ВМЕСТО ВВЕДЕНИЯ
Время для нас линейно. Это означает невозможность движения вспять его потоку, по крайней мере, на сегодняшнюю дату ещё пока не доказано обратное. Но ничего не мешает путешествовать каждому против сего течения бесконечное количество раз, используя метод популярного в те времена, о которых пойдёт речь ниже, композитора Тухманова, крепко оседлав «волну моей памяти». Автор не претендует на исключительную, каким-либо образом задокументированную достоверность и исторически -событийную точность своего изложения, но считает своим долгом предупредить, что любые совпадения с реальными людьми и событиями не являются случайными…
НА ПОРОГЕ Alma Mater
Итак, первый скачок в прошлое сразу переносит меня в тёплые дни лета 1982 года в уже не существующее государство, в центр города, в котором я и иные герои данного повествования живут и поныне , и который в настоящем обрёл своё подлинное имя и значительно изменился по сравнению с теми временами. Речь идёт разумеется о Санкт – Петербурге, в те времена носившего ещё второе своё имя в честь известной особы, останки которой до сих пор хранятся на главной площади древней столицы, пока без перспективы обрести место в подобающей могиле.
До вступительного экзамена по истории, который был уже вторым после удачно написанного сочинения, ещё оставалось время. И именно поэтому я решил дойти до комплекса главных зданий Ленинградского госуниверситета пешком, чтобы привести свои мысли в порядок, которые, чего греха таить, были достаточно тревожными. В те времена многие выбирали высшее учебное заведение попроще, чтобы повысить свои шансы на поступление. Ведь университет, да ещё престижный факультет юриспруденции по ситу конкурсного отбора уступал разве что институту торговли, да международных отношений. Хотя последний, впрочем, находился в южной столице и на состязателях, претендующих на обучение в качестве студентов дневного отделения, никак не сказывался. Но для поступления требовалось пройти экзамены с практически с максимальным результатом, так как даже оценка «хорошо» не считалась гарантией поступления. Можно, конечно, было оступиться на одном из экзаменов, получив это «хорошо», но остальные нужно было сдавать только на пятёрки, иначе о перспективе получения профессии юриста следовало забыть, по крайней мере на год. Размышляя таким образом, я вышел из метро на станции «Канал Грибоедова» и пошёл по Невскому, а затем пройдя арку Генерального штаба, вышел на Дворцовую и стал пробираться через толпу туристов тех времён, которые формировались в основном из советского контингента и немного разбавлялись представителями близкой Финляндии, выделявшихся своими модными шмотками, непривычной для Совка холеностью и непрерывно двигающимися челюстями, гоняющими в ротовых полостях дефицитный пока ещё в Союзе «chewing gum». Поглазев на беззаботных туристов, я тяжело вздохнул и ступил на арку Дворцового моста. Именно через него лежал путь к зданию исторического факультета, где мне предстояло держать второй экзамен, который был для меня определяющим, поскольку остающийся после него экзамен по иностранному языку больших опасений не вызывал, так как в школе я сдал его на твёрдую пятёрку, чему способствовала хорошая память, а может быть, и наследственность.
По мере приближения к месту экзаменационного испытания меня снова стало охватывать беспокойство, которое свойственно всем нормальным людям в аналогичной ситуации. В те времена я ещё курил, как и большинство моих сверстников, периодически дымя болгарскими «Родопи», «Ту-154», «Стюардессой» или иными из той же линейки. Нащупав в кармане пиджака мягкую пачку и выудив из неё сигарету, обнаруживаю, что чертовы спички я, похоже, где то выронил, принимая очередную никотиновую дозу. За огоньком обращаюсь к пареньку, задумчиво глазеющему с середины моста на Неву, полную и в те времена прогулочными корабликами. Прикурив, обращаю внимание на лацкан его пиджака, на котором красуется значок, ясно свидетельствующий о том, что его обладатель в этом году закончил своё обучение в школе и даже успел побывать на знаменитых «Алых парусах».
– Не на экзамен случайно? – интересуюсь я у него, глубоко затягиваясь.
К моему удивлению Володя ( так звали моего случайного знакомого) тоже направлялся на тот же экзамен, что и я. И точно также, коротал время, прибыв с юго – западной окраины города с солидным запасом по времени. Почувствовав себя значительно бодрее в такой компании, мы направились на другой берег Невы, оживлённо обсуждая свои шансы на экзамене, поскольку львиная доля претендентов уже «срезалась» на сочинении. Я заметил, что после сдачи истории и иностранного количество абитуриентов останется практически равным количеству мест на курсе, так что конкурс станет очевидной формальностью. Володя согласился с этим, пояснив, что рассчитывает на определённое преимущество именно в этом году, которое даёт его участие в «Алых парусах». Именно этим и объясняется наличие у него на лацкане значка. Мол, принимающие экзамены, видя этот знак, более благосклонны в плане оценок.
– Это совершенно точно! – убеждал он с таким энтузиазмом, что вогнал меня в завистливую тоску.
Перед зданием исторического факультета стояла большая толпа абитуриентов, сея вокруг ауру великого волнения. Среди разномастных претендентов Володя отыскал своего знакомого парня по имени Олег, с которым ранее свёл знакомство. С Олегом стоял ещё один паренёк ( имя его, к сожалению, уже стёрлось в моей памяти). Обсуждение наших шансов продолжилось с ещё большим градусом горячности, поскольку и Олег, и паренёк имярек во время своего ожидания в этой толпе наполнились всяческими слухами о провокациях злых экзаменаторов, а также о некоторых «нужных» линиях поведения, коим нужно следовать, дабы заслужить их расположение. Так мы болтали, пока нас не разбили по группам в зависимости от первых букв наших фамилий и не направили испытывать судьбу. Экзаменующего меня по истории страны я сейчас, конечно, не вспомню. Однако ж, несмотря на то, что я не принадлежал к участникам «Алых парусов», судьба оказалась ко мне благосклонна, вручив билет, ответы на который я знал вполне сносно, и избавив от коварных дополнительных вопросов, которыми по словам Олега, безбожно «резали» предыдущий поток.
Я стоял у входа на факультет, наслаждаясь жизнью, уже не нервно дымя, а наслаждаясь сигаретой, ловя завистливые взгляды тех, которым ещё только предстояло пройти испытание. Недалеко были и те, к тому судьба не была так добра, как ко мне. Они обсуждали как быстрее забрать документы и попытать счастья в поступлении на заочную или вечернюю форму обучения. Наконец появились поочерёдно и мои новые знакомые. Олег и Володя оживлённо болтали со мной, понемногу отходя от пережитого на экзамене стресса. Одновременно мы, любя весь этот мир гораздо больше, чем полчаса назад, потому что нами сегодня была покорена одна из его вершин, утешали четвёртого из нашей компании. Ему не повезло в этот день. И мы, договариваясь о месте встречи перед следующим, решающим экзаменом с горечью осознавали, что нас осталось уже трое . Прямо как в нашумевшем уже фильме с Боярским о приключениях мушкетёров. Болтая вовсю о музыке и успехах тогдашнего «Зенита», я и Володя даже не могли и предполагать, что в следующем веке мы будем также непринуждённо общаться с этим артистом, и останутся у нас на память цифровые фото в его компании.
Как я и ожидал немецкий язык удалось сдать без особых проблем, как и моим новым приятелям Володе и Олегу. Последний, впрочем, сдавал английский, и из -за этого нам не удалось поболтать перед экзаменом, так как сдача была толи в разных местах, толи в другое время. Итак, череда испытаний была пройдена, оставалось ждать результатов, а вернее определения среднего балла, который складывался из результатов (оценок) претендентов и определялся как среднее арифметическое, отчего напрямую зависело наше зачисление в ряды студентов alma mater…
ВВЕДЕНИЕ В ПРОФЕССИЮ
– Давайте, парни! – я воровато оглянулся, дабы убедиться, что в ближайшем окружении отсутствуют преподаватель и куратор, которые неизменно сопровождали новоиспечённых студентов юрфака на сельскохозяйственные работы.
Водка, уже разлитая из литровой фляжки, искусно замаскированной внешним видом под книжный томик вымышленного писателя, уже грелась в кружках моих друзей, коих в нашей компании прибавилось по сравнению с абитуриентским периодом. Захваченная из домов нехитрая снедь тех времён радовала глаз, окружая флягу с контрабандным спиртным на импровизированном полевом столике, сооружённом из обыкновенного дощечного ящика.
Друзья, понимающе переглянувшись, сдвинули походную посуду в неслышном чокании под произнесённый мною тост.
– Хорошо пошла! – не по -здешнему сильно окая, произнёс наш новый приятель Михаил, прибывший грызть гранит юриспруденции из далёкого Архангельска.
В родном городе потомок поморов, в виду того, что являлся единственным чадом третьего секретаря обкома партии, учиться не пожелал, а посему сейчас восседал за нашим столом, диссонируя северным диалектом правильному питерскому выговору остальных компаньонов.
Его тёзка, сильно морщась, неумело глотал жгучую спиртовую смесь, вызывая усмешки других, уже познавших в жизни вкус спиртного. Несмотря на ярко выраженную азиатскую внешность Михаил второй, никогда в своей молодой жизни в азиатской части Союза не жил. Но причуды генетической мозаики привнесли в его внешность днк дедушки степняка, что для некоторых, не знающих его, давало основания считать Мишу «целевиком», то есть человеком, сдавшим вступительные экзамены на окраинах советской метрополии, а потом торпедированного в виду незаурядных способностей в нашу Северную Пальмиру. К слову сказать, таковых на нашем курсе было немного, а их незаурядность проявлялась отнюдь не в отличной учёбе в родных национальных республиках, а лишь в высоком положении их родителей.
Володя, также как и успешно преодолевший конкурсное сито Олег, находились рядом, заслуженно представляя ядро «отцов – основателей» нашего маленького сообщества.
– Слышал на неделе опять на картошку поедем, только совхоз другой! – энергично зажевывая русскую сыворотку правды, сообщил Миша К. ( для удобства повествования я буду прибавлять к имени своего друга первую букву его фамилии, дабы путать с Михаилом -помором – прим.Автора).
– Я вообще не понимаю, какого черта мы делаем в этой колхозной глуши! – Олег, как всегда, не преминул попинать родную советскую власть. – В зачуханной Америке, в тамошнем колледже, не говоря уже об университете, наверное, и не знают, что такое возможно – вместо обучения собирать разное гнилье!
Он раздражённо раздавил подошвой гнилую картофелину. Сбором картофеля после зачисления в университет, торжественного вручения нам студенческих билетов и нескольких вводных лекций, мы регулярно занимались в ту осеннюю пору.
– Кто виноват, что ты устал, что не нашёл, чего так ждал… – глубокомысленно пропел Володя строчки из любимого всеми «Воскресенья». – Может гитару у Холмса взять?
Под именем известного литературного персонажа скрывался наш однокурсник, имевший в миру вполне прозаическую фамилию, но фанатевший от довольно удачного советского сериала о похождениях знаменитого сыщика. Не стоит и говорить, что его неразлучный приятель получил в связи с этим прозвище Ватсон, хотя по внешности и стилю был полной противоположностью друга английского детектива.
– Да ну! На хвоста упадёт вся их шобла – ебла! – сразу возразил Михаил, знакомя нас с ещё неизведанной частью многочисленных русских диалектов.
– Холмс и Ватсон не пьют! – счёл нужным напомнить я.
– За чужой счёт пьют и трезвенники и язвенники! – голосом Папанова напомнил Володя, отодвигая на время музыкальную часть посиделок.
Впрочем, разговор быстро перетёк в мирное русло, так в те времена у нас не было причин печалиться подолгу. К тому же «книжная» ёмкость была еще достаточно заполненной, что немало способствовало оживлению разговора.
– Мужики! – рядом с нами возникла высокая и могучая фигура Василия Г., компания которого занималась тем же делом недалеко от нас. – Дайте огоньку!
Прикурив, Василий посетовал, что «горючее» на исходе, хотя, наверное, продолжать при помощи ближайшего сельпо дальше не стоит, поскольку предстоит ещё организованный выезд в Ленинград на автобусах, а девушки из компании, не в силах уже более вести себя куртуазно. И дабы, привести их чувство, они уложили их отоспаться в ближайший стог сена, где они, мол, и сейчас валяются. И , ежели, мы хотим, то можем пойти на них полюбоваться.
Любоваться на пьяных сокурсниц нам не захотелось, и присоветовав Василию быть настороже, поскольку любой «залёт» первокурсника карался неизбежным отчислением, мы продолжили отдавать дань напитку и холодной закуске. Через некоторое время, покурив на сытый желудок, а соответственно прийдя в отличное расположение духа, наша компания отправилась в месту организованного на краю поля сбора, где в ожидании автобусов, можно было разжиться гитарой у того же Холмса или ещё нескольких ребят, не чуждых музыкальной культуре того времени, и скоротать полчаса в ожидании отправки.
Край поляны бурлил, обсуждая неожиданное происшествие, каковое произошло с упомянутым выше приятелем Холмса Ватсоном. Дело, как оказалось, было вот в чем. Ватсон, выполнив норму, а попросту говоря, собрав картошку с выделенной ему борозды, решил срезать путь к месту сбора, переправившись через придорожную канаву, заполненную жидкой полевой грязью, густо перемешанной с навозом и остатками различных удобрений. Рядом пролегала вполне сносная дорога, имевшая даже остаточное асфальтовое покрытие. По этой дороге, сделав небольшой крюк, можно было комфортно достигнуть точки сбора курса, не увязая по щиколотку в грязюке, которую потом при посадке в «скотобаз» ( автобус Липецкого автозавода – прим. Авт.) следовало ещё долго очищать веточкой или палочкой с резиновых сапог, а в простонародии – говнодавов. Переправой через сие естественное препятствие служили хаотично разбросанные кочаны капусты с соседнего поля. Ватсон, порхая с кочана на кочан, довольно быстро добрался до середины канавы, где очередная капустная опора его подвела. Грохнувшись, как сказал бы сам Ватсон, будучи следователем, « с высоты собственного роста» в зловонную жижу, он стал быстро погружаться вниз. Однако, не успев даже испугаться, он упёрся ногами в земную твердь, каковой было дно чертовой канавы. Положение сложилось ужасное. Стоя по горло в трясине, Ватсон чувствовал, как та быстро вытягивает тепло из его молодого тела. Несмело позвав на помощь, он с большим облегчением услышал за спиной шум мотора. Однако радость его была преждевременной. Прибывшая на УАЗике женщина, оказалось ни много – ни мало директором этого совхоза. Увидевши голову Ватсона, она не преисполнилась какого -либо сочувствия или иного сострадания к нему, а гневно высказала, не стесняясь в выражениях, все, что она думает по поводу «городских алкашей», который только и знают, что жрать водку в их орденоносном совхозе. Хлопнув дверью УАЗик, пукнув бензиновым облачком, удалился, ввергая Ватсона в ужас грязевого заточения. И неизвестно ещё, чем бы все это закончилось, если бы не добрая душа проезжавшего мимо тракториста, вышедшего из кабины и прямо с гусеницы вытащившего нашего героя за ворот «фофана» ( фуфайка – прим.авт.) на свет Божий. Сейчас Ватсон, подвывая, пытался смыть грязюку, ровным слоем охватывающую его до самой шеи, у ближайшей лужи.
Мы горячо спорили, пустят ли его такого в Ордена Ленина Ленинградский метрополитен, или же Ватсону следует после выгрузки из автобуса следовать домой пешком. Дискуссию пришлось прекратить ввиду подачи автобусов. Внутри тёплого автобусного салона Ватсон пришёл в себя и даже повеселел. Неудобство составляла одежда, которую высохшая грязь превратила в какие -то средневековые рыцарские доспехи. Многие заключали пари на возможность его метрошной поездки. К сожалению, результаты данного транспортного эксперимента не остались у меня в памяти. Но полагаю, что все закончилось благополучно, ибо в те времена людям, в том числе и служащим метрополитена, был свойственен подрастерянный в наши времена гуманизм....
ФЕКАЛЬНАЯ ПЕРЕКАЧКА ИЛИ СТУДЕНЧЕСКОЕ БРАТСТВО
– Да что же это такое, не идет сон! Хоть ты тресни ! – ворчал я про себя в очередной раз переворачиваясь на другой бок, пытаясь устроиться поудобнее на узкой общежитской «шконке».
На дворе опять стояло лето, знаменующее как окончание первого курса, так и служащее началом летнего трудового семестра. После того как были сданы все экзамены за первый курс, наша компания была поставлена перед выбором – где увлекательно и главное с пользой провести июльские дни, принося одновременно пользу обществу. Руководство факультета могло предложить два основных варианта работы в студенческих отрядах. Первое это отправиться в КОМИ АССР членом стройотряда «Логос», где оказать посильную помощь в возведении какого-нибудь коровника или иного сельскохозяйственного сооружения на колхозной ниве, а второе – остаться в городе на Неве, и в качестве бойца стройотряда «Побратим» принять участие в сооружении новой станции по перекачке фекалий из квартир и учреждений Васильевского острова в многострадальный Финский залив. Второй вариант подкупал не только возможностью не менять привычную жизнь в большом городе, но и перспективами общения со студентами из Болгарии, Чехии и ГДР, которые, оправдывая название стройотряда, должны были поочередно прибывать к нам для ознакомления как со студенческим советским бытом, так и первой страной победившего социализма. Поэтому, ничтоже сумняшеся, мы приняли второй вариант, так как ехать «за туманом» никому особенно не хотелось.
Это решение и привело меня, как и других членов нашей компании, в общежитие восточного факультета госуниверситета на улицу Беринга, где я сейчас и вкушал прелести бессонной ночи. Бросив в очередной раз считать овец и им подобных обманок в надежде сомкнуть сонные вежды, я прислушался к дыханию своих товарищей, которые после заселения в этот общежитский советский рай тоже долго не могли уснуть, развлекаясь разнообразными остротами на тему нашего теперешнего жития и предстоящих строительных трудов. Однако позавидовать ни Володе, ни Олегу, ни Мише (помору) мне не удалось, так как со всех углов нашей комнаты, где стояли их шконки, тоже периодически раздавался скрип панцерных матрасов, свидетельствующий о том, что обладатели этих лож, как и я, отчаянно пытаются заснуть.
– Что – то я весь чешусь! – наконец не выдержал Михаил, хотя из всех он был наиболее привычен к общежитскому быту, ибо как иногородний, постоянно проживал в таком же общежитии, только принадлежащему юрфаку.
– Точно, ерунда какая-то! – тут же поддержали его Володя с Олегом.
– А ну-ка, включите свет! – сказал я, осененный внезапной догадкой.
Представшие нашим взглядам в свете неяркой общежитской потолочной лампы стены тут же полностью подтвердили мою догадку. По ним важно шествовали и сидели в небольших дырках, коих было великое множество, самые обыкновенные клопы. Те самые, которые, не смотря на дефицит в советских магазинах антинасекомной отравы, практически уже ушли из квартир горожан.
– ….ть! Что же делать то? – загомонили мы, ужасаясь от перспективы месячного соседства с клопиной братией
Однако, через пару часов когда клопиные норки были залеплены бумажными шариками и прочим подсобным материалом, что, впрочем, мало помогло делу, но внесло некоторое обманчивое успокоение в наши растревожено – брезгливые души, мы смогли наконец-то заснуть, чтобы утром отправиться на то место, где нам предстояло самоутвердиться на ближайший месяц в качестве строительных рабочих.
Знакомство с производственным процессом возведения могучего сооружения по перекачке нечистот началось с посещения « столовой третьей категории» со звучным названием «Бригантина», в коей заправлял шеф-поваром некий Анатолий Есич, старый питерский еврей, по какому то недоразумению занявший место в общепите, вопреки обычно свойственным этой нации профессиям.
Еда в этом кефирном заведении оказалась вполне сносной по тем временам. Так что в хорошем расположении духа наш отряд, состоявший из двух бригад, прибыл на строительную площадку, располагавшуюся недалеко от гостиницы «Прибалтийская», знакомой большинству читателей по фильму «Интердевочка». В оном отеле жили , как правило, туристы из стран капитала, так как плата за проживание была не карману не только обычному советскому гражданину, но и представителям стран «народной демократии». От нашего грандиозного строительства, впрочем, этот островок капитализма был отделен решетчатым забором.
На самом производственном процессе останавливаться особого смысла не вижу. Скажу лишь только, что наша могучая бригада, в которую вошла вся компания, включая и Михаила К. не поместившегося из -за малого количества спальных мест вместе с остальными в комнату общежития и квартировавшего в соседней «камере», занималась возведением деревянной опалубки для второго и третьего этажей. Работа для будущих представителей юриспруденции оказалась непривычной, но человеку свойственно привыкать ко всему, и вскоре мы довольно ловко научились устанавливать мощные деревянные столбы, подаваемые нам строительным краном, скреплять их между собой, гнуть арматуру и выполнять иные незнакомые нам ранее работы. Так началась стройотрядная будничная жизнь на производстве, в которой, конечно, благодаря советскому раздолбайству, работа не всегда начиналась и продолжалась от звонка до звонка, потому что периодически случались перебои с подвозом стройматериалов. И тогда наша доблестная компания, деловито дымя зажатыми в уголках рта сигаретами, а то и просто рабоче – крестьянскими «беломоринами» с видом бывалых работяг резалась на счёт в домино. Делая по десятку – другому «замесов» видавшими виды костяшками, хранившимися в бытовом помещении, отчего на письменном столе, служившим полем битвы в козла, образовалась большая проплешина. Кстати, нас четверых на следующий же день переселили в другую комнату, в которой присутствия проклятых домашних животных клопиного племени не оказалось, так что и в бытовом отношении все устроилось довольно удачно.
Конечно, всех нас наставляли, как правильно обезопасить себя от возможных производственных травм, а командир нашего отряда – аспирант Володя Плигин даже лично протестировал монтажный пояс, пристегнув его к бетонной опоре и повиснув на нем как больная сосиска между этажами. Однако, молодость и бесшабашность, свойственная этому безоблачному возрасту, зачастую сплошь и рядом не обращала внимания на эти параграфы техники безопасности, которые надо было соблюдать. И, слава богу, что сие не привело к какой -то беде. Хотя я помню, как у меня похолодело все внутри, когда раскачивающийся на строительном крановом тросе здоровенный деревянный столб чуть не угодил Олегу прямо в голову. Каким то чудом он успел пригнуться и тяжёлый вес пронёсся в сантиметрах от его головы.
Через неделю после начала работ приехал и влился в наш здоровый студенческо – производственный коллектив первый иностранный десант из дружественной Болгарии. Они работали с нами на той же стройке. Но какого то весомого впечатления в моей памяти их пребывание не оставило. Разве что паренька имярек вышедшего в велюровых коротких шортах на Невский проспект «замели» в отделение, поскольку стражам порядка почудилось, что он разгуливал по центру города трёх революций в трусах. Да остались, пожалуй, ещё незабываемые впечатления у нашего сокурсника Константина З., имевшего определённое притяжение к нашей компании, так как случилась у него любовь с болгарской студенткой. И от той любви появился потом на свет в солнечной Болгарии ребёнок, о чем Константин был официально извещён через болгарское консульство уже в где -то в учебном году… Следом за ними прибыли студенты из Чехословакии, о которых также ничего примечательного вспомнить не могу, за исключением разве что непонятной для нас их изначальной брезгливости к ассортименту столовой третьей категории, заставлявшей чехов порой оставлять полные тарелки стряпни Есича, что вызвало у последнего ярую нелюбовь к представителям западных славян. Последними в наш интернациональный отряд прибыл десант из более чем десятка восточных немцев и одного чеха Милана Мейзлика, волею судьбы проходившего учёбу в гэдэровском университете . Следует сказать, что прибытия немцев мы ждали особо, так как уже год все из нашей компании , за исключением Михаила К. и Олега, изучали немецкий и ждали случая попробовать применить его в практическом общении. Немцы в компании со случайно прибившимся к ним Мейзликом, брезгливостью не отличались и с аппетитом поедали стряпню Есича, который зло посверкивал на них глазами из своей кухни. Дело в том, что сам по себе Есич был дядькой не плохим и даже вполне добрым, но прошедшая война, унёсшая по понятным причинам многих его родственников, заставила его ненавидеть всю немецкую нацию безо всяких там оттенков.