#ХОЛМЫ_ФЕЙРИ
Да, все деревенские знали, что в холмах меж холодных камней живут эльфы, это ни для кого не было секретом. Просто никто из местных не хотел с ними связываться, да и встречаться лишний раз не спешил. У эльфов специфическое чувство юмора, а шутки посмертельнее стихийного бедствия будут. Фейри не умеют любить и сострадать, не прощают обид и мстят за малейшую неучтивость. Они любят и присваивают себе все красивое. Фейри владеют чарами, не стареют, живут вечно и презирают людей. Вот с одним таким мерзавцем я и заключила сделку, чтобы спасти свою невинность.
***
«Холодные камни холодной рукой не трогай, не надо, и рядом не стой. Не слушай их песни, не пей их вино… Холодные камни утянут на дно!»
***
Что дно реки, что дно болота, да хоть подземные чертоги фейри – мне было уже все равно! Мои сокровенные мечты и робкие надежды разбились вдребезги. Впереди меня ничего не ждало.
Пачкая юбки в грязи, не разбирая дороги, я бежала в холмы. В лапы фейри, к гибели и смерти.
Да, все деревенские знали, что в холмах меж холодных камней живут эльфы, это ни для кого не было секретом. Просто никто из местных не хотел с ними связываться, да и встречаться лишний раз не спешил. У эльфов специфическое чувство юмора, а шутки посмертельнее стихийного бедствия будут. Фейри не умеют любить и сострадать, не прощают обид и мстят за малейшую неучтивость. Они любят и присваивают себе все красивое. Фейри владеют чарами, не стареют, живут вечно и презирают людей.
Деревенским кое-как удавалось откупиться от них мисками с молоком, мелкими подношениями, пропавшими вещами и скотом, угнанным на болота. Утолив жажду веселья, эльфы уходили, не трогая людей.
Сами же смертные редко ходили в холмы, старались избегать эльфийских болот, а на вересковые пустоши забирались только от самой безнадежной нужды. И то с оглядкой и боясь встретиться с хозяевами холодных камней. Местные давно смирились и привыкли так жить. В страхе.
Мало кто мог забыть, что фейри рядом. Никто из деревенских не смел просто так тревожить сказочный народ на их территории.
Одна я осмелилась пойти против всех правил.
Но мне было уже на все наплевать.
Пусть лучше жители холмов разгневаются на меня, превратят мое сердце в камень или затанцуют до смерти, сгубив в топях, или заманят в свои подземные чертоги, что прячутся средь холодных камней и вереска. Лучше стать болотным огнем, чем уготованная мне судьба.
Жизнь, даже такая трудная и горькая, что была у меня до сегодняшнего дня, потеряла всякий смысл. И я взбунтовалась.
С матушкой Мод жилось непросто. С детства она обращалась со мной больше как со служанкой, чем с дочерью. Я была ребенком-подкидышем, найденным в холмах, и умерла бы там, если бы старая Мод не подобрала меня и не вынесла к людям. Вылечила и выходила.
Об этом она никогда не забывала напоминать. Особенно ведьма напирала на то, что я должна быть ей безмерно благодарна за ту жизнь, которую она мне дала.
Потому что я подкидыш, без сомнения, внебрачный, нежеланный ребенок, а возможно, и эльфийское отродье. Но деревенские, хоть и держались со мной отчужденно, в это не верили. У меня не было никаких признаков фейри. Ни остроконечных ушей или сияющих глаз, ни божественной красоты, ни чар, ни бессмертия.
Хотя кое-чему волшебному у старой Мод я научилась. Ведьма не стремилась передавать мне знания, я сама невольно нахваталась от нее разных умений. В частности – навыков в защите от влияния фейри. Именно с такими проблемами обычно приходили к ведьме. Полечить зачарованную скотину, снять морок или проклятье, избавить от влияния эльфов.
К ней приходили незадачливые пастухи, случайно попавшие на пирушку к эльфам и попробовавшие их вино. Теперь они уже не могли забыть той стороны: чары фейри, как хищник, поймавший добычу в сети, тянули их обратно. За помощью приходили пастушки и доярки, у которых коровы вернулись с пастбищ без молока или скисло все надоенное. И просто недалекие деревенские дурни, что, заслышав музыку фей в холмах, пускались в пляс, а потом не могли остановиться. Они так и приплясывали на пороге старой Мод, пока та не снимала с них чары.
Реже к ней приходили, чтобы вернуть украденного ребенка или проверить своего несносного крикуна, не дававшего родителям ни минуты спокойствия, не подменыш ли?! А может быть, для того чтобы найти и вернуть человека, потерявшегося в холмах (пока он еще жив), или выкупить заключившего с эльфами сделку.
Поговаривали, что темными звездными ночами сами фейри приходят к матушке Мод за помощью. Если такое и было, то гости с той стороны исчезали с рассветом.
Мод занималась колдовством, и это единственное, что она делала. Все остальное хозяйство было на мне. Старуха ни разу не взяла в руку тряпки или кастрюлю с того момента, как мне исполнилось три года.
Я терла, скребла, готовила и убирала, ходила за скотиной. Даже варила зелья или, если самой Мод было лень, плела и мастерила обереги против сияющего народца. Все с неизменным покорным: «Да, матушка! Сию минуту, матушка! Как скажете, матушка!».
Но из года в год во мне копилась горькая обида. Ни разу я не услышала и слова благодарности.
Она не считала меня своим ребенком и наследницей, но при этом требовала, чтобы я непременно называла ее «матушкой» и благодарила за все, что она для меня сделала.
И хоть ведьма многое могла, поток людей, желающих помощи, мельчал, эльфы притихли и затаились в своих холмах (а может быть, и уснули). Наконец людской поток превратился в редкие частные визиты. Денег не стало вовсе, и тогда, чтобы хоть как-то заработать, Мод придумала сдавать меня в наем соседям.
Для того чтобы жать пшеницу или молотить зерно, я была слишком слаба, но вот с домашней живностью и хозяйством я ладила, как никто в деревне. В моем присутствии пироги поднимались выше, коровы телились легче, куры неслись чаще. Так я и подрабатывала служанкой то в одном доме, то в другом за еду и монеты для старой Мод, на которые она беззаботно жила.
Это продолжалось из года в год, пока на меня не положил глаз младший сын мельника и мой мир не перевернулся.
Впереди меня ждало еще большее горе. Боль, несправедливость и обида преследовали меня с самого рождения. Теперь к ним присоединились унижение и страх.
Как ни старалась я сохранить все в тайне, старая Мод сразу же узнала о том, что сын мельника не дает мне проходу. Мельник посулил за меня ведьме золота, и та, не моргнув глазом, продала меня, словно какую-то корову. А чтобы я не смогла уйти из дома мельника, меня решено было выдать замуж.
Старшие братья давно были оженены. Прислуживая в их доме, я видела их жен, двух тихих женщин неопределенного возраста, тощих, в серых бесформенных балахонах, вечно испуганных, смотрящих в пол и замотанных в платки до глаз. Они боялись даже своей тени и безропотно выполняли все приказы.
Замужество – далеко не то, о чем я мечтала.
Но ведьма и слова не дала мне сказать, резко отрезав:
– Мельник богаче всех в трех деревнях, свое огромное наследство он поделит между сыновьями. О таком муже каждая деревенская девка мечтает, да не про их зубы пряник. Даже слушать не собираюсь твои неблагодарные речи. Что такая, как ты, в этом может понимать? Вот помру, кто о тебе позаботится? А так будешь при муже в достатке и сытости! Да и возраст у тебя уже весь вышел, восемнадцать годков, того и гляди в старых девках останешься!
Сама Мод помирать и не собиралась, она планировала припеваючи жить на деньги от моей продажи.
Выбора мне не оставили, убедив, что для безродной сиротки свадьба с богачом – самый лучший вариант. Я смирилась, хотя внутренне вся кипела.
Старуха не дала ни медяка в приданое, заявив, что я сама сделаю все, что требуется для торжества, еще раз доказав, какое я выгодное приобретение для семьи мельника.
Оказалось, что в доме ведьмы мне ничего не принадлежит. Мод выдала самое старое и рваное платье и отправила в дом к мельнику.
Я смирилась и с этим в надежде обрести кров и семью. Меня продали, назад ведьма не пустит, больше не куда было идти.
Мне пришлось устраивать собственную свадьбу. Так много я никогда еще не работала, три дня, полные забот и хлопот, в конце которых меня запирали в сарае мельника, объясняя это тем, что жить под одной крышей с женихом до свадьбы грех. Но что об этом может знать распутная деревенская девка, как я?
«Если не выскочила замуж в четырнадцать – либо развратница и не девица, либо дефекты какие есть и никто взять не захотел! А раз такое дело, пусть эта безродная благодарна будет, что на нее хоть кто-то глаз положил, в особенности такой пригожий молодец, как сын мельника!» – судачили деревенские кумушки, с завистью перемывая мне косточки.
Ночью, накануне свадьбы, когда я, наработавшись за день, без сил и сна лежала на соломе, замок на двери сарая звякнул.
Внутрь тихо вошла одна из жен сыновей мельника, боязливо поставила фонарь на пол, и скользнула вон.
Я, испугавшаяся мести деревенских девиц, которые сами мечтали окрутить последнего свободного сына местного богача, сползла с рваного пледа и забралась на сеновал под самый потолок, притаившись в темноте.
Мало ли что могло прийти деревенским девкам в голову, например, избить меня перед свадьбой, а то и испортить лицо, изрезав кухонным ножом, в надежде, что жених от меня откажется.
Я не на шутку боялась разборок и расправы. Пригожих женихов в деревне мало, говорят, многих парней сманили и сгубили в холмах фейри, выбирать девицам не из чего, хватай последнее или позорно оставайся в девках. Так что деревенские невесты готовы были с особой жестокостью побороться за последних свободных парней.
К моему удивлению, в сарай вошли, озираясь и нетвердо стоя на ногах, сыновья мельника. Увидев пустой мою жалкую постель, навязанный мне жених и его братья завертели головами по сторонам. Не зная, чего ждать, я замерла, как мышь под веником, в своем тайнике и не ошиблась.
Не найдя меня на месте, братья рассредоточились и, поднимая фонари повыше, начали рыскать по сараю.
– Ей, ты где? – Сыновья мельника заглядывали во все углы, приподнимали мешки и ворошили солому. – Иди к нам, не стесняйся, развлечемся. Все равно завтра одной семьей станем. У нас с братьями все общее!
– Свадебку сыграем, с женами познакомим! С кем из нас жить захочешь, с тем и останешься, не забывая, конечно об остальных.
Они говорили достаточно громко, а это означало, что мы здесь одни и братья ничего не опасаются, потому-то и заявились все трое с таким недвусмысленным предложением.
Я в ужасе вспомнила тихих забитых женщин невзрачной наружности, неприметных и покорных своей судьбе. Видно, и с остальными своими женами братья поступили таким же образом, заставив жить со всеми тремя разом, подчинив общей воле. Для себя я такой участи не хотела.
– Не могла же она раствориться.
– Думаешь, все-таки дочь ведьмы?!
– Приемная!
– Эльфы ее, что ли, украли?
– Замолчи! – шикнул один брат на другого. Все трое перекрестились и сплюнули при упоминании веселого народца.
– Здесь она. Дурит просто. Цену набивает, – убежденно сообщил младший сын мельника, тыкая в солому вилами. – Думает, если больше кочевряжиться, ее за девицу примут.
– Всем известно, что ведьмы в холмы шастают. А старуха Мод никогда среди приличных не слыла. Говорят, и приемыша своего всякому научила.
Так вот как думает обо мне сын мельника? Вот почему он меня выбрал? Решил – соглашусь на разврат?!
От их речей у меня потемнело в глазах и закружилась голова, внутренности стиснуло льдом. Это был только первый удар.
Я была на грани обморока, но изо всех сил сражалась с небытием, с ужасом представляя, что будет, если меня найдут здесь без чувств. Замужество произойдет быстрее, чем я думала.
Засов на двери сарая оглушающе звякнул. Дверь открыли пинком. Но еще до того, как створка грохнула об стену, братья юркнули в солому, что твои мыши. Брошенные фонари упали на пол. Раздался звон, и мир погрузился в полумрак.
Пьяный, с красными навыкате глазами, мельник на ощупь полез на сеновал. У меня все замерло в груди.
– Эй, невестка? НЕВЕСТКА? – Возможно, пьяному казалось, что он шепчет тихо, но мельник ревел так, что тряслись стены сарая.
Мельник нащупал что-то в ворохе соломы и, развязав штаны, заерзал, пристраиваясь. Темная тень в соломе активно отбивалась от пьяного.
– Неве-е-естка! – Язык пьяницы заплетался. – Вот недотрога! Будь же ласковей!
Невестка не собиралась таковой быть и уже откровенно дралась и брыкалась.
Я в немом ужасе затаилась в своем убежище.
По углам шуршали сыновья мельника, стараясь тайно, под покровом тьмы выскользнуть из сарая. Судя по всему, они точно знали, что представляет из себя их отец в пьяном виде. По деревне ходили слухи, что он до смерти забил их мать. Хотя сам мельник уверял, что жену у него украли чертовы фейри.
– Невестка! Не будешь благоразумной, я расстрою свадьбу. Тогда не бывать безродной девке частью нашей семьи! Старуха тебя назад не пустит, деньги она уже взяла! На улицу пойдешь себя продавать!
Возня и молчаливая борьба продолжалась, пока я не услышала громкое ругательство, и все стихло.
Посмотрев вниз, я увидела мельника, стиравшего морок с лица, в ужасе смотрящего на сына.
Перед моими глазами померк мир, хотя солома, на которую бросили фонари, разгоралась ярче, озаряя все вокруг.
Я уже ничего не хотела! Лишь бы проснуться, лишь бы как-то очнуться от этого кошмара! Но ужасу не было предела.
– Вон она! – крикнул один из братьев, указывая на меня пальцем. Я резко открыла глаза и поняла – меня обнаружили. Четыре страшных, искаженных похотью и бешенством лица смотрели вверх, прямо мне в глаза.
– Я первый, не смейте влезать, щенки! Сливки я снимаю! – Мельник оттолкнул жадно смотревших сыновей и, приставив лестницу, полез наверх.
Глаза мельника бешено горели на почерневшем от ярости лице.
Я поняла: меня сейчас не только по очереди изнасилуют эти четверо, но и изобьют до смерти. А если я все-таки выживу, то завтра они сыграют свадьбу, окончательно закрепив все права на меня у этой гнилой семьи, и этому кошмару не будет конца.
Я в ужасе попятилась. Мне ясно представилось, какая меня ждет судьба, и внутри что-то хрустнуло, ломаясь.
Любой расхочет жить, если его и без того горькая жизнь переросла в сплошное унижение и не проходящий страх.
Я уперлась спиной в дверцу сарая, через которую забрасывали сено на верхний ярус.
Покрасневшая пьяная рожа мельника показалась над соломой. Хрипя от натуги, пьяница перевалился через край и, задыхаясь, протянул ко мне волосатые руки. Лестница позади мельника скрипела и билась о край, это сыновья лезли вслед за отцом, не желая отставать.
Что есть сил я прижалась к доскам, отворачиваясь и зажмуривая глаза, чтобы не видеть этих похотливых рыл на фоне жарко горящего сена.
За спиной хрустнуло, и мир встал с ног на голову. Головокружительное падение завершилось мягким приземлением в кучу раскиданной соломы. Хорошо, что мельниковы батраки так ленивы и не все сено подняли наверх! Возможно, эту работу они приберегали для меня, чтобы нагрузить после свадьбы.
Мельник, стремительно трезвея, с сыновьями в бешенстве смотрели то на меня, то на пылающий сарай.
Не помня себя от ужаса, я скатилась с соломы, спотыкаясь и путаясь в рваных юбках, побежала прочь.
Вслед мне понеслось:
– Стой, мерзавка, держите ее! Не дайте ей уйти! – Кажется, мельник окончательно протрезвел, потому что передумал прыгать вниз на крохотную кучку соломы, желая меня догнать.
– Куда ты, ненормальная, вернись. Зла держать не буду, прощу! – сулил мельник. Но кто в здравом уме поверит человеку, убившему мать своих детей?
Пожар поджимал обманщика со всех сторон. Мельник с сыновьями метались по сараю в поисках выхода.
– Стой! Куда? – Какая-то деревенская женщина, увидев пылающее зарево, попыталась меня остановить, но только сорвала с плеч драный платок, в который я куталась, и вырвала из прически прядь волос.
Я была настроена более реалистично. Никто за меня не заступится. Ведьма не пустит обратно, ведь это означало вернуть деньги. Старуха удавится за них. Деревенские мне не поверят, посчитав, что я сама попыталась соблазнить трех братьев разом и отца в придачу. А все потому, что я сирота.
– Мерзавка, сарай подожгла! – вопил в полумраке обгоревший мельник, созывая соседей. – Держи ее! Хватай! – вопили его сыновья.
– Она с ума сошла! Ее эльфы прокляли.
От воплей «Пожар!» и «Эльфы!» вся деревня встала на уши.
– Куда ты?
– Стой!
– Что это с ней?
– Предсвадебный мандраж! – авторитетно заявила какая-то старуха, но я уже никого из них не слышала, более того не желала даже видеть. В их мире мне больше не было места.
У меня остался единственный, тонкий, как иголка, шанс. Мне и вправду некуда пойти, никто не возьмет в услужение безродную сироту без рекомендаций и связей. Выхода не оставалось: или продавать себя, или возвращаться в деревню, в лапы к мельнику, что для меня едино и равносильно смерти.
Оставалось надеяться только на волшебство.
Среди деревенских ходили слухи, что с фейри можно заключить сделку.
И получить золото, серебро, власть, свободу, все, что хочешь взамен за службу или какую-то услугу. Главное – держать уши востро и не дать себя обмануть, фейри напрямую врать не могут, но обвести вокруг пальца – легко. Сделка должна быть равноценна и выгодна обеим сторонам.
Я сама никогда не сталкивалась с эльфами, но многие уходили в холмы и даже возвращались, заключив вполне выгодные сделки. Поговаривали, сам мельник в сговоре с фейри, нет-нет да и поставляет муку ко двору эльфийского короля, на чем сильно разбогател. Вот откуда у него столько денег, власть и наглость творить все, что вздумается.
В моем представлении звездные люди не могли питаться таким банальным блюдом, как деревенский серый хлеб, но кто этих фейри знает. Должны же они что-то есть. А я могу готовить, убирать и ходить за скотиной.
Еще девицы шептались о спящем в холмах принце. Эльфов можно искать до посинения, аукая меж холодных камней, и неизвестно, ответят ли они на зов или начнут водить по болотам, а вот принц – он сто процентов где-то там в холмах.
Уже не первый час я бродила по топям, спускаясь и карабкаясь на холмы. За моей спиной пылало зарево горящей деревни, где огонь перекинулся без малого на пяток домов. Дороги назад не было, только вперед – к эльфам в болото. Холодный пронзительный ветер продувал до костей, но не холод заставил перевернуться все внутри. Где-то далеко в холмах заунывно запели рога, призывая к охоте, а может быть, сообщая: добыча обнаружена, преследование началось. Сердце болезненно стиснуло в груди. Звуки навевали осеннюю тоску, хотя для эльфов, преследовавших добычу, они наверняка означали веселье.
Значит, не все фейри уснули в своих холмах. Еще несколько раз с замиранием сердца я слышала звуки рога, охота то приближалась, то отдалялась.
Когда окончательно стемнело, я увидела то, что хотела, – блуждающие огоньки. Призрачные, колеблющиеся, они мерцали, маня меня.
Деревенские верят в то, что болотные огни укажут дорогу к своей судьбе. И если будешь смел и отважен, с тобой ничего плохого не случится, ты преодолеешь все преграды и получишь желаемое.
Между смертью в топях и смертью в доме у мельника для меня не было никакой разницы. Я отважно свернула в глубь болот.
Призрачные огоньки вспыхивали один за другим, ускоряя бег, и я, не разбирая дороги, неслась вслед за ними. Огни не давались в руки, исчезая при приближении, и каждый раз загорались на новом месте.
Пока я, с разбегу взлетев на холм, чуть не поймала один. Огонек погас прямо у меня в руках, а я поехала вниз вместе со склоном.
Чудом мне удалось не упасть и не погибнуть под обвалом. Приземлившись на колени, я затормозила у подножья холма и обнаружила еще одно светящиеся пятно впереди. Светлячок был какой-то не такой, будто отражал свет звезд. Он манил, не собираясь гаснуть.
Я несмело приблизилась и обнаружила лежащего на лишайниках и мхах человека, он мерцал в темноте, будто звезды. Бледная кожа словно светилась изнутри, в тонком худом лице не было ни кровинки. Тонкие веки слегка подрагивали.
Белая, как и лицо спящего, рубашка была небрежно распахнута на груди, а рука незнакомца лежала поперек тела, прячась на боку в мятых кружевах и складках тончайшей ткани.
Черные бриджи и высокие кожаные сапоги искусной выделки забрызганы тиной и болотной грязью.
На черных волосах с синим отливом воронова крыла поблескивали, словно брильянты, капельки росы. А вокруг головы росли мелкие кустики морошки и черники. Губы неизвестного были испачканы соком. Вероятно, юноша собирал ягоды губами, прямо с веток, да так и уснул, сраженный колдовством.
Казалось, он спит на постели из мхов и папоротников.
Не сразу я поняла, что это вовсе не человек! Эльф! Острые уши и неземная красота выдали незнакомца с потрохами. Сонный рыцарь, уснувший в холмах.
Значит, все, о чем говорят, правда! Если разбудить его поцелуем…
Я замерла в нерешительности. Никогда еще я не целовала парней.
Но фейри был прекрасен, ни разу в своей жизни я не видела столь чарующей красоты. Настоящий сказочный рыцарь. Он был смазливее любой деревенской девушки, которую я когда-либо видела. Меня тянуло к нему, словно магнитом.
Я наклонилась, внутренне замирая, и несмело дотронулась до губ спящего, почувствовав сладкий вкус болотных ягод с горьким привкусом.
Отстранилась, глядя на то, как задрожали черные, будто смоль, ресницы.
И осмелев, еще раз припала к мягким губам рыцаря. Но ничего не произошло, зачарованный принц все еще спал.
Я заметила капельки пота на висках фейри, растрепанные волосы и подозрительно бледные губы с синеватым оттенком, словно у мертвеца.
И только после того, как спящий пошевелился, я вновь прикоснулась к губам юноши в надежде разбудить его, и мне, к несчастью, удалось это.
Веки фейри дрогнули. Ярко-синие глаза широко открылись как раз в тот момент, когда я все еще прижималась губами к его губам. Секундное замешательство отразилось на лице парня.
А потом эльф взвился до небес, а я отшатнулась от него. Парень тер губы рукавом и отплевывался, тряся головой, от чего его черные волосы еще сильнее растрепались.
– Тьфу-тьфу-тьфу! ТЬФУ! Что ты позволяешь себе, смертная?! – вопил он так, что голос его далеко разносился над вересковыми топями. Подробнее рассмотрев меня, мое грязное рваное платье и испачканные болотной жижей щеки, незнакомец разозлился так, что его прекрасное лицо покраснело от гнева и он уже не мог вопить, а только по-змеиному шипел. – С-совсем с-сдурела? С-смертная?
– Я… Я только… – потеряла дар речи я, увидев, насколько исказилось лицо фейри от ярости.
Гневу эльфийского рыцаря не было предела. Злые глаза под густыми черными, будто нарисованные стрелки, ресницам сверкали нечеловеческой синевой и метали в меня молнии. Мне показалось, он сейчас меня заколдует или убьет, тем более на поясе незнакомца висел меч в золотых ножнах.
Внезапно страсть как захотелось жить. Ведь это был последний шанс на нормальную жизнь! Внешний вид эльфа подсказал мне, что в этом мире может быть нечто большее, кроме крохотной деревни и непосильного труда.
– Мне рассказывали о зачарованном принце, спящем в холмах, – поспешно начала оправдываться я, потому что этот «принц» уже покачиваясь встал на ноги и схватился за рукоять меча. – Если разбудить его, то можно попросить у него награду за избавление от столетнего сна!
Я надеялась, незнакомец поймет мои доводы, но он по-прежнему смотрел на меня бешеным взглядом. Только, похоже, от запредельной ненависти ко мне он окончательно потерял дар речи.
Глаз и бровь фейри дернулись, рот исказила злая кривая улыбка.
– Сейчас я вознагражу тебя! – очень убедительно пообещал фейри, – За то, что посмела оскорбить меня своими грязными… – Договорить эльф не смог, его трясло от ненависти, а вот рука, вытащившая меч из ножен, была чудовищно тверда.
Я с криком поспешно вскочила. Ноги вязли в болотной жиже и путались в драных юбках. Но мне удалось-таки увернуться от рубящего удара. Эльф по инерции крутанулся вокруг своей оси вслед за рукой с мечом, ноги его заплелись друг об друга, и он пошатнулся, однако устоял и ринулся на меня. Я с визгом бросилась наутек.
– Мерзкие людишки! – хрипел фейри, размахивая мечом, я боялась даже пикнуть, только тихо про себя молилась о том, чтобы уйти от рыцаря живой. Эльф бросался на меня с мечом, раз за разом промахиваясь.
– Ненавижу вас, смертных, вы слабы, ничтожны и презренны! Если кто-нибудь узнает… – Фейри не договорил. Но я и так поняла, что он хотел сказать: если кто-нибудь узнает, что он целовался со смертной, его засмеют. Это и так понятно.
Я готова была пообещать рыцарю все что угодно. Что буду молчать как рыба. Что исчезну с глаз его долой. Сейчас участь продавать себя не казалась настолько унизительной. Меня останавливал только страх перед чарами фейри.
Ведь веселый народец обладал волшебством и с легкостью пускал его в ход, лишь бы было весело. Увы, не вам. Эльфы могли заколдовать твои глаза так, чтобы они видели твой собственный затылок, а уши слышали только биение твоего сердца и ничего больше. Фейри ничего не стоило заколдовать тебя таким образом и отпустить на все четыре стороны, глухого и слепого. И все это исключительно из озорства и неуемной жажды веселья! Да мало ли всяких «веселых» вещей они могли сотворить со смертными? У людей против чар не было ни единого шанса.
Рыдая от ужаса, я попыталась убежать от разозленного рыцаря. Было поздно, твердая земля ушла из-под ног, и я в единое мгновенье погрузилась в трясину по пояс. Не помня себя, я попыталась выбраться, но только провалилась глубже по грудь.
Фейри, пошатываясь и тяжело дыша, подошел к трясине и присел на корточки, упершись руками в колени.
– Как ты смела, презренная смертная, тревожить эльфов в их холмах?! – не унимался злой эльф, размахивая мечом над моей головой. – Кем ты себя возомнила?
– Я хотела заключить сделку! – Крупные слезы лились из моих глаз, смешиваясь с болотной жижей. Кажется, у меня начиналась истерика.
– Что такая, как ты, может предложить народу?
– Службу! Службу!
На секунду мне показалось, что рыцарь сейчас одним ударом отрубит мне голову. Но меч безжизненно повис в расслабленной ладони.
– Да что ты умеешь? – с презрением бросил эльфийский рыцарь.
– Стирать-готовить-убирать! Все! Все умею! – визжала я, потому как болотная жижа уже доходила мне до подбородка.
– Лечить! – взревела я, не зная, что еще предложить фейри.
– Лечить? – Казалось, в голосе фейри появился тщательно скрываемый интерес.
Фраза «лечить скотину» застряла у меня в горле, тем более болото уже плескалось на уровне губ, и я, плотнее сжав их, затрясла головой, подтверждая свои умения.
– Да, да! Лечить! – Я уже отплевывалась от грязи и неумолимо шла на дно. Если мне сейчас не удастся заключить сделку – я погибла! И молить о пощаде бесполезно. С точки зрения безжалостных эльфов мой рот, полный болотной жижи, будет вполне заслуженным наказанием за то, что я посмела осквернить его сияющее величество своим поцелуем. А моя смерть – как бесплатное дополнение, маленький приятный бонус. Любой представитель народа живет вечно, а люди смертны, и фейри это знают.
– Хм… – задумался эльф, потирая подбородок. Я уже пускала пузыри.
Безразличие накатило внезапно, словно смерть накрыла своим саваном.
Зачем бороться? Зачем трепыхаться? Не проще ли тихо опуститься на дно болота, где покой и безмолвие? Где время течет медленно, словно ядовитая патока?
Я мотнула головой, но не смогла прогнать морок. Болотная тина накрыла меня с маковкой.
Жесткая рука с золотыми кольцами на длинных пальцах схватила меня за шиворот и с усилием вытянула из трясины. Голос, призывающий к смерти, притих, но не замолчал совсем.
Сплевывая грязь, я висела на ветке орешника, растущего на краю бочага, и болтала ногами в болотной топи. С меня ручьями стекала тина и остатки прелых растений.
– Так значит, ты хочешь заключить сделку? – Кажется, такая постановка вопроса была больше всего понятна рыцарю.
Видимо, у фейри есть только один вид отношений: ты мне, а я тебе. Договоренности, контракты, уговоры и обязательства сторон. В общем, деловые соглашения.
Фейри все-таки решил меня спасти, жаль, что мне уже жить расхотелось.
– Хорошо, заключим сделку, – продолжал развивать тему эльфийский рыцарь. Сроком на один год и час. Ты обязуешься служить мне. Будешь исполнять все мои приказы и поручения. И никогда не нанесешь непоправимого вреда своими действиями, иначе умрешь сама.
– А что я получу взамен? – болтаясь на суку, возмутилась такой наглости. С меня в единый миг слетела вся тоска, а нежелание жить ушло куда-то на второй план. Больно хитер и лукав этот эльф и явно старается меня обмануть.
– Что хочешь, – беспечно посулил фейри. – Вечную жизнь, бесконечное счастье, золото, богатство, власть. Любое твое желание.
– Нетушки! – отрезала я и возмущенно закачалась на суку. Орешник протестующе скрипнул.
Эти эльфийские штучки мне хорошо знакомы. Мы с матушкой Мод не одного деревенского дурачка спасли от таких вот желаний!
– Что же ты хочешь, смертная? – скрипя зубами, спросил рыцарь.
Наверно, эльфа разозлило то, что он не смог так просто меня обдурить.
– Защиты! Чтобы ты защитил меня!
– От чего?! – возмутился эльфийский рыцарь.
– От всего. И позаботился обо мне! – быстро добавила я, опасаясь, что эльф так и оставит меня висеть на суку посреди болота.
На бледном лице фейри проступили тени. Под глазами залегли синие круги. Виски и белоснежный лоб покрылись бисеринками пота.
– Это какая-то расплывчатая формулировка, – с сомнением произнес рыцарь. – Сдается, ты меня обдурить хочешь, – сухо сказал фейри.
– Ладно, ладно… – Я что есть сил соображала, как половчее заключить сделку, не дав обмануть себя. – Защищай меня от смерти и посягательства на мою честь. И заботься обо мне, как о самом себе. Сроком один год и один час!
Уф, кажется, все правильно сказала. Убить он меня не сможет и оставить в болоте тоже. Да и относиться он ко мне будет хорошо, от мельника и сыновей защитит, а то, что я только коров и кур лечить умею, так эльф не спрашивает, кого именно я лечу. У него наверняка есть лошади и прочая живность, за которой нужен уход. Тут-то я и пригожусь.
– Хорошо, – сказал фейри, все обдумав, – тогда ты тоже заботься обо мне, как о самой себе, и служи мне, как себе, сроком один год и один час!
Я неуверенно кивнула, не найдя подвоха.
– Я, Робин из рода Блэктерн, клянусь соблюдать наше соглашение сроком один год и один час!
Всем известно, что фейри не умеют лгать. Хоть и могут юлить и неявно обманывать, но сделка проведена была честно. Я выдохнула, готовясь изменить свою жизнь: хуже, чем было, не станет. Мне одна дорога в топь или меня до смерти забьют сыновья мельника за сожженный сарай, хотя к пожару руку не я прилагала. Но кто будет слушать сиротку?! Правильно, никто.
– Я Дженн, клянусь соблюдать соглашение сроком один год и один час!
Я протянула руку, чтобы скрепить договор с фейри, и в этот самый момент ветхое платье порвалось и я вместе с поломанной веткой орешника нырнула в болото. Над поверхностью осталась только моя вытянутая ладонь. Казалось, прошла вечность до того момента, как моей руки коснулись длинные ледяные пальцы фейри, сжали и выдернули меня из трясины.
С нечеловеческой силой и ловкостью фейри вытянул меня из жижи и поставил на твердую землю.
Мы взглянули в глаза друг друга, и только сейчас я поняла, как попала.
Эльф очень странно улыбался, и в этой хищной лыбе всплыла еще одна, черта людям несвойственная, но являющаяся фейрийской плотью от плоти. Острые клыки. Что много говорило об эльфах, например о том, что они питаются далеко не одним пастернаком и турнепсом.
А глаза, эти ужасные светящиеся в темноте глаза с вертикальным зрачком! Человеческие так не фосфоресцируют. Сразу вспомнились все бабкины сказки про веселость фейри, украденных младенцев и потерявшихся в холмах.
Фейри – сказочные существа, хитрые, подлые и шаловливо-гадостные, вечно готовые к пакости. Могут заиграть смертного до смерти. Любимая забава – наблюдать за муками других. Издевательства и пытки, людские страдания, вот что они любят – причинять смертным боль. Человек, заблудившийся в вересковых пустошах, – лучшая дичь для эльфийской охоты, с оленями не так интересно. И чем сильнее эльфийское отродье, тем страшнее с ним повстречаться.
Феи и гоблины способны напакостить по мелочам – сквасить молоко, запутать волосы в эльфийский узел, а вот приближенные к королевскому двору…
Рыцарь явно был не из простых эльфов, скорее джентри, дворянин, подданный эльфийского короля и королевы.
Взглянув фейри в глаза, я как-то сразу и остро почувствовала смертельный страх и сожаление о том, что натворила. Стоило вспомнить все ужасы, рассказанные про фейри деревенскими кумушками, как очень захотелось назад к мельнику.
Еще рассказывали, что эльфы крадут не только человеческих младенцев, оставляя взамен подменышей, но еще и охотятся за юными невинными девушками. Это как-то было связано с размножением, но как, я не знала.
Неужели я попалась и эльф будет использовать меня именно как игрушку в своих жестоких играх?
Я тяжело дышала, страх смерти сковал железным хватом горло, только когда конец так близко, начинаешь ценить жизнь. Умирать резко расхотелось. Хотелось жить и мстить. Это надо же было так попасть! Вот уж и в самом деле из огня да в полымя!
А фейри не собирался тянуть с приказами, сразу после заключения сделки он раскомандовался в непревзойденной презрительно-хамской эльфийской манере.
– Что стоиш-шь как бревно? Позаботься обо мне! – рявкнул эльф так, что я вздрогнула, и повалился прямо на меня. Отскочить не успела, красивое лицо ткнулось прямо в грудь, скользнуло по животу, и рыцарь мешком свалился к моим ногам.
Я встала над телом эльфа, уперев руки в бока.
Страх исчез так же резко, как накатил. Я заподозрила, что ужас, которым на меня веяло, – нечто вроде магических чар.
А может быть, фейри просто на миг показал свою истинную суть, когда потерял способность наводить на себя чары красоты.
Сейчас это безжизненное бревно, валяющееся у моих ног, невозможно было бояться. Хотелось пнуть его ногой в бок, да посильнее, за все те минуты смертельного ужаса, что я пережила, но, занеся ногу, я так и не смогла этого сделать. Жаль, что я не бью лежачих, но вот когда я его подниму… Эта мысль мне понравилась.
Перевернув эльфа, я увидела простого парня, отличающегося от деревенских только остроконечными ушами и тонким, изможденным лицом. К сожалению, все еще прекрасным.
Осмотрев с ног до головы эльфа (никогда ведь не видела вблизи) заметила рану, которую этот хитрец все время ловко прикрывал рукой, делая вид, что стоит, упершись ладонью в бок. Он и сейчас в беспамятстве судорожно цеплялся за это место, пытаясь рукой остановить кровь, сочившуюся из раны.
Мне захотелось окончательно прибить этого волшебного гада. Волшебного на всю голову!
Нельзя было просто сказать, что ему требуется моя помощь? Зачем все это представление со сделкой? Или фейри не могут иначе?
Я отвела от раны руку с красивыми длинными пальцами, украшенными массивными золотыми кольцами. За одно такое можно было купить пол моей деревни. Попутно я заметила, что ногти фейри натерты золотой пыльцой, тогда как мои обломаны. Но сейчас красная, как ягоды паслена, кровь пачкала все великолепие.
В боку у рыцаря торчал кусок металла, я даже не сразу поняла, что это такое. Лишь осторожно нажав на края раны, разглядела обломок острого стилета. Его с силой вогнали в живот фейри и сломали пополам, вероятно, когда рыцарь дернулся и попытался уйти от удара.
Рана выглядела плохо. Рваные края от четырехугольных острых граней и странные синюшные разводы, будто корни деревьев проросли под бледной кожей.
Фейри знают толк в боли и страданиях.
Я сразу вспомнила деревенские приметы: эльфы боятся железа и не переносят соль. Фейри живут бесконечно долго, и лишь это может их убить.
В мозгу пронесся наш с рыцарем разговор.
«Что ты умеешь смертная?»
«Лечить».
Эльф меня обманул.
– Я же только животных умею лечить! – в отчаянии закричала я, но топи были так же безразличны и холодны, как и фейри.
Постепенно со дна моего сознания понималась злость на этого эльфийского проходимца.
А еще я осознала – рыцарь пришел умирать на болота. Лежа и глядя в небо, он ел ягоды, срывая их губами прямо с куста, пока холодное железо отравляло и медленно его убивало.
Но если я нарушу сделку, меня может постичь чудовищная кара, ведь любой договор с эльфами магический!
Ходить за скотиной – вот мой удел на один год и один час!
Так или иначе сделка есть сделка, я обязана позаботится об этом засранце, как о самой себе. Я чувствовала жжение в пальцах и какое-то беспокойство, требовавшее от меня немедленного действия.
«Заботиться обо мне, как о самой себе…»
Ходить с такой раной в боку я бы себе точно не позволила.
На болота давно уже опустилась тьма. Я схватила гнилушку из ближайшей трясины и, найдя тусклый бесовской огонек, зажгла ее. В неровном призрачном свете самодельного факела я обшарила все окрестности, ища хоть что-то, чем можно помочь эльфу. Нечто мне подсказывало, что со сделкой я чертовски прогадала: на год и один час я связана с этим сонным рыцарем. Умрет он – умру и я.
Мне удалось надергать несколько горстей мха, он должен остановить кровотечение, пару кустиков хищной росянки и ветки багульника болотного. Если все эти вещи помогают домашней скотине, то и этой они тоже помогут, видят боги, эльфийские мерзавцы недалеко ушли от зверей и такие же живучие.
Пальцы скользили в крови и не могли ухватить металл.
Кто бы ни создал это оружие, он точно знал, как причинить наибольшее количество страданий.
Вцепившись зубами в металл, я вытащила осколок и брезгливо отбросила его в сторону, сплевывая и стирая с губ густые капли эльфийской крови. Кровь перестала течь сразу, стоило извлечь кусок железа, и синюшные разводы, отравлявшие тело, тут же побледнели и исчезли. Перетерев в ладонях мох и багульник, я залепила дыру зеленой лепешкой. Лечебная масса никак не желала держаться, отваливаясь пластом.
Вот проблема, перевязать рану было нечем. Но так как я обязана заботиться об эльфийской скотине, словно о самой себе, пришлось жертвовать последним. Чего только для себя любимой не сделаешь. Воровато оглянувшись, я стянула панталончики – рваные, ношеные, но чистые. И окончательно дорвала на полоски. Прикоснуться к белоснежной рубашке фейри я не рискнула, да и со скользким шелком никогда не работала, может быть, для перевязок он вреден?
А натуральная льняная ткань и лекарство будет держать, и кровь остановит. Завершив с перевязкой, я вздохнула с облегчением. Давящее чувство обязательств, что довлело надо мной, исчезло. Это все, что я сейчас могла сделать для рыцаря. Если бы была игла, я могла зашить рану, а так… будем надеяться, что он не умрет. Хотя очень хотелось прикопать фейри в болоте. Смерть эльфийского вруна освободила бы меня от обязательств.
Где-то далеко вновь прозвучал рог, заставив мое сердце тревожно сжаться. Я подняла голову и обомлела. Болотные кочки двигались.
Медленно, вкрадчиво, замирая, стоило мне посмотреть в их сторону, и делая стремительные рывки, когда я отворачивалась и подсматривала краем глаза.
Я крутанула головой и убедилась, что меньше дюжины травяных кочек стремительно берут нас в кольцо. В тусклом свете гнилушки, поднятой повыше, я могла видеть, что все холмы движутся к нам.
Мерзкие болотные твари с кривыми острыми зубами, перебирая лапами, ползли полчищами. Локти высоко торчали над головой, а колени, казалось, выгибались в обратную сторону.
На голове у них росли пышные кусты осоки, а среди свисавших травинок горели красные точки глаз. С зубов по узким кривым подбородкам сочилась сине-зеленая слизь, капая в вереск. От голода, не иначе!
Они были близко, чертовски близко!
Красных точек становилось все больше и больше. Свет гнилушки приманивал их, так они лучше видели добычу. Где свет, там и вкусные хрустящие людишки. Такие слабые и доступные. Возможно, потушив огонь, мы могли бы скрыться в темноте, но, во-первых, эльф был без сознания. Во-вторых, я до смерти боялась остаться во мраке один на один с этой болотной жутью.
Синезубки, пощелкивая зубами, кружили вокруг нас. Явно примериваясь к поеданию, повизгиванием в ночи решая, как лучше начать нас пожирать. Даже тусклый свет гнилушки причинял им боль, подтверждая – они темные твари.
Я, кряхтя, попыталась приподнять эльфа из грязи.
«Нет, слишком тяжелый!» – в панике подумала я. А бросить фейри и бежать мне не позволяла магия сделки. Хотя очень хотелось. Правда, я не была уверена, что смогу удрать от тварей, синезубки, если хотели, могли двигаться очень быстро.
Однако надо было как-то спасаться. Я схватила рыцаря за плечи и начала трясти, силясь привести в чувство и рискуя разбередить рану. Эльфы живут на болотах с незапамятных времен, должны же они как-то управляться с этой нечистью?!
Только пара увесистых пощечин заставила фейри возмутиться и принять вертикальное положение.
Рыцарь шатался, как пьяный, держась за раненый бок. Надо отдать фейри должное, даже с дырой в боку он умудрялся брыкаться и бесить меня.
– Убери от меня руки, деревенская девка! – оттолкнул меня эльф. – Как ты смеешь…
– Да пожалуйста! – не выдержала я и отпустила рыцаря, тот тут же рухнул в грязь.
Из жижи послышалось недовольное бульканье, мне не надо было переводить или прислушиваться, чтобы понять – это очередной поток жалоб и оскорблений. Схватив фейри за волосы, я приподняла ему голову. Взгляд рыцаря сфокусировался на россыпи кочек с красными глазами и острыми зубами.
Чудесным образом фейри в мгновение принял вертикальное положение, минуя сам процесс подъема. Чары эльфов, не иначе.
Не устоял и начал заваливаться на спину. Мне пришлось подпереть фейри, чтобы он не упал.
Кажется, синезубые твари ему прекрасно знакомы. Потому как меч по тому же сверхзвуковому волшебству оказался в руке рыцаря.
Мы кружили спина к спине, плотно прижавшись друг к другу. Рыцарь, выставив клинок вперед и время от времени делая из метнувшейся к нам твари две половинки. А я – отпугивая синезубок светом гнилушки.
Проблема заключалась только в том, что свет был исключительно с моей стороны, со стороны эльфа тень. И как бы мы ни вертелись, твари не оставляли попыток добраться до нас.
Меня удивляло то, что рыцарь, хоть и раненый, умудряется сохранять относительное вертикальное состояние, да еще бодренько размахивал мечом. К сожалению, не прекращая жаловаться на бестолковость смертных. Создавалось впечатление, что после того, как из фейри вытащили кусок железа, он ожил и передумал подыхать.
От звука рога вздрогнули оба. Из-за холма послышался лай и визг гончих, взявших след.
Синезубки замерли, прислушиваясь.
Волна гарцующих лошадей выплеснулась из-за холма и потекла бесконечной рекой вниз.
Увидев лавину собак, несущихся рядом с копытами лошадей, твари с визгом ринулись наутек.
Не прошло и минуты – фейри на прекрасных лошадях поравнялись с нами и закружили водоворотом вокруг, настегивая лошадей и гикая. Полчища собак с поднятыми торчком хвостами прыгали у наших ног. Кто-то из гончих с визгом догрызал болотную нечисть, морды псин были измазаны кровью.
Удивительно, но рыцарь Робин Блэктерн перестал изображать из себя раненого и гордо выпрямился, задрав нос к небу. Руки споро запахнули подранную рубаху, пряча перевязанную рану. В общем, рыцарь не испугался наплыва зрителей на болото, наоборот, принял расслабленную, безразличную позу.
Тогда как я от мельтешения красок, злобного лая собак и ревущего рога сжалась в комок и спряталась за спину эльфа.
Пестрая кавалькада, ни на миг не останавливаясь, кружилась вокруг. Нас явно разглядывали, прикидывая, добыча мы, с которой можно позабавиться, иль нет.
К седлам фейри были привязаны длинные палки со светящимися шарами, внутри них бились о стены бледные светлячки. Ни у одного эльфа не было фонаря или факела с огнем, чудесный народ и без света прекрасно видел в темноте своих жертв. Они освещали себе путь призрачными огнями, вокруг всадников летали крохотные светящиеся феи.
Рядом с седельными сумками были привязаны трофеи. Они покачивались и били лошадей по боку, сочась кровью, густые капли падали на копыта лошадей, пачкали упряжь и попоны, но эльфы этого не замечали, равно как и соленого привкуса в воздухе. Казалось, этот солоноватый запах с привкусом жести им нравится. Хотя народ не жаловал соль, она разрушала их чары.
Я отвернулась, стараясь не смотреть. Не все трофеи были животного происхождения, встречались и головы, привязанные за волосы к луке седла. Каждый всадник или всадница были вооружены.
Наконец псы расправились с последними синезубками, и круговерть дикой охоты замерла. На нас смотрели невыносимо прекрасные лица рыцарей и дам, некоторые с брезгливым презрением, другие с надменным интересом, иные – и эти были самые страшные – с каким-то кровожадным вожделением, но все божественно красивые лица смотрелись по-неземному отстраненно, в них не хватало жизни и бурления чувств. Эльфы выглядели как невыносимо прекрасные, но застывшие мраморные статуи.
Внезапно рыцарь Робин стал как эти дамы и господа. Его лицо минуту назад искажалось эмоциями, демонстрируя злость и боль, фейри мало чем отличался от людей, сейчас его лицо становилось таким же непроницаемо безжизненным, как и у остальных придворных. Я поняла: это какая-то разновидность эльфийских чар. Морок, действующий на смертных и на фейри.
Дамы и господа, перебросившись парой фраз по поводу облавы на болотную начисть, внезапно обратили все свое внимание на нас.
Робин стоял, демонстрируя на лице вселенское безразличие, будто все так и должно быть. Он по уши в грязи, с мечом в руке и без коня гулял по болоту. Ну вот и захотелось совершить моцион и все. Кто посмеет ему запретить или хоть что-то сказать?
Подле него, как испуганная собачка, смертная я, которую Блэктерн, впрочем, не замечал, пристально следя за собратьями. Двое посреди болот и дикая охота рядом. Готова поклясться, рыцарь изображал эти эмоции, вернее их отсутствие. Его не меньше, чем меня, беспокоила вся эта ситуация. Фейри смертельно опасны даже для своих собственных сородичей.
Какая-то дама подстегнула свою лошадь, желая подъехать ближе к рыцарю и поприветствовать его. Эльфийка направила животное прямо на меня, я едва успела увернуться. И лежать бы мне мертвой под коваными копытами кобылы, если бы я не знала волшебное «лошадиное слово». Нам с матушкой Мод и не таких злобных зверюг приходилось лечить.
Резко вскинув руку, я щелкнула лошадь по чувствительному месту на морде. Кобыла встала на дыбы и, фыркая ушибленным носом, отшатнулась, чуть не сбросив надменную наездницу.
– Что это тут? – взвизгнула эльфийка. Я заподозрила, что дама попыталась затоптать меня специально. – Фу! Какая мерзость. Смертная! – На меня смотрели, будто на вшивую крысу. У некоторых фейри глаза зажглись недобрым огоньком. Зуб даю на отсечение: это мелкая месть эльфийки – привлечь ко мне всеобщее внимание и подвергнуть опасности. Спрятаться за спину Робина не удалось. Теперь в центре была только я одна! Верните синезубок!
– Какая гадость, лорд Робин, где вы только нашли такую рваную дрянь? Это же смертная человечка. – Эльфийка просто содрогалась от брезгливости. А вот мелкая нечисть в виде хобгоблинов и кобольдов, наоборот, проявила ко мне живейший гастрономический интерес. Невысокие человечки окружили, злобно шипя и тыкая мне под ребра острыми пальцами. Парочка хобов ущипнула, проверяя, сколько во мне мяса. Я шарахнулась от них под защиту Робина Блэктерна.
Зеленолицый кобольд сплюнул мне под ноги и свистом созвал собак. Гончие, подрагивая тонкими хвостами, шныряли среди копыт лошадей, я с содроганием увидела, что их зубы не уступают по частоте и густоте зубам болотных тварей. Эльфийские псы охоты активно демонстрировали несколько острых рядов, зевая.
– Приветствую, леди Кристания. Леди Фелисия. – Лорд Робин безразлично кивнул дамам, которые, тщательно скрывая любопытство на надменных лицах, приблизились, чтобы рассмотреть меня. Мне тоже было на что взглянуть.
В круговерти бугристых рыл и клыков дамы выглядели неземными сказочными видениями. Робко выглядывая из-за плеча рыцаря, я с открытым от изумления ртом рассматривала наряды дам.
Тончайшие, развевающиеся без всякого ветра юбки, сотканные из травинок и жил палых листьев, украшенные насекомыми и крыльями бабочек, словно самоцветами, вызывали жгучую зависть. Особенно на фоне моей собственной драной одежды, что выдала мне матушка Мод.
Леди Кристания поймала мой восхищенный взгляд, злобно ухмыльнулась жемчужными клыками и в ту же секунду засияла ярче. Волосы залоснились золотым водопадом, а глаза заискрились лесной зеленью.
Я вспомнила, как называются эти чары. Гламур – разновидность морока.
А вспомнив, поняла, как противостоять. Засунув в рот палец (ну и что, что грязный, рассудок и жизнь важнее), я прокусила его до крови. Больно, конечно, но если попался на крючок заклятья, лучше соскочить побыстрее, пока эльфы не стали играть с тобой в свои смертельные игры.
Заклятий и чар эльфов вообще стоило опасаться.
***
В стране фей много правил и запретов, но еще больше исключений.
Нельзя есть их пищу и пить их вино, иначе эльфы получат над тобой власть и тогда смогут делать с тобой все что угодно. А развлечения они любят. Однако рябина и сок из нее может снять некоторые чары и уберечь от опасности.
В стране фей нет смерти, ее жители проводят все свое время в пирах, балах и развлечениях. Еще больше, чем бесконечные праздники, они любят охоту и вот там-то даже вечно живущие фейри рискуют потерять свое бессмертие, особенно если добыча они. Страх и боль эльфы тоже любят, особенно если это не их чувства. Как дети, они отрывают крылья бабочкам, завороженно наблюдают за страданиями других, любят, калечить, истязать и издеваться над слабыми, а наигравшись, бросают свои поломанные игрушки.
Нельзя пускаться в пляс, заслышав эльфийскую музыку в холмах, потому что остановиться уже не сможешь никогда. Не стоит вступать в ведьмины круги и подходить к холодным камням, особенно хорошеньким девушкам.
Поэтому не слушай их песни, не пей их вино – или холодные камни утянут на дно.
Единственное спасение от чар фейри – это соль, холодное железо и обереги, которые еще надо уметь делать. Потому что они помогают только против простых фейри: хобов, гоблинов, келпи, троллей, мерроу, брауни или иной мелкой нечисти.
Обычному человеку практически нечего противопоставить джентри, эльфийским дворянам, подданным короля и королевы фей, кроме смелости, смекалки и изворотливости.
Тем не менее между верхними Благими (светлыми) и нижними (темными) Неблагими дворами нет особой разницы. В целом все эльфы отличаются озорством и кровожадностью, неважно, к каким дворам они относятся и чьими поданными являются. При дворах все кому-то служат и против кого-то дружат, плетут интриги и заговоры. Иногда ради выгоды, но чаще исключительно для развлечения. В стране фей не стареют; когда живешь бесконечно долго, все надоедает и приедается.
Страсть к воровству и присвоению всего красивого живет в крови у всех без исключения фейри. Как только эльфы видят прекрасное, сразу желают это и стремятся присвоить. У фейри Неблагих дворов вредный характер. Они любят уводить в холмы невест после венца, убивать домашнюю скотину и уносят понравившихся младенцев, оставив после себя подменышей.
Джентри из Благих дворов предпочитают все необычное и красивое, их притягивают искусство и талантливые люди. Искусные кузнецы и умелые ремесленники, знаменитые певцы и одаренные танцоры.
Эльфы берут все, что хотят, а хотят они все. На кого жители холмов напускают гламур и чары, тот умирает от любви и тоски к ним. Тот, кто долго жил в стране фей, никогда ее уже не забудет.
Вот как сказочный народец влияет на смертных.
Благие фейри или нет, все они вместе испытывают ненависть и презрение к людям.
***
Укушенный палец ныл, отрезвляя, а соленый вкус крови прояснил взор, прогнав гламур. Я взглянула на всадницу.
У леди Кристании было скуластое, квадратное, остроносое личико, не лишенное привлекательности, но признаться честно, даже среди деревенских девиц видала и красивее. А еще у эльфийки были на носу веснушки, которые та тщательно скрывала.
И все же эльфы были прекрасны и чужеродны.
А самое необычное, что отличало рыцарей и дам от сопровождающих их возле стремени гоблинов и хобов, – полупрозрачные крылья, нервно подрагивающие за спиной. У леди Фелисии, например. Не у всех они были, некоторые дамы красовались рогами, хвастались хвостами и рисовались необычными птичьими перьями, растущими прямо из тел.
– Это ваша новая прислуга или добыча, лорд Робин? – любезно поинтересовалась фейри.
– Может быть, и прислуга. – Рыцаря больше интересовали собаки, трепавшие останки болотной нежити, чем дама. Я как-то остро поняла: эльфы друг другу вовсе не друзья, и, несмотря на внешнюю любезность и тщательное соблюдение хороших манер и условностей, они пристально наблюдают друг за другом с параноидальной подозрительностью.
Словно кошки. Хоть те и могут собраться в стаю, но каждая киса все равно остается сама по себе, блюдя только свои эгоистичные интересы. В основном потому, что киски, несмотря на красивый мех и мелодичное мурлыканье, по своей сути жестокие, совершенные убийцы. Так и фейри, хоть и имеют лоск и красоту, смертельно опасны. Их стоило опасаться.
– Как жаль, что не добыча.
– Лорд Робин, зачем вам эта смертная немочь, может быть, вы уступите мне ее?!
Рыцарь даже не повернул головы к говорящей, небрежно снимая несуществующие пылинки с кружевных манжет своей рубахи.
– Я готова купить ее или выменять на стаю борзых, – не унималась блондинка.
– Человеческая девчонка станет прекрасным развлечением. Она выглядит молодо и крепко, сможет пробежать не одну милю, пока ее догонит и растерзает свора.
После этих слов мне стало дурно. Для рыцаря Робина это заветный шанс разорвать соглашение со смертной, и я даже не смогу оспорить такую несправедливость. Нет позорящей его человечки – нет проблем! Он устранит меня чужими руками!
– Это станет прекрасным завершением охоты, – с мечтательным выражением лица продолжила леди Кристания, – а ее тело подадут как трофей на серебряном блюде.
– Чудесная идея! – защебетали дамы. – Мы сможем смочить веточки остролиста в ее крови на удачу!
Меня передернуло и начала бить крупная дрожь. Самое главное – не показывать своего страха.
– Что здесь происходит? – Огромный фейри с ветвистыми рогами и мощными копытами в мохнатых щетках вклинился грудью лошади в плотные ряды эльфов. Те в мгновение расступились, давая ему дорогу.
– Терновый король! Терновый король! – загомонили вокруг, кланяясь глубоко и не очень.
Я поняла: это хозяин охоты, владелец рога, что так часто слышали в холмах, и властитель всех этих волшебных существ.
– Принц Робин притащил смертную из нижнего мира и не хочет уступать ее нам для развлечения! – тут же наябедничала леди Фелиция. Судя по наглости, отсутствии страха и заискивающей улыбке, фаворитка тернового короля.
– Принц Робин? – вопросил монарх.
– Не вижу смысла в том, чтобы мои усилия пропали даром. Это хорошая служанка, я заключил с ней сделку, она будет убирать и чистить в моем доме. К тому же она разбирается в искусстве врачевания, а это может быть полезно.
– Если она будет пачкать все вокруг, вредить или состарится, вся ответственность будет лежать на тебе. – Робин Блэктерн только безразлично пожал плечами, показывая, что ему все равно, он поступит по-своему. – Дети должны сами заботиться о своих домашних животных.
Я опустила взгляд, покраснев от стыда и обиды. Вот я кто для них – животное. Домашняя игрушка, которую следует похоронить, когда она сломается, чтобы не воняла, не пачкала и не портила их прекрасный бессмертный мир.
– Так или иначе, сделка свершена. Уже поздно возвращать ее, – небрежно бросил Робин, всем своим видом демонстрируя: будь его воля, он сплавил бы меня прочь, сию минуту, но обстоятельства…
– Но ваше величество. Охота… – попыталась возражать фаворитка.
– Довольно! Я не терплю глупых капризов.
Леди Фелиция покорно поклонилась королю, принимая его волю, а я заметила злой, полный бешенства взгляд, брошенный на Робина.
Принц ответил эльфийке надменным взглядом победителя. Эльфы совершенно не терпят друг друга, враждуют скрыто и открыто. И постоянно борются за власть и влияние.
При этом делая вид, что у них друг с другом хорошие отношения и они любезны как никогда, и вообще на короткой ноге. В общем, все из принципа «держи сообщника близко, а врага еще ближе». Друзей у эльфов не бывает, только конкуренты.
На лице короля читалось выражение говорившее, как ему все это надоело. Но монарх привычно взял себя в руки.
– Глядите! – пискнул хоб, что бежал возле левого стремени блондинки и, по-видимому, был ее пажом. – У нас появилось новое развлечение! – Паж, гаденько ухмыляясь, ткнул пальцем во что-то за спинами всадников. Все развернули лошадей.
Поскольку казнь откладывалась, я также вытянула шею, любопытствуя. Мои глаза тут же округлились от увиденного. Не думала, что, после того как, обманутая, фактически попала в плен к эльфам, встряну еще сильнее. Но вот мой оживший, вернее выживший, кошмар карабкается по пригорку, пачкаясь в грязи.
– Эй, невестка! Невестка! – раздавалось над вересковыми топями. От этого определения и тона голоса, погрузивших меня в очень неприятные ощущения, по спине побежали мурашки, чувства не кончающегося страха пополам с отчаянием нахлынули снова.
– Дженни? Где ты? – По ту сторону холма бродил старший сын мельника и орал на всю пустошь, прикладывая ладони ко рту. – Выходи, не бойся! За сарай и пол деревни ругать не будем!
– Только поколотим маленько, – добавил младший сын мельника. Старший толкнул его в бок, заставляя заткнуться.
– Невестка! Выходи! Где она, мы же за ней след в след прошли?
– Дженни, Джен, жена?! Жена-а-а?!
«Какая я ему жена, быстрый выискался!»
Эльфы, у которых не сложилась интересная охота, в немом восторге наблюдали за копошащимися на гребне холма фигурами. Мельник и сыновья в лучших традициях добычи призывно шуршали в вересковых зарослях. Даже эльфийские псы, с округлившимися от восторга глазами и свесившимися набок языками, мигом сделали охотничью стойку и забыли, как дышать, боясь спугнуть добычу.
– Черт ее знает, где она! Эльфы ее, что ли, выкрали? – Толстый мельник и сыновья перевалили через гребень холма.
– Молчи, идиот, беду накличешь. – Мельник дал мозговправительный подзатыльник сыну. – Ты что, не знаешь, если их позвать, то они придут!
И это было правдой, в это верили все деревенские.
«Балаган на выезде!» – единственное, что я могла об этом подумать. Они действительно думают, что после всего я добровольно вернусь к ним? Да лучше в стране фей сгинуть!
Толстый мельник кормой вперед съехал с холма. Сыновья за ним.
Развернувшись, все четверо замерли. Не знаю, что они надеялись найти, болота на вересковых пустошах бесконечны, но без находки они не остались.
Первым очнулся и сориентировался мельник.
– Дже-е-енни, Д-дженнишка, пойдем домой, иди сюда… – Несостоявшийся зять протянул мне руку, и я подумала: этот мужик, что всех домочадцев в страхе держит да сделки с фейри заключает, явно не робкого десятка, ну или попросту дурак, лишенный воображения. Но все оказалось куда банальнее: мельник и спрятавшиеся за его спиной сыновья надеялись на обереги.
В кулаках мужчин были зажаты целые пригоршни этого богатства: и рябина, и веточки бузины, и непонятные связки костей.
Я, как единственная ученица матушки Мод, тут же определила: часть оберегов явно действует, но не все. Это было видно по тому, как морщились и кривили мордочки слабосильные фейри, хобы и крохотные феи. Джентри никак не реагировали, хотя должны были ощущать чары. Дамы и господа только презрительно кривили губы и посматривали на слабоумных и отважных мужчин, как на законную добычу.
В общем, обереги мельника не особо влияли на ситуацию, предполагаю, их им всучила старуха Мод, которая не любила сильно напрягаться, но обожала деньги.
Через некоторое время мелкие фейри, видя, что дворяне откровенно заскучали, и вовсе осмелели и, как следствие, решили поразвлечься за счет пришельцев, так нагло и бестактно потревоживших эльфийскую охоту. Я же была на седьмом небе от счастья, видя, что фейри нашли себе новую забаву.
– Надо же, какие отчаянные, они пришли за девушкой, – пискнула какая-то феечка, сверкнув неровными красными зубками.
– Родственники? – глумливо осведомились хобгоблины.
– Ж-ж-женихи… – проблеял, как козел, младший сын мельника, по всему было видно, что он впервые видел фейри.
– Ах, женихи! – гнусаво перевел шут дамам и господам. Этот уродливый карлик вертелся подле Тернового короля, но сейчас выскочил вперед, звеня бубенцами и потрясая свиным пузырем на палке, внутри которого громыхали птичьи черепа. – Все разом? Все трое? – светским тоном осведомился шут и, подлетев к мельнику, треснул одного из его отпрысков.
Рыцари загоготали, а дамы деликатно засмеялись в веера.
– Эй вы, – мельник отмахнулся от назойливого шута оберегом, и тот мигом очутился на безопасном расстоянии, – отдайте нашу невесту! Вам она незачем – девка дрянь, ленива и неопрятна, а нам она пригодится.
– Да берите ее, не жалко, – фыркнула носом блондинка, с живейшим интересом наблюдая за началом охоты. Хобы и псы уже обступали мельника с сыновьями и натравливали на них собак.
– Нам она тоже полезна будет, – сглатывая слюну, сообщил какой-то тролль из задних рядов, что вызвало очередной приступ смеха у джентри. На болотах не так много развлечений, а фейри так просто не расстаются со своей добычей.
Оберег отпугивал псин, даже хобы морщились, а вот дамы и господа уже смотрели кровожадно, в нетерпении ожидая погони.
Никакие обереги их не отпугивали, либо они уже справились с их чарами.
Я поняла, что мельника и его великовозрастных детей не спасти. Эльфы не терпят оскорблений и невежества. Хоть жены этих мерзавцев вздохнут спокойно, вернее вдовы, так как перед нами уже стояли еще живые мертвецы.
– Вдумайтесь, уважаемые мылорды и мыледи, к чему вам эта порочная девка? Толку с нее не будет, давайте заключим сделку? Я, как зять, могу продать ее вам в рабство на любых выгодных условиях, раз она так вам нужна.
Фейри лишились дара речи от такой непуганой наглости мельника.
– Я вам эту девицу, а вы мне, например, мельницу волшебную. Что сама муку мелет. Я уж перед вами расстараюсь! Если что нужно – там человеческие кости для чар ваших или младенцев розовощеких, аль девиц непорченых, – сколько и чего хотите, все достану. А девка эта залогом послужит у вас. Используйте ее к полному вашему удовольствию, а коли помрет, так не жалко, я вам в момент другую достану. Главное, чтобы мельничка моя исправно работала да муки давала побольше. А уж из чего та мука сделана, будет неважно: хоть из мышей, хоть из червей, да хоть из мха болотного. Одного прошу – чтоб люди только ее покупали!
У меня от такой наглости язык отнялся, потому я костерила мельника про себя.
Мерзавец, душегуб! Вор, мошенник и обманщик! Клейма на этом мельнике ставить негде! И такого терпят в деревне?!
Слышала я, что люди на его муку жаловались! Хлеб из муки той сытости не дает да затхлостью отдает. Сил от такой еды нет вовсе, а некоторые деревенские даже слабеют с муки той. Да только вот сил отказаться от кушанья того нет, и мельники другие в нашей округе не задерживаются. То мельница сгорит, то ветра неделями нет, то вся мука наутро после помола долгоносиком заражена оказывается! Не приживаются, в общем, другие мельники, а этот жирует, и ничего с ним не делается. Теперь ясно, на что мельник-злодей свою жену променял, у фейри выменял. На возможность молоть муку из чего угодно и чтобы люди не чуяли подвоха, эльфийским мороком обманывались! Не удивлюсь, если вскроется: мельник и от конкурентов при помощи фейри избавлялся. Ведь не может быть такого, что ветра нет. Без чертовщины, вернее эльфовщины, здесь не обошлось. И теперь этот отравитель-душегуб хочет еще одну мельничку поставить и мной расплатиться! Чтобы за мой счет людей губить! Ведь за прошлую зиму столько жителей деревни умерло, и среди них много детей! Последнее мерзавцу несли, чтобы тот зерно в муку перемолол. Он исправно и молол, не бесплатно, конечно, за деньги, да отдавал. Еще и гордился тем, что без потерь, якобы на его мельнице муки даже больше получается.
А она, может быть, вовсе и не из пшеницы сделана, а из палых листьев да соломы!
А самое главное и страшное: я видела, что на лицах некоторых фейри появлялось задумчивое выражение, сделка им выгодной казалась! Непонятно, кто гаже – мельник или фейри.
– Прошлая наша сделка, мылорды, прошла к обоюдному удовольствию. И в этот раз сговоримся, – убежденно заявил мерзавец.
Я смутно помнила жену мельника: тихая, ласковая и очень молодая женщина. Она всегда тайно припрятывала в складках бесформенного платья куски хлеба с сыром и раздавала детям.
Тот, кто жил сиротой в чужом доме, особенно в доме матушки Мод, всегда был голоден.
Какой ужас! Я осознала, что мерзавец мельник продал свою жену в услужение к фейри и эта добрая женщина все еще жива! По части этого дела эльфы мастера! Те, с кем они забавляются, могут жить бесконечно долго. То есть эта женщина очень долго мучается.
Жена мельника в плену у фей не в силах расторгнуть сделку и покинуть страну фей, потому что не она ее заключала!
И меня мельник также хочет запродать. Только у него это не выгорит. Зубами в эльфов вцеплюсь, но в деревню с мельником не вернусь.
Мучных дел мастер вконец обнаглел, решив, что мельничка у него в кармане, он шагнул к фейри, протолкался сквозь их ряды, да так ловко, что я очнулась тогда, когда его жирные, короткие пальцы с обгрызенными ногтями вцепились в мое запястье.
– А коли она вам не нужна, так я забираю ее, честный уговор есть честный уговор!
На большинстве лиц фейри отразилось брезгливое выражение, от прекрасных дам и господ резко повеяло смертью.
Особенно сильно сверкали глаза у Робина Блэктерна. Он злобно, но не без ухмылки смотрел на пришлых наглецов.
А меня уже тащили сквозь ряды фейри. Я страстно желала подзадержаться, вцепиться в стремена лошадей или юбки дам, но не смела даже прикоснуться к фейри. Я упиралась как могла, но не с жирным мельником мне было соревноваться в перетягивании.
Пока острая, как стрела, сталь не сверкнула между нами и жирный мельник не замер сам собой.
– Куда это ты потащил мою вещь? – Клинок, впившийся в кадык мельника, заставлял того разве что не танцевать на цыпочках.
Я скрипнула зубами. Это кто тут вещь? Некто обещал обращаться со мной как с собой! Впрочем, фейри если и не лгут прямо, то жульничают отменно. Эльфийский рыцарь может относиться к себе так плохо, как захочет.
– Ваша? – взвился мельник, даже с клинком у горла он пытался качать права. – Да кто сказал, что она ваша, у меня уговор с ней раньше был! Невестка она, жена мого сына. И все тут!
– Неправда это, свадьбы не было, – выкрикнула я и поняла: лучше помолчать. Лишь бы этот жирный упырь запястье мое из руки выпустил да выкручивать перестал. Фейри только злобно оскалился.
– Эльфы завсегда невест от алтаря уводят. Это грабеж средь бела дня!
– Нет, посреди темной ночи! – поправил мельника рыцарь. Между нами просвистел клинок, я и мельник синхронно отдернули руки. – И грабят тут меня не в меру наглые людишки. Свадебных клятв не было произнесено, потому девушка свободна и заключила со мной сделку, а значит, служит мне.
– Больно хитро придумали! – огрызнулся мельник. – Пусть девица выбирает, что ей больше по сердцу: тыщу лет эльфам прислуживать или женой свободной быть! Между прочим, за самым богатым парнем на деревне! – И наивный мужик протянул мне свою руку, ожидая, когда я положу туда свою ладонь.
«Какая уж тут свобода!» – огрызнулась я про себя.
Мне казалось, эльф взмутится, но, к моему удивлению, Роберт Блэктерн оставил решение за мной, хотя я готова была поклясться: фейри потребует от меня честного выполнения сделки. Вместо того чтобы предъявить на меня права, рыцарь запрыгнул на лошадь белоснежной масти, которую к нему подвели.
Я также заметила, что спешившиеся фейри стали при помощи слуг запрыгивать на лошадей, используя спины прислуги, как табуретки.
Дамы и господа, дернув поводья, направляли своих скакунов в холмы.
Мельник все так же стоял, протянув мне руку с пальцами-сосисками.
Я смотрела на эту ладонь и дивилась, почему она такая круглая и мягкая. Ни мозолей, ни заусенцев. У всех деревенских руки грубые, жесткие, в занозах и шрамах, а эта рука иная. Но даже ее я боюсь.
Внезапно я осознала, что хочу перестать бояться, слишком много в моей жизни ужаса.
Сначала матушка Мод со своими угрозами отправить меня на болота к эльфам, потом недобрые соседи, которым я прислуживала за спасибо и отвратительную пищу, а теперь еще и мельник с сыновьями. Слишком много для одной меня. Хватит. Достаточно!
Не хочу подчиняться и прислуживать. Не желаю прятать взгляд и опускать голову, я желаю взять жизнь в свои руки! Чтобы все зависело только от одной меня и никто не мог больше указывать, как мне жить. Служба у эльфов – это возможность стать свободной на самом деле, а не только на словах. Через год и один час мои обязательства будут выполнены, я освобожусь от всего. Главное – вытерпеть.
Резко развернувшись, я подбежала к белоснежный лошади. Рыцарь так и стоял, не трогая поводья, он даже не смотрел в мою сторону, но когда я стремительно приблизилась, он освободил одно стремя и протянул руку.
Я схватилась за длинные ледяные пальцы, как на спасительную соломинку, и она резким рывком выдернула меня из этого кошмара.
Ловко запрыгнув на лошадь, я благодарно прижалась к спасителю. Белоснежный скакун в нетерпении затанцевал на месте.
Рыцарь пришпорил лошадь. Через плечо я видела мельника с упавшей рукой. Он до последнего не верил в то, что я могу и не согласиться на его щедрое предложение. Этот наглый беспринципный мерзавец воображал, что делает великое одолжение такой сироте, как я.
Свора с визгом и лаем ринулась в холмы, всадники пришпорили лошадей. Сыновья, бросив мельника, взбирались по склону, отталкивая друг друга. Лавина собак карабкалась следом. Я отвернулась, чтобы не смотреть.
За спиной заревел рог, вся кавалькада развернулась и устремилась за быстроногой сворой. Вскоре позади послышался первый крик. Эльфийские краснозубые псы настигли первую добычу. Потрепали, продегустировали кровушку и выпустили, давая ложную надежду на спасение. Даже собаки любят забавляться с добычей. Очередной крик боли был заглушен гулом рога и ликующими криками фейри. Дикая охота началась.
К утру от мельника и сыновей останутся только рваные лохмотья или вовсе ничего.
Радостный смех в холмах звучал очень долго.
Я зажмурилась и заткнула уши.
Среди фейри будет тяжело и смертельно опасно, но я постараюсь выжить. Лучше умереть от кинжала или яда при дворе короля фей или всю жизнь до старости прослужить прислугой у его принца, чем прозябать в Богом забытой деревне и ждать, когда же муж и его родственнички сживут тебя со свету.
***
Я ехала позади принца Робина в окружении других фейри, не пожелавших остаться на охоту.
Несвободная, связанная по рукам и ногам сделкой с эльфийским рыцарем и более счастливая, чем если бы вышла замуж за сына мельника. Потому что свадьба – это навсегда, а сделка всего лишь на год.
Мы скакали через холмы и вересковые пустоши, время от времени сокращая путь через дольмены и каменные круги. Эльфийские лошади без страха запрыгивали в центр мегалитов, умные животные знали дорогу домой.
С каждым таким нырком местность и погода вокруг менялись. Унылые болотистые топи исчезали, и появлялись заливные луга, разнотравье купалось в косых лучах солнца, в воздухе, помимо медового аромата, кружились тысячи пестрых, будто драгоценные камни, насекомых, вдалеке виднелся незнакомый лес.
Я не сомневалась: все, что я вижу вокруг себя, – земля фей, и старалась не думать, как найду дорогу домой.
Мы скакали мучительно долго, настолько, что успела рассмотреть спутников.
«Дикая троица» – так эта группа молодых джентри, собравшихся вокруг принца Робина, называла себя. Но все, кто был с ними знаком или стал объектом их злобных насмешек и шуточек, обзывал их иначе.
Центром своры были трое принцев: Робин, среди молодых фейри – Роб, ивовый принц. Франтоватый рыцарь-эльф Ричард – Дик, ольховый принц. Роберт, для всех дворян – бузинный принц, Берт – для своры.
Дикая троица представляла из себя сборище молодых, свободных и богатых джентри, ни разу в своей жизни не работавших. Которые все время проводили в развлечениях: балах, охотах, турнирах, безобразиях, придумывании и воплощении в жизнь пакостей и жестоких шуток.
Судя по всему, к этой избранной тусовке часто примыкали другие знатные дворяне: лорды Моргот, Геделон и Теобальд, рыцари свиты (своры) принцев и их охрана.
Вся веселая компания радостно и беззаботно скакала через луга и поля, лихо беря барьеры и перебрасываясь шуточками. На меня они обращали внимания меньше, чем на мешок с овсом, будто я не человек, а какая-то вещь. Зная эльфийский нрав и любовь к забавам, я была только рада, что меня не замечают. Молодежь наслаждалась возвращением с охоты, один предводитель принц Робин молчал, но никого это не смущало. Возможно, такая замкнутость и молчаливость была нормой для их вожака.
Вокруг наездников вились крохотные феи, освещая дорогу, желая услужить и выслужиться. Несколько денщиков из гоблинов, словно скороходы, бежали подле лошадей, завершая картину.
Мы сменили пару кромлехов и углубились в лес прежде, чем рыцари достигли своей цели. На поляне в огромном круге камней располагался еще один круг, ведьмин. Так называли загадочные поросли грибов в виде идеальной окружности. Возле него наша маленькая группа остановилась и принялась ждать.
Деревенские верили, что ведьмины круги появляются в тех местах, где фейри водили хороводы. Заходить в эти круги строго-настрого запрещалось. Стоит шагнуть внутрь – фейри утянут тебя в свой хоровод и будут кружить, пока не умрешь, станцевав ноги до крови. Есть и другие объяснения этому явлению, но все они предостерегают от того, чтобы ступать в круг фей.
Когда над нами взошла луна и где-то в раскидистых ветвях заухал филин, я поняла, чего ждут фейри – ведьминого часа. Времени, когда темные силы обретают особое могущество. Оно наступает в три часа ночи.
Не знаю, как эльфы определили время без часов, но в какой-то момент дремавшие до этого рыцари встрепенулись, пришпорили коней. С разбегу кони сиганули прямо в центр эльфийского круга. Мир и в самом деле завертелся, словно я танцевала в хороводе.
По ту сторону ведьминого круга местность изменилась до неузнаваемости. И я осознала, что попала в страну фей.
Деревья, трава и само небо отличалось от того, что я видела в своем мире. На кустах висели чудные фрукты, словно отлитые из золота и серебра, а по веткам скакали невиданные птицы и странные пестрокрылые феи. Здесь под каждым кустом, в каждом цветке, на каждой травинке кто-то жил. Даже крохотный ручей изобиловал духами и мелкими, размером с рыбку, русалками, что уж говорить о реке, что петляла меж холмов и утекала в горизонт. На ее берегу паслись целые табуны зеленых коней, с гривами из водорослей, а под перекинутым через воду мостом жил тролль.
На перекрестке юные дворяне помахали друг другу на прощанье, но Робин даже не ответил. Он пришпорил коня, и усталое животное нехотя поскакало по пыльной тропинке. К рассвету лошадь дотащилась до ворот непонятного строения. Все здание и ворота были густо увиты плющом и плетистыми розами так, что невозможно было разобрать, где окна, а где двери. Только где-то в вышине торчали остроконечные башни с зеленой черепицей.
Эльф давно спал, свесив голову на грудь.
У меня слипались глаза, я была разбита и без сил.
Пришлось самой слезать и открывать ворота.
Но стоило лошади шагнуть во двор замка, как рыцарь, лишенный моей поддержки, соскользнул со спины животного и мешком упал в пыль.
Я подбежала к эльфу и перевернула его, боясь, что тот просто задохнется в пыли. Принц Робин был бледен, как покойник, краше в гроб кладут, но даже в таком состоянии он был прекрасен той благородной красотой, которой обладают лишь дворяне.
Я в нерешительности огляделась, соображая, что делать: покричать, позвать на помощь? Вокруг не было ни души, да и мало ли кто явится на зов?! Но и оставлять ивового принца купаться в грязи не годилось. Я обещала служить ему, как самой себе. А уж я-то в пыли валяться не стала бы. Весь двор зарос шиповником и дикой ежевикой. За садом давно не ухаживали, и вообще, казалось, замок заброшен. Но в углу я увидела садовую тачку. Решение пришло незамедлительно. Все равно принца я не подниму.
***
Самым тяжелым оказалась скрипучая лестница, ведущая наверх в хозяйские спальни. В дом я проникла без проблем, замок рассыпался в моих руках ржавым порошком.
Но когда я обнаружила, что на первом этаже нет ни одной спальни, только залы, кухни да столовые, поняла – такую удобную тачку придется бросать.
Не помню, сколько времени прошло до того момента, когда, проклиная каждую ступеньку, я дотащила эльфа до второго этажа. Я выбилась из сил, так же, как тогда, когда матушка Мод заставила меня в полдень собирать лекарственные травы и я свалилась без сил от солнечного удара, потому что старая ведьма пожалела головного убора. Вот и сейчас каждая мышца дрожала от напряжения, я тяжело дышала, а в глазах темнело. Мне же еще предстояло затащить принца на кровать. Кое-как справившись с этим делом, я обессиленно поплелась на кухню искать воду, бинты и хоть какие-нибудь лекарственные травы.
Казалось, кухня была заброшена еще дольше, чем спальня принца. В его комнате виднелась тропинка от двери к гардеробу и кровати, на кухне же по всему полу валялись прелые листья, занесенные сюда ветром, а по углам на перегное уже росли трава и папоротники. Разглядев все это безобразие, я поняла, что ни воды, ни лекарств здесь не добуду. Обреченно взяв какую-то кастрюльку, я поплелась в сад. Там среди терновых кустов и разнотравья высился каменный колодец с прогнившей крышей. Привязав к кастрюльке лиану, я натаскала воды в большой котел и развела под ним огонь, благо огниво нашлось на полочке, а дрова – во дворе, но где достать бинты и лекарства, не знала.
Я топнула ногой в сердцах.
– Хоть бы здесь рос окопник или гусиный лук! – в сердцах воскликнула я. Эти растения обладали ранозаживляющим и антисептическим действием, и я собиралась их поискать, но только после того, как промою и осмотрю рану эльфа. Когда я вынула из него обломок стилета, рыцарю явно стало легче, но сейчас у него снова жар и бред. Дожидаясь, пока закипит вода в котле, я поднялась наверх в поисках того, что можно использовать как бинты, а заодно осмотрела рану при помощи прокаленных в огне вилок.
Так я и думала, маленький кусочек железа застрял глубоко в теле рыцаря и медленно убивал его.
Это означало, что нельзя давать ране зажить, пока он находится внутри. К моему ужасу, края раны уже стягивались, а то, что несколько часов назад было кровавым месивом, покрывалось корочкой, восстанавливаясь, надо было действовать быстро. Если не извлечь ядовитый предмет, рано или поздно он завершит начатое, и никакая эльфийская сила исцеления тут не поможет, только навредит.
Я, как дикий смерч, полетела по пыльным комнатам замка, сшибая мебель и взметая юбками клубы пыли. Заглядывала в каждый ящик каждого шкафа, пока не нашла то, что могло помочь. Груды белоснежных простыней, наволочек, полотенец, в общем, всего того приданого за которое удавится любая девушка на выданье. Позавидовав богатству эльфа и мимоходом отметив: какой видный жених из него бы получился – деревенские девки за такого друг другу бы глаза выцарапывали и косы пригоршнями вырывали.
По сравнению с таким сын мельника и рядом не валялся!
Я тайком утянула пару наволочек попроще – без кружев и вышивок – на бинты. Разрезала их на полоски серебряным ножом из буфета. Также прихватила еще пару предметов из столового серебра, про себя молясь, чтобы никто из эльфов, заглянув случайно в замок, не застукал меня за этим делом. И со всем добытым полетела на кухню кипятить.
Там меня уже ждало такое чудо, от которого я чуть не уронила все на пол, но сдержавшись, осторожно положила на стол и, не веря, приблизилась к видению.
На полочке нижней двери, ведущей в сад, лежал крохотный букетик из желтых звездочек и голубых колокольчиков. Гусиный лук и окопник с помятыми листьями и слегка подвядшими цветами. Несмело приблизившись, я воровато схватила лечебные травы и боязливо выглянула в сад. И пусто, и густо. Кусты шиповника и терна полны мелкой фейской живности, но в округе никого. И тем не менее я ощущала на себе чей-то пристальный взгляд. Закрыв верхнюю створку двери от греха подальше, я закрыла обе двери на засов. Потом разберусь с таинственным дарителем букетов, у меня там, наверху, рыцарь дохнет, без которого я в стране фей просто пропаду!
Продезинфицировав столовое серебро, с целым подносом бинтов я отправилась на верх, руки мои заметно дрожали. То, что я собиралась сделать, выходило за рамки дозволенного.
Глубоко подышав, я, захватив бинты и приподняв юбки, полезла на кровать к стонущему в беспамятстве эльфу. Нерешительно взяла его руку, расправила мятые кружева на рубашке и завязала первый узел.
Рыцарь выглядел ужасно, бледное лицо, спутанные и прилипшие ко лбу темные волосы, а на подушке мокрый круг от стекающего по вискам и шее поту. Эльф уже не открывал глаз и только неуверенно мотал головой, разговаривая с кем-то в бреду.
А самое страшное – эти синюшные вены, расползавшиеся во все стороны от раны, пронзившие насквозь его тело, змеями подбирающиеся к лицу, к закрытым глазам с бледными веками.
Железо и вправду смертельно для фейри.
Я перестала медлить и жестко натянула бинты, привязывая руки рыцаря к резной спинке кровати. Надеюсь, поможет и Робин не разорвет их. Сегодня ему предстоит многое пережить. Ноги эльфа я также привязала к возвышающимся столбикам кровати, на которых покоился пыльный балдахин.
Вздохнув, я засунула в рот фейри кляп и вручную сомкнула его челюсти так, чтобы он прикусил его и случайно не откусил себе язык, а потом замерла с серебряными инструментами над полузажившей раной.
Если такая глубокая рана не убила рыцаря, то и то, что я сейчас собираюсь сделать, не убьет. А вот железо – сто процентов.
Я безжалостно вонзила острый нож в плоть, разрезая ее. Эльф очнулся от резкой боли и застонал, а потом и вовсе зарычал, выгибаясь в путах, потому что я не намеревалась останавливаться, но должна была сделать все как можно быстрее. Робин и так потерял много крови, а я собиралась безжалостно выпустить из него еще.
Изогнув две вилки буквой зю, я повесила их на край раны, не давая ей закрыться, про себя молясь, чтобы потом можно было вернуть столовые приборы в нормальное состояние.
Когда я залезла в разрезанную рану щипчиками для поедания неизвестно чего, эльф заорал и с рычанием вгрызся в кляп. Я старалась причинить как можно меньше боли, но ухватить осколок никак не удавалось, и приходилось глубже загонять в рану столовое серебро. От непереносимой боли фейри рвался в путах. Наконец нечто удалось захватить, и я бросила осколок на мокрый поднос, зазвенел металл по металлу. Кончик стилета, рана чистая! Сведя края, я принялась быстро зашивать. Затем последовали лечебные травы и бинты.
Чтобы перебинтовать раненого, пришлось обхватывать его руками, прижимать к себе и приподнимать, у фейри не было сил даже пошевелиться.
Мне казалось, я сгорю со стыда, так плотно пришлось прижиматься к обнаженной груди эльфа. Но я успокоилась, только когда крепко, как спеленутого ребенка, обмотала эльфа посередине.
Закончив, я отошла и замерла в немом ужасе.
Эльф на кровати внезапно показался мне таким беззащитным: не далекая сверкающая мечта, а близкое, доступное, земное явление. В этот момент его можно было понять, прочесть мысли и постичь суть.
Почти. Ощущение длилось недолго, ровно до того момента, пока я не наткнулась на взгляд.
Глаза фейри горели дьявольской ненавистью. Приходя в себя, рыцарь с рычанием грыз кляп.
Отвязывать эльфа было страшно. Но если не сделаю этого, несчастный навредит себе еще больше. Разбередит только что зашитую рану и разрежет путами кожу на запястье, тогда оправдываться будет поздно, а я еще надеялась выжить, все объяснив эльфу.
Но этот бешеный, косивший в сторону взгляд пугал, поэтому я сначала убрала пояс с кинжалом и мечом рыцаря подальше. Только отвязав одну руку, сообразила, что фейри может убить меня голыми руками, и не ошиблась в своих предположениях. Глядя на то, как быстро взметнулась отвязанная рука в мою сторону, я еле-еле успела отскочить.
Но тянулся рыцарь не ко мне. Проследила за отчаянно вытянутой рукой и всего в десяти сантиметрах от пальцев фейри увидела покрытую пылью бутылку. Бог знает, сколько времени она здесь стояла, на ней был такой же толстый слой пыли, как и на засохшем букете цветов, но печать с горлышка была не сорвана, а пробка не вскрыта. Я подвинула бутылку к рыцарю, и он ее тут же схватил.
Выплюнув изжеванный кляп, эльф вмиг свернул пробку и присосался к бутылке, как утопающий к воздуху. Казалось, принц не мог напиться. Я запоздало сообразила: если в бутылке спиртное – оно притупит боль. А вытерпел фейри немало, пока я его кромсала и ковырялась в ране без какого-нибудь обезболивания.
После анестезии эльф как-то разом подобрел и порозовел, даже синюшные разводы вмиг стали бледнее. Высосав последние капли, принц Робин обмяк на кровати.
Я поняла, что гроза миновала. Убивать пока не собираются.
По внешнему виду принца видно было, что он уже распрощался с жизнью и до конца еще не поверил, что выкарабкался. Рыцарь удивленно ощупывал себя и повязки на ране, не веря, что материален и все еще жив.
Без железа, которое убивало эльфа, рана затянется в считанные часы. Хотя непонятно, кто был столь жесток и так ненавидел принца, что вогнал ему стилет в бок, сломав его. Поразмышляв, я решила: только сородичи могут быть столь безжалостно точны.
Чтобы отвязать фейри, мне пришлось чуть ли не залезть на принца, но с другой стороны было не подойти. Пока эльф бился в путах, он свернул на сторону балдахин.
Принц-рыцарь приходил в себя на кровати и уже порывался встать. Но я непреклонно надавила рыцарю на голую грудь, заставляя того лежать, и тут же отдернула руку, словно обожглась. Кожа раненого вновь приобретала присущую только фейри ледяную температуру. Рыцарь подчинился и успокоился.
А меня захлестнуло непонятное волнение и смятение. Приписав эти чувства неуверенности в своих медицинских силах, возможностях и способностях лечить вот таких прекрасных, вызывавших душевный трепет, титулованных скотин. Поэтому я залезла в кресло с ногами и принялась ждать результата своих трудов.
***
Не знаю, сколько я так просидела. Издерганная сомнениями и напряженной работой, я заснула, а когда проснулась, рыцарь уже вставал.
Со стоном эльфийский принц дополз до кресла возле камина и рухнул в него. Зашипев от боли, а через несколько секунд, перетерпев боль, растекся по нему и нагло закинул ноги на решетку камина. Всего секунду спустя я услышала тихий протяжный стон.
Какой-то уж очень отчетливый и демонстративный.
Потом рыцарь, не вставая, протянул ногу и наклонил котел, заглядывая в него. Я оставила его в камине нагреваться для перевязки, если задуманная мной операция получится. Увы, там плескалась только вода. Это открытие заставило принца издать поистине душераздирающий стон, такой я слышала только у заржавевшей петли.
– А-а-а-а-а? – застонал раненый, и дураку ясно, чего требуя.
Я метнулась на кухню перерывать ящики, шкафы и полки. Везде было пусто, только в амбаре, соседствующем с кухней, я нашла мешок с сухарями да забытую корку сала в мышеловке.
В амбаре было пусто – ни скотины, ни птиц, хотя по брошенным гнездам и стойлам было понятно: здесь когда-то держали живность.
Только в одном стойле стояла белоснежная эльфийская лошадь, на которой мы приехали, самостоятельно зашедшая в амбар, видимо от безысходности, и уныло жевала подстилку.
Сало трогать я не стала, вот если принц хочет, пусть сам в мышеловку лезет, взяла только мешок. Насыпала сухарей в миску, посыпала солью, в керамическую кружку налила простой кипяченой воды и, водрузив все эти «лакомства» на поднос, понесла страдальцу.
На подношение фейри накинулся, как лев на ягненка, и мигом опустошил миску с кружкой. Я же, наблюдая за тем, как принц собирает щепоткой крошки со дна и отправляет в рот, призадумалась: чем же я буду питаться, если во всем замке еды початый мешок сухарей? Или для тех, с кем заключен договор, еда не предусмотрена и придется перебиваться подножным кормом?!
А как же «обращаться с тобой, как с самим собой»? Или фейри всегда так питаются?
После еды рыцарю заметно полегчало, и я решилась заговорить:
– Провизии бы закупить… – И осеклась, испуганная мыслью, что после того, что я с ним сделала, он меня саму на колбасу пустит. И еще более страшная мысль: вдруг эльфы не брезгуют человечиной? Впрочем, я точно знала – не брезгуют. Те же келпи, мерроу и гоблины не прочь ей закусить.
Но вот чтобы джентри такое ели, я не слыхивала. У аристократов тонкий вкус, но вдруг он распространяется на девичье мясо? Деревенские парни, плотоядно ухмыляясь, уверяли, что оно нежнее всякого иного.
Вдруг эльф меня в качестве закуски к сухарям в свой пустой замок привел?
Фейри, разомлевший после, видимо, для него сытого обеда, отвязал кошелек от пояса и швырнул мне, а после и вовсе удалился с глаз моих долой, так и не позарившись на девичье мясо. Впрочем, возможно, фейри пока слишком слаб для этого или раненым мяса нельзя. Видно, сил сидеть у эльфа вовсе не было, и он со стонами по стеночке, по стеночке, а по лестнице на четвереньках, пока я ему не помогла, добрел до кровати и рухнул в нее кулем. Я только проследила за ним и проверила зеркальцем с комода, дышит ли. Увы, эльф умирать не собирался.
После вернулась и подняла брошенное. В кошельке нашлась пара странных монет, не знаю, что можно на них купить, но думаю, немного.
Шум на улице отвлек меня от раздумий. Привязав тощий кошелек к поясу, пошла на звук.
В амбаре с квохтанием мостилась на гнездо рябая курица с лысой жопкой, из которой торчало одинокое перо.
Я готова была расплакаться от такого изобилия.
***
До позднего вечера я играла в квест «Выжми что-нибудь полезное из заброшенного сада». А когда стемнело, съев сухарик, прилегла на лавку, да так и заснула.
Утро встретило меня странным вкусом сухаря во рту и уже сидящим за столом эльфом. Причем сидящим с приготовленной тарелкой и столовыми приборами.
Я метнулась в амбар, рывком сорвала сонную курицу с гнезда и возблагодарила небеса за дары.
Из одного куриного и нескольких перепелиных, что я нашла в саду, получался вполне приличный омлет, заправленный пряными травами и кореньями. Хоть сад и зарос, там все еще оставались расходящиеся лучами грядки с домашними специями, травами и кореньями.
В прикуску были лепешки из каштаново-желудевой муки, которую смолола на ручной мельнице.
На десерт – смесь ягод, все, что я нашла в одичавшем саду.
Но, несмотря на скудность завтрака, принц уминал поданное, как в последний раз, странно держа ложку в кулаке. И вообще ведя себя за столом из рук вон плохо, даже маленькие дети – и те едят аккуратнее.
Только когда я увидела, как фейри, соря крошками, за обе щеки уплетает подгорелые лепешки из желудей, поняла, что это был за привкус. Сухари были сделаны из той же желудевой муки. У нашего мельника фейри не закупались, видимо пребывая в курсе, из чего тот делает свой продукт. Что странно, потому как однажды мельник оговорился: некоторые волшебные существа тоже очень охотно покупают его муку. Меня передернуло, когда я представила, что же в ней содержится. Но это означало еще кое-что: сами фейри не могут обойти свои же чары. Если в договоре было условие, что другие мельники в этой местности муку молоть не могут, то и сами фейри не в состоянии противиться этому и разжиться приличной мукой им не светит.
Эльф шел на поправку одновременно хорошо и тяжело. Рана от присутствия в ней частиц железа гноилась, и ее приходилось вскрывать и чистить от гноя. С другой стороны, принц окончательно пришел в себя и теперь откровенно маялся от безделья, вредничал, капризничал, причиняя мне кучу неудобств и мешая заботиться о его ране.
Каждая перевязка для меня была как каторга, я так и не привыкла к обнаженному мужскому телу, а эльф, словно истинный дикий лесной житель, обнажался по любому поводу и даже срывал мешающие ему повязки. Казалась, он вообще надевал одежду только потому, что того требовали придворные приличия, а дома нечего было стесняться, и в своем замке фейри разгуливал, словно дикарь, прикрывая один только срам, от чего всякий раз, как я встречалась с ним в коридоре, не знала, куда девать глаза. Казалось, эльфийский рыцарь вообще не чувствовал ни холода, ни жара.
По мне, принц томился больше от безделья, чем от боли, рана не причиняла ему сильного беспокойства, его организм вполне удачно справлялся с остатками железа, но от скуки фейри каждый раз придумывал для меня очередную проблему и задачу, например, как уложить в постель не желающего в ней лежать больного. Я не справлялась, и приходилось тащить на себе потерявшего сознание от усталости вредного и упорного эльфа.