Читать онлайн Клуб анонимных цариц

© Винтер А.,2025

© Оформление. ООО «Издательство „Эксмо“», 2025

Все события данной книги вымышлены, а совпадения случайны.

Пролог

Тяжеловесный, высокий мужчина, что стоит, скрючившись, у каменной стены, решает продолжить свой путь или хотя бы попробовать, хотя это – бесполезная трата сил. В висках бухает набат, а глаза заливает холодный пот – или же это слезы отчаяния? Тьма все сгущается, а может, ему это только кажется, ведь редкие фонари горят все тусклее и тусклее. Впереди лишь узкая улочка, мощенная булыжником, убедительная имитация старинной брусчатки, невысокие дома с редкими вывесками на чужом языке. Облизнув пересохшие губы, он чувствует на них соль. Море совсем рядом. И он упрямо идет к нему, думая, что там станет легче. В этот поздний час за темными окнами курортного городка не движется ни одна тень. Жизнь замерла где-то час назад, так что высокому мужчине не повезло. Чуть раньше его могли бы заметить и оказать помощь, но сейчас на улице пусто. Торговцы появятся не раньше десяти, открыв лавчонки со специями и фруктовым чаем, что наливается красным в прозрачном стаканчике в форме тюльпана. Пятно на рубашке мужчины тоже красное, но куда темнее. В предрассветный час все куда темнее, поскольку ночь неохотно уступает свои права. Телефон мужчина уронил где-то раньше и сейчас вроде бы вспоминает: да, тот жалобно брякнул о мостовую и, может, даже разбился. Это была его единственная попытка вызвать помощь до того, как в голове помутилось от потери крови.

Высокий тяжеловесный мужчина, спотыкаясь, волочит ноги, бредет вдоль бесконечных каменных заборов улицы Сюмбуль и, ориентируясь на далекий шум волн, сворачивает не туда, в сторону, противоположную крохотному отелю с громким именем греческого морского бога. Он все шагает, не зная куда и откуда. Все, что он должен делать, это двигаться, переставлять непослушные ноги, пока они еще могут его нести. Шум прибоя в ушах затихает с каждым шагом. Если бы ему хватило сил дойти до «Тас Мотеля», он мог бы свернуть на улицу Каранфил, где больше шансов встретить прохожих, а оттуда, пройдя по каменистым улочкам, добраться даже до храма Аполлона, чьи руины привлекают сотни туристов, там даже ночью можно встретить загулявших зевак. Если бы он хоть на минуту оглянулся, то сообразил бы, что помощи ждать неоткуда, он один-одинешенек в чужой стране, и лучшее, что он мог бы сделать, это остановиться и сберечь остатки сил. Но он тратит их, чтобы пересечь улицу Сюмбуль, шатаясь как пьяный. Подняв свободную руку, вытирает пот и в предрассветной тьме видит дверь. Это ворота из стали, за которыми скрывается гараж, и они открываются, а внутри горит свет. Высокий мужчина делает в их сторону слишком быстрое для его состояния движение и снова падает, сперва на колени, а затем, осознав, что подняться уже не может, на бок, зажмурившись от боли. Оторвав руку от раны, он тянет ее к открытому гаражу и хрипит, пытаясь привлечь внимание человека, который, кажется, собирается куда-то выехать на своем внедорожнике и, если сделает это, непременно перемелет колесами тело почти мертвеца.

Небо на востоке светлеет. Хозяин гаража забирается в машину и включает фары. Их лучи бьют в стену напротив. Мотор автомобиля рычит, внедорожник медленно выкатывается из гаража, и теперь его фары выхватывают тело в светлом костюме из льна. Высокий мужчина понимает, что его заметили, и с облегчением выдыхает, закрывает глаза и переворачивается на спину. В эту минуту он пытается вспомнить лицо своего убийцы, которое на мгновение показалось ему знакомым, но у него ничего не выходит. Сознание путается. Высокий мужчина, чье сердце бьется все тише, беспомощно улыбается. Ему хочется открыть глаза, но он уже не может это сделать. И в эти последние для себя минуты угасающая память милосердно подсовывает ему почти безмятежную картинку: хрупкая девочка вращается на льду и взлетает в воздух. Он отчетливо видит ее лицо с огромными голубыми глазами, слышит смех, ликование трибун, а потом кто-то выключает в его голове прожекторы. В надвигающейся тьме девушка в коротком ярком платье ускользает от него все дальше, а музыка стихает, пока не замолкает совсем. И к тому моменту, когда хозяин гаража решает вызвать полицию, высокий мужчина уже мертв.

Глава 1

На трибуне так холодно, что Полина кутается в плотную толстовку, но от той нет никакого толку, и она трясется всем своим телом, но не уходит, смотрит – жадно впитывает – программу новоиспеченной чемпионки мира. На льду Алиса Серебрякова, звезда, царица льда, роскошная, красивая и талантливая. Ее катание настолько невесомо, что кажется, будто фигуристка парит в воздухе. Этого нельзя добиться никакими тренировками, с этим нужно родиться. Глядя, как Серебрякова приземляется после двойного риттбергера, Полина с завистью думает, что Алиса легка, как пушинка. Полина переводит взгляд на собственные ноги, которые кажутся ей слоновьими. Поодаль за прокатом наблюдают двое: тренер Серебряковой Софико Торадзе и Артемий Солнцев, который работает с Полиной. Оба сосредоточенны, почти злы, хотя Алиса бесподобна, но тренер всегда найдет огрехи. Программу для Серебряковой придумывал как раз Солнцев, и Полина чувствует жгучую зависть. Ее собственная программа кажется ей примитивной и убогой. Но чемпионки всегда получают самое лучшее.

В спирали Шарлотты Серебрякова великолепна, как фарфоровая статуэточка. Поодаль сидят девчонки из команды и негромко переговариваются, обсуждая Алису, но Полина уже не смотрит на нее. Ее взгляд прикован к профилю Солнцева, который то и дело недовольно поджимает губы, но в глазах его читается восторг.

На нее он так не смотрит. Никогда.

Серебрякова завершает программу и, уперев руки в бока, с хмурым видом медленно подъезжает к бортику послушать замечания. Девчонки поднимаются, берут сумки и пробираются к выходу, больше им смотреть не на что. Проходя мимо Полины, Ксения Журавлева окликает ее:

– Поль, ты домой не идешь?

– Я еще посмотрю, – чуть слышно отзывается она. Ксения хмурится и оборачивается: на льду пусто, смотреть больше не на кого, через полчаса сюда влетят хоккеисты. Затем ее взгляд натыкается на Солнцева. Ксения криво усмехается и глазами показывает подружкам на Полину, а потом на тренера. Те так же гадко ухмыляются. Полина делает вид, что не замечает.

– Ну, пока, – прощается Ксения.

– Пока, – шепчет Полина, не глядя на нее. Пусть думают, что хотят. Если Солнцев сейчас уйдет один, она последует за ним, чтобы поговорить. Он должен оценить ее старания, она уже очень многого добилась, причем за короткий срок. Но Солнцев уходит вместе с Торадзе, а следом за ними, понуро опустив голову, удаляется Серебрякова, скорее всего, ей сейчас достанется, хотя никаких огрехов в ее прокате Полина не видела. Разговор тренеров может затянуться, но она готова подождать.

В животе вдруг начинает бурчать. Полина стремительно вскакивает и несется в туалет, врывается в свободную кабинку, падает на колени и извергает скудное содержимое желудка в унитаз. Отплевываясь и откашливаясь, вытирает слезы, потом замечает, что пряди волос испачканы комочками рвоты. Морщась от отвращения, она стирает слизь с волос кусками туалетной бумаги и нажимает на смыв. В раздевалках есть душевые, и пока еще она успевает привести себя в порядок.

Полина раздевается и становится под душ, яростно смывая с себя остатки рвоты и слез. Легкий макияж накрылся, но лучше уж эта стерильность, не скрывающая мешков под глазами и пересохших губ, чем кислая вонь. Шампуня в бутылочке не осталось, и Полина набирает туда воды и льет пузырящуюся жижу на волосы, яростно втирая ее в кожу, но, даже смыв мыльную пену в третий раз, чувствует слабый тошнотный запах.

Когда она, голая, выскакивает в раздевалку, там уже стаскивает с себя спортивный костюм Серебрякова. Алиса швыряет вещи в сумку не глядя, поднимает голову на Полину и кивает с полным равнодушием, после чего, обернувшись большим полотенцем, идет в душ, едва не врезавшись плечом в Полину. Та шарахается в сторону и заискивающе говорит:

– Привет.

Алиса не слышит, но Полине все равно. То, что Серебрякова здесь, означает, что их обсуждение с Солнцевым закончилось, и если Полина поторопится, то успеет поговорить с ним. Она торопливо натягивает спортивный костюм и, не досушив волосы, спешит к выходу, попутно прокручивая в голове, что она скажет тренеру. Бежать по лестнице ей тяжелее всего, в висках вдруг начинает биться кровь, в глазах темнеет. Чтобы не упасть, она хватается за перила и шарит в кармане, нащупывая баночку со взбадривающими таблетками. Внизу, в холле, мелькает знакомый силуэт. Полина чертыхается, закручивает крышку баночки и ускоряет шаг.

Артемий уже на улице. Он быстро шагает к своему «мерседесу», холодный ветер раздувает его длинные волосы. Полина догоняет его у самой машины. В голове мелькает трусливая мысль: что скажет мама, если узнает, что дочь как дура втюрилась во взрослого мужчину, да еще своего тренера. Она торопливо вышвыривает мысль из головы и робко улыбается:

– Здравствуйте.

Солнцев неуклюже оборачивается и дежурно улыбается, но ей кажется, что он искренне рад ее видеть.

– А, Поля… Здравствуй. Как ты себя чувствуешь?

– Я? Нормально, – пугается Полина. – Почему вы спрашиваете?

– Ну, мне врач вчера сказал, что ты упала после тренировки. Ты не болеешь? Мне кажется, ты как-то осунулась.

– Да все в порядке, – улыбается Полина и думает: какой заботливый, переживает за ее состояние. – Я следую вашим указаниям, сижу на диете. Результат впечатляющий, еще буквально пара кило – и я войду в нужный вес. Мне все лучше даются прыжки, я заметила.

– Ну правильно, ты же легче становишься, – согласился Солнцев. – Мне ехать надо. Тебя подкинуть куда-нибудь? Или ты на такси?

– Меня…

Ей хочется сказать – до дома, и лучше до твоего, где я могу принадлежать тебе без остатка, где ты заметишь, на что я пошла ради тебя, тебя одного, без оглядки на медали, места и статусы. Но вместо этого она произносит непослушным языком:

– До метро, если можно.

Настоящий мужчина, думает она, когда он галантно распахивает перед ней дверцу своего двухместного «мерседеса» и усаживает внутрь, словно она из хрусталя, будто и не было тех дней, когда он орал на нее на катке, уверяя, что она жирная корова, которой по ошибке выдали коньки, и ничего в этой жизни не добьется. А она плакала в раздевалке, на глазах у девчонок, которые молчали и не пытались утешить. Но он, безусловно, прав. Тренер должен быть жестким, иначе ничего не получится.

В его машине пахнет кожей, автомобильным парфюмом и мужчиной. А еще машина успела остыть, и Полине холодно, смертельно холодно. Она потирает свои посиневшие пальцы. Солнцев, сев за руль, сразу замечает это, включает печку и вдруг берет ее ладошки в свои.

– Замерзла? – участливо спрашивает он. И Полина тает от его прикосновений, откидывается на спинку сиденья и на миг закрывает глаза, а он наклоняется над ее руками и дышит на тоненькие пальцы несчастной фигуристки, что позволила себе такую откровенную глупость, как любовь.

– Лучше? – вкрадчиво спрашивает он. В глазах Артемия, черных, глубоких, как омуты, пляшут красные черти. Полина неловко освобождает ладони.

– Да, спасибо, – шепчет она.

До метро ехать всего ничего. Когда машина останавливается, Полина надеется, что Артемий передумает и отвезет ее куда-нибудь еще, не важно куда, лишь бы сидеть рядом с ним, вдыхать запах его одеколона, можно даже молчать, но лучше пусть говорит. Только не про лед, не про ее катание и тем более не про ее вес. Пусть скажет, что она красивая, исключительная и ему с ней очень повезло. Но он ничего не говорит, останавливает машину. Проезжая часть забита другими автомобилями, так что он на сей раз не бежит открыть ей дверцу и не помогает выйти. Полина выходит, забирает сумку и робко говорит:

– До свидания.

– Пока, – безмятежно прощается Солнцев. Машина срывается с места, из-под колес летит жидкая грязь. Полина вздыхает и плетется в метро, волоча ставшую неподъемной сумку. Адреналин, что поддерживал ее последние минуты, откатывается в мертвую точку. Она минует турникет и подходит к эскалатору. На ступеньках ее вновь охватывает дурнота. В метро душно. Толпа рвется к поезду, но Полина отходит в сторону и садится на скамейку. Сердце бухает в груди, словно вот-вот выпрыгнет. Она шарит в кармане и вынимает пузырек, непослушные пальцы слишком резко срывают крышку. Таблетки рассыпаются и весело скачут по полу, под ноги пассажирам, что без всякой жалости топчут их. Полина тупо глядит на них, а потом сама падает туда же, не слыша испуганных вскриков.

Мертвецу на вид было около пятидесяти. Мужчина лежал на спине, закатив глаза под набрякшие веки, отчего казался слепым. Темно-русые волосы были подернуты сединой, левая рука закрывала зияющую дыру в животе, вторая рана была выше. Дорогая хлопковая рубашка почти почернела от крови, светлые брюки были испачканы кровью почти до колен. Капли остались и на светлых туфлях, тоже недешевых. Осторожно отогнув шариковой ручкой полу рубашки, Селим спугнул жирных мух и почувствовал тошноту, будто видел покойников впервые. С трудом сдержав рвотный позыв, он поднялся и оглядел улицу. Бурые капли уходили за поворот. День обещал быть жарким, солнце стояло уже довольно высоко, поэтому покойника следовало как можно скорее убрать с улицы. Скоро к храму Аполлона потянутся туристы, и кто-нибудь обязательно потащится по улице Сюмбуль, начнет фотографировать, выкладывать фото в интернет, и тогда прости-прощай оперативность. К тому же на такой жаре труп начнет портиться очень быстро. Судмедэксперт за это спасибо не скажет. Селиму померещился тошнотворный запах, и он торопливо отвернулся.

Его дежурство завершалось, он даже сбежал из участка, под бок к своей любовнице Джайлан, молодой вдове, с которой спал уже с полгода. Она жила очень удобно, недалеко от участка, и в те ночи, что ему приходилось торчать на работе, он прихватывал рацию и шел к ней на вкусный ужин, который всегда завершался одинаково – в постели, где Джайлан с удовольствием шла навстречу всем его желаниям. Каждый раз он думал, как ночью будет мять ее мягкое рыхловатое тело, и только это могло примирить его с суровой действительностью. Дома, конечно, будет скандал. Жена Асия, как гончая, обнюхивала его одежду и каждый раз набрасывалась с яростью фурии, а он обычно отмалчивался, слишком усталый и измученный. Вот и сегодня Джайлан в порыве страсти расцарапала ему спину, хотя он всегда просил ее быть осторожнее, но она объясняла, что не может сдерживаться. Врала, конечно. Хитрость Джайлан была шита белыми нитками: жизнь вдовы тяжела и безрадостна, тащить на себе хозяйство одной тяжело. Устранить соперницу и прибрать к рукам инспектора криминальной полиции было очень соблазнительно. Асия увидит царапины и примется орать так, что опять под окна сбегутся все соседи, а трое сыновей станут прятаться в кладовке.

Ну и пускай. Он не знал, зачем остается с этой давно нелюбимой женщиной, утешал себя, что ради детей, но это было враньем. По городу, в самых разных районах, Селима ждали несколько женщин, готовых принять его в любое время. И его это устраивало, поскольку каждой он мог сказать, что женат и ничего не может изменить.

– Ты сокрушительно красив, – шептала ему Джайлан по ночам. Ей нравилось это слово: «сокрушительно», Джайлан применяла его по поводу и без, что всегда выглядело смешно или мило. Вроде фразочки: «Иди ужинать, я приготовила тебе сокрушительно огромную отбивную» или же: «Сегодня ты был просто сокрушителен, мой тигр». Селим смеялся, отмахивался, но ее лесть грела сердце. Жена уже давно не говорила ему ничего приятного.

В воздухе чувствовалась горькая соль. До моря тут было рукой подать, быстрым шагом можно уложиться в четверть часа. Деревья вокруг давно покрылись красными и желтыми цветами. Самое благодатное время, потом наступит сезон удушливой жары, когда на улицу не выйти, а служебная форма после целого дня стоит колом. Селим бросил взгляд в сторону служебного «Форда Транзит», где можно было включить кондиционер на полную и немного подремать перед возвращением домой.

– Что скажете, инспектор? – с жадным интересом спросил Карталь, совсем еще молодой, лет двадцати с небольшим, полицейский, стажер с тонкими редкими усиками под носом, излишне суетливый и нервный, как молодой доберман, талантливый, но бестолковый. Селиму уже надоело показывать сопляку мастер-класс, и потому он спросил:

– Карманы проверили?

Карталь кивнул и дернул подбородком в сторону патрульного «фиата», где прямо на капоте было разложено барахло покойного. Конечно, никакого паспорта, портмоне и телефона. То ли таковых не не имелось изначально, то ли их уже увели воришки. Улов оказался небогат: пачка сигарет, зажигалка и пластиковая карта-ключ с выдавленными на ней цифрами. Названия отеля на карте не было, что, конечно, сильно осложняло процесс.

– Здесь поблизости куча хостелов и отелей, – важно сказал Карталь. – Он наверняка жил в одном из них. Я займусь этим, если вы не против.

– Не против, – скупо кивнул Селим. – Только он вряд ли жил рядом.

– Почему?

– На ключе четыре цифры. Значит, отель довольно большой, а тут преимущественно двух- или трехэтажные. И еще момент. Пойдем, покажу.

У трупа суетилась Нехир, осматривающая повреждения. Увидев приближающегося начальника, она пальцами в резиновой перчатке осторожно убрала со лба волосы и отодвинулась в сторону. Селим наклонился над телом и указал пальцем на запястье покойника.

– Нет отельного браслета. Нет обручального кольца. Ищи крупный отель, в котором гостям не выдают опознавательных знаков и куда заселяют одиноких мужчин, хотя, конечно, его статус под вопросом. Он мог жить со спутницей, мог просто не носить обручального кольца, но все-таки проверь, это может быть зацепкой. И обрати внимание на русских.

– Почему на русских? – спросил Карталь, старательно внося указания в записную книжку мобильного. Селим осторожно указал на массивную золотую цепь и перстень с крупным красным камнем.

– Это не наше золото, да и вообще оно не с Востока. Видишь, красноватый отлив? И сама форма украшений. Старая школа Союза, безвкусица и варварство. Очень грубая работа, такое сейчас давно не делают. Что свидетель говорит?

– Ничего. Он, как обычно, встал рано утром, позавтракал, открыл гараж и собрался выехать на работу. Он развозит воду по офисам и потому всегда выезжает рано. Увидел мужчину и сперва подумал, что пьяный, а потом разглядел кровь, испугался и позвонил нам.

– Он не пытался оказать ему помощь?

– Нет, сказал, что было очень страшно, он даже из машины не вышел. Утверждает, что до нашего приезда просидел внутри. К покойнику якобы никто не подходил.

– Якобы?

Карталь пожал плечами: это не проверить с ходу. Селим поглядел на улицу и вздохнул, после чего вновь повернулся к Карталю.

– Добеги вечером до бара «Пасакой» и ресторана «Терраса». Поспрашивай тамошних шлюх и персонал, может, они смогут его опознать. Это единственные места, где такой человек стал бы ужинать. Отправь свидетеля к нам в отдел, его надо потрясти, может быть, он врет, что не трогал тело, или видел, как к покойнику кто-то подходил. Я сам его допрошу.

Карталь почтительно кивнул и ушел. Селим повернулся к Нехир, которая жадно пила из пластиковой бутылки воду.

– Что можешь сказать?

– Думаю, это действительно русский, если судить по лицу. Славянский тип. На золото я тоже обратила внимание. Одежда недешевая, но и не люксовая, такую в любом нашем гипермаркете купишь. Загар с красноватым отливом, свежий, то есть на солнце он недавно и слегка подгорел.

– А по ранам?

Нехир неопределенно пожала плечами.

– Навскидку – работал не профи. Раны серьезные, но, если бы его сразу положили на операционный стол, он бы выжил. Киллеры так не работают, возможно, пьяная драка, но я не уверена, от него не пахнет алкоголем. По сути, смерть наступила из-за большой кровопотери. Ударили его не здесь, но вы, я думаю, и сами это поняли, инспектор. Я быстренько пробежала по каплям крови. Он прошел почти полкилометра, несколько раз останавливался и, наверное, пытался достучаться до жителей домов, но его не услышали. Удары наносились немного снизу, и не сказала бы, что с большой силой.

– То есть ты имеешь в виду, что нападавший был ниже ростом?

– Скорее всего, – ответила Нехир. – Целили в жизненно важные органы, но не попали. Это могла сделать и женщина. Предварительно по орудию убийства – нож с коротким и очень острым лезвием, но я это только после вскрытия точно скажу. Видимых следов борьбы нет, наверняка нападение было неожиданным. Если вы не против, я отправлю тело в морг, здесь из него уже ничего не выжать.

Селим скупо кивнул и двинулся по улице Сюмбуль, вглядываясь в брусчатку. То на одной, то на другой плитке виднелись кровавые капли, где-то образовывая небольшие лужицы. Этот мертвый мужчина делал небольшие передышки, позволяя жизни утекать сквозь окровавленные пальцы. Вглядываясь в багровый след, Селим едва не врезался в Карталя, который шел ему навстречу, размахивая прозрачным пакетом.

– Кажется, я нашел телефон жертвы, – сказал он. – Валялся у стены, весь в крови. Наверное, мужчина выронил его. А еще я обнаружил, где его ударили. Там больше всего брызг крови, даже на цветах есть. До этого места крови нет.

– Позови Нехир и проводи нас, – скомандовал Селим. – Не забудь отдать ей телефон. Он, кстати, включен?

– Экран треснул. Включить его я не смог, возможно, телефон разбит или просто разрядился, – отрапортовал Карталь и, козырнув, убежал. Селим посмотрел ему вслед и сделал зарубку: напомнить Карталю, если он оперативно не сможет опознать пострадавшего, обратиться в туристическую полицию за помощью. В Сиде отелей предостаточно, а на всем Анталийском побережье их не счесть. Хорошо бы раскрыть дело по горячим следам, и просто прекрасно будет, если жертвой стал просто турист, которого пытались обокрасть местные бандиты. Гораздо хуже, если убитый окажется кем-то важным, как в две тысячи шестнадцатом году, когда убили русского посла. Селим тогда еще только начал служить, но прекрасно помнил аврал и суматоху, которая охватила полицию Турции после выявления причастности к убийству одного из сотрудников. Внутреннее дело – это внутреннее дело, но, если речь заходит о важной шишке из заграницы, все меняется.

Место предполагаемого убийства выглядело вполне спокойно. Судя по брызгам крови, на мужчину напали почти у поворота на улицу Чагла. Нехир с интересом разглядывала кровавые капли и рыскала по редкими кустам в поисках улик. Селим оглядывался по сторонам с недоумением. Карталь, что помогал Нехир в поисках, оказался поблизости и вопросительно уставился на шефа.

– Что он тут делал? – спросил Карталь. – Тут же ничего нет: ни магазинов, ни баров. Дальше есть бургерная, но она не работает ночью.

– А мотели?

– Я был в обоих. Похожий мужчина в них не останавливался, если верить дежурным администраторам. Я попросил записи с видеокамер, может быть, он на них попал, когда проходил мимо.

– Машины тоже проверь, – приказал Селим. – Не пешком же этот франт сюда пришел среди ночи. И еще пробегись вперед, может быть, найдешь где-то поблизости машину, которая может ему принадлежать. Сделай запрос в службы такси.

Нехир закончила со сбором образцов и подошла к Селиму, почтительно дождавшись, пока он закончит разговаривать. Едва он обратил на нее внимание, сказала:

– Его, скорее всего, ударили здесь. Брызги крови весьма характерные. Орудия преступления нет, но я обнаружила окурок, который соответствует марке сигарет, найденных у убитого. Я не нашла следов борьбы, думаю, для жертвы это было неожиданностью. Думаю, он кого-то здесь ждал.

– Ждал и дождался, – задумчиво сказал Селим. Эта улочка была идеальна для тихого убийства. Шансов, что кто-то увидит нападение, явно немного. Ни лавок, ни магазинов, ни мотелей, открытых ночью, поблизости нет. – Сколько он мог пройти с такими ранениями?

– Мне сложно сказать без вскрытия. Очень уж широкая временная шкала, навскидку от минуты до пары часов. Я не нашла отпечатков шин или обуви, – виновато сказала Нехир. Селим скупо кивнул, на раскаляющемся асфальте вряд ли можно было что-то найти. Обращаясь больше к себе, чем к ней, Селим спросил:

– Это могла быть случайная жертва?

– Не мое это дело – предполагать. Но вряд ли, – отозвалась Нехир. – Всякое, конечно, бывает, только мне слабо верится в нападение пьяного забулдыги. Это следует из характера ранений и следов на месте преступления.

– Вот и мне не верится, – ответил Селим.

Допрос свидетеля ничего не дал. Перепуганного шофера доставили в участок, промариновав там почти три часа перед тем, как с места преступления вернулся Селим, усталый, злой и голодный. Несмотря на то что его ночное дежурство закончилось, он предпочел сам допросить мужчину. Шофер, просидевший в душной комнате, изрядно вспотел, рубашка в подмышках была абсолютно мокрой, с лысины тоже стекали вонючие капли. Комната для допросов, в которой якобы случайно позабыли включить кондиционер, провоняла так, что Селим невольно поморщился. Толку от этой жертвы не было. Шофер стоял насмерть, уверяя, что тело не трогал, а больше никто до приезда полиции на месте не появлялся. Нехир уехала в лабораторию, Карталь шерстил гостиницы. Прочитав сводку происшествий, Селим не нашел там ничего, что могло бы навести его на след преступника или жертвы, и потому с чистой совестью поехал домой, на улицу Думлупынар, отсыпаться.

Старый родительский дом встретил Селима визгом детей, что бегали по двору и обливали друг друга из водяных пистолетов. Едва он вошел, как получил струю воды прямо в живот. Это постарался средний сын Гохан, испуганно выпучивший глаза. Холодная вода на тот момент была даже облегчением, она смывала въевшийся запах допросной, так что ругать сына Селим не стал, лишь нахмурил брови. Мальчишки, видя, что отец не в духе, поспешили убраться с глаз долой.

Асия была откровенно зла и на мужа даже не посмотрела, лишь проворно накрыла на стол, но тарелки ставила, словно швыряя, с грохотом, показывая свое недовольство. Селим разделся и бросил пропотевшую одежду на полу в ванной, забрался в душ и с наслаждением подставил гудящую голову под струю прохладной воды. Та была чуть теплой – бочка на крыше не успела как следует нагреться, воду в доме, как и повсеместно, в сезон грело солнце, жаркое и бесплатное. Сквозь полупрозрачную пластиковую занавеску Селим увидел, как в ванную неслышно вошла Асия, подобрала его одежду и поднесла к носу, пытаясь учуять запах соперницы, после чего затолкала все в стиральную машину. Дождавшись, когда жена выйдет, Селим закрыл воду, вытерся и, как был, голый направился в спальню, оставляя на полу влажные следы. Вытянув из шкафа чистое белье и футболку, он прошел в маленькую кухоньку.

Чечевичный суп остыл, но он не стал привередничать. Лицо Асии предвещало грозу, а он слишком устал, чтобы ругаться, все и так шло наперекосяк, последняя ссора кончилась скверно. Едкие духи Джайлан остались на его коже. Асия учуяла их и, растопырив пальцы, попыталась расцарапать его лицо, а он оттолкнул ее так, что она упала на пол и долго кричала, скорее от злости, чем от удара. Больная ревность Асии словно толкала Селима в объятия других женщин, а может, он таким образом пытался себя оправдать. Не доев суп, отодвинул тарелку.

– Что? – ядовито усмехнулась Асия. – Ее мерджимек-чорбасы вкуснее моего, раз ты и половины съесть не можешь?

– Жена, не начинай, – грозно сказал Селим, но его тон на нее давно не действовал. Темные как ночь глаза Асии начинала заволакивать мутноватая пленочка.

– О, я еще не начинала, – истерично завела она привычную песню. – Может, твоя рыжая шлюха немного напряжется и будет готовить для тебя, а еще стирать, гладить, чистить твою обувь? Я была бы рада! Почему ей достается сладенькое, а меня сделали какой-то служанкой? Я была бы не против, если бы она простирнула и мои вещи, а также одежду наших детей. Или ты уже сделал ей маленького ублюдка, который будет объедать твоих сыновей?

Селим встал, но Асия преградила ему дорогу.

– Ты тратишь деньги своих детей на эту шлюху. Когда-нибудь потом они придут плюнуть на твою могилу, припомнив, что ты променял их на нее.

– Когда-нибудь ты задохнешься от собственной злобы, – ответил Селим. – Или я пришибу тебя.

– О да, ты только это и можешь, бить женщин, слабак! – яростно воскликнула она. Селим оттолкнул ее с дороги, Асия врезалась в дверной косяк, чуть демонстративнее, чем должна была, и взвыла. Мальчишки во дворе притихли. Селим подумал, что завтра все вокруг будут обсуждать, что инспектор Селим Курт бьет свою несчастную жену, Асия разнесет молву по соседям с садистским наслаждением. Рано или поздно это станет проблемой. Начальство уже пару раз тонко намекало, что рукоприкладство в семье до добра не доведет. Шеф был воспитан в старых традициях и считал, что для послушания женщину иногда стоит поколачивать, но навязанные извне европейские догматы делали свое дело, и потому приходилось им соответствовать, по крайней мере, внешне. Мусульманские традиции сопротивлялись изо всех сил, но иногда нужно было кого-то наказать в назидание. Если Селима понизят или выкинут с работы совсем, Асия на микросекунду будет рада. Потом, когда в дом придут тяжелые времена, она, конечно же, пожалеет, но никогда не признает себя виноватой. В ее истериках было много ненормального, когда она впадала в ярость, Селим думал, что женился на сумасшедшей, но потом приступы проходили, и она вновь становилась доброй и услужливой. Вот только промежутки от приступа до приступа становились все короче с каждым годом.

Сон прошел. Селим вышел во двор, сел на крыльцо и закурил. Асия рыдала в доме, выбрав место у окна, где ее могли услышать соседи. К Селиму подошел их пес, безродный Арас, уселся рядом и привалился широкой спиной, чеши, мол. Селим почесал собаке между лопаток и похлопал по спине. Пес блаженно закатил глаза, а когда Селим прекратил, повернул на него лобастую голову, мол, что за дела, продолжай. Селим погладил собаку между ушами и, бросив окурок, пошел спать, поставив телефон на беззвучный режим. В кровати, сминая подушку, быстро выбросил из головы ссору с женой и уснул.

Солнце уже начало свой путь к закату, когда Селим открыл глаза. Он спал слишком долго, головная боль сразу ударила в затылок. Он поморщился и встал. У изголовья кровати на тумбочке стоял стакан воды и лежали таблетки анальгина, принесенные Асией. Сама она хлопотала на кухне и даже напевала себе что-то под нос в такт веселой мелодии из звуковой колонки. Выплеснув на него свою агрессию, Асия пришла в хорошее расположение духа. И так было всегда. Если Джайлан получала свои оргазмы, отдаваясь Селиму, то Асия ловила кайф от истерик и скандалов.

Сообщений в телефоне было несколько, но ничего важного, кроме разве что радостного голосового от Карталя, который просил разрешения приехать и все доложить лично. Селим подумал, что отчет может подождать до утра, но ему хотелось побыстрее разделаться с убийством, и потому он благосклонно разрешил.

Карталь прибыл через час, раздувшись от важности. При посторонних Асия вела себя пристойно и даже не пыталась разыгрывать драму, особенно если это были подчиненные мужа. Карталь бывал в их доме часто, и даже пес его знал, облаивая скорее для порядка, после чего терял к нему интерес. Поужинать Карталь отказался, потому Асия подала ему чай. Усевшись за стол, Селим приготовился слушать. Обзвон гостиниц дал положительный результат.

– Я установил личность убитого, – важно сказал Карталь. – Вы были правы, это действительно русский. Его зовут Артемий Солнцев. Он остановился в отеле «Кристал Сансет» два дня назад, проживал там один, прибыл поздно, переночевал и пропал. Я осмотрел номер, но ничего интересного не нашел, там почти нет багажа, что мне показалось странным. Запрос в миграционную службу выдал очень интересный результат. Солнцев не турист, он прибыл в Анкару по рабочей визе еще две недели назад. А еще у него два паспорта, второй – Канады, выдан совсем недавно. Я сделал запрос, но по виду паспорт настоящий, двойное гражданство с Россией разрешено. Знаете, чем он занимался?

– Нет, но ты мне скажешь, – ответил Селим.

– Он в недавнем прошлом заместитель министра спорта в одном из городов России, а еще тренер по фигурному катанию. Его наняли, чтобы он подтянул наших фигуристов.

– У нас есть фигуристы? – удивился Селим. Карталь скривился.

– Весьма посредственные. Так вот правительство решило, что нужно сделать этот вид спорта в Турции более престижным, и Солнцева пригласили в качестве специалиста. Я поискал о нем информацию в Сети, оказывается, у него впечатляющий послужной список. Он и сам катался в молодости, был чемпионом мира, потом травма, до Олимпиады так и не дошел. Начал тренировать, сперва пары, потом женщин, был постановщиком ледовых шоу, потом ушел в политику, получил должность. Словом, человек непростой. Ему сняли квартиру в Анкаре, там он и жил. В Турции и раньше бывал неоднократно, но ни в чем предосудительном замечен не был. Имеет недвижимость в Анкаре и на побережье, но там не живет, сдает через агентство.

– Что он делал в Сиде? Здесь как-то негусто с катками и фигуристами.

Карталь пожал плечами.

– Это пока неизвестно. Эксперты пытаются разобраться в его телефоне, к сожалению, при ударе аппарат сломался, так что пока из него мало что извлекли. Но самое интересное, Селим-бей, что прямо перед тем, как я поехал к вам, в отдел позвонили из Интерпола и очень интересовались нашим покойником. Объяснений я не получил, но они еще с вами свяжутся. Фамилия агента Лонго.

– Интерпол, говоришь, – задумчиво протянул Селим.

Интерпол не волнуют смерти случайных туристов, если только те не стали жертвами серийных или наемных убийц, террористов или банд. Интерполу глубоко плевать и на кончину иностранцев, получивших рабочие визы, если только те не занимаются чем-то нелегальным. Возможно, международную полицию заинтересовала бы смерть известной медийной личности, но на эту роль тренер Солнцев как-то не очень подходил. Однако реакция Интерпола была молниеносной: едва Карталь установил личность покойника, как это стало известно там. Солнцев был в разработке Интерпола? Очень интересно…

– Нужно изъять вещи из гостиницы, – приказал Селим. – Может, мы что-то там найдем. Ничего подозрительного не увидел в его номере?

– Я бы сказал: там излишне чисто. Даже если что и было, номер уже успели вылизать до моего приезда, а горничная, которая убирала там накануне, сегодня отдыхает, я пообщаюсь с ней завтра. Но я поворошил вещи, не знаю, что мы можем там найти. У него с собой были только плавки, пара маек и шорты. Он явно не планировал оставаться надолго. Даже чемодана нет, небольшой рюкзак, и все…

Слова Карталя прервал звонок. Это была Нехир. Выслушав ее сообщение, Карталь отрапортовал:

– Она продолжает разбираться с трупом, но ребята из IT-отдела кое-что выудили из его телефона. Есть несколько номеров, на которые он звонил. Но самым последним был вызов такси. Он сделал его из ресторана «Британия» и поехал в бар «Элвис», который находится неподалеку от улицы Сюмбуль. Это было за пару часов до его предполагаемого убийства.

– Из ресторана в бар на другом конце города просто так не ездят, – сказал Селим. – Вряд ли в ресторане он не нашел бы цыпочку себе по душе. Узнай, с кем он ужинал, и попробуй выяснить, что ему потребовалось в баре. Он там явно с кем-то встретился.

– Я съезжу туда вечером и поспрашиваю, – сказал Карталь. – Утром покойничка никто не вспомнил, в заведении, кроме уборщиков и бармена с новой смены, я никого не застал. Заодно запрошу видео с камер и поищу таксиста, который его вез, может быть, он что-то видел или слышал. Здесь ведь куча народу говорит по-русски. Мне видится, что русскому мужчине захотелось приключений, он поехал в бар, снял себе шлюху, а потом что-то не поделил с ее сутенером и получил два удара ножом. Сутенер испугался и убежал, не добив жертву.

– Не вяжется, – покачал головой Селим. – Его нашли слишком далеко от бара, с него не сняли золото, и им интересуется Интерпол. Рано делать выводы.

– Думаете, будет скандал? – осторожно поинтересовался Карталь. Селим пожал плечами.

– Посмотрим. Чего гадать раньше времени.

Селим проснулся рано, задолго до будильника, но Асия уже не спала, брякала посудой на кухне: готовила завтрак для семьи. Селим нашарил на тумбочке телефон, отключил от зарядного устройства и торопливо посмотрел сообщения. Не найдя ничего интересного, нехотя встал и пошел в душ. За ночь вода в бочке на крыше остыла, но мыться прохладной было даже приятно.

Селим вытерся полотенцем, оделся и, проигнорировав недобрый взгляд жены, вышел на улицу. Потрепав сонного пса по голове, сел в машину и поехал к морю. До начала рабочего дня было еще больше трех часов. Домчав в рекордные минуты до берега, Селим снял форменные ботинки, носки и босиком прошел по гальке к воде. Соленые синие волны, еще не прогретые солнцем, обдали его пеной. Постояв с минуту в воде, Селим сел на белую гальку и уставился на горизонт, где вдали едва виднелись прогулочные яхты. Еще с детства он, тощий паренек, знал этот район Сиде как свои пять пальцев. У родителей была неподалеку лавчонка, где они, с трудом сводя концы с концами, торговали хозяйственными товарами, пока постепенно не перешли на всякую дребедень для туристов. В сезон лавка приносила более или менее стабильные деньги. Сытые немецкие бюргеры, облюбовавшие Турцию, частенько заходили в лавку на пути к базару. Потом Анталийское побережье оккупировали русские туристы, и поток стал больше. Но в октябре количество приезжих сходило на нет, и долгие зимние месяцы приходилось экономить на всем. Так продолжалось несколько лет, пока отец не слег и не продал лавку. Если повернуть голову от моря влево, сейчас еще можно увидеть крышу мечети по соседству, но лавки семьи Курт на этом месте уже не было. Там давно разместился трехэтажный магазин с кожаными куртками и шубами.

В те времена, когда Селим был мальчишкой, этот район считался почти захолустьем. Все достопримечательности находились в другой стороне, место привлекало только любителей дешевого жилья. Здесь почти не было многоэтажек, только дома давно прижившихся семейств с фамилиями Курт, Оздемир, Кылыч и Озкан, в той или иной степени состоящих друг с другом в родстве. Каждый день вместе с окрестной ребятней Селим бегал по берегу моря, когда был свободен, ведь в каникулы он тоже работал в лавке, и первым, что он видел утром, если ему приходилось ночевать на чердаке, чтобы открыть торговлю пораньше, была бескрайняя небесная синева, сливающаяся с такой же же бескрайней синевой моря. Волны несли белые полосы морской пены, а над ними кружили чайки.

В свободное время Селим убегал на берег и сидел на гальке, поедая балык-экмек и таращась на яхты богачей. Тогда он еще не думал, что пойдет в полицию, навсегда поставив крест на семейном бизнесе. Ему грезились морские путешествия, и он очень долго мечтал о мореходной школе, но это было хлопотно и дорого. Здесь же, на берегу, он всерьез начал засматриваться на свою соседку, дочку торговца Асию Озкан, а родители, заметив его интерес, поспешили их сосватать. За Асию давали неплохое приданое, и, получив ее в жены, Селим думал, что его семейная жизнь состоялась. Ему и в голову не могло прийти, что покорная и робкая Асия всего через несколько лет превратится в монстра. Ее вспышки ярости на пустом месте всегда были неожиданными, дикими и неоправданно жестокими. Селиму стыдно было признаться, что он боится жены. Притерпевшись, он не мог не признать, что иногда, поругавшись с ней на ночь глядя, спит чуть хуже и вздрагивает по ночам при мысли, что она подкрадется и зарежет его. Каждый раз, видя взгляд ее черных, будто обращенных внутрь себя глаз, наблюдая, как она машинально, не замечая, тащит в рот пряди курчавых волос и грызет их с неистовством, Селим спешно ретировался.

Просидев у моря почти полтора часа, он нехотя поднялся, сунул ноги в туфли и побрел к машине. Конечно, он еще успел бы вернуться домой и позавтракать, но ему не хотелось видеть тяжелый взгляд Асии. Воспоминания о беззаботной юности все еще кружили ему голову. Он даже ощутил на губах знакомый рыбный вкус балык-экмека. Усевшись за руль, Селим вновь посмотрел на сообщения, поморщился и завел мотор. В участке его ждал гость, которого он не особо хотел видеть.

Первое, что увидел Селим, подходя к кабинету, это распахнутую дверь и ноги мужчины в дорогих, но уже видавших виды туфлях. Незнакомец нагло развалился в кресле для посетителей. Вместе с ним в кабинете был Карталь, судя по всему, он только что принес гостю холодный чай. Увидев шефа, Карталь чуть заметно выдохнул и, демонстративно скосив глаза на гостя, беззвучно произнес что-то непонятное. Селим махнул рукой, задержался у столика дежурного и забрал сводки происшествий, после чего прошел к себе, обогнув копающуюся в кипах бумаг старуху Фатму Четин из соседнего отдела. Она всегда прибегала к ним, ксерила документы и болтала с женщинами-полицейскими. Поболтать ей хотелось явно больше, чем поработать, ведь у нее тоже был ксерокс, и вполне исправный.

Незнакомцем оказался европеец лет тридцати с небольшим: худощавый, жилистый мужчина с хищным ястребиным лицом, короткой стрижкой, явно сделанной в недешевом месте, одетый, несмотря на жару, в темно-синий костюм. Выглядел он как с картинки, слегка напоминал Дэвида Духовны и наверняка сам это знал. Селим даже мельком подумал, что ждет, когда в кабинет войдет невысокая женщина с рыжими волосами и представится агентом Скалли. Незнакомец предъявил значок, затем протянул Селиму руку и довольно сильно сдавил пальцы. Селим подумал, что незнакомец наверняка очень потеет в своем дорогом костюме на такой жаре, и позлорадствовал.

– Агент Лонго. Интерпол, – сухо произнес мужчина. – Инспектор Курт?

– Чем обязаны? – спросил Селим и жестом пригласил инспектора Лонго присесть. Карталь застыл у дверей, дернул подбородком, мол, нужен ли я? Селим покачал головой, и подчиненный удалился, беззвучно прикрыв за собой дверь. Лонго выдержал паузу, а затем вынул из кармана телефон, посмотрел в него и сказал:

– Вчера на улице Сюмбуль был обнаружен труп российского подданного Солнцева. Вы ведь были на месте преступления?

По-турецки Лонго говорил неплохо, вот только интонации расставлял как-то странно, отчего Селиму никак не удавалось угадать его родной язык.

– Какой у Интерпола интерес к этому туристу? – равнодушно спросил Селим. Лонго чуть заметно поджал губы.

– В интересах следствия я не могу открывать всех подробностей, но, думаю, вы уже в курсе, что он вовсе не достопримечательности приехал осматривать. Скажем так: для нашего ведомства Солнцев представляет определенный интерес. Мы планировали побеседовать с ним по одному делу, но, к сожалению, не успели.

Этот выскочка в дорогом костюме, сшитом на заказ, моментально взбесил Селима своим нескрываемым высокомерием, отчего с него сразу захотелось сбить спесь. Значок агента Интерпола еще не означал, что перед ним нужно падать ниц, и уж Селим точно не собирался этого делать, хотя ему показалось, что Лонго только того и ждет.

– Долго же вы собирались, – усмехнулся Селим. – Он уже две недели как прибыл в страну, причем не впервые и абсолютно легально.

Лонго сконфуженно развел руками.

– Ну, сами понимаете, бюрократические проволочки, плюс мы не были уверены, что Солнцев тот человек, кто мог бы дать нам необходимую информацию.

– Вы француз?

Лонго слегка напрягся.

– Это имеет значение?

– Нет, я просто не могу определить ваш акцент. Так, о чем вы собирались поговорить с убитым?

– Скажем так: наши интересы лежали в экономической плоскости, – уклончиво ответил Лонго. – Мы подозревали причастность Солнцева к одной крупной афере. Большего я сказать не могу. Могу я ознакомиться с результатами вскрытия?

– Они еще не готовы, – любезно ответил Селим. – Присылайте официальный запрос, и мы вам непременно ответим в установленные сроки.

– Послушайте, – поморщился Лонго, – ну к чему эти ритуальные танцы? Я ведь в любой момент могу обратиться к вашему руководству.

– Да сколько угодно, – равнодушно ответил Селим. – Мы всегда готовы сотрудничать с Интерполом, но вы мне не начальник, зарплату не платите, и, соответственно, делиться с вами результатами своего расследования я не обязан.

Лонго неожиданно улыбнулся и моментально преобразился. От прежней агрессивной хищности мало что осталось. Селим подумал, что женщин эта улыбка просто сшибает с ног, вот только на него она не подействовала.

– А если по-дружески? – вкрадчиво предложил Лонго. – Как коллега коллеге? Мы ведь одно дело делаем.

– Чай вы уже выпили, – ответил Селим. – Так что на этом мы можем закончить расшаркивания. Я буду рад ответить вам на официальный запрос, если таковой последует. Но пока я не могу давать отчет о ходе следствия. Да и говорить еще не о чем. Два ножевых в пустом месте, ни свидетелей, ни орудия убийства. Предварительно две колотые раны нанесли ножом с односторонним лезвием. Предполагается, что удары были нанесены неожиданно, мы не нашли следов борьбы и ранений, свидетельствующих о том, что Солнцев пытался защититься. Наверное, он даже понять ничего не успел. Связи иностранца, конечно, гораздо короче, чем круг общения любого горожанина, будем искать. Но мы не знаем, чем он тут занимался и чем мог насолить кому-то до такой степени, что его пырнули ножом, причем дважды, выманив в пустой переулок. У него были враги?

Лонго не ответил. Селим усмехнулся.

– Ну же, агент? Мы ведь одно общее дело делаем или уже нет?

– Нам ничего не известно о его врагах, – неохотно признал Лонго. – Солнцев вообще всплыл в нашем деле случайно и всего один раз. В России есть предприятие, которое как-то очень странно сменило собственников, причем бывшие владельцы после продажи активов скоропостижно скончались. Предприятие функционирует до сих пор, среди совладельцев числятся граждане Турции. Стройка предприятия началась к зимним Олимпийским играм, подрядчиком тоже выступала турецкая сторона. Несколько лет все было тихо, а сейчас как будто начался стихийный передел, подозреваю, что насильственный. И один раз среди посредников выступил Артемий Солнцев. Предприятие является дочерним, к главам головной организации мы давно присматриваемся. Мы очень хотели пообщаться с Солнцевым, тем более у него не все чисто было по налогам, мы могли прижать его, но кто-то сделал это раньше.

– Вы не допускаете возможности случайного убийства? – спросил Селим. – Характер ран таков, что вряд ли работал профи.

Лонго пожал плечами.

– Я столько раз видел, что человек оказывался в ненужном месте в ненужное время, что ничему не удивлюсь. Если так, то это очень несвоевременная смерть. Солнцев был нашей единственной ниточкой, которая бы очень помогла докопаться до сути. А теперь нам некому и нечего предъявлять. Так вы покажете отчет о вскрытии?

– Он не готов, я же сказал, – усмехнулся Селим. – Но потом покажу, конечно. Что будете делать дальше?

– Копать, – уныло ответил Лонго. – Я уже обратился к российской стороне, может быть, нам что-то подскажут там. Канада нам ничем не помогла, гражданство Солнцев получил недавно и в страну ездил редко. Так что будем ждать ответа русских. Ну и надеюсь на ваше содействие. Со своей стороны обещаю оказать всевозможную поддержку и предоставить всю инфу, что нарою.

Оказывается, у агентов Интерпола могло быть и человеческое лицо. Когда Лонго признался в собственной неосведомленности и перестал корчить из себя агента Малдера, он оказался вполне нормальным человеком. Так что неожиданно для себя Селим пообещал:

– Я помогу, чем смогу.

Глава 2

Мысль вылететь в Турцию на выходные с самого начала кажется Вике безумной, но она поддается соблазну. Да, сезон еще толком не начался, Средиземное море не годится для купания, но толп туристов еще нет, а плавать можно и в подогреваемых бассейнах. Три дня в компании любимого мужчины, без страха быть застигнутыми врасплох, без замечаний тренера, которая довольно недвусмысленно намекала, что в курсе ее шашней, без косых взглядов девчонок из сборной. Конечно, все знают, но пока еще удавалось все отрицать. Девчонки, конечно, те еще крысы, постоянно обсуждают ее связь с Артемием, говорят, что у него таких, как она, вагон. Вика усмехается. Ну и что, что вагон, не важно, с кем он спит, важно, кто с ним останется. Очень сомнительно, что он кого-то еще называл царицей, как Вику в комментариях журналистке Сашке Кротовой, из бывших фигуристок. Так и сказал о ней: царица льда. А это дорогого стоит, на минуточку! Кто тут еще царица? А никто, только она, Виктория Садовская! Нет, была, правда, королева льда Алиса Серебрякова, но уж извини-подвинься, Серебрякова сдавала позиции. Вика каталась круче, прыгала выше, что бесило Алису донельзя. А потому что ледяная корона быстро тает, не успеешь поносить, как уже все, пришли на смену другие царевны и принцессы. И вообще, царица куда круче, чем королева. Королев в мире как собак нерезаных, а цариц вообще нет. Только Вика.

Вечером Вике становится скучно. Она уже пробежалась по окрестным лавчонкам, быстро оставив это занятие из-за привязчивых турок, которые, завидев одинокую девушку, бросались в провожатые и распускали руки. Вика думает, что было бы неплохо на время, пока нет Артемия, найти компаньона, но тот мог оказаться слишком навязчивым, да и не хотелось, чтобы ее узнали. Не то чтобы она была звездой, но мир тесен. По закону подлости обязательно рядом окажется человек, который поймет, что перед ним будущая олимпийская чемпионка. К тому же дешевые магнитики и барахло ноунейм-мануфактур ее не интересовало. Не пристало царице одеваться, как простолюдинке. Вика неторопливо ужинает, бродит по территории отеля и даже минут пятнадцать смотрит вялую программу утомившихся за день аниматоров, вымучивающих улыбки и имитирующих задор. Поначалу она не испытывает ничего, кроме презрения, к этим жалким фиглярам, что кривляются перед туристами за гроши, а потом в ее голову влетает шокирующая мысль: а чем, собственно, она лучше? Нарядами? Ареной? Подготовкой?

«Нет, – зло думает Вика. – Я лучше вас всех! Вы ни на что не способны, вы – бездельники, алкаши и идиоты, которые не смогли распорядиться своей жизнью. Что это за предел мечтаний – работать в Турции аниматором? У вас были все те же возможности, что и у меня. Но я смогла, а вы – нет!»

Но, как бы она себя ни настраивала, теперь все происходящее видится Вике в другом свете, и она чувствует себя жалкой клоунессой, что выступает на потеху толпе, и потому, когда на сцене один из аниматоров, жонглирующий шариками, вдруг роняет все, она испытывает острую жалость. Морщась от отвращения к себе, Вика резко поднимается, оставив на столике бокал с недопитым сухим вином, и уходит в номер. Подойдя к лифту, она слышит, как телефон в сумочке издает короткий мелодичный звук. От Арсения приходит сообщение, что он прилетел, уже заселился и где-то через четверть часа готов быть у нее.

«Что я делаю? – думает Вика. – Торадзе меня убьет!»

Но ее уже раздирает желание скорее встретиться с Арсением. Вика ускоряет шаг и влетает в номер. У нее есть несколько минут, чтобы привести себя в порядок, и она торопливо перебирает наряды, но самое роскошное платье нужно погладить, а на это нет времени. Она остается в том легкомысленном цветастом платьице, что было на ней вечером, поднимает трубку и заказывает в номер пошлый набор любовников: клубнику и шампанское.

Артемий, которому она открывает дверь, с порога подхватывает ее на руки и сразу волочет в постель, роняет на спину и забирается сверху, как голодный орангутанг. Вика даже смеется, ей нравится его несдержанность. Волосы лучшего тренера всех времен и народов слегка влажные, а лицо сохранило усталость от перелета. Может, потому он и не держится долго, как обычно, но ее это не заботит. Развалившись поперек кровати, она ест невкусную кисловатую клубнику, пока он, уставший и довольный, копается в телефоне, разбирая сообщения.

– Что мы делаем завтра? Отправимся в поход по достопримечательностям или останемся валяться на лежаках у моря? – спрашивает Вика.

– А ты что хочешь?

– Я бы повалялась. У нас всего два дня, нужно ведь как-то совместить и пляж, и постель, – произносит она и ловко засовывает ему в рот клубнику. Артемий раскусывает ягоду, смеется и прижимает Вику к себе.

– Да тут особо нечего смотреть. Можно вечерком, если есть желание, взять машину напрокат и поездить по окрестностям… Хотя, погоди, вечером я не смогу.

– Почему это? – вскидывается Вика, хотя никакой ревности не чувствует и в помине. Ну куда он от нее денется? – У тебя свидание?

– Что-то вроде, – отвечает Арсений, и она чувствует, что он напрягся, а голос стал мрачным. – Нужно кое с кем встретиться и кое о чем поговорить.

– Я могу пойти с тобой, – предлагает Вика.

– Не надо. Неизвестно, насколько это затянется, к тому же я не хочу, чтобы нас видели вместе. Там будет человечек, который наверняка знает, кто ты такая. Учитывая, что я должен быть сейчас в Анкаре, мое появление тут никому особо не понравится. Спонсоры хотят результатов.

– И как там с результатами? – презрительно спрашивает Вика. Идея тренировать фигуристов из Турции кажется ей дикой, они никогда не показывали результатов, у них не было ни школы, ни каких-то примеров, на которые стоило равняться, но кто ее мнение спрашивал? – Что твоя команда мечты?

– Безнадежна, – криво усмехается Солнцев и перекатывается на живот. – Уровень наших юниоров. Они даже искренне не понимают, почему я запрещаю им жрать, особенно на ночь, почему заставляю день и ночь выполнять простейшие фигуры. Это все очень непрофессионально, не понимаю, на что они вообще рассчитывали, какая-то пародия на фигурное катание, как индийский Терминатор, просто стыдобища. Межмышечная координация вообще отсутствует напрочь, их как по объявлению на остановке набрали, не знаю, кто вообще их так тренировал. Вчера я погнал их в зал, так они там даже половину программы не выполнили и расхныкались. Господи, да у меня любая наша девчонка в двенадцать лет может больше, чем эти возрастные дяди и тети с округлыми пузиками. Они какие-то все угловатые, тяжелые, будто топором рубленные. Говорю: ноги, ноги делайте живо лежа, вы приземляться будете с выбросов, нужно четырехглавую мышцу бедра прокачивать… Ты, кстати, в зале сегодня была?

– Была, – хвастается Вика. – С утра. И побегала, и гантельки потягала, и поплавала.

– Молодец, – хвалит Солнцев, а потом критически посмотрел на полупустую миску с клубникой. – А углеводы на ночь это…

– Плохо, – заканчивает Вика. – Потому я не взяла сливки… Я не понимаю, зачем ты вообще их тренируешь, если нет шанса?

– Так денежка, Викусь, – смеется Солнцев. – Ну и мне на какое-то время надо было из страны свалить. И кое-какие мои дела нужно порешать, я и без того все откладывал. У тебя послезавтра вечером самолет?

– Да, почти ночью. А ты не можешь свои завтрашние дела перенести?

– Не могу, – уже с ноткой раздражения отвечает он и, хотя она не пытается расспросить, продолжает: – Иначе мне снова придется переназначать встречи, а они и без того довольно неприятны. Лучше уж поскорее отделаться от них, чтобы было больше времени на нас.

Они снова занимаются любовью, а затем вместе отправляются в душ, который, несмотря на звездность отеля, брызгает во все стороны. Мокрые и голые, они прижимаются друг к другу, глядя в большое зеркало. Лампочки в ванной довольно тусклые, но Вика, думая о том, как влюблена в этого крупного мужчину за своей спиной, чувствует себя отчаянно молодой. А вот он, несмотря на свою еще неплохую форму, уже давно таковым не кажется. И в свете сегодняшних мыслей в голову Вики приходит мрачная мысль, что ее сегодняшнее счастье скоротечно и они непременно расстанутся. А если нет, то как пара скоро будут выглядеть смешно.

У него звонит телефон. Поглядев на номер, Артемий накидывает халат и торопливо выходит на балкон, с шумом задвигая за собой раздвижную дверь. Вике требуется несколько минут, чтобы вытереть волосы, а потом она, не утруждаясь тем, чтобы одеться, проскальзывает через весь номер и останавливается перед дверями. Солнцев не видит ее, скрытую плотной шторой, а она успевает услышать последние слова, что он говорит в трубку телефона:

– Конечно, я буду ждать… Никто не узнает… Все для тебя, моя царица.

У меня выдалось очень тяжелое дежурство. Часа три я спокойно продрых в кабинете, велев не дергать по пустякам, но в напарниках оказался лейтенант Даня Литухин – новое приобретение убойного отдела, опер головастый, но очень суетливый. Он поднял меня в четыре утра на убийство. Дело казалось простым. Два алкаша, муж с женой, что-то не поделили, после чего супруг дважды ударил благоверную ножом и преспокойно уснул. Недобитая жена смогла выползти на лестничную клетку, где ее и нашли возвращающиеся с вечеринки соседи. Простое дело обернулось мордобоем, поскольку разбуженный забулдыга пришел в ярость и набросился на нас с кулаками. В тщедушном тельце пожилого алкоголика скрывался лев, который, к моему удивлению, раскидал нас с Литухиным и успокоился только после того, как получил прикладом в лоб. Остаток ночи мы зализывали раны, удивляясь, что вообще позволили тщедушному мужичку так с собой обойтись.

– Это просто элемент неожиданности, – сказал Литухин и поморщился, подбитая скула не давала нормально говорить. – Никто ж не ожидал увидеть в этом дохляке мастера кунг-фу.

– Если тебя это утешит, думай так. Но никому не рассказывай. Иначе нас замучают зачетами по боевой подготовке, – предрек я. – Он мне две пуговицы оторвал, придется теперь в магазин ехать, запасных-то нету.

– У тебя еще вон кровь на шее, – подсказал Литухин. – За ухом.

Я прикоснулся пальцами к голове и с неудовольствием почувствовал, как обожгло кожу. Чертыхнувшись, я пошел в туалет, где долго разглядывал длинную царапину, которая явно нуждалась в дезинфекции. Вернувшись в кабинет, полез в аптечку в поисках перекиси.

– Тебе Лебедева звонила, – сказал Литухин. – Попросила не уходить, она едет к нам.

Я поморщился. Вряд ли можно было считать визитом вежливости появление моей подруги из Следственного комитета Агаты Лебедевой. Если она, презрев утренние пробки, мчится к нам, а не наоборот, угощения явно не будет. Агата не любит лишних перемещений, как правило, по служебной необходимости мы встречались у нее. Скорее всего, случилось что-то из ряда вон выходящее.

В кабинет Агата ворвалась, словно буря, где-то через полчаса, одетая в элегантный синий костюм, с забранными в хвост волосами. Обычно на работу она одевается чуть небрежнее, я частенько видел карандаш в ее волосах. Как и многие эффектные от природы красавицы, она старательно делала вид, что ее не слишком заботит собственная внешность. Сейчас же Агата явно уделила внешнему виду больше времени, что обычно соответствовало каким-то официальным визитам. Но случались дни, когда она выходила в свет в совершенно сногсшибательном виде. Агате шли вечерние платья и броские украшения. Я спешно отогнал мысль, что видел ее вообще без одежды, и вяло улыбнулся. Агата прямо с порога оглядела меня и скривилась.

– Привет. Я надеялась, ты выглядишь получше. Ты что, дрался сегодня?

– Да, – признался я. – Попался мне тут какой-то недоделанный шаолиньский монах. Тебя каким ветром принесло в такую рань?

Агата покосилась на Литухина, который уже навострил уши. Я скорчил ему рожу, и Данил, разочарованно вздохнув, удалился. Агата проводила его взглядом.

– Помнишь дело хоккеиста Романова? – спросила она. Я помнил. Совсем недавно нам пришлось расследовать убийство восходящей звезды хоккея, которое стоило нам немало нервных клеток. Несмотря на то что убийцу мы нашли в рекордные сроки, после довольно долго пришлось отбиваться от нападок спортивных чиновников, журналистов, политиков, которые на первых порах очень активно защищали человека, хладнокровно убившего молодого парня. Непривычное общество спортивной элиты, в которое мы вынужденно погрузились, оказалось весьма враждебным и зловредным. Мне пришлось полегче, а вот на Агату спустили всех собак.

– Пару дней назад в Турции был убит бывший замминистра спорта Арсений Солнцев, – рассеянно сказала Агата. Я нахмурился.

– Ну, это уж точно не наша территория.

– Не наша, – согласилась она. – Однако к делу подключился МИД, шефу позвонили и попросили «посодействовать». Расследование, понятное дело, будет в основном проходить на территории Турции, но и от нас потребуются кое-какие усилия.

– От нас – это от кого?

– От нас с тобой. Как это ни прискорбно. В МИДе были в курсе нашего прошлого расследования, потому потребовали, чтобы именно мы занялись этим делом. Это такой идиотизм! Солнцев даже прописан был в другом районе, почему бы этим не заняться местным? Но, видишь ли, нас рекомендовали как спецов, которые разбираются в спорте, а дело, по мнению шефа, весьма деликатное.

– То есть оно пованивает? – уточнил я. Агата пожала плечами.

– Я мало что знаю о Солнцеве, это не криминальная личность. Но какой-никакой чиновник, пусть бывший, чемпион мира по фигурному катанию в далеком прошлом, не помоечный бомж. Шеф обещал, что от нас требуется лишь первичная информация, которую следует передать в Интерпол. Но мне в это слабо верится. Солнцева зарезали в курортном Сиде, и по непонятной причине местные считают, что это не какая-то там пьяная драка. Перед отъездом из страны Солнцев вновь вернулся к тренерской работе. И знаешь, где он тренировал своих подопечных?

Вопрос Агаты прозвучал настолько зловеще, что я моментально догадался.

– В спорткомплексе мадам Торадзе?

Агата кивнула. С бывшей спортсменкой, а ныне супругой миллионера, главой пафосного спорткомплекса Софико Торадзе мы столкнулись во время убийства хоккеиста Антона Романова. Торадзе не показалась нам приятной дамой и всячески затрудняла работу, скрывая детали и выгораживая причастных к преступлению. Сама мысль, что нам вновь придется иметь с ней дело, не радовала. Судя по кислому лицу Агаты, она тоже думала именно об этом. Львиная доля всех прилетевших ей проблем шла именно от мстительной Торадзе. Раскрытие убийства и задержанный преступник по непонятной причине вяло шли в зачет, а вот то, что Агата и я потревожили покой миллионеров, очень взбудоражило начальство. Агату едва не спихнули с должности, пожелав перевести куда-то в глухомань. Отбиться ей удалось с огромным трудом.

– Тогда понятно, почему на это дело решают кинуть нас, – мрачно сказал я. – Нас уже не жалко, к тому же мы, вполне возможно, выработали некий иммунитет против яда этой гюрзы.

– Меня это абсолютно не греет, – призналась Агата. – Своих дел хватает, почему я должна заниматься убийством, которое произошло черт знает где? Да еще в столь унизительной роли сборщицы первоначальной информации? Я же не сопливая стажерка. Все это я спросила у шефа, на что мне и сообщили: я в курсе дела, ведь я расследовала убийство Романова. Странная какая-то логика, насквозь дырявая. Что же, если я нашла убийцу хоккеиста, то и того, кто укокошил тренера фигуристов, запросто найду?

– Судя по тому, что ты здесь, отбрехаться не удалось?

– Не удалось, – призналась Агата. – Все решил какой-то звонок сверху, где четко потребовали поставить нас на это дело. У нас появились поклонники, Фомин. Поздно вечером я уже беседовала с новым министром спорта, который клятвенно обещал нам всяческую поддержку. Пока я была там, удалось опросить бывшую секретаршу Солнцева. Она в рыданиях и заверениях: ее шеф был просто чудо, все его любили и обожали. Это вся информация. Министр подтвердил, что он от убийства по колено в шоке, кому мог помешать этот прекрасный человек – непонятно, заверил, что поддержка будет на самом высоком уровне. Не знаю, как это поможет при беседе с Торадзе, но избежать визита к ней не удастся.

– Боишься?

– Не боюсь. Но до смерти не хочется вновь заниматься отписками и ходить к начальству на ковер из-за ерунды. У меня одна жизнь, и хотелось бы провести ее несколько иначе. Я не верю, что все так всполошились просто из-за того, что Солнцев был очень хорошим человеком.

– Кроме должности Солнцева и того, как он был убит, что тебе уже о нем известно? – спросил я.

– Вдовец, трешка в центре, ездил на пижонском двухместном «мерседесе». В гараже еще «лендкрузер», так что с деньгами все было в порядке, – ответила Агата. – Пара штрафов за превышение скорости, ничего серьезного. Детей не имел, не судим, двойное гражданство, второй паспорт канадский. На его имя зарегистрировано ООО «Альтаир спорт интернейшнл» и ИП. Выписки по счетам пока нет, так что насчет его финансовых операций сказать ничего не могу, как и о его личной жизни. Копаться не было времени, меня огорошили новостями не далее как вчера в обед, и все это время я провела в унылых попытках отбиться от этого дела.

– А что случилось с его женой?

– Стас, я без понятия. Надо выяснять. А может, и не надо. Да нет, надо, конечно. Прости, меня почему-то уже заранее тошнит от всего. Это омерзительно, когда тебя используют вот так, внаглую, неудивительно, что у меня нет ни малейшего энтузиазма. Надо побывать у него на последнем и предпоследнем месте работы, квартиру осмотреть, гараж, машину, ну и поискать даму сердца, он еще вполне молодой мужик был, сорок восемь лет, не жил же бобылем после смерти жены. Словом, все как обычно. Отрабатываем связи, контакты, телефонные номера. Но это потом.

– А сейчас что?

– А сейчас мы с тобой поедем к мадам Торадзе и пообщаемся с ней на предмет нашего покойничка, – обрадовала меня Агата. – Я понимаю, ты с дежурства, но одна я к ней не сунусь, там явно чем-нибудь нехорошим кончится. А я и без рукоприкладства с миллионершами в черном списке.

Софико Торадзе ждала нас в своем кабинете. Войдя в приемную, я ожидал увидеть там роскошную секретаршу, которая понравилась мне во время прошлого визита, но теперь на ее месте сидела какая-то линялая блондинка с лошадиным лицом и нездоровой кожей, покрытой толстым слоем тонального крема и пудры. Она неохотно поднялась с места и проводила нас в кабинет, хотя мы и сами бы легко нашли дорогу. Я скосил глаза на ее монитор. Блондинка играла в шарики, расставляя их по три в ряд. Невероятная занятость.

Торадзе с безукоризненной прической, взбитой кверху, элегантным макияжем, одетая в дорогой черный костюм, восседала в своем кресле, словно царица на троне. В ушах хищно сверкали массивные бриллианты, и я невольно вспомнил прошлую историю ее ограбления, которое мы не смогли доказать. Она не поднялась навстречу и присесть не предложила. На наше «добрый день» также не ответила.

– Я вообще разговариваю с вами исключительно по просьбе министра, – сразу предупредила она. – Не ждите от меня какого-то хорошего отношения после того, как вы растрясли по всему городу мое грязное белье.

– Под грязным бельем вы подразумеваете убийство? – любезно спросила Агата. Торадзе поджала губы.

– Что вам нужно?

Агата без приглашения уселась за стол и нахально закинула ногу на ногу. Я сел рядом.

– Нас интересует Артемий Солнцев. А точнее, всё, что вы можете о нем рассказать.

Торадзе потянулась к дорогому портсигару, вытянула из него тонкую, как веточка, сигаретку и прикурила, выпустив клуб дыма, пахнущего вишней.

– Мне сказали, что Артемия убили? – спросила она. Агата кивнула. – Печально. Он был талантливым тренером и спортсменом, многого бы добился, если бы не та травма. Здесь он возобновил занятия после четырехлетней паузы. Вы же знаете, что он работал в министерстве? С ним было приятно иметь дело, он разбирался в вопросе, понимал, что такое фигурное катание, насколько это престижно для страны и как это недешево. Лед стоит дорого, уважаемые господа полицейские.

– У него были враги? – спросил я. Торадзе покачала головой.

– Не уверена, я не слышала. Завистники, возможно, наша среда довольно токсична. Кто-то делает карьеру, кто-то нет, у Солнцева все получалось. Но какого-то яркого конфликта не помню. Если что и было, то не у нас.

В прошлый раз она пела ту же песню. Вокруг все хорошие, добрые и честные, хотя убийца сидел прямо через стенку. Так что принимать ее слова на веру мы не спешили.

– У него был здесь кабинет? – спросила Агата. – Мы бы хотели его осмотреть.

– Нет, Солнцев не был штатным тренером, – отрезала Торадзе. – Он оставлял одежду в раздевалке, как все. Приходил, тренировал своих девочек, уходил. Если ему нужна была приватность, он брал ключи от конференц-зала или любого другого свободного помещения.

– Он работал только с девушками?

– Сейчас да. Раньше он тренировал пары.

– А что вы можете сказать о его личной жизни? – спросила Агата. Торадзе передернулась, будто увидела насекомое, и неприязненно процедила:

– Ничего. Я не интересовалась.

– Почему же? – притворно удивилась Агата. – Он такой видный мужчина и к тому же свободный.

Торадзе моментально вскипела.

– На что вы намекаете?

– На то, что личная жизнь свободного и обеспеченного мужчины всегда становится предметом обсуждения, а вы же руководитель организации, к тому же женщина, не слепая, не глухая, – льстиво пояснила Агата.

Торадзе не купилась на ее тон.

– Я ничего не знаю о том, с кем он спал, если вас это интересует, – зло произнесла она. – Вас же это интересует, верно? И ничего больше. К тому же Солнцева убили в Турции, я вообще не понимаю, какое отношение имеет к этому наш спорткомплекс. Это все печально, конечно, но здесь вам нечего делать.

– Мы просто проверяем все варианты, – сказал я.

– Проверяйте их в других местах и не суйте нос, куда вас не просят, – грубо ответила Торадзе. В этот момент она стала почти некрасивой.

– Мы бы хотели пообщаться с его ученицами, – сказала Агата, сделав вид, что не обратила внимания на ее грубость.

Торадзе встала.

– Список у секретаря. А сейчас прошу меня извинить, очень много дел.

Нас столь бесцеремонно выставили вон, что мы даже опешили. Секретарь, явно предупрежденная, без лишних слов дала нам листок бумаги с тремя именами. Я вежливо поблагодарил ее и лучезарно улыбнулся, чем, кажется, вызвал бурную реакцию, поскольку она покраснела, пробурчала что-то под нос и едва не села мимо стула. Агата смотрела на мои кривляния с усмешкой.

– Фомин, ты, оказывается, Казанова. Я даже думала, ты начнешь ей руки целовать. Тебе надо остепениться, семью завести, детишек.

Агату иногда заносит, и она может позволить себе хамский выпад, часто довольно обидный для постороннего, если бы он ее слышал, но, как правило, она высказывает свое мнение вполголоса. Хотя достаточно посмотреть с укором, чтобы вернуть ее на землю с небес. Вот и сейчас, натолкнувшись на мой осуждающий взгляд, она благоразумно сдержалась и оставила при себе мнение о внешности секретарши и моей личной жизни. У нее самой-то не особо складывались отношения.

– Была такая мысль, – скромно признался я. – Вдруг придется возвращаться, а так какой-никакой, а контакт.

– Думаешь, придется? – засомневалась Агата.

– А ты думаешь, нет?

– Надеюсь. Дело мне официально не передали, я вообще не представляю, у кого оно. Распоряжение начальства поводить носом я выполнила. Торадзе права: Солнцева убили на территории другого государства, я даже отдаленно не могу представить, в чем должна заключаться моя помощь в расследовании.

– То есть домой к нему мы не поедем и фигуристок опрашивать не будем?

– Стас, я не вижу в этом смысла, кроме голого энтузиазма. Это, если припрет, и на твоего Литухина можно спихнуть, пусть практикуется в допросах свидетелей. У тебя что, мало своих дел?

Своих дел у меня хватало, так что спорить я не стал. Однако в машине я пару раз поглядывал в зеркало и видел, что Агата хмурится и о чем-то сосредоточенно размышляет. И мне казалось, я знаю о чем. Я хотел ее приободрить, мол, не переживай, но не успел. Ее телефон зазвонил, и Агата после сухого «да?» несколько минут слушала своего собеседника, а затем отключилась и повернулась ко мне.

– Похоже, я еду в Турцию, – мрачно сказала она.

– Ну, нормально, – одобрил я. – Только почему ты? Ты разве знаешь турецкий? Вряд ли тебе придется там загорать и ходить по сувенирным лавкам.

– Представь, я знаю турецкий, – огрызнулась Агата. – Я же все детство прожила в Казахстане, ходила в турецкую школу. Правда, от недостатка практики я позабыла почти все, английский знаю лучше, все-таки была практика. Шеф вспомнил наше старое дело и решил, что я – идеальная кандидатура для взаимодействия с Интерполом. Дословно это звучало так: стой, кивай и не отсвечивай. Так что завтра я улетаю и оставляю хозяйство на тебя.

Предстоящая командировка Агату не обрадовала, а я вот был бы не против поездки с возможностью искупаться в море, которого я не видел уже лет десять. Мне не понравилось напряжение в ее голосе, как будто она сама боялась отпустить работу, за которую цеплялась как за средство от тоски, и расслабиться. Недавняя смерть отца подкосила мою подругу гораздо сильнее, чем мы ожидали, но она отказывалась это признавать, становясь более жесткой и безжалостной. Мне хотелось верить, что тяжкие времена миновали и она пережила ту страшную ночь, когда боль заползла в ее сердце и свернулась калачиком на долгие месяцы.

Я отвез Агату на работу и занялся своими делами. Вечером она позвонила и скорбным голосом сообщила, что неофициально нам придется помочь в расследовании, так что, пока она будет в отлучке, я должен поискать информацию на Солнцева.

Вечером я приехал домой чуть позже обычного и почти сразу понял, что творится нечто неладное. У подъезда с собакой на поводке вышагивала мама, и, судя по тому, что наш старенький спаниель с места не двигался и умоляюще глядел на хозяйку, а мама нарезала вокруг него круги, они давно уже нагулялись. Кажется, оба с облегчением выдохнули, когда я подошел ближе. Такому поведению было лишь одно объяснение.

– Она наверху? – раздраженно спросил я, не здороваясь.

– Стас, я тебя умоляю, не накидывайся на нее сразу, – жалобно попросила мама. – Отец заперся в комнате, у меня тоже нет сил. Попробуй вправить Лерке мозг, только без лишнего рукоприкладства.

– Что она сделала?

Мама вздохнула. Пес покосился на нее и тоже вздохнул. Похоже, ситуация никому в семье не нравилась.

– Подралась с проректором. Ее выгнали из института и общежития. И, возможно, еще заявление накатают. Завтра я съезжу в институт, попробую поговорить, но, судя по тому крику в телефоне, все серьезно. Лерка ему нос сломала.

– Ясно, – сказал я и вытащил поводок у нее из руки. – Пойдем домой?

– Иди, – бессильно ответила мама, – я до магазина дойду или… не знаю, еще куда. Нет сил домой идти и ее видеть.

Дома я сразу разулся, потащил собаку в ванную, вымыл ей лапы и отпустил восвояси. Пес доплелся до подстилки и упал на нее без сил. Я скинул куртку и прошел на кухню, где брякала посуда и бухтел чей-то ненатурально бодрый голос, мельком увидев в гостиной табор сумок и узлов. Моя сестра Лерка сидела за столом, пила чай и таращилась в телефон, где шло что-то занимательное. На меня она посмотрела с испугом, но тут же с вызовом подняла подбородок, упрямо стиснув губы.

– Привет, – спокойно сказал я. – Что на ужин?

– Голубцы, – настороженно ответила Лерка. – Положить?

– Сам положу. Как жизнь и все такое?

Лерка глядела на меня с подозрением, не понимая, в курсе ли я ее ситуации, и если да, то как себя следует вести. Я плюхнул в тарелку три голубца и несколько ложек пюре, поставил тарелку в микроволновку и ушел переодеваться. Когда еда разогрелась, я, в трениках и майке, уселся напротив сестры и начал есть. Ожидающая скандала Лерка хмурилась, но, поскольку я молчал, она ринулась в атаку сама:

– Ты сегодня поздно.

– Я же в полиции работаю. У нас часто бывает ненормированный рабочий день, это называется взрослая жизнь и ответственность. Быть взрослым, знаешь ли, не только очень интересно, но и не очень.

– Ха, шутник, – фыркнула Лерка, с грохотом поставила чашку и с вызовом сказала: – Ну давай, начинай.

– Что начинать?

– Воспитывать. Ты думаешь, я не поняла, что тебе все рассказали? Я ж сестра мента, какие-никакие приемчики освоила. Мама ушла гулять с собакой и не вернулась, зато с собакой вернулся ты. Ни в жизнь не поверю, что свою версию событий она еще не рассказала.

– Рассказала. Но я могу послушать и твою. Только потом, пока я хочу просто поужинать.

– А если я не хочу ничего рассказывать? – запальчиво воскликнула она.

– Не рассказывай. Я не настаиваю. Не знаю точно, в чем там дело, но тебя вроде бы исключили из института. Не знаю, зачем так паниковать. Дело вполне житейское.

Лерка прищурилась. Мое равнодушие выбивало ее из необходимого состояния агрессии, в котором она, нападая, строила линию защиты до тех пор, пока это возможно, чтобы потом разразиться рыданиями и вызвать жалость. Я старался на нее не глядеть. Лерку было жалко. Поздний ребенок в семье, заласканная до безумия, не приспособленная к жизни, ершистая, истеричная и временами жалкая, она родилась, когда мне почти исполнилось восемнадцать. Родители от такого подарка судьбы просто ошалели и откровенно не знали, как себя вести. Так что когда я вернулся со службы в армии, то стал фактически Леркиной нянькой. Я ее купал, кормил, водил в садик и школу, и даже мой неудачный развалившийся брак, в котором я не нажил детей, от этой повинности не освободил. Лерка с завидной регулярностью влипала в истории, из которых ее приходилось вытаскивать с невероятной деликатностью, чтобы не разрушить ее хрупкий мир розовых пони. Мириться с действительностью сестра не желала. Недолюбленный ребенок, который сам выдумывает проблемы, чтобы обратить на себя внимание родителей, слишком равнодушных к своему позднему чаду. В прошлом году Лерку удалось запихнуть в Литературный институт, хотя я вообще не представлял, чем это поможет ей в жизни. Училась она со скрипом, постоянно конфликтовала с педагогами, и, видимо, текущая ситуация стала апогеем происходящего.

Я жевал и старательно отводил от Лерки взгляд. Хлопнула дверь, домой вернулась мама, заглянула к нам с немым вопросом в глазах. Я чуть заметно покачал головой. Мама ушла, а Лерка этот жест заметила и ехидно улыбнулась, довольная своим превосходством.

– Великие конспираторы, – ядовито рассмеялась она. – Что сейчас будет? Лекция на тему необходимости образования или примеры достойного поведения?

– Лекции не будет, – пожал я плечами. – Не хочешь учиться там – не учись. Тебе мое разрешение или одобрение не нужно. Ничего страшного. Что тебе дает этот институт, как ты применишь свои знания в жизни? Ерунда какая-то. Пойдешь ногти делать или ресницы, начнешь зарабатывать, снимешь хату и съедешь от нас.

Если мама нас подслушивала, то, наверное, упала в обморок. Но с Леркой не работали уговоры или угрозы, от них она начинала чудить еще сильнее.

– Умный какой, – фыркнула Лерка. – Ты-то после развода к папочке с мамочкой вернулся. Чего ж сам квартиру не снимешь?

– Мне казалось, ты всегда стремилась к самостоятельности, – сказал я. – Потому сразу и съехала в общагу. А я люблю мамины голубцы и котлетки, мне и тут хорошо.

– А вот возьму и буду делать ногти, и тогда ты подавишься своей фрейдистской чушью, – зло сказала Лерка. – Тоже мне психолог недоделанный. Думаешь, я не знаю, к чему ты ведешь? Сейчас начнешь заговаривать мне зубы, чтобы я разревелась и потащилась в институт с извинениями? Не дождетесь!

– Успехов, – равнодушно буркнул я, вытащил телефон и нашел в интернете запись с политическими дебатами, включив ее с середины. Двое политиков как раз перешли от аргументов к перепалке, публика в зале оживилась, надеясь, что разговорами все не ограничится и политики перейдут к рукоприкладству. Запись прервал звонок Литухина.

– Шеф, – обрадованно сказал он, – я тут краем уха слышал твой разговор с Лебедевой. Кажется, вы интересуетесь подноготной Артемия Солнцева?

– Данил, не томи, я ужинаю, – сказал я.

Литухин продолжил все тем же бодрым голосом:

– Мне фамилия показалась знакомой. И я позвонил своему дядьке, он в другом районе в операх ходил. Вы в курсе, что Солнцева тягали по делу об убийстве?

– Я вообще ничего о нем не знаю. Выкладывай, – приказал я.

– Ну, я мало что могу сказать. Дядька у меня уже пенсионер, и вот история с Солнцевым была его лебединой песней, после которой он уволился. Дядька как-то жаловался на семейном застолье, что эта история с Солнцевым ему всю душу вынула, я потому и запомнил. Если хочешь, я позвоню ему и договорюсь о встрече.

– Договорись, – согласился я. – Это не срочно, но буду очень благодарен.

Лерка уже допила чай и глядела на меня. Когда я отключился, она взяла чашку, налила чаю себе и мне и угодливо заглянула в глаза.

– Кто звонил? – спросила она. – Будешь конфетки?

– Литухин. Не буду, спасибо. Лимон порежь. Меня и Агату попросили о чем-то вроде неофициального расследования. Литухин нашел свидетеля.

– Мне нравится Агата, – сказала Лерка. – Она потрясающе мрачная, просто как Беллатриса Лестрейндж. И Литухин тоже нравится, он такой мордатый. Зато улыбка приятная, и голос – чистый секс. Ему бы рекламные ролики озвучивать, а не гопников по подворотням ловить… Он ко мне приставал. Лапал меня.

Я подавился чаем.

– Литухин?!! – проорал я сдавленным голосом.

Лерка покрутила пальцем у виска.

– При чем тут Литухин? Нет же. Костров.

Я никак не мог откашляться. Лерка с силой постучала мне по спине. Костров был проректором института, где училась Лерка. Я его видел пару раз мельком, впечатления он на меня не произвел: плешивый, с дефектом речи, жидкой козлиной бороденкой, а теперь, если верить слухам, еще и со сломанным носом.

– Ты бы хоть паузы делала, – еле смог выговорить я. – То есть Костров тебя лапал? Как это было?

Лерка передернула плечами.

– Наверное, «лапал» – слишком громко сказано… Хотя как это может быть еще сказано, когда его руки по мне шарят? Я пришла на зачет, а он погладил меня по попе. Ну я его и ударила. Автоматически, клянусь, а что мне еще оставалось делать? Терпеть? Нет, я ему вмазала. На рефлексе.

– Кулаком?

– Нет. Ладонью. Как ты учил. Открытой ладонью прямо в нос. Там что-то хрустнуло, я думала – очки. Но, наверное, нет. И кровища сразу брызнула. Так ему и надо, плешивому говнюку! Он начал орать, заявил в деканате, что я себя неадекватно вела, пришла неподготовленная, скандалила, он пытался меня успокоить, а я его ударила. Стас, что теперь будет?

Я промолчал. Лерка может и присочинить, за ней не заржавеет, но она и правда сестра мента, поэтому прекрасно понимает, что я все проверю и, если ее версия развалится, защищать ее никто не будет, даже я. Учитывая ее репутацию, поверить, что она могла ударить педагога, было можно. Но Лерка не имела привычки врать о важных вещах. Мысль, что какой-то мерзотный мужчинка прикасался к моей сестре, моментально взорвала мозг, я даже почувствовал, как зажгло темечко, но попытался взять себя в руки. Может, Лерка преувеличивает?

– Кто-нибудь видел, как он тебя трогал? – спросил я.

– Я последней выходила. Все видели только, как я выскочила из кабинета под его вопли. Стас, меня ведь правда отчислят?

– Разберемся, – пообещал я.

Глава 3

Селим попытался подавить зевок, чтобы подчиненные не видели, как он устал. Он уже накачал себя экспрессо, но привычка к кофеину делала свое дело: фальшивой бодрости хватило на пару минут. Он не выспался, был голоден и зол. Поздно вечером на Асию опять накатило, и она устроила ему безобразную сцену, едва он вошел в дом. Если в прошлый раз он действительно только вылез из постели любовницы, то сейчас проработал весь день и в собственных глазах был безгрешен. Скандал продолжился рано утром, стоило ему подняться с постели. Асия налетела на него с какими-то надуманными обвинениями, перебудила весь дом. Мальчишки вылезли из кровати и с немым осуждением смотрели на отца. Селиму хотелось ударить жену, но вместо этого он, не позавтракав, уехал на работу.

Нехир обещала быть с отчетом к десяти утра. К этому же времени прибыл и Карталь, так что Селим собирался выслушать обоих по делу убитого русского. И если до прихода подчиненных он еще как-то продержался, то, когда оба молча уселись за стол, Селим почувствовал, что просто засыпает. Удержав себя от соблазна сесть и уронить голову на сложенные руки, Селим кивнул Нехир, поднялся и отошел к окну.

– Мужчина получил два ранения в грудь, оба – односторонним лезвием. При первом ударе лезвие наткнулось на ребро рядом со срединной линией и скользнуло вдоль кости и проникло глубоко. Во втором случае лезвие вошло между ребрами в верхней левой части груди. Лезвие не дотянулось до сердца, так что если бы пострадавший вовремя обратился к врачу, то выжил бы. Смерть наступила от большой кровопотери и болевого шока.

– Ты так же думаешь, что убийца – не профи? – спросил Селим.

– Я уверена. Судя по направлению ударов и силе, это довольно невысокий и не слишком сильный человек, не разбирающийся в анатомии. Он подошел, ударил, и все. На месте осталась лужа крови, там, где русский упал на землю, а потом поднялся и пошел. Мне видится, что он позвал на помощь, ему не ответили, и он пошел на свет фонарей, и двигался, пока хватило сил, до самой улицы Сюмбуль. Даже если бы он остался на месте и перекрыл выход крови, шанс выжить был очень велик. Его убило движение. Лезвие вырезало в легком что-то вроде клапана, поэтому на вдохе воздух из легкого попадал в плевральное пространство, а на выдохе клапан закрывался и воздух оставался внутри плевры. Будь жертве оказана срочная медицинская помощь, могли бы спасти. А так воздух постепенно накапливался и начинал давить на органы грудной клетки. В конечном итоге приток крови к сердцу был перекрыт, и он умер.

– И сколько это длилось? – спросил Селим.

– Ну, это зависит от самых разных факторов, – ответила Нехир. – После того как его ударили ножом, он прошел какое-то расстояние, а значит, дышал чаще и глубже, что ускорило развитие пневмоторакса. Кроме того, лезвие оставило легкий надрез в одной из крупных вен в грудной клетке. Физическое усилие привело к тому, что легкий надрез превратился в разрыв, и постепенно развилось кровотечение, причем весьма значительное. Думаю, сознание он потерял примерно через тридцать – сорок минут после того, как его ранили, а скончался еще через сорок – пятьдесят минут. Ну, может, через час. Форма раны в поперечном сечении в сочетании с отсутствием кожной бахромы в точке удара дает основание полагать, что удар был нанесен лезвием с довольно острым концом. При этом ни кость, ни хрящ не были задеты. Если предположить стремительность нападения, я бы сказал, что удар мог нанести кто угодно: и крупный мужчина, и довольно хрупкая женщина, и даже подросток.

Нехир закрыла папку с отчетом и уставилась на начальника. Селим кашлянул. Ему померещилась собственная жена, в истерике хватающая нож и бьющая им его прямо в грудь. Тряхнув головой, он спросил:

– Значит, убийцей могла быть женщина?

– Безусловно, – кивнула Нехир. – Женщина или слабый, неопытный мужчина. Может, старик или подросток.

– Подросток бы запинал его ногами, но таких повреждений нет?

– Ничего такого, кроме нескольких ссадин, полученных при падении с высоты собственного роста. Как я уже говорила, жертва не сопротивлялась. Что даже странно, ведь уровень алкоголя в крови не более одного процента.

– Нападавший был быстр, как змея, – хихикнул Карталь.

Нехир не обратила на него внимания.

– Я проверила содержимое желудка. Незадолго до смерти он ел рыбу, картофель-фри, овощи и пил белое вино. Еще ел какие-то мучные сладости с высоким содержанием сахара.

– Это соответствует меню ресторана «Британия», – вмешался Карталь и вытащил из кармана блокнот. – Я расспросил официантов, Солнцев был в ресторане, заказав столик на двоих, и ждал даму, но она не пришла. Прождав полчаса, он заказал ужин: рыбу, картофель и пахлаву. Затем вызвал такси и поехал в бар. Там тоже пил вино. Бармен показал, что к русскому несколько раз подкатывали местные цыпочки, но он на контакт не пошел и явно кого-то ждал, а потом просто исчез. Бармен не заметил, как он ушел, охранник тоже. Я попросил показать видео с камер. Солнцев проторчал в баре около часа, действительно пообщался с парой шлюшек, но ушел один. Что интересно, перед уходом ему кто-то позвонил.

– Ты пробил звонок?

– Это виртуальный номер, зарегистрированный через интернет-платформу, и, скорее всего, не в Турции. С него Солнцеву звонили трижды, все разговоры были меньше минуты. Сообщений в мессенджерах много, большая часть с русских номеров, и переписка почти вся на русском, немного на английском, на турецком сообщения только от мобильного оператора. В день убийства он общался с несколькими людьми: русской женщиной Викторией Садовской, ханым Туаной Митхат, ханым Сонай Бояджи и ее мужем Ибрагимом Бояджи.

– Какая-то знакомая фамилия, – задумался Селим. – Кто эти люди?

– Ибрагим Бояджи – боксер-тяжеловес. Подавал надежды лет десять назад, хорошо выступал, но потом оказался замешан в крупных скандалах. Избил мужчину, пытавшегося преследовать его жену, журналиста, который расследовал этот скандал, двоих полицейских и с большим трудом избежал тюрьмы. Бояджи удалось откупиться. С Солнцевым они общались регулярно на протяжении двух месяцев.

– Ты сказал, что Бояджи избил поклонника жены? Она какая-то публичная личность?

– В юности она была фигуристкой, без каких-то особых титулов, ничего особенного, но потом победила на конкурсе красоты и прославилась. Снималась в кино и даже пыталась петь. Но потом со всем завязала и открыла спортивный комплекс. Именно в нем Солнцев и тренировал фигуристов, ту же самую Тауну Митхат, на которую делают самые большие ставки. Бояджи могут себе позволить быть меценатами, у них несколько строительных компаний, которые работают по всему миру, в том числе и в России. Солнцеву, кстати, принадлежат несколько объектов недвижимости, большая часть которых куплена у концерна Бояджи, в основном в курортной зоне и Анкаре. Это многолетнее знакомство. Я порылся на сайте компании и в фотогалерее нашел давнее фото Солнцева, на котором он стоит вместе с семьей Бояджи.