© Принцесса Лана, 2025
ISBN 978-5-0065-7657-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
«Говорят, после сорока жизнь только начинается, но никто не подозревал, что жизнь до сорока была намного лучше».
Павел Семенович
Глава первая. Удручающие дни
Уже последние три года каждую ночь я не могу нормально спать. Что-то тревожит мою душу. Иногда сбивается дыхание, колотит сердце и руки будто немеют. Не могу предположить, что это и как это лечить, может, какая-то болезнь или хандра? Может, я попусту свихнулся из-за своей рутины и работы? Может, я недостаточно уделяю время дочери? Может, я недостаточно хорош?.. Говорят, после сорока жизнь только начинается, но никто не подозревал, что жизнь до сорока была намного лучше.
Я не особо люблю кофе, но и травиться им почти каждую ночь не очень хорошая идея. На утро обычно просыпаюсь без задних мыслей, ноги-то еще в порядке! Затем отвожу дочь в школу, а сам отправляюсь на работу. Не знаю, есть ли смысл что-то менять в моей жизни, если меня и так все устраивает. Мужики говорят, что давно пора найти себе посудомойку, а друзья молчат, не хотя заводить об этом тему. Я с последними согласен: нет нужды доказывать другим, что женщины не посудомойки, да и каждый человек имеет свой смысл в этом мире. Нельзя умолять чью-то роль, чье-то значение или вовсе переделывать кого-то под свой лад. Обычно на такие утверждения на работе или в каких-то культурных местах я не обращал внимания, даже не пытался ответить или возразить, ведь это всего лишь почва для конфликта, для уподобления чьим-то горем.
Такие мысли кружили в моей голове, пока я вез дочь в школу, а она мило напевала мелодию какого-то зарубежного певца, тем самым прерывая поток нескончаемых рассуждений.
– Может, сходим сегодня в театр после школы? – я решил предложить какой-нибудь совместный отдых, чтобы развеять себя и Василису от серых будней Роквудвилла.
Мы решили переехать в этот маленький городок, дабы забыть свое прошлое, в котором мы двое тонули. Пусть это и больше похоже на какое-то маленькое деревенское поселение, но так даже лучше. Отвлекаясь на свои мысли снова, я изредко поглядывал на Васю (да, такую уменьшительно-ласкательную форму придумали ей друзья, почему именно Вася, не знаю, но звучит хорошо), а она, в свою очередь, наблюдала за пейзажем за окном. Ехать до школы составляло всего малость, и, когда показалось серо-коричневое здание впереди, именованное общеобразовательным учреждением Роквудвилла, мне пришлось свернуть на парковку для вынужденной остановки. Да что тут говорить! Я бы развернулся, не выпустив дочь из машины, и рванул куда угодно, лишь бы не на работу и не в школу. Хоть в театр, хоть в ресторан, да хоть в другой город. Но жизнь на то и жизнь, что никто не поднесет тебе завтрак с крупными чаевыми на подносе.
– Пап, ну, я пошла, – она отстегнула ремень, дотянулась до моего кресла и крепко приобняла, чмокнула в щечку и потянула руку на заднее сидение, чтобы забрать портфель.
– Давай, умничка моя, а вечером в театр! – воскликнул я вслед закрывшейся двери и уходящей вдаль дочери.
Благополучно выехав с парковки, мне пришлось отправиться на работу, очень опасную, но не настолько, насколько опасен мир для девочки с любящим сердцем. Всю дорогу, пусть и недлинную, я думал о том, как уберечь свою дочь от тех людей, которые могут скрываться под масками, творить полную чушь и потакать другим ради выгоды. Но, добравшись до места назначения, мысли разом испарились, а голова забилась задачами на сегодняшний день. Я был признателен, что завтра суббота, и можно, наконец-то, спокойно отдохнуть и подумать о моей семье или тем, что от нее осталось.
– О, господин явился! – послышался голос сзади в момент, когда я закрывал свою дверь машины.
– Ребят, да хватит меня так называть! Не я тут администратор! – я обернулся с насмешкой и заметил Костю и Сережу.
Мы с ними работаем на АЭС уже пятнадцать лет и дружим примерно столько же.
– Ну, ладно, Павел Семенович! Ваша взяла! – захлебываясь собственными слюнями, засмеялся Сережка, пожав мою руку.
– Смотри, не облей его из своего широкого рта! – проворчал Костя, сделав тот же приветственный знак.
Поставив машину на сигнализацию, я вместе с ними отправился в здание. Ой, совсем же забыл рассказать, кем вообще работаю! Костя является специалистом по контролю и управлению ядерной станции, если перевести на простой и незаумный язык, то он просто управляет реактором и следит за его показателями. Сережка – техник радиационной защиты или человек, который контролирует уровень радиации и, в принципе, защищает всех нас от случайного облучения. А я главный инженер, отвечаю за безопасность эксплуатации оборудования. Думаю, хватит этих профессиональных терминов!
Войдя по собственным пропускам, мы разбрелись по своим энергоблокам для того, чтобы подготовить оборудование для научных испытаний. Наш директор связался с каким-то там ученым, дабы улучшить производство электроэнергии. Подробностей нам не рассказывали, да и это нас не касается, наша задача лишь выполнять то, на что нам укажут пальцем. Мой четвертый энергоблок был самым маленьким по сравнению с другими, а второй являлся самым большим, в нем как раз-таки зачастую работал Сережка. Даже не знаю, с чего его вообще туда приняли. Пусть он и ведет себя порой очень глупо, но на работе этот человек ответственен, будто бы у него две личности, которые он меняет в зависимости от места нахождения. «Может, мы что-то о нем не знаем?» – подумал я, направляясь в свой энергоблок. Рабочие оттуда яро поприветствовали меня, а затем каждый направился к своему оборудованию для работы. А я, в свою очередь, обходил их и наблюдал, чтобы никто не наделал глупостей. Директор дал мне своеобразную задачу – модернизировать насосное оборудование. По его задумкам, оно должно было транспортировать ненужные отходные вещества в более безопасное место, чем есть сейчас. Я говорил ему, что для этого нужно нанять более квалификационного эколога, чтобы в соответствие с ним определить территорию для слива. АЭС и так огорожена забором от внешнего мира и стоит за городом среди каких-то степей. На что он мне сказал, подготовить хотя бы чертеж. «Как я его должен готовить?! – подумал я. – Если согласовывать не с кем». Он сам уволил предыдущего эколога, который являлся на работу в пьяном бреду.
Полдня думав над чертежом и израсходовав тонну бумаги и своего личного времени, я отправился на обед. У нас есть специально отдельная столовая, находящаяся в семи минутах от комплекса станции, а если пройти еще минут десять и по другой стороне трассы, то можно наткнуться на заправку. Здание столовой не отличалось от обычных в нашем городе: прямоугольные окна, круглые столы, неудобные деревянные стулья, зато отменные котлеты. Постоянно беру их на обед, мне даже говорить об этом не надо! Как только захожу, ко мне подходит полненькая розовощекая женщина с солнечными кудрями и говорит: «Господин, вам лапшу с котлетами и чай?». И правда, он у них был отличный!
Я довольствовался обедом, снова уходя в мысли о семье и ее будущем. «Может, переехать куда-нибудь снова?» – подумал я.
– Господин! – окликнул меня кто-то, махая рукой перед моим взором, устремленным в окно и наблюдавшим за проезжающими машинами.
– А, Кость, это ты! – я встряхнул голову и увидел своего товарища, сидевшего напротив меня и уминавшего блины со сгущенкой.
– Так, ты же всегда ешь булочки с паштетом из заправки или сегодня какой-то праздник, и ты решил устроить банкет?
– Либо автогол, либо аут! Здесь выбор из двух очевидных вещей: что то, что то выпечка. Ну, а так, я просто хотел с тобой посидеть. Ты в последнее время какой-то не свой.
– А, ты чего попить не взял?… – неумело сменил тему я, переводя взгляд со своего напитка на товарища.
– А, так у меня люноль1 есть, – он со стуком поставил литровую бутылку на блестящую поверхность стола.
– Ну, ты меня удивляешь! Хоть не пиво достал, как обычно! – просмеялся я и ненароком пробежался взглядом по витрине столовой, заметив Сережку Гореко, закончившего расплачиваться за еду и направлявшегося к нам.
– А я вас тут через окно увидел и решил надоесть немного! – он говорил быстро, иногда проглатывая окончания слов.
– Да ты нам еще давно надоел! – насмешливо произнес Костя с набитым ртом.
– Цыц, Константа! – фыркнул Сережка и сел рядом со мной напротив нашего товарища.
– Ты тут цирк разводишь, а у нас Господин с ума сходит!
– Чего это? – поинтересовался Гореко, повернувшись ко мне с приподнятой бровью.
– Не обессудьте товарищи просто устал от рабочей недели
– Аккорий тебя совсем загонял с этими чертежами! – произнес Костя и помедлил, запивая сладкие блины люнолем, а затем продолжил. – Что это за директор такой? На тебя свешивает еще и обязанности эколога! Его нанимать надо, чтобы вы вдвоем все порешали, а не вот так! Штрафным попахивает!
– Может, на выходных сходим куда-нибудь втроем? – поправив волосы под бейсболкой, предложил Сережка.
– Я планировал провести их с дочерью, – оборвал его я.
– Это дело хорошее! – произнес Гореко в ответ, начиная есть беляш.
– Конечно, это у него семья, а у нас ни детей, ни плетей, никого! – возмутился Константа.
– А ты пиво с футболом почаще сочетай и вообще никого никогда не будет! – фыркнул Сережка.
– Девочки, хватит ссориться уже! – я хлопнул ладонью по столу, забрал поднос с остатками еды и направился к мусорному ведру.
Мне тяжеловато было есть столько, сколько мог раньше. Поэтому и потерял немного в весе. Бросив друзей на произвол судьбы, я покинул столовую и отправился обратно на работу. «Времени до конца обеда осталось как раз столько, чтобы можно было успеть до здания станции», – подумал я, посмотрев на свои карманные часы и отправив их обратно в карман. Товарищи даже не стали догонять, а просто оставили одного. Они уже как три года назад поняли, что со мной что-то не так, но в течение этого времени я даже не заикался, что конкретно случилось. Просто не могу. Пусть и друзья были самыми близкими, после дочери, что у меня осталось, но рот не хотел открываться и озвучивать то, что заставляло мое сердце так страдать по ночам, упиваясь кофе в течение трех лет.
Дойдя до станции в тишине, я постарался воспрянуть духом и настроиться на работу. Когда вошел в свой энергоблок, другие сотрудники попросили меня зайти к директору, так как он ждал моего прихода с обеда. Мне пришлось незамедлительно отправиться к нему на второй этаж. Я поднимался по лестнице со вздохами разной тональности, поскольку его странно поставленные задачи уже начали докучать. Оказавшись в маленьком коридоре, имевшим только три двери (кабинет директора и женский и мужской туалеты), я галантно постучался и услышал низкое: «Входите!». Комната была обставлена недурно, вкус у этого человека явно присутствовал и причем хороший.
– Здравствуйте, Павел Семенович, я бы хотел обсудить с вами дело по поводу модернизации насосного оборудования.
– Здравствуйте, да, у меня есть несколько чертежей с собой, а остальные внизу, в кабинете, – я полез в карман за бумажками.
– Обождите, я вызванивал людям для найма экологов, и у нас есть три варианта. Вам нужно выбрать два любых по более рациональному усмотрению, а чертежи положите мне на стол.
Я все же достал свернутые бумажки, привел их в доблестный вид и отправил на место, назначенное директором, а он мне, в свою очередь, в обмен отдал небольшой листок с номерами телефонов и имен и фамилий.
– Можете идти, – услышал я и развернулся для ухода. – Домой. Вы свободны, только разберитесь с экологами до понедельника. Хороших выходных!
– Благодарю, – мое лицо выглядело растерянным, но я не смог его замаскировать даже перед директором, он никогда не относился ко мне с большим уважением, чем сейчас.
Спускался я на первый этаж, тоже вздыхая, только уже равномерно и мелодично, будто с облегчением.
– Ты куда это? – прошепелявил Сережка. – Уволился что -ли?
– Да нет, директор меня пораньше отпустил, – тело обрамляла арка в раздевалку.
– Везет тебе, ну, сулюлуй2, а я в туалет!
Развернувшись и углубясь в комнату, я вздохнул, меня забавляли странные слова Кости, ну вот от сережкиных мне хотелось ударить ладонью по своему лицу. Он выдумывает какой-то свой язык, будто подросток, и использует, где попало, что порой люди его абсолютно не понимают. Но мы все равно дружим и уважаем друг друга, ведь все разные и нельзя сказать, кто хорош, а кто плох, потому что у каждой темной стороны есть светлое прошлое, которое злосчастно потушили, оставив пепел и уголь.
Накинув ветровку из-за прохладной весны, я вышел из комплекса и направился на парковку к своей машине. Отключив сигнализацию и открыв доступ к дверям, у меня не получилось их открыть, будто бы кто-то держал их изнутри. Транспорт начал сигнализировать, кажись, не признавая своего хозяина. Я начал нажимать на кнопки своего брелока с задержкой в пару секунд, и оглушающий вой прекратился, а двери снова стали доступны. Усевшись за кресло, я обнаружил зеленую жижу, стекающую с ручки внутренней стороны дверцы. Откуда она взялась, мне даже в голову не пришло, но никакого запаха не оставляла. Спокойно и как ни в чем не бывало, мне пришлось убрать это недоразумение и снова отправиться в путь. Бак моей машины почти опустел, поэтому я решил заехать на заправку.
Оставив транспорт рядом с колонками бензина, мои ноги потянулись к магазинчику.
– Здравствуйте, мне нужно заполнить бак полностью, – произнес я, доставая карточку из кармана брюк, в которые успел влететь в раздевалке.
– Вам нужен бензин? Да-да, здесь же заправка! Может, вам нужно еще помыть машину?
– Нет, благодарю вас, я ее помыл недавно, она абсолютно чистая, да и на улице негрязно.
Он смотрел на меня как-то странно, будто бы ожидая, что я соглашусь на его предложение. Но увидев, что мне абсолютно все равно, мужчина двинулся наполнять бак, а я вышел за ним.
– Вы не думаете, что ваша машина какая-то склизкая и отдает нотки болотной трясины?
После его слов я растерялся и обвил свой транспорт взглядом. Обычный минивен благородного красного цвета, ни пылинки, ни соринки, ничего! Мое сознание сказало умолкнуть, поэтому рот даже не открылся, чтобы что-то произнести в ответ. Заполнив бак полностью, как мне этого и хотелось, он принял оплату и удалился в магазинчик, как робот, словно запрограммированный. Я почесал затылок и сел в минивен, а затем глянул на свои карманные часы с цепочкой (оставалось около сорока минут до конца учебного дня Василисы), а после выехал в путь. Тот мужчина будто бы следил за мной через боковое стекло машины и провожал взглядом, но этого не удалось заметить.
Я ехал под музыку, которую мы слушали когда-то все вместе, когда она еще была со мной… Тогда все были счастливы, и все было хорошо, но уже ничего не вернуть… Это как с разбившейся чашкой, ее можно склеить, но она не станет прежней. Тоже самое и с жизнью, ее можно вернуть, но стоит ли? Не будет ли снова того, что мы пережили? Меня снова отвлекли от мыслей, на этот раз авария, которая создала пробку. Как обычно, кто-то кого-то не пропустил, столкновение и разбирательство: кто осел, а кто прав. Мой мобильник в кармане зазвонил, и я хотел уже было потянуться за ним, но мельком обратил свой взор на правую сторону, где увидел того самого заправщика, стоящего в пробке, как мы все, но при этом пялящего на меня. По телу пробежали мурашки, а внутри будто бы стало все переворачиваться. Протерев глаза, я, наконец-то, ответил на звонок, который мучил мои уши до сих пор.
– У вас машина грязная, вам нужна мойка!
Моя голова медленно повернулась направо в то же положение, что и тогда. Этот тип держал телефон у уха и продолжал твердить одно и тоже, будто по приказу. Мое взрослое и окрепшее тело пронзил страх, кажись иголками куклу вуду. Я сбросил трубку и кинул смартфон на сидение рядом, после попытался вырулить, чтобы найти другой путь из этой пробки. Машина гудела от той скорости, которая показывала на спидометре. Из транса меня вывел вой полицейской машины, нужно было остановиться.
Затормозив у обочины, я тряс головой в попытках прийти в себя и ждал нотаций полицейских. Кто-то постучал мне в окно, что пришлось его опустить.
– Здравствуйте, уважаемый, почему превышаете скорость? Это трасса, несомненно, но так гонять, даже на ней, нельзя, – молодой человек в форме начал разговор.
– Да-да, извините, такого больше не повторится.
– Будьте добры, ваши документы? – он протянул руку и ждал бумажек.
– Вот, – я послушно вручил их ему и снова протер глаза.
– Хорошо, подышите сюда, пожалуйста, – парень вернул документы и протянул алкотестер в окно, чтобы было удобнее дотянуться.
Для меня это показалось вздором, ведь я никогда не пил, сколько себя помню, и чтобы уж выглядеть пьяным! Из моего дрожащего рта просочился воздух, который дал понять полицейскому, что я трезв. Тогда он извинился за беспокойство, покинул меня и доставил возможность, наконец-то, отправиться в путь за своей дочерью.
Оставшаяся часть дороги была без происшествий, я подъехал на ту же парковку, что и сегодня утром, и ждал Васю. Почему-то из школы она вышла с опущенной головой. Услышав сигнал и заметив красный минивен, Василиса изменилась в лице и побежала к машине.
– Привет, пап, – она открыла дверь и хотела расположиться на сидении, но я совсем забыл про телефон на нем, поэтому быстро и незаметно убрал его оттуда. – Ты сегодня как-то рано, обычно заканчиваешь позже, все в порядке?
Вася потянулась на заднее сидение, чтобы убрать портфель, но я опередил ее. В нашей семье все всегда обращались на «ты». Я знал пару таких, где там чуть ли не реверансы исполняли дети при приветствии, всегда на «вы»! Это, конечно, весело… Да кого я обманываю? Это ужасно! Кажись, это не твои родные люди, а просто те, кто выше тебя по статусу, а ты как придворный слуга кланяешься. Мы вели себя друг с другом, как друзья. Дочь могла посмеяться со своей мамой и поговорить о глупостях и низменных вещах, ко мне она имела возможность подойти с любым вопросом, на который я обязательно отвечу и, который вряд ли допустим в других семьях.
– У меня все нормально, но ты-то чего грустная такая?
– Я хотела позвать пару одноклассников на пикник в воскресенье, а они уезжают с родителями в поход… – она снова опустила голову.
– Хочешь, съездим вместе с тобой? – я закрыл окно, про которое забыл тогда, и потому что оно, словно пробоина, вселяло прохладный воздух в салон машины.
– Давай! А я смогу позвать подругу, если та будет свободна? – Вася воспрянула духом.
Мне становилось приятно наблюдать за ее радостным лицом и улыбкой. Как-никак она все, что у меня осталось от семьи.
– Конечно! – я улыбнулся в ответ так, как не улыбался никогда, потому что эмоции с моего лица обычно невозможно прочесть.
И мы отправились домой под ту же музыку, под которую раньше ездили всей семьей на пикники, походы и другие мероприятия. Тогда, когда у нас еще все было хорошо. Тогда, когда мы были и правда счастливы, но если я говорю это сейчас, то, получается, несчастлив в настоящем. Счастлив! И уверен, что дочь тоже… Но нельзя отменить того факта, что хорошо там, где нас нет, а прошлой нашей семьи больше нет. Той счастливой, которую мы выстраивали так долго.
Мы прибыли на место. Наш скромный домик, огороженный забором от части внешнего мира, располагался близ небольшого пруда. Коричневый кирпич и желтая черепичная крыша создавали тепло и уют даже зимой, когда холода сковывают души людей. Повесив свою ветровку на крючок в прихожей, я направился на кухню, чтобы соорудить что-нибудь на ужин, а Вася, в свою очередь, повторив за мной, забежала в свою комнату.
– Мира, ты свободна в какой-нибудь выходной? – она настолько вдохновлено и радостно верещала в трубку, что я отчасти слышал их разговоры.
– Да, но только в субботу! Мой папа хочет поехать с нами на футбол.
Небольшое молчание навело меня на мысль, что любые слова, связанные с семьей, вызывали у дочери грусть.
– Ну, хорошо… Поедешь на пикник с нами? – она попыталась отвлечься от наваждающих мыслей и второстепенной темы этого разговора.
– Конечно! Могу позвать Дэна! – голосок ее подружки был писклявым и отдавался эхом в моей голове.
– Давай! А кто это?
Больше я ничего услышал, наверное, они начали разговаривать чуть тише.
– Вася! Иди ешь! – прокричал я, уже оказавшись за обеденным столом.
Дочь зашла в комнату с покрасневшим лицом, мне удалось почти сразу заметить это, потому что обычно ее поведение более боевое. Она скованно присела за стол напротив меня и молча принялась есть пюре со стейком.
– Что-то не так? – я решил начать разговор, доев порцию еды, тем самым, закончив трапезу.
– Все нормально… Просто… – она помедлила, кажись, боясь моего ответа. – Можно с нами пойдет Дэн на пикник завтра?
– Да! Можно, конечно, ты боялась, что я скажу «нет»? – мои руки лежали в замке на столе поодаль столовых приборов.
– Нет… Он мне нравится или что-то вроде того… – пока вилка с едой отправлялась ей в рот, щеки издавали мерцающе красный румянец.
Я не стал задавать больше вопросов, даже тот, который смутил меня больше всего. Если она знает его, то тогда зачем по телефону спрашивала, кто это? Может, Вася хотела скрыть свои чувства, чтобы никто не проник в ее сердце. Врать, конечно, нехорошо, но дочь стала поступать также, как и я. Она тоже не хотела показывать настоящую себя: всегда скрывала истинные намерения и чувства. Но зачем? В силу возраста, наверное, боялась осуждения со стороны, непринятия чувств или вовсе отторжения общества. А, может, она, как я, схватила мой образ жизни как тогда, когда моим воспитанием занимался дедушка.
Мать умерла после родов и, соответственно, остался только папа, но, по словам бабушки, он не смог принять утрату жены и не хотел сосредотачиваться на мне, поэтому спихнул на родственников. Дедушка сам по природе был внешне скуп на проявление эмоций и чувств, даже к своей жене. Он не любил лишних глаз и при мне никогда не целовал бабушку, даже в щечку. Но когда в детстве я встал у стены и подслушал их разговор обо мне, то понял, что дедушка очень ее любит, просто воспитан так и уже не в силах изменить себя, потому что такое поведение крепко засело в ядре его души.
– Ох, бедной наш внучок! Ни матери, ни отца толком! Что ж такое? Вот так дети и вырастают без семьи и среди родственников!
Я не видел ничего, что происходило за стеной и даже не посмел глянуть, так как свет был включен и меня легко могли заметить.
– А я говорил, что он сопляк! Сидит и ноет там по ночам, бухает, небось! Нет, чтоб сына воспитывать, ему свое время посвятить, так он о покойнице ноет! – грозный голос эхом затрясся в гостиной.
– Ну, что ты так, милой! Ну, горе у человека, понять же можно! Помнишь, как наш котеночек Мартушка умер? Так сам же раскаялся и не мог полгода на животных смотреть!
– Я понимаю его и не осуждаю, но ведь у него есть сын! Если бы остался один, так хоть спейся до смерти! Я же не пошел и не повесился, потому что котенок умер! Да, тяжело, но у меня есть ты, а оставить тебя в этом и так скорбном мире… Себе не прощу этих слов! – пусть и в грозном голосе, но мне удалось распознать и понять в свои десять лет, что такое любовь и что у дедушки она тоже есть, просто он яро ее скрывал глубоко в сердце.
Затем мне пришлось уйти в кровать, так как послышался топот, направленный в мою сторону. Поэтому я был уверен, что Вася неосознанно скопировала мое поведение, но в силу ее возраста это еще можно исправить. Ведь если есть чувства, их нужно показывать, пока сердце не остыло.
После трапезы мы начали собираться в театр или как бы это сказали несколько столетий назад – «наводить парад». Я, как обычно, надел пиджак, брюки и галстук-бабочку – это мой обычный вид, поэтому я не особо старался. А вот Вася долго мешкалась, у нее не выходило найти идеальный наряд. Тут уж мне пришлось выступить в роле матери или подружки, чтобы что-то помочь подобрать. Спустя двадцать минут примерок мы остановились на бежевом платье, расклешенным к низу, в нем она выглядела великолепно, наверно, также бы и выглядела ее мама. Я отбросил снова наваждающие мысли и поспешил в прихожую, чтобы накинуть легкое пальто. Как-никак март на улице стоял ветреный!
Вася наносила помаду на свои пухлые губы: винно-красный и бежевый прекрасно сочетались. Закончив со сборами и вдоволь набрызгавшись парфюмом, мы с дочерью, как люди красных и почетных кровей, покинули теплый и уютный дом, который вселял в наши души улыбки. Я завел машину, и мы двинулись в путь. Дочь имеет хороший вкус в одежде, ее умение сочетать цвет пальто и губной помады заставляет меня удивляться. Она попросила включить ту же музыку, которую мы всегда слушаем и слушали, когда были все вместе.
Воспоминания снова нахлынули на мою голову, и перед моим взором стоял жаркий летний денек. Лариса и Вася сидели на задних сидениях и, раскачиваясь из стороны в сторону, словно ветки деревьев на ветру, подпевали в унисон песне. Их лица излучали радость, а мое тело заполнялось теплом, но этого больше нет и не будет. Я никогда не почувствую тот уют, который создавали они вдвоем… Который окрылял меня и дарил желание жить… Жить ради них… ради себя для них…
Сигнальный звук, выходящий из машин, вывел меня из транса. Еще бы чуть-чуть и этот день закончился аварией. Нужно выкинуть подобные мысли из головы, они заставляли реальность вокруг меня расплываться и переносили мое сердце в потерянный и невозвратимый уют. Мужчина из седана что-то крикнул мне вслед, но я не стал даже обращать внимания.
Спустя минут двадцать перед нашим взором показалось большое солнечно-желтое здание театра. Мы вышли из машины, чтобы направиться внутрь. Чистые окна отблескивали и отражали внутренний интерьер, а изумрудные шторы внушали театральность. Вдвоем мы увидели большую двустворчатую деревянную дверь, она была так искусно вырезана, что создавалось ощущение, будто ее не купили в строительном магазине, а сделали на заказ. Я распахнул их перед дочерью, чтобы та вошла; это выглядело так грациозно, кажись, мы оказались в каком-то зарубежном фильме, где почетные особы заходят во дворец потрапезничать с королем. При открытии двери издавали приятный для слуха звук, словно и впрямь они ведут в замок.
Углубившись в здание и оказавшись в гардеробной, в которую повела меня Василиса, перед нами открылся вид из ряда вешалок. Она часто тут бывала с друзьями, поэтому знает больше. В этом месте я впервые, так как после того, как той нашей счастливой семьи не стало, перестал ходить в подобные заведения. Помню лишь, когда мы все вместе посещали театральные залы в Мэрариме. Хотелось бы снова оказаться в этом чудном городке, он не выглядел, как деревенский Роквудвилл, а издавал аромат элегантности и почтения, так как являлся культурным центром нашей страны.
Я снова углубился в свои мысли, и дочери понадобилось большое усилие, чтобы вывести из них. Она стояла с номерком в руках и дергала меня за локоть. С ее ростом дочь была мне по грудь – такая маленькая и аккуратная. Я поспешил вручить свое пальто женщине в гардеробной комнате, так как не хотел заставлять свою Василису ждать. Мы отправились в театральный зал и приземлились на места, соответствующие нашим билетам.
Свет погас. Распахнулся занавес. Некоторые присутствующие спешили на свои кресла. Представление началось, заиграла музыка, а женщины в роскошных платьях вышли на сцену. Они махали веерами из пушистых перьев и передвигались, словно куколки, их движения завораживали зрителей, и несколько из них начали хлопать. Я откинулся на спинку кресла и иногда поглядывал на Василису, ее взгляд полностью сосредоточен на спектакле. Затем начали выходить и молодые люди из-за кулис. Одеты они были в такую же благородную одежду, как и дамы на сцене. Актеры изображали бал, как в старые времена при дворцах и замках.
Вася облокотила голову на мою руку, словно ей тяжело удержаться перед такой слишком грациозной атмосферой. Я почувствовал вибрацию телефона в кармане брюк, но не стал его доставать, не хотелось портить такой прекрасный момент. Где-то на задних рядах мне послышался знакомый голос, я обернулся и увидел стоящего меж рядами мужчину, точно такого же, который и заправлял мой минивен.
– Тебе нужно помыть свою машину! – прокричал мне он, что звуковая волна, исходившая из его рта, заставила меня поежиться.
Я продолжительно моргнул, надеявшись, что это лишь недосып, но, снова открыв глаза (а лучше бы я этого и не делал, а просто сидел с закрытыми), лицезрел уже не только того странного мужчину, но и всех зрителей, обернувшихся на меня и кричавших хором: «Помой машину! Помой машину!». Моя голова начала бить тревогу, все же недосып и постоянное кофепитие каждую ночь на протяжении трех лет дают себе знать. Я повернулся к сцене (но лучше бы тоже этого не делал) – все актеры и присутствующие в других рядах пялили на меня своими большими глазами с красными капиллярами и повторяли все те же слова в унисон. Решив хоть как-то разбавить ситуацию этого сумасшествия, я спросил:
– Что, тоже плохо спите и давитесь кофе каждую ночь?
Кто-то толкнул меня локтем о мой.
– Пап, ты чего? Представление же идет! – шепотом окликнула из этого кошмара Вася.
Все встало на прежние места: никто не смотрел на меня, а взгляд людей был сосредоточен на актерах на сцене.
– Все нормально, похоже, плохо поспал сегодня, не переживай.
Кого я решил обнадежить: себя или дочь, я так и не понял, потому что никто не знает, что конкретно спровоцировало это безумие.
– Сходи в уборную, умойся, – она поднялась с моей руки и положила свою мне на ладонь.
Я решил послушать ее совета, поднялся с кресла, многократно извиняясь и проходя через ряд. Я направился в уборную. «Хм, уборная, – думал я по пути. – Она мастерски умеет использовать нужные слова в нужном месте, чтобы выглядеть подходящей везде».
В туалетной комнате не оказалось никого, поэтому мне стало спокойнее. Я открыл кран холодной воды и приступил к умыванию и приведению себя в доблестный вид. Покончив с этим и почувствовав себя лучше и бодрее, мне было необходимо вернуться к дочери. Я открыл дверь и столкнулся в проеме с каким-то мужчиной.
– Прошу прощения, не заметил вас при выходе!
– Помой машину!
Услышав эти слова, мои глаза расширились, а в сердце снова начал работать паровой молот. Я никогда бы не смог подумать, что будучи мужчиной, буду вздрагивать от страха от такого. Мне не хотелось оборачиваться и что-то говорить, хотелось просто выйти отсюда и убежать, но оставить дочь одну не смог бы. Я поспешно вышел из туалетной комнаты и вернулся в театральный зал на свое место, все также многократно извиняясь перед присутствующими.
Последние минуты представления вывели меня из этого безумного состояния, и я уже не чувствовал себя взбалмошным. Вася все равно переживала за меня, поэтому держала за локоть и изредка посматривала на лицо по пути в гардеробную. Мы надели свои пальто и удалились из театра, отправившись на парковку в машину.
В Роквудвилле уже стоял поздний вечер, а планов никаких больше не было, поэтому я решил везти нас домой. Вася снова попросила включить ту самую песню, но моя голова при ней больше не воспроизводила тех воспоминаний, а старалась не работать на перегрев и дать мне отдохнуть хотя бы в собственных мыслях. Я не знал, что со мной происходило сегодня. Может, я свихнулся от одиночества и постоянных наваждающих и тянущих умозаключений? Мне не хотелось снова уходить в мысли, так как голова и так раскалывалось, хоть и сердцу было более менее спокойно.
Мы приехали домой, но меня не покидало чувство тревоги. «Кажется, я сошел с ума…» – подумал я и решил не пить кофе, а спокойно лечь спать. Вася до самой гостиной вела меня под локоть, даже не нужно было задавать вопросов, беспокоится ли она или нет, все и так наглядно видно. Я присел на диван и пытался не погружать себя в убивающие и не дающие спать мысли. Василиса включила телевизор и побежала на кухню. Мой телефон снова зазвонил, а меня заранее окутал страх неизбежного и непоправимого. Надпись «Константа» освободила от надвигающегося приступа истерики.
Мы называли так нашего Костю Вольного из-за того, что его мнение никогда не меняется в отличие от окружения.
– Господин, ну как ваш поход в театр? – его заранее придуманное и наигранное предложение заставило меня улыбнуться.
– Отлично, давно я не бывал в театрах, а в Роквудвилле, оказывается, ставят хорошие спектакли, – с ностальгическим вздохом произнес я.
– Вот и устраивайся туда актером, – усмехнулся Костя. – А-то совсем свихнешься с этой работой и директором.
Чем дольше он говорил, тем больше я понимал, что он пьян.
– Кость, ну хватит пить! Ты даже телек без бутылки посмотреть не можешь! – послышался голос Сережки Гореко.
– Заткнись, Горе ходячее! – отрезал пьяный товарищ.
Я бросил трубку, изрядно просмеявшись. Моя любовь к друзьям питалась по-настоящему искренней, несмотря то, что они были совсем далеки от меня. Ведь неважно, что объединяет или разъединяет тебя с теми или иными людьми, потому что существуют ситуации, когда даже самые разные личности к друг другу ближе чем, те, которые очень похожи.
Вася вывела меня из меланхоличного состояния и принесла чай с печеньем.
– Спасибо, солнышко, – я протер глаза и взялся за кружку, а она присела рядом и убавила громкость телешоу про поваров.
– Ты в порядке, может, лучше тебе на ночь пить чай, а не кофе? Иначе долго не протянешь, – дочь положила свою ладонь на мою свободную руку.
– Ты права, – эти слова вышли со вздохом.
Я понимал, что дочь видела меня ночью и не раз, поэтому даже не стал спрашивать, откуда она знает. Наполнение кружки начало понемногу уменьшаться, а из моего сердца постепенно улетучивалась тревога.
– Ты готовилась к пикнику завтра? Мы поедем в обед, – решил я сменить тему и перестать нагнетать.
– Не совсем, но утром закончу. Мы подберем друзей у школы? Они подойдут туда, – Вася освободила мою руку от кружки и поставила ее на маленький и низкий стол напротив.
– Да, почему бы и нет. А оттуда как раз доедем до парка, там внизу есть что-то наподобие леса, можно расположиться рядом с прудом.
Мы решили закончить разговор на этом и идти спать, потому что последующие минуты сидели молча. Я спал в отдельной комнате на двуспальной кровати-диване, на которой когда-то спали мы с женой в обнимку, а Вася в своей.
Мое тело давно уже хотело заснуть, но вот голова все думала и думала, попросту не давая покоя. Я ворочался и переворачивался с бока на бок в тщетных попытках увидеть сон, а не открывать глаза каждые две минуты. Ко мне в мысли даже закралась идея пойти и выпить снотворное, потому что давиться кофе я больше не стану, иначе совсем сойду с ума. Кто же будет обеспечивать и воспитывать дочь, если не я?
Время на экране блокировки моего смартфона менялось довольно быстро и дошло уже до двух часов ночи. В голову мне пришла идея умыться, чтобы избавить себя от навязчивых мыслей, и я, встав с кровати, поплелся в ванную. Зеркало, висевшее напротив моего лица, поблескивало, будто хотело обратить внимание на что-то важное. В ушах эхом отдался знакомый голос.
– Помой машину, Павел Семенович! – это нечто позвало меня по имени и фамилии, чего не было раньше.
Я почувствовал, что начинаю задыхаться.
– Ну чего ты мельтешишься? Помой машину! – он произносил это с нарастающим голосом, а в конце предложения буквально зашипел и закричал.
Я уже не понимал, что реально, а что нет, и пожалел о том, что не взял свой телефон. Этот голос преследовал ото всюду и звучал какофонией вокруг меня. Я пулей вылетел из ванной, даже не выключив свет, и запрыгнул в кровать, схватив с тумбы телефон. Первое, что пришло в мою измученную и полусонную голову, это позвонить Косте, но он не отвечал минуту, хотя обычно делает это быстро. «Спит!» – подумал я и трясущимися руками набрал Сережке.
– Алло? Ты чего так поздно звонишь? Время уже пол третьего ночи! С чертежами сидишь что-ли? – его голос звучал сонно, но при этом слышалось щелканье клавиатуры и мыши.
«Похоже, снова играет в игры…» – подумал я.
– Ал-ло… – мой рот содрогался, но выпустить больше ничего из себя не смог.
Я понял, что понижаю планку сам себе и, вздохнув, решил ничего не говорить.
– Ты в порядке там? Эй, Паш! – крикнул Гореко с другой стороны линии.
– Да нормально все, просто не спится, вот, подумал, что тебе тоже, – мой голос дрожал, но чем больше я говорил, тем меньше он меня выдавал.
– Да я-то что? Я же всегда по выходным играю по ночам, забыл что-ли? – он что-то хлебнул и затем продолжил. – А ты-то что не спишь?
– Работаю с чертежами.
О поручении директора мои товарищи знали сполна. Мы всегда делились друг с другом обо всем, но я единственный, кто еще не открыл сердце перед ними. Они могли и поплакать мне, и позлиться, и наговорить глупостей. А я что? Я? А я не мог…
Разговор с Сережкой успокоил меня, и через полчаса мое тело погрузилось в сон. На утро я проснулся не бодрым и не сонным и надеялся, что сегодня не будет мозговых развлечений. Вася спала, как спят все нормальные люди без бессонницы. Я направился в ванную и мельком задел взглядом кухню: дочь уже завтракала.
– О, пап, ты проснулся? Садись ешь, – она, не доев, вскочила с места и поставила на стол тарелку и кружку с чаем, а затем села в привычное положение.
Я умылся и потопал к дочери, чтобы составить компанию к завтраку.
– Как спалось? Не пил сегодня кофе ночью? – она без устали стала задавать вопросы, но меня это, по правде, немного нагружало.
Моя голова еще не окончательно проснулась и пыталась влить в себя информацию с источников внешнего мира.
– Да нормально, лучше, чем раньше. Кофе не пил, думаю отказаться от него совсем, – бросил я и закинул яичницу с вилки себе в рот.
– Ну и правильно! – Вася подскочила со стула, отправила грязную посуду в мойку, подбежала к моей спине и чмокнула в щеку. – Умничка, папа! Я пойду готовиться к пикнику!
Я был рад, что утро началось лучше, чем оно обычно могло начинаться. Моей единственной задачей являлся сбор остальных вещей и еды. Я схватил люноль, термос с чаем и еще несколько газировок для друзей дочери. Затем взялся за сумку холодильник и отправил туда бутерброды для всей нашей компании, шоколад и несколько йогуртов. Последним шагом было положить свежие фрукты, мед и печенье в корзину для пикника. Оставалось только одеться и погрузить все в машину.
Пока я собирал себя, дочь бегала по всей квартире и не могла решиться, что надеть.
– Пап, может, вот это платье? – красно-белая клетчатая ткань потрясающе смотрелась на миниатюрном теле, а бант с бусиной дополнял образ.
– Выглядит отлично, но тебе будет неудобно в этом, – произнес я, стоя у шкафа и также выбирая наряд.
– Ну, хорошо, – она покружилась вокруг своей оси и, словно в танце, поплыла в свою комнату.
Вариантов у меня было меньше, чем у Васи: брюки, либо шорты и какая-нибудь футболка. Я хотел выглядеть соответствующе ее наряду, поэтому не спешил с выбором.
Она снова вышла в гостиную, но уже не в платье, а джинсовом комбинезоне и футболке. Любая одежда выглядела на ней хорошо.
– Вот это другое дело! Удобно и красиво! – произнес я, изучая цветовую гамму голубо-белого наряда.
Очень бы хорошо сочетались охровые брюки и белая футболка поло. Пусть я и не особо люблю такой тип верхней одежды, но тем не менее в шкафу она имелась. С этими мыслями я достал нужные вешалки с интересующими меня вещами и после выглядел полностью соответствующе дочери.
В коридоре выстроилась небольшая баррикада из наших вещей, дочь взяла не так много в отличие от меня. Я поспешил относить сумки в багажник моего минивена, а Вася, схвативши рюкзак и повесив его на свою ровную спину, принялась прятать белые носочки с сердечками под бежевыми кроссовками.
К обеду мы были готовы к выезду на пикник и расположились на сидениях с любимой музыкой в салоне. Я сделал мелодию чуть тише, дабы не мешать телефонному звонку.
– Алло, вы уже у школы? – Вася была в отличном настроении, и мне в душе было тепло, что она не грустит так часто, а в большей степени радуется.
Дочь кивнула мне в знак того, что компания уже ждет нас на месте назначения и продолжила разговаривать по телефону. Я ехал ровно, иногда посматривая на Васю и улыбаясь. Погода в Роквудвилле бывает странной: в один день может стоять ветер, что приходится надевать куртки или кофты, а в другой – летняя жара, что футболки и шорт будет более чем достаточно.
Мы приблизились к зданию школы, у которой уже заждались подростки. Я остановился рядом с ними, и они запрыгнули на задние сидения, и все время, пока мы ехали, Вася и ее друзья напевали песенку, охватившую весь салон минивена. Мое состояние заставляло улыбку истинно расплыться на лице, а сердцу ощущать покой и легкое пульсирующее тепло. Наконец-то, со мной все было хорошо: никаких странных преследующих видений, звуков и прочей сверхъестественной нечисти.
Мы приехали на место назначения, где разрешалось ездить по лесу и ставить там машину. Дочь поспешила вытаскивать плед из рюкзака и расстилать его по мягкой зеленой траве, а я разгружал сумки и готовил еду для расположения ее на подстилке. Вася с друзьями весело расположились, начали хихикать и разговаривать о своем, а я сидел на раскладном стуле со спинкой и читал книгу. Лишь изредка мои взор и слух обращались на эту забавную компашку, от которой мне слышались обрывки разговоров.
– Какие планы на лето? – спрашивал Дэн. – А то весенние каникулы не такие длинные, а летние уже не за горами!
– Я даже не знаю… – размышляла Вася вслух. – Может, соберемся также вместе и пойдем…
На несколько секунд лесок охватила задумчивая тишина.
– На речку? Или просто гулять в парк? Или с ночевкой в этот же лес?! – Мира так верещала от радости, что несколько птиц, вздрогнув, слетели с веток и отправились врассыпную.
Я был готов возить дочь и ее друзей куда угодно, главное, чтобы все улыбались и всем было хорошо. Мне не хотелось дочери того, что испытывал я, не спя по ночам несколько лет и давясь кофе.
Они стояли друг перед другом, смотря прямо в глаза. Ее радужки поблескивали в свете луны, сердце криволинейно билось, ожидая от меня того самого шага. Я крепко обнял Элизабет и не хотел отпускать. Мне и в голову не приходило, что такой человек, дорогой мне человек, был так рядом, буквально в моих руках. Я клялся у себя в голове, что больше не отпущу ее.
Она обняла меня в ответ, это было тем знаком, которого приходилось так долго ждать… Я решил не медлить и поцеловал ее в щеку, а затем в пухлые губы, и она снова ответила мне. Мы слились в танце поцелуя под лучами луны и светом фонарей в парке. Этот день был незаменимым и остался в памяти на всю жизнь. Я проводил ее домой в своей кожаной куртке, чтобы она не простудилась.
«Всего какое-то семнадцатое марта!» – подумалось мне. «Всего какое-то семнадцатое марта…» – твердил мне мой милый друг, не осознавая, что этот день значил для меня больше, чем день собственного рождения. Всего какое-то семнадцатое марта, а потом знакомство с родителями, совместная жизнь и вот уже у вас двое детей и семнадцать лет брака… Нельзя обесценивать, ведь для каждого человека даже простой след на песке может оказаться важным. Даже глупая книга или письмо… Нельзя обесценивать! Потому что у всех есть крылья и точка опоры, от которой мы отталкиваемся при полете… И даже если их нет и нечем летать, то всегда существует точка опоры, дарящая нам желание жить, любить и летать. И здесь размышления не конкретно о человеке и не о конкретной личности. Здесь разговор о том, что каждый видит себя в чем-то. Каждый любит и ищет свою точку опоры…
Я читал вслух произведение Иноккендия Литского «Точка опоры» и был приятно удивлен как умеют совпадать события в жизни. Мое чтение никого не отвлекало, поскольку дочь отвлечена своими друзьями и знала, что лишь на природе я читаю вслух. Мне хотелось посоветовать ей эту книгу, но она не особо любит читать романы. Ей ближе динамика, фантастика, триллеры… Что-то, что постоянно меняется и движется, а не «слюнтявые романы», как сама их называла. Но обязательно настанет время, когда ее сердце потянется к таким произведениям.
Иногда я отвлекался на еду, при этом не мешая компании Васи, хотя она сама была не прочь моего присутствия рядом. Затем, сложив книгу, я решил прогуляться по лесу. Буквально через метров так пятнадцать мой телефон захотел прервать спокойное и тихое уединение.
– Господин! – голос Кости начал разговор.
– Я же говорил не называть меня так! – оборвал его я, выдержав пятисекундную паузу, а после засмеялся. – Да не переживай ты так, что хотел?
– Может, соберемся завтра вечером втроем у меня? Что-нибудь глянем, поедим, поговорим, а то давно уже такого не было, – в голосе Кости чувствовалась дрожащая ностальгия.
– Да можно, почему бы и нет? – произнес я, подумав о дочери и глянув в ее сторону.
– Заметано, а если все же не придешь, штрафной получишь в свои ворота! – он пригрозил, посмеявшись, и положил трубку.
Я решил пройти вглубь леса и покопаться в своих мыслях о будущем. Под легким ветерочком шелестела листва деревьев, птички сидели на ветках и напевали какую-то песенку друг другу. Передо мной оказался пруд. Я присел прямо на траву, меня освещали лучи солнца и грели так же, как и еще несуществующие планы на будущее. Вдох и выдох моими легкими создавали умиротворение и покой. Лягушки прыгали то из воды, то в воду, то скакали мимо меня, желая обратить на себя внимание.
Я панорамно крутил головой, осматривая эти чудеса природы. Отчасти мне хотелось вернуться в то время, когда с нашей семьей было все хорошо, но уже не совсем видел в этом смысла. Жизнь «До» кардинально отличалась от жизни «После». Раньше мы вовсе не жили, а лишь создавали эту атмосферу вдвоем с дочерью, но после того, как все изменилось, и нашей семьи больше нет, я словно почувствовал свободу. Смог снова вдохнуть воздух, расслабиться, не думать о том, что все идет к чертям. Будто жизнь стала более спокойной, свободной и ароматной.
Рассказал бы я прямо сейчас, что произошло на самом деле, но боюсь, не время, поэтому, ни Вы, ни мои друзья даже не сможете догадаться, что случилось три года назад, когда мне было лишь сорок. Я уходил в мысли и снова возвращался в реальность, давая себе глоток действительности, дабы не утонуть в прошлом. В нем не нужно страдать или винить кого-то, в нем нужно разбираться, рефлексировать, чтобы будущее и настоящее не стало тем же, от чего ты так бежишь.
Иногда я вспоминаю цитаты из книг, которые я прочитал, но одна мне запомнилась на всю жизнь и звучит она так: «Деньги имей в кармане, а свое мнение при себе» из «Крылья для полета» Иноккендия Литского. Ну уж очень нравятся его произведения, он умеет писать что-то психологическое и эмоциональное под покровом романов. Из-за чудодейственного природного окружения меня повело на романтические суждения. Сейчас я винил себя лишь в том, что не взял с собой книгу для прочтения, зато в данный момент мог позволить себе думать обо всем, о чем не получалось в обычные дни. Мне даже хотелось прослезиться… Мой покой нарушило чье-то прикосновение, направленное на левое плечо.
Глава вторая. Начало конца
Я обернулся, но не увидел никого, и легкая дрожь прошлась по телу. Когда взгляд обратился в прежнее положение, предо мной стоял мужчина. Я, наконец-то, мог увидеть его при свете дня и распознать черты лица, чего и не особо хотелось делать. Глаза фигуры налиты ядерно-зеленым цветом, ни зрачков, ни радужки, ничего, что могло претендовать на способность этого человека видеть. Губы были то-ли заклеены, то-ли зашиты изнутри, но рот не двигался, поэтому создавалось такое впечатление. Мужчина выглядел, словно зомбированный. Обычно так родители представляют себе своего ребенка, который посидел в гаджетах дольше обычного.
Он снова начал что-то невнятно говорить, притом, что его рот вовсе не двигался.
– Помой машину! Помой машину! Она слишком грязная! – монотонил он.
Мужчина не был похож ни на одного, скольких я видел, и у меня сложилось ощущение, что они постоянно меняются. Он исчез, а мои глаза его больше не видели. Я успокоил свое на износ бьющееся сердце и периферическим взглядом заметил это существо справа. Оно исчезало, видя, что я обращаю на него внимание, а затем снова появлялось, оставляя мне невидимую дорожку и куда-то ведя.
Мой мозг ничего не придумал лучше, как встать с травы и двигать тело вслед за ним. Мы оказались не так далеко от последнего местонахождения, вырытая яма привлекла мое внимание. Мужчина с кислотно-зелеными глазами и обездвиженным ртом сел на корточки и указал одной рукой на то, что находилось в небольшом углублении в земле. Там располагалось что-то блестящее и сверкающее на солнце. Это оказался кристалл: прозрачный, отражающий небольшой участок травы под ним, словно хрустальный пьедестал. Многогранный и такой красивый, но я не знал, какого вида, потому что видел впервые. Мужчина протянул руку, будто зазывал положить мою на его, но что-то меня кольнуло в сердце, предостерегая от неизбежного, поэтому я не стал ничего делать.
Забрав интересную находку, тело повело на предыдущее местонахождение. Фигура появилась предо мной и перегородила путь назад, я развернулся в противоположную сторону, чтобы, таким образом, обойти это существо, но увидел знакомое мне здание.
– Это же мое место работы! Атомная электростанция! – прокричал я себе, но потом не понял, как она тут оказалась вообще.
По телу снова пробежала дрожь, а неизвестный мужчина потянул меня своим исчезновением и появлением вглубь места, которое было мне так знакомо и в то же время неузнаваемо. Оказавшись на входе, другая похожая фигура с такими же глазами и обездвиженным ртом начала мямлить.
– Ваш пропуск. Без него у вас нет права войти на эту территорию, если вы не рабочий здесь.
Я пошарил в карманах, но не нашел никакого пропуска или нечто похожее на него, да и кроме телефона ничего не оказалось.
– У меня нет с собой его, можете пропустить меня так? Я главный инженер четвертого энергоблока, Павел Семенович.
Непонятное существо оторвало пристальный взгляд от меня и направило свой в записную книжку.
– Да, проходите, Павел Семенович!
Я заметил, как оно обвело мои имя и фамилию в кружок. Тот мужчина, который изначально привел меня сюда, просто испарился и больше не появлялся.
Я не знал, куда идти и что делать, потому что место было мое, но как бы не для меня. Единственную странность, помимо появлений и исчезновений людей, будто спецэффекты в фильме, кислотно-зеленых глаз и обездвиженного рта, через который они могут говорить, я заметил легкое неоновое изумрудное свечение, исходящее от их тел, кажись, эти существа проглотили светильники.
Ноги вели меня в четвертый энергоблок. То чувство, когда уже собственные конечности ведут тебя на место назначения, словно запрограммированные. Я увидел три таких же существа, а среди них женщина. Не думал, что у этих душ или как их там называть, есть подразделения по полу. Одна из них оказалась передо мной.
– Ты здесь новенький? Мы тебя тут ни разу не видели! – провыла она.
Еще я заметил, что эти призраки «моего сознания» или «люди» передвигаются только исчезновением и последующим появлением и никак иначе. Не знаю, можно ли считать меня тут новеньким. Мое сознание чувствовало, что что-то не так, но не подавало никаких знаков для беспокойства, будто все идет так, как должно.
– Тогда иди к директору, он и скажет тебе, кто ты такой в этом месте.
От воя меня уже тошнило, но пришлось делать так, как говорят. Самое интересное, что она даже не сказала, где находится его кабинет, будто знала то, что уже знаю я. «Может, лучше уйти отсюда?» – приходило в мою голову.
Я поднимался по лестнице, вспоминая, как делал это в пятницу перед выходными со вздохами от надоедливых и глупых заданий. Размышления коснулись и того, как мы с дочерью ходили в театр, как одно из этих существ было в зале и заставляло меня сходить с ума. «Может, это просто сон?» – я сам же оборвал ход своих мыслей.
Лестница казалась бесконечной, а мои силы уже на пределе. Я глянул в пролет и вверх.
– Так вот же второй этаж! Почему ступеньки не кончаются?! – из моего рта вышел глухой крик, словно стены впитывали и следом пожирали его.
Я встряхнул головой и оказался перед кабинетом директора, даже не понимая, что вообще сделал несколько секунд назад. Вроде стоял внизу, а теперь нахожусь наверху. Почесав затылок, я постучался в дверь, но она открылась со скрипом, словно старая, которую не меняли уже как много лет.
Кресло пустовало, а директора нигде не было. В мою зрелую голову не пришло ничего более путного, чем просто позвать по имени и фамилии.
– Аккорий Ваньянов! Ваши сотрудники отправили меня к вам!
Пространство будто зашипело. Оно то-ли приветствовало меня, то-ли, наоборот, прогоняло.
– Аккорий Ваньянов! – прокричал я и почесал затылок, а затем решил проверить время на своих карманных чесах с цепочкой, которые всегда лежали в моем кармане, как и телефон.
Стрелки беспрестанно крутились по часовой и против, меня это несколько удивило, но звать нужного человека в данный момент все равно не переставал.
– Аккорий Ваньянов! – я прошел вглубь кабинета и встал прямо напротив стола.
Звук снова поглощали стены, но уже предметы самой комнаты начали перемещаться и скакать по местам, будто глюк или компьютерный вирус. Мое тело не трясло так сильно, как тогда, когда я видел тех существ рядом с собой. «Что же там с Васей? Она все еще сидит со своими друзьями или уже ищет меня?» – навязчивые мысли лезли в голову.
Я развернулся и заметил, что дверь закрыта, хотя не должна быть таковой. Подергав за ручку, мозг дал сигнал, что она заперта. Что делать дальше, мне не приходило в голову. «Может, нужно снова позвать директора, и с пространством что-то случится?» – подумал я, не найдя иного варианта. Меня удивляло то, что рациональное познание до сих пор еще не затмилось чувственным, потому что, если бы обычный человек этого лицезрел, он сначала закричал, а потом, вероятно, полетел с катушек и бил стены в надежде выбраться отсюда живым или хотя бы вообще выбраться.
– Аккорий Ваньянов, вы где?
Комната испарилась. Никаких глючно перемещающихся предметов. Ничего. Просто черное глухое пространство. Я сначала покрутил головой, а потом стал оборачиваться телом, но никого не было.
– Аккорий, что за шутки? – моя нога невольно топнула. – Хм, снова этот глухой звук…
Те самые существа, которые я видел на станции, начали окружать меня и выть что-то, напивая. Они сужали круг, а после вообще взялись за руки и стали кружить хоровод вокруг меня. Эта какофония превратилась в оглушающий и искажающий звук. Меня тошнило, а голова разрывалась.
– Да пошли вы все к черту! Я сейчас пойду к Васе и объемся бутербродов с ветчиной!
Глаза окутала тьма. Мне не доводилось понять, почему именно такая фраза была мной произнесена, наверное, эти приключения по непонятно каким местам заставили проголодаться.
Я проснулся в поту, выронив книгу из рук, что она с глухим звуком ударилась о траву и закрылась. Дочь стояла рядом и трясла меня за руку.
– Ты чего, пап? Чего кричишь-то? – на ее лице стояло беспокойство, а у друзей сзади выстроилась гримаса ужаса.
Испугались все, но чего именно нужно было бояться? Я сделал обширных два глотка люноля, находившегося рядом, почти выпив всю бутылку. Затем дочь подала бутерброды с ветчиной в салфетке и наблюдала за тем, как ем их. Убедившись, что ее отец сыт и не обезвожен, подает признаки жизни и теперь тянется за книгой, которую, кстати, она помогла поднять, Вася снова побежала к друзьям на расстеленную ткань, и они уже не ели, а рисовали пейзажи леса. Я не стал никого отвлекать и просить меня развлечь, поэтому продолжил читать «Точку опоры» Иноккендия Литского.
Прошло уже 10 лет как мы состояли в браке. Поначалу, первые пять лет он был прекрасен: путешествия, времяпровождение друг с другом, а затем появление на свет ребенка, но другие пять лет ощущались пленом. Никакого отдыха, сын был спихнут на меня, и я говорю так не потому, что не люблю своего сына, а, напротив, я был только «за» заниматься его воспитанием, но Элизабет не делала ничего после того, как вышла с декрета. Она уволилась со своей работы и постоянно пропадала, а потом звонила мне в час ночи, когда мы с сыном уже давно спали, так как ему в школу, а мне на работу, и просила забрать ее из клуба. Ну что за инфантильная женщина!
С каждым разом становилось все хуже: Лизи позволяла себе отсутствовать дома неделями. Неделями! Как мне это надо было понимать?! Я и работал, и разрывался на сына, так еще и уборка, готовка и прочее! Вы, наверное, думаете, что я клевещу на нее и на самом деле после трудного рабочего дня лежу на диване в телефоне, скидывая грязные носки и пихая их собственной жене с приказом постирать. Но нет! Здесь уж мы поменялись ролями. Откуда у нее были деньги? Я не знаю, наверно, она продала все украшения, которые дарились мной на свадьбу, на рождение ребенка и другие праздники. Мне даже не хотелось проверять шкатулку с ее драгоценностями, ведь если их нет, то уже нет смысла волноваться.
Эта женщина сделала из меня монстра. Я не спал сутками, бегая по домашним и рабочим делам, а еще и за сыном. Затем она начала пропадать месяцами, а в последний год брака так и вообще не появлялась. Почему же я не принял меры в отношениях с ней, если все знал? Мне не хотелось, хотя… Возможно, желание было, но некогда… Все мое свободное время пропало, и я почти не ел: питался энергетическими напитками и препаратами, что на работе чуть не умер от этого. Моя мать постоянно звонила мне три раза на дню, но, заметив, что дела не становятся лучше, а, наоборот, все хуже и хуже, она решила взять «быка за рога».
Эта потрясающая женщина взяла моего сына на воспитание и буквально пригрозила, чтобы я подал на развод и оклемался. Что же было дальше? Моя квартира начала становится чище, появилась, наконец-то, нормальная еда, иначе из-за нехватки времени дом превратился не то, что в свинарник, а в большой мусорный склад. Просроченные рабочие задания и отчеты были сданы разом и меня не уволили с работы. Последнее, что стоило исправить, так это брак, который, видимо, я по своей молодой глупости создал.
Обращение в ЗАГС, несколько дней, и я снова один. Расторжение легко приняли и быстро рассмотрели из-за того, что жена (уже бывшая) просто не появлялась дома, никак и нигде не связывалась со мной. Спустя полтора месяца всей этой развязки я забрал сына у мамы, а она, словно ревизор, осматривала квартиру и холодильник, который сама еще больше наполнила сладостями, фруктами и другой вкусной едой.
Мы остались вдвоем. Я был поистине счастлив, ведь дело не в том, чтобы не являться одиноким, а в том, чтобы либо быть счастливым с кем-то, либо в одиночестве с самим собой. В общем, на простом нашем языке, счастье не в количестве и даже не в наличии, а внутри нас, это наше собственное ощущение, которое должно существовать в сердцах всегда. Но если его нет, значит нужно от чего-то отказаться или что-то приобрести. И дело вовсе не о предметах, не в чем-то материальном и даже не всегда в людях…
Последняя пятая глава заставила меня пустить слезу, хотя я обычно не плачу и дается это довольно трудно, особенно днем и в присутствии людей, даже родных. Хотя бы так получилось отвлечься от недавнего кошмара. Я закрыл книгу и попытался вспомнить, когда плакал при собственной жене. К сожалению или счастью, таких ситуаций обнаружить не получилось.
Вася снова, как делает это всегда, словно спаситель, отвлекла мою затуманенную голову от мыслей.
– Пап, поехали домой, моих друзей попросили вернуться.
Я помог собрать остатки пикника и запрыгнул в машину, а когда убедился, что все вещи в багажнике, а дети в салоне, двинулся в путь. Вася назвала мне адреса каждого, и за полчаса ее друзья уже сидели дома в целости и сохранности.
– Поедем домой?
– А давай в магазин? Я хочу какую-нибудь новую одежду купить, – она так сильно засияла со своего же предложения, что отказать у меня не получилось.
Покупать Вася собиралась на свои деньги, которые она иногда получает, подрабатывая на школьных активах и мероприятиях. Я считаю, что это правильно, ведь дети таким образом приучаются к труду и получают соответствующее вознаграждение. Конечно, не всегда она платит сама, потому что моя отцовская кровь в моих жилах сподвигает заботиться о Васе и быть щедрым лишь для нее.
– Но только ненадолго, мне нужно еще разобраться с поручением для работы, – я хотел сказать что-то еще, поэтому помедлил, а затем, вспомнив, продолжил мысль. – Когда у вас экзамены? А-то лето уже совсем скоро, они же в июне у вас?
– Второго июня русский, четвертого – математика.
Я не сомневался в достаточной подготовке дочери, она училась хорошо и даже мне как-то сказала, что хочет пойти в десятый и одиннадцатый класс, а затем поступить в экологическую академию. Ей очень сильно нравился окружающий мир в начальной школе, а затем и биология и география. Я был только «за», чтобы Василиса пошла учиться туда, где нравится, но насчет академии мы не говорили слишком долго и много, потому что никаких таких учебных заведений нет в Роквудвилле. Поэтому если решение дочери не изменится, то придется переезжать в другой город, иначе оставлять ее одну в общежитии, да или даже квартире в неизвестных окраинах, я не собирался. Многие школы зачем-то заставляли своих учеников в девятом классе сдавать не два предмета, а четыре. Зачем? Никто не знает. Если в десятом и одиннадцатом классе толком ничего не меняется, а просто продолжается обучение. Поэтому я блистал от радости и находился под таким приятным впечатлением, когда Вася поступала именно в школу под номером пятнадцать.
Мы вдвоем ехали с потрясающим настроением после пикника, и мне даже посчастливилось забыть о том страшном кошмаре. Солнце уже садилось, и это закатное розово-оранжевое освещение приятно падало на лицо дочери. Выглядело настолько эстетично, что я сам попросил ее сделать фотографию со мной, пока был за рулем.
Мы остановились на небольшой парковке возле скромного торгового центра. Хотя и на улице еще не становилось совсем темно для необходимости включать освещение, но фонари на дороге и вывески магазинов горели ярко и пестро, переливаясь и сливаясь в неоном танце. Я накинул на плечи дочери свою легкую кофту, которая на всякий случай лежала у меня в машине. Вася взяла меня под локоть, обогнув его своей рукой, и так мы направились в магазин.