Читать онлайн Тайны бордового дома

Девочка с синими глазами

Это пройдет. Синяки никто не увидит. Только бы поскорее выпустили из комнаты! Он больше никогда не будет злить деда. Сделает все, что тот ему скажет. Лишь бы опять не оказаться в такой неприятной ситуации, как сегодня.

Эта страшная картина все еще стояла перед глазами. Вот его властно вытягивают из теплой постели, – на часах четыре утра, – грубо вталкивают на заднее сидение автомобиля и везут в офис. Там он подолгу наблюдает за работой деда и параллельно зазубривает все, что написано в «нужной» книжке. Не дай бог что-то сказать неправильно – дед сразу же оттаскает его за волосы и оставит без еды. На старика не действуют ни слезы, ни просьбы. Потом к обеду они возвращаются домой, и пытка продолжается. Дед, как всегда, все полностью контролирует и заставляет Романа заниматься до изнеможения, не прерываясь на отдых и детские развлечения.

Он с самого первого дня возненавидел эти уроки, которые длились по нескольку часов. Старик не разрешал не только сесть, но даже облокотиться на стол. Роман подолгу стоял, как истукан, вытянувшись по-военному, и боялся запнуться и что-то забыть.

Сегодня дед снова его ругал:

– Ты должен учиться лучше! Я не доверю бизнес тупице. Учись усердней!

Ему было наплевать, что у Романа затекла спина и болели глаза от усталости. Старик только со злостью толкнул его. Мальчик упал и ударился головой о деревянный пол. В глазах защипало от слез. Но он не успел даже всхлипнуть. Дед рывком поднял его и с силой оттолкнул к двери спальни. Колючий взгляд обжег внутренности.

– Бестолочь! Ты ни на что не способен! И почему эта идиотка не смогла родить еще одного наследника? От ее смерти и то толку больше, чем от жизни!

Грубые слова о матери сдавили сердце так сильно, что Роману стало нечем дышать, а свет моментально померк перед глазами.

– Убирайся отсюда! Весь день просидишь без еды. Может, поумнеешь!

И вот уже несколько часов подряд Роман сидел в своей комнате в тягостной тишине и мрачном одиночестве. Он ждал, когда наступит темнота, чтобы молочно-призрачный свет луны залил комнату и посеребрил прозрачные занавески. Роман любил немоту одиноких ночей. Темнота оберегала от всех забот и невзгод, которые сулил ему новый день. Опершись головою на обе руки, мальчик с тоской смотрел в окно и начинал мечтать.

Когда-нибудь он вырвется из этого ада и одиночества. Когда-нибудь докажет деду, что способен на большее!

Роман не помнил, сколько времени просидел у окна, борясь с ощущением тоски и чувством голода. Кажется, он даже задремал прямо на подоконнике. Скрежет ключа в замочной скважине разбудил его. Мальчик испуганно вскочил на ноги и принялся протирать заспанные глаза.

В дверном проеме застыл отец. Роман тут же бросился ему на шею с радостными возгласами. Тот поинтересовался:

– Что за синяки?

– Да так, пустяки.

Роман боялся признаться, что дед жестоко с ним обращается. Отец часто ездил в командировки и почти не бывал дома. Напряженная работа, связанная с развитием сети свадебных салонов, которыми владела семья Вершинских, отнимала у него слишком много времени и сил. Станислав Игоревич обычно спал по три-четыре часа в сутки и просто физически не успевал заниматься воспитанием сына. Так что вряд ли он смог бы остановить своего тестя и чем-то помочь. Роман это понимал, поэтому ни в чем не признавался.

– Пойдем. У меня есть кое-какие новости.

Дойдя с сыном до гостиной, отец вышел. Воспользовавшись моментом, Роман с жадностью накинулся на еду, словно голодал несколько лет. За дверью раздались приглушенные голоса, которые заставили его оторваться от трапезы. Через минуту дверь гостиной распахнулась, и в комнате снова появился Станислав Игоревич.

– Проходи, не стесняйся, – сказал отец смутно знакомой темноволосой девочке, которую держал под руку. На вид ей было лет двенадцать. Синие глаза, выглядывающие из-под низко надвинутого черного платка, как-то особенно выделялись во всем ее облике. Следом за ними вошла домработница Елена.

Роман встал из-за стола и приблизился к девочке. Сердце его странно дрогнуло, когда он взглянул в эти глаза.

– Рома, ты помнишь Маргариту, свою троюродную сестру? – спросил Станислав Игоревич.

– Да. Как же давно мы не виделись!

Тетя Инна, мама Маргариты, племянница деда, не любила приезжать сюда.

– Почему ты так странно одета? Во все черное? – поинтересовался мальчик.

Домработница неожиданно всхлипнула. Роман недоуменно взглянул на нее, потом посмотрел на отца, который деликатно молчал.

– Я спросил что-то не то?

Маргарита расплакалась и, сорвав с головы платок, прижала его к лицу. Густые пряди темных волос в беспорядке рассыпались по плечам, делая ее еще красивей.

Станислав Игоревич осторожно отвел сына в противоположный угол комнаты и тихо сказал:

– Дядя Сергей и Виталик, брат Маргариты, несколько дней назад погибли в автокатастрофе.

– А тетя Инна?

– Она чудом осталась жива, но, к сожалению, получила очень много травм. Не может ни ходить, ни говорить. Она не в состоянии воспитывать Маргариту. Поэтому девочка будет жить у нас.

– А с ней все в порядке? Она же не пострадала, правда?

– Не пострадала. В день аварии Маргарита поссорилась с братом и не поехала с семьей, чем спасла себе жизнь.

Так эта девочка с ясными синими глазами и темной копной волос стала жить в их доме. Роман наблюдал за ней украдкой, не решался подойти и завести разговор. Она казалась такой нереальной, фантастической. Только прикоснись – и она упорхнет, как птичка. Неразговорчивая и стеснительная, девочка редко выходила из комнаты. Впрочем, как и он.

Однажды дед отругал Маргариту из-за какого-то пустяка и уже замахнулся, чтобы ее ударить, но вовремя подоспевший Роман принял удар на себя.

– Защищаешь эту иждивенку? Проваливай, пока я окончательно не вышел из себя! – взвился старик.

Но Роман не отступил. Он чувствовал дрожь во всем теле, словно запертая в нем душа отчаянно билась о стенки плоти, с чем-то сражаясь там, внутри. Он думал, что после смерти матери разучился любить и сострадать, что сердце зачерствело и покрылось коркой льда.

А Маргарита излучала тот самый свет, которого ему так не хватало. И Роман хотел защитить ее от окружающего зла, ведь собственную мать уберечь не смог…

– Оставь ее в покое! – с неожиданной смелостью выпалил он. – Она моя сестра, и я буду защищать ее!

В тот день Роман получил хорошую оплеуху, зато понял, что дед не всесилен и рано или поздно он сможет дать ему отпор. Лучшей наградой для него были объятия Маргариты, такие доверчивые и нежные, словно он был скалой, ограждающей ее от жестокого мира. И эти слезы в ее глазах, искренние, чистые слезы… Они задели его за живое. За всю свою жизнь он видел доброту и искренность только от матери, но она оказалась слишком хрупкой для этого мира…

Маргарита… Девочка с синими глазами, оставившая след в его измученной душе, от которого будет непросто избавиться. Только если вырвать сердце из груди!

Шло время. Роман не понимал, что с ним происходит. Ему недавно исполнилось четырнадцать, и он чувствовал непреодолимую тягу к своей сестре. Все время искал Маргариту глазами, постоянно думал о ней, но все никак не решался заговорить. Было стыдно от того, что его постоянно унижает дед. Он отчаянно пытался подавить в себе страх перед ним, и постепенно это чувство заменило другое, более сильное и разрушительное. Ненависть.

Дед отнял у него мать, даже пальцем не пошевелил, чтобы спасти ее… Именно он виноват в том, что Роману все время снятся кошмары; что он слышит странный женский голос, который зовет его по имени; что он не может вести нормальную жизнь, как его сверстники. Ему хотелось, чтобы старик ушел и больше никогда не вернулся.

А между тем мягкое и ненавязчивое общение с сестрой плавно перерастало в крепкую дружбу. Они часто проводили дни в маленькой часовне, которая находилась на месте заброшенной деревни, но была еще в хорошем состоянии. Как только дед отлучался по делам, они тут же убегали туда из дома. Подолгу болтали, узнавая друг друга все лучше и лучше. Роман очень привязался к сестре, и это влечение было отнюдь не братским. Его интересовал не только внутренний мир Маргариты, но и ее губы, глаза и руки. Хотелось чаще к ней прикасаться, ощущать бесподобный аромат ее волос, чувствовать жар ее тела.

Он ревностно хранил в памяти те ночи, когда она, испуганно озираясь, приходила в его спальню. Говорила, что по дому ходят призраки и просила защитить ее. Тогда они часами болтали, глядя на звездное небо. А потом она, сраженная сном, засыпала на его плече. А он гладил ее по мягким волосам и мечтал, чтобы эта ночь никогда не заканчивалась.

С каждым годом странная привязанность к сестре становилась только крепче. Маргарита дарила ему покой и утешение, хотя сама часто грустила, не могла смириться со смертью родственников. Иногда она говорила о них, затрагивала тему бытия. И как-то Роман поделился с ней своими мыслями:

– Я не хочу попасть в рай.

– Почему? – удивленно спросила Маргарита.

– А что там делать? Скукотища. Я не могу похвастаться добрыми делами.

– Не говори так!

– Вот ад – другое дело. Только представь, сколько там грешников, сколько интересных историй можно услышать! Каждый получит свое наказание. Люди будут задыхаться и кричать от боли, но их никто не услышит…

Маргарита опустила глаза, но ничего не сказала.

Так проходили годы. Красота Маргариты расцвела, как прекрасный бутон. Черты лица стали тоньше и нежнее, а в синеве глаз засверкали искорки. Ей было уже шестнадцать, когда в их жизни появился Нестор, друг детства ее погибшего брата.

Роману сразу не понравился этот парень. Он казался ему чересчур задумчивым и серьезным. Нестор часто приходил к Марго, но общаться с ее троюродным братом не стремился. Рядом с ним она часто смеялась, и ее смех нежными колокольчиками звенел в доме. Более того, новый друг отнимал у нее почти все свободное время, и это очень злило Романа.

В один из дней он не смог сдержать негодования. Столкнувшись в коридоре с Маргаритой, схватил ее за плечи и выпалил:

– Скажи, чем тебя зацепил этот Нестор?

– Тем, что он другой, – ответила она, даже не дрогнув под тяжестью его взгляда.

Он продолжал наблюдать за ними с неукротимой ревностью. Пытался разобраться, что же в Несторе есть такого, чего нет у него. Но так и не понял. А Маргарита неумолимо ускользала, казалось, еще чуть-чуть, и Роман потеряет ее навсегда. А может, она просто не догадывается о его чувствах? Если он во всем ей признается, возможно, многое изменится?..

Но не успел он додумать эту мысль, как в его голове сразу же вспыхнул образ матери, а в ушах загремели ее страшные слова: «Ты не должен ни в кого влюбляться. Живи для себя. Любовь – это наше проклятие. Проклятие семьи Вершинских».

Шесть шагов к одиночеству

– Рома-ан… Рома-ан…

Неистовый ветер завыл во мгле, разгоняя глухое карканье ворон, и невидимой рукой распахнул окно. Приятный женский голос прорвался сквозь плотную завесу дождя. Завораживающий, гипнотический, проникающий в самую душу.

– Рома-ан…

До боли знакомый голос, который вот уже несколько лет преследует его повсюду, зовет с самого детства. Туда, в темноту. В глубину грозного темного леса. Увлекает за собой. Так завораживает только шум воды. Хочется слушать и слушать.

Этот голос похож на голос матери.

Роман подошел к окну и посмотрел вдаль. Под проливным дождем мокли верхушки деревьев, а их тонкие стволы зябко жались друг к другу под порывами ветра. Он уносил слова. А дождь смывал образ той, которая его звала…

Роман был уверен, что видел женскую фигуру вдалеке. На мгновение, лишь на долю секунды. Кажется, у нее были длинные волосы и стройная фигура. А потом она растаяла в легкой дымке, превратилась во множество воронов, которые тут же взметнулись ввысь и устремились к лесу, прорезая воздух могучими крыльями.

Фантом. Плод его больного воображения, и только. Просто он хочет воскресить мать и укрыться от злого мира за ее хрупкой спиной. Вот почему он видит и слышит эту женщину. Память сохранила яркий образ самого дорогого человека, который слишком рано покинул его…

Страх по-прежнему скользкой змеей опутывал его сердце и коварно нашептывал, что любимые умирают… Под грузом дневных забот тяжелые мысли отступали, но по ночам… По ночам змея обвивалась вокруг него, сдавливала тугими кольцами, и шептала о том, что он потерял, и что еще может потерять. Порою страх становился таким сильным, что Роман долго не мог уснуть.

«Я должен отпустить ее. Она умерла, и с этим надо смириться!» – подумал Роман и нахмурился, пытаясь разглядеть в предрассветных сумерках женский силуэт.

Но там никого не было.

***

Он с трудом дождался утра. Когда увидел из окна выезжающую со двора машину, почувствовал, как по жилам разливается приятное тепло. Один день свободы. Сутки без боли и унижений. Он должен поговорить с Маргаритой и рассказать о своих чувствах.

От стены до стены шесть шагов. Сердцу в груди стало невыносимо тесно. Шесть шагов. Туда-сюда, туда-сюда.

– Маргарита, нам надо поговорить.

Такая простая фраза. Но сказать невероятно тяжело. Сейчас, когда она спустится… Он посмотрит в ее глаза, увидит в них самое дно ее души. Произнесет прогорклые слова. Но что она ответит?

От стены до стены шесть шагов. Шесть скрипучих ступенек. Бесконечных.

Спустился вниз и начал ходить из угла в угол.

Раз, два, три…

Спиной ощутил ее взгляд. Почти интуитивно уловил легкие шаги. Медленно повернулся.

Маргарита уже стояла посреди гостиной, задумчиво печальная и запретно притягательная… Наверное, и вправду ни о чем не догадывается. Представить не может, что его привязанность к ней так пугающе сильна, что выкручивает позвоночник. Жадно очертил взглядом ее красивое лицо, изгиб молочной шеи и ключицу с беззащитной ямкой. Почувствовал, как перехватило дыхание.

– Маргарита…

Его горло дрогнуло, сдерживая слова.

Неуемный ветер так и завывал за окном, выворачивая душу наизнанку. От стены до стены шесть шагов. Она следила взглядом за тем, как он нервно ходит из угла в угол. Но Роман не мог остановиться.

– Мне тяжело сдерживать это внутри себя, Марго, – признался он и, наконец, замер у дальней стены. Злые глаза деда презрительно глядели на него с полотна картины. – Я должен сказать тебе…

– Что случилось?

Голос по-прежнему тихий, спокойный. С легкими нотками недоумения. Но это ее «что случилось» как раскаленное острие ножа. Вошло в самое сердце и причинило сильную боль. Она должна знать, какое сильное чувство сжигает его изнутри. Пришло время во всем признаться.

– Давай присядем.

Шесть шагов. От стены до стены. До нее. Шесть шагов, которые казались просто бесконечными. Роман с трудом преодолел расстояние между ними, опустился на диван, скрестил руки на груди. Маргарита села рядом. Она сейчас была так близко – родная, любимая, – что кончики ее темных, слегка вьющихся волос падали ему на правое плечо.

Тишина умиротворяла, приносила покой. Так и просидел бы рядом с нею до самой старости. Но время безжалостно истекало, а еще нужно было так много сказать!

– Послушай…

Роман прикоснулся к ее высокой скуле, оставляя отпечаток.

– Ты должна знать, что я… Я люблю тебя.

Он внимательно глядел в ее глаза. В эти два чистых озера, два бездонных колодца, в которых плескалась жизнь.

– Я понимаю, – сбивчиво произнесла она, пряча взгляд. – С самого первого дня мы почувствовали друг к другу симпатию. Это нормально. Ты – мой брат, моя опора и защита. А я твоя сестра. Мы должны поддерживать друг друга, заботиться, оберегать… Так и должно быть.

Она говорила еще много разных слов, сбивчивых, отрывистых и ненужных. Но Роман чувствовал, что думает она о чем-то другом. Что эти торопливые слова лишь барьер, за которым она хочет укрыться. Так что же на самом деле она пытается ему сказать?

– Маргарита…

– Было бы хуже, если бы мы ненавидели друг друга, пытались испортить жизнь…

– Маргарита!

Он обхватил ее лицо руками, заставил снова взглянуть на себя. В ее глазах стояли слезы.

– Маргарита?..

Она вдруг порывисто обняла его, прижала голову к его широкой груди и заплакала. Роман ошеломленно сжимал ее дрожащие плечи и пытался понять, что происходит.

– Никогда не говори так, – сказала она сквозь рыдания. – Слышишь? Никогда! Нам нельзя, понимаешь? Нельзя любить друг друга!

– Нам?

Он посмотрел на нее. Глаза Маргариты заблестели, щеки разрумянились, длинные волосы растрепались. Такая настоящая. Такая живая. Не плод его фантазий. Не игра воображения. Реальная.

– Ты сказала «нам»? – с надеждой переспросил он.

Она сдвинула брови и слегка опустила уголки губ. Снова собралась плакать. Роман проникновенно прижал ее к себе, коснулся горячей ладонью спутанных волос, погладил Маргариту по голове.

Убаюкивающая тишина снова воцарилась в комнате. Ветер утих и скрылся, словно не хотел прервать волнующий разговор. Только часы продолжали мерно тикать, напоминая, что за пределами этой комнаты тоже есть жизнь.

– Я люблю тебя, – сказала Маргарита, и ее плечи под его пальцами снова задрожали. – Знаю, что нельзя, знаю, что буду страдать. Я как будто сжимаю в ладони раскаленный уголек и пытаюсь согреться.

«Каждый день я твержу себе одно и то же: нельзя любить собственного брата, нельзя любить собственного брата! – чуть позже запишет в своем дневнике Маргарита. – Я пытаюсь бежать от этих чувств, бежать изо всех сил, как можно дальше; мой разум отчаянно спорит с сердцем, но все время проигрывает в этой схватке. Я боюсь представить, что будет, если все вокруг об этом узнают… Поэтому продолжаю бежать по замкнутому кругу».

Она вдруг оттолкнула его и сделала шаг к двери, но пораженный Роман удержал ее за руки.

– Подожди!

Она замерла. Словно дышать перестала. Он поднялся, чувствуя, что тишина теперь давит ему на плечи. Руки ее такие холодные, а в крови, наверное, огонь. Она любит его, – вот главное. Остальное неважно. Милая его девочка… Теперь все будет иначе. Осознание того, что он нужен и любим ею, давало ему силы. Любовь подарила ему крылья. Теперь он сможет все. Теперь закончится боль и одиночество. Он больше не будет терпеть унижения и издевательства от деда. Любовь вознесла его, и он перестал бояться реальности.

– Подожди, любимая… Прошу тебя.

Один шаг – и он оказался рядом. Почти вплотную. Даже почувствовал жар ее тела, который сводил с ума. Положил левую руку на ее талию и ощутил тонкую ткань платья. Забыл, как дышать.

– Не нужно бояться своих чувств, – произнес Роман. – Я постараюсь убедить родных. А если не получится, то порву с семьей, но не оставлю тебя. Никогда, слышишь, я не оставлю тебя! Даже когда это никчемное тело истлеет и останутся одни кости, мой дух все равно последует за тобой.

Любовь вознесла его. Но в этом взлете уже был вещий признак падения.

– Нам нельзя любить, Роман, – прошептала она и снова дернулась, чтобы уйти. Но его рука крепко держала ее за талию. Как же она близко. Опасно близко. От аромата ее волос сводило скулы.

– Почему?

– Все так говорят.

– Ты сама себе все придумала! Мы не близкие родственники. Все не так однозначно, пойми. Мы докажем, что тоже имеем право любить. Маргарита! Ты слышишь меня?

Девушка медленно повернулась, упрямо замотала головой.

– Нельзя. Мы не можем.

Это последнее, что она сказала. Как приговор вынесла. Собственноручно приготовила для него гильотину. Он с болью смотрел, как испуганно она отступает к двери, видел страх в ее глазах. Страх от осознания собственных чувств, страх греха. На миг почувствовал себя змеем-искусителем, пытающимся соблазнить Еву.

– Подожди! Маргарита!

Роман сделал еще три шага и оказался у запертой двери. Услышал, как торопливо она спускается по ступенькам крыльца, стучит каблуками по плитке во дворе. И вместе с этим гулким стуком в его голове гремели ее слова: «Нельзя. Мы не можем».

Шесть шагов. Шесть шагов к одиночеству. От стены до стены. Все здесь пропитано болью и отчаяньем. Еще чуть-чуть, и дом раздавит своих обитателей устрашающей мощью…

***

На следующий день дед по каким-то причинам не вернулся. Роман вздохнул с облегчением, увидев, как из подъехавшей машины вышел один отец. Высокий, стройный, в деловом костюме, он производил впечатление решительного и уверенного в себе человека. Но мало кто знал, что в стенах этого дома Станислав Вершинский невольно опускал плечи и нервно глядел на часы, пытаясь найти повод, чтобы поскорее скрыться. Тесть удивительным образом подавлял его волю. Напускная уверенность исчезала на глазах, уступая место страху и мягкотелости.

– Ты хочешь, чтобы мальчишка остался на улице? – не раз кричал ему дед Романа в порыве злости.

– Конечно же, нет!

– Ты здесь никто, запомни! Думаешь, я не знаю, что ты женился на Оле только из-за денег? Без нее ты так бы и остался необразованным идиотом! Я дал тебе все. Терпел только из-за дочери, которая выбрала себе в мужья такого недоумка! Но теперь она умерла. И я бы с удовольствием вышвырнул тебя отсюда! Но в Романе течет кровь Вершинских, а я не вечен, и мне нужен достойный наследник. Если ты не будешь вмешиваться, я не замечу твоего присутствия. Но только пикни – по щелчку моих пальцев вылетишь отсюда! Я смешаю тебя с грязью, а мальчишка ничего не получит! Понял? Выбор за тобой.

Отец, как правило, ничего не отвечал и лишь понуро опускал голову. Роман частенько подслушивал разговоры родственников, и не раз замечал, как отец бессильно сжимал кулаки, как играли желваки на его впалых щеках. Ему хотелось понять и простить отца за его слабоволие. Хотелось, но не получалось. Он все еще помнил день, когда умерла мама. Помнил все, поэтому не мог простить ни отца, ни деда. И с каждым годом ненависть к ним становилась все сильнее и сильнее.

Роман стоял у окна и наблюдал, как отец выходит из машины, что-то торопливо говорит шоферу и рассеянно набрасывает пиджак на плечи в надежде спастись от яростного ветра, поднимающего пыль во дворе. Он вернулся в постель и стал прислушиваться. Может быть, отец зайдет, поздоровается с ним, спросит о самочувствии. Прошло несколько минут, но никто не заходил. Роман услышал за дверью голоса и прислушался.

– Станислав Игоревич, завтра утром меня не будет, – донесся до него голос Елены.

– Поедешь за дочкой?

– Да. Наконец-то Николай Викторович разрешил, чтобы она сюда переехала!

– Хорошо.

Голоса стихли. Роман услышал тяжелые, торопливые шаги отца, которые на секунду замерли у двери спальни. У него громко забилось сердце, и даже дрожь ожидания пронзила тело. Но Станислав Игоревич не зашел. Лишь ускорил шаг и скрылся в глубине коридора.

Роман шумно выдохнул, присел на кровать и закрыл глаза. И открыл их только тогда, когда снова услышал шаги. Тихие, легкие, почти невесомые. Такие шаги могут быть только у ангела. Едва касаются земли.

Он снова прислушался, уверенный, что они смолкнут так же, как и предыдущие.

Но вот хлопнула дверь, и он увидел Маргариту. Ее грудь вздымалась от учащенного дыхания, а руки были сжаты в кулачки.

– Хватит над ним издеваться! – выпалила она без приветствия.

– Над кем?

– Над Нестором! Я устала от твоих насмешек!

Роман и вправду не упускал случая, чтобы посмеяться или как-нибудь уколоть Нестора. Как только появлялась возможность, затевал с ним ссору, но друг Маргариты был слишком умен, и не реагировал на провокации. Чем еще сильнее злил Романа.

– Даже не проси. Пусть забудет дорогу сюда!

– Что он тебе сделал? Зачем ты нервируешь его?

Она в волнении мяла перчатки в руках. Роман встал и подошел к ней совсем близко. Ощутил знакомый аромат миндаля, которым пахла ее кожа, и прямо спросил:

– Зачем он тебе? Скажи правду. Ты же любишь меня, а не его.

Он заметил, как расширились ее зрачки, как нервно забилась вена на виске. Некоторое время они стояли напротив друг друга, в опасной близости, глядя в глаза. Слова уже были не нужны. Все говорили взгляды и жесты. Роман осторожно прикоснулся пальцами к ее виску, погладил беспокойную венку, потом спустился чуть ниже и провел ладонью по ее трепетным губам. Вся душа в нем горела. Нет, лучше не прикасаться. Это яд, текущий по жилам. Маргарита – его яд. Надо держаться от нее подальше. Сейчас Роман с трудом владел собой. Он хотел ее с силой, которая превосходила пределы разумного. Надо вырвать это проклятое чувство с корнем, без анестезии, и как можно скорее. Но это было непросто.

– Мы родственники. Родственники, – произнесла она это жалящее слово по слогам. – Ты мой брат.

– Я знаю.

– Значит, ты понимаешь, что все бессмысленно! Зачем терзать себя? Давай забудем о вчерашнем разговоре.

– Я никогда не забуду то, что ты сказала. И не смирюсь с тем, что общество против нас. Слышишь? Никогда не забуду и не смирюсь!

Маргарита со злостью бросила перчатки на пол, прямо ему под ноги.

– Нет смысла бороться!

Роман молча опустился, поднял перчатки с пола. Бросил взгляд на ее ноги, обтянутые колготками, и почувствовал, как перехватило дыхание, а к горлу подкатил ком. Вдруг захотелось обвить ее изящные колени руками и сидеть у ее ног целую вечность.

Но он поднялся. Молча протянул ей перчатки. Вернулся в постель. Сел к ней спиной и обреченно уставился на фото, которое стояло в рамке на тумбочке. На снимке Маргарита доверчиво прижималась к его груди, а он стоял позади и обнимал сестру за плечи. Фотографу удалось уловить счастье в его темных глазах. А в ее – озорство.

Если и существует счастье, то только на фотографиях. На них оно остается навечно, а в жизни – быстротечно и переменчиво настолько, что его почти невозможно ощутить.

– Пожалуйста, оставь Нестора в покое! – Ее нежный и звонкий голос разорвал тишину.

– Никогда, – процедил он.

Маргарита ушла, громко хлопнув дверью.

***

Нет смысла бороться.

Леденящая, тягучая тоска. Нырнул в нее, как в колодец. Как же невыносимо было осознавать, что кто-то счастлив, кто-то любит, когда его собственное сердце замерзало под пеплом! За окном черным покрывалом стелилась ночь, но сегодня она не утешала, не приносила покоя, а лишь усиливала тоску.

Внезапно ему показалось, что кто-то зовет его. Оглядевшись, Роман убедился, что в спальне никого, кроме него, нет. Лампочка уличного фонаря вдруг замигала и погасла, погрузив комнату в слепую темноту. Он встал, схватился за спинку кровати и стал медленно пробираться к двери, рядом с которой находился выключатель.

– Рома-ан, – послышался женский голос, похожий на серебристое журчание ручья. Тот самый голос, который начал звать его после смерти матери…

По коже пронесся рой колких мурашек.

– Кто здесь?

Бессмысленный, глупый вопрос.

Никого здесь нет. Нет.

Игра воображения? Фантазия? Галлюцинация? Но ощущение чужого присутствия не отпускало. Роман замер и прислушался. Ветер протяжно завывал в верхушках деревьев, словно ему было зябко в наготе сосен. Капли дождя тревожно ударялись о стекло, а из открытой форточки лилась прохлада.

Он подошел к двери и нащупал выключатель. Комната тут же озарилась ярким светом.

Никого. Только медленно открылась дверь. Невидимая гостья решила выйти?

Роман почувствовал неприятное покалывание в кончиках пальцев. Надо закрыть эту чертову дверь, захлопнуть форточку и лечь спать! Все в порядке, просто сдали нервы. Он уже схватился за ручку двери, но тело внезапно обдало холодом. Могильным холодом, который моментально опутал ноги и пригвоздил его к месту.

Он дернул дверь, собираясь закрыть ее, но она не поддалась. Проделал то же самое еще раз. Дверь словно окаменела. Ни туда, ни сюда. А холод неумолимо просачивался в его тело и поселялся в костях, словно стены дома покрылись толстым слоем льда. Но на улице была осень, и все комнаты прекрасно отапливались.

Он снова услышал свое имя. Тихий, ласковый голос манил за собой, и ноги невольно понесли его в коридор. В глубине души он надеялся, что сейчас кто-нибудь выйдет, и кошмар прекратится.

Но он шел и шел, и никто не выходил.

У входной двери Роман остановился. В гнетущей тишине раздался бой часов. Один, два, три… Каждый удар бил по голове как молотом, усиливая напряжение. Он с тревогой оглядывал дом, погруженный в сонную тьму, но тени нигде не было. «Пошутили, и хватит, – облегченно подумал он. – Надо возвращаться».

Только он повернулся обратно, как услышал глухой щелчок, напоминающий выстрел в упор. В спину сразу ударил холодный ветер, а со двора потянуло сыростью.

Входная дверь распахнулась настежь.

Роман медленно повернулся.

Никого.

На негнущихся ногах он подошел к порогу. Потоки дождя струились по ступеням крыльца и размывали землю во дворе. Похоже, дверь открылась сама по себе. «Или ее открыли», – кольнула мысль. Конечности снова начали неметь, а скулы свело от страха.

И что он должен делать? Идти вслепую? Но куда? Зачем?

Он бестолково смотрел на улицу. Ослепительно яркие, как ему показалось, фонари хорошо освещали эту часть двора. И он отчетливо различил отпечаток маленькой ноги, вырисовывающийся на дорожке возле крыльца.

Каждый нерв в его теле натянулся и зазвенел. Роман стоял, как столб, и ошеломленно глядел туда, где цепь огоньков разбавляла тьму и соединяла два мира вместе. Реальный и призрачный.

На земле появился еще один след и, пересилив себя, Роман двинулся вперед. Отпечатки маленьких и изящных женских ног с трудом угадывались в полумраке двора. Он шел, почти не ощущая стылых капель дождя, хотя они неприятными струйками стекали по его лицу и шее. Куда же ведут эти следы? Вопреки здравому смыслу, он хотел это знать.

К счастью, не пришлось идти в лес. Следы исчезли, когда он добрался до небольшой дубовой рощи, которая располагалась за домом. Последний нечеткий отпечаток женской ноги отобразился прямо у старого дуба. Роман остановился и недоуменно уставился на ствол дерева. Опустил взгляд ниже, но, осмотрев землю, не увидел ничего подозрительного. Потом поднял голову и прищурился. Мокрая рубашка прилипла к телу. Холодные капли яростно вонзались в спину, вызывая противную дрожь. Роман смотрел наверх, впивался взглядом в темноту, и страх стремительно перерастал в леденящий, панический ужас.

Опять галлюцинация? А как же отодвинутая щеколда на двери? Открывшийся замок?

Наверное, он сходит с ума. Чтобы убедиться в этом, Роман обошел дуб, остановился на прежнем месте и снова взглянул наверх. Но глаза не обманывали. Он действительно видел то, что видел.

На одной из веток болталась почерневшая от дождя веревка с петлей на конце. На мгновение Роману показалось, что он видит висельника. Но потом видение исчезло так же внезапно, как до этого пропали и следы. Только веревка все еще угрожающе раскачивалась на ветру.

Он постоял еще некоторое время возле дерева, но ничего странного больше не происходило. Вконец окоченев, он поспешил в дом.

Ничего не бойся

Веревки не было.

Он проспал всего лишь несколько часов, а на рассвете быстро оделся и вышел во двор. Пришел на то же место, где вчера затерялись чьи-то следы.

Веревки не было.

Пугающий зов, призрачные следы, раскачивающаяся петля… Может, ему это приснилось? Тогда слишком уж реалистичным было сновидение. Самое обидное, что об увиденном никому нельзя рассказать. Дед сразу же отправит его в психушку, а с отцом говорить бессмысленно. Ничего, Роман сильный, справится. Пусть страх перед стариком немного притупится, и тогда он сможет защитить себя. Жажда мести не давала ему сломаться и стала тем самым стержнем, который делал его жестким и хладнокровным, но никак не загнанным и жалким. Роман надеялся, что Маргарита понимает: рано или поздно он сможет противостоять бессердечному старику.

Но Маргарита не спешила делиться с ним своими мыслями. Напрасно он искал с нею встреч, зря пытался поговорить. Теплая дружба очень быстро превратилась в отчуждение, хотя оба знали, что небезразличны друг другу. Роман во всем винил Нестора и еще сильнее возненавидел его.

Станислав Игоревич не понимал, почему он ведет себя так неприветливо с другом Марго, и однажды, не сдержавшись, сказал:

– Ты – Вершинский, помни об этом! Мы никогда не опускаемся до склочных выяснений отношений.

«Ну да, – с усмешкой подумал Роман. – Вы выясняете отношения только в стенах этого дома. Можете унижать, кричать и проклинать. Но за его пределами вы – образец добродетели. Порядочные и отзывчивые люди с блестящей репутацией. Какое лицемерие!»

Он с трудом дождался вечера. Намеренно остался сидеть в гостиной, выглядывая сестру, которая где-то пропадала. Бессмысленно бежать от своих чувств. Отчуждение не спасает, а ранит еще сильнее. Ее дружба с Нестором – ошибка, и он переубедит ее в этом.

Роман не находил себе места от нетерпения и все глядел на часы. Ревность вжималась под ребра, и он готов был на все, чтобы избавиться от ненавистного соперника. Но стрелки еле ползли, превращая ожидание в пытку. Он выглядывал из окна во двор, прислушивался к каждому шороху, мерил шагами комнату, но Маргарита не приходила.

Наконец, ближе к полночи, послышались чьи-то шаги во дворе. Ключ вошел в замок двери, затем коротко щелкнула личинка. Через несколько секунд он услышал голоса и замер на диване, весь обратившись в слух. С порога его нельзя было заметить: диван, на котором он лежал, был с довольно высокой спинкой.

– До завтра, любимая, – услышал он голос Нестора, его самого ненавистного врага. Романа передернуло от слова «любимая».

– До завтра, – прошептала Маргарита. Он осторожно выглянул из-за спинки дивана и увидел, с какой нежностью Нестор сжал тоненькую ручку его сестры. Его моментально охватила злость.

– Завтра я скажу Станиславу Игоревичу о нашем решении, – произнесла она, даже не подумав отнять руку.

– Может, лучше я? Все-таки он для тебя как родной отец теперь. Я должен попросить у него твоей руки.

– Хорошо. Но сначала я подготовлю его к этому разговору. Но, думаю, он не станет возражать. Скорее всего, только попросит дождаться совершеннолетия, чтобы сыграть свадьбу. Знаешь, он хорошо к тебе относится. И я этому очень рада!

Роман увидел, как Нестор прижал Маргариту к себе. Ревность, вскормленная слезами и тоской, теперь как червь, грызла его душу.

– Ты не представляешь, как я счастлив от мысли, что ты станешь моей женой!

– Я тоже бесконечно счастлива, Нестор, – сказала она и обвила руками его шею.

Женой? Это слово задело его, как будто бритвой по запястью. «Господи, пусть это будет неправда! – взмолился он. – Иначе я этого не перенесу».

Роман с трудом дождался, пока закончится прощание. Как только за Нестором закрылась дверь, он выскочил из своего укрытия и схватил Маргариту за руку:

– Замуж за него собралась, да?

– Да! – смело выпалила она и посмотрела на него с недоумением. – Но тебе-то что? Нестор – хороший человек, ты можешь за меня только порадоваться. Как брат.

Последние два слова укололи больнее всего. Роман скрипнул зубами от злости и стиснул ее руку так сильно, что она закричала от боли.

– Я не могу порадоваться, идиотка! Потому что я ревную тебя к этому недоумку. Потому что я люблю тебя, черт побери! Но, чувствую, эта любовь станет моим концом…

Маргарита всхлипнула и зажала рот ладонью свободной руки.

– Ты не можешь любить меня… – упрямо замотала головой. Снова завела свою песню. Кого она пытается в этом убедить – его или себя?

– Еще как могу!

– Не можешь. Эта любовь греховна. Ты мой троюродный брат.

Опять заладила. Снова опустила глаза. Даже взгляд на него считала постыдным!

– Глупости! – пытался он достучаться до нее. – Это очень далекое родство. Одно твое слово, и я заставлю всех принять наш выбор. Я переверну весь мир, но никто не посмеет нам помешать!

– Одно слово… – растерянно пробормотала она. – Мое слово: нет. Нет, Рома.

– Почему?

– Потому что… Потому что я люблю Нестора.

Слова Маргариты напоминали пощечины. Роман был готов поклясться, что чувствовал жгучие удары на своих щеках. В один миг ему захотелось передавить пальцами тонкую кость ее руки, чтобы ей стало так же больно, как и ему. Чтобы она завопила, зарыдала от боли и умоляла ее пощадить. Может быть, тогда бы ему стало легче.

Но он сдержал себя. Подошел совсем близко и процедил:

– Повтори.

Она молчала, не осмелившись отступить. Роман жестко схватил ее за подбородок и силой заставил смотреть ему в глаза.

– Повтори, что любишь его!

Но она продолжала молча его рассматривать. А он жадно следил за ее глазами. Сначала взгляд Маргариты коснулся верхней части его лица. Очертил линию его глаз и бровей, скользнул к волосам. Затем плавно и немного неуверенно переместился на его губы. Это был пламенный взгляд, который говорил о многом. Она никогда не смотрела так на Нестора. Только на него. И этот взгляд был красноречивее любых слов.

– Любишь его? – не сказал, почти зарычал.

– Рома… – Стон-мольба, стон-упрек вырвался из ее сладостно-запретных губ.

Нетерпеливо притянул ее к себе, так, что их губы оказались совсем близко друг к другу. Пальцами впился в ее плечи, оставляя жгучий след на нежной коже. Властно убрал волосы с лица Маргариты и увидел, как свет ласкает плавные изгибы ее тела, как мерцают гжелью ее зрачки.

– Только не ври мне, не ври, чертовка!

Прижал ее к стене и почувствовал, как она уткнулась носом в его грудь, а затем принялась неистово целовать его плечи сквозь тонкий шелк рубашки, вызывая бешеные мурашки под кожей.

– Нет, нет, нет… – шептала она. Эти поцелуи, запретные, украденные, словно закутывали его раны, словно цвели на теле прекрасными цветами. Маргарита… Маргарита… Если кто-нибудь когда-нибудь спросит о его страхах, о тайных слабостях, не раздумывая, назовет ее имя.

Наконец он сорвал с ее губ жадный, неистовый поцелуй. И не мог ею напиться – то ли ядом она была, то ли нектаром. Смертным грехом или сладостью с примесью горечи… Какая разница. Умереть был готов за эти мгновения. Словно кандалами прикован к ней, ни освободиться, ни вырваться. Целовал ее властно, варварски грубо. Воздух ее воровал, всхлипы ее вдыхал, оставляя губами красные отметины. Каждый нерв его тела искрил и сгорал в этом безумном пламени страсти. Ощутил вкус крови на губах, когда рвал легкую ткань ее блузки, когда сдергивал зубами эту чертову заколку с ее волос.

«Моя, моя», – хлестала мысль его помраченный разум. «Моя». Вот так несомненно и непреложно.

Моя.

А потом яркий свет ослепил глаза, и все, что он помнил, это ее пронзительный крик и обжигающий холод в тех местах, к которым минуту назад она прикасалась.

– Бесстыдник! Убери от нее свои грязные руки!

Дед сжал кулак, собираясь его ударить, но Роман ловко увернулся. Любовь к Маргарите придавала ему силы, и теперь он точно знал, что больше никогда не потерпит побоев и издевательств деда.

– А ты, ты… Вертихвостка! – напустился на нее старик. – Мы приняли тебя в семью, выделили место за столом, а ты вот как отплатила нам за добро! Соблазнила брата и чуть не переступила черту! Убирайся вон сейчас же! Чтобы ноги твоей не было в моем доме!

Он замахнулся, чтобы ударить ее, но Роман перехватил его руку и предотвратил удар. Время словно замедлилось, и он успел заметить на лице деда неподдельное удивление, которое быстро сменилось гримасой боли, – Роман так сильно сжал его руку, что у того хрустнули кости.

– Не трогай ее! – сказал он с угрозой в голосе.

– Замолчи, сморчок, иначе пожалеешь!

– Это ты пожалеешь, если хоть пальцем к ней прикоснешься. Я больше не тот запуганный и затравленный мальчик, которого можно было унижать и морально, и физически, – яростно выпалил он и с презрением отпустил его. – Мальчик давно вырос и теперь может дать отпор. Да и ты уже не в форме, дедуля.

Этот поганый старик, видимо, ожидал увидеть перед собой забитого молодого человека, не умеющего и двух слов связать. Не дождется. Он больше не проявит слабость! Все эти годы он таил в своей душе не страх, а злость. Именно это чувство подпитывало его, не давало сломаться. Злость помогла ему стать таким, каким он есть, и не прогнуться.

Теперь предстояло самое сложное – выстоять, добиться своего и заставить родных принять его выбор.

– Посмотрим, что скажет мальчик, когда останется без наследства, – невозмутимо сказал старик, но все-таки отступил. Какое-то время растирал руку и что-то бормотал. Роман обернулся к Маргарите, погладил ее по плечу и почувствовал, что она дрожит. Осторожно застегнул верхнюю пуговицу на ее блузке и спрятал за ухо непослушный завиток ее волос.

– Ничего не бойся, слышишь? И не плачь. Я все решу. Плевать, что скажут, на все плевать. Я ни за что не оставлю тебя.

Маргарита обвела пальцем его губы. Он увидел на его кончике свою кровь. Искусанные губы все еще кровоточили и зудели от недавних поцелуев.

– Они не смогут смириться. Они не примут это, – тихо произнесла она.

Роман протянул ей ладонь и Марго, немного помешкав, вложила в нее свою маленькую руку.

– Ты мне веришь?

Она обратила на него весь огонь своих колдовских глаз.

– Верю.

– Тогда ничего не бойся, – твердо сказал он и нахмурил брови. Сейчас или никогда. Он должен противостоять человеку, которого ненавидит всей душой, всем своим существом. Восемнадцать лет терпел этого деспота, сносил все издевательства над собой, матерью и отцом. Пора положить этому конец.

Тем временем дед подошел к камину, откупорил бутылку коньяка, который приготовил заранее, и сделал несколько глотков.

– Я тебя внимательно слушаю, – бесстрастно сказал дед, устроившись в кресле. Эта фраза прозвучала просто и буднично, словно речь шла не о его будущем, а о чем-то незначительном.

– Я женюсь на Маргарите.

На лице старика не отразилось ни единой эмоции. Было трудно понять, о чем он думает.

– Ты это серьезно, мальчик?

– Серьезно.

– Смелый, – ухмыльнулся дед и перевел презрительный взгляд на Маргариту. – Не думал, что ваша дружба зашла так далеко. Хорошо же ты поступила со мной, внученька! Не ожидал от тебя такой дерзости. – Он укоризненно покачал головой и снова взглянул на Романа. – А на тебя у меня были совсем другие планы. Мне нужен умелый делец, а не тряпка. Я закалял твой характер не для того, чтобы ты поддавался эмоциям и делал глупости, влюбляясь в милые мордашки.

– Можешь лишить меня наследства, если тебя что-то не устраивает, – уверенно сказал Роман и услышал испуганный вздох Маргариты.

– Не устраивает.

– Что ж, пусть будет так. Я женюсь на Маргарите или вообще не женюсь! Я не собираюсь жертвовать своим счастьем ради каких-то бумажек. И мне не нужно твое одобрение. Я уже все решил, просто ставлю тебя перед фактом.

Сказав это, он взял Маргариту за руку и направился к лестнице, кожей чувствуя испепеляющий взгляд старика.

– Тогда убирайся из моего дома вместе со своей развратницей! – крикнул ему вдогонку дед.

– С удовольствием! – огрызнулся Роман, только ускорив шаг.

В спальне Маргарита со слезами на глазах наблюдала, как он швыряет вещи в чемоданы.

– Да кем он себя возомнил?! – бушевал Роман. – Думает, что с помощью своих денег может манипулировать нами! Хватит того, что он сломал жизнь моей матери… И твоей, кстати, тоже.

Маргарита опустила глаза. Ее мама предпочла жить отдельно от деспотичного дяди, но хитрый старик все равно нашел способ насолить племяннице, и в итоге молодая семья погрязла в долгах. Долгие годы ее родители отдавали деньги, едва сводя концы с концами. Только в их жизни началась белая полоса. Но случилась автокатастрофа, в которой Инна чудом осталась жива, однако жизнь ее уже была полностью искалечена. Маргарита попала в этот дом только благодаря тому, что в ее жилах течет кровь Вершинских. Правильно сказал дед. Только благодаря этому. Она жалкая иждивенка, которая не имеет права голоса. Не имеет права быть счастливой. А счастье ее заключается только в Романе… Но что же будет с матерью, если они сейчас сбегут из дома?

Он как будто почувствовал ее метания. Застегнул объемный чемодан, подошел к ней, крепко прижал к себе. Сейчас они были как одно целое. Маргарита вросла в каждый хрящик, в каждый сустав его тела. Невидимой нитью соединилась с его душой. Захочешь – не избавишься.

– Все наладится, родная, не переживай! Мы не бросим тетю Инну. В одном дед прав: он закалил мой характер, я не боюсь рисковать, не боюсь трудностей. Наоборот, они меня стимулируют. Иногда мне кажется, что я сделался жестоким. Может, это и к лучшему. Я уничтожу любого, кто захочет нам помешать!

– Меня пугают такие перемены, – честно призналась Маргарита и обняла его за талию. Его тело напряглось под ее ладонями.

– Другого выхода у нас нет. Если мы хотим быть вместе, мы должны стать сильными и идти до конца.

– Все так быстро произошло… Я собиралась выйти замуж за Нестора, а в итоге хочу сбежать отсюда вместе с тобой.

Роман сделал шаг назад и посмотрел на нее в упор.

– Ты жалеешь?

– Нет, – тут же отозвалась она и вздернула смоляную бровь.

– Хорошо. Тогда нужно подумать, что делать дальше. Предлагаю заняться этим прямо сейчас.

Маргарита кивнула.

Всю ночь провели в комнате, строя планы на будущее и обдумывая дальнейшие шаги. А потом просто болтали. Голова Романа лежала на ее коленях, а пальцы Маргариты путались в его темных волосах. Гладила его по голове и напевала колыбельную. Нужно было дождаться зари. Наступит завтра со своими хлопотами, тревогами и переменами. А пока они наслаждались покоем в этой черно-бархатной тиши, а луна с небес обливала их серебром.

Когда в окне засинел рассвет, а часы показали пять утра, в спальню ворвался разъяренный Станислав Игоревич. Роман впервые видел отца в таком состоянии.

– Что ты делаешь? – напустился он на него. – Ты понимаешь, что творишь?!

– Тебе уже донесли? Прекрасно. Меня избавили от ненужных объяснений.

Станислав Игоревич прямо зарычал от злости и, схватив Романа за плечи, начал бешено трясти его.

– Я не ожидал от тебя такого удара! Ты предал не только меня, ты предал память своей матери! Она пожертвовала собой ради тебя!

Роман вырвался и сердито свел брови:

– Ты ничего не путаешь? Когда она умирала, ты не отменил ради нее ни одной командировки! Ты позволил деду добить ее. Она умерла из-за тебя, слышишь? И если мой поступок причинил тебе боль, то я только рад! Потому что я ненавижу тебя так же сильно, как и деда!

– Господи! – Маргарита порывисто поднялась с постели и снова бессильно опустилась на нее, закрыв лицо руками.

– Значит, так. Я вызову машину, сегодня же поедешь в Москву и будешь учиться там! Я не позволю тебе совершить эту роковую ошибку. Не для того я терпел все эти годы упреки и унижения, чтобы наблюдать, как ты собственноручно разрушаешь свою жизнь!

– Значит, мое счастье для тебя всего лишь роковая ошибка?

Станислав Игоревич устало поморщился:

– Перестань! В мире много красивых женщин. Пойми, на ней свет клином не сошелся. К тому же, ты, видимо, забыл, что вы родственники. Только представь, какой резонанс в обществе вызовет эта связь! Это же подорвет репутацию Вершинских! Разгорится настоящий скандал!

– Мне плевать, что скажут в обществе.

– А мне – нет. Если нужно, я силой вытолкаю тебя из этой комнаты, но ты сделаешь так, как я говорю!

Станислав Игоревич твердым шагом направился к двери, на ходу доставая мобильный из кармана.

– Сейчас же вызову машину.

– Не утруждайся. Я сделаю это сам.

– Нет, не сделаешь!

Отец вышел из комнаты и повернул ключ в замке. Роман успел лишь бессильно ударить в дверь кулаком. Затем сел прямо на пол и, облокотившись о стену, закрыл глаза. Какое-то время в комнате висела тишина.

– Это все из-за меня, – услышал он тяжелый вздох Маргариты. – Не пожалеешь, если сегодня мы уйдем и навсегда порвем с семьей?

– Пусть все катится к черту, мне нужна только ты! – сказал Роман и внимательно посмотрел на нее. Маргарита была бледной, ее выразительные глаза блестели в свете ламп.

– Когда-нибудь они откроют дверь! – раздраженно бросил он. – Сейчас тебе нужно отдохнуть. День будет долгим.

Но она никак не отреагировала на его слова. Продолжала сидеть на кровати, сложив на коленях руки, и смотреть вдаль.

– Слышишь, как вороны каркают? – спросила она. – Хотелось бы мне однажды так же, как они, улететь…

Роман пересел на кровать и погладил Маргариту по плечу.

– Все будет хорошо. Засыпай, – сказал он.

Они легли в постель и замолчали. Несколько минут Роман глядел на нее сквозь дымку сна, и сам не заметил, как задремал.

Через некоторое время, услышав странный шорох, Маргарита встала с постели. Дверь медленно открылась, и на пороге показался дед. Взгляд его глаз был таким пронзительно-холодным, что она вздрогнула от испуга. Явственно ощутила холод в области шеи и рук. Без Романа повсюду колючий холод. Даже в воздухе.

– Инна не сможет долго без лекарств, правда? – спросил он с мерзкой усмешкой и вышел в коридор.

До крови закусив нижнюю губу, Маргарита последовала за ним.

***

Это неправда. Маргарита не могла так подло поступить!

Но еще полчаса назад она смотрела Роману в глаза, прожигая дыру в сердце. С едкой улыбкой на губах швыряла в него колючие фразы. Каждое слово било как плеть и болью расползалось по коже. А в горле застревали десятки фраз, которые он так и не смог произнести.

«Неужели для тебя это ничего не значило?» Этот вопрос был самым главным. Неужели можно так легко забыть те ночи, когда они, обнявшись, ложились в одну кровать? Когда сквозь дымку прозрачных штор глядели на тонкий серп луны.

Забыла. Выбросила из головы эти воспоминания, как ржавую банку. Оставила ему на память еще один шрам – глубокий и болезненный, который уже никогда не заживет и не затянется. Только с каждым годом будет все сильнее саднить и кровоточить.

«Ты за все заплатишь!» – в порыве ярости и в пылу обиды прошептал Роман. Как в тумане вернулся в комнату и швырнул в чемодан оставшиеся вещи. Напоролся пальцем на острый кончик булавки, но боли даже не почувствовал. Впервые за столько лет обрадовался оклику деда. Пришла пора покинуть ненавистный дом.

Сейчас, выезжая за ворота, он чувствовал лишь ожоги на теле от ее поцелуев. От прощального прикосновения ныли кости. Он сидел на заднем сидении автомобиля и даже не мог оглянуться, чтобы в последний раз посмотреть на предательницу. В ушах тяжелым молотом все еще стучали ее слова: «Это была шутка. На самом деле я люблю Нестора, и всегда любила. Прости».

Он убьет их обоих. Да, он приготовит им самую ужасную смерть, какая только есть на земле. Он придумает самые изощренные пытки, чтобы отомстить за эту боль. За темноту, которая поглотила душу. За раны, которые уже никогда не заживут.

Он уезжал из родного дома, подальше от тех мест, где ступала ее нога, где воздух был наполнен ее дыханием. Нечеловеческая ярость струилась по его венам и затмевала рассудок. Роман беспредельно злился на судьбу, на Маргариту, а больше всего на самого себя. Как он мог подумать, нет, как он мог вообще вообразить, что она полюбила его? Маргарита просто жестоко сыграла на его чувствах, выставила на посмешище! Слова деда, сказанные презрительным тоном, до сих пор разъедали память, как кислота.

– И этот недоумок еще собирался жениться! Что, почувствовал себя взрослым? Да ты никто и зовут тебя никак, запомни! Ты ничего в этой жизни не добился. Все, что ты сейчас имеешь, – это всего лишь милость. Никогда не забывай об этом. Поедешь в столицу и будешь учиться. И это не просьба, а требование!

Чудом сдержал себя. Сжимал кулаки за спиной и чувствовал, как опасно вздулись вены под кожей. Хорошо, так и быть, он уедет. Потерпит этого мерзкого старика, который переезжает вместе с ним. Только бы подальше от Маргариты.

А она стояла и молча слушала, впитывала в себя эти ядовитые слова. Да она вся пропиталась ядом. Гремучим и губительным. И его разум отравляет. Закрыл глаза, чтобы не видеть, а в памяти предательски всплывает ее облик: вот она стоит в легком шелковом платье, а длинные темные волосы рассыпаны по плечам… Запретил даже вспоминать ее имя. А горячие губы все равно мучительно шептали: Маргарита. Маргарита…

А где-то там, в стылом лесу, ветер уносил женский шепот. Гипнотический, убаюкивающий и нежный. Полный чарующей силы.

Любовь сожжет его душу, иссушит сердце и лишит разума!

Роман должен заплатить за грехи своих предков.

Первая ночь безумия

Эти годы, проведенные в столице, хотелось вырвать из памяти. Годы бессильной злобы, тяжелого ожесточения и беспросветной тоски. Ненужный отрезок жизни, который лишь усилил темные чувства, пробудившиеся в нем еще с раннего детства. Никому и никогда Роман больше не позволял унижать себя с помощью физической силы. Злобному старику, к которому он переехал, только и оставалось, что истязать его морально. Но Роман научился отвечать на удары. Годы спустя, когда немощный дед слег с инсультом и уже не смог подняться с постели, он отомстил ему сполна своим холодом и безразличием. Никакого сострадания и жалости.

«Он хотел сделать из меня чудовище, и добился этого», – думал Роман, запрещая себе проявлять хоть малейшие признаки слабости. Его не интересовало, чего хочет дед, как его самочувствие, и на все сбивчивые рассказы сиделки, нанятой стариком, реагировал одинаково: безразличным взмахом руки.

Семена зла незримо прорастали в нем, а пылающая ненавистью кровь только питала их. Сколько раз он пытался забыться в объятиях других женщин. Не получалось. Всюду преследовали глаза-васильки. На чужих губах чудилась ее улыбка. Чужие пальцы напоминали ее прикосновения. Ночью часто просыпался в бреду и подолгу смотрел в окно, на повесившие голову фонари. Дневная суета угнетала его. Раздражали люди, транспорт, весь окружающий мир – гнетущий, вялый, серый. И лишь когда город окутывал морок сна, он находил недолгий, но такой долгожданный покой.

В одну из таких ночей, мучаясь бессонницей, Роман включил на ноутбуке фильм и лег в постель. Он надеялся, что под скучную мелодраму уснуть будет легче. Но сон не приходил. Вдалеке гремел гром, ветер завывал и швырял в стекло листья, капли дождя несмело ударялись о стекло. В окно смотрела безлунная ночь, и на него нахлынули воспоминания. Была еще одна такая же ночь в его жизни, которая намертво въелась в память. Которую очень хотелось забыть, но никак не удавалось.

Тринадцать лет назад

– Мама?

Он услышал тихие шаги за дверью. Этой ночью ему не спалось. На дворе было темно и сыро, дождь не прекращался. Десятилетнему Роману было страшно спать без ночника, но он не хотел злить деда, так не вовремя вернувшегося из командировки. Поэтому лежал тихо и с закрытыми глазами, натянув одеяло до самого подбородка.

До тех пор, пока не послышались шаги в коридоре.

– Мама? – громче позвал он.

Никто не отозвался.

Со стороны окна послышался скрежет, и Роман похолодел от страха. Повернул голову на звук, чувствуя, как сердце бешено колотится в груди. Что это? В детском сознании возникли страшные образы. Вот чья-то костлявая рука, как в фильме ужасов, разбивает стекло и проникает внутрь, чтобы схватить его…

Мурашки поползли по коже.

Но это был всего лишь ветер, который швырял листву и ветки на кровлю.

Фух. Ему сразу стало легче, и он прислушался.

Шаги отдалялись.

«Это мама», – подсказывало сердце.

Он решился. Отбросил одеяло и сунул ноги в тапочки.

Тик-так.

Часы безжалостно отсчитывали время, чтобы потом, много лет спустя, напоминать ему каждую секунду этой кошмарной ночи, раздражать каждый нерв и кровью стучать в висках.

Первая ночь безумия. Ее безумия.

Тик-так.

Роман осторожно открыл дверь и выглянул в коридор. К счастью, глаза привыкли к темноте, и он успел разглядеть мать, одетую в белую, почти невесомую ночную рубашку, прежде чем она скрылась из поля его зрения.

«Почему она идет в темноте?» – подумал он и, не мешкая, последовал за ней.

Мама вышла в гостиную, немного постояла посреди комнаты, словно к чему-то прислушиваясь. Потом не спеша направилась к лестнице, на второй этаж.

«Зачем она туда идет?» – снова спросил он себя. Наверху находились нежилые комнаты. Некоторые из них были закрыты на замок, и Роман не осмеливался спрашивать, что там.

Тик-так.

Он обернулся. Старые настенные часы, стоявшие в углу в гостиной, тоже фиксировали время, запоминали каждый момент, отстукивали ритм, вторящий дождю за окном.

Мама медленно шла по лестнице, не обращая на него никакого внимания. Чувствовалось что-то тревожное в движении ее руки, когда она поправляла длинные темные волосы. Что-то неуловимо болезненное ощущалось в ее осторожной, словно крадущейся походке. Чувство страха не отпускало Романа, дрожью отзывалось в пальцах рук. Он не мог понять, что его пугало в поведении матери. То, что она бродит ночью по дому? Или то, что не реагирует на его нарочито громкие шаги и робкий кашель? Наверное, все вместе. Он никогда не видел, чтобы мама слонялась по дому одна, в такое позднее время, еще и босиком.

Роман вбежал вверх по ступеням и прикоснулся к ее руке. Кожа была холодной. Она посмотрела на него, улыбнулась и ласково погладила по волосам. Мама глядела на него и в то же время словно его не видела. Это был какой-то пустой, отсутствующий взгляд.

– Мама, почему ты бродишь в темноте?

Ее рука замерла.

– В темноте? – Она осмотрелась, как будто не поверила его словам. – Мне все видно. Иди спать, Рома.

– Не пойду, пока ты не скажешь, куда идешь! – заупрямился он.

– Просто брожу по дому.

– Ночью?

Она поджала губы. На мгновение взглянула туда, где заканчивалась лестница. Только на мгновение, потом перевела взгляд на него, но Роман это заметил.

– Что там?

– Ничего, родной, возвращайся к себе.

– Нет, мама, пойдем вместе. В доме прохладно, а ты босиком!

Она послушно кивнула и начала медленно спускаться по ступенькам. Иногда останавливалась, как будто в нерешительности, и снова смотрела наверх. А он брал ее за руку и вел за собой. Когда лестница осталась позади, она снова остановилась и посмотрела наверх.

– Что там, мама? – не выдержав, спросил Роман и тоже взглянул туда, где заканчивалась лестница.

Она приложила палец к губам, призывая его к молчанию. Какое-то время они стояли в тишине. Потом она подняла брови и напряглась, как струна. Схватила его за локоть обеими руками и спросила:

– Ты слышишь?

– Что?

– Голоса.

– Голоса?

Роман прислушался. Дождь хлестал по стеклу, а ветер тоскливо завывал в трубе. Темные облака неслись по небу, застилая звезды, а мгла за окном становилась все гуще, все непроглядней. От этого на сердце стало еще тяжелей.

– Я ничего не слышу, – удивленно произнес Роман.

– Мужской и женский, там, наверху…

– Нет никаких голосов, мама.

– Есть. Ты только послушай…

Она снова замолчала. Подошла к окну и закрыла занавески, словно темнота за окном пугала ее. Роман стоял и с болью смотрел на нее. Она явно была не в себе. Даже он, еще совсем юный, понимал, что с матерью что-то не так. Не было никаких голосов. Он напрягал зрение, напрягал слух, напрягал нервы, вслушиваясь в тишину, всматриваясь во мрак.

Никаких голосов не было.

– Все тихо, – еле слышно сказал он, чувствуя нервное покалывание в кончиках пальцев.

Мама повернулась к нему, глаза ее блестели в темноте, а кожа казалась еще бледнее.

– Да, кажется, голосов больше нет. Ну, пойдем спать, поздно уже. – Но он стоял, не шевелясь, и все всматривался и всматривался в нежные черты ее лица, едва различимые во тьме. Плачет? Глаза блестят от слез. Чьи голоса она слышала? Почему бродила в темноте по дому? Такое количество вопросов с трудом умещалось в голове ребенка. В гостиной было прохладно, и он ощутил, как по телу змейкой пробежала судорога.

Тик-так.

Время натужно цокало. Часы текли, вторили ударам его сердца, которое не желало успокаиваться в груди.

– Пойдем, родной, пойдем.

Он почувствовал прикосновение холодной руки к своей ладони и вышел из оцепенения.

Тик-так.

Почему она бродила в темноте? Босиком? Одна?

Роман послушно шел за матерью, а сам без конца оглядывался. Сначала смотрел наверх, туда, где заканчивалась лестница, потом на часы, раздражающие своим тиканьем, потом на стены, которые как будто двигались. Сейчас… еще секунда или две… вот-вот они раздавят его, как насекомое.

Тик-так.

Так чьи же голоса она слышала? Чьи?

Когда приходят призраки

Телефон все звонил и звонил, раздражая своей резкой трелью. Сиделка не подходила. Роман открыл глаза и понял, что уже утро. Тяжелой, однако, выдалась ночь! Сначала призрак решил поиграть с ним в прятки, а под утро приснился неприятный сон. Как будто он, еще маленький, идет за матерью, которая слышит в доме чьи-то голоса.

Он поморщился, влез в шорты и вышел из комнаты.

– Да!

– Станислав Игоревич умер сегодня ночью… Пожалуйста, приезжайте. – Голос Елены, раздавшийся в трубке, казался глухим и далеким, незнакомым и чужим.

Роман ничего не почувствовал. Ничего. Как будто в груди больше не было сердца. Как бы он ни пытался скорбеть об отце, почувствовать его утрату, ничего не получалось. Никаких чувств. Словно ему только что сообщили не о смерти отца, а соседа, с которым он жил в одном доме.

– Вы приедете? – В голосе Елены слышались нотки отчаяния. Похоже, она искренне скорбит об умершем.

– Приеду.

Сказал, как отрезал, почти прорычал. Трубку бросил. Не стал вдаваться в сантименты, а сразу подсчитал масштабы наследства, которое он получит. После смерти отца он унаследует все имущество, в этом Роман не сомневался. Парализованный дед ни на что не способен. Скрипя зубами, он оставит ему бизнес, потому что больше некому.

Интересно, как отреагирует Маргарита на его приезд? Вышла она замуж за Нестора или нет? Стало ли лучше тете Инне? Он знал, что сестре не хватало зарплаты воспитательницы, чтобы купить матери дорогие лекарства. Большую часть оплачивал Станислав Игоревич, пока был жив. Естественно, с молчаливого согласия деда. Но кто поможет теперь? Неужели этот напыщенный индюк, этот высокомерный святоша, этот невзрачный простак, этот… как его?.. Нестор Лесков? Одно имя уже жгло ему язык. Как хотелось думать, что многое будет зависеть от него, от Романа, того самого мальчика, которого унижали. Того влюбленного юноши, романтичного и доверчивого, над которым она посмеялась, любовь которого безжалостно предала.

Хриплый кашель деда вернул его в реальность. Надо сообщить ему о смерти отца, хотя вряд ли он расстроится. Роман неохотно направился в его комнату и застыл на пороге.

Старик неподвижно лежал на кровати – немощный, жалкий и беспомощный. Даже не верилось, что когда-то он обладал нечеловеческой силой и избивал собственного внука. Сейчас этот внук стоял напротив и сверлил его холодным, равнодушным взглядом. И было бессмысленно ждать хоть каплю жалости или сострадания.

– Чего… хотел? – с трудом прохрипел дед, приоткрыв веки.

– Попрощаться. Я уезжаю.

– Куда?

– Возвращаюсь домой. Отец умер.

Эти два предложения были сказаны одним тоном. Ровным и безразличным. Словно не было никакой разницы между возвращением в родные места и смертью близкого человека.

Вернуться домой – это, пожалуй, лучший вариант из всех возможных. В столице ему не нравилось, слишком много суеты и ненужных телодвижений. Куда больше ему импонировала тишина родного края, тамошняя жизнь, такая неспешная и однообразная, много пространства. Еще сильнее его радовала мысль, что теперь он будет единственным хозяином дома, что больше никто не сможет диктовать ему, что делать и уж тем более применять силу.

Старик молчал. Роман постоял с минуту и повернулся, чтобы уйти. Но слова деда догнали его:

– Надеюсь, ты сможешь грамотно управлять бизнесом!

Роман медленно повернулся, гордо вздернув подбородок.

– Не сомневайся. У меня слишком крепкая хватка, чтобы упустить возможности, которые передо мной открылись.

– Надеюсь на это. Если твоя болезнь начнет прогрессировать, то…

– Не начнет, – резко перебил его Роман, не желая продолжать эту тему. Никакой болезни нет, просто нервное расстройство и провалы в памяти. И все же что-то неприятно кольнуло в груди. Дед испортил ему всю жизнь. Собственными руками задушил бы его, даже не дрогнул! Но старик и так наказан, поэтому пусть мучается теперь.

– Так-то лучше, – вздохнул дед и неожиданно побледнел. Глаза его расширились, а губы задрожали, словно он только что увидел привидение.

– У-уходи… Уходи, мерзкая ведьма! – сдавленно сказал он. По горлу под старчески сморщенной кожей судорожно заходил кадык.

Роман удивленно огляделся. В комнате они были одни. Но он отчетливо ощутил холод, почти осязаемый, могильный холод, и смутная догадка сдавила сердце.

Призрак?

– Уходи, Наталья! Тебе меня не напугать! – Старик отчаянно замахал рукой и задрожал, как в лихорадке.

Было странно видеть в этих глазах, таких жестоких и хладнокровных, неподдельный страх. Черные зрачки расширились в ужасе, а белесые ресницы затрепетали.

– Уходи, ведьма! – простонал дед, его исхудавшие, костлявые плечи продолжали мелко дрожать. – Не мучай меня! – снова прохрипел он и накрылся одеялом с головой. Прямо как Роман в детстве, когда просил поспать еще хотя бы часок, а дед вытягивал его из постели и заставлял учиться… Роман горько усмехнулся и молча вышел из комнаты, оставив старика наедине со своими страхами.

На пороге комнаты он задумался. Похоже, призрак преследует не только его, но и деда. Значит, это не галлюцинация, не фантазия, не чья-то злая шутка. Семья Вершинских как-то связана с этим бестелесным существом. Осталось выяснить, каким образом. Да, нужно узнать. Тогда, возможно, жить станет спокойней…

***

Роман нарочно не приехал на похороны отца. Ему хотелось избежать долгих и лживых слов соболезнования от дальних родственников, которые на самом деле приехали не для того, чтобы попрощаться с умершим, а для того, чтоб узнать, досталось ли им хоть что-нибудь от имущества Станислава Вершинского. Все думали, что он запредельно богат, и тот успешно поддерживал эту иллюзию, но Роман-то знал, что на самом деле отец был всего лишь пешкой в руках деда.

Он представил, как изумленно вытянутся лица родственников, когда они узнают правду, и усмехнулся. Видимо, все слова матери о проклятии – не чепуха. Кто-то проклял его. Постоянно встречаются лживые, подлые люди, которые надевают на себя маски добродетели, а на самом деле их сердца гниют от злобы и ненависти.

Отец всю жизнь твердил, что любил его мать. А когда она умирала, не сделал ничего, чтобы ее спасти. Маргарита разыгрывала из себя влюбленную, и он, как дурак, поверил. Но когда пришло время принимать важное решение, она трусливо спряталась за спину Нестора. Ну да, зачем ей туманное будущее с безумцем, который ради любви готов был лишиться всего: и чести, и имени, и наследства. Уж лучше синица в руках. Конечно, в тот момент она думала о себе, о своем будущем. Отличное оправдание для того, чтобы усыпить свою совесть. Только вот он не забыл, не смирился. Оставленная ею рана все еще кровоточит, все еще болит. Он не станет подставлять вторую щеку, как диктует Писание. Он ответит ударом на удар. И ни секунды не пожалеет об этом.

Роман вернулся домой только на пятый день после смерти отца. Не сразу нашел в себе силы войти во двор. Некоторое время стоял, прислонившись к капоту машины, и задумчиво глядел вдаль. Осень холодным ветром коснулась его лица. На миг вспомнил сладкий морок ночей, когда Маргарита засыпала рядом и ее непослушные локоны ласкали его кожу. Это были невинные, но прекрасные ночи… Зря он думал, что связывающая их нить со временем сотрется и истончится. Только крепче стала. На сердце узлами вяжется. И ведь ничем же ее не разрежешь!

Роман застегнул пиджак и заторопился к бордовым стенам.

Обитатели дома не сразу узнали в этом бесстрастном мужчине, одетом во все черное, сына умершего хозяина. И пока они, со слезами скорби и печали, рассказывали подробности последних дней жизни Станислава Игоревича, Роман нетерпеливо озирался вокруг. Где она? Где этот ангел одиночества со взглядом, исполненным глубокой сини? Он должен немедленно увидеть ее! Сердце разрывалось от нетерпения. Может быть, все переменилось? Возможно, Маргарита больше не любит этого идиота Нестора? И сейчас, увидев Романа после нескольких лет разлуки, бросится в его объятия? Если так, то он навсегда забудет о мести. Даже не вспомнит, как она отвергла его тогда, в то утро. Все будет по-старому. Разговоры в часовне. Переплетение изящных пальцев. Ее красивые губы, совсем близко. Ее горячее дыхание на его плече… Он снова поверит в единство их душ, в котором так гармонично переплетались свет и тьма…

«Это ты идиот! – обругал он себя. – Надежда, как и страх, делает человека уязвимым. Нельзя зависеть от воли случая, нельзя сидеть сложа руки и ждать, что все само устроится». Роман не привык к подаркам судьбы. Он сам возьмет то, что нужно! И никто не сможет ему помешать.

Маргариты нигде не было. И все равно время от времени он выглядывал в окно, спускался вниз и сверлил взглядом дверь, ожидая ее.

– Куда пропала Марго? – спросил он у Елены.

– Наверное, опять гуляет где-то с Нестором, – простодушно ответила она. – Скорее всего, Вы увидите ее только вечером.

Эти слова обожгли его, как раскаленные угли. Но Роман был готов к удару, поэтому просто молча сжал кулаки. Значит, она по-прежнему с ним. Любит его. Отдает ему все то, что должно было принадлежать ему, Роману. Ревность, как нож, сдирала с него кору рассудочности.

Стиснув зубы до боли, он молча ушел к себе.

Долго смотрел в окно, любуясь знакомыми с детства местами. Глядел на лес, пустой и немой в осенней полумгле. Печальным взглядом осматривал двор. Заметил небольшую кучку воронов, круживших над лесом, и почувствовал, как приятное тепло разлилось внутри. Эти птицы так похожи на него. Вороны умеют любить и выбирают себе пару надолго. Большие стаи не для них. Они будто прокляты миром живых и вечные спутники смерти и горя…

День угасал, а Маргариты все не было. С остервенением стянув галстук и освободившись от одежды, он лег в кровать, но сон не шел. Перед глазами так и стояла картина: вот Нестор осыпает поцелуями ее плечи, а Маргарита, смеясь, теребит его волосы… Ярость снова накатила оглушающей волной. Как он смеет к ней прикасаться, ее запах вдыхать, в глаза ее хитрые смотреть. На миг представил, как впечатывает его лицом в асфальт, и, наконец, выдохнул. Пусть только на глаза попадется. Он из этого дома не выйдет. И мужем ей не станет. Костьми ляжет, но не отдаст Маргариту. Никому и никогда.

Едва слышные шаги прервали нить его мыслей. Невольно задержал дыхание, прислушался. Раз, два, три… Все ближе и ближе. Прошла мимо, даже на секунду не остановилась у его комнаты. Припал к двери, точно безумец, и услышал, как осторожно она поворачивает ключ в замке. Он представил, как красиво очерчивает нежный полумрак изящные изгибы ее фигуры. Как ночная прохлада, проникающая через открытое настежь окно, ласкает ее волосы и перемешивается с миндально-молочным запахом ее тела. Как хотел он оказаться сейчас рядом с нею, запустить руку в ее мягкие волосы, зубами разорвать застежку ее платья и жестко повалить на пол. Заставить подчиняться самым низменным желаниям, не давая отсрочки, не давая даже секунды на размышления. Обхватить упругую грудь руками и впиться губами в затвердевшие соски. Он так и представлял, как, крепко схватив ее за волосы, вновь и вновь возвращается к ее влажным губам, вбирает в себя каждый ее стон и вздох. Как грубые пальцы блуждают по ее тонким чулкам, а мышцы тела напрягаются, как сталь.

Она запретная. Эта мысль вызвала новый взрыв боли, жадно вгрызлась под вены. Она принадлежит другому. И он должен смириться. Но, черт подери, если любовь к Маргарите и есть его проклятие, он готов принять его. Это какая-то слепая страсть, какая-то безрассудная привязанность, бесконечная пропасть с кипящей лавой, в которую он готов окунуться с головой…

Внезапно женский крик, полный ужаса, разрезал сонное молчание дома. Через секунду раздался еще один, не менее душераздирающий. Роман вскочил и тут же почувствовал сильный холод, который начал медленно опутывать ноги и парализовывать его. Это чувство, когда коченеют конечности, ему было уже хорошо знакомо. Оно возникает только в одном случае.

Когда приходят призраки.

Связанные одним проклятьем

В коридоре было темно. Роман потянулся к выключателю, но его опередили: Елена нащупала кнопку, и яркий свет ламп ударил в глаза.

– Что случилось? – с тревогой спросила она.

Но Роман не успел ответить. Послышались испуганные прерывистые рыдания и вскоре они заметили две фигуры в самом дальнем углу коридора. Немедля направились туда.

Маргарита стояла босая на холодном полу, в короткой ночной рубашке, и обнимала за плечи плачущую девочку, пытаясь ее успокоить. Это была Лидия, дочь Елены. Обычная, тихая и молчаливая девочка, которая только один раз за все время показалась Роману на глаза. Ее лицо было бледным и испуганным, на нем как будто застыла маска ужаса. Маленькое тело дергалось, словно в конвульсиях, а из глаз безостановочно бежали слезы.

– Господи, что произошло?

Елена бросилась к дочери и обняла ее. Маргарита отступила и лишь на секунду встретилась взглядом с Романом. Ничего не сказала. Глаза бесстыжие отвела. Интересно, что она почувствовала, увидев его спустя столько лет? Стыд? Испуг? Любовь?

А вот последнее – это вряд ли.

Роман смотрел на нее в упор, нагло рассматривал, не таясь. Как будто хотел прожечь ее взглядом. Бесстыдно оглядел ее округлую грудь, обнаженные плечи и точеную шею. Тяжело задышал и отвернулся. Вид Маргариты произвел на него ошеломляющий эффект, который выбил его из колеи. Он должен был ненавидеть ее. Но вместо этого тот огонь, который тлел в нем все мучительные годы разлуки, разгорелся снова. Против его воли. И усмирить это пламя было невозможно.

– Я видела… видела… – забормотала Лидия, и ее испуганный голос вывел Романа из тяжелых раздумий.

– Что ты видела? – Голос Елены был не менее испуганный.

– Женщину…

– Какую женщину?

– Нереальную. Она была прозрачной, понимаешь? Не шла, а как будто плыла, я не слышала шагов. Она…

Девочка закрыла лицо руками и начала беззвучно всхлипывать.

– Этого не может быть, дорогая, – принялась успокаивать ее обеспокоенная Елена. – Тебе просто показалось.

Но Лидия стояла на своем:

– Нет, не показалось! Я видела призрака! Самого настоящего призрака!

Словно в подтверждение ее слов в глубине дома послышался звон разбитого стекла. Лидия закричала и закрыла уши. В глазах Елены заметался страх, а Маргарита поежилась от холода.

– Это оно! – закричала девочка и начала вырываться из материнских рук. И никакие доводы на нее не действовали. Лидия тряслась от страха и твердила свое.

– Идите в комнату! – распорядилась Маргарита. Ее голос дрожал. Да и сама она была напугана не меньше. Елена послушно кивнула и увела дочь. Роман взял Маргариту за руку, внимательно посмотрел в ее распахнутые в ужасе глаза. Ее трепетные губы прошептали:

– Ты это слышал?

– Это просто стекло. Что-то разбилось. Бывает, – попытался он ее успокоить. – Пойдем. Тебе тоже нужно отдохнуть.

Она никак не отреагировала. Он приобнял ее за талию, чтобы Маргарита, имея опору, могла идти, и сделал шаг вперед. В ту же секунду по дому разнесся леденящий стон:

– Нет мне покоя…

И резко ударила тишина.

Только теперь Роман почувствовал долгожданное тепло, которое приятно разливалось по телу. Он схватил Маргариту за плечи и очень вовремя: она потерла сознание. Он поднял ее на руки и коснулся поцелуем холодного лба. Потом прижал ее к груди, принес в комнату и бережно положил на постель. Укрыл теплым пледом. Взял руки Маргариты в свои и принялся нежно растирать их, периодически осыпая ее ладони поцелуями. И не отпускал до тех пор, пока не ощутил, что она согрелась.

Из-за густых туч выплыла луна и залила волосы Маргариты серебром. Роман сидел и наблюдал за тем, как она спит. Почти не изменилась. Такая же красивая. Такая же желанная.

– Скажи… – прошептала она вдруг. Роман не заметил, когда Маргарита открыла глаза. Непонятно, то ли она не спала все это время, наслаждаясь безмолвием рядом с ним, то ли проснулась только сейчас. – Скажи, этот призрак… Он действительно был?

Роман вздохнул.

– Возможно.

– Этот стон… Я уже слышала что-то подобное. Помнишь, когда в первый раз я прибежала ночью в твою комнату? Я же тогда испугалась. Тогда тоже что-то разбилось и резко стало очень холодно. Мне показалось, что я слышала какой-то хриплый шепот… Я об этом никому не рассказала, только…

– Только мне. – Уголки его губ дрогнули в улыбке.

– Да, тебе я доверяла…

– А сейчас? Сейчас ты мне доверяешь?

Маргарита смотрела на него, не отрываясь. Он сжал ее руку в своих горячих ладонях, потом поднялся и направился к двери. Но ее слова заставили его замереть на пороге:

– Не уходи.

Он промолчал. Больше всего на свете ему хотелось вернуться, снова взять ее руки в свои и почувствовать, как темнота окутывает их со всех сторон, оберегает и успокаивает. Но Роман вышел из комнаты и тихонько прикрыл за собой дверь. Их еще ждет серьезный разговор, но не сейчас. Сейчас она должна отдохнуть.

***

На следующий день они столкнулись в гостиной поздно вечером. Маргарита весь день просидела в комнате, а он был занят делами. Когда она вышла из спальни, Роман стоял у окна и смотрел во двор.

– Здравствуй, Маргарита, – сказал он, обернувшись. Она вгляделась в темноту и вздрогнула от неожиданности.

– Здравствуй, Рома.

Он улыбнулся, но она не увидела. Тщетно пыталась нащупать выключатель.

– Не ищи. Здесь больше нет света, – спокойно сказал Роман, кожей ощутив, как она напряглась. Собирался спросить, как она себя чувствует после вчерашнего, но слова застряли в горле комом.

– Нет света? Почему?

– Потому что я так хочу!

Его голос прозвучал грубо и неприветливо, ну и черт с ним! Пришла пора все прояснить: о чем она думала, когда он уехал? Скучала по нему или наоборот, радовалась его отъезду? Хоть раз воскресила в памяти его лицо, вспомнила обжигающие прикосновения рук и томный шепот, там, в часовне, в которой они так часто прятались от дождя? Почему предала его?

Маргарита подошла к камину и протянула к огню изящные ладони. Блики пламени падали на ее лицо, и Роман жадно разглядывал его. Да, ничуть не изменилась. Словно и не было этих долгих пяти лет разлуки. Голубые угольки по-прежнему обжигали взглядом, а влажные губы подрагивали в улыбке.

Он подошел, коснулся ее руки и почувствовал, что она дрожит. Когда их взгляды встретились, сказал:

– С тех пор, как мы расстались, я все время думал о тебе, каждый день, каждую ночь. Так и не смог забыть. Ты вошла в мою душу, и мучаешь меня!

Маргарита внимательно слушала, не отнимая руки.

– Мне казалось, что я тебя возненавидел в то утро, когда ты предала меня…

Она коснулась его губ кончиками пальцев, заставив замолчать.

– Не надо.

Но он продолжал:

– Я мечтал отомстить, и эта мысль давала мне силы жить дальше. Представлял, как вы с Нестором корчитесь от боли, которую я хотел вам вернуть. А теперь, когда мы снова встретились, я не чувствую ничего.

Роман опустил глаза, не в силах выносить ее пронзительного взгляда. Возможно, лицо его сейчас не выражало никаких эмоций, кроме холодного равнодушия, но сердце пылало. Сейчас он был уязвим, как никогда. Одно ее слово могло разорвать в клочья его сердце. Но он должен был высказать ей все, что лежит на душе, иначе этот груз раздавит его.

– Не чувствую ничего, кроме боли, – добавил Роман и поднял на нее глаза. – Если ты тоже страдаешь, скажи!

Огонь в камине медленно затухал. Гостиная погружалась во мрак. Луна то пряталась за облаками, то вырывалась из туманной пучины, ярко освещая комнату. Лунный свет ласкал нежную кожу Маргариты, к которой невыносимо хотелось прикоснуться. Даже боль почувствовал в кончиках пальцев, как от ожогов. Словно одна только мысль о прикосновении к ней обжигала кожу.

– Мы не можем, Рома. Это невозможно, – тихо произнесла она.

– Ты не должна бояться чужого мнения, Марго. Не страшно быть осужденной обществом, страшно из-за общества отказаться от счастья!

– С чего ты взял, что с тобой я буду счастлива? – закричала она и отошла на расстояние вытянутой руки. – Может, рядом с тобой я страдаю? Может, одно твое присутствие причиняет мне боль?

Роман сделал шаг вперед, она – назад. Сделал еще один. Маргарита продолжала отступать. Луна снова скрылась за облаками, и гостиную поглотила тьма. Он двигался скорее на ощупь, интуитивно, и, в конце концов, приблизился к ней. Обхватил ее лицо руками, нежно обвел ладонями его контур, потом спустился чуть ниже и коснулся ее плеч.

– Ты страдаешь, – глухо сказал он.

– Опомнись, прошу тебя. Мы ро…

– Родственники, я знаю, – опередил ее Роман.

– Даже если мы решимся, ничего хорошего из этого не выйдет. Наши чувства приведут нас к гибели!

– Значит, ты любишь меня… Но почему тогда так поступила? Все могло бы сложиться иначе!

– Я не смогла оставить маму. Дед ясно дал понять, что не будет помогать ей, несмотря на то, что она его племянница. Мне пришлось выбирать. – Роман почувствовал, что она задрожала, и прижал ее к себе.

– Ты все сделала правильно, – сказал он и провел ладонью по ее мягким волосам. Камень упал с души, принеся неимоверное облегчение. Она не предала. И это меняло дело. Это меняло все.

– Старик парализован, Марго. Он не сможет помешать.

– Это тупик. Тупик!

Она высвободилась из его объятий и отвернулась к окну. Все вдруг стало противным, мерзким. Родные стены угнетали сильнее, чем раньше, в них, казалось, въелась тоска. Полная луна раздражала его своим холодным, неприятным блеском. Роман нервно задернул штору. Пусть темнота в комнате станет еще гуще, еще непроглядней! Все в этом доме должно погрузиться во мрак, как знак того, что его душу поглотила тьма! Густая, непроглядная тьма с жадными костлявыми пальцами. Нет смысла дышать, нет смысла жить, если она уйдет. Нет смысла жить. Нет смысла…

Ядовитая мысль все глубже и глубже заползала в сознание, безжалостно выедая все светлые картинки, которое рисовало его воображение. В отчаянии ухватился за последнюю соломинку:

– Есть другой выход.

Пожалуйста, прекрати эту пытку, Маргарита…

– Мы можем держать все в тайне.

Но она покачала головой:

– Нет. Я так не смогу. А ты? Разве ты сможешь жить в вечной лжи?

– Ты права, это не выход.

«Уже тогда я заметила, что в нем что-то изменилось, – напишет в дневнике Маргарита. – Что-то неуловимое, но мне явно заметное. Я вдруг отчетливо увидела тень жесткости и холодности, промелькнувшую на его лице, и мне стало не по себе. Он до последнего сдерживал и прятал эту сущность внутри себя, но я знала: его сердце разрывалось от боли. В тот момент мне казалось, что я поступаю правильно, что так будет лучше для нас двоих – если я исчезну из его жизни и, наконец, устрою свою. Но, Господи, как же я ошибалась!»

Разговор оборвался. Слова не находились. Их больше не было. Маргарита еще немного постояла рядом, в глухой тишине, а потом ушла к себе. А Роман так и остался стоять у окна в гостиной, чувствуя, как горечь заполняет душу. Ему казалось, что эта ночь тяжелая до невозможности. Хотя утро наверняка не принесет облегчения. Маргарита уйдет, это ясно, и он должен отпустить ее. И не важно, что там, внутри, пустота. Он должен.

Тогда Роман еще не знал, что чьи-то злые слова связали их до смерти. Маргарита не сможет жить вдали от своего брата.

Что скрывает комната

– Вы уверены, что хотите именно такой дизайн? Все черное и мрачное? Может, все-таки передумаете?

Этот мужчина в узких клетчатых штанах и больших очках в красной оправе уже действовал Роману на нервы, хотя они только начали разрабатывать дизайн-проект дома. У молодого человека было много идей, которые он без стеснения выдавал одну за другой, совершенно не понимая, чего на самом деле хочет Роман.

Ему плевать на моду. Плевать на красоту. Он хочет одного: чтобы его дом стал похожим на склеп. Да, он ходячий мертвец, черт возьми! Одинокий и, как оказалось, проклятый. Полный набор. А этот дом, населенный призраками, лишился последнего луча света. С ней, с Маргаритой, ушло отсюда все радостное и светлое. Но этому болвану никогда не понять, что черный – это не прихоть и не каприз. Черный – это цвет его жизни. Жизни без нее.

– По-моему, я ясно выразился, – отрезал Роман и выразительно посмотрел на наручные часы. – Беретесь за работу или прямо сейчас и распрощаемся?

Дизайнер слегка поморщился, но согласился. Когда они обсуждали последние детали, в комнату вошла Елена. По ее лицу стало понятно, что что-то случилось.

– Плохие новости, – поджав губы, сообщила она и передала ему радиотелефон.

– Ладно, пойду еще раз осмотрю комнаты. – Дизайнер робко кашлянул и вышел следом за домработницей.

Так Роман узнал о смерти деда. Видимо, новость о том, что он продал семейный бизнес и занялся своим собственным, добила старика. Долгие годы дед шел по головам, подставлял конкурентов и причинял боль близким… И что в итоге? Дело всей его жизни было загублено. Старый и немощный, разбитый параличом, он ничего не мог уже поделать. Только бессильно ругался и проклинал тот день, когда Роман появился на свет.

Последние годы Николая Вершинского были самыми ужасными. Каждое утро, открывая глаза, он мысленно молил о смерти Бога, в которого никогда не верил. Каждый вечер, засыпая, мечтал умереть. Роман так и не узнал, пожалел ли дед о том, что не дал ему ни капли любви. Впрочем, какая теперь разница, если Роман и сам не чувствовал к старику ни жалости, ни тепла. Только презрение. Яростное, глубокое презрение. Новость о смерти деда принесла ему только облегчение. Однако, несмотря ни на что, он все же решил похоронить его на семейном кладбище.

– Что-нибудь еще? – поинтересовался он у сиделки, которая позвонила, чтобы сообщить о кончине деда, и все никак не могла закончить телефонный разговор.

– Да… Перед смертью он вел себя как-то странно.

– С чего вы взяли?

– Я ушла на кухню, а он остался в комнате один, – снова пустилась в пространные объяснения женщина. – Я приготовила чай и пошла обратно, а меня вдруг как будто парализовало. Такое чувство, что какая-то преграда стоит и не дает пройти. И вот, значит, стою я посреди коридора и слышу, как Николай Викторович с кем-то говорит. Вообще он говорил редко и очень неразборчиво, но в тот момент речь у него была такой ясной и осмысленной…

– И что же он говорил?

– Точно не помню. Но постоянно повторял имя Наталья. Что-то вроде: «Оставь меня, Наталья. Уходи, не мучай меня».

Роман вздрогнул, когда услышал это имя.

– Вы уверены, что в комнате он был один?

– Абсолютно! Я помню, он просил какую-то Наталью оставить его в покое, говорил «Нет, нет», а потом вскрикнул и умер. А я почувствовала такой холод во всем теле, будто меня ледяной водой окатили… А потом вдруг все ушло. Я шевелиться смогла, тепло опять стало… Бросилась в спальню, а он уже мертвый…

Значит, какая-то Наталья пришла за ним. У нее были с дедом какие-то свои счеты… Но каким образом с ними связан другой призрак, тот, чей голос из года в год зовет Романа за собой? И при чем здесь веревка? Слишком много вопросов и, как назло, ни одного ответа!

Раздраженный, он вышел в коридор. Огляделся в поисках дизайнера. Молодого человека нигде не было видно. Минут через десять Роман нашел его на кухне, оживленно разговаривающего с Еленой. В руках у него дымилась чашка с чаем. Роман уловил приятный аромат тимьяна.

– Когда вы сможете начать работу? – без обиняков спросил он.

Дизайнер нервно поправил очки.

– Думаю, со следующей недели. Спасибо, что доверили мне подыскать исполнителей. Все будет сделано в срок.

– Надеюсь на это.

Когда дизайнер ушел, Роман полностью углубился в работу. Елена по привычке принесла ему кофе прямо в комнату, а он даже не заметил, как она вошла и когда вышла. Уже все успели уловить в нем перемену: молодой хозяин словно потух, внутри как будто что-то надломилось. Но Роман никому ничего не объяснял. Работа помогала ему забыться… пусть и не всегда. Тихий и опустевший дом казался неживым. Да и сам он как будто перестал дышать. Каждое утро на автомате собирался на работу, торчал там до позднего вечера, возвращался домой, не помня себя от усталости, и забывался коротким сном. Погода в эти дни только раздражала. Осенний ветер хлестал по лицу и швырял на землю желтые листья, а облака нависали траурным крепом.

Все вокруг умирали. И он должен был хладнокровно принимать заказы, равнодушно разговаривать с родственниками умерших и говорить им, почерневшим от горя, что-то о деньгах… И если дела его шли в гору, то моральное состояние было ужасающим. Он боялся, что дед окажется прав, что болезнь начнет прогрессировать… Он просто сходил с ума от тоски и одиночества!

Тем временем его дом преображался, становился еще мрачнее и темнее. Яркие люстры успешно заменили старинными канделябрами, большие окна зашторили, а по углам комнат поставили огромные зеркала, поверхности которых серебрились в призрачном лунном свете. Их стало гораздо больше, чем раньше. Роману хотелось, чтобы каждое движение, каждый шаг, каждая перемена настроения улавливалась зеркалами, чтобы несколько граней повторяли одно и то же изображение, дробя и искажая его. Чтобы реальный мир гармонично соединялся с призрачным. Зеркала поддерживали в Романе иллюзию того, что он не одинок.

Елена со своей дочерью, которые жили в доме, были очень обескуражены новой мрачной обстановкой, и, тем не менее, никуда уезжать не собирались. Они смотрели на Романа с плохо скрываемым ужасом, особенно Лидия. На вопрос, нравятся ли им такие изменения, Елена честно ответила: «Дом стал похож на склеп. Мне кажется, вы переборщили». «Это и есть склеп», – твердо сказал Роман и подумал о призраках, которые бродят по дому.

В это туманное утро он осматривал нежилые комнаты. Прикидывал в уме, от чего нужно будет избавиться и что изменить. Немного подумал, прежде чем войти в спальню деда. Сюда его никогда не пускали. Было интересно взглянуть, как жил этот жестокий человек. Он прошелся по комнате. В целом, ничего особенного. Обычная обстановка, простая мебель, неброские цвета. Даже не верилось, что дед умер.

Роман остановился у большого портрета, который со дня его приезда перекочевал из гостиной в эту спальню. На темном фоне холста особенно выделялось молодое лицо Николая Викторовича: острый и слегка вздернутый нос, высокие скулы, тонкие губы и проницательные глаза. Эти глаза глядели презрительно и высокомерно даже с полотна, как будто были живыми. В пытливом взгляде чувствовалась воля и требовательность властного человека. Темные густые волосы венчали гладкий лоб и были разделены идеальным косым пробором. Волевой подбородок дополнял образ сурового и жестокого человека. Именно таким он и остался в памяти Романа – безжалостным, властным и бескомпромиссным.

От окна повеяло холодом. Вся комната была пропитана энергетикой этого человека. Она словно окутывала Романа, вызывала тревогу. Немного подумав, он снял портрет и поставил в угол. Надо избавиться от дурных воспоминаний. Избавиться от всего, что напоминает о тяжелых годах его жизни. Эту комнату надо переделать как можно скорее. Выбросить все. В первую очередь, этот портрет.

Роман еще раз взглянул на него. Как вдруг заметил на полу сложенный вдвое лист. Видимо, он выпал из портрета, потому что накануне Елена убиралась здесь.

Роман присел на корточки, поднял бумажку и с любопытством развернул ее. В ней были числа и знаки:

«6.6.1.9.0.6.А.В.

1.6.1.1.9.1.7.А.В.

1.2.6.1.9.5.6.Д.В.

1.9.5.6.А.В.

1.9.6.2.П.В.

2.6.2.1.9.7.6.6.6.В.В.

6.7.1.9.1.0.А.В.

? Н.В.

1.9.4.2.В.В.

1.9.6.7 М.В.

3.6.1.9.8.0.И.В.

1.9.8.0.И.В.

? И.В.

1.3.3.2.0.0.0.О.В.

6.2.2.0.0.2.В.В.

? М.В.

? Р.В.»

Почерк деда был ему хорошо знаком. Интересно, что означают эти записи? Может, это как-то связано с конкурентами старика, которых тот люто ненавидел и не упускал возможности им навредить? Роман еще тогда удивлялся, как можно тратить столько энергии на то, чтобы сделать гадость людям? Не лучше ли направить ее в развитие бизнеса? Но спросить об этом и, уж тем более, посоветовать подобное деду он боялся. А потом и вовсе махнул рукой. Кажется, злость и ненависть только подпитывали старика, давали ему жизненные силы. Как только он остался один, парализованный и никому не нужный, ему стало некуда выплескивать свой негатив, вот он наконец-то и умер.

А разве тебя не подпитывает злость?

Голос разума, как всегда, был самокритичным. Нет, только не сейчас. Роман пока не готов анализировать свои поступки. Вздохнув, он положил исписанный лист в верхний ящик стола. Его не касаются тайны деда. Старик уже мертв.

Внезапно в глубине дома раздался чей-то крик, полный ужаса, и прервал его мысли. Роман бросился к двери и выскочил в коридор. Крик повторился. Неужели снова призраки?

Он замер на мгновение и прислушался, пытаясь определить, откуда идет звук.

– Мамочка, мамочка! – послышались рыдания, а следом за ними раздался ужасный топот, кто-то бегом спускался по лестнице.

Это была Лидия. Они столкнулись у лестницы, ведущей на второй этаж. Девочка была неестественно бледна, плечи ее дрожали.

– Что случилось? – устало спросил Роман.

– В последней комнате… там… там…

– Что там?

– Пытки… – только и смогла произнести девочка. В ее глазах читался ужас. Роман с трудом понимал, о чем речь.

– Последняя комната, говоришь? – Лидия кивнула. – Наверху? – Снова рассеянный кивок. – Она была закрыта, как ты попала туда?

– Я… – Девочка замешкалась и даже слегка покраснела. – Я… взяла ключ.

Глаза ее подозрительно забегали. Похоже, она просто его украла. Но не важно. Что за бред она несет? Какие пытки?

– Мамочка… – Она зажала рот дрожащей рукой и, бросив испуганный взгляд наверх, поспешила на кухню.

В дальнем уголке сознания голос матери нашептывал: не иди туда…

Глупости. Он только что осматривал комнаты на втором этаже. В последнюю заглянул только мельком, потому что торопился. Видимо, Лидии просто что-то привиделось.

Он поднялся по лестнице и обомлел.

Дверь последней комнаты приоткрылась, словно приглашая его зайти внутрь.

Сквозняк. Это просто сквозняк.

Недалеко от нужной ему двери располагалось окно. Оно было закрытым. Но шторы шевелились, как от порыва ветра.

«Расслабься, – продолжал убеждать себя Роман. – Наверное, девочка открыла в комнате окно». Но ему все равно стало не по себе.

Он сделал шаг, потом еще один. Шторы продолжали развеваться. Так, почти у цели. Осталось только за ручку схватиться и потянуть дверь на себя. В эту секунду память обожгла воспоминанием о матери. Вот он стоит у этой же комнаты, ему лет десять, а мать просит его уйти…

И тут же детские воспоминания всплыли в его памяти:

– Не иди туда. – Мама в последний момент схватила его за рукав, и Роман замер в сантиметре от двери.

– Почему?

– Они уничтожат тебя. Пожалуйста, остановись.

– Кто уничтожит? – не понимал Роман. – Мама, ты о чем?

Она молчала. Но стоило ему снова прикоснуться к ручке, как он услышал:

– Не иди туда! Там… голоса.

Роман видел, как после этих слов лицо матери моментально побледнело, даже губы стали бесцветными.

– Если ты слышишь голоса, значит, там кто-то есть! Отпусти меня, мама, я открою дверь и посмотрю, кто в комнате.

– Нет, нет, не надо! – Она встала между ним и дверью, выставила вперед руки, словно пытаясь отгородить его от звуков, которые слышала. Защитить от чего-то страшного и опасного, что, возможно, могло навредить ему.

– Не надо… – как безумная, повторяла она. – Не надо. Не иди туда. Не иди туда.

Картинка из прошлого тут же исчезла.

Он напряг слух, пытаясь уловить в тишине какие-нибудь звуки. Но дом словно погрузился в странную дремоту. Тягостное молчание нарушал лишь скрип половиц под ногами Романа. Никаких голосов. Никакого шума. Только в воздухе ощущалась какая-то опасность, словно стены этого дома скрывали что-то страшное. Затянувшаяся тишина оглушала и взвинчивала нервы.

Почему мать не пускала его в эту комнату? Что скрывается за этой дверью?

Не иди туда.

Пришла пора узнать правду.

Он схватился за ручку и, приготовившись к худшему, толкнул дверь.

Но в комнате ничего не было. Одни голые стены, овеянные затаенной тоской. Тогда чего же испугалась Лидия?

Кровь алела на шипах

Еще одна сигарета, и хватит.

Роман сидел в кресле у окна и курил без остановки. Попеременно бросал взгляд то во двор, то на пустые чашки из-под кофе, которые сгрудились на столе. Еще полчаса назад должен был приехать дизайнер, но ворота все еще оставались закрытыми. Думал, ожидание хоть немного развеет печаль. Но щемящая тоска и одиночество не оставляли. А зловещее карканье ворон только добавляло меланхолии.

Как она там?

Сколько раз набирал знакомые цифры на телефоне и тут же их удалял. Не надо звонить. Не надо делиться с ней этой болью.

«Кар, кар!» – снова раздалось над ухом. Он поднял голову и взглянул на большую клетку, которая висела под потолком, посреди гостиной. Вороны, живущие в ней, каркали не переставая и беспокойно хлопали крыльями – просились на волю. Он тоже мечтал вырваться на свободу, избавиться от тяжелых кандалов любви, которые сдавливали до крови, мешая дышать.

«Любовь сожжет его душу, иссушит сердце и лишит разума!»

Мелодичный женский голос резко ворвался в сознание. Просто невозможно заставить его замолчать! Даже работа уже не спасает. Везде и всюду слышатся эти страшные слова. Призрачный голос медленно проговаривает каждую букву, каждый слог, как будто приговор озвучивает.

Любовь… иссушит сердце и лишит разума.

Чьи это слова? Чье проклятье? Кто-то восстал из гроба и теперь преследует его по пятам, сводя с ума.

Роман устало прикрыл глаза и вдруг вспомнил разговор восьмилетней давности.

Они с Маргаритой сидят в маленькой часовне и держатся за руки.

– Ты у меня вот здесь, Маргарита. – Он стукнул себя кулаком в грудную клетку.

– Где это – здесь? – кокетливо склонив голову набок, с улыбкой спросила она.

– В самом сердце, глупышка.

– А если я вдруг исчезну из твоей жизни?

– Тогда мое сердце перестанет биться.

И вот она ушла. Но сердце продолжает отстукивать привычный ритм. Болит только. Сильно болит. Словно эти вороны заперты сейчас не в клетке, а у него под ребрами. Отчаянно бьются там, рвутся наружу, раздирают сердце острыми когтями и впиваются хищными клювами.

Сколько уже эти птицы живут в неволе? Он не мог точно сказать. Просто в какой-то момент решил, что они будут жить вместе с ним. Стоило рабочим уйти, как Роман наглухо закрывал входную дверь и садился на стул посреди гостиной. Потом подталкивал клетку и слышал требовательное карканье птиц. И так изо дня в день. Следил за покачивающейся клеткой глазами и созерцал ее отражение в игре зеркал до тех пор, пока воспаленные глаза не замечали, что она больше не движется. Пока истошное карканье не тонуло в оглушительной тишине. Так он пытался хоть немного скрасить свое одиночество. Спрятаться от боли, изъедающей душу, как моль. Убить время, которое тянулось раздражающе медленно без нее. Без Маргариты.

Порою это безумство длилось до самого утра. И каждый раз, когда робкий луч рассвета касался его лица, он искренне удивлялся тому, что еще жив. Прикладывал руку к сердцу, словно в это не веря, и чувствовал глухие удары.

Если ты исчезнешь, мое сердце перестанет биться.

Птицы погибали, появлялись новые. А он все никак не мог умереть!

Одиночество и тоска сделали его отшельником в собственном доме и пробудили чувства, которые все это время дремали в самом дальнем уголке души. Роман ощущал, что зло внутри него неукротимо, неподвластно разуму. Как будто в нем пробудилась вторая личность, та, которую он усиленно подавлял все эти годы. И теперь эта личность взяла вверх и стала диктовать свои условия. И он не мог сопротивляться ей. Силы его иссякли, дух упал; Роман был уязвим, как никогда.

Неудивительно, что окружающие люди стали замечать в нем странности. Лидия всегда испуганно убегала, как только он появлялся в поле ее зрения. Бедная девочка до сих пор не пришла в себя после того, как увидела призрака. Наблюдая за тем, во что превращается дом Вершинских, она приходила в неописуемый ужас. Девочка боялась подойти к клетке с воронами, а множество зеркал заставляли ее бледнеть и ускорять шаг. Один раз он даже услышал, что сказала ей Елена, когда девочка убежала от него на кухню к матери:

– Не бойся, дорогая, Роман Станиславович просто заболел.

– А он выздоровеет?

Последовала пауза.

– Не знаю.

– Давай позвоним Маргарите, она приедет, и ему станет легче.

– С чего ты взяла, что ему станет легче от ее приезда?

– Потому что всегда, когда она здесь, он сияет.

Конец разговора он не услышал. Да и неважно, чем закончилась их беседа. Эта девочка очень верно все подметила. Скоро не у него будут заказывать гробы, а он сам станет заказчиком. Черт побери, похоже, он действительно сходит с ума!

Роман выбросил недокуренную сигарету и с остервенением захлопнул окно. В этот момент во двор въехало такси. Минуту спустя из салона автомобиля вышел молодой человек в очках в красной оправе.

– Сегодня у нас по плану… э-э…черная комната? – Роман и опомниться не успел, как дизайнер появился на пороге. При словах «черная комната» молодой человек робко кашлянул.

– Да.

– Все будет в черном цвете, правильно?

– Правильно.

– Я имею в виду все-все, без каких-либо полутонов?

– Именно так.

Молодой человек слегка поджал губы, но ничего не сказал. В который раз с изумлением посмотрел на клетку с воронами.

– Все хотел спросить… Это, кхм, тоже часть интерьера?

– Да, это часть интерьера, – холодно ответил Роман.

– Понял.

Дизайнер потер бакенбарды и, подойдя к журнальному столику, открыл ноутбук.

– Ну что ж, приступим…

***

– Маргарита!

Этот радостный вопль разбудил его. Роман открыл глаза и удивился, осознав, что уснул сразу же после отъезда дизайнера. Усталость сморила его. Слишком много работал, слишком много отдал энергии. Он забыл, когда в последний раз спал нормально. Каждую ночь коварная змея, имя которой страх, напоминает, как он держал за холодную руку умершую мать. Шепчет, что когда-нибудь он потеряет и Маргариту.

Любимые умирают… Ты ничего не сможешь сделать…

Усилием воли заставил жуткие видения утонуть в глубине подсознания. Потом поднялся с постели и подошел к приоткрытому окну. Кажется, вопль Лидии доносился с улицы. Осенняя прохлада прогнала остатки сонливости.

– Ты приехала, приехала!

Он увидел, как радостная девочка бросилась к Маргарите. Сестра подняла голову и посмотрела в окно его спальни. Роман сделал шаг назад, скрывшись за шелковыми шторами. Зачем она приехала?

Маргарита шла к дому с большим букетом красных роз – в тон цвету ее губ. Девочка взяла цветы из ее рук:

– Какая красота! Это кому?

– Отнеси в гостиную. Пусть они украсят дом, – услышал он ее нежный голос. – А что здесь происходит? Я только что видела рабочих, которые выезжали со двора.

– Роман Станиславович устроил ремонт, – послышался ответ. – Хочет все переделать.

Маргарита немного прошлась по двору, потом вернулась обратно. Стук ее каблуков отдавался гулким эхом от стен.

– Он завел собак?

– Здесь все изменилось… – задумчиво протянула девочка, и они скрылись в доме.

Минут через пять он снова услышал голоса. Маргарита с Лидией прошли мимо его комнаты. Что ж, даже лучше, что она не зашла. Роман переоделся и сел за ноутбук, собираясь хоть немного поработать. Но ему так и не удалось сосредоточиться на делах. Он откинулся на спинку кресла и переплел пальцы так крепко, что хрустнули костяшки. Затем поднялся и решительно направился к выходу.

Маргарита собирала вещи, когда он вошел. Раскрытый чемодан валялся на полу, а она, наклонившись, вынимала из шкафа остатки одежды. Какое-то время постоял молча, жадно очерчивая взглядом соблазнительные контуры ее фигуры. Она была одета в обтягивающую юбку до колен и легкий свитер. На кресле лежало аккуратно сложенное синее пальто. Роман подошел и схватил ее за плечи, забыв о том, какие сильные у него руки.

– Уходишь к нему?

Дикая ревность закипела в его крови, заструилась по жилам и сосудам, обжигая внутренности. Осатанел от одной мысли, что она может принадлежать другому. Не нужно было ждать столько лет. Он должен был уже давно смять ее под собой, оставить на ее теле отпечатки своих пальцев и губ. Но нет же, берег, как святыню, лелеял как цветок. Чтобы она досталась другому.

– Просто ухожу, – ответила Маргарита, не поднимая глаз. – Здесь невозможно жить! Все, что окружает тебя, ты словно нарочно окутываешь ореолом скорби. Зачем?

– Зачем? А перед кем мне притворяться? – вдруг разозлился он. – Мое сердце разбито! И все, чего я хочу, это слиться с этими стенами и умереть от боли.

Видимо, такая вспышка испугала ее, потому что она закрыла лицо руками и постояла так с минуту. А потом вышла, ничего не сказав. И последнее, что он слышал – это звук ее шагов и стук колесиков чемодана.

Роман с болью оглядел комнату, которая до сегодняшнего момента была спальней Маргариты. Ничего не осталось из ее вещей. Бездушные шкафчики жались друг к другу, словно от недостатка тепла, которого их лишила хозяйка. Он опустился на холодную постель и нежно провел рукой по поверхности. Почувствовал судорогу в немеющей руке. Как теперь жить без нее?

Сам виноват. Обнажил жгучую рану, которая обезображивает все вокруг. А дом зарос его болью! Погрузился в темноту, которая просочилась в душу и расколола ее пополам. Беспредельная тоска иссушила все живое, поглотила каждую вещь, к которой прикасалась Маргарита. Для него вся радость жизни заключалась в ней. Сейчас она уходит, и весь мир погружается во мрак.

Лай собак отрезвил его и заставил решительно подняться. Когда он почти дошел до гостиной, до него долетели слова:

– Да, Лидия, это правда. Я выхожу замуж.

У него перехватило дыхание, сердце будто сжало тисками.

– Ты выходишь замуж?

Он ворвался в гостиную и в мгновение ока оказался прямо перед ней. Краем глаза заметил, как Лидия испуганно отступила в противоположный угол комнаты, словно почувствовала ярость, ударившую его, как кулак. Настолько сильно, что в легких не осталось воздуха.

– За кого? – Его голос был таким хриплым, словно он кричал весь день.

Маргарита молчала. На одну затянувшуюся секунду она показалась ему такой маленькой и беззащитной, словно букашка, которую он мог раздавить ботинком и даже не заметить.

– За Нестора?

Она опустила глаза, и Роман все понял. Мысль о том, что эти плечи будут обнимать чужие руки, жгла ему виски и гвоздем раздирала сердечную рану. В нем словно боролись две личности: одна настойчиво требовала отпустить Маргариту, позволить ей жить так, как она хочет… А вторая искушала, напоминая ему о власти, которую он имел над нею: «Стоит лишь стянуть запястья Маргариты тугими жгутами, и она уже никуда не денется. Всего одно движение, и она окажется в твоей власти. Делай с ней, что хочешь».

День угасал, покорно уступая место сумеркам. Пришла пора зажигать свечи. Отражение Маргариты было во всех зеркалах, которые сверкали в полумраке. Искушение было слишком велико. Роман попытался прогнать дурные мысли и взял в руки тяжелый канделябр. В глубине дома послышались шаги. Похоже, Лидия вернулась в свою комнату.

– Я не хотела тебе об этом говорить, – тихо произнесла Маргарита.

Ярость разъедала его до костей, и Роман уже не мог сдерживаться. С грохотом поставил канделябр на место и подошел к сестре. Сжал пальцами ее скулы и заставил взглянуть на себя.

– Я никуда тебя не отпущу.

– Что?

– Ты никуда не уйдешь. Свадьбы не будет!

Слова замерли на ее губах. Она смотрела на него ошеломленно, такая родная, такая желанная. Казалось, воздух не двигался – он был накален.

Роман отчаянно боролся с собой. Необузданная страсть переплелась с ненавистью и эта смесь была способна сжечь все на своем пути. Пол закачался под ногами, он на миг закрыл глаза. А когда распахнул их, почувствовал, как ненависть растеклась по жилам обжигающей волной. Словно та личность, которая все это время дремала где-то в глубине сознания, сейчас пробудилась и затмила его рассудок.

«В нем словно что-то переключилось, – напишет потом Маргарита. – Я ясно видела эту ужасную перемену. Холодная тень легла на лицо Романа и придала ему жестокости, высокомерия и черствости. В глазах, в которых все это время стояла боль, сверкнула нечеловеческая ярость. У меня все сжалось внутри от плохого предчувствия. Есть любовь, которая преображает. А есть та, которая мучает душу и потом уродует ее. Именно последнее и произошло с Романом. Его душа разрывалась на части, мучилась и не знала покоя. И эта боль делала его чудовищем».

Он бросил мимолетный взгляд на стену позади нее. Их тени корчились в полумраке, плясали безмолвным эхом. Молчаливые свидетели этого тяжелого разговора.

– Я люблю тебя, – сказал он. – Пусть неправильно, пусть запретно. Но люблю. Так, как умею. Да, мы дальние родственники, но я совсем не стыжусь этого.

Всего одно движение, и она окажется в твоей власти.

– Ты выйдешь отсюда только в качестве моей жены или вообще не выйдешь.

Всего одно движение…

Маргарита сжалась под его взглядом. Медленно отступила назад и чуть не задела локтем вазу с цветами. Сладкий аромат роз витал в воздухе и опьянял, как вино.

– Ты не оставляешь мне выбора, – глухо сказал он, приближаясь.

– Рома…

В ее распахнутых глазах читался ужас.

– Ты останешься здесь, и все будет как прежде.

– Никогда не будет так, как прежде! Господи, пойми же это наконец!

Он яростно схватил ее за руку и швырнул на пол. Маргарита упала с диким криком, а следом за ней полетела и ваза. Хрупкий хрусталь, ударившись о паркет, разлетелся на кусочки. В этот момент Роман уже не владел собой. Опустился на корточки и сжал в ладони острые осколки.

Вершинской. Она будет Вершинской.

– Не делай этого! – взмолилась Маргарита.

Он кинулся к ней, но она извернулась и укусила его за руку. Затем выскочила из комнаты и бросилась вон из дома. Услышав стук калитки во дворе, он зарычал и швырнул осколки на пол. Куски стекла ранили пальцы, но Роман не почувствовал боли. Сейчас его сознание застилала пелена. Он видел несколько надрезов, глубоких и неровных, которые образовывали на плече Маргариты причудливую букву «В». И не мог понять, это иллюзия или реальность. Он смотрел на цветы и видел на шипах ее кровь.

Тишина укрывает и убаюкивает

Роман проснулся с жуткой головной болью. Несколько минут лежал с открытыми глазами и смотрел перед собой, пытаясь вспомнить, что произошло вчера вечером. Который час? Какое число? Он поднял голову, посмотрел в сторону окна, затем перевел взгляд на настенные часы и определил, что сейчас утро.

Кожа на руке неприятно защипала. Он поднес ладонь ближе к глазам и увидел на ней порезы.

Что произошло, черт побери?!

Память обрывалась на том моменте, когда пришла Маргарита. Все. Дальше – провал. Только какие-то размытые образы. Как будто он был сторонним наблюдателем и следил за происходящим за плотной занавеской.

На лбу выступила испарина, а внутри все похолодело от страха.

В его жизни уже было два таких провала в памяти. В первый раз это случилось, когда он понял, что мама мертва. Он помнил, как сжимал ее холодные пальцы, а потом пришел в себя только в офисе, куда его отвез дед. И был очень удивлен, узнав, что мать умерла две недели назад. Что произошло за те две недели и как он вел себя в те дни – он не помнил до сих пор.

Еще один провал в памяти случился, когда дед в порыве ярости схватил ремень и начал его душить… Потом он обнаружил себя в собственной комнате и единственное, что помнил, это налитые кровью глаза старика и ощущение, словно легкие вот-вот взорвутся. А вот каким образом остался жив и как тогда оказался в спальне, так и не удалось вспомнить.

И вот теперь очередной пробел. Но если раньше он как будто хотел защититься от боли, то сейчас, видимо, все оказалось наоборот. Он причинил боль. И не кому-то, а именно Маргарите. Только бы вспомнить, как и почему. Роман начал лихорадочно соображать.

Порезы на ладонях неспроста. Похоже, он держал в руках осколки. От чего? Зачем? Он до боли зажмурил глаза и сжал руками голову, чувствуя, как со дна души поднимается злость. Память не желала возвращаться. Снова перед глазами стояли неясные образы, такие размытые и безликие, что сознание не могло их ухватить. Красные розы с каплями крови, пронзительный крик Маргариты в темноте. Горячий алый и скорбный черный.

– Не делай этого!

В ушах зазвенело от протяжного крика, а сердце сдавило тисками от плохого предчувствия. Он не открывал глаз и все еще хмурил лоб, пытаясь выхватить хоть что-нибудь из памяти.

Вершинской. Она будет Вершинской.

Робкий стук разогнал образы. Роман поднял голову и с отчаянием посмотрел на дверь.

– Да?

Елена нерешительно выглянула из-за двери.

– Простите, Роман Станиславович… вам звонят.

– Кто?

– С работы.

– Передай, что я перезвоню.

– Но это важно, клиент требует…

– Передай, что я перезвоню, – раздраженно повторил Роман и сдвинул брови.

– Хорошо.

Елена собиралась уже закрыть за собой дверь, но оклик Романа заставил ее замереть на месте.

– Где Маргарита?

Домработница отвела взгляд. Он видел, как задрожали у нее руки, и как она поспешно спрятала их за спину.

– Ушла.

«Никогда не будет так, как прежде!» – снова перед глазами замелькали какие-то картинки. И этот голос, надрывный и отчаянный, он разрывал ему барабанные перепонки. Голос Маргариты.

Куда она ушла?

Роман поднял глаза и пристально посмотрел на домработницу. Во взгляде Елены читалась злость. Прежде она смотрела так только на одного человека – его деда, а теперь и на него. И этот красноречивый взгляд пробил его, как бетонным шпилем. Махнул рукой, и Елена быстро скрылась за дверью.

Как он мог причинить боль Маргарите?

Машинально оделся и вышел из спальни. Ноги сами понесли его в гостиную. В одной из комнат мелькнула чья-то хрупкая фигура. Роман остановился и внимательно посмотрел туда, где ему почудилось движение. Ждать долго не пришлось. Испуганная Лидия нерешительно выглянула из-за двери.

Перед глазами снова возникли смутные образы, вспомнились обрывки фраз:

– Я слышала, что ты выходишь замуж… Это правда?

– Да, Лидия, это правда. Я выхожу замуж.

Неужели… Нет, он бы никогда…

Роман смахнул испарину со лба и направился в гостиную.

Никого.

Он вернулся. Комната, в которой раньше жила Маргарита, располагалась недалеко от его спальни. Роман в нерешительности толкнул дверь.

Пусто.

Резкая боль сдавила ему виски. Куда она ушла?

Закрыл глаза, пытаясь вспомнить хоть что-то. Безрезультатно.

С гулко бьющимся сердцем оделся, вышел во двор. Дошел до часовни. Онемевшими пальцами открыл дверь. Замер на пороге.

Маргарита сидела на лавке спиной ко входу. Волосы были взъерошены, плечи опущены. Руки скрывали рукава свитера, и Роман не мог посмотреть, есть ли раны на ее коже. Нечеткие образы разрывали голову на части. Пронзительный крик звенел в ушах, как погребальный колокол.

Если твоя болезнь начнет прогрессировать…

Похоже, дела совсем плохи. Нужно позвонить психотерапевту и обо всем рассказать. Вчера вечером он потерял над собой контроль, значит, болезнь вернулась. Рука Марго наверняка изувечена, и уже ничего нельзя изменить. Она, наверно, ненавидит его, потому что не знает правды… Хотя, кого он обманывает? Нет ни одного аргумента, который мог бы его оправдать.

Тяжелый вздох прервал его мысли. Маргарита повернула голову и посмотрела на него. Роман не знал, что сказать, как поступить, как оправдаться. Сердце бешено билось о ребра. Он отвернулся к окну, пытаясь овладеть собой. Погода испортилась: ветер взбесился и выкручивал листья, а кроны деревьев немели от холода.

– Пришел в себя? – тихо спросила она, и Роман обернулся, посмотрел на нее. Какая бледная и несчастная, глаза потухли. Господи, ему хотелось провалиться сквозь землю прямо в преисподнюю. Стиснул зубы так сильно, что стегнуло в виски.

– Прости меня, – с трудом выдавил он, но Маргарита уже закрыла глаза, ясно давая понять, что не хочет продолжать разговор.

Несколько минут прошло в тяжелом молчании. Не выдержав, Роман вышел на улицу. Прошелся по лесу, потом немного постоял на крыльце, в расстегнутом пальто и с сигаретой в зубах. Жадно глотал дым, словно хотел задохнуться.

Маргарите станет легче жить, если он умрет. Или нет? Наверное, даже после смерти не даст ей покоя, будет приходить и терзать ее, как все эти призраки. Терзать до тех пор, пока не заберет с собой…

Он вздрогнул, услышав, что открылось окно. Машинально отступил назад, не желая быть замеченным, и очень вовремя: чья-то рука отодвинула штору. До его слуха донеслись голоса:

– Сейчас же закрой, простудишься! – возмущалась Елена.

– Глупости! За пять минут ничего не случится. В груди очень давит, понимаешь? – Второй голос принадлежал Маргарите.

– На, укутайся в плед.

Повисла тишина. Потом Роман снова услышал голоса:

– Прошу, перевесь клетку в другую комнату. Не могу видеть мучения этих птиц!

– Роману Станиславовичу это не понравится.

– Плевать! Сделай это или я просто выпущу их на волю! Я его не боюсь. Если будет недоволен, скажешь, что я попросила тебя об этом.

– Ладно, – вздохнула Елена, и в доме стало тихо. Роман достал еще одну сигарету. Минут через пять до него опять донесся голос Маргариты:

– Не могу понять, он уехал или нет?

– Вроде нет, – вкрадчиво ответила домработница.

– Кажется, во дворе гудел мотор… – Снова тишина. – Господи, не могу поверить, что это был он… Он, всегда такой внимательный и нежный… В него словно дьявол вселился! – Голос стал глуше, будто она отошла от окна. Теперь Роман с трудом разбирал слова. – И я люблю его, это чудовище! Этого порочного демона! Уже нет смысла скрывать.