Читать онлайн Старомодная девушка

Louisa May Alcott

AN OLD-FASHIONED GIRL

© Перевод. И. Нечаева, 2024

© ООО «Издательство АСТ», 2025

Предисловие

Предисловие – единственная возможность для автора объяснить свою цель или извиниться за недостатки книги, так что я с удовольствием и огромным уважением сделаю несколько пояснений для читателей.

Первая часть «Старомодной девушки» была написана в 1869 году. Писем с просьбой о продолжении пришло так много, что отказать было просто невозможно, и мне пришлось перенести свою героиню на шесть или семь лет в будущее. Эта история произошла в нашей родной стране, что и сделало этот смелый поступок возможным. А живая фантазия моих юных читателей наверняка восполнит все недостатки и какие-то несоответствия, если таковые имеются.

«Старомодная девушка» – это не идеальный образ, а возможное воплощение на страницах книги современной девушки, которая стыдится всего старомодного. А ведь именно старые добрые традиции делают женщину по-настоящему красивой и уважаемой. И именно они превращают дом в то, чем он должен быть – в счастливое место, где родители, дети, братья и сестры учатся помогать и понимать друг друга.

Если вы увидите в истории Полли какие-то намеки или что-то подобное поучениям, я почувствую, что, несмотря на все препятствия, выполнила свой долг по отношению к обыкновенным мужчинам и женщинам, писать о которых для меня – честь и удовольствие, поскольку в них я всегда находила своих самых добрых покровителей, самых нежных критиков, самых верных друзей.

Л. М. О.

Глава 1

Полли прибывает

– Том, пора ехать на вокзал.

– Ну тогда собирайся.

– Я никуда не поеду, на улице слишком сыро. У меня волосы выпрямятся, если я выйду на улицу в такую погоду, а я хочу хорошо выглядеть при встрече с Полли.

– Ты же не думаешь, что я один поеду на вокзал встречать совсем незнакомую девушку? – Том выглядел так встревоженно, словно сестра предложила ему сопроводить домой австралийскую дикарку.

– Конечно, думаю. Ты поедешь и привезешь ее. Если бы ты не был таким занудой, тебе бы это понравилось!

– Это низко! Я знал, что должен буду поехать, но ты говорила, что мы поедем вместе! Вот теперь только попробуй когда-нибудь попросить меня позаботиться о твоих друзьях после такого! Ну уж нет! – Том вскочил с дивана, всем своим видом выражая возмущение. Впрочем, эффект оказался не таким ярким из-за встрепанной шевелюры и мятого костюма.

– Ну не сердись, пожалуйста. Хочешь, я за это уговорю маму, чтобы она разрешила тебе пригласить этого ужасного Неда Миллера, которого ты так любишь, как только Полли уедет, – предложила Фанни, надеясь успокоить брата.

– И надолго она останется? – спросил Том, отчаянно пытаясь привести себя в порядок.

– На месяц или два, наверное. Она такая милая, Том! Я хочу, чтобы она оставалась у нас столько, сколько захочет!

– Если это будет зависеть от меня, то она тут точно не задержится, – буркнул Том, который считал девчонок абсолютно бесполезной частью мироздания. Четырнадцатилетние мальчишки часто нелестно отзываются о девочках, и, возможно, это не так уж и плохо, потому что в этом возрасте мальчики еще могут позволить себе ходить на голове, прежде чем года через три-четыре станут жалкими рабами одной из «надоедливых девчонок».

– Стой, а как я ее узнаю? Мы же никогда друг друга не видели. Фан, тебе все-таки надо поехать, – добавил Том на полпути к двери, когда его осенило ужасное предчувствие. Вдруг ему придется заговорить с несколькими незнакомыми девушками, пока он не найдет нужную?!

– Да ты ее сразу узнаешь. Полли наверняка будет стоять и выглядывать нас. К тому же она сразу узнает тебя, даже если меня не будет рядом: я тебя подробно ей описала.

– Ничего она не узнает, – Том взъерошил свои густые волосы и взглянул в зеркало, чувствуя, что сестра вряд ли ему польстила. Сестры всегда так делают. Все мужчины это знают.

– Иди уже, или опоздаешь! И что тогда Полли обо мне подумает?! – воскликнула Фанни, нетерпеливо ткнув его в бок, тем самым страшно оскорбив его мужское самолюбие.

– Она подумает, что для тебя локоны важнее друзей, и будет совершенно права.

Гордый тем, что ответил очень остроумно и хлестко, Том неторопливо двинулся вперед, прекрасно понимая, что уже опаздывает, но он и не собирался спешить, пока находился в поле зрения сестры, хотя потом ему пришлось нестись со всех ног.

«Будь я президентом, я бы издала закон, запрещающий мальчишкам разговаривать, пока не вырастут, потому что они жуткие жабы», – думала Фанни, наблюдая, как брат неспешно идет по улице. Она бы, пожалуй, изменила свое мнение, если бы видела Тома: стоило ему завернуть за угол, как весь его вид изменился. Он вытащил руки из карманов, перестал насвистывать, застегнул куртку, плотнее натянул кепку и рванул что есть духу.

На вокзал они с поездом прибыли одновременно. От быстрого бега и ветра Том пыхтел, как скаковая лошадь, и покраснел, как лобстер.

«Наверняка у нее на голове пучок, и одета она, как и все девчонки. И вот как мне ее узнать? Почему эта вредная Фан не пошла со мной?!» – думал Том, разглядывая толпу на платформе и чувствуя себя совершенно потерянным от вида множества молодых леди. Никто из них никого не искал и не высматривал, поэтому Том не приставал к ним с вопросами, а просто разглядывал с видом мученика.

«Вот она!» – наконец сказал себе Том, увидев девушку в великолепном наряде, которая стояла, сложив руки на груди. Поверх огромного «шиниона», как Том произносил это слово, у нее на голове красовалась крошечная шляпка.

«Наверное, мне все-таки придется с ней заговорить», – решил Том, и набравшись смелости, медленно двинулся к девице, окруженной вихрем поясов, гребешков, оборок, кудрей и перьев.

– Простите, вас зовут Полли Милтон? – кротко спросил Том у роскошной незнакомки.

– Нет, – ответила молодая леди таким ледяным тоном, что Том совершенно сник.

– Ну и где она, черт возьми? – мрачно прорычал Том, отходя от красивой незнакомки. И тут быстрый топот заставил его обернуться. Он увидел румяную девочку, которая бежала по вокзалу, и судя по ее виду это доставляло ей огромное удовольствие. Когда она улыбнулась и помахала ему сумкой, Том остановился, чтобы ее подождать.

«Ого, выходит это и есть Полли?!» – подумал Том останавливаясь.

Девочка подошла, смело протянула ему руку, хотя глаза выдавали застенчивость, и весело спросила:

– Ты ведь Том?

– Да, а как ты узнала? – Том, даже этого не заметив, стойко перенес испытание рукопожатием, так он был удивлен.

– Фан писала мне, что ты кудрявый, курносый, все время насвистываешь и надвигаешь серую кепку на глаза, так что тебя ни с кем не спутаешь, – дружелюбно пояснила Полли. Она, конечно, не произнесла вслух слов «рыжие волосы, вздернутый нос и старая кепка», а ведь Фанни описала брата именно так.

– А где же твой багаж? – спросил Том, когда девушка протянула ему сумку, напомнив тем самым о правилах приличия, о которых он впопыхах совсем забыл.

– Отец велел мне не ждать, иначе не будет никакого шанса найти экипаж, поэтому я отдала квитанцию на багаж носильщику. Кстати, вот и мой чемодан! – И Полли поспешила за своим весьма скромным багажом. Том пошел за ней, ругая себя за то, что повел себя не слишком вежливо.

«Слава богу, она совсем не важная леди! Фан не сказала, что она такая хорошенькая, совсем не похожа на городских девиц и ведет себя не как они», – размышлял он, плетясь сзади и с удовольствием поглядывая на каштановые кудри Полли.

Когда экипаж тронулся, Полли слегка подпрыгнула на пружинном сиденье и радостно рассмеялась как ребенок.

– Я так люблю эти милые кэбы, а еще разглядывать красивые вещи и веселиться! А ты? – Она вдруг успокоилась, словно вспомнила, что вскоре ей предстоит нанести визит.

– Не очень, – ответил Том, не понимая, о чем он вообще говорит, потому что мысль о том, что он оказался запертым в экипаже с незнакомой девушкой, ужасно стесняла его.

– Как поживает Фан? Почему она меня не встретила? – спросила Полли, пытаясь выглядеть сдержанной. Впрочем, блеск в глазах все равно выдавал ее.

– Опасается за свои локоны. – И Том улыбнулся, потому что, невольно предав сестру, вновь почувствовал себя хозяином положения.

– Ну, мы с тобой сырости не боимся. Спасибо тебе большое за то, что позаботился обо мне!

Это было очень мило со стороны Полли. Том все время переживал из-за своей рыжей шевелюры, но, когда создание с красивыми каштановыми кудрями сказало «мы», медный блеск его волос словно померк. К тому же Том ничего для нее не сделал, разве что сумку пронес несколько шагов, а она все равно была ему благодарна. В порыве ответной благодарности он предложил девушке горсть арахиса, этим лакомством всегда были набиты его карманы, а самого Тома можно было найти по следу из скорлупок.

Сделав это, он вдруг вспомнил, что Фанни считает арахис вульгарным, и почувствовал, что опозорил семью. Том высунулся из окна и держал там голову так долго, что Полли спросила, все ли в порядке.

«В конце концов, зачем переживать из-за этой провинциальной девчонки?» – сказал Том сам себе, которым завладел дух озорства.

– Да он абсолютно пьян, – вдруг с подчеркнуто спокойным видом сказал Том, – но, думаю, с лошадьми справится, – заверил Полли этот противный мальчишка.

– Пьян? Господи! Давай выйдем! Лошади не понесут? Тут очень круто, как думаешь, это безопасно? – воскликнула бедная Полли и со своей стороны высунулась в окно, безжалостно измяв при этом шляпку.

– Тут много людей, и нам помогут, если что-то случится. Но наверное, будет безопаснее, если я сяду рядом с кучером, – Том сиял при мысли об этом внезапном освобождении.

– Ой, пожалуйста, если ты не боишься! Мама с ума сойдет, если со мной что-то случится так далеко от дома, – воскликнула расстроенная Полли.

– Не беспокойся! Я справлюсь с этим малым и с лошадьми, – заверил ее Том и быстро исчез, оставив бедную Полли беспокоиться внутри, пока сам наслаждался свободой и арахисом рядом со спокойным старым кучером.

Фанни сбежала вниз, чтобы встретить свою «дорогую Полли», как представил ее Том, сопроводив эти слова изящным замечанием «Я ее нашел!», высказанным с видом бесстрашного охотника, демонстрирующего свои трофеи. Полли мгновенно увели наверх, а Том, станцевав чечетку на половике, удалился в столовую, чтобы восстановить угасающие силы полдюжиной печений.

– Ты не очень устала? Может хочешь прилечь после дороги? – то и дело спрашивала Фанни.

Она сидела на краю кровати в комнате Полли и безудержно болтала обо всем подряд, рассматривая все, что было надето на подруге.

– Совсем не устала. Я отлично провела время и вообще добралась без приключений, если не считать пьяного кучера, но Том вышел и его успокоил, так что я даже не успела испугаться, – ответила Полли, снимая свое грубое пальто и простую шляпку.

– Какая глупость! Вовсе он не был пьян, это Том все придумал, чтобы спрятаться от тебя. Он у нас не выносит женщин, – сказала Фанни с усмешкой.

– Правда? – удивилась Полли. – А мне показалось, что он очень милый и добрый.

– Он ужасный мальчишка, дорогая моя, и если ты будешь с ним водиться, он измучает тебя до смерти. Все мальчишки ужасны, но он самый ужасательный из всех.

Фанни ходила в модную школу, где юные леди уделяли столько времени французскому, немецкому и итальянскому, что сил на английский у них совсем не оставалось.

Чувствуя, что доверие к Тому пошатнулось, Полли для себя решила оставить его в покое и сменила тему.

– Как это чудесно! – сказала она, восхищенно оглядывая большую красивую комнату: – Я никогда раньше не спала в кровати с балдахином, и у меня не было такого чудного туалетного столика.

– Я рада, что тебе нравится; но, ради бога, не говори так при других девочках! – быстро сказала Фанни, мечтая, чтобы Полли носила серьги, как и все остальные.

– Почему? – спросила «деревенская мышь у городской мыши», не понимая, что плохого в том, что ей нравятся красивые вещи и она говорит об этом вслух.

– Потому что они смеются надо всем, что им кажется хоть чуть-чуть странным, и мне это неприятно.

Фанни не сказала «деревенщина», но явно имела это в виду, и Полли отчего-то почувствовала себя неловко. Поэтому она расправила маленький черный шелковый фартучек и решила по возможности не упоминать собственный дом.

– Я очень плохо себя чувствую. Мама говорит, что пока ты здесь, мне не нужно ходить в школу постоянно, разве что два или три раза в неделю, чтобы заниматься музыкой и французским. Ты тоже можешь ходить со мной, если хочешь, так сказал папа. Давай учиться вместе, это так весело! – воскликнула Фанни, весьма удивив свою подругу своей неожиданной любовью к школе.

– Мне страшно, – смутилась Полли. – Наверное, все девочки одеваются так же нарядно и такие же умные, как ты.

– Боже, милая Полли! Не беспокойся ни о чем. Я приведу тебя в нормальный вид, и ты никому не покажешься странной.

– А я странная? – спросила Полли, пораженная этим словом и надеясь, что под ним не подразумевается ничего совсем уж дурного.

– Ты милая и, знаешь, стала гораздо красивее, чем прошлым летом, только, понимаешь, ты воспитана не так, как мы, поэтому и ведешь себя немного по-другому, – начала оправдываться Фанни и вдруг поняла, что объяснить это ей почему-то очень трудно.

– Насколько по-другому? – снова спросила Полли, потому что ей хотелось понять все тонкости.

– Ну, для начала, – ты одета как маленькая девочка.

– Но я и есть маленькая девочка, как мне еще одеваться? – Полли озадаченно оглядела в зеркале простое голубое платье из мериносовой шерсти[1], крепкие ботинки и коротко остриженные волосы.

– Тебе уже четырнадцать, а в этом возрасте мы уже не маленькие девочки, а юные леди, – пояснила Фанни, с удовольствием разглядывая свою пышную прическу с челкой и длинным локоном, выпущенным сзади, красно-черный костюм с широким поясом, пышной юбкой, яркими пуговицами, кружевами, розочками и бог знает чем еще. На шее у нее красовался медальон, уши украшали серьги, с пояса свисали часы на цепочке, а руки, которым не помешало бы близкое знакомство с мылом и водой, были унизаны кольцами.

Полли посмотрела на подругу и подумала, что странной выглядела как раз Фанни. Но девушка жила в тихом провинциальном городке и очень мало знала о городской моде. Ее, конечно, впечатлила окружающая элегантность, потому что раньше она не бывала у Фанни дома – они познакомились, когда та навещала подругу в родном городке Полли. Но девочка не стала смущаться, а просто рассмеялась и весело сказала:

– Мама предпочитает одевать меня просто, и, знаешь, я с ней согласна. Я бы не смогла одеваться как ты. Фанни, ты никогда не забываешь поправить все эти неудобные подъюбники, когда садишься?

Не успела Фанни ответить, как внизу раздался крик.

– Это Мод, она весь день сегодня капризничает, – пояснила Фанни, и тут дверь распахнулась и в комнату влетела плачущая девочка лет шести-семи. Увидев Полли, она замолчала, минуту смотрела на гостью, а потом снова заревела и уткнулась лицом Фанни в колени.

– Том надо мной смеется! Пусть он пелестанет!

– И что ты такого ему сказала? – Фанни встряхнула девочку-херувимчика. – Не кричи так, ты напугаешь Полли!

– Я плосто сказала, что мы вчела кушали на плазднике холоженое! А он смеется!

– Мороженое, детка! – И Фанни громко засмеялась, последовав не слишком достойному примеру Тома.

– Все лавно! Мое было холодное, и я его подоглела на заслонке, и оно стало вкусное, но Уилли Блисс плолила его на мою Габлиэль! – И Мод снова разревелась из-за своей неудачи.

– Ты сегодня прямо маленький злой медвежонок. Иди лучше к Кэти. – Фанни оттолкнула сестру.

– Кэти меня не лавзлекает, а меня нужно лавзлекать, потому что я каплизная! Мама так говолит! – всхлипнула Мод, очевидно, воображая, что капризы – это такая интересная болезнь.

– Ну тогда иди обедать, это тебя развлечет, – Фанни встала и принялась прихорашиваться, словно чистящая перышки птичка.

Полли очень надеялась, что «ужасного мальчишки» за столом не будет, но он сидел за столом и таращился на нее на протяжении всего обеда.

Мистер Шоу, крайне деловой на вид джентльмен, спросил:

– Как дела, милая? Надеюсь, тебе у нас понравится, – а затем, казалось, совсем забыл о ней.

Миссис Шоу, бледная нервная женщина, любезно поздоровалась с юной гостьей и неустанно угощала ее. Мадам Шоу, тихая старая леди во внушительном чепце, при виде Полли воскликнула:

– Господи, как же ты похожа на мать! Такая чудесная женщина! Как она поживает? – И смотрела на девочку поверх очков так пристально, что под перекрестными взглядами мадам и Тома бедная Полли совсем потеряла аппетит. Фанни трещала, как сорока, а Мод ерзала на стуле, пока Том не пригрозил посадить ее под крышку для блюда. Это вызвало такой взрыв рыданий, что терпеливой Кэти пришлось в конце концов увести плачущую девочку. Обед для всех прошел не слишком приятно, и Полли была очень рада, когда он наконец закончился. Все занялись своими делами. Фанни, исполнив долг хозяйки, отправилась к портнихе, предоставив Полли самой себе.

Девушка с удовольствием провела несколько минут в большой гостиной в полном одиночестве. Осмотрев все красивые вещицы вокруг, она принялась расхаживать по мягкому цветастому ковру, что-то напевая себе под нос. Дневной свет угасал, и комнату освещали только отблески пламени в камине. Мадам медленно вошла в комнату и села в кресло.

– Какая красивая старая песня. Спой еще раз, дорогая. Я так давно ее не слышала.

Полли не любила петь перед незнакомыми людьми, потому что музыке изредка учила ее мама, когда не была занята. Но то, чему ее учили всегда, – это уважать старость, поэтому, не имея причины отказаться, она немедленно села к роялю.

– Как же приятно тебя слушать. Спой еще, милая, – мягко попросила мадам, когда Полли закончила исполнение.

Довольная похвалой, Полли запела чистым голоском, который обычно сразу покорял сердца слушателей. Она очень любила старые песни, в особенности шотландские, которые всем нравились. Она спела «Светловолосого паренька», «Джека О’Хейзлдина», «Там, среди вереска» и «Берксов из Аберфельди». У нее получалось все лучше и лучше, и когда она закончила песней «За здравие короля Карла», вся гостиная звенела от веселой музыки.

– Ух ты, какая веселая песня! Сыграй еще раз! – закричал Том, и его рыжая голова появилась из-за спинки стула, за которым он прятался.

Полли испугалась – она-то думала, что ее никто не слышит, кроме старой леди, дремлющей у огня.

– Я больше не могу петь, я устала, – ответила она и подошла к мадам.

Рыжая голова, испуганная ледяным тоном Полли, стремительно исчезла. Старая леди посмотрела на девушку добрым взглядом и, протянув руки, заключила ее в объятия, от чего Полли даже забыла об огромном чепце и доверчиво улыбнулась. Она видела, что ее безыскусная музыка порадовала слушательницу, и радовалась этому сама.

– Не смущайся, что я все время смотрю на тебя, дорогая, – мадам нежно ущипнула розовую щечку, – мои старые глаза так давно не видели маленьких девочек. Мне просто приятно на тебя смотреть.

Полли показалось, что эти слова странные, и она не удержалась:

– А как же Фанни и Мод? Разве они не маленькие девочки?

– Господи, нет, конечно. Разве же это девочки?! Фанни уже года два как воображает из себя юную девицу, а Мод – просто испорченный ребенок. Твоя мать – очень разумная женщина, дитя мое.

«Какая странная старая леди!» – подумала Полли про себя.

– Да, мэм, – вслух почтительно ответила девушка и отвела взгляд на огонь.

– Ты ведь понимаешь, что я имею в виду? – спросила мадам, все еще держа ее за подбородок.

– Нет, мэм, не совсем.

– Я тебе объясню, моя милая. В мое время дети четырнадцати-пятнадцати лет не одевались как дамы по последней моде и не ходили на вечеринки, похожие на вечеринки для взрослых, не вели праздную, легкомысленную жизнь и не пресыщались жизнью к двадцати годам. Мы оставались детьми лет до восемнадцати или около того, работали и учились, одевались и играли, как дети, почитали своих родителей. И, представляется мне, наша жизнь была куда насыщеннее, чем сейчас.

Старая леди, казалось, совсем забыла о Полли, хотя продолжала держать ее за руку. Она обращалась к выцветшему портрету на стене, изображавшему пожилого джентльмена со старомодной прической в гофрированной рубашке.

– Это ваш отец, мадам?

– Да, милая, мой почтенный отец. Я отглаживала рюши его рубашки до самой его смерти. И первые свои деньги я заработала, когда он назначил пять долларов в качестве приза той из своих шести дочерей, которая лучше всех заштопает его шелковые чулки.

– Как вы, должно быть, этим гордились! – воскликнула заинтересованная Полли.

– Да. Мы все учились готовить, печь хлеб и носили скромные ситцевые платьица, оставались веселыми и добрыми, как котята. Мы выросли и дождались внуков, а я прожила дольше всех. Мне скоро исполнится семьдесят, а я еще полна сил. А вот младшая Шоу в сорок лет уже совсем измучена.

– Именно так воспитывают и меня, поэтому Фан зовет меня старомодной. Расскажите мне еще о своем papa, пожалуйста, это так интересно!

– О моем отце? Мы никогда не называли его papa на французский манер. Думаю, назови его кто-то из братьев предком, как сейчас делают мальчишки, отец бы лишил его наследства.

При этих словах мадам повысила голос и многозначительно кивнула, но тихий храп из угла, казалось, убедил ее в том, что выстрел пропал вхолостую.

Не успела она продолжить, как вбежала Фанни с радостной вестью. Клара Берд сегодня вечером пригласила их обеих в театр и заедет за ними в семь часов. Полли так разволновалась от этого внезапного погружения в пучину порока, что заметалась по дому, как бьющийся в стекло мотылек, и пришла в себя только перед огромным зеленым занавесом в ярко освещенном театре.

Старый мистер Берд сидел с одной стороны, Фанни – с другой, они оставили ее в покое, за что она была им очень благодарна. Ее внимание было настолько поглощено происходящим, что она не смогла бы ни с кем говорить.

Полли почти не бывала в театре. Те несколько пьес, что она видела, были старыми добрыми сказками, поставленными для юных зрителей: живыми, яркими и полными безобидной чепухи, которая вызывает у детей невинный смех. Но в этот вечер она увидела один из тех новых спектаклей, которые в последнее время вошли в моду. Они не сходили с афиш и шли сотни раз, будоража и смущая публику всем, на что способны французская изобретательность и американская расточительность. Не столь важно, как назывался спектакль. Он был великолепный, вульгарный и очень модный, все им восхищались и считали необходимым его посмотреть.

Сначала Полли показалось, что она попала в волшебную страну и видит сверкающих созданий, которые танцуют и поют в мире света и красоты. Но вскоре она прислушалась к песням и диалогам, и ее иллюзия быстро рассеялась. Прекрасные духи исполняли негритянские песни, говорили на самом ужасном жаргоне и позорили старомодных милых фей, которых она хорошо знала и любила.

Наша юная героиня была слишком наивна, чтобы оценить половину шуток, и то и дело недоумевала, над чем смеются зрители. И как только первое очарование угасло, Полли начала чувствовать себя неловко. Она понимала, что матери бы не понравилось, что она это смотрит, и в конце концов пожалела, что пошла. К тому же по ходу пьесы наша маленькая зрительница начинала все лучше понимать происходящее благодаря разговорам вокруг и собственным догадкам. Когда на сцену вышли двадцать четыре девушки, одетые жокеями, и принялись щелкать хлыстами, пристукивать каблуками и подмигивать зрителям, Полли совсем не показалось это забавным, и она очень обрадовалась, когда актрисы ушли. Но когда их сменили девицы с марлевыми крылышками и золотой бахромой на талии, бедная «немодная» Полли и вовсе не знала, куда деться. Она чувствовала страх и возмущение и сидела, уставившись в программку. Её щеки пылали.

– Ты чего так покраснела? – спросила Фанни, когда размалеванные сильфиды исчезли.

– Мне так стыдно за этих девушек, – прошептала Полли, вздохнув с облегчением.

– Ну ты и гусыня! Так принято в Париже, и танцуют они великолепно. Да, поначалу это кажется странным, но ты скоро привыкнешь. Я же привыкла.

– Я больше никогда сюда не пойду, – решительно заявила Полли.

Ее чистая натура восстала против зрелища, которое доставляло ей больше досады, чем удовольствия. Она еще не знала, как легко «привыкнуть», как это сделала Фанни. Полли повезло: в ее жизни было немного искушений. Она не могла объяснить этого чувства, но обрадовалась, когда представление закончилось и они оказались дома, где добрая бабушка ждала их, чтобы пожелать им спокойной ночи.

– Ты хорошо провела время, дорогая? – спросила она, глядя на лихорадочно пылающие щеки и горящие глаза Полли.

– Не хочу показаться грубой, но нет, совсем нет, – призналась Полли, – кое-что было великолепно, но от всего остального мне хотелось залезть под кресло. Публике нравилось, но мне показалось это просто неприличным. – Полли в запале стукнула по полу снятым ботинком, а Фанни рассмеялась и закружила по комнате, как мадемуазель Тереза из спектакля.

– Бабушка, Полли была просто шокирована! Глаза у нее стали как блюдца, она покраснела, как мой пояс, а один раз мне даже показалось, что она сейчас заплачет. Конечно, кое-что было странновато, но все в рамках приличия, иначе бы эту пьесу не ставили. Миссис Смит-Перкинс сказала, что это совершенно очаровательно и совсем как в милом Париже, а она жила за границей, так что знает, о чем говорит.

– А мне все равно! Я уверена, что этот спектакль не для девочек, иначе мне не было бы так стыдно! – упрямо сказала Полли, которую не убедила даже миссис Смит-Перкинс.

– Полагаю, милая, ты права. Но ты из провинции, и еще не поняла, что здесь скромность давно уже вышла из моды.

Поцеловав Полли на ночь, бабушка оставила ее наедине с кошмарными снами. Полли снилось, что она танцевала на огромной сцене в жокейском костюме, Том играл на большом барабане, а зрители с лицами папы и мамы печально смотрели на нее из зала. Лица у них были красные, как пояс Фанни, а глаза огромные, как блюдца.

Глава 2

Новые моды

– Я сегодня иду в школу, так что собирайся, – через день или два заявила Фанни, выходя из-за стола после позднего завтрака.

– Ты и так выглядишь очень хорошо, зачем тебе еще что-то с собой делать? – спросила Полли, следуя за ней в холл.

– Опять будет полчаса прихорашиваться и нацеплять всякие накладки, – засмеялся Том.

Его собственная подготовка к школе свелась к тому, что он надел кепку и стянул ремнем несколько книг, конструкция выглядела так, словно порой использовалась в качестве щита.

– А что такое накладки? – спросила Полли, когда Фанни второпях пробегала мимо, не удостоив ее ответом.

– Чужие волосы на макушке, где их быть не должно, – пояснил Том и убежал, насвистывая и всем видом демонстрируя безразличие к состоянию собственной шевелюры.

– Зачем так наряжаться в школу? – спросила Полли, глядя, как Фанни укладывает локоны и расправляет многочисленные ленточки и фестоны на платье.

– Так все девочки делают, и это правильно, потому что никогда не знаешь, кого можешь встретить. Я собираюсь прогуляться после уроков, поэтому хочу, чтобы ты надела свои лучшие шляпку и платье, – ответила Фанни, пытаясь приколоть к голове шляпку под углом, нарушающим все законы гравитации.

– Хорошо, если ты думаешь, что эта шляпка недостаточно красивая. Мне тоже больше нравится другая, потому что она с перышком, но эта теплее, поэтому я и надеваю ее.

Полли тоже побежала в свою комнату принарядиться. Она боялась, что подруга может стыдиться ее простого костюма.

– Тебе не холодно в тонких лайковых перчатках? – спросила она, когда они шли по заснеженной улице, а северный ветер дул им прямо в лицо.

– Ужасно холодно, но моя муфта такая огромная, не хочу ее носить. Мама запрещает ее ушивать, а вторая, горностаевая, парадная. – Фанни расстроенно потерла руки в тонкой коричневой лайке.

– Наверное, моя беличья муфта тоже слишком большая, но она теплая и уютная. Если хочешь, можешь погреть в ней руки, – Полли недовольно посмотрела на свои новые шерстяные перчатки, хотя раньше она находила их вполне элегантными.

– Может быть. Полли, ты только не стесняйся при девочках, пожалуйста. Я представлю тебя только двум или трем подругам. Не обращай внимания на старого месье и не читай, если не захочешь. В передней будет не больше дюжины человек. На тебя никто и внимания не обратит, у всех свои дела.

– Я не буду читать, просто посижу и посмотрю. Мне нравится наблюдать за людьми, здесь все так ново и странно.

Но все-таки Полли страшно застеснялась, когда ее провели в комнату, полную, как ей показалось, молодых леди. Они были очень нарядно одеты, все болтали друг с другом и как одна сразу же повернулись, чтобы изучить новенькую холодным взглядом, как будто сквозь лорнет. Приветливо кивали, когда Фанни представляла ее, говорили что-то вежливое и нашли ей место за столом, за которым все сидели в ожидании месье. Самые игривые старательно подражали модному греческому изгибу[2], кто-то писал записочки, почти все ели конфеты, и все двенадцать стрекотали как сороки. Полли тоже угостили карамельками, и она сидела, смотрела и слушала, чувствуя себя деревенской девчонкой среди этих элегантных молодых модниц.

– Девочки, вы знаете, что Кэрри уехала за границу? Было так много разговоров, ее отец не выдержал и увез всю семью. Правда, здорово? – спросила бойкая девица, которая только что появилась в дверях.

– Я тоже думаю, что им лучше было уехать. Моя мама говорит, что, если бы я ходила в ту школу, она забрала бы меня сразу, – ответила другая девочка с важным видом.

– Кэрри сбежала с учителем музыки, итальянцем, и это попало в газеты и наделало много шума, – объяснила первая девушка озадаченной Полли.

– Какой ужас! – воскликнула та.

– А по-моему, это весело. Ей исполнилось всего шестнадцать, он был страшно хорош собой, у нее было много денег, и все говорили об этом. Когда она куда-нибудь приходила, то все смотрели на нее, и ей это нравилось. Но ее папаша – старый зануда, поэтому он услал бедняжку подальше. Очень жаль, она интереснее всех, кого я знаю.

Полли нечего было ответить резвой мисс Белл, но Фанни заметила:

– Мне нравится читать о таком в книгах, но когда это происходит где-то рядом, то приносит одни неудобства, потому что жить становится труднее. Слышали бы вы моего papa! Он угрожал, что меня в школу будет провожать горничная, как делается в Нью-Йорке, и следить за мной. Представляете?

– Это потому, что Кэрри подделывала записки от мамы и гуляла со своим Орестом, пока все думали, что она в школе. Какая она хитрая, правда? – воскликнула Белл, как будто восхищаясь этой проделкой.

– Мне кажется, порой всем надо немного повеселиться, и нет нужды поднимать шум, если кто-то поступает, как Кэрри. Мальчики постоянно делают то, что им нравится, и я не понимаю, почему девочек принято держать в строгости. Я бы посмотрела, кого ко мне бы приставили! – добавила бойкая молодая леди.

– Для этого нужен полицейский, Трис, или маленький человечек в цилиндре, – лукаво сказала Фанни, что вызвало всеобщий смех и заставило Беатрис кокетливо покачать головой.

– Ты читала «Невесту призрака»? Так интересно! В библиотеке за ней очередь, но некоторым больше нравится «Кукольный дом». А тебе? – спросила бледная девушка у Полли, когда наступило короткое затишье.

– Я не читала ни того ни другого.

– Обязательно прочитай! Я обожаю книги вроде «Гая Ливингстона»[3] и еще Йейтса[4]. Ну и мою любимую Уиду[5], хотя у нее такие длинные книги, что я очень устаю их читать!

– После приезда сюда я прочитала только один роман Мюльбах[6]. Я их люблю, потому что они исторические, – ответила Полли, радуясь, что наконец-то может поддержать диалог.

– Это, конечно, познавательно, но я люблю остросюжетные романы, а ты нет?

Полли не пришлось признаваться, что она никогда не читала ничего подобного, поскольку в класс вошел месье, седовласый старый француз, смиренно принимавший все тяготы работы с классом хихикающих школьниц. Юные леди протараторили заданное, написали упражнение и немного почитали из французской истории. Похоже, она не произвела на них большого впечатления, хотя месье сказал, что готов отвечать на все вопросы. Когда же он сам спросил, какой знаменитый француз принимал участие в нашей славной революции, Полли пришлось покраснеть за свою подругу, которая назвала поэта Ламартина вместо маркиза Ла Файета[7].

Урок вскоре закончился. Затем у Фанни было занятие музыкой в другом классе, Полли смотрела и слушала ее, и наконец началась перемена. Девочки помладше гуляли по двору под руку и жевали хлеб с маслом, кто-то остался в классной комнате, чтобы почитать или посплетничать, а Белль, Трис и Фанни отправились обедать в модное кафе-мороженое неподалеку. Полли покорно последовала за ними, не смея заикнуться об имбирном печенье, которое бабушка сунула ей в карман на обед. Так что простое вкусное лакомство осталось нетронутым, пока Полли пыталась удовлетворить свой здоровый аппетит порцией мороженого и тремя миндальными макарунами.

Девочки, казалось, были в прекрасном расположении духа, особенно после того, как к ним присоединился невысокий джентльмен с таким юным лицом, что, если бы не бобровый цилиндр, Полли назвала бы его мальчиком. Спровадив своих неудачливых подруг обратно в школу, Фанни отправилась на прогулку с этим эффектным юношей. Они медленно шли по самым модным и многолюдным улицам, а Полли тащилась сзади, разглядывая витрины. Наконец Фанни, помнившая о хороших манерах даже на свидании, отвела ее в картинную галерею и предложила полюбоваться искусством, пока они немножко поболтают. Покорная Полли обошла зал несколько раз, разглядывая картины с интересом знатока и стараясь не слушать воркотню парочки, устроившейся на круглом диване. Она никак не могла понять, почему Фанни с таким вниманием слушает рассказ об уроке немецкого и почему она так торжественно обещает обязательно быть на концерте сегодня.

Фанни наконец встала, заметив упрек на усталом лице Полли, поспешно простилась с маленьким джентльменом и направилась к дому. Сунув руку в муфту Полли, она доверительно сообщила:

– Дорогая, ты только не говори дома про Фрэнка Мура, а то папа оторвет мне голову. Он мне ни капельки не нравится, а сам он влюблен в Трис, только вот они поссорились, и он хочет ее позлить, немного пофлиртовав со мной. Я его хорошенько отругала, и он пообещал с ней помириться. Мы все ходим на концерты и весело проводим время, Белль и Трисс должны быть там сегодня, так что просто держи язык за зубами, и все будет в порядке.

– Я не уверена… – начала Полли, которая, не привыкла к секретам и знала, что ей будет непросто сохранить даже самую маленькую тайну.

– Не волнуйся, малышка. Это нас совсем не касается, так что мы просто послушаем музыку. А если кто-то захочет пофлиртовать, это не наша вина, – нетерпеливо сказала Фанни.

– Нет, конечно, но, если твоему отцу не нравится, что ты туда ходишь, то зачем ты это делаешь?

– Но я же говорю маме, а она не против. Просто папа поднимает очень много шума из-за ерунды, а бабушка вообще следит за каждым моим шагом. Ну так ты не будешь болтать?

– Не буду. Я никогда не сплетничаю. – Полли сдержала свое слово, уверенная, что Фанни вовсе не обманывает отца, ведь она говорит обо всем матери.

– С кем ты пойдешь? – спросила миссис Шоу, когда Фанни в три часа сказала, что сегодня будет концерт.

– Только с Полли. Она любит музыку, а на прошлой неделе была такая гроза, что мы не могли пойти.

Когда они вышли из дома, Фанни сказала:

– Ну а если мы случайно кого-то и встретим по пути, то уже ничего не поделаешь?

– Можно сказать, чтобы не ходили с нами.

– Это будет некрасиво. Боже мой! Это же – Гас, брат Белль! Он всегда ходит на эти концерты! Моя прическа в порядке? А шляпка?

Прежде чем Полли успела ответить, мистер Гас непринужденно присоединился к их компании. Вскоре Полли заметила, что опять бредет сзади, чувствуя, что все далеко не в порядке, и не зная, как это исправить. Она очень любила музыку и наивно полагала, что на концерты ходят, чтобы ее слушать, но молодые люди вокруг нее предпочитали болтать. Белль и Трисс явились при полном параде, и в перерывах между музыкальными произведениями господа Фрэнк и Гас, а также несколько других блестящих джентльменов, потчевали молодых леди студенческими сплетнями и новостями, которые, очевидно, считались очень интересными. Полли смотрела на этих благородных господ с благоговением, и они даже готовы были признать ее существование, но сочли тихой маленькой девочкой и, заметив, что она не готова была поддерживать светскую беседу, вежливо проигнорировали хорошенького ребенка, посвятив себя молодым леди. К счастью для Полли, она совсем о них не думала, наслаждаясь музыкой, которую чувствовала сердцем, а не разумом. Она сидела с таким счастливым видом, что истинные любители музыки наблюдали за ней с улыбкой.

Когда они вышли, уже стемнело, и Полли с радостью увидела, что их ждет экипаж. Надо заметить, что ей очень не понравилось быть третьей лишней.

– Хорошо, что молодых людей больше нет. Они ужасно мешали мне слушать музыку своими разговорами, – сказала Полли по дороге.

– Кто тебе больше всех понравился? – спросила Фанни, будто не слыша слов подруги.

– Некрасивый, который больше молчал. Он поднял мою муфту, когда она упала, и следил за мной в толпе, остальные даже не обращали на меня внимания.

– Они просто сочли тебя маленькой девочкой.

– Мама говорит, что настоящий джентльмен вежлив с маленькой девочкой так же, как и с дамой. Мистер Сидней был добр ко мне, поэтому пришелся мне по душе.

– Какая ты умная малышка, Полли. Я и не думала, что ты размышляешь о таких вещах. – Фанни начала понимать, что даже в маленькой девочке может быть много женской мудрости.

– Я в основном встречала хорошо воспитанных людей, хотя и живу в провинции, – довольно резко ответила Полли, которой вовсе не нравилась снисходительность подруги.

– Бабушка говорит, что твоя мать – идеальная леди, и ты такая же. Не злись на этих бедных парней, и я прослежу, чтобы в следующий раз они вели себя лучше. Том вот совсем невоспитанный, но ты же на него не сердишься, – рассмеялась Фанни.

– Он мальчик, и ведет себя как мальчик. Мне проще ладить с ним, чем с этими… господами.

Фанни собиралась отчитать Полли за непочтительный тон, но тут обе вздрогнули от приглушенного «Ку-ка-ре-ку!» из-под противоположного сиденья.

– Это Том! – закричала Фанни.

Неисправимый мальчишка, красный и задыхающийся от едва сдерживаемого смеха, вылез и оглядел девушек. Он был очень доволен своей выходкой и словно ждал поздравлений.

– Ты слышал, о чем мы говорили? – забеспокоилась Фанни.

– Каждое слово! – ликовал Том.

– Вот мерзкая жаба! Теперь ты, конечно, расскажешь все папе.

– Может, расскажу, а может, и нет! Как бедняжка Полли подпрыгнула, когда я закукарекал! Прямо завизжала и поджала ноги!

– Значит, ты слышал, как мы хвалили твое поведение? – лукаво спросила Полли.

– Да, и оно тебе, судя по всему, понравились, так что на тебя я не буду ябедничать, – успокоил ее Том.

– А мы ничего такого и не делали.

– Правда? И что же старик скажет, когда узнает, что вы гуляли с этими денди? Я вас видел!

– Какой еще старик? – Полли сделала вид, что не понимает.

– Не придирайся к словам, ты же не бабушка! Ты прекрасно знаешь, кого я имею в виду.

– Том, давай договоримся, – предложила Фанни, – я не виновата в том, что Гас и Фрэнк были на концерте и заговорили со мной. Я вела себя прилично, и papa не на что злиться. Я вела себя гораздо лучше других девочек, правда, Полли?

– Договоримся? – Том почуял наживу.

– Если ты не станешь поднимать шума из-за того, что не должен был слышать… это так низко с твоей стороны, подслушивать! Тебе должно быть стыдно. Так вот, я уговорю папу купить тебе велосипед. Не скажу ни слова, когда мама и бабушка будут причитать, что это слишком опасно.

– Точно уговоришь? – Том принялся тщательно обдумывать предложение.

– И Полли мне поможет.

– Я не хочу в этом участвовать, но промолчу и ничего не испорчу.

– Почему не хочешь? – спросил Том с любопытством.

– Потому что это похоже на вранье.

– Почему papa так строг? – разозлилась Фанни.

– После того как я услышала о Кэрри, меня это не удивляет. Почему бы тебе не рассказать ему все и не делать того, что ему не нравится? – возразила Полли.

– А ты что, прямо все рассказываешь папе и маме?

– Да, и это избавляет меня от многих забот.

– И ты их совсем не боишься?

– Конечно, нет. Иногда трудно бывает сказать, но так приятно, когда все заканчивается.

– Сделай так же! – посоветовал Том.

– Боже мой! Что за суета на пустом месте. – Фанни чуть не расплакалась от досады.

– Вовсе не на пустом. Ты же знаешь, что тебе запрещено проводить время с этими щеголями, и от этого все проблемы сейчас. Я не буду с тобой договариваться, а все расскажу. – Тома охватил внезапный приступ честности.

– А если я пообещаю никогда-никогда больше этого не делать? – кротко спросила Фанни, потому что когда Томас брал дело в свои руки, сестра обычно прислушивалась.

– Я подумаю об этом. Если ты будешь вести себя хорошо, может быть, я вообще этого не сделаю. Я могу уследить за тобой лучше, чем папа, так что, если еще раз так поступишь, пеняй на себя. – Том не смог отказать себе в удовольствии помучить сестру.

– Она и правда больше не будет. Не мучай ее, и она будет добра к тебе, если ты сам попадешь в переделку, – ответила Полли, обнимая Фанни.

– Со мной никогда такого не будет. И я бы никогда не попросил девчонку о помощи.

– Почему? Я бы сразу тебя попросила, если бы попала в беду, – сказала Полли доверительно.

– Правда? Ну, тебе бы я точно помог, не будь я Том Шоу! Осторожно, Полли, не поскользнись. – С неожиданной галантностью мистер Томас помог девочкам выйти из экипажа.

Дружеская поддержка Полли очень была приятна ему, Том почувствовал, что хоть кто-то его ценит, и это сильно улучшило его поведение, ставшего грубым и воинственным из-за постоянного пренебрежения.

После чая Фанни предложила, чтобы Полли показала ей, как делаются конфеты из патоки, поскольку у кухарки был выходной, и это означало, что кухня свободна. Надеясь умилостивить своего мучителя, Фанни пригласила Тома присоединиться к конфетному пиру, а Полли попросила, чтобы Мод тоже могла посмотреть на их работу. Все четверо спустились на большую кухню, вооружились фартуками, молотками, ложками и кастрюлями, и Полли взяла на себя командование войсками. Тома поставили колоть орехи, а Мод вынимать ядрышки, поскольку конфеты должны были получиться «первоклассными». Фанни смотрела на Полли, которая стояла над котелком с кипящей патокой, пока ее лицо не стало цвета пиона.

– Клади орехи, – сказала она наконец, и Том вывалил содержимое тарелки в пенистый сироп. Остальные с интересом наблюдали за таинственным приготовлением всеми любимого лакомства.

– Я вылью его в смазанную маслом форму, он остынет, и можно будет есть, – говорила Полли, поясняя свои действия.

– Там же сколлупки! – воскликнула Мод, заглядывая в кастрюльку.

– Черт! Я, наверное, по ошибке их туда бросил, а ядра съел! – Том едва скрывал ликование, пока девочки с отчаянием смотрели на испорченное варево.

– Ты сделал это нарочно, ужасный мальчишка! Больше никогда тебя никуда не позову! – яростно кричала Фанни, пытаясь поймать и как следует потрясти его, пока он уворачивался и хихикал от восторга.

Мод рыдала об утраченных конфетах, Полли тыкала ложкой в испорченный сироп, но ее быстро отвлекла драка в углу – Фанни, забыв о том, что ей уже шестнадцать и она леди, надрала Тому уши, а возмущенный Том, не стерпев оскорбления, силой усадил ее в угольный ящик, придерживая одной рукой, а другой давал сдачи. Оба были очень злы, награждали друг друга всеми возможными оскорблениями и представляли собой самое отвратительное зрелище.

Полли была совсем не образцовой девочкой, и ей тоже случалось сорваться, как и всем нам, но она никогда не дралась, не орала и не ссорилась со своими братьями и сестрами таким ужасным образом. Вид элегантной подруги в подобной ситуации ее очень удивил.

– Ей же больно, Том! Отпусти его, Фанни! Да наплевать на конфеты, сделаем еще! – кричала Полли, пытаясь разнять их, и выглядела при этом такой расстроенной, что они замерли, пристыженные, и через минуту уже пожалели, что она увидела их ужасную ссору.

– Я никому не позволю себя бить! Так что, Фан, оставь меня в покое, – мрачно сказал Том и тут же добавил совсем другим тоном: – Полли, я же просто пошутил. Ты нагрей еще патоки, и я наколю тебе орехов. Хорошо?

– Мне очень жарко, и я не люблю выбрасывать продукты, но я попробую еще раз, если хочешь, – ответила Полли с терпеливым вздохом. Руки у нее устали, а лицо горело.

– А ты убилайся! – заявила брату Мод, потрясая липкой ложкой.

– Замолчи, плакса. Я останусь и помогу, да, Полли?

– Медвежата любят сладкое, так что ты, наверное, очень хочешь конфет? Где патока? Мы извели всю, что была в кувшине, – добродушно сказала Полли, снова приступая к делу.

– В погребе, я принесу. – Взяв лампу и кувшин, Том спустился, намереваясь отныне вести себя как святой.

Как только свет исчез из виду, Фанни заперла дверь на задвижку и злобно сказала:

– Все, больше никаких шуточек. Пусть стучится и кричит, это ему только на пользу пойдет. Когда сделаем конфеты, выпустим его.

– Но мы же не можем делать конфеты без патоки, – сказала Полли, надеясь, что это решит неудобный вопрос.

– Да ее и в кладовой полно. Нет, нельзя его выпускать. Он должен осознать, что мальчишки не смеют так себя вести с девушками. Делай конфеты и не думай о нем, а не то я пойду и расскажу все папе, и Том получит хорошую взбучку.

Полли сочла это несправедливым, но Мод требовала свои конфеты, и, поняв, что Фанни так просто не успокоить, Полли занялась стряпней. Наконец орехи были благополучно отправлены в кастрюлю, и форму отнесли остывать на улицу. Заключенный немного поколотил в дверь, выкрикнул несколько угроз, в том числе сжечь дом, выпить все вино и разбить банки с джемом, а затем стало так тихо, что девочки и вовсе забыли о нем в пылу работы.

– Он сам не выберется, и как только мы порежем конфеты, отопрем дверь и убежим. Принеси красивую тарелку, – сказала Фан, когда Полли предложила поделиться с Томом, чтобы он не ворвался в кухню и не утащил все конфеты.

Когда они вернулись с блюдом, на котором хотели разложить угощение, и открыли заднюю дверь, то обнаружили, что форма и конфеты таинственным образом исчезли! Только представьте себе их смятение!

Тщательные поиски разрушили все их надежды. Вероятно, в этот вечер сама судьба решила, оставить их без конфет.

– Может, горячая форма растопила снег и утонула? – предположила Фанни, зарываясь в сугроб.

– Думаю, конфеты уклали сталые кошки, – сказала Мод, которая даже не заревела, вопреки обыкновению.

– Ворота не заперты. Наверное, их взял какой-нибудь нищий. Надеюсь, это пойдет ему на пользу, – добавила Полли.

– Если бы Том мог выбраться, я бы подумала, что это он стащил. Но он же не крыса, чтобы выбраться через окошко погреба, – безутешно вздыхая, сказала Фанни, начиная думать, что эта двойная потеря – наказание за ее обман.

– Давайте выпустим Тома и все ему расскажем, – предложила Полли.

– Он начнет орать. Лучше откроем дверь и ляжем спать, пусть вылезает, когда ему заблагорассудится. Гадкий мальчишка! Если бы он не донимал нас, мы бы отлично провели время.

Отперев погреб, девушки объявили невидимому пленнику, что он свободен, и ушли очень расстроенные. На лестнице они вдруг остановились, как будто увидели привидение. Через перила перевесился Том, хмурый, но торжествующий, с конфетой в каждой руке.

– Хотите попробовать? – спросил он.

– Как же он выбрался?! – воскликнула Фанни, которая от удивления чуть с лестницы не свалилась.

– Люк для угля! – ответил призрачный голос из мрака наверху.

– Господи. Он открыл крышку, вылез на улицу, украл конфеты и через окно в сарае забрался в дом, пока мы его искали.

– Наши конфеты украли кошки! – передразнил их Том.

И тут Полли села на ступеньку и принялась хохотать.

– Оставь Мод кусочек, пожалуйста. Мы с Фан даже думать о них не можем. А тебя затошнит, если ты все съешь, – крикнула Полли, немного придя в себя.

– Моди, иди в постель и не забудь заглянуть под подушку перед сном, – ответствовал им оракул. Исполнив ликующее соло на кастрюле, Том захлопнул дверь своей комнаты.

Девочки легли в постель. Мод спокойно дремала, обнимая липкий сверток, найденный там, где нечасто найдешь конфеты из патоки. Полли очень устала и вскоре заснула, а Фанни лежала без сна дольше обычного, думая о своих бедах. У нее болела голова, а досада, которая всегда следует за приступом гнева, не давала ей спокойно уснуть. А розовое личико на соседней подушке под маленьким ночным чепцом было таким умиротворенным…

Свет был выключен, но Фанни увидела, как фигура в сером халате прокралась мимо двери и вскоре вернулась.

– Кто там? – воскликнула она так громко, что Полли проснулась.

– Это я, дорогая, – мягко ответила бабушка, – у бедняги Тома ужасно разболелись зубы, и я спустилась поискать для него лекарство. Он просил меня не говорить тебе, но я не могу найти бутылку и не хочу беспокоить маму.

– Она у меня в шкафу. Поделом старине Тому за все его проделки, – довольно сказала Фанни.

– Думаю, он надолго запомнит наши конфеты, – рассмеялась Полли, и обе уснули, оставив Тома наедине с зубной болью и нежными заботами бабушки.

Глава 3

Беды Полли

Полли вскоре поняла, что оказалась в новом мире, мире, где манеры и традиции настолько отличались от простых обычаев родного дома, что она чувствовала себя пришельцем в чужой земле и часто жалела, что вообще приехала. Во-первых, ей нечем было заняться, кроме безделья, сплетен, чтения романов, прогулок по улицам и примерки нарядов. Через неделю она чувствовала себя так, как чувствовал бы себя здоровый человек, который попытался бы жить на одних сладостях. Фанни такая жизнь нравилась, потому что она привыкла к ней и не знала ничего лучшего, но Полли постоянно ощущала себя лесной птичкой, запертой в позолоченной клетке. При этом ее очень впечатляла окружающая роскошь, ей нравились чудесные вещицы, она хотела бы иметь такие же и не понимала, почему Шоу не счастливы. Ей не хватало мудрости понять, в чем проблема, она не пыталась решить, какой уклад жизни правильнее, просто чувствовала, какой ей нравится больше. Но это казалось ей еще одним проявлением ее «старомодности».

С подругами Фанни она не нашла общего языка. Пожалуй, она их боялась: они казались ей намного старше и умнее, даже те, кто был моложе годами. Девочки обсуждали темы, о которых она ничего не знала, а когда Фанни пыталась ей что-то объяснить, Полли делалось неинтересно, она смущалась, а кое-что ее и вовсе шокировало. Девочки наконец оставили ее в покое. Вежливо здоровались при встрече, но, очевидно, полагали слишком «странной» для своего круга. Она попробовала утешиться в компании Мод, потому что малышка ей нравилась, а с собственными младшими сестрами Полли очень дружила. Но мисс Мод была совершенно поглощена своими собственными делами, поскольку она также принадлежала к определенному «кругу». Для малышей пяти-шести лет устраивались отдельные мюзиклы, вечеринки, приемы и прогулки, как и для взрослых. Их маленькие жизни состояли из подражания модным глупостям, для которых они вообще-то были слишком малы. У Мод была даже собственная крошечная визитница, и она наносила визиты, «как мама и Фан». Как у взрослой леди, у нее была коробка изящных перчаток, шкатулочка с драгоценностями, шляпные булавки, роскошный, как у парижской куклы, гардероб, и горничная-француженка. Поначалу Полли с ней плохо ладила, потому что Мод вела себя не как ребенок и часто делала Полли замечания по поводу манер и выражений, хотя манеры маленькой мадемуазель были далеки от совершенства. Порой, когда Мод чувствовала себя дурно или у нее был «сложный» период, потому что она страдала «нелвами», прямо как мама, она шла к Полли «лазвлекаться», потому что ее спокойствие и терпение успокаивали юную леди лучше всех остальных. Полли очень нравились эти моменты, она рассказывала Мод сказки, играла с ней или гуляла, медленно и уверенно завоевывая детское сердце и освобождая дом от власти маленького «тирана».

Том вскоре перестал пялиться на Полли и поначалу вообще не обращал на нее особого внимания, поскольку, по его мнению, «девчонки не стоили того, чтобы о них думать», а учитывая, как вели себя девушки, которых он знал, Полли склонна была с ним согласиться. Он время от времени поддразнивал ее, чтобы посмотреть на реакцию, и причинял Полли много душевных страданий, поскольку она никогда не знала, что он задумает в следующий раз. Он выпрыгивал на нее из-за дверей, свистел ей вслед в темном коридоре, хватал ее за ноги, когда она поднималась по лестнице, пугал ее пронзительным свистом прямо в ухо или внезапно дергал за волосы. Когда же приходили гости и все собирались за обеденным столом, он впивался в бедняжку взглядом и смотрел своими круглыми глазами, пока окончательно не смущал ее.

Полли умоляла его не донимать ее, но он отвечал, что делает это для ее же блага, что она слишком застенчива и нуждается в хорошей закалке. Напрасно она протестовала, говоря, что не хочет быть похожей на других девочек в этом отношении. Он смеялся ей в ответ, ерошил ладонью свою рыжую шевелюру и смотрел на нее, пока она не убегала в смятении.

Полли Том скорее нравился. Вскоре она поняла, что его все совсем забросили и предоставили самому себе. Она часто задавалась вопросом, почему мать была с ним неласкова, в отличие от дочерей, почему отец вовсе не обращал внимания на единственного сына, разве что порой делал ему выговоры. Фанни считала его занудой и стыдилась его и не пыталась научить ничему хорошему. С Мод они жили как кошка с собакой. Разве что бабушка хорошо относилась к бедняге Тому, и Полли не раз замечала, как он оказывал мадам какие-то мелкие услуги и, казалось, очень стыдился, когда об этом узнают. Он вел себя крайне непочтительно, называл ее «старушенцией» и говорил, что «не надо над ним кудахтать», но, если у него что-то случалось, он прямиком бежал к «старушенции» и очень радовался ее «кудахтанью». Полли это нравилось, и ей часто хотелось ему об этом сказать, но она молчала, потому что у нее было чувство, что похвала будет истолкована неверно.

Бабушка тоже была совершенно заброшена, и, возможно, именно поэтому они с Томом находили общий язык. Она вела себя еще старомоднее, чем Полли, но никто не обращал на это внимания, потому что дни ее считались сочтенными. Все, что от нее требовалось, – не мешать другим и прилично одеваться, выходя на люди. Бабушка вела тихую уединенную жизнь в своих собственных комнатах, полных старой мебели, картин, книг и реликвий прошлого, никому, кроме нее самой, не интересных. Сын каждый вечер заходил к ней, был очень добр и следил, чтобы она не нуждалась ни в чем, что можно купить за деньги. Но он был занятым человеком и так стремился разбогатеть, что никак не мог насладиться тем, чем уже обладал. Мадам никогда не жаловалась, ни во что не вмешивалась и ничего не предлагала, только постоянно грустила. Во взгляде ее поблекших глаз светилась тоска, как будто ей не хватало чего-то, что не купишь за деньги. Именно поэтому она так тянулась к детям, стремясь приласкать их и побаловать, как умеют только бабушки. Полли чувствовала это, и, поскольку очень скучала по дому и маминой ласке, она не скрывала радости, когда доброе старое лицо озарялось светом при виде нее. Девушка часто навещала уединенную комнату, где так редко бывали дети, если не считать тени маленьких сыновей и дочерей, которые никогда не взрослеют в любящем материнском сердце. Полли хотела бы, чтобы внуки были добрее к бабушке, но не чувствовала себя вправе говорить им об этом. Все, что ей оставалось, – уделять старушке больше внимания, как будто она была ее родной бабушкой.

Еще Полли очень скучала без физических нагрузок. Ей предлагалось только наряжаться и каждый день около часа фланировать по определенным улицам, разговаривать, стоя в дверях, или выезжать в красивой карете, и ничего более Фан не хотела.

Подруга была так поражена, когда Полли однажды предложила ей пробежаться по аллее, что девушка больше не посмела предлагать ей подобное. Дома Полли бегала и ездила верхом, каталась на коньках и прыгала через скакалку, сгребала сено, работала в саду. Неудивительно, что она скучала по чему-то более веселому, чем ежедневная прогулка со стайкой легкомысленных девушек в туфельках на высоких каблуках и таких костюмах, что порой Полли было стыдно идти рядом. Иногда, когда Фанни была поглощена каким-нибудь романом, гостями или примеркой шляпки, Полли потихоньку убегала из дома и быстрым шагом гуляла по немодной стороне парка, где няни выгуливали младенцев, или ходила смотреть на катающихся с горки ребятишек, мечтая так же промчаться, как бывало дома. Она никогда не уходила далеко и всегда возвращалась румяная и веселая.

Однажды днем, как раз перед ужином, Полли так устала от безделья, что убежала из дома, чтобы пройтись. День был пасмурный, но к вечеру из-за облаков выглянуло солнце. Было холодно, но безветренно, и Полли бежала по гладкой, засыпанной снегом аллее, напевая себе под нос и стараясь не тосковать по дому. Люди катались на санках, и ей очень хотелось присоединиться к ним. На вершину холма поднимались с салазками девочки, настоящие маленькие девочки, в теплых капорах и пальто, резиновых сапожках и варежках, и Полли потянуло к ним, несмотря на страх перед Фан.

– Я хочу скатиться, но тут так круто, – сказала одна из «обычных девочек», как величала их Мод.

– Если ты дашь мне санки и сядешь мне на колени, я тебя прокачу, – предложила Полли.

Девочки внимательно рассмотрели ее, остались довольны и приняли предложение. Полли огляделась, проверяя, чтобы ни один «модный» взор не заметил ее падения, и, убедившись, что находится в безопасности, обхватила свой маленький груз и понеслась вниз по склону, всем телом ощущая восторг от стремительного движения, который превращает катание с горок в самое любимое занятие всех здравомыслящих детей. Одну за другой она прокатила вниз всех девочек и затащила каждую обратно наверх, так что они стали считать ее ангелом, спустившимся с небес специально для их удовольствия. Полли как раз заканчивала восхитительный одиночный спуск, когда вдруг услышала знакомый свист. Не успела она слезть с санок, как перед ней вырос Том, смотревший с таким изумлением, как будто каталась она как минимум на слоне.

– Ну и ну, Полли! И что же теперь скажет Фан? – вежливо поприветствовал ее он.

– Понятия не имею, что скажет твоя сестра, и мне, знаешь, все равно. Кататься на санках не стыдно, мне это нравится, и, раз у меня есть возможность, уйди, пожалуйста с дороги.

Полли гордо пролетела мимо него. Волосы ее развевались по ветру, а счастливое лицо совсем не портил покрасневший нос.

– Так держать, Полли! – Том, бросившись плашмя на свои санки с полным пренебрежением к собственным ребрам, помчался за ней. На широкой дорожке внизу они поравнялись.

– Не боишься, что тебе попадет за это, когда мы вернемся домой? – спросил юный джентльмен, не меняя своей изысканной позы.

– Нет, если ты не наябедничаешь. А ведь ты это обязательно сделаешь, – грустно сказала Полли, и счастье на ее лице сменилось тревогой.

– А вот и нет, – ответил Том.

И его ответ почему-то показался Полли совсем не логичным.

– Конечно, если меня спросят, я все расскажу, но если не спросят, думаю, можно и промолчать. Знаешь, я бы так не поступила, если бы точно знала, что моя мама была бы не против. Но я не хочу беспокоить твою. Как думаешь, это не слишком гадко с моей стороны? – спросила Полли.

– Как по мне, все в порядке. Ну ладно, я не стану говорить, если не хочешь. Так что давай еще разок прокатимся, – весело сказал Том.

– Ну разве только разочек, девочки уже уходят, надо отдать им санки.

– Ну и пусть забирают, все равно они дурацкие, а ты садись ко мне. Сейчас ты поймешь, что такое скорость.

Полли устроилась спереди, Том каким-то таинственным образом примостился сзади, и стремительный спуск доказал, что похвальба этого мальчишки была правдой.

Теперь они отлично ладили, потому что Том оказался в своей стихии и показал себя с лучшей стороны. Он вел себя вежливо и веселился в грубоватой мальчишеской манере, которая была для него так естественна. А Полли совсем забыла о застенчивости, потому что катание с горы она любила больше остальных забав. Они смеялись, болтали и повторяли «еще разок», пока солнце не скрылось и часы не показали время ужина.

– Мы опаздываем домой, давай бегом, – сказала Полли, когда они скатились самый последний раз.

– Просто сиди, и я отвезу тебя домой, – крикнул Том, и, не успела Полли возразить, как он резко побежал вперед, увлекая ее за собой.

– Вот это румянец! Фанни, а ты почему такая бледная? – спросил мистер Шоу, когда Полли вошла в столовую, кое-как пригладив растрепавшиеся волосы.

– У тебя нос красный, как клюквенный соус, – сказала Фан Полли, вылезая из большого кресла, где она сидела, свернувшись калачиком, погруженная в «Тайну леди Одли»[8].

– И правда похоже, – Полли скосила глаза на собственный нос, – ну и что, зато я прекрасно провела время. – И она чуть подпрыгнула на стуле.

– Не вижу никакого удовольствия в твоих пробежках по морозу, – зевнула Фанни.

– А ты попробуй. – Полли рассмеялась, взглянув на Тома.

– Ты гуляла одна, милая? – спросила бабушка, погладив румяную щечку девочки.

– Да, мэм, но я встретила Тома, и мы вернулись домой вместе. – Глаза Полли блеснули, а Том подавился супом.

– Томас, выйди из-за стола! – велел мистер Шоу, пока его неисправимый сын булькал и хрипел, прикрывшись салфеткой.

– Пожалуйста, не отсылайте его, сэр. Это я его рассмешила. – Полли уже раскаивалась в сказанном.

– А в чем смысл шутки? – не поняла Фанни.

– Зачем ты его смешишь, а сама из-за него плачешь? – спросила Мод, входя в столовую.

– И чем вы занимались, сэр? – вопросил мистер Шоу, когда красный и серьезный Том убрал от лица салфетку.

– Катался на санках, – угрюмо ответил Том, потому что папа всегда его отчитывал, а девочкам позволял делать то, что им нравится.

– И Полли тоже! Я сама видела! Мы с Бланш возвлащались домой и видели, как они с Томом катались с холма на санках! – сообщила Мод с набитым ртом. – Он ее увез так далеко!

– Скажи, что она все придумала. – Фанни в ужасе выронила вилку.

– Но это правда. И мне очень понравилось, – решительно ответила Полли.

– Скажи, что тебя никто не видел! – воскликнула Фанни.

– Только несколько маленьких девочек и Том.

– Это ужасно неприлично! Том должен был тебе сказать, раз ты сама не понимаешь. Я бы не пережила, если бы тебя увидел кто-то из моих подруг. – Фанни не на шутку разволновалась.

– Да не ворчи ты! В этом нет ничего ужасного, и пусть Полли катается сколько хочет. Правда, бабушка? – сказал Том, галантно приходя на помощь и пытаясь заручиться поддержкой сильного союзника.

– Мама разрешает мне кататься на санках. И если я не играю с мальчиками, то не вижу в этом ничего дурного, – сказала Полли, прежде чем мадам успела что-то ответить.

– В провинции вообще происходит много такого, что в городе неуместно, – укоризненно начала миссис Шоу.

– Пусть ребенок развлекается, если хочет. В другой раз берите с собой Мод. Пусть в доме будет хоть одна здоровая девочка, – прервал ее мистер Шоу, и на этом вся сцена закончилась.

– Спасибо, сэр, – поблагодарила Полли и кивнула Тому, который телеграфировал в ответ «Хорошо!» и набросился на свой обед с аппетитом молодого волка.

– Ах ты хитрюга! Ты что, флиртуешь с Томом? – прошептала Фанни, явно забавляясь.

– О чем ты?! – Полли выглядела такой удивленной и возмущенной, что Фанни стало стыдно, и она сменила тему, заявив, что ей нужны новые перчатки.

Полли после этого вела себя очень тихо. Как только ужин закончился, она ушла из столовой, чтобы спокойно все обдумать. Не дойдя до половины лестницы, девушка увидела Тома, тут же села на ступеньку, чтобы сберечь ноги. Он рассмеялся и сказал, усаживаясь на перила:

– Я не буду хватать вас за ноги, ваша светлость. Просто хотел сказать, что завтра тоже можно пойти покататься.

– Нет. Я не могу завтра.

– Почему? Ты сердишься на меня? Я же не проговорился. – Тома поразила произошедшая с ней перемена.

– Нет, ты сдержал слово и выручил меня. И я не сержусь, но и кататься на санках мне больше нельзя. Твоей матери это не нравится.

– Я же знаю, что дело не в этом. Ты кивнула мне, когда она успокоилась, и собиралась кататься дальше. Так в чем дело?

– Не могу сказать, но и кататься больше не могу.

– А я-то думал, что у тебя побольше здравого смысла, чем у других девчонок. В таком случае, я бы и шести пенсов за тебя не дал.

– Очень вежливо с твоей стороны.

– Ненавижу трусов.

– Я не трусиха.

– Нет, трусиха. Ты боишься, что люди скажут.

Полли и сама знала, что боится. Она молчала, хотя ей хотелось все объяснить, но разве она могла?

– Так я и знал, что ты испугаешься. – И Том презрительно удалился.

«Ну почему так. Только мы подружились и я собиралась повеселиться, как Фан своими глупостями все испортила. Миссис Шоу это не нравится, и бабушке тоже. Если я все-таки пойду, поднимется шум, и Фан будет меня дразнить. А если сдамся, то Том решит, что я трусиха. Почему люди такие странные!»

Полли захлопнула дверь, чувствуя, что готова расплакаться от досады. Все удовольствие было испорчено одной глупой идеей, ибо из всех глупых причуд этого стремительного века игра маленьких детей в любовь глупее всех. Полли учили, что любовь – дело очень серьезное и даже священное, и по ее понятиям, было куда неприличнее флиртовать с одним мальчиком, чем кататься на санках с целой дюжиной. Всего днем ранее она с удивлением слышала, как Мод говорит матери:

– Мама, у меня же должен быть кавалел? У всех девочек есть! Мне пледлагают Фледди Лоуэлла, но Галли Фиск мне больше нлавится.

– Конечно, заведи себе дружка, дорогая, это так мило! – ответила миссис Шоу.

И Мод вскоре объявила, что она помолвлена с «Фледди, потому что Галли – дулак и стукнул ее», когда она предложила стать ее кавалером.

Тогда Полли посмеялась вместе со всеми, но, позже задумалась, что бы ответила ее собственная мать на подобный вопрос от маленькой Китти. Вряд ли она нашла бы это милым и забавным, разве что нелепым и неестественным. Сейчас Полли тоже чувствовала себя очень нелепо, и, когда досада поутихла, она решила отказаться от катания на санках и всего остального, только чтобы ее имя не связывали с Томом. К счастью, благодаря недостатку внимания со стороны взрослых, Том, как и Полли, не имел никакого понятия о «прелестях» этого глупого развлечения для школьников.

Полли пыталась утешить себя, прыгая через скакалку на заднем дворе или играя в пятнашки с Мод, а заодно давая ей уроки «гивнастики», как именовала их игры Мод, и которой, кстати, эти уроки шли на пользу. Фанни иногда заглядывала к ним, чтобы научить их новому па, и неизменно оказывалась вовлечена в возню, которая ей тоже очень нравилась. А вот Том теперь относился к Полли очень холодно и всем своим видом демонстрировал, что не даст за нее даже шести пенсов.

Кроме того, Полли очень беспокоил ее гардероб. Никто не говорил ей ни слова, но она чувствовала, что ее платья слишком простые. Порой ей хотелось, чтобы голубые и серые наряды были лучше отделаны, на поясе появились большие банты, а на манжетах – кружево. Она мечтала о медальоне и впервые в жизни задумалась о том, чтобы убрать свои хорошенькие кудряшки в модный пучок. Эти размышления она держала при себе, но все же написала матери письмо с вопросом, может ли она перешить свое лучшее платье, чтобы оно стало, как у Фанни. Ответ пришел незамедлительно.

«Нет, дорогая, платье прилично выглядит и идет тебе. Поверь, лучше всего носить простые фасоны. Я хочу, чтобы мою Полли любили не за одежду, а за душу, так что носи простые платья, которые мама с таким удовольствием и любовью шила для тебя, и не думай про кринолины. Даже самые скромные из нас могут повлиять на что-то в этом большом мире. Может быть, моя маленькая девочка сможет сделать хорошее дело, показав другим, что доброе сердце и счастливое лицо украшают лучше, чем модные парижские фасоны. Ты хочешь иметь медальон, дорогая. Посылаю тебе тот, что подарила мне много лет назад моя мать. С одной стороны ты увидишь лицо отца, а с другой – мое. Когда что-то будет тревожить тебя, просто посмотри на свой талисман, и я надеюсь, что свет вернется в твое сердце».

Так оно и оказалось. Волшебные чары скрывались в изящном маленьком украшении, которое Полли носила под платьем и нежно целовала каждое утро и ночь. Мысль о том, что она при всей своей невзрачности все же может делать добро, заставляла ее быть очень осторожной в своих действиях и словах. Она так старалась оставаться довольной и счастливой, что совсем забыла про свою одежду – и заставила остальных тоже о ней забыть. Она не понимала этого, но простота украшала ее платье, а неосознанное изящество девичества делало его обладательницу очаровательной. Одному искушению Полли уже поддалась до того, как пришло письмо от матери, и она искренне раскаялась в нем впоследствии.

– Полли, я бы хотела, чтобы ты позволила мне называть тебя Мари́, – сказала однажды Фанни, когда они вместе ходили по магазинам.

– Ты, если хочешь, можешь называть меня моим вторым именем Мэри, но не нужно называть меня на французский манер. Дома я Полли, и мне это нравится. А Мари́ – это глупо.

– Я тоже пишу свое имя с французским «и», и так делают все девочки.

– Нетти́, Нелли́, Хэтти́, Салли́. И Полли́. Куда это годится?

– Ладно, я не об этом. Мне кажется, тебе очень нужна одна вещица. Туфельки бронзового цвета.

– И зачем они мне? У меня есть обувь.

– Они сейчас в моде, и без них не получится хорошо выглядеть. Я собираюсь купить себе пару. И тебе тоже стоит.

– Но это, наверное, очень дорого.

– Восемь или девять долларов, пожалуй. Свои покупки я могу просто записывать на счет, но если у тебя нет денег, я тебе одолжу.

– У меня есть десять долларов, но я хотела потратить их на подарки для детей. – Полли нерешительно заглянула в кошелек.

– Ты можешь сделать подарки своими руками, бабушка тебя научит. А сейчас давай купим тебе туфельки.

– По крайней мере, я на них только посмотрю, – сдалась Полли и зашла за Фанни в магазин. Она чувствовала себя достаточно богатой и важной для такой элегантной покупки.

– Ну разве они не прелестны? И ножка выглядит просто божественно, Полли! Купи их для моей вечеринки, ты будешь танцевать в них как фея, – прошептала Фан.

Полли оглядела изящные блестящие туфли с вырезанными фестонами на верхней части, изящным каблучком и узким носом, и решила, что нога в них выглядит очень хорошо, а после небольшой паузы сказала, что берет их. Все было чудесно, пока она не пришла домой и не осталась одна. Заглянув в свой кошелек, она увидела один доллар и список вещей, которые собиралась купить семье. Каким жалким теперь выглядел этот доллар! И каким длинным стал список, когда не на что стало это все купить.

– Я не смогу купить коньки для Неда и письменный стол для Уилла, а ведь они так о них мечтали! И книгу для отца, и воротничок для матери. Какая я эгоистка! Потратила все деньги на себя. Как я могла?

И Полли укоризненно посмотрела на новые туфли, которые стояли в третьей позиции, словно уже были готовы к танцам.

– Они прекрасны, но вряд ли я смогу их носить, потому что постоянно буду думать о некупленных подарках, – вздохнула Полли, убирая злосчастные туфли с глаз долой, – я спрошу у бабушки, что можно сделать, потому что, если я хочу что-то подарить моим родным, надо начинать уже сейчас, иначе я не успею.

Она обрадовалась, что может заняться делом и забыть об угрызениях совести. Бабушка придумала подарок для каждого, а заодно обеспечила Полли всеми необходимыми материалами и с удовольствием давала советы. Девушка почти успокоилась, но, начав вязать для матери белые ночные носки с розовыми лентами, она успела серьезно поразмышлять об искушениях. Если бы кто-то спросил, почему она так тяжко вздыхает и что за груз лежит на ее сердце, Полли бы прямо ответила: «Бронзовые туфли».

Глава 4

Мелочи

– На улице дождь, и я не могу гулять, а все злые и никто со мной не иглает, – ответила сидевшая на лестнице Мод, когда Полли спросила, почему она так безутешно рыдает.

– Я с тобой поиграю, только не кричи, а то разбудишь маму. Во что мы будем играть?

– Не знаю, мне все надоело. Все мои иглушки сломались, а куклы болеют, кломе Клалы! – Мод взмахнула парижской куклой, которую держала за одну ногу не очень-то материнским жестом.

– Я шью одежду для куклы моей сестренки, хочешь посмотреть? – спросила Полли, надеясь развлечь сердитого ребенка и заодно закончить свою работу.

– Не хочу! Тогда та кукла будет класивее Клалы! Ее одежда не снимается, и Том иглал ею, как мячом, и все исполтил!

– Давай разденем ее. Я покажу тебе, как шить новую одежду, и ты сможешь одевать и раздевать Клару сколько захочешь?

– Да! Я люблю лезать ножницами. – Лицо Мод прояснилось, потому что все дети обожают разрушения.

Устроившись в пустой столовой, девочки принялись за работу. Когда Фанни нашла их там, Мод весело смеялась над бедной Кларой, которая, лишенная наряда, перебирала лоскутки в руках своей веселой маленькой хозяйки.

– Я-то думала, тебе уже не по возрасту играть в куклы, Полли. Я сто лет к ним не прикасалась, – Фанни посмотрела на подругу с презрением.

– Мне не стыдно, потому что это радует Мод и порадует мою сестру Китти. Мне кажется, шить лучше, чем вышивать безделушки или читать глупые романы.

И Полли принялась за шитье с решительным видом, накануне у них с Фанни вышла небольшая размолвка: Полли не позволила подруге уложить ей волосы «как у всех» и проколоть уши.

– Дорогая, ну не сердись. Давай займемся чем-нибудь приятным, сегодня мне так скучно, – сказала Фанни, которой очень хотелось помириться, потому что без Полли ей было скучнее, чем обычно.

– Не могу, я занята.

– Ты все время занята. Никогда не видела такой занятой девушки. Откуда, черт возьми, ты берешь столько дел? – Фанни с интересом разглядывала маленькое платье из красной шерсти, которое Полли примеряла на куклу.

– Дел всегда много, но мне тоже иногда нравится лениться, как и тебе. Просто лежать на диване, читать сказки или вообще ни о чем не думать. Белый муслиновый фартук или черный шелковый? – добавила Полли, с удовольствием глядя на свою работу.

– Муслиновый, с карманами и маленькими синими бантиками. Я тебе покажу. – И, забыв свое презрение к куклам, Фанни погрузилась в работу вместе с остальными.

Унылый день чудесным образом прояснился, и время за шитьем и болтовней шло весьма приятно. Бабушка заглянула к ним и улыбнулась:

– Шейте, мои дорогие. Куклы – надежные друзья, а рукоделию в наше время совсем разучились. Делай стежки поменьше, Мод, Фан, аккуратнее отделывай петли, Полли, режь внимательнее и не трать зря ткань. Лучшая швея получит от меня красивый кусочек белого атласа для кукольного чепчика.

Фанни приложила все усилия и выиграла приз, потому что Полли помогала Мод и забыла о собственной работе. Это ее не слишком расстроило, потому что мистер Шоу заметил, глядя на три сияющих лица за столом во время чая:

– Кажется, Полли сегодня осветила ваш день.

– Сэр, но я же ничего особенного не сделала, просто сшила платье для куклы Мод.

Полли в самом деле не считала, что сделала что-то важное. Но это была одна из тех мелочей, которые так нужны в нашем в мире, где часто выдаются дождливые дни, люди падают духом, а долг не всегда идет рука об руку с удовольствием. Такие мелочи особенно полезны для детей. Немного доброты, бескорыстия, крошечная услуга делают мир куда приятнее и красивее. Матери постоянно и без всякой благодарности делают такого рода незаметные вещи, но их все ощущают и помнят потом еще очень долго. Это простое волшебство объединяет сердца и делает семьи счастливыми. Полли всегда знала этот секрет.

Она любила делать «мелочи», которые другие не замечали или были слишком заняты, чтобы заметить. Не думая о благодарности, она освещала собственную жизнь и чужие жизни. В ее собственном доме было так много любви, что она быстро почувствовала ее недостаток в доме Фанни и долго не могла понять, почему эти люди не были добры и терпеливы друг к другу. Она не пыталась решить этот вопрос, но старалась изо всех сил любить, терпеть и угождать каждому. И ее добрая воля, нежное сердце, услужливость и простые манеры заставили всех полюбить девочку, потому что эти черты прекрасны и привлекательны даже в ребенке.

Мистер Шоу был очень добр к ней, потому что ему нравились ее скромные, почтительные манеры, а Полли была так благодарна за его многочисленные проявления внимания, что вскоре совсем забыла о страхе и начала проявлять привязанность, что ему чрезвычайно нравилось. Она обычно провожала его, когда он отправлялся в свою контору по утрам. Они всю дорогу по парку болтали, а потом с улыбкой расходились у больших ворот. Сначала мистер Шоу не обращал на это особого внимания, но вскоре начал скучать, если Полли по каким-то причинам не составляла ему компанию. Ему казалось, что маленькая фигурка в сером с умным личиком и веселым голосом, доверительно берущая его под руку в зимнем парке, освещала весь его день. Возвращаясь домой по вечерам, он с удовольствием замечал каштановую кудрявую головку в окне и находил свои тапочки и газету всегда в нужном месте.

«Вот бы Фанни была хотя немного на нее похожа», – часто говорил он себе, наблюдая за девушками, когда они думали, что он глубоко погружен в политику или состояние фондового рынка.

Бедный мистер Шоу был так занят, зарабатывая деньги, что не нашел времени научить своих детей любить его. Теперь, когда у него появилось время на досуг, а сын и дочери подрастали, он начал понимать, чего лишился. Полли неосознанно показывала ему это. Детская любовь оказалась такой чудесной, что он не мог больше без нее обходиться, но не совсем понимал, как завоевать доверие родных детей, которые считали его вечно занятым, равнодушным и рассеянным.

Однажды вечером, когда девочки собирались спать, Полли, как обычно, поцеловала бабушку, а Фанни засмеялась:

– Какой же ты ребенок! Мы уже слишком взрослые для обязательных поцелуев на ночь.

– Я не думаю, что можно стать слишком взрослым, чтобы целовать отца и мать, – быстро ответила Полли.

– Отлично сказано, моя маленькая Полли. – Мистер Шоу протянул ей руку и улыбнулся так тепло, что Фанни удивленно уставилась на него, а затем тихо сказала:

– Я думала, тебе все равно.

– Вовсе нет, милая. – И мистер Шоу протянул другую руку Фанни, которая поцеловала его, совершенно забыв обо всем, кроме нежности к отцу, которая вспыхнула в ее сердце.

Миссис Шоу была нервной, капризной и очень больной женщиной, которой каждые пять минут чего-то хотелось, так что Полли могла делать для нее множество мелочей, и она выполняла это так весело и услужливо, что бедная леди быстро привыкла к тому, что рядом всегда есть тихая девочка, которая готова почитать вслух, сбегать с поручением или принести семь разных шалей, которые постоянно надевались и снимались.

Бабушка тоже была рада иметь в своем распоряжении послушную гостью, и Полли провела много счастливых часов в ее причудливо обставленных комнатах, обучаясь всевозможному рукоделию и слушая рассказы старушки. Она даже не подозревала, сколько света принесла в жизнь одинокой старой леди.

Том долгое время мучил Полли, потому что все время выдумывал что-нибудь новое. В один день он был добр к ней, назавтра становился злым и угрюмым, иногда ей казалось, что он больше никогда не будет вести себя дурно, а потом он выдумывал новую проказу и только хихикал при мысли о раскаянии и исправлении. Полли считала его крепким орешком, но так привыкла помогать любому, кто, как ей казалось, был в беде, что по-прежнему оставалась к нему добра и ничего не могла с этим поделать.

– Что случилось? Трудный урок? – спросила она однажды вечером, когда Том застонал, хмурясь над стопкой ветхих книг.

Он держал голову обеими руками, словно она могла разлететься на части от огромных мысленных усилий, которые он прилагал.

– Да уж не простой! Какое мне дело до древних карфагенян? Регул был отличный полководец, но как он мне надоел!

И Том нанес латинской хрестоматии Харкнесса такой сокрушительный удар, который выразил его чувства куда лучше слов.

– А мне нравится латынь, и я хорошо справлялась, когда учила ее с Джимми. Давай помогу? – предложила Полли, пока Том вытирал пылающее лицо и подкреплялся арахисом.

– Ты? Девчонки ведь ничего не смыслят в латыни! – благодарно ответила он.

Но Полли уже привыкла к нему и, ничуть не смутившись, взглянула на грязную страницу, на середине которой застрял Том. Она так хорошо читала, что молодой джентльмен даже прекратил жевать и взглянул на нее с почтительным удивлением. Когда она замолчала, он подозрительно заметил:

– Ты очень хитрая, Полли. Все зазубрила, чтобы похвастаться. Но так не пойдет. Переверни дюжину страниц и попробуй заново.

В другой раз у Полли получилось еще лучше.

– Я всю книгу читала, Том, – засмеялась она, – тебе меня не подловить.

– И где ты так наловчилась? – спросил впечатленный Том.

– Я училась вместе с Джимми и не отставала от него, потому что отец позволял нам заниматься вместе. Так выходит гораздо быстрее.

– Джимми… Это же твой брат?

– Да, но он умер. Я расскажу тебе о нем в другой раз, а пока займись уроками. Давай я тебе все-таки помогу. – У Полли дрожали губы.

– Пожалуй, ты с этим справишься, – согласился Том и с серьезным видом положил между ними книгу.

Он чувствовал, что Полли его обскакала, и ему необходимо защитить честь своего пола. Том набросился на урок и с подсказками Полли вскоре одолел его. Все было отлично, пока дело не дошло до правил, которые следовало заучить. Том, сунув руки в карманы, раскачивался, что-то бормоча себе под нос, а Полли накручивала локон на палец и смотрела в стену, шевеля губами.

– Готово! – наконец крикнул Том.

– Готово! – отозвалась Полли.

Они проверяли друг друга, пока оба не ответили урок без запинки.

– А, знаешь, было весело, – радостно сказал Том, отшвыривая бедного Харкнесса и чувствуя, что приятная компания может придать очарование даже латинской грамматике, – а теперь, мэм, займемся алгеброй. Я люблю ее так же сильно, как ненавижу латынь.

Полли приняла приглашение и вскоре признала, что здесь Том ее опередил. Этот факт повысил его самооценку, но он не стал из-за этого дразнить девочку. Он помогал ей с отеческим терпением, бессознательно подражая школьному учителю Домини Дину из романа Эллиса Паркера Батлера, так что она с трудом сдерживала смех.

– Попробуем еще раз, когда захочешь, – великодушно сказал Том, швыряя алгебру вслед за латинской хрестоматией.

– Тогда я буду приходить к тебе каждый вечер. Я совсем забросила учебу с тех пор, как сюда приехала. Ты попробуешь научить меня любить алгебру, а я попробую научить тебя любить латынь, хорошо?

– Да, было бы недурно. Со старым учителем Дином мы летим галопом, и он не дает нам задавать вопросы.

– Спрашивай отца, он должен знать латынь.

– Да ничего он не знает. Но я бы к нему не пошел, даже если бы он что-то и знал.

– Почему?

– Он надерет мне уши и скажет, что я тупица, или просто отошлет меня.

– Конечно, он так не сделает. Он очень добр ко мне, а я задаю слишком много вопросов.

– Он тебя любит больше, чем меня.

– Том, ну что ты такое говоришь!? Конечно, он любит тебя гораздо больше, – укоризненно воскликнула Полли.

– И почему тогда он этого не показывает? – буркнул Том, задумчиво посмотрев на приоткрытую дверь библиотеки.

– А что он может сделать, когда ты так себя ведешь? – спросила Полли после паузы, во время которой она пыталась ответить себе на вопрос Тома, но не смогла найти лучшего ответа.

– А почему он не покупает мне велосипед? Он сказал, что если я буду месяц хорошо учиться, то получу его. Я гоню как сумасшедший уже почти шесть недель, и ничего. Девчонки получают свои тряпки, потому что ноют. А я этого делать не буду! Но и загонять себя на учебе даром тоже не хочу!

– Это, конечно, нехорошо, но учиться надо для себя, а не за награды. – Втайне Полли искренне сочувствовала бедному Тому.

– Вот только не надо читать мне мораль, Полли. Если бы предок обратил на меня внимание и заметил мои успехи, да плевать мне было бы на подарки. Но ему до меня дела нет. Он даже не спросил, как я выступил на прошлом дне, посвященном декламации, а я тогда выучил монолог про «Битву при Регильском озере»[9], потому что он говорил, что ее любит.

– Ой, Том, неужели! Это так здорово! Мы с Джимом вместе декламировали Горация, и это было так весело. Прочти мне эти стихи, я так люблю «Песни древнего Рима» Маколея.

– Оно очень длинное, – возразил Том, но его лицо прояснилось, потому что интерес Полли успокоил его уязвленные чувства.

Он с удовольствием продемонстрировал свои ораторские способности, хотя начал без особого энтузиазма, но вскоре звон воинственных строк распалил его душу так, что Том вскочил на ноги и величественно зажестикулировал. Раскрасневшаяся Полли слушала его. Том читал так энергично, что девочка покрылась мурашками, как и второй слушатель, который наблюдал за этой сценой из-за своей газеты и слышал все до последнего слова.

Когда Том остановился, переводя дыхание, а Полли восторженно захлопала в ладоши, у мальчика за спиной раздались еще одни аплодисменты. Мистер Шоу стоял в дверях.

Том страшно смутился и ничего не сказал, а вот Полли подбежала к мистеру Шоу и нетерпеливо дернула его за руку.

– Разве это не великолепно?! Разве он не молодец?! Разве он не заслужил велосипед?!

– Превосходно, Том, не исключено, что ты можешь стать оратором. Выучи что-нибудь еще, и я с удовольствием послушаю. Так что там насчет велосипеда?

Полли оказалась права, и Том признал, что предок по-своему добр, любит его и не совсем забыл свое обещание. Мальчик покраснел от удовольствия и затеребил пуговицы на куртке, слушая неожиданную похвалу. Когда он заговорил, то прямо смотрел в лицо отцу, сияя от счастья:

– Спасибо, сэр. В другой раз так и сделаю, сэр.

– Вот и отлично. Ждите завтра своего нового скакуна, сэр.

И мистер Шоу по-отечески погладил лохматую рыжую голову, с удовольствием чувствуя, что в мальчике все-таки что-то есть, кроме озорства.

На следующий день Том получил свой велосипед, назвал его Черным Остером в память о коне из «Битвы при Регильском озере» и немедленно попал в беду.

– Выходи смотреть, как я катаюсь, – сказал он Полли после трех дней практики на улице, решив, что уже все умеет.

Полли с Мод охотно вышли и с интересом наблюдали за ним, пока не случился инцидент, едва не заставивший Тома навсегда распрощаться с велосипедом.

– Эй вы! Дорогу Остеру! – вопил Том, с грохотом несясь по длинной крутой улице за забором парка.

Они отошли в сторону, и он промчался мимо, работая ногами, как сумасшедший, с видом неуправляемого паровоза. Спуск вышел бы триумфальным, если бы огромная собака внезапно не выбежала из парка и не заставила Тома съехать в сточную канаву. Полли хохотала, пока бежала смотреть на место крушения, потому что Том лежал под велосипедом, собака громко лаяла, а ее хозяин ругал Тома за неуклюжесть. Но, увидев Тома, Полли испугалась, потому что тот страшно побледнел, глаза у него были мутные, а из глубокого пореза на лбу текла кровь. Хозяин собаки тоже это разглядел и помог подняться мальчику, но тот не мог самостоятельно стоять и все время дико оглядывался, никого не узнавая, пока Полли прижимала платок к его лбу и умоляла подтвердить, что с ним все в порядке.

– Только маму не пугай. Со мной все нормально. Нехорошо вышло, – состояние велосипеда волновало Тома куда больше собственного падения.

– Я так и знала, что эта ужасная штука тебя покалечит. Бросай ее и идем домой. У тебя кровь, все на нас смотрят. – Полли пыталась перевязать уродливый порез своим маленьким платком.

– Ну пошли. Господи, как странно я себя чувствую. Помоги мне встать, пожалуйста. Мод, кончай выть и иди домой. Эй, Пат, отвези машину домой, и я тебе заплачу. – Том медленно поднялся и, опираясь на плечо Полли, отдавал команды.

Процессия вышла такая: огромная собака, продолжавшая лаять. Ее хозяин, добродушный ирландец, кативший «дьявольскую вертушку», как он непочтительно обозвал боготворимый Томом велосипед, сам раненый герой, поддерживаемый услужливой Полли, и Мод, вся в слезах и с шапкой Тома в руках.

К сожалению, миссис Шоу уехала на прогулку вместе с бабушкой, а Фанни наносила визиты, так что рядом с Томом не было никого, кроме Полли, потому что одна горничная упала в обморок при виде крови, а вторая словно сошла с ума от страха. Вызванный доктор сказал, что придется зашивать рану.

– Кому-то надо держать его за голову, – добавил доктор, вдевая нитку в странную маленькую иголку.

– Я буду сидеть тихо, но если уж кто-то должен меня держать, то пусть это будет Полли. Ты ведь не боишься, правда? – спросил Том с умоляющим видом, потому что ему не нравилась мысль о том, что его будут зашивать.

Полли хотела было отказаться, но вспомнила, что Том однажды назвал ее трусихой. Это был шанс доказать, что она вовсе не такая. А еще бедному Тому больше некому было помочь, поэтому она подошла к дивану, где он лежал, и успокаивающе кивнула, с двух сторон взяв его за голову своими маленькими мягкими руками.

– Ты молоток, Полли, – прошептал Том.

Затем он стиснул зубы, сжал кулаки и лежал неподвижно, перенося боль, как настоящий мужчина. Доктору потребовалась минута или две, и когда Том, выпив вина, удобно устроился в постели, он почувствовал себя вполне неплохо, несмотря на боль в голове. Ему велели поменьше двигаться, и он с благодарностью смотрел вслед Полли.

Раненому Тому пришлось провести дома целую неделю, а с большим черным синяком на лбу он выглядел очень живописно. Все заботились о нем, потому что доктор сказал, что, придись удар на дюйм ближе к виску, он оказался бы смертельным. Мысль о том, что они могли потерять старину Тома, немедленно вызвала всеобщую любовь к нему. Отец спрашивал, как он себя чувствует, по нескольку раз на дню, мать постоянно говорила о «чудесном спасении милого мальчика», бабушка потчевала его всевозможными вкусностями, а девочки угождали ему, как преданные рабыни. Это лечение имело превосходный эффект. Когда никому не нужный прежде Том оправился от первого изумления, он расцвел, как это иногда бывает с больными людьми, и удивил свою семью, став неожиданно терпеливым, благодарным и любезным. Мальчики редко говорят о своих чувствах с кем-то, кроме матерей, но миссис Шоу так и не нашла ключ к сердцу своего сына. Зато во время его болезни было посеяно маленькое семя, которое пустило корни, и хотя оно росло очень медленно, в конце концов во что-то оно выросло. Возможно, в этом ему помогла Полли. Вечера давались Тому особенно тяжело, поскольку из-за отсутствия движения он, как всякий крепкий мальчик, делался беспокойным и нервным и никак не мог заснуть, поэтому девочки, как могли, развлекали его. Фанни играла и читала вслух, Полли пела и рассказывала разные истории, которые так ему нравились, что она начинала с наступлением сумерек, а Том устраивался на своем любимом месте на бабушкином диване.

– Валяй, Полли, – велел молодой султан однажды вечером, когда его маленькая Шахерезада уселась в свое низкое кресло, предварительно раздув огонь в камине, чтобы в комнате стало светло и уютно.

– Не хочу сегодня рассказывать сказки, Том. Я и так рассказала все, что знала, а новых не могу придумать, – ответила Полли с печальным взглядом. Раньше она такой не была. Том смотрел на нее минуту, а затем с любопытством спросил:

– О чем ты думала, когда сидела, глядя на огонь? Ты с каждой минутой делалась все серьезнее.

– О Джимми.

– Расскажи мне о нем! Ты обещала. Но если не хочешь, можешь не рассказывать, – тихо предложил Том.

– Мне нравится говорить о нем, но рассказывать особо нечего. – Полли был приятен его интерес. – Сидя здесь с тобой, я вспомнила, как сидела с ним, когда он болел. Нам было так хорошо вместе.

– Он был очень хорошим, да?

– Нет, не был, но он старался, и мама говорила, что это уже полдела. Это было трудно, но мы брали себя в руки и работали на собой. Я не слишком многого добилась, а вот Джимми – да, и все его любили.

– Вы никогда не ссорились, как мы?

– Иногда, но мы всегда быстро мирились. Джимми обычно приходил первым и говорил: «Горизонт чист, Полли». Он был такой спокойный и веселый, что мы сразу мирились.

– Он много знал?

– Наверное. Он любил учиться и хотел преуспеть, чтобы помогать отцу. Люди называли его славным парнем, и я очень этим гордилась, но они не знали, какой он был мудрый, потому что никогда не хвастался этим. Наверное, сестры всегда хвалят братьев, но я не думаю, что у других девушек на это столько же оснований, сколько было у меня.

– Большинство девушек продадут своих братьев за английскую булавку. Плохо же ты их знаешь.

– Ну, так не должно быть. Но для этого братья должны относиться к ним так же по-доброму, как Джимми ко мне.

– А как он себя вел?

– Он очень сильно меня любил и не стеснялся этого показывать, – отозвалась Полли дрожащим голосом.

– Отчего он умер? – спросил Том после небольшой паузы.

– Разбился прошлой зимой, катаясь на санках, так и не сказал, какой мальчик в него врезался. Он прожил всего неделю после этого. Я помогала ухаживать за ним, ему было очень больно, но он терпел. Джимми отдал мне свои книги, и собаку, и пестрых кур, и большой ножик, и сказал: «Прощай, Полли», поцеловав меня на прощание, а затем… Джимми! Джимми! Если бы он только мог вернуться!

Глаза бедной Полли наполнились слезами, губы дрожали, и, дойдя до этого «прощай», она не смогла продолжить, закрыла лицо и зарыдала, словно у нее разорвалась сердце. Том не мог придумать, как проявить сочувствие, поэтому встряхивал бутылочку с камфарой, пытаясь найти подходящие слова, но Фанни пришла ему на помощь, она обняла подругу и принялась гладить и целовать, пока ее слезы не прекратились. Полли сказала, что не хотела никого расстраивать и больше так не будет.

– Я думала о моем дорогом брате весь вечер, потому что Том напоминает мне о нем, – добавила она со вздохом.

– Я же совсем на него не похож, – удивился Том.

– Немного похож.

– Я бы хотел, но ты говоришь, что он был хороший.

– Ты тоже хороший, когда хочешь. Ты добрый и терпеливый, и, когда ты ведешь себя разумно, нам нравится за тобой ухаживать. Правда, Фан? – спросила Полли, чье сердце все еще сжималось от боли. Ради брата она готова была отыскать добродетель даже в Томе.

– Да, я, если честно, в последнее время его вообще не узнаю. Но когда он выздоровеет, то ведь снова станет несносным, – ответила Фанни, которая не очень верила в раскаяние брата.

– Что бы ты понимала, – проворчал Том, снова ложась, потому что он резко сел, когда Полли сравнила его с любимым братом.

Эта простая маленькая история произвела на Тома глубокое впечатление, а душещипательный финал тронул его за душу, которую большинство мальчиков так тщательно скрывает. Очень приятно, когда тебя любят и тобой восхищаются. Приятно думать, что по нам будут плакать, когда мы умрем. Тома охватило внезапное желание вести себя так же, как тот мальчик, который не сделал ничего замечательного, но был так дорог своей сестре, что она плакала по нему, спустя целый год после его смерти. Джимми был прилежным и умным, люди называли его «славным парнем», и он так стремился быть хорошим, что обошел даже Полли, которую Том втайне считал образцом добродетели.

– Я бы хотел иметь такую сестру, как ты, – вдруг вырвалось у него.

– И я бы хотела иметь такого брата, как Джим! – воскликнула Фанни, чувствуя упрек в словах Тома и зная, что она его заслужила.

– Но вы же есть друг у друга, к чему завидовать? – сказала Полли, Том и Фанни внезапно задумались, почему им не так хорошо вместе и не так весело, как было Полли и Джиму.

– Фан только о себе и думает, – сказал Том.

– А Том – вредина, – возразила Фанни.

– Не говорите так. Если что-то случится с кем-то из вас, другой очень об этом пожалеет. Я сейчас жалею о каждом грубом слове, которое говорила Джимми.

Две крупные слезы тихо скатились по щекам Полли. Думаю, именно они полили сладкое чувство, называемое братской любовью, которого до сих пор не было в сердцах брата и сестры. В тот день они ничего не сказали, ничего не задумали и не признали своих ошибок, но когда они расстались на ночь, Фанни нежно погладила раненую голову брата (Том никогда бы не простил ей, если бы она поцеловала его) и сказала шепотом:

– Надеюсь, ты хорошо выспишься, дорогой Томми.

И он кивнул ей в ответ, сердечно сказав:

– И тебе того же, Фан.

И больше ничего. Но и это значило очень много, потому что голоса их были ласковыми, а в глазах горели те чувства, которые делают любые слова неважными. Полли заметила это. Она не поняла, что была тому причиной, но ей было так приятно, что она спокойно уснула, хотя Джимми не было рядом и он не мог пожелать ей доброй ночи.

Глава 5

Неприятности

Обычно, когда дети ведут себя неправдоподобно хорошо, то через некоторое время они склонны повторить какую-нибудь, казалось бы, забытую шалость. В течение недели после происшествия с Томом дети вели себя совершенно по-ангельски. Бабушка даже заволновалась, что с ними непременно должно что-то случиться. Но милой старой леди не стоило бояться, поскольку чрезмерная добродетель не может существовать чересчур долго и войти в привычку, если речь не идет о маленьких ханжах из нравоучительных книжек. Как только Том снова встал на ноги, вся компания немедленно свернула на кривую дорожку, что привело ко множеству несчастий.

Все началось с «глупости Полли», как потом эту историю назвала Фан. Однажды вечером, когда Полли сбежала вниз, чтобы встретить мистера Шоу и помочь ему снять пальто, в дверь позвонили, и в руках Полли оказался прекрасный букет тепличных цветов. Девушка так и не привыкла к городским нравам и сама открывала дверь.

– Ого, это еще что такое? Не рановато ли ты обзавелась поклонниками, моя маленькая Полли? – засмеялся мистер Шоу, видя, как покраснела девочка, нюхавшая цветы.

А потом Полли заметила записку, наполовину скрытую гелиотропом. Если бы она не была такой «глупой», как потом сказала Фан, сообразила бы, что делать. Но видите ли, Полли была честной маленькой девочкой, и ей не приходило в голову что-либо скрывать, поэтому она ответила прямо.

– Это не мне, сэр. Это Фанни. От мистера Фрэнка, как я понимаю. Она будет так рада!

– Значит, этот щенок смеет посылать ей цветы?! – вскричал мистер Шоу далеким от радости голосом, разворачивая записку.

Полли сомневалась, что Фан это понравится, но она не посмела сказать ни слова. Девушка вспомнила, как показывала отцу забавные валентинки от мальчиков и как они вместе над ними смеялись. Но мистер Шоу не засмеялся, прочитав сентиментальные стихи, сопровождавшие букет. Он спросил тоном, который напугал даже Полли:

– И долго это у них длится?

– Я не знаю, сэр, честно. У Фан в мыслях нет ничего дурного. Как жаль, что я проговорилась, – пробормотала Полли, вспомнив обещание, данное Фанни в день концерта. Она совсем забыла об этом, потому что девочки постоянно проводили время со «взрослыми мальчиками», как она называла мистера Фрэнка и его друзей. А теперь она вдруг вспомнила, что мистер Шоу это запретил.

«Наверное, она разозлится, – подумала Полли. – Но ведь у девочек не должно быть секретов от отцов».

Мистер Шоу скомкал розовую записку, сунул в букет и холодно велел:

– Скажи Фанни, что я жду ее в библиотеке.

– Зачем ты это сделала?! Какая же ты глупая! – вскричала Фанни, разозлившись и испугавшись одновременно.

– А что мне оставалось делать? – растерялась Полли.

– Сказала бы, что букет для тебя, тогда не было бы никаких проблем.

– Но это была бы ложь.

– Ой, ну не говори глупостей. Ты втянула меня в неприятности и должна мне помочь.

– Я сделаю все, что смогу, но лгать ни за что не стану, – Полли заволновалась.

– Тебя никто и не просит. Просто придержи свой язык, и я все улажу.

– Тогда мне лучше не ходить вниз… – начала Полли, когда снизу раздался строгий голос мистера Шоу, похожий на голос Синей Бороды:

– Так ты идешь?

– Да, сэр, – быстро ответила Фанни и схватилась за Полли, – ты должна пойти со мной, я умираю от страха, когда он говорит таким тоном. Полли, дорогая, побудь рядом.

– Хорошо, – согласилась Полли, и они обе спустились, умирая от страха.

Мистер Шоу стоял перед камином и выглядел довольно мрачно; букет лежал на столе, а рядом с ним находилась записка, адресованная «Фрэнку Муру, эсквайру», с яростным росчерком после слова «эсквайр». Указав на это впечатляющее послание, мистер Шоу свел черные брови:

– Я намерен немедленно положить конец этой чепухе. Если это еще раз повторится, ты отправишься в школу при канадском монастыре.

От этой ужасной угрозы у Полли перехватило дыхание, но Фанни уже слышала подобное раньше и дерзко ответила:

– Я ничего ужасного не делала. Что я могу поделать, если мальчики присылают мне подарки, как и всем другим девочкам?

– Дело не в подарках. Я запрещаю тебе видеться с этим Муром. Он не мальчик, а уже взрослый парень, и я не хочу видеть его рядом с тобой. Ты это знала и ослушалась меня.

– Мы почти не видимся, – начала Фанни.

– Это правда? – спросил мистер Шоу у Полли.

– Пожалуйста, сэр, не спрашивайте меня. Я обещала ничего не говорить, пусть Фанни сама расскажет! – воскликнула краснеющая Полли, поняв весь ужас своего положения.

– Неважно, что ты обещала, расскажи все, что знаешь об этой нелепой ситуации. Это принесет Фанни куда больше пользы, чем вреда.

Мистер Шоу немного смягчился, потому что смятение Полли тронуло его.

– Можно? – шепотом спросила она у Фанни.

– Мне уже все равно. – Фанни выглядела одновременно сердитой и пристыженной, от волнения и страха она завязывала узелки на носовом платке.

С большой неохотой, подгоняемая множеством вопросов, Полли рассказала все, что ей было известно о прогулках, завтраках, встречах и записках. Очевидно, все оказалось куда менее серьезно, чем ожидал мистер Шоу, ибо, пока он слушал, его лоб разгладился, а губы несколько раз дернулись, как будто он хотел рассмеяться. В конце концов, забавно наблюдать, как дети, подражая взрослым, играют в любовь, словно речь идет о новомодной игре, а не о прекрасном, могущественном и святом чувстве.

– Сэр, прошу вас, не ругайте Фан слишком сильно! Она совсем не такая глупая, как Трис и другие девочки! Она не поехала кататься на санях, хотя мистер Фрэнк подначивал ее и ей сильно хотелось поехать! Она раскаивается, я знаю, и если вы ее простите на первый раз, такого больше не повторится! – очень искренне попросила Полли, закончив свой короткий рассказ.

– Ну что я могу поделать, раз ты ее защищаешь. Фан, усвой вот что: бросай всю эту чушь и займись учебой, или тебе придется уехать. Но Канада зимой – это не шутки, скажу я тебе.

Мистер Шоу погладил дочь по щеке, надеясь увидеть признаки раскаяния, но Фанни чувствовала себя оскорбленной и не собиралась извиняться. Она капризно сказала:

– Теперь-то я могу забрать свои цветы?

– Нет! Они отправятся по обратному адресу с запиской от меня. Больше этот щенок не осмелится к тебе подойти.

Позвонив в колокольчик, мистер Шоу отправил несчастный букет, а затем повернулся к Полли и сказал очень серьезно:

– Постарайся показать моей дурочке-дочери хороший пример, ладно?

– Но что я могу сделать, сэр? – спросила Полли, готовая помочь, но совершенно не представляющая, с чего начать.

– Пусть она будет как можно более похожей на тебя, моя дорогая; ничто не доставит мне большего удовольствия. Теперь идите, и забудем об этой глупости.

Они ушли, не сказав ни слова, и мистер Шоу больше ничего не слышал об этом деле, а вот несчастную Полли Фан отругала так, что бедняжка всерьез задумалась о том, чтобы собрать вещи и отправиться домой на следующий же день. У автора просто не хватит духу рассказать об ужасных нотациях, которые она выслушала, об оскорблениях, которые вытерпела, или о холодности, которую ей пришлось переносить следующие несколько дней. Полли никому ничего не сказала и молча переносила все неприятности, глубоко в душе считая, что подруга несправедлива к ней.

Том, выяснив, в чем дело, встал на сторону Полли, что привело к неприятности номер два.

– Ты не видела Фан? – спросил молодой джентльмен, заходя в комнату сестры, где Полли лежала на диване, пытаясь забыться благодаря интересной книге.

– Внизу, принимает гостей.

– А ты почему не с ней?

– Мне не нравится Трис, а с ее чудными друзьями из Нью-Йорка я и вовсе не знакома.

– Сказала бы прямо, что и знать не хочешь.

– Так невежливо говорить.

– Да и плевать. Полли, иди повеселись вместе со всеми.

– Я лучше почитаю.

– Это невежливо.

Полли рассмеялась и перевернула страницу. Том с минуту насвистывал, затем глубоко вздохнул и положил руку на лоб, который все еще украшал черный пластырь.

– Голова болит? – участливо спросила Полли.

– Ужасно.

– Тогда тебе лучше прилечь.

– Не могу. Мне неспокойно, и я хочу, чтобы меня «лазвлекали», как говорит мелкая.

– Я дочитаю главу и займусь тобой, – сказала жалостливая Полли.

– Хорошо, – ответил клятвопреступник, обнаруживший, что разбитая голова иногда полезнее целой. Ликуя от успеха своей уловки, он бродил по комнате, пока не обратил внимание на бюро Фан. На нем валялись различные вещицы, потому что хозяйка, прихорашиваясь в спешке, оставила все вверх дном. Хорошо воспитанный мальчик не стал бы трогать чужих вещей, а более чуткий брат привел бы все в порядок. Но не будучи ни тем ни другим, Том принялся рыться в вещах сестры. Он примерил сережки, ленты, завел часы, хотя было еще рано, обжег свой пытливый нос нюхательной солью, облил грязный носовой платок лучшим одеколоном Фан, намазал рыжие кудри маслом для волос, напудрился пудрой с ароматом фиалок и приколол к волосам пару накладных локонов, существование которых Фанни яростно отрицала. Ущерб, нанесенный этим дурным мальчишкой, совершенно не поддается описанию. Негодник перерыл все ящики, шкатулки и футляры с сокровищами сестры.

Уложив локоны, при этом исколов шпильками себе все пальцы и повязав голубую ленточку a la Fan, Том удовлетворенно оглядел себя. Эффект так ему понравился, что он решил преобразиться дальше. Еле сдерживая смех и прикрываясь пологом кровати, он втиснулся в платье сестры, висевшее на стуле. Для завершения образа он добавил лучший бархатный жакет Фан, шляпку, горностаевую муфту и сунул под платье диванную подушку вместо турнюра. С трудом ковыляя, Том предстал перед изумленной Полли как раз, когда она дочитывала главу. Ей так понравилась его выходка, что Том, потеряв голову, предложил вместе спуститься в гостиную.

– Господи, нет! Фанни никогда не простит нам, если ты покажешь ее накладные локоны и все остальное. Там и джентльмены есть, и это совсем неприлично, – встревожилась Полли.

– Тем забавнее. Поделом ей, Фан плохо с тобой обращалась. Давай, будет весело, если ты представишь меня как свою лучшую подругу, мисс Шоу.

– Ни за что на свете, Том, это подлость. Сними это все, и мы во что-нибудь с тобой поиграем.

– Ну вот, я что, зря наряжался? Я выгляжу очаровательно, кто-то же должен мною восхищаться. Пошли вниз, Полли, посмотрим, назовут ли меня «милашкой».

Том встряхнул кудрями и подпрыгнул, и это вышло так уморительно, что Полли расхохоталась, но она все равно не собиралась позволить ему унизить сестру.

– Пусти меня. Ты как хочешь, а я спускаюсь.

– Нет.

– И что же ты сделаешь, мисс Примерное Поведение?

– А вот что. – Полли заперла дверь, положила ключ в карман и вызывающе посмотрела на него.

Том был вспыльчивым парнем и ненавидел, когда ему перечили. Позабыв о своем костюме, он угрожающе заявил:

– Я такого не потерплю.

– Обещай не досаждать Фан, тогда я тебя выпущу.

– Не стану я ничего обещать. Отдай ключ, или я заберу его силой.

– Том, не будь таким дикарем. Я просто хочу уберечь тебя от неприятностей, потому что Фан будет в ярости. Снимай ее вещи, и все будет хорошо.

Том не соизволил ответить. Подошел к другой двери, которая, как знала Полли, была заперта, выглянул в окно третьего этажа и, сочтя побег невозможным, злобно спросил:

– Отдашь ключ?

– Нет, – храбро сказала Полли.

– Я сильнее тебя, так что сдавайся.

– Да, сильнее, но нападать на девушку недостойно.

– Я не хочу причинять тебе боль, но такого обращения с собой тоже не потерплю.

Очевидно, Тому самому было стыдно, но он ужасно рассердился и не собирался сдаваться. Если бы Полли заплакала, то он бы немедленно уступил, но она лишь хихикнула, потому что разъяренное лицо Тома представляло очень смешной контраст с его платьем. Это решило вопрос. Ни одна девчонка в мире не смела хихикать над ним, а тем более запирать его, как маленького ребенка. Не говоря больше ни слова, он схватил Полли за локоть, потому что ключ она придерживала рукой в кармане. Полли сопротивлялась не меньше минуты, но Том был намного сильнее. Карман порвался, Полли вскрикнула от боли, и ключ упал на пол.

– Если тебе больно, ты сама виновата, – буркнул Том и сбежал, оставив Полли стонать от боли в вывихнутом запястье. Он спустился вниз, но в гостиную не пошел, потому что шутка утратила для него всякую привлекательность. Насмешив прислугу в кухне, он прокрался наверх, надеясь помириться с Полли. Но она ушла в комнату бабушки, которая всегда служила ей убежищем, даже когда старой леди не было дома.

Он как раз успел привести все в порядок, когда в комнату вошла Фанни, страшно сердитая, потому что Трис долго рассказывала ей о всевозможных забавах, в которых она могла бы принять участие, если бы Полли держала язык за зубами.

– Где она? – поинтересовалась Фан, желая выместить свою досаду на подруге.

– Наверняка хандрит у себя, – отозвался Том, изображая, что погружен в чтение.

Пока все это происходило, Мод тоже времени зря не теряла. Няня отправилась на встречу с подругой, поэтому мисс Мод залезла в комнату к Полли и решила пошалить. Как-то раз Полли позволила ей использовать для игры в лодку свой большой чемодан, который тогда был пустым. Но теперь Полли складывала в него свои самые дорогие сокровища, чтобы уберечь их от чужих глаз. Запереть чемодан она забыла, и Мод, откинув крышку, сразу увидела что-то интересненькое. Она принялась с упоением копаться в вещах, но тут вошла Фан, которая слишком злилась на Полли, чтобы упрекнуть в чем-то Мод.

Поскольку у Полли не осталось денег, она проявила всю свою изобретательность, чтобы придумать подарки родным, надеясь количеством искупить все недостатки качества. Кое-что из ее поделок вышло очень недурно, другие оказались менее удачными, но она сберегла их все, красивые или потешные, зная, что младшие дети обрадуются любой новой вещи. Она аккуратно починила для Китти выброшенные Мод игрушки, сшила кукольные наряды из старых лент и кружев Фанни и сберегла деревянные фигурки, которые иногда вырезал Том, чтобы показать Уиллу, что можно сделать с помощью ножа.

– Какая ерунда! – сказала Фанни.

– Вообще она очень странная девчонка, – добавил Том, который последовал за сестрой.

– Не смейтесь над Полли! Куклы у нее лучше, чем у тебя, Фан, и она пишет и лисует куда лучше Тома!

– А ты откуда знаешь? Я никогда не видел, как она рисует, – сказал Том.

– У нее тут книжка с калтинками! Плочитать я не могу, а калтинки класивые!

Желая продемонстрировать достижения подруги, Мод достала толстую маленькую тетрадь, озаглавленную «Дневник Полли», и разложила ее на коленях.

– Нет ничего плохого в том, чтобы взглянуть на картинки, – неуверенно сказал Том.

– Одним глазком, – подхватила Фанни, и вот оба уже смеялись, глядя на рисунок, изображавший Тома в канаве, воющую собаку и катящийся прочь велосипед. Рисунок был грубый и неточный, но очень смешной. Очевидно, чувства юмора Полли хватало. Несколькими страницами дальше они увидели карикатуру на Фанни и мистера Фрэнка, тщательный портрет бабушки, Тома, декламирующего поэму, мистера Шоу и Полли в парке, Кэти, утаскивающую Мод, и школьных подруг Фанни, выставленных на посмешище беспощадной рукой.

– Вот маленькая негодница! Смеялась над нами за нашими спинами – Фан чувствовала себя уязвленной молчаливой местью Полли за многочисленные оскорбления от ее подруг.

– А она неплохо рисует, – заметил Том, критически разглядывая портрет мальчика с приятным лицом, вокруг которого Полли нарисовала лучи, похожие на солнце, и под которым было написано: «Мой дорогой Джимми».

– Ты бы не восхищался ею, если бы знал, что она здесь о тебе написала, – сказала Фанни, чей взгляд блуждал на исписанной странице напротив и задержался там достаточно долго, чтобы прочитать что-то, что возбудило ее любопытство.

– А что там написано? – Том на мгновение забыл о благородстве.