Читать онлайн Сказки Феникса

Сказ о Том, Как Странница Встретила Феникса, Носителя Сказок

В землях неоглядных, где тени времён плетут узоры древние, где легенды шепчутся в тишине веков, где дыхание прошлого зовёт к себе, жила-была Странница. Была она девица статная, с очами, что сияли, как свет далёких преданий, с голосом переливчатым, что тёк, как песня забытых троп, подобно ручью, что поёт под луной. Одеяна в плащ бархатный, вышитый знаками таинственными, что мерцали, как звёзды на небе ночном, держала она в руках жезл, вырезанный из ясеня древнего, чья древесина дышала магией миров, хранила силу кудес, силу чар, силу слов. Странствовала она по тропам нехоженным, по землям, где тени легенд ложатся полотном, где каждый шаг – как стук сердца в тиши, и в сердце её таилась жажда неугасимая, пламень неостывший – отыскать сказания, сокрытые в глубинах путей, в недрах времён.

Так слушайте же, слушайте, как я, Странница, поведаю вам о том, что видала, что слыхала, что хранит сердце моё.

Много лун миновало в странствиях моих, о да, много ночей, когда звёзды шептали мне свои тайны, и видела я дивные дива: как голоса легенд звучат в ночи, как тени прошлого плетут узоры на камнях, как эхо веков зовёт к себе, манит, влечёт. Но сердце моё томилось, томилось, как ветер в степи без конца, ища нечто великое, невиданное, нечто, что перевернёт душу, зажжёт её, как факел в тьме. И вот в одну ночь дивную, когда месяц круглый выкатился на тёмный свод небесный, как колесо на пиру Богов, а звёзды зажглись, будто свечи на пиру веков, будто огни в чертоге небесном, приключилось чудо неслыханное, чудо, что запечатлелося в памяти моей навеки.

Сквозь завесу времени пробился свет золотой, мягкий, как дыхание древности, как шёпот предков, что зовут издалека. Я подняла очи свои, и вот узрела птицу дивную, чьи крылья пылали огнём чистым, багряным и янтарным, словно закат, что борется с ночью, словно пламя, что не гаснет в бурю. То был Феникс, царь огненных высот, властитель пламенных путей, дух веков, что витает меж миров. Спустился он на землю, и воздух вокруг ожил теплом, ожил, как от очага, разведённого в зимнюю стужу, как от дыхания жизни самой. Перья его трепетали, и каждое из них сияло, как самоцвет драгоценный, как слеза солнца, упавшая на землю. Глаза его были глубоки, как бездны легенд, как колодцы времён, и в них отражалась мудрость веков, что не под силу счесть ни одному человеку, ни одной душе земной.

– Кто ты еси, странница времён? – возгласил он голосом, подобным шелесту страниц древних свитков, подобным пению ветра в чертогах забытых, и эхо его разнеслось по земле, по тропам, по сердцам.

– Я Странница ищущая сказаний древних, – отвечала я, не отводя взора, стоя твердо, как скала в бурю. – Хочу я слышать истории, что таятся в тенях легенд, в дыхании веков, в песнях кудесниц забытых, в голосах, что зовут из прошлого.

Феникс вознёсся выше, о да, выше, чем орлы летают, и крылья его раскрылись во всей красе, во всей славе огненной. Я ахнула, ибо на каждом крыле сияли письмена светлые, будто вытканные из огня, будто выжженные. С первого крыла слетали искры, и каждая искра обращалась в нить тонкую, светящуюся, полную магии, полную чар, полную жизни. На том крыле явилася картина миров минувших, где тени шептались меж собой, где голоса легенд танцевали под светом луны, где время текло, как река в сновидениях. На втором крыле раскинулся град невиданный, с башнями, что пронзали небеса, с золотыми куполами, что сияли, как солнце в зените, и временем, что текло, словно мёд медленный, словно сон бесконечный. Там жили люди, чьи сердца хранили тайны, не ведомые солнцу дневному, не ведомые ветрам земным.

Феникс склонил главу, и нити закружились вокруг меня, закружились, как танец звёзд, запели тонко, будто голоса далёких предков, будто хор душ минувших.

– Я есмь Носитель Сказок, – молвил он, голос его гремел, как гром в горах. – На крыльях огненных моих приношу я истории из мира чар в твой мир земной. Храни их, переплетай с былью, и делись с людьми, что ждут света в своих душах, что ищут путь в своих сердцах.

С тех пор стала я избранницей Феникса, хранительницей его даров.

В одну из ночей, ночь тёмную, бездонную, Феникс вновь явился ко мне, крылья его пылали, как никогда, и молвил он:

– Странница, хранительница моя, первая сказка ждёт тебя. Слушай, внимай, и поведай её, как ведаешь ты.

И с крыла его слетела нить, светящаяся, как луч зари, и обратилась она в сказку, первую из многих, что мне суждено поведать. То была история о тенях, что танцевали в мире ином, о голосе, что пел сквозь века, о сердце, что искало свет в тьме. И так начался мой путь с Фениксом, путь полный чудес, путь полный сказок, что ждут своего часа, дабы ожить в словах моих. И впереди ещё много ночей, много огней, много историй, что принесёт мне Феникс на своих крыльях огненных – о градах невиданных, о тенях древних, о снах, что оживают в лучах луны, о путях, что влекут за край времён.

Сказки Феникса: Сказка о Тенях, Что Танцевали в Мире Ином

…И с крыла его слетела нить, светящаяся, как луч зари, и обернулась она в сказку, первую из многих, что мне суждено поведать. То была история о тенях, что танцевали в мире ином, о голосе, что пел сквозь века, о сердце, что искало свет в тьме. Едва я шепнула эту первую повесть в сердце своём, как жезл ясенный в руках моих дрогнул, и искры заплясали в узлах его, будто Феникс мне подмигнул. Так слушайте, добрые люди, как Феникс поведал мне сказку, а я, Странница, пошла её исполнять в ту же ночь!

  Стояла я под светом той первой нити, как вдруг Феникс, птица огненная, крылья свои расправил, и запылали они, будто костёр на Купалу. Глянул он на меня очами глубокими, будто колодцы без дна, и молвил голосом, что гудел, как колокол на деревенской звоннице. И начал он сказание своё, а я, Странница, уши навострила, жезл в руках держу, слушаю.

– Жил-был мир далёкий, – говорит Феникс, – мир теней, где всё сияло, будто солнышко в ясный день. Тени там с людьми дружили, вместе пировали под Очагом Небесным, что светом своим всех согревал. Да вот напасть пришла – Тёмный Ткач, мужик с усами длинными, да такими, что сами шевелятся, как живые! Был он мастер клубков, да не простых, а волшебных, судьбу ткал. И позарился он на Очаг, захотел его свет себе забрать. Трижды он пакость творил: первый раз тени в тьму заманил, второй раз Очаг разбил, третий раз в бездне спрятал. И пал тот мир в тьму, тени в танце застыли, а Хранитель их, старик высокий, всё песни поёт, чтоб не забыли они надежду. С тех пор тени свет ищут, да найти не могут, а Ткач где-то прячется, хихикает да новый клубок ткёт.

Феникс умолк, крыльями взмахнул, а потом на меня глянул и говорит:

– Ну что, Странница, поможешь теням? Очаг вернуть надо, а Ткача прогнать! Вот тебе нить вторая, из неё клубок выйдет – он путь укажет. Жезл твой с тобой, я с тобой, давай, не робей!

С крыла его сорвался луч, и обернулся он клубком – да не простым, а шустрым, будто малый ребятёнок на ярмарке! Клубок покатился, покатился, да и увёл меня в такую тьму, что ни зги не видать. Жезл мой дрогнул, повёл меня следом, и очутилась я у бездны, где тени плясали, точно на свадьбе у лешего. Танцевали они, танцевали, узоры плели, а голоса их гудели, то сладко, то горько.

– Кто ты такая, что в наш круг пришла? – загалдели тени, окружив меня со всех сторон.

– Я Странница, – отвечаю, жезл крепко держа, – Феникс меня прислал, а клубок этот мне дорогу указал. Где ваш Хранитель? Свет ваш искать иду!

Тени расступились, и вышел ко мне Хранитель Теней – высокий, как старый дуб, весь из тьмы да света сплетён, а глаза горят, будто угли в кузнице.

– Здравствуй, Странница, – говорит он глухим голосом, будто из-под земли. – Слышал я от Феникса про тебя. Тени мои свет потеряли, а я их песней утешаю. Поможешь ли нам?

– Помогу, – говорю, – коли Феникс велел! Давайте, что делать надо?

– Три задачи тебе дам, – отвечает Хранитель, – чтобы Ткача одолеть и Очаг найти. Клубок твой путь укажет, жезл поможет. Справляйся, а то худая слава про тебя пойдёт!

Клубок покатился вперёд, и вышли ко мне три тени-стражи – видать, Хранитель их нарочно припас. Первая тень, с носом кривым, как у старого деда, вылезла и говорит:

– Отгадай, девка, что светит, да не жжёт? Не угадаешь – в танце с нами останешься!

Я призадумалась, а жезл мой вдруг блеснул, будто подсказку дал. "Надежда!" – кричу. Тень захохотала, нос свой почесала и растаяла, будто пар над кашей!

Вторая тень, с лапой косматой, как у медведя после спячки, выскочила и гаркнула:

– Давай биться, коли смелая! Окажусь сильнее – в тенях останешься!

Я жезлом махнула, искры посыпались, а Феникс откуда-то шепнул: "Круг жезлом очерти!" Тень взвизгнула, лапой махнула и в дым ушла, будто её ветром сдуло!

Третья тень, с бородой клочковатой, ухмыльнулась и молвила:

– Сердце своё покажи, а то не пущу!

Я рассказала, как с Фениксом встретилась, как жезл мне помог, и тень вдруг прослезилась, бороду свою погладила и пропала, бормоча: "Хороша душа, хороша!"

Клубок мой подпрыгнул, и из него луч вырвался – золотой мост через тьму пролёг. Тени обрадовались, по мосту пошли, а Хранитель запел, да голос его гудел:

– Свет идёт, свет возвращается, надежда в сердце жива!

Но тут мост дрогнул, и из тьмы вылез Тёмный Ткач – усы шевелятся, клубок чёрный в руках, а сам хохочет.

– Ха-ха, Странница, мой клубок сильнее! Потанцуй-ка со мной в тьме! – кричит и кидает в меня вихрь теней.

Я жезлом отмахнулась, искры полетели, а Ткач только нос воротит. "Феникс, спасай!" – кричу, и с неба огонь упал, крылья Феникса тьму спалили! Ткач взвизгнул, клубок его в пепел обратился, да и сбежал, уши свои пряча, как заяц от охотника!

Хранитель поклонился, глаза его потеплели.

– Спасибо, Странница, Ткача прогнала, свет ближе стал. Да Очаг ещё в бездне, ищи его в граде невиданном. Клубок твой чист, жезл – твой проводник, иди с Богом!

Мост угас, тени растворились, а я осталась с клубком, что словно в танце кружится, и жезлом, а на нём новые руны засияли. И думаю: "Вот ведь чудеса!" А тут Феникс прилетел, крылья запылали, и говорит:

– Ну что, Странница, вот и сказка готова. А нить новая ждёт – ведёт к граду, где Очаг сияет!

С крыла его снова нить слетела, светлая, как утренняя заря, и указала на град невиданный, где башни золотые стоят. Так пошла я дальше, путь мой – сказок полон, а что впереди – тому свой черёд!

Сказки Феникса: Сказка о Граде, Где Очаг Сияет

Вновь с крыла Феникса слетела нить, светящаяся, как луч зари, и обернулась она в сказку, что я, Странница, поведаю вам.

Мост угас, тени в танце растворились, а я осталась с клубком, и жезлом. Так пошла я дальше, клубок в руках держу, жезл впереди сияет, а нить светлая дорогу указывает. Иду через лес тёмный, где ветки скрипят древние, и вышла к горе высокой. А за горой град раскинулся – башни золотые сияют, а в центре Очаг горит, да так ярко, что глаза слепит. Только вокруг града туман клубится, и голоса странные гудят, будто кто-то шепчет.

Подошла я ближе, а из тумана вылез страж – великан косматый, с бородой, как у старого мельника, и глазами, что косят в разные стороны.

– Куда прёшь, девка? – гаркнул он. – Град мой, а Очаг – моё сокровище! Отгадай загадку, не то в туман уведу!

– Задавай, – говорю.

– Что в руках не удержать, а в сердце хранить можно? – спрашивает, ухмыляясь.

Я призадумалась, а клубок вдруг ко мне прильнул, будто подсказку дал. "Душа!" – кричу. Великан бороду почесал и говорит:

– Ай да умница! Проходи, да смотри, дальше ещё хитрей будет!

Пошла я в град, а там улицы пустые, да дома из золота, а на крышах вороньё сидит, глаз не спускает. Вдруг из подворотни выскочил волчонок – малой совсем, шерсть серая, а глаза жёлтые, как месяц в ночи. Смотрит на меня, поскуливает, да хвостом виляет.

– Ты чей будешь? – спрашиваю, а он ко мне ткнулся, носом холодным тычет.

– Потерялся я, – говорит волчонок человеческим голосом. – Звать меня Серко, из лесу я, да в град попал, а тут вороньё да туманы! Возьми меня с собой, Странница, я тебе пригожусь!

– Ну, коли так, – говорю, – идём вместе, да не отставай!

Взяла я Серко с собой, а он рядом бежит, ушки торчком, всё вокруг нюхает. Вдруг из-за угла выскочил мужик маленький, с носом красным, будто от хмеля, и в руках метёлка.

– Я Ворчун, городской чистильщик! – кричит. – Очаг марают, а я мету! Помоги мне, а то веником огрею!

– Чего делать? – спрашиваю.

– Убери ворон с крыш, а то Очаг коптят! – говорит и метёлку мне суёт.

Я жезлом махнула, искры полетели, вороньё закричало и улетело, махая крыльями. А Серко ещё подпрыгнул, гавкнул звонко, да парочку ворон за хвосты цапнул – те с визгом улетели. Ворчун засмеялся, нос свой потёр и говорит:

– Хороша работа, и волчонок твой молодец! Проходи дальше, да остерегайся Хитрюги!

Идём мы с Серко, а он всё поскуливает, да на дома золотые косится.

– Чудной град, – говорит, – а пахнет тут старым ветром, что в лесу живёт.

– Погоди, – отвечаю, – Очаг найдём, разберёмся.

Навстречу нам бабка с клюкой, глаза хитрые, зубы редкие, а улыбка – шире бочки.

– Я Хитрюга, страж Очага! – говорит. – Докажи, что душа у тебя чистая, не то заколдую! А волчонка твоего в веник превращу!

– А как доказать? – спрашиваю, а Серко за мной спрятался, хвост поджал.

– Расскажи, что ты в пути видела, – велит она.

Я поведала про Феникса, про тени танцующие, про Тёмного Ткача. Бабка слушала, клюкой стучала, а потом засмеялась:

– Истинно говоришь! И волчонок твой не простой, лесной дух в нём сидит! Проходите, Очаг ваш, коли доберётесь!

Пришли мы с Серко к центру града, а там Очаг сияет, да не просто так – вокруг него вихрь закрутился, и в вихре голос гудит:

– Я Дух Очага! Тебя ждал, Странница! Три стража ты прошла, но я – последний. Победить меня сможешь?

Серко зарычал, шерсть дыбом, а я жезл подняла, и он запел, будто ветер в лесу. Искры полетели, вихрь дрогнул, и из него вылезла тень – огромная, с глазами, как луны, и рогами, что в стороны торчат.

– Бей, коли сил хватит! – гаркнул Дух.

Я жезлом махнула, искры ударили, а Серко прыгнул, в тень вцепился, зубами рога отгрыз! Феникс с неба огнём дыхнул, тень взвыла, рога свои обломанные схватила и в дыму исчезла. Очаг вспыхнул ярче, и голос Духа говорит:

– Свободен я, Странница! Бери Очаг, да неси свет теням!

Очаг уменьшился, стал светлым камнем, горячим, да не обжигающим, и я его в ладонь взяла. Жезл мой дрогнул, руны засияли, а клубок тихо засопел, будто доволен. Серко рядом сел, язык высунул и говорит:

– Ну что, Странница, теперь я с тобой навек! Очаг-то какой тёплый, прям лесной дух во мне радуется!

– Идём, Серко, – говорю, – ещё пути много впереди.

И вновь к нам  Феникс спустился, крылья его пылают, и говорит:

– Ну что, Странница, вторая сказка спета. Очаг у тебя, а нить новая ждёт – иди к морю, где звёзды тонут!

С крыла его нить слетела, светлая, как утренняя заря, и указала на море далёкое, где волны шепчут. Так пошла я дальше с Серко, путь мой – сказок полон, а что впереди – узнаем вскоре!

Сказки Феникса: Сказка о Море, Где Звёзды Тонут

Так шла я, клубок в руках держу, жезл впереди сияет, а нить светлая дорогу указывает. Серко рядом бежит, ушки торчком, всё вокруг нюхает. Прошли мы леса дремучие, где лешие шептались, да поля широкие, где ветры песни пели. И вышли к морю – бескрайнему, тёмному, а над ним небо звёздное, и звёзды, будто слёзы, в волны падают, тонут, да светят из глубины, как светлячки.

– Ох, Странница, – говорит Серко, носом воздух втянув, – пахнет тут солью да тайнами! А звёзды-то в воде, как живые!

– Погоди, – отвечаю, – разберёмся, что к чему.

Только я ступила на берег, как из волн вылез старик – борода белая, как пена морская, а глаза синие, будто море само. В руках посох из водорослей, а на плече краб сидит, клешнями щёлкает.

– Я Морской Дед, хранитель глубин! – говорит старик голосом, что гудит, как шторм. – Зачем пришла, девица, да ещё с волчонком?

– Феникс меня прислал, – отвечаю, жезл держа. – Нить третья к морю привела, где звёзды тонут. Очаг несу теням, да свет ищу!

– Звёзды тонут, – вздыхает Дед, – и Дух Моря спит под ними, забытье его держит. Разбуди его, а я тебе путь открою! Отгадай загадку, не то волной смою!

– Задавай, – говорю, а Серко рядом рычит, шерсть дыбом.

– Где море кончается, где небо начинается? – спрашивает Дед, краб его кивает.

Я призадумалась. "На спине волшебного кита, что небо держит!" – отвечаю. Дед засмеялся, бороду погладил и говорит:

– Верно молвишь! Волшебный кит – граница Духа, он спит, пока море во тьме. Собери три дара для ритуала: перо чайки, раковину с перламутром и корень водоросли. Да смотри, стражи ждут!

Морской Дед посохом махнул, и волны расступились, тропа морская открылась – из камней да ракушек, а вокруг рыбы светятся, путь указывают. Пошли мы с Серко по тропе, а он всё на рыб косится, слюни пускает.

– Не тронь, Серко, – говорю, – а то Дед нас в море утянет!

– Да я только понюхать! – отвечает, а сам хвост поджал.

Идём мы, а навстречу чайка летит – крылья белые, да глаз один, как уголь, сверкает.

– Я Чайка-Хранительница, – кричит она голосом резким. – Перо моё нужно? Убеди меня, Странница!

– Феникс меня послал, – говорю, – Духа Моря будить, да свет нести!

– Ладно, – говорит чайка, – спой мне песню, а то перо не дам!

Я запела, как в деревне на посиделках, а Серко подгавкивает, хвостом виляет. Чайка приосанилась, перо своё выдернула и бросила мне:

– Хороша песня! Иди дальше, да остерегайся Водоворота!

Идём мы с пером, а Серко всё на чайку косится.

– Умно поёшь, Странница, – говорит, – прям лесной дух во мне запел!

– Погоди, – отвечаю, – ещё не конец.

Вдруг тропа закрутилась, водоворот поднялся – вода бурлит, ракушки кружатся. Из центра голос кричит, а в нём женский плач:

– Я Водоворот-Хранитель! Раковина моя нужна? Спаси Морскую Деву, что я держу, не то утоплю!

Смотрю, а в центре водоворота дева – волосы серебряные, как звёзды, глаза заплаканные, в цепях из водорослей.

– Я Лунная Дева, – плачет она, – Водоворот меня украл, держит, пока звёзды тонут! Спаси меня, Странница!

Я жезлом махнула, искры полетели, водоворот дрогнул. Серко прыгнул, лапами воду хлещет, да цепи перегрыз! Я жезлом водоворот утихомирила, цепи разорвала, и Лунная Дева выплыла, раковину с перламутром мне дала.

– Спасибо, Странница, – говорит она, – теперь звёзды ярче сиять будут! Бери раковину, да дальше иди, Морской Дух ждёт!

Идём мы с Серко дальше, и вдруг вода вокруг замерцала, будто звёзды в глубине заплясали. Опустились мы на дно морское, и открылось подводное царство – диво дивное! Дворцы из кораллов сияют, будто солнце в них запуталось, а стены их жемчугом усыпаны, что переливается, как радуга после дождя. Рыбы диковинные плавают – чешуя у одних, как изумруды, у других – как сапфиры, а третьи светятся, будто фонарики. Водоросли высокие, точно лес, колышутся, а меж них тени морских духов мелькают – лица у них строгие, да глаза добрые. Над царством купол из воды сияющей, и через него звёзды видны, что тонут, да светят, словно зовут кого-то.

– Ох, Странница, – шепчет Серко, ушки прижав, – краше леса моего, а всё ж страшно!

– Не бойся, – отвечаю, – мы почти у цели.

Пришли мы с Серко к глубокой пещере в самом сердце царства, а там Дух Моря спит – тень огромная, звёзды вокруг него тонут, да свет тусклый.

– Я Дух Моря! – шепчет он во сне. – Разбуди меня дарами, не то тьма останется!

Я перо, раковину и корень водоросли сложила, жезл над ними подняла, и Очаг засиял! Свет разлился, Дух проснулся – глаза, как море в штиль, бездонные, а голос гудит:

– Спасибо, Странница! Тьма ушла, звёзды мои сияют. Путь твой открыт!

Лунная Дева рядом запела, и звёзды, что тонули, поднялись, загорелись ярче. А потом она вдруг засветилась, будто звезда сама, и говорит:

– Спасибо, Странница, за волю! Теперь место моё на небе, где я светить буду всем, кто в море плывёт!

И взмыла она кверху, через купол подводного царства, через волны морские, и стала полной луной, ясной да круглой, что небо озарила. Свет её звёзды вокруг обнял, и море под ней заиграло, будто серебром покрылось.

Жезл мой дрогнул, руны новые на нём появились, а клубок в подол прыгнул. Серко рядом сел, язык высунул и говорит:

– Ну что, Странница, море теперь поёт, как лес мой! А дева-то луной стала, вот чудо!

– Идём, Серко, – говорю, – ещё пути много впереди.

Тут и Феникс прилетел, крылья горят небесным факелом, и говорит:

– Ну что, Странница, Очаг у тебя, а нить новая ждёт – ступай к лесу, где птицы не поют!

С крыла его нить слетела, светлая, как утренняя заря, и указала на лес далёкий. Так пошла я дальше с Серко, путь мой – сказок полон, а что впереди – вскоре нам явится!

Сказки Феникса: Сказка о Лесе, Где Птицы Не Поют

Долго ли, мало ли, да иду я по тропам загадочным, через долы необъятные, клубок в руках держу, жезл впереди сияет, а нить светлая дорогу указывает, будто звёздный след в ночи. Серко рядом бежит, ушки торчком, носом воздух ловит, то ли траву чует, то ли опасность. Прошли мы поля широкие, где травы под ветром шепчутся, будто старухи на завалинке, и горы высокие, где камни древние легенды сказывают, если к ним прижаться ухом. А потом лес показался – тёмный, как ночь без луны, густой, будто кто-то плетнём его опутал. Тишина в нём такая, что страшно становится. Ни одной птичьей трели, ни шороха листвы, только тени меж деревьев скользят, словно живые, да шёпот странный слышен – то ли плач, то ли зов. Деревья стоят высокие, ветви их переплелись, как паутина, корни вылезли из земли, будто пальцы старца, что что-то ищут, а воздух тяжёлый, пахнет мхом и старой тайной.

– Ох, Странница, – говорит Серко, шерсть на загривке дыбом, – не по нраву мне этот лес! Птиц нет, а дух лесной во мне дрожит, будто холодом обдало!

– Не бойся, Серко, – отвечаю, сама чувствуя, как сердце колотится, – мы с тобой не раз такое проходили. Разберёмся, что к чему, как всегда.

Только я шаг ступила, как из-за старого дуба старичок выскочил – маленький, сгорбленный, борода у него мохнатая, как лишайник на камне, а глаза жёлтые, будто у совы в полнолуние. В руках посох кривой, из ветки выгнутой, а на плече ворон сидит, глазом косит, клювом щёлкает, будто нас меряет. Одежда на нём из листвы да мха, а сапоги – из коры, скрипят при каждом шаге, будто лес сам дышит.

– Я Лесной Хранитель, – говорит он голосом скрипучим, будто ветки в бурю трутся. – Зачем в мой лес пришла, да ещё с волчонком? Не любишь ты, видно, покоя, вечно в чужие дела лезешь!

– Феникс меня прислал, – отвечаю, жезл крепче сжимая, – нить к лесу привела, где птицы не поют. Очаг несу теням, да свет ищу, чтобы порядок вернуть!

– Птицы не поют, – вздыхает Хранитель, бороду гладя, – потому как Тёмный Певец их голоса украл, во тьме спрятал. Одинок он, злобен, да и сам страдает. Верни голоса, а я тебе путь открою! Отгадай загадку, не то в темноту уведу, там не выберешься, век будешь блуждать!

– Задавай, – говорю, а Серко рядом рычит, хвост поджал, шерсть топорщится, будто щётка.

– Что молчит, да всё знает? – спрашивает Хранитель, ворон его кивает, крыльями хлопает, будто одобряет.

Я призадумалась, глядя на лес, где тишина давит, как камень на груди, и я поняла. "Тишина!" – отвечаю. Хранитель ухмыльнулся, бороду почесал и говорит:

– Верно! Тишина в моём лесу правит, но голоса вернуть надо. Найди три волшебных слова, что Тёмного Певца успокоят: слово Смелости, слово Света и слово Милосердия. Скажи их ему, и лес оживёт. Да смотри, стражи ждут, не зевай!

Лесной Хранитель посохом стукнул о землю, и тропа открылась – узкая, мохом поросшая, будто зелёный ковёр расстелили. Вокруг деревья гудят, ветви дрожат, а светлячки в воздухе пляшут, как огоньки на празднике. Пошли мы с Серко по тропе, а он всё оглядывается, ушки прижал, носом воздух тянет.

– Странный лес, – шепчет, – пахнет тьмой да старыми тайнами, будто древние сундуки открыли!

– Не бойся, Серко, – отвечаю, – мы с тобой не раз из бед выходили. Всё разгадаем, как всегда.

Идём мы, а навстречу дерево высоченное – ствол чёрный, как уголь, листья серые, будто пеплом присыпаны, а ветви торчат, как когти. Стоит оно неподвижно, но голос у него низкий, как ветер в овраге.

– Я Древо Молчания, – гудит оно, ветвями шевеля. – Слово Смелости ищешь? Зачем оно тебе?

– Феникс меня послал, – говорю, – голоса птиц вернуть, да свет нести!

– Тогда перелезь через меня, – говорит Древо, – ветви мои колючие, шипы острые, не всякий осилит! Если упадёшь, под корни утяну!

Я жезл в землю воткнула, глубоко вдохнула и полезла. Ветки цепляются, шипы рвут одежду, царапают руки, одна даже щёку задела – боль резанула, но я стиснула зубы. Серко снизу гавкает, подпрыгивает, хвостом виляет:

– Давай, Странница, ты сильная! Не падай, я тут слежу!

Добралась до верхушки, сердце колотится, как барабан, вниз посмотрела, высоко-то как, передохнула, и спустилась, вся в царапинах, но с улыбкой. Древо зашумело, ветви оземь ударило, будто поклонилось:

– Смелая ты, Странница! Слово Смелости твоё – "Отвага". Бери его, да дальше иди, остерегайся Тени-Хваталки!

Идём мы, а Серко на дерево косится, хвостом виляет.

– Храбро лезла, Странница, – говорит, – прям лесной дух во мне гордится, будто я сам лез!

– Спасибо, Серко, – отвечаю, смеясь, – "Отвага" теперь с нами. Но впереди ещё испытания.

Вдруг из тени лапа чёрная вылезла – длинная, когтистая, пальцы шевелятся, будто живая паутина. Глаза в темноте горят, как угли в печи, а голос шипит, будто змея.

– Я Тень-Хваталка! – говорит она. – Слово Света ищешь? Спаси Светлячка, что я держу, не то в тьму утащу, там света не сыщешь!

Смотрю, а в лапах у Тени Светлячок – маленький, крылья золотые, дрожит, светит тускло, будто свеча на ветру.

– Я Светлячок Лесной, – пищит он. – Тень меня поймала, свет мой гасит, сил нет! Спаси меня, Странница, прошу!

Я жезлом махнула, искры полетели, яркие, как звёзды, Тень зашипела, когти разжала, лапой снова хвать! Серко прыгнул, в лапу зубами вцепился, рычит, шерсть дыбом, а я жезлом светом полоснула – Тень взвыла, будто раненый зверь, и в темноту сбежала. Светлячок крыльями затрепетал, засветился ярче, будто солнце в лесу взошло, и вокруг меня закружился.

– Спасибо, Странница, – пищит он, – теперь тени меня не тронут! Слово Света твоё – "Пронзающий". Бери его, да дальше иди, Тёмный Певец ждёт!

Идём мы дальше, "Отвага" и "Пронзающий" в сердце держу, а лес всё гуще, тени меж деревьями шепчут громче, будто тайну делятся. Серко принюхивается, ушки вертит, а я думаю: что за Певец такой, что голоса крадёт? Вдруг поляна открылась, и на ней Тёмный Певец стоит – высокий, худой, плащ из теней колышется, будто дым, а глаза пустые, как ночь без звёзд. Лицо его бледное, морщины глубокие, а голос, когда заговорил, в душу холодом впивается.

– Я Тёмный Певец, – говорит он, – голоса птиц во тьме спрятал! Дай мне покой, не то и тебя туда уведу, там вечность молчать будешь!

Я жезл подняла, светом его осветила, а он запел – голос низкий, тоскливый, тьма вокруг сгустилась, ветви дрожат, будто боятся. Серко зарычал, шерсть топорщится, но я руку подняла:

– Постой, Серко! Певец, не враг ты нам, а страдалец. Что тебя мучает?

Тёмный Певец замер, песня оборвалась, он опустил голову. Голос его дрогнул, будто слёзы сдерживает:

– Одинок я, Странница. Много веков назад был певцом лесным, пел с птицами, пока зависть людей не прокляла меня. Голос мой пропал, тишина меня грызёт, и я украл их песни, чтобы не молчать в вечности. Но душа моя тоскует, и нет мне спасения. Помоги, если можешь!

Я сердце своё слушаю, думаю: Очаг свет несёт, а слова могут исцелить. "Отвага" и "Пронзающий" шепчу, жезлом свет вызываю, но понимаю – нужно ещё слово. Подхожу ближе, говорю:

– Скажи мне, Певец, что тебе нужно для покоя?

– Прощение, – шепчет он, – чтобы простили меня.

– Тогда слово третье – "Прощение", – говорю я, и жезлом над ним махнула, Очаг засиял мягким светом. – Прими его, отпусти голоса, и лес тебе простит!

Тёмный Певец протянул худые руки, свет Очага его обнял, тени с плаща слетели, будто дым растаял. Глаза его засветились, как далёкие звёзды, а лицо разгладилось, будто молодость вернулась. Он вздохнул глубоко, и голоса птиц из теней вырвались – звонкие, как колокольчики на ветру, чистые, как утренний хор.

– Спасибо, Странница, – шепчет он, голос теперь мягкий, без тоски. – "Отвага" дала мне силу, "Пронзающий" свет вернул, а "Прощение" душу исцелило. Не причиню я лесу зла, обещаю.

И растворился в свете, оставив после себя лёгкий шёпот благодарности. Лес ожил – птицы вылетели из веток, песни их заполнили воздух, а деревья зашумели, будто радуются. Светлячок над поляной закружился, светом своим лес озарил, и даже Серко хвостом завилял от радости.

И вновь дрогнул жезл, руны засияли, видно, новые сказки обещают, а клубок тихо засопел, довольный. Серко рядом сел, язык высунул, глаза блестят, и говорит:

– Ну что, Странница, лес теперь поёт краше моего! А Певца-то пожалели, молодцы! Слова эти – сила, а мы их нашли!

– Да, Серко, – отвечаю, улыбаясь, – слова сильнее меча, когда с сердцем сказаны. Идём, ещё пути много впереди.

К нам Феникс прилетел, крылья запылали, перья искрами сыплются, и говорит:

– Ну что, Странница, четвёртая сказка спета. Очаг у тебя, а нить новая ждёт – веди к горам, где ветры плачут!

С крыла его нить слетела, светлая, как утренняя заря, и указала на горы далёкие, где ветры воют, будто плачут о прошлом. Так пошла я дальше с Серко, путь мой – сказок полон, а что впереди —вскоре нам откроется!

Сказки Феникса: Сказка о Горах, Где Ветры Плачут

Вновь иду я по тропе, что вьётся меж холмов, клубок в руках держу, жезл ясенный впереди сияет, а нить светлая, будто звёздный луч, дорогу указывает. Серко рядом бежит, ушки торчком, носом воздух втягивает, то ли снег чует, то ли беду. Прошли мы леса дремучие, где теперь птицы поют, да поля широкие, где травы высокие шепчутся о былом. Ветерок с севера подул, холодный, как дыхание зимы, и запах снега принёс, острый, колючий, от которого в груди защемило. Далеко впереди горы показались – высокие, острые, как зубы дракона, что в старинных сказках деда моего жили. Вершины их снегом покрыты, будто шапки белые надели, а над ними тучи темнеют, и ветры воют, тоскливо, протяжно, аж сердце сжимается, словно кто-то невидимый за душу тянет.

– Ох, Странница, – говорит Серко, шерсть на загривке дыбом, глаза блестят, как угольки, – ветры эти мне не по нраву! Воют, будто волков стаю созывают, а дух мой лесной дрожит, как лист осиновый на ветру!

– Не бойся, Серко, – отвечаю, сама чувствуя, как холод пробирает до костей, – Феникс нас сюда привёл, значит, дело важное. Разберёмся, что к чему, как всегда.

Смотрю я на горы, а внизу, у подножия, тени кружатся, будто танцуют, как в том мире ином, что я в первой сказке видела. Тени тонкие, длинные, из тьмы сотканные, но в их движении что-то живое, словно они зовут, просят о помощи. Вспомнила я, как в том мире Хранитель Теней пел, голос его гудел, как колокол, а тени вокруг плакали, света прося. Сердце моё тогда дрогнуло, и обещала я им Очаг вернуть, свет их миру принести. И вот они здесь, в горах этих, за мной следуют, будто тени мои собственные, только живые, шепчутся меж собой, да ветры их голоса заглушают.

Подошли мы ближе к подножию, где камни серые, острые, как ножи, из земли торчат, а меж них тропа узкая вьётся, будто змея каменная. Снег уже под ногами хрустит, тонким слоем землю покрыл, а ветер всё сильнее, лицо колет, словно иголками. Серко вдруг остановился, носом в снег ткнулся, и говорит:

– Странница, пахнет здесь не только снегом, но и тайнами старыми, как в лесу моём родном, где дед мой лесной меня учил волчьей мудрости.

– А что за мудрость такая, Серко? – спрашиваю, улыбаясь, жезл в руках потирая, чтобы руки согреть.

Серко глаза прищурил, уши навострил, и молвил, будто сказку старую вспоминая:

– Было это давно, когда я ещё совсем малой был, шерсть у меня мягкая, как пух, а лапы неуклюжие, всё спотыкался. Дед мой, старый волк с шерстью седой, как эти горы, водил меня к реке, что в лесу текла, быстрая, холодная, как лёд. Однажды река разлилась, и мост, что мы с дедом всегда переходили, водой унесло. Я заскулил, мол, как же мы на ту сторону попадём, а дед мой ухмыльнулся, клыки показал и говорит: "Серко, волк не тот, кто лапы сложил, а тот, кто путь найдёт, даже если река рычит, как зверь! Смотри, как течение идёт, ищи брод, где вода тише". И показал он мне, как камни в реке разглядеть, где вода мельче, и мы перебрались, хоть я весь промок и дрожал, как лист. Дед тогда меня носом ткнул и сказал: "Запомни, малой, вера в себя – как огонь в ночи, горит и путь освещает". С тех пор я всегда ищу брод, даже если река бурлит!

– Молодец твой дед, Серко, – говорю, гладя его по загривку, – и ты молодец, что запомнил. Нам сейчас тоже брод искать надо, только не в реке, а в ветрах этих!

Только я это сказала, как из-за валуна старуха выскочила – седая, как снег на этих горах, глаза, как лёд, голубые, холодные, а в руках посох из кости, белый, как молоко, с резьбой тонкой, будто ветры на нём вырезаны. Одежда на ней из шкур оленьих, потёртых, но тёплых, а на шее ожерелье из когтей, что позвякивают, как колокольчики на ветру, каждый коготь длинный, острый, будто от зверя неведомого. Лицо у неё морщинистое, но глаза живые, острые, как у ястреба, и смотрит она на меня так, будто в самую душу заглянуть хочет.

– Я Ветряная Мать, – говорит она голосом, что гудит, как ветер в ущелье, низкий, глубокий, от которого мурашки по спине бегут. – Зачем в мои горы пришла, да ещё с волчонком? Тут ветры плачут, а тени из мира иного шныряют, покоя мне не дают!

– Феникс меня прислал, – отвечаю, жезл крепче сжимая, чтобы руки не дрожали, – нить пятая к горам привела, где ветры плачут. Очаг несу, свет ищу, а тени эти мне знакомы – я их мир спасать обещала!

– Тени, говоришь? – прищурилась старуха, когтями ожерелья звякнув, и голос её стал тише, но оттого ещё страшнее. – Они сюда бегут, свет Очага чуют, да Повелитель Ветров их не пускает. Он на небе живёт, в замке воздушном, песни ветров слушает, а тени его тревожат. Дойди до него, помоги, а я тебе путь открою! Но сперва докажи, что смекалка у тебя есть, не то ветром с гор сдует!

Ветряная Мать посохом стукнула о камень, и с неба лестница спустилась – длинная, из облаков сплетённая, переливается, как радуга, то голубым, то серебряным, то алым, будто заря утренняя в ней отразилась. Да только вихри её крутят, штормы раскачивают, будто верёвку на ветру, то вверх швыряет, то вниз, то вбок, словно живая она, непокорная. Подняться по ней – всё равно что на мельнице крыльями махать: только шаг ступишь, а она уже под ногами ходуном ходит. Ветры вокруг загудели, снежинки закружились, словно в танце, а старуха стоит, смотрит, ухмыляется, будто знает, что не справлюсь.

– Лестница эта к Повелителю Ветров ведёт, – говорит Ветряная Мать, – в замок его воздушный, что над горами парит. Да только никому не удалось по ней взобраться: вихри сбрасывают, штормы в пропасть тащат. Придумай, как подняться, коли умна! Не взберёшься – в снегах останешься, и кости твои ветры оплакивать будут!

Я призадумалась, ветры вокруг загудели громче, лестница закачалась, будто живая, а Серко заскулил, ушки прижал, шерсть на спине топорщится.

– Ох, Странница, – шепчет, – лестница эта хуже, чем сосна в бурю! Как же мы туда заберёмся?

– Погоди, Серко, – отвечаю, сама в голове мысли гоняю, – смекалкой возьмём, не силой. Надо ветры перехитрить, как твой дед реку перехитрил.

Смотрю я на лестницу, а она то вверх тянется, то вниз ныряет, вихри её крутят, штормы раскачивают, будто в пляске без конца. Каждая ступенька из облака, мягкая на вид, но скользкая, как лёд, и переливается, будто роса на солнце. Ветер вокруг воет, снежинки в лицо летят, глаза слепят, а в ушах гул стоит, будто сто волков разом запели. Жезл мой блеснул, искры золотые по узлам его пробежали, будто подсказку дал, а клубок подпрыгнул, словно шепнул: "Думай, Странница!" Вспомнила я, как в лесу с Тёмным Певцом ветры пели, и подумала: "А что, если ветер не против, а за нас пойдёт?" Подошла я к лестнице, жезлом круг очертила, как Феникс учил, и Очаг из сумы достала. Свет его тёплый пошёл, золотой, мягкий, как утреннее солнце, и ветры чуть притихли, будто заслушались, а снежинки замерли в воздухе, словно в танце остановились.

– Серко, – говорю, – держись за меня крепче!

Обняла я Серко, жезлом по ветру махнула и возгласила "Клич Силы Природной", что в сердце моём родился: "Ветры, огни, земля и воды, сила моя с вами в союзе отныне!" Ветры загудели, но уже не зло, а мягко, будто в лад кличу подхватили, словно старинный хоровод затеяли. Лестница вдруг выпрямилась, вихри её отпустили, штормы утихли, и мы с Серко вверх полезли, шаг за шагом, будто по мосту золотому. Ступеньки под ногами мягкие, но твёрдые, как пух, что в подушке у бабки моей был, только холодные, как лёд. Ветер вокруг шепчет, будто слова древние говорит, а лестница гудит, словно живая, и ведёт нас всё выше, к облакам, где замок воздушный парит. Добрались мы до верха, а там замок – из облаков сотканный, башни его, как вихри, крутятся, то белые, то серые, а ворота из молний сияют, голубым светом переливаются, будто звёзды в них запутались. Ветряная Мать снизу крикнула, голос её эхом по горам разнёсся:

– Молодец, девица! Смекалкой взяла, ветры перехитрила! Иди к Повелителю, он в замке ждёт!

Пошли мы с Серко дальше, а он всё на замок пялится, глаза круглые, как блюдца, хвостом виляет.

– Ну ты даёшь, Странница, – говорит, – ветры кликом уговорила, да ещё в замок такой забрались! Прям как в сказке, что дед мой лесной рассказывал!

– Спасибо, Серко, – отвечаю, смеясь, – смекалка да сила природная – лучшие помощники. Идём, Повелитель нас ждёт!

Вошли мы в замок, а там всё из облаков – стены мягкие, как пух, но холодные, как снег, пол под ногами пружинит, будто по перине идёшь, а над головой вихри гудят, то ли песни поют, то ли стражу несут. Вокруг молнии мелькают, тонкие, как нити, и светят, будто звёзды в ночи. Ветер внутри замка тёплый, но быстрый, волосы треплет, а в ушах шепчет, будто голоса древние зовут. Вспомнила я, как впервые Феникса встретила, в ту ночь, когда звёзды ярче горели, а лес, где я жила, тишиной дышал. И вот я здесь, в замке воздушном, с Серко, иду к Повелителю Ветров, а сердце горит, как тогда, в ту первую ночь.

Вдруг навстречу ворон вылетел – чёрный, как ночь, перья блестят, будто смола, глаза красные, как угли, а крылья хлопают, будто ветер их гонит. Когти у него длинные, острые, на каждом перо белое висит, будто метка.

– Я Ворон Утренний, – каркает он, голос хриплый, как скрип старой калитки, – к Повелителю идёшь? Клич Силы Природной нужен, чтобы его успокоить. Докажи, что сила природная в тебе жива!

– Феникс меня прислал, – говорю, – Повелителю Ветров помочь, да тени из мира иного спасти!

– Тогда расскажи, как сила природная в тебе горела, – говорит ворон, когти о облачный пол царапая, искры от когтей летят, голубые, как молнии.

Я поведала, как Тёмного Певца пожалела, как Светлячка спасла, как Очаг теням несла, как смекалкой ветры укротила. Ворон послушал, голову склонил, будто в думах, крыльями взмахнул, и каркнул:

– Сила природная в тебе жива, Странница! Клич Силы Природной твой – "Ветры, огни, земля и воды, сила моя с вами в союзе ходы". Бери его, да дальше иди, остерегайся Ледяного Змея!

Идём мы с "Кликом Силы Природной" по замку, а Серко всё на облачные стены косится, хвостом виляет. Пол в замке мягкий, как пух, а вокруг вихри тихо гудят, будто песни напевают, то ли хоровод ведут, то ли стражу держат.

– Хорошо рассказала, Странница, – говорит Серко, глаза блестят, как роса на солнце, – прям сила природная мне тепло дала, как у очага в избе!

– Спасибо, Серко, – отвечаю, смеясь, – клич с нами. Но впереди ещё испытания.

Вдруг из-за облачной арки змей вылез – длинный, чешуя, как лёд, блестит, переливается, будто стекло на морозе, а глаза синие, как небо зимой, только холодные, как лёд в реке. Хвостом он вихри сбивает, шипит, будто метель, а из пасти пар идёт, морозный, как дыхание зимы. Длина его – саженей десять, не меньше, и каждый чешуйный шип острый, как игла, а на голове гребень ледяной, будто корона.

– Я Ледяной Змей! – говорит он, голос его шипящий, как ветер в щели. – Песнь Полудня ищешь? Спаси Орлицу, что я держу, не то заморожу вас обоих, и ветры вас в снегах похоронят!

Смотрю, а в когтях у змея Орлица – перья золотые, как солнце, переливаются, крылья дрожат, будто от холода, глаза полны слёз, а в них отражение неба, ясного, как в летний день.Сказ о том, как Странница встретила Феникса

– Я Орлица Полуденная, – кричит она, голос её звонкий, но слабый, – Змей меня поймал, крылья сковал льдом! Спаси меня, Странница, прошу! Не дай мне в неволе остаться!

Я жезлом махнула, искры полетели, золотые, как звёзды, Змей зашипел, хвостом ударил, вихри вокруг закружились, будто в танце яростном. Но Серко прыгнул, в бок ему вцепился, зубами чешую рвёт, шерсть на спине дыбом, глаза горят, как огоньки! Я круг жезлом очертила, как Феникс учил, и Змей взвыл, лёд с него слетел, будто шуба старая, и в облако сбежал, шипя, как кот, что в воду попал. Орлица крыльями затрепетала, в небо взмыла, перья её засветились, как солнце в зените, и крикнула:

– Спасибо, Странница! Песнь Полудня твоя – "Солнце в зените, тепло сердца греет". Бери её, да дальше иди, Повелитель ждёт!

Идём мы дальше, с "Кличем Силы Природной" и Песнью Полудня в сердце, а ветры вокруг воют всё громче, тени кружат всё ближе, их силуэты тонкие, как дым, но движения плавные, будто в танце старинном. Вдруг зал открылся, огромный, как небо, а в нём Повелитель Ветров сидит – высокий, как гора, волосы из облаков, длинные, седые, в них молнии запутались, а глаза, как вихри, крутятся, то голубые, то серые, будто шторм в них живёт. Трон его из молний сплетён, искры с него сыплются, как звёзды, а за спиной вихри танцуют, будто стражи, каждый вихрь с лицом, словно духи ветра, глаза их блестят, как роса. Одежда на Повелителе из облаков соткана, но тяжёлая, как буря, и плащ его колышется, будто сам ветер его треплет.

– Я Повелитель Ветров, – гудит он голосом, что в ушах гремит, будто гром в грозу. – Песни мои ищешь? Тени мне покоя не дают, в бездну их сдуну, и ветры их в вечный холод унесут!

– Постой, Повелитель, – говорю, голос мой дрожит, но держусь, жезл крепче сжимаю, – тени свет ищут, я их мир спасаю. Дай мне песнь Заката, пропусти их к Очагу!

– Песнь Заката завоюй, – отвечает он, глаза его вихрями закрутились, – стань ветром, как я, и докажи, что сила природная твоя бури укротит!

Я жезл подняла, Очаг засиял, свет его тёплый, как огонь в избе, по залу разлился, и ветер меня подхватил, закружил, будто в танце. Серко гавкнул, за мной побежал, лапы по облачному полу скользят, а я возгласила: "Ветры, огни, земля и воды, сила моя с вами в союзе! Солнце в зените, тепло сердца греет!" Ветры подхватили, их гул стал мягче, будто хоровод они затеяли, и Повелитель улыбнулся, впервые за всё время, глаза его потеплели, как небо после грозы:

– Хороша, Странница! Сила природная твоя бури укротила! Песнь Заката твоя – "Сумерки падают, покой в сердце зовёт". Спой их вместе, и тени пропущу!

Я возгласила все три песни, голос мой звенел, как колокольчик на ветру, Очаг засветился ярче, свет его по залу разлился, будто солнце в замок вошло. Тени из мира иного влетели в зал, закружились в танце, но уже не тоскливом, а радостном, их силуэты засветились, будто искры в них зажглись. Повелитель ветром махнул, плащ его заколыхался, и тени улетели к Очагу, что где-то в граде ждёт. Жезл мой дрогнул, руны новые засияли, свет их мягкий, как заря, а клубок подпрыгнул, довольный, будто в ладошки хлопнул. Серко язык высунул, глаза блестят, как звёзды, и говорит:

– Ну что, Странница, ветры теперь не плачут, а поют! А тени-то к свету ближе стали, молодцы!

– Да, Серко, – отвечаю, улыбаясь, – сила природная нас вела, ещё шаг к Очагу сделали. Идём, путь наш долгий!

Вдруг Феникс прилетел, крылья запылали, перья искрами сыплются, как звёзды падают, и говорит:

– Ну что, Странница, пятая сказка спета. Малый Очаг у тебя , да вернуть его на место, чтоб разгорелся он всей своею силую – твоя задача. А нить новая ждёт – веди к пустыне, где пески шепчут!

С крыла его нить слетела, светлая, как утренняя заря, и указала на пустыню далёкую, где пески истории сказывают. Так пошла я дальше с Серко, путь мой – сказок полон, а что впереди – тому свой черёд!

Сказки Феникса: Сказка о Пустыне, Где Пески Шепчут Слаще Мёда

Слушайте, добрые люди, сказание моё, что поведал мне Феникс, Носитель Сказок, на крыльях огненных своих, а я, Странница, поведаю вам, как было то в путях моих, чудес исполненных. Шла я по землям бескрайним, где тени времён плетут узоры древние, где дыхание прошлого зовёт к себе. В руках моих жезл ясенный, вырезанный из древа древнего, что дышит магией миров, а за плечами – Очаг, светлый камень, горячий, да не обжигающий, что несу я теням, ждущим света в бездне. Рядом Серко, волчонок мой верный, ушки торчком, всё нюхает, да хвостом виляет, лесной дух в нём живёт. И вела меня нить светлая, что слетела с крыла Феникса, к пустыне златой, где пески сияют, будто солнце в них запуталось.

Долго ли, коротко ли шла я, а вышла к пустыне широкой, бескрайней, где барханы стоят, как волны морские, да ветер поёт, как голос предков в ночи. Солнце пылало в вышине, будто глаз Феникса следил за мной, а песок скрипел под ногами моими, словно шептал тайны свои. Устала я, присела на бархан, и плащом бархатным, вышитым знаками таинственными, укрылась от ветра холодного. Очаг в мешке моём тлел тихо, тени шевелились, ждали, а Серко рядом лёг, носом в песок уткнулся и говорит:

– Ох, Странница, пахнет тут старым ветром, да ещё слаще пирогов на ярмарке! Чую, беда али чудо впереди!

И тут пески заговорили.

Сначала шёпот тонкий, как нить паутинная, прошёл по барханам, а после голоса их сплелись в песнь, сладкую, как мёд с цветущих склонов, как дыхание весны в зимнюю стужу. "Останься с нами, Странница," – пели пески, – "послушай сказания наши, что не слыхала ни одна душа живая, ни один ветер вольный, ни даже леший на своих посиделках!" Серко ушки навострил, хвостом по песку шлёпнул, а я, грешным делом, замерла, ибо сладость их слов в сердце моё пролилась, как вино в чашу на пиру веков.

И начали пески сказывать.

Первая сказка их была о караване, что сгинул в бурю песчаную. Поведали пески, как купцы шли с товаром богатым – шелками, да пряностями, да горшками расписными, а буря их накрыла, будто шапкой-невидимкой. Верблюды, упрямцы горбатые, плюнули на ветер, да в звёзды обернулись, сияют теперь в ночи, а купцы ветром стали, да так резво закружились, что до сих пор над барханами танцуют, шелка свои роняя. "Видела б ты, Странница," – пели пески, – "как один купец, носатый, что твой Серко хвостом, в звезду угодил да там сияет, носом путь караванам указывая!" Увидела я в очах своих их тени, что плясали в вышине, и ахнула, ибо краса та была дивная, как узоры на крыльях Феникса. Серко хмыкнул и молвил:

– Нос в звезде? Это он, поди, звёзды нюхает, как я зайцев в лесу!

Вторая сказка явилась загадочнее первой. О зеркале, что сокрыто под барханом, поведали пески. Сделал его мастер старый, с бородой до колен, да таким хитрым, что зеркало души показывало, а не рожу в пыли. Один путник глянул – увидел себя королём, да с короной набекрень, и песчинкой стал от стыда. Другой узрел в себе зайца трусливого, что морковку в норе прячет, и тоже сгинул. "Глянь в него, Странница," – шептали пески, – "узришь себя краше всех!" Задумалась я, что узрела бы – свет ли Очага, что несу, иль тьму ли теней, что за мной следуют? Серко лапой песок копнул и говорит:

– Не верь им, Странница! Я в зеркале том волка увижу, а они скажут – блоху, и пропаду зазря!

Третья сказка была слаще мёда и горше слёз. О юноше, что тень Феникса полюбил, сплели пески повесть. Был он пастушок простой, с дудкой кривой, да сердцем жарким. Увидел тень Феникса на закате, да показалось ему, что это красна девица, венок ей из лучей сплёл, да ещё ромашек туда напихал, чтоб краше было. Тень ожила, засмеялась, крылья из света соткала, да улетела в небеса, оставив его с песней, что доныне в ветре поёт. "Сплети и ты венок, Странница," – пели пески, – "да останься с нами!" Запела душа моя, и захотелось мне дудку ту найти да песнь спеть, чтоб Феникс прилетел. Серко носом фыркнул:

– Венок из песка сплетёшь, Странница, да на уши мне наденешь, вот смеху-то будет!

Четвёртая сказка о граде, что ушёл под пески, явилась предо мной. Был тот град златой, с башнями, что до звёзд доставали, да с пирогами, что сами в рот прыгали. Жили там люди весёлые, плясали до упаду, пока пески их не позавидовали да под себя не утащили. Ныне град в снах путников живёт, и кто спит на бархане, тот пирог во сне ест, да просыпается с песком во рту. "Ляг, Странница," – шептали пески, – "пирог отведай!" Серко уши прижал и буркнул:

– Пирог с песком? Это им, чай, не зайца в капусте жевать!

Пятая сказка – о реке, что вспять текла. Была она водой живой, с рыбами, что песни пели, да старуха с клюкой её заколдовала, чтоб время вспять пошло. Рыбы вверх брюхом поплыли, а старуха молодеть стала, пока не стала девкой, да такой сварливой, что пески её обратно старухой сделали. "Пей из реки, Странница," – пели пески, – "время своё вороти!" Я уж руку протянула, да Серко лапой песок шлёпнул:

– Не пей, Странница, а то бороду отрастишь, как у Морского Деда, и будешь мне хвост чесать!

Шестая сказка – о птице без крыльев, что пески летать научила. Была она малая, с пером одним, да голосом звонким, как колокол на ярмарке. Запела она, и пески за ней потянулись, барханы задвигались, будто взлететь вздумали, как волны колышатся, и как крылья, да всё от земли оторваться не могут, а птица хохотала над ними да припевки пела: "Летите, пески, летите!" С той поры барханы ходят туда-сюда, путников путают. "Спой с нами, Странница," – шептали пески, – "да лети с барханами!"

Слушала я, и очи мои застилались мороком сладким, ноги мои в песок уходили, а руки к барханам тянулись, будто к старым друзьям. "Останься," – пели пески, – "стань частью нас, и сказка твоя вечной будет, слаще пирогов да звонче песен!" Дни ли, ночи ли минули, не упомню, но вдруг Очаг в мешке моём затрещал, искры вырвались, пальцы мои обожгли. Тени зашевелились, загудели, будто голоса предков: "Неси нас, Странница, свет наш ждёт!" Серко вскинулся, зарычал, шерсть дыбом, и крикнул:

– Очнись, Странница, пески нас в пирог замотают да с песком скормят!

Вздрогнула я, будто из сна тяжкого пробудилась. Поняла я – не сказки то были, а чары песчаные, что душу мою в плен взять хотели, чтоб Очаг мой угас, а тени света не дождались. "Нет," – молвила я, вставая, жезл ясенный крепче сжимая, – "не ваша я, пески! Путь мой – к теням, что в бездне ждут, с Очагом их светом озарить, а не с вашими пирогами песчаными!" Пески зашипели, будто змеи в гневе, да ветер их голоса унёс, а я пошла прочь, Очаг к груди прижимая. Серко рядом бежал, хвостом вилял и говорил:

– Ну и сладко пели, Странница, да чуть нас не сгубили! Хорошо, Очаг твой нас выручил.

Так ушла я из пустыни, где пески шепчут слаще мёда, унося в сердце своём эхо их сказок, да не поддавшись чарам их. А Феникс явился ко мне, крылья его пылали, как факел в ночи, и молвил:

– Ну что, Странница, и эта сказка спета. Очаг твой цел, тени ждут, а нить новая ведёт – в поле, где травы судьбы ткут!

С крыла его слетела нить, светлая, как заря утренняя, и указала путь к полю далёкому, где тени ближе к свету своему. Так пошла я дальше с Серко, путь мой – сказок полон, Очаг к теням несу, а что впереди – ещё неведомо!

Сказки Феникса: Сказка о Поле, Где Травы Ткут Клубки Судьбы

Слушайте, добрые люди, новое сказание моё. Шла я по землям бескрайним, где тени времён плетут узоры древние, где дыхание прошлого зовёт к себе. В руках моих жезл ясенный, вырезанный из древа древнего, что дышит магией миров, а за плечами – Очаг, светлый камень, горячий, да не обжигающий, что несу я теням, ждущим света в бездне. Рядом Серко, волчонок мой верный, ушки торчком, всё нюхает, да хвостом виляет, лесной дух в нём живёт. И вела меня нить светлая, что слетела с крыла Феникса, к равнине широкой, где травы молчат, да судьбы ткут.

Долго ли, коротко ли шла я, а вышла к полю бескрайнему, где травы стоят высокие, как море зелёное, да молчат, будто тайну великую хранят. Ветер гудел меж стеблей, словно голоса предков, а небо над нами сияло, будто купол златой. Устала я, присела на землю мягкую, и чувствую как дух её меня обволакивает. Очаг в мешке моём тлел тихо, а Серко рядом сел, нос к травам потянул и говорит:

– Ох, Странница, пахнет тут ветром вольным да нитками какими-то! Чую, травы эти не простые, что-то плетут!

И тут травы заговорили.

Не голосами, как пески в пустыне, а шорохом тонким, будто нити судьбы меж собой шептались. "Приветствуем тебя, Странница," – шелестели они, – "мы травы судьбы, ткём клубки жизни для душ, что света ждут. Помоги нам, собери их, да отнеси теням, что в бездне томятся, и будет им новая судьба!" Серко ушки навострил, а я жезл ясенный подняла – и вижу: меж трав клубки лежат, светятся, будто звёзды малые, каждый нитями судьбы сплетён. Одни золотые, как солнце в зените, другие серебряные, как луна полная, третьи тёмные, как ночь без звёзд.

"Что ж," – молвила я, – "коли Феникс меня сюда привёл, помогу я вам, травы, да теням судьбу новую дам!" Серко хвостом вильнул и говорит:

– Это что, нитки судьбы? Я б их погрыз, да, видать, не для зубов моих!

Взялась я за дело. Первый клубок золотой был – травы поведали, что ткали его для воина храброго, что меч свой в бою потерял, да в тени ушёл. Нити в нём звенели, как звон клинка о щит, и я его в мешок свой положила. Второй клубок серебряный – для девы певучей, что песни свои ветру отдала, да в бездне осталась. Шелестел он, как ручей под луной, и я его бережно взяла. Третий тёмный – для старца мудрого, что тайны свои в ночи укрыл, да тенью стал. Гудел он глухо, как ветер в пещере, и я его тоже собрала.