Фантастический рассказ
В небольшой деревеньке, что стоит на берегу реки, живёт мальчик. Зовут его Владислав. Мальчик как мальчик, обыкновенный третьеклассник, но именно с ним, в прошлом году произошла удивительная история, которую никак нельзя назвать обыкновенной. Всё началось на берегу реки, у огромного серого камня, который до сих пор лежит на том же месте.
Говорят, камень этот давным-давно пригнал сюда ледник. Скорее всего, так оно и было, но ребятам хотелось верить, что это не простой камень, наполовину вросший в землю, а подарок неземных цивилизаций, по крайней мере – вершина какой-нибудь древней горы, хотя с виду это был обычный гранит, разве что необычайно гладкий на ощупь, излучающий то приятное тепло, то прохладу. После купания всем нравилось лежать на нём, прижавшись животом и обхватив руками его тёплые бока.
Вдоволь накупавшись и дождавшись темноты, ребята часто разжигали костёр у этого камня, и подолгу сидели, вспоминая какие-нибудь интересные истории из своей жизни, захватывающие фантастические рассказы или страшные сказки, такие страшные, что от них холодок пробегал по коже. Казалось, что привидения или оборотни прячутся за огромным камнем и протягивают к ним свои цепкие руки. От таких сказок хотелось поплотнее прижаться друг к другу и придвинуться поближе к огню. Замолкали, подбрасывали в огонь тонкие, сухие веточки, протягивали к теплу ладони, и смотрели, как в небо улетают, яркие искры, так похожие на далёкие желтоватые звёзды, только очень маленькие звёзды. Помолчав, обычно меняли тему: «Влад, расскажи лучше про инопланетян, ну их, этих оборотней. Потом домой страшно идти», – говорил кто-нибудь один, и остальные дружно соглашались. Влада не надо было уговаривать – фантастические рассказы он полюбил задолго до того, как сам научился читать, и с удовольствием рассказывал об инопланетянах и межпланетных путешествиях и пришельцах своим друзьям. И каждый представлял пришельца по-своему: человек в скафандре, человек с антенной на голове, человек с тремя руками или тремя глазами, или ногами, как пружинки, но в любом случае это был человек, мало чем отличающийся от нас, землян, с которым можно объясняться только жестами, поскольку нашего языка он не понимает. У Влада тоже было на этот счёт своё мнение, он считал, что, если и встретишь инопланетянина, то и не всегда поймёшь, что это пришелец – не может он быть похожим на человека, поскольку на других планетах другие условия, а значит, и развивался он иначе, и каким он стал, никто не знает. В общем, ребятам было о чём поговорить вечерами, сидя на берегу реки у серого камня.
Недавно Владу купили цветные мелки, и он рисовал на всём подряд: на стенах домов, на столбах, на стволах яблонь, на асфальтовой дорожке. Нарисовал жёлтым мелком и на боку большого серого камня маленькую звёздочку. А потом у него появилось новое увлечение: мальчик приносил зеркальце и, лёжа на песке, выводил солнечным зайчиком на сером камне разные буквы, знаки и геометрические фигуры.
Однажды солнечный зайчик осветил нарисованную звёздочку, согрел её своим теплом, и она вспыхнула каким-то особым, неземным светом, будто ожила, и весело подмигнула ему. Владислав даже ойкнул от удивления. С тех пор ему всегда хотелось ещё раз оживить нарисованную жёлтую звёздочку, но, сколько ни пытался, ничего у него не получалось. «Наверное, что-то я делаю не так», – в очередной раз расстраивался Влад. Он пересел на другое место, поймал зеркалом солнечный лучик, направил его на звёздочку с другой стороны, но опять ничего не изменилось. Задержал на звёздочке свет солнечного зайчика, долго ждал, согревая её этим светом, но она так и осталось самой обыкновенной звёздочкой, нарисованной жёлтым мелом. Но Влад не отступал: теперь он не просто рисовал солнечным зайчиком, а писал на сером камне своё заветноё желание: «Оживи!» – направляя на неё солнечное тепло. Ребятам ничего не говорил – засмеют, но с тех пор с зеркальцем не расставался. Не проходило дня, чтобы он не пытался оживить свою звёздочку, но она по-прежнему была едва заметна на большом сером камне.
Он так и не заметил, что все остальные рисунки давно стёрты и смыты дождями, а звёздочке всё нипочём, а ведь каждый день ребята не раз карабкались на тёплый камень и сползали по его гладкому боку, не щадя его рисунка.
Ночью ему уже не в первый раз приснился камень, тот самый огромный серый камень, что лежит за их огородом на берегу реки, но в этот раз он переливался всеми цветами и звал к себе, не голосом звал, но манил так, что невозможно было оставаться на месте.
Мальчик встал, выглянул в окно, озарённое необычным мерцающим светом и… проснулся от петушиного крика – их собственный петух каждый раз начинал петь раньше других, и делал это так громко, что его было слышно не только на другом конце деревни, но и далеко за околицей, особенно ночью, в тишине. «Замолчи, Ксенофонт!» – распахнув окно, приказал Влад. И сам удивился, что назвал петуха Ксенофонтом. Никто ему не давал такого имени: петух и петух, иногда называли его петей, но опять же не по имени, а потому что он петух – как и медведей, называют мишками, что вовсе не означает, что все они носят имя Михаил. И вдруг – Ксенофонт! Чудеса, да и только. Петух не унимался – или не слышал, или не понял, что обращаются к нему, или просто не захотел изменять своей привычке – петь среди ночи и рано утром – именно в то время, когда снятся самые интересные сны. Влад натянул на голову одеяло, закрыл ладонями уши, повернулся лицом к стене и покрепче закрыл глаза, надеясь вернуть прерванный сон, вспоминая его детали, но одеяло не спасало от петушиного крика. Мало того, что собственный петух не унимался, ему вторил и соседский, не уступая ни в громкости, ни в желании смахнуть со всех слушателей остатки сна.
Добившись своего, петух, названный Ксенофонтом, завершил свою песню, спрятал голову под крыло и спокойно уснул, добросовестно выполнив всё, что от него требовала природа. Замолчал и его собрат, успокоившись на своём насесте.
А Владу спать уже не хотелось. В комнате было почти светло, окно озарялось частыми всполохами. «Так вот, в чём дело! – догадался он,– гроза начинается», – и ещё раз посмотрел в окно. Ярко светит луна, мигают звёздочки, а на улице тихо-тихо: ни ветерка, ни дождя, ни грома. И дома тихо.
Стараясь не шуметь, он выбрался через окно в сад и опешил. Дорожка перед воротами была настолько прозрачной, что могло показаться, будто её и вовсе не было, если бы не гулкий звук его собственных шагов и играющие на ней отсветы красновато-жёлтого перламутрового света, волнами наплывающего со стороны реки.
Владислав осторожно прошёл к калитке, осмотрелся. Деревня спит. Спит и его дом с тремя окнами на дорогу и двумя в сад, с узорчатыми ставнями, выкрашенными светлой краской, тесовой калиткой и выпиленным папой деревянным петухом на коньке шиферной крыши.