Читать онлайн Разрешите представиться, меня зовут Саша

© ООО Издательство «Питер», 2025

Погода в Ленинграде выдалась дождливая и не по сезону холодная. Сданы школьные экзамены. Марина готовилась поступать в институт. Особых предпочтений у неё не было, училась посредственно и никаких иллюзий не строила, с трудом веря, что сможет самостоятельно куда-нибудь поступить. Постоянно лил нудный мелкий дождь, усугублял тревожное состояние, мучил и напоминал о предстоящем провале.

– Поможем! – твёрдо сказал отец. Он умел держать слово, и, если что-то обещал, так оно и случалось. Становилось легче, и Марина всецело положилась на главу семейства – папа не подведёт!

Выбрали педагогический институт имени Герцена. По тем временам не слишком престижный, но вероятность попасть туда была самой высокой. Оставить дочь без высшего образования Сергей Владиславович никак не мог: довлело общественное мнение. Ему, человеку глубоко партийному, всегда были небезразличны честь и репутация, плюс устоялось мнение, что родители должны обязательно гордиться своими детьми, независимо от того, есть чем или нет, и любым путём дать взлелеянному чаду высшее образование.

Подняв все свои связи, он получил заверение: проблем не будет. И Марина из абитуриентки чудесным образом превратилась в настоящую студентку. Проходной балл она не набрала, а вот в списках поступивших себя увидела. Декан факультета при личной встрече в кабинете торжественно поздравил Марину, пожал руку и с лукавой улыбкой напомнил, что как раз проходной балл она всё-таки набрала. Марина ещё раз убедилась: связи отца творят чудеса, ну и подарки, которые он, не скупясь, раздаривал нужным людям.

Сергей Владиславович ходил капитаном в загранку на сухогрузе в короткие рейсы и с лихвой привозил иностранное барахло: мохер, складные зонтики, плащи из болоньи, парики и другие вожделенные для любого гражданина Советского Союза товары. Никакая пропаганда преимуществ социалистического образа жизни не действовала на вроде бы окрепшие умы, и все пасовали перед любой безделицей заморского производства.

Те, кто мог пересекать железный занавес – а таких было немного, – считались небожителями и пользовались особым расположением, граничащим с подобострастием. Посему Марина причисляла себя к избранным, была балованной, как водится, легкомысленной и к семнадцати годам имела внушительный арсенал любовных похождений. Она успела завести отношения определённого характера с женатым фарцовщиком вдвое старше себя и не отвергала мелкие интрижки со сверстниками, с которыми неуёмно знакомилась при любом удобном случае. Её ничуть не смущало бегать на свиданки то к одному, то к другому, ловко лавируя между чередой поклонников. Ни отец Сергей Владиславович, ни мать Светлана Алексеевна, прирождённая домохозяйка, и в страшном сне не могли представить, какая бурная жизнь у их единственной дочери.

Красавицей Марина не слыла, но что-то в ней определённо присутствовало. Некая природная изюминка, кошачья женственность и умение, когда надо, казаться слабой и беззащитной, но и постоять за себя в особых случаях она умела. Некое сочетание хрупкости и неуёмного напора, близкого к хамству. Большие выразительные тёмно-карие глаза с поволокой, тяжёлые каштановые волосы, слегка оттопыренная верхняя губка стали её основным оружием обольщения.

Таких, как она, сварливые бабки-сплетницы, сидящие на скамеечке около парадной дома, называли мальчишницами, более грубого слова не употребляли, повзрослеют девки – одумаются. Каждый раз, слыша шушуканье за своей спиной, когда её провожал очередной кавалер, ехидно улыбалась и гордо проходила мимо, подолгу задерживаясь на лестнице, раздаривая жаркие поцелуи. Не раз соседи заставали её за этим непристойным занятием, от возмущения цокали языками и одаривали парочку презрительными взглядами.

Только Марину это ничуть не смущало. Как же ещё она развеет сомнения по поводу своей нестандартной внешности? Всё портил далеко не миниатюрный нос с горбинкой. И маленький рост. Фигурка была ладненькой, в обуви на внушительной платформе, которая, к счастью, вошла в моду, и в коротеньких юбочках смотрелась она очень даже симпатично. Топала Марина в такой обуви на редкость уверенно, хоть и оставалась Дюймовочкой на ходулях.

Ростом пошла в Светлану Алексеевну. Сергей Владиславович, несколько грузный, высокий и светло-русый, будто не принимал никакого участия в рождении дочери и часто по-доброму подшучивал, что наверняка Маринку в роддоме перепутали, больно тёмненькая, мелкая и носатая. Светлана Алексеевна имела рыжеватый цвет волос, аккуратный носик и, отчего Маринка такая получилась, не знала, только разводила руками. А вот улыбка у Марины была широкая, оголяющая два ряда на удивление белых зубов, как у отца, который ими сильно гордился. Ещё бы, почти все его сверстники по полрта на коронки заменили. «В здоровых зубах вся сила человека», – утверждал отец и отводил взгляд от жены, которую Бог не наградил таким сокровищем: небольшие, с желтоватым налётом мелкие зубки, хоть и свои, но все сплошь леченные-перелеченные. Светлана Алексеевна и смеялась, не открывая рта. В остальном считать её некрасивой было бы крайне несправедливо.

Учёба в институте давалась Марине нелегко. Усердием не отличалась, с трудом высиживала на лекциях, а то и прогуливала. Житейский ум имелся и хитринка – только к учёбе это не имело никакого отношения. Не раз отец приходил на помощь, и Марина со скрипом переходила с одного курса на другой. У неё были свои планы. Главное – правильно пристроиться. Не пахать же учительшей за мизерную зарплату. А выход один – найти правильного мужа, который возьмёт на себя всю ответственность за её светлое будущее. И Марина искала. Про себя она называла это «выходить на охоту» и с девчонками-сокурсницами часто после занятий посещала близрасположенный ресторан «Висла», кондитерскую в «Метрополе», реже – пирожковую «Минутка» на Невском, недалеко от Мойки. В знаменитую пирожковую тащили подружки.

– Туда же ходят одни нищие студенты, и тратить на них время глупо и непредусмотрительно! – безуспешно убеждала всех Марина.

– Зато дёшево и вкусно! Тебе-то что?! Ты на полном иждивении у родителей. А нам до стипендии как-то дотянуть надо!

Именно в этой пирожковой Марина познакомилась с Володей Соколовым. Случилось это на последнем курсе, в прекрасный весенний солнечный день.

– Ну что, в пирожковую? – наперебой затрещали подружки.

Марина недовольно хмыкнула, но спорить одна против четырёх решительно настроенных девиц, разогретых майским солнцем, не стала – пирожковая, так пирожковая, тем более до свидания с пареньком, с которым она вчера познакомилась, когда шла с института к метро, оставалось чуть более часа. Рассчитывать на то, что он поведёт её в какое-нибудь приличное место, не приходилось – слишком юн и скромно одет, но очень симпатичный и забористо-весёлый.

В «Минутке» стоял невероятный гул и выстроилась большая очередь вдоль стеклянной витрины с пирожками и сдобными булочками. Марина недовольно пялилась по сторонам, пока её взгляд не остановился на столике, за которым сидели три крепких молодца в фирменных спортивных костюмах. «Спортсмены и явно выезжают за рубеж…» – смекнула Марина и впилась глазами в блондина, который что-то громко рассказывал, а дружки беззастенчиво ржали, похлопывая себя по мускулистым ляжкам. Это был её стопроцентно любимый типаж. Тёмненьких, с карими глазами она, как правило, не жаловала. Блондин с пшеничной кудрявой шевелюрой не обращал на неё никакого внимания, даже когда она тихонько отделилась от подружек, подошла поближе, немного постояла и вернулась назад. Уселись девчонки за первый освободившийся стол, прилично удалённый от парней. Настроение испортилось, Марина вся извертелась, и любимый пирожок с капустой не доставлял прежнего удовольствия.

– Кого ты там высматриваешь? – спросила Амира.

– Кого надо! – грубо от досады ответила Марина.

С Амирой она сдружилась ещё с первого курса. Интеллигентная семья. Мать Амиры – азербайджанка, отец – русский. На Амиру она была вовсе не похожа – чистая Алёнушка из сказки. Симпатичная, с огромными блюдцами бездонных серо-голубых глаз и маленьким курносым носиком, которому Марина люто завидовала, но честно ей в этом признавалась.

– Мне бы твой нос, Амирка! Цены бы мне не было!

– При чём здесь нос?! Оставь ты свой нос в покое! Нормальный у тебя нос!

– А горбинка?! – не унималась Марина.

– Это твоя особенность. Тебе очень даже идёт. Вспомни, какой нос был у Ахматовой и какие мужчины её любили! Гумилёв, Модильяни… Надо уметь из кажущегося недостатка сделать своё преимущество.

– Это как, если я каждый раз, видя своё отражение, пугаюсь?!

– Вот и зря! Носи свой нос с гордостью и считай, что у тебя греческий профиль.

– От этого не легче.

– У всех свои проблемы! Может, я тоже завидую твоим густым волосам! И что с того? От этого мои гуще не станут. Так и помру с серыми крысиными хвостиками.

– Тоже мне! Сравнила нос с волосами!

Подобные споры случались нередко, но именно они помогали Марине смириться с положением вещей и не быть к себе настолько придирчивой. Когда за столиком парней наметилось движение, Марина вскочила и, дожёвывая пирожок, невнятно сообщила, что ей пора бежать. Молодые плечистые спортсмены вышли из пирожковой, распрощались, и смешливый блондин направился к каналу Грибоедова. Солнце слепило глаза, народ валил в одну и другую сторону, но Марина настойчиво пробиралась сквозь толпу, не теряя парня из виду.

– Какая глупость! Зачем?! Сейчас ещё и на свиданку опоздаю! – бубнила Марина и шла за пареньком в спортивном костюме.

Ей пришлось зайти с ним в метро, спуститься по эскалатору и прыгнуть в тот же вагон электрички. Она примостилась совсем рядом, для этого ей пришлось растолкать группу школьников, которые вместе с двумя учительницами, скорее всего, возвращались с экскурсии и бурно что-то обсуждали, перекрикивая друг друга. Вдруг он обернулся, улыбнулся, и Марина от неожиданности глупо улыбнулась в ответ.

– По-моему, я вас видел с подружками в пирожковой на Невском.

– Да-а-а-а? – Марина скроила удивлённую мордочку, задрала и так вздёрнутую губку, показала белоснежные зубки, потом смущённо потупила взор, не забывая о том, что в профиль лучше пока не поворачиваться: вдруг он любит таких курносых, как Амирка.

Владимир Соколов уже несколько лет жил в Ленинграде, переехал из-под Свердловска и входил в сборную Советского Союза по конькобежному спорту. Дважды чемпион СССР, серебряный призёр чемпионата мира и Европы, готовился к своим первым Олимпийским играм. Перед летними сборами в Эстонии команду ненадолго распустили, и по чудесной случайности он с друзьями оказался в небезызвестной пирожковой «Минутка». Иначе как огромной удачей сие событие назвать было невозможно. Марине и во сне не могло такое присниться. Самое забавное, что именно греческий профиль Марины сыграл немаловажную роль: Володя по простому своему происхождению считал такие носы признаком породы и терпеть не мог курносых девчонок. Поначалу он даже решил, что у Марины кавказские корни, уж больно экзотическая внешность, что и вызвало ещё больший интерес. У него оставалась целая неделя в запасе, и они начали встречаться. Он водил её по ресторанам, отвозил домой на такси, дарил цветы, с сальностями не лез, был сдержан и в постель не тянул.

– Странный какой-то! Амир, может, мне самой проявить инициативу? Мы даже не целовались! Возьмёт за руку и тут же отпустит. Просто я никак не пойму, нравлюсь я ему или нет?

– Стал бы такой парень с тобой таскаться каждый день! Конечно, нравишься!

– Моё это, Амирка, сто пудов моё!

– Тогда держись. А то переспит и исчезнет. Промурыжь его как следует, не поддавайся!

– Он сам кого хочешь промурыжит! Ты, конечно, ещё тот великий специалист! У тебя и парня ни одного не было. Завтра последний день – и уезжает на сборы. Нет, ты не права, надо действовать.

Действовать не пришлось, Владимир сам предложил заехать к нему в гости на Васильевский остров. Жил он на улице Кораблестроителей, в новой высотке, которых понастроили в ряд, и они, как колосья, высились вдоль всей улицы и выгодно отличались от других домов.

– От спортивного комитета получил. Недавно ремонт закончил. Всем приятель рулил. Валька. Мы с ним с детства дружим. Он за мной в Ленинград приехал, бригадиром на стройке работает. Без него не справился бы. Меня же почти никогда не бывает. Обижается, что пропал. Обычно, когда я дома, ко мне переезжает.

Володя оказался совсем не из робких. «Что так долго тянул? Что у него на уме? Молчаливый, скрытный… Но ласковый, как телёнок. Такого приручить не сложно. А со стороны казался неприступным! Все такие – с виду одни, а на самом деле совсем другие. Сама бы за ним не пошла, фиг бы решился познакомиться. Сказал, что сразу обратил на меня внимание и видел, как я преследую его, оттого не стал брать такси и поехал на метро. Ещё тот хитрец!»

Хитрецом Володя не был. Он поставил себе цель – стать олимпийским чемпионом – и к девицам, которые неустанно липли к нему, особого внимания не проявлял. Конечно, он не был монахом и, как любой молодой человек, заводил кратковременные связи, но, как только посягали на его свободу или требовали больше времени, чем он мог позволить, исчезал бесследно и без сожалений.

С Мариной получилось всё иначе. Что-то тянуло к ней. Он и сам не понимал что. Неосознанное влечение. Она манила, точно магнит, и он преднамеренно отодвигал момент их близких отношений, боясь всё испортить. В его жизни, как он считал, уже случалась большая любовь, но был уверен, что ничего подобного больше никогда не произойдёт. Ему едва исполнилось девятнадцать, ей – двадцать пять. Она была замужем и уходить от мужа не собиралась. Они познакомились в Москве. Приехал на соревнования и случайно встретил её у ГУМа. Связь длилась около года и причинила ему немало страданий. Первая женщина, первая любовь, первая боль. Жил от встречи до встречи и находился в постоянном страхе потерять её. Когда расстались, Володя вздохнул с облегчением, хоть и долго отходил от своей привязанности. «Любить – неблагодарное занятие», – решил Владимир и, казалось, закрыл своё сердце навсегда. А тут Марина. Видно, без любви жить невозможно. Когда уехал на сборы, потерял покой, словно лишился чего-то очень важного. Иногда приходили мысли, что всё придумал и ничего серьёзного у него к Марине нет и быть не может. Потом накатывала тоска. Перед сном видел её огромные бархатные глаза, которые, не отрываясь смотрели на него, и сомкнутые губы, застывшие в полуулыбке.

– Уехал и уже целую неделю не звонит. Амира, что это значит? Надо готовиться к выпускным экзаменам, а мне ничего в голову не лезет. Я спугнула его! Ты оказалась права. Не надо было спать с ним! Не надо было! Но всё так хорошо складывалось – отец в рейсе, матери соврала, что остаюсь у подруги. Кстати, у тебя, если что.

– Теперь скажи, что во всём виноват твой отец! Ты и так долго держалась. Для тебя это подвиг.

– Не я держалась, а он. Может, специально тянул до последнего дня? Хотя нет, не похоже… Он так долго не отпускал меня… И вообще был какой-то грустный, не такой, как обычно. Что делать?!

– Ничего. Просто ждать, – пожала плечами Амира.

Она воспитывалась в строгости. Мать Амиры была не так великодушна в воспитании дочери, как мама Марины, и ей многое не позволялось – носить короткие юбки, приходить домой позже одиннадцати вечера. Порядочная девушка должна сохранить свою честь и достойно выйти замуж, родить детей и стать хранительницей очага. Все эти пережитки прошлого раздражали Амиру, но идти против матери она не смела. В их семье мама была главной, и ослушаться её никто не мог – ни она, ни младшие сёстры.

– Так и будешь у неё на поводке?! Я бы на твоём месте давно взбунтовалась! Ты что, её собственность?!

– Она мне добра желает, Марин. Я её понимаю.

– Ты хочешь сказать, что моя не желает?!

– Ничего не хочу сказать. В каждой семье свои порядки.

– Свою дочь ты так же воспитывать будешь? Это нельзя, то нельзя!

Амира далеко не поощряла свободу, какую сама себе определила Марина. Неправильно быть такой легкомысленной. Вот и сейчас была уверена, что Марина вовсе не готова ждать своего спортсмена, пройдёт ещё пара дней – и пустится во все тяжкие. Но Амира ошибалась. Во-первых, Володя вскоре позвонил Марине и без всяких объяснений, почему так долго пропадал, сказал, как сильно скучает и не может забыть её. Во-вторых, цель есть цель. Вряд ли ещё когда-нибудь она встретит человека, который вскоре может стать олимпийским чемпионом. Потом он ей очень понравился. Может, и влюбилась. Красивый, сильный, перспективный. А Амира ей просто завидует. И остальные завидуют. Видала она их лица, когда рассказывала, какая квартира у Володи и что если он выиграет Олимпиаду, то купит себе чёрную «Волгу» ГАЗ-24.

Никогда так Владимир не спешил в Ленинград, как в этот раз. Месяц разлуки с Мариной показался вечностью: «Чем она меня так зацепила? Наверное, пришло время причалить к берегу». Ему рисовались радужные картинки: он, она, их будущие дети. Сам Владимир вырос практически без отца, и ему страстно хотелось, чтобы всё у него в жизни случилось правильно, по-человечески. Сердце таяло, когда он слышал в телефонной трубке голос Марины. Он готов был разговаривать с ней часами, особенно по ночам, и постоянно имел нарекания от главного тренера команды, что вечно выглядит полусонным. Когда ненадолго вернулся и они вновь встретились, окончательно для себя всё решил: после чемпионата Европы откроется Марине и сделает предложение. Валька всячески отговаривал:

– Ты её совсем не знаешь! Не нравится мне она! Ей твои медали нужны, а не ты сам.

– А я чем плох?! Ты к ней несправедлив! Ревнуешь, что ли? – хохотал Володя.

Марина с Валентином сразу невзлюбили друг друга. Она – за сильную привязанность Владимира к другу, он – за интуитивное недоверие ей. Раньше такого никогда не случалось, и Вале было всё равно на всех девушек Владимира. А тут нестерпимая неприязнь. Самое интересное, что Марина никоим образом не давала повода думать о себе плохо. Разве что не испытывала большой радости при виде Валентина.

После чемпионата Европы, где Володя опередил всех на своей излюбленной спринтерской дистанции пятьсот метров, получив разрешение главного тренера сборной, попросил у Сергея Владиславовича руки его дочери. Мешкать не стали.

– Торопишься ты, Володя! Олимпийские игры впереди. Столько готовился! Никуда бы твоя Маринка не убежала!

– Валь, у меня ещё больший стимул появится! Люблю я её! Как ты не понимаешь?! Женюсь, на душе спокойней станет. Может, я всю жизнь искал такую.

– Какую?! Вертихвостка она! По всему видно!

– Не смей так говорить! Рассоримся! С чего ты это взял? Зачем наговариваешь?

К свадьбе готовились поспешно. Володе выделили на всё про всё три дня. И Марину отпустили с работы. Она по распределению не уехала в провинцию, а осталась в Ленинграде – всё опять благодаря отцу. Работу свою ненавидела, к школе и к детям никакого расположения не имела. Мечтала, что сможет зажить свободной жизнью, лишённой всяческих обязательств.

Справляли в ресторане гостиницы «Советская», все расходы покрыл сам Владимир. Пришлось немного подзанять у друзей, не шутка – человек сто наприглашали, а от помощи родителей Марины наотрез отказался. Мать Володи помочь ничем не могла, жила на скромную пенсию. Сын поздний, долгожданный, а приехать никак не может, артрит замучил. С родственниками отправила в Ленинград подарки на свадьбу – комплект белья, скатерть на стол с вышивкой уральских умелиц, несколько банок варенья клубничного и аляповатую открытку с поздравлением. Свидетель со стороны Владимира – Валя, со стороны невесты – Амира. Подружки Марины тщательно готовились: столько спортсменов в одном месте соберётся.

Платье с фатой Марине купили готовое, как для неё сшитое. Никогда она не чувствовала себя такой красивой – в белоснежном свадебном платье из тяжёлого шёлка, расшитого стеклярусом. Только на душе было неспокойно: правильно ли, что так быстро согласилась? Она вдруг почувствовала, что вовсе не любит Владимира. Да, он ей нравится, но не более. Наверное, это не главное. Не все по великой любви женятся. «Володя меня любит и упускать такого видного жениха – огромная глупость». Марине всё торжество хотелось плакать, оттого лицо вовсе не выражало радости.

– Хватит уже! Улыбайся! Смотреть на тебя тошно! Раньше надо было думать. Такой парень тебе достался! А ты вот-вот разревёшься! – бормотала Амира на ухо Марине и крепко, до боли сжимала её руку.

– Может, я от радости. Откуда ты знаешь?

– Я тебя как облупленную знаю. Стоит тебе влюбить в себя парня, как у тебя тут же пропадает к нему интерес. Ох, не завидую я Володе!

– Ты мне завидуешь. На моё место захотелось? Что такое лицо сделала? Да шучу я, – наконец улыбнулась Марина.

Амира промолчала. Права была подруга, нравился ей Володя. И дело было вовсе не в его славе. Еле сдерживая слёзы, разглядывала невесту с женихом. Они были как из волшебной сказки. Принц и принцесса. В горле встал ком, который мешал дышать, и Амира, как рыба, выброшенная на сушу, открывала рот, жадно глотая воздух.

Больше всех на свадьбе веселились Сергей Владиславович с супругой. Он кружил её в диких танцах, смеси вальса, фокстрота и буги-вуги. Светлана Алексеевна всё время пыталась утихомирить разошедшегося супруга, но все попытки не увенчались успехом, и она с не свойственным ей пылом стремилась соответствовать его ритму. Никогда столько не смеялась и не радовалась происходящему. Её глаза горели, освещая лицо, и даже мелкие зубы не казались такими несовершенными. Точно скинула много лет и превратилась в прежнюю задорную девчонку, которую однажды на остановке троллейбуса рядом с мореходным училищем встретил курсант Серёжа и влюбился в неё с первого взгляда.

После короткого отпуска Володя уехал на сборы, а Марина со всеми вещами переехала в его квартиру. Мать просила у них пожить, пока муж не вернётся, но Марина отказалась: хотелось почувствовать пьянящую свободу и себя в роли хозяйки в своём новом доме. Несильно привыкшая к труду, она чуть ли не каждый день драила полы, протирала пыль с мебели и пылесосила большой цветастый ковёр, который торжественно преподнесли Володины друзья по сборной. Когда ехала с работы, обязательно забегала в цветочный у метро купить букетик и ставила его в чешскую резную хрустальную вазу – подарок мамы на счастье. С Амирой встречалась редко, только созванивалась, а уж о своих похождениях напрочь позабыла.

– Тебя не узнать! Что нового от Володи?

– А тебе какое дело?

– Просто спрашиваю. Не могу узнать, как дела у мужа подруги?

– Можешь. Только кроме тебя никто больше не интересуется. Даже родители реже о нём спрашивают.

– Если ты против, не буду. Мне, кстати, Валя звонил, прогуляться приглашал. Ты телефон дала?

– Я. А что?

– Спрашивать надо.

– Что в этом страшного?! Захочешь – встретишься, не захочешь – отошьёшь. Прораб! Ни манер, ни внешности особой. Пустое место!

– Не права ты. Он парень хороший и друг надёжный. Не просто же так с ним Володя столько лет дружит.

– Володя, Володя! Ты ещё из него святого сделай!

– Я тут при чём? Это тебе надо из него святого делать, муж твой как-никак. А ты детей хочешь? – робко спросила Амира и покраснела.

– С ума сошла? Мне и без детей неплохо живётся.

– А Володя что?

– Кто его спрашивает?! Как захочу, так и будет! Не время сейчас.

В американском городке Лейк-Плэсид Володя чуть не упал на первом повороте, потеряв драгоценные секунды на своей коронной спринтерской дистанции пятьсот метров. Для советского спортсмена, которому предстояло отстоять честь страны на Олимпиаде, это явилось полным провалом. Нужна была победа, золото, которое от него ждали, а не позорное второе место.

– Не знаю, как так получилось?! – оправдывался Володя. – Дрогнул, нервы не выдержали!

– Это ты перед начальством будешь отчитываться. Подвёл ты меня, Володька. Боюсь, что погонят. У нас за такое не прощают, – сокрушался главный тренер.

– Человек не машина! Всякое случается! – спорил Володя, точно пытался оправдаться перед самим собой.

Но больше всего тревожило, что скажет Маринка. Ведь так верила в его победу! Что-то вдруг дрогнуло и сломалось внутри. Всегда уверенный в себе Володя растерялся, подкрался животный страх за будущее. Кто он? Что вообще умеет, кроме как бегать на коньках? Заочно окончил институт физической культуры имени Лесгафта. Таким, как он, можно было не учиться, зачёты и экзамены и так ставили. Главная задача – множить славу советского спорта. Всё остальное за него страна сделает. А он подвёл, всех подвёл, крепко подвёл. Проиграл американцу из-за такой нелепой ошибки.

Самолёт прилетел по расписанию. Впервые Ленинград показался чужим и неприветливым. На выходе встречал Валентин. Он смешно щурил глаза и глупо улыбался. Потом не выдержал и бросился другу навстречу.

– С олимпийской медалью! Горжусь!

– Нечем гордиться… – угрюмо пробурчал Володя и с досадой махнул рукой. – Хоть ты понимаешь, что стать вторым на Олимпиаде тоже что-то значит! Неужели никогда не изменится к нам отношение?! Не могут все стать первыми. Сегодня один, завтра кто-то другой. Болтовня, что главное – участие, а не победа. На Западе бы на руках носили за серебро! Неправильно это, Валя. Я ведь как папа Карло пахал. Всё, что мог, сделал! Ну, не вышло! Что же меня теперь казнить за это?!

Лёгкая обида, что Марина не приехала вместе с Валей в аэропорт, задела по касательной и отпустила. Расспрашивать не стал. «По дому, видно, хозяйничает, готовится, – успокоил себя Володя. – Что я нагнетаю?! Хорошо всё, и не может быть по-другому!»

– Ничего, старик, мы ещё поборемся. Не эта Олимпиада, так следующая наша будет!

Валя молча кивнул. Он во всём винил его скоропалительную женитьбу: «Не на фарт ему Марина! И как с ней Амира дружит? Разные во всём. Амирка правильная, ничего лишнего себе не позволяет, скромная и одета прилично. Не то что эта!»

Марина открыла дверь, изобразив радость, которая ей кое-как удалась. Впервые почувствовала раздражение, увидев Володькину извечную улыбку, оголяющую верхнюю десну, из которой торчал ряд крупных зубов. Она ей показалась глупой и уродливой.

Володя, не успев скинуть куртку, прямо в коридоре полез в огромную пузатую спортивную сумку и начал одну за другой вытягивать импортные шмотки и кидать Марине в руки. Она ловко подхватывала их и бежала раскладывать на диване в гостиной. Джинсы, платья, хорошенькие кофточки, белые ковбойские полусапожки с затейливой цветной вышивкой, куча блестящей бижутерии и косметики.

– Валь, а это тебе! – Он протянул другу синий спортивный костюм с оранжевым кругом на груди и надписью «Japan» на спине. – У японца выменял. Я ему свой, а он мне этот! Умеют, заразы, делать! Подожди, ещё кроссовки где-то были!

Володя пыхтел и шарил руками по углам сумки, пока не выудил одну кроссовку, а следом другую. Валентин с замиранием сердца разглядывал цветные изогнутые полосы на кроссах и с нежностью поглаживал новенькую кожу.

– Пахнут по-особенному! Дух капитализма! – высокопарно заявил Валя и рассмеялся от восторга.

– Я Амиру пригласила. Сейчас подойдёт с минуты на минуту. Ты же не против, Валя? – ехидно кинула Марина и покосилась на Валентина.

Тот на мгновение смутился и не нашёл ничего лучше, как энергично замотать головой в знак согласия, точно бычок на тугой привязи. Конечно, он рад, очень рад. Тем более сказал Амире, что едет встречать Володю, только самому приглашать её в гости как-то неловко. Не была бы она подругой Марины, пригласил бы, не задумываясь. Амира теперь его девушка. И не беда, что она ему нравится гораздо больше, чем он ей. Самый близкий друг женился, и ему пора подумать. То, что своей квартиры пока нет и приходится снимать на окраине города скромную однушку в хрущёвке с напарником, поправимо. Всему своё время. Главное – взаимопонимание, а квартира – дело наживное.

Амира не заставила себя ждать. Нарядная и сильно переборщившая с терпкими духами, она влетела в квартиру с букетом из пяти красных гвоздик.

– Это тебе, Володя! По-поздравляю тебя от души с се-серебряной олимпийской медалью! – Она от волнения заикалась и старалась не смотреть на него.

Володя тепло приобнял Амиру и смачно чмокнул в раскрасневшуюся щёчку. От него пахло свежеиспечённым пшеничным хлебом, и она впервые почувствовала прикосновение его сильных рук, непроизвольно вздрогнула и ещё больше разнервничалась.

– Хватит сантиментов! Пошли за стол, – буркнула Марина и гордо проследовала на кухню.

Надо отметить, что никто не ожидал от неё таких кулинарных шедевров. То, что почти всё заранее приготовила её мать, Марина утаила. Одна Амира догадалась, почувствовав руку Светланы Алексеевны.

– Накладывайте, накладывайте! Треска под томатным соусом, пальчики оближете. Салат «Мимоза» просто прелесть получился! А на горячее голубцы! – суетилась Марина и всё никак не хотела присесть.

– Валь, открывай шампанское. Бутылка в холодильнике на верхней полке.

Стол был накрыт красиво, с высокими фужерами, сложенными в трубочку белоснежными салфетками у каждой тарелки, приборы разложены в правильном порядке, как на банкете. Владимир – парень хозяйственный, разнообразной посуды в доме предостаточно, даже роскошный немецкий сервиз на двенадцать персон имелся и гордо стоял напоказ в застеклённой витрине шкафа кухонного гарнитура. Пёр он сервиз из ГДР в огромной картонной коробке два года назад, когда был там на соревнованиях. Коробку пришлось сдавать в багаж, и он весь полёт маялся, переживал, что побьётся. У него присутствовала неуёмная страсть ко всему, что создаёт уют в доме. С мамой жили скромно – эмалированные кастрюли, треснутые керамические тарелки, несколько потемневших от чая чашек да мельхиоровые вперемешку с оловянными вилки, ножи и ложки. Ему в целом нравилось всё красивое. Вот и Марину он считал очень красивой. Её некоторая холодность и неприкрытый эгоизм не отталкивали, а, наоборот, делали бесценной и заманчиво неприступной.

За столом велась оживлённая беседа. Говорили больше мужчины, Марина лишь вставляла реплики, стараясь не касаться больной темы второго места на Олимпиаде, а Амира тем временем тихонько, чтобы никто не заметил, сравнивала Володю с Валентином. Оба высокие, оба статные. Только Володя с волосами цвета спелой пшеницы, с небесно-голубыми глазами, а Валя тёмненький, с карими. Володя свободный, раскрепощённый, повидавший мир и вкусивший славу. Валя спокойный, не резкий, немного зажатый и без лоска, обычный симпатичный паренёк, каких много. «Повезло, Маринке! За что, спрашивается?! А она не ценит и не оценит никогда! Фу! Грех-то какой! Радоваться за подругу надо, а я злобой исхожу».

– Ты что, не в духе? Сидишь, как сова нахохлившаяся. Вовку исподтишка разглядываешь, – начала выговаривать Марина, когда они с Амирой вышли на лестницу.

Любила Марина под шампанское выкурить сигаретку. Особо не баловалась. Так, по случаю.

– С ума сошла?!

– Не сошла! Знаешь же мою чуйку. Не дрейфь! – задорно ухмыльнулась Марина. – Ты не в его вкусе! Да шучу я.

Она вовсе не шутила. «Ну, нравится Амире Володя и что из этого? Может, просто так нравится. Как личность, как человек. Не совсем же свихнулась. Где я, где она! И с лучшим другом Вовки встречается. И Валентин вроде настроен на серьёзные отношения. Правда, зачем он ей?! – Ревнивой Марина не слыла, ей даже льстило такое внимание со стороны подруги. – Это мой – чисто олух! Ничего не замечает. Дура Амирка. Дура набитая!»

Засиделись допоздна. Володе нестерпимо хотелось остаться с Мариной наедине, и он то и дело кидал недвусмысленные взгляды на Валентина. Тот точно нюх потерял и всё просил подлить чайку, уминая одну конфету за другой. Когда до него наконец дошло, что надо и честь знать, Володя вздохнул с облегчением.

– Попалась! – Он схватил Марину своими огромными лапами и притянул к себе, ища её губы.

– Отстань! – вырывалась Марина. – А посуду кто мыть будет?

– Пошли. Завтра вымоем. Столько терпел!

Но упрямая Марина отбивалась и твёрдо стояла на своём.

– Блин! Ну ты и вредная! Да помою я сейчас твою посуду! Потом держись… Пощады не жди… – шептал Володя ей прямо на ухо влажными губами и не отпускал.

Что-то вдруг вновь проснулось в ней, и она размякла под его ласками и уступила. Его необыкновенная нежность и в то же время жадная мужественность взяли верх. Секс никогда не играл для неё большой роли, а вот нежность, именно нежность, заставляла отбросить привычную холодность. Странность Марины заключалась в том, что её привлекало самое начало близких отношений – первый трепетный поцелуй, первое касание тел, волна неги, которая пробегала из-за неизведанности и некой тайны. Вскоре ей было трудно вернуть прежние эмоции, и она остывала, не успев разгореться. В Володе присутствовало нечто необъяснимое, что не давало исчезнуть магии влечения, хотя любовью назвать это она не могла.

Однажды спорили с подружками – что есть любовь? Мнений было много, самых разнообразных и, по её опыту, наивных и далеко не жизненных. Любовь – это любить человека больше самой себя. В этом она была абсолютно уверена, как и в том, что в её случае это невозможно. Гораздо привлекательней, когда любят тебя, а ты планомерно культивируешь чувство партнёра, не более. Ещё её занимали лишь те, кто безусловно влюблялся и возносил её на пьедестал всепоглощающего обожания. К таким относился и Володя, что делало её ещё более эгоистичной и своенравной, какой она и была на самом деле. Ему это нравилось, Марина сразу вычислила его натуру и умело пользовалась этим.

В Ленинграде Володя пробыл совсем немного и уехал на очередные сборы, а Марина выгуливала свои наряды, встречаясь с подружками. На работу в ненавистную школу, куда она попала по распределению, ходить больше не пришлось. Отец опять помог состряпать специальные справки, что она слаба здоровьем и ей требуется лечение.

Амира всё больше времени проводила с Валентином. Марина злилась и не ленилась упрекать её:

– Хороша подружка, завела кавалера и свалила из поля зрения!

То, что она сама удачно вышла замуж, в голову не приходило. Нельзя же сравнивать Володю с Валькой, простым прорабом на стройке. «Куда только её родители смотрят!»

Мать Амиры через своих родственников приглядела ей достойного жениха из Баку, но Амира, во всём почитающая маму и беспрекословно следующая всем её требованиям, на этот раз показала характер и категорически отказалась, заявив, что свой выбор она уже сделала. Как восприняла подобное её мать, Амира не распространялась, но по реакции на вопрос Марины было всё понятно и без слов.

На всесоюзные соревнования на высокогорный каток «Медео» в Алма-Ату, который прозвали «фабрикой рекордов», Володя взял Марину с собой. Здесь она воочию оценила масштаб своего мужа. Всеми почитаемый красавец в обтягивающем синтетическом комбинезоне был похож на мифического персонажа, который не знает равных по силе и скорости. Это были незабываемые впечатления, которые не шли ни в какое сравнение с тем, что она испытывала, когда смотрела трансляцию его забега на Олимпиаде. Правда, тогда она видела лишь начало забега, а потом забилась в ванной, призывая всех богов на помощь. И каково же было её разочарование! Здесь же она поверила, что он способен разрушить любую преграду к победе. Володя, как молния, мощно скользил по катку «Медео», освещённому яркими прожекторами, оставляя противника позади и не давая ему ни единого шанса. С новым мировым рекордом на высокогорном катке и бурными овациями зрителей он закончил свою дистанцию и от ликования победоносно вскинул руки вверх. Было морозно, но Марина холода не чувствовала. В ярком красном комбинезоне, который накануне привёз ей Володя, она подпрыгивала на месте и неистово хлопала в ладоши. Голова покрылась серебристым инеем, а лицо, загорелое от горного солнца, светилось счастьем. Как она могла сомневаться в своём выборе?! Володя – чемпион, чемпион чемпионов!

– Какая ты у меня красивая! Посвящаю этот рекорд тебе! Я так решил на старте. Сейчас корреспонденты из газеты «Советский спорт» возьмут у нас интервью.

– Это как?! Я не умею. Что я им скажу?! Нет, ты сам! – запричитала Марина и схватила от беспомощности Володю за руку. Он смеялся, прижимая её к себе.

– Скажешь, как нелегко быть женой Владимира Соколова! Или, наоборот, какое это счастье быть женой Владимира Соколова!

– Отстань! А отвертеться никак не получится? – Она встала на цыпочки и заглянула с надеждой ему прямо в глаза.

– Нет, моя дорогая, не получится! Тебе ещё в будущем придётся давать интервью как жене Олимпийского чемпиона. Так что осваивайся!

Всё прошло легче, чем ожидала Марина. Подбежали девушка с микрофоном, юноша с камерой, несколько ничего не значащих вопросов, и Марина с облегчением выдохнула.

– Вов, а зачем камера?

– Так это для телевидения.

– Ты же сказал: для газеты.

– Если бы я сказал: для телевидения, ищи свищи тебя потом!

Он ржал во весь голос, оголяя дёсны с крупными зубами, и Марине это вовсе не показалось глупым или неприглядным. «Чисто голливудская улыбка», – решила она и сладко поёжилась от мороза, постукивая озябшими ногами в чудесных белых импортных снегоступчиках – подарок мужа.

Незабываемые дни. Казалось, так будет всегда, и, просыпаясь первой, она с трепетом прижималась к тёплому телу Володи, гладила его по кудрявым волосам, нежно касалась кончиками пальцев его губ, ожидая, пока он очнётся ото сна, обхватит её крепкими руками и растворится в ней. В такие минуты они становились одним целым. Особое очарование моменту придавали яркое солнце, такое редкое в эту пору в Питере, могучие сосны с раскидистыми лапами, покрытые снегом, и необыкновенный воздух, по запаху больше напоминающий весенний, нежели зимний. Всё было пронизано беспечной радостью.

Они спускались на завтрак, крепко взявшись за руки, и Марина следила за восторженными взглядами. Она жена Владимира Соколова, самого Соколова! Часто к ним подходили и просили у Володи автограф. Купаться в славе мужа так восхитительно, думала Марина и не представляла, как могла усомниться в своей любви. Это всё, о чём она мечтала, вдобавок пришло осознание, что наконец-то получилось избавиться от метаний и сомнений. Любовь – это лучшее, что с ней происходит.

«Медео» представлялся сказочным местом, кругом люди в разноцветных горнолыжных комбинезонах, загорелые улыбчивые лица. Где-то вдали остался Ленинград со своим сизым низким небом, лишённым на долгое время солнечного света, с промозглым ветром, пронизывающим до костей, и вечным насморком и кашлем прохожих, угрюмо спешащих по улицам и проспектам.

Домой улетать не хотелось, мечталось остаться на подольше, но всё когда-нибудь заканчивается, и они весь полёт сидели, обнявшись. Володя дремал, Марина то и дело смотрела в иллюминатор, где простиралось бесконечное лазурное небо.

В Ленинграде началась оттепель, падал косой мокрый снег и с крыш валились комья. Самое непредсказуемое время года, когда не знаешь, чего ожидать от природы. Скорее всего, завтра опять грянут морозы и асфальт превратится в настоящий каток. Одного не случится – не выглянет солнце и не высветит Ленинград яркими пятнами домов. Город потерял свои краски, и так каждый год, и, наверное, привык к этому, но только не горожане. Взгляды их устремлены к небу с просьбой послать хотя бы один солнечный день.

Как водится, среди встречающих стоял Валька. Он был не один. Амира пряталась за его спиной и робко выглядывала. «Ну как же без них!» – подумала Марина, и у неё испортилось настроение.

– Ты что не предупредил? Не хочу никого видеть! – куда-то в сторону сказала Марина, не ожидая ответа.

– Ребята, какие вы загорелые, как с моря вернулись! Ничего себе!!! – тараторил Валя и выхватывал чемоданы из рук Володи.

– Да я сам! Иди хоть обнимемся! Привет, Амир! Как вы тут без нас? Валька хорошо себя вёл?

– Можно подумать, он когда-нибудь плохо себя вёл, – недовольно буркнула Марина, даже не кивнув Амире, словно та в чём-то провинилась.

– Пошли скорей. Я таксиста зарядил, у выхода ждёт. – Валя умело делал вид, что не чувствует явной холодности Марины. Амира, напротив, растерянно поглядывала то на Валю, то на Володю и боялась проронить слово. Она хорошо знала Маринин нрав, но привыкнуть к нему не могла. Иногда становилось до слёз обидно. Марина, как правило, понимала, что перебирает, и тут же начинала подлизываться. Делала она это так искусно, что всё мгновенно забывалось.

– Может, по дороге заскочим в гастроном и купим бутылку шампанского? И поесть что-нибудь. У нас дома шаром покати. Да, Володь?

Володя хитро улыбнулся и подмигнул Вале, что явно означало: моя сменила гнев на милость. В гастроном ввалились вчетвером. Мужчины двинулись в винно-водочный отдел, Марина – купить докторской колбасы, а Амира – выбирать сладкое. Она была знатной сладкоежкой и знала названия всех тортов и пирожных. Не увидев любимых эклеров и услышав от пухлой продавщицы в белом затейливом колпачке на макушке, что все эклеры раскупили, ткнула пальцем в картошку с тремя белыми рожками наверху.

– Вчера привезли. Не советую. Берите корзиночки с кремом.

На выходе, проходя мимо рыбного отдела, Марина впилась глазами в жирную скумбрию горячего копчения.

– Хочу, умираю!

– С шампанским самое то! – засмеялся Володя. – Давайте тогда и селёдки, что ли, купим? С лучком! Под картошечку! Валь, может, водочки махнём?

– Чур ты будешь чистить свою селёдку! – озорно сказала Марина.

– Почему это я? У меня что, женщины в доме нет?!

– Не спорьте, я почищу, – вмешалась Амира и покраснела.

– Ну вот, Володенька, а ты боялся. У тебя теперь целых две женщины в доме!

– Не начинай! Что с тобой? – Володя по-доброму посмотрел на совсем сникшую Амиру и быстро перевёл разговор на другую тему. Ему были неприятны и непонятны совершенно беспочвенные нападки Марины на подругу, тем более самую близкую. То, что Амира относится к нему с теплотой, ровным счётом ничего не значит, а Маринка банально ревнует и не понимает, что это полная чушь – ревновать к девушке друга, которая вот-вот выскочит за него замуж.

Посидели они на славу. Много шутили, смеялись. Володя рассказывал, как он тщетно пытался поставить Марину на горные лыжи и как затея с треском провалилась.

– Знаете, как страшно?! И ты не умеешь объяснять! Тебе легко, ты что на коньках, что на лыжах!

– Два метра проехала, и то хорошо, – ржал Володя. – Вы бы видели её на подъёмнике! Глаза круглые от ужаса, руки трясутся.

– Я бы тоже умерла от страха! – вторила Марине Амира. – Жуть боюсь высоты!

Перед глазами Марины пронеслась картинка, как девушки, лихо скользя между другими лыжниками, спускаются по трассе, как, спустившись, снимают очки, лыбятся белоснежными улыбками на загорелых, обветренных лицах, по-пацански опираясь на палки. Казалось, сейчас от них пойдут электрические разряды набранной адреналиновой энергии. Она им завидовала, брала досада, что не может так же. У неё бы точно не получилось, как бы ни старалась, сковывал страх и полное неверие в свои силы. Ощущение скорости всегда пугало её. В детстве прокатиться с горки на санках было тяжким испытанием, и Марина с такой же завистью смотрела на других детей, которые мчались, ещё и радостно визжали от восторга.