Предисловие
Дорогие читатели!
С некоторых пор я начинаю книги с обращения к вам. Мне кажется, так наше общение сквозь страницы будет более близким. Не верится, что это моя пятая книга, однако независимо от того, читали ли вы мои предыдущие произведения, я рада видеть вас в мире «Гиблых троп». Приятно познакомиться и добро пожаловать!
Думаю, стоит заранее рассказать вам, чего ожидать от книги. Здесь вы встретите девицу в алом, которая спешит через лес к бабушке, и волка. Но история их будет намного запутаннее и страшнее, чем у известной «Красной шапочки». Это славянское фэнтези – мрачная сказка для взрослых. Во время чтения вы погрузитесь в мир язычества, в атмосферу Древней Руси и славянской мифологии. Вас ждут оборотни, война богов, кровавые ритуалы, отголоски мифа о Дикой охоте, язык цветов и уединённая деревня близ мистического леса. И, конечно, я не могу оставить вас без яркой романтической линии! Любовный треугольник, от любви до ненависти и обратно, горячие сцены, – всё это на страницах «Гиблых троп».
Отдельно расскажу о названиях глав. Я собрала для вас атмосферный плейлист, который поможет ярче представить мир книги. Думаю, аудиовизуальный образ добавит вам ощущений, а музыка легче погрузит вас в сюжет. Каждая глава будет сопровождаться песней, название главы – строчкой из неё, поэтому звучать это будет загадочно, но вдохновляюще.
Мне волнительно и трепетно знакомить вас с книгой. Надеюсь, она доставит вам невероятные эмоции. Приятного чтения!
Ольга Кобцева
Глава 1. Сбитыми стопами, дальними тропами
SHENA? – Одинокая звезда
Мрачный лес обступал вокруг. Лёгкий сарафан Яры задирался от бега. Стопы ныли, сбитые о кочки и камни, воздуха не хватало, сердце бешено стучало, пока девица углублялась в чащу. В глазах рябило от усталости, и она не знала, чего хочет больше: остановиться или бежать дальше. Кроны смыкались над головой, ветки разделяли лес, словно прутья тюремных клеток.
За тяжёлым дыханием Яра едва расслышала плеск реки. Последний рывок – девица направилась к воде и через несколько минут, стянув обувь, ступила в бурлящий поток. Ледяное течение вмиг охладило горячее после бега тело. Яра обняла себя и, стуча зубами, пошла по дну вдоль реки. Берег с её следами остался позади. Вскоре она добрела до зарослей и, цепляясь за склонённые к водной глади ветки, вылезла на другой стороне реки. Девица прильнула спиной к толстому стволу дерева. Несколько мгновений она смотрела перед собой, ничего не видя из-за наворачивающихся слёз, а после, закрыв лицо руками, опустилась на ветвистые корни.
Безумие. Назад, в град, ей хода больше не было. В какой момент всё пошло наперекосяк? В тот, как она приглянулась княжескому родичу? Или когда она сбежала с собственной свадьбы?
Ещё недавно Яра вместе с родителями жила в центре Велиграда, недалеко от столицы княжества. Как любила она шум улиц, яркие девичьи наряды, от которых рябило в глазах, смех молодцев за окном! Как гуляла по базару, где отец держал купеческую лавку, как с раскрытым ртом наблюдала за ряжеными, которые развлекали народ, как кидала монетки балалаечникам на площади… Но всё изменилось. Едва Яра из девчонки стала превращаться в девицу на выданье, родители решили перебраться на окраину Велиграда, из терема с резными наличниками в простенькую избу, из суматохи в спокойствие.
Яра нехотя покорилась воле родителей. Теперь новенькие сарафаны она выгуливала не перед молодцами, а перед пугалом. Лентяйкой она не была – легко справлялась и с шитьём, и со стряпнёй, – но деревенский быт ей поддавался плохо, соседские девицы хихикали над тем, как неловко она управлялась в огороде и как собирала в корзинку ядовитые грибы, что росли в лесу через поле от их дома – рукой подать. Яре оставалось лишь со вздохом обучаться новым премудростям.
Время текло быстро, как полноводная река, а девица не могла свыкнуться с новой жизнью. Изредка, чтобы скрасить скуку, она отлучалась в центр града – там её и приметил Остап: родич князя, побратим посадника[1] Велиграда. Как жених всем хорош: богат, щедр, обходителен; обещал драгоценными каменьями осыпать да нарядами, какие и княгиня не побрезгует носить. Только вот немолод, в два, а то и в три раза старше Яры. Не смогла девица себя перебороть, не согласилась на замужество. Не к каждой невесте такие люди сватаются, и она боялась, что родители насильно выдадут её за Остапа, но те неожиданно поддержали дочь. Жених же отказа не понимал и не принимал, продолжил уговоры. Родители спрятали Яру от посторонних глаз, подарки отсылали обратно, сватий на порог не пускали, отговариваясь ложью, но это не помогло. Остап заявил, что заберёт её в жены, несмотря ни на что, и в один из дней приехал в избу со свадебным нарядом и выкупом. Тут уж деваться некуда.
Яра заперлась в светёлке[2]. Благо, изба просторная, и пока жених со спутниками, гремя посудой и лавками, пировали в трапезной, девица наряжалась и заплеталась, сглатывая слёзы. Матушка помогала ей. Яра с тоской рассматривала подарок Остапа: белое платье с вышитыми по подолу алыми птицами. К наряду прилагались красные ленты для волос, пояс, сапожки и нательная рубаха, которую жениху полагалось снять с невесты в первую ночь. Девица дрожащими руками отложила одёжку. Придётся идти замуж, противиться воле княжеского родича невозможно. Такие, как он, привыкли брать, что хотят. Матушка, вздыхая вместе с дочерью, провела ладонью по красным птицам и ушла в горницу, чтобы хлопотать по хозяйству и потчевать гостей.
Яра быстро натянула рубаху и наряд, подпоясалась и вплела ленты в волосы. Мутное зеркало отразило красивое, но печальное лицо невесты. Из трапезной доносились задорные песни и хохот, однако девица не разделяла настроения гостей. При каждом движении, когда она вертелась перед зеркалом, птицы на подоле будто порхали, и ей хотелось расправить крылья и улететь вместе с ними, да некуда. Взор упал на окно, за которым протиралось поле с огородом, а чуть дальше – мрачный лес. Там можно схорониться на время, но Остап, заметив пропажу невесты, быстро отправит за ней погоню. Яра знала, что он держал во дворе охотничьих собак – их лай слышали все, кто проходил по улочке мимо его терема, – а стать дичью она не хотела. Да и долго в лесу она не протянет, а больше податься некуда. Бежать – гиблая затея.
Матушка вернулась из трапезной. Заперев за собой дверь, она сбросила с лица приветливую улыбку и достала из-под фартука небольшой свёрток. Яра, закусив губу, разглядывала его. Что там, очередной подарок от жениха? Но судя по тому, как встревожена была матушка и как суетливо она развязывала свёрток, это было что-то иное. Внутри оказались несколько ломтей хлеба, пирожки, пара кусков вяленого мяса и бурдюк с водой. Девица перевела озадаченный взгляд на матушку, та шёпотом пояснила:
– Не пойдёшь замуж, бежать тебе надо.
Яра молчала несколько мгновений, словно обращались не к ней. Это походило на сновидение или морок, будто мысли её ожили и прокрались в явь. Но матушка так крепко схватила дочь за руку, отводя подальше от двери, что та очнулась. Сердце затрепетало подобно птицам на подоле. Множество вопросов, возражений и благодарностей вьюном вертелись в голове, однако девица смогла выдавить лишь одно:
– Куда?
Она была растеряна. Матушка же, наоборот, заговорила собранно и уверенно:
– Через лес к моим родителям, в Туманку.
Яра мысленно проложила путь до той деревни. Пешком туда добиться около седмицы, но то по дороге, а не через лес, полный гиблых троп, диких животных и навей. А округа Туманки славилась топями, над которыми нависало вечное марево – отсюда и пошло название поселения. Малолюдная, защищённая природой почти со всех сторон, расположенная на краю княжества, деревня впрямь стала бы отличным временным прибежищем. Бабушка с дедушкой внучку видели редко, но любили её и не дали бы в обиду. Однако путь до них страшил до невозможности.
– Да как же я… – попробовала возразить Яра.
– Пересечёшь реку, чтоб собаки Остапа твой след потеряли. Пойдёшь напрямик через лес, держась недалеко от тележной дороги. Воду будешь в реке набирать, еды я тебе немного дала, остальное лес подарит. Лешего мясом задобришь, он тебе верную тропу укажет и в пути защитит, – наставляла матушка.
Девица покачала головой, чтоб все наказы осели в мыслях, будто бусины на нитке, и не потерялись по пути. Несмотря на матушкины советы и поддержку, страх и не думал отступать. Стиснутая в его ледяных объятиях, Яра замерла на месте.
– А вы? – спросила она, уводя взор от двери, за которой начиналась пугающая свобода. – Остап же разозлится…
– Разозлится, – кивнула матушка. – И что? Так и скажем, что ты сбежала без нашего ведома, и погоню по ложному пути отправим. Не думай об этом, сейчас тебя спасать надо, а не нас.
– Батюшка знает?
– Да, и отвлечёт гостей. Ну же, – матушка поманила Яру к двери. Она выглянула наружу и кивнула, давая понять, что путь свободен.
Девица застыла, словно примёрзла к полу. Она помотала головой.
– Скорее, – поторопила матушка, – пока в коридоре пусто.
Яра через силу сделала несколько шагов и толкнула приоткрытую дверь. Ещё не поздно было отказаться от побега и примириться с замужней судьбой. Но заливистый смех Остапа, донёсшийся из трапезной, переубедил её. Девица со злостью сбросила с себя страх, словно мокрую рубаху, и помчалась к задней террасе. Матушка отворила перед ней последнюю дверь, попутно накидывая на дочь неприметный мятель[3]. Запахи хмеля, яств и свечей, присущие празднеству, остались позади, свежий воздух проник в нутро Яры, взбадривая её. Она пересекла двор и скрылась за баней, оттуда бросив прощальный взгляд на избу. Матушки уже не было видно. Девица стиснула зубы. Чуть приподняв подол, она побежала через поле к лесу. Он охотно принял Яру в свои мрачные объятия.
[1] Посадник – глава города, «посаженный» князем
[2] Светёлка (светлица) – небольшая комната с большим количеством окон; обычно предназначалась для мастериц: в светлице ткали, пряли, шили
[3] Мятель – широкая верхняя одежда, аналог современного плаща
Глава 2. Меня зовёт лес
Vilisa – Знаки
Низкие ветки сомкнулись за спиной, словно врата. Яра, не оборачиваясь, бросилась вперёд по знакомым тропкам. Они извивались под ногами, заманивая девицу в чащу, уползали в сторону, путая её, и норовили исчезнуть. Каблуки подаренных сапожек уходили под землю, трава цеплялась за них, замедляя ход – Леший охранял свои владения от непрошенных гостей.
Яра едва помнила, как оказалась на той стороне реки. Течение бурлило, вода с брызгами падала с пригорков, унося с собой травинки и смывая следы на крутом берегу. Девица опустилась на корни ясеня, закрыв лицо руками. Ладони намокли от слёз, а ноги болели, натёртые новыми сапогами. Яра не знала, сколько просидела так, пока не опомнилась от треска упавшей ветки и карканья ворона. Девица запоздало вспомнила, что за ней скоро начнётся погоня и лучше бы ей убраться подальше от реки. Она поднялась и взглянула на противоположный берег, залитый солнцем. В его лучах порхала бабочка, а вода, хоть и неслась быстро, журчала приветливо. Сторона же, на которую попала Яра, оставалась в тени. Река злобно бурлила, норовя утащить за собой всё, что ненароком попадёт в её объятия, а в спину будто дышали нави. Здесь наверняка водились и русалки, и мавки, и лесавки. Для них живая душа – как глоток воздуха, каждый захочет испить её до иссушения, потому стоит быть начеку. Девица припомнила один из заветов матушки: задобрить Лешего подношениями, чтоб защитил её от нечистой силы.
Оставлять дары возле реки было опасно: преследователи увидят их или собаки учуют да выйдут на Яру, потому она углубилась в лес. Там девица выбрала мощный дуб, словно нарочно огороженный колючими кустарниками, и, защищаясь от их царапающих когтей, опустилась на колени перед ветвистыми корнями. Она быстро распотрошила матушкин свёрток, выудив из него вяленое мясо, и положила подношение под дерево. Достойный дар Лешему был готов, а вот нужные слова для него нашлись не сразу. На их землях давно уж никто не поклонялся старым богам и духам – князь запретил. Незадолго до рождения Яры, после засухи и неурожая, прогостив у соседского царя, он отрёкся от прежних богов и привёз на свои земли Единого. Жизнь наладилась, люди были благодарны Единому и быстро забыли, кому поклонялись ранее; князь же приказал сжечь старых идолов и возвести храмы для нового бога. Леший, Водяной и прочие духи также ушли в забытье.
«Дух лесной, не глумись надо мной», – всплыли в памяти слова бабушки. В её деревню на окраине слишком поздно пришёл новый завет князя, потому местные ещё долго поклонялись прежним богам. Благодаря бабушке с дедушкой маленькая Яра кое-что знала о старой вере и теперь судорожно вспоминала, что они произносили у входа в лес.
– Дух лесной, не глумись надо мной, – зашептала девица. – Прими мой дар и пусти в лес. Не со злом пришла, нужда к тебе привела. Не губи, укажи на тропы верные и защити от навей.
Дыхание сбилось от волнения, Яра замолкла. Лес заговорил с ней порывом ветра, хрустом веток и шелестом листьев.
– Позволь пройти по твоим владениям и выпусти. Нет у меня иного пути, лишь тебя могу молить о помощи. Знаю, слышишь меня, раскрой свой ответ.
Лес вновь завёл трескучую песню. Яра не знала его языка, могла лишь догадываться, что Леший не рад ей, но с ног ветром не сбивал, ветки в неё не кидал, значит, согласен помочь.
– Благодарю тебя, дух лесной.
Девица поклонилась до земли и встала. Теперь, когда она связала себя с лесом, путь назад был окончательно отрезан. Куда идти дальше? Яра огляделась и прикрыла глаза, чтобы, отдышавшись и отсеяв тревогу, выбрать тропу. Матушка говорила держаться недалеко от тележной дороги, да в какой же она стороне? Стоять на месте девица долго не стала, пошла вперёд, авось куда-нибудь да выйдет.
Часы пути перетекали друг за другом, как засахаренный мёд из банки в банку – медленно и нехотя. К вечеру Яра действительно выбрела к тележной дороге, видимо, Леший сдержал обещание и направил гостью верной тропой. В лесу темнело быстро. Всё вокруг теряло краски, как застиранная ткань, и дорогу девица разобрала только потому, что над той садилось солнце. Яра не рискнула близко подходить к тракту, держалась в отдалении, под защитой леса. Пора было искать место для ночлега. Скоро окончательно стемнеет, и идти вслепую она не сумеет.
Девица ещё недолго брела вперёд, пока солнце не опустилось за горизонт, как пожухлый одуванчик. Впотьмах Яра нашла дерево, чьи тяжёлые от густой листвы ветки опускались вниз, словно купол, и устроилась под ним. Она расстелила мятель на корнях и, морщась из-за твёрдой «постели», улеглась клубком. Матушка перед прощанием передала не простой мятель, а недавний подарок бабушки – внешне он был отделан чёрной тканью, а внутри – красной, да ещё с узорчатой вышивкой-оберегом. Носить его можно было и так и эдак: в лесу не страшно испачкаться, а вывернешь наизнанку – на празднество не стыдно надеть. Сейчас тёмная сторона мятеля была внизу, Яра лежала поверх алой ткани и водила пальцами по вышивке, гадая, что за узоры нанесла бабушка, какой вкладывала в них смысл? Сном девица забылась нескоро. Спать на корнях приносило не больше радости, чем ложиться в постель с нелюбимым мужем, но Яра вспоминала птиц на подоле и тешила себя ощущением свободы. В голове назойливыми комарами жужжали невесёлые мысли: а если она не доберётся до Туманки? Пропадёт по дороге? А дальше что, всю жизнь провести там? Что будет, если она вернётся в Велиград?
Посреди размышлений о будущем пришёл ещё один страх. В дремучую чащу Яра не заходила, старалась держаться окраины леса, где не водилось крупных зверей, только зайцы да белки. Но вдруг она волка или медведя встретит? Девица зажмурилась от ужаса. Побег принёс ей больше хлопот, чем радостей, а это всего лишь первый день свободы. Что дальше – одному Единому известно, да и то он над лесом не властен.
Засыпая, Яра решила испробовать удачу и обратиться за предречением к хозяину леса. «На новом месте приснись жених невесте», – пробормотала она, мысленно взывая к Лешему, чтобы не только жениха, но и другое будущее предсказал. Сон захватил девицу. И судя по картинам, что предстали перед ней, Леший откликнулся на просьбу.
Чудилось, что птицы на подоле взмахнули крыльями и устремились в небо. Яра вместе с ними взмыла ввысь. Под ней чернел лес, верхушки деревьев касались ступней. Дух замирал от ощущения полёта, но свобода продлилась недолго. За девицей потянулись чёрные руки навей. Нечисть пряталась в ветвях и хватала её за ноги и подол, пытаясь утянуть вниз. Яра барахталась, как в воде, птицы не могли удержать её, и в конце концов она рухнула с небес. Сучья царапали её по пути к земле и замедляли падение, а внизу девицу ждала вовсе не твёрдая почва, а тягучие объятия топей. Мутные зелёные воды сомкнулись над головой. Они забивались в нос и рот, дыхание перехватывало, платье опутало тело хуже верёвок.
Миг – и кто-то вытащил девицу. Видение перескакнуло, и вместо воздуха она вдохнула поцелуй. Чужие губы были так сладки, так приятны, что от них не оторваться, как от источающего тепло костра в зимнем лесу. Сладко и постыдно было ощущать чьи-то руки, а следом поцелуи на обнажённом теле. Ни запаха болота, ни мокрого сарафана, ни испачканных ряской волос – это осталось в предыдущем видении. Здесь же Яра была наедине с молодцем. Его образ размывался, она не могла разобрать ни черт его лица, ни хотя бы цвета волос. Понимала лишь, что ей хорошо с ним. Мягкая трава была их брачным ложем, зелёные листья и голубое небо – потолком. Пахло влагой, накануне прошёл дождь, и природа была усеяна его каплями. Они изредка падали на оголённую кожу влюблённых.
Молодец впивался поцелуями в её шею. Язык скользил от ключиц к груди, обводя напряжённые соски, руки бесстыдно гладили бёдра девицы. Она не сдерживала стоны. Метки страсти рассыпались по телу там, где прошли его губы. Молодец перевернулся на спину, усаживая Яру поверх себя. Их бёдра соприкоснулись. Девица провела пальцами от груди до паха молодца, размазывая дорожку дождевых капель, пока не приблизилась к возбуждённой плоти. После прохладных капель его орган казался необыкновенно горячим. Яра дотронулась до выступающих вен, опуская руку от вершины до основания. Молодец приподнял девицу и медленно опустил на себя, наполняя её лоно. Внутри было так влажно, что он без труда скользил в движениях страсти, и тела напрягались в предвкушении сладкой развязки. Прикрыв глаза, Яра придерживалась за его плечи. Вдруг вместо кожи она нащупала мех, а распахнув веки, увидела перед собой волчий оскал. Девица закричала, и видение сменилось.
Снова лес. Он был до того мрачен, что Яра едва могла различить очертания деревьев и двигалась скорее на ощупь, чем благодаря зрению. Она пыталась бежать вперёд, но ноги увязали в неглубоких топях. Девицу преследовал многоголосый волчий вой. Один был полон голода, другой – злобы, третий – страданий. Яра молилась Единому и Лешему одновременно, чтобы спасли её от острых зубов.
И вновь поцелуи. Девица опиралась о дерево, от обилия упоительных чувств впиваясь ногтями в кору. Молодец обнимал её сзади, сжимая упругую грудь и поглаживая бёдра. Она выгибалась ему навстречу. Прикосновения в сокровенных местах будоражили всё тело, как подброшенные в огонь поленья. Жарко и чувственно было рядом с возлюбленным. Он, едва касаясь, провёл рукой по спине девицы к низу, пока не добрался до лона. Пальцы вошли в разгорячённое нутро. Яра подалась навстречу молодцу, желая ощутить его орган в себе. Он резко овладел ей, доставляя немыслимое удовольствие. То медленно и размеренно, улавливая каждый миг соединения, то скоро и нетерпеливо двигались они, сливаясь в единое целое. Его жадные губы ласкали шею и плечи девицы, прикусывая кожу, и она наслаждалась поцелуями, пока не различила у молодца клыки и когти…
Яра тонула в болоте. Туман заслонял взор, крик растворялся в пустынном лесу. Девица хлестала окровавленными руками по топкой воде, пытаясь выбраться. На ней не было ни ран, ни порезов, так чья же то была кровь, если не её собственная?
Видения сменяли друг друга. За болотами шли плотские утехи, за ними – вновь объятия мертвенной природы и преследующие нави. Слёзы застыли на щеках Яры. В очередной раз мчась по лесу, она упала в глубокую охотничью яму и очнулась от собственного крика.
От холодного пота свадебное платье прилипло к спине, а волосы увлажнились. Девица хватала ртом ночной воздух, пытаясь успокоиться. То лишь страшный сон. Хозяин леса послал ей видения о будущем, но трактовать их надо было не прямо. Каждая сцена – это чувства, ощущения, эмоции. Яра не будет взаправду летать, тонуть в болоте или отдаваться молодцу, который оборачивался волком. Важны детали. Полёт означал, что она получила свободу, а топь – что свобода не бесконечна; тёмный лес, по которому бежала девица – заплутавшая в собственных желаниях душа. Услада тел – встреча с двуличным молодцем. А может, Яра думала перед сном о волках, которых можно встретить в чаще, вот они ей и привиделись? Наверняка так оно и есть.
Путница смахнула волосы с лица и перевернулась на другой бок, восстанавливая дыхание. Она сомкнула веки, возжелав, чтобы кошмары больше не приходили к ней этой ночью. И днём тоже.
Утро наступило внезапно. Казалось, лучину[1] назад Яра в темноте размышляла об опасностях, которые предрекала лесная тропа, и вот уже рассветное солнце, пробиваясь сквозь сплочённую крону, ласкает кожу девицы. Тело задеревенело от твёрдой лежанки. Яра потянулась с тихим стоном, разминая ноги. Мятель пропитался ароматами росистой травы и сырого мха, чем-то напоминающими родной, домашний запах огорода после полива. Среди утренней свежести в воздухе витал и кисло-сладкий привкус ягод.
Девица не стала долго разлёживаться. Она перекусила краюхой хлеба из свёртка, отряхнула мятель и продолжила путь. Новый день принёс Яре более бодрый настрой, чем предыдущей. Вчерашние переживания казались пустяками, а впереди с каждым шагом всё ярче и ярче разгоралась надежда на счастье. Натёртые стопы болели, пока девица медленно, но уверенно брела по лесу. Леший держал своё обещание и благоволил ей в пути. Он не только не сбивал её с верной тропы, но и попутно направлял к ягодным кустарникам. Яра собирала дикую ежевику и малину, складывая в свой свёрток. От усталости кусок в горло лез неохотно, потому девица вдоволь наедалась даже небольшой горстью ягод. Леший привёл её к ручью, где она набрала чистой воды в бурдюк. Права была матушка – поклонись лесу, и он накормит тебя своими дарами.
Пару раз Яра приближалась к тележному тракту и посматривала на силуэты домов в придорожных деревнях. Выходить из леса она не рискнула: вдруг Остап уже пожаловался князю на отвергшую его невесту, и тот послал за ней ратников? Или сам поехал по возможному следу беглянки?
Так пролетел день. Девица посмотрела на верхушки деревьев, подпаленные закатным светом, и принялась искать ночлег. Она снова выбрала дерево со ссутулившимися ветками и улеглась на мятель поверх корней. Постель была неудобная, но терпимая, Яра постепенно привыкала к невзгодам. Если вчерашний день она сравнивала с засахаренным мёдом, то сегодняшний больше походил на малиновое варенье: лёгкий, текучий, с мелкими косточками – мозолями и усталостью. Запахи стылой земли и древесной коры кружили голову и быстро уносили в сон.
***
Быстрыми шагами Яра переступала изо дня в день. О том, что седмица пути подходит к концу, девица поняла по рыхлой почве и топким лужам, покрытым ряской. В этой части леса почти не слышались голоса птиц и не было и следа мелких животных. Кое-где над травой висели клочья тумана – деревня бабушки и дедушки была близко. Яра двигалась осторожно, да всё равно изредка проваливалась в топи, благо, что неглубокие, и выбраться из них не составляло труда. Земля здесь, изъеденная болотами, дышала холодом, и девица ёжилась, кутаясь в пыльный мятель. Одиночество пугало. Утонешь – и косточек не найдут, лишь Морана[2]справит тризну[3]по усопшей. Последние дни Яра часто вспоминала прежних богов: что, если они вопреки желанию князя всё ещё следят за его землями?
День смеркался. Девица смирилась, что сегодня не успеет добраться до Туманки, и пока солнце не сомкнуло глаз, она отыскала себе подходящее место для ночлега. Голод настиг её, но в этот раз Леший решил угостить гостью леса не ягодами, а грибами. Яра развела костёр, нанизала собранные с плодородной поляны грибы на крепкую ветку и принялась поджаривать их над огнём. Ужин вскоре был готов, оставалось лишь подождать, чтоб грибы остыли. Девица положила их поверх мятеля. Опёршись спиной о дерево, она уставилась в небо. Верхушки деревьев касались друг друга, выделяясь на аспидно-сером, затянутом облаками полотне, которое темнело с каждой долей лучины.
Яра вздрогнула и открыла глаза. Она упустила момент, когда провалилась в пропасть сна, и теперь, выкинутая обратно в явь, приходила в себя и унимала бешеный, будто на скачках, стук сердца. Ночь уже вступила в свои права. Костёр тихо трещал посреди мрачного леса. Девица перевела взор чуть дальше и оцепенела: в темноте блестели волчьи глаза. Зверь приближался.
[1] Лучина – тонкая длинная щепка, которую зажигали для освещения. Также в лучинах измеряли время. При разных условиях она могла гореть от нескольких минут до получаса. Здесь и далее одна лучина будет равна в среднем 10 минутам.
[2] Морана – в славянской мифологии богиня смерти, хворей и зимы.
[3] Тризна – погребальный обряд у древних славян.
Глава 3. Горят холодные глаза
Би-2 – Волки
Казалось, вечность они смотрели друг на друга: волк скалился, его глаза казались ярко-жёлтыми из-за отблеска костра, а девица приросла к земле. Однако прошёл лишь миг, как Яра опомнилась и вскочила с места. Она инстинктивно побежала, хотя понимала, что хищник догонит её в пару прыжков. За спиной послышался хруст – зверь бросился в погоню. Девица успела сделать лишь несколько шагов, как её толкнули и прижали к дереву. Сердце застучало, словно ошпаренное. Стоя спиной к врагу, Яра не сразу осознала, что её держат не волчьи лапы, а человеческие руки.
Горячее дыхание хищника уткнулось ей в висок, медленно опускаясь к шее. За ним – лёгкое касание щетины по плечу, вплоть до кромки свадебного платья. Девица слышала, как он втягивает воздух, обнюхивая её. Она застыла ни жива ни мертва, точно перед входом в царство Мораны. Тело едва осязаемо дрожало. Яру и волка панцирем окружила тишина, её нарушали лишь треск костра и шелест листьев – глас Лешего, рассерженного нападением на лесную гостью.
«Человеческие руки», – эта мысль стучала в разуме вместе с биением сердца. Незнакомец удерживал девицу за косы, не позволяя обернуться и посмотреть на него, и за талию, чтоб не думала дёргаться. Яра и не решилась бы. Его пальцы больно впивались в кожу, несмотря на плотную ткань платья, и легко прорезали бы её, если бы оканчивались когтями, как долю лучины назад. Немыслимо. Оборотень, перевёртыш, волколак – как только ни величали их, но суть одна: человеческое сплелось со звериным, чистое с нечистым, явь с навью. Звери охотились в ночи, а кровь оставалась на человеческих зубах. Люди обходили ихстороной и запирались на засов, заслышав волчий вой. Прежние боги покровительствовали оборотням, но Единый руками князя насылал охотников, изгонял и вырезал их с местных земель. Напрасно было надеяться, что всех волков извели. Сейчас Яра была вынуждена прислоняться спиной к груди одного из таких перевёртышей и дрожать в его руках.
– Кто ты такая? – В шёпоте незнакомца проскользнул рык, и девица вздрогнула.
– Яра, – ответила она после заминки, едва ворочая языком.
Волк хмыкнул. Видно, его вопрос состоял в другом.
– Как ты здесь очутилась?
– Не успела добраться до деревни дотемна, – прошептала Яра. – Местная я.
– Неправда.
Его пальцы сильнее впились в талию, оставляя синяки на девичьей коже и вжимая её в дерево. Она от страха задержала дыхание: казалось, ещё немного, и он лишит её воздуха. Лес опасен, здесь надо платить за каждый вдох.
– Мои бабушка и дедушка из Туманки. Живут в крайнем доме у леса.
– Но ты не оттуда, – настоял волк, перебирая пальцами русые косы девицы. – Ты пахнешь сырой землёй и костром, а не сеном и яблоками. Топи опасны, особенно по ночам, местные даже днём избегают леса. Так что ты здесь делаешь?
Признаваться, что сбежала из дома, Яра боялась: пусть перед ней и оборотень, но если он прознает, что за ней погоня, то передаст ратникам князя за вознаграждение. Ведь держит пока в живых, не убивает, значит, зачем-то она ему нужна. А может, смилостивится? Ведь он понимает, что такое бродить неприкаянному по ночному лесу.
– Что ты делаешь на топях? – вновь нетерпеливо рыкнул волк.
Яра дёрнулась, но он усилил хватку. Надо было отвечать, ведь вместо третьего вопроса могла последовать расправа за молчание.
– Сбежала со свадьбы. – Голос Яры дрожал, как трава на ветру. – Важный человек, княжеский родич, захотел меня в жёны, отказ не принимал, вот мне и пришлось… С самого Велиграда через лес добиралась, спасибо Лешему за помощь, до бабушки с дедушкой. Они и правда здешние. Больше мне негде схорониться. Я лишь немного не успела добраться до Туманки, топи задержали, впотьмах не найти дороги.
Яра замолкла. Волк не торопился осыпать её следующими вопросами, и тишина, как перед грозой, угнетала сильнее его рыка.
– Из Велиграда, значит?
– Да, – закивала девица и тут же поморщилась от того, как с болью натягивались волосы.
Оборотень, судя по всему, удовлетворился её ответом и подобрел, но отпускать не собирался. Крепким телом он заслонял ей путь к отступлению, грубой хваткой удерживал её почти без движений. Он пах лесом, кровью и опасностью. Бесшумные выдохи, срывающиеся с его губ, опаляли кожу Яры, и она прикрыла глаза будто в надежде заснуть и вскоре проснуться свободной.
– Вот как мы поступим, – заговорил наконец волк. Его тон оставался по-звериному низким, но не рассерженным. – В топях опасно, я не единственный оборотень здесь. Вряд ли они тебя выберут, но лучше не попадаться никому на глаза. Сейчас ты залезешь на дерево и спустишься не раньше рассвета. Поутру пойдёшь по моим следам – они приведут тебя к тропе, а там и до деревни недалеко. Поняла?
– Да.
– И пообещай мне, что больше не пойдёшь ночью в лес.
– Хорошо, – поспешила согласиться Яра, лишь бы скорее высвободиться из его объятий.
– Стой смирно, не оборачивайся раньше времени.
Девица не спросила, что он имеет в виду. Оборотень отпустил её, она отступила от дерева, глубоко вдыхая, и тут же услышала позади себя странный треск. Яра догадалась, что незнакомец превращается в волка: хрустели его изломанные и вывернутые кости. Девица прикусила губу, её замутило. Она порывисто дышала, обняв себя руками, пока ужасные звуки не закончились, и тогда обернулась. Перед ней стоял зверь. Она знала, что внутри него человеческая душа, но всё равно в ужасе сделала шаг назад, упираясь в дерево. Волк оскалился, будто ухмыляясь. Он был достаточно крупный, со светлой шерстью и с ярко-жёлтыми глазами, в которых плясали огни Нави.
Оборотень мотнул головой в сторону костра и лязгнул зубами. Яра быстро сообразила, чего он от неё хочет. Держась в отдалении от зверя, она обогнула его и подхватила с земли свои вещи: узелок и мятель. Жаль, поджаренные грибы разлетелись по траве, когда она убегала от волка, а искать их впотьмах не было ни времени, ни решимости, пока позади то и дело слышались шаги и сдавленное рычание. Девица затоптала костёр и заворочалась, потеряв оборотня во тьме, но вскоре увидела, как приближаются жёлтые глаза, а после ощутила под пальцами густую шерсть, на удивление мягкую и гладкую, словно шёлк. Волк повёл Яру к дереву. Она с трудом, опираясь на спину зверя, полезла наверх и устроилась на толстых ветвях примерно в сажени[1] от земли. Девица еле-еле разобрала силуэт волка у корней. Горящие глаза обращались прямо к ней, и она прикусила губу, ожидая, пока зверь уйдёт.
– Не слезу до утра. И не вернусь в лес, – прошептала Яра, памятуя наставления оборотня.
Послышались скорые шаги, за ними шум листвы, и вскоре всё стихло. Как девица ни вглядывалась в ближайшие кусты и деревья, ни вслушивалась в посторонние звуки, движений оборотня больше не уловила. Оставшись в одиночестве, она выдохнула и устроилась поудобнее. Хорошо, что то была последняя ночь пути, а не первая, иначе Яра повернула бы назад и наутро была бы замужем.
Несколько раз девица задрёмывала на ветвях, просыпалась от чувства падения и крепче вцеплялась в них. Тело болело сильнее, чем за всю седмицу. И ни повернуться, ни размяться она не могла, оставалось лишь считать лучины до рассвета, вздрагивая от случайного лесного шума. Волк так и не вернулся.
С первыми лучами солнца девица спустилась с дерева. Она ободрала руки и колени о твёрдую кору, не размятые кости ныли, а живот урчал от голода. Яра с грустью взглянула на вчерашние грибы, уже облепленные и изъеденные насекомыми, и принялась искать следы волка. Они нашлись в стороне: чуть длиннее собачьих, с острыми когтями, разрезающими землю. Оборотень проложил для девицы вполне заметную тропу, по которой она могла через топи добраться до деревни. Надеясь, что зверь не обманул и не заведёт её в ловушку, Яра пошла по следам.
В пути она поняла, что без помощи долго бродила бы по болотам. С каждой лучиной они становились обширнее и многочисленнее. Девица морщилась от кислого затхлого запаха, осторожно ступая по следам волка, прикрытым туманом. Сквозь мглу она различала не только листья и палки на поверхности болот, но и мелких животных, которым не суждено было выбраться на волю. Поистине, лес вокруг Туманки – гиблое место. Он пленил и засасывал души Яви, и лишь те, кому покровительствовали боги, могли выжить здесь – оборотни. Вороны глухо каркали над головой. Их силуэты мелькали во мгле и походили на навей, которые охотятся на путников.
Серая пелена нескоро начала рассеиваться. Когда Яра вышла к твёрдой земле и обнаружила едва различимую тропку, о которой говорил незнакомец, солнце стояло уже высоко. Девица выдохнула – до деревни осталось всего ничего. Близ тропки следы волка терялись, видно, специально замёл их, чтобы Яра из любопытства не проследила за ним. Она вдруг поняла, что не видела его лица и не слышала истинного человеческого голоса. А ведь оборотень, судя по всему, из Туманки; встреть его там – и не узнаешь.
Девица прибавила шаг, чтобы поскорее добраться до деревни. Живот уже не урчал, а отдавал голодными спазмами, силы иссякали после блужданий и бессонной ночи. По счастью Яра приметила куст малины неподалёку. Она сошла с тропы и принялась жадно закидывать в себя манкие ягоды. Они были безвкусными и неспелыми, но оторвалась от них девица не скоро. Выдохнув и запив нехитрый завтрак речной водой из бурдюка, она хотела продолжить путь, но не смогла отыскать тропу. Обернулась, пошла в одну сторону – не угадала. В другую – тоже уткнулась в сплетённые меж собой кусты, будто Леший решил поглумиться напоследок и не выпускать гостью из своих владений. Он окружил её колючими деревьями, сцепленными ветками и оврагами. Яра выбрала более-менее свободный путь и принялась продираться вперёд, надеясь выбрести обратно к тропе, не к одной так к другой. Не может быть, чтобы жители Туманки совсем в лес не заглядывали!
Ковыляя вперёд, девица кляла себя за то, что сбилась с дороги, но вскоре выдохнула: впереди показался просвет. Там виднелись какие-то столбы, явно рукотворные. Яра ускорилась, но через несколько шагов разочарованно поняла, что вышла не к опушке у окраины деревни, а к лесной прогалине. Солнечные лучи укололи девицу, и она прикрыла глаза рукой. Трава на поляне была почти полностью вытоптана, земля испещрена многочисленными волчьими и человеческими следами. В одном месте они прерывались длинной широкой полосой, будто здесь что-то волокли. Когда солнце скрылось за облаком, Яра проследила взглядом до центра поляны и сделала шаг назад, зажимая рот от рвущегося наружу крика.
[1] Сажень – старорусская мера длины, равная 2,13 м
Глава 4. Дышит лес, живых не ждёт
Vilisa, ILLIUM – YAGA
Вскрикнул ворон. Он пролетел с ветки на ветку над поляной, где посередине на верёвках вниз головой висел мертвец. Его горло было разодрано, а тело искусано и исполосовано когтями, кровь измарала одежду и лицо покойника. На земле под ним стояла чаша с багровыми разводами.
Яру замутило. Она отвела взгляд и прижалась спиной к дереву, сглатывая вязкую слюну. То, что она прежде приняла за столбы, оказалось кумирами[1] прежних богов, а поляна – капищем[2]. Деревянные фигуры кругом обступили покойника. Земля под ними была окроплена кровью, будто богов задабривали чужой смертью. Гиблое место, страшное, неугодное Единому. Яра вспомнила слова оборотня: «Вряд ли они тебя выберут», – и с ужасом поняла, что могла бы быть подвешена на месте этого человека, встреть она ночью другого волка. Боги в образе старцев и стариц, молодцев и молодиц, с тёмными впалыми глазами и символами на одеждах хмуро взирали на девицу. Она понимала, что они неживые, всего лишь вытесанные из дерева статуи, но казалось, что сделай она шаг в сторону – они проследят за ней. Запомнят лик своей будущей жертвы. Ей бы бежать отсюда, но ноги одеревенели, как у идолов, и приросли к земле. Грудь быстро поднималась и опускалась от беспокойного дыхания, пальцы неосознанно сжимали ткань пыльного наряда.
Над ухом гаркнул ворон, Яра вскрикнула и опрометью бросилась прочь от капища. Она не разбирала дороги, лишь мчалась вперёд, отмахиваясь от острых, словно когти, ветвей, которые цепляли её за косы и безжалостно выдирали волосы. Руки жгло от зарослей крапивы, к подолу прицепился репей. Насекомые так и норовили залететь в глаза, а лес неожиданно ожил, пугая девицу неожиданными звуками: то дятел застучит по дереву, то белка прыгнет на ветку, и та треснет, переломившись. Перед глазами всё ещё стояли образы прежних богов, их строгие лица и въедливые взгляды. И мертвец, на которого Яра посмотрела лишь единожды. Судя по количеству крови вокруг, он был не первой жертвой, которой задабривали кумиров. Вряд ли князь, приказавший сжечь старые капища, знал о существовании этого места.
Когда ноги начали заплетаться от усталости, показалась тропа. В груди одинокой бабочкой затрепетала радость, девица уж и не верила, что сможет покинуть гиблый лес. Она поковыляла по дороге, внимательно следя за тем, чтобы не сбиться и не сойти с неё. На пути стало встречаться всё больше небольших прогалин, лес редел, солнце беззастенчиво заливало зелёные заросли. Чем ближе к дому, тем больше Яру брала усталость. Трава верёвками оплетала сапоги, и девица еле переставляла ноги, моля Лешего смилостивиться над ней.
Её зов был услышан. Деревья расступились, обнажая поле, за которым виднелись деревенские домики. Со стороны леса они были огорожены плотным забором, видно, местные остерегались волков и медведей. Уж Яра-то теперь знала, какие опасности таит в себе чаща. Над избами клубился печной дым, и девица будто наяву почувствовала запах свежеиспечённого хлеба и мясных пирогов. Она ускорила шаг.
Дом бабушки и дедушки был по счастью самым крайним. И идти до него близко, и из местных никто не заметит гостью из леса. Яра приближалась к деревне, таясь в зарослях поля, а после, пока улица была пуста, юркнула к знакомой калитке, где её заслонили абрикосовые деревья. Она с улыбкой представила, как вскоре будет есть не зачерствевшие пирожки и кислые ягоды, а сочные фрукты из бабушкиного сада. Девица толкнула калитку, среди деревяшек которой была вставлена ветка цветов, похожих на сирень, и прошла на участок.
Не верилось. Она добралась, пусть замученная, грязная и растрёпанная, но живая. Тяжёлый выдох, шаг вперёд, и Яра закрыла за собой калитку. Не успела она оглядеться, как из-за дома вышла бабушка. Они столкнулись взорами – одна усталым, вторая изумлённым, – а после поспешили навстречу друг другу.
– Яра, внученька!
Девица чуть не разрыдалась, услышав старушечий голос, и устроилась в тёплых объятиях.
– Не морок ли ты? – прижала её к себе бабушка.
Она покачала головой, выдавливая:
– Нет.
И всё же не сдержала слёз. Они против воли покатились по щекам, быстро, как лесной ручей. Не было сил смахнуть их. Яра покорилась бабушке, которая, ухватив её за руку, повела в избу и усадила на лавку, попутно выспрашивая:
– Что случилось? Где мать с отцом? Как ты добралась сюда?
Девица долго всхлипывала, пытаясь объясниться. Но переживания, накопившиеся за седмицу, вытряхивались долго, как пыль из старого мешка, и старушка прекратила расспросы. Вместо того она поставила перед внучкой канопку[3] молока и миску с кашей.
– Дед к соседу вышел, скоро вернётся, тогда всё и расскажешь, – ласково сказала она, гладя Яру по волосам. – Пока отдохни.
Девица молча кивнула и, сглатывая последние слёзы, принялась есть. В голове скопился ворох мыслей, которые предстояло сложить в единую историю. Казалось, седмица пути длилась дольше всей жизни.
Ложка уже стучала по полупустому дну миски, когда хлопнула дверь, и на пороге появился дедушка. Он зашёл в избу, неся перед собой охапку тех фиолетовых цветов, что были вставлены в оградку возле калитки. Бабушка некогда была помощницей знахарки, поэтому в доме постоянно сушились травы и цветы, в мешочках собиралась их труха, а в горшках – настои.
– Ты ль забыла, Алёнка? – спросил дед, укладывая ветку на стол, и только тогда заметил внучку. – Ба, ты что ж, голубка, тут делаешь?
От его тёплого взгляда у Яры на глаза вновь навернулись слёзы. Она закрыла лицо руками, чтобы успокоиться, и услышала, как дедушка сел за стол напротив и принялся шептаться с бабушкой. Они волновались, но не трогали внучку раньше времени, видя её состояние. Она запереживала, что если и дальше будет молчать, то придётся утешать не только себя, но и их. Девица собралась и, вытерев слёзы, дрожащим голосом завела свою историю.
Она рассказала обо всём. О настырном женихе Остапе, о его охотничьих собаках и дружбе с князем. О своём побеге через лес и плутанию близ болот. О встрече с волком… волколаком – исправилась девица, так непривычно было признавать, что она столкнулась с чем-то, о чём не принято говорить. О том, как он обратился в мужчину и, скрывая лицо, приказал спрятаться на дереве. О том, как она по его следам выбралась с топей и, заблудившись, наткнулась на капище с мертвецом, а после чудом нашла дорогу в Туманку.
Дедушка много хмурился и постукивал пальцами по скатерти. Бабушка охала, поглаживая пальцами фиолетовые цветы. Теперь, когда Яра сидела за столом, сытая и расслабленная, многое из её слов ей самой казалось лишь сном. Оборотень, капище – чего только ни померещится от усталости и переживаний? Но дед покачал головой:
– Вот что. Оборотень не привиделся тебе, они и вправду в нашей округе водятся. Забор вдоль деревни видела? Не просто так его местные отстроили и не так просто люди здесь пропадают. С одной стороны Туманки лес, по другую сторону тракт с постоялыми дворами, а чуть далече – граница княжества. Проезжих там много, волкам есть чем поживиться. Мы, местные, в перевёртышей верим, и следы их видели, и их самих. А постороннему человеку не докажешь, не поверит. Вот и князь не суетится. Люди-то везде пропадают, чего ему на нашу деревеньку внимание обращать.
– А капище? – уточнила Яра.
– А капище старое, стоит себе посреди гиблого леса. Кто ж туда пойдёт его сжигать? Да и тут, чай, не столица, власть князя с каждой верстой слабеет. Люди сами решают, в кого верить: кто Единому поклоняется, а кто прежним богам требу[4] приносит. Хочет князь от капища избавиться – пусть, только ж он в нашу Туманку не заезжает, не до того ему.
– Получается, оборотни на проезжих охотятся да на капище утаскивают, в жертву прежним богам? – тихо подытожила Яра.
Дедушка пожал плечами:
– Местные тоже пропадают, но редко.
Бабушка тут же толкнула его:
– Иван, не пугай девку, и так на ней лица нет. Если волк не тронул тебя, ещё и помог, – обратилась она к внучке, – то и нечего бояться. Больше в лес не пойдёшь, а в избу они за тобой не явятся. Другое меня беспокоит – цветы.
– Цветы? – в один голос недоверчиво переспросили дедушка с внучкой, рассматривая растение под рукой старушки. Это была обычная ветка с цветами, напоминающими очень крупную сирень – ничего, что могло бы напугать. Быть может, они ядовитые?
– Не я их собирала. Кто-то к твоему приходу их принёс, – пояснила бабушка. – Это глициния. Их сажают подле входа, чтобы они оплетали арку, как виноградники, и это так красиво, что манит путников зайти внутрь. На языке цветов глициния означает «добро пожаловать». Кто-то поприветствовал тебя, Яра, ещё до того, как ты добралась до нас. Кто-то ждал тебя.
– Кто? – едва слышно произнесла девица.
Язык одеревенел от волнения: ратники Остапа уже прознали, что она в Туманке, и верхом добрались сюда быстрее, чем она шагала через лес? Или… оборотень? Она говорила ему, что бабушка с дедушкой живут в крайней к лесу избе.
– А может, это совпадение, – продолжила бабушка, видя замешательство внучки. – Деревенские мальчишки небось насобирали цветов да и воткнули куда ни попадя. Не бери в голову, – успокаивала старушка, но Яра ей не поверила: слишком быстро та говорила, да улыбка выглядела натянутой. – Тебе бы отдохнуть с дороги. Сейчас баньку натопим, рубаху тебе свежую найду, спать постелю.
Девице только и оставалось, что покориться ей, тем более, дедушка согласно закивал и отправился готовить баню. Яра была и рада стянуть с себя липкую рубаху и пыльное платье с почерневшими птицами на подоле. Сапоги тоже были все в грязи и крови, уцелели лишь ленты в косах, да и те пришла пора снять, чтобы вычесать волосы. После бани девицу сморило, и она уснула – впервые за седмицу спокойно, не вздрагивая от непривычных звуков леса.
Очнулась она от крика петухов. Лёжа под покрывалом на лавке, Яра долго не хотела открывать глаза, пока до неё не донёсся аромат выпечки. Бабушка хлопотала по хозяйству, дедушки в избе не было видно.
– Иди, землянички себе набери да умойся, – посоветовала старушка, раскладывая пирожки, от которых исходил пар. – А я чай заварю.
Яра кивнула и, простоволосая, в нижней рубахе побежала наружу. Босые ноги, истерзанные длительной ходьбой, коснулись влажной травы. Девица плеснула на лицо воды из ведра и огляделась в поисках земляничной грядки. За последние дни ягоды опостылели ей, но бабушкины – крупные, сладкие – она не могла не попробовать. Яра схватила с крыльца лукошко и, опустившись на колени, принялась собирать землянику. Светло-русые волнистые волосы распустились по спине поверх белой рубахи, кусты и высокая трава обступили девицу, и она походила на затаившуюся полуденницу[5], которая ищет, чем или кем бы поживиться. Яра положила в рот одну из ягод и прикрыла глаза от удовольствия. Она не спеша разжёвывала землянику, смакуя её сок и наслаждаясь утренней тишиной, когда над головой послышался мужской голос:
– Ну здравствуй, девица!
[1] Кумиры (идолы) – вытесанные из дерева или камня статуи славянских богов.
[2] Капище – языческое святилище, место, где устанавливали статуи славянских богов для религиозных обрядов.
[3] Канопка – глиняный сосуд, аналог кружки в Древней Руси.
[4] Треба – языческий обряд принесения жертвы или подношений.
[5]Полуденница (полудница) – персонаж из славянского народного фольклора, дух, который появляется в полдень, полевая нечистая сила; предстаёт либо в виде красивой девицы в белом платье, либо страшной старухи.