Читать онлайн Все оттенки грусти

Глава первая. Блю

Четвертый курс,

первая неделя – настоящее время

– Заказывай на восемь, хорошо, Картер?

Я крепко сжимала телефон, шагая по тропинке за другой студенткой Йоркского университета. Ее длинная прилизанная коса покачивалась взад и вперед, как маятник.

А затем она ударила меня по лицу.

– Боже праведный! – пробормотала я себе под нос.

Девчонка этого не заметила. Уверена, она только сегодня ударила этим смертоносным хлыстом тысячу и одного человека.

– Что ты там говоришь насчет Господа, Блю?

Я закатила глаза, заходя в здание колледжа, где проходили занятия для тех, кто обучался по специальности «Коммуникации». Только теперь я держалась на приличном расстоянии от всех вокруг. Как и всегда.

– Кое-кто ударил меня по лицу.

– Никто тебя по лицу не ударял, – заявил Картер. Словно он меня знал. Словно видел, как я преувеличиваю случившееся.

Знали немногие.

И беспокоились обо мне немногие.

– Ну да, сегодня в восемь. В «Мерканти».

Я кивнула, словно он мог меня видеть, точно зная, что он в это время сидит на работе и просматривает девушек в «Тиндере».

– Увидимся позже. – Я отключила связь до того, как Картер успел попрощаться, и огляделась.

Семинар по поп-культуре проходил в аудитории двести двенадцать, и здание, в котором находилась аудитория, уже вызывало у меня отвращение. Паутина, проглядывающие сквозь облупившуюся краску кирпичи с обломанными углами, трещины, щели, заклеенные жевательной резинкой. «До окончания университета осталось восемь месяцев, – повторила я себе. – Восемь месяцев – и я смогу сбежать».

Эта профессорша и в прошлом году вела у меня занятия, только тот курс был онлайн, а теперь приходилось появляться в аудитории лично. Учтите: я слышала ее голос, я знала, как она выглядит, но все остальные оставались тайной.

И мне не хотелось разбираться с этой тайной.

– …Именно это и процитировал Стюарт Холл. Книга включена в список литературы, которую вы должны прочитать к следующей неделе. Я знаю, что вы все горите желанием ее прочесть.

Тихий смех пронесся среди стен из шлакобетонного камня, окружавших примерно двадцать студентов, расположившихся на неудобных стульях за маленькими столами.

– Здравствуйте, – поздоровалась моя профессорша. У нее были добрые глаза – настороженные, но милые. – Рада вас видеть. Присаживайтесь.

Я помахала ей пальцами и выдала отрепетированную улыбку.

– Это я и планирую сделать.

Услышав эту фразу, несколько человек засмеялись. У меня хорошо получается вызывать реакцию у других людей.

Мои голые ноги опустились на пластиковый стул до того, как я смогла поправить черную мини-юбку. Стояла жаркая погода для начала сентября, а это означало, что дураки типа того куска дерьма, который сидел в углу, рыскают по окрестностям и пытаются заглянуть под струящиеся платья.

Я мрачно уставилась на него и неотрывно смотрела, пока он не отвел взгляд первым и не засунул колоду покемонов под мешковатые рукава. «Извращенец».

И именно в этот момент мой взгляд остановился на кое-чем другом, скорее, кое-ком другом. Он тоже смотрел мне прямо в глаза, по крайней мере, одно короткое мгновение. Мгновение, которое выбрала я.

Мгновение, которое я не забуду.

Светло-каштановые волосы, достаточно длинные, чтобы торчать из-под бейсболки, но не растрепанные. Голубые глаза с оттенком зеленого. Лицо, словно выточенное скульптором, сам угловатый и худой, как модель, никакой растительности на лице.

Я была наблюдательной, и наблюдательность часто давала мне повод гордиться собой. Картер знал, что я все подмечаю: ничто не проскользнет мимо Блю Хендерсон.

Если кто-то меня заинтересовал, то пути назад нет. Я имею в виду – для них.

Я была неприкосновенной, недостижимой, харизматичной и очаровательной. Я несла свою гордость как меч.

Этот парень будет моим, независимо от того, знал об этом или нет.

Я наблюдала за ним оставшуюся часть занятия. Он сидел в первом ряду, а я записывала свои предположения:

1. Две серьги. Болтающийся крест и жемчужина. Может, хипстер. Нервный? Звезда соцсетей?

2. Белая рубашка. Темно-синие брюки. Спортивная куртка «Найк». Серебряный браслет. Знает, как нужно одеваться? Немного подозрительно.

3. Учится на факультете искусств. Татуировки. Чуть ниже локтя – «Сотворение Адама» Микеланджело, рядом роза. Точно искусствовед.

– О чем вы думаете, мисс с синими волосами в третьем ряду?

4. Смотрит на меня. У него точно голубые глаза. Чувствует себя привилегированным, должен чувствовать. Но никак не может быть, что…

Какая-то девушка постучала меня по плечу, скорее, ткнула в него пальцем.

– Преподавательница к тебе обращается, – прошептала она. Голос был гнусавый.

А-а, значит, вот почему он на меня смотрит. Я обвела взглядом аудиторию, встречаясь глазами почти со всеми, и наконец остановилась на нем. Я чувствовала, как на меня неотрывно смотрит профессорша, но она могла и подождать. Всего одну секунду: мне требовалось знать, каково это по ощущениям – быть в его поле зрения.

– Что вы спросили, профессор? – Я оторвала взгляд от парня, у меня на губах играла легкая улыбка.

Может, она решила, что я улыбаюсь ей. Может, это было и к лучшему.

– Я спрашивала, что вы думаете про работы Адорно [1], которые должны были прочитать, – заговорила она. – Вы что-то записывали.

Да, записывала. Но вообще-то это не ее дело. Я быстро схватила свой листок с предположениями и перевернула текстом вниз.

– Список покупок в бакалее, – ответила я, постукивая ручкой по деревянному письменному столу.

Выражение лица у профессорши стало суровым.

– Не думаю, что сейчас подходящее время для…

– …но если вы спрашиваете мое мнение об Адорно, то должна сказать, что мораль у него искаженная. Его мысли о высокой и низкой культуре нельзя назвать прогрессивными. – Я ни на секунду не отводила взгляда, пока продолжала говорить. – Он относил джазовую музыку к низкой культуре и таким образом разделял людей на категории, в зависимости от того, что они любят, а что не любят, даже осуждал их. – Я повернулась к Гнусавой, которая сидела рядом. – Тебе нравится джаз?

Боже, она так покраснела, что этими щеками можно было бы транспорт на дороге останавливать.

– Я… м-м-м… – Она сглотнула. – Это хорошая музыка. Я… иногда она мне нравится.

– Иногда она ей нравится, – объявила я, снова поворачиваясь к остальной аудитории. – И кто я такая, чтобы осуждать ее частичное наслаждение джазом? А Адорно стал бы. Поэтому я не согласна с его идеями. Вот мои мысли, профессор.

Кто-то позади громко засмеялся, а я повернулась, чтобы насладиться своей властью. Человек-чудовище в рыбацкой шляпе, клетчатом пиджаке и темных джинсах одобрительно смотрел на меня.

Я видела, что все готовы меня похвалить.

Они увидели, какая я.

– Спасибо, что поделились своими мыслями…

Она хотела услышать, как меня зовут.

– …Блю, профессор. Блю Хендерсон.

При других обстоятельствах я не стала бы пожимать ей руку. Это казалось несколько неуместным, но я все равно ее протянула.

Как и большинство людей, она знала, что принятые правила поведения требуют ответить на этот жест, хотя рукопожатие и не было искренним. Мне просто хотелось задержать его внимание на себе немного подольше. Я знала, что оно приковано ко мне. Я чувствовала, как он на меня смотрит.

Через десять минут занятие наконец закончилось, и ничего интересного больше не происходило, если не считать меня. Я знала, что у профессора Грейнджер появился свой собственный список предположений на мой счет в ту секунду, когда я зашла в аудиторию. Как могло быть иначе?

Темно-синие волосы, светло-карие глаза, одета как рок-звезда, личность, требующая внимания, потому что я его заслуживала. Внимания, которое мне причиталось.

Причиталось мне, черт побери.

Он встал, подхватил свой черный рюкзак и беспроводные наушники. Боже, какой же он высокий! Рост на самом деле нельзя определить, пока человек сидит, но я дала бы шесть футов и три дюйма [2]. На целый фут выше, чем я.

– Рада снова видеть вас, Джейс, – заявила ему профессорша.

Джейс.

Джейс.

Джейс.

Его имя проникало мне под кожу, как игла от татуировки.

– И я тоже, профессор. – Какой голос. Вот это голос! Голос Джейса.

На долю секунды его глаза встретились с моими перед тем, как он выскользнул из аудитории. Этот взгляд плавал у меня в голове. Отскакивал. Требовал.

Он будет частью меня.

Я стану частью его.

Я быстро перебросила ремешок сумочки через плечо и бросилась к двери, но тут профессор Грейнджер крикнула мне:

– Вы интересная личность, Блю Хендерсон.

«Вы интересная личность, Блю Хендерсон».

«Конечно, интересная», – хотелось сказать мне. «Рада, что вы это заметили», – следовало сказать мне.

Вместо этого я улыбнулась.

– Увидимся на следующей неделе, профессор.

Когда я вышла из аудитории, Джейс стоял у питьевого фонтанчика и наполнял высокий стакан.

Он поднял голову и посмотрел на меня.

Я бросила на него беглый взгляд.

И ушла.

Глава вторая. Джейс

Четвертый курс,

первая неделя – настоящее время

– Можешь открыть дверь? – крикнула мама из гостиной.

Я знал, кто пришел, до того, как открыл дверь. «Шевроле» Бакстера был припаркован у края тротуара.

– Привет, – поздоровался я, впуская брата в дом.

Он кивнул. Его высокая фигура заполняла весь дверной проем.

– Как дела, Джейс?

– Ничего особенного, только что вернулся из университета. – Я запер за ним дверь и провел рукой по волосам. – Будем сегодня фотографировать?

Бакстер был фотографом, и, кстати, отличным. Может, я относился к нему необъективно, потому что это мой старший брат, но он был слишком талантлив, чтобы не получить признания, которое заслуживал.

– Не могу. – Он пошел по коридору и остановился у дивана. – Привет, мама.

– Привет, Бакс, – улыбнулась она. Ее глаза всегда светились от счастья, когда рядом находился кто-то из моих братьев. – Очень здорово, что ты заехал.

– Я пытался дозвониться до Уилла. Подумал, что он заглянет сюда после гольфа, но он, наверное, еще на поле.

Я прислонился к стене и скрестил руки на груди.

– Уилл не говорил мне, что собирается играть в гольф.

– С какой стати ему тебе это говорить, малыш? – Бакстер рассмеялся и наклонился, чтобы погладить Сэди. – Он играет с ветеранами.

Нашему шоколадному лабрадору нравилось, как он ее ласкает, и Сэди наслаждалась теплом, которым делился с ней мой брат. Меня он этого тепла не удостаивал.

– Мне двадцать один год, – объявил я, словно мне требовалось что-то доказывать. Мне всегда требовалось. По крайней мере, моим старшим братьям.

– Да, а ветеранам по тридцать. Довольно большая разница, Джейс.

Уилл работал финансовым аналитиком в центре города. Несколько лет назад, когда он получил эту должность, мы с братьями придумали кличку его коллегам – «ветераны», потому что они расхаживали по офису, как ветераны войны. Я никогда не думал, что Уилл превратится в такого типа.

Я никогда не думал, что случится многое из того, что случилось.

– Эй, а когда ты обзаведешься машиной? – спросил Бакстер.

– Когда я смогу ее себе позволить.

Он рассмеялся. Это был снисходительный смех. Казалось, что в последнее время мои братья относились ко мне только снисходительно, и это касалось всего.

– Если не работаешь, то и дерьмо себе позволить нельзя.

– Эй, следи за языком, – предупредила мама, делая звук телевизора потише. – Он пойдет работать после того, как закончит университет, правда, Джейс?

Эта тема в разговорах всплывала всегда. Я ненавидел свои ощущения – я всегда чувствовал себя ущербным и неполноценным по сравнению с Уиллом, Бакстером и Скоттом. Я был самым младшим из четырех братьев и не мог с ними соперничать, даже если бы и хотел. В их глазах я всегда буду «малышом». Мне не вырасти.

В их глазах я всегда буду стоять ниже их.

– Не расстраивайся из-за футбола, Джейс. Иногда не все получается так, как хочешь, – заговорил Бакстер, словно я во время молчаливого обмена взглядами упомянул футбол.

– Я ничего не говорил про футбол.

– Нет, но ты всегда об этом думаешь. Не нужно себя из-за этого корить. Иди по жизни дальше, – поучал он, вертя в руке ключи от машины. – Найди новую работу. Найди цель.

Найди цель. Будто это так легко сделать. Ну просто самое простое дело из всех в мире! Найти цель, когда все вокруг тебя уже нашли свои. Когда им это вдалбливали с рождения. Когда то единственное, что ты любил, та карьера, о которой ты мечтал, просто рухнула, рассыпалась у тебя под ногами.

– Это не так легко. – Я поправил рубашку, посмотрел на свои руки. Я занимался в тренажерном зале. Мне хотелось, чтобы Бакстер увидел: я не какой-то там гребаный лузер.

Он рассмеялся, но смех был саркастический.

– Ничто никогда не бывает легко. В этом мире надо самому ловить удачу за хвост, Джейс.

Он ущипнул маму за руку перед тем, как направиться к двери.

– Эй! – возмутилась она, потирая покрасневшую кожу. – Тебе двадцать шесть лет, Бакс! Прекрати так делать.

Он рассмеялся, и это был искренний смех.

– Старые привычки никогда не умирают. – Затем он повернулся ко мне и ударил меня кулаком в плечо. – Увидимся, малыш.

Малыш.

Малыш.

Малыш.

– Меня зовут Джейс, – буркнул я себе под нос. Слова прозвучали чуть громче, чем шепот. Кто бы меня услышал?

Кто бы захотел меня слушать?

Глава третья. Блю

Два года назад,

лето

– Напиши мне сообщение, как закончишь, – сказала Фон, когда я стучала в дверь Тайлера.

– Ага. Перескажу тебе все похабные детали по пути домой в такси.

– Ты больна на голову, – рассмеялась она и отключила связь.

Как раз в эту секунду Тайлер открыл дверь и втащил меня внутрь. У него были мозолистые руки – он работал строителем, а сзади на футболке проступили пятна пота.

– М-м. – Он засунул язык в мой рот. – Мне это требовалось.

Конечно, требовалось. Я родилась, чтобы приносить удовлетворение. На вкус я как гребаный пудинг с ванильным кремом.

Он взялся пальцами за мой сосок, который тут же затвердел от его прикосновения. Я специально надела сетчатый прозрачный верх. Тайлеру это нравилось.

– На диван, – приказал он. Я отправилась туда, куда было сказано, и через несколько секунд он уже нагнул меня и шлепнул тыльной стороной ладони по правой части задницы.

Было больно. Всегда было больно. Но я улыбалась сквозь боль. Это нравилось Тайлеру.

– Ты можешь выключить свет? – попросила я. Темнота скрывала мои недостатки. В условиях минимальной видимости я была идеальной.

Но он не пошевелился. Он раздвинул мои ноги ступней, стянул мою юбку. Я почувствовала, что жировая складка на животе немного провисла. Я ела совсем немного. Почему у меня вырос живот? Так не пойдет!

Входя в меня, он взял одну мою грудь в руку.

Жир у меня на животе не уходил.

Свет горел.

Тайлер чувствовал мой жир.

Он мог видеть все.

Я положила одну руку себе на живот, а второй направила его руку к моему клитору. Он не стал ничего делать. Ему хотелось держаться за мои сиськи.

– Боже, Блю! – застонал он.

Я не чувствовала его внутри себя.

Я чувствовала пиццу, которую съела два дня назад.

Салат, который съела вчера вечером.

Воду. Много воды. Воду на завтрак. Воду на обед.

Слава Богу, он быстро кончил. Мне удалось не дать ему увидеть мою обвисшую кожу. «Больше никакой хрустящей луковой соломки в салате, никаких бесполезных углеводов», – отметила я про себя.

Пока Тайлер избавлялся от презерватива, я быстро надела юбку и взбила волосы. Одна пуговица оторвалась, но маме на это плевать. Она будет слишком пьяна, чтобы это заметить.

Тайлер уже несколько месяцев является моим другом «с привилегиями». Мы познакомились в баре на улице Вест-Аделаида, когда мне исполнился двадцать один год. На меня произвела впечатление его должность в корпорации, а на него – моя грудь. Мы занялись сексом в туалете и с тех пор встречаемся время от времени.

Большую часть времени мы оба были пьяные вдрызг. Но сегодня он настоял на том, чтобы встретиться трезвыми, может, чтобы в полной мере почувствовать, как это восхитительно – быть внутри меня. Но для меня в этом ничего восхитительного не было.

Свет горел.

Я собрала все, что выпало у меня из сумочки и рассыпалось вокруг, сунула ноги в кеды и направилась к двери.

– Я пошла! – крикнула я. Оставаться дома у мужчины – это худшее, что можно сделать. Возникает неловкая ситуация.

– Мне это в тебе очень нравится, – сказал мне Тайлер после третьей подобной встречи. – Ты никогда не задерживаешься дольше, чем нужно, чтобы выполнить свою роль.

Какое оскорбление!

Почему я вернулась?

Он вышел из ванной, когда я как раз собиралась уйти, обвел взглядом мое тело.

– Тебе следует походить в спортзал, Блю. У меня есть абонемент, и если ты хочешь пойти…

Я захлопнула дверь до того, как успела расплакаться.

Больше я Тайлера никогда не видела.

Глава четвертая. Джейс

Старшие классы

средней школы – четыре года назад

– Вчера вечером Сара пригласила меня на выпускной бал, – хвастался Моррис, зашнуровывая бутсы. – Как было приятно услышать это приглашение!

Я не мог не чувствовать зависть. Я всегда завидовал. Моррис получал любую девчонку, которую хотел.

Никто не хотел тощего, долговязого парня с прыщами, покрывавшими семьдесят процентов лица. Как кто-то вообще когда-нибудь может меня такого захотеть?

– Немного рановато для приглашения на выпускной бал, – заметил я, не давая горечи пробраться в голос. – А как она это сделала?

Моррис с минуту сидел молча, с широченной улыбкой на лице. Я видел, как он об этом думает, думает о ней. Я мог представить такие чувства к кому-то только в мечтах; и только в моих мечтах эти чувства получались взаимными.

– Она пришла ко мне домой в этих ниточках – комплекте крошечного нижнего белья и…

– Погоди, – перебил Коннор, надевая свитер. – Твои родители не психанули?

– Их дома не было, болван, – ответил Моррис и бросил носок ему в лицо.

– А я откуда мог это знать, черт побери? Ты ее сфотографировал в этом виде?

– Думай, когда открываешь свой гребаный рот, Маккук, – влез в разговор Дэнни, качая гантель правой рукой.

Мой взгляд задержался на фигуре Дэнни. Затем я опустил глаза вниз на собственное тело и вздохнул.

– Сара – женщина Кумберленда, Дэнни. Почему ты так завелся? Влюбился? – пошутил Коннор.

– Хочешь, чтобы я вот этим запустил в тебя? – Дэнни помахал гантелью, словно это было перышко.

«Если бы, – подумал я. – Если бы».

– Почему ты такой мрачный, Боланд? – крикнул мне Моррис. – У тебя впереди еще целый год.

Я продолжал шнуровать бутсы, глядя в пол. Я мало разговаривал. Молчание было лучшим вариантом. Если молчишь, не начинаются никакие споры. Если молчишь, то не будет никакого осуждения. Вслух, по крайней мере.

– Уверен, что Татьяна пригласит Джейса на выпускной бал, – продолжал Коннор. – Они будут прекрасно смотреться вместе.

Все в раздевалке разразились хохотом. Это был худший кошмар из всех возможных.

Вес Татьяны Орелуолл значительно превышал средний вес семнадцатилетней девушки ростом пять футов и один дюйм. Она обожала фарфоровых кукол (всюду таскала их с собой), а ее лицо было покрыто угрями – она страдала кистозной формой угрей. У нас с ней это было общее.

Дэнни был единственным, кто не смеялся, но он и не защищал меня. На самом деле меня никто не защищал. Я и сам себя не мог защитить.

Прозвучал свисток тренера, и все оказались на ногах. Все, за исключением меня. Я чувствовал, как слезы жгут мне глаза, но не позволил им пролиться. Никто не должен видеть меня таким. Меня уже и так воспринимают как довольно слабого человека.

На пол передо мной бросили бутылку «Гейторейд» [3]. Макс (я думаю, что его так звали) подошел ко мне со стоическим выражением лица. Макс никогда не улыбался, но никогда и не хмурился. Он был просто… Макс.

– Возьми ее, чувак. Она твоя, – сказал он.

– Не понял?

Он пнул оранжевую бутылку, чтобы она подкатилась поближе к моим ногам.

– На тренировку возьми. У меня оказалась лишняя.

Я не знал, что сказать. Никогда не знал. Поэтому схватил бутылку и благодарно кивнул. К счастью, Максу было все равно. Он прошел мимо меня и вышел на поле.

В тот день ценность молчания стала еще выше, по крайней мере для меня.

Макс не смеялся надо мной.

Макс не выделялся, он просто вписывался.

Макс не был популярным. Но он не был и неудачником.

Макс был в хорошей спортивной форме, но не был накачанным.

Вероятно, Максу было плевать на то, что другие люди о нем думают.

Я хотел быть таким, как Макс.

Глава пятая. Блю

Четвертый курс,

первая неделя – настоящее время

Я откинулась на мягкую бархатную спинку диванчика в нашей кабинке в «Мерканти».

– Вы решили, что будете заказывать? – спросила официантка. Она была симпатичной. Картер пожирал ее глазами.

– Я буду совиньон-блан, – заявила я, отдавая меню. – Пока только напитки, – мой взгляд остановился на ее бейдже с именем, – Элли.

Я поняла, что люди любят, когда к ним обращаются по имени. Это подобно дополнительному шагу к оценке личности человека. Благодаря этому они ощущают, что их заметили. У меня это прекрасно получалось.

– Шесть или восемь унций? [4] – спросила она, лицо у нее при этом стало немного более радостным.

– Бутылку, – вместо меня ответил Картер и подмигнул, флиртуя.

Официантка не отреагировала. Может, потому что у нее был парень. Может, потому что ей понравилась я.

Вероятно, последнее.

Она забрала у нас меню и ушла до того, как Картер успел расстроиться.

– Не злись, – сказала я ему, попивая воду маленькими глотками. – Вероятно, у нее уже кто-то есть.

Картер закатил глаза.

– Я никому не нравлюсь.

– Ты нравишься мне.

– Ты не считаешься.

– Я единственная, кто имеет значение, – рассмеялась я, обводя глазами зал. Взгляд остановился на двух мужчинах в очень дорогих костюмах, которые сидели у барной стойки. Более сексапильный смотрел на меня. Второй уже явно набрался. – Картер, только не пялься. Видишь вон тех двух мужиков у барной стойки? – спросила я. Он кивнул. – Который из них лучше выглядит?

– Тот, что слева.

Это был пьяный.

– Ответ неправильный.

Картер пожал плечами и скрутил свою салфетку.

– Просто это правда.

Я скрестила руки на груди.

– Тот, что справа, гораздо лучше.

– Ты так говоришь только потому, что он тебя разглядывает.

– Не дури. Ты гораздо умнее, – ответила я и еще немного поизучала двух мужчин.

Костюм у мужика, который боролся с опьянением, был лучшего кроя, более темного цвета и немного чище. Черные волосы сексуально вились вокруг ушей и были растрепаны. Он громко разговаривал, у него были пухлые губы. Да, симпатичный.

Того, который смотрел на меня, тоже уродом не назовешь. Коротко подстриженные волосы, небольшой пивной животик. Не сразу осознав, что делаю, я дотронулась рукой до своего живота и поправила пояс юбки, чтобы получше скрыть складки.

– Может, ты и прав. – Мне было стыдно признаваться. – Но он не урод.

– Нет. – Картер бросил взгляд на группу девушек, сидевших рядом с двумя мужчинами. – А что скажешь насчет них? Как ты думаешь: повезет мне или нет?

– Может быть. Если у тебя на груди вырастут волосы и ты лично подойдешь к кому-то. С «Тиндером» у тебя ничего не получилось.

Он бросил в меня мягким чехлом для телефона. Я уклонилась.

– Я не такой, как ты, Блю. Я не подхожу к случайным людям.

Я демонстративно засмеялась, в первую очередь для того, чтобы снова привлечь внимание мужчин в костюмах. Это сработало.

– Картер, тебе двадцать пять лет. Не надо смущаться.

– Ты иногда бываешь такой резкой, – выдал он, в глазах мелькнули искры гнева.

Это пройдет. Никто не может долго на меня сердиться.

Официантка Элли принесла вино и поставила нам на столик два бокала. Она показала мне бутылку, как обычно и делается, налила чуть-чуть, а я подержала вино на языке, поболтала во рту.

– Ноги классные, – пошутила я.

– Это она не про вино [5], – добавил Картер. На этот раз до Элли дошло, и она немного покраснела.

Элли поставила бутылку в ведерко со льдом и ушла, а я поздравила Картера с его первым успехом сегодня вечером.

– Очень смело, – улыбнулась я.

– Я учился у самой лучшей учительницы. – Мы чокнулись, и он снова заговорил: – Как прошел твой первый день в университете?

При мысли о нем я почувствовала прилив адреналина. Еще восемь месяцев, и я свободна! Получу наследство, которое оставил мне отец, и полечу к звездам. Под «звездами» я имела в виду Париж.

С раннего детства я всегда хотела туда поехать. Есть много глупых стереотипов, окружающих это место: о, в Париже ничего особенного нет, Париж – это просто туристическое направление. Париж – это то и это, и еще то и это. Но пошли эти стереотипы подальше!

Париж был мечтой, вот чем он был для меня. Атмосфера, Эйфелева башня, окружающая обстановка… Все это было новым. А мне предстояло все это исследовать. Я жаждала это исследовать.

Мама больше не сможет не давать мне оставленное отцом наследство после того, как я закончу университет. Это прописано в завещании отца. Он его составил, уже когда алкоголизм сожрал лучшие его части.

Поразмышляв об этом, я перенаправила мысли на Джейса. Джейс.

Джейс, Джейс, Джейс.

– Я кое-кем увлеклась на занятиях.

Картер посмотрел на меня из-за ободка бокала.

– Ты имеешь в виду занятия, на которые ходила час назад?

Я кивнула. «Я непонятно изъясняюсь?»

– Могу ли я поинтересоваться, как у тебя так быстро возникли чувства, или мне не следует это знать?

– У меня не возникает чувств к людям. Я просто увлеклась. – Чувства – это для тех, кого можно сломать. А я сильная.

– И что ты собираешься делать с упомянутым увлечением?

Я села прямо.

– Я собираюсь заставить его любить меня.

Картер саркастически улыбнулся мне.

– А потом что?

– Так далеко я не думала.

Но на самом деле я о нем думала. На всем пути в метро до «Мерканти» я только о нем и думала. Он не относился к моему типу мужчин. Он был загадкой. Я чувствовала вызов – и это меня возбуждало. В таком обыденном сером мире я была солнцем, которое возрождало этот мир к жизни. По крайней мере, в моей собственной гребаной вселенной.

– Выпьем за новые начинания? – предложила я, поднимая бокал с вином.

Картер со мной согласился. Они всегда со мной соглашались.

– За тебя, Блю Хендерсон. За девушку, которая всегда получает то, что хочет.

Как бы мне хотелось, чтобы это на самом деле было так.

Как бы мне хотелось, чтобы хоть кто-то меня заметил.

Я допила остатки вина в бокале и помахала мужику в костюме, который смотрел на меня, а затем уставился на мою грудь.

По моему телу пробежала волна удовлетворения, желания, и еще я почувствовала укол обиды, который пронзил меня насквозь. Я отмахнулась от последнего и сосредоточилась на том, что я – объект его желания. Только это имело значение.

В мире, где не хватает любви, я должна была быть желанной.

Я была желанной.

Я чувствовала себя желанной.

Любимой – никогда, нет.

Но меня хотели.

Глава шестая. Джейс

Четвертый курс,

вторая неделя – настоящее время

Блю села рядом со мной.

– Джейс, правильно? – Она говорила требовательно и искушающе. Быть беде.

Я сжал губы и кивнул.

– Привет.

На ней была черная толстовка с капюшоном поверх женских брюк для йоги, белые кроссовки, темно-синие волосы стянуты в неаккуратный хвост. Карие глаза уставились в мои собственные, когда она устроилась на стуле и повернулась ко мне.

– Привет, – повторила она.

У нее была милая улыбка. Все зубы оказались идеально ровными, за исключением двух передних, они немного находили один на другой. У меня была такая же проблема. Я ее решил. Я решал все проблемы.

– Я сказала «привет».

Я рассмеялся, хотя и знал, что получилось грубо. Но не стал ничего исправлять. Я вел себя, как мои братья. Они никогда не пытались исправиться.

Если Блю и оскорбилась, то ничего не сказала. Похоже, ее ничто не оскорбляло.

Я обратил на нее внимание на первом занятии. Ее синие волосы казались глотком свежего воздуха внутри скучных безликих стен. Я сидел на краешке стула, когда она отвечала профессору Грейнджер, – никто не говорил так, как говорила Блю.

– Прости, я тебя не услышала. – Она вынула из ушей черные наушники. У меня возникло ощущение, что она ничего не слушала.

Я решил не отвечать и принялся качать ногой. Это была нервная привычка, и я не осознавал, что делаю, пока не появлялись судороги.

Столы были сдвинуты поближе, словно Вселенная знала, что Блю усядется рядом со мной.

На последнем занятии она сказала, что ее зовут Блю Хендерсон.

Что за имя такое – Блю ?[6] Конечно, это кличка. Наверняка ей ее дал кто-то из друзей или родственников. Что у нее за семья? Почему бы мне просто не спросить ее об этом? Но у меня никогда не получалось задавать вопросы. У меня никогда не получалось долго говорить.

У Морриса получалось. И у Дэнни. У Коннора. Прайса. У всех.

У всех, кроме меня.

Я сидел в аудитории и слушал, как Грейнджер рассказывает про семиотику. Было довольно интересно, даже увлекательно, пока ее пальцы не коснулись моей коленной чашечки.

Она посмотрела на меня. Я посмотрел на нее. Я думал, что прекратил трясти ногой полчаса назад. Я не прекратил.

Ее рука совсем недолго оставалась у меня на колене, затем она решила ее убрать и снова смотреть вперед. Мне страшно хотелось, чтобы Блю снова ко мне прикоснулась. Это желание было необычным.

Когда объявили перерыв, она не теряла времени и сразу задала вопрос:

– У тебя часто такое бывает?

– Что – «такое»? – Я прекрасно знал, что она имеет в виду, но все равно хотел услышать, что она скажет.

– С ногой. Ты не можешь сидеть спокойно.

Я пожал плечами.

– Ну, я так делаю.

– Хм. – Она немного отклонилась назад, глядя на меня своими карими глазами. – Ты очень симпатичный.

Если бы я в эту минуту пил воду, то подавился бы. К щекам уже начала приливать кровь, но я приложил усилия и остановил процесс до того, как они успели покраснеть. Но Блю, вероятно, все равно заметила, потому что улыбнулась.

– Ты выглядишь как картина.

– Картина? – переспросил я. Мне хотелось услышать больше. Что бы это ни было.

– Картина, – повторила она, затем повернулась к своему ноутбуку и принялась печатать что-то для семинара.

До конца занятий мы больше не разговаривали. Она резко встала, чтобы ответить на телефонный звонок, и больше не вернулась, а я остался, очень сильно желая снова почувствовать ее пальцы у себя на коленной чашечке и послушать ее комплименты.

Домой я вернулся поздно и отправился спать. Погружаясь в сон, я перебирал в уме картины, с которыми, как я надеялся, она меня сравнивала.

По крайней мере, у меня во сне комплимент Блю был настоящим.

Глава седьмая. Блю

Восьмой класс – десять лет назад

– Твой отец умер.

В тот день моя мать не забрала меня из школы. Она просто произнесла эти слова по телефону. Моя учительница миссис Мелени, которая преподавала у нас в восьмом классе, попросила разрешения проводить меня до дома.

Я не хотела идти домой.

Возвращаться туда было особо не к чему.

Я вошла в дом в сопровождении миссис Мелени. Если и был какой-то закон, запрещающий это, она его нарушила. Но я чувствовала себя в безопасности рядом с ней.

Моя мать сидела в гостиной, держа в одной руке сигарету, а в другой – банку пива. Радио было включено на полную мощность, грохотал панк-рок, а она пела в полный голос, словно у нее и не умер муж.

Словно у меня не умер отец.

Мне было тринадцать, когда я спросила у матери, как он умер. Она ответила, что его забрал алкоголь. Теперь я знаю, что она имела в виду: он тогда выпил слишком много, и из-за яда его мозг прекратил работать.

Миссис Мелени расплакалась, когда увидела, в каком состоянии находится дом, в котором я живу. Моя мать была функциональной алкоголичкой [7], но все равно алкоголичкой. Она говорила, что если она способна выполнять необходимую работу по дому, появляться на работе и мыть машину, не отключаясь и осознавая, что делает, так зачем ей прекращать пить?

Я не могла с ней спорить. У меня не было права голоса.

Миссис Мелени спросила, не хочу ли я, чтобы она отвела меня в центр социальной помощи детям. Я помню, как рассмеялась в ответ.

– Я уже слишком большая для этого, – сказала я ей.

На самом деле я имела в виду: «Спасите меня».

На похоронах моего отца мать рыдала как двухлетний ребенок, потерявший любимую игрушку. Не знаю, любила ли она когда-нибудь моего отца. Не могу сказать, знала ли она его вообще.

А я?

Он ее любил? А меня?

Почему он меня бросил, если любил?

В доме больше не воняло алкоголем. Отец обычно его расплескивал, а мать наливала себе выпивку в стаканы с крышками. Полы перестали быть липкими. Наверное, это что-то значило.

Отец оставил большое наследство матери и мне, только в завещании указал особое условие: я его получу только после окончания университета. В свое время он основал подрядную строительную фирму. Мой отец был по-своему умным. Но он также был и больным человеком.

Но мне было тринадцать лет. Что тринадцатилетнему ребенку делать с тысячами долларов? Я не знала, как тратить деньги. По крайней мере, тогда.

После похорон мать исчезла на несколько дней. Я думаю, что она отправилась в заведение под названием «У тети Лизы», потому что вернулась в красном пальто и чулках до колена. «У тети Лизы» – это стриптиз-клуб, я погуглила.

В ту ночь я спала в кровати отца. Мне хотелось почувствовать то, что чувствовал он, чувствовал каждую ночь, когда просыпался и ненавидел жизнь так сильно, что травил себя изнутри.

Я была такой плохой? Я была трудным ребенком, о котором было сложно заботиться? Мне слишком много всего требовалось? Я была приставучей? Слишком слабой?

Его комната была темной и мрачной, на этих стенах и в каждом углу встречались разные оттенки синего. Темно-синие шторы, постельное белье цвета индиго, облупившаяся краска цвета еловой хвои.

Синий – счастливый цвет? Я больше не могла сказать. Отец был болен, но его страдания закончились. Горько-сладкая дихотомия в некотором роде.

Я заснула, раздумывая над тем, кто я. Кем я хочу стать. Чего я хочу добиться. Я закончу так, как мои родители? Один мертв, другая балансирует между дыханием и бездыханностью.

Я не выбрала ни один из этих вариантов.

Я выбрала Блю.

В тот день часть меня умерла.

Ее звали Беатрис Луиза Хендерсон.

Глава восьмая. Джейс

Старшие классы

средней школы – четыре года назад

Через полгода после того, как я изменил свою жизнь, я пригласил Райли Монтгомери на выпускной бал.

Люди недооценивают то, как ваше тело может измениться за полгода.

Полгода – и благодаря лечению аккутаном [8] мое лицо наконец очистилось от угрей.

Полгода я работал над собой, над всеми частями своего тела, до потери сил.

Полгода я носил прозрачные зубные пластины для исправления прикуса.

Полгода мотивационных подкастов.

Полгода я избавлялся от тощего долговязого куска дерьма, которым был.

Полгода – и я получил девушку своей мечты.

Помню, как впервые увидел, что Райли заметила меня. Я только что закончил тренировку, и ко мне подошли спустившиеся с трибун Райли и ее подруга Марла.

– Ты сегодня классно играл, Джейс.

Я даже не думал, что она знает, как меня зовут. Но она знала и разговаривала со мной.

– Спасибо. Завтра вечером мы снова играем. Хочешь прийти?

Ей понравилось, что я ее пригласил, а я наслаждался новой уверенностью, которую нашел в себе. Старый Джейс никогда не смог бы разговаривать с Райли Монтгомери. А Райли Монтгомери никогда не стала бы разговаривать со старым Джейсом.

На следующий вечер она пришла на игру, нарисовав на щеке мой игровой номер. Мы победили со счетом три – ноль, и я наслаждался победой немного дольше, чем делал бы раньше. До того, как Райли успела что-то сказать, я взял ее лицо обеими руками и принялся целовать до потери чувств. Мы тогда разговаривали с ней второй раз, а я уже держал ее за талию. Позднее она позволила мне обследовать еще больше частей тела, но я хотел подождать до выпускного.

Я кое-что увидел вместе с этой девушкой. Она кое-что увидела вместе со мной.

Никто раньше этого не видел.

Через несколько дней после того, как я пригласил Райли на выпускной бал, мои товарищи по команде переодевались в раздевалке.

– Боланд подцепил Райли, ты слышал, Дэнни? – заговорил Коннор, хлопая меня по груди.

– Молодец, – сказал Дэнни.

Ему какое-то время нравилась Райли, но ее заполучил я. Ей нравился я. Не он. Благодаря этому у меня возникло ощущение силы.

– Ты ее уже трахнул? – спросил Моррис, словно у него было право знать, что я делаю.

Я покачал головой.

– Она не хочет к тебе притрагиваться, да, Боланд? – пошутил Коннор. Его глупые выходки не укладывались у меня в голове. Дерьмо не бывает смешным.

– Разве Саманта Кордон не наградила тебя сифилисом в прошлом году, Кумберленд?

Парни покатились со смеху, а Коннор выскочил из раздевалки, он не мог встречаться со мной взглядом. И снова у меня возникло ощущение победы. Я выиграл! Парни любят меня. Для разнообразия они смеялись не надо мной.

Через пять минут раздевалка опустела. Или я так думал.

– Ощущения прекрасные, да? – В раздевалке остался Макс.

– Что? – Я перебросил сумку через плечо. – Какие ощущения?

– Ощущение, что ты встраиваешься.

Меня бросило в жар, и эта волна прокатилась по всему телу. К этим эмоциям еще добавилось раздражение.

– Ты говоришь как-то странно, Макс, черт побери.

– Ты лучше, чем хочешь казаться, Джейс.

– Ты меня не знаешь.

– Ты сам себя не знаешь, – ответил Макс, качая головой. – Ты считаешь, что, если встроишься в группу кретинов и говнюков и станешь одним из них, это принесет тебе удовлетворение? Что ты ищешь?

– Как закончить этот разговор, – огрызнулся я, повернулся к нему спиной и вышел из раздевалки.

Кем он себя возомнил? Почему он ведет себя так, будто меня знает? Почему ставит под вопрос все, к чему я стремился, ради чего старательно работал? Я едва ли сказал этому парню пять слов. А он мне – меньше трех.

– Дорогой, ты выглядишь немного расстроенным, – сказала мне Райли, как только я подошел к ее шкафчику.

Я погладил ее по щеке, поцеловал в губы, я брал все, что она давала мне. Все, что мне принадлежало.

Я склонился к ней поближе, дышал ей в ухо, и она чувствовала тепло моего дыхания.

– Приходи ко мне.

Я трахнул ее в ту ночь.

Я не мог ждать до выпускного бала.

Коннор сказал, что она не хочет ко мне притрагиваться. Ну, я доказал, что он не прав.

Я доказал, что все были неправы.

А это все, что имело значение.

Глава девятая. Блю

Четвертый курс,

вторая неделя – настоящее время

Казалось, что занятия по этике в СМИ тянутся очень долго.

Большинство пар проходило удаленно, поэтому мне не приходилось лично появляться на территории этого дерьмового университета, но это занятие оказалось самым худшим. Такого еще не было.

Профессора Флауэрс можно было назвать кем угодно, но только не изящным стебельком с листиком [9]. Она носила странные пальто с замысловатыми узорами, ее громоздкие и тяжелые сапоги были грязными, словно она жила где-то на пустоши, а волосы – всегда непричесанными.

О да, и человеком она тоже была не самым лучшим.

Выставляя оценки, она учитывала посещаемость, а я, к сожалению, ходила по тонкой грани между сдачей экзаменов и неполучением диплома, поэтому единственным для меня вариантом было посещение занятий [10].

Я не могла не получить диплом. У меня был план. Я должна была уехать.

В этом здании воняло плесенью, а в аудитории было только одно узкое окно в углу, за подиумом, где стояли старые книги.

Но сегодня все было по-другому.

По-другому было, потому что появилось новое лицо.

– Странно видеть тебя здесь, – сказала я Джейсу, бросая сумку рядом с его рюкзаком. – Поменял курс?

Он кивнул. Это уже стало его фишкой. Думаю, кивок означал, что я нравлюсь парню.

– Да, тот курс, на который я ходил, оказался нелепым и смехотворным, – заявил Джейс, вытягивая длинные ноги. Я проследила взглядом за ними, до самого низа брюк, а потом снова встретилась с ним глазами.

– Что это был за курс? – поинтересовалась я, но это было формальностью. Мне многое хотелось узнать про Джейса, но ничего связанного с учебой.

– Честно, название не помню. Профессорша вызывала всех по очереди на первом занятии и устроила опрос.

– Ты прав, это безумие.

– Ты еще мне будешь об этом рассказывать.

– О чем она вас спрашивала? – Я расслабилась на своем стуле. – Какой вообще может быть опрос на первом занятии?

Он фыркнул, провел тонкими пальцами по волосам. Я заметила, что он поменял серьги. Теперь в обоих ушах были бриллианты.

– Я думаю, что она пыталась заявить о себе.

«Интересно». Я склонилась поближе к нему.

– А разве не все пытаются это сделать?

Он поймал мой взгляд, и что-то промелькнуло у него в глазах.

– Ты пытаешься?

– А срабатывает?

Мышцы на его челюсти расслабились, и впервые после нашей встречи он улыбнулся. Улыбка лишь легко тронула его губы, но я поняла, что так он улыбается только людям, которые произвели на него впечатление (или на которых он сам хочет произвести впечатление). И мне он улыбнулся. Этот ответ был не хуже других возможных.

– Так, класс, я вижу новые лица! – заговорила профессор Флауэрс, глядя на Джейса. Он оказался единственным парнем в нашей группе, за исключением Хьюго, который приехал по обмену откуда-то из Европы.

«Лица». Во множественном числе. Новым было только одно. И Джейс сидел рядом со мной.

– Желаете представиться, рассказать о себе? – предложила она.

– Я не очень хорошо умею рассказывать о себе, – заговорил Джейс. – Но почему бы и нет?

И таким образом он завладел вниманием всех. У него был низкий и тихий голос. Учитывая тот факт, что он был единственным парнем в унылом окружении, у половины девушек округлились глаза, и они заинтересовались. Я это знала по личному опыту. Я была одной из них.

Сидевшая в углу брюнетка принялась накручивать на палец прядь волос. Еще одна выставила вперед грудь, слишком плотно обтянутую топом. Хотя она сидела далеко, в задней части аудитории. Джейс ее не увидит.

Я видела.

– Меня зовут Джейс, я студент четвертого курса, учусь по специальности «Коммуникации» и э-э… – Он сделал паузу, глядя на трещину в письменном столе. – Я люблю футбол.

Большинство сидевших в аудитории помахали ему руками, несколько человек буркнули «привет». Профессор Флауэрс улыбнулась. Я смотрела изучающе. Я изучала их всех.

Он был молчаливым, но не робким. Может, он любил таким представляться, но в нем было что-то, что привлекало внимание. Внимание можно получать двояко: или ты сам стараешься его привлечь, или оно само к тебе притягивается. Я не могла определить, к какой категории он относится: к обеим сразу, ни к одной или где-то посередине.

– Круто, круто. – Профессорша захлопала в ладоши, затем на следующие полчаса включила конференцию TED Talk [11].

В это время я решила присмотреться к своим потенциальным соперницам в аудитории. Можете считать меня сумасшедшей, но мне требовалось, чтобы Джейс хотел именно меня. Если кто-то окажется симпатичнее, то ему понравится она. Ведь понравится? Любой парень выбирает внешность, а не личность. По крайней мере, так было со всеми, с кем я когда-либо связывалась.

Они все были одинаковые.

И именно тогда я и заметила маленькую красотку, устроившуюся в уголке, тихую, с оленьими глазами. Она выглядела потрясающе и старалась казаться этакой девчонкой из соседнего двора. Я так не выглядела. Я слишком сильно старалась.

Время от времени она посматривала на Джейса, потом снова переводила взгляд на экран. Боже, неужели этот парень не понимает, какое впечатление производит на людей? Представьте человека, который выглядит как модель на отдыхе, даже не прилагая к этому усилий. Представьте, как приходится трудиться, чтобы стать сильной личностью – чтобы люди вас заметили.

Я решила взглянуть на Джейса и заметила, как его взгляд перемещается между экраном и девчонкой из соседнего двора.

Проклятье.

Я посмотрела снова. Он смотрел на нее.

Ты серьезно, черт побери? Нет, совершенно точно нет.

Я вырвала страницу из ежедневника, достала карандаш и написала на обороте:

«Давай вместе выпьем кофе».

Четыре слова.

Четыре слова, приглашение, от которого он не откажется. Он не сможет от него отказаться. Он не может отказать мне.

Я сложила записку в идеальный квадрат и подтолкнула ее к Джейсу, ухмыльнувшись перед тем, как снова посмотреть вперед.

Теперь мне даже не требовалось поворачивать голову, чтобы убедиться: девчонка из соседнего двора больше не привлекает его внимание. Оно сосредоточено на мне. Я чувствовала его обжигающий взгляд, когда он достал карандаш и что-то написал, затем отправил записку назад мне.

У меня вспотели ладони. Почему я вспотела? Я нервничаю? Нет. Я никогда не нервничаю. Нервы – это для слабаков.

«Дурочка», – подумала я. О чем мне волноваться?

«Назови время и место».

В конце-то концов, я же Блю Хендерсон.

Глава десятая. Блю

Четвертый курс,

вторая неделя – настоящее время

Конечно, я предложила провести вместе время после занятий. Мне требовалось узнать его получше. Время поджимало.

Джейс заказал латте у баристы в кафе «Плейн». Это было модное местечко на территории студенческого городка, только я не понимала почему. Может, я просто все ненавидела. Может, мне нравилось быть хейтером. Но Джейса я не ненавидела, он меня интересовал.

Если честно, я терпеть не могла вкус кофе. Он или слишком горький, или слишком горелый, или слишком сладкий. Он также напоминал мне обо всех тех многочисленных случаях, когда отец говорил мне, что больше не будет пить. Еще одно оправдание, правда? Чтобы смягчить удар перед тем, как он сделал последний вдох.

Ах, это было так давно… Лучше не размышлять о тех частях твоей истории, которые ты не можешь переписать.

Но в эти минуты здесь, вместе с Джейсом, у меня было достаточно сил, чтобы держать ситуацию под контролем. Мне было плевать на это гребаное кафе и на любое другое место, нужно было только, чтобы мы могли там поговорить. Требовалось место, где я могла узнать Джейса.

Это было странно – эта нарастающая зацикленность на парне, которого я знала всего две недели. У меня не было номера его телефона. Я ничего про него не знала. Все, что интриговало меня, было придумано на основании предположений, появившихся у меня в голове.

Я всегда была умной девочкой, а еще креативной. Может, это мой недостаток. Может, я влюблялась в то, кем люди потенциально могли быть, а не в то, кем они были на самом деле.

Может, в этом случае все не так. Я страшно надеялась, что в этом случае все окажется не так, иначе получится, что все приложенные усилия пошли насмарку, а я просто зря потратила время.

Снова.

– Расскажи мне о себе, Джейс.

Мы сидели рядом с книжной полкой в дальнем углу. «Здесь освещение лучше», – сказала я ему. Я видела, что ему плевать на освещение.

Но мне было не плевать.

Он должен был видеть черты моего лица.

Он должен был воспринимать меня.

Он обхватил пальцами уродливый бумажный стаканчик, в которых теперь во всех заведениях подают напитки. Настаивают на этом! Их «миссия» четко зазвучала у меня в голове: «Спасайте черепах! Остановите глобальное потепление! Не мусорьте!»

Может, стоило бы перенаправить свою обеспокоенность на богачей, которые летают на частных самолетах, чтобы просто выкурить косяк с марихуаной?

– Что ты хочешь знать? – спросил Джейс.

Боже, какой у него был приятный голос. Очень-очень приятный.

Но мой… Мой доминировал и требовал. Я контролировала ситуацию, я была главной. Джейсу следовало узнать об этом.

Я немного отодвинула в сторону освежающий напиток, который заказала, касаясь стаканчика только кончиками пальцев, а потом опустила подбородок на ладонь.

– Все.

– Это слишком общий вопрос. – Он поднес губы к ободку стаканчика и сделал маленький глоток. Я наблюдала за ним, словно в замедленной съемке. Я наблюдала за всем. – Выражайся более конкретно.

«Ты не получил права что-то у меня требовать», – хотелось сказать мне.

– Твой любимый фильм? – Я решила начать с этого.

– «Американский психопат».

Ха! Кстати, мне нравится этот фильм.

– Позволь мне задать тебе несколько вопросов, как в викторине.

Он откинулся на спинку деревянного стула и сложил руки на груди.

– Валяй.

Перед тем как я начала свою викторину, я осмотрела кожу у него под сгибом локтя. Рядом с затененной розой, на которую я обратила внимание во время нашего первого совместного занятия, было вытатуировано «Сотворение Адама» Микеланджело. Я хотела спросить про эту татуировку, про серебряные кольца на указательном пальце и мизинце. Я этого не спросила. Я была слишком увлечена разговором о гребаных психах.

– Сколько человек убил Патрик Бэйтман?

Джейс склонил голову набок и резко рассмеялся.

– Я не занимался психоанализом фильма. Я просто получал от него удовольствие.

«Вероятно, хорошо так жить», – подумала я. Просто наслаждаться разными вещами, не пытаясь разобраться, почему они тебе нравятся, почему существуют – почему делают тебя счастливым.

– А у тебя какой любимый фильм? – пришла его очередь задавать вопросы.

– «Сонная лощина», – ответила я, не моргнув глазом.

– Готика. – Джейс склонился вперед, «Сотворение» Микеланджело исчезло из зоны видимости. – Тебе нравятся монстры?

Ха.

– Не совсем.

Перед тем как мы снова заговорили, последовала короткая пауза. На мгновение я почувствовала себя неловко, напряженно. Я почувствовала себя… бессильной.

Я неправильно все поняла? Он должен был нервничать. Почему он не нервничает?

– Значит, ты пригласила меня выпить кофе, чтобы обсудить фильмы или еще что-то?

Я подняла глаза. Я была поражена, что у него хватило смелости задавать вопросы мне.

– Я пригласила тебя выпить кофе, потому что считаю тебя симпатичным. – Я не оставила ему времени, чтобы прореагировать до того, как спросила: – Я заставляю тебя нервничать?

Я уже знала ответ.

Я всех заставляла нервничать.

– Нет.

Я рассмеялась вслух.

Я правильно его услышала?

– Что? – У меня так сильно тряслась голова, что можно было бы подумать, что у меня треснула шея. – Что ты имеешь в виду? Как это нет?

Теперь пришел его черед смеяться. А его смех…

Был таким…

Черт побери…

Приятным.

– Может, это я заставляю тебя нервничать? – Он снова скрестил руки и откинулся на спинку стула. – Вообще-то ты покраснела.

Нет, не покраснела.

– Нет, не покраснела. – Я закрыла щеки руками. Они горели.

«Проклятье».

– Можно я тебя кое о чем спрошу?

Он уставился на меня глазами, напоминающими папоротник.

– Мм-хмм… – Я сглотнула.

– Это для тебя нормально?

– Что для меня нормально?

Он плотно сжал губы, снова задвигал челюстью. Я чувствовала себя выставленной напоказ, голой, лишенной своего «я», которое так старалась поддерживать.

– Ты пытаешься запугивать людей. – Он вдохнул и выдохнул, это были быстрые вдох и выдох. – Со мной так не нужно.

– Запугивать? – повторила я так, словно он говорил на иностранном языке.

– Не пойми меня неправильно, Блю. Ты весьма пугающая. Большинство симпатичных девушек отпугивают и вселяют страх.

– Большинство симпатичных девушек отпугивают и вселяют страх, – повторила я.

– Ты правильно меня услышала.

«Он считает меня симпатичной».

«Он считает меня симпатичной».

«Он считает меня симпатичной».

Я, должно быть, на самом деле симпатичная.

– Не умеешь реагировать на комплименты? – высказал предположение он.

Но это же не был комплимент, правда? Это была констатация факта. Джейс считал меня симпатичной. Он это утверждал, а не предполагал. Ничего не нужно улучшать. Правда?

– Я хочу, чтобы ты был со мной честен.

Он кивнул в ответ. Этот жест уже начинал становиться тем, что мне больше всего в нем нравилось. Это был единственный жест, который я знала.

– Что бы ты во мне изменил?

Мне стало некомфортно от того, как он на меня уставился. Он смотрел на меня, как на какую-то иноземку, неузнаваемое существо. Я все еще находилась здесь. Я таким образом становилась слишком уязвимой? Я просила слишком многого?

– Странный вопрос.

– Ну так не отвечай, – огрызнулась я. – Не хочешь – не надо.

– Ты задала вопрос.

– У тебя есть ответ?

– Я недостаточно хорошо тебя знаю, – признался он. – Я тебя совсем не знаю.

У меня перед глазами колыхалось решение вопроса. Как я кого-то узнаю? Я уже давно не подпускала никого близко к себе. Для этого имелось веское основание. Передо мной стоял выбор – подпустить его или оставить в покое.

Я выбрала первое.

На этот раз все будет по-другому.

– А ты хочешь?

Вернулась улыбка, на правой щеке показалась ямочка. Это было что-то новое. Я ее раньше не замечала.

Это и был ответ.

Глава одиннадцатая. Джейс

Четвертый курс,

третья неделя – настоящее время

После того как мы на прошлой неделе выпили вместе кофе, я дал Блю свой номер телефона. Вернее, она сунула мне в руки свой телефон с открытым списком контактов, чтобы я ввел туда свое имя.

Занятия начинались через час, а дорога до университетского городка отнимала у меня половину этого времени. К счастью, Уилл ехал через Йорк на какое-то совещание, поэтому он меня подбросил.

– Как университет? – спросил он, потягивая американо. Он каждый день пил по пять чашек.

Только от одного этого вопроса сердце учащенно забилось у меня в груди. Я волновал его в достаточной степени, чтобы об этом спросить. И это уже было немало.

– Хорошо.

– Расскажи о нем, Джейс. Как проходят занятия?

Нет, он интересовался не просто в достаточной степени, а гораздо в большей. Я улыбнулся.

– С занятиями все нормально. Я познакомился с девушкой.

Это его заинтересовало.

– Как ее зовут? Что она собой представляет? Уже давно пора было это сделать, маленький брат.

И вот так все возбуждение и спало.

Маленький брат.

Малыш.

Малыш. Малыш. Малыш.

Они когда-нибудь будут смотреть на меня как на равного?

Я ведь ненамного младше их. Бакстеру двадцать шесть, Уиллу двадцать семь, а Скотту двадцать девять.

Не. Намного. Младше.

– Она крутая. И очень смелая. Его зовут Блю.

Уилл изменил положение на сиденье и оперся рукой на колено, чтобы застегнуть манжету на запястье.

– Блю? В смысле Синяя? Как цвет?

– Как цвет. – Ее образ появился у меня в голове, и я улыбнулся. – У нее еще и синие волосы.

– Хм. Интересно. Она из этих арт-фриков?

– А почему они фрики?

Уилл фыркнул.

– А разве они все не фрики? То есть я хочу сказать, что нужно быть в некоторой степени странным, чтобы рисовать то дерьмо, которое рисуют они.

Я почувствовал себя оскорбленным.

– У Бакстера диплом искусствоведа. Он фотограф.

– Бакстер из Боландов. В этом вся разница.

Если я что-то и ненавидел в Уилле, так это его претенциозность. Если человек не работал в финансовой сфере или в бизнесе, или в чем-то, что, черт побери, изучал Уилл, то они автоматически оказывались ниже его. Он ставил меня ниже всех братьев, пусть и молча, ничего не комментируя вслух.

– В чем разница? – Мне на самом деле хотелось это знать.

– У него не цветные волосы, как у твоей Блю.

«Моей Блю».

Почему он так сказал? Почему мне это понравилось?

Мне немного захотелось ее защитить.

– Ей они идут.

Уилл снисходительно засмеялся и повернул направо, к стоянке студенческого городка.

– Наверное, да. – Он отпер дверцу машины. – Может, следующей ты встретишь Красную или Оранжевую. Попробуй все цвета радуги до окончания четвертого курса, хорошо?

Я с грохотом захлопнул дверцу и ушел, слыша, как вдали исчезает шум дурацкой выхлопной трубы, которую Уилл установил в своей машине.

Почему, черт побери, все должно быть вот так? Надо мной вечно будут издеваться, будут придираться? И ко всему прочему, члены моей семьи!

Я чувствовал себя так, словно меня взяли и выключили. Чувствовал, как на меня накатывают эти мысли. Каждый шаг, который я делал в направлении аудитории, был шагом, который я хотел сделать в обратном направлении. Может, мне следовало бы занять мысли кем-то по имени Кендра или Эмили. Может, мне следовало бы послать сообщение Райли…

Нет. «Больше никогда не посылай сообщений Райли, черт побери».

Занятия начинались через пятнадцать минут, это означало, что я пришел рано. Казалось, что на всех занятиях всегда присутствуют одно или два одних и тех же лица, но я не знал, как их зовут. Мне было плевать. Они были никем.

Я тоже когда-то был никем.

Больше никогда.

Пятнадцать минут в одиночестве с собственными мыслями – это долго. Блю всегда опаздывает, поэтому у меня было несколько минут для размышлений. Она спросила меня, хочу ли я узнать ее получше. Она в тот день обо многом меня спросила.

Это было странно. Большинство вещей, о которых мы говорили, можно считать поверхностными. Но Блю казалась мне какой угодно, но только не поверхностной. Я чувствовал, что она сдерживается. Я что-то чувствовал. Я не спрашивал. Это она захотела пойти выпить со мной кофе.

Может, я нравлюсь Блю.

Нет.

Да. Да. В это так трудно поверить?

Она мне нравилась? Нет. Я ее не знал. Могла она мне понравиться? Я хочу сказать, что она не относилась к типу девушек, которые мне нравились.

Райли была блондинкой.

У Блю синие волосы. Темно-синие, почти черные.

У Райли зеленые глаза.

У Блю карие глаза.

Райли маленькая и худенькая.

У Блю заметные формы.

Она не могла мне понравиться. Она не мой тип. Уилл никогда ее не одобрит.

Она зашла через пять минут после того, как я пресек какое-либо нарастание чувств. Она криво улыбалась. Она помахала мне.

– Привет, Джейс. – Она сжимала в руке телефон, и вот тогда-то я об этом подумал.

Она не отправила мне никаких сообщений.

Почему она не отправила мне никаких сообщений?

«Она тебе не нравится, почему тебя это волнует?»

– Привет, – ответил я, отодвигаясь. Это было вынужденно, я заставил себя отодвинуться.

Она медленно опустила сумку и с беспокойством посмотрела на меня. Оно просто исходило от нее. Я не хотел, чтобы она видела, как оно вытекает и из меня тоже, словно кровь.

– Все в порядке? – спросила она. Ее голос звучал тихо, почти робко.

Я кивнул в ответ. Я только это и делал. Но что я мог бы сказать, если бы открыл рот?

«Я ставлю под вопрос свои чувства к тебе». У меня их нет.

«Ты мне в некотором роде нравишься». Но я тебя не знаю.

«Мой брат тебя не одобрит». Но какое мне дело до того, что он думает?

Да. Мне есть дело до того, что все думают.

Блю устроилась рядом со мной и не сказала ни слова, открывая свой ноутбук. Я сделал то же самое, стал прокручивать журнальные статьи в одном окне и просматривать «Твиттер» в другом.

Я бросил взгляд на ее ноутбук и увидел, что она ищет билеты на самолет. Кажется, в направлении значилось «Париж», но она вышла с этого сайта до того, как я смог приглядеться внимательнее.

– Прости, что не написала тебе ни одного сообщения, – сказала она, судя по глазам, извинение было искренним.

И тогда я понял, что я сволочь. Лжец.

Именно тогда я понял, какой я трахнутый на голову, потому что ответил:

– Я не заметил.

«Ради всего святого, Джейс».

Я все замечал.

Блю больше не разговаривала со мной до окончания занятий.

Глава двенадцатая. Блю

Первый год учебы,

средняя школа – десять лет назад

Через полгода после смерти отца я выкрасила волосы в синий цвет.

Процесс оказался гораздо тяжелее, чем я могла предположить. Мой натуральный цвет – темно-русый, поэтому осветление его, естественно, изменило.

Я пробовала одну магазинную краску для волос за другой, один тонер для волос за другим, пока наконец они не стали медно-оранжевого цвета. После этого я нанесла бирюзовую Manic Panic [12], которую для меня выбрала мама.

Она не знала, что покупает, ей просто нужно было меня чем-то занять. Чем-то, что не требовало от нее никаких действий. Чем-то, что сделает меня счастливой, причем саму по себе, без ее участия.

Мои волосы приобрели жуткий зеленоватый оттенок. Они выглядели как морской мох или заплесневевший желатиновый десерт от компании Jell-O. Желатиновый десерт может заплесневеть? Я в это верила. Тогда я верила во все.

Мои подруги по начальной школе отдалились от меня. Никто не хотел связываться с девочкой, потерявшей отца, да еще и из-за его алкоголизма. Они делали предположения насчет меня. Говорили, что я, вероятно, уже пью в свои тринадцать лет. Я думаю, что миссис Мелени кому-то растрепала про то, что видела у меня дома и в каком он состоянии, а потом тот человек рассказал еще кому-то, сплетня пошла дальше, и – бамс!

Я стала фриком.

А теперь я еще стала фриком с синими волосами.

Эти предположения изменили траекторию моей жизни. Никто больше никогда не будет строить насчет меня плохие предположения. Я не унаследовала все от отца, как и от матери.

Я – Блю Хендерсон. Не Беатрис.

Когда люди спрашивали меня, почему я покрасила волосы в синий цвет, я говорила им: потому что совсем недавно открыла для себя мультфильм «Коралина». Он вскоре стал моим самым любимым, потому что у главной героини были волосы яркого кобальтового цвета. Мне она нравилась. Я видела себя в ней.

Потерянная.

Лишенная внимания.

Грустная.

Никому не нужно было знать, что я красила волосы так, потому что таким образом чувствовала близость к отцу. В некотором роде эти стены, эти шторы, эти простыни были всем, что от него осталось. Он оставил меня только с этим.

Конечно, меня травили, надо мной издевались. Через это проходит каждый ребенок. Хотя я это с радостью принимала. Я сама издевалась над этими негодяями в ответ. В конце-то концов, мы были одного возраста. Крысы не были надо мной, они были рядом со мной. Им просто удавалось лучше скрывать свое уродство.

Затем в один прекрасный день я познакомилась с Фон Вандерстед.

Она переехала из другого города в трех часах езды от нас, потому что ее родители получили хорошую работу на Фабрике [13].

Она была богатой и симпатичной.

И ее тоже травили, и над ней издевались.

Как я и говорила… Крысы.

Мне захотелось стать ее подругой. Может, потому, что мне хотелось быть такой, как она, или иметь те вещи, которые были у нее, или одеваться, как она. Я никогда раньше не подходила ни к кому так, как я подошла к Фон, а когда все-таки подошла, поняла, что мы станем подругами.

Иногда двое людей, которые являются полными противоположностями друг друга или находятся далеко друг от друга, оказываются связанными невидимой нитью. Этого не видит никто, кроме людей внутри этого узла. Этот узел очень трудно разорвать, и мы не стали этого делать. Мы позволили ему еще крепче связать нас, мы позволили ему сформировать нас, пока не переросли в новых людей. Тех, кто был лучше.

В кого-то типа Блю.

– Тебе нравятся мои волосы? – спросила я у Фон, которая в тот момент стояла у своего шкафчика в раздевалке и красила ногти в симпатичный розовый цвет. Ну, достаточно симпатичный. Мне никогда не нравился розовый.

Она подняла голову и посмотрела на меня большими карими глазами. Они в некотором роде напомнили мне мои собственные. У нее были черные волосы, гладко зачесанные назад в аккуратный хвост. Волосы были длинные, в отличие от моих, коротких и растрепанных.

– На самом деле мне они очень не нравятся, – невозмутимо заявила она. Я уже собиралась развернуться и уйти, но она схватила меня за запястье и развернула назад. – Но мы можем решить этот вопрос. Моя тетя парикмахер. Приходи после школы.

И я пришла. И на следующий день, и после него.

Мы с Фон садились рядом за обедом, мы вместе ужинали, она стала для меня всем.

Это может показаться трагичным, но, когда у тебя ничего нет, люди, которым ты отдаешь себя, заполняют пустоту, то место, которое осталось раскуроченным и голым.

Фон меня восстановила. Ее тетя восстановила мои волосы. Я сама чинила сломленные куски себя.

Но сломленные куски остаются всегда, в особенности если сидят у тебя прямо под кожей. Они выглядели как плоть, ощущались как плоть. Осколки стали мягкими. Стекло стало гладким.

Боль стала счастьем. Счастье стало болью.

Боль стала уютной, и этот уют был блаженством.

Глава тринадцатая. Блю

Четвертый курс,

четвертая неделя – настоящее время

– Я не буду с ним больше разговаривать, – заявила я, маленькими глотками попивая из бокала розовое просекко. – Никогда больше.

– У тебя с ним общие занятия, – напомнил Картер.

– Две раза в неделю, Блю, – добавила Фон.

Мы сидели в кабинке на обтянутых кожей диванчиках в задней части ресторана с фьюжн-кухней [14] «Теладела». Фон настояла, чтобы мы ее попробовали, и не принимала никаких возражений.

Я закатила глаза.

– И что? – спросила я.

– Еще раз повтори, что он такого сделал. – Картер схватил свою кружку с пивом и критически смотрел на меня. Или, может, это было сочувствие. Я никогда не могла их отличить.

Если честно, мне не хотелось вспоминать события прошлой недели. Они меня смущали. Мне было неловко.

Как Джейс посмел со мной так разговаривать? Что я ему сделала? Я говорила комплименты, высказывалась прямо, действовала решительно. Мои намерения были кристально чисты.

Я подготовила идеальную историю. Я все сделала правильно. Тем не менее он вел себя холодно и сдержанно. «Я не заметил», – заявил он, когда я извинилась за то, что не написала ему ни одного сообщения.

Он совсем обо мне не думал.

– Я действую ему на нервы, и теперь он не хочет иметь со мной никаких дел. – Я пожалела, что произнесла это вслух. Если что-то говоришь вслух, то это становится очень реальным.

Фон прищурилась и теперь смотрела на меня, как Картер.

– С чего бы ему тебя ненавидеть? Ты милейший человек.

– Так далеко я бы не заходил, – ухмыльнулся Картер. Я знала, что он так говорит из любви ко мне. По крайней мере, я так думала.

Мы все рассмеялись, но это не ослабило моей озабоченности. Мне чего-то не хватает? А я ему вообще понравилась, для начала? О боже, все это было у меня в голове, не правда ли?

– Народ, я не хочу ставить себя в неловкое положение. Вероятно, я вела себя слишком дерзко.

Я поняла, что говорю бессвязно, но не могла остановиться. Мне хотелось, чтобы кто-то выслушал мои самые потаенные мысли. Я больше не могла оставаться с ними одна.

– Мне следует побольше молчать? Вести себя потише? Мне следует выбрать другой подход?

– Вау, вау, вау, Блю… – Картер склонился ко мне и положил руку поверх моей. Моя рука тряслась. Я сама тряслась. – Чего тебя сейчас так понесло?

По ощущениям эти слова напоминали пощечину.

– Ничего меня не понесло.

– Ты немного завелась, моя маленькая. – Фон взяла мою другую руку в свою. – Почему ты всегда ожидаешь самое худшее?

До того, как я успела ответить, снова заговорил Картер:

– Ты проецируешь, Блю. Ты видишь то, что хочешь видеть.

– Зачем мне, черт побери, хотеть, чтобы меня отвергли, Картер?

– Я не думаю, что ты этого хочешь. Я думаю… – Он посмотрел на Фон. – Я думаю, что согласен с ней. У тебя был печальный опыт, целая цепь дерьмовых событий одно за другим, поэтому ты не ожидаешь, что в этом случае все сложится по-другому.

– Нет, сложится.

– Вот видишь! – Фон ущипнула меня за запястье. – Видишь?

У меня горели щеки. Может, я на самом деле проецировала. Может, я на самом деле видела то, что хотела видеть. Но как мой несчастный, маленький мозг мог сделать это со мной? Я хотела только, чтобы меня любили.

Я заслужила это. Мир мне кое-что должен.

– Что мне делать? – спросила я. Прозвучало, как отчаяние. Я умоляла дать мне совет, подсказать выход. – Отказаться от него?

– Почему этот парень так тебе нужен, Блю? – спросил Картер. – Ты с ним знакома всего месяц.

Очень хороший вопрос, черт побери.

Я в уме составила список за и против в тот день, когда впервые его увидела, и снова после кофе. Если честно, то против было больше, чем за. Желание кого-то завоевать давило все остальное. Так было всегда.

За: он сексапильный, он высокий, он таинственный.

Против: ему двадцать один год. Мне двадцать три. Определенно есть кое-какие проблемы из-за разницы в возрасте. Он ничего не говорит, он ничего не выкладывает, он немного… скучный? Нет, это неподходящее слово. Примитивный? Разобраться с этим позднее. Я не знаю его чувств ко мне. Я не знаю, получится ли у меня хоть когда-нибудь это выяснить. Когда он проходит мимо, на него заглядываются все девушки. Я думаю, он притворяется, что этого не замечает. Я это в нем вижу. Я не могу встречаться с таким человеком. Я даже не хочу.

Я продекламировала этот список вслух, при этом мои друзья смотрели на меня с отвисшими челюстями.

– Ты ничего о нем не знаешь, – заявил Картер, качая головой. – И дело даже не в нем, Блю.

– Ты о чем говоришь?

– Эй, простите! – Фон подозвала нашего официанта. Он тут же встрепенулся. Фон была роскошной женщиной. Я сама понимала, что возможность говорить с ней можно считать привилегией.

– Можно еще один бокал просекко? Будьте добры. О, и еще две рюмки водки.

Он кивнул и постучал себя по виску, словно таким образом пытался запомнить ее заказ. Скорее, он запомнит ее.

Мое выражение лица стало кислым.

– Мне даже не нравится водка.

– Это не для тебя, моя маленькая. – Фон посмотрела на Картера. – Если мы собираемся слушать эту безумную историю о том, как тебе понравился парень, у которого нет ни малейшего потенциала, то нам нужно о себе позаботиться, пусть хотя бы таким образом.

– Нет ни малейшего потенциала? – переспросила я, но знала, что она имела в виду. Я хотела, чтобы она это объяснила. Разговоры меня ни к чему не привели, совершенно точно. Никто меня не понимал.

Она постучала своими ярко-голубыми акриловыми ногтями по белой скатерти, которой был накрыт стол, и откашлялась.

– С тех пор как мы с тобой познакомились, Блю, я поняла три важные составляющие твоей личности.

– Так, началось, – застонала я, хотя сама на это напросилась.

– Во-первых, ты дикая, наглая и безжалостная.

– Я…

– Микрофон у меня. Не перебивай.

Она помахала пальцем перед носом у Картера, которому, судя по виду, было забавно. Он выглядел почти обалдевшим. Потерявшим голову? Он на меня так никогда не смотрел.

– Во-вторых, ты смелая и импульсивная, ты также самая добрая и самая щедрая девушка, которую я когда-либо знала. Ты не умеешь скрывать свои чувства. Больше всего ты ценишь любовь, даже в ее отсутствие.

«Даже в ее отсутствие».

– В-третьих… – Ей было трудно встретиться со мной взглядом. Я знала, что за этим последует.

– Ты многое потеряла. Ты занижаешь значимость своей боли. Ты ведешь себя так, будто ее нет, будто она не является частью тебя, когда она на самом деле стала тобой.

Напитки принесли на серебряном подносике, нарушив ауру, которую Фон создала вокруг нашего стола. Я не могла отвести от нее взгляд. Она не могла отвести взгляд от меня.

К этому времени мы дружили с Фон уже десять лет. Она видела, в какие отношения я вступала, мои случайные связи, токсичность отношений, которую я принимала, потому что не знала ничего другого. Нормальной жизни дома у меня не было (и нет до сих пор), все от меня отворачивались. А в голове у меня было еще хуже.

После окончания средней школы я убедила маму взять десять тысяч из траст-фонда, который отец оставил мне. Он говорил маме, чтобы снимала деньги только после того, как я получу высшее образование, но ее больше волновало то, как бы сделать так, чтобы я ей не мешала и не попадалась на глаза.

В тот день она нарушила обещание. Своему мужу, себе, мне.

Я попросила ее нарушить это обещание.

Я думаю, что мы были двумя сторонами одной монеты – потускневшими, проржавевшими и разбитыми.

Наверное, я больше походила на свою мать, чем думала.

Мы с Фон взяли годичный перерыв. Полгода мы путешествовали по Австралии, трахались с какими-то парнями, целовались с какими-то девчонками, пили отвратительное пиво, за которое платили серфингисты, и пытались плавать с аквалангом. Ключевое слово здесь – пытались.

Когда мы вернулись, то обе устроились на работу в мини-маркеты. Они располагались очень удобно, всего в пяти минутах ходьбы, поэтому каждый день в обеденный перерыв мы ходили в ресторан быстрого питания «Сабвей». Каждый день мы брали что-то новенькое, но дни проходили одинаково.

– Нам нужно вернуться к учебе, – однажды сказала мне Фон, жуя ассорти из холодных нарезок.

– Согласна. – Я ела то же самое. Я всегда ее копировала. Она была лучше меня.

– Йоркский университет? – предложила она. – Расположен он достаточно близко. Это, конечно, не Университет Торонто, но сойдет.

Он не входил в список лучших университетов, нет, но она была права. Что угодно – только бы это помогло мне продвинуться в жизни. Я застряла. От плохих привычек никак не избавиться. Они усиливаются, мучают и терзают и доводят до бешенства. Нужно было что-то менять.

При этом я не понимала, что меняться нужно мне.

– Блю, возвращайся на землю. – Картер щелкнул пальцами у меня перед лицом, возвращая меня в настоящее.

– Я не хотела тебя обидеть, – тихо сказала Фон. – Если обидела, то непреднамеренно. Я просто…

– Ты меня не обидела.

Врунья. Меня обижало все.

Неприятие.

Осуждение.

Слова.

Действия.

Мое прошлое.

Мое настоящее.

Я сама.

– Так как мне двигаться вперед? – Я почти забыла о том, что мы говорили про Джейса.

– Откажись от всех ожиданий. – Картер пододвинул ко мне бокал с просекко. – Вместо того чтобы пытаться его завоевать, узнай его. Затем через две недели представь нам причины, почему он тебе нравится, – что-то не только на поверхностном уровне.

Я схватила бокал за ножку и осушила одним глотком. Узнавание кого-то связано с целым списком требований. Когда мы пили кофе, я на самом деле не хотела его узнавать, если быть честной.

Джейс вызывал эйфорию.

Мне хотелось наслаждаться этим чувством как можно дольше. Я всегда так делала. Со всеми.

Мне было плевать на его любимый фильм и на значение его татуировок. Я хотела, чтобы он увидел: мне не все равно, даже если я и не была искренней.

Узнавание кого-то сопровождается уязвимостью, и не только с его стороны, но и с моей. Была ли я готова к этому? Я вообще этого хотела?

Картер сжал мои пальцы.

– Гарантирую: он тебе не нравится, Блю. Тебе нравится то, что он собой представляет.

– А что он собой представляет?

Он устало вздохнул.

– Вызов.

Глава четырнадцатая. Джейс

Четвертый курс,

четвертая неделя – настоящее время

Блю сегодня пришла рано.

Она бросила на меня взгляд в ту секунду, когда я зашел в аудиторию, и выглядела она необычно.

За последние четыре недели я обратил внимание на то, как хорошо она одевается. Вообще странно акцентироваться на чужой одежде, и в особенности – на ее, ведь в первые две недели я почти не обращал внимания на эту девушку. Но после кофе я начал складывать кусочки картинки-загадки – той загадки, которая звалась Блю Хендерсон.

Она всегда носила распущенные волосы, которые ниспадали темными волнами. Она надевала кружевные колготки, по большей части черные. Мне хотелось бы, чтобы она не использовала пурпурные тени: из-за них ее глаза выглядели усталыми.

Однако сегодня она выглядела более уставшей, чем когда-либо раньше.

Я решил сесть рядом с ней.

– Доброе утро, Блю.

Ее голова лежала на письменном столе. Она повернулась ко мне, едва ее приподняв. Блю отметила мое присутствие и опять вернулась в то же положение.

– Вчера долго засиделась? – поинтересовался я, доставая свой «Макбук».

Она закрывала лицо руками, но кивнула и снова обратила на меня внимание. Карие глаза выглядывали из-под рукава, на губах играла легкая улыбка.

Это ощущалось как победа.

– Ходила в ресторан, – пояснила она, затем зевнула. – Выпила слишком много бокалов просекко.

У меня загорелись щеки. Я понял, как мало знаю про ее друзей, ее круг общения. У нее есть парень? Она с кем-то встречается? Почему эта мысль меня волнует?

Я решил спросить:

– Ходила на свидание?

Теперь она прямо встретилась со мной глазами, они блестели и налились кровью. Возможно, она до сих пор оставалась слегка пьяна, хотя я так не думал.

– Не на свидание, – выдала она короткий простой ответ, не предоставив никаких дополнительных объяснений.

Если не свидание, то случайная связь. Если не случайная связь, то просто встреча и знакомство. Если не я, то кто? С кем она была?

Я отвернулся до того, как задал еще какие-то вопросы. Она не моя проблема. Она едва ли кто-либо для меня. В лучшем случае мы просто знакомые, случайные люди, которые знают друг друга, потому что оказались вместе в учебном заведении.

Случайные знакомые, которые, по ощущениям, совсем не незнакомцы.

– Так, класс, сегодня я для начала хочу разделить вас на пары. – Профессор Флауэрс включила проектор и ослабила серебристый галстук у себя на шее. – Выберите себе партнера и ответьте на один из четырех вопросов на экране.

Несколько девушек посмотрели на меня. Каждый раз, когда это случалось, у меня резко повышался уровень серотонина, и серотонин разлетался по моему телу.

Я был привлекательным. Я был симпатичным. Я стал всем, кем хотел стать. Я очень напряженно работал для этого – над лицом, телом, надо всем. Ушли те дни, когда Джейс Боланд был худым и тщедушным и напоминал прутик.

До того, как я успел открыть рот, Блю шлепнула ладонью по моему письменному столу, словно пробудившись ото сна и подняв тело.

Она произнесла слово.

Одно слово, из-за которого получилась перегрузка серотонина.

Одно слово, которое никогда никто не говорил мне на протяжении всей моей жизни. Слово, которое я страшно хотел услышать. Слово, которого не существовало в моих ушах.

– Мой.

Глава пятнадцатая. Блю

Четвертый курс,

четвертая неделя – настоящее время

– Мой.

Его пальцы находились так близко от моей руки, так близко… Если бы я совсем чуть-чуть вытянула свой мизинец, то коснулась бы им его большого пальца.

– Хорошо, – кивнул он.

Я победила.

Девчонка из соседнего двора явно погрустнела. Вероятно, она надеялась стать его партнершей – я понятия не имела, в каком иллюзорном мире она живет, черт ее побери.

– Какой вопрос ты хочешь взять? – спросил Джейс, открывая «Гугл Документы». – Я думаю, номер два. Он самый простой, если ты читала заданное.

Упс.

Он склонил голову набок и прищурился.

– Ты готовилась к занятиям, Блю?

Наверное, меня поймали с поличным. Я признаю свое поражение.

– Слишком много бокалов…

– Просекко. Понял, – бросил он, в последний раз взглянув на проектор перед тем, как начать печатать.

– Знаешь ли, я могу помочь. – Я склонилась поближе, перечитывая вопрос. – Я раньше читала Креншоу [15].

– Но сейчас-то дело не в том, что было раньше.

– Почему ты грубишь?

Этот вопрос выскользнул у меня изо рта, но я об этом не жалела. Джейс вел себя как козел, и его нужно было поставить на место.

Он засмеялся, ну, скорее, фыркнул. Это было очень снисходительно.

– Ты попросилась ко мне в пару, но не готовилась к занятиям. Ты ожидаешь, что я сделаю всю работу?

Пошел бы. Этот. Парень…

Пока Джейс печатал, я молча сидела, скрестив руки и анализируя ситуацию. Самое простое, что я могла сделать, – это не смотреть на него. Может, он и был прав, но это можно было сказать по-другому, повежливее. Мне нравятся прямые люди, черт побери, я сама такая.

Прямая, но не резкая.

Есть разница.

Прошло десять напряженных минут, во время которых ничего не происходило. Затем профессор Флауэрс хлопнула своими сухими костлявыми ладонями и начала задавать вопросы парам.

Я то включалась, то выключалась, пока дело не дошло до девчонки из соседнего двора. У нее был успокаивающий голос, как у ангела или священника. Каким бы гребаным образом на это ни взглянуть, она казалась невинной.

Мужчины любят невинных девушек.

Они получают удовольствие от странных вещей. Например, лишение кого-то девственности считается главным трофеем, они ставят такую цель, а если тебя кто-то уже касался, то ты в некотором роде гребаная шлюха.

Наблюдение за ней доводило меня до белого каления. У нее были идеальные кисти рук, симметричное лицо, она была миниатюрной и хрупкой, как стеклянное зеркало.

В некотором роде, возможно, мы с ней были одинаковыми.

Ломкими.

– Итак, Блю и Джейс. – Профессор Флауэрс обратила внимание на нас. – Какой вопрос вы выбрали?

– Вопрос номер два, – ответил Джейс. За себя, не за меня.

– И что вы скажете по поводу прочитанных работ Креншоу?

Джейс начал что-то говорить, но мне хотелось зашить его идеальный гребаный рот ниткой с иголкой.

И именно это я и сделала.

– Креншоу писал о расовой дискриминации, – заговорила я, пресекая любые комментарии сидевшего рядом со мной парня. – Белые мужчины все еще имеют привилегии и власть и давят этим на женщин, изображая их неспособными и недостойными из-за цвета их кожи. Из-за этого женщинам трудно обрести собственную идентичность, они опасаются, что их будут судить.

В отличие от того, что считал Джейс, я была готова к занятию. Два года назад я училась у профессора Вентворта. Я ничего не забыла.

Я никогда не забываю.

– Прекрасный анализ, Блю.

Профессор Флауэрс быстро перешла дальше, не обратив внимания на Джейса.

Оставшуюся часть занятия я тоже не обращала.

Глава шестнадцатая. Джейс

Первый курс,

Йоркский университет – три года назад

– Не могу поверить, что мы здесь, малыш.

Райли сидела на моей односпальной кровати в общежитии и пролистывала наш выпускной альбом, который мы получили после окончания средней школы.

– О боже! – взвизгнула она, тряся головой.

Я бросил взгляд на ее сиськи, затем на лицо.

– В чем дело?

– Моя помада все еще не сошла с бумаги. Видишь? – Она показала на контур ее губ, которые она тогда прижала к листу под своей подписью.

Я решил сам ее поцеловать, это перешло в минет, я стал возбуждать ее пальцами, и занимались мы этим до того, как появился мой сосед Брайс, с которым мы жили в одной комнате.

Если он и заподозрил, чем мы тут занимались, то не показал этого. Я пересекся с ним на установочной лекции. Он был спокойным парнем, держался особняком и в некоторой степени напоминал мне Макса.

В некоторой степени он напоминал мне меня самого до того, как я из неудачника стал сердцеедом.

– Он у тебя такой большой, – прошептала Райли мне в ухо перед тем, как выйти из комнаты.

«Я знаю», – подумал я. Я знаю.

– Привет, чувак, – обратился я к Брайсу, который устроился за своим письменным столом, уже достал учебник и раскрыл его на странице с текстом.

Он кивнул мне. И все.

Я подошел к нему и заглянул через плечо. Я почувствовал, как он напрягся.

– Это для каких занятий?

– Для вводного. – Он подчеркнул несколько строк, что-то нацарапал на полях и повыше приподнял очки. – У нас опрос на следующей неделе.

– Да, – сказал я, отходя от письменного стола. – Но это проблема для следующей недели.

– Не следует так начинать учебу в университете, – посоветовал он.

Это был удар в живот.

Я помнил, как то же самое сказал Моррису в первый год учебы в старших классах средней школы, когда он выпил семь рюмок на вечеринке «Канун лета».

Я помнил, как то же самое мне сказал Уилл, когда я пошел по стопам Морриса.

По какой-то причине это предложение задело меня за живое, и я погрузился в учебники и футбол. Они стали моими приоритетами.

Футбол.

Учеба.

Райли.

Больше ничто не имело значения. У меня было туннельное зрение [16], если речь шла о тех вещах, которые я хотел. А вещи, которые я хотел, знали, что я их хочу.

Однажды вечером, когда я готовился к экзамену, пришла Райли. Она надела сексуальное нижнее белье, которое продемонстрировала мне, распахнув тренчкот, как делают девушки в фильмах. Она не знала, что Брайс помогает мне подготовиться. Слава Богу, она не сняла пальто, но разозлилась по какой-то причине, которую я объяснить не мог.

– Ты теперь постоянно занимаешься, – пожаловалась она. – Я тебя совсем не вижу.

– Я все время тебя вижу.

Это не было ложью. Она приходила по крайней мере четыре раза в неделю.

– Я имела в виду, что ты не видишься со мной. Посмотри на меня! – Она бросила взгляд на Брайса. – Этот ботаник постоянно здесь.

Я убрал с колен учебник и вывел ее в коридор.

– Это было невежливо, Райли. Он на самом деле мне помогает.

– С чем?

– С подготовкой к занятиям. Я каждый день тренируюсь. Вскоре будет турнир, на который приезжает скаут из Академии. Мне нужен средний балл успеваемости, чтобы получить стипендию.

Она закатила глаза, запыхтела от раздражения.

– Знаешь ли, я просто по тебе скучаю.

Мы целовались в кладовке полчаса, пока наши губы не покраснели и не начали болеть.

– Я тебя люблю, – сказал я. Тогда я на самом деле имел это в виду.

– Я тоже люблю тебя, Джейс, – ответила она мне.

Через две недели она удивила меня, принеся билеты на Фестиваль электронной танцевальной музыки.

Через две с половиной недели она забрала у меня билеты. Сказала, что ей нужно продать их, чтобы получить наличные, которых на что-то не хватало.

Через три недели я узнал из ее «Снэпчата», что она не продала билеты и на этом фестивале сидела на плечах у какого-то парня.

После того как она разбила мне сердце, не сказав о том, что собирается это сделать, последовала целая серия «Прости» в текстовых сообщениях.

Никакого предупреждения.

Просто эгоистичные поступки эгоистичной девушки.

Девушки, которая могла врать, что любила меня.

Через четыре недели скаут из Академии наблюдал за самой худшей игрой в моей жизни.

Через месяц все мои мечты о карьере в футболе разбились навсегда.

И все потому, что я влюбился.

Глава семнадцатая. Блю

Четвертый курс,

пятая неделя – настоящее время

– Мама! – крикнула я. – Я дома.

Это была чистая театральщина – вот так кричать. Я делала это каждый раз, когда открывала входную дверь и заходила в дом, прекрасно зная, что мать или лежит в отключке у себя в спальне, или слишком пьяна, чтобы обратить на меня внимание.

– Мама, я забрала почту, – сказала я, размахивая каталогом из бакалейной лавки и счетом по кредитной карте. И снова это была театральщина.

– За что мне нужно платить на этот раз? – спросила мать, выходя из ванной с растрепанными черными волосами. Ее пошатывало. – У меня сегодня выходной.

Она заявила это, словно я спрашивала. Я уже давно прекратила спрашивать.

– За твою MasterCard. – Я заметила тарелку с супом рядом с мойкой. Мама любила ставить туда посуду, чтобы я знала: ее надо помыть, а она сама не хотела этого делать.

По крайней мере, она сегодня ела.

Она вытерла глаза тыльной стороной ладони, одновременно делая глоток какой-то коричневой жидкости из бутылки «Дасани» [17].

– Я уже заплатила.

– В таком случае тебе, возможно, следует подумать о том, чтобы перейти на электронные счета, а не те, которые приходят обычной почтой. – Двигаясь как автомат, я взяла остатки супа и вылила их вон. – Так лучше для окружающей среды.

– Какая ты благородная, – пробормотала она, плюхаясь на диван.

Я просто пожала плечами, хотя знала, что она на меня не смотрит. Мама никогда на самом деле не смотрела на меня, она глядела словно сквозь меня, и она была единственным человеком, внимания которого я не требовала.

Я знала, что никогда его не получу.

– Чуть позже я пойду погулять с Фон.

«Нетфликс» был включен на полную мощность, показывали какое-то реалити-шоу, которое я никогда раньше не видела. Я удивилась, что мать вообще услышала мой голос.

– Наслаждайся.

Она никогда не спрашивала, чем я занимаюсь, но я все равно ей говорила. Так я чувствовала, что у меня на самом деле есть кто-то из родителей, с кем я могу разговаривать.

– Может, мы будем нюхать кокаин с чехла для телефона. – Я поставила тарелку в посудомоечную машину и включила ее. – Или психоделики.

Мать никак на это не отреагировала.

– Может, было бы забавно попробовать героин, – добавила я, присаживаясь на двухместный диванчик напротив мамы.

Она не встречалась со мной глазами, когда произнесла:

– Только не пей.

И тогда она рассмеялась. Она смеялась так, словно кто-то перышком щекотал ей ребра.

Через пять минут она заснула, а я смотрела на нее. Изучающе осматривала ее угловатое лицо, впалые щеки, морщины на лбу, которые не разглаживались, даже когда она отдыхала.

Моя мать когда-то была красавицей. Я не сказала бы, что она стала ужасной уродкой сейчас. Возможно, все дело в том яде, который разъедал ее изнутри, но черты ее лица изменились так сильно, что в это было трудно поверить.

Я не могла не думать о том, не стану ли я такой же, если покачусь вниз по той же дорожке, если выйду замуж за алкоголика? Стану ли я заводить детей от алкоголика? Станут ли эти дети потакать своим желаниям, бороться с которыми я не смогу?

Моя мать хотела для меня такой жизни? Для себя?

Я обвела взглядом комнату. Мать спала на обтянутом вельветом диване, который нам оставил отец. Отец оставил нам все, потому что он оставил нас.

«Еще семь месяцев, – повторяла я как гребаную мантру. – Еще семь месяцев, и я свалю отсюда».

Через несколько часов я красила ногти, а Фон вошла ко мне в комнату и плотно закрыла за собой дверь.

– Нора спит на диване, – сообщила она, ставя сумочку на туалетный столик.

– Да, я знаю. – Я вытянула руку вперед, чтобы полюбоваться своими красными ногтями. – Я оставила ее там.

– По крайней мере, она не на полу.

«По крайней мере».

– Ты все еще не отправила сообщение Джейсу?

Его имя по ощущениям напоминало грязь у меня на языке.

– Джейсу есть чем заняться, и эти вещи ему гораздо интереснее. Например, наводить порядок в моей жизни.

Фон закатила глаза, промокнула ацетоном срезанную под углом кисточку и схватила мой указательный палец.

– Что-то у тебя больно много драматизма.

Я позволила ей очистить мои кутикулы, пока она говорила.

– Он обратил внимание на то, что ты не готовилась к занятиям. Почему ты так злишься?

– Потому что мне не нравится, как он со мной разговаривает – будто он меня знает.

– Блю, может, у него был тяжелый день.

Я вырвала у нее свою руку.

– Почему ты так его защищаешь?

– Я не защищаю его, но ты считаешь негодяями всех людей, если они не чрезвычайно милы по отношению к тебе. – Она надавила на дозатор лосьона для рук и выдавила немного себе на ладони. – Не все вокруг враги, не все хотят тебя достать.

Я позволила ей втереть лосьон мне в пальцы, раздумывая о собственных мыслях. Если я толком не узнаю Джейса, то никогда не смогу понять его настроения, давайте скажем: не смогу понять, что он не в настроении. Я никогда не узнаю, грустит ли он или счастлив, или хочет поговорить, или страстно желает тишины и быть оставленным в покое. Я буду только предполагать. Я всегда предполагала.

– Мне пригласить Джейса куда-нибудь сходить сегодня вечером? – спросила я, ожидая «нет», надеясь на «да».

Фон несколько раз кивнула и вручила мне мой телефон.

– Это вообще вопрос?

– Боже, не могу поверить, что я это делаю. – Я открыла список контактов и выбрала его имя. – Никогда раньше не писала ему сообщений.

– Он просто еще один парень, Блю. Не думай слишком много об этом.

19:03 – Блю: Догадайся, кто это?

19:07 – Джейс Боланд: Человек-паук???

Я закатила глаза и показала Фон текст. Мне очень не понравилось, что она улыбается. Мне не нравилось, что я сама сдерживаю улыбку.

19:12 – Блю: Серьезно?

19:13 – Джейс Боланд: Ты предложила догадаться…

19:15 – Блю: Ты несносный.

19:18 – Джейс Боланд: Ха-ха. В чем дело, Блю?

Не знаю, почему я после этого почувствовала бабочек в животе. Он сразу понял, кто ему написал, и поэтому я подумала, что он, наверное, ждал сообщения от меня. Наш конфликт на прошлой неделе почти разрешился; обид не осталось. Мне это нравилось.

– Он очень быстро ответил, – заметила Фон, заглядывая мне через плечо. – Он совершенно точно тебя не ненавидит.

Вернулась моя уверенность в себе.

– Кто может меня ненавидеть?

19:22 – Блю: Пошли сегодня с нами.

19:28 – Джейс Боланд: С нами?

19:29 – Блю: Моей подругой Фон и мной.

Пошли. Пожалуйста.

19:30 – Джейс Боланд: Приглашаешь

в последний момент.

Я почувствовала разочарование, оно заполнило мое сердце. Я показала текст Фон.

– Подожди, он печатает! – воскликнула она.

19:32 – Джейс Боланд: Пришли адрес. Буду.

Глава восемнадцатая. Джейс

Четвертый курс,

пятая неделя – настоящее время

– Ты не останешься на ужин? – спросила мама, доставая жаркое из духовки.

Я потер мочку уха, проверяя, хорошо ли закреплена сережка с крестом.

– У меня планы на сегодняшний вечер.

Когда мне написала Блю, я почувствовал странный прилив возбуждения. После того как она, можно сказать, подвинула меня во время занятий, мне почти хотелось еще поэкспериментировать, разобраться с таким отношением. Можете назвать меня плохим парнем, но меня приводила в возбуждение игра с огнем. Мне хотелось разбудить спящего медведя!

Гребаная Блю. Я никогда не сомневался в ее интеллекте. Это стало очевидно в первый день семинара, когда ее вызвала профессор Грейнджер. Я реально чувствовал раздражение, вначале.

Я терпеть не мог, когда меня использовали. При других обстоятельствах и если бы она не была Блю Хендерсон, эта злость заставила бы меня полностью закрыться. Но она не готовилась к занятию. Тем не менее она затмила меня.

Я впервые не психовал из-за этого.

Часть меня ждала сообщения от Блю, часть меня, которую я еще полностью не понимал. И я знал: если не пойду, то никогда не разберусь с чувством, которое испытываю рядом с ней.

– Какие планы? Ты встречаешься с братьями в «Дикс»?

«В “Дикс”?»

– Они собираются в бар?

– Да. – Казалось, что мама в замешательстве. Она сняла рукавицы-прихватки и положила их на разделочный стол. – Смотреть Кубок мира.

У меня все опустилось внутри.

Меня они не приглашали.

– О, я не стала бы обижаться, Джейс. Тут нет ничего личного. Они просто…

– Что – «они просто»? – рявкнул я, глядя маме прямо в глаза. – Старше? Более зрелые?

До того, как она успела что-то сказать, я схватил запасные ключи от машины и почувствовал небольшое удовлетворение.

«Видите: я умею водить машину. Я, черт побери, умею водить машину. И я достаточно взрослый, чтобы садиться за руль».

– Куда ты собрался? – спросила мама из столовой.

Стоило мне открыть входную дверь, как вошел отец с портфелем в одной руке и термосом в другой.

– Привет, малыш, – поздоровался он.

Малыш. Малыш.

Малыш.

Малыш. Малыш. Малыш.

– Ради всего святого! – рявкнул я, захлопывая дверь у себя за спиной.

Я слышал шум в доме, но, по правде говоря, мне было плевать. Разворачивая «Хонду», я почувствовал, как вибрирует телефон: пришло сообщение от Блю.

20:15 – Блю Хендерсон: Когда ты появишься?

Я, сжимая руль, повернул налево, в направлении бара «Дикс», стер сообщение и выдохнул с нарастающим раздражением.

«Прости, Блю. Тебе придется подождать».

Скотт, Уилл и Бакстер сидели у барной стойки. Между ними стоял графин с пивом, наполовину пустой. Они смеялись.

Они смеялись без меня.

– Джейс? – Первым меня заметил Скотт. Он был шокирован.

Он притянул меня к своему боку и похлопал по барному табурету рядом с собой.

– Что ты здесь делаешь?

Я радостно уселся на табурет.

– Просто хотелось провести немного времени с моими братьями.

– Добро пожаловать, добро пожаловать. – Уилл, как и всегда, говорил снисходительно.

Бакстер что-то проорал телевизору и с силой шлепнул кружку на барную стойку. Мне он ничего не сказал.

Он не признал мое присутствие, и это было обычным делом.

Обычным делом было относиться ко мне как к призраку. Обычным делом было забывать о моем существовании.

– Как учеба? Я не видел тебя с лета. – Скотт на долю секунды оторвал глаза от экрана, чтобы обратиться ко мне.

Он не знал, как много для меня это значит. Очень много!

– Когда ты получаешь диплом? – задал он еще один вопрос. Мое сердце наполнилось радостью.

– Можно мне пива? – Я кивнул на графин.

– О, черт побери, конечно. Джин! – Скотт позвал бармена, долговязого типа без мускулов. – Еще один стаканчик для моего брата!

Для моего брата.

Моего брата.

Черт побери, все правильно, я был его братом.

– Документы, пожалуйста, – потребовал бармен.

При других обстоятельствах я бы обозлился. Как уже злился сегодня, чуть раньше, когда мне напомнили про мой возраст, мою молодость, про то, как я отличаюсь от своих братьев.

Но Скотт признал, что я его брат.

Я достал водительское удостоверение и улыбнулся, с радостью показывая бармену, что мне уже можно спиртное. Годен по возрасту!

Я вписываюсь.

Мы пили и болтали весь вечер. Весь вечер я испытывал чувство удовлетворения. Я думал о Блю, но по большей части потому, что мой телефон продолжал вибрировать в заднем кармане джинсов.

Я ни разу к нему не прикоснулся.

Если бы я мог чувствовать себя всегда вот так – что я вписываюсь в круг людей, которые больше всего для меня значат…

Я вообще больше никогда не стал бы проверять свой телефон.

Глава девятнадцатая. Блю

Четвертый курс,

пятая неделя – настоящее время

– Он не придет, Фон.

В мире нет слова для описания эмоции, которую я испытывала. Гнев – слишком слабо, ярость – слишком сильно. Я была… я была…

Я была обижена. Мне было больно!

– Мне очень жаль, моя маленькая. Он – козел.

Фон жестом подозвала бармена и заказала нам по рюмке чего-то крепкого. Я не знала чего. Мне было плевать.

Когда принесли спиртное, я осушила обе рюмки одним глотком. Я все еще не чувствовала вкус.

– По крайней мере, теперь ты знаешь, правильно? Ты ничего не ждешь… – Фон пыталась меня успокоить, но мы находись в «Плей», одном из лучших ночных клубов в городе.

Меня не требовалось успокаивать.

Мне требовалось отвлечься.

– Потанцуй со мной, Фон! – закричала я, перекрикивая громкую музыку, и потащила ее на разноцветный пол.

Первый мужчина, на которого я обратила внимание – который обратил внимание на меня, – был высоким и темноволосым. В районе подмышек бросались в глаза полукруглые пятна пота – промокла его серая футболка. В руках он держал два стакана. «Вероятно, один из них для меня».

– Они не накачаны снотворным? – пошутила я, беря один стакан. Я предположила, что это водка с клюквой.

Я не услышала, что он ответил. Мне это и не требовалось. Осушив свой стакан, он подошел ко мне сзади и стал синхронно повторять мои движения.

Фон держала меня за руки, покачиваясь своим миниатюрным телом в такт музыке. Мужик сзади схватил ладонями мою грудь, когда я топталась на месте.

Вечер продолжался, мигали огни. Я думала о правильных вещах.

Выпивка.

Удовольствие.

Желание.

Никакого Джейса.

Никакого гребаного Джейса.

– Я могу принести тебе еще стаканчик? – спросил мужчина у меня за спиной, его горячее дыхание ласкало мне ухо.

– Пожалуйста.

Когда он ушел, я схватила Фон за запястье и потянула ее в дамскую комнату. «Боже, я же сегодня вечером все время ее дергаю и куда-то тащу».

– Не нужно так грубо, – заметила она, потирая руку, которую я только что сжимала.

– Этот парень милый? – спросила я, когда мои глаза приспосабливались к тусклому освещению в углу дамской комнаты.

– Кто?

– Тот, с которым я танцевала.

– М-м-м… – Фон явно колебалась. Почему она колебалась? – Нет, он не милый.

– Значит, он страшный.

– Я этого не говорила, Блю.

– А вполне могла бы сказать! – рявкнула я. – Какое гребаное дерьмо… Гребаное дерьмо, дерьмо, дерьмо, дерьмо. Я не могу в это поверить. Я связалась с неудачником!

– Ты его не целовала?

Целовала ли я его. Погодите-ка… Целовала?

– Не думаю, что ты его целовала… – заявила Фон, оглядываясь, как заблудившийся олененок.

– Мы в туалете! – огрызнулась я. Я не понимала, почему она ведет себя как дура.

– А то я не знаю! Я разве спрашивала, где мы находимся? Почему ты ругаешься со мной?

Я не знала.

– Я не знаю. Прости. – Я стала мерить шагами выложенный белыми плитками пол. – Прости, Фон. Мои эмоции вышли из-под контроля.

– Все из-за Джейса?

Да. Но я отказывалась произносить это вслух.

– Знаешь, ты можешь об этом говорить.

Она склонилась над раковиной, когда зашла какая-то девица. Скорее, ввалилась.

– Как-а-а-а-ая красива-а-а-ая… – заплетающимся голосом произнесла девица, показывая пальцем на Фон, затем на меня. Как обычно. Как и всегда.

Я проследила взглядом за тем, как она шла к одной из кабинок. Она закрыла за собой дверь, и ее начало рвать.

Я включила кран и побрызгала на лицо холодной водой. Плевать на тональный крем, тушь и помаду, которые начали отслаиваться и растекаться.

– Что ты делаешь? – У Фон округлились глаза, когда она подошла ко мне со спины. – Прекрати это.

– В клубе темно. Никто не может сказать, какая я уродливая подо всем этим.

– Блю, какого черта! Хватит! – Она потянулась к крану, выключила воду, развернула меня и заставила смотреть ей прямо в лицо. – Он всего лишь какой-то парень! Один из многих!

– Один парень, которому я не нравлюсь!

– Один парень из миллиона, которому ты понравилась бы, если бы дала ему шанс! Боже, Блю. – Она потерла лоб, опьянение уходило. – Я звоню Картеру, чтобы он нас забрал отсюда. Мы уходим.

Фон пошла к двери, набросив сумочку на плечо и прижав телефон к уху.

Я слышала, как за стеной она напористо и зло разговаривает с Картером, но лучшим вариантом мне показалось отключиться. И сосредотачиваться теперь я могла только на звуках, которые доносились из кабинки, где рвало пьяную девицу, которая назвала Фон красивой.

Не меня. Фон.

Почему он не пришел? Почему я ему не нравлюсь? Неужели я такая страшная? Неужели я так недостойна любви, что человек не видит мои хорошие стороны?

А у меня остались хоть какие-то хорошие стороны?

Я опустилась на грязный, отвратительный пол и почувствовала себя единой с ним. Мы были похожи, эти холодные плитки и я.

По нам шагают.

Мы грязные.

Мы существуем только для того, чтобы обеспечить людям легкий проход к своей цели.

– Пошли, Блю. Картер будет через десять минут. – Фон стояла передо мной, протягивая руки.

Я могла только смотреть на нее снизу вверх. На ее идеальное, словно вылепленное скульптором тело, ее тонкие пальцы, ее лицо, ограненное, как бриллиант.

– Почему я тебе нравлюсь? – Из уголка моего глаза выкатилась слезинка. Для разнообразия я не стала ее стирать.

– Давай не будем это обсуждать здесь.

– Если ты хочешь, чтобы я встала, то ответишь мне.

– Я тебя подниму, моя маленькая.

Она присела на корточки, но я отодвинулась подальше. Девица вышла из кабинки, но ничего не сказала, просто мыла руки.

Она смущалась.

Как и я.

– Ты не сможешь меня поднять. Я толстая.

– Ты не толстая, – заявила пьяная девица, глядя на меня в зеркале. Вот поэтому ей так и казалось. Зеркала искажают изображение.

Фон умоляла меня, теперь я это видела. Я заставляла ее страдать. Я создавала проблемы. Предполагалось, что в этот вечер мы будем развлекаться, но я все испортила. Из-за одного парня. Парня, которому я не нравилась.

Одного парня из миллиона, которому я должна была понравиться.

Глава двадцатая. Джейс

Первый курс,

Йоркский университет – три года назад

– Тебя продинамили?

– Ты зачем звонишь, Уилл? Решил меня опекать?

Я мерил шагами комнату в общежитии, считая минуты до появления Морриса, который должен был принести траву.

Как только он сообщил мне, что приедет в гости из Западного университета, я запрыгал от радости, как маленькая собачонка. Я никак не мог отвлечься, ничто в мире не могло избавить меня от непрестанной, настойчивой, ужасной, гребаной боли.

Не срабатывало ничто.

Не помогал никто.

– Эй, чувак, я пытаюсь поддержать моего маленького бра…

Я отключил связь и убрал гребаный телефон. И очень вовремя: как раз вошел Моррис.

– Джейс гребаный Боланд! – Он схватил меня за плечо и притянул к себе, чтобы обняться. – Сколько лет, сколько зим!

– Рад видеть тебя, Кумберленд.

Я колебался – спрашивать про траву или не спрашивать. Если честно, в эту минуту меня больше интересовала трава, чем он.

Он зашел в мою комнату, скинул ботинки.

– Где блондинка?

«Я не смогу сдержаться».

– Ты траву принес? – спросил я. После его вопроса это можно было сделать.

– Товар при мне.

Он достал небольшой прозрачный пакетик из заднего кармана и подбросил его вверх.

– Думаю, что здесь три сигаретки.

Было только две.

Гребаные две.

– Где третья?

Он тупо смотрел на меня, светлая челка лезла ему в глаза. В школе этого парня все любили, этого гребаного дурня.

Я боготворил его.

Ему следовало боготворить меня.

Порвав переднюю крестообразную связку, Моррис навсегда закончил с футболом. В отличие от меня, это был его собственный выбор. Меня из футбола выбросили.

Я был недостаточно хорош.

– О, проклятье, ха-ха. – Я дико завелся от его смеха. – Она у меня за ухом.

Гребаный придурок.

– Здесь можно курить?

Я уже начал, поднеся зажигалку к заранее скрученной сигаретке и вдыхая в легкие то, что должно было меня отвлечь.

Первые полчаса Моррис в деталях рассказывал про свою жизнь, хотя мне было плевать на все эти подробности. Он говорил, как учится по специальности «Криминология», про брюнеток, которых трахал, про то, как его богатая семья купила новую яхту.

Через некоторое время я включил музыку и плюхнулся на стул у письменного стола, поняв, что Моррис занял мою гребаную кровать и он тут гость.

– Вали с кровати, Кумберленд.

Он поднял руки, протестуя, но выполнил мою просьбу, смеясь себе под нос над чем-то, о чем я не собирался спрашивать.

Я не спрашивал ни о чем, ни об одной вещи, касавшейся Морриса Кумберленда, в течение двух часов.

– Итак, вы с Райли все еще вместе? – поинтересовался он, выпуская дым.

Я был спокоен, я был под кайфом, на седьмом небе от счастья. И тут он берет и спрашивает об этом.

– А что? Ты хочешь ее трахнуть?

Он изменился в лице.

– Э-э, нет, трахнуть, ха-ха.

Я не смотрел на него, когда снова заговорил:

– Все нормально. Она трахается с кем-то другим.

Если честно, я понятия не имел, чем занимается Райли. Прошло три недели с тех пор, как она меня обманула. Прошло две недели с тех пор, как скаут из Академии выбрал Мактавиша и Лондри вместо меня.

– Мне грустно это слышать. Когда это случилось? – Моррис пытался быть сентиментальным. Ему было плевать. Вероятно, завтра он напишет ей личное сообщение.

– Несколько недель назад, точно не помню. – Двадцать один день и шестнадцать часов назад.

Он пожал плечами и откашлялся в рукав фланелевой рубашки.

– Не беспокойся, Боланд. В море много рыбы.

Но я хотел одну.

Ту, которая не хотела меня.

Глава двадцать первая. Блю

Четвертый курс,

шестая неделя – настоящее время

Слава Богу, что есть неделя для выполнения домашних заданий.

Если бы мне пришлось встретиться с Джейсом в университете, я оторвала бы ему голову.

Пришло сообщение с извинениями: «Прости, что так получилось, Блю, – написал он сутки спустя. Может, и двадцать пять часов спустя. – Возникла семейная проблема».

Со своей стороны я напечатала длинный абзац, но решила, что лучше его не отправлять.

Мужчины плохо реагируют на отчаяние. Они реагируют на молчание.

Я послала дюжину роз Фон, затем сама поехала к ней с коробкой шоколадных конфет и покрытыми пушком персиками. «Я – лучший парень из всех».

Когда она открыла дверь, ее золотистый халат с блестками сиял, как солнце.

– Сколько раз тебе повторять? Я не ем шоколад. – Она ухмыльнулась, придерживая дверь ногой, чтобы дать мне пройти.

– А я ем.

Фон жила в кондоминиуме в центре города. Должна добавить, что эту квартиру ей купили родители, но она была хорошим человеком, и я ее за это не осуждала.

У двери для меня были приготовлены тапки: мягкие голубые шлепанцы с меховой опушкой, украшенные рисунком-улыбкой.

Я положила подарки на кухонный островок и отправилась в гостиную, а там с ногами забралась на оттоманку.

– Подарки мне не нужны. Я просто хочу, чтобы ты знала: ты заслуживаешь большего, чем то, что заставляешь себя переживать.

Я смотрела, как она оглядывает конфеты и ощупывает упаковку с персиками так, словно это было живое существо.

– Они для того, чтобы есть, – объявила я, включая «Нетфликс».

– Я знаю, зачем они. – Она наконец сдалась и разорвала упаковку с покрытыми пушком персиками, достала парочку и присоединилась ко мне на оттоманке. – Почему ты должна меня так искушать?

– Кто-то должен.

Мы посмотрели пару серий «Острых Козырьков» перед тем, как у меня начали болеть яичники – так мне хотелось главного героя, а мои глаза все время бессознательно перемещались между экраном телевизора и телефоном.

Он не собирается писать мне. Я не ответила на его сообщение. Почему я продолжаю проверять телефон?

– Ты хочешь поговорить о том, что случилось на прошлой неделе? – спросила Фон, словно читая мои мысли. Это у нее хорошо получалось. Она беспокоилась обо мне.

Я так думаю.

– Разве мы уже недостаточно про это говорили? – У меня было ощущение, что мне не хватает дыхания, будто я использовала все резервы. – Я получила дерьмовые извинения от дерьмового парня.

– Это так, но ты все еще обижена.

– Нет.

– Нормально быть обиженной, нормально испытывать боль, Блю.

– Нет, ненормально. – Я склонилась вперед. – Я едва ли знаю этого парня, он меня игнорирует, а я устраиваю истерику? Как какая-то печальная девушка, порвавшая с женихом, которого знала двенадцать лет.

– Ну, если ты так ставишь вопрос… – поддразнила она меня, но мне было совсем невесело.

Я покачала головой.

– Это неприемлемо.

Ее смех развеял повисшее в воздухе напряжение.

– Боже мой, Блю, ты можешь хоть раз для разнообразия признать, что испытывала к кому-то чувства? Почему ты прямо не скажешь ему об этом? Не снимешь груз со своего сердца?

Я протянула руку, чтобы коснуться ее лба, затем ее щеки.

– Ты хорошо себя чувствуешь? Может, тебе температуру измерить?

– Прекрати, я серьезно. – Она шлепнула меня по руке и откинулась назад на подушки. – Пообщайся с ним. У тебя с ним совпадают два курса на протяжении всего этого учебного года. Что ты собираешься делать? Избегать его?

– Да.

– Нет, Блю, нет. Напиши ему и спроси, что там случилось у него в семье. Напиши и спроси о причине. Он согласился с планом, но кинул тебя, так что у тебя есть все основания поинтересоваться почему.

– Разве это не считается вторжением в частную жизнь?

– Может, и считается. Выясни. Если он не ответит тебе, тогда избегай его. – Она тапнула по моему телефону и передала его мне. – По крайней мере, тогда ты примиришься с утратой.

Может, она была права. Может, мне просто хотелось ему написать из моих собственных эгоистических соображений. Но как только я открыла нашу переписку, на меня снова нахлынула волна стыда.

– Что мне сказать, чтобы не показать, в каком я отчаянии?

– Я только что тебе объяснила. Спроси у него, вежливо спроси, все ли с ним в порядке и разрешилась ли их семейная проблема.

«Хм. А ведь это на самом деле неплохой способ с ним связаться».

21:16 – Блю: Теперь все в порядке? С семьей?

Я показала Фон текст, и она одобрительно кивнула.