Читать онлайн Усмешка классика

ПРЕДИСЛОВИЕ

нет, не так…

ИСТОРИЯ СОЗДАНИЯ…

ну вот, уже гораздо лучше, хотя все равно не то, чересчур пафосно…

тогда вот так:

КАК СОЧИНИТЬ ДЕТЕКТИВ ПО ПРИКАЗУ НАЧАЛЬСТВА

Эта книжка – мой первый серьезный литературный опыт (романтические вирши в нежном возрасте, проникновенные письма жене в возрасте, чуть постарше, и путевые заметки из многочисленных отпусков – не в счет). До сих пор не могу сам себе ответить на очень важный вопрос: «Случайно ли ее появление, или нет?». Ну, если уж совсем откровенно… – не знаю. Ладно, давайте по порядку.

Так получилось, что последние три года, шесть месяцев, одну неделю и пять дней мне пришлось провести, практически безвылазно в одном интересном месте в обществе большого количества суровых неразговорчивых мужчин, и это была не армия. Ну, Вы понимаете, так бывает: вот живешь ты себе, как-то работаешь, что-то делаешь, строишь какие-то планы, а тут бац, – и уже твои планы строят за тебя совсем незнакомые тебе люди. И неважно, что планов этих – всего три даты: когда тебя переведут на «поселок», когда тебя отпустят на УДО, и, наконец, когда тебя просто отпустят. И, что самое паскудное, если, а вернее, когда ты этих самых незнакомцев узнаёшь поближе, ты с ужасом понимаешь, что в обычной жизни не доверил бы им, не то, что свое личное планирование, но даже уборку личного же туалета. Но то такое…

Не знаю, как кому, но лично мне труднее всего там давалось не отсутствие возможности делать, что хочешь и идти, куда хочешь, не плохое питание (оно было вполне нормальным, на мой взгляд, во всяком случае) и даже не ранние подъемы (со временем и к этому привыкаешь), а скука. Скучно иногда, бывало, до одури. Каждый боролся с этим зверем, как мог, но не у всех получалось. Это было заметно по довольно часто встречающимся мне унылым рожам моих товарищей по несчастью. В самом начале этой своей эпопеи я решил убивать скуку чем-нибудь интеллектуальным, вроде чтения или разгадывания кроссвордов. Совсем скоро я понял, что с кроссвордами полная беда, поскольку на тысячи этих затейливых шарад в разных вариантах приходится никак не больше двухсот слов, перетаскиваемых из одного кроссворда в другой, а достойных для чтения книг было и того меньше. Читать примитивные сказки для взрослых про бесконечных «попаданцев» или каких-нибудь сталкеров, меня изначально не тянуло. Оставалось пытаться писать что-нибудь самому. Именно тогда я и решил вести что-то, вроде дневника. Разумеется, я и не планировал это когда-нибудь издавать, или вообще как-то предавать огласке. Так, свои мысли, наблюдения, переживания. В общем, все подряд. Справедливости ради, надо сказать, что не у одного меня мозги поворачивались именно в этом направлении. Ведение дневников в нашем заведении было явлением довольно распространенным, правда, у всех «летописцев» отношение к этому было разным. Один, например, предлагал любому встречному вставить его, встречного, историю в свои мемуары, но для начала требовал все документы по уголовному делу, дескать, надо же все описать по первоисточнику. Не удивительно, что народ преимущественно отходил от этого историка, круча пальцем у виска, а один раз кто-то особо бдительный даже набил ему морду, приняв за тривиальнейшего стукача. Как по мне, думаю, не сильно этот кто-то и ошибался. Так, или иначе, а дело с ежедневными записями собственных мыслей пошло у меня вполне бойко, дневничок мой уверенно рос, а время побежало не в пример быстрее, так что с главным моим врагом, скукой, было, не то, чтобы покончено, но проблема эта была, елико возможно, купирована.

В принципе, практически все окружающие знали, что я занимаюсь, так сказать, бытовым сочинительством, и относились к этому довольно спокойно. Некоторые даже делились какими-то забавными историями, касающимися в основном взаимоотношений с… Назовем их людьми в серо-голубой форме, призванными нас охранять, организовывать и воспитывать. Иногда я, в благодарность за принесенные истории читал ребятам отрывки из своего дневника. В общем, все получалось ко всеобщему, так сказать, удовольствию, а я уже всерьез стал подумывать, что зря не рассматриваю возможность публикации своих опусов, когда это все закончится.

Летом 2021 года меня вызвал дневальный. Кто служил в армии, тот наверняка помнит, что дневальный – это такое дежурное тело, заполошно орущее «Смирррна!» при входе командира в расположение, а в перерывах между дежурствами драящее разные места общего пользования. В нашем уютном междусобойчике все было совершенно наоборот. Дневальный – это особый человек, которого выбирают из среды прочих сидельцев те самые люди в серо-голубой форме и поручают ему помогать себе в организации нехитрой жизни и работы обитателей барака. Должность эта не дежурная, а постоянная и помимо обязанностей подразумевает всякие полезные для организма привилегии, вроде сна, сколько хочешь, занятий в спортзале в любое время, свободного разгуливания по территории и свободного же посещения пищеблока, где такого уважаемого человека всегда ждут различные приятные и вкусные пищевые неожиданности, недоступные простым смертным. Правда, за такие нешуточные отличия от серой повседневности дневальным приходится платить мгновенной готовностью исполнить любой, даже самый паскудный приказ все тех же своих благодетелей в форме, но многим из них это даже нравится, поскольку тоже не расходится с их, дневальных, представлениями о собственной исключительности. Ну и стучать им, болезным, тоже приходится, куда же без этого. Причем стучать всем и на всех: воспитателям на контингент, операм на воспитателей, режимникам на оперов и заезжему начальству – на всех вышеперечисленных. Ничего не поделаешь, – издержки профессии.

Итак, меня вызвал дневальный. Серега (так звали дневального) помимо всего прочего еще и участвовал в самодеятельности – играл на бас-гитаре и пел ртом в вокально-инструментальном ансамбле с не совсем подходящим для наших мест названием «Цитадель», поэтому у начальства еще и считался экспертом по культурным вопросам. Дождавшись меня, он сунул мне какой-то текст о двух листах и пояснил, как мог:

– Дядя Ваня, вот, это тебе.

Я взял листки, пробежал глазами несколько строчек сверху и непонимающе уставился на этого басиста-вокалиста:

– Ну, все правильно. Достоевский, двести лет. Поздравляю. Только я тут каким боком?

– Так это, ты дальше читай. Там, короче, начальство организовало литературный конкурс. По всей стране, заметь. Мы тоже участвуем.

– Ну и участвуйте, – поддержал я Серёгин энтузиазм, – а мне-то это зачем?

– Дядь Вань, ну не глумись ты! Все же знают, что ты пишешь…

– И что? У нас тут, если разобраться, все двести человек пишут. Кто письма, кто ходатайство на УДО, кто заявление на свиданку, а кто и оперу, тому, который не музыка.

– Так, как ты, никто не пишет, – грубовато польстил Сергей и привел самый убийственный аргумент, – и вообще, это Роман Сергеевич принес. Сказал именно тебе поручить. Вот кстати, об УДО. Он сказал, что, если получится в конкурсе выиграть – УДО обеспечено.

– Серый, ты же взрослый человек, а все в Деда Мороза веришь! А в Колпинском суде об этом конкурсе знают?

Вместо ответа Серёга состроил кислую рожу, и я удовлетворенно кивнул:

– Вот то-то же! А еще я, если честно, с юности с Достоевским не дружу. Еще в школе добросовестно пытался хотя бы один его роман осилить, да так и не смог. Не то, чтобы я их не понимал, но вот не шли они мне, хоть ты тресни.

– У меня такая же фигня, – грустно поделился Сергей, – А ведь, кто его знает, прочитал бы это «Преступление и наказание» еще в школе, – может и не торчал бы здесь, как… – он безнадежно махнул рукой.

– Ну, ладно, ладно, Серый, не переживай. – как мог, успокоил я не на шутку взгрустнувшего дневального, – Давай сюда это задание. Посмотрим, что там можно сделать. Тем более, говоришь сам Роман Сергеевич…

Роман Сергеевич в наших палестинах был заместителем начальника по воспитательной работе, поэтому сотрудники, да и всякие приближенные к начальству обитатели барака, вроде тех же дневальных, между собой величали его на старый манер «замполитом». По степени влияния на жизнь простого сидельца замполит серьезно отставал от прочих замов, но все же что-то сделать вполне мог. Как хорошее, так и не очень. Тем более, по должности он отвечал еще и за работу православного храма, где я был постоянным прихожанином, поэтому лишний раз испытывать, и без того нелегкую невольничью судьбу не хотелось. В конце концов, не мешки же требуется таскать на восьмой этаж. Сесть за стол, взять тетрадку и ручку, и накатать рассказик. Всего делов то! Опять же, сочинительство, судари мои, в наших местах считается занятием вполне себе приличным и где-то даже уважаемым, если конечно это не письменный донос на товарища по несчастью (такое у нас тоже имело место, не так уж, чтобы и редко). Ничего не поделаешь, обстановка располагает, да и дело насквозь житейское.

Для начала, я внимательно изучил задание и обрадовался, что на муки творчества отведено аж целых две недели, притом, что рассказ должен быть всего в десять тысяч знаков. Я тогда еще не владел в полной мере всякими полезными знаниями о размерах авторского листа и прочих издательских тонкостях, но представлял себе, что десять тысяч знаков – это не очень много. Кроме того, в задании даже перечислялись разные приятности, как, например, что произведение победителя конкурса даже возможно где-нибудь опубликуют, а автора сделают широко известным в узких кругах, но я прекрасно понимал, что это, скорее всего, по части секты свидетелей уже помянутого выше Деда Мороза, поскольку, во-первых, в системе, ведающей этими нашими не очень отдаленными местами, пообещать и не выполнить – это вообще, едва ли не стиль работы, а во-вторых, если и решат они все таки победителя определить и отметить, то это, скорее всего, будет не автор лучшей работы, а тот, на которого укажет какой-нибудь старший начальник, этакий самый главный замполит, или кто-то в этом роде, персонально курирующий этот конкурс. Имелись, знаете ли, прецеденты даже и в собственной сидельческой судьбе. Литературная часть задания поражала лапидарностью. Предлагалось сочинить детективный рассказ по мотивам произведения Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание». Все! Вот так вот, коротко и ясно. Это, как пишут в приличных романах, повергло меня в уныние. Что значит «по мотивам»? Если в моем рассказе кого-нибудь зарубят топором – это будет «по мотивам»? Или, если действующие лица моего рассказа будут называться такими же именами, как и у классика в его нетленке – это тоже будет «по мотивам»? А, если главный преступник укокошит какого-нибудь финансового работника – это «по мотивам»? В общем, я в лучших традициях маститых драматургов извел половину отведенного в задании срока на эти вот моральные терзания. Правда, в перерывах между ними – терзаниями – я не поленился все же восполнить-таки свой давний литературный пробел, и прочитал искомый роман Федора Михайловича от корки до корки. Расправился я с ним на этот раз на удивление быстро, но ощутимой пользы с окончательным формированием замысла своего рассказа это мне не принесло. В конце концов, я махнул рукой на эти свои переживания, и засел за собственно, работу. Не знаю, как там ведут себя настоящие писатели, составляют ли они план, прикидывают ли черты своих героев, формируют ли заранее список идей, каковые хотят донести городу и миру, но я решил поступить просто: сначала ввязаться в бой, а дальше война уже план сама покажет. Отчасти поэтому у меня и получился такой вот опус. Без всякого плана он вырос, как дерево вырастает из случайно брошенной кем-то косточки. Как оказалось, такой метод вполне себе дает результат. Да, сначала моему литературному детищу было трудно, как тому самому росточку выбираться из земли, но потом он рос все увереннее и увереннее, а к концу моей работы – и вовсе нагло пер к солнцу, что твой бамбук. И да, так уж получилось, что я у Федора нашего Михайловича этими самыми мотивами разжился, что называется, по полной. Так что и топор там присутствует и Раскольников и прочие описанные классиком лица и предметы. Впрочем, сами увидите.

Уже, когда я радостно поставил жирную точку в конце всего, что наваял, я с удивлением констатировал, что исписал почти всю тетрадку из четырех дюжин листов. Повторяю, в то время я еще очень плохо ориентировался в определении количества знаков по объему рукописного текста, но что-то смутно мне намекало, что полностью исписанная тетрадка о сорока восьми листах – это несколько больше десяти тысяч знаков. Конечно, можно было бы лихо заморочиться и попытаться вручную, тыкая пальчиком в каждую букву, этот объем знаков определить, но лично я так геройствовать был точно не готов. Любой читатель скажет, что проблема эта выеденного яйца не стоит, достаточно просто набрать текст на компьютере, и бездушная железяка сама посчитает количество этих пресловутых знаков. Все так, но есть один нюанс. Дело в том, что нашему брату не только нельзя было работать на компьютере, но и даже подходить к нему. Да что там, простое нахождение сидельца в одном помещении с этим умным агрегатом могло сулить серьезные неприятности. Испытано на личном опыте.

Опыт опытом, а делать что-то надо было, тем более и в задании черным по русскому было написано, что текст рассказа на конкурс предоставляется не как-нибудь, а в электронном виде в самом популярном приложении операционной системы. Как не крути, а по всему выходило, что надо обращаться, что называется, к заказчику, сиречь все к тому же замполиту. Не то, чтобы мне это было совсем уж трудно, просто, ну вот очень не любил я общаться с тамошним начальством в принципе и по любому поводу. Это, кстати, не только мой личный «бзик», большая часть обитателей барака испытывала схожие чувства, и это неспроста. Как по мне, удовольствие от общения с этой публикой, прямо скажем, – на уровне, ниже среднего, но тут уж выхода другого не было.

Романа Сергеевича я подловил в общежитии, в кабинете начальника отряда, буквально утром следующего дня. Я плюхнул перед ним на стол исписанную тетрадку и бодро доложил:

– Вот, рассказ для конкурса готов.

Замполит раскрыл школьный реквизит, вяло полистал и уточнил:

– Все по заданию?

– Да. Литературные условия точно соблюдены, только вот…

– Что «только вот»? – напрягся замполит, который, как и любое начальство, в подробности, естественно, вникать не любил.

– Ну, во-первых, по заданию надо представить рассказ в электронном виде, а во-вторых, по размеру он должен быть не больше десяти тысяч знаков.

– А здесь сколько? – поинтересовался Роман Сергеевич, держа тетрадь на ладони над столом, словно пытаясь по весу определить, сколько там этих знаков.

Я пожал плечами и ответил честно:

– Не знаю, но думаю – гораздо больше. Тысяч семьдесят, или сто, а может и все сто пятьдесят… Кто его знает.

– Так значит надо сократить. Что тут непонятного?! – возмутилось начальство моим вопиющим непониманием текущего момента.

– Это само собой, – покладисто закивал я, – а только быстрее будет это делать одновременно с набором на компьютере.

– Гм, Вы же понимаете, что лично Вы этим заниматься не сможете, – легко раскусил замполит мое неуклюжее закидывание удочки.

– Ну, тогда, – сделал я квадратное лицо, – можно поступить следующим образом: я отдаю Вам текст в этом варианте, Вы поручаете кому-нибудь набрать все это на компьютере и распечатать. А потом я скорректирую распечатку, и по этой корректуре можно будет сократить электронный текст.

Роман Сергеевич поерзал в кресле и поднял на меня кислый взгляд:

– А когда надо отправить рассказ?

– Через три дня, – я еле удержался от издевательской улыбки.

– Ну, и как мы за это время все успеем? – ритуально поинтересовался замполит очевидным. Он откинулся на спинку дешевого офисного кресла, прикрыл глаза, вздохнул и выдал, наконец:

– Ладно, поручу это заведующей библиотекой. А Вам приказываю оказать ей помощь…

– Гражданин подполковник, мне же нельзя с компьютером… – неучтиво перебил я большое начальство.

– А я и не говорил, что Вы будете работать на компьютере, – оставил без внимания мою наглость замполит, – Вы в это время в библиотеке проведете инвентаризацию всего книжного фонда. Месяца Вам на это хватит? Вы же там год назад учет и налаживали, если я не ошибаюсь.

– Истинная правда, – подтвердил я, мучительно гадая, в чем тут подвох, – когда приступать?

– Прямо сейчас, чего же зря время тянуть. Начальнику Вашего отряда я скажу, что с сегодняшнего дня Вы работаете снова в библиотеке, а заведующей прямо отсюда позвоню. Вопросы есть?

– Нет, но…

– Никаких «но»! Команда дадена, время засекено. И тетрадку свою заберите, заведующей передадите. К сроку чтобы управились.

– Управились с чем? – изобразил я искреннее непонимание.

– Со всем, – тонко улыбнулось начальство.

Дальше все получилось, буквально на автомате. Заведующая библиотекой – в общем добрая и безобидная женщина, испытывающая определенную слабость к… отдельным видам напитков – восприняла команду начальника предсказуемо. Она завела меня в свой кабинет и, кивнув на компьютер, предупредила:

– Иван Григорьевич, вот Вам агрегат. Вы уж его никуда из кабинета не уносите. Работайте здесь. А, если кто будет приходить, Вы быстренько отсюда исчезайте, пока я гостю буду дверь открывать. По-моему, я правильно поняла мысль Романа Сергеевича.

Я дипломатично промолчал и засел за работу. На набор текста у меня ушло полтора дня, еще день я промучился, пытаясь сократить свой опус до требуемых десяти тысяч знаков, что оказалось очень даже непросто. В полном варианте детектив потянул почти на семьдесят тысяч, и, сокращая все это великолепие почти на порядок, приходилось резать практически по-живому. Не Бог весть, какие переживания, но ведь детище все же. Когда в окончательном варианте осталось каких-то пятнадцать тысяч букв, знаков препинания и пробелов, я больше не стал напрягаться и оставил все в таком вот виде, ибо дальнейшее секвестирование привело бы вовсе уж к потере всякого смысла этого, с позволения сказать, художественного произведения. А, будь, что будет. В конце концов, хоть на победу в этом литературном конкурсе я и не рассчитывал, но задание все же считал выполненным. Как-то не хотелось никого подводить, даже и этих товарищей в серо-голубой форме. Пацан сказал, – пацан сделал. Получите и распишитесь. Заведующая библиотекой отправила все эти результаты моих мучений, куда надо, и на этом, так сказать, официальная часть моей литературной эпопеи закончилась.

Первоначальный вариант, тот самый, что под семьдесят тысяч знаков, я не стал удалять, а старательно распечатал на память. Не то, чтобы я на него тогда имел какие-то виды, просто решил сохранить для истории. Как не крути, а все же это был плод моего, почти полумесячного труда, да и потом лестно будет перед кем-нибудь похвастаться, дескать не только уныло тянул я лямку за решеткой, тоскуя по воле вольной, но и детективы, понимаешь, строчил, не хуже какого-нибудь, прости Господи, Акунина.

Мое скептическое отношение к плодам своего творчества изменил Андрей – такой же, как и я сиделец, трудившийся там же, в библиотеке. Хотя, «такой же, как и я» и «трудился» – это громко сказано. К тому моменту Андрюха успел с полгода побыть у нас комендантом. Комендант в наших краях – это такой главный помощник людей в серо-голубой форме по управлению всей нашей братией. Ему подчиняются все дневальные, да и вообще все остальные обитатели барака, поэтому и власти, и привилегий у него на порядок больше, чем у тех же дневальных. В общем – большой человек, и должность у него – просто сказка, но есть одно обстоятельство, напрочь обгаживающее всю эту малину: комендант должен не просто подчиняться начальникам в погонах, но еще и уметь предвидеть все их желания, и вообще, всячески угождать, ставя интересы начальства выше своих, и однозначно выше интересов товарищей по несчастью. Такой подход подразумевает наличие в характере известной, достаточно большой доли сволочизма и шкурности, что обычному, нормальному человеку не свойственно, а уж бывшего офицера, каковым являлся Андрюха, от этого просто воротило. Вот и выдержал он на должности коменданта всего-то полгода, и был заменен на товарища, который полностью подходил, что называется, по критериям. Поскольку любой обитатель нашего барака должен был где-нибудь работать, Андрея засунули в библиотеку. Здесь он поначалу пытался быть полезным, но потом плюнул на эти бесплодные усилия, и просто проводил время, шатаясь по помещениям, вяло листая попавшиеся под руку книжки и журналы, или тупо валяясь на вполне приличном диване в уютном тупичке дальнего от входа зала. Мое появление в библиотеке и интенсивные литературные потуги его серьезно заинтересовали, что естественно для человека, мучимого приступами жесточайшей скуки. Он с первых минут моего творческого марафона заручился у меня обещанием дать почитать то, что получится в результате всех этих телодвижений, а когда прочел, – пришел, не побоюсь этого слова, в натуральную ажитацию:

– Иван, да у тебя получился настоящий детективный роман! Сюжет, интрига, юмор – все на месте. Связки хорошие, да и язык на уровне.

То, что он мне польстил этим восторженным комментарием – громко сказано, но мне стало приятно все же, поэтому возразил я скорее для порядка:

– Да брось ты. Во-первых, я так полагаю, что роман должен быть несколько большим по объему, ну раза этак в четыре, если не больше, а во-вторых, что ни говори, а часть сюжета с персонажами я у Федора Михайловича во многом того… позаимствовал.

– Ну, это не страшно, тем более у тебя в результате все пошло, мягко говоря, не так, как у классика, опять же и обстоятельства другие. Так что не скромничай, это явный успех. Кстати, насчет размера произведения. А что тебе мешает и дальше развивать тему? Глядишь, и объем реально увеличишь. Главное – не останавливайся. А это, – он кивнул на мою распечатку, – одолжишь мне на несколько дней? Ко мне жена на свиданку завтра приезжает, – дам ей почитать. Она такие вещи обожает.

– Да пожалуйста, – пожал я плечами, – только верни потом.

Андрюха обещание сдержал и распечатку мою после свидания вернул. Жене его мое чтиво тоже понравилось. Получалось, что два первых читателя оценили мой труд, вполне себе, положительно, и мне в голову уже потихоньку стали закрадываться нескромные мысли, что это неспроста. Не то, чтобы я возомнил себя таким уж литературным гением, но, если людям нравится читать мои комбинации из букв и прочих символов, почему бы не продолжить и дальше эти самые комбинации составлять.

Для начала я распечатал еще один экземпляр своего детектива (Андрей все же выпросил у меня тот, самый первый печатный вариант под железные гарантии никому чужому его на воле не давать, не копировать и не выкладывать в открытом доступе), а электронную версию уничтожил. Признаться, когда я нажимал роковую кнопку «Delete», у меня даже слегка защемило сердце, но что поделаешь, – конспирация, авторские права, все такое… Все возможности продолжать заниматься сочинительством у меня были. Обещанную замполиту инвентаризацию книжного фонда я провернул, максимум в течение недели, а дальше свободного времени в моем распоряжении было, хоть отбавляй. Конечно, ежедневно с утра надо было собрать книжки и формуляры для разноса арестантам, но на это уходило не более часа, а дальше, до самого окончания рабочего дня можно было в относительно спокойной обстановке в полном соответствии с заветами пролетарского поэта Маяковского творить, выдумывать и пробовать. Правда, снова пришлось вернуться к рукописи в прямом смысле этого слова, то есть писать руками, а не тыкать пальчиком в клавиатуру, но использовать компьютер и дальше, когда задание начальства формально уже выполнено, было бы с моей стороны уже конкретной наглостью, да и неудобно было пытаться сочинять, сидя в кабинете и постоянно прислушиваясь к звукам снаружи, не рвется ли кто в библиотеку. Мешает это свободному полету писательской мысли, знаете ли. Поначалу была идея расширить уже существующее сочинение, сделав его по-настоящему полновесным романом, но, когда я исписал еще одну тетрадку и перечитал все это – понял, что по факту выходит абсолютно новая история, и решил, что дописывать уже буду совсем другую, отдельную книжку, а с первым сочинением потом что-нибудь придумаю.

Вот так, как пишут мои коллеги литераторы (нескромно, да?), в сладких муках творчества и прошло мое последнее полугодие за высоким забором. Время пролетело реально быстро и к моменту, когда я закончил украшать своей персоной эти благословенные места, у меня в запасе уже было два готовых произведения о приключениях сыщика Вразумихина, еще одно, написанное примерно наполовину и идея следующего, так что задел получился неплохой. Справедливости ради, надо сказать, что, неожиданно увлекшись этими детективными историями, я совсем забросил свой дневник, но тогда я особо не переживал по этому поводу, справедливо рассчитывая на все еще сохранявшуюся свежесть впечатлений и не совсем уж дырявую собственную память. В общем, тогда переживать не было вообще никаких причин; свобода, лето, друзья и любимые люди рядом, не предавшие и не разуверившиеся в тебе… Что еще надо для счастья?

До литературных дел у меня руки дошли недели через три, и практически сразу же опустились, как только я поближе познакомился с миром издательств, литературных агентов и прочих гнойных прыщей на зад…, пардон, на теле честного автора. Насчет издательств, например, у меня вообще сложилось такое впечатление, что они вовсе не заинтересованы в сотрудничестве с молодыми, талантливыми (хе-хе!) писателями, вроде меня (хе-хе еще раз!). Нет, практически у каждого издательства на сайте есть раздел «авторам», а у некоторых даже «начинающим авторам», но там, практически везде одинаково перечислены требования к произведениям, которые больше похожи на обоснования отказа в сотрудничестве, а повсеместная шикарная фраза «рукописи не рецензируются и не возвращаются» и вовсе повергла меня в ступор. Получается, что автор должен отправить свое выстраданное детище неизвестным дядям и тетям и тупо сидеть ждать, причем, сколько ждать – никто не говорит. Может месяц, а может и год… А уж о таких милых подробностях, как, например, защита авторских прав на этом скользком этапе, там и вовсе ни слова. Вот она, суровая правда писательской жизни. А я-то по неопытности, грешным делом, предполагал, что, стоит только заявить о себе, как на меня набросятся десятки издателей, наперебой предлагая, как можно быстрее напечатать мои, безусловно, интересные и, чего уж там, жутко талантливые опусы. Ошибочка вышла! Вот уж воистину «от многих знаний многая печали».

Так или иначе, а черной меланхолии на этом основании я предаваться не собирался, потому что, во-первых, сочинительство для меня – это, хоть и увлекательное, но все же хобби, а во-вторых, мой любимый принцип «Никогда не сдавайся!» тоже никуда не делся. Я решил детально проработать рынок литературных агентов, тем более что сделать это оказалось вовсе даже нетрудно. Несмотря на десятилетия капитализма и свободы слова и печати в нашей стране, литературный агент в России – зверь довольно редкий. Например, в моем большом городе, культурной, понимаешь, столице государства, таковых, да еще и заслуживающих хоть какого-то доверия, по моим подсчетам набралась смешная компания, числом пять. Я логически рассудил, что литературный агент по определению, вытекающему хотя бы из своего названия – это человек (ну или организация), который должен быть кровно заинтересован в том, чтобы мое детище все же куда-нибудь пристроить, издать и продать. Ну и заработать на этом, конечно. В идеале оно так и должно быть, но тут снова возникает это пошлое слово «нюанс». Да что же это такое?! Прямо страна сплошных нюансов какая-то! Дело в том, что у литературных агентов тоже есть свои правила работы, во многом схожие с правилами тех же издательств. Это и понятно, – они же в конце концов с моим несчастным детективом пойдут к тому же издателю, а у того требования… Смотри выше, что называется. Самое главное правило – это размер произведения. Да, да, то самое количество издательских авторских листов. Вот, например, для детективного романа, рассчитанного на взрослую аудиторию их, листов этих, будь они неладны, должно быть никак не меньше восьми, а это, как не крути, все же триста двадцать тысяч букв, знаков препинания и пробелов.

К моменту, когда я начал всю эту агентско-издательскую суету, у меня уже было набрано две готовых истории о приключениях сыщика Вразумихина. И, если со вторым произведением в плане размеров проблем не было (там вышло даже больше искомых восьми этих самых листов), то с первым все было не так, чтобы очень, а вернее – совсем даже не очень. Изначально там даже и двух жалких авторских листиков не насчитывалось. Пришлось советоваться с сотрудниками агентства. Вот еще несомненный плюс литературного агентства; там, в отличие от издательства, хоть поговорить с кем-то можно по поводу своего произведения. Я наугад набрал номер одного из местных агентств и принялся обсуждать свои творческие проблемы. Моим собеседником оказалась вежливая и доброжелательная дама, которая со знанием дела тремя-четырьмя вопросами вытянула из меня всю информацию по поводу моего детективного детища и перешла, собственно, к оценкам и советам:

– Ну что Вы, голубчик! Первое произведение – это у Вас и не роман вовсе, а скорее, рассказ. Отдельной книжкой его издать нереально. Я всем своим авторам говорю: «Вот представьте, в книжном магазине на полке будет лежать ваша куцая книжечка и полноценный труд какого-нибудь известного в этом же жанре автора. Что покупатель скорее всего выберет, а? То то же!»

Я почему-то предполагал, что полноценность произведения не сильно зависит от его размера, но спорить с доброжелательной женщиной не стал, а попросил совета:

– И что же мне тогда делать?

– Ну, можно попытаться издать оба Ваши произведения одной книжкой. – выдала она очевидное.

– Видите ли, – возразил я, – мне бы не хотелось мешать все в одну кучу. Дело в том, что первый детектив имеет одну оригинальную особенность. Как сейчас модно говорить, «фишку», и это делает его в какой-то степени уникальным в сравнении со вторым…

– Ах вот как, – пропустила мимо ушей мой жаргонизм вежливая дама, – Ну тогда есть только один способ. Вам придется серьезно увеличить размер. Вот у Вас там главный герой, так Вы можете развить его описание.

– Это каким же образом?

– Ну, расскажите о нем более подробно, опишите его детство, историю его семьи, в общем, все обстоятельства, которые его привели к текущему состоянию.

Мне подумалось, что это – так себе рекомендация, потому что тогда это уже выйдет не интересная динамичная история, а какой-то совершенно пресный литературный холодец, но даже если так и поступить, все равно нужного объема не набрать ни по какому. Вслух я опять же спорить не стал, а ответил без особого, впрочем, энтузиазма:

– Хорошо, я посмотрю, что можно будет сделать…

Видимо, уловив мое уныние, дама неожиданно предложила:

– А знаете, пришлите мне свой первый детектив, да и второй, кстати, тоже. Я почитаю, посмотрю, может смогу посоветовать еще что-то ценное. У нас есть такая услуга, вычитка. Не помню, сколько стоит… Кажется полторы тысячи рублей за авторский лист. Недорого, согласитесь.

Я слегка обалдел. Это что же получается? Агент, который получает доход с издания произведения, еще и будет брать деньги за предварительное чтение этого самого произведения. За два мои детектива, общим объемом десять авторских листов, которые можно прочитать, не напрягаясь, за два дня, эта вежливая девушка получит от меня же пятнадцать тысяч рублей?! Неплохой бизнес! Да тут и издавать ничего не надо, сиди себе и читай. Ну нет, ребята-демократы, так дело не пойдет.

– Хорошо, я подумаю, – снова индифферентно ответил я на ценное предложение, – Адрес электронной почты у вас на сайте есть?

– Да, конечно.

– Вот и хорошо, до свидания.

А скорее всего, прощайте. Такой литературный хоккей нам не нужен. Не то, чтобы мне было так уж сильно жалко денег, хоть они и свои, и лишними не бывают, особенно после почти четырех лет отсидки. Просто это было как-то в корне неправильно – брать деньги с человека, плодами труда которого ты и так при удачном раскладе воспользуешься.

Остыв от этих моральных терзаний, я все же решил частично воспользоваться рекомендациями благожелательной и оборотистой литературной агентессы, и взялся за усовершенствование своего творения. В конце концов, вышло, на мой взгляд, вполне прилично, без особого ущерба для общей идеи моей первой истории. Конечно, искомого объема все равно достичь не удалось, поэтому пришлось пойти на маленькую хитрость и наваять вот это самое предисловие, которое на самом деле и не предисловие вовсе, а сочинение о сочинении. Я искренне старался им не испортить своего основного произведения, а потому и писал его вообще, можно сказать, на отвлеченную тему. Ну, а что в результате получилось, как говаривал М. С. Горбачев «у целом», – судить Вам, дорогие мои читатели.

И напоследок, чтобы, как говорится, два раза не вставать, еще несколько слов. Во-первых – благодарности.

Спасибо моим жене и сыну за бесконечную веру и преданность все эти годы.

Спасибо моим родным и друзьям, которых в трудные для меня дни оказалось не так уж и много, но все они стали тем самым последним батальоном, позволившим мне выстоять и победить.

Спасибо отцу Варнаве, настоятелю скромного православного храма в Псковской глубинке. Его молитвенная поддержка помогала и продолжает помогать мне и моей семье не сломаться, не падать духом и уверенно смотреть вперед.

Спасибо моему духовному наставнику отцу Георгию, с любовью и настойчивостью направившему меня на верный путь и благословившему этот сочинительский труд.

Спасибо немногочисленным товарищам по несчастью, сумевшим разглядеть интересность моих детективных опытов и подарившим уверенность в своих литературных силах.

И наконец, спасибо уже помянутому выше Роману Сергеевичу за правильное решение найти хрупкий баланс между суровыми режимными правилами и возможностью поспособствовать творческим устремлениям подопечного.

Надеюсь, путевку в жизнь героям моих сочинений благосклонные издатели и литературные агенты все же дадут, и Вам будет интересно переживать вместе с ними, тем более, настоящей книгой их приключения не ограничатся. А, что касается описания уже лично моих приключений, – обещаю, они тоже увидят свет. И не сомневайтесь; пацан сказал, – пацан сделал!

Санкт-Петербург, 2022 г.

Почти классический персонаж на современный манер

В понедельник будильник на телефоне затренькал, как всегда неожиданно и, на удивление, мерзко. Родя по старой флотской привычке мгновенно принял вертикальное положение и на секунду замер сидячим столбиком, потом безошибочным движением правой руки, не глядя, сгреб подло дребезжащий и вибрирующий прямоугольник, поднес его экраном к лицу и коснулся волшебной кнопки «дремать». Раздражающий зуммер и вибрация ушли из сонного сознания, чтобы через триста секунд снова напомнить этому амбалу,что в его возрасте много спать – преступно, ибо жизнь, а с ней и деньги, и прочие удовольствия безвозвратно проходят мимо.

Родион, блаженствуя от наступившей тишины, рухнул на спину поперек дивана, провалялся так с минуту, потом вскочил, отключил будильник, потянулся до хруста и, скомандовал самому себе: «Вперед!». Следующие тридцать минут парень действовал, как запрограммированный высшим разумом киборг. Разминка – туалет – душ – одевание-завтрак и контрольный осмотр себя любимого в ростовом зеркале в прихожей.

Из безукоризненно натертого позавчера зеркала (сам старался; суббота – большая приборка – флотская традиция, ага!) на Родиона Романовича Раскольникова пристально и пожалуй, строго-придирчиво глядел мускулистый высокий и плечистый темно-русый молодой человек, возрастом за 30 (гм, вообще то 37, но это не важно) в деловой летней одежде: легкие светлые брюки, светлая же рубашка с короткими рукавами, тонкий шелковый галстук (если бы не в банк сегодня – ни за что бы не нацепил по эдакой-то жаре) и нежно-кремовые удобные и легкие итальянские туфли тончайшей кожи.

Парень в зеркале скептически похлопал себя ладошкой по животу и бокам, нахмурился: «Да, жирком обрастаю. Надо бы не пропускать больше тренировок. Всех дел не переделаешь, а здоровье —своё, не у дяди!». Родя пригрозил пальцем своему отражению, схватил дорогущий аргентинский портфель крокодиловой кожи (сестрин недавний подарок) и полетел навстречу очередным трудностям, радостям,проблемам и удовольствиям.

В машине Раскольников назвал навигатору адрес строительного офиса, дождался доклада электронной женщины о том, что маршрут построен, и запустил двигатель. Сегодня в лес, или на стройку поездок не планировалось, поэтому в люди Родион выехал на скромном «Солярисе». По программе выходило, что на дорогу уйдет двадцать две минуты, и Родя, вырулив со двора и привычно вписавшись в немаленький для семи часов утра трафик на Гражданке, принялся строить план на день. Страничку из своего ежедневника он помнил наизусть, да там и делов то…

Как всегда, некстати зазвонил телефон. Раскольников досадливо покосился на закрепленный в штативе смартфон, и тут же радостно улыбнулся; на экране отчаянно вибрирующего электронного помощника высветилось: «МАМА», – именно так, большими буквами. Родион провел пальцем по экрану, и через секунду увидел родное мамино лицо. Год назад, купив своей родительнице приличный смартфон, Раскольников почти весь отпуск извел на то, чтобы научить матушку использовать хотя бы десятую часть возможностей умной заграничной техники. Не все получилось, но видео звонки в мессенджерах мама все же освоила, и с тех пор связывалась с любимым чадом только так. Вот и сейчас, сначала возник мамин голос, как всегда, немного тревожный:

– Родичка, милый, ты меня слышишь?

А потом появилось и изображение. Мама сидела в ее любимом кресле в большой комнате их воронежской квартиры, места, где он родился и вырос, и куда так любил приезжать. Милый дом, где всегда уют и покой. И любовь, конечно. Сердце кольнуло сладкой грустью, но Родя тут же сбросил это секундное наваждение и постарался ответить, елико возможно, бодро:

– Конечно, мамуля! Что это ты так рано? И почему кутаешься в плед? Лето же на дворе. Неужели простудилась?

– Нет, слава Богу. Просто я плохо спала, а с раннего утра вдруг заныло сердце…

– Мама, это не шутки! Вызывай врача. Ты же знаешь, что это такое, – не на обеспокоенно отреагировал Родион. После смерти отца мать уже пережила один инфаркт, и за ее сердечным здоровьем пристально следили и он и сестра.

– Родичка, у врача я была только вчера, не волнуйся. Он сказал, что все хорошо. Это другое; я за тебя очень сильно распереживалась почему-то. У тебя все в порядке?

– Мамуленька, ну конечно! У меня все просто отлично. Работы – да, много, но тут ничего удивительного, поскольку сезон. Но поверь мне, я всегда нахожу время для отдыха и излишествами всякими нехорошими не увлекаюсь. А, как сезон закончится, – я ноги в руки и быстрее к вам.

– Ах, да знаю я тебя, – махнула на него с экрана родительница, – всегда у тебя все в порядке. Даже, если что-то и есть плохое, матери никогда не признаешься.

– Мама, ну правда, тебе абсолютно не о чем волноваться. Да ты вот хоть Марго спроси с Виталиком; они ведь от меня – меньше недели, как.

– Как же, спрашивала, да с пристрастием. Но они те еще темнилы, что сестра твоя, что муженек ее малахольный, так что доверия у меня к ним особого нету. А ты там один, город большой, близких рядом никого…

– Мама, не заводись, пожалуйста. Мне ведь не двадцать лет все же. И даже не тридцать. Справляюсь, поверь!

– Да возраст здесь не главное, сыночек. Ты в храм то хоть ходишь? Когда последний раз причащался?

Овдовев пятнадцать лет назад, мама, дотоле рьяной верой не отличавшаяся, начала регулярно ходить в церковь. Сначала просто посещала богослужения, потом стала все теснее общаться с верующими и батюшкой, потом с педантизмом советской учительницы взялась за изучение Заветов, и Нового и Ветхого, а последние семь – восемь лет, и вовсе стала, едва ли не самой прилежной прихожанкой. Когда Родион бывал на малой родине, она и его обязательно брала с собой на все литургии. Родя не отказывался, конечно, чтобы мать не огорчать, и даже не мог не отметить, что и со здоровьем у нее определенно наладилось (да хоть с тем же сердцем), но воспринимал это все же, как некий необходимый ритуал. Вот и сейчас Родион ответил на мамин вопрос, осторожно и дипломатично, стараясь подбирать слова:

– Да, понимаешь, когда? Работы сейчас действительно очень много, а свободного времени только и остается на поспать, да поесть, – какие уж там выходные.

– Это что же, тебе на Бога времени не найти? – неожиданно строго спросила мать, – Нехорошо, сынок. Он ведь помощник тебе первый. И защитник. Что ж ты в одиночку то со всем миром бодаться будешь? Без Него не выдюжишь. Погубят тебя дела мирские, суетные.

– Мама, понимаю я все, но…

– Никаких «но»! Чтобы, не откладывая, пошел в храм. Бизнес твой пару часов потерпит. Не огорчай меня, Родя.

Раскольников знал, что с матерью на эту тему спорить бесполезно, да к тому же, что и говорить, грешок за ним имелся: хоть раз в месяц, а в церковь ходить, конечно, надо бы, поэтому ответил покладисто:

– Хорошо, мамочка, конечно. Сегодня же и зайду, ты только не переживай.

– Ну, прямо сегодня может и не надо, а вот к воскресенью… Подготовься, службу отстой, исповедайся, причастись. Вот и будет тебе благодать и поддержка.

– Да, пожалуй, так и сделаю. Ты только не волнуйся и сердце береги.

– Вот и славно, сыночек. Ладно, ты, я гляжу, за рулем. Не буду тебе мешать. Пойду, помолюсь сейчас за тебя. Храни тебя Господь.

– До свидания, мамуля. Марго поцелуй за меня.

– Да где же ее взять то? С утра снова в Москву укатила. Все носится со своей диссертацией. Ладно, все сынок, береги себя. И про храм не забывай.

Связь разъединилась, а Родион машинально провел пальцами по уже пустому экрану смартфона. Как маму по руке погладил.

За разговором с матерью Раскольников и не заметил, как почти доехал до офиса. Его «Солярис» остановился на перекрестке Лесного и Выборгской в ожидании зеленого сигнала светофора. Родион привычно уже перекрестился на купол небольшой церкви рядом с пожарной частью. В голове мелькнуло: «Так вот же храм. И далеко ходить не надо», и тут же накатило чувство, не то, чтобы стыда, но серьезной неловкости – точно. Это же надо, каждый день, уж три года как, приезжать в здешний офис, исправно креститься на ставшие уже знакомыми купол и кресты, и даже в мыслях не иметь зайти сюда! Вот уж воистину, права матушка, дела суетные… Он заехал на офисную стоянку, издали махнул рукой охраннику, и пешком вернулся к храму. По дороге, ради интереса посчитал шаги. Сто пять. Сто пять шагов всего, а он…

Перейдя дорогу, Родион остановился у церковного крыльца, осенил себя знамением и некстати подумал: «Сейчас же утро, понедельник, богослужения нет, закрыто, наверное». Он с сомнением потянул на себя входную дверь, и она поддалась, впуская внутрь. Его встретили огоньки лампад перед иконами, полное безлюдье, особый, ни с чем не сравнимый легкий запах сгоревшего в кадиле ладана с примесью еще каких-то ароматов и абсолютная, почти звенящая тишина. Храм изнутри показался неожиданно маленьким, и Раскольников, окинув взглядом сплошь расписанные стены и инстинктивно ища простора, поднял глаза к потолку, да так и застыл. Потолка не было! Поднимая глаза выше и выше, он встречался все с теми же росписями: вот Пресвятая Богородица с Младенцем Иисусом, вот апостолы-евангелисты, еще выше – ангелы, а еще выше – небо. И это казалось дорогой в бесконечность. Он, изумленный, вновь оглянулся на стены, и храм уже не представлялся таким уж миниатюрным.

Из боковой алтарной двери вышел статный седобородый мужчина в черном подряснике и молча, внимательно посмотрел на Раскольникова. Родион кашлянул, пытаясь как-то сгладить неловкость затянувшейся паузы, и наконец, решился на вопрос:

– Скажите, а храм работает?

Священник (Родион это понял по кресту на массивной цепи на груди седобородого) улыбнулся одними глазами и приятным баритоном ответил:

– Храм всегда работает, просто богослужения сейчас нет. А что Вы хотели?

– Да я собственно… – смутившись, так и не закончил фразу Родя.

– Первый раз у нас, – то ли поинтересовался, то ли констатировал батюшка.

– Здесь? Да.

– А вообще, в храме давно были? Не в гостях, как сейчас, а хотя бы на службе.

– Ну, вообще, да. Ранней весной еще, когда на родину ездил. Малую, – почему-то ужасно волнуясь, промямлил Родион, и невпопад добавил, – С мамой.

– С мамой – это очень хорошо, – уже в открытую улыбнулся батюшка, – а только ведь и самому надо, да почаще. Раз в полгода переступать порог храма – не дело для православного.

– Да понимаю я… Вот и мама сегодня то же самое говорила.

– А Вы что?

– А что я? Сами понимаете: дела, работа, проблемы.

– Ну да, ну да, – неожиданно покладисто закивал священник, и так же неожиданно сменил тему, – А малая родина у Вас где?

– Воронеж.

– Ух ты! А я, представляете, Ваш город раз десять в год проезжаю, когда к отцу в Майкоп и обратно на машине еду, а с некоторыми вашими священниками даже лично знаком. Так Вы, стало быть, донской казак?

– Да кто его знает, – пожал плечами Родион, поймавший себя на желании говорить и говорить с этим неожиданным собеседником бесконечно, как будто знакомы они уже лет сто, – я своих предков знаю, пожалуй, до прадедов, так вот они казаками точно не были, а как там, если глубже копнуть – Бог весть.

– Это плохо. Корни свои знать надобно. От них вся сила, тем более у мужика. Ну, а сюда-то сегодня зачем пожаловали?

– Не знаю, – неожиданно честно признался Раскольников и сам изумился этой своей искренности, – Понимаете, я сегодня с мамой говорил, ну она и…

– Попеняла Вам, что давно не были в храме, – помог батюшка Родиону закончить фразу.

– Откуда Вы?.. – изумился Родя такой проницательности, – Она и вправду меня отчитала именно за это.

– Ну, об этом нетрудно догадаться. Судя по всему, Ваша матушка, не в пример Вас, более прилежная верующая, опять же, и переживает, что Вы тут один, без помощи и поддержки, ведь так?

– Вы знаете, батюшка, она даже говорила мне сегодня это почти такими же словами, – не переставал удивляться Родион.

– И, опять же, ничего удивительного. Дело не во мне, а в ней. Просто она истинно верующая православная христианка, ну а мне это, вроде как по должности положено, – вот потому мы и думаем одинаково. Вас, кстати, как зовут?

– Родион.

– Красивое имя. Редкое. Я помолюсь за вас, раб Божий Родион, но и Вы себя не забывайте. А знаете, приходите к нам на богослужение. На всенощную в субботу и на литургию в воскресенье с утра. Исповедайтесь для начала, а там, глядишь, и до причастия дело дойдет. Молитвенное правило читали хоть раз перед причастием?

– Полностью – нет, хоть мама и настаивала. Да у меня здесь и книжек для этого нет.

– Ну, это как раз не беда, – батюшка зашел за невысокую загородку у боковой стены, и, выудив откуда-то снизу небольшого формата красную книжицу с распятием на обложке, протянул Роде, – вот, держите молитвослов. Там, кстати, не только молитвенное правило, но и многое другое, не менее полезное. Здесь на церковнославянском, поэтому поначалу будет трудно, но в принципе все понятно, а потом и вовсе привыкнете. Все же, молиться правильнее на церковнославянском. Ну, и вот вам, – священник положил на барьер еще одну книжку, – Новый Завет с псалмами заодно. Читали?

– Псалмы некоторые. Вот пятидесятый, например, какие-то еще, но не помню. А Новый Завет – нет, – сгорая от стыда, признался Родион.

– Ну, вот теперь хоть будет, откуда, – не заметил Родионова конфуза священник, – да и чтение это полезное, а уж Евангелие, хотя бы одну главу в день, православный читать и вовсе обязан.

– Спасибо, отче, – Родион полез в портфель, доставая портмоне, – сколько это все?..

– Не надо, – остановил его батюшка, – в храме не продают молитвы за деньги. Просто берите и молитесь. Считайте, это подарок. А хотите храму помочь – можете просто оставить деньги вот здесь. – он показал на латунную коробочку на тонкой ножке рядом с загородкой, – А сейчас мне уже надо уходить, так что, не обессудьте, вынужден Вас оставить. А Вы, если есть еще у Вас время, можете помолиться. Вот хорошая икона Божией Матери «Неопалимая Купина». В честь нее наш храм освящен, кстати. А за упокой умерших близких – вон там, у Распятия. Там и тексты молитв везде рядом есть.

– Спасибо большое!

– Вас спаси Господь, что пришли, – батюшка огладил крест на груди и как-то особо пристально поглядел на Родю, – Сегодня у Вас будет очень трудный день, так что Вы уж берегите себя. Давайте я Вас благословлю; ладони ковшиком сложите.

– А как зовут Вас? – опомнился Родион, приняв благословение.

– Отец Георгий, – ответил священник, – Я здесь настоятель. Храни Вас Господь – и вышел, оставив Родю одного.

Тот постоял, нерешительно оглядываясь по сторонам, взял в руки подаренный батюшкой молитвослов, открыл наугад и прочитал первое, попавшееся на глаза: «Последование ко святому причащению». Вполне по-русски, вполне понятно. Он перевернул страницу-другую и снова вчитался: «Псалом 22. Господь пасет мя и ничтоже мя лишит…»

Через несколько минут, покинув храм, Родион и сам не понял, как после этого оказался в офисе. Он не шел, а словно летел над землей, настолько легкость во всем теле ощущалась необыкновенная, а в голове все еще звучали только что прочитанные и еще не вполне понятные, но сразу, как губка впитанные, и искренне принятые каким-то внутренним осознанием слова: «Аще бо и пойду посреде сени смертныя, не убоюся зла, яко Ты со мною еси, жезл Твой и палица Твоя та мя утешиста…» В себя, а значит и в текущее состояние со всеми его заботами и проблемами его вернуло только рукопожатие охранника на входе. Раскольников на одном дыхании взбежал на второй этаж и перед тем, как заскочить в свой кабинет, толкнул соседнюю дверь и скомандовал своей помощнице:

– Света, привет! Казанец на месте? Давай его ко мне.

– Семен Казанец – вихрастый тридцатилетний парень, не рослый, но жилистый, с умными глазами и цепким взглядом – появился в кабинете Родиона через пару минут и сразу же сунул начальству раскрытую папку с кучей документов. Раскольников, не глядя на принесенные Сеней бумажки, вопросительно уставился на вошедшего. Семен неловко поежился:

– Что-то не так?

– Да нет, все так, но может сначала объяснишь? А то принес бумаги какие-то, кинул их молча начальнику под нос; разбирайся, мол, сам, проклятый эксплуататор.

– Что Вы, шеф, и в мыслях не было!

Сеня появился в жизни Родиона, да и в его бизнесе тоже, пять лет назад. Тогда Раскольников только начинал работать в строительстве. Дело для него было новое, и многих тонкостей он в ту пору еще не знал, а знающих людей под рукой, да еще таких, кому можно было доверять, как всегда, в такие моменты бывает, не оказалось. Собственно, строительная тема тогда возникла во многом случайно. У Раскольникова на лесозаготовках работало несколько единиц техники, необходимой для всяких сопутствующих работ: экскаваторы, погрузчики, бульдозер. Техника это не дешевая, а задействована она была на лесных делянках не так уж, чтобы много, потому и возникла идея периодически сдавать ее в аренду куда-нибудь на сторону. Родион помыкался с месяц, и с подачи своего давнего приятеля по флотской службе удачно пристроился к строительной компании «Возрождение». Бывший сослуживец, ни много ни мало, числился там аж целым генеральным директором, но решения все равно принимал не он, а фактические владельцы, родом из солнечной Турции. Турками же были и все начальники, так сказать, среднего звена, с которыми Родиону и пришлось в основном иметь дело. Ребята оказались хорошими партнерами, работы у них всегда было много, но самое главное – они всегда держали слово, что по тогдашним временам, да еще и в строительстве, было редкостью и серьезным преимуществом. Еще одной отличительной особенностью новых Родиных партнеров было фантастическое желание, просто потребность, какая то, торговаться. Согласование какой-нибудь расценки на работу экскаватора, что по идее должно занять никак не более десяти минут, в их исполнении убивало добрых полдня, если не больше. В ход шли все возможные восточные хитрости: скрупулезная проверка всех статей затрат, обсуждение возможной нормы прибыли и даже размера налогов, жалобы на тяжелую жизнь на чужбине, жадных русских чиновников, бесконечные пробки на дорогах и вообще на все подряд. Самое интересное, что по результатам всей этой тягомотины, как правило, удавалось согласовать вполне приличные расценки, устраивающие всех, что как раз говорило о том, что все эти ценовые сражения со стороны турок – не более, чем необходимый ритуал.

В одну из таких встреч руководитель проекта «Возрождения» пожаловался Родиону:

– Хорошо тебе, Родя, дорогой. Ты вот мне экскаватор привез, и ничего тебя больше не волнует. А мне теперь этот грунт не просто откопать надо, так еще и вывезти на полигон, и справки получить.

– Так найми еще кого-нибудь, у кого самосвалы есть – пожал плечами Раскольников

– Это понятно, да где же время взять? Тебя найми, его найми, полигон найми, а работать когда?

– Ну, знаешь… Ты тут не один все же. Вон у тебя сколько народа в подчинении – кивнул Родион на окно, выходящее аккурат на строительную площадку, где как раз выгружался с трейлера его экскаватор.

– У них у всех свои обязанности, – вздохнул руководитель проекта, – а организация процесса – это чисто моя забота.

– Ну, с машинами я тебе, пожалуй, смогу помочь – сжалился Родя, – Есть у меня приятель с самосвалами. Их не так, чтобы много, но с десяток, я думаю, он наскребет. У него и на полигоны выход был, вроде. Позвонишь ему, скажешь – от меня. Дать телефон?

– А сам, почему не позвонишь? – хитро прищурился турок.

– А смысл, какой? – вопросом на вопрос ответил Раскольников, – Все равно тебе с ним самому договариваться.

– Зачем самому? Договорись с ним лучше ты, а я тебе заплачу и за разработку грунта, и за вывоз, и за справки. Цену дам хорошую, а сколько ты ему заплатишь, меня вообще не интересует.

Родион в сомнении покачал головой:

– Даже не знаю… Я же таким никогда не занимался, чтобы вот так, под ключ.

– Ничего сложного, дорогой! – не снижал напора хитрый турецкоподданный, – Тебе только мастера тут поставить, а мои ему помогут, и геодезиста я своего дам. Согласишься – прямо сегодня договор подпишем, и меня сильно выручишь. Ничего не бойся, Родя, я знаю, что у тебя получится.

– А я и не боюсь. Вернее, боюсь, что не справлюсь и тебя подведу. Подумать мне надо.

– Хорошо, дорогой, подумай, но завтра дай ответ. Сам понимаешь, времени нет вообще.

Раскольников тогда подошел к принятию решения очень ответственно, чуть ли не до утра выясняя все тонкости нового дела и бесконечно донимая звонками своих немногих здешних знакомых, кто хоть как-то был связан со стройкой. Получалось, что заниматься этим, вроде как вполне выгодно, но вот как избежать всех возможных рисков, – тут вопрос оставался открытым. В результате, обалдев от всех этих лихорадочных изысканий, Родион решил согласиться, справедливо предположив, что, не попробовав, не узнаешь. В конце концов, его учили, что прибыль предпринимателя – это и есть плата за риск. Ну, а если случится неудача, можно дальше этим и не заниматься, расценив убытки, как стоимость обучения. Отрицательный результат – он, как не крути, тоже результат. Удивительно, но тогда первый его строительный блин вовсе не вышел комом. Не так уж сложно оказалось, и наладить процесс на строительной площадке, и специалистов подходящих найти, да и заработать получилось против простой аренды техники – больше в разы. Так второе направление Родионова бизнеса и определилось. Конечно, со временем появились и другие заказчики, но основным его работодателем так и осталось «Возрождение». Это Раскольникова вполне устраивало. Объектов много, платят хорошо и вовремя, а деловые отношения со многими сотрудниками стали уже более, чем приятельскими.

С Казанцом Родиона свела судьба буквально на следующем объекте «Возрождения». Тогда требовалось завезти на стройку большое количество песка, а самосвалов Родиного приятеля едва хватало для вывоза грунта, вот и пришлось искать еще машины. Раскольников полазил по сайтам в интернете и отыскал вполне приличное предложение. На переговоры приехали двое молодых парней, одним из которых и был Семен. Он, кстати, тогда честно признался, что своих машин у их конторы нет, но нужное количество они обеспечат, потому, что могут, как он выразился, «окучить частников». Поначалу работа новых партнеров Родиону понравилась: машины приезжали вовремя, в нужном количестве, песочек возили быстро и с хорошо наполненными кузовами. Так продолжалось до оформления первых документов на выполнение работ для заказчика. Геодезист (Родя к тому времени уже взял на работу своего) принес расчеты количества песчаного основания, за что турки и платили, и вышло, что вместо планируемых тридцати процентов прибыли получалось заработать какой-то мизер в размере, чуть больше одного процента. Раскольников (он тогда еще сам занимался всеми этими вычислениями) по-новой все пересчитал, – ошибки никакой не было, и тогда стал разбираться, что называется, по пунктам. Очень скоро он нашел причину такого несоответствия; выходило, что очень много на стройку завезли песка. Ну не мог он при укладке уплотниться почти вдвое! Родион ездил на объект каждый день, и во-первых, видел, что это за песок – сухой, крупнозернистый, без глины и прочих примесей, такой уплотняется, в самом худшем случае с коэффициентом 1,3, – а во-вторых, никаких излишков его там и в помине не было. Раскольников достал из папки все «песочные» накладные и не поленился сложить цифры с каждой из них в общую сумму. Все правильно, выходило, что весь песок на стройку завозили. Бред какой-то! Что же, воруют его оттуда, что ли? Это исключено, поскольку Родя знал, что вывезти что-то со стройки без кучи согласований невозможно. У турок с этим строго. Так куда же этот гребаный песок мог деться?!

Наутро, встретившись на стройплощадке с руководителем проекта, Родион поделился с ним своими сомнениями. Тот отреагировал вполне спокойно:

– Это не проблема, дорогой, можно все посмотреть по записям с камер. Когда начали песок возить?

– Две недели назад.

– А закончили?

– Да уж с неделю, как.

– А возили по ночам?

– Да, чтобы с утра с ним работать. Сам понимаешь, время – деньги.

– Понимаю. Эти записи уже стерли. Родя, дорогой, но ты не переживай, у нас не бывает так, чтобы только один способ контроля. Я сейчас дам команду начальнику склада. У них есть журнал, куда все машины записывают – он включил рацию, что-то пробормотал по-турецки в микрофон, дождался ответа и удовлетворенно кивнул, – Да, можно. Иди на склад. Вон, видишь написано «Амбар»? Это склад и есть; там тебя уже ждет парень. Зовут Али. Он тебе все покажет. Потом меня найди, расскажи, что нашел, дорогой.

– А можно журнал с собой забрать? Я бы в офисе у себя посмотрел и вернул завтра.

– Нет, что ты! Нельзя. У нас такие правила, дорогой, извини. Но Али тебе копию сделает, я разрешаю.

Уже в офисе Родион снова, буквально по одной перебрал все накладные на этот проклятый песок, каждую сверяя с записью в журнале. Получалось, что все машины действительно заезжали на стройку. Тогда куда же делся груз? Испарился он, что ли? Раскольников обратил внимание на графу в журнале, сразу после номера машины. Называлась она, естественно, по-турецки, но он сообразил, что это, скорее всего, название груза, потому что больше чем в половину этих клеток было вписано: «кум» (Родя, пообщавшись уже какое-то время с турецкими строителями, знал, что это, собственно, и означает «песок»). Но тогда почему почти в половине клеток напротив его же машин написано другое слово? Он схватил смартфон и набрал руководителя проекта:

– Извини, что отвлекаю, но тут в вашем журнале у половины моих машин написано «бос». Что это значит?

– Наверное, не «бос», а «бош». Это значит «пустой», по-вашему.

– Как это – пустой?

– Так – пустой. Машина пустая. Без ничего. Понял?

– Да понять то я понял, но у меня на эти машины накладные есть на песок. Это что же получается?..

– Это получается, что тебя твой поставщик обманывает, дорогой.

– Но там же подписи моего мастера.

– Значит и мастер твой тебя тоже обманывает. Мой Али никогда не ошибается.

– Ладно, буду разбираться.

– Разбирайся, дорогой. Давай, я тебе помогу. На будущее пусть твои водители, если будут завозить еще какой-нибудь материал, пусть не только твоему мастеру приносят накладные, но и моему Али. У него каждый грамм на учете.

– Договорились. Спасибо.

– Не за что, дорогой. А мастера своего ты выгони, зачем тебе такой ненадежный человек?

На следующий день Казанец приехал с документами на оплату транспортных услуг. Раскольников встретил его, как ни в чем не бывало, напоил кофе и выложил перед ним все, что нарыл, пока разбирался в этом песочном бардаке. Сеня, отдать ему должное, отпираться особо не стал, но и сдаваться просто так не собирался, поэтому и заговорил ожидаемо:

– Родион Романович, я понимаю, что у Вас есть основания полагать, что Вас обманывали с песком, но рейсы-то машины сделали, и путевки с накладными Ваш мастер отметил. Может это он и устроил эту схему, а водители тут совершенно не при чем.

Раскольников криво усмехнулся, отдавая должное Сениному самообладанию, и иронично заметил:

– Ага, водитель, значит привозит на стройку в кузове чистейший питерский воздух и дает мастеру подписать накладную, в которой черным по русскому написано «песок». И ты считаешь, что он тут не причем, да? Впрочем, я думаю, что придумал эту схему кто-то посообразительнее водителей, и в этом смысле они действительно не при чем. Песочек то, на стройку не довезенный, уже, поди продан давно?

– Ну, знаете, это еще доказать надо…

– Естественно, но для этого есть специальные люди.

– Это Вы на что намекаете?

– Да ни на что я не намекаю. Нет у меня желания, если честно, разводить всю эту бодягу, да и не по мне как-то быть терпилой. Сделаем так: за песок, который до стройки не доехал мне все равно придется заплатить поставщику (репутация дороже, знаешь ли), а вот за перевозки, в том числе и того, что фактически на стройку завезли, я тебе платить не буду. Я думаю, это для тебя не самое плохое предложение, но решать все равно тебе. Если не согласен, – тогда что же, придется разбираться по полной. Со всеми, так сказать, участниками: и с водителями, и с моим непутевым мастером (я его уже уволил, кстати, алкаша сраного, но объяснение, он мне перед этим все же написал, как подписывал пачками принесенные тобой накладные по сто рублей за штуку), и с… авторами этой гениальной идеи. Ну, так что решаем, товарищ Бендер?

Казанец помолчал какое-то время, глядя перед собой, потом, видимо приняв окончательное решение, согласно кивнул:

– Хорошо, идет!

– Вот и ладушки, – облегченно вздохнул Родион, протягивая Семену принесенные им бумаги, – Я, конечно, на денежки все равно попаду, но будем считать это платой за обучение. Никуда не денешься, опыт – он и отрицательным бывает. Ну, а ты, Семен, чем дальше заниматься думаешь? Так и будешь людей обманывать?

– Да я вообще-то… – наконец проявил признаки смущения железный Сеня, – Нет, не подумайте, это не мой бизнес, просто случай подвернулся уж очень удобный, вот, я и…

– Не удержался от соблазна, – подсказал Родя, подмигивая собеседнику, – нечистый попутал, а?

Несмотря на паскудность всей этой ситуации, у него на душе почему-то не было так уж, чтобы очень тяжело, да и паренек этот ему определенно нравился при всем при том, что учудил, поэтому Раскольников и поинтересовался у Сени насчет дальнейших планов, и снова напомнил:

– Так что делать дальше будешь?

– Не знаю пока… Надо еще это, – он кивнул на бумаги, – уладить со… всеми, а там погляжу.

– В армии служил?

– Да, срочную. Старший сержант запаса.

– Ух ты, круто!

– Да толку то… – скептически возразил Сеня.

– Ну, не скажи, брат. По нынешним временам это – редкость и показатель, знаешь ли. А с образованием что?

– В прошлом году закончил. Экономический.

– Молодец! А что же по специальности не работаешь?

– Так без опыта не берут. Да и хватает нашего брата на рынке труда, хоть… ешь.

– Понятно, замкнутый круг, стало быть.

– Ну, вроде того.

– А хочешь, у меня поработать?

– Да как же так?! – Семен обалдело уставился на Раскольникова, – Мы же только что… Мне как Вам в глаза смотреть? Я же Вас…

– Надуть пытался. – издевательски мягко подсказал Родион, – Ну, дело житейское, зато впредь умнее буду. Опять же, мы теперь друг друга неплохо знаем, хе-хе. А в глаза мне можешь и не смотреть, главное – работу делай. Этого добра, работы, то есть, у тебя будет часов так на двадцать семь в сутки, уж это я тебе обещаю.

– А как же быть с… этим? – Сеня снова кивнул на «песочные» бумаги.

– А что с этим, – пожал плечами Раскольников, – Я же говорил; ты улаживаешь с водителями, а между собой мы уже вроде все и так решили. Закрыта тема. Все. Но жить то дальше надо. Я, собственно, и предлагаю тебе жить нормально дальше. И работать, конечно. Так ты как?

– Всегда готов! – по пионерски выпалил Семен, только что не отсалютовал, – А что делать?

– Хороший вопрос. Знаешь, у меня ведь не только стройка, есть еще и лесной бизнес, а я один, как… Ладно, не важно. В общем, хочу, чтобы ты для начала поддержал меня как раз в стройке. Будешь помогать в организации работы непосредственно на площадках: планы работ, мастера, прорабы, рабочие, заказчики, в общем – все. Ну как, не страшно пока?

– Нисколечко, – продолжил Сеня проявлять пока еще вялые признаки энтузиазма, – а начинать когда?

– Да, хоть сейчас.

– Так мне же еще с этим… – Семен потянул со стола злосчастные бумаги.

– А это тебе первое задание, кстати. Забирай и разбирайся с водителями. Завтра доложишь.

– Есть!

– Ну, слава Богу, понял, наконец. Чего застыл? Иди, работай!

С того памятного разговора воды утекло уже порядочно, и теперь без Семена Казанца Раскольников не представлял себе своего бизнеса, ну никак. Сеня оказался очень исполнительным и старательным помощником, которого хватало на столько нужных и полезных обязанностей, что Родион иногда диву давался, как тому удается везде успеть, но даже не это оказалось самым главным. Казанец был до такой степени искренне, безоглядно предан Раскольникову, что того иногда это даже пугало. С другой стороны, Родя, поручая что-нибудь своему помощнику, был на сто процентов уверен, что все будет сделано идеально, а главное честно. Так и получилось, что со временем Семен превратился в личного заместителя Родиона по решению всяких деликатных вопросов и главного финансиста всего бизнеса, и у Раскольникова не было ни одного повода усомниться в Сениной порядочности. Со временем, между ними установились вполне приятельские отношения, но субординацию Казанец соблюдал строго, хоть с какого-то момента времени и стал обращаться к своему начальнику, не иначе, как «Шеф». Вот и нынче он взял со стола принесенную папку и, как ни в чем не бывало, стал пояснять:

– Вот месячное выполнение работ по «Возрождению». Я проверил, все данные с первичкой совпадают, а КС-2 и КС-3 я вообще сам сделал. Девочка-бухгалтер еще не освоилась с нашей программой. Здесь по сумме – восемнадцать миллионов с хвостиком. Вы Мустафе не звонили, кстати?

– Звонил. Он на этой неделе заплатит.

– Хорошо бы. Ладно, идем дальше. Вот документы по древесине, – накладные, первичка и паспорта на комбинат. Все вместе – пятнадцать миллионов, это за прошлую неделю, плюс еще бонус за весь прошлый месяц. Тут еще около пяти.

– Ага, – кивнул Родион, подписывая, – ты только проследи, чтобы не тянули с оплатой. С их директором я еще в пятницу общался, но в бухгалтерии у него сплошь одни разгильдяи, да тетки бальзаковского возраста, мечтающие… сам знаешь о чем.

– Не переживайте, шеф. Я уже сегодня с их главным бухгалтером переговорил. Обещала взять под личный контроль.

– Обещала, говоришь? С чего это она прям так тебе?.. Смотри, Семен, она женщина горячая, еще потребует, чего особенного.

– Это с чего бы?

– Ну, так я же и говорю: бальзаковский возраст, все такое… И потом, деньги вообще возбуждают.

– Ладно, справимся.

– Ну, смотри, тебе жить. А это что? – с интересом раскрыл Раскольников тонкую картонную папку, поданную Семеном.

– А это полностью составленная заявка на кредит в банке «Омега». Вам тут ничего подписывать не надо. Вы же сегодня туда поедете? Только прежде пусть профессор подпишет и Грязнов, который Александр. Я там закладочки оставил.

Отпустив с миром старательного своего помощника, Раскольников задумался на пару минут, решая, как лучше поступить с этим сегодняшним визитом в банк, а заодно и о Грязновых этих, будь они неладны.

Братья Грязновы, Саша и Володя, Родионовы сослуживцы по Северному флоту, объявились где-то с месяц назад. Сначала позвонил брат Володя (и откуда только номер узнал? Впрочем, своих контактов от всех бывших сослуживцев Раскольников никогда и не скрывал). После привычного трепа давно не видевшихся знакомых в стиле: «привет – как-дела» Грязнов предложил встретиться и обсудить, какое-то очень интересное предложение. Так и сказал: «Тема интересная, просто супер!». Раскольников не питал особых иллюзий относительно бизнес-способностей Вовы Грязнова. Тот еще в конце службы страдал каким-то болезненным увлечением откровенно безумными проектами, вроде переоборудования старых подводных лодок в подводные же танкеры для перевозки нефти в пустых ракетных шахтах или налаживания производства ветрогенераторов на мощностях военных судоремонтных заводов. Причем, по его словам, все начальство от штаба дивизии и до администрации Президента было в курсе и полностью «за». Естественно, ничего никогда у него не срасталось, а если он и пытался что-то подобное начальству предлагать, – оно, начальство, гнало его поганой метлой, вполне ожидаемо предлагая сосредоточиться на выполнении служебных обязанностей и не засирать всякой… ерундой мозги себе и другим. Для Родиона сложность состояла в том, что служили они с Володей на одном корабле, да к тому же Грязнов был старпомом, то есть непосредственным Родиным начальником, поэтому Раскольников вынужденно был постоянным, но отнюдь не благодарным слушателем всех этих химерических планов. Вот и сейчас Родион был на двести процентов уверен, что эта Грязновская «Супертема» – из той же оперы, что и все подобное из их флотского прошлого, но встретиться согласился. Все же, какой-никакой, а товарищ по службе, с Севера ни разу не виделись, да и любопытно все же будет узнать, как человек устроился в мирной жизни с такими-то тараканами в голове.

Встретились в каком-то кафе в центре города. Заведение было – так себе, под стать, как выяснилось, и Володиной «Супертеме» (что, впрочем, и ожидалось). После традиционных взаимных расспросов о житье-бытье Грязнов отодвинул кофейную чашку и торжественно шмякнул на стол увесистую папку.