Читать онлайн На один удар больше

© Литвинова А.В., Литвинов С.В., 2025

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 20205

Он помнил ее неловкой, испуганной девушкой. Ужасное клетчатое пальто, всех капиталов – тысяча дойчмарок, зашитые в трусики. Смешная, глазами хлопала, поражалась – что посуду в Европе давно машина моет, на улицах люди с мобильными телефонами, а для собак корм специальный.

Много с тех пор утекло воды, и нынче он сам – не слишком обеспеченный немецкий пенсионер. А с ней, когда-то нищенкой из России, теперь можно связаться исключительно через приемную – прямой номер ему не дала, «извини, Ханс-Йорг, мой личный телефон знает только самое близкое окружение».

Он, троюродный брат, в число приближенных не входил. И совсем не горел желанием просить о помощи зазнайку-сестрицу. Но сейчас ничего не оставалось – слишком щекотливое дело. А Россия – непредсказуема и непонятна.

Ханс-Йорг долго размышлял – какой профит предложить сестре за посредничество? Но та – едва услышала про щедрые, с его точки зрения, десять процентов – весело рассмеялась:

– Брудер, меня не интересуют твои копейки.

Впрочем, помочь не отказалась. Уточнила:

– Я правильно поняла: тебе в России нужен ловкий и не слишком законопослушный представитель?

– Мне в первую очередь нужен человек, кто меня не обманет.

– Не волнуйся. Есть у меня типичный Der letzte romantiker[1]. Но десять процентов даже для него несерьезно. Предлагай двадцать. Думаю, он согласится.

В учебниках о Франции в восемнадцатом веке писали скучно. Обострение противоречий между капиталистическим укладом и феодально-абсолютистским строем, появление широкого либерального течения и сторонников буржуазных преобразований… Он на своих лекциях рассказывал совсем о другом. Про герцога де Рогана-Шабо, который обиделся на сатирический памфлет Вольтера в свой адрес и приказал слугам: подкараулить философа на улице и избить палками. Про Антуана Дерю – одного из самых ловких в истории Франции отравителей. Вот это студентам нравилось.

Что за напряженная тишина царила в аудитории, когда повествовал про венец преступной карьеры Антуана – ловкое убийство мадам де ла Мотт и вступление во владение ее имением!

Александр Дюма в своем очерке о знаменитых преступлениях расписал карьеру отравителя исключительно в черных красках, но кредо лектора было иным – о самых страшных преступниках он рассказывал с симпатией. Тем более что Дерю никак нельзя было отказать ни в смекалке, ни в умении просчитывать многие ходы наперед.

Даже циничные парни слушали увлеченно. А девицы (их на историческом факультете большинство) и вовсе не сводили с лектора влюбленных взоров. И он – с виду обычный, не молодой и не слишком красивый – сам себя в подобные моменты чувствовал великим, сильным, почти властителем судеб.

Никто не знал, что он им и был.

И возможно, со временем, спустя века, такой же увлеченный последователь станет живописать его жизнь не менее яркими красками.

Ездить в центр Москвы Таня не любила – слишком сильно он за последние годы изменился. Когда-то подкатывала к родимому вузу на «Жигулях-копейке», бросала машину – абсолютно бесплатно – практически возле Кремля. А теперь все другое – иномарки за многие миллионы, парковка дороже, чем в Европе, вместо родного студенческого кафе «Оладьи» – пафосный ресторан. Так и хотелось по-стариковски запричитать: «Вот в наше время!..»

Но ради шенгенской визы пришлось тащиться, а накануне целый день собирать бумажки – в банке подтверждали средства на счетах, Митин папаша долго кочевряжился, прежде чем подписать разрешение на выезд.

Хотя чего унывать? Июнь в Москве прекрасен, как прежде. Да и вдвойне приятно наслаждаться столицей – когда знаешь, что очень скоро ее покинешь.

В ближайшей перспективе – шикарный отпуск. Провести его Таня планировала с двумя близкими людьми, Денисом и Митей.

Сам Денис Богатов называл и Таню, и мальчика своей семьей. Но по факту все было сложнее. Их троих связывала Женя Сизова, умершая два года назад. Митя был ее сыном. Садовникова познакомилась с мальчиком, когда его мама по непонятным причинам впала в кому, а Таня задалась целью выяснить, кто истинный виновник ее тяжелой болезни. Помочь Жене пытался и Денис Богатов – он долгие годы был ее напарником по авантюрам, а также возлюбленным. Однако спасти женщину не смогли, мальчик остался сиротой. Родной отец от ребенка открестился, и Митя оказался у Татьяны под опекой[2]. Ну а с Денисом они попытались построить совместную жизнь.

Получалось не слишком гладко. Семейные будни Богатову быстро прискучили, и он посмел Татьяне изменить. Поначалу полный разрыв казался неизбежным, но Садовникова все-таки решила дать Денису шанс. Однако жить вместе отказалась категорически. Считала: нельзя заново строить семью, если фундамент не крепок. Но вместе попутешествовать – почему нет? Тем более развлекать – Богатов мастер, и Митя, приемный сын, его обожает.

Маршрут «августа мечты» разработал Денис.

Они прилетают в Стамбул, живут там пару дней, гуляют по городу, посещают турецкий парк развлечений «Vialand», который любой Диснейленд за пояс заткнет. Потом берут напрокат машину – и отправляются в Большое путешествие. Сначала в Болгарию. Дальше – в Сербию. Оттуда – в Венгрию. Потом – Австрия, Германия, Франция и Италия. Ехать в удовольствие, останавливаться в красивых местах. Митя просил гоночный «Мазератти» и вообще без экскурсий. В итоге сошлись на хорошем кроссовере, а после каждого музея будут «снимать стресс» в парках развлечений. Таня предлагала – как принято у автомобильных туристов – останавливаться в пригородах, но Богатов рассмеялся:

– Брось. У Мити со следующего года география начинается. Ему надо изучать столицы, а не предместья.

– Точняк! – с восторгом подхватил мальчик. – И в Париже я хочу жить обязательно на Елисейских Полях!

– Да ты пижон, – подмигнула Таня.

А Денис серьезно спросил:

– «Крийон» тебя устроит?

– Митя, соглашайся. Всего пара тысяч евро за ночь, совсем ерунда, – съязвила Садовникова.

– Зато гостям с детьми дарят мягкие игрушки и предоставляют в личное пользование аппарат для попкорна, – просветил Денис.

– Тогда я согласен! – важно ответил Митя.

А Богатов взглянул на нее с веселым и виноватым видом:

– Танюш, ну позволь мне! После того как я вам прошлый отпуск испортил.

– Да ладно, в Абрикосовке тоже было круто! – возразил мальчик. – Как вспомню: вылезаем мы с Арчи утром во двор, а там яма полицейской лентой огорожена. И дядя Толян говорит: ночью трупак нашли![3]

– В этот раз никаких трупаков, – заверил Денис.

Митя серьезно ответил:

– Ну, с вами никогда не знаешь, чего ждать.

Таня, честно сказать, и сама заподозрила: может, Богатов неспроста маршрут составил? Вдруг нужно ему для каких-то неведомых целей – именно в сопровождении спутницы и ребенка пол-Европы объехать?

Даже проконсультировалась с отчимом – Валерий Петрович, отставной разведчик, полковник в отставке, нюхом чуял сомнительные истории. Но в этот раз Ходасевич падчерицу заверил: у Дениса – никаких тайных планов. Просто порадовать хочет. И ее, и Митю.

В июне они подали на визы. Денис увлеченно разрабатывал и совершенствовал свою идею. Согласовывали отели, обсуждали – не сделать ли дополнительный крюк, чтобы в Грецию заехать. Таня тоже вовлеклась в планирование – на крюк соглашалась, но звала в другую сторону. Предлагала посетить Чехию, показать Мите зоопарк в Брно и Музей пыток в старинном замке Локет.

Хотя мальчика предупреждали – не болтать пока языком, он не удержался, анонсировал грядущее путешествие приятелям. Теперь принимал заказы – один просил из Венгрии какую-то особенную сырокопченую колбасу, другой – футболку из Италии обязательно с логотипом «Ювентуса».

Но в начале июля Тане стало казаться: Денис вроде как теряет к их экспедиции интерес. Раньше любой предлог искал, чтобы к ним в гости нагрянуть для внесения новых штрихов в маршрут. А сейчас даже на свое воскресенье (его они с Митей обязательно вместе проводили) отпросился.

– У тебя, что ли, работа появилась? – пытала Садовникова.

Богатов свою профессию именовал красивым словом «мастер авантюр» и слегка бравировал, что жизнь у него – во всех смыслах ненормированная. Интересного дела можно долгими месяцами ждать, а когда оно наконец найдется – пахать без продыху.

Денис рассеянно отвечал:

– Нет-нет… Выполняю одно обязательство небольшое. Нужно человеку помочь. На общественных началах.

– Благотворительный проект, что ли?

– Типа того.

– Давай, я тоже поучаствую! – искренне предлагала она.

– Да там ничего интересного, – отмахивался. – Нервно и очень бюрократично.

Но в детали – хотя пыталась расколоть – не вдавался.

Когда Богатов действительно занимался делом, Таня знала, он и выглядел по-иному: собранный, жесткий, глаза сияют. А сейчас, когда все-таки навещал их иногда, больше на офисный планктон походил – уставший, угасший.

Митя тоже заметил: с Богатовым что-то не так – и забеспокоился:

– Дядя Денис, ты смотри, только не слейся.

Но тот уверял: благотворительный его проект завершится самое позднее в конце июля, так что отпуску ничего помешать не сможет.

Вылет в Стамбул был запланирован на первое августа. Двадцать второго июля Тане позвонили из туристического агентства, позвали забирать паспорта. Она попробовала хоть этот – исключительно технический момент – скинуть на курьера, но фирмачи стали ныть, что у них остались подлинники документов на ее собственность и стороннему человеку их отдавать они боятся. Садовникова плюнула – и снова поехала сама.

Июльская Москва выглядела ничуть не хуже июньской – только народу на улицах поубавилось, школьники разъехались на каникулы, труженики – в отпуска. Таня забрала документы и решила пройтись. Любимый когда-то маршрут от родного факультета по Большой Никитской, мимо Консерватории, у театра Маяковского свернуть в Малый Кисловский переулок, миновать дом, где жил Лев Толстой, и обязательно злорадно поулыбаться у Центральной музыкальной школы – в давние времена мама прилагала героические усилия, чтобы заточить туда свою своенравную дочку.

Таня шла, против обыкновения, не спеша. Умилялась интеллигентным «центровым» старушкам в шляпках и с ухоженными собачками. Примечала интересные вывески – указатель, например, что совсем рядом, в начале Тверского бульвара расположился ресторан «Палаццо Дукале». Ну кто вот им нейминг делал!

Машин в переулочках совсем мало – только очень упертые готовы часами искать, где встать всего-то за шестьсот рублей в час. Тане доводилось попадать на штрафы в пять тысяч, поэтому только радовалась, что своего Росинанта оставила дома. Кстати, раз она без машины – может, позволить себе мохито в честь грядущего отпуска? Кафешки дружно выставили на улицы столики, а одинокая дама с коктейлем в центре столицы, к счастью, давно не объект осуждения или охоты, но вполне обыденное явление.

В «Палаццо Дукале», конечно, не пошла, а вот «Есть хинкали & пить вино» – звучало, на ее взгляд, весьма вдохновляюще. Можно и хачапури угоститься, и капусткой по-гурийски (ее Таня ставила почти вровень с любимым своим блюдом – морковкой по-корейски).

Столиков на улице, правда, здесь нет, но пышноусый грузин-официант усадил ее у распахнутого, ввиду знойной погоды, окошка. Садовникова обсудила с ним заказ, согласилась, что запивать хачапури коктейлем – надругательство над национальной кухней, и попросила «Саперави».

По видеосвязи позвонил Митя. Таня продемонстрировала ему интерьер, себя и бокал с рубиново-красным вином. Спросила:

– Не осуждаешь?

Галантно отозвался:

– Теть-Тань, такая милфа, как ты, имеет право на любые капризы!

Когда в первый раз ее подобным словечком аттестовал, обиделась. Но Денис провел целый лингвистический экскурс и убедительно доказал: слово «милфа», то есть мама друга, которая очень еще ничего, имеет в детско-подростковой среде исключительно положительную окраску.

– Ладно. Спасибо, что разрешил. Буду пить вино. А ты ешь суп, – сказала строго.

– Можно с чипсами вместо гренок?

– Хреновый ты конспиратор. Будто я открытый пакет с чипсами не увидела. Так что мог бы не спрашивать.

Положила трубку. Смаковала «Саперави», поглядывала на улицу.

И вдруг – захлопала глазами, чудится ей, что ли? – совсем близко увидела Дениса. Тот шел мимо, по Малой Бронной. Но с кем! Рядом – юная девушка, да такая, что все прохожие шеи сворачивали. Бесконечные ноги. Золото длинных волос. Ярко-голубые глаза обрамляют чернющие – и по виду натуральные – ресницы.

Богатов идет широким, решительным шагом. Спутница старательно к его поступи подлаживается, семенит. Он – уставший, чуть раздраженный. А она – все время ему в глаза заглянуть пытается, что-то пищит восторженно (слов Садовникова в разношумье улицы не разобрала).

Кто это? Коллега? Знакомая? Родственница?

Остановились. Девица что-то горячо говорит, лапки к груди прижимает. А Богатов… Богатов вдруг хватает ее – и начинает кружить. Пешеходы добродушно расступаются, юное создание заливисто хохочет.

– Ваш хачапури! – торжественно провозгласил официант.

Блюдо дурманяще пахло горячим сыром, аппетитно дымилось. Но тщетно подавальщик ждал от посетительницы похвалы – Таня глаз не сводила с улицы.

Денис наконец опустил свою спутницу на землю. Она щебечет, подпрыгивает от нетерпения. А он – достает из внутреннего кармана светлого льняного пиджака (Танин, между прочим, подарок!) бархатную коробочку. Встает – это посреди улицы! – на одно колено. Торжественно вручает девице.

Та открывает (что внутри – не видать). Визжит от восторга. Бросается ему на шею.

А Таня отстраненно думает: «Вот и съездили мы в идеальный отпуск».

Меньше всего она сейчас ожидала увидеть в собственной квартире Дениса. Но тот – каков подлец! – попивал на кухне чай с Митиным любимым тортом. На подоконнике красовался букет белых роз.

Таня всю дорогу до дома размышляла и к моменту входа в подъезд решила твердо: унижаться до выяснения отношений она не станет. А то ведь Денис подумает: специально его выслеживала, будто жалкая ревнивая фурия. Гордо уйти – вот лучший выход. У Богатова имелся крошечный шанс: самому – первым! – покаяться, все объяснить и, может быть, вымолить прощение.

И по виду его действительно походило – готовится объявить нечто важное.

Однако речь повел совсем не о том, чего она ждала:

– Танюшка, Митяй! Мне страшно подумать, как вы оба сейчас ругаться начнете. Но у меня возникли обстоятельства. Непредвиденные.

– Мы… не едем в отпуск? – упавшим голосом спросил мальчик.

– Нет, что ты! Конечно, едем! Вы, четко по плану, первого августа летите в Стамбул. Но я – присоединюсь к вам чуть позже. Вероятно, в Болгарии. Ну, или в самом крайнем случае в Сербии.

– И чем ты будешь занят? – равнодушным тоном спросила Садовникова.

– Экспедиция. Строго секретная.

У Татьяны едва не вырвалось: «С твоей проституткой?»

Но, верная решению не унижаться до разборок, спокойно отозвалась:

– Конечно. Езжай.

– Дядь Денис, но я в «Vialand» только с тобой хотел! – взмолился Митя. – Там комната страха – жесть, чисто для настоящих мужчин, теть Таня испугается!

– Танюшка у нас ничего не боится, – ласково посмотрел на нее Богатов.

Она ответила ледяным взглядом и промолчала.

Денис прижал ладони к груди:

– Ребят, мне правда дико жаль!

Митя еле сдерживал слезы. Богатов снова обернулся к Тане:

– Ты ведь сама всегда говорила: работа – святое.

– Полностью с тобой согласна, – отозвалась сухо. – Езжай. Работай.

– Что хоть за экспедиция? – убитым голосом спросил Митя.

– Ох, не могу я рассказывать, не мой секрет…

– Да, Митя, не для детских ушей, – подхватила Таня.

Денис метнул на нее быстрый взгляд и ответил:

– Хотя ладно. Минимальные вводные дам. Митяй, ты знаешь, как раньше назывался город Калининград?

– Э… что-то немецкое. Кенигсберг?

– Да, умник. У него интересная история. Основан город в тринадцатом веке немецкими крестоносцами, в начале восемнадцатого вошел в состав Прусского королевства. В Семилетней войне, при Елизавете Петровне, Кенигсберг пал и стал частью российского государства. Но спустя несколько лет ее преемник Петр Третий решил отказаться от всех завоеваний на территории Пруссии, и город вновь стал немецким. Оставался им вплоть до Великой Отечественной войны. Наши вновь взяли его в апреле сорок пятого города и назначили самым западным городом СССР.

Таня внутренне кипела – самое, конечно, время для исторических экскурсов! – но, верная принятому решению, молчала. Богатов тем временем продолжал разливаться:

– На тот момент в городе оставалось примерно сто двадцать тысяч мирных жителей, немцев по национальности. Поначалу была идея – всех перевоспитать, превратить в советских людей. Специально для них стали выпускать газету «Нойе Цайт», то есть «Новое время». Комсомольским активистам на собраниях советовали учить язык Шиллера и Гете. Но в сорок седьмом году ситуация резко изменилась, и всех немцев решили депортировать – к счастью для них, не в Сибирь, а на историческую родину. Постановление об этом приняли одиннадцатого октября, а двадцать второго – уже отправили первый эшелон с вынужденными переселенцами.

Садовникова показательно зевнула. Однако Митя слушал с интересом.

Богатов продолжал:

– С собой немцам разрешали взять немного – максимум триста килограммов личного имущества на семью. У многих, после всех военных лишений, и такого веса не набиралось. Но конечно, среди огромного количества депортируемых имелись и зажиточные господа. И забрать с собой все свои накопления они не могли никак – боялись, что нажитое при пересечении границы банально конфискуют. А что-то и не подлежало транспортировке. Как вывезти, к примеру, коллекцию старинного фарфора? В обычный вагон, на нары, набивалось минимум по сорок человек, в багажном – никто бы не стал церемониться с хрупким грузом. Вот и решали вынужденные переселенцы до поры свои сокровища спрятать, а потом за ними вернуться. Калининградская область до сих пор – одна из самых богатых в России по количеству кладов.

У Мити загорелись глаза:

– Дядь Денис, так это за кладом экспедиция?

А Таня вкрадчиво добавила:

– Прошло почти восемьдесят лет. Почему клад нужно именно вместо отпуска искать?

Подтекста в ее вопросе Денис не уловил. Театрально взмахнул руками:

– Дамы и господа, пожалуйста, поймите! Я никогда бы не стал нарушать наши общие планы из прихоти и тем более из самодурства. Не мальчик, кому вдруг в поиски сокровищ захотелось поиграть. Но я – не хозяин клада. Моя задача – всего лишь организовать экспедицию. А владельцу втемяшилось – ехать именно сейчас.

– Почему? – упрямо спросила Таня.

Посмотрел виновато:

– Сказал: кто платит – тот заказывает музыку.

– Дядь Денис! – умоляюще посмотрел на него мальчик. – А возьми меня с собой!

– Мить, думал над этим вопросом, – отозвался серьезно. – Но в дело вовлечен гражданин, м-мм, как сейчас говорят, недружественного государства. Я – представитель России – беру на себя всю организацию поездки и поисков. Будет странно, если сопровождать меня станет пусть умнейший, но все-таки ребенок.

– Какая красивая сказка, – не удержалась Татьяна. – Долго придумывал?

Взглянул с искренне разыгранным удивлением:

– Я рассказал всю правду! То, что возможно…

И она наконец не выдержала, заорала:

– Ну и катись! Ищи свои сокровища! Да хоть сам в землю закопайся!

Даже Митя перепугался:

– Теть Тань, ты что?

– Все со мной нормально. Действительно, какой там отпуск, если бриг «Испаньола» поднимает якорь, – горько сказала она. – Езжай, Денис. Езжай куда хочешь!

– Но я задержусь максимум на неделю! Начинайте маршрут, в Болгарии я вас догоню!

– Теть Тань, – укоризненно сказал Митя, – поиски сокровищ – действительно серьезное дело. Доедем мы и сами из Турции до Болгарии. Ты за рулем, а я штурманом буду.

«Прекрасный план, – едва не выпалила Татьяна. – Услать семью, а самому тут развлекаться со своей профурсеткой!»

Но вспомнила, что решила проигрывать достойно. Поэтому спокойно сказала:

– Разумеется, мы с Митей полетим в Турцию. А оттуда – переберемся в Болгарию. Но тебя, Денис, мы там не ждем. И все эти пятизвездочные отели отменяй. Начиная со стамбульского.

Открыл рот, потом выдохнул:

– Почему?!

– По кочану.

Ответ получился детсадовский, но сколько можно сдерживаться!

– Теть Тань! – взмолился Митя. – Но мы ведь успеем все вместе! И в Сербию, и в Париж!

– Ты, если хочешь, отправляйся, – пожала плечами. – Я с ним точно никуда не поеду.

Встала:

– Денис, я тебя больше не задерживаю.

– Теть Тань! У тебя, что ли, этот… как его… климакс? – встрял Митя.

Сразу вспомнилась Денисова совершенной красоты юница, и Татьяну бросило в краску. Богатов возмущенно толкнул мальчика в бок. Тот поспешно затараторил:

– Прости, пожалуйста, я неудачно выразился!

– Денис, тебя вежливое приглашение не устраивает? – рявкнула Садовникова. – Хочешь, чтоб с лестницы спустила?!

Он не сводил с нее глаз. В молящем взоре Татьяне виделись и вина, и то самое, чего не терпела, – жалость.

Пробормотал:

– Танюшка. Прости, пожалуйста.

– Прощаю. Но видеть тебя больше не хочу. И не забудь отменить отели – а то на штрафы влетишь.

Хотел еще что-то сказать, но промолчал. Ушел.

Едва дверь за ним закрылась, Митя твердо сказал:

– Теть Тань. Ты не права.

Ребенка в амурные дела она посвящать не собиралась. Поэтому спокойно ответила:

– Возможно. Но ты никак не пострадаешь. Можешь ехать с Денисом вдвоем. В «Крийон» и во все остальные приятные места.

– Но без тебя совсем не то! – горячо воскликнул он.

– Зато будет больше вредной еды. И никакого режима.

– Да я согласен на одной манной каше сидеть – только бы ты с нами поехала!

– Ловлю на слове. Пока будешь со мной – я тебе манку организую. Каждое утро.

– Теть Тань, – посмотрел внимательно. – А что ты так взвилась, правда? Может, за что-то другое сердишься на Дениса?

Митьке – десять лет всего. Но интуиция – похлеще, чем у иного взрослого. И состраданию, соучастию можно только поучиться.

Ей прямо захотелось выплакаться на плече у ребенка. Но проявит ведь мужскую солидарность, все Богатову доложит. Поэтому беспечно сказала:

– Не забивай себе голову. В Турцию мы полетим, в комнату страха пойдем, я обещаю там не визжать. Жить, правда, будем попроще – но я знаю один отличный и недорогой отель на Султанахмет. А в Болгарии вообще остановимся на вилле.

– Откуда у тебя вилла? – заинтересовался Митя.

– Не моя, – улыбнулась. – Валерочка предложил – еще когда мы отпуск планировали. У него друг продал в Подмосковье хорошую дачу, думал на старости лет к морю переехать. Но сначала ковид, потом с визами стало сложно, а сейчас он хворает, путешествовать не может. В доме в итоге пять лет никто не бывал. Просит проведать, навести порядок – ну, и пожить. Бесплатно. Денис отказался – он предпочитает отели пятизвездочные. Ну, а мы с тобой не гордые. Предложение с благодарностью примем.

– Так там за пять лет все пылью заросло!

– Ой, Мить, ну, ты как маленький. Заплатим – и уберут всю пыль. К нашему приезду.

– А это в Варне? Там, где золотые пески?

– У Валерочки честный друг, так что виллу на дорогом курорте себе позволить не смог. Это какая-то деревня. С женским именем. Сейчас… Наталия, Камелия… А, вот, Варвара. Она маленькая. Пятьсот жителей, что ли.

– Теть Тань, может, все-таки лучше по хай-классу? Как дядь Денис забронировал? – Митя взглянул умоляюще. – Тем более он сам нас об этом просит?

Но она отрезала:

– По хай-классу тоже проедешься. Только без меня.

Тане доводилось бывать в Стамбуле, и как там водят автомобили – на огромных скоростях и без правил, – она помнила прекрасно. Поэтому предложила Мите:

– Давай лучше будем на такси передвигаться? А то я поседею, и придется волосы красить.

– Не вопрос, теть Тань. И в Болгарию на такси?

– Как скажешь. Можем на такси за триста евро. Можем – на автобусе, и тогда все, что сэкономим, – в Стамбуле на развлечения спустим.

Так и поступили. И в дельфинарии побывали, и в парке «Vialand». Катались по Босфору на кораблике, дегустировали местную кухню. Таня, когда прежде ездила в Турцию, очень утомлялась от навязчивого мужского внимания. Но сейчас с удивлением увидела: детей, особенно милых, воспитанных и светловолосых, здесь привечают гораздо больше, чем даже самых эффектных блондинок. В каждом ресторанчике с Митей обязательно здоровались за руку, гладили его по голове, приносили в качестве комплимента бесплатную пахлаву или мороженое. Он гордо угощал Таню, она веселилась:

– Кормилец ты мой!

Переезд в Болгарию тоже прошел легко и радостно. Пока ехали на автобусе, Митя с удовольствием эксплуатировал свою популярность, чуть не от каждого попутчика получая то конфетку, то добрые слова. В закусочной, возле которой делали санитарную остановку, съели немыслимо вкусную кюфту, в магазинчике – накупили копеечных и свежайших турецких сладостей.

В пограничном городке Малко Търново пересели в такси. Шоссе до Варвары оказалось разбитым и абсолютно глухим – ни одной встречной или попутной машины. Зато на дорогу то ежик, то заяц, то птица огромная выскочит – Митя восторженно ахал, а водитель представителей фауны аккуратно объезжал.

На закате въехали в Варвару.

Селение на первый взгляд показалось Тане абсолютным краем света. Дорога однополосная, в колдобинах. Традиционные дома болгарской деревни перемежаются современными, но скучными с виду коттеджами, у магазинчика на окраине мужики пьют пиво – точь-в-точь российская завалинка. Но тут Митя в восхищении выкрикнул:

– Теть Тань, смотри!

Обернулась, куда показывал. На столбе – огромное гнездо. В нем – аист, по виду птенец-подросток, другой кружит рядом. Рядом вьется еще один – матерый.

– Ну ничего себе! – оценила. – Летать, видно, уже научились, но в родное гнездо все равно тянет

– Екологично място, – улыбнулся водитель такси.

– И болгарский я понимаю! – довольно хмыкнул мальчик.

– А знаешь, что такое «кака булка»? – подколола Садовникова – в самолете она успела изучить разговорник.

– Хлеб с плесенью?

– Нет! «Кака» – это тетя. «Булка» – невеста. А кстати, «стул» по-болгарски будет «стол».

Митя озадаченно спросил:

– А как тогда «стол» по-ихнему сказать?

Таня полезла было в переводчик в телефоне, но водитель опередил:

– Маса.

– Вы по-русски понимаете? – обрадовался Митя.

Кивнул.

– Круто! И читать можете по-нашему?

Водитель беспомощно посмотрел на Таню, она весело объяснила:

– Еще одна удивительная штука. Когда болгары кивают – это «нет». А если «да» – они, наоборот, головой вертят.

– Ух, мне тут, кажется, нравится! – в предвкушении потер руки мальчик.

– Къде да ви оставя? – поинтересовался водитель.

– Бар, как его… Там еще бассейн и корты теннисные.

– Мы сразу выпивать? – светски поинтересовался Митя.

– Тупыч. Там у бармена ключи от дома надо забрать.

Водитель понял. Остановился. На парковке соседнее место оказалось занято лошадью, запряженной в телегу. Неподалеку с философским видом паслась корова.

– Прости. Не «Крийон», – хихикнула Таня.

– Да не, тоже прикольно!

Бармен оказался пожилым, в школе успел поучить русский, так что коммуникация состоялась легко. Галантный мужчина взял с нее сто левов за уборку («моя сестра на совесть все вымыла») и прошел к машине, объяснил водителю, куда ехать дальше. А Таню с Митей позвал обязательно приходить, есть мороженое и купаться в бассейне.

– Я море больше люблю, – застенчиво улыбнулся мальчик.

– До первого морского ежа, – подмигнул бармен.

– Ну ничего себе у вас тут природа! – продолжал восхищаться Митя.

«Легкий характер, – мелькнуло у Тани. – Я бы на его месте злилась, что не попала в Варну на вылизанный пляж пятизвездки. А он морским ежам радуется».

Домик оказался вполне приличным – два этажа, во дворе инжировое дерево, с балкончика, пусть и довольно далеко, виднеется море. Митя отчаянно зевал, но все равно попросился немедленно купаться. Садовникова начала было, что надо вещи разбирать, постели стелить, но взглянула в молящие глаза и помотала головой.

– Это значит «да»? – просиял Митя.

Достали плавки-купальники и сразу отправились. Пляжик компактный, по вечернему времени совсем пустой. Вода теплейшая, ежей морских не обнаружили.

И потекла у них неспешная курортная жизнь. Первые три дня решили – никаких пока путешествий, только загорать и купаться. Утро проводили на пляже, днем устраивали сиесту, часов в пять снова спешили к морю. Ближе к закату бродили по деревне, составляли рейтинг немногих местных ресторанчиков. На третий вечер добрели и до бара с бассейном. Мороженое (по-болгарски «сладолед») здесь действительно оказалось исключительным. И вообще место милое – все в цветах, водичка чистая. Неутомимый Митя снова отправился купаться, Таня расположилась в шезлонге.

Рядом с баром – удивительно для деревеньки с пятью сотнями населения – два приличных теннисных корта. Один пустой, на втором, дальнем – двое русских. По виду – папа и дочь. Девчонке лет десять, как Мите. Садовниковой сначала показалось: играют для удовольствия. Но присмотрелась, поняла: отец малявку вроде как учит. Лупит на нее мячи со всей силы, а когда та по ним не попадает – громко и яростно распекает. Таня услышала слово «идиотка», поморщилась. Пожилой бармен перехватил ее взгляд, вздохнул:

– Он ее по-всякому обзывает. Идиотка, глупак… как это по-вашему?

– Дура, наверно.

Митя подплыл, поддержал беседу:

– А «дебил» по-болгарски как будет?

– Для дебила и для идиота слово одно.

– А «бездельник»?

– Мързеливец.

– Это типа мерзавец?

– Нет, мерзавец так и будет мерзавец.

– Удивительный у вас язык. А как будет «скотина»?

– Все, Митя, хватит глупости спрашивать, иди плавай. – Таня сделала вид, что сердится.

– Да не могу я, – поморщился. Покосился на корт, добавил: – Так эту девчонку жаль.

– Нехороший у нее отец, – поддержал из-за стойки бармен. – Всегда на нее кричит. Они здесь часто бывают.

Девочка снова пропустила мяч. Отец заорал:

– Корова неповоротливая!

– Теть Тань, – умоляюще взглянул на нее Митя. – Давай в полицию позвоним?

Она беспомощно взглянула на сына. Бармен развел руками:

– Полиция не приедет из-за того, что гражданин другой страны кричит на свою дочь.

Впрочем, девчонка сейчас совсем не походила на жертву. Отшвырнула ракетку, завопила в ответ:

– Да достал ты меня уже! Проваливай! Ненавижу! И тебя, и твой гребаный теннис!

Митя довольно улыбнулся. А незадачливый папа-тренер загремел:

– Вот как заговорила?! Ну и ночуй тогда здесь. На корте. А я домой поехал.

И действительно – отправился к машине.

– Где они живут? – шепотом спросила Таня бармена.

– Вроде в Царево.

Она уже знала – районный центр километрах в пятнадцати.

Нервно взревел мотор, завизжали покрышки. Девчонка осталась одна – растерянно смотрела вслед.

– Теть Тань, она плачет! – гневно воскликнул Митя.

Садовникова буркнула:

– Я б на ее месте лучше такому папочке хук дала. Точно в печень.

– Я хочу ее успокоить. – Садовниковой показалось, у мальчика самого на глазах слезы. – Можно?

– Беги, конечно! – кивнула.

– У вас добрый сын, – похвалил бармен.

По-болгарски «добрый» – значит, хороший. Но лично Таня считала: у Митьки именно с добротой к людям и излишним состраданием перебор. Тяжело в жизни будет.

Но девочку, конечно, поддержать надо. Крикнула вслед:

– Зови ее к нам ночевать. Места полно.

– Теть Тань, ты супер! – отозвался на ходу.

Нацепил на мокрые ноги сандалии, накинул майку, помчался на корт.

Митя – она давно приметила – в критических ситуациях мыслил быстро, неординарно. На пути к кортам клумба – без сомнений сорвал с нее мальву, вручил девочке. Рыдания прекратились немедленно, а Таня виновато покосилась на бармена. Но тот вскинул руку в успокаивающем жесте – мол, все нормально. И предложил:

– Мохито? Пока ваш сын занят?

Смешивал ей коктейль, ворчал:

– Теннис – королевский спорт. А этот орет на нее, будто, – защелкал пальцами, – плебей. Не знаю, как это будет по-русски.

– Так и будет.

– Ну вот. А я думал новое слово от вас узнать.

Садовникова пила коктейль, поглядывала на корт. Вот девочка улыбается, а теперь и смеется радостно, беззаботно. Что-то, кажется, предлагает Мите, тот в ответ на свои сандалии показывает. Родителя неадекватного не видать. Неужели действительно уехал и не собирается возвращаться? Митя вроде бы уговаривал спортсменку уйти – но та мотала головой. Потом подошли к лавочке, девчушка достала из сумки ракетку, протянула сыну. Тот хохочет, брать отказывается. Но спортсменка настояла. Приволокли к задней линии корзину с мячами, юная учительница начала показывать: где встать и как замахнуться. Митя послушно выполнял инструкции. Вводная часть закончилась быстро. Девчонка с видом заправского тренера отошла на пару шагов и стала накидывать мячи.

Таня когда-то пыталась играть в теннис и хорошо помнила: состыковать ракетку и зеленый кругляш с непривычки крайне сложно. Ее титулованный тренер учил, и сама себя считала спортивной, но толку выходило мало: махала активно, только натыкалась на пустоту. А Митька – вот удивительно! – попадать стал с первого раза. Хотя девчушка учительствовала совсем неумело – шарик то в ноги летел, то, наоборот, слишком высоко. Но Митя всегда успевал присесть или шаг в сторону сделать. Тренер благосклонно кивала. Минут через пять инструктаж завершился – отправились играть. Девчонка со своей стороны осторожно перекинула мячик. Ученик ее размахнулся и ударил – с такой силой, что учительница еле успела отскочить. А Таня в удивлении заметила: приземлился спортивный снаряд точно в корт. У самой задней линии.

– Ваш сын тоже занимается теннисом? – заинтересовался бармен.

– Нет, – в растерянности пробормотала она.

– У вас в России был такой Станиславский, – улыбнулся мужчина. – И он говорил…

– Знаю я, что он говорил! Но Митя впервые держит в руках ракетку!

Татьяна не сводила глаз с корта.

Следующий удар угодил в сетку. И третий мячик тоже. Новоиспеченный тренер что-то горячо мальчику выговаривала, Митя покаянно кивал. Девочка стала показывать, как замахиваться, ученик послушно повторял. Потом снова взялись перебрасываться. Начинающий теннисист больше не лупил, перекидывал мяч аккуратно. И почти не мазал.

– Для новичка ваш сын прекрасно держит мяч, – похвалил пожилой болгарин.

Таня совсем ничего не понимала – у самой-то на первой тренировке спортивные снаряды во все стороны летели.

У корта с визгом тормозов остановилась машина – папаша все-таки одумался. Девчушка сразу как-то пригнулась, скрючилась.

– Ольга! – прогрохотал гневный бас. – Быстро ко мне!

Девочка торопливо швыряла в сумку свое имущество, сын носился по корту, собирал мячи. Садовниковой дико хотелось подойти и высказать тирану все, что о нем думает. Но решила: чужая семья – запретная территория, а если скотина на ее сына посмеет потянуть – вот тут она ему устроит. Однако неадекват на Митю и не взглянул. Молча принял из его рук корзину с мячами и повел свою несчастную дочь к машине.

– Какая сволочь, – не удержалась Татьяна, когда сын вернулся к бассейну.

– Оля мне сказала, что для папы идеал – София Кенин, – вздохнул мальчик.

– Кто?

– Оля – ну, эта девочка. А София Кенин – известная теннисистка. На нее папа тоже всегда кричал и даже бил, а она Большой шлем выиграла.

– Оно того стоит? – скривилась Садовникова.

– Нет, – отозвался убежденно.

Взглянул виновато, добавил:

– Ты сердишься?

– Да я горжусь, что ты ее поддержал.

– А ты поняла, что я тебя с теннисом обманул?

– Так-так. Значит, мне не показалось, – нахмурилась. – Ты умеешь играть в теннис. Но почему я об этом не знаю?

– Потому что мы с тобой познакомились позже. Я занимался с трех до четырех с половиной, – ответил важно. – Потом бросил.

Таня не удержалась от смеха:

– В преклонном ты возрасте ушел на пенсию! А почему бросил?

– Выгорел, – серьезно ответил Митя.

Садовникова хотела расхохотаться еще пуще, но взглянула в его печальное лицо – и веселье сразу угасло.

– Ты так прикалываешься? – спросила на всякий случай.

– Нет. Это правда.

– Но почему ты молчал? – спросила в растерянности. – Вроде у нас с тобой нет секретов.

– Секретов нет. Но я боялся того, что ты мне скажешь. Если узнаешь про теннис, – произнес грустно.

– А что я могу сказать? Похвалить только! По-моему… у тебя способности. Сколько лет не играл – и отлично ведь получалось.

– И ты, конечно, сейчас начнешь убеждать вернуться! Только я ненавижу теннис! Гораздо больше, чем эта Оля!

– Митя, – сказала Татьяна с восхищением, – ты самый загадочный мужчина в мире! Не бойся. Не буду я тебя заставлять, если сам не хочешь. Но расскажи, пожалуйста, свою драматическую историю! Сними камень с души.

Пока шли обратно на виллу, мальчик болтал без умолку:

– Я тебя никогда не обманываю. Знаешь, как трудно было терпеть, чтобы не признаться?!

– Да, это очень странно – и даже подозрительно, – когда ребенок умеет подобные тайны хранить, – улыбалась она. – Может быть, ты секретный агент?

– Теть Тань, нет! Мама меня просто научила: про неприятное – надо обязательно выкидывать из головы. Притворяться, будто ничего не было. Я и притворялся. Теннис – самое ужасное, что в моей жизни случилось. Ну, кроме того, когда мама умерла.

– Слушай, ты меня прямо пугаешь. Чем тебе не угодила игра королей?

– Ну… – неохотно протянул Митя, – мама всегда хотела меня развивать. По науке. И в три года привела на тестирование. Типа, выбрать спорт, который мне подходит. Я бегал, прыгал, что-то там еще делал. В итоге сказали: теннис. Мне сначала понравилось. Мы играли такими огромными мячиками, называются «красные». У нас группа была – там всякие салочки, эстафеты. Но у меня, я так понял, хорошо получалось, и мама взяла индивидуального тренера. А тот ей стал говорить, что у меня огромное будущее. Мама спросила: хочу ли я стать чемпионом? Побеждать всех в мире? Я ответил, что да, и после садика каждый день мы стали ездить на корт. Это было очень скучно. И тяжело. Видела у этой девчонки корзинку с мячами? Я должен был по две таких отбить сначала справа, потом слева и еще с лету. И дальше подача, а она у меня совсем не выходила, тренер кричал. Мама говорила, что я должен терпеть. Я терпел, но однажды не выдержал. Мы тогда уже в доме жили. Я вынес ракетку во двор и сжег. Чуть пожар не устроил. Мама сначала плакала, но потом меня поняла. И пообещала: больше в моей жизни тенниса не будет. Теть Тань, пожалуйста! Не заставляй меня туда возвращаться!

Она, конечно, пообещала.

Но когда Митя уснул, вышла на балкон и задумалась.

Судя по тому, как ловко парень управлялся с мячом и ракеткой после перерыва в пять лет, способности у него действительно имеются. Так и зачем их в землю зарывать?

Ладно, в чемпионы Митя не хочет, да и поздно, мальчику десять лет, а современные спортсмены в три года начинают. Но необязательно ведь высшие достижения. Теннис и для бизнеса полезен – говорят, многие крупные сделки на корте обсуждают, в паузах между геймами. А еще, она слышала, можно поехать – абсолютно бесплатно – учиться в Америку. Постигаешь на свой выбор любые науки, а в обмен на качественное образование играешь за университетскую команду. Или, допустим, подрабатывать. Спарринги получают немного в сравнении с настоящими тренерами, но разве плохо для старшеклассника – стричь по тысяче рублей в час? Куда выгоднее, чем листовки раздавать или в фастфуде стоять.

Митя может сколько угодно утверждать, что теннис ненавидит. Но вчера на корте мальчик совсем не выглядел несчастным.

Давить только на него не надо. Поэтому на следующий день сказала:

– Мить, а вот ответь мне – как профессионал. В моем возрасте вообще реально – научиться в теннис играть?

– У нас в клубе совсем старушки тренировались. С нуля, – со знанием дела кивнул мальчик.

– Не хочешь подработать? Ты даешь мне уроки, а я тебе… ну, допустим, десять левов в час.

Сын как раз у нее вчера в местном магазинчике, где все на свете продавалось, выпрашивал конструктор за двадцать.

– Теть Тань, да чему я тебя научить могу? – засмущался.

«Хотя бы сразу не отказывается», – обрадовалась она. И слегка поднажала:

– Ты не бойся, я не совсем «чайник». Когда-то ходила на тренировки, но терпения не хватило окончательно научиться. Вечерами тут все равно делать особо нечего. А так бы часок поиграли, потом сразу в бассейн.

– А где мы ракетки возьмем?

Таня подавила внутреннее ликование.

– Так тут напрокат дают. И ракетки, и мячи.

– Да я все забыл, – засмущался Митя. – Как тебя учить буду?

– Брось! Мне показалось, ты даже круче играешь, чем эта Оля. Потренируемся, а потом, может, пару сгоняем. Ты с ней – а я, допустим, с нашим барменом.

Митя загорелся, щеки покраснели. Признался:

– Я бы в паре с Олей с удовольствием сыграл.

Вечером отправились на корт. Митя с важным видом потребовал:

– Сначала разминка.

Заставил Татьяну пробежаться, показал, как разогреть колени и локти. Предупредил:

– Как удары ставить – этого я не знаю.

– Ну и не надо! Буду как Медведев играть – вообще без техники.

– Тогда вставай на хавкорт.

– Куда?!

– Видишь, такая линия посерединке?

Достал из корзины несколько мячиков, пару распихал по карманам, один уложил на обод ракетки, подбросил, ловко поймал на струнную поверхность.

– Ничего себе! – оценила Таня.

– Можно еще вот так. – Взял сразу два. Уложил на струны. Подкинул, успел перевернуть ракетку и тоже удержал.

Садовникова попробовала – у нее и близко не получилось. Искренне сказала:

– Мить, как я люблю, когда мужчина что-то умеет делать классно!

Сын снова засмущался:

– Разве это классно? Я в ТикТоке видел: Надаль может так целых шесть мячиков перебросить!

– Поверь мне: чтобы впечатлить любую девчонку, хватит и двух. Вырастешь, начнешь слабый пол обхаживать. Что может обычный парень? Цветочек подарить или в кино позвать. А у тебя какой козырь в кармане!

Митя выразительно взглянул на часы:

– Теть Тань, хватит болтать! Собственные деньги на ветер пускаешь! Давай-ка, ракетку в руки!

Садовникова, честно сказать, особого прилежания на тренировке не проявила. Куда интереснее было самой наблюдать, как Митя подходит к мячу, наносит удары. Сейчас мальчику десять, на корт, получается, не выходил больше пяти лет. Но до чего легко дотягивался до зеленого шарика – даже если она перебрасывала его совсем неудобно!

«В кого ты такой талантливый?» – едва не вырвалось. Но раз Митя теннис ненавидит, пугать не стала. Предложила пари:

– А слабо́ тебе по банке для мячей попасть?

– Теть Тань, – взглянул укоризненно. – Мы договорились: это я тебя тренировать буду.

– Так я стану смотреть, как ты удары делаешь. И копировать. А в банки мы по два лева положим. Сбил – твои.

– Совсем тогда разоришься!

– Но ты согласен?

Признался:

– Мне самому интересно. Да и деньги лишними не будут.

Она разместила банки на задней линии. Осталась на той же половине корта. Встала у сетки, накинула Мите мяч. Получилось неудобно – мальчику пришлось отступить и бить почти что из-за спины. Но пролетел спортивный снаряд всего-то в сантиметре от цели. Митя нахмурился, попросил:

– Кидай повыше.

На следующий раз подбросила почти идеально – но сын залепил в сетку.

– Деньги легко не зарабатываются! – подколола Татьяна.

– Это я пока не прибился, – ответил с очаровательной снисходительностью.

Последовали еще несколько ударов. На десятом (она считала) все три банки оказались сбиты.

Вручила Мите гонорар, в азарте сказала:

– Давай, теперь я попробую.

Но сколько ни прицеливалась – за двадцать ударов не попала ни разу.

Искренне похвалила:

– Ну, ты даешь!

А он на нее почти со страхом смотрит:

– Теть Тань, только не говори, что мне надо возвращаться на теннис!

– Да кто тебя заставляет! Преследую исключительно корыстный интерес: научи меня так играть! Хотя бы приблизительно!

– Если честно, мне такое скучно, – признался Митя. – И как учить – я совсем не знаю. Давай лучше на фиг этот теннис.

– Ну, час все равно прошел, тренировка закончена, гонорар твой. Собираем мячи – и в бассейн!

Разошлись на разные стороны корта. Таня постоянно поглядывала на Митю. Тот не слишком торопился уйти. То и дело с удовольствием подкидывал мячик, ловил на ракетку, улыбался. Не так и выгорел, похоже. Главное только на него не давить.

Близкие отношения его всегда тяготили. Кому нужны все эти совместные пробуждения, общие завтраки – когда гораздо приятней утром под чириканье воробьев возвращаться одному в привычное холостяцкое логово?

Но иногда жизнь вынуждала. И он прекрасно умел играть нужную роль. Подавать даме руку, поднимать за нее тост, показательно выхватывать из рук пакет из супермаркета.

И даже позволял спутницам – до определенных границ – строить совместные планы.

Но всегда с нетерпением ждал, когда наступит благоприятный момент и наконец получится, использовав очередную, бросить ее навсегда.

Женщины в своем стремлении создать пару безнадежно глупы. Ни одной из них даже в голову не приходило, о чем он действительно думает. И сколь ярко представляет очередное быстро надоевшее лицо безжизненным и мертвым.

Блокировать телефонный номер Дениса Татьяна не стала – слишком по-детски. Но его сообщения даже не открывала. А Митя с Богатовым в переписке состоял. Пытался Садовниковой фотки показывать – невинный контент на фоне достопримечательностей Калининграда. Таня про себя усмехалась: странный выбор для романтической поездки. Но когда представляла, что снимки делает та самая неописуемая юная красавица, сердце противно щемило.

Садовникова вела в Варваре здоровый образ жизни, постройнела, соблазнительно загорела, но все равно понимала: противостояние с восемнадцатилетней и ослепительно красивой она проигрывает безнадежно.

Впрочем, Таня если и унывала, то ненадолго. В любом дурацком положении можно найти свои плюсы. У нее в лице Мити тоже отличная компания. А будь рядом Денис – пришлось бы под его причуды подлаживаться. В быту тот, конечно, неприхотлив, глаженые рубашки себе подавать не требует, зато использованные носки в углах комнаты разбрасывает, Садовникову это изрядно раздражало. И modus vivendi у него не самый удобный – к примеру, любит до полудня поспать, а Тане нравится на море спозаранку ходить, пока не жарко. Да и в целом куда приятнее быть пусть не юной, но самодостаточой и независимой. Вот ее соперница сколько сможет существовать за счет одной лишь молодости-свежести? До тридцати максимум. О том, чтобы профессию получить, судя по глупому, кукольному личику, даже не думает. Ну и останется у разбитого корыта, без кобеля и без денег, – тогда как Таня была уверена: она и на пенсии сможет позволить себе привычный образ жизни и, если пожелает, найти мужчину. Далеко не все такие дураки, как Денис. Состоявшаяся в карьере и ухоженная дама – для многих вполне себе предмет вожделения.

Но Митя не скрывал: для него лучшей в мире мамы, то есть Тани, недостаточно. Идеального отца – то бишь Дениса – тоже хотел видеть рядом.

Мальчик несколько раз порывался поговорить с Садовниковой на тему примирения, но она не хотела и слушать. Сколько можно прощать Богатову отвратительные загулы?

Препятствовать, чтобы Митя с Денисом общался, не собиралась. Но категорически запретила признаваться, где именно в Болгарии они проводят время:

– Когда явится, я сама тебя отвезу. В Варну или куда скажет. Передам из рук в руки. И поедете в свой отпуск мечты.

Голос – не удержалась – предательски дрогнул.

Митя об истинных причинах размолвки по-прежнему не знал, поэтому искренне старался Богатова оправдывать, уговаривал ее:

– Теть Тань, ну что ты такая упрямая? Ты ведь тоже искала клады, сама мне рассказывала![4]

– Я тогда была вольной птичкой. И ни за кого не отвечала, – огрызалась Садовникова.

– Но Денис ведь все объяснил! Предупредил!

У нее язык чесался заорать, что ни при чем здесь экспедиция, однако сдерживалась. Нечего ребенка втягивать во взрослые дрязги.

Но однажды Митя получил от Богатова очередной месседж и доложил ей:

– Дядя Денис не верит, что ты из-за экспедиции так разозлилась.

– И какие у него имеются версии? – спросила равнодушно.

– Ты дуешься из-за того, что он весь июль семейными делами был занят и на тебя мало внимания обращал.

Таня аж поперхнулась:

– Какими-какими делами?

– Семейными. Он сам так написал.

– А у Дениса разве есть семья, кроме нас?

Митя наморщил лоб. Садовникова напомнила:

– Мать его бросила совсем маленьким. Отец умер. Братьев-сестер нет. Про бабушек с дедушками не знаю, но вряд ли они живы, Денис далеко не мальчик.

– Может… может, мама его нашлась? И попросила чем-то помочь? – предположил Митя.

– Ну, ты с ним в переписке – вот и узнай, – ехидно посоветовала Таня.

Как, интересно, Денис будет выкручиваться?

Мальчик немедленно взялся писать. Ответ получил не сразу. Но через пару часов ворвался к ней в комнату:

– Дядя Денис в Болгарии! Он сегодня будет у нас и сам все объяснит!

У Тани с лица весь загар сошел. Напустилась на Митю:

– Что значит сам?! Я ведь просила: ни в коем случае не говорить, где мы находимся!

– Но Денис едет из Турции через Малко Търново, как и мы, – захлопал глазами сын. – И Варвара у него на пути. Разве не логично сюда заехать? На пути в Варну?

– Я сказала, что сама тебя довезу!

Митя посмотрел чуть ли не с жалостью – похоже, начинал считать вздорной истеричкой.

– Он кроссовер взял. Как мы хотели, – добавил умоляющим тоном.

– Как вы хотели. Ладно. Когда он будет?

– Через час.

– Отлично. Я соберу твои вещи. К вечеру будете в Варне.

– Теть Тань. Мы уедем. Обещаю, – легко согласился. – Но разреши, пожалуйста, дяде Денису сначала тебе все объяснить! Самому. Он очень просит.

Ага. Похоже, Богатов дозрел до покаяния.

Ладно. Будет интересно послушать.

Таня, пусть решила, что на Дениса ей глубоко плевать, вымыла голову, нанесла легкий летний макияж, облачилась в элегантную тунику – белый цвет шикарно оттенял свежий загар.

Митя (современное дитя) скинул Денису координаты, так что блуждать тому не пришлось. Ровно через час пыль перед их виллой поднялась столбом под колесами белого кроссовера. Мальчик выскочил, кинулся к Богатову на шею. Спросил весело:

– Ты клад нашел?

– Клад… с кладом не получилось.

– Как?! – искренне огорчился. – Вот это облом!

Денис крепко обнимал Митю, но смотрел неотрывно на Татьяну.

– Привет, – холодно сказала она.

– Дядь Денис, она согласилась тебя пустить, только если ты ей расскажешь про свое семейное дело, – доложил мальчик.

Богатов серьезно ответил:

– Я понял. Ты не обидишься, если мы с Таней поговорим с глазу на глаз?

– Да что угодно! Только помиритесь, пожалуйста!

А она отстраненно подумала: «Раз пацана отсылает, значит, точно нашкодил».

– Идите на террасу! – предложил мальчик. – Там сейчас тенек. А я вам виноградику подгоню, и вино белое в холодильнике есть.

– Не хлопочи. У нас разговор. Не свидание, – оборвала Садовникова.

– Митя. Просто погуляй, – просительно добавил Богатов.

– Ну, ладно. Пойду тогда Румена разведу. Желтыми шариками покидаться.

Татьяна не удержалась от довольной улыбки.

Митю явно распирало – рассказать про новое свое хобби, но взглянул во взволнованное лицо Дениса и вышел молча.

– Тань, – виновато сказал Богатов. – Я, конечно, козел. Сколько раз себе говорил: нельзя иметь секретов от любимой женщины! Но когда речь о неприглядной истории, сложно решиться.

– Очередная Настя? – хладнокровно спросила она.

Взглянул удивленно:

– Нет, что ты! Тут совсем другое! Из тех времен, когда мы еще с Женей были… Но женщина – да, замешана. Поэтому я и молчал.

Поначалу Женя Сизова казалась Богатову настоящей пацанкой – из тех, кто семьи в принципе не строит.

Вроде бы искренне упивалась их сумасшедшей жизнью, авралами, многочасовыми перелетами. И соглашалась с ним, что дети – исключительная обуза. К тому же когда ты отец (или мать) – сразу становишься куда более уязвимым.

Но уже в ее двадцать пошли разговоры. Что жить исключительно для себя – это скучно, и как ей хочется видеть в маленьком человечке свои – и его – черты. Он поначалу отшучивался, пугал грязными памперсами и предлагал лучше усыновить – желательно негритенка. Женька вроде бы веселилась, дурковала в ответ, но выражение ее лица с каждым месяцем становилось все упрямее.

И тогда Богатов опрометчиво решил: позовет пока что замуж. А насчет детей – уговорит предохраняться. Ему бы хитрость проявить, но считал: с любимой женщиной надо вести себя честно. Поэтому сказал напрямки: руку, сердце – сейчас. Ну, а наследники – когда-нибудь потом.

Всегда считал: девчонки, если им предложение делаешь, приходят в крайнюю ажитацию и немедленно забывают обо всем – кроме грядущей свадьбы.

Но Женька всегда была особенной. Вместо того чтобы на шею ему кинуться, строго спросила:

– «Когда-нибудь потом» – это как?

– Ну… в тридцать. В тридцать пять. А лучше в сорок.

– Чтоб на выпускном вечере меня за бабушку принимали? – подняла иронически бровь.

– Женечек, да ты и в шестьдесят будешь красоткой! – сказал искренне.

На комплимент не купилась. Пожала плечами, сказала холодно:

– Ваше предложение отклонено.

– Да сейчас только, может, в деревнях в восемнадцать рожают. А мировой тренд – сначала карьеру построить.

– Плевать на тренд. Я хочу малыша завести, пока сама молода. И раз ты против – нам не по пути.

Вспылил:

– Какая ты все-таки дурочка! Где в тебе женская мудрость, мягкость?! Мало ли что мужик говорит! И будто вы, девчонки, не умеете – вроде предохраняетесь, а потом оп-па! Случайно получилось. Что я с тобой, разводиться бы стал?

Но она серьезно ответила:

– Пусть я не мудрая. Но считаю: семью можно строить, только если на жизнь взгляды одинаковые. Не хочу я обманывать тебя, врать, что «само проскочило»! Принципиально не хочу. Мне нужны дети, тебе – нет. Значит, каждый должен идти своей дорогой.

– Блин, да что ты упрямая такая! Сказал ведь: пошли жениться!

– А я сказала: не хочу! И работа мне наша тоже осточертела! Сколько можно мотаться по свету – ни кола ни двора!

– Ты ведь квартиру купила! Совсем недавно!

– Вот и хочу спокойно в ней жить! Фиалки выращивать! Собаку завести!

– Женька, да не сможешь ты жить как бюргерша! – попытался уговорить.

Но она полыхнула, словно спичка:

– Еще как смогу! Вот увидишь!

Только у них могло получиться: предложение руки и сердца обернулось жестокой ссорой. Будто назло, и дела объединяющего в тот момент не имелось – Денис как раз рассчитывал, что в паузе меж заданиями свадебку сыграют. А в итоге Женька заявила: она будет обживать свое только что приобретенное жилье. Создавать уют, вешать занавесочки. И его рядом видеть категорически не хочет.

Уговаривать Денис не стал. Давно планировал отпуск провести в далеких краях. Юность вспомнить. В середине девяностых он, тогда совсем зеленый юнец, устроился на круизный лайнер. Работал помощником дилера в казино, увлеченно делал карьеру – крупье, супервайзер. В должности менеджера спустя год вышел в отставку. Занялся более интересными проектами. Но ему всегда мечталось попасть на большой корабль теперь в качестве пассажира. Ром с корешами в каютке на минус третьем этаже пить доводилось, а вот коктейля – ни разу не пробовал. И только восторженные рассказы слышал, как за судном огромные киты плывут, фонтанчики пускают. Ему их увидеть так и не пришлось – ни в каюте, ни в казино окон не было, а торчать вместе с пассажирами на палубе персоналу запрещалось – даже в нерабочее время.

Собирался вообще-то Женьку в круиз сманить – но раз приспичило ей вить гнездышко, не вопрос. Полетел один.

Пусть деньги имелись, попусту решил не спускать. Каюта, безусловно, с балконом, но не сьют. И когда в казино заглядывал – давно хотел оказаться с другой стороны стола, – играл без размаха.

Одиноких дамочек на корабле оказалось немало, но все они – пришлось быстро признать – не выдерживали никакого сравнения с Женькой. В первую очередь тем, что откровенно, неприкрыто, отчаянно старались его зацепить. На коктейль тет-а-тет, на ужин, в постель, на всю жизнь. С иными вступал в разговор, но одинаково уставал – и от чириканья про глупости, и от рассуждений про Достоевского. В голову лезла ерунда: внезапно случается катастрофа, открытое море, акулы, корабль стремительно тонет, утонченные леди мигом срывают маски, истерят и дерутся за места в шлюпках. «Только Женька бы не растерялась. И еще бы меня подбодрила», – думал. Но раз подруга боевая вешает занавесочки в Москве, хоть бы с кем словечком перемолвиться в удовольствие.

И в пику эфемерным фифам сблизился с далеко не молодой дамой откуда-то из Ямало-Ненецкого округа. Женькиной легкости и безбашенности ни грамма, зато жесткости – хоть отбавляй. Денис прямо любовался, со сколь каменным лицом та проигрывала с четырьмя королями против каре тузов у дилера. Завели однажды за игорным столом смол-ток, рассказала скупо: она на руководящей должности в нефтянке. Живет в своем доме под Салехардом. В детали вдаваться не стала, встречного вопроса «Чем вы занимаетесь?» не задала. И явно демонстрировала: уважать мужчину лишь за его принадлежность к сильному полу не станет. Да и к его советам не прислушивалась. Денис в карточных играх разбирался прекрасно – все-таки сам дилером больше года оттрубил, – но, когда попробовал подсказать, новая знакомая отрезала: «Не говорите под руку. Предпочитаю совершать собственные ошибки». Кстати, не всегда и ошибалась. Богатова весьма впечатлило, когда поставила тысячу долларов с парой двоек (даже не потрудилась карты поменять, чтоб прикупить комбинацию получше) – и выиграла.

– Вы железная леди? – спросил иронически.

– Платиновая, – отозвалась без тени улыбки.

Женька, наверно, в такую вырастет – если останется в деле и не погрязнет в пеленках-детях.

– Джин-тоник? – предложил.

– Ром. Неразбавленный.

Поддержал – тоже заказал без колы.

Выпила залпом. Сухо кивнула:

– Спокойной ночи.

Дилер (бывшие коллеги всегда любили посплетничать) просветил:

– В двухкомнатном сьюте живет. С собственным бассейном.

«Руководящая должность в Салехарде, видать, оплачивается неплохо», – усмехнулся про себя Богатов.

На следующий день корабль пришел на Барбадос, и они встретились на экскурсии. Денис не удержался, подколол:

– Не думал, что вы с народом.

Пожала плечами:

– Надоели мне лимузины. И прихлебатели тоже.

– Вы сейчас про кого?

Улыбнулась впервые:

– Не знаете, что ли, как на индивидуальных экскурсиях? «Не угодно ли, что мадам изволит?» Вместо того чтоб рассказать интересно.

Держались во время осмотра острова рядом, и Денис разбавил неизбежные местные байки про пиратов рассказом про собственный опыт. Корабли захватывать не доводилось, но в кладоискательской экспедиции они с Женькой однажды участие принимали.

Дама слушала с интересом. В конце словно между делом спросила:

– Как сокровищами распорядились?

– Четверть на ветер. Остальное – в банк.

– Дельно. Пойдешь ко мне заместителем?

– Ни за какие коврижки, – расхохотался.

– Ты еще не услышал зарплату.

– Да хоть миллиард. Не хочу в Салехард. Там слишком холодно.

– Болезный, что ли? Замерзнуть боишься?

– Подчиняться тебе не смогу, – подмигнул.

– Почему?

И он брякнул:

– Все в тебе кремень видят. А я – милую, интересную, мягкую женщину.

– Ничего себе! Неужели влюбился? – спросила с искренним интересом.

– Скорее, любопытство. Хочу понять: а в постели у тебя лицо такое же, как за покерным столом?

– Это как игра пойдет, – улыбнулась лукаво. И позвала: – Приходи вечером. Сьют «Орхидея». Будем пить ром.

Странно ему было с ней – совсем чужой. С незнакомым, немолодым, но очень холеным телом. Поначалу она действительно сохраняла покерное лицо, но Денис постарался: игра в конце концов удалась, железная леди взялась царапать ему спину, но он мягко отвел ее руки.

Когда отдыхали на безразмерном «кинг-сайзе», спросила задумчиво:

– Неужели тебе от меня действительно ничего не нужно?

– Нужно.

Встретил ее настороженный взгляд, добавил:

– Ты помогла мне скрасить одинокий вечер.

– Спасибо, – улыбнулась растроганно. – Мне тоже хорошо было с тобой. И я… я очень рада, что больше ничего у нас не будет. Завтра, в Гваделупе, я сойду.

– Убегаешь от меня?

– Нет. Дела.

Он, перед тем как заснуть в своей одинокой каюте, поломал немного голову: как работа в нефтянке может быть связана с Карибским островом? Даже хотел погуглить, выяснить – что за особа почтила его своим вниманием. Но интернет в открытом море ловил из рук вон плохо. А на следующий день, когда теплоход вошел в порт и появилась мобильная связь, ему позвонила Женька. Веселая, будто ничего меж ними и не случилось. Строго спросила:

– Ну, как ты там? Всех девчонок перепробовал?

– Только одну. Немолодую и богатую.

– Тогда ладно, – хихикнула. – К такой я ревновать не буду.

– А как твои занавесочки?

– Да в печенках они у меня. Вот думаю – не прилететь ли завтра в Санта-Доминго?

– Женька! Вау! Конечно, давай!

– Окейчик. Только давай сразу – на берегу – решим. У нас с тобой теперь мораторий. Ты молчишь про замуж. Я – про детей.

– Навсегда молчим?

– Нет. Я тебе даю отсрочку. Три года. А потом снова поговорим. Устраивает?

И конечно, он согласился.

– Что ты кобель, я и раньше знала, – хмыкнула Таня. – Ничего нового не услышала.

Она не понимала: к чему сейчас сия давняя и никакого к ней отношения не имеющая история?

Богатов пожаловался:

– В горле пересохло. Может, все-таки вина?

– Тебе нельзя, – отрезала. – Еще за руль. В Варну ехать.

Они сидели на террасе, увитой диким виноградом. Вдалеке переливалось-искрило море.

Денис вздохнул:

– Ладно. Давай без вина. Но мне сейчас придется упомянуть… э… м… хозяйку Тошки.

Ту самую гадину Настю, к кому Денис уходил полтора года назад.

Тут Садовникова вспылила:

– Да что у нас происходит? Рекламная кампания альфа-самца? Слышать не хочу больше про твои загулы!

Денис спокойно продолжил:

– Пару месяцев назад Настя позвонила. Книгу якобы забыла у меня, очень нужно забрать. Я ответил: не вопрос, давай где-нибудь встретимся, передам. А она говорит: «Да я у твоего дома сейчас. Можно, пожалуйста, поднимусь?» Мне говорить с ней не о чем – встретил, вместе с книгой, у лифта. Но она никак уходить не хочет. Начала про свою новую собаку рассказывать, потом воды попросила и в ванную заглянуть. Я боялся: будет пытаться отношения клеить. Однако, как потом выяснилось, нужно ей было совсем другое. Настя являлась ко мне по поручению частного детектива. Задание получила – втайне от меня – собрать мой генетический материал.

– В контексте твоего предыдущего покаяния в голову приходит единственная мысль… Ты этой железной леди на корабле ребеночка, что ли, сделал?

– Бинго!

– Как ее, кстати, звали?

– Только не смейся. Исидора.

Хохотать не стала, но хмыкнула.

– Значит, Исидора из Салехарда. Ну и ну. Я всегда думала, ты за безопасный секс.

– Естественно, мы принимали меры, это даже не обсуждалось. Но распечатывала средство защиты, м-м… она. Откуда я мог знать, какие у нее на самом деле планы?! Да и лет ей было явно за сорок!

– А зачем Исидоре понадобилось подтверждать отцовство? Да еще без твоего ведома? Насколько я знаю, все эти жвачки, волоски, обрезки ногтей никакой юридической силы не имеют.

– Она ни к чему меня официально не принуждала. Просто попросила помочь нашей дочери. И я не смог ей отказать.

Исидора всегда знала: замуж она не выйдет. Не ее это: сопереживать и поддерживать. Да и уверена была: добьется в жизни многого, с какой стати делить нажитое с партнером? Но даже если допустить: попадется бессребреник, согласный на жесткий брачный контракт, – сосуществовать на одной территории с мужчиной она все равно не сможет. С юности устраивала жизнь, как удобно исключительно ей, обставляла личное пространство под собственный вкус и даже малейших изменений не терпела. Личную уборщицу искала долго и платила той вдвое выше рынка – за то, что после клининга все вещи оставались строго на давно им отведенных местах.

Но в сорок лет Исидора решила: ей нужен ребенок. Вопрос с отцом из числа знакомых или тем паче коллег не рассматривала. Отправилась в Москву – в клинику искусственного оплодотворения. Ей вручили каталог доноров. Сто тридцать молодых мужчин. Безупречно здоровых. Образованных. Описания внешности – будто в завиральных брачных объявлениях: «натуральный блондин, глаза голубые, нос прямой». Актуальных фотографий не имелось – только детские. Ну, и всякие смешные «плюшки» – запись голоса, письмо от руки.

Исидора посмотрела на доктора своими холодными глазами:

– Как я могу быть уверена, что кандидат порядочен? Не жесток? Не подл?

– Мы проводим тщательное психологическое тестирование! С результатами можно ознакомиться!

Но Исидора – в те далекие времена, когда не работодатели за ней гонялись, а сама искала работу, – тоже проходила через многочисленные тесты и виртуозно научилась скрывать свою нелюдимость и категорическое нежелание работать в команде.

– Наши доноры – все успешные люди! Ни у кого не было ни малейших проблем с законом – мы отслеживаем их с ранней юности! – продолжал напирать доктор.

Еще один не слишком убедительный аргумент. Может, просто не попадались. Чем более ловок преступник – тем дольше он вне подозрений. А если у мужчины нет ни единого штрафа за превышение скорости – тоже плохо, скорее всего, хлюпик и трус.

Решила твердо: кот в мешке ей не нужен. Тогда и возникла идея: отправиться на другой конец земного шара. В круиз. Новые страны, новые лица. Возможно, на роль отца подойдет кто-то из команды – слабаки в море не ходят, дураки кораблями не управляют. Внешними данными Исидора не блистала, но не сомневалась: переспать с ней согласятся всегда.

Дениса приметила сразу. Одинок. Достаточно молод. Глаза печальные. Не беден – живет в хорошей каюте, одет дорого. Когда стали общаться, подметила новые штрихи. Умен. Авантюрен. Независим. Алкоголь – в меру. Да и что скрывать: просто понравился. Прояви он к ней чуть больше внимания – может, всем бы принципам изменила, завела первые в жизни отношения. Но мужчина честно признался – всего лишь хотел скрасить ей одинокий вечер.

Для контроля хорошо бы провести с ним ночь, другую, третью. Но Исидора всегда зрила в корень и после первой их постельной встречи поняла: дальше он начнет ее избегать. Поэтому предпочла уйти сама. Придумала мифические «дела» и покинула теплоход в Гваделупе.

Забеременеть в сорок лет, как считается, проблематично. Но она скрупулезно следила за здоровьем (самый ее главный капитал) и к зачатию готовилась: правильное питание, уместные пищевые добавки, витамины. Плюс всегда была фаталисткой: если судьбе угодно, чтобы ее ребенок был именно от этого мужчины, – все получится.

Через девять месяцев у нее родилась хорошенькая светловолосая девочка.

Многие в ее окружении видели в детях будущих наследников своих империй, но Исидора решила: лепить из дочки то, что хочется лично ей, не будет. Да, раннее развитие, иностранные языки и спорт для здоровья обязательны, но девочку ни к чему чрезмерно не принуждала. Хотя учительница музыки уверяла: у дочки большие способности. А на фигурном катании, где всегда огромный конкурс, тренеры сами уговаривали отдать в бесплатную группу. Но маленькая Лика хлопала огромными ресницами: «Мам. Ненавижу я эти гаммы. И на катке всегда мерзну».

Считается, что даже гения иногда надо прессануть, но Исидора настаивать не стала – забрала дочку и с музыки, и с фигурного катания.

В конце концов – классе в пятом – Лика решила, что будет биологом. Исидора не просто наняла дочери лучших преподавателей – всегда старалась, чтобы учеба шла в удовольствие. Не препятствовала, когда в доме появился террариум. Возила девочку в самые известные ботанические сады и природные парки. К счастью, блат в лучших вузах больше не нужен – достаточно высоких результатов ЕГЭ. Лика уверенно шла к ста баллам по всем предметам и к биофаку МГУ.

А в конце десятого класса вдруг заявила:

– Мам. Ты сейчас злиться будешь, но я передумала идти в биологи.

– Можно тогда в медицинский. Или на химии сосредоточиться.

– Нет, мам. Я поняла: у меня совсем другое предназначение. Хочу стать актрисой.

Исидора ничем не выдала, что сердце заколотилось, а дыхание перехватило. Сказала спокойно:

– Но в МГУ прекрасный студенческий театр. Ты можешь играть там. Заодно и поймешь: твое, не твое.

– Нет, мам. Я теперь точно знаю: биология – не мое. И актрисой я хочу стать не любительской, а профессиональной.

Исидора постаралась сохранить хладнокровие:

– Я уважаю твой выбор. Но готовиться в театральные вузы начинают не в десятом классе, а гораздо раньше. Ты можешь туда не попасть.

– Ничего. Многие не с первой попытки поступают. Буду добиваться.

Школьные учителя, предвкушавшие стобалльницу, пришли в ужас и чуть не в ногах валялись, просили Лику изменить решение. Но та была неумолима. Из профильных предметов сдавать она будет не биологию с химией, а только литературу. Ну и конечно, станет заниматься актерским мастерством.

Исидора снова приложила все силы – и нашла дочери лучших репетиторов. С литературой не прогадала, а вот актер – пусть все говорили, что талантливый педагог, – ей не нравился. Лика, конечно, опробовала на маме свою чтецкую программу, и Исидора все ждала: вот сейчас по спине побегут мурашки… на глазах выступят слезы… А этого никак не случалось. И видела она всего лишь очень красивую девушку. С хорошим голосом. С отличной памятью (из интереса сверялась с текстом – дочь ни разу не ошиблась). Но драматические жесты, все эти прижимания рук к груди и закрывания лица ладонью, никак ее не убеждали, что дочь действительно страдает, любит и неистовствует.

Исидора пыталась сама:

– Ну вот ты читаешь: «Я с вызовом ношу его кольцо, да, в вечности жена, не на бумаге»[5], – только выглядишь будто куколка, которой папик бриллиант подарил. А тут ведь совсем другое. Вызов. Отчаянье!

Дочь обижалась:

– Михал Михалыч (репетитор) считает – нормально все у меня!

Исидора поговорила с педагогом. Уверилась: тот не банально качает деньги. Считает искренне: у Лики отличные способности, практически талант. Так что в столичных театральных вузах у нее все шансы. Особенно если не претендовать на «золотую пятерку». А в институтах второго ряда, тем более на платных отделениях, ее с руками оторвут.

– Нет, – отрезала Исидора. – Если осваивать профессию – то только в лучшем вузе.

Но там конкурс – от трехсот человек на место. А Лика из общего ряда выделялась, пожалуй, только ангельской внешностью.

Значит, не поступит. Неизбежные разочарования. Потерянный год. Вероятно, дочка захочет остаться в Москве и продолжать готовиться там. А в столице, если не занят в вузе круглые сутки, сплошные соблазны.

И тогда Исидора вспомнила про Дениса.

Она никогда не напоминала ему о себе. Но издалека за отцом своего единственного ребенка наблюдала. Знала, что Богатов по-прежнему не женат. Финансовых затруднений, очевидно, не испытывает. А главное – он был москвичом. Не в том смысле, что банально в столице жил (купить-то квартиру совсем не сложно), но он варился во всем этом блеске, шел по жизни в темпе города, наверняка ходил в театры.

Можно было приехать без всяких доказательств, но Исидора решила подстраховаться. Обратилась к частному детективу. Дала ему поручение: раздобыть генетический материал Богатова. Получила заключение экспертизы – отец.

И только тогда отправилась в Москву.

К чести Дениса, он сразу ее узнал. И доказательств, что дочь от него, не потребовал. С любопытством спросил:

– Сколько ей сейчас? Семнадцать?

– Да.

Исидора протянула ему самую удачную Ликину фотографию.

– Красивая, – оценил Денис. – Ты хочешь, чтобы она узнала, кто отец?

– Я хочу, чтобы она поступила во ВГИК. Или в ГИТИС. Или в Щепку. Любой, короче, вуз из «золотой пятерки», – выпалила Исидора.

Тут растерялся:

– А как я могу с этим помочь?

Она продолжала:

– Не считай меня безумной богатой мамашкой из провинции. Я не прошу тебя искать, кому из приемной комиссии дать взятку. Мне нужно другое – чтобы ты взял Лику под свое крыло. Я в актерстве ничего не понимаю, но чувствую: программа у нее не та. Она ее не раскрывает. Найди девочке хорошего репетитора – здесь. Ну и помоги ей пройти через все эти прослушивания.

– Исидора, но я ведь тоже совсем не актер. И знакомств в этой сфере у меня никаких.

– Зато ты москвич. И знаешь, как здесь крутиться. Во всех хороших московских театрах есть педагоги, кто берет учеников. Подбери ей лучшего. И попроси честно сказать – ей и тебе, – действительно ли у нее есть шансы. Лично я считаю: ее сольют на первом же туре. Если так – пусть даже не пробует, сразу возвращается домой.

– А ты хорошая мать, Исидора, – задумчиво сказал Денис. – Как ты хочешь: все-таки сказать Лике, что я отец? Или представим меня как-нибудь по-другому?

– Елки-палки! – выдохнула Татьяна. – А я-то думала…

Денис просветлел лицом:

– Так я и знал. Когда ты психанула, от всего отказалась, я сразу почувствовал: тут не в работе дело. К ней ты никогда не ревновала.

– Ну да… – пристыженно отозвалась она.

– А откуда ты узнала?..

– Я двадцать второго июля забирала в турагентстве паспорта. Потом решила заглянуть в кафешку. Сидела у окна. И увидела, как вы шли по Большой Никитской.

– Боже мой! Девчонке семнадцать лет! Как ты могла такое подумать?!

– Насте твоей тоже было двадцать с чем-то. И Лику эту ты кружил прямо посреди улицы! А потом еще на колено встал и коробочку бархатную вручил!

– Так ее в этот день в ГИТИС приняли. В ГИТИС, понимаешь? На бюджет! А я ей обещал: если получится, Мельпомену серебряную подарю!

– Блин, Денис! – сердито сказала Садовникова. – Ну почему, почему было раньше не рассказать?! Еще когда эта Лика только в Москве появилась?!

– Тань… Ну стыдно мне было – очередной скелет из шкафа вытаскивать…

– Конечно. Лучше темнить. Скрывать. И в итоге вообще – все едва не разрушить!

– Обещаю тебе. Больше никогда. Давай все-таки выпьем вина?

– Ф-фух. Ладно.

Отправился на кухню вместе с ней, открыл бутылку, помог принести на террасу виноград и бокалы.

Когда пригубили, робко спросил:

– Ты простишь меня?

– Пока не знаю, – ответила искренне. Попросила: – Покажи фотку.

Денис продемонстрировал – да, действительно, та самая девушка с Большой Никитской.

Оценила:

– У тебя красивые дети получаются. А в ГИТИС ее за талант взяли? Или за взятку? Только честно.

– Лика сама прошла. Насчет взяток Исидора жестко сказала: не даст ни копейки – и мне категорически запрещает. Если за деньги берут – значит, не актриса. И блата, знакомств у меня тоже не было. Да в актерских вузах не очень и помогает. Первый тур на связях проскочить можно, а на свой курс бездаря ни за что не возьмут. Неограненный талант – тоже не в чести. Лика приехала в Москву только после ЕГЭ – в середине июня. Я к тому времени снял ей квартиру, уговорил нескольких педагогов ее посмотреть. Вердикт был единогласный: девчонка – жемчужина, репертуар – дерьмо. А прослушивания вовсю идут к тому времени. Двое репетиторов ее в итоге брать отказались. Слишком поздно, сказали, – полностью тексты менять, от ужимок ее избавлять провинциальных. Но третий взял с условием, что сутками будет учиться. Исидора меня пугала, что дочка у нее хрупкая, нежная. А тут пахать надо на износ. Думал, шпынять придется, мотивировать – нет. Наоборот, уговаривал поесть хоть немного, выспаться минимально. Знаешь, как тяжело оказалось нянькой работать?

– А я никак понять не могла, что с тобой происходит. Динь, ну, ты такой дурак! – И резко сменила тему: – А с кем ты в Калининград ездил?

– С корешем. Ну, и с заказчиком. Он из Германии.

– Кто заказ подкинул?

– Один… общий знакомый. Мою репутацию многие знают.

– Ты в кладоискательстве тоже специалист?

– Нет. Любитель. Единственный раз попробовал. Но я хороший организатор. А кореша в дело специально позвал – он как раз копатель с огромным опытом.

Ей снова показалось: что-то недоговаривает.

– А почему именно сейчас ехать было нужно?

– Танюшка, да я все силы приложил, чтоб на сентябрь договориться. Но заказчик ультиматум поставил: или немедленно, или с другими поеду. А искать, как ты понимаешь, не мелкие монетки собирались. Только не вышло ничего. Не нашли.

– Бог наказал. За твою лживость, – назидательно сказала Садовникова.

– Главное, чтоб ты меня простила.

– Ладно. Так и быть. Но предупреждаю в последний раз: опять наврешь – о чем угодно, – пойдешь на фиг. Уже без вариантов.

По его лицу мелькнула тень растерянности. Таня подозрительно спросила:

– Еще один «скелетик» имеется?

Денис твердо ответил:

– Нет. Никаких больше скелетов. Их и так в моей жизни оказалось слишком много.

Татьяну всегда вдохновляла «смена картинки». А когда отдых проходил по хай-классу да в хорошей компании – она себя по-настоящему счастливой чувствовала.

Дни летели стремительно, ярко. Днями за окнами кроссовера мелькала Европа, ночами они с Денисом и Митей отдыхали от странствий в шикарных отелях.

Сын поначалу тушевался. Раньше он считал: хорошая гостиница та, где лебедей из полотенец скручивают. Но в люксовых заведениях жизнь текла совсем по другим стандартам.

В самый первый вечер, еще в Болгарии, мальчик приметил: в спальне у Дениса под кроватью носки валяются. Знал – для теть Тани как красная тряпка, поэтому незаметно затолкал их подальше, в самый темный угол. А пришли с ужина – нету. «Сперли», – поначалу решил. Но утром подле номера обнаружил пакет – выстираны и даже вроде как поглажены. Принес, объявил маме с папой (про себя их так называл):

– Вам нужно постоянно здесь жить. Тогда и ссориться не будете.

Садовникова улыбнулась:

– Грязные носки для меня не единственный триггер.

Мудреное словечко Митя знал, поэтому мгновенно парировал:

– И до полудня дядя Денис тут не спит. Потому что завтрак до одиннадцати.

Богатов подмигнул:

– Ну, завтрак-то в любое время могут подать. Я просто ее злить не хочу.

– Так и не злил бы никогда! Вот было бы здорово!

– Нельзя. Тогда она будет считать меня подкаблучником.

Садовникова рассмеялась.

Мите ужасно нравилось, когда тетя Таня веселая и беззаботная. И что чуть не каждый день они в новом городе, и что школы нет, и что с дядей Денисом можно как с лучшим другом.

Мальчик, конечно, ему рассказал, как вернулся на теннис. Советовался – надо ли продолжать?

– А что ты теряешь? – удивился тот. – Пока нравится – играй. Надоест – давить на тебя никто не будет.

Митя погрустнел:

– Мама… она тоже так говорила сначала. А потом началось: если хочешь быть чемпионом, надо терпеть.

– Но тебе поздно в чемпионы готовиться – в десять-то лет. Так что играй спокойно. Для личного удовольствия.

– Я уже посмотрела: во всех клубах есть абонементные группы. Два раза в неделю по полтора часа, – подхватила Таня. – И кстати, если туда ходить, можно от школьной физкультуры получить освобождение. А оценку тебе тренер выставлять будет.

– О, тогда круто! – обрадовался Митя. – Надеюсь, у нас первым уроком поставят и я вместо него спать буду.

– Но каков конспиратор! Сколько лет молчал! – нежно улыбнулась Таня. – Исключительная должна быть выдержка у ребенка!

– Да вот и думаю: может, я дядь-Денисов все-таки?

Митя родного отца не жаловал и не скрывал: очень бы ему хотелось Богатова в папы.

Тане тоже казалось: ну, не может у такого ничтожного человека, как Максим, получиться столь замечательный сын. Но Богатов настаивал: Митя не от него. Хотя усыновить – если Садовникова за него замуж пойдет – был готов.

Татьяна – как всегда, когда они вместе с Денисом замечательно отдыхали, – стала задумываться: «Может, попробовать? Ладно, не замуж – хотя бы опять вместе пожить? Ладить не только в праздники, но и в будни?»

Но здравый смысл подсказывал: когда вместе два авантюриста, да еще у них на попечении ребенок, вместо семьи может получиться бардак или вообще гремучая смесь.

Таня и сама иногда баловала Митю историями из времен бурной молодости, но приключения Богатова, пожалуй, их затмевали. Чего только стоил лагерь на выживание на Филиппинах или прыжок с парашютом с вершины водопада Анхель! Да и события последних месяцев явно не из арсенала приличного семьянина. Таня рутиной занимается, а Денис – сначала внебрачную дочку в ГИТИС пристраивает, потом – клад в Калининграде ищет.

Пусть Богатов упирался, Митя из него все подробности вытянул.

Заказчика звали Ханс-Йорг. Проживал в Восточной Германии, всю жизнь работал лифтером. В прошлом году не прошел медкомиссию и был вынужден досрочно уйти на пенсию. А человек достаточно молодой, отдохнул-отоспался за месяц, и стало ему скучно. Чтобы хоть чем-то забить свободное время, взялся семейные архивы разбирать – от бабки с дедом по материнской линии две огромные коробки остались, валялись на чердаке.

Читал с интересом письма, фотографии старые разглядывал. С удивлением узнал: у бабушки, русской по происхождению, это, оказывается, второй брак. О первом муже она упоминала редко и скупо. Но Ханс-Йорг понял: именно он ее вывез из ставшего советским Кенигсберга в 1947-м. А через год, в 1948-м, скончался.

Стало интересно, начал родителей расспрашивать. И выяснились любопытнейшие факты. Бабка-то его не просто из России, но рьяная была коммунистка и активистка. В сорок шестом году ее в Калининград по партийной линии отправили – строить в бывшем немецком городе социализм. А она возьми и влюбись – практически в классового врага.

Первый ее супруг всю жизнь работал на богатый немецкий род фон Маков. У них в Восточной Пруссии было два конезавода – в Альтхоф Рагнит (ныне Мичуринское) и Нойхоф Рагнит (ныне Котельниково). Начинал Фиде помощником садовника, со временем получил за счет хозяина образование, стал дипломированным агрономом и хранителем уникального дендропарка, который фон Маки устроили в своем имении в Альтхоф Рагнит. Каких только редких растений там не имелось – черная сосна, береза Юнга, каштан мясокрасный, тюльпанное дерево, еще какие-то удивительности – чуть не из эпохи ледникового периода.

Фон Маки покинули Кенигсберг во время Второй мировой войны. Однако Фиде с ними не уехал. Продолжал работать на том же месте – теперь в плодопитомнике совхоза «Мичуринец», который располагался на землях его бывшего хозяина.

И Ханс-Йорг заинтересовался – почему Фиде не бежал вместе со своими господами, раз был настолько к ним приближен?

В дневнике бабушки по этому поводу нашлась интересная ремарка: «Муж говорил, что остался в СССР, чтобы оберегать редкие растения, многие из которых сам культивировал. Но я подозревала, что есть и другая причина. Возможно, остаться ему велели фон Маки. Он действительно что-то оберегал. И вероятно, не только парк. Но сколько я ни пыталась узнать – выведать ничего не смогла».

Тут Ханс-Йоргу совсем любопытно стало.

Улучил момент, когда родителей дома не было, и стал искать тщательнее. Дом-то изначально как раз Фиде принадлежал, после его смерти бабка унаследовала и второго мужа сюда привела. Однако вот ведь странность. Бывший садовник бежит из советской страны, истощенной войной. И сразу по приезде покупает неплохое строение с участком. Получается, какой-никакой капиталец из СССР вывез. Интересно – свой собственный? Или рискнул с собой сокровища фон Маков прихватить?

Тогда вряд ли все на дом ушло. Что-то и сохранить мог. Ханс-Йорг вошел в азарт. Стены, полы простукивал – вдруг обнаружится тайник?

Но никаких схронов не обнаружил. И тогда подумал: садовнику, наверно, привычнее – если что прятать, то в земле.

Стал оглядывать двор – взгляд сразу уперся в красивую сосну у входа. Согласно семейной легенде, Фиде посадил ее сразу, как переехал.

Про металлоискатель Ханс-Йорг не подумал – стал копать наудачу. Начать решил со стороны востока – то бишь с России. Действительно ли Фиде специально выбирал место или банально повезло – но вскоре заступ звякнул о металл. Вынул, дрожащими руками смахнул землю со старинной шкатулки, когда-то заботливо укутанной в почти истлевшую сейчас тряпицу.

Но внутри оказалось не золото и не бриллианты – а только пожелтевшая от времени карта. Населенные пункты – писаны на кириллице. И тогда Ханс-Йорг понял: это куда лучше, чем материальные богатства.

– Там прямо крестик был? Как у Стивенсона? – в восхищении спросил Митя.

– Крестик бы очень не помешал, – вздохнул Денис. – Как и точные координаты. Но нет. Там был нарисован кружок. Диаметром в сантиметр. Впрочем, Ханс-Йорг решил: этого достаточно.

О том, что происходит на родине покойной бабки, Ханс-Йорг знал только из телевизора с газетами и представлял себе страну очень унылой, депрессивной и опасной. Во многом пропаганда оказалась права: дороги, едва от Москвы отъезжаешь, дрянь, продукты ужасные, лица у местных напряженные, настороженные. Поместье фон Маков (в Германии бы давно объявили исторической ценностью и отреставрировали за счет государства) находится в полном запустении, дом наполовину обрушился, внутри – грязь, граффити неприличные по стенам.

А вот исполнители – двое мужчин – на типичных русских совсем не походили. Ханс-Йорг почему-то ждал: будут они обращаться с ним, гражданином свободной Европы, с исключительным пиететом. Но все время казалось: наемные кладоискатели – пусть держатся вежливо – исподтишка над ним посмеиваются. И постоянно пытаются надуть.

Русского языка он не знал – бабка умерла достаточно молодой, дочку (его мать) приучить к своему наречию не успела. По разговорнику перед поездкой освоил самый минимум. Из путеводителя узнал: в России, даже в самых медвежьих углах, весьма развит интернет, такси, еду, всякие услуги принято заказывать через мобильные приложения. В договоре меж ним и кладоискателями значилось: все накладные расходы – за его счет. Разумеется, он старался экономить. Но исполнители – наемные «шестерки» – вечно морды кривили и демонстрировали собственную значимость. В хостеле в Калининграде жить отказались – сказали, сами заплатят за нормальную гостиницу. Такси по тарифу «эконом» тоже забраковали – вызвали за собственные средства машину с кондиционером. Но самый большой раздрай случился, когда прибыли на место и выяснилось: кружочек примерно соответствует площади десять на десять метров. И на его месте – позднейшая постройка. Сарай. Тоже развалившийся, но с фундаментом крепким. Так что не землю надо копать – пробивать бетон.

Ханс-Йорг настаивал: нанимать арбайтеров с отбойными молотками. Исполнители горячо возражали: тогда поднимется такой грохот, что полиция приедет через полчаса. И настаивали: нужен георадар. О принципах работы прибора Ханс-Йорг знал смутно, но кладоискатели быстро нашли, скинули ссылку на родном немецком. Прочитал, неохотно признал: будет гораздо эффективнее. Спросил:

– Насколько возрастет стоимость поисков?

Услышал про двести евро и едва не задохнулся от возмущения:

– За что? За час работы?!

– Можно поискать подешевле. Но сам прибор дорогой. Плюс к нему нужен высококвалифицированный и, безусловно, надежный специалист.

– А вы тогда кто?!

Наемники переглянулись. Залопотали меж собой на собственном наречии. Лица у них были нехорошие, и Ханс-Йорг почувствовал себя очень уязвимым. Поздним вечером. В чужой стране. В мрачном, заброшенном здании.

Решил пойти на компромисс:

– Gut. Я согласен оплатить, но исключительно аренду прибора. Управляться с георадаром вы должны сами. Какая тогда получится сумма?

И опять этот насмешливый, совсем неуместный на лицах наемных варваров взгляд.

Самый наглый из двоих (только он знал немецкий), Denis, взялся ему втолковывать:

– Ханс-Йорг, ну поймите. Георадар – очень сложный прибор, сродни компьютерному томографу. И в аренду он сдается только с квалифицированным оператором, желательно с инженером. Полдела – получить информацию, надо ведь ее расшифровать правильно. А непрофессионал может арматуру или пустую полость принять за искомое место.

Напарник сердито дернул того за рукав, разразился гневной тирадой на русском. Ханс-Йорг отчетливо разобрал слово «фраер»[6]. В итоге озвучили решение: они сами найдут и оплатят георадар. Вместе с человеком, кто будет его обслуживать.

По условиям договора сопровождающим причиталось двадцать процентов от найденного – вероятно, надеялись все затраты отбить.

Отказываться Ханс-Йорг не стал. Но выяснилось: немедленно сотрудник со своим прибором прибыть не сможет. Надо возвращаться в Калининград и ждать до завтра.

Ханс-Йорг буркнул:

– Эта лишняя ночь – точно за вас счет.

– Согласны, – хладнокровно ответил Denis.

На следующий вечер снова приехали в поместье фон Маков. У полуразрушенного забора уже ждал старенький черный «Фольксваген»-фургон. Оттуда навстречу им выскочила – Ханс-Йорг глазам своим не поверил – фрау. На вид лет сорока, в лихой кепочке и ладно сидевшем комбинезончике.

– Это и есть ваш квалифицированный оператор? – иронически спросил Ханс-Йорг.

– Guten morgen, – смущенно поздоровалась она.

– Guten abend, – поправил немец и вздохнул.

Но когда фрау взялась за работу, снисходительности в нем поубавилось. Дело свое она, сразу видно, знала отлично. Обоих его гоношистых сопровождающих приспособила себе в помощники, требовательно на них покрикивала. Те послушно суетились.

И буквально через полчаса позвали к экрану лэптопа.

Амелия (так звали даму) указала на точку. Denis объявил:

– Здесь. Сомнений нет.

– Какой размер сокровища? – заволновался Ханс-Йорг.

– Небольшой, – виновато развел руками русский сопровождающий. – Что-то вроде кубышки или горшка. Глиняная посуда.

– Копайте, – обреченно приказал немец.

Перфораторы у кладоискателей оказались свои. Дорогие. Работали они умело и споро, Амелия топталась рядом, корректировала направление.

Уже через час метровый слой бетона оказался разрушен, и оттуда извлекли старинную амфору. Но маленькую, совсем маленькую!

Тот, кто немецкого не знал, что-то разочарованно прочирикал.

Denis растерянно перевел:

– Это примерно первый-второй век. Вряд ли принадлежит фон Макам.

– Открывайте, – велел Ханс-Йорг.

И уже через минуту в недоумении разглядывал десяток серебряных монет. Неужели это все?

Он гневно обернулся к фрау. Заорал:

– Ты плохо смотрела!

Та поняла без перевода, на глазах выступили слезы. Схватила его за руку, потащила его к экрану лэптопа, тыкала лазерной указкой в экран, что-то лопотала обиженно.

– Она высококвалифицированный специалист, – тихо сказал по-немецки Denis. – Вы зря сердитесь. Тут действительно больше ничего нет.

– Значит, надо расширить территорию поисков! Плевать на деньги, я все оплачу!

Но фрау благородно отвергла его предложение о дополнительной оплате. Согласилась задержаться просто так и прошла со своим прибором по еще большему радиусу. В отличие от металлоискателя на всякие пробки или единичные монетки георадар не реагировал. Однако никакого более серьезного схрона обнаружить не удалось.

Начинало светать.

Denis печально сказал:

– Ваш родственник, вероятно, ошибся. Или подшутить решил над своими будущими наследниками.

Напарник его что-то сердито буркнул по-русски.

– Что он сказал? – потребовал Ханс-Йорг.

Denis в смущении перевел: яйца надо вырывать за подобные шуточки.

– Это точно. Вырывать надо, – ледяным тоном ответствовал немец. – Только я пока не понял кому.

– А римские денарии – это деньги? – с интересом спросил Митя.

– Да. Монеты первого-второго века. С портретами императоров Августа и Нерона.

– Но это ведь очень здорово!

– Да, – кисло улыбнулся Богатов. – Монетка продается за три тысячи рублей, если постараться – можно за десять или даже двадцать. Но Ханс-Йорг совсем на другое рассчитывал. Фон Маки богатейшие люди были. А десять денариев – это, вероятно, заначка какого-то мелкого торговца янтарем. Калининградская область всегда им славилась. Племена эстиев, которые здесь тогда обитали, продавали солнечный камень римским купцам. Да, безусловная историческая ценность, но практической пользы никакой.

– Все равно интересно. А у тебя хоть одной случайно не осталось?

– Есть, – улыбнулся Денис.

Достал из кармана, продемонстрировал серебряный кругляшок с гордым профилем императора.

– И ей действительно две тысячи лет? – благоговейно спросил Митя.

– Точняк. Возьми себе. Будет талисман. Но если захочешь продать, на «Авито» не выставляй. Ищи коллекционера – больше дадут.

– Дядь Денис, как я могу продать талисман? – возмутился мальчик.

А Таня – она тоже слушала рассказ с интересом – резюмировала:

– Но вообще, конечно, обидно: рассчитывать на сокровища фон Маков, а найти мелкие монетки.

– Думаю, дедуля Ханс-Йорга сам при депортации вывез то, что безусловную ценность представляло. На эти деньги и дом сразу купил в Германии.

– Но зачем тогда карту закапывать? – пробормотал Митя.

– Я так считаю, для детей будущих, – пожал плечами Денис. – Их думал развлечь – поиском клада.

– Да, я бы не отказался такие денарии найти! – мечтательно сказал мальчик.

– Можем как-нибудь поехать в экспедицию. С моим приятелем. Он профессиональный кладоискатель, что-нибудь точно да обнаружим. Танюшка, ты с нами?

Митя взглянул умоляюще, и Садовникова кивнула:

– Звучит заманчиво.

Митя просиял. Спросил искательно:

– Может, вы окончательно помиритесь? Не только в отпуске, а… навсегда?

– Нереально, – фыркнула Садовникова. – Скоро у тебя школа начнется, у меня работа. А Денис – как только в доме в семь утра звонит будильник – сразу обращается из милашки в монстра. Так что давай он у тебя будет папа для каникул.

Митиного родного отца Максима Таня невзлюбила с первого взгляда. У человека жена в коме, семилетний ребенок переживает, что остался без мамы, а «любящий муж» сына никак не поддерживает, в доме бардак, да еще с ней пытался флиртовать с первой встречи. Ну а дальше – совсем за гранью. Именно Максим принял решение отключить жену от аппаратов жизнеобеспечения[7]. А когда Митя остался сиротой, охотно скинул его Садовниковой под опеку.

Сам Максим считал: поступил он правильно и по-житейски мудро. Митька с рождения рос маменькиным сынком – за супругой ходил хвостиком, к нему совсем не тянулся. С Женькой они друг друга с полуслова понимали. А когда – нечасто – мальчик оставался с ним вдвоем, Максим понятия не имел, о чем с ребенком разговаривать и как его развлекать. После того как жена вдовцом его оставила, думал (без особого желания): надо с мальцом отношения налаживать. Но Митяй прилип к своей опекунше – ей все секреты, с ним по-прежнему холоден и насторожен. И зачем головой о каменную стену биться? Всем в итоге получилось хорошо. Бездетной Садовниковой – готовый, качественный ребенок. Митьке – хорошая мать (Максим признавал: обращаться с ним Татьяна умела). Ему – свобода. Но Садовникова никогда не уставала упрекнуть: забросил, мол, совсем сына. Только когда ему? То работа, то по хозяйству – Лариска, жена новая, двойню родила. Да и бывший Женькин хахаль обратился теперь в ухажеры Татьяны и к Митьке проявлял отцовские чувства.

Когда Садовникова оформляла опеку, Максиму предлагали официально отказаться от сына. Он колебался, Татьяна тоже – не уверена была, что единоличную ответственность потянет. В итоге чиновники предложили родительские права оставить, просто написать заявление: «в связи с тяжелой жизненной ситуацией прошу передать ребенка на воспитание гражданке такой-то».

Садовниковой достались пособия от государства, а ему – право интересоваться, как сын живет. Максим особо не злоупотреблял – с новой семьей забот хватало. Но с днем рождения, с Новым годом Митьку поздравлял (Татьяна всегда за день звонила, напоминала). В гости к сыну не ездил, с ним вдвоем тоже никуда не выбирались – зачем ему надо, если мальчик сам инициативы не проявляет?

И тут вдруг в начале учебного года Татьяна звонит, зовет на разговор.

Максим поначалу испугался: устала работать мамочкой, хочет сына вернуть. Но речь пошла совсем о другом. Садовникова начала его расспрашивать, как Митька на теннис ходил.

– Раскололся все-таки, – снисходительно улыбнулся отец. – Хотя меня умолял ничего тебе не рассказывать.

И неохотно поведал: идея с теннисом была исключительно Женькина, сам он возражал – спорт дорогой, клуб – от дома не близко. Но супруга совала ему под нос бумажки: тестирование она сыну провела, и выявило оно исключительные способности. Хотя Митьке – только три года, что там можно понять в этом возрасте?

– В итоге сказал ей: хочешь дурью маяться – валяй. Но я его на тренировки возить не буду.

Поначалу сын был в восторге, дома постоянно мячиком об стенку стучал – хорошо хоть не взрослым, а мягеньким, почти плюшевым, шума немного. Женька тоже радовалась: Митя в группе лучше всех, на лету схватывает.

– А дальше, понятное дело, разводить её стали. Бешеный талант, надо индивидуально тренироваться. Я, конечно, был против.

– Почему? – вцепилась Татьяна.

– Три года мальцу! Ему в машинки надо играть. А они каждый вечер после садика на тренировку!

– Еще и стоило дорого, наверно, – прищурилась.

– Дорого! – не смутился. – Тренеру по две тысячи, и корт вечером, как крыло самолета. Никакой зарплаты не хватит.

– А кто платил?

– Так весь совместный бюджет в крысиную нору и летел. Ты посчитай, сколько это в месяц выходит! Только тренеру сороковник! Плюс аренда, ракетка, форма!

– Но разве талантливых детей государство не поддерживает?

– В три года – никак! Женька мне заливала: надо потерпеть, его обязательно заметят, позовут в сборную, тогда полегче станет, хотя бы корты бесплатные и часть тренировок тоже. Но во‑первых, не факт, что отберут, а во‑вторых – сколько ждать? До одиннадцати лет минимум! Да и Митька: пока игрушечки-салочки на тренировках были, то все нравилось ему. А как стал тренер его заставлять впахивать – сразу нытье, капризы.

– Я, конечно, не методист, но разве трехлетний ребенок теоретически может впахивать? – задумчиво сказала Татьяна. – Совсем ведь маленький, ему играть надо. И нагрузок серьезных нельзя.

– Женька по этому поводу тоже с тренером спорила, – кивнул Максим. – Но тот ее убеждал: да, обычным детям надо просто играть. А если талант – подход иной. Примеры приводил – как топов чуть не с пеленок к спорту приобщали. Был такой спортсмен лысый – Агасси, что ли, – так ему отец в грудном возрасте ракетку в ладонь вкладывал. Чтобы привыкал. А Мартину-какую-то-там мать с двух лет заставляла по тысяче ударов об стенку каждый день делать.

– А Женя хотела сделать из Мити топа?

– Сама она не знала, чего хотела. Вроде и соглашалась, что тренер прав, но Митьку тоже жалела. Другого ему пыталась найти коуча – с более щадящим подходом.

– Нашла?

– Нет. Пробовала его в известные спортивные школы пристроить, но туда по возрасту не брали. Говорили: только с шести, в крайнем случае с пяти. А до того – тренироваться в свое удовольствие, по чуть-чуть, в бассейн ходить, на гимнастику – тоже вроде полезно для будущего теннисиста. Но тренер на нее давил, что устаревший подход, конкуренция сумасшедшая. Нужно железо немедленно ковать. Ему-то выгодно: какие деньжищи! – В голосе Максима прозвучала неприкрытая зависть.

– А Митя как ко всему относился?

– Ну… все ему долбили, что станет чемпионом, он и сам повторял постоянно. Только на тренировки его Женька посулами заманивала. Хорошо позанимаешься – будет тебе «Лего». Тоже мне подход – по конструктору дорогущему каждый вечер!

– Тяжело ей было, – вздохнула Татьяна.

– Почему? – не понял Максим.

– Меж двух огней. Я бы тоже не знала, как поступить. Ребенка жаль, но если авторитетный человек убеждает: чемпиона иначе не вырастишь? А ты что советовал?

– Я говорил не маяться дурью. Вник немного, как этот мир устроен. Марафон – на много лет. Ну, будет он в сборной – и что? Чтоб дальше развиваться, надо на заграничные турниры ездить. Каждый месяц. Государство за это не платит – все на плечах родителей. Откуда средства брать? Женька настаивала: справимся. Но даже если деньги найти – все равно риск большой. Это ведь не музыка и не рисование. Достаточно одной травмы серьезной – и на карьере крест, все деньги в топку.

– Митя мне сказал: он в итоге сам взбунтовался.

Максим неохотно признал:

– Там тренер действительно палку перегнул. Решил как-то на тренировке: халтурит. И за каждый удар неправильный заставлял пять «кенгуру» прыгать. Женька-то обычно присутствовала, из кафе наблюдала. А в тот вечер отлучилась куда-то. Приезжает забирать – Мити на корте нет. В обморок упал. Вызвали «Скорую», он в медкабинете лежит бледный, плачет. Ничего серьезного не оказалось, даже в больницу не забрали. Только Женька – она горячая была. Тренеру устроила дикий скандал. Обозвала убийцей. Митька, похоже, подслушал – повторял потом: «Пьеступник, пьеступник!» А вечером совсем разошелся. Пошел во двор ракетку жечь. Я разозлился, хотел ремня дать, но Женька – на защиту. Перед малявкой извинялась, дура такая: прости, я перед тобой виновата! Тем теннис и закончился.

– А чего ты мне эту историю раньше не рассказал? – упрекнула Садовникова.

– Так говорю же: Митька умолил. Перед тем как к тебе переехать. Боялся, ты тоже решишь из него чемпиона делать. Я ему сказал: «Все равно ведь проболтаешься». Как в воду глядел – все-таки трепанул.

– У него прямо такой огромный талант? – задумчиво спросила Татьяна.

– Женька считала, да. Называла его «мой Федерер будущий».

– А у тебя не осталось результатов того тестирования?

– Не-а, зачем мне эти бумажки. Выбросил.

– Но где оно хоть было?

– Да шут его упомнит. НИИ какой-то. Спортивной медицины, что ли. Бланки солидные, с печатями, логотипами. Там вроде две части было. Физические данные и психологические склонности. Женька объясняла: обычно детям несколько видов спорта советуют. Но у Митьки все именно на теннисе сошлось. Ноги быстрые, реакция моментальная, плюс мышление какое-то особое. Как у шахматиста. В заключении прямо капсом было выделено: НАСТОЯТЕЛЬНО РЕКОМЕНДОВАН БОЛЬШОЙ ТЕННИС. Может, правда бы чемпионом стал. – Прищурился: – Ты, я так понимаю, богатая. Хочешь все-таки пробовать из Митьки теннисную звезду сделать?

– Ой, Максим, брось, – отмахнулась. – Важнее всех тестов, чтобы ребенок сам хотел и все силы прилагал. А Митю, я так понимаю, круто передавили. Мыслимое ли дело – молчать столько лет! Значит, были причины. Но все-таки я его уговорила. Два раза в неделю на тренировки будет ходить. Для здоровья.

Юлия Юрьевна успела застать времена, когда спорт в стране был бесплатным. Но даже в эпоху СССР мало кому из способных ребят удавалось развивать таланты за счет бюджета. А нынче совсем просто: есть деньги – тренируйся. Нет – ходи в школьный кружок на хоровое пение.

Юлия Юрьевна работала в теннисном клубе «Викинг» спортивным директором и вечно балансировала между выгодой и идеей. С выгодой понятно: начальство требовало, чтобы корты не простаивали и тренеры постоянно были заняты. Продвигать идею – дать возможность играть всем, кто хочет, – оказалось куда сложнее. Сколько ребят через ее руки прошло – таланты, возможно, звезды! Но мама, допустим, считает: теннис нужен исключительно для общего развития. Или – что гораздо чаще – просто денег у родителей нет оплачивать дорогие индивидуальные тренировки. Обычно в подобных ситуациях разговор короткий: не тянешь финансово полный комплекс – изволь на выход. Но Юлия Юрьевна считала: давать шанс надо всем. Поэтому в «Викинге» можно было найти группу на любой вкус. Подростки, кто когда-то тренировался серьезно, но спортсменом стать не смог. Ребята с особенностями развития. Новички, кто пришел в теннис совсем поздно – хоть в десять, хоть в пятьдесят лет.

Юлия Юрьевна настаивала: даже самому с виду неспортивному нужно дать почувствовать вкус, драйв игры. Она искренне считала: когда у человека получается классный удар (пусть хотя бы один за всю тренировку) – это ни с чем не сравнимый кайф. И возможно, толчок к будущим серьезным победам.

На мальчишку в жизнерадостной форме яичного цвета она обратила внимание, когда тот прыгал «кенгуру» – неохотно, с ленцой. Заглянула на корт к молодому тренеру Александру, где тот работал с разношерстной компанией новичков – от восьми до тринадцати. Спросила:

– Чем провинился?

Наставник возмущенно ответил:

– И сам работать не хочет, и группу мне разваливает. Болтовня бесконечная.

– Почему не трудишься? – обратилась к пацану, по виду лет десяти.

Тот скривился:

– Скучища.

– А зачем пришел тогда?

– Мама заставила.

Сколько раз она это слышала!

Форма у мальчишки дорогого бренда, кроссовки, ракетка тоже недешевые. Мама, вероятно, очередная обеспеченная мадам – кому вдруг взбрело в голову записать сына на элитный спорт.

Впрочем, поначалу многих приходилось заставлять – даже легенда тенниса Роджер Федерер прятался от тренера на дереве. Поэтому уточнила:

– Тебе что именно не нравится? Играть или удары отрабатывать?

– Да все скучно.

А девчонка из группы наябедничала:

– И мячиками он в меня швыряется.

– Мячик нужен для того, чтобы его через сетку перекинуть, – назидательно сказала Юлия Юрьевна.

– Тоже мне, проблема, – фыркнул юный бунтарь.

– Окей, – отозвалась хладнокровно. – Десять раз перекинешь – дам приз.

Продемонстрировала брелок в виде теннисной ракетки – недавно уговорила директора закупить большую партию, чтоб поощрять старательных.

Взяла у тренера ракетку. Набросила мальчишке мяч. Тот, бездельник, к нему даже не двинулся – хотя летел удобно, прямо в руки. Махнул лениво по воздуху, вздохнул с притворной досадой:

– Не попал. Можно, я домой пойду?

– Хотя отбить может. Способный, – злорадно прокомментировал тренер группы. – Но желания работать – вообще никакого.

– Тебе совсем не нравится теннис? – уточнила Юлия Юрьевна.

– Такой, как здесь, – нет, – отрезал.

– А вы на счет играете? – уточнила на всякий случай у Александра.

– Мы ведь только первый месяц занимаемся!

– Ты правила игры знаешь? – спросила у мальчика.

Тот закатил глаза:

– Маман в последнее время подсела. Каждый вечер теннис смотрит. Так что выучил.

– Сыграем с тобой пару геймов?

И вот он, первый проблеск интереса.

– Н-ну, давайте. А чья подача?

– Допустим, моя.

Уверенно отошел, куда нужно – в правый угол корта. Приготовился.

Юлия Юрьевна настолько старалась сыграть помягче, что попала в сетку. Парень сердито выкрикнул:

– Не надо мне поддаваться! Подавайте нормально!

Она улыбнулась и осторожно ввела мяч в игру. Мальчишка кинулся к нему стрелой и ударил – высоко под потолок.

Ребята из группы захихикали. Незадачливый игрок от души шарахнул ракеткой о фон.

– Сизов! Сейчас опять «кенгуру» будешь прыгать! – бросил Александр.

Юлия Юрьевна собственных учеников тоже за подобное наказывала, но сейчас произнесла:

– Ладно. Он ведь не по корту ударил. Пятнадцать – ноль.

Перешла в другой квадрат. Подала в этот раз посильнее. И получила ответ – точно в ноги, еле успела среагировать. Но конечно, отбила – максимально для соперника неудобно, в дальний от него угол. Парнишка бросился, поймал на ракетку, ответил. До мяча дотягивался с трудом, поэтому удар вышел совсем слабенький. Юлия Юрьевна легко догнала, перебросила – теперь еще неудобнее. И снова помчался – но в этот раз не успел. Остановился раздосадованно. Пыхтит. Лицо потное, красное.

– Митька, ты, что ли, куришь? – ехидно спросил кто-то из группы.

– Да пошел ты! – сердито рявкнул.

– Сизов! Прекрати ругаться! – снова возмутился тренер.

Юлия Юрьевна улыбнулась:

– В следующий раз получит штрафное очко. Тридцать – ноль. Иди, принимай, Сизов.

Лицо у мальчишки злющее, губы гневно кусает. Но принимать пошел. Юлия Юрьевна с удивлением заметила: выглядит сейчас совсем не как теннисный новичок – больше на хищника похож. Ладно, посмотрим, что ты за гусь. Одно ясно – в начинающей группе ему делать нечего.

Подала на сей раз хитрую, крученую. Мальчишка ее намерение разгадал в последний момент, но среагировать успел – бросился вперед, ласково коснулся ракеткой мячика. Тот упал под самую сетку. Но Юлия Юрьевна тоже была готова. Подбежала, заколотила – далеко парню за спину.

– Ноль – сорок, – ехидно объявил счет тренер Александр.

Она поглядела на него с укоризной. Сказала:

– Ладно, игра окончена. Тренируйтесь дальше. А ты, Митя, пойдешь со мной.

– Но мы не доиграли! – возмутился.

– Поговорим сначала.

Вывела парня на пустой корт (чтоб остальные не слышали), сказала:

– Я хочу взять тебя в спортивную группу.

Педагогическое чутье ей подсказывало: возгордится и очень обрадуется. Однако в его глазах она увидела неприкрытый ужас.

– Нет! Ни в коем случае!

– Почему? – искренне удивилась.

– Да я дурак. Лучше б вообще молчал.

И, путаясь, сбиваясь, поведал. Что мама – та, что сейчас на тренировки возит, – у него приемная. Родная умерла, когда ему семь лет было. И совсем маленьким – в три года – привела его на теннис. А там заметили, что способный, взялись из него чемпиона делать и перестарались – игру королей Митя возненавидел от души. Поэтому в новой семье про незадавшуюся свою карьеру молчал, спалился случайно. И новая мама («она на самом деле классная») его уговорила все-таки вернуться в теннис. Для здоровья, возможно, для карьеры.

– Но только для здоровья – это оказалось адски скучно. А в спорт я ни за что не пойду. Точно решил.

Каких у Юлии Юрьевны только ни проходило перед глазами семейных коллизий и драм – но подобное впервые. Однако и отпускать способного нельзя никак. Сказала:

– Спортивная группа – всего два раза в неделю. Но там мы хотя бы на счет играем, тебе не скучно будет.

– А надо по тысяче раз из корзины отбивать? – спросил подозрительно.

– Конечно, нет. В группе на это времени не хватает.

– И «кенгуру» прыгать не надо?

– У меня нет. Я считаю, так наказывать неправильно. Но «кенгуру» – прекрасное упражнение. У меня ребята на ОФП ходят, чтобы его делать.

Увидела в глазах Сизова страх и поспешно добавила:

– Если сами хотят.

– Н-ну, ладно, – ответил неуверенно. – Если тоже только два раза в неделю, то я попробую.

– Вот и молодец. Беги, переодевайся. А мама твоя здесь?

– Да вон стоит. На втором этаже, в рыжем свитере. Переживает. Думает небось, вы меня выгнать хотите.

Юлия Юрьевна отправила мальчика в раздевалку. Подошла к его приемной родительнице. Та спросила с тревогой:

– Митя опять проштрафился?

Спортивный директор улыбнулась:

– Да это мы, скорее, проштрафились. Хорошо, что я заметила вовремя.

Глаза ее собеседницы расширились. Юлия Юрьевна сказала:

– Зря вы не предупредили, что у Мити есть опыт в теннисе.

– Но…

– Я знаю, он мне все рассказал. Считаю: нам надо принять его условия. Не хочет большой спорт – не надо. Но занятия в начинающей группе окончательно убьют интерес. А мальчик очень способный. Надо обязательно удержать его в нашем спорте.

… На первой тренировке в своей группе Юлия Юрьевна внимательно за Митей наблюдала. Техника корявенькая. Про мелкий шаг – одно из основных оружий в арсенале теннисиста – понятия не имеет. Но удивительное дело: если выходило у него попасть по мячу – что это были за удары! Точно выверенные. Сильные. Коварные. Иногда – просто сокрушительные.

Хотя остальные ребята в корт попадали чаще.

Так что, когда стали играть на счет, проиграл новичок всем.

Она подошла, прокомментировала:

– На собственных ошибках продул.

– Да понял, – буркнул. – А что делать? Мне просто откидывать скучно. Пытаюсь нормально ударить. Как мужик. Только не получается ничего.

– Сказала бы, что нужно поработать с корзиной, только боюсь, – улыбнулась тренер.

– Ну… если только с вами…

– А мама согласится?

– Она сказала, что я взрослый. И могу сам решать.

– Тогда я бы посоветовала два раза в неделю.

– Ладно. Но я хочу не просто отбивать, а по мишеням хотя бы.

– Будут тебе мишени.

– Норм. Договорились.

После тренировки Юлия Юрьевна снова подошла к маме юного бунтаря. Осторожно сказала:

– Митя готов индивидуально заниматься. В дополнение к группе.

Собеседница удивилась:

– Неужели уговорили его на спорт?

– Нет. Но техника в любом случае нужна. Даже на любительском уровне.

– Ох, это, получается, четыре раза в неделю его сюда возить? Я работаю…

– Татьяна Валерьевна, – осторожно произнесла тренер. – Я в теннисе много лет. И никогда прежде не давала прогнозов, хотя родители всегда просят. Но вам готова сказать: сделайте все, чтобы Митя остался в этом спорте.

Границы участка отметили вешками заранее и засветло, но саму операцию проводили глубокой ночью. Специально сверялись с прогнозом, выбрали, чтобы дождь, ветер и холод собачий. Лучше самим промерзнуть, чем кому-то на глаза попасться.

С расчетами не прогадали: желающих прогуливаться в окрестностях не оказалось.

Работали наравне, с электролопатой дело шло быстро. Впрочем, на глубине в полтора метра от технического прогресса пришлось отказаться и разгребать грунт маленькими, саперными лопатками, а потом и вовсе вручную.

Пресловутого сундучка под землей не оказалось – вместо него три объемных полусгнивших ящика, обернутых пленкой с логотипом Cellophan[8]. Имелось искушение открыть немедленно, но стали спорить, и осторожность в итоге победила. Тщательно закопали и замаскировали яму, а находки рассмотрели дома, на безопасной территории.