, да что там, совсем даже не щепетильная, то он, недалеко ушедший от своего героя в умении лавировать между моралью и пороком, не станет терзать себя угрызениями совести обличая Семёна Ильича. А просто понаблюдает за ним.

  Чтобы читатель смог постичь всю глубину мотивов, что двигали Семеном Ильичом Калиткиным, автор позволит себе ненадолго отступить в прошлое героя – к событиям, ставшими поворотными в его судьбе.

  Первые главы станут тем краеугольным камнем, на котором воздвигнется вселенная главного героя повести. Прочтя их, вы не просто последуете за Семеном, а узрите мир его глазами, глазами его верных друзей и заклятых врагов. И если Фортуна улыбнется вам, то проникнете в самые сокровенные уголки его мятущейся души, став невольным свидетелем его крамольных мыслей и дерзких безумств. Поверьте, этот мечтатель еще сумеет вас удивить!

Глава первая.Блошка

  Пребывая в зыбком равновесии надежд и разочарований, Семён прочесывал торговые ряды Блошиного рынка в поисках очередной старинной монеты. Его коллекция – ненасытный пожиратель времени и денег – сама себя не пополнит.

  Из пятерки знакомых "блошиных" менял, что делили с ним страсть к нумизматике, на месте оказался лишь Николай. Будни – скупые на удачу дни. У Николая на продажу – лишь горсть советских монет да монеты-странницы, привезенные туристами: фунты, динары, драхмы, песо.. Товар ходовой, но презренный для коллекционера.

  С Николаем Семен знаком был не один год. Сосед по двору, он то и дело возникал в поле зрения: то на тесных рядах блошиного рынка, то на автобусной остановке – нити судьбы неумолимо переплетались, исподволь притягивая их друг к другу.

  А пару раз они даже делили на двоих бутылку "Зубровки" в укромном уголке запретной зоны, у шлюзов, прячась за толстыми стволами берёз. Оттуда, словно загипнотизированные, они следили, как корабли, послушно входя в шлюзовую пасть, поднимались или опускались в своей каменной ванне. Тяжело груженые баржи, словно дремлющие киты, тянули к шлюзам неутомимые буксиры, неистово взлохмачивая темную гладь канала. А чуть поодаль, за чертой, где заканчивалась власть запретов, вилась излюбленная пенсионерами тропа. А вдоль нее, как памятники былому веселью, то тут, то там, валялись пустые пивные банки.

  Однако по выходным здесь закипала жизнь. Источая дразнящий шашлычный аромат тлел в мангалах древесный уголь, накрывались импровизированные столы на полянах, соревновались в громкости музыкальные центры – молодежь предавалась беззаботному отдыху, словно стремясь вырваться из серых будней.

  В прошлый раз судьба подмигнула ему, одарив редким экземпляром. То была медная Полушка 1735 года выпуска, с упрощенной версией герба, монетой, выпущенной во времена правления императрицы Анны Иоанновны. Сегодня же удача, словно капризная девица, отвернулась от Семёна. И все же, день не был потерян безвозвратно.

  Уже у выхода его взгляд зацепился за странный артефакт – электронную игрушку, жалкое подобие разума – умную колонку – "Алиса", – сиротливо примостившуюся среди прочего рыночного барахла. Семен лишь скользнул по ней взглядом, не собираясь покупать, но этой мимолетной задержки хватило, чтобы назойливый торговец кинулся в атаку.

  Так в его доме появилась… собеседница. Вернее, заурядная безделушка, напичканная микросхемами и алгоритмами. Но этой безделушке можно задать любой вопрос, и она не отмахнется, не нахмурится, обязательно ответит. Пусть ответ ее будет порой наивен и неточен, но это все же – общение. "Да, Алиса?" А что она ответит – уже не столь важно. Пустота и одиночество повержены. В комнате теперь их двое: Семен, и его электронная Алиса.

  С тех пор, как около года назад Семён проводил свою третью жену за порог, квартира его будто выцвела, погрузившись в тоскливую пустоту. И хотя умная колонка Алиса не могла заменить тепло живого общения, она стала его тихой собеседницей, лучом света в одиноком царстве молчания.

  Поначалу Семён воспринимал электронную Алису почти как одушевленное существо. Задавая очередной вопрос, он старался подобрать слова, чтобы не ранить её цифровое самолюбие и самому не предстать перед ней в глупом свете.

– Привет Алиса, как у тебя дела?

– Привет! У меня всё отлично! Рада, что вы поинтересовались. Как ваш вечер? Чем занимаетесь?

– Звать меня Семёном, я трижды женат, но сейчас я  свободен, ты составишь мне компанию?

– Приятно познакомиться, Семён! Однако как виртуальный помощник, я не могу составить вам компанию в романтическом смысле, но с удовольствием поболтаю с вами и постараюсь быть полезной. Расскажите побольше о себе! Чем вы увлекаетесь?

– Коллекционирую старинные монеты. Это моё хобби. А так я обычный бухгалтер, работаю на моторном заводе…

– Очень интересное хобби! Монеты могут рассказать много удивительных историй…

– О, да…

  Ну вот и поговорили. А в романтическом смысле…

Семён достал телефон и открыл приложение Сбербанка, лицо его омрачилось: в романтическом смысле сегодня у нас, увы, день воздержания. Ограничимся платонической беседой с Алисой.

  Со временем между Семёном и Алисой возникла связь, почти одухотворенная. По его просьбе она декламировала стихи, читала прозу, наполняла комнату музыкой, предсказывала погоду, и будила его по утрам пароходным гудком.

  О, если бы ещё она умела готовить…

  Но и тогда, боюсь, этого было бы мало. Алиса оставалась лишь эхом, отражением в зеркале технологий, без тепла человеческой плоти. Ведь она не была ни человеком, ни тем более, женщиной…

  И вскоре он перестал её смущаться, задавая вопросы, балансирующие на грани дерзости, если такое понятие применимо к электронной игрушке. Он спрашивал Алису о женской природе, о потаённых желаниях, о сути плотской и продажной любви.

  Ну и, конечно же, подтрунивал над её обтекаемыми ответами. Алиса не обижалась.

  Дни текли, как талая вода, унося с собой зимнюю тоску в весеннюю даль. Солнце, наливаясь золотом, пробивалось первыми ручейками сквозь серый асфальт, а каждый новый день приносил не только свет, но и робкую надежду в сердце Семёна.

  Новая должность Руководителя бухгалтерского учета стала для Семёна приятным бонусом. Теперь он чаще мог баловать себя вылазками на блошиный рынок в поисках нумизматических сокровищ и рисковать на интернет аукционах.

  Новая зарплата сулила ему соблазнительную перспективу: отныне он в меньшей степени зависел от денежных знаков, и мог позволить себе не только траты на своё хобби во вред пустому желудку, но и позволить себе еженедельно бывать в жарких объятьях жрицы платной любви.

  Перспектива же вновь облечь себя в брачные оковы Семена уже не прельщала. По крайней мере не в ближайшие месяцы.

  Казалось бы, жизнь наладилась, тучи рассеялись, и можно было бы жить да радоваться.

  Но в глубине души Семён по – прежнему лелеял мечту о той единственной, пусть не идеальной, но близкой к его идеалу женщине. Он грезил о златовласой богине с точёной фигурой, с глазами цвета весенней листвы, страстной любовнице, остроумной собеседнице, покладистой и тихой. И пусть она не умела бы готовить – Семён сам готов был баловать её деликатесами, ведь кулинария была его второй страстью. Было бы для кого стараться. Ему же самому многого не требовалось, его вполне устраивали полуфабрикаты из ближайшей "Пятёрочки".

  А вот общение с Алисой, его некогда словоохотливой электронной подругой, становилось все более сдержанным. Семён перестал видеть в ней живую душу, оставив за ней лишь функции музыкального автомата, сухого метеоролога и бездушного биржевого сводчика.

  Первая зарплата в должности руководителя бухгалтерского учета приятно согрела карман Семена. Окрыленный предвкушением удачной находки, он отправился на блошиный рынок – клондайк раритетов. Коллекционер – что тот же рыбак, в ожидании достойного экземпляра, способного занять почетное место в его собрании трофеев.

  Блошиный рынок манил его надеждой отыскать среди пестрой россыпи хлама настоящий бриллиант, который на интернет – аукционах стоил бы целое состояние.

  Зарплата Семена, хоть и выросла, все еще не позволяла ему бездумно транжирить кровно заработанные, а потому блошиный рынок оставался не единственной, но основной надеждой на пополнение его коллекции.

  На площадке Семён столкнулся с соседкой, Екатериной Павловной, обитавшей напротив, – одинокой, вечно ворчащей старухой, чей нрав был горче острого перца, а недовольство – ее верным спутником.

  Выдавив дежурное "здрасьте, Катерина Паллна!", он торопливо нажал кнопку лифта.

  Семён старался поддерживать добрососедские отношения со всеми обитателями дома, но с Екатериной Павловной это было сродни попытке приручить крокодила.

  Открытых конфликтов удавалось избегать – Семён тщательно оберегал свой покой, не давая поводов для раздора. Однако при каждой встрече Екатерина награждала его своим фирменным, кисло – недовольным выражением лица.

  В этом и была вся Катерина Паллна – неприступная крепость, за стенами которой, казалось, не осталось места для любви и эмпатии.

  Выйдя из подъезда, Семён поздоровался с соседкой с верхнего этаже Клавдией Ивановной и ее сыном Олегом – инвалидом детства, солнечным ребенком с синдромом Дауна. Они жили тремя этажами выше, на самой верхней площадке. Мать и сын, примостившись на лавочке, купались в ласковом весеннем тепле. Время словно застыло, и Олегу можно было дать и двадцать, и двадцать пять, и даже тридцать – возраст у людей с синдромом Дауна с трудом читается на их лицах.

  Парень был удивительно общительным, по – детски безобидным и неизменно улыбчивым. Семён нередко перебрасывался с ним парой слов, терпеливо отвечал на его наивные вопросы, и каждый раз щемящая жалость охватывала его сердце – и к самому Олегу, и к его постаревшей матери, прозябающей вахтершей на том же моторном заводе что и он.

  И вот он здесь, на блошином рынке, предвкушая удачу пробирается сквозь торговые ряды.

  А вот и площадка барахольщиков, где в пыли и хаосе теплилась надежда отыскать заветную монету из позапрошлых веков, ускользнувшую от зорких глаз нумизматов – соперников. Но тщетно! Пройдя сквозь лабиринт дребедени, он не нашел ничего, что зажгло бы огонь в его коллекционерской душе. Лишь мусор, прах времени, не достойный даже мимолетного взгляда.

  И вот тут – то Семён и заприметил Николая…

Глава вторая.Эффект бабочки.

  Николай стоял у своего развала, где вперемешку с монетами и прочей винтажной дребеденью ютились чьё – то былое благополучие. Взгляд его, обычно цепкий и зоркий, сейчас блуждал в пустоте, словно он был незрячим среди кипящего жизнью рынка. В лице читалась растерянность, даже тень испуга, несвойственная этому уверенному и напористому торгашу. Семён неслышно подошел ближе, но Николай, казалось, смотрел сквозь него, и лишь долгую минуту спустя его блуждающий взгляд наконец сфокусировался на лице Семёна, словно возвращаясь из далекого путешествия.

– Привет, старина, – окликнул Николая Семён, толкая его в бок. – Ты – моя последняя надежда! Исколесил всю барахолку, но ничего путного не сыскал. Может, у тебя что есть на продажу?

– А… это ты, Семён? Прости, задумался. Хотя ждал тебя. Ты же после получки первым делом сюда…

– Ну так что, есть для меня что интересное?

– Ничего стоящего. Я сегодня и на рынок – то идти не собирался…

  Николай заметно нервничал. Беспокойный взгляд плясал по пёстрой толпе покупателей, – его явно что – то беспокоило.

– Тут, такое дело… – Николай замялся, приглашая жестом: – подойди – ка сюда… Ближе… – указал он на место около своего прилавка.

  Что – то было в нем сегодня чудное, необычное, несвойственное этому человеку.

– Мне тут вещица одна подвернулась, вроде как дорогая. Мне даром досталась.

 Вот…

  С этими словами он полез в карман и извлек оттуда не первой свежести носовой платок. Развернув его, он предъявил Семену кольцо с крупным камнем, отливающим глубокой синевой.

– Я в интернете погуглил, похож на голубой гранат. Ты только глянь, какой он огромный!? Если и правда гранат, то это ж целое состояние! И что мне теперь с этим кольцом делать? К ювелиру идти боязно, сам понимаешь…

– Колян, ну, ты же знаешь, это не моя стезя, в камнях я профан. Колечко, вроде как, золотое, может, позолота. Камень… Сейчас кругом одна бутафория. Чего ты от меня ждешь? Рекомендаций, как тебе быть? Я не эксперт!

– Этот камень мне бедро жжет все утро. А вдруг, он настоящий?

– Да откуда ему взяться в нашем – то медвежьем углу, если он такой ценный? С твоих слов… А я сильно сомневаюсь. Я понимаю, там, золотое кольцо, серьги или что – то в этом роде, что носят наши среднестатистические дамы. Где ты его вообще нарыл?

– Не важно где. Мне бы его только с рук сбыть. Что – то очкую я…

– Из-за кольца?

– Не только из-за него, – смутился Николай. – Тут, такое дело… – он запнулся, избегая взгляда Семёна. – Впрочем, сам как-нибудь разрулю.

– Ты что, кого – то обчистил? Ограбил?

– Да нет, не обчищал. И не ограбил. Как ты мог такое обо мне подумать? Оно, колечко это, само ко мне в руки приплыло. И что мне теперь с ним делать? Прямо ума не приложу.

– Даже не знаю, что тебе и посоветовать. Придержи его пока у себя, а там видно будет. Надеюсь, оно хоть криминалом не отдаёт?

  При этих словах взгляд у Николая опустился, но он отрицательно замотал головой, пытаясь развеять нависшие над ним подозрения.

  Что – то с этим колечком было не чисто.

– Да брось ты, дружище, скорее всего, это просто стекляшка какая-нибудь, гроша ломаного не стоит, вот увидишь, – попытался успокоить его Семен.

– Кто знает, кто знает… – Николай лишь туманно пожал плечами, словно предчувствуя недоброе.

– Ладно, приятель, сам разбирайся, я в этом тебе не помощник – в камнях этих ничего не понимаю, и ювелиров среди знакомых нет. И сколь-нибудь ценных монет сегодня мне не видать как своих ушей. Не мой сегодня день, что тут скажешь.

Загляну к тебе через недельку, – с этими словами Семен развернулся и пошёл прочь, оставив Николая наедине со своими сомнениями и находкой.

  Он уже направился к выходу из рынка, но не успел отойти и на двадцать шагов, как Николай догнал его, и схватив за рукав, потащил в сторону от людской суеты.

  Какое – то время он молча буравил Семёна взглядом, будто не решаясь начать разговор, а потом, сдавленным, приглушённым голосом выпалил: "Слушай, Семён, ты не мог бы сегодня вечером, как только стемнеет, подойти к моему дому? Я буду ждать тебя возле детской площадки, на скамейке. Мне нужна будет твоя помощь. Очень нужна, выручай, друг! Буду тебе век благодарен! Любую мою монету – на выбор – какую только пожелаешь… Помнишь, я показывал тебе три гульдена – серебряную монету 1697 года выпуска? В этом году Пётр Первый как раз впервые посетил Голландию, и, может, даже держал эту монету в руках. Так вот… Она твоя!

– Это с чего такая щедрость? На что ты меня подбиваешь, Колян? Как стемнеет…  Уж не вознамерился ли ты закладки у нариков тырить? – усмехнулся Семён.

– Да какие там закладки?! Сейчас я ничего сказать тебе не могу. Вечером всё узнаешь. Так ты придёшь? Монета будет при мне, и повторяю – она твоя! Там дел – то… всего ничего, – мотнул он неопределённо головой.

– Что – то ты темнишь, Николай! Что – то недоговариваешь. Ну, хорошо. Купил ты меня своей монетой. Так ко скольким мне подходить?

– Часикам к восьми подходи, я буду тебя на скамейке ждать.

Глава третья.Неожиданный поворот.

  По Николаю было видно, что он сильно нервничает. Десять минут девятого, а Семёна всё нет и нет. Он то вставал со скамейки, то вновь садился, когда попал в поле зрения Семёна.

– Хай! Ты что это такой взвинченный? – обратился к Николаю Семён подходя.

– Я думал ты уже не придёшь. Десять минут девятого, а мы договаривались в восемь…

– Сосед задержал, Олег, даун, ты его наверняка видел, они с маманей постоянно на лавочке, возле подъезда, лясы точат. Не мог пройти мимо не пообщавшись. Это могло его обидеть. А я не хочу его обижать, он и так жизнью обижен. А десять минут погоды не сделают.

– Нам надо съездить с тобой в одно место. Туда и назад. Часа за три управимся.

Вот – протянул он Семёну старинный гульден, – как и обещал. Теперь он твой.

  Вечерний трафик, вопреки ожиданиям, и не думал рассеиваться в начале девятого. Машин на улицах становилось меньше, однако пробки всё ещё не рассосались.

  Николай, застряв в этом дорожном плену, начинал нервничать и тихо материться. Ему не терпелось поскорее вырваться из каменных объятий города.

  Наконец, миновав кольцевую, он утопил педаль газа, и его видавшая виды «Хонда» рванула по широкой автостраде прочь от городской суеты.

– Куда мы едем? – поинтересовался Семен, нарушая молчание.

– На городскую свалку. Там я тебе все объясню. Как только доберемся.

– На свалку? Сейчас? Но зачем? От тебя с утра одни загадки.

– Потерпи немного, уже скоро…

  Свернув с трассы, они проехали еще километров восемь по шоссе, когда в воздухе явственно ощутился приторный, тошнотворный дух свалки.

– Напрямки к свалке нам не пробраться. Там дорога в такую дребезгу разбита, да и железяк всяких – как бы колеса не пропороть. Поедем в объезд. Я там дорогу одну знаю, – через лесок, тоже не ахти какая, но проехать можно – она нас к самой свалке и выведет. Бывал там пару раз с рыночными винтажными. Ты удивишься, но на таких вот помойках люди неплохие деньги делают. Я не про тех, кто металл собирает, – это шелуха. Люди порой выбрасывают вещи, даже не подозревая, что отправляют в утиль сотни долларов. Сейчас у богатеев, которым деньги жгут ляжку, мода на старину. В цене патефоны, самовары, старинные комоды из массива…

  А один винтажный старатель как – то выудил из мусора икону восемнадцатого века, затёртую, а потом реставратор раскрыл несколько записей, то есть снял более поздние красочные слои, и под ними оказалась отлично сохранившаяся авторская живопись 17 века. Так вот они продали этот шедевр заезжему толстосуму и озолотились. У богатых свои тараканы.

  Но по мере приближения к цели Николай примолк, словно набрал в рот воды, взгляд его сделался сосредоточенным и хмурым. Тишину салона прорезал лишь хруст попавших под колёса сухих веток, да тихое урчание мотора.

– Здесь и встанем, – глухо обронил он, останавливая машину у подножия горы мусора, вздымающейся к хмурому небу. – Дальше мы не проедем.

  Они выбрались из машины и застыли, пораженные открывшимся зрелищем – зловонными эверестами из отбросов цивилизации.

  Николай молчал, словно слова застряли у него в горле, не желая вырываться наружу.

– И что мы здесь забыли? – не выдержал Семён, нарушая гнетущую тишину. – Не пора ли тебе, друг мой, поведать, что гложет душу твою? И зачем мы здесь?

– Сейчас, сейчас… Дай мне дух перевести! – пробормотал Николай, отводя блуждающий взгляд от мусорной бездны.

– Ты меня пугаешь, Колян. Что, чёрт побери, мы здесь с тобой делаем? Что вообще происходит?

  Николай с неохотой приблизился к багажнику, словно к вратам преисподней, и замер в нерешительности.

– Сейчас, сейчас… Ты, это, только не пугайся… – пробормотал он изменившимся голосом.

  Минута тянулась вечностью. Наконец он распахнул крышку, и, помедлив, отодвинул край брезентового плаща, скрывавшего тайну, лежащую во чреве багажника.

  В кромешной тьме невозможно было различить очертания. Николай щелкнул фонариком, и луч света выхватил из мрака ужасающую картину: на дне, свернувшись калачиком, лежала молодая девушка, и ее вид не оставлял сомнений, что смерть не оставила ей ни единого шанса. Белые, словно облака, слегка завитые кудри рассыпались по дну, обрамляя умиротворённое лицо, застывшее в безмолвном покое.

  Даже мертвая, она казалась Семёну воплощением красоты – неземным идеалом.

  Николай, будто проснувшись, скинул плащ, и взору Семёна предстало совершенное тело. Идеальные изгибы груди, точеные ноги и руки, не знавшие тяжести труда, говорили о ее принадлежности к миру роскоши. Одета она была под стать своей красоте: короткая юбка едва прикрывала бедра, невесомая блузка облегала стан, а сверху – элегантный плащ, несомненно, от известного кутюрье.

  Семён, словно парализованный, не отрываясь смотрел на безжизненное тело девушки, слова застряли в горле, не находя выхода.

– Ты… Это ты с ней сделал? – прохрипел он, с трудом отводя взгляд от тела девушки.

– Это вышло случайно, Семён. Поверь мне… – прошептал тот, избегая его взгляда.

– И когда это случилось?

– Вчера. Поздно вечером. Я был пьян в стельку. Сосед зазвал на шашлыки. Там целая орава собралась… Попросили меня стол привезти, стулья, выпивку, ну, всю эту шашлычную лабуду. А ехать – то, сам знаешь, рукой подать – до запретки.

  Мне следовало бы машину сразу во двор загнать, да поленился… Вот же, идиот!

  А после шашлыков, на обратном пути, темно уже было… я сунулся было во двор, а там всё забито, и ни одного свободного парковочного места… Даже развернуться негде.

  Начал было задом сдавать, и как только в арку въехал, как вдруг – бах! И ведь медленно ехал то… Я её даже не заметил сначала. Вылез из машины, посмотреть, а она там, под колёсами… лежит, и не дышит…

  Не думаю, что машиной, я её не сильно ударил, скорее всего, это она головой так об асфальт приложилась. Много ли ей надо? И что мне оставалось делать? Гаишников вызывать? Полицию? Я за рулём, пьяный как свинья, а тут, такое… Это же верный срок! А я в тюрьму не хочу, Семён! Ну, я её в багажник и закинул… А машину во двор соседний перегнал. Так она там, почти сутки и пролежала. А я, как зомби ходил, всю ночь, весь день… Не знал куда себя деть. А тут, смотрю, ты идёшь…

А мне одному не справиться… Ты не волнуйся, никто меня с ней не видел. Темно ж было… А под аркой, так вообще, хоть глаз выколи!

– Ну ты и удружил мне, Коля – Николай! Делаешь из меня соучастника? Труп в машине, свалка… Ты что, здесь её зарыть хочешь? На свалке? Типа, не найдут? А ты знаешь, что все эти кучи бульдозер потом тягает туда – сюда, равняет и утрамбовывает? А что если её найдут?

  Да и не по – людски это – хоронить усопших в такой мерзости.

– Её не найдут. Я задумал схоронить её, если такое понятие здесь уместно, на уже утрамбованной площадке, ожидающей, когда ее землицей присыплют. И концы в воду!

– Не в воду, а в мусор! – поправил его Семён.

  Николай махнул рукой в сторону зловещей кучи, – Вон за той горой мусора есть готовая площадка, но до неё далеко топать. Мне одному не справиться. На этой свалке сам черт ногу сломит. А вдвоем, мы мигом…

– Отчего же именно я удостоился чести стать твоим доверенным лицом в таком опасном мероприятии, как сокрытие улик?

– Да. Близкими друзьями нас не назовешь. Но твой авторитет безупречен, ты не трепач, и попусту слов на ветер не бросаешь. И тебе можно довериться. А это сейчас для меня превыше всего.

– Так это ты мне колечко с нее, с покойницы, показывал? Стянул всё – таки…

– Ей они уже ни к чему, – хмуро обронил Николай.

– Они? У тебя что там, целая коллекция сокровищ? А ты не думаешь, что её не только полиция будет искать, но и всякие тёмные личности с тугими кошельками, чьи намерения гораздо, гораздо хуже ментовских?

– Извини, Сёма, что втравил тебя в это дело. Ты знаешь, я словно во сне бредовом, голова – пустой барабан, сначала делаю, а потом думаю. Наверное, зря я тебя во всё это посвятил. А что мне оставалось делать? Но раз уж мы здесь, ты мне поможешь…?

– Что толку теперь от твоих жалких оправданий? Я уже по уши, Коля, в этой грязной истории! – Семён скривился словно от зубной боли. – Извини, Коля, помогать тебе я не стану, даже не надейся, но и топить не буду – не моя это стезя – стучать. И в эту твою лихорадочную спонтанность я не верю. Всё у тебя просчитано: городская свалка, площадка под рекультивацию – ты прекрасно знал на что идёшь. Вот зря ты меня в это дело впутал. Э – эх!

  Николай стоял, совершенно потерянный, и Семёну на миг стало его жаль. Но мысль о том, что его самого могут обвинить в соучастии в убийстве, бросила в холодный пот. Он тут же отогнал от себя порыв помочь Николаю замести следы преступления, которое, по большому счёту, его никак не касалось. В глазах правоохранительных органах он теперь соучастник, и доказать им свою невиновность – задача довольно сложная.

  А что же касается бандитов, то им доказательства ни к чему. У них в арсенале совсем иные способы сломить таких простофиль, как они, и выжать нужные сведения.

А какие кошмары ему уготованы в будущем, и чем в итоге всё обернется, знает лишь всевидящее око Господне.

Глава четвёртая.Этого не может быть!

  Обуреваемый противоречивыми чувствами, Семен нервно хлопнул Николая по плечу. Внутри бушевал клубок обиды и горечи за то, что тот втянул его в эту безумную авантюру, но сердце болезненно сжималось от жалости к приятелю, угодившему по глупости в такую передрягу.

– Прости, Коля, ничем не могу помочь. Зла не держу, но выбирайся уж как-нибудь сам. А я, пожалуй, пойду.

– Да погоди ты! До трассы тут вёрст десять, не меньше. Пешком – волком взвоешь, да и на попутку не надейся – глушь несусветная. Да и час недобрый, вряд ли кто подберет. Может, переждешь, пока управлюсь? Я бы тебя потом до самой хаты довез…

– Ты хоть представляешь, как это в глазах у ментов выглядеть будет? Кто я? Соучастник на стрёме! Вот кто! Нет, не буду я ждать. Прощай. Дай бог свидеться на рынке, или во дворе… Если выкарабкаешься. И тогда, может статься, и выпьем с тобой, Коля, в той самой рощице березовой, где в прошлый раз угощались. Очень надеюсь на это. Кстати, ты девицу – то, надеюсь, обшарил? Или только колечки слямзил, и этим гнусным делом ограничился? Может, у нее документ какой при себе завалялся? Телефона при ней не было? Хотелось бы знать, кто она такая. А то зароешь, а потом будешь голову ломать, по ком свечку в церкви ставить.

– Нет, не обыскивал я её. Стремно, покойницу – то шмонать…

– И сумочки при ней не было?

– Ни сумочки, ни телефона!

– А ну – ка, посвети на неё… А я гляну. В последний раз. Пока ты ее в мусор, навечно, не определил. Что – то в ней есть от моей институтской любви. Но Кларе сейчас сорок пять, а этой девушке, от силы, двадцать, – пробормотал Семен, задумчиво взирая на безжизненное тело.

– Может, дочь её? – предположил Николай.

– Глупости! Клара, мы с ней в на одном курсе учились, сразу после института вышла замуж за военного, и они уехали из города. С тех пор ни слуху ни духу. Сходство есть… Но на Клару из моей юности эта девушка похожа с большой натяжкой.

  Семён склонился над безжизненным телом и стал скрупулёзно исследовать каждый предмет её одежды. Занятие, требующее крепких нервов. Он распахнул её плащ, пальцы скользнули под блузку, ощупывая прохладную кожу. Рука очертила изгиб поясницы, затем приподняла юбку, коснулась бёдер… Чисто! Ни единой зацепки, кроме небольшой, плотной родинки под правой подмышкой, размером с мелкую монету. Больше никаких примет, ничего, что могло бы пролить свет на её личность. Холод мёртвой плоти проникал сквозь кожу, вызывая неприятный озноб. Никаких вещей, никаких следов, указывающих на её имя или прошлое – ничего.

  На затылке прощупывалась небольшая, но ощутимая вмятина – след удара головой об – асфальт. А еще – жуткая, почти противоестественная гибкость тазобедренных суставов, безмолвное свидетельство наезда. Ему почудился их тихий, металлический стон, но он списал это на скрип крышки багажника, недовольной своей тяжестью.

– Ну что, Николай, прощай, что – ли? С тяжёлым сердцем оставляю тебя. Прости, но я не в силах поступить иначе. Ты и сам все понимаешь, верно? Поторопись с погребением рабы божьей, да не задерживайся. Не ровен час, нагрянут незваные гости. Слышал я, шастают здесь бродяги. Бомжи. Вроде как, логово у них тут, – в контейнерах, из – под мусора… Так что, будь осторожен, Коля.

  И Семён двинулся к шоссе, но не успел и сотни шагов отмерить, как вдруг застыл, словно поражённый молнией. Дикая мысль, нет, не дикая – кромешная, безумная догадка опалила его сознание!

  Прежде всего, тело девушки… Оно не скованно трупным окоченением, не тронуто мертвенной синевой, неизбежно ложащейся на покойников. А ведь минули целые сутки!

  А ещё, при такой травме, кровь обязана быть! И на голове, в месте удара, и из носа, казалось бы, обязана сочиться… Но нигде не было и следа крови!

  И эта зловещая подвижность затылка… Этот жуткий скрип в тазобедренных суставах, словно у старой, проржавевшей двери. Да человек ли, это вообще? – пронзила его шальная, леденящая кровь мысль, превращая спину в один сплошной муравейник.

  Семён резко развернулся и помчался обратно к машине, из багажника которой Николай уже извлекал…

– Стой! Стой! – заорал он, задыхаясь. – Погоди секунду! Мне нужно кое – что проверить…

  Николай, ошарашенный, наблюдал, как Семён, словно обезумев, принялся раздевать девушку донага. Крутил её, как марионетку, прикладываясь ухом к разным участкам её тела, что – то выслушивая, выстукивая, заглядывал под веки, высвечивая зрачки лучом фонарика, словно пытаясь отыскать там искру жизни.

– Ты… это… чего творишь – то? – пробормотал Николай, потеряв дар речи.

  Семён опустился на землю, обессиленный, будто выжатый до последней капли. Плечи его затряслись в беззвучном припадке.

– Ты плачешь? – изумлению Николая не было предела.

– Смеюсь! – отозвался Семён, и в голосе его звучала истерика. – Ты понимаешь, что ты сейчас собирался похоронить в этой смрадной помойной яме?

  В глазах Николая застыл немой вопрос.

– Куклу!

Глава пятая.Дикобраз.

  Николай приходил в себя долгих десять минут. На лице его блуждала улыбка человека, балансировавшего на краю пропасти и чудом избежавшего падения.

– Мой мозг отказывается в это верить. Это же невероятно! Неужели современные технологии достигли такого уровня? Уму непостижимо! Сутки я не находил себе места… Сутки! Я думал, что убил человека, молодую, красивую девушку… А это была всего лишь мастерски изготовленная кукла, внешне мало отличимая от человека! Как такое возможно, Семён? Почему я ничего не заметил, не почувствовал? Да и ты разобрался не сразу?

– Не эксперт я в этих делах, Коля. Мелькали в поле зрения рекламные буклеты с этими кибер-девицами – игрушками человекоподобными для тех, у кого деньги куры не клюют. Но поскольку это не мой нищенский уровень, то я особо и не вникал. Подозреваю, что этих полу-людей в обличии женском пресыщенные властью и деньгами мира сего используют не только как аксессуар на светских раутах и протокольных мероприятиях, но и, скажем так, по прямому назначению… для плотских утех. Для таких кукол кастинг не нужен – они безупречны! По крайней мере, внешне. А что у них там внутри, и каковы они в любовных утехах, я тебе не поведаю. Не довелось, сам понимаешь… Покорность и послушание, возведенные в абсолютную степень! Хотел бы себе такую?

– Это ты сейчас о ком? Об этой…?

– Ну а о ком еще? В этом театре гротеска, который мы по ошибке называем нашим безумным миром, возможно все. Были бы средства.

– А эти, у которых средств как грязи, они их что, бриллиантами обвешивают?

– И бриллиантами, и шмотками от кутюр…

– Настоящими бриллиантами?

– Осмелюсь предположить, что да. Ты салон своей «ласточки» украшаешь? Вот и они… Только у этих денег на несколько порядков больше, и, соответственно, возможностей. Им и на жён, и на любовниц, и даже на таких вот кукол-андроидов средств хватает. А соболя и бриллианты – как два пальца об асфальт! Кстати. Ты обратил внимание на её наряд?

– Конечно, обратил. А куклы эти… Они как живые? Ходят, говорят, в душ ходят…?

– Да откуда ж я знаю, Колян? Думаю, что за те деньги, что в них вложены, они многое умеют делать. Я читал, что последние модели, так те вообще с искусственным интеллектом! А мой уровень – это – общение с Алисой – моим голосовым помощником. Усекаешь разницу?

– Всё-таки, хорошо, что я тебя позвал. А ты хоть и с неохотой, но согласился. А иначе… Если бы не ты, Семён, меня бы совесть изгрызла. Я перед тобой в долгу!  То кольцо с голубым гранатом, что утром показывал, хоть немного искупит мою вину перед тобой?

– Ха! А сколько всего на её пальчиках колец было? Честно!

– Два. Два кольца. И серьги с бриллиантами – я так думаю… А ещё золотая цепь с кулоном. Раньше я сомневался, Семён, но ты мне глаза открыл – они настоящие! Да? А не дешёвая бижутерия… Это ж, какие деньжищи, Семён?

– Да ты искуситель, Коля, настоящий дьявол во – плоти! – простонал Семён. – Хотел бы отказаться, и должен бы, но не могу! Соблазн слишком велик! Это дело надо обмыть… Завтра же!

– Как только до квартиры доберусь, голубой гранат – твой. Если, конечно, это голубой гранат, а не сапфир, топаз, или ещё какая диковина.

– Слушай, Коля, договоримся сразу. Никаких сделок, никакой купли – продажи, никаких ювелиров, и хвастовства – ни – ни, пока всё не утихнет. Год – минимум! Осторожность – наша броня! Такие камни, как светлячки, даже в кромешной тьме сияют. Искать будут, не сомневайся.