Читать онлайн Исправитель. Книга 2. Операция «Ананас»

1. Тёмные времена

Ну конечно. Кто же ещё, если не Зубатый. Я ведь думал, что он может захотеть принять участие в мероприятии. Очень уж ему хотелось получить триста пятьдесят тысяч советских рублей.

– Если что, – усмехнулся Зубатый, – я при исполнении.

– Серьёзно? – шёпотом спросил я. – В гражданке и с незарегистрированным стволом? Да ещё и в тысячах вёрст от Верхотомской области?

– Не советую, – прошептал он и покачал головой. – Они сделают своё дело, ясно? Заберут деньги и отвалят. Ты понял?

– В хранилище вещдоков, – криво усмехнулся я и поднял руку, направив пушку ему в лицо. – Вот, где окажутся эти денежки.

Он дёрнулся, но на спуск, естественно, не нажал. Теперь и я держал его на мушке. Он меня, а я его. Квентину Тарантино бы понравилось, я думаю. Если он выстрелит, то ограбление может сорваться. А он хотел бы, чтобы всё шло как запланировано.

– Если что, пойдёшь, как организатор ограбления, – прошептал Зубатый.

– Да ну, – прищурился я и резко ударил снизу по его руке с пистолетом.

И одновременно с этим, дёрнулся вперёд и с силой ткнул стволом ему в глаз. Зубатый не ожидал встретить моего зверя, оказался не готовым к такому и задохнулся от боли. Схватившись за глаз, он тихонько завыл.

– Вы, сука, кто такие?! – прохрипел возникший рядом стрелок с обрезом.

– А? – удивлённо воскликнул я, молниеносно поворачиваясь к нему и не размышляя даже доли секунды нажал на спуск.

В его лбу появилась маленькая чёрная дырочка, но он успел тоже нажать на спуск. Прогремел двойной выстрел. Сдвоенный. Я скакнул в сторону. Хлопать глазами и клювом было некогда. Боли не было, но и уверенности в том, что меня не задело тоже не было. Второй стрелок, мент, естественно понял, что всё пошло не по плану. Он выскочил из-за своего укрытия и начал палить.

Сука! Он сразу выстрелил в инкассатора. Того, что шёл с мешком. Инкассатор захрипел и начал валиться на землю. Медленно, будто погружаясь в густой кисель. Меня отделяло от него несколько шагов. Я рванул вперёд, превращаясь в ракету, в «кинжал», ну, и в карающую длань.

Мент наставил на меня пистолет и выстрелил. И я выстрелил. Он не попал. И я тоже не попал. Между нами оказалась «Волга». Он продолжил палить, посылая в мою сторону свинцовый град. Я вскрикнул и бросился на асфальт под прикрытие машины. Выстрелы стихли, а я, прокатившись, вскочил у передней части машины.

Он не ожидал, что я буду там и стоял ко мне боком. Реакция у него была хорошей, но успеть было невозможно. Бах! И в свете фонаря бьющего мне в глаза, его голова превратилась в хлопушку, выстрелившую мелкими конфетти.

Мент, тот что охранял универмаг и вышел вместе с инкассатором, рванул обратно в магаз, должно быть за своим оружием. Ждать, когда он вернётся не стоило. Только что на его глазах я захерачил двух чуваков в милицейской форме. Так что ничего хорошего его возвращение не сулило. Я подскочил к Зубатому. Он не двигался. Жив или нет было непонятно, но бочина у него была разворочена основательно. Я наклонился, вытащил из его руки ПМ и вложил свой ТТ. Дважды нажал на спуск, целя в небо. Потом сунул ему в карман его пушку. Налётчик с обрезом лежал в чёрной кровавой луже. Военный стонал рядом. Жесть картина. Но это было лучше, чем четыре неповинных жертвы ограбления, которые сегодня остались живыми. Правда, выживет ли инкассатор с мешком, было неизвестно.

Я прыгнул в «Москвич», повернул в замке отвёртку и нажал на газ. Номера на машине были предусмотрительно залеплены жёлтыми прошлогодними листьями. Неторопливо проехал по двору. Навстречу мне проскочила милицейская буханка. Это немного напрягло – слишком уж быстро они появились. Очень хотелось притопить, но не стоило устраивать гонку.

Далеко ехать на этой машине тоже не стоило. Но какое-то время у меня всё-таки в запасе имелось. Пока опросят свидетелей, пока опомнятся… Я полагал, что минут тридцать у меня было. Перед выездом на шоссе я остановился и очистил номерные знаки. Дорога заняла пятнадцать минут.

Дважды навстречу мне попадались машины с мигалками. Шухер, судя по всему получился знатный. Надеюсь и головоломка для милиции тоже будет приличная. Вон сколько жертв и хрен поймёшь, кто в кого стрелял. И кто уехал на «Москвиче» тоже непонятно, если здесь вроде всё сходится. Правда, чтобы понять, кто в кого стрелял нужно ещё экспертизу сделать. Ну и внешне я совсем не похож на Зубатого. Только вот думаю, если он отбросил коньки все будут заинтересованы не меня разыскивать, а закруглить это дело, повесив все выстрелы на тех, кто остался лежать во дворе.

Я заехал во двор к Жене и поставил машину туда, откуда взял. Захватить чехол для «Победы», я не успел, но москвичонок Алена Делона вернул в первозданном состоянии. На всякий случай протёр припасённой тряпкой все поверхности, забрал подготовленную заранее пачку газет, и вышел из машины. Захлопнул дверь и, повернув отвёртку в замке, завершил цикл. После этого стянул перчатки и дождевик, сунул их в тряпичную сумку-шоппер и зашагал к метро.

Нужно было сжечь всю сумку, а ещё обработать как следует ботинки и сдать в химчистку брюки. Да и самому бы в баньку сходить.

Я шёл и насвистывал. На душе было спокойно. И руки не дрожали, и сомнения не одолевали. Наоборот, чувство было такое, будто камень с души упал. Будто на моих глазах стая бесов вселилась в свиней и, бросившись в пучину, утонула в океане. Единственное, что меня расстраивало, это то что одного инкассатора всё-таки подстрелили.

Надо признать, план был дрянным, и вырулил я только на энтузиазме. А это значило, что для будущих подвигов мне нужно было усиливать ресурс. Мне нужны были связи, причём не на суконных комбинатах и швейных фабриках, а где-нибудь в силовых структурах. Одно предложение я недавно уже получил, но оно мне не нравилось. Ананьин, судя по всему, был настоящей акулой и мафиозником, а нужен был совсем другой…

– Саша!

Я резко обернулся.

– Привет! Ты откуда?

Это была Женя. Она так искренне радовалась встрече, что если бы не материальное подтверждение, в виде четыреста двенадцатого москвичонка, я бы мог засомневаться в существовании коварного Алена Делона, целовавшего и обнимавшего девчонку, которая вроде как намекала мне на любовь и преданность.

– А-а-а, Женя, – улыбнулся я в ответ. – Приветик.

– Ты ко мне приходил? – спросила она.

– К тебе? – я нахмурился. – А, ну да, к тебе.

– А у нас сегодня на кафедре мероприятие было, – улыбнулась она.

– Какое?

– Что?

– Ну, ты сказала, мероприятие было.

– А, ну да. Профессора на пенсию провожали. Завкафедрой.

– Сколько ему?

– Восемьдесят.

– О, прилично…

Разговор ни о чём.

– Ну что, пошли ко мне, раз встретились? – с улыбкой спросила она.

Я рассматривал её лицо. Красивое, немного вытянутое, с добрыми сияющими глазами, с прядками огненных волос, выбивающихся из-под беретки.

– Ты очень красивая, – кивнул я.

Она смутилась.

– Ты какой-то странный, – помотала она головой. – Пошли?

– К тебе? Нет, Жень, ты извини, но мне пора уже. В другой разик, ладно?

– Ты чего? Приехал в гости, а сам заходить не хочешь?

– Ну, я уж давно приехал, так что нужно возвращаться, а то бабушка волноваться будет. Ты ж её знаешь…

– Да, уж. Знаю. А в пакете у тебя что?

– Всякий шурум-бурум, отмахнулся я. – Ничего интересного.

– Жалко, – пожала она плечами. – жалко, что уходишь. А в Верхотомск свой ты когда уезжаешь?

– Не знаю пока. Тут вопросики ещё есть кое-какие по оборудованию. Так что не знаю. Будущее, не предопределено, да?

– Слушай, Сань, ну пошли, а? Чайку попьём, поболтаем. Ещё времени-то мало совсем.

– Жень, да о чём болтать-то? – поморщился я. – Пора мне.

– А чего приходил тогда? – изменилась она в лице.

Стала вдруг жалкой, несчастной, сникла на глазах.

– Да сам не знаю, – нахмурился я. – Ладно, пойдём. Попьём чайку.

Сумку с барахлом я поставил у порога и пошёл вслед за Женей. После дела наступал отходняк. И чего мне точно не хотелось – это тупых разговоров про любишь и не любишь, особенно после того, как я видел её с тем чуваком. Бабу мне надо было сейчас, а не розовые сопли. Но она так расстроилась, что я её пожалел. А теперь жалел, что поддался.

Квартира была однокомнатной. Комната казались небольшой, но высокие потолки давали ощущение пространства. Не то, что у нас с бабушкой.

– Ты не против, что на кухне? – спросила Женя, – А то таскать неохота.

– Не против, конечно. Я ведь ненадолго. Скоро пойду.

– Ну ты почему всё уйти пытаешься? Сиди, раз пришёл, когда тебя ещё заманишь?

На столе появилась вазочка с шоколадными конфетами, пряники, печенье и пузатый керамический чайник серого цвета с большими белыми горошинами. Обстановка была не новой, но уютной.

– Бабушка заждалась уже, – пожал я плечами.

– Это да, – вздохнула, погрустнев, Женя. – С бабушкой хорошо, её беречь надо. А у меня от бабушки только вот это и осталось.

Она снова вздохнула и провела рукой, как бы обводя «всё это». Понятно. Я кивнул.

– Помнишь, наш последний разговор? – спросил я.

– Да, – напряглась она, налила мне чай, поставила чайник и села, уставившись мне в глаза.

– Я думаю, ты была права, слишком долго длилась вся эта неопределённость.

Она нахмурилась.

– Поэтому, думаю, будет справедливо прямо казать, что ждать меня не надо. Не жди, Жень, живи полной жизнью без оглядки на меня.

– Почему? – едва слышно прошептала она.

Брови у неё взметнулись, складываясь в скорбный домик, а на глаза навернулись слёзы. Блин. Я нахмурился, пытаясь понять, что за хрень здесь творится.

– Как почему, Женя?

– Да, почему? – часто закивала она головой. – Мы же со школы… ну… Ты всегда… любил меня… Мы…

Она пожала плечами, развела руками, замотала головой и на лице её отразилось смятение.

– Мы же прекрасная пара. Ты отработаешь свои три года и вернёшься, я защищусь, жить нам есть где, сначала здесь можем, потом с бабушкой съедемся, она старенькая уже будет… что не так, Саша? Ты же сам хотел. Ты мне сколько раз говорил, что у нас идеальный брак будет. Раньше…

Дурак был, раз говорил так. Ничего идеального в принципе не бывает, а уж браков-то – тем более.

– В прошлый раз ты другое говорила, насколько я помню, – пожал я плечами.

– Саш, я устала ждать, когда ты уже скажешь. Те самые слова…

А почему же не сказал-то, действительно, если так всё хорошо и взаимность такая?

– Слушай, Жень, я тебя не понимаю, – пожал я плечами. – Я ведь несколько дней назад к тебе приходил уже. Вернее, хотел прийти. Ждал тебя у метро после работы.

– Когда? – удивилась она.

– Но, как выяснилось, не я один тебя ждал. Молодой автолюбитель с гвоздиками меня опередил.

– Колобок? – округлила она глаза. – Ты видел Колобка? А почему не подошёл?

– Странный вопрос, – усмехнулся я. – Ты от счастья светилась, в уста сахарные его лобызала. А мешать счастливым людям я не привык.

– Ну, Саш, ты чего, как маленький? Опять ты старую песню заводишь. Ну это же просто приятельская встреча была!

Честно говоря, в этот момент я почувствовал себя ревнивым дураком. Чисто приятельская встреча, как-никак, а я…

– Да? Приятельская? А куда вы пошли?

– Пошли? – она замялась.

– Да ладно, я знаю, куда. Домой к тебе.

– Ну и что! Ты же сейчас тоже здесь, но при этом ничего такого мы не делаем!

– Так у вас свет не горел, – брякнул я, не задумываясь, просто, как в небо пальцем.

– Ты что говоришь! – она резко покраснела. – Нет, Саша, всё ведь не так. Да он же… ну, ты сам знаешь… С Колобовым… Да разве с ним можно жизнь строить? Это же полный бред!

Колобов! Точно! Я вдруг ясно вспомнил фотографию, вложенную в альбом. Девятый «а» класс. Игорь Колобов. Я ещё подумал, такой тощий парень с такой круглой фамилией. Вот оно что. Это был мой одноклассник. Жени, кстати, на той фотке не было…

– А что с ним можно, если не жизнь строить?

– Ну-у-у… Да ничего, собственно… Поболтать или…

– Ладно, Жень, я пойду. Спасибо за угощение. Я вот видишь, в этот раз с пустыми руками. Ты уж прости.

– Саш, ну погоди ещё. Позвони бабушке, что задерживаешься, какие проблемы? Ты можешь… вообще не уходить…

Она снова покраснела. А на меня навалилась усталость. Я прямо почувствовал, что сейчас усну. И мне точно стало не до этих мутных разборок.

– Жень, я сегодня устал, правда. День был тяжёлый. Пойду. Потом созвонимся, хорошо?

Мы прошли в прихожую. Я обулся и накинул куртку.

– Постой-ка… – она прищурилась. – А это не ты случайно?!

– Ты про что сейчас?

– Это не ты у Колобка машину угнал?

Она смотрела на меня широко распахнутыми глазами. Блин! Ну надо же, какая, мисс Марпл вискалась. Это было неприятно. Залёт, можно сказать. И вообще, честно говоря, мысль взять именно эту машину была дурацкой. Но ничего не поделаешь, что сделано, то сделано. Наверное, гормоны молодые сыграли дурную службу.

– Что? – как бы удивлённо спросил я. – Машину угнал? Ты серьёзно?

– Саша…

Я покачал головой и засмеялся:

– Это, наверное, кара небесная.

Я подмигнул и вышел за дверь. Настроение вдруг поднялось. Правда, смешно стало. Я представил, как этот Колобок метался в поисках своей тачки и ухмыльнулся. Спустился по лестнице и медленно пошёл в сторону метро. Весна радовала, а в груди бурлило что-то ребяческое, давно забытое и от этого такое приятное. Универмаг и вся та кровавая баня стали казаться далёкими и произошедшими не со мной.

Я бросил в щель турникета пятачок и сим-сим послушно открылся, впуская меня в пахнущее горячим металлом подземелье. Я двинулся за толпой, встал на ребристую ступеньку эскалатора и совершенно бездумно смотрел на проезжающие мимо полукруглые чаши светильников. Они крепились на чёрных длинных ножках и должны были, по всей видимости, изображать факелы.

Впереди было много дел, сложных и простых, опасных и не очень опасных. Нужно было…

– Саня! – раздалось сзади и меня хлопнули по плечу. – Саня, Жаров!

Я обернулся.

– Привет! – радостно улыбнулся мне старший лейтенант милиции в шинели и шапке.

Ещё с зимней формы не перешли…

– Привет, – кивнул я и тоже изобразил улыбку.

– Ты чё! – поднял он брови. – Головой стукнулся? Это же я, Мур!

Константин Муромов, точно. Он тоже был на той фотке. Прям вечер встречи одноклассников.

– Здорово, Костян, – подмигнул я и вложил в улыбку максимум сердечности.

Блин, пожалуй, в том что я жил теперь в Верхотомске было много хорошего. Например, не приходилось ждать, что из-под земли вырастет какой-нибудь друг детства, а я его не узнаю. Надо, кстати, получше рассмотреть фотки. И из института тоже.

– Ты тоже от Женьки что ли?

– В смысле? – нахмурился я.

– Да, я тут пару дней назад Колобка встретил. Он от неё шёл. Вы же с ним и с ней, ну… вечный треугольник, да? Кто лишний выясняли. Махались всегда. Ну, из-за Женькой Летуновой из а-класса.

– Да, помню я, блин, – отмахнулся я.

Он расплылся в улыбке и пихнул меня локтем.

– А я живу здесь, с работы еду. Тебя заметил, когда поднимался.

Мур показал рукой на эскалатор, движущийся навстречу.

– Дай, думаю, догоню, сто лет ведь тебя не видел. Ты, говорят, по распределению в дыру какую-то угодил? А не надо было с профессором ссориться.

– Да, не такая уж и дыра, – пожал я плечами. – Люди хорошие. Коллектив, всё такое.

–Ну-ну, – заржал он. – А как здесь оказался?

– В командировку приехал.

Спустившись, мы сошли с эскалатора.

– А у Колобка, представь, Сань, машину угнали! Он предложение Женьке приехал делать, выходит, а машины-то и нет. Там милиция, все дела. Хохма. Кто только позарился на старьё его?

– Какая тачка-то?

– Да ты чё, не помнишь? Москвичонок батин. Забыл, как он его угнал у отца и нас катал? А потом в столб ещё въехал.

– Как такое забудешь…

– Он ведь снова у бати машину увёл, не сказал ничего. Как в тот раз. И опять невезуха. Угнали!

Костя счастливо захохотал.

– Слушай, но если честно, – оборвал он смех, – я вообще не понимаю, как Женька согласилась за него замуж идти.

Лицо у него было очень живым. То весёлое, то насмешливое, то встревоженное, как сейчас. Небольшие масляные глазки суетливо бегали, губы то растягивались, то сжимались в куриную задницу.

– А она согласилась? – спросил я.

– О! – подмигнул он и расплылся в улыбке. – О! Вижу, мужик, вижу, старая любовь не умерла! Да я шучу-шучу. Ну, сказал, что согласилась. Только он ведь бухает по-чёрному.

Мур вдруг стал серьёзным и, быстро посмотрев по сторонам, наклонился ко мне и перешёл на шёпот:

– Он, я слышал, наркотиками балуется. Так что не понимаю, как она согласиться могла. Наркоманы, ты знаешь вообще, – это же страшное дело. Из Америки эту дрянь нам завезли, а разные нестойкие товарищи… Ну, ладно…

– Может, завязал, вот и решил жениться.

– Не, я по глазам понял. Не завязал он. Но, говорит, любовь у них, ничего не попишешь…

Стало неприятно. Нафига ты тут нарисовался, Костя Муромов? Хорошо же было, так нет, пришёл и всё испортил.

– А ты сам-то как, Костян? – спросил я. – Не женился?

– Я что дурак? Раньше тридцати жениться вообще нельзя. На Западе, например, надо сначала на ноги встать, а потом уже о семье думать.

– Так, то на Западе, – протянул я. – Нам-то что до них? А на службе как?

– Ну, как, – расправил он плечи и выпятил грудь. – Сам видишь. Кликуха детская в люди вывела. Я ведь в МУРе теперь служу. Не зря Муром величали, да?

Он снова рассмеялся и взял меня за плечи.

– Сань, ты когда уезжаешь, вообще? Может ребят свиснем, пивка попьём? Я тут в место козырное провести могу. На праздники не останешься?

– Нет, Кость, завтра улетаю. Нужно на демонстрацию идти. Праздники праздниками, а обязанности, хоть и приятные, никто не отменял.

– Ну, да, это точно, – вздохнул он. – Слушай, а ты часто приезжаешь?

– Не очень, но бывает. Чаще проездом, в другие города.

– Слушай, ну когда в следующий раз появишься, ты позвони, ладно? Телефон помнишь ещё?

– Ага, – кивнул я. – Два-два, три-три, два-два, два-два…

Мур снова засмеялся.

– Совсем ты не меняешься, Жар. Какой был балбес, такой и остался. Ладно, бывай, рад был тебя видеть. И смотри, чтобы в следующий раз позвонил обязательно! Понял?

– Так точно, товарищ страшный лейтенант.

В Верхотомск я прилетел вечером тридцатого. Перчатки и прочие улики были сожжены, брюки выстираны, обувь вымыта и начищена. Бабушка расстроилась, что на день рождения я улетаю в свою ссылку и тому, что с Женей я решил завязать. Правда самой Жене я, кажется, мысль не донёс и высказался не вполне определённо и чётко.

Бабушка никак не могла взять в толк, почему я такой дурак и чурбан стоеросовый, но рассказывать ей про Колобка я не стал. Всё разрешилось и хорошо. Были и другие дела, по-настоящему важные и ответственные. Тем не менее, в сердце оставалась заноза. Маленькая, практически неощутимая, но неприятная и саднящая.

Летел я вместе с Зиной. Мы сидели в разных салонах, но в аэропорт приехали вместе. Она была радостной, почти что светилась. Эдуард одумался и снова вошёл с ней в контакт. Более того, он сообщил, что в те дни, что они не виделись, он чувствовал себя скверно и даже практически гадко. Он просил его простить и был прощён.

На радостях Ткачиха решила подвезти меня до дому на служебной «Волге», приехавшей её встречать.

– Жаров, завтра без опозданий! – потребовала она на прощание. – Демонстрация – дело серьёзное, ясно тебе? И чтобы никакого алкоголя!

– Ладно, Зинаида Михайловна, – усмехнулся я. – Договорились.

Машина с моей начальницей покатила дальше, а я вошёл во двор. Темно было, хоть глаз коли. Ни в одном из окон не горел свет. Авария, наверное… Подойдя к подъезду, я поискал ключи и толкнул дверь. Внутри было темно и прохладно. Я щёлкнул выключателем, но ничего, естественно, не произошло. Свет не включился.

Выругавшись про себя, я медленно стал подниматься по лестнице. Через окна попадал тусклый свет луны, но его явно не хватало. Глаза, в конце концов, кое-как привыкли к темноте, и я, запнувшись всего один раз, благополучно добрался до квартиры. В тёмные времена живём, товарищи…

Выбрал на связке нужный ключ и, протянув руку, попытался попасть в скважину. Попытался и не попал. Ключ ткнулся мимо дырочки и упёрся в дверь. И дверь… подалась. Она скрипнула и чуть приоткрылась.

В глубине коридора я услышал шаги, черноту разрезал луч фонаря, и приглушённый голос отчётливо произнёс ругательство.

2. Утро красит нежным светом

Гостей я не ждал. Особенно, тех, кто шастает по дому с фонариком в моё отсутствие. Так что ситуация мне явно не нравилась, просто абсолютно. Шаги приближались и луч сверкнул уже ближе ко мне.

– Какого хера! – пробормотал незнакомец.

Я тихо, совершенно неслышно сделал шаг в сторону и приготовился. Послышался глухой звук, будто чувак налетел на дверь.

– Сука! – прошипел он, с силой оттолкнул дверь и вышел на площадку.

Злодей, повернулся, в глаза мне ударил свет фонаря и в тот же самый миг ударил я сам. Бац! Локтем куда-то в район головы. Чтобы в любом случае зацепить ночного татя. Хрясь, коленом и ещё кулаком, основанием, как кувалдой по чему-то твёрдому и тупому, похожему на голову.

Звуки получились, как в китайском фильме – сочные, звучные и усиленные колодцем подъезда.

– Э-ы-ы-ы… – завыл мой противник и с грохотом рухнул на пол.

И в тот же миг, будто по волшебству, или, как если бы мы находились в голливудском блокбастере, причём, комедийном, скорее всего, вспыхнул свет. В подъезде, в квартире и во всём доме. У моих ног лежал поверженный тать и стонал, держась за повреждённый нос. Это был Вадим Андреевич Радько, хозяин квартиры.

– Жаров! Твою мать! Су-у-у-ка! Блеать!

Он выл и злобно вращал глазами, полными гнева, обиды и боли.

– Вадим Андреевич!

Я наклонился и протянул ему руку.

– Отвянь от меня! – по-детски воскликнул он.

– Вставайте, вставайте, – не сдавался я и приподнял его за плечи, помогая встать. – Я думал тут домушники шарят, а это вы. Простите. Но это было рискованно, конечно, очень даже рискованно. Разве ж можно так вламываться?

– Это моя квартира! – прохрипел он. – Прихожу, когда сочту нужным!

Послышался звук открываемого замка. Похоже, наше побоище привлекло внимание. Не дожидаясь, пока откроется соседская дверь, Радько, вскочил на ноги и скользнул в свою квартиру, увлекая за собой и меня.

– Скорее! – зло прошептал он. – Не хватало только, чтобы соседи увидели!

Мы зашли внутрь и я закрыл дверь.

– Что вы здесь делаете, Вадим Андреевич? – спросил я.

Он подошёл к зеркалу и попытался стереть ладонью кровь, сочащуюся из носа. От этого лицо его, вся нижняя половина, окрасилась в красно-коричневый цвет.

– Что я здесь делаю? – зло переспросил он. – Вообще-то, это моя квартира. Что хочу, то здесь и делаю! Моя! Ясно тебе?

– Не совсем, – пожал я плечами. – Я же у вас её снял. Заплатил за три месяца вперёд, как вы и хотели. И это, при всём уважении, конечно, означает, что вы сюда не суётесь, а если хотите проверить, как я тут веду себя, договариваетесь о визите заранее. Таковы условия сделки.

– Хуелки! – зло ответил Радько, отворачиваясь от зеркала. – Какой нахер сделки? Моя квартира, что хочу, то и делаю.

– Государственная, во-первых, – улыбнулся я.

– Всё, собирай свои монатки и выметайся.

– Не получится, – покачал я головой. – Не получится, Вадим Андреевич. Деньги заплачены, так что минимально два месяца ещё буду жить здесь.

– Не будешь.

– А чего так? – добродушно спросил я. – Хотите денежки вернуть? Придётся ещё и неустойку выплатить. В двойном размере.

– Чего?! – гневно воскликнул он. – Будешь мне морду бить и ещё, чтоб я тебе платил за это? Я милицию вызову.

– Это вряд ли. Нетрудовые доходы, как-никак. Действительно хотите в эти тяжбы погрузиться?

– Послушай… ситуация изменилась. Так что… всё, забирай вещи и вали. Боксёр, бляха, твою мать!

Вот же сучонок Кофман. Наверняка от него приказ пришёл, гнать меня поганой метлой.

– Нет, Вадим Андреевич, не получится.

– Хер с тобой, – зло мотнул он головой и с кончика носа сорвалась тяжёлая капля практически чёрного цвета. –Верну я тебе деньги за неиспользованные дни.

– Не пойдёт, – усмехнулся я. – Можете милицию вызвать. Но я тогда поведаю миру о том, как вы наживаетесь на государственной недвижимости. Думаю, квартиру у вас заберут. А вы как думаете?

– Сука! – мотнул он головой. – Шантажист.

– Ничего подобного, – развёл я руками. – Элементарная самозащита. Но вы можете сообщить своему куратору, что я выселился и всё уже в порядке.

– Какому, нахрен, куратору! Я лучше ментам скажу, что ты на меня напал и избил. К тому же все, так сказать, доказательства налицо.

– Ладно, Вадим Андреич, идите умойтесь и ступайте себе с миром. На этом закончим.

Крыть, на самом деле, было нечем, и деньги возвращать не хотелось. Поэтому он умылся, вытерся полотенцем и, бросив несколько «проклятий» в космос, удалился, зло сверкая глазами. А я включил телевизор, с минуту последил за выступлением Вьетнамского государственного ансамбля песни и танца «Тхонг Лонг», а потом пошёл на кухню. Поставил чайник и кастрюльку с водой, отварил магазинные пельмени из синей пачки и съел, бросив на них кусочек сливочного масла.

Утро красит нежным цветом стены древнего Кремля.

Просыпается с рассветом вся советская земля…

Радио, едва сдерживавшее хоры и их солистов ликовало. Да здравствует Первое мая, день международной солидарности трудящихся! Ура!

Ура-а-а-а!

Пролетарии всех стран, соединяйтесь! Ура, товарищи!

Ур-а-а-а!

Нет, демонстрация ещё не началась, но настроение было праздничным и приподнятым уже с самого утра. Пока я умывался, чистил зубы, варил кофе и жарил яичницу волны позитива и праздника обрушивались на меня из репродуктора.

Кипучая, могучая, никем непобедимая

Страна моя, земля моя, ты самая любимая…

А ещё, если верить паспорту, сегодня был день моего рождения. Так что не исключены были подарки, поздравления и нетрезвые улыбки, от которых недалеко и до плотских утех. Я это предвидел. Предвидел, но готов не был. Холодильник был практически пустым. Собственно, возможно, никто и не вспомнит…

Я принял душ, оделся и вышел из дому. Встреча была назначена у проходной. Там уже формировалась колонна. По цехам и отделам. Красные флажки, прикалываемые булавками к груди, палки с привязанными к ним разноцветными воздушными шарами, транспаранты «Миру – мир!», портреты вождей, приклеенные на фанерки и тоже прибитые к палкам – всё это было частью атмосферы, ритуалом, вызывающим душевный подъём и всё такое.

Но самым прекрасным было чистое ярко-синее небо, редкие перистые облачка и радостные лица участников демонстрации. У нас это были, в основном, девчата, парни терялись в рядах швей и закройщиц. В управлении мужчин было больше и здесь раздавались взрывы смеха, звучали анекдоты и инструкции начальства.

– Жаров, держи! – моя соседка и будущая исполняющая обязанности начальника отдела протянула мне палку с портретом Воротникова.

– Так, товарищи! – подошла и Ткачиха. – Пожалуйста, без легкомыслия! Чтобы никакого алкоголя. Кого поймаю, тот пойдёт на «доску почёта» с выговором и с занесением…

– В грудную клетку, – подсказал я.

– Вот именно, – не задумываясь кивнула Зина и народ рассмеялся.

– Так! – тут же рассвирепела она. – Прекратите! Мероприятие ответственное! Мы перед обкомом партии от лица всей отечественной лёгкой промышленности сейчас выступаем! Так что давайте, не посрамите. Становитесь в колонну. Кошкин, отдай ты эти шарики! Вон, Крючковой отдай. А сам возьми серп и молот.

Серп и молот брать никто не хотел, потому что композиция из металла была тяжёлой.

– Кошкин!

Он сделал скорбное лицо и под всеобщий смех принял почётную ношу.

Все эти смешки, прибаутки, а также строгости и обременения были частью традиции и без них праздник бы не казался праздником.

– Кошкин, не надорви кокошки! – смеялись дамы.

– Думай головой, бл*ть! – поучал Артёмыч, добровольно обходящий колонну. – Выше поднимай!

Был он уже подшофе и на общественных началах пытался придать расслабленной и шевелящейся массе форму римского легиона.

– Так! За головную машину не выходить! Там ВЭМЗ идёт!

Головная машина представляла собой старый ГАЗ-151, превращённый в агитпоезд с громоздкой инсталляцией вместо кузова.

– Да здравствует день международной солидарности трудящихся! – закричал кто-то впереди.

– Ура-а-а! – откликнулись трудящиеся.

Колонна медленно двинулась, выкатилась на Дзержинского, бодро проползла метров сто и остановилась, уперевшись в хвост колонны ВЭМЗа. Подбежала Настя. Румяная, весёлая, в лёгком плащике.

– Александр Петрович! – громко воскликнула она. – Вы вернулись из командировки?

– Частично, – улыбнулся я.

– Ну, хоть так. Поздравляю вас с праздником, а ещё поздравляю вас с днём рождения! Я желаю вам больших трудовых успехов, здоровья, долгих лет и счастья в личной жизни!

– Жаров! – закричали окружающие. – День рождения зажал!

Настя протянула мне руку и крепко пожала.

– Давайте отойдём на минуточку, – весело кивнула она. – Пойдёмте-пойдёмте! Да ничего, вместе с товарищем Воротниковым. Товарищи, я его сейчас верну! Это по профсоюзной линии.

Зины не было, она ушла вперёд, туда, где тусовались руководители предприятия. Мои коллеги заржали, прекрасно понимая, что это за линия такая, профсоюзная. Я пошёл за Настей и мы забежали во двор ближайшего дома и увидели на лавочке у подъезда товарищей по профкому. Без руководства, конечно и одних девушек.

– А, Жаров! Давай к нам. Вечно нам мужиков на себе тащить приходится, да девушки-красавицы?

Настроение было приподнятое, по рукам ходила бутылка «трёх семёрок», к которой все прикладывались по очереди. Я тоже приложился, раз уж такое дело. С улицы нёсся гомон толпы, становилось теплее и теплее. Не от вина, просто весна вступала в права, солнце светило жёстко, практически по-летнему.

Ещё не было ни травы, ни листвы, но природа уже приготовилась, и люди, чувствуя эту готовность мира к новому обновлению тоже были готовы к цветению, к любви и радости.

Наша колонна шествовала по площади Советов мимо трибуны с областным начальством.

– Да здравствует марксизм-ленинизм – вечно живое революционное интернациональное учение! Ура!

– Ура-а-а!!!

– Братский привет коммунистическим и рабочим партиям всего мира! Ура!

– Ура-а-а!!!

– Братский привет народам социалистических стран! Ура!

– Ура-а-а!!!

– Да здравствуют единство, сотрудничество и сплочённость стран социалистического содружества, их непоколебимая решимость укреплять и защищать завоевания социализма, мир на земле! Ура, товарищи!

– Ура-а-а!!!

– Братский привет рабочему классу капиталистических стран!

– Ура-а-а!!!

– Пусть крепнет союз мирового социализма, международного пролетариата и национально-освободительного движения!

Блин, да пусть крепнет, конечно, не вопрос вообще. К концу шествия все стали добрыми и против союза мирового пролетариата ни с какими движениями уже ничего не имели.

Пройдя через площадь Советов и дальше мимо обкома по Советскому проспекту, колонна повернула на Красную и распалась. Рассеялась, как песчаная фигура.

– Ну что, Жаров, пошли праздновать! – насели на меня коллеги и даже ответственный семьянин Кошкин, практически придавленный серпом и молотом, выразил желание принять участие в празднике.

Ну, блин… На это я не рассчитывал. Алкоголя у меня не было вообще, а магазины были, естественно, наглухо закрыты. Да и еды было не густо. Не омлет же гостям подавать. Поэтому, когда мы дошли до фабрики, я отдал коллегам своего Воротникова и рванул в сторону вокзала, там было недалеко. Сегодня ехать никуда не надо было, сегодня была задача угостить гостей.

Таксисты моему вопросу слегка удивились, поскольку ночь ещё не наступила и беспомощно развели руками. Нихт шиссен. Ноу водка. Пришлось мне идти в привокзальный ресторан.

– На вынос ни-ни, – строго покачала головой дородная администраторша с сооружением из накрахмаленной марли на голове.

Мне пришлось приложить максимум усилий и билетов госбанка СССР, чтобы сломить её несгибаемость и назначить встречу у служебного входа. Но сломившись, она уже не знала тормозов и вынесла мне помимо двух Алиготе и «Пшеничных», ещё и четыре алюминиевых судка, где находился бефстроганов с картофельным пюре. Под обещание вернуть завтра и совершенно на это не надеясь, естественно.

Когда я приехал к дому на такси, народ уже стоял у подъезда.

– Жарик, мы уж думали, ты нас бортануть решил, – сочно выступил неизвестно откуда взявшийся Давид, которого на демонстрации вроде бы вообще не было.

– Да что вы, друзья мои, смотрите, я тут разжился угощением.

– Веди, веди, – торопливо кивнул Кошкин. – У людей ещё дела имеются. Быстро поздравим и всё.

– Веди, Будённый, нас смелее в бой! – пропела Настя.

Все засмеялись. Мы поднялись наверх. У Насти в руках были большущие пакеты.

– Мы салаты же делали с девчонками, – улыбнулась она. – А тут вон повод какой.

Была пара человек из отдела, пара – из общаги, пара – из профкома. Всего девять. И я. Некоторых из своих гостей я видел первый раз в жизни. Возможно, Саня Жаров и видел и, может быть даже знал, но я – точно нет. Ну, ладно. Полагаю, агентов Зубатого и Ананьина здесь не было. И Кофмана тоже.

Атмосфера сложилась скорее студенческая, чем рабочая, но было весело и чистосердечно. Выпивали, и закусывали нехитрой закуской. На скорую руку, без основательности и фундаментальности. Кошкин принял на грудь, опустошил один из ресторанных судков и ушёл вдаль, сообщив, что его супруга ждёт.

Кто-то ещё ушёл, кто-то пришёл с бутылкой коньяка. Ещё одна, как выяснилось, была у Давида. Он пел Сулико и что-то ещё очень красивое и непереводимое. Настя, как настоящая хозяйка следила за столом и за гостями. Делала она это не нарочито, не пытаясь продемонстрировать, что претендует на эту роль по-настоящему.

Я сидел на диване, откинувшись на спинку и блаженно улыбался. Подарков не было, поскольку всё произошло спонтанно. Подарок только Настя сделала – небольшой металлический бюст Ленина. В общем, может, мне весь этот движ и нужен был – разрядка, лёгкость, дружеское воодушевление. По сути, я ведь всё время был один, а тут…

Раздался звонок в дверь. Девчонки пошли открывать. Я подумал, что это мог быть снова Радько, но нет, его бы мы сразу услышали. Думаю, он бы резко воспротивился подобному мероприятию на принадлежавшей ему территории.

– Кто там? – спросил Давид, вернувшихся из прихожей девчат.

– Невеста приехала, – засмеялись они.

– Чья? – обрадовался он. – Не моя случайно?

– Нет, – замахали они руками. – Это невеста именинника.

В комнату вошла Элла и удивлённо уставилась на празднество. Выглядела она неуверенно.

– Ты из профкома? – спросил мой сосед по общаге. – Заходи, не стой!

– Нет, – растеряно махнула она головой.

– Она из Москвы, – сказал я и сел на край дивана.

Вся моя безмятежность вмиг улетучилась.

– С праздником, – махнула она головой и длинные чёрные волосы упали на её лицо.

Элла поставила на пол небольшую дорожную сумку и откинула волосы назад. Лицо её из растерянного стало недовольным. В тот же момент к ней подошла Настя.

– Проходи, – улыбнулась она. – Мы тут Сашин день рождения отмечаем. Жениха твоего.

Элла метнула на меня быстрый удивлённый взгляд и кивнула. Разумеется, когда у меня днюха она не знала. Я поднялся с дивана.

– Знакомьтесь, друзья, – сказал я. – Это Элла, моя хорошая подруга из Москвы. Прошу любить и жаловать.

Такая аттестация ей, по-видимому, не понравилась, но она ничего не ответила и только слегка поджала губы. Её тут же усадили за стол, налили вина и дали еды.

– Я не голодная, – поначалу отказывалась она, но потом отбросила условности, ибо, как известно, голод совсем не тётка, и принялась за еду.

Вскоре вечеринка пошла на убыль. Не из-за Эллы, а потому что было уже пора. У всех оказывается, на сегодня были планы, кроме Насти. Вернее… у Насти, возможно, тоже были, связанные, например, с тем, чтобы подзадержаться здесь до утра, но теперь они должны были рассеяться, как дым.

Наконец, почти все разошлись и остались только Настя и Элла. Настя носилась по дому, убирая последствия сабантуя. Она уносила посуду, мыла её, расставляла стулья и всё такое. Я, разумеется, ей помогал, а невеста сидела на стуле, сложив руки на коленях и просто наблюдала за происходящим. Зашибись.

– Она что действительно ваша невеста? – шёпотом спросила Настя, когда мы были на кухне.

Спокойно спросила, как бы просто из любопытства, ну и, заодно, чтобы прозондировать почву.

– Нет пока, – усмехнулся я. – Но я её знаю.

– Уже неплохо, – хмыкнула Настя и больше к теме не возвращалась, подтверждая делом те слова, которые сказала мне в прошлый раз, когда ночевала у меня.

Когда всё было перемыто и расставлено, она засобиралась к себе в общагу. Неловко получилось, конечно. Я бы совсем не возражал разделить с ней свою постель. Честно говоря, я на это рассчитывал, и мне этого хотелось. Своим знакомым столичным штучкам сейчас я бы предпочёл именно её…

– Ну, ладно. Мне пора, – улыбнулась Настя. – Александр Петрович, ещё раз поздравляю вас с днём рождения и желаю всего самого наилучшего. Ну, и с Первым мая я вас тоже поздравляю. Всего хорошего. До свидания.

Проводив её до двери и неловко чмокнув в щёчку, я вернулся в гостиную. Сел на диван напротив Эллы. Она сидела в кресл напротив.

– Ну что, как долетела? – спросил я.

– Нормально. Я утром прибыла.

– Понятно. Гуляла по Верхотомску? Ну, и как тебе?

– Нормально, – махнула она рукой. – С милым же это… рай в шалаше.

– Точно. Представила себя декабристкой?

– Ага…

– Ну, не молчи, рассказывай.

– А чего рассказывать? – пожала она плечами. – Ушла из дома и прилетела к тебе.

– А родители знают? Отец знает, что ты ко мне прилетела?

– Знает, – нахмурилась она. – Наверное.

– Одобрил твой полёт? – хмыкнул я.

– Какая тебе разница? Ты с отцом моим жить собираешься или со мной?

Я улыбнулся, давая понять, что ни с кем из перечисленных людей.

– Хотя, – продолжила она, – у тебя здесь швеи все как на подбор. Целое стадо бурёнок.

– Думаю, надо ему позвонить. Вон телефон стоит в прихожей. Иди, закажи через ноль-семь.

– Не буду я звонить никому, – сердито сказала она. – Перебьётся.

– Скажи, что у тебя всё нормально, и что завтра домой полетишь. А то он там с ума сходит, думает, что тебя снова украли.

– Не думает он. Я звонила уже с главпочтамта. И никуда я не полечу. Я к тебе приехала. Честно говоря, думала, встреча будет другой немного.

– Неужели? И какой же, по-твоему, должна быть встреча?

– Романтичной…

– Понятно.

Я вышел из гостиной, зашёл в спальню, вытащил из шкафа одеяло, подушку и постельное бельё. Вернулся и положил всё на диван.

– Располагайся. Сегодня переночуешь здесь, а завтра я тебя отвезу в аэропорт. Как тебе такая романтика?

– Как это здесь? – искренне удивилась она. – А ты где будешь спать?

– В спальне. Я буду спать в спальне, а ты вот здесь, на диване. Проголодаешься, можешь есть всё, что найдёшь. Вот полотенце. Ванная там, в конце коридора. Всё, спокойной ночи. Если хочешь, можешь посмотреть телек, а я пойду лягу. Устал сегодня.

Я действительно пошёл и лёг. Разделся и упал в постель. Спать хотелось, спасу не было. Только лёг и в тот же миг уснул. Спал без снов и даже не шевелясь. И проснулся я только тогда, когда кто-то забрался ко мне под одеяло.

– Двигайся, – прошептали мне в ухо. – Да подвинься уже.

Это была Элла. Она скользнула ко мне под одеяло, как маленькая холодная мышка. Прижалась и засопела.

– Что за дела, Эллина… – попробовал протестовать я, но она тут же прикрыла мне рот тонкими прохладными пальцами, пахнущими клубничным мылом.

– Тихо, не говори ничего.

Она вынырнула из-под одеяла и нависла надо мной. К этому моменту я уже окончательно проснулся и понял, что она была совершенно голой.

Она убрала руку и поцеловала меня.

– Ты меня уже любишь, – шепнула она, оторвавшись. – Просто, может быть, ещё этого не знаешь. Но сейчас ты всё поймёшь…

За окном стояла сибирская ночь, хоть и первомайская, но ещё холодная. В открытую форточку лился свежий ночной воздух. В окно заглядывала луна, посылая свои белые лучи, как лазутчиков. Она хотела всё знать и видеть. Я тоже. Я тоже хотел всё видеть, поэтому отбросил одеяло в сторону. Элла улыбнулась и тряхнула головой.

– Я же говорила, – шепнула она, раскидывая по плечам чёрные волосы. – А ты не верил. Тебе понравится. Я постараюсь.

Утром меня поднял звонок в дверь. Я посмотрел на часы. Ёлки… Семь утра. Кого там принесло? Я подобрал валяющееся на полу покрывало, завернулся в него и прошлёпал в прихожую.

– Кто там? – спросил я через дверь.

– Майор Закирова.

Ух-ты… Не ко времени, блин. Надеюсь, настроена она была не на нежности… Я открыл и отступил назад. Ирина была в форме, подтянутая и свежая.

– Ну и видок, – покачала она головой.

– Ты чего, – нахмурился я, – в ресторан меня пригласить хочешь?

Она осмотрела меня с ног до головы.

– Нет, не до ресторанов сейчас. У меня к тебе вопрос. Снова. И, признаюсь, это начинает раздражать. Ответь мне, Жаров. Где ты был двадцать девятого апреля около двадцати часов вечера по московскому времени?

Я пристально посмотрел на неё.

– Ну? Есть у тебя алиби? Только давай без таких глупостей, как в прошлый раз.

– Надо подумать, – почесал я в затылке.

– Думай скорее. Я ведь, можно сказать, неофициально у тебя здесь. Ты в Москве был?

– Да, в Москве.

– Ну, а где именно?

Я замолчал.

– Лучше не зли меня, Саня, – помотала она головой. – Лучше не зли…

3. Ветры перемен

Позади меня послышался тихий шелест. Я обернулся и увидел… ну разумеется, кого я там мог ещё увидеть? Я увидел Эллу. Она стояла в моей рубашке, надетой на голое тело, растрёпанная, босая, невыспавшаяся.

– Так, Жаров, даже не думай! – раздражённо бросила Ирина. – Даже не пытайся!

– Он со мной был весь вечер, – с вызовом сказала Элла.

Я глянул на Ирину и улыбнулся, даже руками развёл, мол, вот так, ничего не попишешь, дело молодое.

– Твою мать, Александр! А пооригинальнее ничего нельзя придумать?

– Так зачем придумывать?

– И родители могут подтвердить, – добавила моя «невеста». – Мама курочку запекала в честь Сашиного прихода.

– Пойдём-ка, – сурово, сказала Ирина и, схватив меня за покрывало потащила в сторону кухни.

– Кофе сварить? – спросил я, когда Ирина закрыла за собой кухонную дверь.

– Вари.

Готовить кофе, завернувшись в покрывало, было неудобно.

– Саня, это что за бред? Ты на каждое дело новую мокрощелку будешь подсовывать?

– Что значит, на каждое? – улыбнулся я. – Сколько ты думаешь у меня этих дел будет?

– Боюсь, что вот это может оказаться последним. И смешного здесь очень и очень мало. В Москве такой шухер подняли, просто пи**ец!

– Ого, ты сматерилась сейчас.

– Хватит паясничать! Нападение на инкассаторов! Это вообще расстрельная статья. За такое без разговоров к стенке ставят!

– А что, инкассаторов ограбили?

– Пытались, одного ранили. Ещё милиционера убили и гражданского одного, а ещё военного работника прокуратуры ранили.

– Неслабый замес. Но причём ты здесь? Это ж Москва! Ты ведь про город Москва рассказываешь, не про кинотеатр?

– Что-то не пойму я, почему ты весёлый-то такой? Тебя вообще не волнует, что прокурор по особо тяжким дал команду выяснить, где ты находился во время налёта? Из генеральной прокуратуры звонили в область, а они нам уже. Ты понимаешь, чем это пахнет? А тебе всё смехуёчки да пиздихаханьки, каждый день новую девку дерёшь и в ус не дуешь?

– Тише-тише, зачем напраслину возводишь? – я протянул ей чашку. – На вот, выпей кофейку и расскажи всё подробно. Что там за резня такая и почему на меня стрелки переводят? Съешь вот пирога кусочек, меня угостили вчера.

Собственно, это могло означать только одно – то, что Зубатый выжил и решил приплести к этому делу меня.

– Официально нам не довели. Просто есть распоряжение опросить тебя и всё. Но без задержания, без тяжёлой артиллерии.

– А неофициально? – кивнул я наливая кофе и себе. – Ты же разведала что-то?

– Не слишком много.

– Погоди, так это вчера вечером пришло распоряжение? Прямо в праздник?

– Да, а завтра я тебя опрошу по представлению прокуратуры. Ну, или поручу кому-нибудь другому.

– Так что ты узнала неофициально?

– Там Зубатый твой в передрягу попал. Он ранен и довольно серьёзно, насколько мне известно. И при нём нашли два ствола. Экспертиза ещё не закончилась, но, похоже, что из одного из его пистолетов убиты мент и бывший мент. Бывший прям в упор. Между глаз получил. Но вообще там очень тёмная история. У убитого мента был пистолет, и он из него выстрелил в инкассатора.

– Не убил?

– Нет, но ранил серьёзно. А у бывшего мента был обрез. А ещё там военный артиллерист находился с пробитой головой и несколькими бутылками с зажигательной смесью. Такое ощущение, что эти трое готовили налёт на инкассаторов, но им помешали. Есть два свидетеля, которые сидели в машине. По их словам составили фоторобот, но получилось два совершенно разных и даже не вполне человеческих лица.

Странно, наверное из-за моей кепки. Козырёк отбрасывал тень, скрывая лицо.

– Короче, получается, что Зубатый наш грохнул бывшего мента, который, кстати, был в милицейской форме. А тот из обреза разворотил Зубатому брюхо. А ещё кто-то, если это был не Зубатый, подстрелил другого мента, вернее, единственного мента. И кто-то ещё грохнул военного.

– Ира, просто жуть. Как ты не запуталась в этой мешанине? И каким боком я-то к этому делу оказался прилеплен?

– А Зубатый заявил, что это ты всех перестрелял, потому что хотел украсть инкассаторские деньги.

– Один? Серьёзно? И сколько там денег было? Я бы их на себе поволок?

– Сколько было, я не знаю, но, наверное, немало, раз столько крови из-за них пролили. То есть, ты всех перестрелял, а он явился туда, поскольку давно за тобой следил и подозревал тебя в причастности к некоторым тяжким преступлениям.

– Зашибись. То есть он приехал в Москву за мной следить? Отлично. Он что, частный сыщик что ли?

– Ну, судя по всему, ему не особенно верят, поскольку смывы ясно показали, что он стрелял. Нужно подождать результаты баллистической экспертизы и тогда что-то станет ясно, наверное.

– Или наоборот, – задумчиво протянул я, – ещё больше запутается. Если ему не удастся выкрутиться, он может пытаться меня за собой тянуть, типа мы вдвоём это дело замутили, да? Как думаешь?

– Ну, – пожала она плечами, – всё возможно. То, что он уже всё переводит на тебя, это известно, а что дальше запоёт, я не знаю. Ты мне вот что скажи…

Она чуть помолчала, пристально вглядываясь мне в глаза.

– Ты там был?

– Что? – вытаращил я глаза. – Неужели ты веришь этому мудаку? Он же давно на меня зуб точит.

– А почему?

– Перешёл ему видать дорогу где-то, – пожал я плечами.

– Слушай, Саня, – покачала она головой. – Ты, конечно, можешь мне любую лапшу на уши вешать, но пойми простую вещь… Если я не буду ничего знать, я не смогу тебе помочь, понимаешь? А судя по тому, как часто ты попадаешь на заметку органам, помощь тебе может очень даже пригодиться.

– Ира, послушай…

Договорить я не успел, потому что в дверь зазвонили. Правильнее было сказать, бешено зазвонили, затрезвонили. Проходной двор какой-то. Всё ещё кутаясь в покрывало, я вышел в коридор, но дойти до двери не успел. Она с шумом распахнулась, и в прихожую ввалился Радько, правда тут же отлетел в сторону, и из-за него появился разъярённый Яков Михайлович Кофман.

– Ну-ка, где этот герой, бл*дь, любовник?! Иди сюда! Я тебе сейчас хер с корнем выдерну! Ё*арь-энтузиаст, сука! Князь, бл*дь, Курагин! Похититель невест, бля!

– Начитанный какой толстовец, – холодно сказала Ира, появившись из-за моей спины. – Документики покажите, гражданин. Вы кто такой?

– А вы кто? – сердито воскликнул Кофман, моментально сбавляя обороты. – Это наша квартира вообще-то. Вот его.

Он кивнул на Радько.

– Здравствуйте, Ирина Артуровна, – виновато улыбнулся тот.

– Я не поняла, Вадим Андреевич, – нахмурилась Ирина. – Вы что сдаёте квартиру в наем?

– Вы что?! – заволновался Вадим Андреевич. – Нет, конечно.

– Нетрудовые доходы получаете?

– Ирина Артуровна! Вы же знаете, мне это вообще не нужно, у меня должность высокая, оклад…

– Ну, это пока… – кивнула строгая майорша.

– Ирина Артуровна, какая же вы шутница, – перепугался Радько. – Здесь мой сын живёт. У него прописка и всё честь по чести. Вы ж меня знаете. Мы же с вами… Просто он в отъезде сейчас. И вот мой хороший товарищ попросил, чтобы Саша смог здесь немного пожить. Совершенно бесплатно, разумеется.

– Серьёзно? – Ирина повернулась ко мне. – Ты даром что ли здесь живёшь?

– Ну, – усмехнулся я, – по нынешним временам практически даром.

– А это значит родитель той нимфы, что прячется в твоей спальне? – продолжала наступать Ира.

– Я не прячусь, – снова появилась на пороге Элла.

– Что?!!! – задохнулся Кофман, увидев свою дочь. – Как ты выглядишь! А ну, прикрой срам! Немедленно переоденься! Ах, ты донжуан!

Это уже было адресовано мне.

– Да я в гостиной спала, – недовольно бросила Элла. – Вон, посмотри, диван застелен. Просто вот эта пришла, шум устроила, вот я и…

– Вы её отец? – перебив её, обратилась к Кофману Ирина.

– Да, – подтвердил он.

– Я уже совершеннолетняя! – горячо воскликнула Элла. – И мне для того, чтобы решить, где спать и в каком виде ходить, разрешение родителей не требуется!

– Так, можно на ваш паспорт посмотреть? – Ира протянула руку и Кофман, неохотно вынув из внутреннего кармана паспорт, отдал его ей.

– Так… Кофман Яков Михайлович… – она пролистнула несколько страниц в поисках прописки. – Москва… Вы в Москве проживаете?

– Да, – угрюмо ответил он. – А вообще, что здесь происходит? Вы свой-то документ покажите! По какому праву вы вообще здесь находитесь?

– По римскому! – отрезала Ирина. – Что вы делали двадцать девятого апреля, Яков Михайлович, с семи до девяти вечера?

– Дома был, – зло ответил он.

– А вот этого молодого человека вы видели в тот вечер?

– Я же сказала, он был в гостях у нас! – опередила отца Элла.

Он бросил на неё тяжёлый взгляд, перевёл на меня, потом на Ирину.

– Да. Моя дочь никогда не врёт… Обычно…

– Для протокола сможете подтвердить?

Он молча кивнул и так на меня глянул, что чуть не испепелил.

– Ладно, Жаров, – пожала плечами Закирова. – Раз так, я могу уходить. Вижу, дела у вас тут сугубо семейные, посторонние уши не нужны. Так что оставляю вас со спокойным сердцем. Придёшь ко мне в понедельник. Желательно с… родственниками. Впрочем, их могут и в Москве опросить. С праздником, товарищи. С днём международной солидарности трудящихся. А, забыла совсем. Жаров, тебя ещё и с днём рождения, ты уже не мальчик, так что давай, не вляпывайся больше никуда.

Она, протиснувшись мимо Кофмана и Радько вышла за дверь.

– Я с вашего разрешения накину на себя что-нибудь, – кивнул я. – Вы, товарищи, в кухню проходите. Там кофе, пирог. Угощайтесь пока.

– Я, пожалуй, тоже пойду, – заискивающе глянул на Кофмана Радько. – Звоните, когда освободитесь. В баньку съездим и… Ирина Артуровна, погодите, я вас подвезу…

– Позвоню, – кивнул Кофман. – Спасибо, Вадим Андреевич. Александр, пойдём, поговорим. А ты, оденься и сиди здесь, на кухню не заходи.

Это он дочери приказал.

– Я всё-таки брюки надену, – усмехнулся я. – А то вдруг вы действительно угрозы решите свои исполнить. Хоть какая-то защита.

– Ты дохохмишься у меня, – рыкнул он, скинул кожаную куртку, бросил на стул и двинул на кухню.

Не разуваясь, между прочим.

Я зашёл в спальню. Элла была как бы полна решимости, но и… дрожала, как осиновый лист. Боялась родителя.

– Не сознавайся, что мы… – прошептала она. – Ну… короче…

– Ладно, – улыбнулся я и легко поцеловал её.

Так, чтобы просто подбодрить. Она благодарно кивнула. Кажется, поддержка была сейчас не лишней.

Я вошёл на кухню. Налил кофе Кофману и подлил себе. Он сидел за столом и смотрел волком.

– Угощайтесь, – кивнул я.

– Я смотрю, ты так с ментами и крутишься? – хмуро бросил он и глянул исподлобья.

– Моя хорошая знакомая, помогала мне с тем делом. Подруга вашего Радько. Это же он нас свёл. Помните, я к вам обращался какое-то время назад?

Он мотнул головой, давая понять, что говорить хочет не об этом.

– И что ты наделал двадцать девятого апреля?

– Я? – пожал я плечами. – Ничего. Один негодяй оговорить пытается. Зубатый, тот самый. Это всё та же история тянется. Не уймётся никак. Хочет в камеру засадить, чтобы можно было выбить из меня ваш портфель с деньгами. Там ведь ему никто не помешает.

– Вот козёл, – покачал головой Кофман. – Уверен, что он с Ананьиным связан?

– Боюсь, другого разумного объяснения у меня нет.

– А то дело? С ограблением. Помнишь, ты спрашивал?

– Забудьте, – великодушно махнул я рукой. – Всё обошлось, уже ничего не надо.

– Кручёный ты мальчонка, – сощурился он. – Но дочь мою трогать нельзя было, ясно? Я тебе сказал исчезни, значит надо было исчезнуть.

Ну, вообще-то я и исчез. Мне они оба даром не были нужны… До сегодняшней ночи. Теперь уже просто так не отмахнуться, конечно…

– Она же девчонка совсем, ты что не видишь? – продолжил он. – Влюбилась дура в рыцаря на белом коне. Прилетел, спас, улетел. Да ещё смазливый. Ясно, у девки мозги набекрень съехали сразу. В глазах любовь одна. А на самом-то деле, ты ведь не подарок.

– Так я же вам сам говорил, что не подарок…

– Не перебивай! И баб у тебя, как грязи, я уверен. Не удивлюсь, если ты и эту Ирину дрючишь, иначе чего это она сюда проскакала?

– Восхищаюсь я вашей прозорливости, Яков Михайлович, – усмехнулся я.

– Не огрызайся, – хлопнул он ладонью по столу, давая понять, что гроза ещё не прошла. – Взять невинную девочку и уложить в койку – это знаешь ли, херовый подвиг. Не красит это тебя!

Ну, допустим, не такую уж и невинную, чай в Москве живёт, да ещё и в меде обучается. Да и в койку её не я затянул. Но говорить это я, разумеется, не стал.

– Только не надо мне заливать, что ничего у вас не было! Не нужно меня за идиота принимать, я жизнь-то получше твоего знаю.

– Рано нам жениться ещё, – спокойно сказал я.

– Что?! – взревел Кофман. – Это уж не ты решать будешь!

– Посудите сами, – пожал я плечами. – Первая влюблённость слетит, и увидит дочь ваша чужого человека, которого не очень хорошо знает. И, может быть, он ей не очень-то понравится. И что тогда? А если он к тому времени уже и в бизнес семейный интегрирован, а у неё под сердцем ребёночек шевелится? Что делать? Вдруг разочаруется?

Он сжал челюсти и снова стукнул по столу, на этот раз кулаком. Кофе из чашки выплеснулся и я поднялся, чтобы взять тряпку и протереть стол. Дверь в этот момент резко распахнулась, стукнулась о стену и кухню наполнило дребезжание стекла.

– Не разочаруется! – настырно и твёрдо воскликнула Элла. – Не разочаруется!

Она была в джинсах и футболке. Отец обернулся и внимательно посмотрел на неё. Она взгляд его выдержала и глаз своих не прятала.

– Папа, я за него замуж хочу!

Я чуть не рассмеялся. Нет, момент был, в каком-то смысле, трогательными из-за этой практически детской непосредственности, но и забавным тоже.

– Значит так, – повернулся ко мне Кофман. – Испортил девку – женись. Правило простое.

Элла взглянула на меня с испугом, опасаясь, что я начну раскрывать родителю глаза на современные столичные нравы, но я не начал. Дух джентльменства ещё никто не отменял.

– Умей ответ держать. Люби её и заботься о ней, ясно? Ну и, разумеется, в этой дыре тебе оставаться нельзя. Я помогу перебраться обратно в Москву. Сколько ты уже отработал?

– Меньше года.

– Ну… Ничего, решим. Ты кто по диплому, инженер?

– Инженер, – улыбнулся я.

– Инженер… – задумчиво повторил он. – Думаю, смогу тебя в Моспродторг пристроить.

Да-да, как раз туда, где головы скоро полетят. Относительно скоро, конечно…

– Жить будете на «Белорусской», там где ты меня искал, помнишь? Что ещё? Машину сделаем… Ну, а всё остальное в твоих собственных руках. Работай, не будь дураком, и всё у тебя будет хорошо. Главное, чтобы дочь моя счастлива была и радостна. Вопросы?

– Есть, – кивнул я.

– Ну, вот и молодец.

– Нет, в смысле, есть вопросы.

– Ну?

– Сразу жениться не будем. Во-первых, это неосмотрительно, если развод – придётся делить совместно нажитое, а зачем вам со мной делиться?

– А во-вторых?

– А, во-вторых, пусть посмотрит на меня, понаблюдает. Притереться надо. Сейчас многие так делают. Прежде, чем к алтарю идти, живут вместе привыкают друг к другу, чувства проверяют и всё такое. Это практический подход.

– Сразу и не получится. Сначала нужно будет тебя перевести обратно, а на это с месячишко уйдёт, не меньше. Будете письма писать друг дружке, чувства проверять. А потом уже распишетесь. Ясно?

– Я православный, мне венчаться надо.

– Какой ты православный? Ты же комсомолец!

– Одно другому не мешает.

– Так, всё! По существу вопросы есть? Нет! Если что, я тебя лично кастрирую и сдам мусорам. Ещё и статью придумаю поинтереснее.

Вопросы, конечно, были, как не быть? Но сейчас я решил воздержаться. Вся эта история выглядела довольно потешно, казалась неправдоподобной, словно была вытянута со страниц старинных романов про папеньку самодура.

Кончилось всё тем, что Кофман позвонил Радько, а потом загрёб дочь и поехал обедать, а потом и в аэропорт. Правда, самолёт был вечерним, и Элла хотела побольше времени провести со мной, но отец и слушать ничего не захотел.

– Намилуетесь ещё, – заявил он. – Вся жизнь впереди. Ветры перемен уже задули. Просто подумайте и приготовьтесь их принять. Перемены…

Ещё он сказал, чтобы я был готов конкретно к тому, что в ближайшее время меня будут переводить из Верхотомска в столицу.

Должно быть, чувствовал, что я мог переубедить невесту переменить решение. Мне вся эта затея казалась довольно смешной, поскольку жениться, на самом деле, я не собирался. Но если девочке так хотелось поиграть во взрослую и раскрепощённую жизнь – почему бы и нет. Я был уверен, что долго она не выдержит и когда дойдёт дело до ведения хозяйства, взвоет и попросит меня свалить из своей жизни.

Мне же, разумеется, для достижения своих планов было удобнее перемещаться из Москвы. Но работа была нужна, связанная с бесконечными командировками. Впрочем, если честно, я полагал, что затея застопорится раньше, на этапе перевода в Москву, например. А Элле переводиться из Москвы в Верхотомск никто не даст.

– С детьми не торопись, дай ей диплом получить, – на прощанье бросил Кофман и вышел из квартиры.

А я отправился в постель досыпать, поскольку ночь выдалась довольно беспокойной. Впрочем, поспать мне не удалось. Только вытянулся и закрыл глаза, зазвонил телефон.

– Алло, – сказал я, подойдя к аппарату и сняв трубку.

– Саня, привет.

– Привет, – ответил я, соображая, кто это.

– Это Саня.

Точно, это был Храпов-младший.

– Привет. С праздником.

– Слушай, мне бы поговорить надо с тобой.

– Ну, давай, поговорим. Приходи в гости. Ты где в городе?

– В городе, в городе, – подтвердил он и замялся. – Домой… нет. Давай где-то во дворе, что ли.

– Чего так?

– Да… слушай… Вопрос у меня тут конкретный… Ну, про ту… блин… штуку, которую я тебе отдал. Помнишь?

– Помну, конечно, а что с ней, со штукой этой…

– Да… блин… ну, там проблема одна… появилась.

– Какая?

– Слушай… по телефону не хочу. Можешь из дома выйти? Я бы во двор к тебе подгрёб. Ты же в центре, да? Рядом с площадью Пушкина?

– Ну, да… Так давай прямо у памятника тогда.

– У памятника?

Он снова замялся…

– Не… на виду у всех?

– Что за конспирация такая? Ну хочешь, приходи во двор ко мне. Потом домой поднимемся.

Он помолчал немного и переспросил:

– А?

– Блин, ты не один что ли?

– Ну, ладно, давай тогда домой приду…

– Я уж лучше спущусь, встречу тебя. Через сколько будешь?

– Через пять минут.

– Ох, ёлки… Ладно. Сань…

– А?

– У тебя всё хорошо?

– Ну… да, – неуверенно ответил он и тут же добавил с показным энтузиазмом. – Да, всё отлично у меня. Знаешь, давай лучше у «Орбиты» тогда. Это ж тут рядом. Я на лавочке сидеть буду.

Не дожидаясь моего ответа, он повесил трубку.

Дело было явно нечисто. Я быстро оделся и вышел на улицу. «Орбита» – здоровенная, следящая за телевизионным спутником антенна, находилась рядом, в сквере между моим домом и набережной. Там обычно гуляло много людей, но были и укромные места, спрятанные от глаз островками елей и кустов.

На всякий случай я пошёл не напрямую, а сначала прошёл так, чтобы оставаться незамеченным и глянуть на место встречи издалека. Саня сидел на лавке один и поблизости никого не было. Я подождал, покрутился, посмотрел… Нет, всё было чисто.

Не заметив ничего подозрительного, я, наконец, подошёл и сел рядом.

– Здорово, – сказал я и протянул руку.

– Привет, – тускло и безрадостно ответил он. – Извини…

– За что? – нахмурился я.

– Слушай… так вышло, я не хотел говорить, но…

– Чего говорить-то, ты не волнуйся, скажи как есть.

– Да про пистолет этот злосчастный…

Я услышал, как за нашей спиной остановилась машина, и хлопнули дверки. Можно было бы встать, метнуться, убежать, но оставлять испуганного пацана одного я не хотел.

– Да не парься ты, разрулим сейчас, – кивнул я и хлопнул его по плечу.

– Прости, правда…

Я обернулся. От машины к нам быстро шли три человека. Явно урки. В том, что это синие сомнений не было никаких.

– Ну чё, бакланчик, – недобро сказал один из них, вальяжно подойдя поближе. – Волыну вернуть придётся, еслив чё.

Двое других обошли скамейку и расположились так, чтобы отрезать дорогу к отступлению.

– Сейчас поедем, где ты там её прикопал, и заберём. Ты понял меня, фраерок?

Он сплюнул мне под ноги, сверкнув тусклым железным зубом.

4. В центре внимания

Я спокойно оглядел эту троицу бродячих шелудивых человекообразных псов. Как говорится, сложно, но можно. Противостоять было можно. Они выглядели грозно – жилистые, злые, тёртые, но слишком уж уверенные в своём превосходстве и не ожидающие подвоха. Так и хотелось сбить с них спесь.

– По-человечьи теперь скажи, – кивнул я тому, кто, собственно, «речь держал». – Если ты человек, конечно.

– Чё-ё-ё? – вытянул он шею и скривил рожу, прямо подставляясь под удар, так что мне едва хватило выдержки, чтобы не вмазать ему с разворота.

– Чей будешь, – улыбнулся я, – чего хочешь, кто уполномочил? Ты кто такой, Чингачгук? Простые же вопросы и законные.

– Э, слышь, в натуре, – обнажил клыки другой упырь. – Ты помело придержи, в натуре.

– Гавкают, гавкают, – вздохнул я, – толком и не говорят ничего. Саня, это что за шалопаи ко мне на встречу напросились?

– Ты чушок, волына где? – высказался и третий боец.

– Волынка – это народный шотландский музыкальный духовой язычковый инструмент. Кто слышал звук волынки, вовек не забудет.

– Ты чё расчирикался, петушок? – снова вступил в словесную игру первый. – Тебя спрашивают, где пушка, в натуре?

– Некрасиво выражаешься, недостойно, будто свинья хрюкает, – покачал я головой. – За слова ведь отвечать надо, или ты языку своему не хозяин? Значит ты фраерок дешёвый, а может, сам петушок, а?

Я подмигнул и, иллюстрируя своё предположение, похлопал ладонью по верхней части кулака. Разумеется, чувачок дёрнулся, повёлся, вспылил и, невзирая на хвалёную склонность синей братии к психологическим манипуляциям, пропустил, ментальный, так сказать, удар. Он размахнулся и попытался оказать на меня физическое воздействие.

Кулак его полетел мне в лицо, да только долететь не смог. Это было до смешного просто. Блок и короткий, крепкий, как орешник, удар в незащищённое, как у ёжика брюхо. Тыдыч! Он согнулся, глаза его выпучились, рот раскрылся. Открывает щука рот, да не слышно, что поёт.

– Отдохни, – усмехнулся я и раскрытой ладонью шарахнул его по жбану. Он упал, правда тут же попытался вскочить, но я, как неразумного щенка, прижал его к земле, поставив сверху ногу.

– Вы кто такие? – нахмурился я. – Спрашиваю последний раз. Саня, что это за дебилы, которые двух слов связать не могут?

– Они от отца, – неохотно пояснил Храпов-младший. – Пришли за пистолетом, а его нет. Батя им сказал, где тот был. Ну, я и признался, что отдал его. А они вцепились мне в глотку… Прости, короче…

– Да ладно, не вопрос, – я повернулся к бандосам. – Теперь понятно. Пистолет, значит, хотите забрать? А схера ли?

Они, разумеется, не стояли столбами, взирая, как я попираю их вождя, словно император Карл Четвёртый, разделавший войско язычников. Они подались вперёд, обнажая стальные жала клинков и собственных зубов. Да и предводитель, быстро оправившись, сумел сбросить гнёт моей ноги и вернулся в строй.

Ясно, что после произошедшего, о продолжении беседы в дружеском ключе не могло быть и речи.

– Короче, бандерлоги, вы Зуба знаете?

Они надвигались, как зомби. Сане даже пришлось вскочить со своей лавочки – уж больно сурово они выглядели.

– Алё, снимите трубку, я до вас дозвониться пытаюсь. Вы Зуба знаете?

– Сучара! – прошипел поверженный недавно язычник. – Я тебе кишку выпущу, на кулак намотаю и вырву из твоей вонючей утробы.

– Пушки у меня нет. Спрашивайте у Зуба, она, сто процентов, у него. Зуб даю. А ты за языком в другой раз приглядывай, а то может статься сам без кишок останешься.

– Чё ты плетёшь, сучара, какой Зуб, в натуре?

– Вы от Храпа вообще-то? Или от Голода? Если да, с ним и решайте. Зуб – это кореш его, он на кичман через этого Зуба и улетел.

– Ты, шнырь, я твоего Зуба знать не знаю, тебе дуру дали? Всё-на, в натуре, тащи её сюда. Доска тебе, ты чё, не всасываешь? На куски тебя порежу, шкуру спущу, пету…

Он запнулся на плохом слове и произносить его не стал. Больше не рискнул. Ясно, что унижение своё он мне не простит, но и на рожон лишний раз не полезет.

– Да ты не понимаешь, что просишь, – покачал головой я. – Ты этот ствол не захочешь, поверь. Он в ментовке. Пацаны, без обид. Нет ствола. Забудьте.

– Ты чё гонишь! Бесогон, в натуре. Чё ты мне тут луну крутишь? То у Зуба он, то в мусарне.

– Так Зуб сам и есть в мусарне, – пояснил я. – Спалился кентяра ваш.

– Да меня вообще не парит, где он. И я не прошу, попутал ты. Даю до завтра время. Чтоб рогульку вернул, или амбец тебе. Ты понял, чмо?

– Завтра? – удивлённо качнул я головой. – Ты что, не понимаешь, что я говорю? Ни завтра, ни послезавтра, никогда. Нет ствола. И не будет. Точка.

– Мне без разницы, чё ты тут за фуфло толкаешь. Если пушки не будет…

Он оскалился и провёл тупой стороной лезвия себе по горлу.

– Я знаю, где ты живёшь, где батрачишь, всё про тебя знаю. И про бабу знаю, и про родаков, ты вкурил, в натуре? Тебя предупредили, сучара. Следующий раз будет последний.

Разговор плавно подходил к финалу. Вылив на меня ещё угроз и поколебав воздух, бригада «переговорщиков» плавно растворилась в воздухе.

– Они не отстанут, – помотал головой Храп-младший, когда троица скрылась из виду, сев в машину.

– Сань, а нафига ты вообще им что-то говорил? – поинтересовался я. – Я вообще не понял. Сказал бы, что менты изъяли.

– Да я сам не знаю, как получилось, – виновато повесил он плечи. – Подловили меня. Неожиданно, блин. Будто само сорвалось, сознался, что пистолет был на самом деле… Ну, и… Прости, короче, что подставил так…

– Ладно, бывает.

–Слушай… А ты можешь его вернуть? А то они мне житья ведь не дадут… И тебе ведь тоже… Это, короче… от Сироты люди были.

– Сироту я не знаю, – пожал я плечами. – Кто такой?

– Ну кто, все они такие… бандиты… наверное… Сирота тип мерзкий, я его видел несколько раз. Его ещё Бульдогом называют. Если он в глотку вцепится – не отпустит, пока своего не добьётся. Батя так про него говорил. Мне кажется, это сейчас разведка была, типа присмотреться пытались.

– Судя по тому, что они про родителей говорили и девушку, то обо мне они ничего не знают, да?

– Я точно ничего не говорил. Ну… почти ничего…

– Ладно, хорошо, что домой не пришли, а то как бы мы с тобой вдвоём три тела выносили, да? – подмигнул я. У меня и ковров-то столько не найдётся.

Он невесело улыбнулся.

– Правда в том, что ствола у меня действительно нет, – продолжил я. – Но я подумаю, как эту ситуацию разрулить. Только ничего больше не рассказывай, лады?

– Да я и не знаю больше ничего, – виновато ответил он.

– Даже, если узнаешь. Хорошо?

Он кивнул.

Попрощавшись с Храповым, я пошёл на остановку, сел в автобус и поехал в кафе «Встреча».

Там было по-кабацки дымно и угарно, только медведей на цепи не хватало и цыган с гитарами.

– А-а-а, коммунистическая молодёжь! – замахал мне из-за дальнего столика Сапфир. – Ходи сюда, краснопёрый.

Он был хорошенько под мухой, это читалось невооружённым взглядом.

– Кто празднику рад, сутра бухает, да? – улыбнулся я, усаживаясь рядом с ним на освобождённое для меня место.

Сапфир нетрезво повис на мне всей массой, изображая дружеские объятия.

– Мы уж третий день газуем! – заржал он и плеснул в тут же появившуюся рюмку изрядную дозу водки. – Давай, за социальную близость! Пей!

– Язвенник я.

– Всё равно, – замотал он головой. – Уважаешь?

Пришлось разок уважить.

– О! Молодец! Правильно! А мы тут лоха одного…

Он тяжело на меня глянул и понизил голос:

– Обули. Т-с-с… Никому! Гуляем, короче. Всем коллективом!

Он заржал.

– Понятно, – усмехнулся я.

– Чего хотел-то? По делу или так?

– Навестить вот решил.

– Ну, молодец, – хлопнул он меня по спине.

– Олег Николаевич, а вы Сироту знаете?

Он поморщился.

– Нахер он тебе нужен? Редиска, нехороший человек, падаль. Мутный он, лучше не связывайся. Целее будешь. Чмо конченое. Либо попку из тебя сделает и сдаст мусорам, либо мочканёт и скажет, так и было.

Я нахмурился.

– Чё? Влип уже?

– Нет пока.

– Ну и держись подальше тогда. Я говорю, он тебя использует, а потом спишет. Или в расход пустит, или подставит.

– Понял, Олег Николаевич, спасибо за справочку. А как там с моей просьбой, кстати? Только не кричи на весь трактир, ладно?

– Кого поучать вздумал! – недовольно прогремел он и грохнул кулаком по столу.

Внимания на это никто не обратил, поскольку там уж и без того был полный бардак.

– Так чего?

– Есть дура одна, – глубоко и тяжело кивнул он. – Но не такая, как надо.

– В смысле, не такая? – уточнил я. – Не ТТ что ли?

– ТТ, – сказал он и цыкнул зубом. – Только на ней, на дуре этой, столько мусоров висит, беда просто. А вот с чистой проблема пока. Но…

Он прервался и снова наполнил рюмки.

– Но, Сапфир сказал – Сапфир сделает! Скоро будет! Не сейчас, а недели через две. Или через три. Ну и по бабкам. Грязная триста, чистая две штуки.

– Олег Николаевич! – удивлённо воскликнул я. – Не по-людски как-то. Одной рукой обнимаешь, а другой обдираешь, как липку. Это как понимать?

Он снова заржал, погрозил мне пальцем и вылил в горло содержимое рюмки. Сморщился, крякнул и захрустел солёным груздём.

– Эх, груздочки, да со сметанкой, да с лучком, да с хлебушком чёрненьким. Да? Налетай, не стесняйся.

– Высокая цена, – не дал я сбить себя с основной темы.

– Ладно, – милостиво согласился он. – Постоянным клиентам уменьшим. Полторы за обе.

– Штуку за обе.

– Нет. Тысяча четыреста пятьдесят.

– Тысяча пятьдесят.

– Тысяча четыреста! – азартно ответил он.

Сошлись на тысяче трёхстах семидесяти пяти.

– Грязную завтра получишь, а чистую ждать надо. Но бабки вперёд. Сечёшь?

– Бабки будут, только вот вопрос гарантий надо бы обсудить.

– Ты чё, фраер, мне не веришь? – взревел он на всё кафе. – Думаешь, кину?!

– Тебе как не верить, – пожал я плечами. – Я себе не верю, а тебе верю.

– То-то же! – сразу успокоился он. – А чё тогда?

– Есть ли гарантия, что второй ствол чистый будет?

– А-а-а, вон ты о чём. Есть гарантия.

Он наклонился ко мне и, обдавая алкогольными парами, прошептал прямо в ухо:

– Есть маза. Прямо от узбеков. Горячая тема, из Афгана завозят. Смекнул? Знаешь, чё там за замес сейчас?

– Знаю, – кивнул я. – Так это с армейских складов? С трофейных?

– Тихо ты, не ори, – рыкнул он и внимательно осмотрелся по сторонам.

Но шайка-лейка отрывалась в праздничном режиме, слушая Вилли Токарева.

Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый,

А ты не вейся на ветру…

– Тогда мне ещё кое-что надо будет. Бесшумные, с глушаками. И пару-тройку револьверов.

– Ты в киллерá что ли податься решил? – опешил Сапфир.

– Пусть будет, – пожал я плечами. – Жизнь длинная, мало ли что. Запас карман не тянет. И тебе хорошо. С одной стороны, лавэ поднимешь, а с другой, заработаешь на будущее репутацию.

– Так может и калашей прикупишь? – усмехнулся он. – Или гранатомётов?

– Пока нет, а потом увидим.

Он захохотал и снова наполнил свою немаленькую рюмашку.

В понедельник утром меня вызвала Ткачиха, практически сразу, как я зашёл в отдел.

– Жаров! – хмуро и не реагируя на моё приветствие начала она. – Ты что опять натворил?

– Натворил? – усмехнулся я. – Много чего. Даже и не знаю, что именно вас занимает, Зинаида Михайловна.

Она набрала воздуха, и грудь её всколыхнулась:

– Не паясничай. Отвечай по существу.

– Дядя Эдик опять? – участливо спросил я.

– Я же сказала, не паясничай!

Я молча развёл руками. Она смотрела в упор и ждала, когда я что-нибудь скажу, но я не говорил и тоже ждал, что скажет она. Я, конечно, догадывался, о чём речь, но нарушать правила игры и открывать свою догадку не торопился. Бубнило радио.

Отмечая праздник советской прессы в знаменательный год ленинского юбилея, мы с гордостью говорим о её неизменной верности великим традициям, заложенным Владимиром Ильичом. Принципы партийности и народности, правдивости и принципиальности, последовательности в отстаивании коммунистических идеалов и дела мира составляют основу деятельности коллективов газет, журналов, издательств…

– Из милиции звонили, – мрачно сказала Зинаида, нарушая повисшую паузу. – Из уголовного розыска.

– Что-то случилось?

– Вот, я бы это и хотела у тебя выяснить. Ведь это тебя приглашают на беседу. В уголовный розыск!

«Уголовный розыск» она выделила интонацией, украсив театральным драматизмом.

– И что им от меня надо? Может в ОБХСС?

– Типун тебе на язык, – нахмурилась моя начальница. – Говорю же в уголовный розыск. Это что надо было сделать, чтобы такое «приглашение» получить, а? Говори, что ты там устроил? Пьяную драку, небось?

– Не знаю, Зинаида Михайловна, – помотал я головой. – Даже и в толк не возьму…

– Безответственность какая! А обо мне ты подумал?

– В каком смысле? – искренне удивился я.

– А что скажет дядя Эдик, если тебя упекут? Что я не уследила? Что грош мне цена? Что?

– Что он скажет? Не знаю. Только с чего бы меня упекли? Не понимаю…

– Не понимает он! – с горечью констатировала начальница. – Привык только о себе думать. Уйди с глаз долой, а в обеденный перерыв поезжай в ГУВД. Понял меня? Всё, ступай, работай.

Вызывала меня майор Закирова. Содержание разговора и суть её вопросов были мне известны заранее. Сюрприза не было. Но когда формальная сторона дела была отработана, я спросил, знает ли Ирина такого кента, как Сирота.

– Знаю, вообще-то, – кивнула она. – А тебе-то что за дело?

– А ты не хочешь его прищучить? – продолжил я, игнорируя её вопрос.

– Может, и хочу, – пожала она плечами. – Только, повторяю, что тебе за дело? Ты сам откуда его знаешь? С криминалитетом якшаешься?

– Ну, я его не знаю, честно говоря, просто слышал кое-что, вот и идейка появилась. Так как, рассмотришь?

– Ну, – неохотно кивнула она.

– Может, поужинаем вместе?

– Нет, невеста ревновать станет. Я чужому счастью мешать не привыкла, так что говори сейчас.

– Ир, ты обиделась что ли?

– Какая тебе Ира, не наглей, ты тут вообще подозреваемый, так что не дёргайся.

– Ир, ну хорош. Мы же взрослые лю…

– Так, Жаров, – равнодушно перебила она, – или говори, или вот здесь ставь подпись и уматывай. Родственников твоих коллеги из Москвы опросят.

– А подробностей о Зубатом нет?

– Нет.

– Или есть?

– Или есть.

– Ну, блин, расскажи.

– Не положено.

– Ты почему злая такая?

– Не хамей. Я представитель закона, ясно? А ты кто?

– Друг твой. Сердечный.

– Таких друзей… – она помотала головой. – С такими друзьями и врагов не надо. В реанимации Зубатый. Если помрёт, на него всё повесят и конец шараде. А если выживет, возможны варианты. Так что пока ничего не ясно. Понял?

– Понял.

– Ну, и молодец, раз понял. И ещё пойми, я ради того, чтобы задницу твою прикрыть подставляться не буду.

– Да понял я, понял.

– Ну, тогда подписывай и вали.

– А Сирота? – развёл я руками.

– А что Сирота? Я уже объяснила, если есть что сказать, говори.

– Я знаю, что у него будет на руках пушечка с длинным кровавым следом.

– И? – пренебрежительно подняла она брови.

– Если его накрыть с этой пушечкой, можно законопатить и ещё раскрутить попытаться по…

– Херня, – отрезала она. – Это как Аль Капоне за налоги сажать. Это не ко мне, понял? Мне реальное дело нужно, а не этот детский сад. Он отопрётся в два счёта, и буду я оплёванная ходить с пушечкой твоей. Зашибись предложение. Молодец, Саня. Но нет, иди, думай ещё. Надумаешь, тогда приходи. Или я к тебе.

Она усмехнулась.

– Ир…

– Не иркай, я сказала, не в ресторане пока. Здесь я товарищ майор, ясно?

– Ясно, ясно…

– Всё. Свободен.

– Ну, ладно… – я поднялся со стула. – Досвидос.

– Досвидос? – удивилась она.

– Вот именно. Досвидос.

Думать ещё, значит… С Сиротой надо было что-то делать, потому как, судя по словам Сапфира, он должен был в ближайшее время объявиться. На следующий день после встречи с его псами ничего не произошло. Думать, что они решили оставить меня в покое было глупо, значит в ближайшее время должны были прийти какие-то вести.

Я вернулся на фабрику и уселся за свой стол в отделе, размышляя не о поставках оборудования и материалов, а о том, что мне делать с Сиротой и о том, как подступиться к следующему делу. В комнату вошла Ткачиха. Она остановилась на пороге и обвела взглядом присутствующих.

Остановившись на мне, она махнула рукой.

– Жаров, иди сюда.

Я поднялся. Она вышла в коридор, и я последовал за ней.

– Жаров, – тихо, но очень сердито или даже тревожно прошептала она. – Ты что творишь?!

– В каком смысле, Зинаида Михайловна? – удивился я.

– В каком смысле?! – вспыхнула она и схватила за лацкан пиджака.

В это время открылась дверь чуть дальше по коридору и начальница поспешно одёрнула руку.

– Ты что, под монастырь хочешь нас всех подвести?

– Да вы толком скажите, что происходит.

– Тебя снова из милиции разыскивают.

– Из уголовного розыска? – спросил я.

– Нет! Теперь из ОБХСС! Ты куда вляпался, засранец?!

В этот момент открылась ещё одна дверь, дверь её кабинета. На порог вышел бесцветный плюгавый человек и широко улыбнулся.

– Александр, привет! – сказал он и противно засмеялся. – Я уже заждался, думал ты в бега подался. Хорошо начальница твоя душевная женщина, рассказала мне всё о тебе.

– Здравствуйте, Илья Михеевич, – хмуро кивнул я стоящему передо мной Ананьину. – Какими судьбами в наших краях?

– К тебе пожаловал, – улыбнулся он. – Видишь, какая ты шишка, что целый полковник из столицы к тебе приехал. Пойдём, поговорим. Зинаида Михайловна сказала, что не против, да Зинаида Михайловна?

– Да, – ответила Ткачиха и неловко кивнула, но со стороны это было похоже на поклон.

5. Тише, мыши, кот на крыше

Ананьин прямо лоснился от самодовольства и наслаждался произведённым эффектом.

– Ну, что же, – пожал я плечами. – Поговорить можно. Это я всегда пожалуйста. Разговор-то у нас неофициальный, верно я понимаю?

– Разумеется, – расплылся он в притворно добродушной улыбке. – Разговор у нас дружеский и самый, что ни на есть неофициальный. Иди одевайся. Проедем с тобой в одно место.

Вот же прицепился ко мне упырь. Как банный лист просто. Я накинул плащ и пошёл вслед за Ананьиным. Бросил взгляд на Зину, на ней лица не было.

– Зинаида Михайловна, – ободряюще улыбнулся я. – Я скоро вернусь. Не беспокойтесь, всё что надо сделать по работе, обязательно сделаю. Задержусь, но сделаю.

Беспокоилась она, конечно, не о выполнении мной служебных обязанностей, а о том, что вообще может иметь её сотрудник общего с московским обэхээсником.

– Да-да, – подтвердил Ананьин, – он всё сделает, не беспокойтесь. А кстати, я даже не спросил, нет ли у вас претензийф к Жарову? В профессиональном плане.

Зина озадаченно помотала говловой.

– Вот и отлично, – расцвёл московский гость. – Чудненько, Зинаида Михайловна. Ну, что же, желаю вам плодотворной работы.

У Ананьина была чёрная «Волга» с длинным прутом антенны на заднем крыле. За рулём сидел водила в штатском, под «торпедой» торчал «Алтай», мобильный, вернее, в данном случае, авто-мобильный телефон с кнопками.

Большой босс велел ехать не куда-нибудь, а прямиком в ресторан. Поэтому уже через несколько минут мы оказались в «Солнечном». Швейцар выглядел крайне неудовлетворённым и пытался уменьшить вероятность нашего попадания внутрь. Впрочем, неудовлетворённость сменилась полной удовлетворённостью, когда он рассмотрел красный коленкор, да ещё и заглянул внутрь служебного удостоверения полковника Управления борьбы с хищениями социалистической собственности МВД СССР.

Швейцар сглотнул и преграды мгновенно разрушились, а нам был предоставлен всё тот же замечательный столик, за которым я уже сиживал в этом респектабельном заведении общепита.

– Ну, Александр, что мне заказать? – задёргал носом уткнувшийся в меню, Ананьин. – Чем у вас тут потчуют гостей?

– Барсука или енота возьмите, – усмехнулся я. – И белкой закусите.

– Что за глупости, – тускло поморщился он, не отрывая глаз от меню.

В итоге был выбран салат из печени трески с крутым яйцом и котлеты из щуки. Я заказал бефстроганов с картофельным пюре.

– Скромничаешь, – кивнул Ананьин. – Лучше бы ты в других делах поскромнее себя вёл.

– Я стараюсь. Хотя, на обед ездить в ресторан не так уж и скромно для простого сотрудника отдела материально-технического снабжения.

– Сейчас слезу пущу, – с сочувствием проговорил Ананьин. – Ты хоть каждый день питаешься? Не голодаешь, простой сотрудник с чемоданом денег под кроватью? Товарищ Корейко, понимаешь…

– Странные вы вещи говорите, Илья Михеевич. Нет у меня никакого чемодана. Вы же знаете, что он вернулся к своему хозяину.

– В качестве колыма за невесту что ли? – мелко затрясся он от смеха, по сути, подтверждая мысль Кофмана о причастности к похищению.

Ну, да, скрывать было незачем, особенно в свете того, что в качестве воздействия на меня он выбрал, судя по всему, запугивание. По крайней мере, на начальном этапе. Смешного, кстати, было мало. То, что должно было стать с Эллой в процессе этого похищения говорило о том, что Ананьин был не только беспринципным и циничным, но и безжалостным.

– Насмешил, – кивнул он и резко прекратил смеяться.

Черты лица его заострились, а взгляд сделался злым и твёрдым.

– Как бы то ни было, – сказал Ананьин и чуть махнул головой, – то, что ты сделал с Зубатым переходит все границы.

– Ничего я с ним… – начал было я, но он меня прервал.

– Не надо! Не надо строить невинные глаза и пожимать плечами. Мы оба знаем, что это ты. Не оба, мы все втроём знаем.

Он замолчал, пытливо меня разглядывая.

– Что именно? – прищурился я.

– Не надо, я сказал! – прошипел он, как Каа. – Пора все карты выложить на стол. И не стоит думать, что вокруг тебя одни дураки. То, что твой феномен оказался подлинным, а не придуманным и не сфабрикованным, скажем, больным мозгом, мне абсолютно ясно. А ещё мне точно так же, как тебе ясно, что твоё появление в местах, где совершались тяжкие преступления, не было случайным. Я, конечно, не проконтролировал того ленинградского актёришку, но и так всё понятно. С материалами дела я ознакомился, так что… Ты понял меня?

– Нет пока. Вообще ни слова не понял, честно говоря.

Он зло сверкнул глазами и обернулся к залу, выискивая официанта.

– А вы что, специально приехали, чтобы поговорить со мной вот этими загадками? – спросил я.

Ананьин махнул рукой и халдей тут же появился у нашего столика.

– Принеси мне сто коньяку, – кивнул он и повернулся ко мне. – Будешь?

– Нет, спасибо.

– Сто, – подтвердил он заказ и официант исчез.

– Я приехал, – строго продолжил Ананьин, – на региональное совещание по усилению борьбы с хищениями социалистической собственности. Мог бы и не ездить в вашу дыру, да захотелось с тобой пообщаться. Вот так, в непринуждённой, можно сказать, обстановке. Не чтобы мне мозги сношали, понимаешь меня? Это я твой метод ведения дискуссии имею в виду. Так вот, не для того, чтобы мне мозги сношали, а для установления взаимовыгодного сотрудничества. Ты ж не тупой вроде, понимаешь, что в одиночку долго не протянешь. Или сядешь, или сдохнешь. Или и то, и другое. Запиши-ка мой номер телефона.

Подошёл официант и принёс графинчик с тёмной янтарной жидкостью. Ананьин кивнул и налил себе в рюмашку. Выпил, икнул, выдохнул и продиктовал номер телефона.

– Ключница делала, – кивнул он на коньяк. – Ну и вот значит, Жаров. Будешь помогать раскрывать преступления. Неофициально, конечно, а то если скажешь кому, что знаешь о ещё несовершённых убийствах и налётах, упекут в дурку, и даже я помочь не смогу. Улавливаешь мысль?

Я молча смотрел на него, прекратив жевать.

– Будем двигаться по нескольким направлениям. Хищения и махинации – это по моей части. Тут всё понятно, правда ведь? Хотя… в твоём списке их немного. Нужно бы дополнить эту категорию. Она ведь самая перспективная, между нами говоря.

Он подмигнул, но я не ответил и молча вернулся к своему блюду.

– Вот. Ну, а всякие там ограбления, убийства, включая серийные, придётся распределить по нескольким направлениям. С Зубатым у тебя не сложилось, а жаль. Впрочем, в Москву бы его я ещё нескоро перевёл. Хотя на раскрытии он мог бы сделать хорошую карьеру. Ну ладно, подрастим других ребят, правда ведь? Вот такие наши с тобой ближайшие планы. Это в общих чертах, разумеется. Каждое направление требует определённой проработки и выработки стратегии и тактических приёмов. Например, по хищениям будем брать в оборот твоего тестя. Думаю, от него пользы не меньше будет, чем от тебя самого. Но это на более поздних этапах. Он, кстати, проинформирован о твоих знаниях?

– А если нет? – спросил я и налил в стакан «Нарзана».

– Что «нет»? Если твой тесть не знает? Это даже к лучшему.

– Если я вам отвечу «нет» в глобальном смысле.

– В глобальном? – удивился Ананьин и глаза его глупо округлились.

– Да, в глобальном. То есть скажу вам, мол, идите вы куда подальше, Илья Михеевич. Что тогда?

– Серьёзно? – ухмыльнулся он. – Ты теоретически интересуешься, да? Ну, ты же не идиот, чтобы так отвечать. Во-первых, хамить старшим неприлично. Это на тебя и непохоже как-то. Во-вторых, хамить мне лично небезопасно. А в-третьих, наше сотрудничество будет полезным и для тебя самого.

– Знаете, меня интересует предотвращение преступлений, а не использование их себе во благо, как хотел поступить ваш протеже. Как он, кстати?

– Ничего, выкарабкается. Организм молодой, сильный. Справится. А из подозреваемых мы его выведем, не беспокойся. Это, что касается Зубатого. А что касается тебя… так это ведь не предложение и не просьба. Это мой план и твоё ближайшее будущее. Во-о-от…

Он вылил в бокал остатки коньяка и выпил. Снова поморщился и крякнул.

– То есть, будешь делать, как я скажу, останешься живым, здоровым и даже процветать начнёшь. Обогатишься. Откажешься – сядешь или вообще прекратишь своё бренное существование. Это ведь просто. Гораздо проще, чем тебе кажется.

– Хм… – покачал я головой. – Конкретный вы человек.

– Это да, это правда, – кивнул он. – Вот что скажи… В твоём списке…

– Если он действительно мой, – вставил я.

– В твоём списке довольно много различных… э-э-э… событий, назовём их так. Да только непонятен принцип подборки. По времени растянуто, а по плотности жидко.

– Это как?

– Ну, допустим, в текущем году только несколько происшествий указано, а их, несомненно, гораздо больше случится. Почему так? Ты об остальных не знаешь или указал только те, которые показались интересными? А может, придержал самое лакомое?

– Не знаю.

– А что это вообще такое? Как работает? У тебя видение или что? А может, ты всю картину будущего видишь? Или ты в будущем побывал? Как это действует? Я, например, могу заглянуть туда, где ты побывал?

Я усмехнулся и посмотрел по сторонам:

– Фантастика какая-то. Кто бы нас услышал, да? Полковник УБХСС МВД СССР на полном серьёзе говорит о путешествиях во времени. Что за вещества они в этот коньяк добавляют? Заказать вам ещё соточку?

– Прекрати паясничать, – рыкнул Ананьин, вмиг покраснев, и сжав в руке вилку так, что та начала гнуться.

– Илья Михеевич, вот смотрю я на вас и вижу ваше будущее. Страшное, жуткое, пугающее. Сейчас-сейчас… одну секундочку…

Я чуть прикрыл глаза и начал медленно раскачиваться из стороны в сторону.

– Сейчас, сейчас, сейчас-сейчас… – проговорил я утробным голосом, едва сдерживая смех. – Да вы не переживайте, что-нибудь придумаем… Сейчас я подправлю вашу судьбу. Хотите генеральскую звезду? Блин… с такой кармой, как у вас, из дома-то выходить страшно, а вы ещё и на самолётах летаете… Не боитесь… Нет… Не получается. Звезда не получается пока. Не выходит каменный цветок. Могу только ухудшить, улучшить никак. Надо вам для начала хорошенько чакры прочистить.

– Прекрати… – едва сдерживаясь, прошипел он.

Я открыл глаза, посмотрел на него в упор и сделался абсолютно серьёзным.

– Только предотвращение преступлений. И никаких других вариантов. Ничего противозаконного. На этом всё. Спасибо, кстати, за угощение. В следующий раз плачу я.

Я повернул голову в сторону выхода и… Нет, наверное показалось.

– Мне пора, – не поворачиваясь, кивнул я и поднялся с места.

– А ну, сядь! – с присвистом просипел Ананьин, но голос его прозвучал скорее обиженно, чем повелительно. – Мы ещё не закончили!

Но я уже закончил, и, скорее всего, действительно показалось, хотя девушка только что мелькнувшая на фоне выхода, была очень похожа на Настю. Впрочем, откуда она могла здесь взяться? Рабочее время, ресторан… Нет, разумеется это была не она. Но похожа, блин…

– До свидания, – бросил я, не глядя на Ананьина и зашагал в сторону выхода.

– Жаров! – резко воскликнул он. – Сядь за стол! Или…

Что «или» я не услышал, потому что уже шёл в сторону выхода. Быстро сбежал по лестнице, но девушки тут не было. Я подскочил к двери, дёрнул на себя и вылетел на крыльцо. Чернокудрый интеллигент, лет тридцати пяти на вид, придерживал переднюю дверь «жигулей», помогая своей даме забраться внутрь.

Она уселась и, подняв голову, бросила взгляд в мою сторону. Наши глаза встретились и… твою мать! Это была Настя. Та самая Настя, которую я знал. Настя с крепким привлекательным телом и романтическим огнём в глазах. Именно та Настя, которую мне доводилось держать в своих объятиях и лицезреть совершенно голой. В общем, мой товарищ про профкому, Настя Изотова.

Она послала мне отстранённую улыбку, словно и не узнала даже, и отвернулась. Интеллигент уселся за руль, завёл мотор и повёз её в неизвестном направлении. Всё это было довольно странно… Я вернулся в фойе, подошёл к гардеробу и взял свой плащ. Оделся и с минуту постоял, соображая, что нужно было бы сделать в первую очередь.

С одной стороны, мне нужен был ствол. С другой – сейчас расхаживать по городу с «грязной» пушкой в кармане представлялось не очень хорошей идеей. В том смысле, что от Ананьина можно было ждать любой подлянки.

Я посмотрел на часы. Клиент должен был уже дозреть по моим расчётам. Я снова поднялся в зал и подошёл к столику. Перед полковником стоял уже новый графинчик с коньяком. На этот раз побольше.

До следующего преступления из моего списка ещё было около двух недель, и мне хотелось провести это время спокойно, чтобы как следует подготовиться, а не бегать от Ананьина. В общем, рыбу надо было держать на натянутой леске, создавая иллюзию, что на крючке меня держит она.

– Главное не перепутать, где иллюзия, а где реальность, – сказал я.

– Что это значит? – спокойно спросил мент.

– Это значит, что я решил хорошо подумать над вашими словами.

– Я не сомневался, – высокомерно кивнул он, – что здравый смысл возобладает. Но думать уже поздно. Ты должен принять решение немедленно. Впрочем, ты его уже принял. Выбора у тебя, всё равно, нет.

Кивнул он высокомерно, но во взгляде мелькнуло облегчение и торжество. Ну, что же, неплохо получилось. Любая победа ценится, если за неё пришлось повоевать. Ну а я выторговал себе немного времени.

– До свидания, Илья Михеевич, – кивнул я и снова пошёл к выходу.

На работу я не торопился. Да, собственно, сегодня идти туда смысла уже не было. Если только попытаться найти Настю и выяснить, она это была или неизвестно откуда возникшая сестра-близняшка.

Из «Солнечного» я пошёл домой, взял из тайника деньжат и двинул к Сапфиру. «Завтра» уже давно прошло, а ствол у меня так и не появился. От Сироты тоже пока никто не приходил. Значит, нужно было действовать скорее.

Перед этим я сделал звонок во «Встречу». Сапфира на месте не было, но Мотя сказал, что ожидает его с минуты на минуту. Пока я ехал, он пришёл в кафе. Я тут же выложил перед ним бабки за два ствола.

– Торопишься, – покачал он головой.

– Ты говорил, что завтра будет ствол, а прошло уже вон сколько.

– Торопишься деньги отдать. А вдруг я тебя кину?

– Не кинешь, ты ведь слово дал, а что весомее – жалкие бумажки или слово уважаемого человека?

– Сечёшь, – расплылся в улыбке Сапфир, пересчитывая эти самые жалкие бумажки. – Ладно, молоток, в натуре. Первый ствол будет у тебя завтра.

– Опять завтра?

– Теперь чётко, без базара.

– Хорошо, – кивнул я. – Можешь послать человека, куда я скажу? Надо, чтобы он закладочку сделал.

– Закладочку? – прищурился он.

– Ну, ладно… Это можно.

– Сейчас договорим, и я скажу, где.

– Положил, куда я скажу…

– Лады…

– А второй ствол, тот который чистый?

– Потерпи ещё децел. Скоро, всё будет.

Договорившись, где будет спрятан пистолет, я поехал к Сане Храпову. Он торчал у своего другана. Найдя его там, я поговорил с ними обоими, разъяснил текущую ситуацию и потребовал сотрудничества. Мы договорились о способах связи и о регулярности. После этого я вышел на остановку.

Здесь была конечная. Я вошёл в открытую дверь жёлтого ЛиАЗа и уселся на коричневое, изрезанное хулиганами сиденье. Вскоре автобус тронулся, и всю дорогу я безучастно смотрел в окно.

Опускались сумерки, зажигались огни, мелькали кривые частные дома, потом пошёл лесок, а чуть позже мы въехали на мост через реку. На противоположном берегу из высоченной трубы ГРЭС валил белый пар. Пейзаж тут был исключительно промышленным. Помимо трубы – цеха, колонны, заводские конструкции…

Я вышел на Кузнецком. До дома было минут двадцать пешком, и я решил прогуляться. Но дойдя до первого таксофона, позвонил Ирине. Побоялся, что не застану, поэтому не стал ждать до дома. С ней стоило бы встретиться и обсудить все детали, но, поскольку дела могли закрутиться буквально каждую минуту, кратко объяснил всё по телефону.

Она слушала молча, напряжённо и, как мне показалось, недовольно. Тем не менее, когда я закончил, Ирина согласилась с моими предложениями.

– Ира, слушай, я не знаю, когда всё может начаться, поэтому предупреди, пожалуйста, дежурных или не знаю кого, что я могу позвонить просто по ноль-два. Важно, чтобы тебе сразу передали мою информацию.

Договорившись с ней о помощи и подстраховке, я с чистым сердцем пошёл дальше. Всё складывалось неплохо. Довольно неплохо. Войдя в подъезд, я включил свет. Тусклые лампочки зажглись и я зашагал вверх по лестнице.

Дойдя до своей квартиры, вытащил ключ и… Дверь была не заперта. Как в прошлый раз. Блин! Это уже переходило все границы. Опять этот Радько. Сейчас-то ему какого хрена нужно было? Конечно, в квартире мог быть совсем даже не Вадим Андреевич, но такая версия была бы ещё более экстравагантной. Впрочем, заходить надо было, всё равно…

– Вадим Андреевич! – крикнул я и толкнул дверь. – Это уж, знаете, ни в какие…

Я не договорил. Сердце, опьянённое восторгом предстоящего сражения, подпрыгнуло и начало стучать часто-часто. Передо мной стоял чувак, которому я навалял недавно в парке у «Орбиты». В руке он держал ствол, направленный на меня.

– Тише, мыши, – ухмыльнулся он, – кот на крыше.

Начитанный какой. Он поманил меня рукой, а сам сделал маленький шаг назад. Сзади меня с лестницы донеслись быстрые шаги. Я оглянулся. Здоровенный амбал, подскочив, подтолкнул меня в спину, направляя вглубь квартиры.

Я прошёл и он тоже. И тут же захлопнул дверь.

– Ну, давай сюда, – ухмыльнулся кент, побитый мной. – Проходьте, гости дорогие. Сирота уж заждался.

Амбал пихнул меня в спину и в этот миг в дверь постучали. Бандосы прямо подпрыгнули.

– Это кто? – зашептал один из них.

– Я никого не жду, – пожал я плечами, соображая, кого могло принести в этот час.

– Тихо! – приложил палец к губам урка.

Звонок раздался снова. И в ту же секунду из-за двери донёсся голос:

– Александр Петрович, откройте, пожалуйста.

Сердце похолодело. Снова зазвенел звонок. Настя! Какого хрена тебе надо было!!!

– Я на одну минуточку, Андрей Петрович. Пожалуйста. Я вас видела. Ну, как вы шли и побежала за вами, да не догнала. Так что, откроете? Мне просто сказать вам надо…

– Даже не вздумай, – одними губами прошептал бандос и кивнул амбалу. – Открывай…

6. Я начал жизнь в трущобах городских

Ну, вряд ли бы они стали стрелять, правда ведь? Правда, конечно. Поэтому…

– Настя, пошла вон! – заорал я. – Беги!

Заорал и с разворота врубил стоявшему у двери весьма крупному бармалею в ухо. Тот как раз дёрнул головой, оборачиваясь на мой крик. Он хрюкнул и влетел в дверь, дополнительно шарахнувшись головой. Я тут же схватил его за ворот и дёрнул назад. Он раскинул руки и всей своей весьма впечатляющей тушей впечатался в вешалку. Хватаясь руками за что придётся и обрывая одежду – пальто и куртки – он сполз вниз и медленно замотал головой.

Готовченко.

– К чему задаром пропадать, ударил первым я тогда… – усмехнулся я. – Так что ли в песне поётся?

В тот же момент на меня бросилось двое. Не восемь, конечно, но всё-таки. Правда… прихожая была не такой уж и широкой, и они тупо застряли. Запнулись за сползшего товарища и начали толкаться, как в немом фильме Чарли Чаплина. При других обстоятельствах можно было бы даже посмеяться, но сейчас стоило поторопиться. Я развернулся к двери, потянулся к замку и тут, же получив тычок в спину, налетел на дверь.

На плечах повисла тяжесть и…

– Да пусть откроет! – приказал чувак с пушкой. – Девку хватайте сразу!

Но я, как раз собирался этому воспрепятствовать, поэтому пришлось импровизировать. Как только хватка злодеев чуть ослабла, я вставил ключ в замок, повернул и… сломал.

– Твою мать… – пожал я плечами и показал оставшуюся в руке головку. – Ключ сломался.

Чувак, отправленный мной в космический полёт уже очухался и поднялся на ноги. Выглядел он не очень, ухо покраснело и распухло. Это было видно даже в не слишком хорошо освещённой прихожей.

– Настя, уходи быстро! – снова крикнул я через дверь. – Позвони в милицию! Бегом! Тут ограбление!

Бармалей с горящим ухом потянулся ко мне из-за спин своих дружков. Выглядело, это точно как в кино про зомби. Ходячие, бляха, мертвецы.

– Вышибайте двери! – нервно распорядился главарь. – Да уберите вы его в сторону!

Не дожидаясь того, чем кончится дело, он рванул в гостиную, и я услышал, как открылось окно.

– Бабу держи! – крикнул он.

Блин… Во дворе ещё кто-то был. Хорошо спрятались, я когда шёл не заметил. Ну ладно. Нужно было переходить к торговле. В смысле, продавать жизнь, как можно дороже. Пылающее Ухо никак не успокаивался и, раздвигая подельничков, тянулся ко мне. Он грубо толкнул одного из них, подался вперёд и… нарвался на прямой короткий удар в пятак. Раздался хруст и стон.

Шок и трепет!

Мне тоже было больно, но что поделать. Не давая опомниться, я саданул лбом в нос второму чуваку и, извернувшись, ногой отоварил третьего, того, которого отпихнул Пылающее Ухо. Со стороны я был, наверное, похож не на Ван Дамма, а на человека играющего одновременно на трёх инструментах.

Вечерний звон, понимаешь, бом, бом, бом…

– Э, хорош, вы там его не замесите нахрен! – крикнул, выходящий из комнаты «командир отделения». – Твою мать! Я тебе сейчас мозги вышибу!

Он быстро оценил ситуацию и вскинул руку с пушкой.

– Менты уже в пути, – усмехнулся я и вбил колено между ног последнему из сопротивляющихся бандосов.

Тот с отчаянным воем сполз на пол, присоединяясь к двоим поверженным дружкам. Мне, конечно, тоже досталось, но я их положил.

– Мне твои менты не упёрлись никуда, – нервно усмехнулся кент с пистолетом, оставаясь со мной один на один. – Да вот только девка твоя у нас уже.

– Ты сколько народу привёл? – кивнул я, сплюнул тёмно-красную, со вкусом металла, слюну и потёр болевшую скулу. – Выпусти девушку, и я дам тебе уйти.

– Мне твои менты в хэ не упёрлись, ты понял? Я тебе щас дырку сделаю между глаз. Мне похеру! И ментов вех покрошу.

– Это вышка, брателло, – покачал я головой. – А так пока лет семь, наверное. Выйдешь ещё молодым, если язык твой поганый не подведёт под монастырь. Короче положи пушку на пол и…

– Пасть закрой! – закричал он. – Я шмальну щас, ты понял-нах?

Он был на взводе. Глаза бегали, мысли скакали и менялись быстро и отрывочно, проскакивая по лбу, как облака, летящие по небу на ускоренной съёмке.

– Ну, соседи услышат выстрел и вызовут…

Я не договорил, потому что этот дебил действительно шмальнул. Не в меня, правда, но шмальнул. Поднял руку и нажал на спуск. Раздался гром. Выстрел, запертый в тесную коробку квартиры показался мне невероятно громким. Грохот, отражённый от стен и усиленный множественными отражениями, ударил по ушам. Впрочем, тут же мне стал не до звуков.

Тяжёлый бронзовый светильник, висевший под потолком, рухнул, упав прямиком мне на плечо. Да чтоб ты сдох, стрелок ворошиловский! Боль обожгла такая, что из глаз звёздочки посыпались. Прямо по ключице! Сломал, сука, наверное. Я не устоял и, увлекаемый тяжестью, упал.

А зомбаки, пробуждённые звуком выстрела, почувствовали свежую кровушку. Вскочили и, воспользовавшись моментом, начали меня, как выразился их капо, месить. Плечу было больно, но я, как мог отбивался. Впрочем, позиция моя была совершенно невыгодной. Проигрышная была позиция. Всё по Владимиру Семёновичу.

И никто мне не мог даже слова сказать,

Но потом потихоньку оправились,

Навалились гурьбой, стали руки вязать,

И в конце уже все позабавились…

Какая жизнь, такие и песни… В общем, справились втроём, под надзором четвёртого. Прихожую, конечно, разнесли практически в щепки да ещё и дверь вышибли. А потом протащили по подъезду и закинули в зилок с оцинкованной будкой и кривой, набитой по трафарету, надписью «Мясо».

В кузове было грязно и пыльно. А ещё и темно и душно, будто в поры деревянного каркаса и тёмной фанерной обшивки впитались миазмы перевезённых. Стало темно, когда закрылась дверь. Впрочем, глаза быстро привыкли. Но прежде, чем, я присмотрелся к темноте, ко мне подскочила Настя.

– Настя, какого хрена ты не послушалась? Я же сказал тебе убираться!

– Я думала, вы на меня обиделись… – вздохнула она немного грустно, но не испуганно.

– Обиделся? – я помотал головой. – Ты серьёзно? За что бы я на тебя обиделся?

– Ну… Я же видела, что вы меня заметили в ресторане.

Я вздохнул.

– И что?

– Ну… я хотела объяснить.

Машина резко дёрнулась, и мы упали на грязный пол.

– Насть… не надо ничего объяснять. Сказано «уходи», значит уходи.

– В следующий раз буду послушной, – согласилась она. – Если он, конечно, ещё будет…

– Будет, куда ему деваться. Будет…

Мы уселись на полу, прижавшись спинами к борту и обхватив колени.

– Ну, а с другой стороны, если бы я ушла… Вы-то как же… Вдвоём же проще будет выбираться… Один – за всех, и все – за одного.

Ага, это уж точно, особенно если учесть, что эти уроды попытаются с тобой сотворить. Вслух я ничего не сказал, естественно. Только головой покачал.

Попетляв по улицам минут двадцать, грузовик остановился. Я встал и подошёл к двери. В щели попадал свет.

– Как так вышло, что никто не вызвал милицию? – шёпотом спросила Настя.

Сейчас голос её звучал тревожно. Испуганно даже.

– Не знаю, – ответил я, пытаясь разглядеть, где мы находимся. – Может, кто-нибудь и вызвал. Наверняка даже. Не успели просто…

Похоже, мы были во дворе частного дома или… или какого-то предприятия. Видел я хорошо, но границы видимости были узкими.

– Александр Петрович, а почему в таком случае…

– Тихо!

Я приложил ухо к щели. Рядом с машиной разговаривали два человека.

– Ты тупой что ли, Шестак? – зло воскликнул один из них. – Я тебе чё сказал? Я сказал тебе засветиться, да? Пальбу устроить? На глазах у всех запихивать в машину людей? Или я тебе не это сказал? Чё ты мычишь, башмак, в натуре? Чё я тебе велел?

– Да знаю я, – ответил второй, и я узнал в нём кента с пушкой.

– Нет, чё я сказал, повтори!

– Сирота, в натуре, ну а чё было делать?!

– Повтори, – я сказал!

– Тихо и аккуратно… Без шума…

– Ты бажбан тупой. Стрелять в потолок в жилом доме значит без шума что ли? А может, орущую девку в машину закидывать по-твоему тоже называется «без шума»? Или чё? А махач в хате? Я чёт не понимаю тебя? Он же в подъезде орал, типа спасите и помогите. Орал или нет?

– А чё делать-то было?

– Баран тупой! Вас же четверо! И все огребли?!

– Я – нет…

– Ну, отлично, в натуре, чё! Выводи, сука, своих пленников и гони шарабан этот нахер отсюда подальше.

– Сирота, а вдруг кто-то из соседей ментам позвонил?

– Естественно, позвонили. И чё? Ну, давай подождём, когда они сюда нагрянут и всех повяжут, так что ли? Убирай арбу отсюда я сказал. Тупорылый, мля…

Ну, да, в принципе, шухер получился непропорциональный проблеме. Стрелять не нужно было. Да и вообще, идея с сюрпризом оказалась не слишком уж умной. Зачем было забираться ко мне домой? Уже после первой встречи должно было стать ясно, что ничего хорошего из этого не выйдет. И всё бы ладно, да блин, Настя эта припёрлась совсем не вовремя и теперь рискует стать жертвой толпы раздосадованных упырей.

По борту вдруг застучали.

– Эй, выползайте!

Дверь с шумом открылась.

– Выходите!

Я подошёл, выглянул и осмотрелся. Походило на хозблок какого-то предприятия. Забор из бетонных плит, здание из бетонных блоков. Железные, выкрашенные зелёной краской ворота.

– Ты что ли Сирота? – кивнул я щуплому дядьке с печальным лицом.

Он был невысоким, худосочным, но с живыми глазами и богатой мимикой. В глаза бросились коротко стриженные волосы, впалые щёки и бледность, приобретённая, видимо, в острогах.

– Вылазь, давай, а то я тебя самого сиротой сделаю.

– Да, я и так, – усмехнулся я. – Шестак твой, кстати, мутный чувак, такой кипеш замутил, жесть просто. Это типа из-за волыны что ли?

– Ты пасть завали! – взвился Шестак.

– Не только из-за волыны, – не стал бычиться Сирота. – Ещё и другие к тебе вопросики имеются у братвы. Накопились. Вылазь-вылазь, а то лимонку метну сейчас. И мамзель тащи.

– Не, давай по-другому решим. Мы сейчас с девушкой уходим, а я тебе пушку завтра отдам.

– Ну-ну, как там у классика, ищи дурака за четыре сольдо? Ты ж сразу к ментам ломанёшься.

– Не, слово чести.

– Давай-давай, сползай, а то сейчас выкуривать тебя станем. Здесь-то похер, можно даже бомбу ядрёную рвануть, никто не заметит. Ты, кстати, орал, когда тебя из дому тащили? Орал. И чё? Где идеологически проверенные и неравнодушные сограждане, истинные, блин, арийцы и краснопузые ленинцы? Так что, короче, не зли меня, выползай. Шестак, а ты не будь бараном, пальчики стереть не забудь на баранке.

Он засмеялся своему неожиданному каламбуру. Баран и баранка…

– Да я сарай этот вообще спалю-нах! – зло отозвался Шестак.

– Сам смотри не спались, – скривился Сирота и едва слышно добавил. – Дебил.

Шестак, кажется, услышал. Он съёжился и стал похожим на побитого пса.

– Ладно, Насть, пойдём, – громко, чтобы было видно снаружи, сказал я.

– Что-то мне совсем туда не хочется… – взволнованно прошептала она.

Я кивнул и тоже шёпотом добавил:

– Сиди здесь пока я не скажу снова выходить. Сядь на пол и прижмись к борту, поняла?

– Чё ты там шепчешь?! – воскликнул Сирота.

Я выпрыгнул из кузова и оказался рядом с ним. Он был невысоким, практически по плечо мне. Думаю, я бы с ним справился, если бы пришлось махаться. Хотя…

– Где твоя Гюльчатай? – пренебрежительно ухмыльнулся он. – Покажи личико! Алё, Настюха! Иди, познакомимся. Я тебе друга своего представлю. Он тебе стопудово понравится! Иди сюда, ты слышишь или нет?

Во дворе было ещё несколько урок, включая тех, кто устроил засаду у меня дома. Никто ко мне не кинулся, все выглядели спокойно, типа куда он денется с подводной лодки. Услышав слова Сироты, обращённые к Насте, они плотоядно заржали, словно её судьба уже полностью была решённой. Девушку они собирались использовать по назначению.

– У вас тут целое бандформирование что ли? – хмыкнул я, обводя глазами присутствующих бармалеев.

– Что у нас здесь, тебе лучше и не знать, – сказал Сирота и поднял палец вверх. – Большие знания, большие печали, или как там…

– Понятно, – снова кивнул я и описал пальцем окружность, показывая на всё вокруг. – А это что, ТЭЦ?

– Ты чё такой любопытный? – неприятно улыбнулся Сирота. – Почемучка, в натуре. Где там твоя подружка? Давай сюда её…

Улыбка была такой, будто он смотрел на человека, ближайшую судьбу которого хорошо знал, и судьба эта была незавидной. Ну, это мы ещё посмотрим, конечно. Увидим…

Шестак в это время, понурив голову, двинулся к кабине грузовика.

– Я поехал тогда, – кивнул он.

– Езжай. И инвалидов своих…

Сирота не договорил, потому что у него челюсть отвисла. Ну, наверное отвисла, точно я не знал, потому что смотреть на него мне было некогда. Я рванул с места и, подлетев, к забирающемуся в кабину Шестаку, со всей дури рванул его за ворот. Он, разумеется, не ожидал нападения и, потеряв равновесие, кубарем полетел на землю.

Ну, а я взлетел в кабину, уселся за руль, хлопнул дверью, повернул ключ и притопил акселератор. Двигатель заревел, и машина, захлёбываясь и завывая, сорвалась с места. Всё произошло настолько быстро, что никто и опомниться не успел. Вжик-вжик-вжик, уноси готовенького…

Я направил свой броненосец к воротам – сплошным металлическим щитам, закрытым на цепь. Нужно было прорываться, другие варианты отсутствовали полностью. Если бы не Настя, можно было бы рассмотреть возможность переговоров, манипулирования и тому подобное. Можно было бы, да. Но с ней ситуация становилась близкой не просто к проигрышной, а чреватой большими-пребольшими неприятностями. Прежде всего, для неё самой.

Ворота неслись на меня с полной неотвратимостью, а из-под колёс, словно курицы в «Ну, погоди», вспархивали уголовные элементы. Только бы, только бы, только бы они не были слишком крепкими…

Бом-м-м!!!

Большие и тяжёлые железные створки распахнулись, разлетаясь в стороны. Будто по гигантскому гонгу ударили колотушкой. Звон и грохот распространился на всю округу.

Дал верный тон наш камертон

Приготовились, друзья, петь канон

Как гиперзвуковая ракета выскочил мой грузовик с территории. Куда было ехать, я, разумеется, не знал и повернул направо. Машина помчалась по плохому, изъеденному дырами, асфальту. Хотелось верить, что Настя выполнила мою команду и прижалась к полу. Остановиться и проверить я не мог, потому что ожидал погоню. А Настя могла бы пригодиться, потому что я совершенно не представлял, куда ехать.

Впрочем, ситуация быстро изменилась. Дорога вскоре стала лучше и шире, появились другие машины. За мной – тоже. В зеркале я увидел проблесковые маячки. Не хватало только, чтобы меня арестовали по подозрению в собственном похищении. Разговаривать об этом деле с милицией я вообще не хотел…

Я подкинул дровишек, но чудеса не могли происходить ежеминутно, так что оторваться от приближающейся милиции я не мог и… Они меня обогнали, бросившись под колёса, вот только буханка была не милицейской. Это была скорая помощь, и из окна переднего пассажира на меня смотрел Сирота. Сиротинушка.

Я дёрнул руль вправо, выскакивая на грязную обочину, и левым крылом звезданул по бобику. Он отлетел, послышался визг тормозов и возмущённые стоны клаксонов. Но важно было не останавливаться и мчаться дальше. Держись, Настя.

Я выскочил на широкую магистраль и оказался на мосту через реку. Дорога вывела по направлению к центру. Скорая помощь отстала, хотя и не пропадала из виду полностью. Вот же уроды!

Перескочив через реку, я сориентировался и, резко свернув в неположенном месте, оказался на Островского аккурат около здания ГУВД. Красотища. Подкатил практически к главному входу и остановился. Протёр рукавом баранку и головку переключателя скоростей и выскочил наружу.

– Эй, парень! – крикнул мент, направляясь ко мне. – Здесь не стой! Вон туда проезжай.

– Майор Закирова велела прямо здесь встать, – пожал я плечами. – Сказала, если будут вопросы, чтобы вы прямо ей звонили.

– Чего?

– Майор Закирова. Есть у вас такая.

– Ну, есть, – озадаченно кивнул сержант.

– Вот ей и звоните.

Мент убежал, а я открыл будку и позвал Настю. Она появилась всклокоченная и с ошалелым взглядом.

– Теперь можешь в космос лететь, – усмехнулся я. – Считай, тест прошла.

Я осмотрелся. Скорой помощи нигде видно не было. Взял Настю за руку и потащил во двор, в сторону от ментовки.

– Эй, шофёр! – закричал тот же сержант, появляясь на крыльце. – Куда?!

– Сейчас приду! – крикнул я и увлёк Настю во двор. – Бежим!

Пробежав мимо больницы железнодорожников, мы оказались на Кирова. Я поймал тачку и отвёз Настю в общагу. За всю дорогу она не сказала ни слова.

– Всё, беги, – кивнул я ей, – потом поговорим. Шеф, во «Встречу».

Я захлопнул дверь и понёсся дальше, а она осталась стоять на тротуаре, провожая меня растерянным взглядом. Сапфир оказался на месте, но где живёт Сирота, не знал.

– Не связывайся, – поморщился он. – Непростой он кент, его знают многие. Не связывайся.

– Где его найти, можешь сказать?

Он подозвал одного из своих людей, что-то сказал и тот, кивнув, унёсся прочь.

– Подожди, – покачав головой бросил мне он.

Человек его минут через пятнадцать вернулся и Сапфир отдал мне небольшой клочок бумаги.

– Вот здесь его найти можно. У бабы он чалится. Но я тебе повторяю, не лезь к нему.

Поздно, не лезть, я уже влез по самое не хочу. Я кивнул и вышел из кафе. Снова поймал машину и поехал в сторону дома, туда, где просил Сапфира спрятать ствол. Он оказался прямо там, где я и просил оставить, в щели под крышей гаража товарища Радько. Я вытащил тряпичный свёрток и взвесил на руке. Тяжёлый… Засунул за пояс сзади и поправил ветровку. Осмотрелся. Нужна была машина. Хорошо бы взять у Радько, да гараж я не вскрою, конечно…

Пришлось идти через дворы, чтобы не напороться на новую засаду Сироты. Его люди вполне могли ждать меня у дома или опять в квартире. Хотя вероятность была не слишком высокой. Тем не менее, чтобы не рисковать, я отошёл подальше и, оказавшись на Красной, у университета, встал на обочину и поднял руку.

Остановился старый зелёный москвичонок. Услышав адрес, водитель поначалу отказался, и мне пришлось предложить пять рублей, а потом и шесть. Скрепя сердце, седой дед за рулём кивнул, и я уселся на сиденье рядом с ним. Ехали долго и молча. Он напряжённо всматривался в дорогу, сидел близко к рулю и вёл довольно нервно.

Я смотрел в окно и слушал сиротские песни по радио:

Я начал жизнь в трущобах городских

И добрых слов я не слыхал

Когда ласкали вы детей своих

Я есть просил, я замерзал

Вы, увидав меня, не прячьте взгляд

Ведь я ни в чём, ни в чём не виноват

Было уже почти темно, когда он привёз меня на окраину города в один из местных шанхаев с частным сектором. Я проехал по нужной улице заприметил нужный дом и то, что было поблизости. Потом попросил высадить чуть подальше, у магазина.

Рассчитался и вышел. Народу на улице не было, только маленькая ватага пацанов лет одиннадцати просвистела мимо, не обратив на меня внимания. Становилось темнее. Редкие фонари светили тускло и жёлто. Тянуло дымком. Кто-то подтапливал дровишками, поскольку ночи ещё оставались прохладными.

Дойдя до Сиротского дома, я завернул за угол в тёмный заросший кустарником проулок. Подошёл к забору и прислушался. Стукнул кулаком по старому штакетнику. Залаяла собака. Но не у Сироты, а с другой стороны. Хорошо. Я посмотрел в щель. Было тихо. На веранде горел тусклый свет.

Я быстро подтянулся и перемахнул через забор. Поправил пушку и подошёл к двери. Поднялся на тёмное крыльцо и постучал в дверь. Послышались шаги и испуганный женский голос спросил:

– Серёж, ты?

– Да… – глухо ответил я и услышал как в замке повернулся ключ…

7. В зобу дыханье спёрло

Дверь распахнулась, и в тусклом свете веранды появилась женщина в наброшенном на плечи цветастом платке. Увидев меня, она едва заметно вздрогнула и бросила быстрый взгляд наружу, пытаясь понять, один я или нет.

– Здрасьте, – кивнул я и шагнул вперёд. – Я к Серёже. Он когда появится?

Она испуганно помотала головой и одновременно пожала плечами.

– Ну, подожду, значит. Чайком напоите?

Я опять шагнул к ней, она попятилась, отступила, пропуская меня внутрь, и я сделал ещё шаг и закрыл за собой дверь.

– Чай? – подмигнул я.

Она молча повернулась и пошла в дом. Щёлкнула выключателем. Плечи опущены, на лице волнение – ничего хорошего от меня она не ждала. Ну и зря, я же не разбойник, в отличии от её Серёжи. Я человек мирный, но мой бронепоезд, конечно, стоит на запасном пути.

Стены в комнате были оштукатурены и побелены, под низким потолком светила голая лампочка на шнурке. Пол, покрытый оргалитом, поблёскивал свежей коричневой краской. Пахло дровами и дымом, немного угарно. Небольшие окна с занавесками были закрыты.

Печка, неровно обложенная белым квадратным кафелем, стол, покрытый скатертью с кистями, старый диван – обстановка нехитрая и самая обычная. Вместо ковра на стене висел гобелен с цветочным орнаментожм, рядом – старые чёрно-белые фотографии в рамках. Моряк с печальной улыбкой, солдат с винтовкой и примкнутым штыком, молодой парень в кепке рядом с трактором. Сироты на фотках не было.

– Садитесь, – кивнула хозяйка на стул, стоящий у стола, и подошла к буфету, начала собирать на стол.

Я присел, покрутил головой, рассматривая незатейливый интерьер. В углу висел радиорепродуктор, старый, как в кино про войну. Диктор тихо и монотонно бормотал, зачитывая новости о достижениях народного хозяйства.

Тик-так, тик-так… На стене висели ходики с серыми металлическими шишками-грузиками на цепочке. Тик-так, тик-так…

– Из милиции что ли? – хмуро спросила хозяйка, ставя передо мной деревянную, расписанную под хохлому мисочку с клубничным вареньем.

Ягодки были одна к одной, целенькие, плотные, блестящие, утопленные в сиропе. Запахло клубникой. Никаких тюков с награбленным добром, никаких особых удобств, не было ничего, что бы указывало на плюсы профессии Сироты. Надо же, всё как у обычных людей… Здесь на всей улице у соседей, я не сомневался, быт был точно такой же.

– Нет, не из милиции, – помотал я головой.

Она испытующе глянула через плечо и кивнула.

– Молодой вроде ещё…

– Я знакомый Сирот… Сергея. Просто знакомый.

– Ага, – кивнула она. – Просто… Ну пейте, чай как раз вскипел недавно.

– А вас как зовут? – поинтересовался я.

Она не ответила и поставила передо мной большую белую кружку с грубым коричневым изображением цветка. На белом фаянсе отчётливо виднелась тёмная трещина. Варенье пахло так волшебно, что я взял ложку и зачерпнул из мисочки.

Рот наполнила ароматная сладость. Тягучий сироп был приторным, а ягодка шершавой из-за мелких семечек. Шершавой и упругой.

– М-м-м… – прикрыл я глаза. – Вкусно как. Сами варили?

Хозяйка снова промолчала, села за стол и, подставив под челюсть руку, уставилась на меня тяжёлым взглядом. Чай тоже оказался вкусным, чёрным с травами, с малиной и смородиной.

– Обалденно, – покачал я головой. – Очень вкусно. Спасибо.

Какое-то время мы сидели молча.

– Когда придёт Серёжа ваш, знаете? – спросил я через несколько минут.

Она пожала плечами. Немногословная. Ну, ладно, я, собственно, не с ней пришёл разговоры разговаривать. Закинул в рот ещё одну клубничку, раскусил, разжевал, запил душистым чаем…

Наконец, минут через десять хлопнула дверь. Хозяйка, бросив на меня вопросительный взгляд, хотела встать, но я помотал головой.

– Сиди.

Она подчинилась. Хорошая девочка. В комнату вошёл Сирота… Немая сцена удалась, сказать нечего. Он, надо отдать ему должное, челюсть не уронил, но замер, оценивая ситуацию. Рука юркнула в карман, а глаза сверкнули зло и грозно, зубы остались сжатыми.

– Здравствуй, Серёжа, – кивнул я. – А я уж заждался. Думаю, придёшь ты или не придёшь?

Он прищурился и коротко кивнул своей сожительнице. Та быстро зыркнула на меня, вскочила и вышла. Серёжа Сирота медленно вразвалочку подошёл к столу, перевернул стул спинкой от себя и сел на него верхом, сложив на спинке руки.

– Ты чё, баклан, из ума выжил? – прищурясь процедил он.

– Чего агрессивный-то такой? – усмехнулся я.

– Тебе чего надо?

Он сжал челюсти и заиграл желваками.

– Поговорить хотел, —пожал я плечами.

– Да неужели? А чё свалил тогда? Была ж возможность побазарить, а ты домой к бабе моей пришёл. Испугал вон её. Нездоровая канитель, в натуре.

– Да что ты, – улыбнулся я. – Не пугал вроде. А вот ты мою напугал, да ещё и в вонючий грузовик запихал.

– Говори, чё хочешь, – нахмурился он.

– Нет уж, ты говори. Ты ж послал ко мне дебилоидов своих. Говори теперь, чё надо, пока мы один на один.

– Слушай, а ты борзый кент, – хмыкнул он. – В натуре борзый. Второй раз меня удивил.

– На том стоим. Давай, излагай, любезный, что за надобность у тебя ко мне.

– Надобность?

Сирота ухмыльнулся и вынул из кармана ножичек. Щёлк! Нажал кнопочку и выскочило мерцающее переливающееся жало. Я не отреагировал, просто продолжал спокойно смотреть на него. Он аккуратно положил своё «пёрышко» перед собой на скатерть.

– Ну ладно, – кивнул я. – Козыри на стол, да?

Завёл руку за спину и достал из-под ремня тяжёлый свёрток, положил его перед собой и развернул углы тряпицы. ТТ сверкнул воронёными гранями, как чёрный бриллиант.

Сирота растянул губы в улыбке.

– Ну, вот, а говорил, «нет волыны, нет волыны». Нашёл стало быть?

– Может, и нашёл, – кивнул я. – Дальше что?

– Дальше? – Сирота осклабился. – Ствола мало. Дел ты наделал, накосячил, короче, въезжаешь? Может, ты и нормальный кент, да только как тебя отпускать-то?

– Не понимаю, – удивился я. – Какие косяки? Я тебя первый раз сегодня увидел, вообще-то.

– Да я что, величина не самая крупная, – спокойно усмехнулся он.

Надо сказать, он никак не отреагировал на пистолет, не было никакого мандража или чувства неуверенности, ничего такого. Стойкий дядя, может, и не глупый.

– Ну давай, – кивнул я. – Расскажи уже.

– Есть несколько моментов. Да ты пей чай, пей, и викторию наяривай. Любка моя старалась.

Я кивнул, но интереса к варенью больше не проявлял.

– Короче. Есть такой авторитетный кент, звать Голод. И ещё один фраер приблатнённый Зуб. Голода ты ментам подставил, так? Так. А Зуба на бабки прокинул.

– Чего? – покачал я головой и усмехнулся. – Зуба? аЗубу хер отстрелили, если ты не в курсе, причём, без моего участия. Знаешь почему? Рот широко открывал. На чужое, кстати.

– Ну, может, и так, – пожал плечами Сирота. – Но я не прокурор, чтобы разбираться. Голод маляву прислал, поэтому и то. Сначала бабки, потом перо в бок. Они воткнутся в лёгкие от никотина чёрные…

Сирота улыбнулся и подмигнул.

– Да ещё и ствол, – продолжил он, – тот, что у молодого Храпа увёл. Это он, кстати?

Я помолчал. Первое желание было подтвердить, что да, он, чистый храповский ствол, а потом сдать Сироту Ирине. Выйти и сразу позвонить, чтоб его тёпленьким взяли за хранение да ещё и с отягощением в виде кровавого следа, тянущегося за пушкой.

– Нет, – мотнул я головой. – Тот ствол давно уже в милиции, из него мента грохнули.

Я решил попробовать с этим Сиротой… Не знаю, не то, чтобы решил, просто надо было попробовать… Союзники в «социально близкой» среде были нужны, а опираться лишь на взбалмошного Сапфира было не слишком разумно.

– У этого ствола история так себе. Не советую при себе иметь в случае задержания.

– О как! – хмыкнул он. – А зачем принёс тогда?

– Ну… шнырь твой просил сильно. Плакал.

Сирота заржал.

– Шестак что ли? Ты его, значит, пожалел за слёзы его? И чего мне делать с волыной этой?

– Да, что хочешь, то и делай. Можешь Шестака своего на кичман законопатить.

– Э! Ты за языком присматривай.

– Ладно, – усмехнулся я. – Кстати, Любу твою я не пугал и не угрожал, я такими делами не занимаюсь.

– А какими ты занимаешься?

– Я? Только серьёзными. А ты? Ты за что сидел?

– Да ни за что! – весело воскликнул он и развёл руками.

– Понятно, – засмеялся я. – Не скажешь, значит.

– Да, чё хорошему человеку не сказать? По сто третьей я шёл. Семерик отмотал.

– Это что? Грабёж что ли?

– А ты, я вижу явно не мусор, – осклабился Сирота. – Если не придуриваешься, конечно. Предумышленное, от трёх до десяти.

– А-а-а… – кивнул я.

– Так вышло, – сказал он и недовольно поморщился, посмурнел.

– Типа, не мы такие, жизнь такая?

– Типа, – подтвердил он и, помолчав, добавил. – В драке…