Читать онлайн Мистические миры Жастин. Том 1

Идея романа предложена моей подругой Натали.

Глава 1

Исповедь

Сквозь цветные витражи церкви Сен-Медар, которая находится в Париже на улице Муфтар, полуденные солнечные лучи мягко освещали центральный придел и первые скамьи. Настоятель храма, забрав чашу для причастия, направлялся в боковой придел, где находилось его жилище, и уже предвкушал обеденную трапезу, состоящую из грибного жюльена, лазаньи с лососем, тарелочки с разными сырами и бутылочки муската. Но столь приятные во всех отношениях предвкушения были прерваны, поскольку в третьем ряду, слева от центрального прохода, он заметил юную особу, которая, склонив голову к стоящей перед ней скамье, застыла в полной неподвижности. Отец Кристоф подошёл поближе и тут же узнал свою прихожанку. Это была Жастин де Бриссак. Он едва коснулся рукой её плеча, как она подняла голову. Её лицо, обращённое к нему, выражало такую муку, что его сердце сжалось от боли. Ему непременно захотелось ей помочь, и он обратился к ней с вопросом:

– Милое дитя, что так опечалило тебя и могу ли я помочь?

– Я очень на это надеюсь, отец Кристоф, но моя история слишком длинна и необычна. Располагаете ли вы временем?

– Безусловно, моё дитя, ведь это мой долг. Но поскольку наступило время обеда, то я приглашаю тебя разделить со мной трапезу и в спокойной обстановке поведать мне о твоих терзаниях.

– Я, конечно же, принимаю ваше предложение, но боюсь, что моя исповедь не пойдёт на пользу вашему аппетиту.

– Я не думаю, что всё так страшно, но давай всё же пройдём в мою столовую.

Они вошли в небольшую комнату, где стоял уже сервированный к обеду стол. Отец Кристоф позвал слугу и велел прибавить ещё один прибор, для его гостьи. После чего он попросил налить в бокалы вина.

Когда слуга удалился, священник обратился к девушке:

– Жастин, напомни мне, пожалуйста, сколько тебе лет?

– Пятнадцатого апреля мне исполнилось семнадцать.

– Вот и хорошо, ты уже вполне взрослая, и мы можем выпить немного вина. Я думаю, что после этого наша беседа будет более непринуждённой.

И действительно, как только приятное тепло разлилось по всему телу, Жастин почувствовала, что сковывавший её страх немного отступил. Священник приступил к трапезе, давая ей время собраться с мыслями. Жастин, следуя его примеру, решила отведать жюльена, после чего ещё раз наполнила свой бокал золотистым вином. Вторая порция муската придала ей решимости, и она решила больше не откладывать свою печальную исповедь.

– Моя весьма необычная история началась десять лет назад. Мне было семь лет, когда умер мой дедушка, граф Виктор де Моруа. Его имение находилось в Безье, и мои родители не захотели меня брать в длительное путешествие по столь скорбному поводу. Они были непреклонны к моим мольбам позволить мне с ним попрощаться. Невзирая на то, что мы с дедушкой были очень дружны и он сам иногда приезжал за мной, чтобы я могла совершать с ним прогулки у моря или вдоль канала дю Миди. Я до последней минуты очень надеялась, что наша дружба – это весьма убедительный довод для того, чтобы я могла проститься с дедушкой, как того требуют правила, но мои родители упорно не хотели учитывать все эти обстоятельства и оставили меня в Париже.

Они ещё не вернулись из Безье, когда в один из вечеров в моей спальне в кресле у окна я увидела дедушку. Он был в стёганом халате, домашних туфлях, с трубкой в руке и приветливо улыбался. Сначала я подумала, что сплю, и даже не испугалась, но спустя несколько мгновений он заговорил, обращаясь ко мне: «Дорогая моя девочка, мне так жаль, что нам не дали возможности попрощаться! Как видишь, я решил это исправить. Прощай, моя дорогая! Не печалься, мне теперь легко, и я всегда буду рядом с тобой. Не бойся меня, я теперь твой ангел. Возможно, что ты отныне будешь иногда встречать тех, кто покидает этот мир, но ты их не опасайся, они будут рады тебе и не причинят никакого зла…» После чего он исчез, а я долго пребывала в полном оцепенении. Я боялась заходить в спальню и боялась спать. Когда все засыпали, я убегала в кабинет и спала на диване, а утром бежала обратно, чтобы переодеться к завтраку.

Когда я стала понемногу успокаиваться, произошло ещё более ужасное событие. Однажды вечером, выйдя на балкон, чтобы полюбоваться звёздным небом, я увидела перед собой газообразные субстанции в виде маленьких извивающихся человеческих тел, которые, словно гонимые ветром, проносились вдоль балкона. Но самое страшное в том, что они смотрели в мою сторону и, протягивая ко мне руки, непрерывно повторяли моё имя. Я даже не могу передать моего состояния. Я долго стояла, всматриваясь в темноту, и думала о том, что со мной явно что-то не так. С тех пор я перестала выходить на балкон одна.

Дедушка, который почти год не навещал меня, вероятно, соскучившись, стал почти еженедельно бродить по дому. Теперь я видела просто тёмную тень и чётко слышала его шаги, вздохи и несвязную речь. Он часто подходил к креслу мамы во время ужина, и я очень надеялась, что она услышит его шаги, но нет, это было подвластно лишь мне. Я понимала его и уже почти не боялась.

С тех пор, где бы я ни находилась, я наталкивалась на неприкаянные души. Однажды, когда я гуляла с мамой в парке Версаля, я присела у небольшой клумбы с цветами, чтобы насладиться ароматом алых роз. Не прошло и минуты, как я увидела несколько крошечных, как мне показалось, фей. Но это были души некрещёных младенцев, они взывали о поминовении. Я сидела и горячо молилась о спасении невинных душ, и они спрятались.

Годам к четырнадцати ко мне пришла чужая боль… Я заметила, что когда я иду по улице, то могу почувствовать боль в проходящем человеке. Я точно знала, что у него болит. Это стало ещё одним испытанием, ибо боль – она везде! Ко всему этому примерно через год прибавилось ощущение боли из далёкого прошлого. Стоило мне увидеть статую Жанны д'Арк, как меня тут же обволакивали клубы дыма и я начинала задыхаться. Стоя перед портретом Марии-Антуанетты в Версале, я слышала холод стали на моей шее и чувствовала все её страхи.

Немного позднее я буквально начала слышать мысли людей, которые находились в непосредственной близости от меня. Я знала, о чём они думают и что собираются делать. Я проверяла это неоднократно, на близких людях. Например, мать или отец начинали со мной говорить о чём-либо, а я заканчивала их мысль, но всё это не зародило никаких подозрений у моих родителей. Я даже начала потихоньку использовать свои способности и облегчать разные физические боли при помощи массажа. Мои руки просто сами двигаются в нужном направлении, и боль, словно повинуясь им, почти всегда отступает. Мне также удаётся усыплять людей. Я накладываю больному руки на голову, и он минут через десять засыпает. Все домашние привыкли к моим манипуляциям и воспринимают это как должное. Просто постоянно повторяют, что руки у меня золотые. От них исходит некая энергия, когда я прикасаюсь к больному органу, они становятся очень горячими, а когда боль локализуется, они остывают.

Но и это ещё не всё. Прошло ещё некоторое время, и я стала распознавать приближение смерти. Уже за год, когда часы будто поворачивают вспять, я вижу определённые её признаки на лице человека. Это особый цвет и блеск лица, а главное – очень тонкий сладковатый запах.

Вот с этим всем я живу, не смея ни с кем поделиться, чтобы меня не сочли за сумасшедшую и не упекли в лечебницу, из которой я не выйду никогда. Мне придётся с этим жить, но меня волнует один важный вопрос: всё это мне дано Создателем или его противником?

Отец Кристоф слышал немало исповедей на своём веку, но с тем, что поведала ему столь юная особа, он столкнулся впервые. Очень давно, когда он учился при монастыре, ему доводилось читать в житиях святых отцов, что иные являлись проводниками между мирами или слышали чужую боль и диагностировали её, но чтобы сразу всё и почти с младенчества было дано одному человеку – такого он не слышал. Но примеры людей со сверхчувствительностью были известны истории, и он мог успокоить это юное создание, но отнюдь не облегчить ей жизнь.

Собравшись с мыслями, он обратился к Жастин:

– Спешу успокоить тебя, милое дитя! Такие дары были ниспосланы некоторым священникам, и они использовали их во благо. Ты, несомненно, являешься редким исключением, и этот дар налагает на тебя большую ответственность. Это тяжкий груз, он практически лишил тебя детства, да и дальнейшая жизнь будет слишком сложна, ибо всегда будет покрыта завесой тайны. Ты, как и прежде, не сможешь делиться своими знаниями с любым человеком. Люди несведущие будут всегда отрицать то, что непостижимо для их разума. Их естественным поведением будет отвержение людей, обладающих особыми знаниями. Поэтому я пока единственный твой наперсник, но не исключено, что однажды ты сможешь приоткрыть завесу тайны, но только просвещённому человеку. Ну а я всегда рад выслушать тебя и помочь по мере своей возможности.

Жастин переполняли радостные чувства, и она в порыве благодарности подбежала к отцу Кристофу и крепко обняла его. Затем резко отстранилась и со слезами на глазах произнесла:

– У меня просто нет слов, чтобы выразить свою благодарность, но я хочу, чтобы вы знали, что теперь, благодаря вам, начнётся новый отсчёт времени в моей жизни! Я теперь свободна от сомнений, снедавших меня целое десятилетие. Мне впервые хочется жить! Жить, а не существовать в постоянном страхе и сомнениях! Я так благодарна вам за это освобождение!

– Милая моя девочка, не так уж велика моя заслуга. Я всего лишь утвердил тебя в вере, что в тебе нет греха, но я не могу освободить тебя от тяжкой ноши. Вероятнее всего, ты будешь нести этот крест до конца, но если тебе стало легче после откровения, то дай Бог тебе терпения на пути твоём. Я стану о тебе молиться. Ступай с миром, милое дитя!

Отец Кристоф осенил Жастин крестным знамением, и она быстрым шагом направилась к выходу. Выйдя за церковные ворота, она повернулась лицом к храму, сделала глубокий поклон и перекрестилась, вознося благодарность Всевышнему за просветление.

Когда она выпрямилась, то её взгляд задержался на надписи на воротах кладбища, которое находилось на территории храма. Она гласила: «Король запрещает Богу творить чудеса». В голове тут же пронеслась мысль: «По всему выходит, что король возомнил, что он вправе повелевать Господу! Интересно, а был ли король вполне здоров, когда провозглашал свою волю?! В противном случае он просто был еретиком…»

Память стала воскрешать историю храма. В семнадцатом веке на кладбище Сен-Медар был похоронен сторонник учения янсенистов – дьякон Франсуа Парис. Вскоре после его кончины его последователи стали собираться у его могилы и в пылу своих проповедей доходили до такого экстаза, что уверовали в то, что их учитель придаёт им силы и исцеляет больных, которые были среди них. К кладбищу стали стекаться толпы народа. Всё это было сопряжено с разными слухами и беспорядками. Королю доложили о положении дел на территории храма Сен-Медар, и он тотчас приказал закрыть кладбище, а на воротах закрепить его волеизъявление. Устрашившись арестов, последователям движения янсенистов пришлось отступить. Но надпись так и не решились снять с церковных ворот, и она по-прежнему напоминает прихожанам о том, что король запрещает Господу творить чудеса. Но, несмотря на монарший указ, люди продолжают ходить и молиться в церковь Сен-Лазар и навещать могилы своих предков.

И сегодня Жастин вышла из приделов храма совершенно счастливая и заспешила домой, где, по-видимому, уже давно волновались, поскольку она сильно запаздывала. Подставляя лицо приятному весеннему ветерку, она поднималась вверх по улице Муфтар, направляясь к своему дому. Она сразу перешла на левую сторону и по мере приближения радовалась неминуемой встрече с букинистом, месье Базеном. С этим месье она находилась в дружественных отношениях, поскольку была его постоянной покупательницей и собеседницей. Это невероятно льстило пожилому человеку, любившему поговорить о ценностях литературного мира. В отличие от своих коллег, которые сосредоточили продажу книг вдоль берегов Сены, что было предписано префектурой, месье Базен сумел выхлопотать разрешение для торговли книгами на первом этаже собственного дома. В прошлом его предки имели свои типографии и были весьма зажиточными, но во времена правления Наполеона дела пошли на спад. Семье с трудом удалось сохранить большой особняк и заниматься лишь продажей книг, чем месье Базен был весьма доволен.

Было очень тепло, и Жастин издалека заметила, что окна магазинчика были открыты, а хозяин, наполовину высунувшись из одного из них, приветствовал прохожих и оповещал их о поступивших в продажу новинках. Свою любимую клиентку он тоже заметил и выбежал ей навстречу, держа в руках красивую большую шкатулку.

Когда Жастин подошла поближе, месье Базен стал громко восклицать:

– Ах, а я с таким нетерпением выглядывал вас, моя дорогая! Вы будете мною довольны, поскольку мне удалось достать для вас томик басен Эзопа. Он бережно хранится в этой шкатулке. Но с превеликим сожалением сообщаю, что мне его дали лишь для прочтения, но и это уже большая удача. Вы теперь сможете провести аналогию с переводами де Лафонтена. Я смею надеяться, что буду иметь удовольствие с вами об этом поговорить.

Жастин взяла шкатулку и, поблагодарив букиниста, продолжила свой путь. Прямо возле дома располагалась буланжери месье Марена. Дивные ароматы его выпечки распространялись по всей улице, оповещая жителей, что у них есть возможность отведать разнообразные хлебобулочные изделия уже с пяти утра. С шести часов прислуга из богатых особняков и проходящие рабочие покупали хрустящие круассаны и горячий хлеб. Ближе к обеду на прилавках появлялись всевозможные пирожные и торты.

Осмотрев привлекательную витрину, Жастин приблизилась к дому. Это был типичный особняк, к которому с двух сторон примыкали соседние особняки, и делалось это почти повсеместно ради экономии земли и стройматериалов. Этот довольно большой дом, в котором было около шестисот квадратов, не отличался никакими архитектурными изысками, и это всегда смущало Жастин. Ей хотелось, чтобы дом имел свою индивидуальность. Единственное, что её радовало, так это то, что с обратной стороны дома находилось небольшое патио, где было высажено около двадцати деревьев, а между ними располагались клумбы с цветами. Балкон второго этажа, который простирался вдоль всего дома, представлял собой террасу, вымощенную розовым мрамором, и там летом выставляли лёгкую мебель для отдыха на свежем воздухе. От террасы и до конца участка была проложена широкая дорожка, мощённая мраморными плитами, и вдоль неё были размещены удобные скамейки.

Внутренняя планировка дома её вполне устраивала, и сам он был просторным и уютным. Входная дверь вела в холл, где по обе стороны от неё были размещены гардеробные, а также большие зеркала в золочёных рамах, которые висели над изящными консолями со стоящими на них канделябрами. Сразу за консолями стояли кушетки для отдыха. На первом этаже по левую сторону от входа находились кухня и кладовая. К кухне примыкала большая столовая, пройти в которую можно было как из прихожей, так и из кухни. С правой стороны от входа располагалась просторная гостиная, поделённая на секции при помощи мебели. В ней были продуманы две зоны. Одна для игры в карты и шахматы и для бесед у камина, а вторая зона для танцев. Вся мебель в гостиной, как, впрочем, и во всём доме, была в стиле рококо. Этот стиль был сама элегантность. Все детали отличались плавностью линий и изяществом переплетений цветочных узоров, коими венчались спинки стульев, кресел, канапе, кроватей. Многие ножки кресел, столов и консолей были отделаны бронзой. Всё это великолепие не могло не приводить в восторг. Особую изысканность мягкой мебели придавала обивочная ткань, изготовленная из бархата, гобелена, шёлка, с изобилием цветочных узоров, обрамлённых виньетками. Этому стилю было невольно подчинено настроение всего дома. Таким образом, внутреннее убранство и внешний вид дома сильно диссонировали.

На втором этаже были оборудованы три кабинета, по одному на каждого члена семьи, в них находились личные библиотеки и прочие необходимые вещи для уединённого отдыха и творческой работы. Там же располагались три гостевые комнаты, со своими туалетными комнатами и вместительными гардеробными. На третьем этаже находились хозяйские спальни, и к каждой из них примыкали уютные гостиные для малых приёмов, а также туалетные комнаты и большие гардеробные. На этом этаже были размещены ещё одни гостевые апартаменты.

Жастин ещё не успела дёрнуть за цепочку, прикреплённую к дверному колокольчику, как дверь распахнулась и дворецкий протянул ей руку, чтобы помочь преодолеть пару ступеней. После этого он помог юной хозяйке снять накидку, шляпку, в то же время оповещая её о том, что родители с большим нетерпением ждут свою дочь в гостиной. Поднявшись на второй этаж и подойдя к двери отцовской библиотеки, Жастин тихонько её приоткрыла и стала наблюдать за родителями. Отец сидел за массивным бюро и что-то увлечённо читал. Его волнистые каштанового оттенка волосы слегка прикрывали наклонённое лицо. Красивой формы губы ярко выделялись на фоне коротко подстриженных усов и бороды. Отцу было сорок три года, но он был статен и красив. Матушка, удобно расположившись на канапе, просматривала журнал мод. Её изящная белокурая головка была украшена высокой причёской, в которую были вплетены искусственные фиалки. Лёгкое домашнее платье из голубого муслина плотно облегало её идеальную фигуру. В свои сорок лет она мало отличалась от своей дочери. Жастин обожала своих родителей и радовалась тому, что они, как ей казалось, ценят и уважают друг друга. Чтобы не испугать их внезапным появлением, она тихонько постучала в дверь и спустя пару секунд вошла в комнату.

Матушка встрепенулась и обратилась к дочери с явным упрёком в голосе:

– Милое моё дитя! Ну разве можно столь долгое время держать нас в неведении? Служба закончилась почти два часа тому назад. Мы с отцом уже хотели посылать за тобой. Поведай нам, что могло тебя так задержать.

– Простите меня великодушно за доставленное беспокойство, но утром я упоминала о том, что намерена остаться на исповедь.

– Но позволь, дорогая, что такого ты могла совершить, чтобы тебе понадобилось столько времени для исповеди? В самом деле, не посягнула же ты на национальные сокровища Версаля?

– Уверяю вас, матушка, что Версаль в полной безопасности. Просто у меня накопилось много сомнений по поводу отдельных строк в Библии. Я нашла в них некоторые противоречия, и отцу Кристофу пришлось немало потрудиться, чтобы убедить меня в том, что я просто не так истолковала Писание.

– И чем увенчались труды отца Кристофа?

– Я осталась при своём мнении.

– Я в этом и не сомневалась, но позволь дать тебе совет: не стоит на основе святых писаний устраивать дискуссии. Всё, что касается наших верований, – это догма, и здесь нет повода для споров.

– Я полностью с вами согласна, но смею заметить, что все святые писания написаны обычными людьми. Причём из разных социальных слоёв, посему и трактовка увиденного и услышанного ими у них разная. С точностью запечатлено лишь то, что было провозглашено Господом на горе Синай. Всё остальное на протяжении многих веков писалось и переписывалось с внесением изменений многими людьми. Не оттого ли святых писаний становится всё больше и больше, но, как ни странно, глас Божий более не звучал?..

– Дорогая моя, как хорошо, что ты не родилась в прошлых веках! Тебе священники непременно бы устроили аутодафе!

– Ну я не так наивна, матушка, чтобы делиться своими мыслями с высокой трибуны. Моя надежда возлагается на тайну исповеди, и на ваше благоразумие в том числе. Не станете же вы в светском салоне вести беседу о моих воззрениях на библейские темы.

Кто знает, сколько бы ещё времени мать и дочь потратили на отстаивание своей правоты, но их полемику прервал глава семьи:

– Дорогие мои дамы, смею вам напомнить, что у нас сегодня званый ужин. У каждого из нас найдутся дела, которые надо завершить до назначенного времени. К тебе, Жастин, через два часа придёт модистка с платьем, возможно, потребуются некоторые доработки. У меня есть срочные дела в банке, а твоей матушке я поручаю проследить за качеством приготовления горячих блюд и десертов.

После того, как отец закончил свою речь, Жастин поспешила в свои покои. Первая половина дня оказалась такой насыщенной, что она почувствовала, как приближается мигрень. Это не поддающееся лечению заболевание терзало её с пяти лет, и потому она уже точно распознавала первые признаки приступа и старалась не допустить полного его развития. Едва переступив порог, она вызвала горничную и попросила помочь ей снять корсет, приготовить холодные компрессы и принести воду с лимоном. После того как горничная исполнила все её просьбы, она ушла в спальню и плотно занавесила окна. Жастин с компрессом на голове легла в кровать и, удобно устроив голову на подушке, попыталась заснуть.

Ей показалось, что она едва задремала, когда горничная, войдя в комнату, сообщила, что мадам Бланкар и её швеи прибыли для примерки вечернего наряда. Жастин попросила проводить их в её гостиную и подать им чай с печеньем, пока она приведёт себя в надлежащий вид. Подойдя к зеркалу, она не смогла утешить себя тем, что выглядела вполне сносно. Напротив, она была слишком бледна, а под глазами образовалась лёгкая синева. Но она решила, что чашка чая с печеньем сможет поправить ситуацию.

Набросив на себя шёлковый халат, она вошла в уютную гостиную, поприветствовала гостей и присоединилась к чаепитию. Когда чай был выпит, а печенье съедено, дамы приступили к примерке вечернего наряда. Платье сшили в лучших традициях моды стиля бидермейер. Декольте было вытянуто, занимая почти всю линию плеча. Рукава были короткими, но с большим объёмом. Лиф платья сильно заузили к талии и перехватили широкой лентой в тон ткани. Юбки сделали довольно широкие и длинные, они открывали лишь носок туфельки. Платье было сшито из плотного шёлка молочного оттенка. Дополнением был алый шарф. Работа была выполнена идеально и переделки не потребовались, поэтому Жастин поблагодарила всех и направила к матушке за расчётом.

До прихода гостей ещё оставалось почти три часа, поэтому, сняв платье при помощи служанки, Жастин решила познакомиться с творчеством Эзопа. Бережно вытащив старинный фолиант из шкатулки, она погрузилась в чтение. И, как это всегда бывало, она словно перенеслась в глубокую древность и стала невидимым спутником Эзопа.

…Она застала его отдыхающим после обработки большого участка земли. Он расположился в тени старого развесистого фигового дерева и приступил к своей скудной трапезе, которая состояла из нескольких зрелых ягод, упавших с дерева, и небольшого куска хлеба. Выглядел он довольно удручающе. Он был невелик ростом, но широк в кости. Его живот был невероятно вздут, и казалось, что его коротеньким ногам такая ноша доставляет много неприятностей. Его плечи были весьма мускулистыми, и они поддерживали довольно крупную голову с выдающимися надбровными дугами, широким носом и большим ртом. Тело его было прикрыто коричневой дерюгой, подпоясанной куском старой верёвки. В тот момент, когда он только отправил в рот первую ягоду с кусочком хлеба, около него словно из воздуха возникла пожилая нищенка и взмолилась о куске хлеба и глотке воды. Невзирая на скудость своих запасов, Эзоп отдал ей оставшиеся ягоды, хлеб и предложил напиться из его кувшина. Измождённая путница расположилась рядом со своим благодетелем и с жадностью утолила голод. Затем она поблагодарила Эзопа и начала удаляться от него, но тут произошло чудо. Нищенка вдруг превратилась в прекрасную деву, которая едва парила над землёй. Она с улыбкой посмотрела на Эзопа и обратилась к нему с нежностью в голосе:

– Я богиня Диметра и давно уже наблюдаю за твоим трудом. Ты обильно полил своим потом эту землю, чтобы она дала хороший урожай. Уверяю тебя, это так и будет, но ты не только трудолюбив, но и благочестив. Ты поделился последним, что у тебя было, с нищенкой, хотя и сам был голоден. В знак благодарности мне хочется тебя достойно наградить. Проси чего пожелаешь.

Эзоп, недолго думая, произнёс:

– Я желаю обладать мудростью, остроумием и ораторским даром.

Диметра смотрела на Эзопа с нескрываемым удивлением и снова обратилась к нему:

– Ты меня очень удивил: будучи рабом, ты мог попросить свободы.

– Милая Диметра, а что мне даст свобода, если у меня не будет ни дома, ни работы? Мне тогда пришлось бы попросить ещё денег, дома, работы, и, скорее всего, ты бы на меня рассердилась, посчитав меня алчным, а если ты наградишь меня умом, то я потихоньку добьюсь всего сам.

– Да ты и так вполне умён!

– Может, и так, но я не могу красиво выразить свою мысль, а без этого мой разум не приносит мне пользы.

– Ты прав! Я дарую тебе красноречие и остроумие, и пусть они приведут тебя к свободе и благополучию. Но ты должен помнить, что между остроумием и язвительностью очень тонкая грань, а это уже обоюдоострое оружие, не забывай об этом!

После этих слов она исчезла, а Эзоп ещё долго сидел под деревом, предаваясь раздумьям. Он мысленно благодарил богов, что они подарили ему эту встречу и вместе с ней надежду на свободу.

Едва справившись с волнением, он направился в дом философа Ксанфа, у которого служил. У Эзопа было много обязанностей, и хозяин постоянно нуждался в нём. Поэтому, едва он появился, ему сообщили, что хозяин ждёт его. Явившись к хозяину, он получил от него хитрое поручение: купить на ужин самое лучшее, что употребляется в пищу, и приготовить из этого три разных блюда для него и его гостей, которых он пригласил отужинать. Эзоп сразу понял, что уже сегодня сможет воспользоваться своим новым даром и поразить всех прибывших на ужин остроумием.

Когда гости собрались за столом, Эзоп подал жаркое из языка с картофелем, заливное из языка с морковью и зеленью, рулет из языка, фаршированный оливками и орехами. Всё было очень вкусно, и гости остались довольны. Но удивлённый Ксанф спросил:

– Я просил тебя приготовить самое лучшее, почему же ты приготовил именно язык?

– Но что же может быть лучше языка? Ведь мы при его помощи объясняемся в любви, поём песни, приносим клятвы, читаем стихи, провозглашаем законы!

Гости стали хвалить Эзопа, настолько им понравился его ответ.

Ксанф был весьма озадачен. И решил ещё раз испытать своего раба. Он пригласил гостей на ужин и на следующий день и при всех дал ему задание приготовить три блюда из самого худшего, что может употребляться в пищу.

Следующим вечером все были весьма озадачены, когда увидели, что к столу поданы те же блюда.

Оскорблённый хозяин закричал на раба:

– Ты решил над нами поиздеваться? Я же просил самого худшего! Что ты теперь на это скажешь?!

– Я опять прав, мой господин! Вы хорошенько подумайте, что может быть хуже языка? При его помощи мы лжём, оскорбляем, предаём, проклинаем, унижаем, богохульствуем, возводим наветы. Я думаю, что в полной мере выполнил ваше поручение.

Гости были восхищены речью Эзопа, и с той поры пошла о нём молва как о человеке весьма мудром. Ксанф и радовался этому, поскольку раб принадлежал ему, и вместе с тем огорчался, поскольку считал себя непревзойдённым философом и мудрецом. Но и ему теперь приходилось часто обращаться за помощью к своему рабу, чтобы спасти свою репутацию. Происходило это потому, что Ксанф слишком любил расслабляющие напитки и после их обильного пития любил похвастать, поэтому часто попадал в затруднительные ситуации, из которых его выручал находчивый раб.

И вот в очередной раз во время весёлого застолья он заявил своему другу, что если постарается, то сможет выпить даже море. Это фантастическое заявление слышали все его друзья, и тут же было решено собраться утром на берегу моря и посмотреть, как хвастун станет искать выход из создавшегося положения. Проснувшись ранним утром, Ксанф пришёл в ужас от того, что ему придётся прилюдно подвергнуться осмеянию и унижению. У него была единственная надежда на изворотливый ум своего раба, и он тотчас послал за ним. Эзоп был в курсе событий, поскольку прислуживал за столом и всё слышал, а потому и ответ у него был уже готов. Когда Ксанф взмолился о помощи, Эзоп предложил ему взаимовыгодный обмен. Он поставил условие, что если ему удастся спасти его от позора, то хозяин в благодарность подарит ему свободу. Ксанф не раздумывая тут же согласился. Тогда Эзоп дал совет, чтобы, когда они подойдут к берегу моря, он сказал, что готов исполнить обещанное, но просит отвести все реки, впадающие в море, поскольку не обещал выпить и их воду. Так Ксанфу удалось избежать унижения, но на вопрос Эзопа об обещанной свободе он ответил, что это непременно случится, но не так скоро. Всем сразу стало понятно, кто избавил хвастуна от позора. Репутация Ксанфа постепенно портилась, в то время как слава Эзопа росла.

Избавиться от рабства Эзопу помогло само Провидение, которое приняло облик орла. Во время городского собрания над толпой вдруг появился орёл, который схватил городскую печать и опустил её за пазуху Эзопу. Городские власти обратились к нему за разъяснением этого невероятного случая, на что он ответил, что король сопредельного государства хочет поработить их город. Все стали просить Эзопа отправиться к королю и просить его найти удобное для всех решение. Эзоп высказал своё веское мнение, что негоже рабу вести беседу с королём. Тогда совет принял решение освободить Эзопа, и ему тут же вручили охранную грамоту. После чего подобающе одели и проводили в путь. Так и начались странствия Эзопа.

Однажды судьба привела его Дельфы. Беседуя со знатными горожанами, он сильно обидел их своими язвительными остротами, и они затаили на него обиду и решили отомстить. Когда Эзоп любовался Дельфийским храмом, они подбросили ему в дорожную сумку золотую храмовую чашу. При выходе из города стражники обыскали его и обнаружили реликвию. Его тут же доставили к судье, но Эзоп не смог доказать свою невиновность. Зная о многих заслугах Эзопа, судья предложил ему два варианта событий. Первый – он получает двадцать палок и опять становится рабом Ксанфа, второй – смертная казнь. Тогда Эзоп спросил у судьи, как казнят в Дельфах, и тот ответил, что преступников сбрасывают со скалы в море. Философ не раздумывая ответил, что предпочтёт свободный полёт рабству.

После приговора Эзопа отправили в камеру, чтобы на рассвете привести приговор в исполнение. Сидя в сырой комнатке, Эзоп услышал голос, который сразу вспомнил. С ним говорила Диметра:

– Мне так жаль, что ты забыл моё предостережение. Твой язык тебя возвеличил, он же тебя и погубил. Я так часто наблюдаю за тем, как люди губят свои же достижения, забыв об осторожности. Чем больше человек достигает, тем меньше ему потом остаётся, а всё ваша гордыня и безумное стремление к большему величию. Радует лишь то, что плоды своих умозаключений ты оставил на бумаге, и я позабочусь о том, чтобы крупицы твоего разума преодолели века. Пусть они странствуют по миру в назидание потомкам. Чтобы грядущие поколения смогли черпать в них твою мудрость.

Эзоп слушал её с замиранием сердца, и слёзы радости текли по его щекам. Он ни о чём не сожалел, он сделал гораздо больше, чем мечтал. Он умирает свободным, и в его последний вечер его посетила Богиня! Многие ли смертные могут быть удостоены этой чести?..

Жастин дочитала жизнеописание Эзопа, её сердце сжималось от невыносимой боли, а по щекам текли слёзы. Было беспредельно жаль, что судьба Эзопа так трагична, что его свобода была не такой уж долгой, а смерти его предали скверные люди. Положив книгу в шкатулку, она взяла лист плотной бумаги и стала зарисовывать своё видение, которое сформировалось во время чтения последних строк. Минут через тридцать графический набросок был готов. На картине Эзоп был изображён сидящим за столом, опустившим голову на руку, которая опиралась о край стола. Его взгляд был устремлён на храмовую чашу. Слева на столе лежали его рукописи, ночной сумрак едва отступал от пламени догоравшей свечи. На заднем плане, на фоне ночного неба, ярко светила луна, отбрасывая лунную дорожку на водную гладь. Слева от лунной дорожки высился над водой высокий утёс. Справа возвышался храм. Картину Жастин назвала «Последняя ночь Эзопа». Она смотрела на неё и думала, что её непременно нужно перенести на холст и выполнить всё в тонах заката…

Всё ещё пребывая под впечатлением грустной истории, Жастин и не заметила, когда в комнату вошла её горничная, сказав, что пора заняться туалетом, поскольку гости скоро начнут съезжаться. Не очень любившая большие застолья, Жастин думала лишь о том, чтобы скорее наступило следующее утро и она смогла бы приступить к прочтению басен великого мыслителя. Но действительность призывала к тому, чтобы весь вечер вести всевозможные пустые беседы и мило улыбаться высокородным гостям. Немного успокаивало лишь то, что прибудет маркиза Селестина де Кавелье. Все её предки по женской линии на протяжении нескольких столетий состояли в свите королей, и она могла поведать много интересного о придворной жизни. Будучи умелой рассказчицей, она легко увлекала забавными историями, и поэтому Жастин очень любила её слушать.

Когда она, облачённая в свой вечерний наряд, спустилась в гостиную, матушка не удержалась от возгласа:

– Камиль, дорогой, ты только посмотри, как хороша наша девочка! В этом сезоне она непременно будет удостоена внимания многих кавалеров!

– Большая часть из них, смею заметить, будет гоняться в основном за её приданым.

– Да, дорогой, ты всегда умеешь парировать в нужный момент! Разве сложно было поддержать дочь и выразить ей своё восхищение?

– А разве я не выразил? Колье, которое красуется на её прелестной шейке, равно годовому жалованию моего клерка!

– Камиль, ты просто невыносим! Ты постоянно говоришь о деньгах!

– Прошу заметить, дорогая, что при этом я безоговорочно подписываю все ваши счета.

– Да, но если бы ты при этом молчал…

– То моя жизнь была бы совершенно бесцветной!

Прерывая милую перепалку разгорячившихся супругов, в гостиную вошёл дворецкий и доложил, что прибыли маркиза де Кавелье со своим кузеном маркизом де Шантрель, а также её племянница маркиза Беатрис де Мюррей с мужем и сыном. Члены семьи поочерёдно входили в гостиную и обменивались приветствиями и поцелуями. Эту часть церемонии Жастин переносила с большим трудом. Она была категорически не согласна с таким протоколом, как с эстетической, так и с гигиенической точек зрения, поскольку целовались не только близкие люди, но и малознакомые. Считалось, что этим они выражают радушие и доверие. Жастин же была твёрдо уверена, что, кроме распространения различных заболеваний, эта часть этикета ничего в себе более не несёт. Всё своё радушие вполне можно выразить словами или, в крайнем случае, рукопожатием. Поэтому с самого детства она находила любые предлоги и ухищрения, чтобы избежать лобызаний. Вот и сегодня она поставила около входа столик с бокалами лимонада и после приветствий с очаровательной улыбкой протягивала бокал прохладного напитка.

В просторной гостиной находилось шесть больших канапе и шесть удобных кресел. Дамы, как правило, занимали места на канапе, дабы не помять юбки, а мужчины удобно располагались в креслах. Посадочных мест было не слишком много, поскольку удобно расположиться на канапе могла лишь одна дама, в крайнем случае с одним кавалером, так как расправленная юбка занимала всё свободное пространство. Подождав, пока гости займут понравившиеся им места, члены семьи разместились так, чтобы уделять равное внимание всем присутствующим. Жастин сразу решила быть поближе к маркизе, поэтому придвинула кресло к её канапе и присела на его широкий подлокотник, чтобы не нанести урон своему кринолину. Маркиза тут же обратила на Жастин свой взгляд, и её оценка незамедлительно прозвучала из её уст:

– Как мила, нет, вы только посмотрите, как расцвела наша Жастин! Милая, я давно хотела вам сказать, что вы явно отмечены свыше! Нет, вы только обратите внимание, ведь вся её левая сторона имеет особые отметины. Эта скромная родинка над левой грудью, а затем над губой и на щеке – это ли не чудо? Эти знаки, несомненно, говорят о том, что вы чем-то отличаетесь от других. В вас есть некая тайна.

Жастин подумала, что маркиза даже и не догадывается, насколько она права.

Все присутствующие не сводили с Жастин глаз, а маркиза увлечённо продолжала:

– Ах, если б вы только были при дворе в эпоху маркизы де Помпадур! Она бы, несомненно, вас заметила и приняла в свою свиту. Она верила в знаки. Она смогла распознать их природу. Ах, какое дивное было время! Так вот, эта очаровательная во всех отношениях дама придумала искусственные родинки, которые изготавливала из бархата, так называемые мушки. Поначалу это было чисто эстетическим изобретением, чтобы скрывать появлявшиеся не ко времени прыщики, но это было так мило, что все дамы стали следовать её примеру и использовать их как соблазнительное украшение. Так вот, моя дорогая, я дохожу до самой сути того, что так сильно меня поражает. Когда мода с мушками стойко укоренилась, излюбленными местами были именно те, что ныне отмечены природой на вас. Я бы подумала, что это некая связь времён…

Маркиза не успела договорить, как дворецкий, вошедший в гостиную, объявил, что пришли граф и графиня де Лефевр. Граф, невзирая на почтенный возраст, а он уже разменял седьмой десяток, был строен, одет изысканно, но без излишеств. Все его движения были не лишены утончённости, безукоризненные черты лица и изящные руки с длинными пальцами говорили о его высоком происхождении. Он был весьма приятным собеседником и, кроме того, страстно увлекался живописью и сам очень хорошо писал. Граф с лёгкостью копировал таких живописцев, как Буше, Фрагонар и Делакруа. Жастин очень любила наблюдать за его работой, когда он приглашал её в мастерскую.

Полной его противоположностью была его супруга, мадам Соланж. Она была почти на десять лет моложе, но этой разницы практически не наблюдалось. Она явно не обладала хорошим вкусом и умеренностью во всём. Её слишком пышная фигура ничуть не смущала мадам, и вместо того, чтобы хоть как-то скрыть объёмы при помощи тканей более тёмных тонов и быть умеренной в драпировках, она поступала с точностью наоборот. Широкое декольте её небесно-голубого платья обнажало мощные плечи, а огромные рукава в виде сплющенного шара делали её плечевой пояс чуть ли не метровой ширины. Явные проблемы были и с глубиной выреза, она была превышена минимум на три пальца, поэтому глубокая ложбинка, уходящая вглубь корсета, не оставляла и намёка на тайну. Голова мадам Соланж напоминала цветочную клумбу. Её белокурые волосы, собранные в три пучка и завитые в букли, были усыпаны мелкими розами, и всё это великолепие венчало перо из страуса. Жастин сразу пришла на память картина итальянского художника Бернардо Строцци под названием «Старая кокетка». Она также заметила, что маркиза де Кавелье прикрыла лицо веером и опустила глаза, явно скрывая от присутствующих свою улыбку. Да, мадам Соланж очень напоминала персонаж из карикатурного журнала, где высмеивали неумеренность в модных тенденциях. Но гостья, не ведая смущения, была весела и весьма общительна. Её не волновали установленные каноны, она была вполне довольна собой, искренне полагая, что просто неотразима.

Как только ритуал приветствий был завершён, прозвучал гонг, оповещая, что пора ужина настала. Все, оживлённо переговариваясь, направились в столовую и стали занимать места согласно расставленным карточкам. Жастин села по левую руку от отца, напротив неё было место маркиза Гюстава де Мюррея, потом его супруги и сына. Маркизе было отведено место возле хозяйки дома. Но у маркизы были свои определённые намерения, и пришлось внести некоторые коррективы. Дело в том, что мадам пожелала занять место напротив Жастин, а остальным ничего не оставалось, как подчиниться её воле. По правую руку от Жастин разместился граф де Лефевр с супругой, и за ними около матушки сидел кузен маркизы, Алекс Шантрель.

Когда все гости заняли свои места, вошли официанты и стали разносить закуски. Перед каждым гостем выставили тарелочку с фуа-гра, маленькую маслёнку, розетки с вареньем из инжира и сливы. В центре стола расставили блюда с копчёными колбасками, обжаренными сосисками, рулетами из окорока, а также розетки с оливками, лимоном и подносы с хлебом. К закускам подали белые вина шардоне, совиньон, мускат. На какое-то время все разговоры стихли. Никто не мог отказаться от такого лакомства, как фуа-гра. Сначала на кусочек свежего хлеба намазывалось сливочное масло, затем сверху накладывался небольшой кусочек фуа-гра, а венчала всё это маленькая ложечка варенья, и затем, собственно, начиналось непередаваемое наслаждение гаммой вкусового совершенства. Конечно же, дабы хоть немного утолить желание полакомиться деликатесом, понадобится изготовить и вкусить не один бутерброд, поэтому тишину нарушал только звон бокалов и столовых приборов.

В то время как все с наслаждением предавались чревоугодию, маркиза решила продолжить общение с юной хозяйкой. Ещё раз окинув её изучающим взглядом, она заговорила:

– Я полагаю, что основное обучение вы уже закончили, и мне интересно знать, чем вы теперь намереваетесь занимать своё свободное время?

– Я буду заниматься самообразованием, расширяя свой кругозор во всех направлениях. Осенью я планирую посещать курс медицины в Коллеж де Франс. Ещё меня очень увлекает живопись, и я беру уроки рисования у месье Лефевра. По выходным дням я занимаюсь верховой ездой, и, кроме того, отец даёт мне уроки фехтования и стрельбы из пистолета.

– Ваш папенька явно хотел воспитать сына, но он сотворит из вас амазонку.

– Я постараюсь быть менее воинственной.

– А кроме физических упражнений и медицины, что вас увлекает?

– Меня увлекает всё, что касается искусства. Я восторгаюсь тем, что может творить увлечённый своей идеей человек.

– Это весьма похвально, так вы вскоре станете интересным собеседником и вас будут рады видеть в любом салоне. Поведайте, что интересного вы прочли в последнее время?

– Совсем недавно я прочла «Божественную комедию» Данте и до сих пор нахожусь под впечатлением.

– Вы меня просто сразили! Кто в вашем нежном возрасте читает такую литературу? После этого и жить-то не хочется, зная, какие страсти нам уготованы. Я сама прочла это произведение лишь затем, чтобы не попасть в неловкое положение, если возникнет дискуссия на эту тему. Всё так мрачно, такие ужасные образы, нет, это не стоит читать, чтобы не погрузиться в беспробудную меланхолию.

Закончив речь, маркиза посмотрела на юного Юбера де Мюррея и попыталась вовлечь его в разговор, задав невинный вопрос:

– А что вы думаете по этому поводу, если прочли это произведение или хотя бы просто любовные сонеты Данте?

Молодой маркиз перевёл взгляд на свою родственницу, затем на её собеседницу и бесцветным голосом произнёс:

– Всё его творчество пронизано всепоглощающей любовью к Беатриче. Когда она умерла, он нашёл способ оживить её для себя. Своими мрачными фантазиями он многих увлёк. Всей его сущностью овладела страсть, и эта страсть была совершенно не удовлетворена, поэтому он постоянно подпитывал свои чувства в надежде на облегчение любовных мук и мук потери. На эту тему хорошо выразился Байрон, по поводу ещё одной легендарной пары с неразделённой любовью. Он сказал буквально следующее: «Если бы Лаура была женой Петрарки, разве бы он писал ей сонеты всю жизнь?» Кстати будет сказано, но Данте не посвятил своей жене ни одной строчки.

Всё это маркиз де Мюррей говорил, глядя прямо в глаза Жастин. Она смотрела на густые локоны его белокурых волос, большие голубые глаза, слегка искривлённый от неудовольствия рот, уголки которого были немного опущены, и перед ней сразу возник портрет Байрона, которого он только что цитировал. Весь его облик был таковым, что казалось – ещё одно мгновенье, и он встанет, чтобы выразить свои чувства словами: «Конец! Всё было только сном, нет света в будущем моём». Именно так восклицал двадцатилетний Байрон. Анализируя весь облик Юбера, Жастин думала, что в нём не было какой-то внутренней силы, не было огня, олицетворяющего юношеские порывы. От него веяло беспросветной меланхолией…

Её мысли прервал звон колокольчика, который оповещал о смене блюд. Официанты быстро заменили столовые приборы и стали разносить горячие блюда. Первым внесли кассуле – это было чем-то вроде патриарха французской кухни, и многие из гостей заметно оживились. Жастин, напротив, еле подавила в себе желание сделать ироничное замечание по поводу того, что данное блюдо категорически противопоказано дамам, да и для мужчин принесёт мало пользы. Он него можно ожидать лишь непомерного вздутия живота и отсюда прочих вытекающих неприятностей. Дело в том, что это высокочтимое блюдо готовилось из продуктов, которые содержали в себе большое количество разнообразных жиров. Основой кассуле была белая фасоль, которую предварительно замачивали и отваривали до полуготовности. Затем в неё добавляли свиные колбаски, бекон, утиные бёдра. Всё это помещали в большое глиняное блюдо, заливали мясным бульоном и три часа томили в печи. В их семье это блюдо не жаловали, его готовили только к званому ужину, желая сделать приятное для почитателей сего гастрономического ассорти.

Вторым блюдом были куропатки, тушённые в луковом соусе со сливками. Это лакомство было излюбленным блюдом всех членов семьи де Бриссак.

И, наконец, венчало список горячих блюд мясо по-бургундски. Оно готовилось из небольших кусков говядины, которые предварительно обжаривали до румяной корочки на сильном огне. Лук-шалот, чеснок и морковь тоже подвергались обжариванию, но в отдельной посуде. В большом блюде, в котором предполагалось доводить мясо до готовности, предварительно вытапливали кусочки бекона, наливали немного постного масла, а затем туда выкладывали все подготовленные продукты и тушили на малом огне в течение часа, потом добавляли обжаренные грибы с луком и вино. После этого оставляли тушиться ещё полтора часа, до полной готовности. Приготовленное таким способом мясо буквально таяло во рту, оставляя непередаваемое послевкусие, которое придавало ему красное вино.

На гарнир для горячих блюд подали запечённый картофель под сырной корочкой и рататуй. Графины наполнили красными винами, такими как бордо, бургундское и мерло.

Жастин окинула взглядом гостей и заметила, что все обладают отменным аппетитом. Официанты еле успевали обновлять тарелки. Такое усердие радовало хозяев, поскольку можно было смело сказать, что обед удался. Пальму первенства по пристрастию к дегустации можно было смело отдать супруге художника. Мадам Соланж ничуть не заботил объём её талии, и она с непередаваемым азартом предавалась гастрономическому наслаждению. Делала она это так заразительно, что Жастин захотелось отведать кусочек говядины, но она вовремя перехватила взгляд маркизы, которая с нескрываемым укором смотрела в сторону мадам Соланж.

Все ещё были увлечены ужином, но маркиза, которая явно была против излишеств, заметив, что Жастин сложила столовые приборы, с радостью заговорила с ней:

– Наша беседа была прервана на таком интересном месте. Я заметила, что вы с моим внучатым племянником имеете одинаковые литературные интересы. Он часто гостит у меня в загородном замке, который находится всего в пяти милях от Версаля. Может, вы в ближайшее время пожалуете к нам в гости? Мне кажется, вам удастся интересно провести время за увлекательными беседами с Юбером. У меня в конюшнях есть отличные лошади и большой парк, где можно спокойно совершать конные прогулки, и, кроме того, я могла бы предоставить вам в свободное пользование свою библиотеку. Её начинала собирать ещё моя прабабушка, и к нашему времени на её полках покоится около пяти тысяч книг на разных языках. Я думаю, что вам ещё не довелось читать роман Мари Мадлен де Лафайет «Принцесса Клевская». Вы сможете почерпнуть много интересного о тех временах, когда плела свои интриги Екатерина Медичи, которая, собственно, и спровоцировала столь ужасную Варфоломеевскую ночь. Я вам это предлагаю лишь потому, что после «Божественной комедии» Данте сюжет романа не будет для вас таким уж жутким испытанием. С той разницей, что произведение Данте – это вымысел, а вот произведение мадам Лафайет – исторический факт.

Едва маркиза договорила, как глава дома оповестил гостей, что столики с десертом ждут их в гостиной. Все сразу шумно задвигались и направились туда. Там к их второму приходу произошли большие перемены. Канапе были попарно повёрнуты друг к другу, а между ними стояли прямоугольные столики со всевозможными сладостями и напитками. Вокруг трёх круглых столов поставили кресла. Это было рассчитано на мужчин, потому на столиках стояли крепкие напитки – ром, арманьяк, абсент – и фрукты. Карточки для размещения отсутствовали, и потому места занимали произвольно.

Маркиза, не любившая полагаться на случай, взяла под руку своего кузена и Жастин, настойчиво увлекая их в глубину гостиной, ближе к окну. Эти два канапе занимали самое удобное положение: сидящие на них, при желании, могли видеть всех, а их было едва заметно. Поскольку было уже темно, канделябры разместили рядом с посадочными местами, а люстрами решили не пользоваться. Таким образом, создались маленькие компании, что весьма располагало к приятному общению вместе с возможностью насладиться профитролями, белоснежными меренгами, шарлоткой с яблоками и грушей. Чашечки с напитками издавали приятные запахи. Предлагался чай с мятой, жасмином, лимоном, а также ароматный кофе. Чтобы юбки маркизы не пострадали, она попросила к торцу столика поставить кресло для маркиза де Шантреля. После того как её просьба была выполнена, она принялась за шарлотку, давая всем сидящим рядом с ней понять, что можно приступить к десерту. Маркиз любезно положил на тарелочку Жастин кусочек шарлотки и придвинул к ней чашку чая. После чего себе он взял меренгу и стал осторожно разламывать её на маленькие кусочки, чтобы можно было поддевать их ложечкой.

Жастин следила за его манипуляциями и сразу почувствовала, как от маркиза веет холодом. Она еле заставила себя посмотреть на его лицо, она подняла голову и увидела такую уже знакомую для неё неумолимую печать смерти. Не успела она ещё всё осознать, как перед ней возник мираж. Она видела небольшую комнату с открытым окном. Солнце едва осветило горизонт. На постели лежал маркиз, его голова приникла к подушке, а из уголка рта струилась кровь… Он умирал… Через мгновение видение исчезло, а напротив сидел ничего не подозревавший маркиз и наслаждался десертом, в то время как до его кончины уже оставались считанные часы.

Мысли, опережая друг друга, создавали в её голове невообразимый шум, и ей казалось, что проницательная маркиза вот-вот задаст ей какой-либо вопрос. Чтобы избежать разговора, Жастин принялась с показным аппетитом поглощать шарлотку, одновременно пытаясь придумать, что можно сделать в этой ситуации. Ей дано великое знание, но как им распорядиться, когда времени на спасение, скорее всего, нет? Чтобы хоть раз подтвердить предсказывающую силу своих видений, она решила обратиться к отцу и посвятить его в суть своих невероятных способностей. Ведь надо же это когда-то сделать, возможно, что её дар предвидения однажды сможет помочь, но для этого нужно добиться того, чтобы ей верили.

Полная решимости, она попросила прощения и покинула своих гостей. Отец был увлечён беседой с месье Лефевром и месье Мюрреем. Просьба дочери тотчас покинуть гостей казалась ему странной, но он всё же последовал за ней в свой кабинет. Когда они вошли, отец занял своё кресло за бюро, готовясь выслушать дочь, Жастин разместилась на диване и перевела взгляд на окно, за которым зияла бархатная чернота всепоглощающей ночи, в её сознании тут же возникла мысль: «Как символично – полный мрак, который рано или поздно поглощает всё…»

С трудом подавив волнение, она обратилась к отцу:

– Я буду сейчас говорить о самых невероятных вещах, которые только можно вообразить. Мне очень тяжело, за сегодняшний день это будет уже вторая исповедь. Поэтому у меня к тебе просьба не перебивать меня, пока я не закончу свой рассказ. Могу сразу успокоить тебя, что отец Кристоф уверил меня, что этот дар дан мне Всевышним, хотя он и слишком тяжкий, но мне приходится с ним жить уже очень давно. Так вот, дело в том, что я являюсь посредником между нашим миром и миром мёртвых. Всё началось ещё в семь лет. Умершие приходят ко мне делиться своими печалями и растерянностью, порой не понимая, что они уже в другом мире. Передают мне свои пожелания для живых. Есть ещё одна странность: я каким-то образом предчувствую приближение смерти. Признаки её я могу распознать ещё за год. Да всего сразу и не пересказать из того, что ещё я могу. Возможно, я ещё долго не решалась бы тебе об этом поведать, но вот сегодня мне нужен свидетель, чтобы в дальнейшем мне верили. Я бы могла при помощи своих знаний принести людям пользу, предупреждая их о надвигающейся беде, чтобы дать время для подготовки. Мне очень жаль, но сегодня такого шанса нет, маркиз де Шантрель умрёт уже на рассвете. У него, скорее всего, проблема с лёгкими, потому что у меня было видение, в котором было видно, как струится кровь из его рта. Прошу тебя, ничего не говори, все расспросы потом. Скажи лишь одно, стоит ли предупредить на этот счёт маркизу? Она ведь уже в почтенном возрасте, любая неожиданность может навредить её здоровью. Я полагаю, что надо с ней поговорить, очень не хотелось бы, чтобы вслед за маркизом нам пришлось хоронить и его сестру.

Закончив рассказ, она перевела взгляд на отца. Ей показалось, что он в один момент постарел лет на десять. На его лице застыла маска недоумения. Он продолжал молчать, глядя в пустоту перед собой. Было понятно, что он попал в самое затруднительное положение в своей жизни и никак не мог найти логичного объяснения происходящему. Время словно замедлило свой бег, давая ему возможность осознать смысл происходящего.

Прошло ещё минут десять, прежде чем граф де Бриссак обрёл дар речи. Его голос очень изменился, в нём были отражены его душевные переживания. Он со слезами на глазах обратился к дочери:

– Дорогая моя девочка! Как же ты была несчастна всё это время! Я даже представить не могу, какие ужасы окружали тебя, но ты была такой мужественной, что мы совсем не догадывались о твоих страхах и печалях. Бедное дитя, ты была лишена детства, и юность твоя совсем не лучше, а что тебя ждёт в будущем? Нет, я никак не могу этого принять! За что, почему это с тобой происходит?

– Отец, прошу вас, успокойтесь. Я с этим уже немного примирилась, а после разъяснений отца Кристофа я обрела душевный покой. Одному Господу известно, для чего, и я, наверное, когда-то это осознаю. Я думаю, что быть посредником между мирами – значит помогать тем, кто покинул нас, и они через меня могут послать живым их волю или важные сообщения, предупреждения. Вот, например, как сегодня. Возможно, мне намеренно сообщили о близкой кончине маркиза, чтобы я смогла предпринять какие-то нужные действия. Прошу тебя, давай сосредоточимся на этом вопросе. Времени остаётся совсем немного. Скоро гости начнут разъезжаться, а я думаю, что нам нужно пригласить к нам маркизу и попытаться объяснить ей, как обстоят дела с её кузеном.

– В данный момент ты, моя дорогая, обладаешь большим присутствием духа, чем я. Полагаю, что говорить с маркизой будешь ты, а я предпочитаю быть лишь свидетелем, поскольку всё происходящее для меня всё ещё как дурной сон.

Жастин вызвала дворецкого и попросила его пригласить маркизу де Кавелье в кабинет отца. Прошло не менее десяти минут, когда в кабинет вошла маркиза, и на её лице можно было прочесть нескрываемый интерес по поводу такой уединённой встречи.

Она расположилась рядом с Жастин и обратилась к хозяину дома:

– Граф, вы меня заинтриговали, к чему такая секретность?

– Приглашение поступило не от меня, а от моей дочери, она собирается вам сообщить нечто невероятное. Вам нужно морально подготовиться принять это странное сообщение. Прошу тебя, Жастин, оповести маркизу о предстоящих событиях.

Жастин начала с исповеди отцу Кристофу, обрисовав маркизе в подробностях свои необычайные способности, а затем подошла непосредственно к теме, которая напрямую касалась её. Маркиза слушала очень внимательно, не перебивая, и только мимика её передавала ту гамму чувств, которые она испытывала.

После того, как Жастин закончила, она трагичным тоном произнесла:

– Я ведь недаром говорила, что на вас стоят знаки и они о чём-то свидетельствуют. Я была права, у вас дар, но такой тяжкий. Я вполне верю вашему предсказанию. Я многое видела и слышала на своём веку, и меня уже сложно удивить. Но я очень благодарна вам за то, что у вас хватило смелости об этом сказать. Так удачно совпало, что мы с кузеном утром были на исповеди и причастии, так что он чист и вполне готов принять ниспосланную ему участь. Мне теперь совершенно необходимо сделать некоторые распоряжения, поскольку времени совсем мало. Я вас ещё раз благодарю за то, что его последний вечер он провёл в прекрасной компании. Он сейчас беседует с месье Лефевром, и они планируют вместе пойти в ближайший погожий день писать эскизы весеннего сада. Он ещё полон жизненных планов…

Голос маркизы неожиданно сорвался, и она смахнула набежавшую слезу. Жастин взяла маркизу за руку и неожиданно для себя предложила им остаться у них ночевать. Её предложение поддержал и отец, но маркиза наотрез отказалась, сославшись на то, что умирать нужно не в гостях, а только дома и в своей постели, а поэтому они немедленно уезжают. Она сокрушалась, что им ещё предстоит долгая дорога, а ей надо многое успеть, а кузену просто необходимо отдохнуть… Маркиза снова запнулась и, опустив голову, тихонько заплакала. Она позволила себе эту маленькую слабость, чтобы, спустившись к кузену, быть, как всегда, собранной и благодушной.

Жастин предложила маркизе воспользоваться их дорожными каретами, в которых сиденья раскладываются, превращаясь в удобное ложе, благодаря этому они оба смогут в дороге спокойно подремать. Это предложение маркиза приняла с удовольствием, она чувствовала, что нуждалась в небольшой передышке перед целой вереницей скорбных забот.

После того как необходимые решения были приняты, все возвратились в гостиную. Чета Лефевров уже прощалась с хозяйкой дома, и они ждали, когда подадут карету. Все родственники маркизы ждали её указаний, и она объявила, что им уже тоже пора, поскольку им с маркизом предстоит дальняя дорога. Её племянница Соланж жила с супругом и сыном в Париже, и они решили немного задержаться, чтобы не создавать затора из карет перед домом.

Вскоре подали кареты, приспособленные для длительного путешествия. Когда перед маркизом открыли дверцу, он был в полном восторге. Внутреннее убранство кареты полностью соответствовало представлениям о шикарной постели. Он искренне благодарил хозяев за такое внимание, прибавив при этом, что ему ещё не доводилось путешествовать с таким комфортом. При этих словах Жастин еле сдержала слёзы. Чтобы они предательски не покатились по щекам, она подняла лицо к небу, делая вид, что любуется звёздами.

После того, как кареты с гостями отбыли, граф де Бриссак стал настаивать на том, чтобы родственники маркизы остались у них. Жастин поняла, что отец делает это из тех соображений, что если всё-таки придёт печальное известие, то пострадавшей стороне лучше быть рядом с друзьями, которые смогут сразу оказать помощь. Предложение было принято с радостью, и все вскоре разошлись по своим комнатам.

Жастин попросила свою горничную Розет помочь ей раздеться и велела её не будить до тех пор, пока это не будет крайне необходимым. Едва коснувшись подушки, она провалилась то ли в сон, то ли в параллельный мир. Она стояла на берегу мрачной реки, было темно и холодно. Издалека на лодке к ней приближался человек, и немного погодя она поняла, что это Харон, а это значит, что она находится на берегу реки Стикс, но почему, неужели… И в это время она услышала хриплый голос. С ней заговорил Харон. Он сказал, чтобы она не забыла положить плату за переправу. Пока она соображала, в чём дело, лодка уже удалялась, окутанная туманом, который стелился над водой, и в нём она рассмотрела бредущие за Хароном души, которые цеплялись за его лодку, но он отталкивал их веслом и всё время повторял, что нужно внести плату. Жастин наконец вспомнила, что древнее предание гласит, что Харон перевозит только тех, кто платит ему дань. Те же, кто дань не платит, вечно скитаются как неприкаянные, и она бросилась бежать прочь от реки, не разбирая дороги, пока впереди не показалось светлое пространство. Она знала, что ей нужно успеть положить в руку усопшего деньги. Она мучительно думала, сколько нужно положить, чтобы Харон не оттолкнул маркиза… И вдруг откуда-то издалека чётко услышала голос, который называл число двенадцать.

После этого кто-то тронул её за плечо, и она с криком подскочила в постели. Рядом у постели стояла Розет и, прижимая руки к груди, громко взывала к Господу.

– Прости меня, дорогая Розет! Мне снился такой кошмарный сон, пожалуй, что ты ещё хорошо отделалась, я могла и ударить. Сколько же сейчас времени, я же просила тебя, чтобы ты меня без нужды не будила?

– Я же вам и говорила, что уже двенадцать часов. Все давно отзавтракали, потом пришло какое-то сообщение с посыльным, все ужасно переполошились и вот послали за вами. Да, вот ещё, ваша матушка велела вам надеть платье потемней.

Жастин сразу поняла, что её предсказания сбылись, а за этим последует подготовка к поездке в имение маркизы, дабы засвидетельствовать своё почтение усопшему. Она тут же вспомнила про сон, который был послан совсем не зря, и её опять озадачил вопрос уплаты. Спросить было не у кого, ибо такие поверья противоречат христианству, но кто достоверно знает, как именно всё там устроено? Одно неоспоримо, что нет упоминаний о том, что кто-то вернулся из мира теней и всё с точностью пояснил. На фантазию Данте не стоит уповать, и в то же время приснившийся ей сон где-то перекликается с его трактовкой. Но если обратиться к истокам этого поверья, то начало восходит к греческой мифологии, а потом всё перемешалось, но на всякий случай всё-таки не стоит пренебрегать знаками. Пожалуй, что не будет большого греха, если положить в руку усопшему несколько монет.

Приняв решение положить при последнем поцелуе в руку маркиза двенадцать франков, Жастин приступила к утреннему туалету. Когда она спустилась в гостиную, все родственники маркизы неподдельно скорбели. Её матушка утешала мадам Беатрис, отец о чём-то говорил с месье Гюставом, а Юбер сидел у окна с чашкой кофе.

При появлении в гостиной юной хозяйки дома гости заметно оживились. Их взгляды выражали нескрываемое любопытство, граничившее со страхом. Из чего следовало, что отец оповестил присутствующих о её предсказании.

Юбер встал со своего места и, подойдя к Жастин, с восторгом произнёс:

– Да вы у нас ещё и предсказательница! Браво, браво! Кто бы ещё с такой точностью во всех деталях смог предсказать ход предстоящих событий? Я вами просто восхищён! Поверьте, меня не так легко удивить, но вы меня просто сразили своими незаурядными способностями. Мне бы хотелось вас просить о дружеской беседе, само собой разумеется, только после того, как мы отдадим последний долг моему дядюшке.

Его пространная и слишком восторженная речь показалась Жастин не только неуместной, но и неуважительной по отношению к скорбящим родителям. Поэтому она лишь сделала неглубокий реверанс и отошла к матушке.

Мадам Беатрис заверила её, что она полностью согласна с сыном и благодарит за своевременное предупреждение. Далее она попросила дам съездить с ней в магазин готовой одежды и выбрать для всех соответствующие трауру костюмы и аксессуары. Поскольку в семье графа де Бриссака подобающая одежда тоже отсутствовала, то поехали на двух каретах. Дамы были увлечены платьями, шляпками, вуалями, перчатками и прочими мелочами, а мужчины купили тёмные шарфы и чёрные повязки на рукава. После того, как на подготовку к траурной церемонии было потрачено столько денег, как на подготовку к свадьбе, Жастин поняла, что похороны, даже чужие, – довольно расточительное мероприятие.

Когда они вернулись домой, их ждал обед, после чего всем предстояло отправляться в поместье Кавелье. Обед проходил в полной тишине, каждый думал о предстоящей тяжёлой церемонии и, вероятно, о том, что все постепенно приближаются к этой неведомой бездне… В мыслях Жастин, словно ниспосланные свыше, зазвучали строки…

Примирения со смертью нелегки

И каждому из нас, увы, знакомы…

Всё ближе к краю бездны, в мир тоски,

Перстом судьбы мы все туда ведомы!

ГЛАВА ВТОРАЯ

ПОСЛЕДНЯЯ ВОЛЯ МАРКИЗА ДЕ ШАНТРЕЛЯ

В поместье приехали уже почти в сумерки. Слуги проводили гостей в их комнаты, а затем маркиза попросила пройти в гостиную, куда подадут закуски и вино. Облачившись в траурные костюмы, все незамедлительно проследовали в гостиную, где их ждала маркиза де Кавелье. Она была, как всегда, безукоризненно одета и причёсана. Платье из плотного чёрного шёлка облегало её стройную фигуру. Глухой ворот полностью закрывал шею. Роскошное жабо из чёрных лионских кружев было прикреплено к вороту большой овальной брошью с крупными сапфирами, к низу длинных рукавов были пришиты кружевные рюши. Волосы были собраны вверх, и их прикрывала изящная шляпка с вуалью. Маркиза была бледна, но без малейших признаков истерии.

Она встала и сразу обратилась к Жастин:

– Благодарю вас, дорогое дитя! Я ничуть не сомневалась в вашем предсказании. Сразу по приезде я послала за монахиней из нашего прихода и попросила подежурить у дверей спальни маркиза. Она мне потом рассказывала, что в три часа Алексис встал и распахнул окно, постоял минут десять, а затем лёг и уснул. В пять часов он снова проснулся, повернулся набок и закашлялся, она подбежала к нему, чтобы помочь. Но у него стала струиться кровь изо рта, и он тут же замер. Она сразу сообщила обо всём мне, и мы приняли необходимые меры по подготовке моего кузена в последний путь. Теперь хочу поблагодарить всех присутствующих за оказанную честь. Давайте приступим к трапезе – и сразу отдыхать, завтра очень трудный день.

Жастин она попросила присесть рядом с ней. Официанты принесли закуски и вино, все приступили к вечерней скромной трапезе. Маркиза пила только чай, видимо у неё совсем отсутствовал аппетит. Она подождала, пока Жастин покончит с жюльеном с грибами, а затем и ей предложила чай с жасмином и песочные корзинки с фруктами. Жастин пила чай, но чётко ощущала, как маркизе не терпится с ней поговорить наедине. Нетерпение её усиливалось с каждой минутой и постепенно перерастало в раздражение.

Не желая причинять и без того расстроенной маркизе ещё большие беспокойства, она сама обратилась к мадам Кавелье:

– Мне кажется, что вам бы хотелось со мной поговорить, и сделать это непременно в уединённом месте.

– Дорогая, да вы просто читаете мысли! Как это у вас получается?

– Дело в том, что, когда человек волнуется или проявляет нетерпение, от него исходят тревожные вибрации, я их улавливаю и тоже начинаю вибрировать. В этом случае, если есть возможность это прекратить, я либо заговариваю первой, либо удаляюсь на то расстояние, на котором эти вибрации мне уже не слышны.

– Вы так просто это объяснили, словно продиктовали рецепт блинчиков.

– Но это действительно просто, для тех, кто обладает сверхчувствительностью, я уверена, что таких людей немало. Я думаю, что это явление относится к инстинкту самосохранения. Животные его не утратили, а вот мы, выйдя из пещер и по мере развития цивилизации, эти способности растеряли.

– Давайте, моя дорогая, продолжим беседу у меня в кабинете. Меня волнуют некоторые вопросы, на которые можете ответить только вы.

Попрощавшись с гостями и извинившись за ранний уход, она взяла Жастин под руку и направилась к выходу из гостиной. Когда они скрылись из виду, Юбер де Мюррей с иронией в голосе проговорил:

– В одно мгновенье крошка Жастин обрела в лице маркизы де Кавелье могучего покровителя.

Все сразу перевели на него взгляды, и он с опозданием понял, что шутка была явно неуместной, и она не осталась без ответа.

Его отец, возмущённый поведением сына, с негодованием в голосе проговорил:

– Да ты никак завидуешь? Будучи её племянником, за те долгие годы, что ты имел возможность добиться расположения маркизы, ты не продвинулся ни на шаг, поэтому данная ситуация так сильно тебя задела, что ты допустил такую вопиющую бестактность в виде твоей тирады. Ты не только себя, но и нас с матерью поставил в неловкое положение, и поэтому я незамедлительно прошу прощения у всей семьи де Бриссак.

Не зная, как ответить на реплику отца, Юбер предпочёл удалиться. Все остальные тоже направились к выходу в тягостном расположении духа.

В то время, когда гости расходились по комнатам, маркиза и Жастин удобно расположились в больших креслах кабинета, возле горящего камина. Сначала мадам де Кавелье долго смотрела на отблески пламени. Её мысли были далеки от нынешнего времени. Не желая отвлекать мадам, Жастин стала рассматривать стройные ряды книг в шкафах библиотеки. Её размеры впечатляли, Жастин очень хотелось встать и прочесть хотя бы названия книг. Она почти сразу обратила внимание на книги большого формата и поняла, что это полка с энциклопедиями, в которых собраны сведения со всего мира. Она сразу узнала третье издание энциклопедии Брокгауза. Следующие издания печатали его сыновья, и с каждым новым изданием в собрании прибавлялись новые тома с новыми фактами. В их личной библиотеке издания Брокгауза не было, но у неё теперь есть возможность воспользоваться разрешением маркизы иногда проводить время, читая в её библиотеке.

От приятных раздумий её отвлёк вопрос маркизы:

– Простите моё любопытство, но, учитывая последние события, я думаю, что имею право на то, чтобы получить некоторые объяснения по поводу вашего общения с теми, кто покинул нас. Не могли бы вы привести мне пару примеров?

– Да, конечно! Я ведь понимаю, как это интересно – погрузиться в нечто неизведанное. Я начну с самого первого и яркого общения. Это было летом 1845 года. Мне было семь лет, когда умер очень мною любимый дедушка. Он жил на юге Франции у моря, в городке Безье. Мои родители сочли неуместным брать маленького ребёнка на похороны, поэтому я не смогла попрощаться с дедушкой. Я была сильно опечалена и мысленно всё время находилась в поместье маминого отца. Родители ещё не приехали, когда в один из вечеров я увидела своего дедушку сидящим в кресле в моей комнате. Он был таким реальным, что не возникало сомнений, что это он. Его одежда была такой, словно он собрался на приём. Понимая, что я его вижу, он заговорил о том, что ему очень жаль, что нам помешали попрощаться, настаивая при этом на том, чтобы я всегда об этом помнила и никогда в своей жизни так не поступала. Просил меня сильно не печалиться, потому что прожил хорошую жизнь и очень рад тому, что я его вижу и он сможет иногда ко мне заходить. Он исчез так же внезапно, как и появился. Я была так растеряна, что не успела ему ничего сказать. До этого яркого случая я видела души страждущих, словно сотканные из тумана, но они говорили и звали меня по имени, а дедушка был таким же, как при жизни, и это потрясло меня. Я в то время ни с кем об этом не говорила, понимая, что меня сочтут психически нездоровой.

Второй такой яркий эпизод случился, когда мне было десять лет. Мы поехали в Безье в ноябре, потому что теперь захворала моя бабушка. Мы думали, что у неё просто сильная простуда, но она никак не могла побороть болезнь. Я подолгу сидела с ней в её спальне, и мы о многом беседовали, но однажды она мне сказала, что на меня можно положиться и поэтому она доверяет мне свою последнюю волю. Она говорила о том, что понимает, что дни её сочтены. Но у неё есть последнее желание, которое нарушает протокол погребения, но она всё равно настаивает на выполнении её воли. Она настаивала, что для неё это очень важно. Бабушка желала, чтобы поверх платья на неё надели меховую накидку, а голову просила покрыть капором. Эта просьба, конечно, была удивительной, но, с другой стороны, а почему и нет, если это последняя воля дорогого тебе человека. Я, конечно, заверила её, что всё передам маме и мы всё сделаем так, как она того хочет. Через две недели бабушки не стало. Когда все отправились собирать её в последний путь, я настояла на своём присутствии и всем объявила её волю. Моя мама не имела ничего против желания её матери, но дальняя родственница бабули устроила целый скандал над телом покойной, постоянно ссылаясь на то, что скажут люди. Я протестовала как могла, взывая к их совести, но была слишком мала, чтобы со мной считались. Рыдая от бессилия, я убежала в свою комнату и не выходила до самых похорон.

Когда похоронная процессия двигалась к кладбищу, было ужасно холодно, шёл дождь со снегом, а бабушка была одета лишь в лёгкое платье… Я смотрела, как она мокла под дождём, когда мы прощались с ней, и испытывала невыносимую боль и стыд, поскольку не смогла сдержать данное ей обещание. На поминальный обед я не пошла, мне не хотелось сидеть за столом с людьми, которые не считаются с последней волей родного человека. Я была такая злая, что была готова взглядом испепелить ту даму, которая сыграла решающую роль в нарушении воли усопшей. Я сидела в своей комнате на кровати и, склонив голову к коленям, плакала, думая лишь о том, чтобы скорее вырасти и более не позволять никому не считаться со мной. Вдруг я почувствовала, что кто-то словно присел на кровать. Я подняла глаза и увидела бабушку. Она была вся мокрая и дрожала от холода. Её волосы растрепались на ветру, она беспомощно обхватывала себя руками, пытаясь согреться, и говорила мне о том, что ей холодно, что этот холод теперь всегда будет преследовать её и она так обижена, что не выполнили её волю. Я заплакала навзрыд, но она утешила меня, сказав, что она слышала, как я отстаивала её волю, и не держит на меня обиды. Потом она сказала, что если в жизни будет трудно, чтобы я просила их с дедушкой о помощи, и они непременно помогут.

Вот два ярких примера того, как проходит общение с теми, кто покинул этот мир. Кстати, та дама, которая оспаривала желание бабушки, вскоре сильно заболела, подурнела и влачит жалкое существование.

Что ещё можно сказать о едва почивших? После похорон покойники часто приходят похвалить или поругать своих родственников за их последний выход. Иногда ещё до погребения приходят и просят положить к ним в гроб памятную и дорогую вещь. Вот, пожалуй, и всё.

– Какие невероятные вещи вы рассказываете! Как вам вообще удалось сохранить присутствие духа?

– Ну, говорят же, что Господь не даёт нам испытаний, которые мы не в силах вынести. В данный момент меня волнует один очень важный вопрос: а кто будет вести ночное бдение у гроба?

– Что вы имеете в виду?

– Ну, насколько я знаю, покойника нельзя оставлять одного. Он ещё не совсем свыкся с тем, что его уже нет в этом мире, что его не видят, и он может испытывать чувство страха и досады, оттого что его столь рано покинули.

– Я совершенно ничего об этом не знала! Подскажите, дорогая, что мне следует в данном случае предпринять?

– Это довольно сложная задача, ведь остаться наедине с покойником мало кто согласится, скорее всего, никто. Я могу предложить вам свою кандидатуру, но только до трёх ночи, потом мне будет просто необходим сон, дабы не уснуть в самое неподходящее время, а после трёх, наверное, уже можно будет оставить маркиза одного.

– Дорогая, вы оказываете мне неоценимую услугу. Я вам так благодарна! Вы просто подарок судьбы для меня в этой сложной ситуации.

– О, не стоит преувеличивать, я считаю своим долгом помогать нуждающимся.

– Вы говорите это так просто. Я не перестаю удивляться вашей стойкости и самоотдаче.

– Мне, маркиза, в таких случаях всегда вспоминается изречение Жанны д’Арк: «Если не я, то кто же?» В моём случае так и есть: если не я, то кто же сделает это для вас?

– Да, тут вы совершенно правы.

– Теперь, маркиза, я думаю, что вам давно пора отдыхать. У меня к вам есть небольшая просьба: что бы вам ни послышалось этой ночью, не стоит покидать комнату. Просто поверьте мне на слово. Я отправляюсь в спальню к маркизу, а вы идёте к себе, и до утра никаких передвижений по замку.

– Да будет так, моя дорогая. После услышанных от вас рассказов мне и в голову не придёт прекословить вам.

Маркиза под большим впечатлением пошла к себе, а Жастин направилась на ночное бдение к маркизу де Шантрелю. Войдя в его спальню, она сразу подошла к маркизу и поведала, что принесла ему то, что может ему вскоре пригодиться. Она осторожно откинула тюль с его рук и вложила в них деньги. После чего уверила маркиза, что всё будет теперь хорошо. После этого с чувством выполненного долга она разместилась в кресле и начала молиться, прося Создателя простить все прегрешения маркиза и даровать ему Царствие Божие. Как только она закончила молиться, в соседнем кресле появился маркиз. Видение было не очень ясным, но вполне узнаваемым.

Жастин встала, поклонилась, давая таким образом понять, что она его видит, и в ответ маркиз совершенно ясно заговорил:

– Мне бы вашу уверенность. Как дивно, что перед дальней дорогой я имею возможность поговорить. В первую очередь, хочу вас поблагодарить за деньги, возможно, они и правда пригодятся. Но у меня к вам имеется маленькая просьба. В холле, в вазе для зонтов, находится моя любимая трость, с ручкой в виде головы орла. Она у меня уже почти пятьдесят лет, она когда-то принадлежала моему прадеду. Славный был человек. Поскольку у меня нет наследников по мужской линии, то я не хочу, чтобы в скором будущем она стала добычей антиквара. Сходите за ней и положите её рядом со мной. Я буду вам премного благодарен.

Не успела Жастин ответить, как маркиз покинул кресло.

Зная, что волю нарушать нельзя, она тут же, взяв с собой подсвечник, поспешила на первый этаж. Недалеко от входной двери она нашла вазу с зонтами, рукоять трости поблёскивала, поскольку на ней отражались языки пламени от горящих свечей. Взяв трость за ручку, Жастин вытащила её из вазы, но тут поняла, что в её руке находится острый клинок, а ножны соскочили и остались в вазе. Прислонив клинок к стене, она потянулась за ножнами, но тут клинок заскользил по стене, по направлению к вазе, и уже через мгновенье его тяжёлая рукоятка упала на её край, и тут же звон рассыпающегося по мраморным плитам фарфора и падающих зонтов с массивными ручками буквально взорвал ночную тишину замка.

Жастин быстро вставила лезвие в ножны и бегом направилась на второй этаж, не желая попадаться на глаза прислуге, которая непременно появится на месте происшествия, чтобы выяснить причину ночного шума. Когда она зашла в спальню графа, она уже слышала встревоженные возгласы.

Она осторожно прикрыла дверь, подошла к усопшему и прошептала:

– Предупреждать же надо, что это вовсе не трость, а то весь дом переполошился!

Затем она отодвинула покрывало и положила трость с правой стороны, после чего, тщательно всё расправив, посмотрела на маркиза, и ей показалось, что он улыбался. «Вот и хорошо! Значит, он всем доволен!» – подумала Жастин и, едва присев на кресло, уснула.

Утро началось с ужасной суеты. Все домашние стремились скорее позавтракать, поскольку, учитывая особые обстоятельства, обед будет подан с большим опозданием. Невзирая на ранний час, а было всего девять утра, начали съезжаться друзья почившего и маркизы. Селестина де Кавелье принимала прибывающих друзей в гостиной. Жастин смотрела на неё и думала, как порой немилосердны правила этикета. В этот прискорбный для маркизы час она вынуждена уделять внимание большому количеству людей. Было бы куда уместней, чтобы она появилась непосредственно перед выносом почившего, а после всей церемонии, за поминальным обедом, стала принимать соболезнования.

Видя, как маркизе тяжело, Жастин вошла в гостиную и обратилась к собравшимся на панихиду:

– Господа, маркизе необходим отдых, я провожу её на второй этаж, а вы если желаете перекусить, то в столовой накрыт стол к завтраку.

После этих слов она подошла к маркизе и, взяв её под руку, повела к выходу из гостиной. Маркиза была так тронута заботой, что утратила дар речи. Эта несгибаемая личность, которая привыкла заботиться о других и всем покровительствовать, уже давно забыла, когда заботу проявляли о ней самой. От нахлынувших чувств она еле слышно всхлипнула. Они направились в кабинет маркизы, где было удобное канапе, на котором она могла немного отдохнуть.

Едва Жастин закрыла дверь, маркиза сняла шляпку с вуалью, освободила ноги от туфель и с наслаждением опустилась на мягкое ложе. Затем внимательно посмотрела на свою спасительницу и сказала:

– Моя дорогая, вы слишком прозорливы для своих лет.

– Знаете ли, маркиза, когда живёшь двойной жизнью, взросление происходит гораздо быстрей. Я видела столько страданий, что научилась распознавать чувства людей, находящихся в сложных ситуациях. Всё, что связано со смертью, для меня гораздо ближе, нежели для других. Я знаю, как вам не хочется всего того, что происходит вокруг вас, и поверьте, что не только вам…

– Что вы этим хотите сказать?

– Для маркиза это очень сложное испытание, и ему тоже не хочется следовать протоколу, если можно так сказать.

– Думаю, что понимаю, о чём вы говорите. Кстати, может, вы в курсе события, которое всполошило ночью прислугу? Я слышала ужасный шум, но, помня о твоём предупреждении, не стала выходить из комнаты. Утром мне сообщили, что упала ваза с зонтами. Странно, столько лет стояла и никогда не падала.

– Я могу объяснить причину её падения. Дело в том, что моё бдение у постели почившего маркиза не прошло даром. Едва я разместилась для ночного бдения, как он тут же появился на противоположном от меня кресле. Он был рад, что я его вижу, но суть беседы сводилась к тому, чтобы я положила ему в гроб его любимую трость, которая как раз и находилась среди зонтов. Спустившись в прихожую и найдя вазу с зонтами, я не нашла места, куда бы могла поставить подсвечник, который взяла с собой. Поэтому мне пришлось действовать одной рукой. В тот момент, когда я уже почти вытащила «трость», оказалось, что у меня в руках лишь клинок, а его ножны по-прежнему находятся в вазе. Прислонив клинок к стене, я потянулась за ножнами, но клинок, очертив дугу по стене, мощой рукояткой опустился на край вазы, последствия этого падения и произвели ночной переполох. Но это всё неважно. Главное, что маркиз остался доволен.

– В последнее время я всё чаще ловлю себя на мысли, что нахожусь в центре какого-то мистического приключения. Всё это так невероятно! Мой кузен умер, но он решил с вами немного поболтать и ненароком попросить вас об услуге. Может, всё это только сон и я скоро проснусь? Всё это непостижимо для моего ума.

– И тем не менее это так. По всему видно, что мне предстоит этим заниматься всю жизнь. Ну, сами подумайте, как не помочь тому, кто уже сам не может взять с собой то, что ему дорого? Как вы сами видите, есть люди-проводники. Я так об этом думаю. По-видимому, Господь даёт усопшему шанс на некое напоминание о себе для тех, кого он покинул, используя для этого проводника. Я думаю, что на сегодня для вас довольно новостей из параллельного мира. Теперь позвольте, я вас оставлю, вы отдохните, я никому не дам вас тревожить до выноса тела

Оставив маркизу отдыхать, Жастин направилась в свою комнату и взяла тетрадку, с которой последнее время почти не расставалась. Она не так давно приняла решение записывать всё, что с ней происходит, особенно связанное с миром теней, а также возникающие важные мысли в прозе или стихах. Она думала о том, что настанет время и она займётся накопленными записями и придаст им определённый порядок. Ещё с ночи в её голове звучали стихотворные строки. Их надо было обязательно записать, иначе они будут её постоянно преследовать. Так с ней бывало всегда, поэтому карандаш и тетрадь были её постоянными спутниками. После того, как мысль или стих были излиты на бумагу, ей становилось легче, словно происходило некоторое освобождение. Она открыла тетрадь и записала свою мысль…

Когда окончен будет путь земной,

Когда в глазах померкнет белый свет,

То смертных ждёт один для всех постой,

Увы, для смерти привилегий нет!

Жастин с грустью думала: а что, собственно, отличает могилу бедняка и маркиза? Проём в земле у всех один, а то, что сверху, – просто мишура… А ещё её неотступно терзала мысль, как ей правильно определить, что делать с видениями. Можно ли говорить об этом родным или оставлять людей в неведении? Дать людям шанс на поиск иного пути или быть молчаливым зрителем? Кто может подсказать, какая роль отведена ей? И тут уже родились новые строки, отражающие её духовные терзания:

Как демон, я в полночной тишине

В безмолвии иных миров блуждаю…

Предвестники чужих судеб читаю,

И горький рок терзает душу мне…

Написав последнюю строку, Жастин будто сняла с души некий гнёт. Теперь она об этом думать не станет, это уже достояние прошлого, и теперь стоит смотреть вперёд и думать о будущем.

В комнате на туалетном столике она только теперь заметила чашку молока и две булочки с кремом, мысленно поблагодарила свою горничную, которая так своевременно позаботилась о ней, и с большим удовольствием приступила к трапезе. Вкушая ароматную выпечку, Жастин смотрела в окно. Огромное поместье маркизы было в полной власти весеннего возрождения. На деревьях уже появилась нежная, едва пробившаяся листва. Вьющиеся кусты роз радовали первыми бутонами. Всё пространство между деревьями занимали цветущие маки, лепестки которых трепетали под дуновением лёгкого ветерка, а некоторые, срываясь, летали словно алые бабочки. Прямо под окном находилась большая клумба, в центре которой господствовали разноцветные тюльпаны. Обрамляли это гордое великолепие белоснежные нарциссы, а за ними следовали гиацинты, и аромат их разносился по всей усадьбе. Птицы, перелетая с ветки на ветку, разносили свои радостные трели, едва проснувшиеся пчёлы уже наслаждались первым нектаром. Всё вокруг говорило о великом возрождении нового жизненного цикла. И сам факт смерти казался совершенно невозможным и противоестественным. Но именно теперь, среди этого великолепия, будет разыгрываться обратная сторона этого неумолимого цикла. К природе Создатель более милосерден, ибо она постоянно возрождается, а венцу своего творения – человеку он отмерил лишь один сезон…

От этих умозаключений её отвлёк отец. Он напомнил ей, что пора идти за маркизой, ибо всё готово к началу церемонии. Прикрепив к причёске маленькую шляпку с густой вуалью, она пошла за маркизой. Жастин нашла её уже собравшейся, и они сразу направились в холл. Все уже ждали её у выхода. Мажордом распахнул двери, и все вышли во двор, где стоял катафалк с гробом. Маркиза приняла решение, что последнее пристанище её кузена будет находиться в дальней части её усадьбы, под огромным дубом. Это могучее дерево было их прибежищем ещё во времена детства, поэтому она была уверена в том, что это самое подходящее место для его упокоения. Процессия двинулась к намеченному месту по мощённой каменными плитами дороге. Не прошло и пятнадцати минут, как все прибыли на место. Священник зачитал молитву, и все стали прощаться, возлагая цветы к ногам месье де Шантреля, это была последняя земная дань. Мадам де Кавелье сказала несколько прощальных слов и в конце речи добавила, что однажды и она упокоится под этим дубом, рядом со своим кузеном. После этих слов гроб опустили в могилу, со всех сторон оббитую, по приказу маркизы, алым бархатом. Опущенный гроб тоже покрыли алым бархатом, на который опустили большой букет из белых лилий, только после этого все стали бросать на крышку гроба по горсти земли. Маркиза, бросив свою горсть, сразу направилась к дому, остальные постепенно последовали за ней.

Поминальный обед проходил в полном молчании, поскольку маркиза попросила не устраивать вечер воспоминаний и не произносить протокольных речей. Благодаря этому застолье длилось недолго, и буквально через два часа друзья стали разъезжаться, заверяя маркизу, что по первому зову готовы оказать ей любую помощь или утешить. Семья Мюррей тоже не стала задерживаться, но, прощаясь с ними, маркиза попросила, чтобы они навестили её через месяц, в первых числах июня.

Приехав домой, Жастин сразу же захотелось переключиться на положительные эмоции, и она вновь вернулась к творчеству Эзопа. Перечитав его басни и сравнив их со стихотворными переводами Лафонтена, она пришла к выводу, что в стихотворной манере сюжеты становятся намного интересней. Проведя несколько дней за чтением книг, она решила написать письмо своей единственной подруге Жизель де Монморанси, с которой была знакома около трёх лет. Она написала ей о том, что заедет за ней около полудня следующего дня, чтобы посетить пассаж Пале-Рояль, а затем прокатиться по саду Тюильри.

На следующий день, едва позавтракав, Жастин занялась выбором платья для предстоящей прогулки. Выбор пал на платье, которое она надевала к званому ужину. Казалось, что это было совсем недавно, но с тех пор произошло столько событий, которые буквально поглотили её, увлекая в мрачные миры, и теперь ей хотелось, чтобы вокруг засияли краски наступающего лета. Она была готова погрузиться в водоворот бурлящей жизни. Для этого как нельзя лучше подходило общение с Жизель. Та олицетворяла собой наилучший образец жизнерадостного человека. Она всегда была в отличном расположении духа и любому событию придавала радостное звучание. В приподнятом настроении от предстоящей встречи, Жастин тщательно выбирала аксессуары и попросила горничную передать дворецкому, чтобы подали карету с откидным верхом.

Когда она подъехала к особняку семьи де Монморанси, ждать пришлось совсем недолго. Вышедшая к карете подруга буквально утопала в воздушных юбках с воланами, корсаж платья был расшит изящным узором, а декольте оторочено кружевом. Её роскошная шляпка из шёлкового муслина была украшена белыми розами, весь этот образ напоминал фею из сказки. Жизель была так изящна, что можно было подумать, что ей едва исполнилось четырнадцать лет. Жастин и сама была весьма изящна, но в Жизель было нечто, что невозможно передать словами, она завораживала с первого взгляда. В каждом её движении была невероятная пластика и грация, создавалось впечатление, что она слегка парит над землёй. Это было визуальное восприятие, но она также обладала отменным здравомыслием и твёрдостью характера. Всё это вполне гармонично сочеталось, но найти подход к этой очаровательной даме было весьма непросто, поскольку она отлично понимала, чего заслуживает и чем бы могла быть удовлетворена. Невзирая на то, что они весьма бережно относились друг к другу и их отношения строились на полном доверии, Жастин не посвящала её в свой мрачный мир, не желая ничем омрачать безоблачное существование подруги.

После радушных объятий и поцелуев они отправились в пассаж. Фланируя между прилавками с разными товарами, они перебрасывались репликами о качестве изделий и о соответствии ему цен. Успевали они также рассматривать идущих им навстречу дам и кавалеров и обмениваться мнениями насчёт их нарядов. Всё это внешне напоминало ярмарку тщеславия или театр моды и лицемерия. Жастин и Жизель отлично вписывались в нарядную толпу праздных парижан, которые пришли удовлетворить своё любопытство и продемонстрировать своё Я.

Не найдя ничего достойного, на что можно было бы потратить деньги, молодые дамы отправились в сад Тюильри. Здесь все состоятельные люди прогуливались исключительно в каретах, которые иногда останавливались, чтобы поприветствовать друзей или договориться о встрече. Но были здесь и пешие прохожие из низших классов, которые шли по кромке дороги и любовались роскошными экипажами и нарядными горожанами. Рассматривая людей, которые с интересом наблюдали за проезжающими, Жастин вдруг вспомнила революционный лозунг, который так любят повторять её соотечественники: «Свобода, равенство, братство». Ей тут же пришла в голову мысль, что лозунг, который олицетворяет национальный дух Франции, пока не совсем соответствует действительности, ибо равенства, да, впрочем, и братства, пока не наблюдается, да и свобода есть только у господствующего класса…

От дальнейшего развития этой темы её отвлекла Жизель:

– Дорогая моя, ты, как всегда, отошла от реальности и погрузилась в себя. Вспомни наконец, что жизнь прекрасна и она проносится мимо нас каждую минуту. Стоит ли её тратить на размышления, которые вряд ли принесут тебе пользу? Излишние помыслы погружают нас лишь в пучину тоски. Когда ты наконец вспомнишь о том, что нам дана возможность жить без лишних забот и переживаний? Так давай же этим пользоваться. Я недавно познакомилась с молодым маркизом Валери де Бартоломью. Он весьма недурён и явно мною заинтересован. Я вот совсем не против вскоре стать маркизой де Бартоломью. А что у тебя в плане личной жизни, есть какие-то здравые мысли?

– Я совершенно не думала о том, чтобы соединить свою жизнь с кем бы то ни было. Мне пока даже представить это сложно. Я хочу путешествовать, узнавать нечто новое, размышлять в тишине. Не могу пока согласиться с тем, что нужно будет с кем-то считаться и менять свои планы.

– А почему ты решила, что нужно менять свои планы, это совсем необязательно. Все твои желания можно осуществлять с мужем, вполне возможно, что это будет даже интересней. Ведь согласись, у тебя под рукой всегда будет собеседник и помощник.

– Насчёт помощника я что-то сомневаюсь, да и насчёт собеседника не стоит обольщаться, ведь мужчины мыслят совершенно иначе. Поэтому все дискуссии будут заканчиваться спорами, а я этого не люблю.

– А как же любовь?!

– У меня пока нет такого объекта. А если у тебя всё сложится, я буду только рада.

Их беседу прервал возглас из остановившейся рядом кареты:

– Я приветствую вас, моя дорогая Жизель! Вы, как всегда, обворожительны! Вам под стать и ваша спутница, не будете ли вы так любезны нас представить друг другу?

– С большим удовольствием, Валери. Это моя подруга, графиня Жастин де Бриссак. Кстати, мы с ней только что о вас говорили.

– Я надеюсь, что это не были слишком резкие суждения.

– Напротив, я как раз собиралась ей предложить знакомство с вами.

– Это весьма любезно с вашей стороны. Но позвольте же вам представить моего друга маркиза Юбера де Мюррея, прошу любить и жаловать.

– Эта милость зависит только от его дальнейшего поведения.

– Милые дамы, пользуясь удобным случаем, позвольте мне вас пригласить на суаре у меня в замке, которое состоится в восемь вечера. Будет всего около двенадцати человек. Никакого официоза, всё в непринуждённой дружеской обстановке.

– Как это замечательно! Мы непременно будем.

Жастин смотрела на маркиза де Бартоломью и поражалась его сходству с молодым Наполеоном Бонапартом, портрет которого был написан Антуаном Гро. Её удивило и то, что его другом является Юбер. С первого взгляда было понятно, что они совершенно разные, но, видимо, у них есть какие-то общие интересы.

Когда карета с молодыми людьми удалилась, Жизель снова заговорила:

– Дорогая, как удачно всё сложилось, у нас сегодня намечается весьма приятный вечер. Я сразу заметила, как на тебя смотрел маркиз Юбер. Возможно, уже сегодня у тебя будет возможность познакомиться с ним поближе.

– Эта возможность представилась мне много лет назад, наши семьи давно находятся в дружеских отношениях, а совсем недавно я обрела друга в лице его тётушки, маркизы де Кавелье.

– О, это весьма почитаемая особа, достоверно известно, что все из их рода на протяжении многих десятков лет находились при дворе наших монархов. Это весьма полезные связи. Ты никогда мне не говорила о Юбере, неужели ты не делала на него ставку?

– Я прошу тебя, дорогая, он же не лошадь, чтобы делать ставку на него!

– Конечно, нет, но ты же понимаешь, что я имела в виду. Это просто блестящая партия. Не стоит разбрасываться маркизами, кстати, их не так много, я имею в виду неженатых.

– Я же тебе уже говорила, что пока не думаю о браке, мне нужна свобода.

– Всё должно быть в разумных пределах, а то твоё желание быть свободной может привести тебя к полному одиночеству старой девы.

– Дорогая, не стоит так преувеличивать. Ты так говоришь, словно мне не семнадцать лет, а двадцать семь.

– В эти годы нашим детям должно быть уже не менее шести лет. Я именно на это рассчитываю, и поэтому маркиза де Бартоломью я не собираюсь терять. По моим расчётам, уже к осени мы должны пойти под венец.

– Разве можно планировать любовь?!

– Любовь, скорее всего, нет, а вот семью да. Я знаю, ты начнёшь мне приводить в пример мировые образчики любви, но давай оставим легенды и будем думать о сегодняшнем дне. Я хочу быть обеспеченной и обеспечить своих будущих детей, и мне не нужны для этого примеры из чужой жизни. Я хочу прожить свою жизнь так, как я этого желаю. Ведь у меня есть такое право. Ты не должна забывать, что природа наградила нас умом и красотой, а это очень ценный товар, который будет пользоваться большим спросом ещё лет пять-шесть, а потом взойдут на торги новые претендентки.

– Дорогая, ты непременно всё сводишь к торгам, это просто даже неприлично.

– Это неприлично только в твоём понимании. Ты слишком много читаешь и стала невозможной идеалисткой. У меня уже сейчас создаётся впечатление, что тебе сорок лет, а не семнадцать. Радоваться жизни надо сейчас, пока мы молоды и привлекательны, а философствовать лет через двадцать.

– Возможно, что ты права, и поэтому я соглашусь пойти сегодня вечером к твоему знакомому маркизу.

– Как, мне даже не придётся тебя уговаривать? Значит, я не зря потратила столько времени, пытаясь тебя образумить. Я несказанно рада, что вечер мы проведём вдвоём, в компании прекрасных молодых людей. Это будет наш первый совместный вечер, и я очень надеюсь, что он положит начало новым отношениям, как у меня, так и у тебя. А теперь, поскольку нам предстоит серьёзно подготовиться, то вели, чтобы нас развезли по домам.

На этой оптимистической ноте подруги расстались.

В назначенный час Жизель заехала за Жастин, и они в приподнятом настроении отправились к особняку маркиза де Бартоломью. Уже около ворот их карету встречали слуги в красных ливреях, отделанных золотыми позументами. Вдоль всей подъездной дорожки горели факелы, а карниз и колоннада мезонина были украшены цветочными гирляндами. Карета в сопровождении слуг подъехала к центральному входу, где их уже ждали хозяин и его друг. Они помогли дамам спуститься и проводили в гостиную. Она была подготовлена для фуршета. Подруги с интересом рассматривали представленные деликатесы. Вдоль стен были расставлены небольшие столики, на которых находились лёгкие закуски и напитки. Здесь были волованы с красной и чёрной икрой, с фуа-гра и вареньем, также большое количество шарлоток с различными начинками. Жастин также отметила, что крепких напитков не было, и это её порадовало, так как ей очень не хотелось видеть, как разгорячённые молодые люди постепенно выходят из благопристойного образа и начинают походить на петухов и павлинов, что её всегда ужасно раздражало.

Маркиз Валери предложил дамам расположиться на канапе и пообещал, что им тотчас принесут закуски и напитки. Через пару минут слуга подкатил к ним передвижной столик, уставленный лакомствами. Поскольку молодые люди были заняты другими гостями, подруги с удовольствием отдали должное творениям повара. Насладившись кулинарными шедеврами, Жастин и Жизель решили осмотреть особняк. Они вышли из гостиной в холл и стали подниматься вверх по широкой мраморной лестнице. Стена, вдоль которой они поднимались, была увешана портретами прошлых эпох. Это были мрачные полотна в стиле раннего барокко. На втором этаже в довольно широком коридоре были представлены пейзажи и жанровая живопись. Здесь были работы Ватто, Шардена, Грёза, Фрагонара, Хогарта, Буше. Это был настоящий музей французской живописи. Затем они открыли первую попавшуюся по пути следования дверь и попали в большую библиотеку. Книжные шкафы простирались вверх примерно на два метра, остальное пространство до потолка занимали картины итальянских и голландских мастеров. Судя по роскошной обстановке, предметы которой изобиловали цветочными орнаментами, позолотой и бронзой, в этой семье тоже чтили традиции рококо, это очень импонировало Жастин.