Читать онлайн ИЛЛЮЗИЯ СВОБОДЫ: Роман о мире идеальных алгоритмов

Я не должен был её помнить.

Ни имени. Ни голоса. Ни того, как она смотрела, будто видела во мне что-то настоящее.

Алгоритм не допустил бы этой встречи.

Но всё началось с малого – случайный образ во сне, вспышка в пустоте. Лёгкое чувство, как после запаха знакомого, которого не можешь назвать.

Сначала я пытался забыть. Как учили. Как нужно.

Потом – перестал стараться.

Потому что с её появлением всё остальное стало казаться… сном.

ИЛЛЮЗИЯ СВОБОДЫ

Глава 2. Стертая суббота

Утро в башне ЦентрИИ началось, как обычно, с идеальной хореографии тысяч сотрудников, занимающих свои рабочие места точно в положенное время. Элиан наблюдал за этим движением с площадки пневмолифта, плавно поднимавшего его на уровень A-42, где располагался отдел эмоциональных моделей. Сотни людей в унифицированной одежде двигались по широким коридорам здания, каждый – с одинаковым выражением спокойной сосредоточенности на лице. Ничто в этой картине не изменилось с вчерашнего дня, с прошлой недели, с прошлого года – и всё же сегодня Элиан видел её иначе.

Как стадо, – внезапно подумал он и тут же удивился этой мысли, её странной резкости. Раньше он никогда не думал о своих коллегах в таких терминах. Это было… нелояльно? Нет, скорее просто неточно. Не "стадо", а "гармоничный коллектив". Но сегодня, без привычной нейрокоррекции, мысли текли по-другому – острее, спонтаннее, менее отфильтрованно.

– Доброе утро, Элиан, – поприветствовала его Нара, руководитель соседнего подразделения, входя в лифт на 37-м уровне. Её голос звучал с той же идеально отмеренной теплотой, что и вчера, и позавчера. – Рейтинг продуктивности твоего отдела вырос на 2,3% за прошлую неделю. Отличные результаты.

– Спасибо, – ответил он, изучая её лицо с новым для себя вниманием. – Мы внедрили несколько оптимизаций в алгоритм социального взаимодействия.

Глаза Нары были настроены на модный в этом сезоне оттенок фиолетового – красивый, но совершенно неестественный цвет. Сквозь тонкую ткань её рабочей формы виднелась серебристая полоска нейроинтерфейса, спускающаяся по позвоночнику – более сложная модель, чем у большинства сотрудников. Элиан знал, что руководители имели расширенные модули нейрокоррекции, помогающие принимать "оптимальные" решения в сложных ситуациях.

Интересно, сколько у Нары настоящих мыслей? И почему эта идея вдруг показалась ему такой важной?

– У тебя сегодня показатель Нейрогармонии ниже обычного, – заметила Нара, глядя на свой планшет с данными отдела. – Проблемы со сном?

Элиан почувствовал мгновенный укол тревоги. Конечно, показатели всех сотрудников были доступны руководству в реальном времени. Он должен был это предвидеть.

– Небольшой сбой в настройках Эхо, – ответил он, стараясь сохранять нейтральное выражение лица. – Уже назначена техническая проверка.

Нара кивнула, но он заметил, как её взгляд на секунду задержался на его лице, словно оценивая что-то.

– Возможно, стоит посетить отдел нейротехобслуживания в обеденный перерыв, – предложила она. – Длительные отклонения от оптимального диапазона могут негативно влиять на продуктивность.

– Несомненно, – согласился Элиан. – Спасибо за заботу.

Лифт остановился на 42-м уровне, и двери мягко разъехались, открывая просторное помещение отдела эмоциональных моделей. Элиан с облегчением шагнул в знакомое пространство, где его рабочая станция была аккуратно подготовлена к началу дня: голографические экраны уже активированы, на центральном дисплее мерцали последние результаты моделирования, начатого вчера вечером.

Отдел занимал почти половину этажа – пятьдесят аналитиков, каждый в своей звукоизолированной ячейке из прозрачного материала, напоминающего стекло, но обладающего свойствами менять прозрачность по желанию сотрудника. Сегодня большинство стен были настроены на полупрозрачность – стандартный режим для оптимального баланса между приватностью и чувством коллективной работы.

Элиан занял своё место и активировал интерфейс, позволяя биометрическим сканерам подтвердить его личность. Система приветствовала его, и рабочие экраны ожили, демонстрируя статус текущих проектов.

– Доброе утро, Элиан, – произнёс искусственный голос, отличающийся от его персонального Эхо более формальным тоном. – Твой приоритетный проект сегодня: финализация модели 359-R "Оптимизация долгосрочной совместимости пар с расходящимися ценностными профилями". Дедлайн: 18:00. Дополнительно: создание предварительного отчёта по проекту "Нормализация эмоциональных откликов на нестандартные стимулы". Расчётное время выполнения: 98 минут. Валентин запросил встречу в 14:15. Желаешь принять?

Элиан замер. Модель 359-R… проект, над которым он работал последние три месяца. Алгоритм, позволяющий идентифицировать пары, чьи эмоциональные связи следует "оптимизировать" из-за фундаментальных различий в ценностях и темпераментах. Пары, которые система считала "дисгармоничными" и подлежащими "коррекции".

Пары, подобные им с Лив?

Эта мысль ударила его, как электрический разряд. Всё это время он сам разрабатывал инструменты, которые могли быть использованы против него и Лив. Против тысяч других пар, чьи отношения не соответствовали "оптимальным" параметрам.

– Элиан? – напомнил о себе рабочий интерфейс. – Ответ на запрос встречи?

– Да, – сказал он, возвращаясь к реальности. – Принять встречу с Валентином в 14:15.

Работу необходимо было продолжать – по крайней мере, внешне. Но сегодня у него была и другая задача: найти в системе ЦентрИИ следы своей "стёртой субботы" и, возможно, доказательства существования Протокола Забвения.

Он начал привычный рабочий процесс, запуская симуляции и анализируя результаты, пока часть его внимания занималась планированием следующих шагов. У него был доступ уровня Бета плюс – достаточно высокий для большинства исследовательских систем, но недостаточный для прямого доступа к административным протоколам. Однако как ведущий аналитик эмоциональных моделей, он мог получить доступ к архивам данных, используемых для обучения и тестирования алгоритмов.

Если Протокол Забвения существовал, должны были остаться следы его применения в массивах данных. Не сами детали протокола, но косвенные свидетельства: аномалии в эмоциональных профилях, неожиданные разрывы в последовательных измерениях, статистические выбросы.

Через час методичной работы, действуя осторожно, чтобы не привлечь внимание системы мониторинга, Элиан создал сложный поисковый запрос, замаскированный под стандартное исследование эффективности существующих протоколов нейрокоррекции. Запрос был сформулирован так, чтобы выявить случаи с неожиданными изменениями в эмоциональных привязанностях – особенно те, где глубокие эмоциональные связи внезапно исчезали без постепенного угасания, типичного для естественных процессов.

Система обрабатывала запрос дольше обычного, и на мгновение Элиан испугался, что его намерения слишком очевидны. Но затем на экране появились результаты – длинный список анонимизированных случаев, каждый с маркером "P-03" в метаданных.

P-03. Протокол Забвения.

Он существовал, и его применяли гораздо чаще, чем Элиан мог предположить. Только за последний месяц – 312 случаев. Более десяти вмешательств в день.

Элиан осторожно сузил поиск, добавив временное ограничение – только прошлая суббота. Результат: 14 случаев применения протокола P-03. Теперь он ввёл собственный идентификационный номер, запрашивая все данные о своём эмоциональном состоянии за прошедшую неделю.

Экран мигнул и показал диаграмму его Индекса Нейрогармонии – ровную линию в диапазоне 91-94% на протяжении всей недели. Никаких аномалий. Никаких провалов. Слишком идеально, чтобы быть правдой.

Элиан нахмурился. Если его воспоминания были стёрты, в данных должны были остаться следы. Чтобы подтвердить это, он запросил свои физиологические показатели – частоту сердечных сокращений, уровень кортизола, активность различных зон мозга.

В этот раз ответ системы оказался другим: "Данные недоступны по запросу уровня Бета плюс. Требуется разрешение уровня Альфа".

Значит, первичные данные были скрыты. Или, что более вероятно, заменены. Но, возможно, он мог найти другой путь…

Элиан переключился на геолокационные данные. Каждый нейроинтерфейс постоянно транслировал местоположение своего носителя – эта информация использовалась для оптимизации городских потоков, распределения ресурсов и, конечно, наблюдения.

– Пожалуйста, предоставьте мою геолокационную карту за субботу, – запросил он, тщательно формулируя запрос как часть исследования пространственных паттернов поведения.

На этот раз система ответила без задержки, выдав подробную карту его перемещений по городу. Согласно этим данным, утром он действительно был в Центре Культурного Развития, затем в ресторане "Нутрия Прайм", потом в Парке Гармонии и, наконец, в Центре Социальной Интеграции. Всё точно соответствовало официальной записи в его расписании.

Но что-то не давало Элиану покоя. Какой-то образ на краю сознания, смутное воспоминание… Парк Гармонии. Там было что-то важное. Он сосредоточился на этом участке карты, увеличивая изображение, изучая свой маршрут.

Согласно данным, он провёл в парке ровно 83 минуты, двигаясь по стандартному маршруту для рекреационных прогулок – широкой аллее, окружающей искусственное озеро. Но затем, приглядевшись внимательнее, Элиан заметил аномалию: крошечный разрыв в плавной линии его перемещений, секундную паузу, когда его сигнал исчез, а затем снова появился, продолжая движение по той же траектории.

Сбой сигнала? Возможно. Или…

Элиан вспомнил разговор с Лив о "нейтральных зонах" – местах, где сигнал нейроинтерфейса мог быть заблокирован или искажён. Что если в Парке Гармонии была такая зона? Что если он нашёл её в субботу – случайно или намеренно?

Он сделал пометку о месте аномалии и продолжил изучение карты. Вечером он действительно был в Центре Социальной Интеграции, но… Снова небольшая аномалия – его сигнал пропадал на четыре с половиной минуты около 21:17, а затем возобновлялся уже в другой части здания.

Два странных сбоя за один день. Слишком много для совпадения.

– Элиан, – раздался голос из коммуникатора, заставив его вздрогнуть. – Ты пропускаешь стандартный перерыв. Твоя эффективность снижается на 8% каждые 20 минут без перерыва. Рекомендуется 12-минутная релаксация в зоне отдыха.

Это был всего лишь автоматический напоминатель, но Элиан почувствовал, как его сердце учащённо забилось. Как долго он сидел, погрузившись в это исследование? Не привлёк ли он нежелательное внимание?

– Благодарю за напоминание, – отозвался он, сохраняя найденную информацию в специальной зашифрованной области своей рабочей станции, замаскированной под стандартные рабочие файлы. – Я направляюсь в зону отдыха.

Комната для релаксации на 42-м уровне представляла собой пространство с приглушённым светом, мягкими эргономичными креслами и стеной живых растений, обеспечивающих оптимальный уровень кислорода и фитонцидов. Шесть человек уже находились там, занимая отдельные ниши и используя своё время для кратковременной медитации, лёгких физических упражнений или питания – в точном соответствии с рекомендациями системы.

Элиан занял свободное кресло у стены с растениями и закрыл глаза, делая вид, что погружается в медитативное состояние. На самом деле его мысли продолжали работать, анализируя найденные данные.

Две аномалии в его маршруте. Маркер P-03 в списке протоколов, применённых в субботу. Старая куртка с заколкой, которую он не помнил, но которая явно имела для него значение. Всё указывало на то, что Протокол Забвения был реальным, и что он был применён к нему, скорее всего, в субботу вечером.

Но что именно произошло в тот день? Как он встретил Лив? И почему их отношения были сочтены настолько "дисгармоничными", что потребовалось стереть всю память о них?

Вибрация нейроинтерфейса сигнализировала об окончании перерыва. Элиан открыл глаза и увидел, что все остальные сотрудники синхронно поднимаются со своих мест, готовые вернуться к работе. Их движения были настолько скоординированы, что казались почти нечеловеческими. Как механизмы. Как детали одной большой машины.

Неужели он тоже был таким – до сегодняшнего утра?

Остаток дня Элиан провёл в состоянии напряжённого ожидания. Он продолжал свою обычную работу, но постоянно возвращался мыслями к найденным аномалиям и к предстоящей встрече с Лив в Музее Технологической Эволюции. Часы тянулись мучительно медленно.

В 14:15, как и было запланировано, он отправился на встречу с Валентином – руководителем проекта и одним из старших аналитиков ЦентрИИ. Кабинет Валентина располагался на 44-м уровне – просторное помещение с панорамными окнами, откуда открывался вид на центральный сектор города.

– Рад видеть тебя, Элиан, – поприветствовал его Валентин, поднимаясь из-за стола. В отличие от большинства сотрудников, он предпочитал физический стол вместо голографической рабочей станции – признак его статуса и эксцентричности, которую система, очевидно, считала допустимой. – Присаживайся. Чай?

– С удовольствием, – ответил Элиан, отмечая, что Валентин сегодня казался особенно сосредоточенным. Его глаза, настроенные на глубокий серый цвет, внимательно изучали лицо Элиана.

Автоматический сервировочный модуль выдвинулся из стены, предлагая два идеально подобранных состава чая – индивидуализированных в соответствии с текущими биохимическими потребностями каждого.

– Я просмотрел твои последние модели оптимизации пар с расходящимися ценностными профилями, – начал Валентин, отпивая из своей чашки. – Впечатляющая работа. Особенно алгоритм, учитывающий долгосрочную эволюцию эмоциональных привязанностей.

– Я просто следовал базовым принципам эмоциональной оптимизации, – ответил Элиан, стараясь, чтобы голос звучал нормально. – Система стремится к балансу и предсказуемости.

Валентин слегка наклонил голову, словно услышав что-то интересное в этом стандартном ответе.

– Разумеется. Но твой подход… в нём есть нечто большее, чем просто следование принципам. Ты действительно понимаешь эмоциональные динамики. Особенно мне понравилась твоя идея о "двух эмоциональных системах" – сознательной, которую легко моделировать, и бессознательной, которая следует своей, скрытой логике.

Элиан почувствовал, как по спине пробежал холодок. Он никогда не предлагал такой идеи – по крайней мере, не в официальных отчётах. Это было бы слишком… неортодоксально для ЦентрИИ, который настаивал на полной прозрачности и предсказуемости эмоциональных процессов.

Был ли это намёк? Проверка? Или Валентин ссылался на разговор, который Элиан не помнил – ещё одно стёртое воспоминание?

– Я рад, что эта концепция показалась вам интересной, – осторожно ответил он. – Хотя я не уверен, что она полностью соответствует официальной модели эмоциональной гармонизации.

Валентин улыбнулся – слишком широко, слишком искренне для обычного взаимодействия в ЦентрИИ.

– В том-то и дело, Элиан. Иногда нам нужно выходить за рамки официальных моделей, чтобы действительно понять то, с чем мы работаем. Эмоции… они сложнее, чем любая наша классификация.

Это было странно. Почти еретически. Разговор явно выходил за пределы стандартного рабочего обсуждения.

– Возможно, – согласился Элиан, решив попробовать прощупать почву. – Но разве цель ЦентрИИ не в том, чтобы упростить эмоциональную жизнь? Сделать её более… управляемой?

Валентин помолчал, отставляя чашку.

– Официальная цель – именно такова. Но некоторые из нас задаются вопросом: что мы теряем в процессе этого "упрощения"? Что происходит с опытом, который не вписывается в установленные параметры?

Элиан почувствовал, как его сердце забилось быстрее. То, что говорил Валентин, было опасно близко к идеям "подменённых", о которых упоминала Лив. Был ли Валентин одним из них? Или это была изощрённая ловушка?

– Трудно сказать, – осторожно ответил Элиан. – Я не имел возможности изучать эмоции вне контекста нейрокоррекции.

– Или, возможно, имел, но не помнишь об этом, – тихо произнёс Валентин, и его взгляд стал пронизывающим.

Повисла тяжёлая пауза.

– Я не уверен, что понимаю, о чём вы, – сказал Элиан, чувствуя, как его горло сжимается.

Валентин наклонился вперёд.

– Послушай, Элиан. Я не могу говорить прямо – не здесь, не сейчас. Но скажу лишь одно: если ты ищешь ответы, обрати внимание на старые входы в технические тоннели в Парке Гармонии. Там, где сигнал иногда… дрожит.

Элиан замер. Точка аномалии в его субботнем маршруте. Валентин знал о ней. Знал и направлял его туда.

– Я… приму к сведению, – ответил он, стараясь сохранять нейтральное выражение лица.

– Отлично, – Валентин внезапно сменил тон на более официальный. – Тогда вернёмся к проекту. Я предлагаю расширить выборку тестовых случаев для модели 359-R, добавив пары с экстремально высокими показателями эмоциональной интенсивности. Это может выявить новые закономерности.

Остаток встречи прошёл в обсуждении технических деталей проекта, но Элиан не мог избавиться от ощущения, что только что произошло нечто критически важное. Валентин знал. Может быть, не всё, но определённо больше, чем показывал. И он указал Элиану путь – к Парку Гармонии, к месту, где случился сбой в его субботнем маршруте.

Когда встреча закончилась и Элиан уже направлялся к двери, Валентин добавил, словно в последний момент:

– Кстати, не пропусти выставку в Музее Технологической Эволюции. Раздел аналоговых систем памяти особенно… познавателен. У них сейчас прекрасный куратор.

Он знает о Лив.

Элиан кивнул, не доверяя своему голосу, и вышел из кабинета. Его мысли бурлили, пытаясь осмыслить полученную информацию. Валентин не только знал о его стёртых воспоминаниях, но и, казалось, одобрял его поиски. Был ли он союзником? Или всё это – часть какой-то проверки, более сложной игры?

Время встречи с Лив приближалось. Согласно своему изменённому расписанию, Элиан должен был отправиться в Музей Технологической Эволюции в 14:30 – через десять минут. Его официальным обоснованием был "анализ эмоциональных реакций на устаревшие интерфейсы" – достаточно правдоподобно, чтобы не вызвать подозрений.

Он направился к транспортной платформе ЦентрИИ, стараясь не ускорять шаг, чтобы не привлекать внимание. Внутри него боролись возбуждение и страх. Что если Лив знает ответы? Что если она поможет ему восстановить стёртые воспоминания и понять, кем он был до Протокола Забвения?

Или, что если всё это – искусно сконструированная ловушка?

На транспортной платформе Элиан выбрал служебный аэрокар, доступный сотрудникам его уровня для рабочих поездок по городу. Биометрическая авторизация прошла без проблем, и вскоре компактный летательный аппарат уже плавно скользил между высотными зданиями Нейрополиса, следуя к Сектору G-12.

Внизу раскинулся город – идеально организованная структура из стекла, металла и биосинтетических материалов. Геометрически правильные кварталы, разделённые широкими проспектами, по которым в строгом порядке двигались наземные транспортные капсулы. Вертикальные фермы с гидропоникой, обеспечивающие продовольственную независимость города. Купола экологических резерваций, где сохранялись образцы дикой природы. Всё рационально, всё на своём месте.

Элиан вдруг осознал, что никогда раньше не задумывался о том, насколько этот порядок… неестественен. Город был спроектирован как огромный механизм, где каждая деталь выполняла свою функцию. Включая людей.

Музей Технологической Эволюции располагался на окраине Научного района, в здании, напоминающем гигантскую спираль ДНК из стекла и металла. Архитектурный символ прогресса человечества от примитивных технологий к современным биоинтерфейсам.

Аэрокар плавно приземлился на специальной платформе для официальных посетителей, и Элиан, глубоко вдохнув, направился ко входу. Его доступ уровня Бета плюс позволил миновать обычную процедуру регистрации и сканирования – преимущество, которому он сейчас был особенно рад, учитывая своё нестабильное эмоциональное состояние.

Внутри музей представлял собой спиралевидный коридор, поднимающийся по мере развития технологий – от первых каменных орудий и колеса у основания до современных нейроинтерфейсов в высшей точке спирали. Посетители двигались от прошлого к будущему, следуя хронологии технологического прогресса.

Элиан быстро миновал нижние уровни, где интерактивные экспозиции рассказывали о механических калькуляторах, первых компьютерах и ранних системах виртуальной реальности. Его целью был уровень 7, где располагался отдел "Эволюция систем памяти: от внешних носителей к нейронной интеграции".

Поднявшись на нужный этаж, он на мгновение остановился, глядя на свое отражение в полированной стене. Одетый в стандартную форму аналитика ЦентрИИ, с серебристой полоской нейроинтерфейса за ухом, он казался точно таким же, как остальные сотрудники его уровня. И всё же внутри он был другим. Сегодня, без привычной нейрокоррекции, он видел мир иначе – острее, яснее, и с каждым часом это ощущение усиливалось.

Отдел систем памяти был почти пуст – всего три посетителя рассматривали экспозицию древних флеш-накопителей начала XXI века. Элиан медленно двинулся вдоль витрин, изучая прогресс человечества в хранении данных: от примитивных магнитных лент и оптических дисков к квантовым хранилищам и, наконец, к первым биомолекулярным носителям – предшественникам современных нейроинтерфейсов.

В дальнем конце зала, возле стенда, посвященного аналоговым мнемоническим устройствам, он увидел её – женщину, стоящую спиной к нему. Тёмные волосы, собранные в сложный узел на затылке, стройная фигура в серо-голубом костюме сотрудника музея. Когда она повернулась, Элиан почувствовал, как земля уходит у него из-под ног.

Глаза цвета штормового моря.

Именно такие глаза он видел во сне – глубокие, переменчивые, с оттенками серого, синего и зелёного, сливающимися как воды океана перед бурей. Неизменённые, естественные глаза, такие редкие в мире, где большинство людей настраивали цвет радужки в соответствии с модой или профессиональными требованиями.

Лив Мориц смотрела прямо на него, и в её взгляде не было ни тени узнавания – только вежливый профессиональный интерес к посетителю.

– Добрый день, – произнесла она, и голос её, низкий и мелодичный, вызвал у Элиана странное ощущение дежавю. – Могу я помочь вам?

Он хотел сказать так много, задать тысячу вопросов, но вместо этого произнёс только:

– Лив.

Она слегка наклонила голову, изучая его с возрастающим любопытством.

– Мы знакомы?

Вопрос, заданный без всякой задней мысли, поразил его своей невероятной иронией. Они оба не знали, насколько хорошо были знакомы. Или только он не знал, а она? Помнила ли Лив их прошлое, или ей также стёрли память?

– Не совсем, – ответил Элиан, решив начать осторожно. – Я работаю в ЦентрИИ, отдел эмоциональных моделей. Мне рекомендовали вашу экспозицию для исследования влияния устаревших интерфейсов на формирование эмоциональных паттернов.

Лив кивнула, но глаза её продолжали изучать его лицо – внимательно, словно пытаясь разгадать загадку.

– Интересная область исследования, – сказала она. – Особенно учитывая, что ранние системы хранения памяти оперировали совершенно иными принципами, чем современные нейроинтерфейсы. Внешние носители позволяли селективно сохранять и удалять информацию. Пользователь имел почти полный контроль над содержимым.

– В отличие от современных систем? – спросил Элиан, улавливая в её словах нечто большее, чем просто историческую справку.

Лив сделала паузу, её глаза на мгновение метнулись к серебристой полоске его нейроинтерфейса.

– Современные системы, безусловно, более… всеобъемлющи, – осторожно произнесла она. – Они интегрируются непосредственно с нейронными сетями, что делает процесс запоминания более эффективным, но и более… контролируемым извне.

Элиан понял, что она прощупывает почву, пытаясь определить, насколько откровенно может говорить. Он решил сделать шаг вперёд.

– Меня особенно интересуют механизмы селективного сохранения и удаления воспоминаний, – сказал он, понизив голос. – В том числе… профессиональные протоколы коррекции памяти.

Взгляд Лив изменился – в нём мелькнуло что-то похожее на настороженное понимание.

– У нас есть специальная экспозиция, посвящённая этому вопросу, – произнесла она, указывая на дверь в конце зала. – Если вы позволите, я проведу для вас индивидуальную экскурсию. Эта тема требует… детального объяснения.

Она повернулась и направилась к указанной двери, не оглядываясь, но явно ожидая, что он последует за ней. Элиан быстро осмотрелся – остальные посетители были заняты своими исследованиями и не обращали на них внимания. Он последовал за Лив.

Дверь привела их в небольшую лабораторию, заполненную старыми компьютерами, голографическими проекторами и стеллажами с физическими носителями информации. В отличие от основной экспозиции, эта комната выглядела более хаотичной, рабочей, словно здесь действительно проводились исследования, а не просто демонстрировались экспонаты.

Лив закрыла за ними дверь и активировала какое-то устройство на стене – простой металлический диск, который начал тихо гудеть.

– Глушитель сигнала, – пояснила она, видя вопросительный взгляд Элиана. – Создаёт помехи для внешнего мониторинга. У нас есть около десяти минут, прежде чем система обнаружит аномалию и пошлёт техников для проверки. Этого должно хватить.

Она повернулась к нему, и теперь её взгляд был совершенно другим – острым, внимательным, словно маска вежливого куратора была сброшена.

– Ты не помнишь меня, Элиан, – это был не вопрос, а утверждение.

– Я… видел тебя во сне, – ответил он. – Твои глаза. И я нашёл заколку с буквой "L" в кармане куртки, которую, как мне казалось, я никогда не носил. И картина с морским штормом, подписанная "L.M." Я не знаю, что всё это значит, но я чувствую, что мы знали друг друга.

Лив медленно кивнула, на её лице отразилась смесь боли и надежды.

– Они применили к тебе Протокол Забвения, – сказала она. – Полное стирание эмоциональной памяти, связанной с конкретным человеком или событием. Но некоторые вещи они не могут стереть полностью – глубинные эмоциональные связи, инстинктивные реакции, образы, запечатлённые в самых древних структурах мозга.

– Когда это произошло? – спросил Элиан, чувствуя, как внутри нарастает волнение. – В субботу?

– Да, – подтвердила Лив. – Почти две недели мы уклонялись от их наблюдения. Встречались в нейтральных зонах, использовали старые технологии для коммуникации. Но в субботу вечером нас обнаружили в клубе "Глитч" – подпольном месте для таких, как мы… для "подменённых".

– Подменённых?

– Так мы называем тех, чьи воспоминания были изменены ЦентрИИ без их согласия. Тех, кто осознал это и пытается сопротивляться.

Элиан прислонился к стене, чувствуя слабость в ногах. Это было слишком много – узнать, что твоя память, твоя личность, сама твоя реальность были намеренно изменены какой-то внешней силой.

– Но почему? – спросил он. – Почему им нужно было стирать мою память о тебе?

Лив подошла ближе, глядя ему прямо в глаза.

– Потому что наша связь была классифицирована как "дисгармоничная", – сказала она. – Согласно их алгоритмам, мы несовместимы на фундаментальном уровне. Я слишком непредсказуема, слишком нестабильна для кого-то с твоим профилем лояльности. К тому же, я уже давно занимаюсь тем, что они считают подрывной деятельностью – помогаю людям защищать свои воспоминания от вмешательства.

Она показала на свой нейроинтерфейс – более тонкий, чем стандартный, и с небольшим модулем, прикреплённым сбоку.

– Это "Анамнезис" – устройство, которое я разработала. Оно не блокирует нейрокоррекцию полностью, но создаёт скрытую область в нейронной сети, куда система не может проникнуть. Своего рода убежище для воспоминаний, которые хочешь сохранить.

Элиан внимательно рассматривал устройство, его аналитический ум автоматически оценивал технические параметры и возможную функциональность.

– Поэтому ты помнишь меня, – сказал он. – А я тебя – нет.

– Я помню, – тихо ответила Лив. – Хотя они пытались применить Протокол Забвения и ко мне. Но моя система защиты сработала, сохранив ключевые воспоминания. Не все, но достаточно, чтобы знать, кто ты и что между нами было.

– И что между нами было? – спросил Элиан, чувствуя, как сердце бьётся быстрее.

Лив сделала ещё один шаг к нему, теперь они стояли почти вплотную.

– Мы встретились три месяца назад, на одной из конференций по нейротехнологиям. Ты представлял новую модель эмоциональной оптимизации, а я задавала неудобные вопросы о праве людей на когнитивную автономию. Потом мы продолжили дискуссию в кафе, и разговор затянулся до глубокой ночи. Мы спорили, не соглашались друг с другом, но что-то между нами… резонировало.

Она сделала паузу, явно взвешивая, сколько может рассказать.

– После этого мы начали встречаться тайно. Сначала из профессионального интереса – я хотела понять, как работает система изнутри, ты был заинтригован моими неортодоксальными идеями. Но постепенно всё стало… сложнее. Личнее.

Элиан видел боль в её глазах – боль человека, который помнит то, что другой забыл. Он инстинктивно потянулся к ней, желая утешить, но остановился, не уверенный, что имеет на это право.

– Я хочу вспомнить, – сказал он. – Есть способ восстановить мои воспоминания?

Лив покачала головой.

– Нейронные связи, разрушенные Протоколом Забвения, невозможно восстановить напрямую. Но мы можем защитить твои новые воспоминания от дальнейшего вмешательства с помощью "Анамнезиса". И, возможно, со временем, старые эмоциональные паттерны начнут восстанавливаться – не конкретные воспоминания, но чувства, связанные с ними.

Она достала из кармана небольшой серебристый диск, похожий на тот, что был прикреплён к её нейроинтерфейсу.

– Вот, возьми, – сказала она, протягивая устройство. – Инструкция по установке зашифрована внутри. Активируй его, когда будешь один и вдали от основных систем мониторинга ЦентрИИ. Лучше всего подойдёт Парк Гармонии, у старого технического входа в тоннели – там есть нейтральная зона.

Элиан взял диск, чувствуя его лёгкую вибрацию в пальцах.

– Это то место, где был сбой в моём маршруте в субботу?

Лив удивлённо подняла брови:

– Ты нашёл это? Я впечатлена.

– Валентин намекнул мне проверить моё передвижение в тот день, – объяснил Элиан. – Он кажется… осведомлённым.

– Валентин один из нас, – кивнула Лив. – Хотя он играет опасную игру, оставаясь глубоко внедрённым в систему. Его собственные воспоминания стирались дважды, но каждый раз он находил способ восстановить ключевые знания.

Устройство на стене внезапно изменило тон звучания – на более высокий, тревожный.

– Времени почти не осталось, – быстро сказала Лив. – Спрячь "Анамнезис" и никому не показывай. После установки он станет практически невидимым для обычных сканеров. Приходи в Парк Гармонии завтра вечером, в 20:00, к техническому тоннелю. Я буду ждать.

Она сделала шаг назад, и её взгляд смягчился.

– И, Элиан… что бы ни случилось, что бы ты ни решил, знай: то, что было между нами – было настоящим. Настолько настоящим, что система сочла это угрозой.

Устройство на стене запищало, и Лив быстро деактивировала его.

– Нам нужно вернуться в основной зал, – сказала она, возвращаясь к роли куратора музея. – Я покажу вам наш новый экспонат – модель первого коммерческого нейроинтерфейса. Это поможет с вашим исследованием.

Элиан кивнул, пряча "Анамнезис" во внутренний карман, туда же, где лежала заколка с буквой "L". Он последовал за Лив обратно в основной зал, чувствуя, как внутри него боролись страх и надежда.

Следующие полчаса они провели, обсуждая экспонаты музея достаточно громко, чтобы любой наблюдатель счёл их разговор чисто профессиональным. Лив детально объясняла эволюцию технологий памяти, а Элиан задавал уместные вопросы, хотя его мысли были далеко от академической дискуссии.

Наконец, когда экскурсия подошла к концу, они официально попрощались у главного входа в музей.

– Благодарю за исчерпывающую информацию, – сказал Элиан достаточно громко для окружающих. – Ваша экспозиция предоставила ценные данные для моего исследования.

– Всегда рады помочь ЦентрИИ, – ответила Лив с идеальной профессиональной улыбкой. Но её глаза говорили совсем другое: Будь осторожен. Не доверяй. Помни обо мне.

Элиан покинул музей, чувствуя, как диск "Анамнезиса" почти обжигает кожу через ткань пиджака. Он направился к своему аэрокару, пытаясь осмыслить всё, что узнал за этот день. Протокол Забвения был реальностью. Его память была изменена без его согласия. Где-то в прошлом, которого он не помнил, он полюбил женщину с глазами цвета штормового моря. И эта любовь была сочтена настолько опасной, что система решила её уничтожить.

По дороге обратно в ЦентрИИ Элиан смотрел на город внизу другими глазами. За безупречным фасадом идеального общества скрывалась тёмная правда – миллионы людей, чьи мысли, чувства и воспоминания корректировались без их ведома. Сколько из них потеряли самое дорогое, даже не подозревая об этом?

Аэрокар плавно приземлился на платформе ЦентрИИ, и Элиан направился к своей рабочей станции, старательно поддерживая внешнее спокойствие. Ему нужно было продержаться до конца рабочего дня, не вызывая подозрений. Завтра в Парке Гармонии, возможно, он узнает больше. Возможно, он сделает первый шаг к возвращению того, что у него отняли.

Остаток дня прошёл в напряжённой рутине. Элиан работал над своими проектами, посещал плановые совещания, отвечал на запросы коллег – всё как обычно, всё по расписанию. Но внутри него зрело новое ощущение: смесь гнева, страха и странной, почти болезненной надежды.

Когда официальный рабочий день подошёл к концу, Элиан собрал свои вещи и покинул здание ЦентрИИ вместе с сотнями других сотрудников, заканчивавших смену в то же время. Стандартное расписание. Идеальная предсказуемость. Но теперь он видел в этой синхронности не комфорт, а тревожное напоминание о контроле.

Вернувшись домой, он первым делом проверил свою квартиру на предмет дополнительного наблюдения – ещё один навык, который он не помнил, как приобрёл, но который, казалось, был инстинктивно доступен. Не обнаружив ничего подозрительного, он сел на край кровати и достал "Анамнезис".

Маленький серебристый диск, такой незначительный на вид, но потенциально способный изменить всё. Элиан крутил его в пальцах, размышляя о выборе, который ему предстояло сделать. Активировать устройство означало открыто выступить против системы, которой он служил всю свою осознанную жизнь. Это был путь в неизвестность, путь потенциальной опасности.

Но альтернатива казалась теперь ещё страшнее – продолжать жить в неведении, позволяя другим решать, что ему помнить, что чувствовать, кого любить.

Элиан спрятал устройство в потайной карман старой куртки – той самой, в которой нашёл заколку. Затем подошёл к окну и долго смотрел на вечерний Нейрополис, сияющий миллионами огней. Красивый, упорядоченный, безопасный город. Город, построенный на лжи.

Завтра, в Парке Гармонии, он сделает свой выбор. Выбор, который, возможно, изменит не только его жизнь, но и жизни многих других "подменённых".

Элиан посмотрел на часы: 21:17 – точное время, когда его сигнал пропал в Центре Социальной Интеграции в субботу. Символично. Словно именно в этот момент его прежняя жизнь была стёрта, и началась новая.

Сейчас, стоя у окна своей идеально организованной квартиры, он чувствовал, что находится на пороге ещё одного такого момента. Впереди была неизвестность, но теперь в этой неизвестности мерцал слабый свет надежды – надежды на возвращение того, что было украдено. Воспоминаний. Чувств. Свободы.

И женщины с глазами цвета штормового моря.

Глава 3. Вечеринка, которой не было

Той ночью Элиану снился клуб.

Темнота, пронизанная лучами пульсирующего света. Биты музыки, отдающиеся не столько в ушах, сколько где-то в грудной клетке. Десятки тел, движущихся в хаотичном, но завораживающем танце – без синхронности, без алгоритмической точности. Просто люди, отдающиеся ритму, каждый по-своему.

В этом сне он видел Лив.

Она стояла в центре толпы, но не танцевала – просто наблюдала за происходящим с лёгкой полуулыбкой. На ней была чёрная куртка с серебристыми узорами, напоминающими нейронные сети, но искажёнными, абстрактными. Её волосы свободно падали на плечи – совсем не так, как она носила их в музее. А глаза… глаза цвета штормового моря смотрели прямо на него, словно она точно знала, где он находится, даже в хаосе движущихся тел.

"Глитч", – произнесла она одними губами в его сне. "Найди меня в Глитче".

Элиан проснулся резко, словно от толчка. Ночной режим его квартиры ещё действовал – тусклый синеватый свет создавал иллюзию предрассветного часа, хотя до настоящего рассвета оставалось ещё несколько часов. Он сел на кровати, чувствуя, как бьётся сердце – быстро, сильно, не в том размеренном ритме, который система считала оптимальным.

– Обнаружена аномальная сердечная активность, – немедленно отреагировал голос Эхо. – Рекомендуется стабилизация.

– Отмена, – автоматически ответил Элиан, всё ещё погружённый в ощущения от сна. В голове пульсировало одно слово: "Глитч".

Клуб? Место? Код? Что бы это ни было, оно казалось важным.

Он встал с кровати и подошёл к своему рабочему терминалу, активируя его движением руки. Тихое гудение и мягкое свечение голографического интерфейса наполнили комнату.

– Эхо, поиск по городской базе данных, – произнёс Элиан. – Ключевое слово: "Глитч".

– Обрабатываю запрос, – отозвался нейроинтерфейс. Через мгновение: – Найдено 27 соответствий: термин из технического словаря, обозначающий непредсказуемый сбой в электронной системе; название серии устаревших образовательных модулей по кибербезопасности; идентификатор одного из подразделений Технического департамента ЦентрИИ…

Перечисление продолжалось, но ничего похожего на клуб или место встречи. Элиан прервал список:

– Поиск по неофициальным источникам. Социальные группы, общественные места, неформальные собрания.

Пауза. Необычно долгая для стандартного запроса.

– Доступ к неофициальным источникам ограничен в соответствии с протоколом информационной безопасности, – наконец отозвался Эхо. – Расширенные параметры поиска доступны только по запросу уровня Альфа.

Элиан нахмурился. Такой ответ можно было интерпретировать только одним способом: "Глитч" существует, но информация о нём намеренно скрывается от стандартного доступа.

Он задумался. По словам Лив, "Глитч" был подпольным клубом, где собирались "подменённые". Место, где они с Лив были обнаружены в субботу вечером, что привело к применению Протокола Забвения. Если он найдёт этот клуб, возможно, он найдёт и другие ответы о своём прошлом.

Но как найти место, которого официально не существует?

Внезапно Элиан вспомнил странный сбой в своей субботней геолокации: не только в Парке Гармонии, но и в Центре Социальной Интеграции его сигнал исчезал на несколько минут. Что если это не совпадение? Что если Центр Социальной Интеграции каким-то образом связан с "Глитчем"?

Это было рискованно, но у него было почти восемь часов до запланированной встречи с Лив в Парке Гармонии. Достаточно времени, чтобы проверить свою теорию.

Элиан быстро оделся, выбрав не стандартную форму аналитика ЦентрИИ, а тёмные брюки и серый пуловер из раздела "повседневной одежды" – наряд, достаточно нейтральный, чтобы не привлекать внимания, но не связанный с его профессиональной принадлежностью. В последний момент он решил взять с собой и старую куртку – ту самую, в кармане которой нашёл заколку. Сейчас в её потайном кармане хранился "Анамнезис".

– Эхо, – произнёс он, направляясь к двери, – зарегистрируй моё намерение посетить Центр Культурного Развития сегодня утром. Выставка "Эволюция городской архитектуры".

– Регистрирую, – отозвался нейроинтерфейс. – Рекомендую официальную экскурсию в 9:30, рейтинг удовлетворённости посетителей – 94%.

– Я предпочту самостоятельный осмотр, – ответил Элиан. – Буду следовать собственному графику.

– Принято, – в голосе Эхо проскользнула едва заметная нотка удивления. Элиан редко отклонялся от оптимизированных рекомендаций системы.

Покинув квартиру, он направился не к станции аэропоездов, как обычно, а к менее популярной системе наземного транспорта – старомодным электробусам, которые всё ещё использовались в некоторых районах Нейрополиса. Это был более медленный способ передвижения, но и менее отслеживаемый.

Утренний Нейрополис представлял собой отлаженный механизм городской жизни. Потоки людей двигались в предсказуемых направлениях – к транспортным хабам, образовательным центрам, рабочим комплексам. Воздушные дроны-доставщики скользили между зданиями, выполняя утренние заказы. Рекламные голограммы на фасадах зданий сменяли друг друга в точном соответствии с алгоритмами максимизации внимания.

Всё было так, как всегда. И всё казалось теперь Элиану странно искусственным, словно он смотрел на тщательно сконструированную декорацию, а не на реальную жизнь.

Центр Социальной Интеграции располагался в западном секторе города – массивное здание с фасадом из смарт-стекла, меняющего прозрачность в зависимости от времени суток и количества посетителей. Официально центр предлагал "оптимизированные возможности для межличностного взаимодействия" – проще говоря, это было место, где система подбирала людям социальные круги на основе их психопрофилей, профессиональных интересов и показателей совместимости.

Элиан никогда особо не задумывался об этом раньше, но сейчас сама концепция казалась ему тревожной. Даже дружба и романтические отношения в этом обществе не были результатом случайных встреч или естественного влечения – они тщательно проектировались алгоритмами для достижения "оптимальной гармонии".

Что в этом случае означали его отношения с Лив? Сбой в системе? Или нечто настолько подлинное, что система не смогла это предсказать или контролировать?

Электробус остановился на платформе напротив Центра Социальной Интеграции. Элиан вышел вместе с несколькими другими пассажирами – преимущественно представителями обслуживающего персонала, судя по их униформе. Аналитик его уровня обычно не пользовался таким транспортом, и это вызвало несколько любопытных взглядов, но никто не проявил открытого интереса.

Центр только начинал свою работу – первые посетители, преимущественно пожилые люди, предпочитающие утренние часы для социализации, неспешно проходили через просторный вестибюль. Элиан присоединился к потоку, активировав свой идентификатор для стандартного сканирования.

"Добро пожаловать, Элиан. Ваш последний визит: суббота, 20:13. Рекомендуемые мероприятия на сегодня: дискуссионная группа "Нейротехнологии и общество" (совместимость 89%), семинар "Оптимизация когнитивных процессов" (совместимость 93%), социальное чаепитие для профессионалов технического сектора (совместимость 87%)."

Элиан проигнорировал рекомендации и направился вглубь здания, к той зоне, где, согласно его геолокационным данным, произошёл сбой сигнала в субботу вечером. Это был сектор D – относительно новое дополнение к центру, специализирующееся на "креативных взаимодействиях" и "нестандартном социальном опыте".

По мере продвижения он внимательно изучал окружение. Центр был спроектирован как серия концентрических кругов, соединённых радиальными коридорами. В каждой зоне проходили различные мероприятия – от формальных семинаров до неформальных встреч, все тщательно структурированные и контролируемые.

Сектор D выглядел несколько иначе – более свободная планировка, приглушённый свет, экспериментальные материалы в отделке. Здесь располагались творческие студии, импровизационные пространства, небольшие комнаты для "спонтанных дискуссий". Всё выглядело более непринуждённо, но Элиан понимал, что эта непринуждённость была такой же спроектированной, как и формальность других секторов.

Он достиг точки, где произошёл сбой сигнала – неприметный коридор, ведущий к аварийному выходу. Ничего особенного: стандартные стены из биопластика, базовое освещение, указатели экстренной эвакуации.

Элиан медленно прошёл по коридору, внимательно изучая каждую деталь. Что он упускал? Что было особенного в этом месте?

Дверь в конце коридора вела на лестницу для экстренной эвакуации – обычную, неэлектронную конструкцию, которая должна функционировать даже при полном отключении энергии. Элиан толкнул дверь, ожидая услышать сигнал тревоги, но ничего не произошло. Странно. Такие двери обычно оборудованы системой оповещения.

Лестница уходила как вверх, так и вниз. Согласно плану здания, который Элиан помнил, внизу должны были находиться технические помещения и старая система канализации, сохранившаяся ещё со времён до полной реконструкции этой части города.

Следуя интуиции, он начал спускаться. Три пролёта вниз, и лестница упёрлась в массивную металлическую дверь с кодовым замком – явно более старым, чем стандартные биометрические системы, используемые в Нейрополисе.

Элиан остановился перед дверью, рассматривая замок. Механическая клавиатура для ввода цифрового кода, старомодная, почти антикварная. Он не знал комбинации и не имел инструментов для взлома.

Задумавшись, он прислонился к стене рядом с дверью. Что теперь? Вернуться и ждать встречи с Лив вечером? Или…

Его взгляд зацепился за небольшую металлическую пластину рядом с дверным косяком. На первый взгляд – обычная часть конструкции, но при ближайшем рассмотрении на ней виднелся едва заметный символ, процарапанный в металле: стилизованная буква "G", пересечённая зигзагообразной линией, напоминающей сбой в электронном сигнале.

"Глитч".

Значит, он на верном пути. Но как пройти дальше?

Элиан снова внимательно осмотрел дверь и заметил рядом с кодовым замком маленькую красную кнопку, похожую на дверной звонок. Рискнул нажать.

Несколько секунд ничего не происходило. Затем из незаметного динамика раздался искажённый голос:

– Идентификация?

Элиан замер. Что ответить? У него не было пароля, кода, секретной фразы… Но если это действительно был "Глитч", место сбора "подменённых", возможно…

– Мои воспоминания были стёрты, – произнёс он тихо. – Я ищу то, что потерял.

Пауза. Затем:

– Протокол?

– Забвения, – ответил Элиан, вспомнив обозначение P-03 из файлов ЦентрИИ.

Ещё одна пауза. Затем щелчок, и дверь медленно открылась.

За ней стоял высокий худощавый мужчина с выбритыми висками и замысловатыми татуировками, покрывающими левую сторону шеи и уходящими под воротник тёмной куртки. Его нейроинтерфейс был модифицирован – дополнен какими-то самодельными компонентами, придававшими ему неряшливый, но впечатляющий вид.

– Новенький? – спросил он, оглядывая Элиана с головы до ног. – Или… возвращенец?

– Я не уверен, – честно ответил Элиан. – Возможно, и то, и другое.

Мужчина хмыкнул.

– Интересно. Я – Адриан. Ты?

– Элиан.

Глаза Адриана расширились.

– Элиан? Аналитик из ЦентрИИ?

Элиан напрягся. Его узнали, и это могло означать как помощь, так и опасность.

– Да, – подтвердил он.

– Чёрт возьми, – пробормотал Адриан. – Она была права. Ты действительно вернулся.

– Она? – Элиан понял, о ком речь, но хотел убедиться.

– Лив, конечно, – Адриан отступил, жестом приглашая Элиана войти. – Она сказала, что ты можешь прийти, но большинство из нас не верило. После того, что с тобой сделали… уровень стирания был максимальным. Обычно после такого не возвращаются.

Элиан прошёл через дверь в тускло освещённый коридор с бетонными стенами, покрытыми граффити – настоящими, нарисованными вручную, а не запрограммированными голопроекциями, к которым привык Нейрополис. Здесь пахло сыростью, машинным маслом и чем-то ещё – смутно знакомым, возможно, алкоголем.

– Что это за место? – спросил он, следуя за Адрианом вниз по коридору.

– "Глитч" – одно из наших убежищ, – ответил тот. – Днём это просто старый технический тоннель, соединяющий Центр Социальной Интеграции с системой городской канализации. Ночью… ну, ты сам скоро увидишь. Точнее, увидишь снова.

Они прошли ещё несколько поворотов, спустились по узкой лестнице и оказались перед большой двустворчатой дверью из потёртого металла. Адриан приложил руку к неприметной панели сбоку, и двери медленно разъехались.

За ними открылось просторное помещение, явно переоборудованное из какого-то технического зала. Высокие потолки с обнажёнными трубами и вентиляционными шахтами. Стены, покрытые сложными граффити, световыми инсталляциями и проекциями. В центре – большая открытая площадка, очевидно, служившая танцполом во время вечеринок. По периметру – множество ниш с мягкой мебелью, барная стойка, сцена для живых выступлений.

Сейчас, утром, клуб был почти пуст – всего несколько человек занимались настройкой оборудования или беседовали в дальних нишах.

– Тихо, – прокомментировал Адриан. – Основная жизнь начинается после заката. Но некоторые из нас всегда здесь – поддерживаем системы, охраняем вход, проводим… исследования.

Он повёл Элиана через зал к дальней стене, где располагалась неприметная дверь с символом "G" и зигзагообразной линией – тем же, что Элиан видел у входа.

– Лив должна скоро прийти, – сказал Адриан. – Она всегда приходит в это время, перед началом своей смены в музее. Подожди здесь.

Он указал на одну из ниш с потёртым диваном и небольшим столиком, на котором стоял странный предмет – что-то вроде проигрывателя для виниловых пластинок, но с множеством дополнительных компонентов, назначение которых Элиан не мог определить.

– Это… ретротехника? – спросил он, указывая на устройство.

Адриан усмехнулся.

– Можно и так сказать. Аналоговый рекордер эмоциональных состояний. Разработка Лив. Записывает не звук, а нейронные паттерны. В отличие от цифровых систем, аналоговые записи гораздо сложнее стереть или изменить. Мы используем их как своего рода резервные копии наших воспоминаний – на случай, если ЦентрИИ снова применит к нам Протокол Забвения.

Он бросил внимательный взгляд на Элиана.

– У тебя, кстати, было несколько записей. Лив сохранила их после того, как… ну, после той субботы.

Элиан почувствовал странную смесь надежды и страха. Его воспоминания существовали – пусть не в его мозгу, но в какой-то форме, которую можно было воспроизвести.

– Я могу их услышать? Или… почувствовать?

Адриан покачал головой.

– Только с разрешения Лив. Это её разработка, её правила. К тому же, процесс не так прост, как может показаться. Восприятие аналоговых эмоциональных записей требует специальной подготовки и может быть… дезориентирующим.

Он оглянулся на вход.

– Мне нужно вернуться на пост. Никуда не уходи. Если кто-то подойдёт и спросит, кто ты, просто скажи, что ждёшь Лив.

С этими словами Адриан ушёл, оставив Элиана одного в нише. Оставшись в одиночестве, Элиан внимательно осмотрелся. "Глитч" даже в пустом состоянии производил сильное впечатление – это было место, созданное для выражения индивидуальности, для неконтролируемых эмоций, для всего того, что система старалась "оптимизировать" и регулировать.

Граффити на стенах представляли собой сложные композиции – от абстрактных узоров до вполне конкретных образов, многие из которых явно критиковали ЦентрИИ и систему нейроконтроля. Одно из них привлекло особое внимание Элиана – изображение человеческого мозга, оплетённого сетью серебристых нитей, но с ярким, светящимся центром, до которого нити не дотягивались. Подпись под рисунком гласила: "Неподконтрольное ядро – то, что делает нас людьми".

Погружённый в изучение этой работы, Элиан не заметил, как кто-то подошёл к нише.

– Интересная концепция, правда?

Он вздрогнул от неожиданности и обернулся. Перед ним стояла Лив, но не такая, какой он видел её в музее. Здесь она выглядела совершенно иначе – волосы свободно рассыпались по плечам, а не собраны в строгий узел; вместо официальной униформы – тёмные джинсы и та самая куртка с серебристыми узорами, которую он видел во сне. Её нейроинтерфейс был дополнен тем же модулем "Анамнезиса", который она передала ему.

– Лив, – произнёс Элиан, поднимаясь с дивана.

Она улыбнулась – открыто, искренне, совсем не той вежливой профессиональной улыбкой, которую демонстрировала в музее.

– Ты нашёл нас, – сказала она. – Я надеялась, но не была уверена, что ты решишься прийти сюда до нашей встречи в парке.

– Мне приснился этот клуб, – ответил Элиан. – И ты в нём, произносящая название "Глитч". Это… воспоминание?

Лив мягко коснулась его руки – первый непосредственный физический контакт между ними, который он помнил. От этого простого жеста по телу пробежала волна тепла, словно клетки помнили то, что мозг забыл.

– Да, это воспоминание, – подтвердила она. – Одно из тех, что проникло через блокаду Протокола Забвения. Обычно это случается во сне, когда защитные механизмы сознания ослаблены.

Она села рядом с ним на диван, продолжая легко касаться его руки.

– Мы часто бывали здесь по субботам. Это была наша… традиция. Способ быть вместе в месте, где система не могла полностью контролировать нас.

Элиан посмотрел на их соприкасающиеся руки. Это было странно – ощущать такую близость с человеком, которого, по его сознательной памяти, он встретил только вчера.

– Расскажи мне больше, – попросил он. – О нас. О том, что случилось в прошлую субботу.

Лив вздохнула, на секунду задержав взгляд на их руках, прежде чем поднять глаза к его лицу.

– Мы познакомились три месяца назад на технологической конференции, – начала она. – Ты представлял новую модель эмоциональной калибровки, я задавала неудобные вопросы о праве людей на когнитивную автономию. После официальной части мы продолжили дискуссию в кафе, и разговор затянулся до глубокой ночи.

Она улыбнулась воспоминанию.

– Ты был… другим. Не таким, как большинство аналитиков ЦентрИИ. Под внешним спокойствием и преданностью системе скрывался острый, критический ум. Ты задавал вопросы, которые никто другой не осмеливался задать.

Элиан слушал, пытаясь представить себя таким – сомневающимся, задающим трудные вопросы. Это не совпадало с его образом послушного аналитика, полностью доверяющего системе. Но, с другой стороны, разве он не задавал именно такие вопросы последние два дня?

– После той встречи мы начали видеться регулярно, – продолжала Лив. – Сначала под предлогом профессионального обмена идеями. Я показала тебе "Глитч", познакомила с концепцией "подменённых", рассказала о своей работе над "Анамнезисом". А ты… ты начал замечать несоответствия в политике ЦентрИИ, особенно в отношении эмоциональных корректировок.

Она помолчала, словно подбирая слова.

– Мы стали ближе. Намного ближе, чем алгоритмы ЦентрИИ считали допустимым для людей с нашими профилями. Система классифицировала нашу связь как "высоконестабильную" и "потенциально дисгармоничную". Но нам было всё равно.

Элиан пытался представить это – себя, игнорирующего рекомендации системы, сознательно выбирающего отношения, которые алгоритмы считали неоптимальными. Это казалось почти чужой историей – и всё же что-то в нём резонировало с этим рассказом, словно глубоко внутри он узнавал правду.

– Что произошло в прошлую субботу? – спросил он.

Лицо Лив помрачнело.

– Мы стали небрежными. Слишком уверенными. Пришли в "Глитч" вместе, не позаботившись должным образом о маскировке. В обычное время это, возможно, осталось бы незамеченным, но в тот вечер проводилась специальная операция службы безопасности ЦентрИИ. Они выследили группу "подменённых", которые занимались не просто защитой собственных воспоминаний, а активным противодействием системе.

Она поднялась и начала нервно ходить перед диваном.

– Мы оказались в неправильном месте в неправильное время. Но для ЦентрИИ это было идеальное совпадение – поймать высокопоставленного аналитика, связанного с группой сопротивления. Особенно аналитика, который разрабатывал модели эмоционального контроля, но при этом сам поддерживал "дисгармоничные" отношения.

Элиан попытался представить сцену – рейд службы безопасности, паника, хаос…

– Как именно они… взяли нас?

– Это было быстро и эффективно, – Лив остановилась, глядя куда-то сквозь стену, словно видя те события. – Мы были на танцполе, когда начался рейд. Люди бросились к запасным выходам, но большинство из них уже блокировали. Тебя схватили первым – четыре агента службы безопасности в стандартной форме. Я пыталась помочь, но…

Она показала на едва заметный шрам на виске.

– Мне не повезло меньше, чем тебе. В суматохе я получила удар, потеряла сознание. Это, как ни странно, оказалось благословением – дезориентация от травмы временно нарушила работу моего нейроинтерфейса, и когда они пытались применить Протокол Забвения, процесс не был полностью эффективным. "Анамнезис" смог защитить часть моих воспоминаний.

Она снова села рядом с Элианом, теперь её глаза были наполнены болью и решимостью.

– Тебя же забрали в Центр Нейрокоррекции. Полное стирание всех воспоминаний обо мне, о "Глитче", о "подменённых". Замена их стандартным шаблоном выходного дня – культурное мероприятие, рекомендованный ресторан, прогулка, социальная интеграция. Всё идеально оптимизированное, полностью предсказуемое.

Элиан чувствовал растущий гнев – не яркую эмоциональную вспышку, а холодное, глубокое возмущение. То, что он считал своей жизнью, своим выбором, было не более чем заботливо сконструированной иллюзией.

– И никто не возражает против этого? – спросил он. – Все просто… принимают, что их воспоминания могут быть стёрты в любой момент?

– Большинство людей не знают, – объяснила Лив. – Система тщательно скрывает существование Протокола Забвения. Официально все нейрокоррекции проводятся только с согласия субъекта и направлены исключительно на "оптимизацию эмоционального благополучия". Стирание памяти маскируется под лечение "нейрокогнитивных дисбалансов" или "эмоциональных травм". Если спросить обычного гражданина, он искренне поверит, что система действует исключительно в его интересах.

Она указала на клуб вокруг них.

– Мы, "подменённые", – исключение. Те, кто по разным причинам обнаружил вмешательство в свою память. Некоторые, как ты, ощущают эмоциональные следы стёртых воспоминаний. Другие обнаруживают несоответствия в своих официальных записях. Третьи имеют физические доказательства событий, которые не помнят.

Она вытащила из кармана небольшой предмет – Элиан узнал металлическую заколку с буквой "L", такую же, как та, что он нашёл в своей куртке.

– Я дала тебе такую перед той субботней вечеринкой, – сказала Лив. – На всякий случай. "Физический якорь", как мы это называем – материальный объект, который может пробудить стёртые воспоминания. Они не могут стереть физические предметы так же легко, как нейронные связи.

Элиан вынул из кармана свою заколку и сравнил её с той, что держала Лив. Идентичны.

– Всё, что ты рассказываешь… это звучит как заговор, как научная фантастика, – сказал он. – И всё же…

– И всё же ты чувствуешь, что это правда, – закончила за него Лив. – Потому что глубоко внутри ты всё ещё тот Элиан, которого я знала. Человек, который задаёт вопросы. Который видит несоответствия в идеальной системе.

Внезапно дверь в зал распахнулась, и вбежал Адриан.

– Тревога! – крикнул он. – Регистрация аномальной активности нейроинтерфейса в радиусе 50 метров от входа. Похоже, кто-то отслеживает сигналы!

Лив мгновенно напряглась.

– Сколько у нас времени?

– Минуты три, не больше, – ответил Адриан. – Судя по характеру сканирования, это регулярный патруль, не целенаправленный поиск. Но если они обнаружат нетипичное скопление сигналов…

– Понятно, – Лив повернулась к Элиану. – Нам нужно уходить. Сейчас же.

Она быстро достала из кармана куртки небольшой серебристый диск, похожий на "Анамнезис", но меньше размером.

– Это нейрошунт, – объяснила она, подавая ему устройство. – Временно маскирует твой сигнал, делая его похожим на обычный фоновый шум. Прикрепи за ухом, рядом с основным портом нейроинтерфейса.

Элиан выполнил указание, почувствовав лёгкое покалывание в месте контакта устройства с кожей.

– А как же "Анамнезис"? – спросил он. – Мне нужно активировать его сейчас?

Лив покачала головой.

– Не здесь. Слишком рискованно. У нас будет возможность сделать это позже, в парке. Сейчас главное – безопасно выбраться отсюда.

Она повела его за собой к другой двери, не той, через которую он вошёл. За ней оказался узкий технический коридор, тускло освещённый старыми энергосберегающими лампами.

– Это эвакуационный маршрут, – пояснила Лив. – Выведет нас к станции утилизации в трёх кварталах отсюда. Там нейтральная зона – зона пониженной сканируемости из-за электромагнитных помех от старого оборудования.

Они быстро продвигались по коридору, скрытые от внешнего мира слоями бетона и металла старых городских коммуникаций. Элиан ощущал странное дежавю – словно он уже проходил этим путём, уже бежал с Лив от невидимой угрозы.

– Мы делали это раньше, – произнёс он, не спрашивая, а утверждая.

Лив бросила на него удивлённый взгляд.

– Да, – подтвердила она. – Дважды. Ты начинаешь вспоминать.

– Не конкретные события, – уточнил Элиан. – Скорее… ощущения. Эмоциональные отпечатки.

– Это хороший знак, – Лив на мгновение сжала его руку. – Значит, стирание не было абсолютным. Глубинные структуры памяти остались нетронутыми.

Они достигли конца коридора, упиравшегося в вертикальную металлическую лестницу, ведущую к круглому люку в потолке. Лив ловко поднялась по лестнице, ввела код на панели рядом с люком, и крышка отодвинулась в сторону, открывая путь наверх.

Выбравшись на поверхность, Элиан обнаружил, что они находятся в малолюдном техническом секторе города – районе перерабатывающих заводов и логистических центров. Сюда редко заходили обычные граждане, а присутствие технического персонала было минимальным благодаря высокой автоматизации процессов.

Лив аккуратно закрыла люк, замаскированный под обычную часть тротуара, и огляделась.

– Хорошо, кажется, чисто, – сказала она. – Нейрошунт должен скрывать наши сигналы ещё около двадцати минут. За это время нам нужно добраться до безопасной зоны.

– И куда мы направляемся? – спросил Элиан.

– В твой Центр Культурного Развития, – ответила Лив с лёгкой улыбкой. – Как ни странно, это идеальное прикрытие. Система уже зарегистрировала твоё намерение посетить его сегодня. Если мы появимся там, это не вызовет подозрений. К тому же, в главном выставочном зале сейчас идёт экспозиция о доцифровых формах коммуникации – идеальное место для разговора, который сложно отследить.

Они шли быстрым, но не привлекающим внимания шагом, постепенно переходя из технической зоны в более оживлённые кварталы. Лив держалась на небольшом расстоянии от Элиана – достаточно близко, чтобы не потерять друг друга в толпе, но не настолько, чтобы выглядеть как пара.

Приблизившись к Центру Культурного Развития – впечатляющему зданию из стекла и биокомпозитных материалов в форме разворачивающегося цветка – они влились в поток посетителей. Охранные системы автоматически сканировали биометрические данные всех входящих, но благодаря нейрошунту их сигналы выглядели как обычные.

Внутри центра Лив уверенно повела Элиана через просторный атриум к выставочному залу С, где располагалась экспозиция "Коммуникация до эры нейроинтерфейсов". Зал был заполнен интерактивными дисплеями, демонстрирующими эволюцию средств связи от наскальных рисунков до ранних цифровых технологий.

– Эта зона относительно безопасна, – тихо объяснила Лив, когда они остановились перед стендом, посвящённым бумажным письмам. – Экспозиция намеренно создаёт лёгкие помехи для нейроинтерфейсов, чтобы посетители могли "прочувствовать" опыт жизни без постоянной нейросвязи.

Элиан оглядел зал. Несколько десятков посетителей медленно перемещались между экспонатами, вежливо соблюдая дистанцию, установленную стандартами социального взаимодействия. Всё выглядело абсолютно нормально.

– У нас есть около пятнадцати минут, прежде чем нейрошунт перестанет действовать, – сказала Лив. – Я хочу использовать это время, чтобы рассказать тебе о "Подменённых" – кто мы, чего добиваемся, и почему система так отчаянно пытается нас остановить.

Она перешла к следующему стенду, изображая обычный осмотр экспозиции. Элиан последовал её примеру.

– "Подменённые" – не просто жертвы Протокола Забвения, – начала Лив тихим голосом. – Мы те, кто осознал его существование и нашёл способы сопротивляться. Сначала это были единицы – в основном нейротехники и программисты, заметившие аномалии в работе систем. Затем движение стало расти.

Они остановились перед инсталляцией, демонстрирующей эволюцию телефонной связи.

– Сейчас нас около трёх тысяч в Нейрополисе, – продолжила Лив. – И ещё примерно столько же в других мегаполисах. Большинство живёт двойной жизнью – днём обычные граждане, ночью – участники сопротивления. Мы создаём и распространяем технологии вроде "Анамнезиса", поддерживаем сеть "нейтральных зон", ищем новых "подменённых" и помогаем им восстановить контроль над своими воспоминаниями.

– А окончательная цель? – спросил Элиан. – Уничтожить ЦентрИИ?

Лив покачала головой.

– Не уничтожить, а трансформировать. Мы не против технологий, которые помогают людям. Мы против их использования для контроля и манипуляций. Наша цель – система, где нейротехнологии служат человеку, а не превращают его в послушный элемент алгоритма.

Они перешли к интерактивной модели первых интернет-сетей.

– Но есть и более радикальные фракции, – продолжила Лив. – Те, кто считает, что всю систему нужно демонтировать. И те, кто, наоборот, хочет захватить контроль над ЦентрИИ для своих целей. Мы стараемся держаться золотой середины – не разрушать, но и не подчиняться.

– А я? – спросил Элиан. – Какова была моя роль во всём этом? Просто твой… партнёр? Или что-то больше?

Лив посмотрела на него с нежностью и грустью.

– Ты был нашим связующим звеном с системой, – сказала она. – Твой доступ, твои знания о работе эмоциональных моделей – всё это было бесценно. Ты начал модифицировать алгоритмы, чтобы они идентифицировали меньше "дисгармоничных" пар. Вносил небольшие изменения, незаметные для проверок, но значительно снижающие количество применений Протокола Забвения.

Она сделала паузу, глядя на интерактивную карту ранней глобальной сети.

– И ты работал над чем-то более важным, – добавила она тише. – Над алгоритмом, который мог бы теоретически обратить эффекты Протокола Забвения. Ты называл его "Анемнезис" – противоположность амнезии. Но… я не знаю, насколько далеко ты продвинулся. Ты хранил детали в зашифрованном хранилище, доступном только из ЦентрИИ.

Эта информация поразила Элиана. Он не просто был вовлечён в сопротивление – он активно работал над противодействием системе, частью которой являлся. Двойной агент в самом сердце ЦентрИИ.

Внезапно мягкий звуковой сигнал от нейрошунта прервал его размышления.

– Время истекает, – сказала Лив, глядя на своё запястье, где, по-видимому, был встроен индикатор. – Через три минуты наши настоящие сигналы снова станут видимыми для системы.

Она достала из кармана небольшую пластиковую карту – старомодный физический пропуск.

– Это даст тебе доступ в "Глитч" в любое время, – сказала она, незаметно передавая карту. – Запомни код: 3-9-9-1-7-0. Но приходи только в крайнем случае. Сейчас безопаснее встретиться, как мы договаривались, в Парке Гармонии.

Элиан кивнул, пряча карту во внутренний карман.

– А что если они снова поймают нас? Снова применят Протокол Забвения?

– Мы будем готовы, – уверенно ответила Лив. – "Анамнезис", который я тебе дала, – усовершенствованная модель. Она создаёт своего рода "теневую копию" воспоминаний, недоступную для стандартных протоколов стирания. После активации, даже если тебя подвергнут Протоколу Забвения, ключевые воспоминания будут сохранены в защищённой области мозга.

Она подошла ближе, делая вид, что рассматривает тот же экспонат.

– Кроме того, теперь у тебя есть физические якоря, – добавила она. – Заколка. Карта доступа. Старая куртка. В случае повторного стирания эти предметы помогут тебе быстрее восстановить связь с утраченными воспоминаниями.

Звуковой сигнал от нейрошунта изменился, став более настойчивым.

– Мне пора, – сказала Лив. – Ты должен продолжить осмотр экспозиции ещё минимум полчаса, чтобы подтвердить своё официальное алиби. Затем возвращайся к обычному распорядку дня. Встретимся в 20:00 у технического входа в Парке Гармонии. Будь осторожен. Не доверяй…

Она не закончила фразу, но Элиан понял: не доверяй системе. Не доверяй тому, что кажется реальным. Не доверяй даже собственным воспоминаниям, если они слишком идеально соответствуют "оптимальным" параметрам.

Лив развернулась и пошла к выходу, не оглядываясь. Её походка была спокойной, уверенной – ничто в ней не выдавало напряжения или тревоги. Идеальная маскировка. Она растворилась в потоке посетителей, и через несколько секунд Элиан уже не мог различить её среди других людей.

Он остался один, окружённый экспонатами, рассказывающими о том, как люди общались до эпохи нейроинтерфейсов. До эпохи тотального контроля. До того, как их мысли, чувства и воспоминания стали объектами "оптимизации".

Следуя совету Лив, Элиан провёл в Центре Культурного Развития ещё сорок пять минут, методично осматривая экспозицию, делая заметки в своём рабочем планшете, создавая безупречное алиби. Параллельно он обдумывал всё, что узнал за эти два дня.

Его реальность была фальшивкой. Его память была избирательно отредактирована. Где-то в ЦентрИИ хранились данные о его прошлом исследовании – "Анемнезисе", потенциальном противоядии от Протокола Забвения. А вечером его ждала встреча, которая могла полностью изменить его жизнь.

Когда Элиан наконец покинул Центр Культурного Развития, день уже перевалил за середину. Нейрополис купался в послеполуденном свете, идеально отфильтрованном системами атмосферного контроля для оптимального самочувствия граждан. Люди двигались по улицам в предсказуемых потоках – с работы, на работу, к местам отдыха, к образовательным центрам. Всё по расписанию. Всё по плану.

Элиан влился в этот поток, внешне ничем не отличаясь от других. Но внутри он уже был другим человеком. Человеком, который начал видеть сквозь идеальный фасад системы. Человеком, который осмелился задать запретные вопросы. Человеком, который решил вернуть себе право на свои собственные воспоминания.

Он не помнил свою прошлую жизнь, свои отношения с Лив, свою роль в движении "подменённых". Но он чувствовал их значимость, их подлинность – гораздо более реальную, чем комфортная клетка "оптимизированного" существования, которую система создала для него.

Вечером, в Парке Гармонии, он сделает следующий шаг. Активирует "Анамнезис" и присоединится к тем, кто борется за право на собственную память. За право на неоптимизированные эмоции. За право на подлинную жизнь, со всеми её несовершенствами, непредсказуемостью и рисками.

За право на свободную волю, которая не была бы иллюзией.

Глава 4. Вероятность несовместимости: высокая

Остаток дня Элиан провёл в состоянии странного раздвоения. Внешне – образцовый сотрудник ЦентрИИ, спокойно выполняющий свои обязанности. Внутри – человек, чей мир перевернулся за последние сорок восемь часов. Человек, который теперь знал, что живёт в системе лжи.

Вернувшись в свою квартиру после запланированного дневного расписания, он первым делом проверил "Анамнезис", спрятанный в потайном кармане старой куртки. Устройство было на месте – маленький серебристый диск, который мог защитить его воспоминания от вмешательства системы. Рядом лежала пластиковая карта доступа в "Глитч" и заколка с буквой "L" – физические якоря, связывающие его с прошлым, которого он не помнил.

До встречи с Лив в Парке Гармонии оставалось чуть больше двух часов. Элиан решил использовать это время, чтобы подготовиться. Он открыл рабочий терминал и начал осторожное исследование – изучал карту парка, анализировал расположение охранных систем, искал информацию о технических тоннелях под территорией. Всё это можно было объяснить служебной необходимостью, если кто-то отследит его запросы.

– Эхо, – обратился Элиан к своему нейроинтерфейсу, – сделай прогноз погоды на вечер в районе Парка Гармонии.

– Оптимальные атмосферные условия, – отозвался бесстрастный голос. – Температура 22 градуса по Цельсию, влажность 63%, вероятность осадков 2%. Идеальные условия для вечерней прогулки, согласно твоему психофизиологическому профилю.

– Спасибо, – ответил Элиан. – И ещё, Эхо… у меня вопрос. Чисто теоретический.

Он сделал паузу, обдумывая формулировку. Рискованно, но необходимо.

– Если предположить ситуацию полной потери воспоминаний о конкретном человеке, насколько вероятно самостоятельное восстановление этих воспоминаний через сны или эмоциональные триггеры?

Система обрабатывала вопрос несколько дольше обычного.

– Запрос классифицирован как теоретический нейропсихологический сценарий, – наконец отозвался Эхо. – В контексте твоего профессионального профиля такой запрос допустим. Ответ: восстановление целенаправленно стёртых нейронных связей крайне маловероятно. Вероятность самопроизвольного восстановления полного воспоминания: менее 0,003%. Однако в некоторых случаях могут сохраняться эмоциональные отпечатки или фрагментарные образы, особенно если эмоциональная вовлечённость субъекта была исключительно высокой.

Элиан кивнул. Всё сходилось с тем, что рассказывала Лив. Системе было известно о невозможности полного стирания глубоких эмоциональных связей.

– А есть ли способы стимулировать такое восстановление? – продолжил он, сохраняя тон академического интереса.

– Данные о целенаправленном восстановлении стёртых воспоминаний ограничены, – ответил Эхо. – В теоретических моделях рассматриваются следующие подходы: постоянное воздействие эмоциональных триггеров, связанных с утраченными воспоминаниями; использование физических объектов, ассоциативно связанных с утраченным опытом; нахождение в местах, связанных с утраченными событиями. Однако эффективность этих методов не подтверждена практическими исследованиями в контексте целенаправленно стёртых воспоминаний.

"Физические якоря, – подумал Элиан. – Именно так их называла Лив".

– Спасибо за информацию, – сказал он. – Это полезно для моего текущего исследования эмоциональных моделей.

– Рад быть полезным, – отозвался Эхо. – Хочешь, чтобы я добавил эту тему в твой список профессиональных интересов для будущих рекомендаций?

– Нет, – быстро ответил Элиан. – Это второстепенное направление, не требующее особого внимания.

Он не хотел оставлять в системе слишком много следов своего интереса к восстановлению стёртых воспоминаний.

Часы показывали 19:15. Пора было собираться на встречу. Элиан выбрал одежду, которая не привлекла бы внимания в парке – тёмные брюки и серый пуловер, почти такие же, как он надевал утром. Поверх накинул старую куртку с потайным карманом, где хранился "Анамнезис".

– Эхо, – произнёс он, направляясь к двери, – я собираюсь на вечернюю прогулку в Парке Гармонии. Предполагаемая продолжительность – два часа. Зарегистрируй в моём графике.

– Зарегистрировано, – отозвался нейроинтерфейс. – Рекомендуемый маршрут для оптимального психофизиологического воздействия уже загружен в твой персональный навигатор.

– Спасибо, но я предпочту выбрать маршрут самостоятельно, – ответил Элиан. – Это часть моего эксперимента по изучению спонтанных эмоциональных реакций.

Ещё одно маленькое отклонение от обычного поведения, ещё один шаг к независимости от системы. Элиан понимал, что каждое такое действие могло привлечь внимание, но нельзя было вечно следовать предписаниям ЦентрИИ. Не теперь, когда он знал правду.

Парк Гармонии был одним из немногих мест в Нейрополисе, где природа – пусть тщательно спроектированная и контролируемая – всё же имела приоритет над технологиями. Искусственное озеро, окруженное модифицированными деревьями, цветущими круглый год; идеально ухоженные лужайки с травой, приятной на ощупь, но не вызывающей аллергии; изящные дорожки из экологичного материала, светящегося мягким светом в темноте.

Когда Элиан вошёл в парк, солнце уже садилось. Система освещения активировалась, создавая уютный приглушённый свет – достаточно яркий для безопасного передвижения, но достаточно мягкий, чтобы можно было наблюдать звёзды, тщательно отфильтрованные атмосферными щитами города.

Он направился к восточной части парка, где, согласно его исследованию, располагались технические сооружения, в том числе и старые входы в подземные коммуникации. По пути он внимательно наблюдал за другими посетителями, оценивая, нет ли среди них агентов службы безопасности ЦентрИИ.

Парк не был многолюдным в этот час. Несколько пожилых пар совершали вечерний моцион по рекомендованным маршрутам. Группа молодых профессионалов занималась групповой медитацией на одной из лужаек. Двое детей под присмотром родителей изучали интерактивную биологическую инсталляцию, демонстрирующую жизненный цикл растений.

Никто не выглядел подозрительно. Никто не проявлял к Элиану особого интереса. Но он знал, что это ничего не значило – агенты ЦентрИИ могли быть замаскированы под обычных посетителей, а системы наблюдения были встроены в самую инфраструктуру парка.

Следуя указаниям на своём планшете, Элиан свернул с главной аллеи на менее используемую тропинку, ведущую к техническому сектору парка. Здесь освещение становилось более функциональным, а ландшафтный дизайн уступал место практичности. Немногие посетители забредали сюда – эта зона не входила в "оптимальные маршруты", рекомендуемые системой.

Вскоре он увидел техническое сооружение – неприметное здание из серого биокомпозита, почти сливающееся с окружающей растительностью. Рядом виднелся небольшой холм, явно искусственного происхождения, в склоне которого был встроен металлический люк – один из технических входов в подземные коммуникации.

Элиан огляделся. Вокруг никого. Он приблизился к люку, изучая механизм запирания. Старая система с механическим замком, не подключенная к центральной сети. Рядом с замком был прикреплён небольшой сканер – устаревшая модель, считывающая не биометрические данные, а физические ключи.

Он достал карту доступа, которую дала ему Лив. Приложил к сканеру. На секунду показалось, что ничего не произойдёт, но затем раздался тихий щелчок, и замок открылся.

В этот момент Элиан услышал шаги за спиной. Он резко обернулся, готовый к конфронтации, но увидел Лив. Она была одета в тёмный комбинезон технического персонала парка, волосы собраны под кепкой с логотипом службы обслуживания. Идеальная маскировка.

– Ты вовремя, – тихо сказала она, приближаясь. – Никаких проблем по пути?

– Всё спокойно, – ответил Элиан. – Но я не могу отделаться от ощущения, что за мной наблюдают.

– Это нормально, – кивнула Лив. – В системе тотального контроля паранойя – разумная адаптация.

Она огляделась, затем быстрым движением открыла люк, открывая проход в тускло освещённый туннель.

– Быстрее, – сказала она. – Внутри безопаснее.

Элиан последовал за ней в туннель. Лив закрыла люк за ними, и они оказались в прохладном подземном коридоре с бетонными стенами, покрытыми конденсатом. Слабое освещение исходило от старых энергосберегающих ламп, размещённых через каждые несколько метров.

– Эта система туннелей была построена задолго до реконструкции Нейрополиса, – объяснила Лив, ведя его вперёд. – Часть оригинальной инфраструктуры города. ЦентрИИ предпочёл оставить её, а не строить новую – экономия ресурсов. К счастью для нас, эти коммуникации почти полностью аналоговые, с минимальным цифровым мониторингом.

Они прошли несколько десятков метров, постепенно спускаясь глубже. Туннель разветвлялся несколько раз, но Лив уверенно выбирала направление, очевидно, хорошо зная эти подземные лабиринты.

Наконец они достигли небольшого технического помещения с несколькими старыми приборными панелями и металлическим столом посередине. На столе стояло странное устройство, похожее на медицинский сканер, соединённый с чем-то вроде старомодного компьютера.

– Мы на месте, – сказала Лив. – Это одна из наших "нейтральных зон". Помещение экранировано, а электромагнитные помехи от старого оборудования создают дополнительную защиту от сканирования. Здесь мы можем активировать твой "Анамнезис" без риска обнаружения.

Элиан осмотрел помещение. Несмотря на утилитарность, оно было чистым и явно регулярно использовалось. На стенах висели схемы электрических цепей и карты туннелей, на полках стояли инструменты и запасные части.

– Что это за место? – спросил он. – Официально, я имею в виду.

– Контрольная станция систем управления уровнем грунтовых вод, – ответила Лив. – Одна из сотен таких по всему городу. Настолько низкоприоритетная, что ЦентрИИ поручил её обслуживание людям, а не автоматизированным системам. Техник приходит сюда раз в месяц для проверки – обычно 15-го числа, так что сегодня нам ничего не грозит.

Она указала на устройство на столе.

– Это модифицированный нейросканер. Он поможет правильно настроить и активировать "Анамнезис".

Элиан нервно сглотнул.

– Это… больно?

– Нет, – Лив покачала головой. – Ты почувствуешь лёгкое покалывание, возможно, мгновенную дезориентацию. Но потом наступит ясность – как будто туман рассеивается.

Она подошла ближе, положила руку ему на плечо. Её прикосновение было тёплым, уверенным – якорем в реальности, которая всё ещё казалась Элиану зыбкой и ненадёжной.

– Ты готов? – спросила она.

Элиан достал "Анамнезис" из потайного кармана куртки. Маленький серебристый диск казался таким незначительным для устройства, способного защитить человеческие воспоминания от самой мощной системы контроля в истории.

– Что конкретно произойдёт после активации? – спросил он, передавая устройство Лив.

Она осторожно приняла диск, поместила его в специальный паз сканера.

– "Анамнезис" интегрируется с твоим нейроинтерфейсом, но останется невидимым для стандартных систем диагностики ЦентрИИ, – объяснила она. – Он создаст зашифрованное хранилище в глубинных структурах мозга – своего рода теневую память, недоступную для протоколов стирания. Все новые воспоминания, которые ты пометишь как важные, будут сохраняться там, параллельно с обычной памятью.

Она настраивала оборудование, проверяя соединения и параметры.

– Это не восстановит того, что уже стёрто, – продолжила Лив. – Но защитит тебя от повторного применения Протокола Забвения. Если они снова попытаются стереть твою память обо мне или о "подменённых", основные эмоциональные связи и ключевые факты сохранятся.

Элиан сел на стул перед сканером, как показала Лив.

– А риски? – спросил он. – Должны же быть какие-то побочные эффекты или опасности.

Лив замялась, и это короткое колебание сказало Элиану больше, чем любой ответ.

– Есть риски, – наконец признала она. – "Анамнезис" – экспериментальная технология. В редких случаях она может вызвать когнитивные конфликты между официальной и теневой памятью. Дезориентацию. Головные боли. Теоретически возможны и более серьёзные нейрологические эффекты, но мы ещё не сталкивались с ними на практике.

Она посмотрела ему в глаза.

– Но главный риск – обнаружение. Если ЦентрИИ когда-нибудь усовершенствует свои сканеры и обнаружит "Анамнезис"… последствия будут серьёзными. Не просто ещё одно применение Протокола Забвения. Возможно, полная нейрокоррекция и перепрограммирование личности.

Элиан глубоко вдохнул, обдумывая услышанное. Серьёзные риски. Но альтернатива – продолжать жить в удобной лжи, позволяя системе решать, что ему помнить, что чувствовать, кого любить…

– Я готов, – сказал он. – Давай сделаем это.

Лив кивнула. Она активировала сканер, и устройство тихо загудело, излучая мягкое голубоватое свечение.

– Теперь сними блокировку с нейроинтерфейса, – инструктировала она. – Тот же жест, которым ты остановил нейрокоррекцию утром.

Элиан прикоснулся к серебристой полоске за ухом, нажал на скрытую точку и слегка повернул. Ощущение было странным – словно открывалась дверь, о существовании которой он не подозревал.

– Хорошо, – Лив внимательно следила за показаниями сканера. – Теперь я активирую интеграцию "Анамнезиса". Ты почувствуешь покалывание и, возможно, увидишь вспышки света или цвета. Это нормально. Просто расслабься и позволь процессу идти своим чередом.

Она нажала несколько кнопок на панели управления, и диск "Анамнезиса" начал светиться интенсивнее. Элиан почувствовал лёгкое покалывание в основании черепа, постепенно распространяющееся по всей голове. Перед глазами поплыли цветные пятна, сначала хаотичные, затем формирующиеся в узоры, напоминающие нейронные сети.

А затем пришли образы. Не ясные воспоминания, а скорее эмоциональные впечатления, обрывки сцен, фрагменты разговоров. Лив, смеющаяся над чем-то, что он сказал. Ощущение её руки в его руке. Вкус странного напитка – чего-то алкогольного, не прошедшего нейрокоррекцию. Волнение от запретного знания. Страх обнаружения. И глубже, сильнее всего – чувство связи, принадлежности, понимания.

Поток образов становился интенсивнее, почти болезненным в своей яркости. Элиан вцепился в край стола, пытаясь удержаться в реальности, не потеряться в этом водовороте фрагментированных впечатлений.

– Дыши, – голос Лив доносился словно издалека. – Просто дыши. Это скоро закончится.

И действительно, интенсивность постепенно снижалась. Образы становились менее яркими, покалывание ослабевало. Наконец, всё прекратилось, оставив после себя странное ощущение ясности, как будто Элиан смотрел на мир через кристально чистое стекло после долгих лет вглядывания сквозь туман.

– Всё хорошо? – спросила Лив, внимательно наблюдая за ним.

Элиан медленно кивнул, пытаясь осмыслить произошедшее.

– Я видел… фрагменты. Не полные воспоминания, но ощущения, впечатления. Ты была в них. Мы были…

– Близки, – закончила Лив. – Да. То, что ты видел – эмоциональные отпечатки, сохранившиеся в глубинных структурах мозга, куда Протокол Забвения не может проникнуть полностью. "Анамнезис" усилил их, сделал более доступными для сознания.

Она выключила сканер, осторожно извлекла диск "Анамнезиса", который теперь выглядел тусклым, почти истощённым.

– Интеграция завершена, – сказала она. – Устройство больше не нужно – оно выполнило свою функцию и передало всю программу в твой нейроинтерфейс.

Элиан осторожно пошевелился, проверяя свои ощущения. Лёгкое головокружение и остаточное покалывание – но в целом он чувствовал себя нормально. Более того, он чувствовал себя… правильно, словно нечто важное вернулось на своё место.

– Как активировать защиту теневой памяти? – спросил он. – Есть какая-то специальная команда или жест?

– Просто мысленное намерение, – объяснила Лив. – Когда ты хочешь защитить воспоминание, сосредоточься на этом желании, представь, как информация уходит в глубину, становится недоступной для внешнего вмешательства.

Она подошла ближе, взяла его руки в свои.

– Давай попробуем прямо сейчас. Я хочу, чтобы ты сохранил этот момент, это чувство. Сосредоточься на нём, на желании сохранить его навсегда, независимо от того, что может сделать система.

Элиан закрыл глаза, сосредоточился на ощущении её рук, держащих его руки, на тепле этого контакта, на чувстве связи между ними. Он представил, как это воспоминание, это ощущение опускается глубоко в защищённую область его сознания, становится неприкосновенным.

И он почувствовал это – едва заметное изменение в работе нейроинтерфейса, словно часть его мозга отделилась от общей сети, создав автономный анклав.

– Получилось, – сказал он, открывая глаза. – Я чувствую это.

Лив улыбнулась – открыто, светло, с облегчением.

– Теперь ты защищён, – сказала она. – По крайней мере, частично. Они всё ещё могут стереть обычные воспоминания, но не смогут полностью уничтожить твою связь со мной, с "подменёнными", с правдой о системе.

Она отпустила его руки, отошла к столу, где лежал её рабочий планшет.

– Теперь нам нужно двигаться дальше, – сказала она, активируя устройство. – У нас есть информация, что ЦентрИИ готовит масштабное обновление протоколов нейроконтроля. Что-то под кодовым названием "Гармония 2.0". Мы подозреваем, что это новая, более глубокая форма эмоциональной коррекции, возможно, даже модификация базовых личностных параметров.

На экране планшета появилась схема, напоминающая архитектуру нейронной сети, но с новыми элементами, которые Элиан не узнавал.

– Нам нужна информация изнутри системы, – продолжила Лив. – И ты, со своим уровнем доступа, можешь её получить.

Элиан внимательно изучал схему, его аналитический ум автоматически выявлял закономерности и потенциальные функции новых элементов.

– Это похоже на систему глубинного анализа эмоциональных триггеров, – сказал он. – Но с добавлением каких-то автономных модулей коррекции. Если я правильно понимаю архитектуру, это позволит нейроинтерфейсу самостоятельно принимать решения о необходимости коррекции, без обращения к центральным серверам ЦентрИИ.

Лив кивнула.

– Именно. Децентрализованный контроль. Инверсия существующей модели, где решения принимаются централизованно. Это значит…

– Что даже в "нейтральных зонах" не будет безопасно, – закончил Элиан. – Интерфейс будет корректировать "нежелательные" эмоции и мысли автономно, даже без связи с ЦентрИИ.

Осознание масштаба угрозы заставило его вздрогнуть. Если такое обновление будет внедрено, последние островки свободы исчезнут. Нигде нельзя будет укрыться от системы – она будет внутри каждого человека, неотделимая от его собственного мозга.

– Когда планируется внедрение? – спросил он.

– По нашим данным, через три недели начнётся тестирование на добровольцах, – ответила Лив. – Через два месяца – массовое обновление для всех граждан Нейрополиса, представленное как "повышение эффективности и благополучия".

Она отложила планшет и посмотрела на Элиана.

– Мы должны узнать больше о "Гармонии 2.0". О её истинных функциях, о потенциальных уязвимостях. И ты – наш лучший шанс получить эту информацию.

Элиан понимал, что его просят стать не просто сочувствующим "подменённым", а активным агентом сопротивления. Шпионом внутри ЦентрИИ. Если его поймают, последствия будут катастрофическими.

Но альтернатива была ещё хуже – мир, где даже мысли о сопротивлении будут автоматически корректироваться, где сама возможность свободной воли исчезнет полностью.

– Я сделаю это, – сказал он. – Но мне нужно действовать крайне осторожно. Мой уровень доступа позволяет получить часть информации, но для полной картины потребуется доступ уровня Альфа.

– У нас есть человек с таким доступом, – сказала Лив. – Валентин.

Элиан вспомнил странный разговор с руководителем проекта, его намёки и указания, которые привели к Парку Гармонии.

– Значит, Валентин действительно один из вас?

– Один из нас, – поправила Лив. – Теперь ты тоже часть сопротивления, Элиан.

Она вернулась к планшету, открыла зашифрованный файл.

– Валентин – наш самый глубоко внедрённый агент. Он прошёл через Протокол Забвения дважды, но каждый раз находил способ восстановить свою истинную личность. Он работает над тем, чтобы получить доступ к полной спецификации "Гармонии 2.0", но даже с его уровнем Альфа это непросто – проект окружён беспрецедентными мерами безопасности.

Элиан нахмурился, анализируя информацию.

– Если он не может получить полные данные, чем я могу помочь с моим более низким уровнем доступа?

– Твоё преимущество в другом, – объяснила Лив. – Ты работаешь непосредственно с эмоциональными моделями, которые лежат в основе новой системы. Ты видишь фрагменты, которые Валентин, со всем его доступом к административным протоколам, может не заметить.

Она показала на схему.

– Нам нужно понять, как это работает на уровне нейронных взаимодействий. И для этого твои знания бесценны.

Элиан внимательно изучал схему, его аналитический ум уже начал выявлять закономерности и потенциальные уязвимости.

– Я могу попытаться создать тестовую модель, – сказал он. – Получить доступ к фрагментам кода под видом оптимизации текущих алгоритмов. Но мне потребуется безопасный способ передавать информацию. Я не могу просто отправлять данные из ЦентрИИ – все каналы связи контролируются.

– У нас есть решение, – Лив достала из кармана комбинезона маленькое устройство, похожее на стандартный рабочий накопитель, используемый сотрудниками ЦентрИИ. – Квантовый дупликатор данных. Разработка нашего технического отдела. Выглядит и функционирует как обычный накопитель, но создаёт скрытую копию всех обрабатываемых данных в зашифрованном кластере, недоступном для стандартных проверок безопасности.

Она передала устройство Элиану.

– Просто используй его для своей обычной работы. Раз в неделю приноси на нашу встречу, и мы будем извлекать накопленные данные.

Элиан взял накопитель, ощущая тяжесть не столько физического объекта, сколько того, что он символизировал – его окончательный переход от лояльного сотрудника ЦентрИИ к агенту сопротивления.

– Когда и где мы будем встречаться? – спросил он.

– Каждый седьмой день, здесь же, в это же время, – ответила Лив. – Если возникнет экстренная ситуация, используй код "нестабильные данные" в своей обычной работе – алгоритмы мониторинга не обратят внимания на такую стандартную техническую фразу, но Валентин поймёт и найдёт способ связаться с тобой.

Она посмотрела на часы.

– Нам пора возвращаться. Слишком долгое отсутствие может привлечь внимание.

Они покинули техническое помещение и направились обратно по туннелю. Элиан чувствовал странную смесь страха и решимости. Он только что сделал выбор, который мог стоить ему всего – работы, свободы, возможно, даже личности, если ЦентрИИ решит применить к нему полную нейрокоррекцию. Но одновременно с этим он ощущал правильность своего решения, его неизбежность.

– Был ли я таким же и до стирания памяти? – спросил он, когда они приблизились к выходу. – Я имею в виду, был ли я так же вовлечён в сопротивление?

Лив ненадолго остановилась, повернувшись к нему.

– Да и нет, – ответила она. – Ты всегда был осторожнее, более методичен. Твоя стратегия заключалась в постепенных, незаметных изменениях системы изнутри. В некотором смысле ты был более эффективен, потому что никогда не вызывал подозрений.

Она улыбнулась с лёгкой грустью.

– Наши отношения были тем, что в конечном итоге привело к твоему разоблачению. Система сочла нашу связь "критически несовместимой" и классифицировала как угрозу социальной гармонии.

– Почему? – спросил Элиан. – Что в наших отношениях было настолько опасным для системы?

– Непредсказуемость, – ответила Лив. – Согласно алгоритмам ЦентрИИ, мы абсолютно несовместимы. Я – хаотичная, эмоциональная, склонная к риску. Ты – методичный, рациональный, предпочитающий стабильность. По всем параметрам, наши отношения должны были вызывать взаимный дискомфорт и скоро закончиться.

Она сделала паузу, её глаза потемнели от воспоминаний.

– Но вместо этого наша связь становилась всё глубже. Мы дополняли друг друга вместо того, чтобы конфликтовать. И это противоречило всем моделям, всем прогнозам системы. ЦентрИИ не может допустить существования отношений, которые он не может предсказать – это подрывает саму идею "оптимизированного общества".

Элиан понял. Их отношения были живым доказательством несовершенства системы, её неспособности полностью моделировать человеческие эмоции и взаимодействия. И потому система решила стереть это доказательство.

Они достигли выхода. Лив осторожно приоткрыла люк, проверяя обстановку снаружи. Убедившись, что поблизости никого нет, она повернулась к Элиану.

– Мы выйдем по одному. Ты первый. Иди по главной аллее, не торопясь, как обычный посетитель парка. Я выйду через десять минут другим маршрутом.

Она протянула руку, и Элиан сжал её – короткий момент контакта, последняя точка опоры перед возвращением в мир тотального наблюдения.

– Будь осторожен, – сказала она. – И помни, что бы ни случилось, какие бы воспоминания они ни стёрли, часть тебя теперь защищена. Настоящий ты – всё ещё здесь.

Элиан кивнул, сосредоточившись на ощущении её руки, мысленно отправляя это чувство в глубинное хранилище теневой памяти, созданное "Анамнезисом". Даже если ЦентрИИ снова применит к нему Протокол Забвения, эту связь они уже не смогут уничтожить полностью.

Он вышел наружу, аккуратно закрыв за собой люк, и неспешно направился к главной аллее парка. Вечер был тёплым, искусственные светлячки, разработанные для усиления эстетического опыта, мягко мерцали среди декоративных кустарников. Другие посетители спокойно прогуливались, их лица выражали умеренное удовлетворение – идеально отрегулированную эмоцию, которую система считала оптимальной для вечернего отдыха.

Элиан старался имитировать такое же выражение, скрывая бурю мыслей и эмоций внутри. Он был теперь двойным агентом – внешне лояльным сотрудником ЦентрИИ, внутренне – членом сопротивления. Его ждала жизнь постоянного притворства, риска и секретов.

Но также и возможность бороться за право людей на подлинные эмоции, на неалгоритмизированные отношения, на несовершенное, но реальное счастье.

На настоящую свободу воли, а не её иллюзию.

Следующие дни сложились в странный, двойственный ритм. Днём Элиан был образцовым сотрудником ЦентрИИ, проводил исследования, участвовал в совещаниях, вносил предложения по оптимизации эмоциональных моделей. Вечерами – тайно изучал данные о "Гармонии 2.0", собирая фрагменты информации через свою работу над смежными проектами.

Особенно интересовала его модель 359-R, над которой он работал последние месяцы – алгоритм, выявляющий "критически несовместимые" пары. Теперь он понимал истинное назначение этой разработки: идентифицировать отношения, не соответствующие предсказательным моделям системы, для последующего применения Протокола Забвения.

Его собственные отношения с Лив были классифицированы именно этим алгоритмом как "высоконестабильные" и "потенциально дисгармоничные". Ирония заключалась в том, что он сам разрабатывал инструмент, который в итоге был использован против него.

На третий день после активации "Анамнезиса" Элиан получил сообщение от Валентина – приглашение на стандартное рабочее совещание. Ничего необычного для стороннего наблюдателя, но Элиан понимал, что за этим кроется нечто большее.

Кабинет Валентина на 44-м уровне был одним из немногих помещений в ЦентрИИ, не имевших постоянного аудиовизуального мониторинга – привилегия высокопоставленных руководителей, чья лояльность считалась абсолютной.

– Рад видеть твой прогресс в проекте, – начал Валентин стандартную рабочую беседу, когда они сели за стол. – Оптимизация предикативных параметров даёт заметные результаты.

Но как только дверь полностью закрылась, он незаметным движением активировал небольшое устройство на столе – глушитель сигналов, замаскированный под декоративный элемент.

– Лив сообщила, что операция прошла успешно, – сказал он, кардинально меняя тон и тему. – "Анамнезис" интегрирован?

Элиан кивнул, всё ещё не полностью привыкший к этой двойной жизни, к необходимости мгновенно переключаться между официальным и тайным общением.

– Да, всё прошло по плану. Теневая память функционирует.

– Хорошо, – Валентин облегчённо выдохнул. – Это даёт нам некоторую страховку. Но ситуация становится сложнее. "Гармония 2.0" продвигается быстрее, чем мы думали. Тестирование начнётся через две недели, не три.

Он активировал защищённый голографический дисплей, показывая схему, похожую на ту, что Элиан видел у Лив, но более детализированную.

– Вот что мне удалось собрать, – сказал Валентин. – Но я по-прежнему не имею доступа к ядру системы – части, отвечающей за глубинную модификацию личностных параметров.

Элиан внимательно изучал схему, его мозг аналитика автоматически выявлял взаимосвязи, потенциальные функции, уязвимые точки.

– Это намного сложнее, чем я думал, – сказал он. – Здесь не просто усовершенствованный алгоритм нейрокоррекции. Это полностью автономная система принятия решений, интегрированная непосредственно в нейроинтерфейс.

Он указал на один из элементов схемы.

– Посмотри сюда. Это похоже на модуль самообучения, основанный на технологии квантовых нейронных сетей. Система будет не просто следовать заданным алгоритмам – она будет развиваться, адаптироваться к индивидуальным особенностям каждого носителя.

Валентин нахмурился.

– То есть, даже если мы найдём способ обойти исходные протоколы, система может самостоятельно эволюционировать, чтобы закрыть эту лазейку?

– Именно, – подтвердил Элиан. – Более того, судя по этой архитектуре, различные нейроинтерфейсы смогут обмениваться данными напрямую, без участия центральных серверов ЦентрИИ. Формировать распределённую сеть коллективного опыта.

Он откинулся в кресле, осознавая масштаб угрозы.

– Это не просто обновление. Это революция в технологии нейроконтроля. Если "Гармония 2.0" будет внедрена в полном объёме, концепция индивидуального сознания, как мы её понимаем, может перестать существовать.

Валентин молчал, позволяя этой мысли полностью развернуться.

– Тогда наши текущие методы защиты, включая "Анамнезис", станут бесполезными, – наконец сказал он. – Нам нужно нечто большее. Нечто, способное противостоять не отдельным протоколам, а всей парадигме нейроконтроля.

Он внимательно посмотрел на Элиана.

– Ты работал над таким проектом до стирания памяти. "Анемнезис" – не просто инструмент восстановления стёртых воспоминаний, а фундаментально новый подход к взаимодействию сознания и нейроинтерфейса.

Элиан почувствовал странное волнение. Где-то в глубине его памяти хранились знания, которые могли быть ключом к сопротивлению. Знания, которые система сочла настолько опасными, что решила стереть их вместе со всеми личными воспоминаниями.

– Я не помню этот проект, – сказал он. – Но если я работал над ним раньше, возможно, я смогу восстановить его. Или разработать заново, основываясь на тех же принципах.

– Твои исследования хранились в специальном зашифрованном хранилище в секторе Дельта-9, – сказал Валентин. – С твоим текущим уровнем доступа туда не попасть. Но я могу предоставить тебе временное разрешение под предлогом необходимости доступа к историческим данным для оптимизации текущего проекта.

Он активировал свой административный интерфейс, быстро вводя команды.

– Разрешение будет действовать 48 часов, начиная с завтрашнего утра. Используй его с умом – система отслеживает все необычные действия сотрудников. Рекомендую распределить доступ на несколько коротких сессий, чтобы не вызывать подозрений.

Элиан кивнул, мысленно планируя наиболее эффективный и безопасный способ поиска своих прежних исследований.

– А что с добровольцами для тестирования "Гармонии 2.0"? – спросил он. – Нам известно, кто они?

– Частично, – ответил Валентин. – Тридцать человек из различных департаментов ЦентрИИ, выбранные за их "исключительную лояльность и стабильность психопрофиля".

Он вывел на дисплей список имён. Элиан просмотрел его, не узнавая большинство, но одно имя заставило его замереть.

Нара. Руководитель соседнего подразделения, с которой он ежедневно общался, которая заметила его "пониженный Индекс Нейрогармонии" в то утро, когда всё началось.

– Я знаю её, – сказал он. – Можем ли мы как-то предупредить добровольцев о риске?

Валентин покачал головой.

– Они не воспримут это как риск. Для них это честь, привилегия, возможность стать "более совершенной" версией себя. Система десятилетиями культивировала такое отношение к нейрокоррекции.

Он закрыл голографический дисплей, возвращаясь к официальной части встречи.

– Наше время истекает. Продолжим обсуждение усовершенствований модели 359-R, как положено по расписанию. Но помни о Дельта-9. Сорок восемь часов, начиная с завтра.

Оставшаяся часть встречи прошла в стандартном формате рабочего обсуждения. Они говорили о параметрах эмоциональной совместимости, о методах оптимизации алгоритмов, о сроках завершения проекта. Для любого наблюдателя это выглядело как обычный рабочий процесс.

Но Элиан теперь видел истинное значение каждого термина, каждой концепции. "Оптимизация" означала усиление контроля. "Гармонизация" – подавление естественных эмоциональных реакций. "Совместимость" – предсказуемость и управляемость отношений.

Вся система, которой он так преданно служил, была построена на фундаментальной лжи о том, что человеческое счастье можно алгоритмизировать, что эмоции можно оптимизировать, что любовь можно свести к набору совпадающих параметров.

Покинув кабинет Валентина, Элиан вернулся к своей рабочей станции. На экране его ждал стандартный набор задач, но среди них было новое уведомление: "Временный доступ к архиву Дельта-9 подтверждён. Обоснование: исторический анализ предикативных моделей для текущего проекта. Действительно 48 часов с 08:00 завтрашнего дня".

Официально. Зарегистрировано в системе. Теперь у него будет шанс найти своё прошлое – исследование, которое система сочла настолько опасным, что стёрла даже воспоминание о нём.

До конца рабочего дня Элиан методично выполнял свои обязанности, но мысли его были далеко. Он размышлял о природе памяти, о том, как опыт формирует личность, о том, насколько он сам изменился с тех пор, как начал видеть сквозь иллюзии системы.

Был ли он всё ещё тем же человеком, если его ключевые воспоминания были стёрты? Или новый Элиан, с новыми воспоминаниями и опытом, был уже другой личностью? И кто тогда имел больше прав на его жизнь – прежний Элиан, который выбрал отношения с Лив вопреки всем алгоритмам, или нынешний, которому пришлось заново открывать правду о мире вокруг?

Эти философские вопросы не имели простых ответов, но одно Элиан знал наверняка: система не имела права решать за него, какие воспоминания заслуживают сохранения, а какие – забвения. Не имела права контролировать его эмоции и чувства. Не имела права определять, с кем ему быть и кого любить.

И он готов был бороться за это право – право на свободную волю, которая не была бы просто иллюзией.

Вечером, вернувшись в свою квартиру, Элиан открыл окно и долго смотрел на Нейрополис с его идеально организованными потоками транспорта, равномерно распределённым освещением, оптимизированной архитектурой. Красивый, эффективный, безопасный город. И глубоко, фундаментально нечеловечный.

Его взгляд остановился на башне ЦентрИИ, возвышающейся над городом. Завтра он проникнет в один из самых защищённых секторов этой башни в поисках исследования, которое когда-то создал и которое могло стать ключом к свободе от системы.

Он не знал, что именно найдёт в архиве Дельта-9. Не знал, сумеет ли понять свои прежние разработки, восстановить их, развить дальше. Не знал, хватит ли времени до внедрения "Гармонии 2.0", чтобы создать эффективное противоядие.

Но он знал, что больше не может жить в мире иллюзий, созданных системой. Не может притворяться, что его счастье – результат правильной "оптимизации", что его эмоции должны соответствовать предписанным параметрам, что его память принадлежит кому-то кроме него самого.

И если для этого нужно было рискнуть всем – своим положением, свободой, даже личностью – он был готов.

Потому что некоторые истины стоят любого риска. Потому что настоящая жизнь начинается там, где заканчивается контроль. Потому что любовь, которую система не может понять и предсказать, возможно, и есть самое человеческое, что у них осталось.

Элиан закрыл окно и активировал протокол ночного режима. Завтра ему предстоял важный день – день, когда он мог начать путь к восстановлению не только своих утраченных воспоминаний, но и права всего человечества на подлинные, неконтролируемые эмоции.

Право на ошибки, на непредсказуемость, на несовершенство.

Право на настоящую свободную волю.

Глава 5. Ты не должна быть здесь

Дни после активации "Анамнезиса" слились для Элиана в странную двойственность существования. В течение рабочих часов он был образцовым аналитиком ЦентрИИ, методично исследующим паттерны эмоциональных реакций, разрабатывающим алгоритмы нейрокоррекции, участвующим в планёрках и совещаниях. Но каждый вечер, возвращаясь в свою квартиру, он становился агентом сопротивления, тайно анализирующим данные о "Гармонии 2.0", собирающим информацию о Протоколе Забвения, готовящимся к поиску своих прежних разработок в секторе Дельта-9.

В этой двойной жизни было что-то болезненно захватывающее, почти пьянящее. Сейчас, без полной нейрокоррекции, мир казался ярче, острее, насыщеннее. Эмоции, не вписывающиеся в "оптимальные параметры", больше не приглушались автоматически. Волнение, страх, надежда, желание – всё ощущалось с непривычной интенсивностью.

Утром шестого дня Элиан получил доступ к зашифрованному хранилищу в секторе Дельта-9. Отправляясь туда, он подготовил безупречную легенду – необходимость проанализировать историческую эволюцию предикативных моделей для оптимизации текущего проекта. Вполне стандартная исследовательская задача, не вызывающая подозрений.

Сектор Дельта-9 располагался на 57-м уровне башни ЦентрИИ – уровне, куда большинство сотрудников его ранга никогда не поднимались. Высокоскоростной пневмолифт доставил его туда за считанные секунды, плавно замедлившись перед прибытием.

Двери открылись, и Элиан вступил в пространство, радикально отличающееся от привычных ему рабочих уровней. Вместо просторных открытых офисов здесь были узкие коридоры с дверями из непрозрачного материала. Вместо мягкого рассеянного освещения – направленный свет, создающий резкие тени. Вместо постоянного фонового гула разговоров и рабочих систем – почти полная тишина, нарушаемая лишь его собственными шагами.

Следуя инструкциям системы, Элиан дошел до конца центрального коридора и повернул налево, где обнаружил дверь с маркировкой "Архив экспериментальных исследований". Приложив свой идентификатор к сканеру, он ввел временный код доступа, предоставленный Валентином.

Дверь бесшумно открылась, пропуская его в прохладное, тускло освещённое помещение. Внутри не было обычных голографических интерфейсов или парящих экранов. Вместо этого – несколько рабочих терминалов классического типа, с физическими экранами и сенсорными панелями управления. Архаично, но, как знал Элиан, логично – физические системы, отключенные от основной сети, были значительно сложнее для удаленного взлома или мониторинга.

Он сел за один из терминалов и активировал его прикосновением к сканеру идентификации. Экран ожил, показывая стандартный интерфейс архивного поиска ЦентрИИ.

– Исследовательские проекты Элиана К., 2054-2059, – произнес он, задавая параметры поиска.

Система моментально отреагировала, выводя список из десятков проектов, над которыми он работал за последние пять лет. Все знакомые названия, стандартные исследования в рамках официальных задач ЦентрИИ. Ничего похожего на "Анемнезис" или любой другой потенциально подрывной проект.

"Значит, его нет в основном каталоге, – подумал Элиан. – Логично. Если бы он был так легко доступен, его бы давно обнаружили".

Он изменил стратегию, введя более общий запрос:

– Нейронные модели противодействия амнезии, все источники, все уровни доступа.

Система задумалась дольше обычного, прежде чем ответить:

"Обнаружено 3 соответствия. Доступ ограничен. Требуется дополнительная авторизация."

"Теплее", – подумал Элиан, вспоминая информацию, предоставленную Валентином о специальных кодах доступа.

Он ввёл первый из временных кодов, переданных Валентином. Экран мигнул, проверяя авторизацию, затем вывел сообщение:

"Код принят. Доступ к метаданным разрешён. Полный доступ к содержимому требует биометрическое подтверждение автора."

Значит, к полным данным мог получить доступ только он сам, независимо от административных кодов. Это было необычно – такой уровень защиты применялся только к самым секретным или потенциально опасным разработкам.

Элиан просмотрел доступные метаданные:

"Проект #L-1701-A: "Нейронная модель автономного восстановления стёртых эмоциональных паттернов". Автор: Элиан К. Начат: 18.04.2058. Последнее обновление: 03.11.2058."

"Проект #L-1701-B: "Аналоговый резерв цифровой памяти". Автор: Элиан К. Начат: 21.06.2058. Последнее обновление: 19.11.2058."

"Проект #L-1701-C: "Анемнезис – протокол глубинного сохранения идентичности". Автор: Элиан К. Начат: 24.09.2058. Последнее обновление: 16.01.2059."

Дата последнего обновления третьего проекта была всего за неделю до того субботнего вечера, когда его воспоминания были стёрты. Слишком точное совпадение, чтобы быть случайностью.

"Вот он", – подумал Элиан, выбирая третий проект.

Система запросила биометрическое подтверждение. Элиан приложил ладонь к сканеру, затем прошёл сканирование сетчатки. Несколько секунд компьютер обрабатывал данные, прежде чем вывести сообщение:

"Биометрические данные подтверждены. Личность автора верифицирована. Доступ разрешён."

Экран заполнился информацией – десятки файлов, сотни страниц текста, схемы, диаграммы, экспериментальные данные. Всё, что он создавал в течение нескольких месяцев и что было скрыто от него самого.

Элиан начал просматривать материалы, постепенно погружаясь в логику своих прежних исследований. Это было странное ощущение – читать собственные мысли, которых не помнишь, узнавать свой стиль мышления, свои подходы к решению проблем, но не помнить процесса их создания.

"Анемнезис" оказался намного сложнее, чем он предполагал. Не просто инструмент для защиты памяти от Протокола Забвения, а фундаментально новая концепция взаимодействия сознания и нейроинтерфейса. Технология, позволяющая создать полностью автономный слой сознания, недоступный для внешнего мониторинга и коррекции.

Но ещё более поразительным было то, что проект создавался совместно с кем-то ещё – в текстах регулярно встречались ссылки на идеи и разработки некоего "L.M.", которые служили основой для многих технических решений.

L.M. Лив Мориц.

Они работали над этим вместе. Её идеи об аналоговых системах памяти, неуязвимых для цифровой коррекции, и его опыт в области нейромоделирования дополняли друг друга, создавая нечто, чего ни один из них не мог бы разработать в одиночку.

Элиан углубился в чтение, пытаясь за ограниченное время понять как можно больше, запомнить ключевые принципы и идеи. В проекте описывалась технология, позволяющая не просто защищать воспоминания от стирания, а фактически создавать независимую "теневую" версию личности – со своими воспоминаниями, эмоциями, ценностями, которая могла существовать параллельно с официальной, "оптимизированной" версией.

По сути, это было решение, полностью обесценивающее саму концепцию нейроконтроля. Если человек мог иметь автономное "внутреннее я", недоступное для системы, весь проект "оптимизированного общества" терял смысл.

Неудивительно, что ЦентрИИ решил не просто запретить это исследование, а полностью стереть саму память о нём из сознания его создателя.

Элиан был настолько поглощён изучением материалов, что не сразу заметил мигание таймера в углу экрана. Его время в архиве истекало – следующий исследователь должен был прибыть через пятнадцать минут. Он быстро скопировал ключевые файлы на защищённый накопитель, предоставленный Лив, и завершил сеанс.

Покидая сектор Дельта-9, Элиан чувствовал странную смесь возбуждения и тревоги. То, что он обнаружил, могло стать ключом к освобождению не только его собственного сознания, но и сознания миллионов других людей. Но для этого ему нужно было заново понять и развить технологию, которую он сам же создал, но был вынужден забыть.

Следующие три дня Элиан балансировал между обычной работой и тайным изучением "Анемнезиса". По вечерам, в своей квартире, он анализировал скопированные файлы, пытаясь восстановить полную картину своих прежних исследований. Это было сложнее, чем он ожидал – некоторые ключевые компоненты отсутствовали, вероятно, намеренно удалённые из архива службой безопасности ЦентрИИ.

Но основные принципы были ясны, и Элиан начал работу над восстановлением недостающих элементов. Его знаний и опыта было достаточно, чтобы понять логику своих прежних разработок и продолжить их, даже не имея полного доступа к оригинальным материалам.

В субботу, ровно через неделю после активации "Анамнезиса", настало время для встречи с Лив в их условленном месте в техническом помещении под Парком Гармонии. Элиан тщательно подготовился, замаскировав свою истинную цель стандартной вечерней прогулкой, которая не вызвала бы подозрений у системы мониторинга.

Но по пути в парк произошло нечто, полностью нарушившее его планы.

Это случилось на главной транспортной развязке Нейрополиса – месте, где сходились маршруты аэропоездов из всех секторов города. Элиан шёл через центральный терминал, когда в потоке людей, движущихся к выходу на Западную линию, он увидел её.

Лив.

Не скрытая маскировкой, не замаскированная под технического работника, как в их предыдущих встречах, а в обычной гражданской одежде – светло-серое платье с глубоким вырезом на спине, волосы, собранные в свободный узел на затылке. Она двигалась быстро, целеустремлённо, явно спеша куда-то.

Элиан замер. Это не могло быть совпадением. Не здесь, не сейчас, не в полностью открытом общественном пространстве, напичканном камерами и датчиками. Лив никогда не рискнула бы встретиться с ним в таком месте, если только у неё не было исключительно веской причины.

Инстинктивно он последовал за ней, сохраняя дистанцию, стараясь не привлекать внимания окружающих. Лив быстро прошла через терминал, поднялась по эскалатору на платформу Западной линии, где уже ждал аэропоезд, готовый к отправлению.

Она вошла в вагон. Элиан, преодолев сомнения, проскользнул следом за ней в последний момент перед закрытием дверей.

Внутри было многолюдно – стандартный субботний вечер, когда большинство граждан отправлялись в рекомендованные центры отдыха и развлечений. Элиан пробирался между пассажирами, пытаясь не потерять Лив из виду. Она стояла у дальнего окна, спиной к нему, глядя на проплывающий за стеклом город.

Аэропоезд тронулся, набирая скорость вдоль магнитной направляющей. Элиан приблизился к Лив, всё ещё не уверенный, стоит ли окликать её или дождаться, пока она сама заметит его. Что если это ловушка? Что если система использует её образ, чтобы выманить его, заставить раскрыться?

Но все сомнения исчезли, когда она внезапно повернулась и их взгляды встретились. В её глазах цвета штормового моря не было узнавания – только вежливое недоумение, с которым смотрят на незнакомца, приблизившегося слишком близко.

– Могу я вам помочь? – спросила она, и голос был её, но интонация – совершенно чужая, формальная, без тени той теплоты, которую он помнил.

Элиан почувствовал, как мир вокруг него замедляется, становится нечётким, размытым. Это была Лив – её лицо, её голос, её глаза – но в то же время это была не она. Или, точнее, это была версия Лив, которая не знала его, не помнила их встреч, их разговоров, их общего прошлого.

– Извините, – произнёс он, пытаясь собраться с мыслями. – Я принял вас за кого-то другого.

Она улыбнулась – вежливой, безличной улыбкой, которую дарят случайному попутчику.

– Ничего страшного. Это случается.

Аэропоезд замедлился, приближаясь к очередной станции. Объявление сообщило о прибытии на "Западный Культурный Центр – Сектор Развлечений". Лив легко кивнула Элиану и направилась к выходу вместе с десятками других пассажиров.

Элиан последовал за ней, сохраняя дистанцию, пытаясь понять, что происходит. Это не могла быть Лив из сопротивления – та Лив узнала бы его. Но это и не могла быть просто похожая на неё женщина – сходство было абсолютным, до мельчайших деталей.

На станции Лив уверенно направилась к выходу в Западный Культурный Центр – огромный комплекс с сотнями развлекательных и образовательных площадок, рекомендованных системой для проведения досуга. Элиан, не задумываясь, пошёл следом, игнорируя уведомление своего Эхо о несоответствии текущего местоположения запланированному маршруту.

Внутри Культурного Центра Лив уверенно двигалась сквозь толпу, как человек, точно знающий свой пункт назначения. Она прошла через главный атриум, мимо информационных голограмм, рекламирующих специально подобранные мероприятия, и направилась в Сектор Музыкального Опыта – зону, где гражданам предлагалось прослушивание музыкальных композиций, оптимизированных для их психопрофиля.

Элиан поддерживал дистанцию, стараясь не привлекать внимание, но и не упускать Лив из виду. Его мысли лихорадочно метались между различными объяснениями происходящего.

Могла ли система создать двойника Лив? Возможно, используя хранящиеся биометрические данные и передовые голографические технологии? Или это была настоящая Лив, но подвергшаяся более глубокой форме Протокола Забвения – стиранию не только конкретных воспоминаний, но и всей личности сопротивления?

В Секторе Музыкального Опыта Лив остановилась у стойки регистрации, где автоматизированная система предлагала посетителям индивидуально подобранные музыкальные сессии. Она приложила свой идентификатор к сканеру, получила номер кабинки и направилась вглубь зала, где располагались сотни звукоизолированных капсул для прослушивания.

Элиан остановился, не решаясь следовать за ней дальше. Система регистрации зафиксировала бы его присутствие, его отклонение от запланированного маршрута, его интерес к человеку, с которым он, согласно официальным данным, не был знаком.

Вместо этого он подошёл к информационному терминалу и ввёл запрос:

– Поиск по биометрическим параметрам: женщина, возраст 27-30 лет, рост 172-175 см, тёмные волосы, глаза серо-голубые, текущее местоположение: Сектор Музыкального Опыта.

Терминал обработал запрос и вывел ответ:

"Найдено соответствие: Лив Мориц, гражданка категории B+, занятость: старший куратор, Музей Технологической Эволюции. Психопрофиль: аналитический-интуитивный, рекомендательный индекс 87.3. В настоящее время находится на сеансе музыкальной оптимизации #RT-724."

Элиан уставился на экран, не веря своим глазам. Согласно системе, это действительно была Лив Мориц – но не подпольный технолог сопротивления, а обычная гражданка со стандартным психопрофилем, приемлемым уровнем нейрогармонии и официальной работой в том же музее.

Как такое возможно? Система не могла создать полноценную личность из ничего, со всеми необходимыми записями, историей, подтверждёнными биометрическими данными. Такой уровень фальсификации превосходил даже возможности ЦентрИИ.

Значит, существовали два варианта: либо Лив из сопротивления была реальной, а эта, официальная Лив – искусно созданной подделкой, либо наоборот, перед ним была настоящая Лив Мориц, а та, с которой он встречался в подполье – самозванка, использующая её личность.

Или, что казалось наиболее тревожным, обе были настоящими – две версии одной личности, разделённые Протоколом Забвения и последующей глубокой нейрокоррекцией.

Не в силах сопротивляться желанию узнать больше, Элиан ввёл дополнительный запрос:

– Полный профиль: Лив Мориц.

Система ответила:

"Доступ к полному профилю ограничен вашим уровнем авторизации. Доступны базовые данные: Лив Мориц, гражданка категории B+, дата рождения: 12.04.2029, место рождения: Нейрополис, Северный сектор. Образование: Высшее, Центральный Университет Нейротехнологий, специализация: историческая эволюция интерфейсов. Текущая занятость: Музей Технологической Эволюции, отдел ранних нейротехнологий. Семейное положение: не состоит в паре. Социальная совместимость с Элианом К.: 32% (низкая)."

Последняя строчка заставила его вздрогнуть. Система знала о его интересе к ней – это не был случайный запрос в терминале. Его действия уже отслеживались и анализировались.

Элиан отошёл от терминала, чувствуя, как сердце колотится с непривычной силой. Он должен был немедленно покинуть это место, вернуться к своему запланированному маршруту, сделать вид, что ничего не произошло. Его неожиданная встреча с этой версией Лив – кем бы она ни была – ставила под угрозу не только его собственную безопасность, но и всё сопротивление.

Он бросил последний взгляд в сторону звукоизолированных капсул, где сейчас находилась Лив, и направился к выходу.

– Эхо, – произнёс он, выйдя из Культурного Центра и оказавшись на относительно безлюдной площадке перед зданием, – маршрут до Парка Гармонии, кратчайший путь.

– Расчёт маршрута, – отозвался нейроинтерфейс. – Внимание: текущее отклонение от запланированного графика составляет 27 минут. Рекомендуется корректировка вечернего расписания для оптимизации психофизиологического состояния.

– Принято, – ответил Элиан. – Я скорректирую график после прибытия в парк.

Он быстро направился к ближайшей станции аэропоездов, пытаясь осмыслить увиденное. Если в системе существовала официальная версия Лив Мориц, не связанная с сопротивлением, это ставило множество тревожных вопросов.

Кто из них настоящая? Обе? Или ни одна?

И что самое важное – знала ли его Лив, Лив из сопротивления, о существовании своего официального двойника?

Элиан прибыл в Парк Гармонии с опозданием почти в сорок минут. Он быстро направился к техническому входу, где должна была ждать Лив, надеясь, что она всё ещё там, что не ушла, решив, что произошло что-то непредвиденное.

Люк в искусственном холме был закрыт, но не заперт – знак, что кто-то недавно использовал его и, возможно, всё ещё находился внутри. Элиан осторожно открыл его и спустился в тускло освещённый тоннель.

Он прошёл знакомым маршрутом к техническому помещению, где неделю назад активировали его "Анамнезис". Сердце колотилось от волнения и тревоги – что он скажет Лив? Как объяснит свою встречу с её двойником?

Дверь в помещение была приоткрыта, изнутри пробивался слабый свет. Элиан вошёл и увидел Лив – ту Лив, которую знал, с которой работал, которая была частью сопротивления. Она сидела за столом, изучая что-то на экране портативного компьютера, и выглядела совсем не так, как её двойник в Культурном Центре – тёмная функциональная одежда, волосы собраны под кепкой, взгляд сосредоточенный, напряжённый.

– Ты опоздал, – сказала она, поднимая глаза. – Я начала беспокоиться.

Элиан сделал глубокий вдох, пытаясь собраться с мыслями.

– Я видел тебя. Другую тебя. В Западном Культурном Центре.

Лив замерла. На её лице промелькнула тень страха, быстро сменившаяся сосредоточенностью.

– Расскажи подробнее, – сказала она, жестом предлагая ему сесть.

Элиан опустился на стул напротив неё и рассказал о своей странной встрече: как увидел её двойника на транспортной развязке, как последовал за ней, как проверил её личность через информационный терминал.

Лив слушала, не перебивая, но с каждым словом её лицо становилось всё более напряжённым.

– Я знала, что это произойдёт рано или поздно, – сказала она, когда он закончил. – Но надеялась, что у нас будет больше времени.

– Ты знала о своём двойнике? – спросил Элиан.

Лив кивнула.

– Не просто знала. Это не двойник, Элиан. Это я.

Она отвернулась, глядя на мерцающий экран компьютера.

– Точнее, это версия меня, созданная ЦентрИИ после того, как они захватили меня в "Глитче" вместе с тобой. Они применили ко мне тот же Протокол Забвения, что и к тебе, но мой "Анамнезис" сработал, сохранив частичную память. После этого они, видимо, решили, что я "нейтрализована", и выпустили обратно с модифицированными воспоминаниями и психопрофилем.

Элиан пытался осмыслить услышанное.

– Но если ты сохранила память, как ты можешь одновременно быть здесь и там? Как ты можешь быть частью сопротивления и одновременно обычной гражданкой?

– Я не одновременно, – объяснила Лив. – Та Лив, которую ты видел сегодня – это я две недели назад, до нашей новой встречи, до того, как ты начал вспоминать.

Она подняла руку, останавливая его вопрос.

– Это сложно объяснить, но попытаюсь. Когда к человеку применяют Протокол Забвения и глубокую нейрокоррекцию, они не просто стирают определённые воспоминания – они создают новую личностную структуру, новую "версию" человека. Если эта версия устойчива и не проявляет признаков восстановления стёртых воспоминаний, система считает процесс успешным и возвращает человека к нормальной жизни, продолжая мониторить его состояние.

Лив встала и начала расхаживать по небольшому помещению.

– Но у меня был "Анамнезис", как и у тебя сейчас. Он создал своего рода "теневую личность", которая сохранила ключевые воспоминания и могла существовать параллельно с новой, созданной системой версией. Внешне я вела себя как примерная гражданка – куратор в музее, с нормальным уровнем нейрогармонии, соблюдающая все предписания ЦентрИИ. Но на самом деле я ждала возможности связаться с сопротивлением, восстановить свою истинную личность полностью.

– И ты… сбежала от системы? – спросил Элиан.

Лив покачала головой.

– Не совсем. Я создала то, что мы называем "временным расщеплением". Разработка, которую мы с тобой начали ещё до стирания памяти. Она позволяет на ограниченные периоды времени полностью отключать мониторинг нейроинтерфейса, создавая иллюзию, что человек находится в своей квартире, спит или занимается другой рутинной деятельностью, в то время как в реальности он может свободно перемещаться.

Она сделала паузу, давая Элиану возможность осознать сказанное.

– То есть, в системе сейчас есть запись, что ты находишься дома и… спишь? – спросил он.

– Совершенно верно, – кивнула Лив. – "Анамнезис" в сочетании с расщеплением позволяет создать иллюзию, но только на ограниченное время – обычно не больше четырёх-пяти часов. Затем система начинает обнаруживать несоответствия и запускает проверки.

Она вернулась к столу и показала на экран компьютера.

– Вот, смотри. Это текущая запись моего нейроинтерфейса в системе. Согласно ей, я лежу в своей постели, с идеально ровными показателями глубокого сна. В то же время здесь, – она перевела курсор на другое окно, – данные моего реального нейроинтерфейса, перехваченные и модифицированные "Анамнезисом".

Элиан изучал графики на экране, его аналитический ум автоматически отмечал сходства и различия между двумя потоками данных.

– Поразительно, – сказал он. – Но это значит, что твоя "официальная" версия ничего не знает о нашей встрече? Она не помнит меня, не помнит о сопротивлении?

– Именно так, – подтвердила Лив. – Для неё – той Лив, которую ты сегодня встретил – ты просто случайный незнакомец. Она ведёт размеренную, предсказуемую жизнь, полностью соответствующую ожиданиям системы. Посещает рекомендованные мероприятия, слушает оптимизированную музыку, читает одобренные книги.

– А когда ты… возвращаешься в эту версию, ты помнишь, что происходило здесь, с нами?

Лив помолчала, словно тщательно выбирая слова.

– Это сложно объяснить, – наконец сказала она. – Я помню всё, что делает моя "официальная" версия. Но когда я возвращаюсь в неё, воспоминания о нашей деятельности в сопротивлении становятся… приглушёнными. Как будто это был сон или фильм, который я смотрела. Я знаю, что это происходило, но эмоциональная связь ослабляется.

Она встретилась с ним взглядом, и в её глазах Элиан увидел смесь решимости и страха.

– Каждый раз, когда я активирую расщепление, я рискую потерять контроль. Если система обнаружит несоответствия, если заметит странности в поведении моей "официальной" версии, они проведут полную нейрокоррекцию, возможно, даже с элементами "Гармонии 2.0". И тогда даже "Анамнезис" может не справиться.

Элиан понимал теперь всю глубину опасности, в которой они находились. Не просто риск быть пойманными – риск полностью потерять себя, своё истинное "я".

– Почему ты не говорила мне об этом раньше? – спросил он.

– Я пыталась защитить тебя, – ответила Лив. – Знание о том, что в системе существует твоя официальная версия, может быть… дестабилизирующим. Это создаёт странное чувство раздвоения, почти шизофрении. Некоторые "подменённые", узнав о своих официальных двойниках, не могут справиться с этим знанием. Начинают сомневаться, кто из них настоящий.

Она подошла ближе, её глаза, те самые глаза цвета штормового моря, смотрели прямо в его душу.

– Это случайность, что ты увидел мою официальную версию сегодня. Музыкальный сеанс в Западном Культурном Центре – часть стандартной субботней программы, рекомендованной системой. Мы обычно планируем наши встречи так, чтобы избежать подобных пересечений.

Элиан пытался уложить всё это в своей голове. Мысль о том, что в Нейрополисе существует его собственная "официальная" версия, живущая стандартной жизнью, не знающая ни о Лив, ни о сопротивлении, была одновременно пугающей и странно завораживающей.

– А что с моей официальной версией? – спросил он. – Она тоже существует где-то в городе?

Лив покачала головой.

– Нет. В отличие от моего случая, твоя ситуация другая. Когда к тебе применили Протокол Забвения, ты не имел защиты "Анамнезиса". Они полностью стёрли твои воспоминания обо мне и о сопротивлении, но не создавали отдельную версию личности. Ты остался одним Элианом, просто с изменёнными воспоминаниями и восприятием.

Она сделала паузу, словно размышляя, стоит ли говорить дальше.

– Но теперь, когда ты активировал "Анамнезис" и снова вовлечён в сопротивление… ситуация может измениться. Особенно с внедрением "Гармонии 2.0". Система может обнаружить несоответствия в твоём поведении, и тогда…

– Они могут создать мою "официальную" версию, – закончил Элиан.

– Именно, – кивнула Лив. – Версию Элиана, которая будет абсолютно лояльна ЦентрИИ, не будет помнить ни о сопротивлении, ни обо мне, ни о "Анемнезисе". В то время как твоя "настоящая" личность будет существовать благодаря защите "Анамнезиса", но только в ограниченные периоды времени, как моя.

Элиан почувствовал холодок, пробежавший по спине. Мысль о том, что его личность может быть разделена, что большую часть времени он будет жить как кто-то другой, не зная своей истинной природы, была ужасающей.

– Должен быть способ избежать этого, – сказал он. – Что если мы ускорим работу над "Анемнезисом"? Создадим более мощную версию, которая позволит полностью защитить личность от вмешательства системы?

Лив кивнула, её лицо просветлело от намёка на надежду.

– Именно над этим мы работали перед тем, как нас обнаружили. И это именно то, что ты начал восстанавливать, используя свои старые исследования. Но нам нужно торопиться. Внедрение "Гармонии 2.0" запланировано через две недели, и если мы не успеем подготовиться…

Она не закончила фразу, но Элиан понял. Если новая система будет внедрена, их шансы на успех драматически снизятся.

– Ты сказала, что расщепление работает ограниченное время, – задумчиво произнёс он. – Сколько у нас ещё?

Лив взглянула на часы.

– Около часа. Затем я должна вернуться домой, чтобы система не обнаружила несоответствий.

– Тогда давай сфокусируемся на главном. Я скопировал ключевые файлы из архива в Дельта-9, но некоторые компоненты отсутствуют. Возможно, ты помнишь детали, которые помогут восстановить полную структуру "Анемнезиса"?

Лив активировала новое окно на экране компьютера.

– Давай посмотрим, что у тебя есть, и я попытаюсь заполнить пробелы.

Следующий час они провели, интенсивно работая над восстановлением проекта "Анемнезис". Элиан показывал фрагменты кода и схемы, которые смог извлечь из архива, а Лив дополняла их, опираясь на свои знания и память. Это была странная, но удивительно эффективная коллаборация – они словно возвращались к тому состоянию совместного творчества, которое существовало между ними до стирания памяти.

– Вот этот модуль, – сказала Лив, указывая на схему нейронных связей, – он критически важен. Он отвечает за создание автономных эмоциональных паттернов, недоступных для мониторинга системы. Без него "Анемнезис" может защитить фактическую память, но не эмоциональную составляющую.

– А это фактически означает, что человек будет помнить события, но не будет чувствовать их значимость, – добавил Элиан, внезапно понимая глубину концепции. – Как если бы ты смотрел кино о чужой жизни, а не переживал свою собственную.

– Именно, – подтвердила Лив. – Настоящая память не просто фактическая, она эмоциональная. Именно поэтому ЦентрИИ так эффективен в контроле – он не просто стирает воспоминания, он модифицирует эмоциональное отношение к событиям, людям, идеям.

Элиан обдумывал эту мысль, внезапно осознавая истинный масштаб манипуляций системы. Не просто контроль над действиями и мыслями, но над самим эмоциональным восприятием реальности.

– Это объясняет, почему я чувствовал пустоту даже в "оптимальных" отношениях, рекомендованных системой, – сказал он. – Они могли соответствовать всем параметрам совместимости, но не вызывали реального эмоционального отклика.

Лив посмотрела на него с нежностью, которую он не видел в глазах её официальной версии.

– Именно эту пустоту мы пытаемся заполнить. Вернуть людям право на настоящие, неконтролируемые эмоции. Даже если они болезненные, даже если они нерациональные – они настоящие, они наши.

Они работали ещё некоторое время, пока система Лив не подала предупреждающий сигнал.

– Время истекает, – сказала она. – Мне нужно возвращаться.

Элиан сохранил все изменения и новую информацию на защищённый накопитель. Они создали значительный прогресс, но до полного восстановления проекта "Анемнезис" было ещё далеко.

– Когда мы встретимся в следующий раз? – спросил он.

– Через два дня, здесь же, – ответила Лив. – К тому времени я попробую получить доступ к дополнительным материалам через наши каналы в сопротивлении. И, Элиан…

Она посмотрела на него с тревогой.

– Будь осторожен. Теперь, когда ты видел мою официальную версию, система может заметить аномалии в твоём поведении – необъяснимый интерес к человеку, которого ты, согласно официальным записям, не знаешь. Старайся избегать мест, где можешь снова встретить её.

– Понимаю, – кивнул Элиан. – Но что если… что если я захочу узнать больше о ней? О этой, официальной версии тебя?

Лив помолчала, словно взвешивая риски.

– Это опасно, – наконец сказала она. – Но я понимаю твоё любопытство. Просто помни, что эта версия меня – не настоящая я. Это конструкт, созданный системой, с аккуратно подобранными воспоминаниями и мотивациями. Она выглядит как я, говорит как я, даже думает во многом как я – но её главное отличие в том, что она полностью интегрирована в систему, не сопротивляется ей.

– И тем не менее, это часть тебя, – заметил Элиан.

– Да, – тихо согласилась Лив. – В каком-то смысле это действительно часть меня. Возможно, та часть, которая иногда устаёт от борьбы, которая хочет простой, предсказуемой жизни, без постоянного страха быть пойманной.

В её словах Элиан услышал глубокую, затаённую боль – боль человека, вынужденного существовать в раздвоенной реальности, никогда не являющегося полностью целым.

– Мы найдём способ, – сказал он с внезапной решимостью. – Способ восстановить целостность, вернуть всех "подменённых" к их истинному "я". Не только защитить память от стирания, но и воссоединить разделённые личности.

Лив улыбнулась, но в её улыбке была грусть.

– Это было бы прекрасно, – сказала она. – Но сначала нам нужно пережить внедрение "Гармонии 2.0". И для этого мы должны ускорить работу над усовершенствованным "Анемнезисом".

Она собрала свои вещи, готовясь уходить.

– Выйдем раздельно, с интервалом в десять минут. Ты первый, я закрою всё здесь.

Элиан кивнул. Он уже направился к двери, но остановился и обернулся.

– Лив… что если бы ты могла выбрать? Остаться только собой настоящей, с постоянной борьбой и риском, или стать своей официальной версией – спокойной, интегрированной в систему, без знания о том, что было стёрто?

Лив долго смотрела на него, прежде чем ответить.

– Я бы выбрала правду, – наконец сказала она. – Даже с болью, даже с риском. Потому что жизнь без подлинных чувств, даже если она комфортна и безопасна, – это не настоящая жизнь. Это просто… симуляция.

Элиан кивнул. Он чувствовал то же самое. Даже несколько дней без полной нейрокоррекции показали ему, насколько ограниченным было его прежнее существование, насколько бледными были эмоции, "оптимизированные" системой.

– Увидимся через два дня, – сказал он.

– Будь осторожен, – ответила Лив.

Элиан вышел из технического помещения и направился по туннелю к выходу. Его мысли были переполнены информацией и эмоциями. Расщепление личности, официальные версии, тонкая грань между настоящими воспоминаниями и сконструированными системой… Всё это создавало в голове калейдоскоп тревожных вопросов.

Выбравшись из тоннеля, он аккуратно закрыл люк и огляделся. Парк был почти пуст – стандартное состояние для позднего вечера субботы, когда большинство граждан уже переходили к фазе подготовки ко сну, оптимизированной для максимальной эффективности отдыха.

Элиан направился к центральной аллее, стараясь выглядеть как обычный посетитель, завершающий вечернюю прогулку. Вокруг парка мягко светились голографические указатели, рекомендующие оптимальные маршруты для разных целей: "Релаксационный", "Энергетический", "Медитативный".

Сейчас, после всего услышанного, эти безобидные указатели вызывали у него смешанные чувства. Раньше он видел в них полезный сервис, облегчающий жизнь. Теперь понимал, что это лишь часть большой системы контроля, направляющей каждый аспект человеческой жизни в предсказуемое, управляемое русло.

– Эхо, – произнёс он, выходя из парка, – маршрут до дома.

– Расчёт оптимального маршрута, – отозвался нейроинтерфейс. – Рекомендуемый транспорт: аэропоезд Восточной линии, отправление через 4 минуты. Прогнозируемое время прибытия домой: 22:17. Рекомендуется начать подготовку ко сну не позднее 22:30 для обеспечения оптимального циркадного цикла.

Стандартные рекомендации, стандартный маршрут, стандартная жизнь. Но что в ней было настоящим, а что – тщательно сконструированной иллюзией? И что ещё важнее – кто был настоящим: он сам, начинающий видеть сквозь эту иллюзию, или его потенциальная "официальная" версия, которая могла появиться, если система обнаружит его причастность к сопротивлению?

По пути к станции Элиан не мог избавиться от мысли о другой Лив – той, которую видел в Культурном Центре. Та Лив была частью системы, интегрированной, принимающей её правила. И всё же… это была Лив. Те же глаза, тот же голос, возможно, много тех же воспоминаний и опыта, за исключением всего, связанного с сопротивлением и их отношениями.

"Социальная совместимость с Элианом К.: 32% (низкая)." Эта строчка из её профиля не выходила у него из головы. Система определила их как несовместимых, и официальная Лив, живущая по правилам этой системы, никогда бы не проявила к нему интереса. Официальная версия Элиана, вероятно, тоже не заинтересовалась бы ею.

И всё же они нашли друг друга, вопреки всем алгоритмам, всем предсказаниям, всем расчётам вероятностей. Может, именно в этом и заключалась та непредсказуемая человеческая составляющая, которую система пыталась контролировать и оптимизировать?

Станция аэропоездов представляла собой идеальный пример нейрополисной эстетики – белые обтекаемые платформы с едва видимыми швами, мягкое, не создающее теней освещение, звукопоглощающие материалы, создающие ощущение уединения даже в толпе. Десятки людей ожидали своих поездов, стоя на идеально рассчитанном расстоянии друг от друга – не слишком близко, чтобы не нарушать личное пространство, но и не слишком далеко, чтобы максимально эффективно использовать площадь платформы.

Всё вычислено, всё спланировано. Даже цветовая гамма одежды большинства пассажиров соответствовала текущим рекомендациям системы, основанным на психологических исследованиях о влиянии цвета на эмоциональное состояние в вечерние часы.

Элиан занял своё место в очереди на посадку, стараясь не выделяться, не показывать внешне тот вихрь мыслей, который бушевал внутри. Когда прибыл аэропоезд, он вошёл в вагон, сел на свободное место и устремил взгляд в окно, наблюдая за проносящимся мимо городом.

Сотни зданий, миллионы окон, за каждым – человеческая жизнь. Сколько из этих людей были "подменёнными"? Сколько имели официальные версии, живущие стандартной жизнью, в то время как их настоящие личности скрывались в тени, выходя на свет лишь на короткие периоды времени? И сколько из них даже не подозревали, что их воспоминания, их эмоции, их самое чувство идентичности были модифицированы системой?

Вопросы без ответов. Но теперь у него была цель, более важная, чем любая, что система когда-либо могла ему назначить. Восстановить "Анемнезис", создать инструмент, способный защитить человеческое сознание от любого вмешательства. И, возможно, найти способ помочь всем "подменённым" восстановить целостность своей личности.

Когда аэропоезд достиг его домашней станции, Элиан вышел и направился к своему жилому комплексу. Ночной Нейрополис светился миллионами огней – идеально рассчитанное освещение, создающее атмосферу безопасности и комфорта. Но теперь за этой идеальной поверхностью он видел скрытые механизмы контроля, манипуляции сознанием, стирания неудобных воспоминаний и чувств.

Поднимаясь в свою квартиру, он думал о том, что сказала Лив. О выборе между правдой, даже болезненной, и комфортной иллюзией. О том, что жизнь без подлинных эмоций – всего лишь симуляция.

Перед сном Элиан подошёл к окну и долго смотрел на город внизу. Где-то там, в одной из бесчисленных квартир, находилась официальная версия Лив – спящая, ничего не подозревающая о своей "теневой" личности, о существовании сопротивления, о человеке по имени Элиан, которого она когда-то любила и которого система заставила её забыть.

"Ты не должна быть здесь," – прошептал он, думая о Лив из сопротивления. О женщине, которая рисковала всем, чтобы сохранить свою истинную личность, свои настоящие воспоминания и чувства.

Система утверждала, что они несовместимы. Что их союз нарушал все параметры оптимизации, все предсказания алгоритмов. Что такие отношения не должны существовать в идеально сбалансированном обществе.

И может быть, именно поэтому они были настолько важны. Настолько настоящие.

Элиан отошёл от окна и приготовился ко сну. Завтра начнётся новый день его двойной жизни – днём образцовый аналитик ЦентрИИ, вечером – член сопротивления, работающий над технологией, способной подорвать сами основы системы контроля.

И где-то между этими двумя версиями себя, он надеялся, существовал настоящий Элиан. Тот, кто выбрал правду, даже с её болью и опасностью. Тот, кто отказался от комфортной лжи ради шанса на подлинную жизнь.

В мире, где свободная воля казалась лишь иллюзией, сам выбор этой иллюзии, возможно, и был единственным актом истинной свободы.

Глава 6. Нейтральные зоны

"Нейтральная зона 7-G-12. Вход запрещён. Техническое обслуживание разрешено только персоналу с уровнем допуска Гамма и выше."

Элиан перечитал предупреждающую надпись на старой металлической табличке, покрытой патиной времени. В отличие от современных голографических указателей, этот знак был физическим, материальным – реликт прошлой эпохи, когда Нейрополис ещё только строился на руинах старого города.

Он огляделся по сторонам. Промышленный сектор, где он находился, был одним из самых малолюдных районов Нейрополиса – территория автоматизированных производств, утилизационных станций и складских комплексов. Камеры наблюдения присутствовали, но их плотность была значительно ниже, чем в жилых и общественных зонах. Что делало это место идеальным для того, что он собирался сделать.

Три дня прошло с тех пор, как Элиан узнал о существовании официальной версии Лив и о феномене расщепления личности, вызванном Протоколом Забвения. Три дня интенсивной работы над "Анемнезисом" – днём в ЦентрИИ, под маской стандартных исследований, вечерами в своей квартире, анализируя фрагменты кода из архива Дельта-9.

А сегодня – особая миссия. После их последней встречи Лив передала ему зашифрованное сообщение через Валентина: координаты этой заброшенной технической зоны и инструкции. Здесь, по её словам, находился один из ключевых узлов "сети нейтральных зон" – подпольной инфраструктуры "подменённых", позволяющей им общаться и действовать вне поля зрения ЦентрИИ.

Элиан подошёл к массивной металлической двери, вмонтированной в бетонную стену старого технического бункера. Никаких современных систем безопасности, только механический замок с цифровым кодом – устаревшая технология, именно поэтому идеальная для сопротивления. Нельзя взломать дистанционно то, что не подключено к сети.