Глава первая Главная в сказке
Оля с закреплённой на голове проволокой с ушками вышла из подсобки с какой-то тряпкой в руке, расстелила её в углу и свернулась калачиком, облокотившись на пол.
– Оль, ты кто? – спросил Степан.
– Мышь я, – раздражённо ответила Оля. – Не видишь, на коврике лежу?
– О, беспроводная, – шлёпнул её по заднице Валера. Присел рядом и ещё раз шлёпнул.
– Держи карман шире, – фыркнула она и, завязав верёвку вокруг талии, развернула конец назад. – В нашей убогости, да чтобы что-то современное!
– А что это ты, Валера, по правой кнопке всё щёлкаешь? – спросила Нина Григорьевна, зам директора магазина компьютерной техники «Ультраноут», забежавшая полчаса назад, чтобы одолжить шарики для украшения торгового зала, и почти силком усаженная за праздничный стол.
– Контекстное меню вызывает, – со знанием дела ответила Клавдия Михайловна.
– Боже, какие они слова знают, – закатила глаза компетентная гостья. – А Валера, судя по его габаритам, изображает системный блок?
Из подсобки вылетела Тонечка в костюме химзащиты, плавательных очках, с табличкой на груди «trojan» и запела:
– Мне нравится, что вы больны не мной,
Сейчас нам предстоит завируситься,
Я облетел почти весь шар земной,
Чтоб с рухлядью такой в экстазе слиться…
Под смех благодарной публики она на музыку Таривердиева охаяла их еле живую технику, с надрывом воспела золотые руки юбиляра, продлившего жизнь этим раритетам века двадцатого, и обняла Валеру.
Валера прислонил картонку с изображением экрана с надписью «Error» к спинке стула, некоторое время выжидал, а потом завопил: «Клава!» Клавдия Михайловна, увлечённая поеданием салата «Мимоза», сказала: «Ой!» и вышла к зрителям, дожёвывая, а по дороге прихватила со стола клавиатуру, повесив её себе на шею:
– Крошки мои, на помощь!
Три самых крупных дамы фирмы в белых балетных пачках, сцепившись наперехлёст руками, выпорхнули из дверей под «Танец маленьких лебедей» и запели:
– Коль завис компьютер старый,
Времени не тратьте даром,
Позовите нас,
И для вас тотчас
Всё наладится, девчонки,
Коль наметили ручонки
Правильную цель –
«Control», «Alt» и «Del»!
Синхронно развернулись, явив публике таблички на спине в виде черных квадратов с закруглёнными углами и с белыми надписями «Ctrl», «Alt» и «Del».
– Ой, прямо инструкция для гуманитарных барышень, – умилилась Нина Григорьевна.
– По-моему, в вашей среде это называется «Тупой пользователь», – поправила её Клавдия Михайловна.
– Ну, нельзя же так о дамах! В вашей среде такая замена определений называется «эвфемизм», – парирует гостья.
Вот так они то и дело пикируются. Яня ненадолго задумывается, какая кошка между ними пробежала, но быстро одёргивает себя и продолжает следить за своей пьесой. А в ней задействованы все местные хохмы, в том числе как одна из полных дам, сегодня изображавшая клавишу «Del», впервые сев за компьютер, искала кнопку «Пуск» на рабочем столе. Девчонки разыграли целый детектив с поиском кнопки, но дама не обиделась, а хохотала вместе со всеми. В действие припозднившись включился босс, наряженный в белый халат и докторскую шапочку с надписью на ней «dr.Web». Он лапал всех артисток подряд и говорил: «Пройдите за ширму, разденьтесь по пояс, я вас послушаю». Дамы хихикали, действие затормозилось. Наконец Клавдия Михайловна поняла, что босс действует не по тексту, и ехидно спросила: «Коля, по пояс снизу или сверху?» Босс устыдился и заткнулся, а действие покатилось дальше. Оля потянулась, встала с коврика и танцующей походкой вышла на середину зала, одной рукой раскручивая свой верёвочный хвост, а другой приманивая Яню. Яня надела на руку бумажный цилиндр с конусом на конце и вышла к ней. Сегодня она волновалась больше, чем обычно, ведь хореография никогда не была её сильной стороной, а на этот раз она не просто танцевала, а была ещё и постановщиком. Недавно Валера проговорился, что в детстве его бабушка таскала на бальные танцы, и вот возникла идея, как можно эти его возможности использовать. Конечно, толстяк больше работал как подставка, почти не перемещаясь по залу, он то делал сложную балетную поддержку, то просто придерживал Олю за руку, давая ей возможность рискованно прогибаться, то раскручивал её вокруг себя. В танце Оля ещё успевала щёлкать хвостом как хлыстом, и по этой команде Яня перемещалась по залу, тыкая конусом по очереди во всех задействованных в спектакле. По этому сигналу каждый или пел песенку о своём алиби, или декламировал, если совсем петь не умел, или поворачивался вокруг собственной оси, отрицающе мотая головой, пританцовывая как бог на душу положит. «А, Янечка у нас курсор!» – догадался наконец-то пьяненький босс. И вот кнопка была найдена, вирус побеждён, а компьютер фирмы был починен Степаном и занял почётное место в Политехническом музее, и тогда все занятые в пьесе с цыганским надрывом заголосили «Величальную», где вместо «К нам приехал наш любимый» спели:
– С юбилеем поздравляем,
Степан Сергеевич дорогой!
Стёпа, Стёпа, Стёпа,
Стёпа, Стёпа, Стёпа
Пей до дна, пей до дна, пей до дна,
Чтоб жизнь была полна!
Кстати, в жизни никто из коллег вне зависимости от возраста Стёпой его не называл. И по отчеству тоже. Только Степан. И Яня так его звала, хоть моложе была аж на восемнадцать лет. А их тандем в коллективе звали Степановыми или Степанами. Потому что Яня Степанова, а он Степан.
Практически непьющий юбиляр по-гусарски хлопнул бокал шампанского и полез целоваться с артистами. Когда дотянулся до Яни, то не просто обнял её, а взял на руки, воскликнув: «Снегурочка ты моя!» Яня испуганно покосилась на его супругу, полную женщину в цветастом платье. Несмотря на то, что со Степаном работали они вместе в этой студии восемь лет и крепко дружили, жену его она видела считанное число раз, знала лишь с его слов. Но женщина открыто смеялась вместе со всеми.
Нина Григорьевна, вытирая слёзы, выступившие ль смеха, позавидовала:
– Вот почему у вас так здорово? Наши-то на корпоративах только пьют, едят и гомонят… как канадские лесорубы.
– Почему канадские и почему лесорубы? – заинтересовало Яню.
– Это из серии «О чём говорят мужчины». Канадские лесорубы – в лесу о бабах, а с бабами о лесе. Слушай, эту пьесу непременно нашим надо показать! Наша тема! Может, хоть это их расшевелит.
– Ты что, – возмутилась дама «Alt». – Это мы в своём коллективе можем себе позволить растелешиться, а перед вашими мальчиками и девочками – ну нет!
– А если все под кайфом, – стала уговаривать её гостья. – На корпоративе, да после коньячка!
– Не-е, нам столько не выпить, – замотала головой дама «Del».
Когда народ начал подтягиваться к выходу, Яня увидела, что Нина Григорьевна бросилась за боссом, которого уводила Клавдия Михайловна, и решила её перехватить. Эта прыткая особа наверняка сейчас заручится его согласием на выступление перед «Ультраноутом», что ни к чему хорошему не приведёт. Но не вовремя её остановила жена Степана. Она горячо благодарила Яню за организацию юбилея. Не вырываться же!
А женщина со смехом вспоминала прошлый Новый год, когда пара Степанов в образе Деда Мороза и Снегурочки поздравляли их внука, который потом поделился с бабушкой, что дед Мороз не приехал, его в связи с большой занятостью дедушка заменил, а вот Снегурочка была самая настоящая, из сказки, красивая и добрая. Надо же, Степан и словом не обмолвился, что это его родные, просто сделал заказ – и всё. А ведь для своих они отрабатывали бесплатно! Вот же скромняшка её напарник!
Когда Яня добралась до директорского кабинета, она через приоткрытую дверь увидела, что шеф, понурясь, стоит у подоконника, Клавдия Михайловна утирает слёзы платочком, а Нина Григорьевна сочувственно приобняла её. Нет, явно речь у них идёт не о капустнике! И Яня на цыпочках вышла из приёмной.
А дома уже привычно хмурилась и отворачивалась дочь. Её ласковая разумная девочка вступила в подростковый возраст. Вот… с истерикой в голосе на прошлой неделе вдруг потребовала какой-то крутой айфон. Яня даже растерялась. Потом попыталась объяснить, что у семьи сейчас финансовые проблемы и попросила годик подождать. Маша психанула, отказалась ужинать, и теперь демонстративно уходит из кухни в их комнату, когда туда заходит мама, а если Яня идёт в их комнату, то выходит либо на кухню, либо к бабушке. Бабушка молчит, но, её молчание очевидно свидетельствует, что она на стороне внучки. А у Яни просто нет сил поговорить с ними обеими. Положение настолько безнадёжное, что, пустись она в объяснения, слёзы брызнут. Вот и помалкивает, сцепив зубы.
– Ужин на плите, – говорит Татьяна Ксавериевна.
– Ма, я же с юбилея.
– Ох, забыла. И как прошёл?
– Хорошо. Кажется, Степан остался довольным.
Разговаривая с матерью, Яня постепенно успокаивалась. Она показывала ей фотографии и видео, похвалилась, что подарили от коллектива крутую лодку, которой заядлый рыбак Степан жутко обрадовался. И тут Маша сорвалась, мол, не по тысяче на такой подарок скидывались коллеге, а дочери родной на телефон денег нет.
– А ты что предлагаешь, уйти с юбилея? – тихо спросили Яня. – Или прийти, но с пустыми руками? Это ведь Степан, который тебя маленькую на руках носил, Дедом Морозом в дом приходил! Он едва ли не чаще, чем папа, тебя на процедуры в поликлинику возил! В нашу последнюю поездку в Москву он не только нас на вокзал привёз, но и до вагона помог дойти. И встречал потом. Он мне немалые деньги, прощаясь, в карман сунул. Я только недавно с ним расплатилась.
– Но ты же расплатилась…
– Ага, теперь чувство благодарности можно не испытывать?
Маша хлопнула дверью. Мама шепнула:
– Янь, маленькая она ещё, не злись.
– Знаешь, слышала как-то интервью одного церковного иерарха, его спросили, если бы смертных грехов было восемь, что бы он добавил? Он не задумываясь ответил: неблагодарность. Основы нравственности закладывают раньше, чем грамотность. А наша грамотная девочка уроки нравственности прогуляла. Ладно, мам, я тоже спать пойду.
За неделю после юбилея Степана в семье Степановых атмосфера не разрядилась. Утром, выходя из дома, Яня с тоской подумала: квартира предков, которую прабабушка получила, когда их старый дом снесли, всегда была для неё убежищем, крепостью, символом стабильности. Даже приезжая из их с Петей крутого ЖК с закрытым охраняемым двором и подземным паркингом, она как будто крылья расправляла, ощущая запах родного дома: пирогов, бабушкиных цветочных духов и апельсиновых корочек, которые она раскладывала на полках шифоньера. А сейчас Яня чувствовала себя нищим, покидающим ночлежку.
Зато она обожала свою работу, площадь Свободы, на которой располагалась их студия, весь коллектив, людей творческих, доброжелательных, активных. Вот вышла из автобуса у «Медтехники», завернула за угол к площади – и перед ней комплекс центрального рынка, получившего в народе кличку «Армянский цирк». Трёхэтажное здание в форме шестигранной гайки, к граням через одну пристроены три двухэтажных кубика с плоскими крышами. В выходящих на площадь размещаются: слева гипермаркет популярной продовольственной сети, справа – магазин компьютерной техники «Ультраноут». А между ними главный рыночный вход, можно свернуть в крытые торговые помещения, а можно пройти насквозь и выйти на открытую внутреннюю торговую площадь. Сегодня Яня опаздывала, поэтому рванула через рынок, а обычно она обходила «Ультраноут» и заворачивала к третьему кубику – их «Студии детства». Как боссу в своё время удалось отхватить такое помещение, покрыто мраком неизвестности. Отчасти, наверное, из-за того, что оно на задворках рыночного здания, вокруг него только плиточная дорожка, окружённая высоким бетонным забором. А за забором петля дороги, на которой разворачивались междугородние автобусы, подъезжающие и отъезжающие к располагавшемуся дальше автовокзалу.
Проскочив мимо прилавков и оббежав беспорядочно установленные торговые палатки, она вышла к входу в кафе «Селянка». Оно открывалось рано, бар начинал обслуживать с половины восьмого. Занимало кафе не только первый и второй этажи грани «гайки», примыкающей к студии, но и большую часть первого этажа их «кубика», там располагалась детская игровая зона кафе. Яня пролетела через зал, кивнув бариста, нырнула в игровую зону и постучала в служебную дверь. Охранник Валера открыл почти сразу и крикнул вслед ей, энергично стучащей по лестнице каблуками:
– Там уже двое подошли!
Сегодня генеральный прогон их спектакля. Младшая группа играла «Репку». Все дошколята, кроме восьмилетнего Гоши в роли деда. Играть решили в детской игровой зоне. Там всего шестеро детей развлекались, как Яня на ходу заметила, но ещё из соседней школы должна была группа продлённого дня прийти, но почему-то не появилась. Ну, сотрудники спустились, несколько ребят с индивидуальных занятий да родители юных артистов – достаточно! Яня махнула рукой: начинаем! Вышла в сарафане и кокошнике очень серьёзная девочка Маша, назначенная на роль сказительницы за то, что уверенно произносила букву «р», выкатила вращающийся табурет, шлёпнула ладонью по сидению и объявила:
– Посадил дед репку!
Вышел Гоша в косоворотке, кепке и с привязанной бородой, вынес на руках свою двухлетнюю сестрёнку Дашу, усадил на табурет. Выскочили ребятишки в костюмах овощей и фруктов и запели, кружась в хороводе вокруг них:
– Надеваем мы от солнца кепку
И сажаем в огороде репку,
А она врастает в землю крепко,
Будет репка больше всех!
Ля-ля-ля…
После «выросла репка» Яне пришлось крикнуть «Дашенька, ручки!», потому что Дашенька, конечно, забыла вырасти. Она вскинула ручки, и жёлтая одёжка взметнулась, вздувшись вокруг неё пузырём. Гоша закрутил табурет, а хоровод снова двинулся вокруг репки, голося:
– Вот она какая, наша репка,
Дед её ботву сжимает крепко,
Но она корнями взялась цепко,
Наша репка – великан!
Когда все песни спели и репку вытянули, на входе зашумели голоса – продлёнка явилась. И что с ними делать? Командирша Маша неожиданно проявила сочувствие:
– А давайте мы ещё сыграем, а то они плакать будут!
Дело было, конечно, не в предполагаемых слезах закалённых суровой школьной жизнью второклассников, а в том, что Маше понравилось выступать перед зрителями.
Перетащили коврики от горок, бассейнов и лабиринтов, рассадили на них школьников и начали по новой. Что удивительно, все зрители остались смотреть «Репку» ещё раз.
Под песню:
«Бабушка рядышком с дедушкой
Репку весною сажали,
Бабушка рядышком с дедушкой
Будут теперь с урожаем!»
в комнату вошли босс с Клавдией Михайловной. Яня с трудом сдержала смешок над гак удачно вошедшей под эти слова молодящейся парой, которая в последнее время вели разговоры об огородных делах, но вслед двигалось ещё несколько человек, в том числе две дамы из городской администрации, супруга босса и его пасынок Михаил. И Яня сосредоточила своё внимание на детях.
Едва репку вытянули во второй раз, босс сказал:
– Янина Ксавериевна, подымитесь ко мне!
– Сейчас, только детей провожу…
Попросила родителей забрать костюмы, напомнила о том, что завтра они выступают в детском доме, записала, кто на какой остановке будет ждать служебный автобус. Воспитательница продлёнки шёпотом спросила, как дети не подрались из-за ролей, малыши ведь всегда хотят главные роли играть.
– А у нас главные – овощи и фрукты, они петь умеют. Их я в первую очередь подбирала.
– Нет, – возразил мальчик в костюме луковицы. – Главная в сказке репка, потому что сказка так называется.
– А ты бы не хотел сыграть репку? – спросила воспитательница.
– Ты что? Она же девочка!
Всё, пора идти к начальству. Она всячески пыталась оттянуть этот момент, потому что уже по пришибленному виду босса понимала: жизнь приготовила очередную подлянку.
И не ошиблась.
Глава вторая Боссы бьются за бабосы
Когда Яня вошла в кабинет, Клавдия Михайловна обсуждала с административными дамами что-то насчёт списания средств, босс сидел, уткнувшись взглядом в стол, его жена и ещё одна тётка в жутком цветастом платье внимательно слушали про списание, а Михаил скучал. С приходом Яни обсуждение прекратилось, но не потому что она пришла, а потому что договорились. Михаил оживился и начал хаять их спектакль. Мол, пьеса примитивная, дети неподготовленные и вообще без талантов. Яня открыла рот, но босс поднял голову и сказал:
– Янина Ксавериевна, мы с женой разошлись, и по соглашению сторон по разделу совместно нажитого имущества бизнес переходит к ней. Михаила как специалиста она назначает директором.
– Прекрасно, – не дрогнула лицом Яня. – Значит, речь идёт о разрыве договора с администрацией города?
Босс поморщился, Клавдия Михайловна не сдержала ехидную ухмылку. Новая владелица вступила в разговор:
– Поясни.
– Детский самодеятельный театр «Солнышко» организован в рамках проекта по поддержке семей с детьми, имеющими проблемы со здоровьем, и получил грант от городской администрации. Если мы решили, что качество исполнения проекта не соответствует заявленному, значит, мы отказываемся от финансирования?
– Администрацию качество вашей работы более чем устраивает, – поспешно перебила её старшая из административных дам. – Я как педагог по первому образованию вижу, как изменились дети, почти все они у нас на учёте, и прогресс налицо. Михаил подходит с мерками профессионала, вы ведь режиссёр по образованию?
– Актёр, – процедил он.
– Ну, тем более. У нас нет задачи подготовить детей к поступлению в институт искусств, пусть даже местный, нам бы проблемы коммуникации решить и в услугах логопеда перестать нуждаться.
Ишь, как походя она охаяла их с Мишкой альма-матер, «пусть даже местный»! Но Яне не жалко, а вот Михаил давится злобой, надо же, намекнули, что профессионал он второсортный, провинциальный.
Договариваются, что предыдущий владелец отчитается за три квартала по исполнению проекта и расходованию средств, остальное будет за новым руководством. Яня уходит печатать справку, Клавдия Михайловна – сдавать бухгалтерию тётке в цветастом платье, подружке новой владелицы. Босс плетётся за Яней:
– Янь, я понимаю, что должен был тебе заранее сказать… но дело такое…
– Вы мне ничего не должны. Это я вам… двадцать тысяч.
– Забудь. Клава спишет на организационные расходы. Я понимаю, что должен тебе больше. Мы столько лет держались на плаву во многом благодаря твоим идеям. И я бы ещё поработал. Но… много лет назад я выбрал не ту. Столько лет я живу на крапивном поле! Всё дай, дай! Да ещё дурак я и пьяница. А с Клавой у нас полная гармония. А оставь я себе студию, пришлось бы отдавать дом, который я чуть-чуть не достроил, и деньги. Каково это в шестьдесят лет в Клавиной однушке ютиться? А так… мы в загородном доме и с почти всеми сбережениями, а кобра моя со змеёнышем бизнесом займутся. Развалят, конечно. Прости, Янечка.
– Бог простит, а я пока не могу. Со временем, безусловно, прощу. Если для меня всё обойдётся, тогда прощения сама попрошу. А пока, извините, я в шоке.
Яня хлопнула дверью кабинета и повернула ключ.
Включила компьютер, создала текстовый документ. Начала печатать отчёт по проекту, потом уткнулась лбом в стол. Встала, подошла к зеркалу, повернула голову, прислушалась. Под дверью кто-то топтался, у них тут в коридоре половицы под линолеумом скрипели. Вот, ни всхлипнуть, ни завыть. Начала беззвучный монолог.
«Я обаятельная и привлекательная. Не самая, но всё же!»
Ну, уж не страшненькая, это точно! Стройная, правда, ростом маловата, но с милым личиком, пышными пшеничными волосами, заплетёнными в причудливые косы. Раньше Петя не любил её кудряшки, она делала ассиметричную стрижку и выпрямляла волосы утюжком. Когда он ушёл, она стайлер сразу забросила, в парикмахерскую ходить перестала, отросшие волосы закалывала, а когда они достигли средней длины, научилась делать вычурные, но удобные причёски. А что, хорошая экономия! Жизненные невзгоды малость убавили её в объёме, но не состарили. Никто не давал ей её тридцати двух.
«Я человек творческий, но профессию выбрала неправильно».
Творчество присутствует в любом деле, а для актёрства ей не хватило самоуверенности. Нужно было идти в педагогику вслед за мамой и бабушкой. С детьми Яня умела и любила работать, но поворачивать поздно. Пожалуй, то, чем она занималась – её, но, похоже, с новым начальством не сработаться. Надо терпеть, пока терпится, но и место искать надо. И помнить, что главное – это семья!
Вернулась к столу, стиснув зубы, продолжила работу над отчётом. В дверь тихо постучали. Скорее всего, кто-то из девчонок, проигнорировала. Стук стал сильнее, подала голос Оля:
– Янина, открой!
– Ну? – приоткрыв дверь, рявкнула Яня.
Но более крупная Оля легко сдвинула её с порога и вошла в кабинет.
– Давай, рассказывай, что там? Что за красавчик, проверяющий какой-нибудь?
Яне не хотелось обсуждать новости с коллегами до того, как о смене руководства объявят сами владельцы. К счастью, прибежала Клавдия Михайловна, чтобы поторопить со справкой, выдворила Ольгу из кабинета, а потом отправила Яню в администрацию с подготовленными бумагами. Единственное, что она сказала на ходу двум музыкантшам, подкарауливавшим её у выхода:
– Теперь владелица жена, директором будет её сынок. Боссы бьются за бабосы.
Вроде бы, унизительно, что её курьером послали, но вышло всё удачно. Невнимательно пробежав по тексту и бухгалтерским таблицам, заведующая отделом администрации спросила, уживётся ли Яня с новым начальством. И интерес её не был праздным, поскольку они по работе неоднократно пересекались, ей предложили место в этом отделе. Не сейчас, но сразу после новогодних длинных выходных, не постоянно, но на время декретного отпуска основного работника. И с обещанием, если сработаются, то переведут на первую же появившуюся вакансию. Зарплата была чуть меньше, но с учётом дополнительных плюшек Яня доход почти не теряла. Ну, кажется, можно выдохнуть.
Последующая неделя прошла в притирании. Новый босс шлялся по учебным кабинетам и делал замечания. Новая главбух возмущалась, почему нагрузка между преподавателями столь неравномерно распределяется, почему учебные часы по-разному оплачиваются. Преподаватели шушукались, жаловаться по привычке ходили к Яне, она только руками разводила.
Теперь, когда она имела надежду на относительно благополучное трудоустройство, Яня понимала и принимала решение босса отойти от дел, она ведь и сама готовилась покинуть тонущий корабль. «Студия детства», открытая им много лет назад, была воплощением мечты босса об учебном заведении, не зависимом от начальственных дебильных циркуляров и не обременённом бумажной волокитой. Как-то ему удалось заключить арендное соглашение, которое владельцу, тогда ещё городской администрации, нельзя было расторгнуть, покуда студия являлась не коммерческим, а социально ориентированным учебным заведением дополнительного образования. Но на самом деле таковым уже не являлась, и Яня к этому руку не один раз приложила.
Она ведь сначала пришла сюда театральный кружок вести, занятия проходили три раза в неделю. Потом вросла в коллектив, увидела, что фирма едва держится на плаву, и предложила боссу расширить сферу деятельности. И каждый раз новое направление привлекало отнюдь не детей. Ну кто будет водить сюда ребёнка для обучения игре на музыкальных инструментах, если в каждом районе есть бесплатные музыкальные школы? А вот взрослый, возжелавший усвоить пресловутые три аккорда на гитаре без всякой нотной грамоты, общего фортепиано и прочего сольфеджио, согласен платить. Пожелали старушки заняться квилтом – нате вам. Давно все, кто пожелал, обучились, но ходят сюда по-прежнему, даже умудряются что-то зарабатывать на периодически проводимых городом ярмарках, получилось что-то вроде клуба, платят членские взносы, собес ещё малость отстёгивает, старушкам приятно, студии доходно. Когда появляются новички, преподавателя уже не приглашают, старушки учат.
Большим спросом пользовалась ударная установка. Стучали на барабанах, конечно, подростки, но и мужики в годах приходили, как ни странно. Наверное, своего рода психотерапия. В общем, учились тут живописи люди с кривыми ручками, музыке – с почти полным отсутствием музыкального слуха, восточным танцам толстухи, драматическому искусству – с дефектами речи, иностранным языкам те, кто в школе не тянул, а на нормального репетитора денег не хватало. Студия никого не отвергала, за что Оля как-то в сердцах назвала её «Школой для дураков».
Самая большая головная боль для Яни было разместить все группы. Иной раз у входа рядом с охранником урок гитары проходил, в кабинете директора фортепиано бренчало, а в коридоре её театралы репетировали.
В последние годы приличный доход приносила организация детских праздников, а позднее те, кто остался ими довольным, обращались по поводу юбилеев, корпоративов и прочих гулянок. Недавно повелась на уговоры (уж больно деньги предложили хорошие) и организовала розыгрыш с задействованием почти сотни участников.
В общем, Яня не удивилась, но долго хохотала, однажды услышав, как уборщица тётя Аня на невнятный вопрос посетительницы ответила:
– А ты, милая, зайди да у наших спроси. Они тут всё могут, только что собакам прививки не ставят!
Но самое денежное время – Новый год. Снегурочек в коллективе хватало, хотя штат постоянных работников был всего несколько человек. Дедами Морозами были сам босс, технарь Степан, охранник Валера, но не гнушались надеть шубы и почасовики, потому что за несколько вечеров вполне можно было заработать месячную зарплату. Так что Яне только дождаться последнего своего денежного праздника – и в новую жизнь!
Но продержалась она всего лишь три недели.
Михаил, откровенно заскучавший среди людей, занятых делом, ожидаемо запил. И однажды вечером, когда она задержалась, верстая изменения в расписании, внезапно зажал Яню в коридоре, выдыхая на неё пары спирта, когда она была уже на выходе. Она сначала растерялась, но потом, вспомнив институтские курсы самообороны, боднула головой ему по подбородку, а коленом по памятным местам. Он взвыл и согнулся, рухнув на четвереньки, а она перепрыгнула через его поверженное тело и побежала на выход. По дороге успокоилась и решила спустить это дело на тормозах, а не так, как прошлый раз. Чай не двадцать лет! Но не вышло.
Наутро Яня, уже пережившая эту историю, смеясь, рассказывала девчонкам о покушении нового босса на её мелкое тельце.
– А что, неплохой вариант, – засмеялась Тонечка. – Ты привлекательна, он… ну, не сказать, что чертовски привлекательный, но молодой и при деньгах, так чего время терять?
– А может, она его неправильно поняла, – почему-то Оле сегодняшний разговор не понравился, хотя обычно она на эту тему поговорить любила. – Может, просто на ногах не устоял. И нужна была бы, так догнал бы.
– Ситуация иного толкования не предполагает, – вздохнула Яня и по их с мамой семейной традиции поиграла словами. – Босс был наг, бос и нагл.
Обернулась и поймала злой взгляд новой бухгалтерши. Этой-то что не нравится? Впрочем, та сразу ушла.
А через пару часов явилась в студию новая владелица. Она с порога начала орать, что Яня не поставила вечером здание на сигнализацию, и дирекция рынка выдвигает им претензию. При этом бухгалтерша ей рьяно подтявкивала. Все двери распахнулись, все преподаватели высунули носы, но рта никто не раскрыл. Никаких резонов насчёт того, что не последней Яня уходила, мадам не принимала, грозилась провести инвентаризацию и удержать с неё всю недостачу. Тут стало понятно, что придётся увольняться, не хватало ещё, чтобы на неё кто-то голос повышал.
– Что под расписку принимала, за то и отвечу, – ответила спокойно. – И за сигнализацию кто отвечает, тоже подписи имеются. Давайте расчёт и трудовую, и я пошла.
Мадам растерялась. А чего она ожидала – скандала, коленопреклонений или оправданий? А тут ещё Гайк появился, представитель руководства рынка. Директором там дама, но чаще они решали вопросы с ним, с прежним боссом он часто за рюмочкой посиживал. Тонечка звала его «Гайк-повелитель гайки». Вот как у этого грузного мужика получается ходить по их скрипучим полам бесшумно? Немного послушал, как орёт на Яню опомнившаяся после шока хозяйка, потом сказал:
– Слушай меня, красавица-джан, некогда мне. Посмотрел я на камерах, после шести уходила эта твоя подруга, – ткнул пальцем в бухгалтершу, потом перевёл указующий перст на Яню. – Через шесть минут вышла эта малышка, в руках только маленькая сумочка. Больше никто не выходил. В восемь приехала на такси эта ваша с хвостом, – палец в сторону Оли. – Оставалась почти до двенадцати, уехала на такси, на спине рюкзак. Твой директор не выходил. Потом с утра, как пришли, никто не выходил, кроме твоей подруги. Вот она с большущей сумкой была. Так что если что пропало, то этих двух тряси. Директору своему скажи, ещё раз такой непорядок – будут другие меры. От вас ведь выход в кафе, там недостача будет такая, что и бизнес отдашь, и квартиру продашь, и сынка на консервы пустят, и сама на трассу пойдёшь.
– Да как вы смеете меня в воровстве обвинять, – взвилась бухгалтерша, пока её хозяйка давилась негодованием.
– А её можно? – на этот раз пальцем показывать не стал, кивнул на Яню. – Извиняться будешь? А когда докажешь, что ничего чужого отсюда не выносила, и я извинюсь.
Первой сориентировалась хозяйка.
– Прости, Янина, я обвинила тебя сгоряча. Всем собраться в холле первого этажа, пока я гостя провожу.
Гайк хмыкнул, мадам явно не то сказанула, не гость он, а хозяин, но ушёл.
Мадам раскланялась с Гайком, закрыла входную дверь на задвижку и продолжила разнос.
– Где Степанова?!
– Вещи собирает, – пискнул кто-то из толпы почасовиков.
– Янина! – гаркнула она.
Яня с верхней площадки сказала:
– Я всё собрала, проверяйте, чтобы не говорить потом, что ваше унесла.
– Я же извинилась! Но и ты неправа, надо было мне позвонить, что Миша не в форме. Поэтому кружки остаются за тобой, а должность методиста я с тебя снимаю.
То есть основную ставку она у неё отнимает, оставляя её почасовиком. Ни фига себе извинение!
– Нет уж, нет уж, померла – так померла. Давайте расчёт.
Степан, который всё это время балансировал на стремянке, меняя перегоревшие лампочки, спустился и сказал:
– Ну, и меня рассчитывайте. А вы все что молчите? Если она на Янечку орёт, которая здесь главная организаторша и сочинительница, заступница и утешительница, то вас она потом пинками гонять будет. И к кому вы за помощью побежите? Лично я стыжусь, что при мне такого человека обидели, а я даже растерялся и ничего не сказал. Да в гробу я видал такую работу!
– Ишь, раздухарился, главный компьютерщик школы для дураков! Можно подумать, без тебя тут всё встанет. Да без проблем! Ань, рассчитывай!
Яня взяла под руку Степана и, понимая, что после сказанного для него назад пути тоже нет, спросила:
– Ты на машине сегодня? Довезешь, а то у меня коробка и пакет?
До стоянки шли молча. Какая же она дура, считала, что они тут все друзья. А оправдывалась при гробовом молчании коллег, и эта «Школа для дураков» в устах соломенной вдовы бывшего босса означает, что Оля ей наушничала. Да ещё интимная встреча поздним вечером с пьяным Мишкой на рабочем месте – фу! Но главное, было стыдно перед Степаном, который остался без работы в пятьдесят лет. Он у них на все руки мастер был, и половицы укреплял, и кран-буксы менял, и охранника подменял, и компьютеры чинил. Но по большому счёту в компьютерном деле не самый крупный спец. И куда ему теперь?
Погрузив вещи в багажник, она сказала:
– Давай в «Ультраноут» зайдём!
Он кивнул понуро. От входа она сразу потянула его в кабинет Нины Григорьевны, но она уже спешила им навстречу:
– Как же так, Янина, Степан?
– И откуда вы всё узнаёте?
– Есть у меня агентура…
– Нина Григорьевна, а для Степана место у вас найдётся?
Нина Григорьевна зависла, но выглянувший из-за стойки молодой человек с беджом «Геннадий» сказал:
– Дядя Стёпа, в сервисный отдел пойдёшь? Диагностика, ремонт, заправка картриджей?
– По железу я могу, а что посерьёзней…
– У тебя заведующий есть серьёзней. Только они, паршивцы, все на больничных. Будешь пока делать, что сумеешь. А зарплата… вот смотри, устраивает? Это оклад, а ещё с выработки проценты.
– Ну, это примерно столько же, как на прежней работе.
– Извини, а сегодня не сможешь остаться?
Степан оглянулся на Яню. Она уверила его, что доберётся на автобусе, а вещи можно завезти ей, когда время будет. Здоровенный булыжник с души свалился, что хорошему человеку не метаться в поисках работы по её вине.
Прошлась по торговым рядам, внесла через банкомат платёж по кредиту, померила короткие резиновые сапоги на тёплой подкладке. Так себе опорочки, но лёгкие и тёплые. Это холодный конец сентября вынуждает потратиться. Старые сапоги нещадно протекают, а на приличную обувь она теперь нескоро заработает. Вздохнула и отсчитала деньги.
Глава третья Вместе мы сила
– Ужин на плите, – сказала мама.
– А мне бабушка айфон купила, – выскочила в прихожую сияющая Маша.
– Что-то аппетит пропал, – вздохнула Яня.
У мамы губы затряслись:
– Да что вы мне нервы мотаете? Одну телефон не устраивает, другой котлеты плохи. Да живите вы как хотите!
И полетела на кухню, схватила сковородку и стряхнула её содержимое в мусорное ведро. Взорвалась мамочка. Но и Яню закоротило. Она сползла по стенке на пол и зарыдала.
– Ну зачем? У меня два кредита, а ты пищу выбрасываешь!
Мама полетела к себе, но, не добежав до двери, затормозила:
– Что? Какие кредиты? – снова появилась на кухне. – Дочь, ты что… играешь?
Всё, Яня перестала себя контролировать. Слёзы катились градом, только она уже не рыдала, а хохотала, хлопая ладошкой по полу:
– Я… играю… это ж надо такое придумать! Да это жизнь со мной играет! Я в роли барабана! И она по мне колотушкой… а ещё я, дура такая, сапоги купила…
Маша оживилась и метнулась в прихожую. Вернулась она с перекошенным лицом, держа сапожки двумя пальцами за голенища:
– Ба, погляди…
– Яня, это что за убожество? Зачем?
– А чтобы ноги были в тепле и сухости. Ты посмотри, – сумка и пакет со старыми сапогами валялись на полу рядом с ней. Она дотянулась до пакета и показала трещины на коже рядом с подошвой. Потом вытрясла из сумки бумажник и показала содержимое. – Вот… всё, что у меня есть.
– Ладно, зарплата через три дня. Купишь что-нибудь приличное.
– Да не будет зарплаты! Уволили меня.
– Как такое может быть? Яня, немедленно объясни, что ты натворила!
Яня прыснула. Подняла голову, дотянулась до кухонного полотенца и стала вытирать им лицо, тихонько напевая «Коло-коло-колокольчик, колокольчик – синий цвет, эх, что я натворила, полюбила с этих лет».
– Дурдом, – возмутилась Маша. – Всё, ты меня достала, я переезжаю к папе!
– А вот насчёт папы ты вовремя напомнила, разговор давно назрел, – уже обычным своим голосом, размеренно и спокойно сказала Яня. – С тобой как разговаривать? Решай, взрослая ты или ребёнок.
Маша фыркнула:
– Я тебя на пятнадцать сантиметров выше! Будь спокойна, выслушаю твои поучения со взрослой выдержкой.
– Да, выдержка нас всех оставила. Итак, собираемся и идём вести взрослые разговоры.
Яня легко вскочила, собрала свои вещи с пола, вылетела в коридор и распахнула дверь их с Машей комнаты:
– Прошу!
Татьяна Ксавериевна двинулась вслед за внучкой, пробормотав, что проследит за взрослыми разговорами как самый взрослый человек в их семье. Яня жестом показала Маше место за столом, взяла лист бумаги и расчертила таблицу:
– Вот тут месяцы с июля прошлого года по август нынешнего. В этот столбец пишешь ваши с папой встречи и приблизительное время, что вы провели вместе. В следующий – сколько он потратил денег на тебя, то есть заплатил за еду, билеты, что-то купил, сбросил на карту или выдал наличные. Следующий столбец – итого за месяц.
– Зачем?!
– Ты же юристом решила стать? Маша, они не выступают спонтанно, а готовятся к защите ли, к обвинению, очень тщательно. Собирают документы, проверяют факты, пересчитывают цифры, предъявленные с обеих сторон. Я даю тебе возможность обвинять аргументированно, а не на уровне соседского Игорька с валянием на полу и криками «Дай!» Опять спрашиваю, мы взрослые или дети? Вспоминай, а я пока ванну приму.
Мама двинулась за ней, но Яня её остановила, предложив помочь внучке с воспоминаниями.
Когда Яня вошла в комнату в халате и с полотенцем на голове, Маша с порога ткнула ей в руки лист. Яня присела на диван и стала просматривать таблицу, дописывая в него что-то. Маша села рядом и фыркнула:
– Букет на первое сентября? Это же мелочь!
– Для него было бы мелочностью напомнить об этом, а для нашей семьи очень даже приличный расход. Мам, скажи.
– Я думаю, тысяч от трёх до трёх с половиной, – кивнула Татьяна Ксаверьевна. – Я ещё тогда подумала, сдать бы его, да какой-нибудь скромнее купить, хватило бы на школьные обеды на пару недель.
Бабушке Маша возражать не стала, ей ли, учительнице местной школы с тридцатилетним стажем, не знать. А Яня, проверяя записи, предложила им не терять время зря и поискать в интернете примерную стоимость некоторых покупок. А ещё добавить список телефонных разговоров за этот период и время, на них потраченное, только разделить их, по чьей инициативе звонок.
– Ну вот итоговые цифры. Делим их на четырнадцать и получаем, что с тех пор, как папа ушёл от меня, он тратил на тебя в среднем полтора часа и семь с половиной тысяч рублей в месяц. Все остальные расходы были наши с бабушкой. Про телефонные разговоры я зря тебе сказала, ты не огорчайся, это мы, женщины, болтушки, а мужики звонят только по делу.
– А алименты?
– Алло, взрослые женщины, одна из которых будущий юрист! Объясните мне, неразумной, как написать заявление в суд от гражданки Степановой Янины Ксавериевны об удержании с гражданина Диля Петра Федоровича алиментов на содержание дочери Степановой Марии Ксавериевны?
– А почему вы меня так записали?
– Отца в свидетельство о рождении вписывают, если он женат на матери ребёнка или по его заявлению о признании ребёнка своим. Ни того, ни другого не было.
– Яня, а Москва, – опомнилась мама.
– Москва, – хмыкнула она. – И вот мы наконец добрались до кредитов.
– То есть он на лечение дочери не дал ни копейки?!
– Блестящая догадка!
– Но ты просила?
– Как я могла попрошайничать у чужого человека?
– То есть всё гордыня твоя непомерная! Ради ребёнка можно было покланяться! Может, он и не знал.
– Господа присяжные заседатели, обращаю ваше внимание на документ, представленный обвинением, строки с десятой по двенадцатую, столбец третий, где обозначены контакты и расходы в означенный период, а также дополнение к документу с перечнем телефонных звонков. Знал он о госпитализации, и даже скинул дочери аж десять тысяч на больничный буфет.
– Но папа же не знал, что у тебя денег нет!
– Да что ты говоришь? Если ты с папой ростом сравнялась, так будешь теперь его дитём неразумным считать?
– Ну да, он, наверное, ждал, что ты ему позвонишь. Он помириться хотел.
– А если мать не идёт на примирение, то на дочь можно забить, – вскочила Татьяна Ксавериевна.
– Ну вот, до тебя дошло. Осталось всё нашей взрослой Машеньке объяснить. Извините, мои благовоспитанные барышни, говорить буду о физиологии, вы же взрослые, Маша скоро паспорт получит. Я ведь не рассказывала вам, как Пётр от меня ушёл? А вот так, вечером после работы мы поужинали, я на кухне прибиралась, обед на следующий день готовила, Маша уроки делала, а он тем временем в спальне вещи собирал. А мне и невдомёк. Маша спать легла, а Петя из спальни чемодан выкатывает и говорит, что нам надо пожить отдельно. Ну и что, спросить, к какой бабе уходит? Промолчала из последних сил, надо же не уронить достоинства. И всё. Мама, вот поверишь, пять месяцев и восемь дней жила с мыслью, что он вернётся, попросит прощения, скажет, что лучше меня жены на всём белом свете нет, и я, такая Пенелопа, зарыдаю и его прощу от всей души. А он пришёл… я с работы возвращаюсь, а он тефтели сожрал. Спросила, что он здесь забыл, а он отвечает, что это его дом. Я ему постель на диван в гостиной выложила, а он в спальню пришёл и на меня рухнул. Еле выбралась и побежала к Маше, в гостиной он бы меня оприходовал. А наутро позвонила боссу, что отгул беру, собрала вещи и свалилась к тебе как снег на голову.
– Янечка, ты в родной дом вернулась, – обняла его мама.
– А папу не простила?
– А за что его прощать, если он не считает себя виноватым? Нет, Маша, с тех пор я его разлюбила. А он меня, получается, и не любил, и не уважал, а просто пользовался. Нет, отныне наши биологические жидкости могут встретиться только случайно и только в канализации.
– Но он же вернулся, как ты мечтала!
– Ну да, вернулся, чтобы снова пользоваться. Знаешь, бывает, купил новую сковородку с антипригарным покрытием, а старую чугунную не выкинул, в кладовку положил. К новой быстро жаркое стало прилипать, вот и снимаешь с полки старую. А потом ещё круче сковородочка попадётся.
– Ладно, мама, я поняла, – мужественно признала после недолгого раздумья Маша. – Ты не хочешь быть запасной женой. Я тоже, наверное, не должна быть запасной дочерью. Пусть или удочеряет, или отваливает.
– Так и предъявишь? – засмеялась Яня.
– Но нам же нужно кредит погашать! Пусть алименты платит. Ещё айфон этот дурацкий! Давай его продадим.
– Нет, невыгодно. Дорого не продашь, а задёшево – смысла нет. Пользуйся. Только помни, что в университете с тобой будут учиться ребята круче твоих гимназистов, может быть, ещё тупее, но зато им вместе с аттестатом уже вручили крутую тачку, документы на пентхаус в столице и виллу на Лазурном берегу. И твой папа, всего лишь директор кластера торговой сети в нашем городе, их родителей не догонит, даже если захочет. А мама, дай бог, к тому времени с долгами расплатится. И бабушке за твой гаджет кредит почти столько же платить.
– Ладно, дочь, давай показывай, что там с кредитами и работой, – прервала их Татьяна Ксавериевна.
Они уткнулись в бумаги по кредитам, попутно Яня рассказала о смене собственника студии. Мать удивилась, что её долг значительно меньше, чем она ожидала, ведь если о доходах дочери она не знала, то расходы по операции внучки ей были хорошо известны. Яня призналась, что, поспешно покидая квартиру Пети, она взяла только то, что на тот момент было необходимо, потом оказалось, что все остатки былой роскоши не больно-то ей нужны. И когда в апреле они определились с датой госпитализации, а Петя так и не предложил поучаствовать в лечении дочери материально, Яня решила продать всё это. Взяла Машины ключи от Петиной квартиры и пошла туда, когда хозяин заведомо отсутствовал, находясь на совещании в Москве в головном офисе. Всю одежду перетащила к соседке и выставила на «Авито». Очень прилично выручила за шубу и кожаный плащ, влёт ушли платья. Удалось продать кое-какие безделушки, приобретённые для украшения дома, Пете они заведомо не нужны, за время её отсутствия они не просто пылью, а копотью заросли. Свою недешёвую бижутерию довольно выгодно загнала. А драгоценности через ювелирный магазин спустила. И бабушкин браслет, извини.
– Да брось, дочь, бабушка бы порадовалась, что её памятный подарок помог правнучке здоровье восстановить.
А вот детские вещи не стала продавать из суеверия. Да там и не такое всё ценное. Но теперь, когда Маша практически здорова, надо в них порыться и кое-что выставить. Ведь сейчас каждая копейка на счету.
Всё это время Маша оставалась рядом с мамой и бабушкой, пытаясь вникать в их расчёты. В какой-то момент Татьяна Ксавериевна поглядела на своих девочек с умилением и сказала:
– Помнишь, как бабушка Яня говорила? «Три дочери, две матери и бабушка со внучкой».
– Мам, я эти слова от бабушки Маши слышала. А от бабушки Яни я их слышать не могла, потому что она задолго до моего рождения умерла.
– А кто такая бабушка Яня? – спросила Маша.
– Тащи альбомы, будем тебя с родословной знакомить!
– Ага, и с проклятием женщин рода Степановых, – ухмыльнулась Яня. – Внимай, дочь, и не повторяй ошибок своих предков!
Если вкратце изложить то, что поведали девочке мама и бабушка, то из родословной они знали только последние лет восемьдесят, начиная с супругов Янины и Ксаверия Степановых, по национальности, судя по именам, белорусов, но точно теперь не установить, служивших в годы войны в железнодорожных войсках и осевших после демобилизации в Новогорске. Работали на железной дороге, получили квартиру в деревянном бараке на переезде, где семья дожила до семидесятых годов. Их единственная дочь Мария Ксавериевна закончила педагогический институт и до самой пенсии работала в школе. Замужем не была, в двадцать пять лет родила дочь Татьяну, которой дала своё отчество Ксавериевна. В семидесятых барак снесли, бабушка Янина получила на свою семью, к тому времени включающую кроме неё дочь и внучку, двухкомнатную квартиру, в которой Степановы до сих пор и пребывают. Татьяна закончила тот же институт, что и Мария, так же, как мать, родила дочь не будучи замужем, назвала в честь своей бабушки Яниной, дала отчество по единственному предку мужского пола. Ну, и Янина с небольшими вариациями повторила судьбу матери и бабушки, только закончила институт искусств, родив вне брака на втором курсе дочь и дав ей имя в честь своей бабушки и уже ставшее родовым отчество Ксавериевна. Только и разница, что отец Маши известен. Пётр Диль, обеспеченный молодой человек возрастом старше её на десяток лет, познакомился с первокурсницей Яней и до её восемнадцати лет очень целомудренно с ней дружил, наверное, чтя уголовный кодекс. А когда Яне исполнилось восемнадцать, предложил ей жить вместе. Мол, ни одна бумага не в состоянии удержать пару, если стали чужими, институт брака себя изжил, важнее, если союз взрослых людей заключён на основе взаимных чувств и скреплён честными устными обязательствами. Только на тринадцатом году совместной жизни до Яни дошло, что взаимных чувств не было, да и обязательств тоже.
– Мам, неужели тебе свадьбы не хотелось?
– Да как не хотелось? Всем девочкам надо, чтобы платье как у принцессы, букет невесты, голуби в небе и жених чтобы на руках в дом внёс. И я всё ждала, что вот-вот он поймёт, какой бесценный бриллиант получил, преклонит колено и колечко с не меньшим бриллиантиком мне вручит. Всю беременность ждала, потом мне с тобой уже и мечтать некогда стало, хотя много помогали мама и бабушка. Ты подросла, я даже о сыне задумалась, а тут это несчастье… и тогда уже мечты о свадьбе, о сыне, о сцене оказались такими ничтожными! Сначала главным стало ножку твою сохранить, потом чтобы хромоту бы поменьше, потом мечтала, чтобы операций поменьше, потом появилась надежда, что внешне вообще незаметно будет. Отдать должное, без отцовых денег пять операций в столичной клинике мы бы не потянули…
– Четыре, мама, пятую он не потянул. А почему ты меня всё-таки Ксавериевной записала, ты же тогда его любила?
– Я сказала, что назову в честь бабушки, он не возражал. В загс бабуля пошла, мама на работе занята была, Петя тоже… это я так думала, а теперь понимаю, что, если ему идти, то с какими глазами свидетельство о рождении с прочерком в графе «отец» получать? И вообще как получать, если он никаким боком к семье Степановых не относится? Но когда Петя увидел, как назвали его дочь – это был шок! А бабушка сказала, что поняла моё решение назвать дочь в честь бабушки как записать её полной тёзкой. Да и Степанова Мария Петровна – это так банально звучит, зато редкое отчество разбавило эту банальность. А переменить его он может, когда дочь на себя запишет. Петя промолчал, но порога дома своих незаконных тёщи и пратёщи больше ни разу не переступил. Господи, как я перед бабулей и мамой виновата! Они понимали, что их Янечка дурочка зашоренная, они переживали за предстоящее моё разочарование. И если ты через несколько лет мне станешь рассказывать о неформальном союзе взрослых людей, значит, карма меня настигла!
– Ха, – воскликнула её циничная дочь. – А я теперь поняла, что карма нас всех уже настигла с алиментами. Если он так боялся с самого начала меня своей дочерью записать, то с чего ему теперь на мою предъяву вестись. Ты поэтому засмеялась?
– Ладно, девочки, прорвёмся, – сказала Татьяна Ксавериевна. – Есть моя зарплата, найдёт работу Яня, экономить придётся, конечно, но справимся. Только впредь не пытайтесь скрывать неприятности от семьи. А вместе мы сила. Всё, спать!
Глава четвёртая Женщина должна уметь сама себя обеспечивать
Собираясь в гимназию с утра, Маша старалась не шуметь, шурша одеждой, но Яня всё равно проснулась. С досадой вспомнила об увольнении, но усилием воли погасила эту досаду и даже задремала. Окончательно проснулась, когда время перевалило за десять. Встала, позавтракала, прибралась, включила стирку. Присела передохнуть и подумала, что не так уж плоха жизнь домохозяйки. Вот так бы спать сколько влезет, не спеша домашние дела делать, кино посмотреть, потом пёрышки почистить и в свет выйти. Может, не стоит внушать дочери, как важна профессия, а пусть сосредоточится на создании крепкой семьи? Ага, окоротила тут же себя, а потом бортанёт её законный супруг, и никакой штамп в паспорте не спасёт от безденежья. Так что правы и мама, и бабушка, что богатый муж – это хорошо, но женщина должна и сама уметь себя обеспечивать.
Телефонный звонок. Странно, Оля звонит. Теперь-то о чём им разговаривать? Но ответила. Оля спросила, что такое вечеринка в стиле бохо.
– Понятия не имею, – ответила Яня сухо.
– Ну как же, ты же с Григорьевой договаривалась, что ей такую организуешь!
– Это наши дела, а ты тут при чём?
– Но ты же больше не работаешь, а мне велели все твои мероприятия на себя взять.
– Что я могу на это возразить? Дерзай!
И бросила трубку. Как она не видела, что эта бессовестная девчонка на ней паразитирует? Олю взяли в штат пару лет назад, когда пошли заказы на взрослые праздники. Мудрый босс сказал тогда, что детские вести только ей, а со взрослыми, где алкоголь льется рекой и мужики теряют берега, пусть эта лошадь управляется, а с Яни только сценарий. Вспомнилась фраза Гайка «эта с хвостом», а ведь не причёску он имел в виду, тем более, не так часто Оля волосы в хвост собирает, в вчера они у неё в низкий пучок заколоты были. Значит, собутыльники обсуждали женщин студии, и Гайк согласился с боссом, а тот с самого начала звал Олю лошадью. Что там у лошади, круп, хвост, копыта с подковами, ржание? Всё имеет место, решила обозлённая Яня, и злорадно отметила, что мозг лошади вдвое меньше человеческого. Справедливости ради надо признать, что лошадиного мозга хватило на то, чтобы запрячь всадницу и заставить её тащить повозку вместе с лошадью.
Снова звонок, и опять от Оли. Да в чёрный список её, не хватало ещё отношения выяснять! Пошла на лоджию, вывесила бельё, а когда вернулась, услышала, что телефон разрывается. Бухгалтер. Ей-то что понадобилось? Эта сразу заорала, что Степанова, бессовестная, дела не сдала.
– Пьяная какая-то, – прокомментировала Яня в трубку и отключилась.
Ещё через полчаса, когда Яня поискала безрезультатно вакансии в интернете и собиралась проинспектировать детские вещи, позвонила Григорьева. Этой она ответила, постоянная заказчица, трижды уже детские праздники для внуков проводили. Женщина она в общении простая, но деловая, сразу заявила, что об увольнении знает, да не от новых начальников студии, а в «Ультраноут» заходила. Что «с этой лошадью дела иметь не будет».
– Да почему лошадь, – удивилась Яня, что же они все единодушно Олю так обзывают?
– Зубы, хвост и копыта сорок второго размера. Ну её, Янина Ксавериевна, я вас умоляю, помогите с организацией юбилея мужа!
– Да что я могу одна?
Но так заманчиво натянуть нос родной фирме, заодно заработав. Пояснила, что бохо предполагает смешение стилей с преобладанием этнического и уточнила, к какому народу юбиляр имеет склонность, а услышав, что он тащится от цыганщины, обрадовалась банальности задачи. Выяснила, что среди гостей есть те, кто способен влиться в действо и назначила организационное совещание. Посидели дамы в кафе, наметили программу, обговорили бюджет.
Потом Яня полетела в родной институт. Тут ей сразу повезло, первый же встреченный парень со скрипичным футляром на вопрос, кто из его однокашников согласится подзаработать, играя два часа цыганские напевы, причём не Сарасате, а что-нибудь попроще, предложил свои услуги. Он же обещал привести с собой гитариста. Насчёт вокалистки не был уверен, но сказал, что поспрашивает. А на родном театральном факультете ей знакомая секретарша подсказала, кто из студенток искусен в цыганских плясках.
Вечером позвонила Тоня. Яня сначала трубку брать не хотела, но затем всё же ответила, и не пожалела. Гитаристка повинилась в трусости, что не вступилась за неё, дома самоедством себя изводила, сегодня ещё с утра послушала, как кидается на всех новая хозяйка, и поняла, что трижды прав Степан, когда обещал им «армагеддец за предательство». Поэтому в своей музыкальной школе уже согласилась на дополнительную нагрузку. А ещё она взяла на себя смелость и дала Янин телефон Григорьевой, и если Яня решила помочь хорошему человеку, заодно «сделав козью морду» бывшему месту работы, то Тоня согласна бескорыстно поучаствовать.
– Можно корыстно, только ведь коллеги прознают – съедят!
– А мне в кайф подразнить напоследок, всё равно уходить! Учеников я предупредила, что со следующего месяца у них будет другой преподаватель, а кого не устраивает, могут доучиваться у меня на дому.
Тонечка не только гитаристка, но ещё обладательница низкого, слегка хрипловатого голоса и большая любительница цыганских песен и романсов, поэтому Яня отложила телефон и воскликнула «Ура!» Маме и дочке, прибежавшим на её голос, объяснила:
– В воскресенье заработаю немножко. А завтра репетиция в гараже.
– А почему в гараже?
– Его владелец – муж племянницы юбиляра. Он там нам цыганскую кибитку мастерит.
– Маша, давай не вдумываться в мамины профессиональные идеи, а то мозги вытекут, а нам ещё в юридический поступать, – сказала Татьяна Ксавериевна.
К автосервису Яня и Тоня подъехали одновременно. Студентов ещё не было. Тоня стрельнула глазами на кучкующихся с сигаретами автомехаников и сказала:
– Ну, студентов ждать не будем, я начну с «Замурдынэ», там скрипка и вторая гитара не нужны.
Скинула пальто, расстегнула футляр, вытащила гитару и запела. Да так запела, что мужики сигаретами подавились, в ящик с песком их побросали и назад в помещение повалили. С последними аккордами вошли студенты и присоединились к аплодисментам работяг. Девчонки пошли в кладовку переодеваться, а парни взяли инструменты и подстроились под зажигательную «Ай, да ну да най» в исполнении Тони с гитарой и Яни с бубном. Тут девчонки вышли в цыганских нарядах и в восторге сообщили, что в кладовке чучело медведя стоит.
– Ой, а нельзя его на колёсики поставить? – заглянув в кладовку, спросила Яня.
– Да он весь молью поеден, его вообще-то давно выкинуть собирались, – ответил хозяин автосервиса. – Раньше тут ресторан был, от него остался.
– Но один юбилей сможет пережить?
– Один сможет, – заржал он. – Ну вы… цыгане!
Репетиция длилась часа три, работа в автосервисе остановилась. Иногда подъезжали клиенты и тоже присоединялись к толпе зрителей. Две девчонки зажигали в пляске, две певицы старались, даже парни иногда подпевали, а сыгралась Тоня с гитаристом и скрипачом, как будто всю жизнь вместе работают.
В воскресенье в ресторан табор вошёл, имея во главе Яню с лошадиной головой, она тащила за оглобли маленькую кибитку. Из кибитки выглядывали внук и внучка юбиляра, он в красной рубашечке, она в цветастом платье и с монисто на шее. За кибиткой шли музыканты и танцорки, а завершали процессию племянница юбиляра и подруга его жены, обе ряженые, которые катили пыльное и местами плешивое чучело медведя с подносом в лапах.
Под цыганские мелодии горячительное лилось рекой, ряженые гостьи гадали и просили позолотить ручку на прокорм медведя, дамы трясли плечами, и даже кавалеры лихо стучали каблуками. А уж когда Тоня затянула «Невечернюю», а потом Янин голосок вплёлся в эту мелодию вместе с рыданием скрипки, юбиляр пустил слезу. Так что пришлось им следом выдать «Ручеёк», да ещё и сплясать с юбиляром. Когда градус зала дошёл до кондиции, Яня тихо сказала:
– Проверьте телефоны, деньги я вам скинула. Тихо уходим, гости уже слишком пьяны. Мальчики, убедительная просьба проводить девочек до дома.
Маякнула диджею, чтобы записи врубал, через окно проследила, как студенты влезли в маршрутку, и только тогда со спокойной душой махнула Тоне рукой. Но та шепнула:
– А я бы ещё задержалась.
– Да хоть до зари, – засмеялась Яня. – Студентам по семнадцати или чуть больше, за них я отвечаю головой. А кому два раза по семнадцать, те своей головой думают.
Вечером она выдала по небольшой сумме на расходы тем, кто обанкротился в связи с приобретением дорогого гаджета. Мама с опаской спросила, не собирается ли Яня открыть своё дело по развлечению богатеев.
– Ну нет, даже если бы имелся первоначальный капитал! Во-первых, я в этой сфере давно кручусь и знаю, что это вовсе не золотое дно. Как бы ни была ты востребована, а выходных, когда хозяева гостей собирают, в месяце всего четыре. Во-вторых, чтобы без опаски с пьяной публикой работать, надо быть каратисткой, а лучше борчихой сумо. В-третьих, сильно богатые нашу самодеятельность нанимать не станут, а менее богатые и таких не потянут. Приличная сумма у меня образовалась, потому что реквизит родственник юбиляра полностью на себя взял, да ещё две дамы бесплатно отработали.
– Мама, бабушка, я боялась признаться, а теперь набралась смелости… вот, хоть бейте!
Маша выложила на стол деньги.
– Откуда? – испугалась Татьяна Ксавериевна. – На школьных обедах столько не сэкономишь!
– Заработала. Ба, я собирала на айфон, раньше я так давала списывать, а теперь за деньги. Скажешь, нельзя? А как я ещё могу заработать?
– Мам, убедилась, что уроки морали пропущены? Маша, сейчас бабушка тебе всё объяснит, а я после цыганских песен без сил. Имей в виду, бабушка выражает наше с ней общее мнение. К нему я добавлю ещё своё собственное, которое бабушка не выскажет. На твоих подсказках твои ленивые и тупые однокашники пройдут в университет на бюджет, а более достойные, но бедные, останутся за бортом, в том числе и ты будешь копить на коммерческое обучение.
В понедельник с утра, оставшись дома одна, Яня наконец-то занялась разбором детских вещей. Первым делом из кладовки извлекла коробку с надписью: «Новогодние». Даже не помнила, что там может быть. Оказалось, Машенькины детсадовские карнавальные наряды, всё в отличном состоянии, тщательно упаковано. Вздохнула сентиментально: этот костюм феи мама покупала внучке, когда ей было неполных два года, а вот платьице снежинки Яня шила сама в тот последний Новый год перед травмой, а вот костюм зайчика… он же мальчишеский! Точно, танец зайчиков, ещё фотография есть, она мамина любимая. Да, тогда Яня ещё мечтала о втором ребёнке, поэтому не отдала всё это приятельницам для их детей. Зато теперь, может быть, удастся выручить хоть сколько-нибудь.
Сейчас она в спешке не продешевит, надо глянуть цены в интернете. Сфотографировала вещи, замерила их, оформила объявление. Надо же, на одну коробку ушло два часа! Скоро Маша придёт, пора обед готовить.
После обеда с ней связалась покупательница, готовая взять костюмы феи и снежинки. Предложила встретиться у детского сада. Ну что ж, там можно ещё что-нибудь толкнуть. Прихватила зайчика и ещё несколько вещичек из очередной коробки и поспешила на автобус.
Покупательница, пришедшая сюда за старшей дочерью, ожидала её у калитки детсада с маленькой девочкой в прогулочной коляске. Садик был обычный муниципальный, поэтому охрана легко пропустила Яню вместе с мамашей. Маша до травмы посещала частный детский садик, там такой номер бы не прошёл. В раздевалке они обрядили девочек в карнавальные костюмы, и довольная мама сразу расплатилась.
– А для мальчика у вас ничего нет? – спросила родительница, уже собравшая сына на выход.
– Вот, зайчик, – предложила Яня.
– Велик, – вздохнула та.
Яня по привычке, выработанной за многие годы работы с детьми, всегда носила с собой инструменты для рукоделия. Сметала, продёрнула резинку.
– Вот, на следующий год распустите – и ещё послужит.
– А костюма волка у вас нет? – спросила бабушка очередного мальчика.
– Вашему волку могу предложить только джинсы.
– Ба, с заклёпками, – одобрил мальчик.
– А дешевле? Всё же ношеные…
– За эти деньги вы купите разве что треники. И я бы не стала с такими мелочами коробейником ходить, кабы без работы не осталась, – сердито возразила Яня.
– А вы не педагог случайно?
– Нет, местный институт искусств.
– А с грамотностью у вас как?
– И мама, и бабушка преподаватели русского языка и литературы. Грамотность у меня, можно сказать, врождённая.
– Вот там, видите старинное здание? Это первый корпус Новогорского книжного издательства. Дойдите, там есть вакансии.
Так Яня устроилась на должность редактора книжного издательства.
Глава пятая В недружелюбном окружении
Несмотря на то, что зла она была невероятно, дверь за собой Яня закрыла аккуратно. Ну, непробиваемые девицы эти пиарщицы! Она тащилась через весь город, чтобы предложить им издать книгу по истории их приборостроительного завода, но они даже не выслушали её, мол, что заказали, то и исполняйте. Хотелось спросить: со всеми грамматическими, синтаксическими и стилистическими ошибками, что вы там наворочали? Но сдержалась, дурака учить – только портить.
Досада, на нервах не в ту сторону пошла. Остановилась, глянула на ближайшую дверь, а там табличка с витиеватой монограммой латинскими буквами P и S, а ниже «Интернет-издание». Ага, раньше был такой городской еженедельник «Приборостроитель», в народе называемый «Постскриптум» именно за эту выпендрёжную аббревиатуру латиницей, Яня его одно время покупала из-за телевизионной программы, кроссворда и интересных краеведческих материалов. Потом, как ей сказали в киоске Роспечати, он ушёл в интернет, а потом и телевизионные программы стало удобнее в интернете искать, да и телевизор, откровенно говоря, включать почти перестали.
Машинально она нажала на дверную ручку, дверь оказалась закрытой, но тут же послышался мужской голос: «Сейчас, сейчас». По коридору шёл мужчина с ребёнком на руках. Странная картина для заводоуправления, надо сказать, младенец от подмышек завёрнут в какое-то подозрительного вида небольшое оранжевое полотенце, из-под которого торчат босые ножки, улыбается и пытается целиком запихнуть в рот обслюнявленный кулак. Мужчина открыл дверь кабинета, сказал: «Прошу!» и прошёл к стоящей под окном коляске. Одной рукой прижимая к себе младенца, он другой что-то пытался там найти, при этом сообщая ей, что дочь скинула ему внука, а сама в поликлинику пошла и что-то там застряла. Этот спиногрыз сначала нервы ему мотал своим криком, а потом обгадился, а теперь, видите, сияет. Яня мягко отстранила его, сказав: «Позвольте», вытащила из коляски пелёнку и влажные салфетки и, уложив мальчика на рабочий стол деда, принялась его обтирать.
– Как вы, женщины всё это умеете, – вздохнул молодой дед. – Наверное, у вас самой такой же дома?
– Моя постоянно напоминает, что выше меня на пятнадцать сантиметров, но руки ещё помнят, что в коляску распихивали, – засмеялась Яня. – Памперс держите.
Потом уселась на диван и, тетёшкая переодетого младенца, поведала, что ткнулась в его дверь просто так, с ностальгическими воспоминаниями о прежнем бумажном издании, особенно о краеведческих статьях. Кивнула на пакет, оставленный на стуле у входа, рассказала, что отдел по связям с общественностью заказал издательству к юбилею завода буклет, а она помнит, сколько материалов по истории завода и заводского микрорайона печаталось в «Приборостроителе». Вот, привезла показать им как образцы книги к юбилею Шинзавода и ещё орденоносного совхоза «Павловский», ещё образцы бумаги и материалов для изготовления обложки на любой вкус. А они даже смотреть не стали! Но интернет-издание, наверное, подчиняется пиаротделу?
– Приблизительно так. Временем располагаете? – бормочет он и набирает короткий номер на внутреннем телефоне.
Он расспрашивает, к кому может попасть на приём по вопросу празднования юбилея, называет разные имена и отчества, благодарит и добавляет, что с ним будут ещё двое. Набирает ещё один номер, уже на своём мобильнике, и бросает в трубку:
– Иваныч, есть призрачная надежда опубликовать твою книгу. Пулей со всеми материалами ко мне.
За то время, что они ожидают приёма у кого-нибудь из начальства, коляску с младенцем забирает мать, приходит старик, который и есть автор любимых Яниных публикаций. Потом звякает внутренний телефон, хозяин кабинета командует: «Рысью!» и они несутся в приёмную. Секретарша молча указывает на дверь, табличка на которой гласит, что за ней скрывается генеральный директор завода Гаранин Владимир Сергеевич. А в кабинете с ним оказался ещё один мужчина с очень недовольным лицом, Яня догадывается, что это один из заместителей директора. Он буркает: «Пять минут!», и она выкладывает принесённые образцы, привычно входя в роль коробейника, как это уже проделывала с детскими вещами. Но ещё говорит о том, что, не будучи знакома с их продукцией, в своё время покупала их газету из-за того, что там печатали статьи об истории села Отрадное, что стояло на этом месте и которое в советское время поглотил город, об истории завода и его вкладе в развитие города: тут и микрорайон, построенный вокруг завода, и две школы в нём, и замечательный больничный комплекс, и дворец культуры приборостроителей, и шефство над политехническим институтом. Пусть сейчас вся инфраструктура скинута на город, но ведь существует и ещё долго будет существовать! Так пусть об этом напомнит книга о заводе!
– Спасибо, ваш спич получился неожиданным и трогательным, – улыбается Гаранин.
Зама больше заинтересовал сафьян, предложенный как образец для обложки парадного варианта издания:
– Вот же качество, а у нас обложки для вручения адресов такие убогие.
– Без проблем, можем изготовить хоть с тиснением, хоть с позолотой, – откликается она, решив, что с паршивой овцы хоть шерсти клок.
– Но давайте вернёмся к юбилейной книге, – говорит Гаранин. – Я посмотрел расценки, это вполне реально. И материал у нашего внутреннего портала накоплен достойный.
У зама снова портится настроение, и он выдвигает претензию, почему Яня обратилась в их газету, а не в отдел по связям с общественностью.
– Сначала я у них побывала.
– И они не пришли сами, а послали вас сюда?
– Хм, они меня не выслушали, а просто послали.
Директор с замом переглядываются, зам вздыхает:
– Ну, вы же знаете…
– Янина Ксавериевна, не хотите работать в нашем отделе по связям с общественностью? Там есть вакансия.
От неожиданного предложения она смеётся. И все мужики её смех подхватывают. Зам сквозь смех говорит генеральному:
– Ну вы её тоже послали… и прямо в жопу мира.
– А я бы подумал, как трудоустроить девушку у нас. Она сделала то, о чём должны были догадаться наши сотрудники.
Вечером Яня рассказывает маме о событиях сегодняшнего дня, о том, что зам директора, между прочим, однофамилец, потом лично отвёз её в издательство и заключил предварительный договор на издание книги о заводе в двух вариантах оформления, одна в целлофанированной твёрдой обложке массовым тиражом, другая в шикарной сафьяновой в качестве подарка особо важным персонам, ещё и папки под поздравительные адреса заказал. Словом, оприходовал все малоликвидные дорогие материалы. Директор издательства на радостях обещал ей премию.
Мама с надеждой спросила, нравится ли ей новая работа и будет ли она переходить на работу в администрацию? Яня вздохнула:
– Я всё равно тоскую по моим шепелявым и картавым артистам…
– А если бы позвали назад?
– Нет, мамочка, фарш невозможно провернуть назад. Как вернуться туда, где ты пережила такое разочарование? Да и развалится там всё неизбежно.
– Без тебя развалится? – спросила Маша. – А если с тобой?
– Всё равно развалится. И я это видела, только не давала себе смелости задуматься. Босс это лучше всех понимал, поэтому втюхал студию нелюбимой жене. Если бы они стали делить имущество пополам, и он выбрал себе студию, оставшись без денег и жилья, то всё равно бы прогорел, не сейчас так через год. А жена его бывшая решила, что, взяв студию, получит курочку, несущую золотые яички. Но только такие дураки, как она с сыночком, не понимают, что курочку надо кормить, поить, лечить, да что там говорить, ещё и гормонами накачивать. И всё равно куриный век недолог.
– Мам, а правда, что твой бывший начальник женится на Клавдии Михайловне? Он же старый! И она тоже… она же даже старше бабушки!
Старшие Степановы переглядываются и смеются. Потом Яня говорит:
– Доченька, там не будет белого платья, и на руках он её в свой недостроенный загородный дом не внесёт с его-то остеохондрозом. Но будет взаимная забота, с душой приготовленная домашняя еда, совместные просмотры фильмов вечером, копание в грядках на участке, доступные возрасту походы и путешествия, чай в постель в случае простуды. Заведут кота, будут его гладить по очереди или одновременно. Она удержит его от лишней рюмки, а он её от подъёма тяжестей. Увы, всего этого лишена твоя бабушка, которая на пять лет моложе этой новобрачной. Я много лет мучаюсь тем, что моя умная, добрая, красивая мама, родив меня в двадцать лет, поставила крест на личной жизни. Мама, неужели ты так любила моего биологического отца? Или наоборот, так разочаровалась в любви, что больше никого к себе не подпустила?
– Ни то, ни другое, – очень спокойно и без надрыва ответила Татьяна Ксавериевна. – Наш роман был очень бурным, с полным отключением моих юных мозгов. Но потом, после того как он сделал ноги, я пришла в себя. Твоё появление на свет было радостью и для меня, и для моей мамы. Конечно, она огорчалась, что я не создала семьи. И не препятствовала бы, если бы я завела какие-то отношения, пусть даже неофициальные. Но так получилось, что я ни разу не встретила мужчину, с которым бы захотела сблизиться. То ли мужики вокруг не те, то ли я с поломкой. Надеюсь, что ты придёшь в себя после Петра и обратишь внимание на кого-нибудь. В твоём возрасте и замуж, и даже не один раз, и ребёнка, и опять же не одного… не упусти время!
– Да мне как-то не до мужиков, – вздыхает Яня. – Никаких мыслей сексуальной направленности, всё только о деньгах! Думаю, есть вариант, когда не устою перед соблазном, это если олигарх за попу ущипнёт. За погашение кредита и приличные сапоги, пожалуй, я отдамся.
– Яня, что ты говоришь при ребёнке!
– А ребёнок маме предлагает вариант, чем папа не олигарх?
– Тут ты меня ущучила, от папы твоего мне даже черевички из гардероба царицы и кусок золота с конскую голову не нужны.
– Ну почему?
– Если серьёзно, то, что я сказала, было шуткой. Но бывают обстоятельства, когда порядочная женщина продаёт себя, не ради себя, а ради близких, к счастью, мы не в той ситуации. Увы, правда в том, что, если за тобой будет ухаживать по-настоящему богатый человек, соблазн велик, и, чтобы усыпить собственную совесть, ты невольно начнёшь выискивать в нём несуществующие добродетели. Не мужики нас обманывают, мы сами себя обманываем. А в случае с папой всё уже позади, и его обман, и мои домысливания. В этой куче жемчужное зерно искать бесполезно, я уже покопалась, там только навоз.
На работе она напряжённо занималась новым для себя делом, редактированием книги старого краеведа. У него был живой слог и хороший язык, но нужно было по-иному скомпоновать материал и добавить вспомогательные указатели, чтобы придать изданию форму справочника, да ещё написать предисловие, да включить туда льстивые до приторности и в то же время не холопские славословия в адрес областной и городской администрации и про владельцев завода не забыть. И на всё про всё ей давался один месяц. Обидно было, что не к кому было обратиться за помощью. Новые коллеги относились к ней с откровенной неприязнью, хотя поначалу встретили как будто бы приветливо. Но стоило Яне проявить инициативу в поисках заказчика, и отношение к ней резко изменилось. Старший редактор Славик, годами семью её моложе, первым подошёл к ней и завёл непринуждённый разговор. Они посмеялись, как-то сразу перешли на «ты» и в первые дни Яня бегала к нему консультироваться. Но после её удачной поездки на приборостроительный буквально на следующий день Яня в ответ на вопрос, заданный с порога, получила такой пинок с размаха! И что это она левой ногой дверь в чужой кабинет открывает, и что это она ему тычет и глупые вопросы задаёт? А тётки, сокамерницы его, глядели на это со злорадством. Но Яня давно уже жизнью побита и, если на крик новой хозяйки студии отреагировала только во второй раз, то на щенячье повизгивание ответила сразу:
– Ах, простите, Вячеслав Николаевич, я не к вам, я тут юного стажёра Славика разыскиваю, который в предисловии к сборнику местной поэтессы тронул меня до глубины души редким по красоте деепричастным оборотом «листая эти страницы, мне хотелось больше страсти». Чехов нервно курит в стороне! Пойду по отделам вызывать искры страсти.
Славик покраснел и вскочил, уронив стопку брошюр на пол, а тётки отозвались смешками. В дальнейшем он пустил слух по издательству, что новая сотрудница к нему клеилась, но не на того нарвалась. Яня об этом не сразу узнала, но через несколько дней, когда седовласая соседка по кабинету намекнула на «некоторых выскочек», которые ищут спонсоров в рабочее время, а Яня ей спокойно ответила, что на работе она работает, чтобы заработать, но не мешает ветеранам тихо досидеть до пенсии на окладе, ничего не делая, эта дама бросила ей обвинение в соблазнении малолетки. Весь этот неинтеллигентный разговор вёлся интеллигентно приглушёнными голосами, поэтому, когда Яня внезапно закатилась хохотом от нелепости обвинения, соседки по кабинету потребовали разъяснений. И Яня вновь зачитала Славин перл, высказав предположение, что, когда она намекнула коллеге по поводу этого оборота, что ему следует фильтровать базар или дружить с корректором, он увидел здесь не намёк на неграмотность, а отклик её немолодой души на призыв добавить страсти. Судя по тому, что одна из этих соседок стянула листок с её стола, теперь эта фраза точно уйдёт в народ, и Славику мало не покажется.
В общем, в таком недружелюбном окружении ей оставалось только трудиться не разгибаясь, и это принесло свои плоды. Работу, на которую ей отпустили месяц, она завершила через две с небольшим недели, получила визы от автора и заказчика, и книга ушла в печать. С первыми пробными экземплярами Яня отправилась на завод, по дороге вздыхая над тем, что, если сама не найдёт ещё какой-нибудь срочный и денежный заказ, то придётся до Нового года в ожидании вакансии в городской администрации при отсутствии нагрузки плевать в потолок и терпеть щипки коллег, а также биться за редактуру книг местных графоманов, издающих книги на собственные средства.
Вовсе не собираясь лишний раз лезть в глаза заводскому начальству, она по старой памяти зашла к редактору интернет-издания, ему подарила пробный экземпляр книги и передала для первичного ознакомления пакет руководству с двумя книгами в двух вариантах исполнения. Этот в глаза лезть был рад, оттого был особенно приветлив и, помня о просьбе директора трудоустроить её на заводе, предложил ей толкнуться в их дворец культуры, он, мол, говорил о ней с директором ДК. Зная о зарплатах работников культуры, Яня в эту сферу никогда не стремилась, но, чтобы не обижать человека, искренне пытающегося помочь, во дворец зашла. А в кресле руководителя внезапно увидела знакомого, не близкого, но пересекались они неоднократно на городских праздниках и концертах, куда привозили свои творческие коллективы, и радостно воскликнула: «Саша!», тут же поправив себя, что следует, вероятно, звать его по отчеству, но она его, увы, не знает. Он ей тоже вдруг очень обрадовался, отчество Андреевич для знакомства назвал, заверив, что в личном общении оно лишнее, и пояснив свою радость, что, когда от завода ему настоятельно предложили трудоустроить некую даму по фамилии Степанова, он решил, что это очередная родственница одного из замов гендира, который носит эту фамилию, и голову ломал, куда приткнуть ещё одну неумейку и лоботряску. А тут такой монстр культпросветработы! Что заставило её покинуть своё уютное учреждение?
Узнав о смене собственника студии, он выразил ей сочувствие и в то же время радость по поводу усиления собственного коллектива, да ещё перед юбилеем завода, в честь которого им предстояло проводить грандиозный концерт. И предложил ей должность художественного руководителя плюс ставка руководителя театрального кружка.
Дав принципиальное согласие, Яня отправилась назад. Как-то угнетал её этот забег со сменой мест работы. С одной стороны, в издательстве обстановка невыносимая, с другой – неловко переходить на новую работу, собираясь с неё сбежать через пару месяцев. А с третьей… ну как не попробовать? Может, приживётся здесь и не надо будет уходить в администрацию на незнакомую работу с непростыми людьми? Вроде бы, Саша нормальный человек и руководитель не вредный.
За неё этот вопрос решило издательство. Вернувшись на работу, она увидела, что весь коллектив гудит как растревоженный улей: дали квартальную премию! Она взглянула в расчётный листок и пошла за трудовой книжкой.
– А чем вы недовольны, – фальшиво удивилась секретарша, доставая трудовую книжку из сейфа. – Ой, извините, запись о приёме забыли сделать. Директор в отъезде, вы не могли бы через три дня зайти?
– Ох уж, запись о месяце работы, обойдусь и без неё, – выхватывая книжку из секретаршиных рук, фыркнула Яня. – Свои люди, всё же я вам многотысячный заказ подогнала, так что всем на премию хватило, кроме меня.
– Нет, вам начислено, но соответственно стажу.
– То-то и оно, что премия у вас за заслуги в ничегонеделании!
Глава шестая По какому поводу банкет
Вечером Яня снова копалась в детских вещах. Настроение было на нуле, хотя ничего страшного не случилось. Завтра с утра на новое место работы, ну, не получила премии, так ведь многого и не ждала. Просто ещё одно разочарование.
Попалась сумка с одеждой, которую Маша сравнительно недавно носила. Она после одиннадцати лет вдруг начала стремительно расти, до этого была среди одноклассников по росту где-то в серединке, а вот по весу крупновата. Всё-таки хромала тогда ещё заметно, поэтому двигалась мало. И вдруг за год подросла аж на десять сантиметров, резко похудела, и даже в сердце шумы стали прослушиваться. Но врачи родителей успокоили, что это связано с бурным ростом, что девочка сформируется, повзрослеет, и шумы исчезнут. Так и случилось. Только гардероб дочери пришлось полностью обновить, многие вещи буквально с этикетками остались, ну, или несколько раз только надевала.
– Яня, померяй это платье, – сказала мама.
Белое, в мелкий красный цветочек с зелёным листочком и широкой зелёный каймой по подолу и рукавам, такое детское.
– Ты что, мам?
Но спорить не стала, надела. Маша засмеялась:
– Какая ты юная, просто девочка! Мам, оставь себе, оно только чуть великовато, белым ремешком подпоясаться надо!
– Дитё дитём, – засмеялась и Яня, поглядев в зеркало. – Ещё бантик на голову.
Детское платье в стиле пятидесятых, юбка клёш, рукава фонариками, волосы в косу сплетённые.
– Точно, ты – Элли на дороге в Изумрудный город, – кивнула Татьяна Ксавериевна.
– А я Железный Дровосек, – обняла её внучка. – Знаете, сколько во мне металлических стержней и болтов?
– На Льва я не потяну, значит, буду Страшилой Мудрым, и вот вам моё мудрое решение: всё надо перемерять, если что-то подойдёт, лучше носить самой, чем продать за копейки.
– Бабушка, а почему мы такие разные? Может, кто-то из нас приёмный?
– Типун тебе на язык! Все мы родные, ближе нет. Дети не всегда похожи на родителей, чаще они берут что-то от матери, что-то от отца, а иногда берут внешность от кого-то из предков через поколение-два.
Маша задумалась, постукивая пальцами по столу, и Яня заволновалась, дочь ещё будучи малюткой так стучала, когда обдумывала какую-то каверзу. Но сменить тему разговора не успела, Маша спросила:
– А как предка Ксаверия сокращённо звали?
– Бабушка Яня звала его Сава.
– То есть Савелий?
– Нет, это другое имя, но младшие школьники меня часто называют Савельевной, потому что так им проще. Я их не всегда поправляю, привыкла.
– И меня мои картавые-шепелявые артисты так звали, и даже их родители, – ностальгически вздохнула Яня. – Пойдём-ка все вместе ужин готовить.
Но Машу с намеченной темы было уже не свернуть.
– Вот скажите, прабабушка Маша была Ксавериевной, а у вас на самом деле какие были бы отчества? Я была бы Петровной, а мама, а ты?
Татьяна Ксавериевна вздохнула, продолжая стучать ножом по разделочной доске, не поворачиваясь к дочери и внучке лицом. Яня обняла её со спины и сказала:
– Мама, если тебе неприятно, не отвечай на вопрос этой бестактной особы.
– А тебе не интересно? Или ты в курсе? – старшая дама развернулась к ней лицом.
– Ну, есть у меня предположение. И дед, и отец, или хотя бы один из них были актёрами.
– Бинго! Один актёр, другой режиссёр.
– Мам, а как ты догадалась? По своей наследственности, да?
– Наследственность тут ни при чём. По поведению бабушки и мамы. Когда я объявила, что буду поступать в институт искусств на театральный факультет, они были очень уж горячо против.
– Ба, давай колись! Раскрой все зловещие тайны дома Степановых!
– Да нет никаких тайн. Биопапу твоей мамы звали Алексей Павлов. Небольшого роста, я, когда с ним ходила, туфель на каблуках не носила, волосы… да вот как у мамы твоей, она не вся в него внешностью, но вот волосы и глаза… и рост. Очень недолго, меньше года он был режиссёром нашего драмтеатра. Был он человеком взрывным, конфликтовал с главным режиссёром, но продолжал работать. А когда я сообщила ему, что беременна, их конфликт резко стал невыносимым, и он уехал. К тому же он оказался женатым и имел детей. Больше я о нём ничего не слышала.
Маша села за компьютер и занялась поиском. Бабушка пожала плечами и вернулась к овощам. Яня сдвинула сковороду с газа:
– Готово всё, садитесь ужинать. И не юли глазками, девочка моя, всё мы поняли. Умер давно?
– Почти двадцать лет назад. Ба, ты расстроилась?
– Вот поверишь, даже не шелохнулось ничего. Он тогда сразу для меня существовать перестал.
– А ты, мам?
– А у меня его никогда не было. У меня только прадед Ксаверий был. Единственный реальный мужчина под нашей фамилией, у меня от него не только имя, но семья, жильё.
– Так, мама была бы Алексеевной, если бы дед не был козлом. А ты, бабушка? Тебе прабабушка Маша рассказала про твоего отца?
– Мы с твоей мамой деликатнее тебя, вопросов не задавали. Но несколько лет назад я случайно наткнулась на одну статью и поняла, кто был мой отец. Тоже, знаешь ли, из парнокопытных.
Татьяна Ксавериевна вынесла на кухню красочный альбом, изданный к юбилею областного драматического театра, просмотрела оглавление, нашла нужную статью. «Народная артистка РФ Горностаева Ксения Владимировна». Яня удивилась:
– Мы по театру знакомы были, но не близко, кто я, и кто она!
– Ух ты, народная! Наша родственница? – обрадовалась Маша.
– Она – нет. Но посмотрите на эту фотографию.
Артистка сидит в кресле, две девочки на его подлокотниках. Подпись внизу «С внучками».
– Да, старшая – вылитая ты, – сказала Яня. – Маш, помнишь бабушкино фото со школьной доски почёта, где она с комсомольским значком, ты ещё спрашивала, что это такое?
Маша полетела за альбомами. Вытащила фотографию бабушки в юности, пристроила рядом с фотографией артистки.
– Ба, рассказывай, какие мы родственники!
– Николай Горностаев, первый муж народной артистки. Красавец, талант, пьяница, кобель. Когда я родилась, он ещё жил в семье, у них сын несколькими годами старше меня, тоже Николай, на фото его дочки. Вот видишь, как внешние черты проявляется среди наследников? Моя родная дочь на меня ни капли не похожа, а племянница – вылитая я! Как только я на эту фотографию наткнулась, так решила провести небольшое расследование. Узнала от тёти Клавы, соседки нашей бывшей, что жили Горностаевы тогда во-он в том доме через дорогу. Тогда ещё рядом ветка железнодорожная к Шинзаводу тянулась, а у переезда дедов барак стоял. Нынешний наш квартал был сплошной стройкой, проспекта ещё не было, а к тому дому только через переезд по дороге ходили. Я предполагаю, там они и познакомились. Родилась я ещё в бараке, но вскоре мы переехали в новостройку.
– А с этим Николаем, ну, с сыном его, ты знакома?
– Он умер давно, даже раньше матери. Да и зачем?
– Бабушка, он же твой брат!
– Правду мама твоя говорит, некоторые уроки нравственности ты прогуляла. Вот представь себе, приходит к тебе незнакомая девочка и говорит, что она дочь той тётки, к которой твой папа уходил от твоей мамы, и значит, вы сводные сёстры…