© Издательский дом «Проф-Пресс», составление, оформление, ил., 2025
Матвей
Матвей с такой силой ударил по камню, что тот разлетелся на три куска. Это была пятая или шестая попытка – есть! Взрослые его восторга не поняли и опять накинулись с возмущениями. Мама, может быть, обошлась бы недовольным замечанием по поводу шума, но другие женщины начали голосить, что обломки разлетаются по всему пляжу: «А если в голову кому-то прилетит?!», «А если в глаз попадёт?!», «Тут же маленькие дети!» – и так далее, и так далее. Слушать не хотелось!
Мальчик собрал разбитый камень и заранее приготовленные палки, прихватил ещё парочку булыжников покрупнее и, перемахнув через ближайший пирс, отправился к самому дальнему, скрытому от чужих глаз участку берега. Уйти ещё дальше не получалось: территория была огорожена большим бетонным выступом и забором.
Единственным, кто каким-то образом игнорировал эти препятствия, был Боб. Он уже ждал Матвея, лениво развалившись на гальке. Местные служители периодически пытались его прогнать, но он каждый раз оказывался проворнее, несмотря на крупное телосложение. – Здоро́во!
Матвей уселся рядом, освобождая руки от груза.
– Извини, сегодня котлет не было. Давали жидкий фарш и кусочки курицы с противным белым соусом. В кармане такое не унесёшь. Пришлось взять только булку.
Боб качнул лохматой головой: мол, давай уже, что есть.
Отдав псу сдобную булочку, Матвей вернулся к изготовлению копья. Выбрал самый плоский из обломков, поточил его об камень – кажется, стал острее. Расщепить палку с одного конца оказалось не так просто. Первая никак не поддавалась, вторая с треском разломилась на две части, и только третью получилось раздвоить ровно настолько, чтобы в неё втиснулось и удержалось каменное лезвие.
– Ты когда-нибудь слышал о первобытных людях, Боб? Они охотились вот такими штуками.
Боб принюхался к самодельному копью и неопределённо махнул хвостом.
– Представь, если бы нам удалось завалить мамонта, можно было бы целое лето не думать о пропитании и делать всё, что хочешь.
– Только мясо на жаре быстро испортилось бы.
Матвей резко задрал голову: голос доносился откуда-то сверху.
– Поможешь слезть? – попросила девочка. На вид она была его ровесница, лет десять-одиннадцать. – А то я уже устала искать какой-нибудь спуск.
– А как ты туда попала?
– Знаешь дорогу, которая к воротам ведёт?
– Ну.
– Там вдоль неё кусты и между ними тропинка, незаметная такая. Я по ней спустилась и вышла к железной дороге, пошла по рельсам. Когда поезд проезжает, прячусь за столб. С высоты весь пляж видно… Так поможешь?
– Давай, а как? Будешь прыгать, а мне тебя ловить?
– Не-е-е, прыгать боюсь. Попробую сползти, а ты страхуй.
Матвей вскарабкался на бетонный выступ под стеной, Боб заскочил следом. Девочка развернулась спиной, спустила сначала одну ногу, потом вторую и повисла, цепляясь за траву.
– Отпускай руки, я держу! – крикнул Матвей, ухватив девочку за колени. Она завизжала и скатилась вниз, увлекая его за собой. К счастью, они упали на большого мягкого Боба и почти не ударились. – О, спасибо, пёсик! Как тебя зовут?
– Матвей. Или ты про собаку? Его – Боб.
– А меня – Кира. Твой? – Она потрепала пса по голове.
– Почти.
– Столько шерсти – ошейника почти не видно, – заметила девочка.
– Разве у него есть ошейник? Не обращал внимания! Я вообще-то думал, что это вроде как свободная собака, – признался Матвей.
Резко зазвонил телефон – мама. Потеряла, наверно.
– Алло, да! Всё нормально, мам…
– Вау, тут ещё кулон висит! – продолжала Кира.
– Что? Покажи! Нет, не ты, мам! Я перезвоню!
Закончив телефонный разговор, Матвей присел рядом с Бобом. На шее пса действительно висел небольшой медальон с замочком.
– Как ты в этих зарослях что-то разглядела? – восхитился он.
– Нащупала, – пожала плечами девочка. – Как думаешь, он открывается?
– Давай попробуем!
– А вдруг нельзя? Вдруг хозяин будет ругаться?
– Ой, сомневаюсь, что у него есть хозяин! Ну, мы просто посмотрим и закроем обратно!
Боб заворочался, не давая как следует рассмотреть находку. К тому же оказалось, что с обратной стороны кулона – крохотная замочная скважина, а ключика не было.
– Ну вот и всё, – разочарованно протянула Кира, собирая в резинку свои кудрявые и непомерно пушистые волосы.
– Что, если за ним проследить? – задумчиво сказал Матвей.
– Ага, можно найти хозяина и спросить, что спрятано в кулоне! Но как мы это сделаем?
– Пока не знаю, но что-нибудь придумаю.
Теперь телефон зазвонил у Киры. Вернее, заиграл какой-то знакомой приятной мелодией, которую жаль было прерывать. – Бабушка ищет, – пояснила девочка. – Ладно, я пойду. Увидимся!
– Давай, пока, – попрощался Матвей. И только спустя тридцать минут, уже собравшись уходить, он понял, что даже не спросил номер её телефона.
Кира
С прогулки Кира возвращалась в хорошем настроении. Она сама сходила в магазин, где купила вкуснющее шоколадное мороженое, потом пролезла по секретной тропинке, познакомилась с мальчиком в ярко-жёлтой футболке с изображением льва и нашла у огромного пушистого пса загадочный кулон. Всё было просто суперотлично!
Но когда она проходила через огромный сияющий холл отеля, то увидела ту самую компанию девочек. Обида снова подступила, и Кира, опустив голову, постаралась быстро проскользнуть мимо, чтобы её не заметили. Почти получилось, но уже у самого лифта её настиг смех и слова: «Видели, это та, лохматая?»
Кира покраснела и прикусила губу, чтобы не расплакаться. Проклятый лифт всё не ехал, и она резко развернулась, собираясь рвануть по лестнице, – ну и что, что двадцатый этаж, лишь бы не слышать этого ужасного смеха и перешёптываний за спиной – как вдруг врезалась прямо в Каролину.
Несколько дней назад они только приехали в «Дельфин», и Кира сидела на чемодане, пока бабушка заполняла документы у администратора. Она сразу обратила внимание на группу девочек примерно её возраста, может, чуть-чуть постарше. Они расположились на красивых шоколадно-бирюзового цвета диванчиках и оживлённо о чём-то болтали. Бабушка тоже их заметила и, когда закончила наконец возиться с бумагами, весело сказала: «Вот видишь, как здорово, будут тебе подружки играть!» Кира закатила глаза, как всегда, когда с ней разговаривали как с маленькой, но спорить не стала, только оглянулась ещё раз перед тем как отправиться в номер. Никто из девочек не повернул головы в её сторону.
Их было трое. Самую старшую, как позже узнала Кира, звали Каролина, ей было почти двенадцать лет. Идеально гладкие рыжие волосы, белая кожа, веснушки и неизменная красная сумочка с пайетками. Самая главная, потому что Марта и Соня всегда ей поддакивали и во всём с ней соглашались. Марта – высокая и полненькая блондинка с фиолетовыми и розовыми прядками. Вся её одежда была в единорогах, принцессах и куклах с огромными глазами, да и сама она была похожа на одну из таких кукол. Третья, Соня, была худая и высокая «звезда спорта» – как гласила надпись на одной из её маек. Она всегда ходила в лосинах, майках и кедах, а тёмные волосы собирала в высокий хвост или косу. Позже Кира видела их в ресторане отеля, и на пляже, и снова в холле, но стеснялась подойти и познакомиться. Удобный случай представился в конце второго дня пребывания в «Дельфине». Бабушка ушла в спа-салон, чтобы расслабиться, чем-то намазаться и «почувствовать себя женщиной». Предлагала внучке пойти вместе, но Кире совсем не улыбалось «чувствовать себя женщиной», и она отказалась. Взяла любимый скетчбук, карандаши и спустилась вниз. Выбрав диванчик у окна, стала рисовать гибискус. Он буйно цвёл вдоль крыльца, и Кире удобно было наблюдать за ним через окно и делать наброски. Через какое-то время она увидела знакомую компанию: девчонки приблизились к ней и плюхнулись на соседние места. Они начали громко обсуждать, какие крутые горки были в аквапарке, в который они, судя по всему, сегодня ездили.
– А ты успела сделать фотку, где я машу руками?
– Вроде да, не помню. Сейчас посмотрю!
– Покажи, покажи!
– Ой, у меня мягкое место до сих пор болит – это ужасно! Никогда в жизни больше не соглашусь на эту трубу! Это что, я?
– Ага, такая смешная!
– Уродская! Удали!
– Почему? Соня, ты как считаешь?
– Нормальная вроде. Наверно.
– Ну, вот и я говорю, прикольная!
– Вы что, слепые? Я здесь ужасная, и точка! Удаляй!
– А можно мне посмотреть? – попросила Кира, которая всё это время прислушивалась к разговору и пыталась придумать, как к нему подключиться. – Пожалуйста… – испуганно добавила она, когда все три подружки молча на неё уставились.
– А ты вообще кто? – спросила наконец рыжеволосая. Остальные две в унисон захихикали.
– Кира… А вас как зовут?
– Эту – Марта, эту – Соня.
– А тебя?
– Всё тебе надо знать! Ну, допустим, Каролина. А вместе мы – «Трио Бэрб».
– Круто! Вы поёте?
– С чего ты взяла, дурочка? – прыснула Каролина, а за ней и Соня с Мартой.
– Я подумала, это название вашей группы…
– Меньше думай! Бэ-Эр-Бэ, – громко произнесла она по слогам, как будто Кира плохо соображает, – означает «блондинка, рыжая и брюнетка».
– А, понятно.
– А тебе понятно, что ты похожа на пуделя?
– Почему? – спросила Кира, краснея.
Уши у неё горели, хотелось вскочить и убежать, но она как будто приросла к проклятому диванчику и не могла сдвинуться с места.
– В зеркало посмотри и поймёшь! – захохотала Каролина.
– Хочешь, дам тебе зеркальце? – предложила Марта и, не дожидаясь ответа, полезла за ним в маленький розовый рюкзачок. Шутку подруги она, похоже, не поняла.
Зато Кира всё поняла прекрасно. Она крепко вцепилась в скетчбук и наконец смогла подняться, чтобы поскорее уйти.
Карандаши, которые лежали у неё на коленях, рассыпались по полу, а часть даже закатилась под диван. Это были её лучшие акварельные карандаши, купленные в магазине для художников, и Кире пришлось встать на четвереньки, чтобы их достать.
– Ну точно как пудель, – фыркнула Каролина, и все трое заливисто расхохотались.
– Эй, а может… может… – Соня задыхалась от смеха и не могла закончить фразу. – Может, погавкаешь? – выкрикнула наконец она вслед убегающей в слезах Кире.
Такое унижение так просто не забудешь, и, когда Каролина вдруг предложила присоединиться к девчонкам: «Пошли, у нас к тебе важное дело!» – Кира застыла в замешательстве.
– Ко мне? – недоверчиво переспросила она.
– Ну да, я же к тебе обращаюсь, – закатила глаза Каролина.
Кира посмотрела на раскрывшиеся в этот момент двери пустого лифта, потом на такую красивую и модную Каролину, ласково перебирающую прядки своих гладких рыжих волос, и коротко ответила:
– Пошли.
В конце концов, сегодня с ней с самого утра случались только хорошие и удивительные вещи. Может, и сейчас произойдёт что-то такое?
Соня и Марта сидели на том же диванчике, что и в прошлый раз, но на этот раз не пересмеивались, а смотрели на Киру с выжидающим любопытством.
– Она согласилась? – спросила Соня у прыгнувшей рядом Каролины.
– Ты согласилась? – повторила Марта.
Кира в замешательстве не понимала, стоять ей или нет, и в конце концов неуверенно присела на край диванчика напротив подружек.
– Я ей не сказала, вместе спросим, – раздражённо объяснила Каролина. – Короче, будешь нас рисовать?
– Э-э-э… рисовать? Вас?
– Ну да, не тупи. Ты же типа художница – я видела цветы твои в тот раз, очень похоже.
– А ты можешь человека нарисовать? – Марта нетерпеливо пружинила на сиденье, и её светлые локоны под ободком с единорогом прыгали в такт с ней.
– Настоящих людей я почти не рисовала… только маму и ещё в художке на уроках портреты, но это не считается, наверно…
– То есть ты ненастоящих людей рисовала? Зомби всяких, что ли? – вздёрнула брови Соня, не переставая жевать жвачку. – Нет, нет, принцесс там всяких, героев из книжек, фильмов или просто из головы…
– Покажи! – потребовала Каролина.
– У меня с собой нет: скетчбуки в номере, альбомы дома в основном остались.
– Ладно, приноси после ужина сюда. Короче, суть в чём: если ты нарисуешь наши портреты…
– Только красивые! – капризным голоском перебила Марта.
– Нормальные, чтобы похоже было, – вставила Соня.
– …мы тогда возьмём тебя в нашу компанию. Только название уже не будем менять! – с вызовом закончила Каролина, как будто Кира собиралась что-то ей возразить.
Вечером, когда в холле «Дельфина» взрослые шумно разговаривали и смеялись, маленькие дети, перемазанные мороженым из бара, с визгами носились друг за другом, а девочки разглядывали рисунки из стопки скетчбуков, Кира заметила Матвея. Он нёс в руках булочки с ужина и направлялся к выходу. Ей так хотелось догнать его и вместе идти кормить Боба: Кира не сомневалась, что угощение предназначено для лохматого пса, – но она не решилась.
Матвей
Надо же было произойти такому, что тарелку Матвей разбил именно в тот день, когда с тётей Лидой случилась беда. Сейчас он вдруг подумал, что может быть, – маловероятно и глупо, но всё-таки может быть – беда случилась именно в тот миг, когда капустный салат и куриная котлета (любимая еда старушки, насколько он помнил) шмякнулись об пол и смешались с кучкой белых обломков.
Папа как чувствовал – это ведь, строго говоря, была его, а не Матвея, любимая тётя – и с самого утра был не в духе. То мама сдала в прачечную шорты, которые ему были нужны именно сегодня, то вай-фай ловил с перебоями, то в соседнем номере слишком громко плакал чей-то ребёнок, не говоря уже о том, что папа порезался бритвой, прищемил палец дверью и со всего размаху ударился мизинцем ноги о край прикроватной тумбочки.
Но больше всего отца раздражал именно Матвей. Он делал сыну замечания, злился и кричал по разным пустякам, а если мальчик огрызался в ответ – свирепел ещё больше, угрожая отобрать телефон и удалить оттуда все приложения и чаты.
Поэтому в ресторан отеля семья спустилась в мрачном настроении. С приветливым официантом на входе поздоровалась только мама, а её мужчины, большой и маленький, хмуро разошлись по разным концам длинного шведского стола. Наверно, она очень надеялась на короткую передышку: в присутствии других людей никто из них хотя бы не кричал.
Но маму пришлось разочаровать, и Матвей ужасно злился из-за того, что это он, а не папа, которого он считал несправедливым и виноватым в ссорах, испортил всё окончательно. Ну почему, почему эта дурацкая тарелка упала именно сегодня, именно сейчас, когда всё и так хуже некуда?
Матвей тихо выругался такими словами, за которые его одноклассника Егора однажды вызвали к директору с родителями, и присел на корточки, пытаясь собрать еду и осколки. Какая-то женщина попыталась его остановить:
– Оставь, не трогай, порежешься!
Конечно, она была права: на пальцах уже выступила кровь, но лучше уж что-то делать, чем встать и поднять глаза на отца. Тот уже стоял рядом со свирепым видом, и когда Матвей наконец-то взглянул на него, то испугался – такие страшные у отца были глаза в этот момент. Подбежали официанты («Ничего страшного, мы уберём, это же дети, мальчик, в следующий раз будь аккуратней, смотри себе под ноги»), мама («Мы заплатим за тарелку, извините, что так получилось, спасибо, спасибо») и другие люди («Это же ребёнок, разве можно так кричать», «Эта молодёжь уткнётся в свои телефоны – и ничего не видит вокруг», «Мужчина, успокойтесь уже – это всего лишь тарелка»).
Возвращаться в номер для продолжения скандала было страшно, и Матвей еле справился с острым желанием просто взять и сбежать к морю, к Бобу, подальше от родителей, глазеющих людей и вообще от всего этого. Но он понимал, что будет только хуже, поэтому обречённо ждал, когда в лифте загорится цифра нужного этажа и они опять останутся втроём.
Не успели все зайти в номер, как у папы зазвонил телефон. Что ж, ещё одна маленькая отсрочка. Браться за любое из своих дел – телефон, планшет, книжки – смысла не имело, поэтому Матвей просто сел на стул у балкона и стал рассматривать горизонт на море в ожидании, пока разговор закончится. Он уже успел погрузиться в размышления о кораблях и необитаемых островах, как вдруг почувствовал, что что-то не так. Какая-то резкая, неправильная тишина за спиной. Матвей обернулся.
Папа сидел на кровати, обхватив руками голову, которая опускалась всё ниже и ниже к коленям.
– Пап, тебе плохо?
– Серёжа, что случилось? – почти одновременно охнула мама в дверях ванной комнаты.
– Тётя Лида попала в больницу. Врачи сказали, шансы невелики, – не сразу, но всё-таки ответил папа, а потом встал и молча вышел из номера.
– Куда он пошёл, мам?
– Да что же такое-то… Не знаю, Матвей… Думаю, он хочет немного побыть один, это же тебе не так просто… Не знаю… Позвоню бабушке. Где мой телефон?
Матвей ходил по комнате кругами, не в силах придумать, что он может сделать и что вообще нужно делать в таких случаях. Наконец, он подсел к маме, которая взволнованно говорила с бабушкой, и спросил:
– Можно я схожу на море?
– На море? – рассеянно посмотрела на него мама. – Зачем?
– Посижу, – пожал плечами Матвей. И, заметив мамино замешательство, добавил: – Прибегу сразу, как ты или папа скажете – телефон со мной!
– Иди, – устало махнула рукой мама и вернулась к разговору.
На пляже было не очень людно: после ужина постояльцы предпочитали гулять или расслабленно любоваться вечерним солнцем с кресел на смотровой площадке отеля. Матвей прошёл мимо компании женщин и мужчин, которые громко смеялись и обсуждали какую-то поездку. Судя по их красным спинам и многочисленным арбузным коркам, они отдыхали тут уже не первый час. Дальше по берегу расположилась семья с двумя маленькими близнецами. Один малыш сосредоточенно рыл лопаткой яму в песке у самой кромки воды, а второй сидел в надувном круге и нарукавниках на коврике рядом с мамой.
Отойдя от семейства на приличное расстояние, Матвей опустился на гальку. Боба сегодня не было видно – на его месте, у самого основания бетонной стены, сидела девушка. Две чёрные косы спускались по спине, кончики лежали прямо на гальке. Вид у неё был не пляжный, одежда похожа на какой-то национальный костюм, и она явно заинтересовалась Матвеем.
Когда он только появился, девушка смотрела на море, скорее всего, ждала заката: его тут многие ждут, без конца фотографируют, у Матвея и самого в телефоне было несколько таких кадров. Но уже через пару минут она стала всё чаще и чаще на него поглядывать с каким-то, как показалось мальчику, беспокойством.
Только этого не хватало. Что он опять сделал не так? Почему все взрослые вокруг постоянно чем-то недовольны? Миллион тысяч дурацких правил и замечаний каждый день – терпеть невозможно. К тому же, именно сейчас хватало других проблем и разных непонятных мыслей, в основном о папе. После скандала с тарелкой он был ужасно зол, потом, в номере, испугался, что с отцом что-то случилось – из-за него, конечно же, а в следующую секунду, когда стало ясно, что это из-за тёти Лиды, Матвей испытал облегчение, за которое теперь ему было стыдно. Ему было жаль тётю Лиду, и даже не верилось, что её теперь может просто не стать навсегда, но папе наверняка было ещё хуже. Они теперь вернутся домой, наверное. Матвей вспомнил про Киру, и про кулон на шее Боба: неужели он уже никогда не узнает, что там внутри…
Недалеко от берега показался плавник дельфина – они частенько подплывали так близко, и Матвей привстал, чтобы получше его разглядеть. К тому же, мальчик решил, что надо уходить: взгляд незнакомой девушки, которая уже почти неотрывно на него смотрела, даже на дельфина не отвлеклась, начинал его напрягать.
– Это уже третий. На той стороне было ещё два.
Мальчик вздрогнул: услышать голос папы он совсем не ожидал. Отец стоял рядом и наблюдал за морем, где продолжал грациозно резвиться бесстрашный дельфин.
– Понятно, – только и ответил сын, не придумав ничего другого.
Помолчав ещё, кажется, целую вечность, отец сказал:
– Мне сейчас нужно лететь домой, а вы с мамой останетесь здесь. Постарайся больше ничего не разбивать и не терять, хорошо?
Он сказал это без всякой злости, спокойно, устало, и Матвей торопливо пообещал, что всё будет нормально. Зазвонил телефон.
– Уже идём. Матвей со мной. На дельфинов смотрели.
Перед тем как уйти с пляжа, мальчик обернулся, чтобы посмотреть на девушку, но та исчезла. Странно, как ей удалось уйти незамеченной так быстро, но Матвей не придал этому большого значения. Зато закат на этот раз был особенно красивым.
Кира
Сначала девочка рисовала украдкой, стараясь не слишком часто смотреть на свою модель, или дожидалась, пока та отвернётся в сторону моря.
Но девушка всё равно заметила Киру и теперь шла в её сторону. Вид у неё был приветливый, добрый, и она была такая завораживающе красивая, что Кира не убежала, как хотела в первый момент, и даже не отвела взгляд.
– Рисуешь? – Даже голос у незнакомки звучал мелодично.
– Да, извините. Я хотела спросить разрешения, но…
– Не извиняйся, всё хорошо. Покажешь, что получается?
– Ещё не совсем готово. – Кира протянула альбом. – Если можно, я закончу с узором вот здесь. – Она указала на жёлтый треугольник на груди девушки, поперёк которого шли зелёные полоски с завитками на концах.
– Да, конечно. Мне кажется, я и вполовину не так хороша, как на твоём рисунке. Спасибо, что увидела меня такой.
– Вообще-то я тренируюсь. Раньше я мало рисовала людей, но теперь мне нужно сделать три портрета, и я подумала, что попробую для начала зарисовать кого-нибудь на пляже.
– Тебе это не нравится.
Кира оторвала взгляд от листа, по которому быстро скользила карандашами. Девушка смотрела на неё пристально и, казалось, обеспокоенно.
– Я люблю рисовать.
– Но эти портреты не по любви.
– Вы цыганка? – неожиданно спросила девочка и тут же испугалась, что, может быть, зря это сказала.
– Нет, – усмехнулась собеседница. – Не бойся, извини меня. Просто я… я чувствую такие вещи, когда между людьми что-то не так. Кстати, меня зовут Зи́хия. А тебя?
– Кира. Очень приятно.
– Мне тоже. Можем обращаться друг к другу на «ты».
– Хорошо, – согласилась Кира и вернулась к работе. – И вы… то есть ты угадала: мне не очень хочется рисовать этих девочек, но придётся.
– Ты не можешь отказаться?
– Наверное, могу, но я уже согласилась.
– Пообещала, – понимающе кивнула Зихия.
– Ага. Теперь готово! – Кира развернула рисунок.
– Ого! Да я тут просто красавица!
– Вы и в жизни очень красивая, – улыбнулась девочка.
– Ты тоже. Тебе говорили, что ты похожа на ангела? Такие необычные волосы у тебя, как облако, очень красиво! – Зихия смотрела на неё с искренним восхищением, и Кира смутилась.
– Да уж, про ангела точно никто не говорил, – грустно усмехнулась она, вспомнив, как её обзывали девчонки из-за волос.
– Кира, а ты давно здесь?
– Дня четыре уже, а что?
– Я понимаю, что вряд ли, но, может быть, ты встречала этого человека?
Зихия вынула из-под ворота цепочку с медальоном, открыла его и показала фотографию. С чёрно-белого снимка смотрел худощавый старик в чёрной высокой шапке. Казалось, будто он не настоящий, а из каких-нибудь старых книг или учебников по истории: его рубаха, длинная, перехваченная поясом, накидка, широкие штаны, мешок в руках – всё было какое-то старинное. Он был похож на Зихию: такой же красивый, хоть и мужчина, и гораздо старше. Кира покачала головой. Зихия вздохнула и убрала медальон обратно под одежду.
– Это мой отец. Мне нужно его найти.
Она поднялась и отряхнула песок со своего длинного зелёного платья.
– Если я вдруг его увижу, скажу, что вы… то есть ты… его ищешь. Пусть сразу позвонит.