Читать онлайн Любовь в уголке чайного домика

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ: ШЁПОТ ВЕТРА

В проёме старинных ворот, ведущих к дому Сугино, застыла юная девушка. За спиной у неё – пыльная сумка, а в глазах отражался весь мир, вдруг сделавшийся слишком громким. Слева и справа вдоль узкой улочки цвели деревья сакуры, и их нежно-розовые лепестки, слетая с веток, покрывали землю светлой вуалью.

Эту девушку звали Ёко. Тихая, чуть отстранённая от повседневной суеты, она привыкла работать за ширмой собственных мыслей. Мир её страстей скрывался в звучании каллиграфической кисти по рисовой бумаге. Каждый штрих давался ей мягко и бережно, словно она выписывала судьбу на чистом листе, боясь оставить неточную черту.

– Как же здесь красиво, – пробормотала она, вдохнув воздух родных мест. Впервые за несколько лет Ёко вернулась в деревушку у подножия холмов, чтобы помочь бабушке, Сугино Хикари, управлять маленьким чайным домиком. Сама бабушка говорила: «Не столько помогать, сколько спасти нас от забвения». Ведь время шло, и с ним уходили старые привычки, старые традиции. Люди привыкли к городским сэндвичам и кофейням, и всё меньше оставалось почитателей старой школы чайной церемонии.

Но стоило Ёко переступить порог скромного дворика, как она ощутила волшебную смену настроения. Во дворе бабушки всё было, как всегда: во время цветения сакуры под ногами лежал розоватый ковёр, у крыльца стояли аккуратно выстроенные в ряд глиняные чаши, украшенные росписью в виде цветов сливы и бамбука. А в воздухе пахло не только весной, но и тонким ароматом зелёного чая. Он, казалось, просачивался даже сквозь деревянные стены.

– Ба-сан, я дома! – крикнула Ёко.

На крыльце появилась невысокая старушка в бежевом кимоно. Она улыбалась, держа в руках венчик для матча.

– Добро пожаловать, внучка. Рада тебя видеть. Как дорога? Не утомилась?

– Немного устала, но это пустяки, – вздохнула девушка, пытаясь скрыть смущение. Старая бабушка всё равно видела её насквозь.

– Пойдём, расскажешь, что за дела в городе. А я пока заварю тебе чай, у меня сегодня свежие листья.

И эти простые слова, такой естественный ритуал – вот что наполнило жизнь Ёко тихой радостью. Словно прежние тревоги остались за воротами города. Здесь всё казалось цветнее и мягче, а хрупкие лепестки сакуры напоминали, что любая красота быстротечна.

Однако мы уже вступаем в поле постмодерна. У читателя может появиться вопрос: «Кто же такая Ёко на самом деле? И кто рассказывает эту историю?» Не будем торопиться с ответами. Позволим сюжету развернуться, словно свиток с изящной каллиграфической надписью.

Встреча в чайном доме

На следующий день, когда первые посетители чайного дома Сугино пришли «почтить традицию» (как говорила бабушка), Ёко принялась помогать: замешивала матча, раскладывала традиционные сладости вагаси, следила, чтобы всем хватало места за низким столиком. Кое-кто из горожан захаживал сюда из любопытства, кому-то были близки старые обряды, а кто-то просто хотел почувствовать дух уединения вдали от шумного мегаполиса.

Среди посетителей оказался молодой мужчина с гитарным футляром за плечом. Высокий, с длинными тёмными волосами, собранными в хвост, и тенью улыбки на лице. Казалось, он мало понимал в чайной церемонии: смотрел круглыми глазами, не зная, как правильно держать чашку и кланяться ли перед тем, как испить напиток. Но от его взгляда веяло любопытством и… какой-то тихой болью. Ёко, едва заметив его неловкость, подошла ближе.

– Позвольте помочь вам, – сказала она, улыбаясь. – Держите чашку чуть ниже подбородка и пейте неторопливо, чтобы ощутить вкус.

Мужчина кивнул и сделал аккуратный глоток.

– Спасибо. Никогда не участвовал в подобных церемониях. Я… случайно проходил мимо и решил заглянуть.

– Это прекрасная традиция. Бабушка говорит, что в каждом глотке мы чувствуем не только вкус чая, но и отголосок чужой жизни. Раньше, во времена великих мастеров, чай был не просто напитком, а философией, – ответила Ёко, слегка смутившись собственной увлечённостью.

Посетитель улыбнулся и назвался:

– Моё имя – Кадзуо. Я музыкант, только недавно вернулся в Японию, если это ещё можно назвать возвращением.

– Приятно познакомиться. Я – Ёко. Рада, что вам понравилось здесь у нас. Надеюсь, чай раскрылся как следует.

Кадзуо вздохнул, слегка мотнул головой:

– Чай, наверное, хорош. Но я… ещё не успел его прочувствовать. Устал с дороги, признаюсь.

Словно услышав эти слова, Сугино Хикари протянула ему небольшую чашечку с сакурным отваром, подслащённым ароматным сиропом.

– Попробуй это, – произнесла бабушка. – Помогает от усталости. И если уж в тебе поселилась тревога, она станет меньше хоть на ползерна.

Кадзуо принял чашечку двумя руками, поблагодарил с лёгким поклоном и сделал осторожный глоток. На миг Ёко увидела в его глазах какое-то смирение, будто он ощутил что-то совершенно новое. Необыкновенно тёплое чувство, приходящее из другого мира.

Так началось их первое знакомство – почти случайное, наполненное звуками чайной церемонии и далёким шёпотом ветра. Он рассеивал лепестки сакуры по саду, и даже в эти короткие мгновения рождалось нечто хрупкое: может быть, доверие, может быть, осознание своей хрупкости перед лицом традиций. А может, уже тогда между ними пробежала искра.

Возникает вопрос: «Почему именно в этот день и этот час они встретились?» Постмодернистский взгляд подсказывает – возможно, это просто игра текста, что-то вроде банального «здесь и сейчас», магического совпадения, без которого не случается ни один любовный роман. И пусть так. Но мы примем условия игры и последуем за ними дальше.

После церемонии Кадзуо, задержавшись в уголке чайного дома, аккуратно вынул из футляра гитару. Инструмент был не японский сямисэн или кокю, а классическая гитара с полированным корпусом. Он провёл пальцами по струнам, чуть настроил их и извлёк негромкие, почти неуверенные аккорды.

– Сыграешь что-нибудь? – спросила Ёко, которая уединённо стояла у дальнего столика, стирая с lacquerware-тарелки следы расплавившегося десерта.

– Ещё не знаю, – улыбнулся Кадзуо, – боюсь нарушить тишину, но и слишком хочется поделиться…

Он начал играть простую мелодию. Складывалось впечатление, что мелодия рождается на глазах у слушателей и вместе с тем принадлежит сотням лет звуковых традиций – так тонко она сочетала печаль и мягкую радость. Музыка, накладываясь на аромат чая и цветущую сакуру, обретала особую глубину. Казалось, каждая нота напоминала: жизнь быстротечна, но сколь прекрасен каждый её миг.

Бабушка Хикари, обожавшая красивые звуки, вышла на крыльцо, прислушиваясь. Несколько посетителей прервали разговоры, обернулись. А у Ёко внутри что-то перевернулось. Словно эти аккорды были частью её собственной истории, но почему-то ей неведомой. Её мысли уносились куда-то в далёкие снега её памяти, где она видела себя ребёнком, держащим в руках каллиграфическую кисть и выводящим каракули, которые никак не складывались в иероглифы.

Когда песня кончилась, повисла едва уловимая тишина. И в этой тишине воздух стал другим – чуть более пронзительным, более живым.

– Спасибо, – прошептала Ёко. – Это было очень… искренне.

– Рад, что тебе понравилось. Я постоянно чувствую, что что-то теряю, когда играю. Словно меня уносит прочь, и я не могу вернуться.

Он произнёс это вполголоса, но Ёко услышала его отчаяние. Она не знала, что сказать. В метафорической тишине, где каждый звук приобретал особое значение, ей лишь оставалось позволить собственному сердцу отозваться тихим трепетом.

Предчувствия грядущего

Позже, когда вечер опустился на горную деревушку, и чайный дом закрылся, Кадзуо вышел за ворота, но остановился на пороге. Бабушка Хикари, закрывая ставни, подошла к нему:

– Ты ещё вернёшься, да?

– Не знаю… Но мне хотелось бы вновь попробовать тот удивительный сакурный отвар.

Старушка улыбнулась:

– Приходи, сынок. Тебе здесь будут всегда рады.

Она, казалось, видела его насквозь. И, как потом признавалась Ёко, понимала, что у этого парня в сердце – непростая история.

– Лёгкий ветер дует сегодня, – сказала бабушка, провожая Кадзуо. – Он носит в себе перемены.

– Надеюсь, к лучшему, – проговорил он, чуть склонив голову.

А Ёко, прислонившись к дверному косяку, наблюдала за ним. Странно: они только что познакомились, а у неё на сердце уже возникли и нежность, и тревога. Словно она ощущала зов будущих событий, словно каждый лепесток сакуры был предвестником ещё не написанной главы их общей судьбы.