Глава 1
Охотник на уток после осечки расстраивается.
Охотнику на медведей после осечки расстраиваться некогда.
– Господин капитан первого ранга, какое из трёх простых русских слов «пошёл на …» вам не понятно? – именно так хотелось Сашке рыкнуть на капитана «Дианы» Михаила Дмитриевича Тебенькова.
Ещё и пяти дней не прошло с начала их совместного плавания, а Сашка понял, что он дурень. Не знал же человека и столько сил и денег потратил, чтобы его залучить капитаном «Дианы». Думал, раз он составил атлас тихоокеанского побережье Америки и обследовал кучу всяких разных островов, проливов и заливов именно там, куда эскадра и отправляется, то такой человек, управляющий флагманом его эскадры, на вес золота. Получился даже ещё дороже, так как Сашка за него пообещал Николаю протянуть телеграфную линию от Киева до Херсона. Опять по себестоимости. А эта себестоимость только на бумагах. На самом деле князь Болоховский туда кучу денег своих вбухивает. Нет, счета Государь оплачивает… А взятки чиновникам, а оплату полиции, чтобы они смотрели за стройкой и не давали разворовывать проволоку и столбы. Да и ещё кучу всего приходится из своего кармана отстёгивать, вон, то же питание рабочих и докторов. Домики-бытовки для геодезистов.
Уходят деньги, и вот за это получить капитаном флагмана человека, который для задуманного Сашкой не подходит от слова «совсем». Это очередной рыцарь в белых одеждах. Ну, это бы и ладно. Сейчас все такие. Так он ещё и максималист настолько, что рядом стоять тяжело. По палубе «Дианы» ходить нужно в белых носках, столько сил тратит команда на наведение чистоты. А ведь на «Диане» двадцать пять семей переселенцев. А это и женщины и дети. Пелёнки, стиранные, с портянками где сушить? А ещё тринадцать калмыков, которые так-то инородцы, но при этом казаки и белая кость флотского офицера это осознать пока не может. Когнитивный диссонанс.
Так это Сашка ещё не знает, что творится на «Палладе», а там должно быть ситуация не менее накалена. Это Николай Павлович выполнил просьбу Сашки и сотню отличных казаков прислал. Самых, блин блинский, лучших выбрал. Казаков этих ещё Буза́вы называют – донские калмыки-казаки, осевшие на Дону и образовавшие казачьи станицы в Сальских степях, на территории Ростовской губернии. Специально явно это сделал, так как доносят ведь ему, что у Сашки любовь к калмыкам. Вот и отправил по просьбе князя Болоховского казаков – калмыков. Ну, если честно, то Сашка этому только рад, хоть тут не чистоплюи достались. Но «Паллада» под руководством флигель-адъютанта и капитан-лейтенанта Ивана Семёновича Унковского теперь тоже пороховая бочка. Не те люди казаки и калмыки, чтобы терпеть битиё по мордам. А поговаривают, что Иван Семёнович крут и в харю матросу заехать рукой, одетой в белую перчатку, вполне способен и даже очень способен. Вот как в офицерах этого времени рыцарь уживается с держимордой? То есть, матросы под его руководством – это быдло и их можно бить по роже, а враги, наглы например – это просвещённые европейцы и к ним нужно относиться со всем почтением. Они даже тяжелораненого врага не добьют и в море не сбросят. Будут ждать пока он, страдая от невыносимых болей, сам не отдаст богу душу. Не, где наглы и где бог, пока не отдаст душу дьяволу.
Спрашивается, как с этими людьми нападать на адмирала Мэтью Перри. Не выйдет. Не выполнят приказ. С адмиралом Прайсом сойдутся в честной схватке, с открытым забралом, а с американцами ни-ни, Россия же с ними не воюет.
А хотелось послать Сашке капитана первого ранга Михаила Дмитриевича Тебенькова потому, что он второй уже раз приставал к нему и калмыкам, которые на верху квартердека и на баке устанавливали поворотные кронштейны или вертлюги, прикручивая их к фальшборту и периллам.
– Что вы тут устроили, Александр Сергеевич, это обезобразило корпус корабля и в бурю эти железки мешать нам будут?! – и стоит с видом учителя застукавшего первоклассника за вытиранием соплей и размазывания их по картине Куинджи.
– Ох, дай мне господи терпения! – это про себя.
– Ох, не понимаете вы, Михаил Дмитриевич, что штуки эти железные много раз спасут нам жизни и спасут ваш корабль от попадания в него ядер чугуниевых, а то и бомб.
Тебеньков лысую голову платочком промокнул и фуражку надел, не так и жарко, хоть солнце и в зените, осень всё же, и ветерок свеженький такой. Это пот от ора у человека выступил на лысине. Распекал сейчас своих, а на калмыков только глазами молнии пущал.
– Каким же образом? Может объясните мне неучу-с? – так неуч и есть. Даже, что такое ноутбук не знает.
На самом деле всё началось с того, что Сашка вовремя вспомнил про то, что у него целых тринадцать калмыков есть, вполне себе обученных стрелять из переделанных ружей полковника Куликовского. Бамба есть, у Кавы нога зажила, Кичик стреляет даже лучше Бурула, хоть пять лет в школе и не учился, он из тех, кого Бамбы из своих соплеменников сманил из тех же Сальских степей. Примерно на этом же уровне и десятник нового десятка Мергенчи (умный на калмыцком). Остальные чуть хуже, но ведь в сто раз лучше любого из российской армии, включая офицеров. Если на год солдату даётся шесть патронов, то чему он может научиться. Ногу держать. А в Басково шесть патронов – это в день.
В общем, есть тринадцать калмыков, и нет ни одного снайперского ружья, кроме тех, что за школами закреплены. Но их брать нельзя, на них смена готовится. Ещё ведь два фрегата строятся в Британии и для них нужны экипажи. Обученные экипажи.
Побежал Сашка на Тульский оружейный завод, мол, господа, а те бракованные ружья полковника Куликовского остались?
А с платформы говорят: это… Нет, дорогой Александр свет Сергеевич, всё вы у нас выгребли, и даже новые продать не можем, так как сверху бдят, очень на Кавказе нужны. Плохо там всё. Бьют наших солдатиков черкесы.
Ушёл Сашка. Решил, что в США купит винтовки Шарпса, тоже хорошая вещь и бьёт далеко и отдача не велика, можно запросто переделать под снайперский прицел. Погода была весенняя, а он в Московский университет наведывался, периодику Европейскую читал. Ну, и решил прогуляться по Москве, посмотреть, что тут да как. Зайти кофею испить в кофейню. А по дороге оружейный магазин. А в окне – витрине наискосок стоит ружьё четырехметровое. Додумаются же гады, как привлечь покупателей.
А чем он не покупатель? Зашёл. А на стене над стойкой с ружьями висит ещё одно такое же ружьё на динозавров. Два муляжа сделали. Народу в магазине не много, кроме Сашки ещё два пузатика себе пистоли выбирают. Один другому в шутку и говорит: «А вон из того ружья по твоему соседу бы пальнуть».
«Ну что вы, господа», – хихикнул продавец в лихой тирольской шляпе с перьями фазана, – «Это утятница. Из этого ружья по уткам стреляют».
– По уткам?!! – Виктор Германович бросил рассматривать сабли и подошёл к витрине за стеклом, потрогал гигантское ружьё. А ведь и правда, это не муляж, это настоящее ружьё. И с казённым заряжанием по системе сходной с первыми осадными ружьями полковника Куликовского.
– Это английское ружьё для охоты на водоплавающих птиц, или так называемая «уточница», одним выстрелом, из которого можно убить до пятидесяти птиц, – увидев заинтересованность прилично одетого азиата подошёл к нему «тиролец» и медленно по слогам это произнёс, но громко. Понятно, если громко говорить, то русский доходчивей для инородца, – в английском охотничьем журнале сам читал-с, как известный охотник Гарри Уэльш в статье «Запретить уточницы» отмечает, что удачливый охотник одним выстрелом убивает до 100 уток, а норма в 30 уток или гусей является обыденной. Конечно же стреляют только по сидящим на воде стаям уток и гусей, причем больше одного выстрела произвести не удаётся.
– Так и не надо. Что делать с сотней уток. Дикость… – Сашка хотел англичан поругать за варварский способ охоты и тут бамс ему по башке тупоголовой: «А ведь это отличная замена ружью Куликовского».
Князь Болоховский осмотрел казённик. Да, точно так же, как и в стержневых ружьях, сюда можно легко поставить казённик от ружья Дрейзе, размеры, естественно, увеличив. Ну и что, что это гладкоствольное ружьё, а не винтовка. Может это не минус, а плюс. Если крупной дробью зарядить такого монстра. Картечью в десять миллиметров, да шарахнуть из десяти стволов по палубе корабля, то там в живых останется, только вша, сидящая в волосах боцманмата. Как метлой всех сметёт с палубы.
– Будете брать, господин… – тиролец изобразил на рожице бакенбардной сочувствие к пернатым.
– А какой калибр? – Сашка в ствол заглянуть не мог. Эта штука метра четыре длиной.
– У нас есть два разных калибра, есть второй… Это, как понимаете, на полфунта свинца. И есть четвёртый – на четверть фунта.
– А в миллиметрах? Во французских мерах?
– Есть как раз французские «уточницы» производства мастерских «Лепаж» и «Роже и сын». Это же дробовик, но если на пули переводить, то пуля второго калибра будет в самом деле весить полфунта или 227 граммов на французский манер. В переводе на их способы измерения второй калибр – это 33,7 миллиметров.
– Ого! – Сашка уже загорелся этой идеей. Вот только, как из него стрелять?
– А сколько весит это ружьё?
– Второго калибра мастерских «Роже и сын» десять килограмм на французские меры, двадцать с небольшим фунтов по-нашему, а четвёртого калибра ружьё от «Лепажа» восемь килограмм. Полпуда.
– Как же их держат охотники.
– Так и не держат. Ружьё укладывают на нос лодки. А для удобства у «Лепажа» есть специальное устройство, чтобы закрепить его на носу лодки. Что-то типа нашей вертлюги у древних фальконетов, – охотно пояснил продавец.
– Покажите. И тащите все ваши «уточницы». Я их все заберу.
Увидев вертлюгу, Кох хмыкнул. Это было настоящее произведение искусства. Имелось две ручки-колесика для поворота ружья по вертикали и по горизонтали. Таких в артиллерии ещё нет. Там наводка на глазок. Эх, теперь уже поздно, – вздохнул Сашка, – но вернётся и попытается лафет для горных хотя бы пушек с таким механизмом сделать. Сподручней Александру будет с турками воевать в Болгарии.
– Есть разных мастеров три «уточницы» второго калибра и две четвёртого, – просиял тиролец.
– А быстро заказать?
– Месяц… даже полтора.
– У конкурентов?
– Хм. Я вам ничего не говорил, но в магазине на Тверской есть оружие английских мастеров, таких как Ланкастер, Пёрде, Скотт, Вестли Ричардс. Про количество не скажу, но несколько ружей второго калибра есть точно, а вот четвёртого с десяток.
Сашка в этот день оббегал все магазины охотничьи и оружейные в Москве, и к вечеру стал обладателем десяти «уточниц» второго калибра и тринадцати четвёртого. А утром уже, доехав на поезде до Тулы, бросился на завод. Нужно на ружьях заменить казённик по образцу винтовок «Драйзе», нужно в тринадцати ружьях четвёртого калибра сделать… нарезать нарезы, нефиг, пулями будут стрелять. Ну и нужно тринадцать этих «вертлюг» – лафетов поворотных изготовить. Есть месяц до отплытия «Паллады» и «Дианы», бросьте, дорогие мастера, все дела и моими хотелками займитесь. Деньгами не обижу.
Сделали. И вот теперь капитан «Дианы» не даёт ему эти лафеты пристраивать.
– Михаил Дмитриевич, я самодур и дурень. Не лезьте ко мне. Потом, убедившись, что эти штуки, вам сейчас внешний вид портящие, жизнь спасут и вам, и мне, и матросам, будете извиняться. Считайте это прямым приказом, – Тебенькова чуть покоробило, но отдал честь и отошёл.
Ох и намучается он с ним.