Читать онлайн Багровое небо: Хроники войны

Глава 1: Последний рейс в Пальмиру

Ночь перед отъездом выдалась бессонной. Алексей Верховский сидел на кухне своей московской квартиры, машинально помешивая остывший чай. Тусклый свет торшера выхватывал из темноты разложенную на столе карту Ближнего Востока с красными пометками в районе сирийской провинции Хомс. Потертый паспорт с множеством виз, диктофон, жилет с надписью "PRESS" – привычный набор для человека, пятнадцать лет работающего на переднем крае мировых конфликтов.

Из спальни вышла жена, Елена. Ее осунувшееся лицо говорило о том, что она тоже не спала.

– Значит, всё-таки едешь? – в её голосе не было вопроса, только усталая констатация.

– Лена, мы обсуждали это вчера, – Алексей потёр переносицу. – Это важная командировка.

– Они все важные, Лёш. Каждая твоя командировка важнее предыдущей, – она прислонилась к дверному косяку, скрестив руки на груди. – А то, что Аня выпускается из школы через месяц – это, конечно, мелочи.

– Я вернусь к выпускному. Максимум три недели.

– Как Сергей? Он тоже собирался вернуться через две недели из Донбасса. Семь лет прошло, а Марина до сих пор не может прийти в себя.

Алексей поморщился. Упоминание погибшего друга и коллеги било по больному.

– Это нечестно, Лен.

– Нечестно? – её голос дрогнул. – Нечестно то, что твоя дочь боится включать телевизор, когда ты в командировке. Нечестно то, что я снова не буду спать ночами, проверяя новости каждый час.

– Мне сорок два года, и я знаю, что делаю, – он встал и подошёл к ней. – Это моя работа. Коалиция начинает масштабную операцию, и кто-то должен рассказать правду о том, что там происходит.

– И этим кем-то обязательно должен быть ты? – тихо спросила она, но в её взгляде уже читалось поражение. Этот спор они вели годами, и каждый раз он заканчивался одинаково.

– Да, – просто ответил он. – Я знаю регион, язык, у меня есть контакты. Самаров доверяет мне не просто так.

Елена отвернулась, смахивая непрошеную слезу.

– Обещай, что будешь звонить. Каждый день.

– Обещаю, – Алексей обнял её, чувствуя, как напряжены её плечи. – И обещаю вернуться.

– Ты всегда это обещаешь, – прошептала она, прижимаясь к нему. – Просто держи слово. Особенно в этот раз.

Редакция встретила его привычной суетой. Несмотря на ранний час, все мониторы светились, сотрудники перебрасывались короткими фразами, телефоны не замолкали ни на минуту. Отдел международных новостей работал в усиленном режиме последние полгода из-за обострения ситуации на Ближнем Востоке.

Кабинет главного редактора находился в глубине редакции. Николай Самаров, грузный мужчина с седой щетиной и вечно усталыми глазами, встретил Алексея кивком и указал на кресло.

– Как настрой? – без предисловий спросил он, просматривая какие-то документы.

– Рабочий, – Алексей положил на стол свой паспорт. – Виза открыта, прививки сделаны. Когда вылет?

– Завтра утром, – Самаров наконец оторвался от бумаг и посмотрел на Верховского. – Перелет до Бейрута, там тебя встретят представители гуманитарной миссии, с которыми ты пересечёшь границу. Дальше – по обстановке.

– Кто моя точка контакта в зоне?

– Фарид Назари, бывший преподаватель из Дамасского университета. Сейчас работает с международными журналистами и НКО. Надёжный человек, проверенный. Он же будет твоим переводчиком.

Самаров протянул папку с документами.

– Вот твоя аккредитация. Письма от миссии ООН и Красного Креста. Телефон с местной симкой получишь на месте. Спутниковый передатчик для отправки материалов тоже. Деньги перевели на карту, часть – наличными в конверте.

Алексей взял папку и начал просматривать документы.

– Какая конкретно задача, Николай Петрович?

Самаров откинулся в кресле и впервые за встречу посмотрел на Верховского не как на подчинённого, а как на старого друга.

– Задача сложная, Лёш. Мы получили информацию, что международная коалиция готовит масштабную военную операцию в районе Пальмиры и Дейр-эз-Зора. Официально – для окончательного уничтожения ИГИЛ (запрещённой в России террористической организации). Но там замешано слишком много интересов: американцы, европейцы, русские, турки, местные группировки…

– Как обычно, – хмыкнул Алексей.

– Не совсем, – Самаров нахмурился. – На этот раз всё серьёзнее. По нашим данным, речь идёт о крупнейшей операции за последние годы. Нам нужен человек, который сможет рассказать, что происходит на самом деле. Не пропаганда, не сухие сводки штабов, а реальность. Ты знаешь этот регион лучше всех наших корреспондентов.

– И поэтому вы отправляете меня, а не молодёжь?

– Поэтому, – кивнул Самаров. – И ещё потому, что ты один из немногих, кому я доверяю в таких ситуациях. Там будет опасно, Лёша. Я не буду тебе врать.

Алексей медленно кивнул.

– Как с материалами? Полная свобода?

– В разумных пределах. Ты знаешь правила игры. Никаких координат наших военных, если наткнёшься на них. Никаких имён разведчиков. В остальном – пиши как есть.

– Сроки?

– Три недели. Если ситуация будет позволять – можно продлить. Но лучше уложиться.

Алексей поднялся, протягивая руку.

– Постараюсь не разочаровать.

Самаров крепко пожал его ладонь и неожиданно сказал:

– Береги себя, Лёш. Елена мне голову оторвёт, если что.

– Знаю, – улыбнулся Верховский. – Не первый раз замужем.

Бейрут встретил его влажной духотой и запахом специй. После московской осени ближневосточное солнце казалось невыносимо ярким. Алексей, щурясь, вышел из терминала аэропорта, где его уже ждал невысокий человек с табличкой "Verkhovsky".

– Алексей? – с заметным акцентом спросил незнакомец. – Я Фарид. Фарид Назари.

Они обменялись рукопожатием. Фарид выглядел лет на тридцать пять – худощавый, с аккуратной бородкой и внимательными карими глазами. Одет он был по-европейски: джинсы, рубашка, лёгкая куртка.

– Рад знакомству, – Алексей забросил сумку на плечо. – Как добираемся?

– Сначала в гостиницу, – ответил Фарид, направляясь к парковке. – Вы отдохнёте с дороги, а утром выезжаем к границе. Документы все готовы.

В машине – потрёпанном "Пежо" с кондиционером, работающим на половину мощности – они разговорились. Фарид оказался неплохо знающим русский язык, который выучил во время учёбы в Воронежском университете.

– Вы раньше бывали в нашем регионе? – спросил он, лавируя в хаотичном бейрутском трафике.

– Да, несколько раз, – кивнул Алексей. – Последний раз два года назад, освещал гуманитарную ситуацию в лагерях беженцев. До этого был в 2015-м, когда всё только начиналось.

Фарид внимательно посмотрел на него.

– Тогда вы знаете, что вас ждёт. Сейчас всё… сложнее.

– В каком смысле?

Фарид помолчал, словно подбирая слова.

– Линии фронта размыты. Никогда не знаешь, кто контролирует территорию, на которой ты находишься. Сегодня здесь правительственные войска, завтра – боевики, послезавтра – американцы или русские. Местное население запугано. Никто никому не доверяет.

– А как с заявленной операцией? Есть какая-то конкретика?

– Официально её пока не начали, – Фарид остановился на светофоре. – Но все к ней готовятся. В районе Хомса и Пальмиры коалиция стягивает силы. Правительственные войска пытаются выдавить остатки боевиков из пригородных районов. Мирные жители бегут кто куда.

Алексей смотрел на мелькающие за окном улицы Бейрута – шумные, полные жизни, такие далёкие от войны, бушующей всего в паре сотен километров.

– А твои родные? Они в безопасности?

Лицо Фарида на мгновение напряглось.

– Моя семья… уже нет. Родители умерли до войны. Младший брат погиб два года назад при бомбёжке Алеппо. Жена с дочерью в Германии, беженцы.

– Прости, – тихо сказал Алексей.

– Не стоит, – Фарид слабо улыбнулся. – У каждого из нас своя история потерь. Вы её ещё услышите много раз там, куда мы направляемся.

Отель оказался скромной гостиницей в христианском квартале Бейрута. Простая комната, душ с нестабильным напором воды, но чистое бельё и работающий интернет. Алексей быстро принял душ и отправил короткое сообщение жене: "Долетел нормально. Завтра выезжаем к границе. Люблю вас с Аней."

Усталость накатила внезапно. Он лёг на кровать, планируя просмотреть последние новости, но сон сморил его почти мгновенно. Последней мыслью было смутное беспокойство, которое он всегда испытывал перед погружением в очередную горячую точку – смесь адреналина, страха и странного предвкушения.

Пограничный пункт выглядел как декорация к постапокалиптическому фильму. Бетонные блоки, колючая проволока, мешки с песком и вооружённые люди с настороженными взглядами. Их "Пежо" медленно продвигался в череде машин, большинство из которых были набиты до отказа домашним скарбом и людьми – беженцы, пытающиеся выбраться из зоны конфликта.

– Не снимайте, – предупредил Фарид, когда Алексей потянулся к фотоаппарату. – На границе с этим строго.

Проверка документов заняла почти два часа. Офицер пограничной службы долго изучал аккредитацию Алексея, несколько раз звонил куда-то по рации, прежде чем неохотно поставить штамп в его паспорт.

– Вы понимаете, что правительство не несёт ответственности за вашу безопасность на территориях, не контролируемых официальными силами? – спросил он на ломаном английском.

– Понимаю, – кивнул Алексей. – Я подписал все необходимые бумаги.

Офицер ещё раз окинул его подозрительным взглядом, но вернул документы.

– Удачи, – сказал он без тени улыбки. – Она вам понадобится.

Когда они отъехали от границы, пейзаж быстро сменился. Некогда плодородные поля стояли заброшенными, деревни казались вымершими. Время от времени попадались военные блокпосты, где вооружённые люди в разномастной форме останавливали их машину для проверки.

– Кто это? – спросил Алексей после очередной такой остановки.

– Правительственные войска, – ответил Фарид. – Но через двадцать километров будет территория, контролируемая курдскими отрядами. А потом – зона ответственности международной коалиции.

Солнце клонилось к закату, когда они въехали в небольшой городок, стоящий практически на руинах древнего поселения. Половина зданий была разрушена, но на улицах теплилась жизнь – дети играли среди разрушенных стен, женщины развешивали бельё, мужчины чинили технику или сидели у импровизированных лавок.

– Мы останемся здесь на ночь, – сказал Фарид, паркуя машину у полуразрушенного двухэтажного здания. – Завтра встретимся с человеком, который проведёт нас в зону операции.

Их разместили в комнате на втором этаже, больше похожей на монашескую келью – две узкие кровати, стол и умывальник. Алексей разложил снаряжение, проверил камеры и диктофоны.

– Что это за место? – спросил он Фарида, который раскладывал на столе скудный ужин – лепёшки, сыр и оливки.

– Раньше здесь был туристический центр, – ответил тот. – Неподалёку руины римского храма. Теперь здесь передовая база гуманитарных организаций. Местное население частично вернулось, когда боевиков выбили отсюда полгода назад.

Внезапно ночную тишину разорвал далёкий грохот. Алексей вздрогнул.

– Артиллерия, – спокойно сказал Фарид. – Километров за тридцать отсюда. Правительственные войска обстреливают позиции боевиков.

Алексей подошёл к окну. В темноте были видны огоньки в соседних домах, а на горизонте периодически вспыхивали зарницы разрывов.

– Добро пожаловать обратно на войну, Алексей Верховский, – пробормотал он себе под нос.

Ночью он долго не мог заснуть, прислушиваясь к далёким взрывам и более близкой стрельбе. В какой-то момент в комнате стало нестерпимо жарко, и он вышел на крошечный балкон. Ночной воздух был пропитан запахом пыли и дыма. Над головой раскинулось бескрайнее звёздное небо, такое мирное и бесконечно далёкое от человеческих страданий внизу.

Где-то вдалеке прогрохотал особенно мощный взрыв, и на горизонте поднялся столб огня. Алексей невольно сжал перила балкона.

"Вот она какая, тишина перед бурей," – подумал он, глядя на зарево далёкого пожара.

Глава 2: Город призраков

Рассвет застал их уже в пути. Фарид вёл машину по разбитой дороге, периодически объезжая воронки от снарядов и обломки бетона. Пейзаж становился всё более гнетущим: выжженные поля, разрушенные фермы, брошенная военная техника.

– Куда мы направляемся? – спросил Алексей, настраивая камеру на съёмку из окна.

– В Шаддади, – ответил Фарид. – Небольшой город в тридцати километрах отсюда. Недавно его освободили от боевиков. Там базируется группа международной коалиции и местное ополчение.

– Кто командует этим ополчением?

– Полковник Рашид Альхамед, бывший офицер регулярной армии. Сформировал отряд сопротивления, когда ИГИЛ (запрещённая в России организация) захватил эти территории. Сначала воевал на стороне правительства, но когда ситуация стала более… сложной, перешёл под крыло коалиции.

Алексей сделал пометку в блокноте.

– И ему можно доверять?

Фарид бросил на него быстрый взгляд.

– В нашем регионе вопрос доверия очень относителен, господин Верховский. Но Рашид – человек принципов. Он сражается не за власть или деньги, а за свою землю. Его семья жила здесь поколениями.

Дорогу преградил блокпост – несколько бетонных блоков, бронетранспортёр с пулемётом и вооружённые люди в камуфляже без опознавательных знаков.

– Это уже люди Рашида, – пояснил Фарид, останавливая машину и доставая документы.

К ним подошёл молодой боец с автоматом наперевес. На вид ему было не больше двадцати – гладковыбритое лицо с первыми признаками пустынного загара, настороженный взгляд.

– Салам алейкум, – поздоровался Фарид и что-то быстро объяснил на арабском, протягивая документы.

Молодой боец внимательно изучил бумаги, заглянул в салон машины, а затем кивнул.

– Вас ждут, – сказал он уже по-английски, обращаясь к Алексею. – Следуйте за джипом.

Их сопровождал потрёпанный военный джип с крупнокалиберным пулемётом на крыше. Чем ближе они подъезжали к городу, тем сильнее ощущались следы недавних боёв: обгоревшие остовы машин, разрушенные здания, воронки от авиабомб.

– Здесь были тяжёлые бои? – спросил Алексей, не отрываясь от видоискателя камеры.

– Очень, – кивнул Фарид. – Город трижды переходил из рук в руки. Сначала боевики захватили его в 2015-м, потом курды ненадолго отбили в 2016-м, потом снова ИГИЛ (запрещённая в России организация), и окончательно его освободили только два месяца назад. От довоенного населения в пятнадцать тысяч человек осталось меньше трети.

Шаддади представлял собой удручающее зрелище. Некогда процветающий городок превратился в руины. Центральная улица была относительно расчищена, но большинство зданий стояли с зияющими провалами окон и дверей. На стенах виднелись следы пуль и осколков. И всё же город не был мёртв – между руинами сновали люди, дети играли на пыльной площади, работал импровизированный рынок.

Их привезли к трёхэтажному зданию бывшей школы, которое, судя по всему, служило штабом. У входа стояла охрана – несколько бойцов в разномастной форме с нашивками местного ополчения. Внутри кипела жизнь: военные склонились над картами, радисты передавали сообщения, медики перевязывали раненых.

– Подождите здесь, – сказал их сопровождающий. – Полковник Рашид скоро вас примет.

Алексей использовал время ожидания, чтобы сделать первые заметки в блокноте. Лица военных, суровые и сосредоточенные, контрастировали с юношеским возрастом многих из них. Он насчитал не меньше десятка бойцов, которым на вид было не больше 20 лет.

Через полчаса их проводили на второй этаж, в просторный кабинет, некогда принадлежавший директору школы. За столом, заваленным картами и документами, сидел крепкий мужчина лет пятидесяти. Седеющая борода, внимательные глаза, простая военная форма без знаков различия. Единственным признаком его статуса был потёртый кожаный планшет с золотым тиснением на арабском.

– Полковник Рашид Альхамед, – представил его Фарид. – Господин Алексей Верховский, военный корреспондент из России.

Рашид поднялся и крепко пожал руку Алексею.

– Добро пожаловать в Шаддади, господин Верховский, – сказал он на хорошем английском с заметным акцентом. – Надеюсь, ваше путешествие не было слишком утомительным.

– Бывало и хуже, – улыбнулся Алексей. – Благодарю за приём, полковник.

Рашид жестом указал на стулья перед столом.

– Присаживайтесь. Фарид сказал, что вы хотите освещать текущую ситуацию и предстоящую операцию.

– Именно так, – кивнул Алексей, доставая диктофон. – Если вы не возражаете, я запишу наш разговор.

– Не возражаю, – полковник откинулся на спинку стула. – Что именно вас интересует?

– Прежде всего, ситуация в регионе. Каковы позиции сторон? Что известно о предстоящей операции коалиции? Каково положение мирного населения?

Рашид помолчал, словно обдумывая, сколько информации можно раскрыть.

– Ситуация сложная, господин Верховский. После поражения в крупных городах боевики рассредоточились по небольшим поселениям. Они контролируют значительные территории к востоку и югу отсюда. Коалиция готовит масштабную операцию по их окончательному уничтожению, но детали мне неизвестны – я не вхожу в высший командный состав.

– А местное население?

Лицо Рашида стало мрачным.

– Выживают как могут. Многие бежали, но старики, больные и те, кому некуда идти, остались. Гуманитарной помощи не хватает. Больницы разрушены. Школы не работают. Воды и электричества нет уже третий год.

– И всё же люди возвращаются, – заметил Алексей. – Я видел семьи с детьми на улицах.

– Да, возвращаются, – кивнул Рашид. – Это их дом, как бы разрушен он ни был. Но положение тяжёлое. Особенно тяжело тем, кто пережил правление ИГИЛ (запрещённая в России организация).

Алексей подался вперёд.

– Что происходило в городе под их контролем?

Глаза Рашида потемнели.

– Ад, господин Верховский. Настоящий ад. Публичные казни, пытки, насилие. Они превратили центральную площадь в место для экзекуций. Каждую пятницу после молитвы – обезглавливания, побивание камнями, отрубание рук. Женщин продавали как рабынь. Детей забирали в тренировочные лагеря, где из них делали боевиков.

Он замолчал, а затем добавил:

– Моего брата и его семью убили на той площади. За то, что он преподавал историю и отказался жечь книги.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Фарид опустил глаза.

– Мне жаль, – сказал Алексей.

– Это война, – пожал плечами Рашид. – Здесь у каждого своя история потерь. Именно поэтому мы продолжаем сражаться.

Он встал из-за стола.

– Я распорядился подготовить для вас комнату в этом здании. Это самое безопасное место в городе. Если хотите, могу организовать для вас экскурсию по городу. Думаю, вам будет полезно своими глазами увидеть, что здесь произошло.

– Буду признателен, – кивнул Алексей, выключая диктофон. – И хотел бы поговорить с местными жителями, если это возможно.

– Конечно, – Рашид слабо улыбнулся. – Фарид вас проводит. А сейчас, прошу меня извинить – у меня совещание с представителями коалиции.

Маджид Аль-Хасани, местный учитель истории, выглядел гораздо старше своих шестидесяти лет. Худой, сгорбленный, с глубокими морщинами на лице и потухшим взглядом. Они сидели в его полуразрушенном доме, где он жил с женой и тремя внуками – дети погибли во время бомбардировки.

– Я преподавал историю и литературу сорок лет, – говорил он, медленно помешивая чай в стакане. – Когда они пришли, мне запретили упоминать всё, что было до халифата. Сожгли библиотеку, уничтожили музей. Таблички с клинописью, которые наши предки хранили веками, разбили кувалдами.

Фарид переводил, а Алексей записывал на диктофон.

– Как проходили казни? – спросил он после паузы.

Маджид провёл рукой по лицу.

– Как праздник для них. Согнали весь город на площадь. Женщин и детей заставляли смотреть. Тех, кто отворачивался, били плетьми. Моего коллегу, профессора археологии Ахмеда, обезглавили первым. За то, что он защищал древние статуи…

Старик помолчал, собираясь с мыслями.

– Потом стало хуже. Людей казнили за малейшее нарушение их "законов". Курение – смерть. Музыка – смерть. Брить бороду – плети. Женщина с открытым лицом – плети ей и смерть её мужу. Я видел, как они сбросили с крыши здания двух юношей только за то, что нашли у них фотографии, где они держатся за руки.

– Как вы выжили? – тихо спросил Алексей.

– Я притворялся, – горько усмехнулся Маджид. – Отрастил бороду. Цитировал Коран по их требованию. А по ночам тайно учил детей настоящей истории и литературе. За это могли казнить всю семью, но… что ещё оставалось?

Жена старика принесла лепёшки и оливки – скудное угощение, но всё, что у них было. Алексей хотел отказаться, но Фарид едва заметно покачал головой – отказ был бы оскорблением.

– А теперь? Что происходит сейчас? – спросил Алексей, принимая угощение.

– Пытаемся жить, – просто ответил Маджид. – Воду привозят раз в неделю. Еду – когда приходит гуманитарная помощь. Электричества нет, но у некоторых есть генераторы. Школа… школы нет. Я учу детей в своём доме. Основы арифметики, чтение, письмо. Многие дети не видели ничего, кроме войны. Дочь моего соседа, ей десять лет, недавно спросила меня: "Дядя Маджид, а правда, что раньше по ночам не стреляли?"

Алексей почувствовал, как к горлу подкатывает комок.

– Вы верите, что скоро всё закончится?

Старик долго смотрел в окно, за которым виднелись руины некогда процветающего города.

– Я историк, господин Верховский, – наконец сказал он. – И знаю, что все войны когда-нибудь заканчиваются. Вопрос в том, что от нас останется к этому моменту.

К вечеру Алексей собрал достаточно материала для первого репортажа. Он разговаривал с жителями, фотографировал руины, записывал звуки города – гул генераторов, отдалённые выстрелы, голоса детей, играющих среди развалин.

Его временное жилище представляло собой небольшую комнату в здании штаба – железная кровать, стол и стул. Ночь выдалась беспокойной – дважды объявляли воздушную тревогу, и все спускались в подвал, где провели несколько часов при свете керосиновых ламп.

Утром его разбудил Фарид.

– Вставайте, Алексей. Полковник Рашид хочет, чтобы вы присутствовали на встрече с местными командирами и представителями коалиции. Это хорошая возможность понять, что происходит на самом деле.

Алексей быстро собрался и последовал за переводчиком в зал на первом этаже, где когда-то была школьная столовая. Теперь здесь стоял большой стол с разложенными картами, а вокруг него собрались около двадцати человек – офицеры местного ополчения и несколько иностранцев в форме без опознавательных знаков.

Рашид кивнул Алексею, указывая на место в углу комнаты.

– Можете присутствовать, но без записи и фото, – тихо сказал он. – Это условие представителей коалиции.

Совещание проходило на английском языке. Высокий американец, представившийся как "полковник Дэвид", докладывал обстановку:

– По нашим данным, противник концентрирует силы в районе Дейр-эз-Зора. Мы фиксируем передвижение примерно двух тысяч боевиков. У них есть трофейная бронетехника, артиллерия и, возможно, переносные зенитные комплексы.

Один из местных командиров, молодой мужчина с глубоким шрамом через всю щеку, спросил:

– Когда начинается операция?

– Через три дня, – ответил американец. – Сначала авиаудары по выявленным позициям, затем продвижение наземных сил. Ваша задача, – он кивнул в сторону Рашида, – обеспечить северный фланг и не допустить прорыва боевиков в этом направлении.

Рашид задумчиво постучал пальцами по столу.

– Мои люди готовы, но нам не хватает тяжёлого вооружения. Противник имеет как минимум пять танков и десяток артиллерийских установок.

– Вопрос решается, – кивнул американец. – Завтра прибудет конвой с оружием и боеприпасами. Пять противотанковых комплексов, миномёты, боеприпасы.

Алексей внимательно наблюдал за происходящим. Его поразило, насколько молоды большинство местных командиров – некоторым на вид было не больше тридцати. И насколько чётко и профессионально они обсуждали предстоящую операцию.

После совещания его подозвал Рашид.

– Что думаете, господин Верховский?

– Впечатляет организация, – честно ответил Алексей. – Особенно учитывая условия. Но меня удивляет возраст ваших командиров. Они выглядят очень молодыми для такой ответственности.

Рашид горько усмехнулся.

– Война не спрашивает, сколько тебе лет, когда приходит в твой дом. Тот молодой человек со шрамом – Тарик – был студентом инженерного факультета в Дамаске. Теперь он командует батальоном. Его отец и старший брат погибли в первый год войны. Другой, в зелёной куртке – Ахмад – был школьным учителем. Сейчас он лучший специалист по обезвреживанию мин во всём регионе.

Он помолчал, а затем добавил:

– Война превращает обычных людей в солдат, господин Верховский. Иногда – в героев. Иногда – в чудовищ. Я видел и то, и другое.

– А что с вами? – осторожно спросил Алексей. – Вы ведь были кадровым военным до войны?

– Да, двадцать лет в армии. Служил в танковых войсках, потом преподавал в военной академии. Когда началась война, был в штабе. Но после гибели брата… ушёл. Собрал людей, которые тоже потеряли всё, и начал сражаться сам.

– Против кого? – прямо спросил Алексей.

Рашид долго смотрел на него, словно оценивая, можно ли доверять.

– Против тех, кто приносит смерть моему народу, – наконец ответил он. – Сначала это были только боевики. Потом ситуация стала сложнее. Слишком много сторон, слишком много интересов. Россия, Америка, Турция, Иран… Все говорят о мире, но привозят оружие.

Он тяжело вздохнул.

– Я сражаюсь за свою землю, господин Верховский. За то, чтобы люди могли вернуться в свои дома. За то, чтобы дети не вздрагивали от каждого громкого звука. Всё остальное… политика. А я солдат, не политик.

Алексей понимающе кивнул. Он встречал таких людей во многих конфликтах – профессиональных военных, для которых защита родной земли стала единственной целью, затмевающей политические игры.

– Завтра я могу организовать для вас поездку на передовые позиции, – сказал Рашид, меняя тему. – Вы увидите, как живут и воюют мои люди. Если хотите, конечно.

– Конечно, хочу, – без колебаний ответил Алексей. – Это именно то, ради чего я здесь.

Рашид кивнул.

– Выезд в шесть утра. Возьмите всё необходимое оборудование, но будьте готовы к тому, что придётся быстро передвигаться. И наденьте бронежилет – это обязательное условие.

Ночью Алексей долго не мог заснуть. Он сидел на подоконнике, глядя на звёздное небо и разрушенный город под ним. Где-то вдалеке грохотали разрывы – артиллерия вела ночной обстрел. На горизонте вспыхивали зарницы, будто далёкая гроза.

Он думал о том, что увидел и услышал за эти два дня. О разрушенных домах и разрушенных судьбах. О детях, играющих среди руин, и стариках со взглядами, полными безысходности. О молодых командирах, вчерашних студентах и учителях, теперь ведущих людей в бой.

"Город призраков," – подумал он, глядя на тёмные силуэты разрушенных зданий. Но в этом городе всё ещё жили люди – цеплялись за жизнь с упорством, которое поражало и вызывало уважение.

Он достал маленький блокнот и записал:

"Шаддади, северная Сирия. Второй день.

Видел сегодня, как маленькая девочка, лет пяти, играла с куклой, сделанной из тряпок. Она сидела на груде кирпичей, когда-то бывших её домом, и расчёсывала тряпичной кукле волосы из жёлтых ниток. Я спросил её через Фарида, как её зовут. 'Амаль', – ответила она. На арабском это значит 'Надежда'.

Может быть, в этом и есть ответ? Надежда посреди руин. Жизнь, упрямо пробивающаяся сквозь смерть и разрушение. Дети, играющие там, где ещё вчера гремели взрывы.

Завтра еду на передовую. Не знаю, что увижу там, но уже понимаю, что ни одна телевизионная картинка не передаёт настоящего лица войны. Оно в глазах этой девочки. В морщинах старого учителя. В решимости молодых ополченцев.

И, возможно, именно об этом я должен рассказать миру."

Он закрыл блокнот и лёг на узкую кровать, прислушиваясь к отдалённому грохоту артиллерии. Завтра ему предстояло увидеть войну ещё ближе.

Глава 3: Тактический ход

Утро выдалось необычно тихим. Алексей проснулся за пятнадцать минут до будильника и некоторое время прислушивался к непривычной тишине – ни выстрелов, ни взрывов, ни грохота техники. Только отдалённые голоса с улицы да редкие крики петухов – удивительно, но даже в этом разрушенном городе сохранились островки обыденной жизни.

Он быстро собрался, проверил оборудование и надел бронежилет – тяжёлый, третьего класса защиты, с керамическими пластинами спереди и сзади. Такие выдавали журналистам в самых горячих точках. Алексей вспомнил, как в Донбассе именно такой жилет спас жизнь его коллеге, когда рядом разорвалась мина.

В коридоре его ждал Фарид, также в бронежилете и с рюкзаком.

– Доброе утро, – кивнул переводчик. – Полковник Рашид уже ждёт во дворе. Выезжаем через пятнадцать минут.

– Что с погодой? – спросил Алексей, проверяя карманы.

– Обещают жару, за тридцать пять. И ветер с юга, возможно пыльная буря к вечеру.

Алексей поморщился. Пыльные бури в этом регионе были настоящим бедствием – видимость падала до нескольких метров, песок забивался в технику и оружие, а дышать становилось практически невозможно.

Во дворе штаба стояли три пикапа с установленными на них пулемётами и небольшой бронетранспортёр старой советской модели. Бойцы в разномастной форме проверяли оружие и снаряжение. Полковник Рашид что-то объяснял молодым офицерам, указывая на карту.

– А, господин Верховский, – кивнул он, заметив Алексея. – Готовы к поездке?

– Готов, – Алексей похлопал по камере. – Куда именно мы направляемся?

– В район Аль-Хасака, – ответил Рашид, складывая карту. – Там находятся наши передовые позиции. Около тридцати километров отсюда. Местность холмистая, с хорошим обзором. Боевики периодически пытаются прощупать нашу оборону, но пока без серьёзных атак.

Он указал на второй пикап:

– Вы поедете в этой машине, вместе с Фаридом и моим заместителем, майором Салимом. Держитесь в середине колонны, это самое безопасное место.

– А вы? – спросил Алексей, отмечая, что полковник одет для боя: бронежилет, пистолет, автомат на плече.

– Я в первой машине, – Рашид слегка улыбнулся. – Не беспокойтесь, господин Верховский, я не собираюсь рисковать вашей жизнью. Мы только осмотрим позиции и вернёмся до темноты.

Алексей кивнул и направился к указанной машине. В пикапе уже сидел худощавый человек с небольшой седой бородой и проницательными тёмными глазами. Он был одет скромнее других офицеров, но держался с естественным достоинством человека, привыкшего командовать.

– Майор Салим Аль-Джабри, – представился он на хорошем английском. – Добро пожаловать в наш отряд, господин журналист.

– Алексей Верховский, – ответил он, пожимая протянутую руку. – Спасибо, что позволили присоединиться.

– Полковник Рашид считает, что мир должен знать правду о нашей борьбе, – пожал плечами Салим. – Я согласен, хотя и более осторожен с иностранцами.

Фарид сел за руль, и колонна тронулась. Они ехали через разрушенный город, затем по пыльной дороге среди выжженных полей. Повсюду виднелись следы боёв – сгоревшая техника, воронки от авиабомб, разрушенные фермы. Несколько раз они проезжали через блокпосты, где хмурые бойцы тщательно проверяли документы.

Майор Салим оказался человеком разговорчивым, особенно когда узнал, что Алексей бывал в Сирии до войны.

– Я преподавал историю в университете Дамаска, – рассказывал он, пока они ехали по пустынному плато. – Специализировался на византийском периоде. Кто бы мог подумать, что в пятьдесят лет мне придётся учиться воевать.

– Как вы оказались в отряде Рашида? – спросил Алексей, включая диктофон с разрешения майора.

– Когда ИГИЛ (запрещённая в России террористическая организация) захватил мой город, я бежал с семьёй. Жену и дочерей отправил в Ливан, к родственникам, а сам вернулся. Не мог просто сидеть и ждать, пока варвары уничтожают нашу культуру, нашу историю. Сначала помогал вывозить ценные рукописи и артефакты из музеев, потом присоединился к сопротивлению. Рашид был одним из немногих командиров, кто сражался не за власть или деньги, а за людей.

– У вас не было военного опыта до этого?

Салим горько усмехнулся.

– Только военная кафедра в университете, сорок лет назад. Моё оружие всегда было слово, а не автомат. Первый раз, когда мне пришлось стрелять в человека… – он замолчал, глядя на проносящийся за окном пейзаж. – Это меняет тебя навсегда, господин Верховский. Даже если ты стреляешь в чудовище в человеческом обличье.

Алексей понимающе кивнул. Он слишком часто видел этот взгляд у гражданских, вынужденных взять в руки оружие – смесь решимости, боли и какой-то глубинной растерянности.

– А что с рукописями? Удалось что-то спасти?

Глаза Салима оживились.

– Да, многое. Мы создали тайную сеть. Прятали манускрипты в колодцах, подвалах, даже закапывали в металлических контейнерах в пустыне. Сотни бесценных документов – от византийских хроник до средневековых астрономических таблиц. Боевики специально охотились за культурным наследием, понимаете? Они хотели уничтожить нашу память, нашу идентичность.

– И при этом продавали антиквариат на чёрном рынке, – заметил Алексей.

– Именно, – кивнул Салим. – Варварство и алчность – две стороны одной медали. Они взрывали храмы, которым было по две тысячи лет, и одновременно вывозили древние статуи для продажи коллекционерам в Европе и Америке.

Колонна замедлилась – дорога пошла в гору, становясь всё более узкой и разбитой. По обе стороны тянулись каменистые холмы, идеальное место для засады. Алексей заметил, как майор Салим напрягся и положил руку на автомат.

– Сложный участок, – пояснил он. – Здесь уже дважды нападали на наши конвои.

Фарид вёл машину предельно осторожно, держась ближе к первому пикапу. Бойцы за пулемётами внимательно осматривали склоны холмов.

Они благополучно миновали опасный участок и вскоре въехали в небольшую долину, где располагалась передовая база ополченцев. Несколько укреплённых позиций, несколько блиндажей, замаскированные огневые точки. Бойцы в камуфляже сновали между позициями, перетаскивая ящики с боеприпасами и канистры с водой.

– Добро пожаловать на передовую, господин Верховский, – сказал майор Салим, когда они остановились. – Отсюда до позиций боевиков около пяти километров.

Они выбрались из машин. Жара была невыносимой, несмотря на ранний час. Пот стекал по лицу Алексея, бронежилет казался раскалённым панцирем.

Полковник Рашид подозвал их к карте, разложенной на капоте первого пикапа.

– Мы здесь, – указал он на точку в долине. – Противник контролирует территорию к югу и востоку. Здесь, – его палец переместился на несколько километров восточнее, – находится их основной опорный пункт, бывшая нефтеперекачивающая станция. По нашим данным, там около ста пятидесяти боевиков, два-три миномёта и пара единиц бронетехники.

– Именно здесь будет проходить операция коалиции? – спросил Алексей.

– Это часть более широкого плана, – ответил Рашид. – Операция охватит территорию от Дейр-эз-Зора до Ракки. Наша задача – обеспечить северный фланг и не допустить прорыва боевиков в этом направлении.

Он свернул карту и обратился к своим офицерам:

– Проверить готовность позиций. Через час совещание в командном пункте.

Затем, повернувшись к Алексею:

– Майор Салим покажет вам наши позиции. Можете снимать, но без точных координат и идентификации личного состава. Это для безопасности моих людей.

Алексей кивнул, доставая камеру. Он уже привык к таким условиям в зонах конфликта.

Майор Салим провёл их по периметру базы, показывая оборонительные сооружения и рассказывая о тактике боевиков.

– Они предпочитают атаковать на рассвете или в сумерках, – объяснял он, указывая на дальние холмы. – Используют "тачанки" – пикапы с тяжёлыми пулемётами – для быстрых рейдов. Иногда посылают смертников на начинённых взрывчаткой машинах.

– А как вы противостоите этому? – спросил Алексей, снимая укрепления.

– Мины, противотанковые ежи, система раннего оповещения, – майор указал на замаскированный пост наблюдения на вершине ближайшего холма. – Там круглосуточно дежурят наши разведчики. У нас есть несколько старых советских ПТУРов для борьбы с бронетехникой. Но главное – люди, их решимость и знание местности.

Они подошли к группе бойцов, работавших над укреплением пулемётной позиции. Молодые парни, многим на вид не больше двадцати, укладывали мешки с песком и маскировали позицию ветками.

– Это студенты? – тихо спросил Алексей, глядя на их молодые лица.

– Были студентами, – кивнул Салим. – Тот, высокий – Фарук, изучал медицину в Алеппо. Сейчас он наш полевой хирург. Рядом с ним Ясин, был аспирантом-химиком, теперь специалист по взрывчатке. Третий, в красной бандане – Карим, будущий архитектор, теперь командир разведгруппы.

Алексей направил камеру на молодых бойцов, но Салим мягко опустил его руку.

– Лучше не снимать их лица. У многих ещё остались семьи на территориях, контролируемых боевиками.

Они продолжили обход позиций. Алексей отметил, насколько хорошо организована оборона, несмотря на очевидную нехватку современного вооружения. Видно было, что командовали здесь профессиональные военные, умело использующие ландшафт и имеющиеся ресурсы.

В небольшом блиндаже, служившем полевым госпиталем, Алексей познакомился с доктором Фаруком – тем самым высоким парнем, бывшим студентом-медиком. Несмотря на молодость, его глаза смотрели с усталостью человека, повидавшего слишком много смертей.

– Четвёртый год войны, третий год на передовой, – говорил Фарук, показывая скромное оборудование госпиталя. – Начинал в Алеппо, потом Хомс, теперь здесь. Медикаментов всегда не хватает, особенно антибиотиков и обезболивающих. С хирургическими инструментами чуть лучше – спасибо гуманитарным организациям.

– Много раненых? – спросил Алексей, осматривая небольшую операционную – обычный стол, обтянутый клеёнкой, яркая лампа на аккумуляторе, стерилизатор на спиртовке.

– Как когда, – пожал плечами Фарук. – После боя бывает по десять-пятнадцать человек за сутки. В спокойное время – обострения хронических болезней, инфекции, обезвоживание. Плюс местное население – они тоже приходят, когда совсем плохо.

Он показал на занавешенный угол блиндажа:

– Там сейчас лежат трое тяжёлых. Двое наших – подорвались на мине три дня назад, и один местный старик с пневмонией.

– Можно с ними поговорить?

Фарук покачал головой:

– Они под седативными препаратами. Завтра, если будете ещё здесь – возможно.

Вернувшись на центральную площадку базы, они увидели новое оживление – прибыл конвой из двух грузовиков в сопровождении бронированных джипов. На машинах не было опознавательных знаков, но по экипировке сопровождающих Алексей определил, что это американцы – скорее всего, спецназ или сотрудники ЧВК.

– Обещанные поставки вооружения, – тихо пояснил майор Салим. – Этого не снимайте, пожалуйста.

Алексей опустил камеру и наблюдал, как разгружают ящики с оружием и боеприпасами. Один из американцев – высокий, широкоплечий мужчина в тактических очках и с характерной бородой – беседовал с полковником Рашидом, указывая на карту.

– Кто это? – спросил Алексей у Салима.

– Капитан Миллер, – ответил тот. – Официально – советник коалиции. На самом деле – координатор между нами и американским командованием. Хороший человек, насколько может быть хорошим человек, ведущий чужую войну.

К ним подошёл Фарид, до этого разговаривавший с одним из водителей конвоя.

– Плохие новости, – сказал он тихо. – По дороге обстреляли гуманитарную колонну ООН. Два грузовика с продовольствием уничтожены, несколько раненых среди сопровождающих.

– Боевики? – нахмурился Салим.

– Скорее всего. Это на трассе между Хомсом и Пальмирой, примерно в ста километрах отсюда.

Алексей отметил это в блокноте – ещё одно свидетельство того, что гуманитарные организации становились мишенями в этой войне.

К вечеру на базе воцарилось напряжённое ожидание. Американцы уехали, оставив оружие и несколько "советников". Бойцы устанавливали новые миномёты, раздавали противотанковые гранатомёты, укрепляли позиции.

– Что-то готовится, – заметил Алексей, обращаясь к Фариду.

– Да, – кивнул переводчик. – Разведка сообщила о передвижении крупной группы боевиков в нашем направлении. Возможно, они узнали о поставках оружия и хотят атаковать до того, как мы будем полностью готовы.

Полковник Рашид собрал командиров на совещание в центральном блиндаже. Алексею разрешили присутствовать, но без записи. Рашид был краток:

– По данным разведки и информации от коалиции, противник готовит атаку на наши позиции. Предположительно – завтра на рассвете. У них около двухсот бойцов, две-три единицы бронетехники, миномёты. Цель – прорваться через наши позиции к городу, возможно, чтобы сорвать подготовку к операции коалиции.

Один из командиров, седой мужчина с обветренным лицом, спросил:

– Поддержка с воздуха будет?

– Обещают, – кивнул Рашид. – Но рассчитывать нужно на свои силы. Распределение по секторам следующее…

Он начал объяснять план обороны, указывая на карту. Алексей отметил чёткость и профессионализм, с которым Рашид отдавал распоряжения. Было видно, что за плечами этого человека годы военной службы.

После совещания Рашид подошёл к Алексею.

– Завтра здесь может быть горячо, господин Верховский. Я отправляю транспорт в город через час. Рекомендую вам вернуться.

Алексей покачал головой:

– Если вы не против, я останусь. Именно для освещения таких событий я и приехал.

Рашид внимательно посмотрел на него:

– Это ваше решение. Но учтите – безопасность гарантировать не могу. В случае серьёзной атаки вам придётся действовать по указаниям моих офицеров. Никакой самодеятельности.

– Разумеется, – кивнул Алексей. – Я достаточно опытен, чтобы не создавать проблем в боевой обстановке.

– Хорошо, – Рашид протянул руку. – Тогда до завтра. Майор Салим покажет вам место для ночлега. И постарайтесь отдохнуть – ночь может быть беспокойной.

Полковник оказался прав – ночь выдалась нервной. Дважды объявляли тревогу, когда разведка замечала передвижения противника. Бойцы занимали позиции, но атаки не последовало – видимо, боевики проводили разведку боем, прощупывая оборону.

Алексей устроился в небольшом блиндаже вместе с Фаридом и двумя связистами. Спать не получалось – мешали и напряжение, и жара, и постоянные звуки активности на базе. Он использовал время, чтобы написать первые заметки и подготовить фотографии для отправки в редакцию.

Под утро его разбудил Фарид:

– Вставайте. Разведка докладывает о движении. Похоже, они всё-таки идут.

Алексей быстро собрался, проверил камеры и диктофон. Надел бронежилет, каску с надписью PRESS, взял флягу с водой и энергетические батончики – опыт подсказывал, что день может быть долгим.

На позициях царило контролируемое напряжение. Бойцы заняли оборону, миномётные расчёты подготовили орудия к бою, снайперы расположились на возвышенностях. Рашид с группой офицеров находился на командном пункте – небольшом укреплении в центре базы с радиостанциями и картами.

– Движение в секторе альфа, – доложил радист. – Примерно двадцать машин, включая две с тяжёлым вооружением.

– Расстояние? – спросил Рашид.

– Три километра и сокращается.

Рашид повернулся к своим офицерам:

– Всем занять позиции согласно плану. Миномётный огонь по команде. Тяжёлое вооружение экономить до прямого контакта.

Алексей с Фаридом последовали за майором Салимом к наблюдательному пункту – укреплённой позиции на небольшой высоте, откуда открывался хороший обзор на подходы к базе.

– Отсюда будет хорошо видно, – сказал Салим. – Но держитесь ниже бруствера. Они могут использовать снайперов.

Алексей настроил камеру с длиннофокусным объективом и начал снимать приближающуюся колонну противника. В утренней дымке были видны пикапы с установленными пулемётами, два БТР, предположительно захваченных у правительственных войск, и несколько грузовиков с боевиками.

– Это их разведка или основные силы? – спросил он у Салима.

– Скорее авангард, – ответил тот, не отрываясь от бинокля. – Основные силы, вероятно, идут следом или зайдут с другого направления.

Колонна боевиков остановилась примерно в километре от позиций ополченцев. Алексей навёл камеру с максимальным увеличением и увидел, как из машин выпрыгивают люди в чёрной одежде и с чёрными флагами.

– ИГИЛ (запрещённая в России террористическая организация), – подтвердил Салим. – Судя по всему, это отряд из Дейр-эз-Зора. Они самые фанатичные.

По рации раздался голос Рашида:

– Всем командирам: приготовиться. Ждём, пока они подойдут ближе. Огонь открывать по моей команде.

Напряжение нарастало с каждой минутой. Боевики развернули миномёты и начали обстрел позиций ополченцев. Первые снаряды упали с недолётом, поднимая фонтаны песка и камней.

– Пристреливаются, – прокомментировал Салим. – Скоро начнётся.

Следующая серия минометных выстрелов оказалась точнее – несколько разрывов произошло на территории базы. Алексей инстинктивно пригнулся, когда осколки просвистели над головой.

– Держитесь ниже, – сказал Салим. – Это только начало.

По рации раздался приказ Рашида:

– Миномётам – ответный огонь. Цель – их артиллерийские позиции.

Миномёты ополченцев открыли огонь. Алексей снимал, стараясь сохранять спокойствие, хотя адреналин уже бурлил в крови. Это была не первая его перестрелка, но привыкнуть к свисту пуль и грохоту разрывов невозможно.

Боевики начали движение – пикапы с пулемётами рванули вперёд, ведя огонь на ходу. За ними двигались БТРы и грузовики с пехотой.

– Начинается, – сказал Салим, и в этот момент по рации раздался голос Рашида:

– Всем секторам: огонь!

Оборона ополченцев ожила – заговорили пулемёты, загрохотали автоматы, в сторону наступающих полетели реактивные гранаты. Два передних пикапа боевиков взорвались почти одновременно, остальные рассредоточились, используя складки местности для укрытия.

Алексей продолжал съёмку, фиксируя каждый этап боя. Он видел, как боевики пытаются обойти позиции ополченцев с флангов, как один из БТРов, получив попадание из гранатомёта, продолжает движение, как пехота перебежками продвигается вперёд.

Бой нарастал. Миномётный обстрел усилился, несколько снарядов попали в периметр базы. Алексей слышал крики раненых, видел, как санитары оттаскивают пострадавших в медпункт.

– Они прорываются в секторе чарли! – раздался крик по рации.

Салим напрягся:

– Нужно перебросить резерв. Фарид, передайте полковнику: майор Салим переходит в сектор чарли с резервной группой.

Фарид кивнул и начал передавать сообщение, а Салим повернулся к Алексею:

– Оставайтесь здесь, это самое безопасное место. Если положение ухудшится, отходите к командному пункту. Ясно?

– Ясно, – кивнул Алексей. – Удачи, майор.

Салим быстро спустился с наблюдательного пункта и вскоре Алексей увидел, как он ведёт группу бойцов к юго-восточной части периметра, где боевики, судя по всему, сумели приблизиться к позициям ополченцев.

Бой продолжался уже больше часа. Солнце поднялось высоко, жара становилась невыносимой. Пыль от разрывов и работающей техники висела в воздухе плотным облаком, затрудняя обзор и дыхание.

Алексей продолжал работать, переключаясь между камерой и блокнотом, записывая каждую деталь. Он видел, как молодые ополченцы сражаются с отчаянной решимостью, как раненые возвращаются в строй после минимальной помощи медиков, как офицеры личным примером воодушевляют бойцов.

В какой-то момент, когда казалось, что атака боевиков выдыхается, в небе появились вертолёты – два ударных "Апача" коалиции. Они начали обстрел позиций боевиков ракетами и из бортовых пушек. Эффект был сокрушительным – оставшаяся техника противника превратилась в горящий металл, пехота начала беспорядочное отступление.

– Наконец-то, – выдохнул Фарид. – Авиация коалиции. Теперь они отступят.

Действительно, через полчаса после появления вертолётов бой начал стихать. Боевики отходили, унося раненых и оставляя подбитую технику. Миномётный обстрел прекратился. Ополченцы вели огонь вслед отступающим, но уже не так интенсивно.

По рации раздался голос Рашида:

– Всем командирам: противник отступает. Преследование не проводить. Закрепиться на позициях, ждать возможной повторной атаки.

Алексей осторожно поднялся во весь рост, разминая затёкшие мышцы, и осмотрел поле боя. Оно представляло собой апокалиптическую картину: горящие машины, воронки от разрывов, разбросанное оружие и тела убитых боевиков. Внутри периметра базы тоже было несколько воронок, одно из укреплений разрушено прямым попаданием, виднелись пятна крови.

– Спускаемся, – сказал Фарид. – Нужно узнать о потерях и помочь раненым.

Они спустились с наблюдательного пункта и направились к командному центру. По пути Алексей снимал последствия боя – разрушенные укрепления, пробоины от снарядов, бойцов, собирающих оружие и боеприпасы.

Рашид выглядел усталым, но собранным. Он отдавал распоряжения, отправлял разведчиков следить за отступающим противником, организовывал помощь раненым.

– Полковник, – обратился к нему Алексей. – Можно несколько вопросов?

Рашид кивнул:

– Коротко, у меня мало времени.

– Ваша оценка боя? Каковы потери?

– Мы отбили атаку, противник отступил с большими потерями, – ответил Рашид. – У нас семеро убитых, около двадцати раненых, из них пятеро тяжёлых. Разрушены два укрепления, повреждён один миномёт.

– Это была случайная атака или часть более крупного плана?

Рашид задумался:

– Скорее второе. Они знали о поставках оружия и пытались захватить его до того, как мы будем готовы. Возможно, это связано с предстоящей операцией коалиции – боевики пытаются нарушить наши планы.

– А своевременное появление вертолётов коалиции?

– Нам повезло, – сдержанно ответил Рашид. – Они были на патрулировании в этом районе и отреагировали на наш запрос.

Алексей понимал, что это не вся правда, но не стал давить. Он уже достаточно работал в зонах конфликта, чтобы знать: некоторые вопросы лучше оставить на потом.

– Могу я посетить медпункт? Поговорить с ранеными?

– Да, но не мешайте врачам, – кивнул Рашид. – И ещё, господин Верховский: вы хорошо держались во время боя. Не каждый журналист способен сохранять спокойствие под обстрелом.

– Не первый раз под огнём, – пожал плечами Алексей. – Хотя привыкнуть к этому невозможно.

– К этому никто не привыкает, – тихо сказал Рашид. – Даже те, кто воюет годами.

В медпункте царил организованный хаос. Доктор Фарук и два его помощника работали без остановки, перевязывая раненых и готовя тяжёлых к эвакуации. Запах крови, антисептиков и пота смешивался в тяжёлый, удушливый коктейль.

Алексей увидел майора Салима – тот сидел на краю стола, пока медик обрабатывал рану на его плече.

– Царапина, – отмахнулся Салим, заметив взгляд Алексея. – Осколок миномётного снаряда. Повезло, что не задело артерию.

– Как прошёл бой в вашем секторе?

– Жарко, – Салим поморщился, когда медик начал накладывать швы. – Они прорвали первую линию, но мы контратаковали и отбросили их. Потеряли четверых ребят, хороших бойцов.

Алексей огляделся. На импровизированных койках лежали раненые – некоторые в сознании, другие под сильными обезболивающими. Молодой боец с забинтованной головой тихо стонал, прося воды. Пожилой ополченец с ампутированной ниже колена ногой курил, несмотря на запреты медиков, глядя в пустоту отсутствующим взглядом.

– Можно с ними поговорить? – спросил Алексей у Фарука, когда тот на секунду освободился.

– Только с теми, кто в сознании и не в критическом состоянии, – ответил врач. – И недолго. Им нужен отдых.

Алексей подошёл к молодому бойцу с перевязанной рукой и обожжённым лицом. Тот сидел, прислонившись спиной к стене, и пил воду через трубочку.

– Не возражаете, если я задам несколько вопросов? – спросил Алексей через Фарида.

Боец пожал плечами:

– Спрашивайте. Всё равно делать нечего, пока док не разрешит вернуться в строй.

– Как вас зовут? Откуда вы?

– Халид. Из деревни недалеко от Хомса. Был студентом агрономического техникума, когда началась война.

– Что произошло с вами сегодня?

Халид осторожно коснулся обожжённого лица:

– Их миномётный снаряд попал в наше укрепление. Двоих убило сразу, меня отбросило взрывной волной. Лицо обожгло, руку посекло осколками. Но я ещё легко отделался – Ахмад, мой друг, потерял обе ноги.

Он кивнул в сторону дальнего угла, где лежал без сознания молодой человек, укрытый одеялом до пояса. Нижней части тела не было.

– Почему вы здесь? – спросил Алексей. – Почему сражаетесь?

Халид посмотрел на него с лёгким удивлением:

– А куда мне ещё идти? Моей деревни больше нет – сровняли с землёй. Семью убили – отца, мать, сестру. Они приехали ночью, вытащили всех на улицу, отрубили головы тем, кто раньше работал на правительство. Мой отец был почтальоном – для них этого оказалось достаточно.

Он сделал паузу, затем продолжил:

– Я сражаюсь не за политику. Не за чьи-то интересы. Я сражаюсь, чтобы таких, как они, – он кивнул в сторону поля боя, где остались тела боевиков, – не было на нашей земле. Чтобы люди могли вернуться домой и не бояться.

Алексей записал его слова, а затем задал последний вопрос:

– Что вы будете делать, когда война закончится?

На лице Халида появилось странное выражение – смесь недоумения и горькой усмешки.

– Когда закончится… Не знаю. Не думал об этом. Может, вернусь учиться. Может, попробую восстановить свою деревню. Главное – чтобы был шанс начать снова.

После посещения медпункта Алексей поднялся на позицию с Фаридом, чтобы сделать панорамные снимки поля боя. Ополченцы выставили усиленные посты, ожидая возможной повторной атаки, но пока было тихо. Только вдалеке виднелись столбы дыма от горящей техники да кружили вертолёты коалиции, патрулируя район.

– Как думаете, они вернутся? – спросил Алексей у Фарида.

– Сегодня вряд ли, – ответил тот. – Потери слишком большие. Но завтра или послезавтра – весьма вероятно. Они упрямые. И ненавидят нас даже больше, чем иностранцев.

– Почему?

– Потому что мы, по их мнению, предатели. Мусульмане, воюющие против "истинного ислама". На самом деле, конечно, их версия ислама не имеет ничего общего с настоящей религией – это искажённая, больная идеология.

Фарид выглядел усталым и подавленным. Алексей предложил ему сигарету, и тот благодарно кивнул.

– Вы давно с Рашидом? – спросил Алексей, щёлкая зажигалкой.

– Почти три года, – ответил Фарид, затягиваясь. – Сначала работал переводчиком для иностранных журналистов, потом для гуманитарных организаций. Когда мой брат погиб, решил присоединиться к тем, кто реально сражается с этим злом. Рашид принял меня, хотя я не боец – языки, коммуникация, связь с внешним миром – вот моя специализация.

– А полковник… что за человек?

Фарид задумался:

– Сложный вопрос. Он хороший командир – заботится о людях, не рискует жизнями зря, умеет планировать. И при этом – беспощадный к врагам. Я видел, как он допрашивал пленного боевика, который участвовал в массовой казни мирных жителей. Это был… другой человек. Холодный, жёсткий.

– Что случилось с пленным?

– Не спрашивайте, – покачал головой Фарид. – На войне происходят вещи, о которых лучше не писать в газетах. Рашид не монстр, но и не святой. Он человек, который слишком много потерял и слишком много видел.

Вечером на базу вернулся капитан Миллер с двумя другими американцами. Они долго совещались с Рашидом в командном пункте, изучая карты и фотографии с дронов. Алексей не мог присутствовать на этой встрече, но Фарид, который переводил, позже рассказал ему основное.

– Операция коалиции начнётся через два дня, – сообщил он, когда они ужинали в импровизированной столовой базы. – Сначала авиаудары по выявленным позициям боевиков, затем наступление наземных сил с трёх направлений. Нам приказано удерживать нынешние позиции и не допустить прорыва противника на север.

– Рашид участвует в планировании?

– Только на тактическом уровне, в своей зоне ответственности. Стратегические решения принимает командование коалиции.

Алексей задумался. Ему нужно было решить, оставаться ли на позициях с ополченцами или попытаться попасть в один из штабов коалиции, чтобы увидеть операцию с другой стороны. С одной стороны, здесь он был в самой гуще событий, видел реальное лицо войны. С другой – чтобы дать полную картину, нужен был доступ к более широкой информации.

После ужина он подошёл к Рашиду, который проверял позиции перед ночным дежурством.

– Полковник, мне нужен ваш совет, – начал Алексей. – Я хочу осветить предстоящую операцию максимально полно. Как вы думаете, мне лучше остаться здесь или попытаться получить доступ в один из штабов коалиции?

Рашид задумался:

– Сложный вопрос. Здесь вы увидите настоящую войну – без прикрас, без пресс-релизов. Но в штабе коалиции получите более полную картину операции.

Он помолчал, а затем предложил:

– Есть третий вариант. Завтра к нам прибудет группа спецназа для координации действий. С ними будет офицер связи, который затем отправится в штаб коалиции. Возможно, вы могли бы присоединиться к нему.

– Это было бы идеально, – кивнул Алексей. – Спасибо, полковник.

– Не благодарите раньше времени, – усмехнулся Рашид. – Я не обещаю, что они согласятся. Военные не любят журналистов, особенно в разгар подготовки к операции.

– Я могу быть очень убедительным, – улыбнулся Алексей. – И у меня есть все необходимые аккредитации.

– Посмотрим, – кивнул Рашид. – А теперь советую вам отдохнуть. Сегодня был тяжёлый день, а завтра может быть ещё тяжелее.

Ночь прошла относительно спокойно – несколько раз звучала тревога, когда разведка замечала движение, но массированной атаки не последовало. Алексей провёл большую часть ночи, обрабатывая собранный материал и готовя репортаж для отправки в редакцию.

Наутро прибыли обещанные Рашидом спецназовцы – группа из восьми человек на двух бронированных внедорожниках. Судя по экипировке, это были не регулярные войска коалиции, а какое-то специальное подразделение – возможно, ЦРУ или одна из частных военных компаний, работающих на правительство США.

Их командиром оказался высокий, жилистый мужчина лет сорока, с коротко стриженными седеющими волосами и внимательными серыми глазами. Он представился как Джек Риордан, не уточняя своего звания или принадлежности к конкретной организации.

Алексей наблюдал, как Риордан общается с Рашидом – четко, по-деловому, без лишних слов. Они обсуждали расположение сил, возможные маршруты передвижения, координацию действий. Было видно, что между ними существует профессиональное уважение.

После совещания Рашид подозвал Алексея:

– Господин Верховский, это капитан Риордан. Он согласился взять вас с собой в штаб коалиции после завершения здешних дел.

Риордан окинул Алексея оценивающим взглядом:

– Вы военный корреспондент, я правильно понимаю?

– Да, из России, – Алексей протянул руку. – Алексей Верховский, "Глобал Ньюс".

Американец крепко пожал его руку:

– У вас есть опыт работы в горячих точках?

– Пятнадцать лет, – ответил Алексей. – Афганистан, Ирак, Ливия, Украина, сейчас здесь.

Риордан кивнул:

– Хорошо. Мы выдвигаемся завтра на рассвете. Сегодня я должен проверить несколько объектов в округе, завтра возвращаюсь в штаб. Можете присоединиться, но есть условия: никаких фото- или видеосъёмок наших бойцов, никаких вопросов о личном составе или конкретных планах операции, полное подчинение моим приказам в случае боевой ситуации.

– Согласен, – без колебаний ответил Алексей. Условия были стандартными для работы с военными спецподразделениями.

– И ещё, – добавил Риордан, – я не могу гарантировать вашу безопасность. Мы идём на войну, а не на экскурсию.

– Я осознаю риски, – кивнул Алексей. – И готов к ним.

– Тогда договорились, – заключил Риордан. – Завтра в 05:00 будьте готовы. Берите только самое необходимое – рюкзак, камеру, личные вещи. Вода и сухпай у нас будут.

После этого разговора Алексей решил использовать оставшееся время, чтобы собрать дополнительный материал о местном ополчении. Он провёл серию интервью с бойцами, фотографировал их подготовку к предстоящей операции, записывал наблюдения о жизни базы.

Его особенно интересовали истории обычных людей, оказавшихся втянутыми в войну. Например, молодой парень по имени Юсуф, которому едва исполнилось восемнадцать – бывший ученик художественной школы, теперь снайпер с четырьмя подтверждёнными ликвидациями боевиков. Или пожилой врач Хасан, который до войны был заведующим хирургическим отделением в Алеппо, а теперь оперировал в полевых условиях, при свете керосиновых ламп, часто без анестезии.

Вечером Алексей отправил в редакцию подготовленный материал – текст с фотографиями и короткие видеофрагменты. Самаров сразу перезвонил:

– Потрясающий материал, Лёша. Завтра даём первую часть на обложку. Как ты сам?

– Нормально, – ответил Алексей, отходя в тихий угол базы для разговора. – Вчера попал под обстрел, но обошлось без царапин.

– Осторожнее там, – голос редактора звучал обеспокоенно. – Твоя жена мне голову оторвёт, если с тобой что-то случится.

– Я ей звонил вчера, уверил, что всё в порядке, – сказал Алексей. – Завтра еду в штаб коалиции с американским спецназом. Оттуда, надеюсь, смогу осветить начало операции.

– Хорошо, но не рискуй без необходимости, – Самаров помолчал, а затем добавил: – Твои материалы вызвали большой резонанс. Перепечатывают даже западные издания. Ты показываешь войну так, как её не показывают мейнстримные медиа.

– Стараюсь быть объективным, – пожал плечами Алексей, хотя Самаров не мог этого видеть. – Здесь нет чёрного и белого, только оттенки серого. И очень много боли обычных людей.

– Именно это и ценно, – согласился редактор. – Держи нас в курсе. И береги себя.

После разговора Алексей отправился в столовую, где ужинал майор Салим с группой офицеров. Они обсуждали предстоящую операцию, вероятные действия противника, свои задачи.

– Присоединяйтесь, господин Верховский, – пригласил Салим. – Ужин скромный, но чай хороший.

Алексей подсел к ним, принимая предложенную кружку чая с мятой.

– Я слышал, вы завтра уезжаете с американцами, – сказал Салим. – Интересно будет узнать вашу оценку происходящего с их стороны.

– Если они позволят мне написать об этом, – заметил Алексей. – С американскими военными всегда сложно – множество ограничений, согласований, цензуры.

– Всё равно, – Салим отломил кусок лепёшки, – вы увидите обе стороны конфликта. Это важно для объективности. Здесь вы видели нашу правду – простую и горькую. Там увидите их правду – возможно, более сложную и запутанную.

Молодой офицер, сидевший рядом, спросил:

– А что, по-вашему, происходит на самом деле, господин журналист? Кто прав в этой войне?

Алексей задумался. Это был тот самый вопрос, который ему задавали в каждом конфликте, который он освещал – от Афганистана до Украины.

– Знаете, – медленно начал он, – за пятнадцать лет работы военным корреспондентом я понял одну вещь: в войне не бывает правых. Есть интересы – геополитические, экономические, религиозные. Есть идеологии, часто искажённые до неузнаваемости. Есть амбиции политиков и генералов. Но настоящую цену всегда платят обычные люди – фермеры, учителя, врачи, студенты. Те, кто никогда не хотел воевать.

Он сделал паузу, отпивая горячий чай.

– Если говорить об этой конкретной войне… Боевики, несомненно, творят зло. То, что я видел и слышал здесь – массовые казни, пытки, разрушение культурного наследия – это преступления против человечности, без оправданий и смягчающих обстоятельств. Но конфликт давно вышел за рамки простого противостояния "хороших" и "плохих". Слишком много внешних игроков, слишком много скрытых интересов.

Офицеры слушали его внимательно. Салим задумчиво кивнул:

– Справедливая оценка. Мы здесь защищаем свои дома и своих близких. А что защищают американцы? Русские? Турки? Иранцы? Все говорят о мире и борьбе с терроризмом, но привозят оружие и бомбы.

– А что будет после победы над боевиками? – спросил другой офицер. – Вы об этом думали, господин Верховский?

– Постоянно, – ответил Алексей. – И боюсь, что следующий конфликт уже зреет внутри нынешней коалиции. Слишком разные интересы, слишком много взаимных претензий.

– Именно, – Салим горько усмехнулся. – Сегодня мы союзники против общего врага. Завтра, когда этот враг будет побеждён, нас могут снова разделить и столкнуть лбами. Старая ближневосточная история.

Они продолжали разговор до поздней ночи – об истории региона, о корнях конфликта, о возможных путях к миру. Алексей был впечатлён уровнем образования и глубиной мышления этих людей, многие из которых ещё недавно были гражданскими – учителями, инженерами, врачами.

Перед тем как отправиться спать, он вышел во двор базы. Звёздное небо раскинулось над головой – такое же, как над Москвой, над Нью-Йорком, над любой точкой планеты. Где-то вдалеке слышались одиночные выстрелы – война не останавливалась даже на ночь.

"Завтра начнётся новый этап," – подумал Алексей, глядя на мерцающие звёзды. Он не знал, что принесёт ему поездка в штаб коалиции, какие новые истории он услышит и расскажет. Но был уверен в одном – он должен донести правду о том, что видел и слышал в этом забытом уголке мира, где люди продолжали жить и умирать вдали от телекамер и международных конференций.

Глава 4: За линией фронта

Ещё до рассвета, когда над горизонтом только начала светлеть полоска неба, лагерь уже гудел, словно потревоженный улей. Бойцы проверяли оружие, техники готовили машины, связисты настраивали оборудование. Сегодня начиналась операция, которая, по мнению командования коалиции, должна была стать решающим ударом по позициям боевиков.

Алексей, собравший рюкзак ещё с вечера, стоял возле брезентовой столовой, попивая крепкий чай из железной кружки. Рядом молча курил Фарид. За те несколько дней, что они провели вместе, между ними установилось особое взаимопонимание – не совсем дружба, но определённо больше, чем просто рабочие отношения.

– Береги себя, друг, – наконец сказал Фарид, выбрасывая окурок. – Штабы штабами, но американцы любят оказываться в самом пекле.

– Ты тоже, – кивнул Алексей. – Надеюсь, ещё увидимся до моего отъезда.

– Иншалла, – пожал плечами Фарид. – Если Аллах пожелает.

К ним подошёл полковник Рашид – собранный, с напряжённым лицом человека, на плечи которого легла огромная ответственность.

– Капитан Риордан ждёт вас, – сказал он Алексею. – Они готовы выдвигаться.

– Спасибо за всё, полковник, – Алексей протянул руку. – За доверие, за возможность увидеть вашу работу изнутри.

Рашид крепко пожал его руку:

– Надеюсь, мир узнает правду о том, что здесь происходит. Не ту версию, которую показывают по телевизору, а настоящую историю людей, сражающихся за свою землю.

Алексей кивнул:

– Я сделаю всё, что в моих силах.

Он попрощался с майором Салимом и другими офицерами, с которыми успел познакомиться, и направился к бронированным внедорожникам американцев. Капитан Риордан, проверявший карту с одним из своих людей, махнул ему рукой:

– Доброе утро, мистер Верховский. Готовы отправиться в путь?

– Готов, – кивнул Алексей, поправляя рюкзак. – Куда именно мы направляемся?

– Сначала на оперативную базу "Альфа" – это примерно в тридцати милях отсюда, – ответил Риордан. – Там командный центр тактической группы. После этого – в главный штаб операции, ещё пятьдесят миль. Если всё пойдёт по плану, к середине дня будем на месте.

Он указал на второй внедорожник:

– Вы поедете там, с лейтенантом Моррисоном. Следуйте его инструкциям и всё будет в порядке.

Алексей кивнул и направился к указанной машине. Лейтенант Моррисон оказался молодым, не старше тридцати, офицером с типичным для американских военных коротким ёжиком волос и квадратной челюстью. Он коротко кивнул Алексею:

– Добро пожаловать на борт, сэр. Устраивайтесь сзади, рядом с Джонсоном.

Джонсон, крупный афроамериканец с дружелюбной улыбкой, подвинулся, освобождая место:

– Первый раз с нашими ребятами?

– В Сирии – да, – ответил Алексей, пристёгиваясь. – До этого работал с американскими подразделениями в Афганистане и Ираке.

– Тогда вы знаете правила, – кивнул Джонсон. – В случае чего – голова вниз и делать, что говорят.

Конвой тронулся. Впереди шла машина Риордана, за ней – внедорожник с Алексеем, замыкал колонну пикап ополченцев, который должен был сопровождать их до определённой точки.

Они выехали с базы и направились на юго-восток, через каменистую пустыню. Дорога была разбитой, с воронками от авиабомб и следами боёв. По сторонам время от времени попадались выгоревшие остовы техники – молчаливые свидетели прошедших здесь сражений.

Джонсон оказался разговорчивым, особенно когда узнал, что Алексей – опытный военный корреспондент. Он расспрашивал о других конфликтах, о впечатлениях от разных стран, делился своими наблюдениями о текущей ситуации.

– Это моя третья командировка на Ближний Восток, – рассказывал он, глядя в окно на проносящийся мимо пейзаж. – Сначала был Ирак, потом Афганистан, теперь вот здесь. И каждый раз думаю: "Что мы тут забыли?" Понимаю, борьба с терроризмом и всё такое, но эти конфликты тянутся десятилетиями.

– А вы как думаете, что вы здесь забыли? – спросил Алексей, включая диктофон с разрешения американца.

Джонсон усмехнулся:

– Официально? Обеспечиваем региональную стабильность и боремся с международным терроризмом. Неофициально? – он понизил голос. – Нефть, газ, трубопроводы, влияние в регионе. Геополитика, понимаете? Но нас, простых парней, это не особо волнует. Наше дело – выполнять приказы и возвращаться домой живыми.

– А местное население? Как вы с ними взаимодействуете?

– По-разному, – Джонсон пожал плечами. – Некоторые видят в нас освободителей, другие – оккупантов. Всё зависит от конкретного района, от того, какая группировка там раньше хозяйничала, от местных старейшин. Кто-то приносит чай и лепёшки, кто-то стреляет в спину.

Он помолчал, а затем добавил тише:

– Знаете, что самое сложное? Понять, кто есть кто. Днём человек угощает тебя чаем, а ночью передаёт боевикам информацию о твоих перемещениях. Или наоборот – кажется подозрительным, а потом рискует жизнью, чтобы предупредить о засаде. Нет чёрного и белого, только оттенки серого.

Алексей понимающе кивнул. Он слышал эту фразу – про оттенки серого – в каждом конфликте, который освещал. И каждый раз она оказывалась верной.

Их разговор прервал резкий голос лейтенанта Моррисона по рации:

– Всем внимание! Впереди блокпост. Предположительно правительственные войска, но держать оружие наготове.

Колонна замедлила ход. Впереди виднелся блокпост – бетонные блоки, мешки с песком, несколько вооружённых людей в камуфляже. Флаг на шесте указывал на принадлежность к сирийской правительственной армии.

Риордан вышел из первой машины и направился к командиру блокпоста. Они о чём-то коротко поговорили, Риордан показал какие-то документы. После нескольких минут напряжённого ожидания американец махнул рукой, и колонна медленно проехала через блокпост.

– Нервный момент, – прокомментировал Джонсон, когда они удалились на безопасное расстояние. – Отношения с правительственными войсками сложные. Технически мы здесь без их приглашения.

– А как тогда…?

– Договорённости на высоком уровне, – пояснил американец. – Временное перемирие для борьбы с общим врагом. Но доверия нет – ни с той, ни с другой стороны.

Дорога становилась всё хуже. Они свернули на грунтовую колею, петляющую между холмами. Внедорожники подпрыгивали на выбоинах, пыль забивалась во все щели, несмотря на закрытые окна.

Примерно через час езды сопровождавший их пикап ополченцев остановился. Они достигли условной границы зон ответственности. Бойцы Рашида попрощались и повернули назад, а колонна американцев продолжила путь уже самостоятельно.

Теперь они двигались ещё осторожнее. Риордан часто связывался с какими-то координационными центрами, проверяя обстановку на маршруте. Алексей заметил, что американцы стали более напряжёнными – оружие держали наготове, внимательно осматривали местность.

– Здесь недавно были стычки, – пояснил Джонсон, заметив его взгляд. – Территория формально под контролем коалиции, но боевики устраивают засады и ставят СВУ (самодельные взрывные устройства).

Они миновали несколько заброшенных деревень – пустые дома с зияющими проёмами окон и дверей, разрушенные мечети, сгоревшие школы. Алексею разрешили сделать несколько снимков, но только через окно машины – останавливаться здесь было слишком опасно.

Наконец, после почти трёх часов пути, они увидели впереди военную базу – обнесённую бетонными блоками и колючей проволокой территорию с несколькими модульными зданиями, антеннами связи и вертолётными площадками. На блокпосту их тщательно проверили, затем пропустили внутрь.

База "Альфа" производила впечатление временного, но хорошо укреплённого объекта. Американские, британские и французские военные в разной форме сновали между зданиями. Техники обслуживали боевые машины, связисты настраивали оборудование, медики готовили полевой госпиталь. Чувствовалось напряжение подготовки к масштабной операции.

Риордан провёл Алексея в один из модульных блоков, служивший, судя по всему, центром управления. Внутри было прохладно благодаря кондиционерам, стены увешаны картами, на столах – компьютеры и средства связи.

– Подождите здесь, – сказал Риордан. – Мне нужно доложить о прибытии и уточнить дальнейший маршрут. Персонал проинформирован о вашем статусе – можете разговаривать с ними, но не фотографировать без разрешения.

Оставшись один, Алексей осмотрелся. На одной из карт были отмечены текущие позиции сил коалиции, предполагаемые районы сосредоточения боевиков, направления планируемых ударов. Он не стал подходить слишком близко – понимал, что это может быть воспринято как шпионаж.

К нему подошёл офицер в форме ВВС США, с нашивками полковника.

– Вы должно быть русский журналист, – сказал он на хорошем английском. – Джон Маккензи, координатор воздушных операций.

– Алексей Верховский, – представился он, пожимая протянутую руку. – Из "Глобал Ньюс".

– Риордан сказал, что вы проведёте с нами несколько дней, – кивнул Маккензи. – Хотите кофе? У нас есть настоящий американский, а не та бурда, которую варят местные.

– С удовольствием, – улыбнулся Алексей.

Они прошли в небольшую комнату отдыха, где Маккензи налил две чашки кофе из большой термокружки.

– Так вы работали с отрядом Рашида? – спросил американец, усаживаясь за небольшой стол. – Интересный человек. Бывший полковник сирийской армии, но теперь независимый. Один из немногих командиров, которым мы действительно доверяем.

– Почему именно ему? – спросил Алексей, делая глоток крепкого кофе.

– Потому что он не меняет сторону каждые полгода, как некоторые, – усмехнулся Маккензи. – И потому что он действительно сражается с боевиками, а не изображает борьбу для получения помощи. И ещё – он профессионал. Его люди дисциплинированы, хорошо обучены, эффективны.

– А что будет после победы над ИГИЛ (запрещённая в России организация)? Какова судьба таких отрядов, как у Рашида?

Маккензи помрачнел:

– Хороший вопрос. Официальная версия: они интегрируются в новые структуры безопасности или демобилизуются с компенсациями. Реальность? – он понизил голос. – Никто не знает. Слишком много игроков, слишком много противоречий. Русские поддерживают правительство, мы – оппозицию, турки беспокоятся о курдах, иранцы наращивают влияние… всё очень сложно.

– И в этой сложной игре такие люди, как Рашид и его бойцы, могут оказаться разменной монетой, – заметил Алексей.

– К сожалению, это не исключено, – кивнул Маккензи. – Хотя лично я считаю, что именно такие люди должны определять будущее этой страны. Местные, образованные, умеренные, не фанатики. Но геополитика редко учитывает человеческий фактор.

Вернулся Риордан с новостями:

– Планы меняются, – сказал он. – Нас перенаправляют на базу "Дельта", ближе к границе с Ираком. Там сосредоточена ударная группировка для операции. Выезжаем через полчаса.

– Что-то случилось? – спросил Алексей.

– Разведка доложила о перемещениях крупных сил боевиков, – ответил Риордан. – Возможно, они узнали о подготовке операции и перегруппировываются. Командование решило ускорить начало активной фазы.

Маккензи кивнул:

– Мои ребята уже в воздухе. Разведывательные дроны и самолёты РЭБ (радиоэлектронной борьбы). Ударные вылеты запланированы на завтра, с рассветом.

Они быстро допили кофе, и Алексей последовал за Риорданом к машинам. По дороге они встретили группу курдских бойцов – узнаваемых по характерным повязкам и форме. Один из них, услышав русскую речь Алексея (он разговаривал по телефону с редакцией), остановился.

– Вы из России? – спросил он на ломаном русском. – Я учился в Москве, инженерный институт!

Алексей улыбнулся и протянул руку:

– Да, из Москвы. Военный корреспондент.

Курд энергично пожал его руку:

– Рахман Озтюрк. Был студентом до 2013-го. Теперь командир разведроты.

Они коротко поговорили. Рахман рассказал, что многие курдские бойцы учились в России или имеют родственников там, как его семья поддерживает российское участие в конфликте, как они взаимодействуют с коалицией.

– Не верьте, когда говорят, что здесь всё просто, – сказал Рахман напоследок. – Здесь нет простых решений, только сложные. И каждый выбор – это чья-то жизнь или смерть.

Риордан терпеливо ждал, пока Алексей закончит разговор, затем они направились к машинам. Колонна была уже готова к отправлению – те же два внедорожника, но теперь к ним присоединился бронетранспортёр с пулемётом на башне.

– Дальше дорога может быть опаснее, – пояснил Риордан. – Территория формально под контролем коалиции, но "спящие ячейки" боевиков всё ещё активны.

Они выехали с базы и направились на восток, через пустынное плато. Солнце стояло высоко, жара была почти невыносимой, несмотря на работающие кондиционеры в машинах. По обе стороны дороги тянулись выжженные поля и заброшенные фермы. Изредка попадались небольшие поселения, где измождённые люди провожали колонну усталыми, безразличными взглядами.

– Это территория, которую мы "освободили" шесть месяцев назад, – пояснил Джонсон. – Но посмотрите на этих людей. Какое им дело до геополитики? Они просто хотят воды, еды, безопасности для своих детей.

Алексей кивнул. Он слишком хорошо понимал эту горькую иронию конфликтов, которые он освещал – обычные люди всегда оказывались между молотом и наковальней, вне зависимости от того, кто официально контролировал их территорию.

Примерно через час езды они увидели впереди столб дыма. Риордан приказал остановиться и выслал вперёд разведгруппу. Через несколько минут по рации доложили:

– Капитан, впереди горит машина. Предположительно СВУ. Следов противника не обнаружено, но лучше объехать.

Колонна свернула с основной дороги на грунтовую колею, петлявшую между холмами. Двигались медленно, внимательно осматривая местность на предмет мин или засад.

– Именно так они действуют, – пояснил Джонсон. – Взрывают одну машину, а когда приезжает помощь или просто следующий транспорт, устраивают засаду. Классическая тактика.

Минуя опасный участок, они вскоре снова выехали на основную дорогу и продолжили путь. Через несколько часов, когда солнце начало склоняться к горизонту, на горизонте показалась база "Дельта" – более крупная и основательная, чем предыдущая.

Огороженный периметр со сторожевыми вышками, несколько ангаров для техники, модульные здания для персонала, вертолётные площадки с несколькими "Блэк Хоками" и "Апачами". У входа стояла усиленная охрана – не только американцы, но и бойцы других коалиционных сил.

Проверка была ещё более тщательной, чем на предыдущей базе. Документы Алексея изучали особенно внимательно, дважды сверяя с какими-то списками и созваниваясь с командованием. Наконец, их пропустили внутрь.

База кипела активностью – техники готовили боевые машины, вертолёты и беспилотники, связисты настраивали оборудование, медики раскладывали инструменты и медикаменты. Офицеры склонились над картами и компьютерами, планируя детали предстоящей операции.

Риордан провёл Алексея в штабной модуль – более просторный и оснащённый, чем на предыдущей базе. За стеклянной перегородкой виднелся оперативный центр с большими экранами, на которых отображались карты местности, перемещения войск, данные разведки.

– Подождите здесь, – сказал Риордан. – Я доложу о нашем прибытии полковнику Хигтону, он командир тактической группы. Потом решим, где вас разместить.

Алексей остался один в небольшой комнате ожидания. Сквозь стеклянную перегородку он наблюдал за работой штаба – чёткой, слаженной, профессиональной. Офицеры коалиции переговаривались, указывали на карты, делали пометки, связывались с подразделениями на местах.

"Другой мир," – подумал он. Если база Рашида была олицетворением партизанской войны – импровизированной, основанной на личном мужестве и изобретательности, то здесь царил дух высокотехнологичного военного предприятия, где всё подчинено строгой логистике, планированию, координации.

Через полчаса вернулся Риордан в сопровождении высокого седого мужчины с орлиным профилем и жёстким взглядом. На его форме виднелись знаки различия полковника армии США.

– Полковник Хигтон, – представил его Риордан. – Командующий тактической группой "Дельта". Полковник, это Алексей Верховский, военный корреспондент, о котором я докладывал.

Хигтон окинул Алексея оценивающим взглядом:

– Добро пожаловать на базу "Дельта", мистер Верховский. Капитан Риордан сообщил, что вы хотите освещать нашу операцию.

– Если это возможно, – кивнул Алексей. – Я понимаю ограничения, связанные с безопасностью, и готов соблюдать все правила.

Хигтон слегка улыбнулся:

– Правила просты: никаких имён личного состава спецподразделений, никаких точных координат, никаких деталей о вооружении и тактике, которые могут быть использованы противником. Все материалы проходят проверку перед отправкой. В случае боевой ситуации – полное подчинение приказам офицеров. Это приемлемо?

– Абсолютно, – согласился Алексей. Условия были стандартными для работы с военными.