Пролог
Герман пристально вглядывался в прозрачные стенки контейнера, его пальцы бессознательно касались стекла, оставляя на нём едва заметные отпечатки. Внутри, среди мелких тоннелей и ходов, копошились муравьи.
Сначала они казались обычными. Те же блестящие чёрные головы, тот же блестящий хитином панцирь, тонкие лапки, стремительно перебирающие по поверхности искусственного лабиринта. Но если смотреть дольше, если забыть о том, что ты знаешь о насекомых, начинало казаться, что они тоже смотрят на тебя.
Он знал, что это невозможно.
Но каждый раз, когда он приближался, движение внутри контейнера менялось. Муравьи двигались не просто упорядоченно – они меняли траекторию, будто реагировали на его присутствие, будто знали, что он здесь.
Герман долго пытался объяснить это рационально.
Он привёз их случайно, когда возвращался из экспедиции в Австралию. Маленький контейнер, запечатанный вместе с образцами почвы. Несколько живых особей среди замороженных проб. Тогда он и не думал, что они выживут, что смогут адаптироваться к новым условиям, что будут чем-то большим, чем просто колония.
Но они не просто выжили.
Они начали изменяться и адаптироваться.
Он проводил эксперименты, наблюдал, фиксировал реакции. Давал им разные виды пищи, менял температуру, воздействовал химическими соединениями, проверял, как они приспосабливаются к новым условиям. Но с каждым днём приходило осознание, что они не подчиняются привычным законам.
Каждое изменение среды, каждая новая ситуация не приводила к ожидаемой реакции. Вместо стандартного хаотичного поиска пищи, муравьи мгновенно адаптировались, меняя поведенческие схемы, будто бы они думали.
И теперь он чувствовал: они знали его.
Сегодня Герман решил пойти дальше.
Он не знал, что именно ждал от этого шага. Это было похоже на навязчивую идею, желание переступить невидимую грань, докопаться до сути того, что происходило в этом крошечном мире за стеклом.
Медленно, затаив дыхание, он открыл крышку контейнера.
Муравьи не разбежались.
Они продолжали двигаться, строить тоннели, прокладывать новые пути, как будто его присутствие ничего не значило. Герман осторожно протянул руку внутрь.
Один муравей замер.
Он стоял неподвижно, его усики дрожали, направленные прямо в сторону Германа.
Мгновение спустя всё изменилось.
Остальные тоже остановились.
Они не двигались хаотично, как ожидал бы учёный. Они ждали.
Герман ощущал что-то чуждое, но не мог назвать это страхом. Это было странное, неясное давление, ощущение, будто его что-то изучает.
И тогда муравей сделал первый шаг.
Он не бросился в панике, не попытался сбежать, а намеренно и уверенно взобрался на его палец.
В тот же миг мир поплыл.
Это не было болью, не было укусом или жалом. Это было похоже на электрический разряд, но мягкий, затягивающий, оставляющий после себя странное тепло, разливающееся по руке.
Зрение на мгновение потеряло чёткость.
А затем он увидел.
Не глазами, не через обычное восприятие.
Он видел их глазами.
Его сознание дрожало, не понимая, что происходит, но образы продолжали нарастать. Он чувствовал движение тысяч лапок, ощущал запахи, которые раньше не замечал, воспринимал реальность иначе.
Он ощутил рой.
Это не были отдельные существа, не были разрозненные особи. Это был единый организм, бесчисленные частицы чего-то большого, чего-то, что теперь знало о нём всё.
Они принимали его.
Герман попытался отдёрнуть руку, но мышцы не слушались. Он не мог уйти.
Не потому, что муравьи удерживали его физически.
А потому, что он уже был частью роя.
Глава 1 – Снежная буря
Виктор двигался вперёд, продираясь сквозь снежную мглу, где каждый шаг казался бесконечно долгим и мучительным. Ветер свистел в ушах, завывал между лохмотьев его старой куртки, пробирался под одежду, оставляя после себя болезненный холод, проникающий прямо в кости. Он закутался плотнее, но это не помогало – промёрзший насквозь, он уже почти не чувствовал собственного тела. Снег облепил его лицо, замёл ресницы, сковал волосы ледяной коркой.
Буря гудела вокруг, поглощая все звуки, кроме своего собственного голоса. Она была живой, жадной, ненасытной. Она медленно, но верно отнимала у него силы, вытягивая тепло, оставляя в груди тяжёлый, сдавливающий спазм.
Он не знал, сколько идёт. Минуты, часы, а может, всего несколько мгновений, но усталость была невыносимой, как будто он продирался через это белое безмолвие целую вечность. Время потеряло смысл, а сознание сузилось до одной-единственной мысли: не останавливаться.
Каждый шаг требовал усилия.
Каждый новый вдох причинял боль.
Он чувствовал, как пальцы ног немеют, как ноги становятся чужими, тяжёлыми, неподвижными.
Он понимал, что долго не протянет.
Снег был предателем. Там, где он казался плотным, Виктор вдруг проваливался по колено, захлёбываясь колючим ветром, а где думал увязнуть – нога встречала ледяную корку, скользила, грозя отправить его вниз, в пустоту, в холодное забвение.
Как легко было бы просто лечь.
Присесть на секунду, завернуться в куртку, позволить теплу покинуть тело, а потом исчезнуть вместе со всем этим бесконечным снегом.
Он знал, что стоит ему остановиться, и он уже не встанет.
Но желание уснуть становилось слишком сильным.
Он сделал ещё несколько шагов, потом ещё, и вдруг, среди хаоса снежной пелены, увидел её.
Сначала это была просто тень – что-то тёмное, размытое, едва различимое сквозь бесконечную белизну. Виктор моргнул, пытаясь сфокусировать взгляд, но буря тут же скрыла силуэт, сомкнулась плотной завесой, поглотила очертания.
Мираж?
Возможно.
Но если это реальность, то это его единственный шанс.
Виктор собрал последние силы и пошёл вперёд.
Тень снова проступила сквозь вихрь снега. Теперь она становилась чётче. Высокая, массивная, недвижимая.
Дом.
Заброшенный? Вероятно.
Но сейчас это не имело значения.
Ступая всё быстрее, Виктор пересёк последние несколько метров, поднялся по заваленным снегом ступеням и остановился перед крыльцом.
Окна были пустыми.
Чёрные провалы без света, без движения.
Но что-то в этом доме вызывало тревогу.
Его рука нащупала дверную ручку, потянула.
Дверь поддалась слишком легко.
Она не была заперта.
Она даже не скрипнула, словно кто-то недавно её смазывал.
Словно здесь его ждали.
Виктор шагнул внутрь.
Тепло.
Оно было неестественным.
Не уютным, не согревающим, а тяжёлым, удушающим, липким. Оно мгновенно окутало его, заползло под одежду, проникло в кожу, словно жидкость, гуще воздуха, оседая на волосах, просачиваясь сквозь поры.
Снег на одежде сразу начал таять, стекая ручьями по щекам, по шее, по рукам. Куртка внезапно стала слишком тяжёлой, влажной, липкой, словно он нырнул в густую, тёплую воду.
Запах.
Он был неправильным.
Сладковатый, но с горькой примесью, тёплый, но с оттенком чего-то мёртвого, как прелая листва, как воздух в оранжерее, где что-то слишком долго разлагалось.
Виктор на секунду задержал дыхание, заставляя себя не реагировать, не думать.
Зажигалка чиркнула, отбрасывая дрожащий оранжевый свет на стены.
Он огляделся.
Мебель была покрыта пылью, но не выглядела заброшенной.
Картины на стенах потускнели, но не исчезли совсем.
Пол скрипел, но не ощущался гнилым.
Дом казался обитаемым.
Но кто был хозяином этого дома?
Шаг вперёд, ещё один.
Что-то мелькнуло в углу зрения.
Он повернул голову, но увидел лишь тень от пламени зажигалки.
Но чувство тревоги не исчезло.
Виктор замер.
Прислушался.
И тогда он услышал это.
Шорох.
Лёгкий, почти неразличимый, где-то в глубине дома.
Будто что-то двигалось за стенами.
Будто кто-то был здесь.
Но Виктор уже не мог бороться с усталостью.
Она накатывала волнами, сводила веки, ослабляла мышцы.
Каждый новый вдох давался с трудом.
Воздух был слишком тяжёлым.
Тёплым. Густым. Чужим.
Он увидел старое кресло в углу комнаты.
Слишком измождённый, чтобы думать, слишком промёрзший, чтобы задавать вопросы, он сделал последний шаг и сел.
Тепло обволокло его, вдавило в кресло, забрало контроль.
Он почувствовал, как голова откидывается назад.
Как веки закрываются.
Как темнота окутывает его.
Как он исчезает.
Глава 2 – Внутри
Виктор проснулся от гнетущей тишины.
Первое, что он почувствовал – это жар. Комната была душной, воздух липким, а его
тело будто прилипло к креслу. Он моргнул, пытаясь собраться с мыслями. Как долго он спал?
Он поднялся, шатаясь, подошёл к двери и резко дёрнул ручку. Дверь не поддалась.
Он попробовал ещё раз. Затем сильнее. Ничего.
Виктор нахмурился. Дерево не скрипело, не двигалось, словно оно вросло в стену.
Он надавил плечом, ударил кулаком по створке, но дверь оставалась неподвижной,
как будто её держали снаружи.
«Заперто?» – мелькнула мысль. Но ведь он сам её не закрывал…
Он развернулся. Дом смотрел на него тёмными провалами дверных проёмов. Тишина
была давящей, как перед началом грозы. И вдруг – шорох.
Лёгкий, еле различимый. Где-то за стеной, где-то в глубине дома. Виктор замер. Это