Читать онлайн Порок. Часть 3

Глава 1

Сентябрь. 1997 год.

События за день до убийства Алмазова

– Ульяна, мне нужно отъехать до вечера. Завтра на работе будет тяжелый день. Накопилось много дел и кое-какие вопросы нужно решить сегодня.

– Ты не останешься с нами? – тотчас расстроилась она, и повела кончиком носа вдоль моей шеи, вызвав теплое покалывание по рукам.

– Не получится маленькая, – тише заговорил. – Будь осторожна. Хорошо? – зарылся пальцами в склоченные длинные пряди и серьезно заглянул в необыкновенные зелено-голубые глаза.

– Эй! – нахмурилась Лиса, и шуточно ткнула меня кулаком в живот. – На минуточку это мой родной брат! Проваливай! – выпалила на одном дыхание и с грозным видом указала мне на дверь.

– Ладно, – коротко смеюсь я.

– Подожди! – прошипев, запрыгнула с разбега мне на спину. – А ну-ка, быстро целуй! – сама насильно поворачивает руками к себе мою голову и впивается в рот, оттягивая зубами нижнюю губу. – Ммм, какой же ты вкусныый…

– Беги, – не сдержавшись, уже откровенно ржу над ней.

– Набери мне красавчик, – изменив тон до неузнаваемости, вызывающе подмигивает, вздергивает бровь, и оттопыривает большой с мизинцем пальцы, изображая у уха трубу.

– Непременно, – плотоядно оскаливаюсь, и больше не оборачиваясь на Бесстыжую, резво ринулся вниз по лестнице, потому как стоило от нее увести взгляд – темень сгустилась перед глазами.

Выскользнув из подъезда, громко бахнул металлической дверью, и тут же запрокинул башню к затянутому тяжелому небу. Прищурил левый глаз от порывистого холодного ветра и словил себя на мысли, что больше всего бы не хотел оставлять её наедине с Максом. Только вот, дела сами себя не сделают.

Мне нужно еще немного времени. Самую малость. До завтра. Верилось, что после завтрашнего дня изменится развитие событий и течение дальнейшей жизни. Станет проще, лучше, легче! В первую очередь легче собственной сущности.

Прикрыл пешки и с внутренним раздражением неслышно выпустил из себя воздух, когда птицы стаей взлетели выше к серому небу, заставив тем самым оклематься и разогнать морок.

Стоило мне мрачно глянуть на наручные часы, как на парковке прокатился звук автомобильного клаксона. Вынужденно вскинул исподлобья задумчивый хмурый взгляд, напрямик напарываясь на короткостриженого высокого мужика, который в данный момент с довольным рылом выходил из шестисотого навороченного кабана и прикуривал на ходу сигарету.

Бля, а еще Виталик…

Два с половиной месяца я молчал. Я до талого тянул резину, чтоб не спровоцировать его на необдуманные действия. Он не стратег. Далеко не тактик.

Коротко ухмыльнулся про себя.

Потому, и наворотил бы он дел, коих я бы еще не скоро разгреб, а рассуждая по чесноку, может, уже и никогда бы не смог.

Зашагал к Витале, выбивая из-под массивных кроссовок шелест пожелтевших посохших листьев. Но прежде чем оказаться около его Мерса, я стремительно перемахнул через старый невысокий зеленый забор с облупившейся краской.

– Здорово, Туман! Утро только началось, а ты уже не в духарях! – хмыкнул он, а опосля с удовольствием затянулся дымом.

– Сядь в тачку. Тема есть, – распахнул дверь и упал на пассажирское, вальяжно откинувшись на кожаном сидении.

Виталик лыбиться не перестал, но сигарету сразу отшвырнул и в машину, как я велел, сел. Повернулся ко мне. А установив между нами зрительный контакт, молча кивнул гривой, мол, говоря, че хотел.

– Завтра я сниму Алмазова, – не трачу время на поиск подходящих моментов. Бью в цель наверняка. – А вслед за ним, по прилету, Барина, – говорю в лоб и жду ответный ход.

Тут-то кривая улыбочка напротив подугасла. Виталик застыл, переменился в лице, и в глазах четко отразился страх.

Напряженно молчит. Долго. Очень долго. Встречный вопрос так и не решается отразить.

Я не выдерживаю.

– Думаешь, на понт беру? – с хладнокровной внешкой, поскольку чувствовал себя так, тяну вверх правый уголок рта.

Внутри абсолютное затишье. Словно, перед жуткой бурей.

Водила опускает взгляд и ровно садиться на своем месте, тупо хватаясь за баранку.

Виталик явно не в силах переварить услышанное.

– Туман… ты белку словил? Что ты несешь? – нечленораздельно пробормотал он.

– Правду матку с самокруткой, – иронизирую, усмехаюсь, но безрадостно, чем казалось на самом деле.

Вытаскиваю из кармана черной «адиковской» на замке олимпийки пачку парламента, и немного поразмыслив, достаю из нее две сигареты.

– Посиди, покури, время есть подумать.

Одну – протягиваю побледневшему Виталику, который на автомате непослушными холодными пальцами перехватывает сигарету. Вторую – закуриваю сам в его темном салоне, искоса поглядывая на свой невзрачный подъезд.

– Туман… ты… ну, ты хоть осознаешь, что с нами будет, узнай они, о чем мы сейчас с тобой трещим? – не поворачиваясь ко мне, в думках сминает в кулаке все ту же сигарету и одновременно с тем играет желваками, когда до него в конечном итоге доходит суть диалога.

– Хорош жевать, Виталя, – неторопливо выпускаю струю дыма в лобовое стекло. – Ты же не обсос. Лично, ты, задумывался, чтоб избавиться от Барина?

– Нет! – сквозь зубы. Ударяет раскрытой крупной лапой по рулю, из-за чего табак из сломанной сигареты посыпался на его правую ногу. – Это – волчары! – заглянул мне в шары. – Похуже нас! Раком поставят лишь за один этот нездравый базар. Разорвут глотки и выкинут за ненадобность на помойку возле окраины, где никто и никогда нас не найдет, даже те же потасканные голодные псы. Ты это понимаешь, Туман? Ты этого хочешь? Да кому я объясняю, ты и сам все знаешь!

Молча делаю пару быстрых затяжек и выкидываю недокуренную сигарету в приоткрытое окно к близ стоящему раскидистому клёну.

– Сейчас не пыли… – я неслышно подал голос. – И послушай внимательно. Все решено. Давно!

– Кем?

– Сычевым и мной, – погано скалюсь.

– Сычем? А ты на кого изначально начал вкалывать? На Сыча, или на Барина? Тебе ближе-то кто? Ты двигаешь без тормозов, Туман! Не видишь берегов! Остановись! По-братски, прошу! Я под Владом начал ходить, когда еще щеглом тринадцатилетним был! Барин – система. Не будет его – все пойдет по пизде! – забасил, Водила. – И ты меня сейчас на серьезных щах спрашиваешь, хотел бы я его грохну…

– На пол тона ниже! – в приказе холодно процедил и сверкнул на него глазами, сбив того с мысли. – Не забывайся и зубы спрячь! Тебе вообще пофигу мороз? Или, тебя волнует только чтоб хер стоял и деньги текли рекой? На кого ты сейчас работаешь?! – давим друг друга тяжелыми взглядами. – Не слышу! – рявкнул. – Я вопрос тебе задал – жду на него конкретный ответ! Только, предупреждаю, от него будет зависеть, как сложиться наш дальнейший разговор.

– На тебя! – беспомощно и тихо прорычал он.

– Вот именно! На меня! Это, я тебе напоминаю. Вдруг, ты забыл, друг! Я за тебя, сука, подписался! Замолвил за тебя, блядь, слово. Сказал, что ты мой человек! А значит, неприкосновенный! Хотя, если уж быть откровенным, то для меня нет своих. Есть те, которые удобны. Есть те, которых использую в той или иной ситуации. Изъясняясь простым языком – расходный материал. Есть те, с которых имею выгоду, с которыми я на данный момент работаю, сотрудничаю, и они мне нужны для дела. Потому что, если он серьезно не проебался передо мной, то я не хочу тратить время на поиски нового зверья. Но, могу! Незаменимых нет, Виталя! Отвечая на твой вопрос, веришь не веришь, мне похуй на твоего Барина! Сказали, убрать! Значит – убрать! Нет другого решения в этой задачи!

Усмехнулся своей пришедшей мысле. Приукрасил, конечно, что мне похуй на всех, на наших фраеров, и тем более на Центрового, но, Водиле, это не обязательно знать.

Единственный стоящий и любимый человек в моей поганой жизни была Ульяна.

Наступило опять гробовое молчание, которое уже порядком начало напрягать. Брюнет нахмурился и погрузился в свои съедающие мысли, а я устало, монотонно, ровным голосом, словно разжевывал истину дурачку, начал накидывать схему его дальнейшего развития и участия в нашей группировке.

– Виталя? У тебя есть два варианта. Первый – ты так же продолжаешь работать на меня, и делать то, что говорю тебе – я! Второй – ты возвращаешься к Барину. Год назад произошли вынужденные меры. Ведь, это он тебя ко мне приставил. Всякий раз, ты негласно ожидаешь от батьки похвалы, осуждения, или того больше – надежду на возвращение под его крыло. Ты до сих пор не сменил аппарат, и ездишь на его Мерсе. Будь мужиком, сделай сам выбор, определись, чей же ты человек! И к слову, про выбор и последствия, – с лобового стекла перевел свой равнодушный взгляд на его безжизненное выражение ебала. – Если, ты остаешься со мной, значит, заведомо будешь жить. Сунешься к Барину, и в любом из финалов ты больше нежилец. Папку-то твоего все равно вальнут. Не я, так другие. Я не советую тебе дергаться, прыгать выше голов, пытаться его предупредить о нашем разговоре. Я быстрее, Виталя. В разы. Он – там. За бугром. Я – тут. С Сычевым. Если потребуется, мы из-под земли тебя выкопаем, а потом обратно закопаем. Это обыкновенное стечение обстоятельств. Смирись. Скоро все изменится.

– Я могу обдумать и вечером дать ответ? – отвечает обтекаемо и отводит пустые глаза на приборную панель авто.

– На рефлексию нет время, – с брезгливостью в голосе жестко чеканю я.

– Пойми, Туман, с наскока за секунды такое не решается, – поморщив лоб, оборачивается ко мне, но отсутствующим взглядом цепляет все что угодно, но не мою рожу.

– Не выебывайся! – с нехорошим прищуром подался к нему, жестко сдавив пальцами его шею. – И запомни – тебе не перехитрить меня! Не пытайся наколоть – жестоко поплатишься. На кону жизнь твоя и твоей жены, – рывком отбрасываю Водилу к дверце с его стороны, и прежде чем выйти из тачки, вкрадчиво произношу, – Подумай, что ты для них? Кто ты? Они весь город высосали. И ты не лучше тех дохлых двуножек, которые когда-то были живыми и состояли из плоти и крови. Как ты ранее правильно высказался – тебя завалят уже только за этот разговор. И Барину твоему будет глубоко насрать за кого ты в этой войне на самом деле, – умело выкручивал Виталика словесно и нажимал на болевые, слабые места. – Сейчас ты и впрямь «под» ними. Но в твоих силах подняться на ноги и расправить плечи. У тебя два часа, – подытожил со змеиной полуулыбкой на губах, и, наконец, покинул салон тошнотворного Мерса.

Заблаговременно уже предугадывая ответ, направился широким шагом в сторону недалеко припаркованной Бэхи.

– Князь топтал людей как грязь, но не ведал князь, что князь не вечен – вечна грязь, – деланно разочарованно заключил себе под нос и довольно прищелкнул языком.

Глава 2

Денис

События того же дня. Несколько часов спустя.

Вытащил маленький ключик из замка и дернул на себя железную скрипучую дверь. Осмотрелся по сторонам, прислушивался к несуществующим шорохам, голосам, или посторонним звукам на лестничной площадке, но уверен был, что все по нулям. Наверняка убедившись и мысленно добазарившись с самим собой, подтолкнул себя к действиям.

Медленно прошел внутрь старой квартиры, которую купил для себя год назад по приезду из Грозного. Тихий щелчок замка и первый жалобный скрип под ногами. Не разуваясь, бесшумно зашагал по безликому голому коридору, двигаясь спецом, с краю, возле белой стены, чтоб максимально минимизировать противный звук половиц. Миновав небольшой коридорчик в хрущёвке, оказался в такой же непримечательной убогой комнате с ободранными обоями, без штор и без лампочки, в которой стоял – потертый жесткий диван, вместительный шкаф для одежды и туалетный столик с раскрытыми зеркалами.

Без промедления устремился к темно-коричневому шкафу, который тоже был заперт на замок. Отворив его, снял одну деревянную вешалку, и поспешно откинул от себя черную рясу на захудалый, скрипучий, как и вся эта квартира, диван. Снизу в шкафу по спортивным сумкам было разложено оружие. В одной – холодное. Во второй – пистолеты (ПМ, ОСА, Удав, Стриж, ТТ, АПС, ПЯ). В третьей – автоматы, винтовки, гранаты. В четвертой – ключи, бумаги, документы, подписанные договора на куплю двухэтажного дома за бугром и множество паспортов на различные имена для нас с Котовой.

Путь отхода давно продуман и просчитан до мельчайших шагов, но сейчас мне нужно было взять только СВД*(снайперская винтовка Драгунова).

Натянул на руки синие медицинские перчатки и вынул оружие, ловко перехватывая в руках. Беглым и лихорадочным взглядом пробежался по всей длине СВД с прицелом ПСО-один. Проверил магазин, отсчитывая про себя десять патронов. Калибр семь шестьдесят два на пятьдесят четыре. Дернул крепление – в данном оружии, это ласточкин хвост*(ремень). Вскинул на уровень подбородка винтовку, зажал приклад подмышкой, и, прищурив левый глаз, посмотрел в снайперский прицел карабина. Целился в наглухо закрытое в комнате окно, которое выводило на незастекленный старый балкончик.

Дышал размеренно, спокойно. Будто бы примерялся. Привыкал.

Вес – четыре с лишним килограмма. Дальность прицела шестьсот – восемьсот метров.

Этого мне определенно будет достаточно.

Удовлетворенно хмыкнул и резко отложил в дальний угол шкафа винтовку прикладом вниз. Аккуратно закрыл дверцы. Проверил и убрал ключик в карман олимпийки. Повернулся влево на девяносто градусов и тут же залез в нижнюю полочку стола, для того чтоб оттуда схватить первые попавшиеся квадратные очки нулевки.

Я всегда сам выбирал оружие, внешность, сценарий убийства, как и не оставлял опечатки ни на чем. Предусмотрительно, даже в этой халупе работал с огнестрелом в перчатках.

Осталось дело за малым.

Распахнув настежь деревянные обшарпанные краской дверцы, забрел на балкон за тяжелым грязным мешком из-под цемента. Затащив его в квартиру, открыл и выложил раннее накиданный мной сверху строительный мусор. Добравшись до зелени, закинул в общак еще несколько принесенных с собой толстых котлет. Замаскировал бабки, завязал мешок, и небрежно, словно, мусор, отбросил его обратно на балкон. Опустившись на корты, подцепил целлофановый пакетик с бычками, которые лично собирал на улице для намечающегося дела. Бычки – ложный след. Если, отыщут место, где производился выстрел, то их отправят на экспертизу, чтоб вычислить киллера. А там-то они и соснут хуйца.

В этот момент поступил тихий сигнал на мобильный, раздавшийся в заднем кармане светло-синих джинсов. Отвлекшись, поднял голову и сморгнул. Двумя пальцами – средним и указательным – откинул на узкий неаккуратно окрашенный белой краской подоконник целлофан, чтоб достать свою трубу.

– Я с тобой, Туман, – неслышно прочитал сообщение от адресата под именем «Виталя-водила».

С пренебрежением во взгляде звучно хмыкнул.

– Конечно, Виталя. Куда ж ты денешься. Жить все хотят. И ты тоже, родимый, – цыкнул, набирая уже по памяти цифры, которые не так давно были стерты из моей записной книжки.

– Говори, – охрипший голос разнесся в динамике.

– Че засахарился*(в засаде), или балонишь*(спишь)? – скользко усмехнулся я.

– Нет! – раздражается с пол оборота, но на деле не желает иметь со мной ничего общего.

– До завтра все равно Витальку паси, и прослушку не вырубай. Вдруг, наш общий приятель отсветит где.

– Услышал тебя.

Первый скинул вызов и засунул обратно мобилу в карман.

***

Денис

День следующий. Остались считанные минуты до убийства Алмазова.

Предварительно выбрав точку выстрела на чердаке заброшенной постройки, разбрасывал сейчас по всему закутку чужие окурки и заметал следы черным перцем. Закончив с формальностями, с безразличным выражением лица медленно натянул на руки одноразовые черные перчатки, и, подхватив подол рясы, опустился перед винтовкой на колено. Одна согнутая в колене нога жестко упиралась в бетонную холодную плиту, а вторая, правая, уверенно вонзилась стопой в основание пола.

Четко зафиксировал СВД, установив на специально выставленных обломках кирпичей. Прищурился, глядя в оптический прицел карабина, и отрегулировал нужную мне дальность. Напористо вдавил приклад в правое плечо, снял с предохранителя и отправил патрон в патронник.

Примерился. Выбрал для себя удобное положение. Дышал спокойно, ровно. Вслушивался в наглухо-мертвецкую тишину. А через проем окошка без рамы и стекла, обозревал с помощью мушки улицу и служебную черную тачку полкана. В конечном счете, фокусируясь на центральном входе в окружной суд, почувствовал, что животное внутри в полной мере еще не раскрылось и пасть вонючую не раззявило.

В ожидании, секунды медленно перетекали в минуты, а минуты, казалось уже в часы. И все же через некоторое время, полковник с мусорами появился на маленьком крыльце здания.

Расслабился. Указательным пальцем прикоснулся нежно, полюбовно к спусковому механизму. И внезапно решил сыграть.

Я слишком жаждал отомстить. Довольно мучительным стало для меня ожидание. И за это ожидание я заплатил высокую цену.

– А теперь ваша очередь, Владислав Владимирович, платить по счетам и нести убытки.

Погано улыбнулся, задержал дыхание, и, дождавшись, когда они отойдут на приличное расстояние от суда, нажал на спусковой крючок. Сделал первый выстрел. Сильная отдача в плечо, звук ударившейся об бетонную плиту гильзы, и моментальный едкий запах пороха забился в ноздри.

Ослабил хватку на винтовке, разжал пальцы правой руки, отклонился, и удостоился картинки, как, Алмазов, завыл и рухнул на асфальт из-за раны в голени. Шкуры ментовские налетели стаей на полкана, закрывая и облепляя его с двух сторон.

– Первый подбит, но еще может дышать… – сарказм ядом начал сочиться из меня. – Чуть позже исправим, – уверяю с издевкой.

Второй и третий выстрел, словно один миг с красной пеленой перед и так затуманенными глазами.

«Эта война! И всех кто вокруг, надо валить!».

Взыгрались в башке слова Цыма, бывшего капитана батальона в Чечне.

Шестёрок сразу ушатал. Они совершенно не представляли для меня интереса. А вот, Алмазов, лишился всякого рода прикрытия.

– Началась жаришка.

Перезарядил винтовку.

Потребовалась несколько секунд настроиться, изготовиться, и поймать в свой фокус брата Барина, который пытался свалить, уцелеть, спрятаться от моих пуль.

Очередной выстрел и тяжелая пуля пролетает по касательной возле него, вспоров добротно кожу на шее.

Я засмеялся – утробно, низко, тихо. Чего уж утаивать, я игрался. Наслаждался. Собственные глаза явно отбрасывали тень триумфа, кой ощущал внутри. Мне нравилось то, что я видел.

Новый перезаряд оружия, и хотел было уже сработать до талого, выйти в ноль, но во время самого выстрела от неожиданности дернулся, сука, из-за чего всадил пулю в область его левой груди, чуть выше сердца.

Резко обернулся на раздавшийся позади меня шелест, который уверен еще секунду назад здесь был. Порывистыми лихорадочными движениями возвращаюсь к СВД, очкуя потерять время, которое уже на исходе. Смотрю в оптику, и срисовываю, как, Алмазов, делает два шага и валится мешком за свою служебную тачку.

– Нет, пидарас. И не мечтай. Сегодня удача будет не на твоей стороне.

Вскакиваю на ноги и укладываю винтовку в раскрытый чехол из-под синтезатора. Бегло натягиваю квадратные чмошные очки. Выуживаю ПМ с глушителем. Всегда с тишиной, но в этот раз не выйдет.

Останавливаюсь как вкопанный, потому что вновь за спиной улавливаю звук. Оборачиваюсь на едва слышное мявканье.

– Падла! – зло оскаливаюсь, видя, как тупая кошка толкает лапой камушек, играясь у стены с ним. – Откуда ты только взялась?!

Вытягиваю перед собой руку со стволом и всаживаю несколько пуль в кирпичную кладку напротив, напугав до чертиков животное, которое встало на дыбы, и, сигануло с задранным хвостом вниз по лестнице.

Рванул следом на улицу, решив мгновенно, что, Алмазов, сдохнет сегодня, не смотря ни на что.

Ни кто не остановит. Ни кому не в силах мне помешать.

«– Всех валишь вокруг, если есть вероятность, что твой план под угрозой».

Как-то вещал мне Пиковый.

Стремглав преодолев семь этажей, побежал через черный вход на оживленную улицу. Заброшенная постройка была сквозной и вела, как в тихий, грязный двор, так и на городскую улицу к зданию суда.

Собственная грудная клетка тяжело вздымалась от неровного дыхания, когда в решительном резком движении вскинул руку с волыной на пробегающих мимо и оглядывающихся на меня случайных прохожих.

– Помогите! ААА! – прокатился около меня испуганный визг.

– На помощь! Не надо! Пожалуйста, – мужской крик эхом отдавался от стен зданий.

– Эта война! И всех кто вокруг, надо валить!

Перед глазами идет рябь, сгущается туман, и картинка обрывочная, неясная. Вроде, нахожусь в городе, а вроде и нет. Вблизи горы, чеченские стрелки во вражеской форме, мгла, грязь, холод, тлен и опустошение.

Прищурился, и, развернув боком кисть руки, выпустил из ПМ два патрона. Вдогонку, немедля, всадил в трех охранников еще по пуле, когда оглянулся, и оценил, что те выбежали на подмогу из здания окружного суда. Сигналку тотчас врубили в администрации, а значит, скоро нагрянут по мою душу менты.

Разворачиваюсь и в темпе желаю оказаться возле Алмазова, но краем глаза цепляю трех прохожих, которые четко срисовали меня. Без колебаний валю мужика в коричневой кожанке и следом мусора в ментовской форме с его расфуфыренной заплаканной телкой, которая бежала за ним. Каждому выстрел пришелся в голову, за исключением первых двух – им попал четко в спину, меж лопаток.

Загасив каждого, кто мог бы помешать и хоть как-то выдать меня, рванул к Алмазову, меняя на ходу магазин в ПМ.

Вскинул голову и внезапно столкнулся взглядами с Котовой.

Застыл. И будто сходу кто-то невидимый наяву всадил мне нож в мясо. Изощренно прокрутил под ребрами, высунул лезвие, и с садистским удовольствием вонзил в глотку по новой.

Ульяна из руки выпускает мобильный. Как мне показалось, он с оглушительным грохотом свалился на асфальт.

Ебать меня закоротило и в башне появился звон. От вида ее бледного и беспомощного. От выражения глаз, из которых по щекам текли дорожки слез. Взгляд напротив – пустой, стеклянный, мертвый. Ее взгляд навсегда острыми иглами врежется в сердце и в память.

Я вешу совсем на тонком, а она в довесок ко всему в немом крике раскрывает рот и трясет ее всю, растрепанную, испачканную в чужой крови, как умалишенную, словно вот-вот начнется припадок.

Стою неподвижно, и сердце дает сбой. Барахлит оно, блядь, от полного осознания. Она – тут. Я – тут. Но мы с ней по разные стороны берегов. Я – зло. Она – добро. Я – тьма. Она – свет. Я – смерть. Она – жизнь. Она, ведь, и не знает меня настоящего. Не догадывается, что я душеньку свою много лет назад продал за золотишко рогатому черту. А потому и любовь ее ко мне – пыль, блажь. Ничего она не стоит. Она ни за что не выберет убийцу, а я без нее уже дышать свободно не смогу. Легче самому сдохнуть, чем потерять ее навсегда, или разорвать наш симбиоз.

Очко сжимается, булки напрягаются от данной мысли, от понимания, что мне пизда. Не убьет система – с большим успехом убьет она.

Насколько возможно позволил ей заглянуть себе в глаза, забраться в голову для того, чтоб знала, помнила, кем или чем я являюсь на самом деле.

Ну что ж… теперь между нами нет никаких преград, родная.

Только, родная ли?

Для меня всегда. А для тебя…?

Сжал челюсти и пальцами ручку от чехла для синтезатора. Не спеша скользнул цепким взглядом по стройной фигуре Котовой, и во что она была облачена. Облегающая юбка до колен, белая рубашка с воротником, китель. В общем, при параде.

Терлась около суда, а значит – ебучая учеба. Значит, не случайно оказалась тут.

Переместил фокус с Ульяны на полудохлое окровавленное чучело, привалившееся к Мерсу.

Ни кому не в силах мне помешать.

Стою перед выбором – сдаться, измениться, все компенсировать. Но вразрез мыслям, поднимаю ПМ, и с равнодушием в глазах в упор засаживаю две пули в Алмазова.

Не поможет. Внутренние демоны громче меня.

Под гул доносившихся сирен, раздался рядом визг тормозов, и разлетелся по улице вопль Витали:

– Резче! – подгоняет и встряхивает меня.

Стартую с места и бегу к черному с затертыми номерами Джипу, а в следующее мгновение мы уже на всех парах мчим с ним по центральному проспекту, обгоняя и подрезая водил.

– Какого хуя, там произошло?

Внутренне задергавшись, порывисто срываю с себя очки, и растираю ладонями рожу.

– Это была Ульяна, Туман? – вновь опасливо заговаривает, Виталя. – Она тебя видела. И меня…

– Дай мне подумать… – нервно прошептал.

Дышал загнанно, хрипло. Чувствовал, что на взводе. Сердце давно провалилось в брюхо и едва отстукивает в кишках.

Я связан по рукам и ногам. Ни выхода, ни лазейки. Нет оправдательной речи. Занавес.

– Туман, Барин приземлиться через шесть часов. Держи себя сейчас в …

– Заткнись, я сказал! – отнял от ебала ладони и заорал на него во всю глотку. – Не лезь ко мне! – саданул рукой по его сидению.

После образовавшейся зловещей тишины, бросил застывший бешеный взгляд в лобовое стекло на трассу.

Безнадежность… Именно так выглядит безнадега.

Что делать?

Нервно задергал ногой и обреченно прикрыл пешки.

Соображай, Туман.

Глава 3

Ульяна

Я ж всегда только для него… к нему… Все мои мысли без конца о нём.

А он, что?

Выходит, играл со мной. Лгал… Предал, одурачил, перехитрил… Полагал – сопливая, глупая.

Мерзавец!

Сидела сгорбленная и скрюченная с белым лицом на стуле, не обращая внимания на слезы и собственные громкие всхлипы. Тело колотило крупной дрожью, и всю внутри изрядно потряхивало. Уставившись расширенными глазами в одну точку на полу, я всерьёз горела желанием сдохнуть.

Лучше б он и меня заодно с ними…

Ничего больше не хочу. Так больно… Оболочка хрупкая и пустая. На сердце опустилась мертвая петля. Сердце плачет, раскалывается на части, рвется в клочья, и, кажется, некто пытается зашить ржавой иглой без наркоза душу.

Вою. Так сильно. Что не соображаю, вслух или внутренне без остатка полосую себя.

– Представьтесь, пожалуйста.

Заторможено поднимаю потухший взгляд на возрастного в форме мужчину с густыми усами и в очках, который в свою очередь по-орлиному неприветливо изучал меня.

Не знаю сколько прошло времени с того момента, как незнакомый опер под руку завел меня в этот прокуренный душный кабинет, и откинул на стул возле рабочего стола следователя, а может, и дознавателя.

Находясь в состояние острого стресса, здравые мысли ускользают. Паника высосала все живое до дна. Но, все же что-то формулирую в пустой голове и излагаю:

– Прежде чем мы начнем, – сиплый голос срывается, дрожит, – я в каком статусе здесь нахожусь? Я подозреваюсь в чем-то? – дыхание перехватывает, и я натурально начинаю задыхаться, с выпученными глазами хватаясь руками в спасительном жесте за горло. Делаю жадные беспомощные глотки ртом как рыба. Но бестолку. Ничего не выходит.

– Девушка, успокойтесь, пожалуйста, – доносится позади женский голос.

А в следующую секунду передо мной на корточки опускается короткостриженая светловолосая женщина средних лет, и ставит медицинский чемоданчик у ног.

– Держи, – мед. работник протягивает мне в блистере две таблетки и из графина, который стоял на столе заваленный папками, наливает воду в чистый граненый стакан. – Выпей. Это успокоительное. Скоро станет легче.

Пью, а после услышанного, затравленно давлюсь нервным смехом и водой.

Легче? Не думаю.

– У вас еще нет никакого статуса. С вас объяснения только берут, – с недовольством комментирует следователь, наблюдая за нашими действиями. – Пока еще не возбудили уголовное дело. Посодействуйте следствию. Пару строчек в протоколе отразим с ваших слов. Против себя можете не свидетельствовать. Хорошо? Я задам не больше двух вопросов.

Внутри тянуло холодом и страхом, а из-за нервной крупной дрожи зуб на зуб не попадал. С потупившим замороженным взглядом, дергано кивнула в знак согласия, и крепко в замок сцепила между собой трясущиеся пальцы.

– Дддаа… – через силу выцедила сквозь зубы.

Челюсти сводило, язык онемел и был не поворотлив.

– Тогда, с вашего позволения начнем, – он молниеносно вторил мне. – Я – следователь. Бикташев Алексей Хазратович. Буду вести это дело. Представьтесь, и расскажите, что вы делали на месте убийства, и кого видели?

– Я… – громко сглотнула и отчаянно всхлипнула, на что, Бикташев, повел головой, и раздраженно на стол скинул с себя очки.

Те, казалось мне, родные глаза, тоже скрывались часом раннее под стеклами очков, и также смотрели сквозь меня безразлично.

– Котова Ульяна Юрьевна. Семьдесят восьмого года рождения, – с дрожащим подбородком, испуганно прошептала ему. – Я… студентка федерального государственного университета. Учусь на третьем курсе. Специальность – судебная и прокурорская деятельность. Мы… – смежила веки и тихо завыла, – мы с одногруппницей должны были сегодня присутствовать на открытом заседании в суде, – спрятала в ладонях заплаканное лицо, и сотрясалась в рыданиях всем телом. – Она умерлааа… – отчаянно и жалобно взвыла, не поднимая головы.

– Даже так… будущая коллега, – безэмоционально пробубнил под нос Бикташев. – Значит, я так понимаю, младший сержант сопровождал Вас?

– Дааа, – пуще заревела, и разобрала вблизи усталый протяжный вздох.

– Вы видели кого-то? Что там произошло?

– Видела, – вскинула остекленевший невидящий взгляд на следователя.

В этот момент без стука вломился в кабинет еще один мужчина, но был в гражданской одежде. Потеснив на входе ту самую медичку, которая успокаивала меня, обратился к Бикташеву:

– Лёх, камеры ничего не записывали. Записи нет. Диска нет. Объясняют тем, что со вчерашнего вечера производились профилактические работы. Даже бумаги на руках.

Бикташев перевел на меня колючий взгляд, и отталкивающе усмехнулся.

– Спасибо, Ренат. Свободен, – отправил он сотрудника и вернулся к нашему разговору. – Так, что вы видели? Выяснилось, что теперь вы единственный свидетель по данному эпизоду, – зарядил с укоризной. – Молчать не советую. Не усугубляйте свою ситуацию. Я надеюсь, в вашем университете объясняли, что за дачу ложных показаний могут привлечь к уголовной ответственности?

– Ддаа… – заикаясь, выдавливала из себя слова.

– Лёш, сбавь обороты. Ну, ты же видишь… – по-свойски вполголоса обращается к следователю врач, замерзшая у входа.

– Ира! – не выдержав, внезапно гаркает он, чем до чертиков пугает меня и заставляет ненароком шарахнуться в сторону. – Одиннадцать трупов! Массовое убийство! Среди которых Алмазов! Ты вообще понимаешь масштаб катастрофы, и как нас всех сейчас тут вздрючат?! – воинственно и с осуждением сверкнул на меня глазами. – Сядьте на место! И рассказывайте, как было?

Боже… Одиннадцать человек? За что?

– Парень… – не переставая плакать, горько прохрипела. – Молодой. Он расстреливал толпу. Что запомнила, так это черную рясу, очки на глазах и чехол из-под синтезатора в левой руке. Брюнет… не знаю, или шатен, – взвилась и спрятала лицо в ладонях.

Что я творю? Все я знаю!

– Вы уверенны? Молодой? Там четко сработал профессионал.

Ни сказав ни слова, утвердительно закивала головой.

– Интересная вырисовывается картина. Посмотрите эти фото.

Опустила непослушные руки, и устремила размытый неясный взгляд на пять фотографий, который разложил передо мной на столе следователь. Среди них был и Денис. Я незамедлительно воззрилась на фото, и досконально считывала хмурое выражение его лица – нахмуренные сведенные к переносице брови, тяжелый и прямой с призрением исподлобья взгляд, выделяющиеся острые скулы и поджатые в раздражение полные губы.

И чем дольше я в него вглядывалась, тем ярче в собственном взгляде загоралась неконтролируемая ярость.

Подонок!

Как такое возможно? У них есть его фото. Он подозреваемый, но не в розыске. Вероятно, на него ничего нет, или прикрывают. Неспроста же именно в этот день камеры у здания суда не работали.

Одно слово, Котова, и все изменится… Доказательства будут у них на руках.

Как ты мог так поступить, Туманов?!

– Молодой? Там четко сработал профессионал. Отголосками в ушах назойливо звенит раннее сказанное Бикташевым.

– Ульяна Юрьевна, Вы, ничего не бойтесь. Все будет хорошо. Дадите быстренько показания, и мы, Вас, отпустим. Пойдете домой. Если, вдруг, вы опасаетесь за свою жизнь, то мы готовы помочь вам и поддержать в любом решении. В наших силах скрыть вас, – даже в таком состоянии, я осознавала, как сильно давил на меня следователь. – Ну что, опознали кого-то определенного?

Неуверенно и нехотя замотала головой, не отрывая глаз от группы лиц изображенных на черно-белых фотографиях.

– Нет. Я никого не узнаю.

Следователь в одночасье потерял ко мне интерес. Поднялся на ноги и молча вывалил на свой рабочий стол все содержимое из моей сумки-портфеля. Пересмотрел тетради, пролистал старенькие книги, заглянул в пенал с ручками и в конце зацепился за телефон.

Затравленно глазела на все происходящее и на свой сотовый в чужих руках, обдумывая с равнодушием, что толка в этом нет никакого. Он пуст. Однако, теперь ясно к чему была вся скрытость, осторожность с его стороны. Нет фото. Нет имен. Он же даже в записной подписал себя «Кудрявый».

Котова, во что ты влипла… Осознаешь ли ты необратимость положения? Почему ты не выдала этого мерзавца?

Губы сжаты. По щекам катятся крупные слезы. Плечи вздрагивают от беззвучного плача. Живот скручивает и к глотке подкатывает мерзкий приступ тошноты.

Жутко и страшно от осознания, с каким человеком я жила последний год. Кого любила…

«– Я связан с охранным бизнесом.»

«– Где ты работаешь?

– На работе.

– И что делаешь?

– Работаю.»

Холодная мысль ударила в голову током. Неужели и Макс…?

«– Что послужило причиной твоего отъезда в Чечню и задержанию брата?

– А ты не знаешь, по какой статье ему вынесли приговор?

– Он никого не убивал!»

Беззвучный плач перешел в вой и растекся по кабинету.

Нет-нет!

Женщина мед.работник, которая все время стояла возле выхода, прошла на середину кабинета и скрестила руки в кистях, обозначая подобным жестом знак «стоп».

– Достаточно, Лёш.

– Котова, свободна! Город не покидать! – агрессивно пробасил Алексей Хазратович. – Вскоре мы вызовем вас на допрос. Отныне в этих стенах вы станете частой гостью. Свой номер я вбил – ваш также записал для себя. Если, что-то вспомните – позвоните. Телефон всегда держать включенным и на звонки мои днем и ночью отвечать!

Резко выхватываю из его рук протянутую для меня сумку и стремительно срываюсь с места, прикрыв правой ладонью свой рот.

– Туалет с лева по коридору, – с жалостью успела сообщить врач, прежде чем я захлопнула с другой стороны дверь кабинета.

– Ира, не смей мне мешать опрашивать очевидца?! Мне как минимум еще нужно было с ней составить фоторобот.

– Лёш, ну ты же видишь, в каком потрясение находится девочка! Что она тебе сейчас скажет? Она сама еще ничего не осознала.

Разобрала их разговор до того, пока не смешалась с шумной толпой в длинном коридоре отделения милиции.

Сегодня, будто все с ума посходили.

Голова кружилась, гудела. Перед глазами двоилось, словно вот-вот шлепнусь в обморок. Во рту собралась вязкая слюна, а живот судорожно стал сокращаться. Волна за волной и в холодный пот кидает.

– Пропустите! – слепо отталкиваю неизвестного и залетаю в туалет.

Забегаю в первую свободную кабинку, сгибаюсь напополам, и фонтаном извергаю из себя жидкость. Раз-другой, исторгая жуткие звуки.

Вижу край. Окончательно теряю опору и оседаю на колени перед унитазом.

Скулю. Загибаюсь. С закрытыми глазами и в беззвучной истерике широко раскрываю рот, переживая внутри самую настоящую катастрофу, разлом души.

Внутри не просто рвется. Внутри все оборвалось, когда я в убийце узнала Дениса.

За что ты так? За что ты так с нами?

Неудержимо в голос начинаю реветь и зарываюсь в растрепанные грязные волосы. Качаюсь на коленях вперед-назад, в полном смысле со стороны напоминая чокнутую.

– Столько людей… Господи… И Светка. Как же так. Как так? – бессвязно шептала.

Туманов, что же ты натворил…

Я еще очень долго просидела на полу в зассанной кабинке, уставившись слепым взглядом в побеленную стену напротив. Обхватила согнутые в коленях ноги, и под бесчисленный поток голосов в сортире, раз за разом проматывала в голове событие у здания суда, поистине равнодушное выражение лица Туманова, и все те отмазки, которыми он пичкал меня на протяжении последнего года. А может, и всего времени с момента нашего знакомства.

С невероятным трудом подняла себя, не чувствуя затекшие ноги. Подошла к умывальнику, и не глядя в заляпанное зеркало, отвинтила со скрипом краник. Плеснула холодную воду в окаменевшее лицо, так ничего и не почувствовав. Повторила несколько раз, прополоскала рот, и перекрыла поток воды. Резкими остервенелыми движениями собрала волосы в хвост на макушке, и медленно побрела в сторону выхода из отделения. Но стоило открыть дверь главного входа и ступить одной ногой на крыльцо, как неожиданно столкнулась глазами с тем, кого бы никогда в жизни не хотела встречать, знать, и уж определенно любить.

Глава 4

Реальность с порога окатила ледяной водой.

Машинально отступаю и захлопываю перед самым носом дверь. Не придаю значения, что дышу загнанно, и сердце бешено колотится у самого горла.

Я испуганно таращилась на злосчастный выход и маленькими шажками пятилась назад до того момента, пока не врезалась в одного из сотрудника милиции, а после не налетела на еще двух.

– Осторожнее! – выразил замечание последний из них.

С обезумевшим взглядом словно ужаленная отскочила от стены, и, не ведая, что творю, дернула первую попавшуюся ручку кабинета, желая в нем скрыться от Туманова.

Тотчас растерялась, и хотела уже от отчаяния разреветься, когда поняла, что снова забрела в кабинет к Бикташеву, который к слову возле окна нежно прижимал к себе ту самую Ирину.

Следователь с врачом как по команде отпрянули друг от друга и посмотрели на нагрянувшего, то есть меня.

– Котова? – Алексей Хазратович взял со стола очки, и в замешательстве уставился на меня в упор. – Котова! Ты что тут до сих пор делаешь? – мельком мазнул взором по наручным часам. – Час с лишним прошло… вспомнила что-то?

– Я… – в страхе глазела на следователя и хватала воздух ртом, задыхаясь от внутренней паники. – Я… боюсь… пожалуйста, не могу выйти, – растирая грудную клетку, никак не могла отдышаться.

– Блядь! – сердито грохнул на весь кабинет Бикташев, и сорвал трубку со стационарного телефона. – Азимов? Азимов, машина есть свободная? Да сегодняшнего свидетеля нужно доставить до дома. Ну, напугана малость… Нет? А архаровцы твои? На выезде? Да и мои умельцы тоже разбрелись по точкам…

Покамест, он договаривался с неизвестным, в это время проходили двое служащих мимо меня.

– Шурик, всё, пошли на перекур. Мозг уже течёт.

– Ты иди на задний двор. А я Набиуллину документы на подпись вручу и спущусь к тебе.

– Лады. Жду возле черного.

Ухватившись за слабую надежду, махнула рукой и бросила Бикташеву не глядя:

– Я сама. Извините.

– Котова! – донесся в спину обескураженный возглас следователя, но я уже спешно догоняла того самого сержанта, единственно подумав о том, что бессмысленно надеяться на защиту от наших органов. Они-то и увезти не в силах, не то чтоб меня прикрыть.

Крадучись покинув территорию участка, я бросилась наутек. Бежала так быстро, как не бегала никогда прежде. Хотя, в последние пару лет благодаря утренним пробежкам бег для меня не был проблемой.

По дороге рыдала и захлебывалась слезами. Громко хрипела, спотыкалась. Легкие горели, сердце работало на запредельных оборотах, и адреналин с невероятной силой лупил по вискам. С неконтролируемым страхом озиралась назад, и всякий раз мне в каждом мерещился Денис. Якобы идет за мной, нагоняет, набрасывается и утаскивает за собой. В моей голове происходил реальный кошмар, пока я как угорелая кошка мчала по незнакомым дворам, огибала маленькие улочки, плутала и кружила по районам, неимоверно желая затеряться. В результате ватные ноги привели меня в родной двор, в котором прожила всю свою сознательную жизнь.

Оцепенела, вросла в землю и была сбита с толку. Со стороны обводила рассеянным блуждающим взглядом родительские окна, размышляя о том, что дома у меня больше нет, как и некуда нынче податься.

Да и ума не приложу, куда подевался Макс.

У меня попросту сработал защитный рефлекс. Примитивно над отключившимся разумом возымела физиология. А в момент неожиданного нападения или несчастья мы все бежим в отчий дом, жаждая получить укрытие, заботу.

Однако в родной пятиэтажке так же жила и моя Оля, к которой я в любое время могла заявиться без звонка и приглашения. Выбившись вконец, бездумно и вынужденно поволоклась к подруге, раз я уже была здесь. Глядела себе под ноги, шмыгала носом и растирала по щекам горячие слезы.

– Ульяна!

Намереваясь уже скрыться в её подъезде, резко затормозила у железной двери и едва вздрогнула от раздавшегося за спиной любимого голоса.

Некогда любимого голоса… Еще с утра он был желанный, ласкающий слух.

Вытягиваюсь в натянутую струну и неуверенно разворачиваюсь в сторону отдаленной во дворе захудалой парковки.

Успею. Я успею сбежать. Стоит только заскочить в подъезд и скрыться в квартире у рыжей.

А если, ее дома нет? Что будешь делать?

– В машину сядь! – Денис стоит возле водительского места, опираясь левой рукой на дверцу, и пристально на расстояние вглядывается в мое лицо.

Я буквально кожей ощущала на себе силу его острого взгляда. Взгляд, который прошивал насквозь, лишал воли и пытался отыскать то, что скрывается в моем молчании.

С надрывом и безумием внутри как неприкаянная зашагала к Туманову.

Отбегалась, Котова…

Ну, попытка не пытка.

Денис дождался, когда я молча заберусь в темный салон его БМВ, и сам следом уселся в машину, бесшумно прикрыв дверцу авто.

Рядом с ним начала мгновенно глохнуть и дрожать. Расширенными глазами глядя в лобовое стекло вновь ощутила, как накатывает легкая тошнота и в мучительном приступе затягивается удавка на горле.

– Долго бежала?

Вздрогнула от вопроса и воровато оглянулась на Туманова, склонившегося близко к рулю. Пока я силилась успокоить взволнованное частое дыхание, он пристально смотрел на меня, растянув губы в однобокой легкой улыбке. Лапал взглядом и взирал так, будто наглядеться не может.

Громко сглотнула, судорожно протолкнув застрявший ком в горле, и слабым голосом произнесла:

– Я ничего не сказала о тебе.

Денис, не отрывая пытливого взгляда от меня, изогнул темную бровь и без хитрости широко улыбнулся.

– Я знаю. Знал… – тут же исправился он. – Но честно готов был к любому исходу. Я не находил себе места из-за тебя, Ульян. О тебе думал.

Не сдержалась, сдавленно выпустила из себя короткий истерический смешок.

Да как у него язык поворачивается о таком мне говорить?

– Обо мне говоришь, думал? – горько полуулыбнулась, и на глазах выступили слезы.

Мутным и размытым взглядом механически обводила через лобовое стекло неказисто-серый бывший двор.

– Ульяяяш? Не бойся меня. Я все тот же.

Отрицательно замотала головой, чувствуя, как слезы сорвались и безостановочно покатились по щекам.

– Нет, – отразила тихо, но твердо. – Больше нет. Не для меня, – с подавленным и пришибленным видом перевела на него внимание. – Оказалось, я тебя совсем не знаю.

– Не пыли, Котова.

Какое-то время вглядывались в глаза друг другу. Он – сосредоточенно, напряженно, цепко. Я – несмело, затравленно.

Но, Туманов, внезапно переключился, невесело усмехнулся своим мыслям и отвернулся к лобовому стеклу. Изменился в лице, сузил глаза и вполголоса подал заговорщицкий голос:

– В первый раз я запел про любовь. В первый раз отрекаюсь скандалить. Был я весь как запущенный сад. Был на женщин и зелье падкий. Разонравилось пить и плясать. И терять свою жизнь без оглядки. Мне бы только смотреть на тебя, – Денис склоняет голову к плечу и впивается взглядом в мое лицо. – Видеть глаз злато-карий омут. И, чтоб прошлое не любя, ты уйти не смогла к другому. Если б знала ты сердцем упорным… как умеет любить хулиган… как умеет он быть покорным…

(с. Есенин)

Он разочарованно цыкнул, а я посыпалась и заплакала после его глупых и ненужных дифирамбов.

– Тумааанов, – невнятно и приглушенно проревела я. – Только ты не хулиган. Ты все разрушил…

– Наверное… – отвернул голову к боковому стеклу и нервозно затарабанил пальцами по рулю. – Шоры с твоих глаз, наконец, упали.

Стерла ладонями слезы и перехватила непроницаемый взгляд напротив.

– Прошла любовь? – улыбнулся некрасиво, угрожающе. Улыбка, напоминающая оскал.

Он в своем уме? О какой любви может сейчас идти речь?! Здесь нет места романтики. Ибо, на его и теперь и моих руках – кровь, кровь, кровь.

Одиннадцать человек. И у каждого вероятно есть семьи.

Это гнусно, и выходило за пределы моего понимания, как и восприятия. Он – убийца!

Все чувства – изумление, гнев, боль – отразились на моем заплаканном лице, искаженном в гримасе отвращения.

– Я никогда не была подхалимкой, – отозвалась беззвучно.

– И мне это в тебе всегда нравилось, – хмыкнул в тон мне, и полыхнул безумием в глазах.

– Я не разделяю твои взгляды на жизнь, – очень мягко выразила свою мысль, так как в данный момент я боялась его, и даже не могла представить, что он выкинет в следующую секунду.

– И это я тоже знаю. Иначе, сегодняшнее для тебя не было бы сюрпризом.

– Сюрпризом? Ты так решил охарактеризовать случившееся? Содеянное тобой?!

– Именно, – передергивает непринужденно плечами и лезет в подлокотник за пачкой сигарет.

– Ты-ы… – скривилась и с омерзением протянула.

– Ну, кто? – сбивает ядовитым тоном, и, не глядя на меня, прикуривает сигарету. – Скажи!

– Ты… ты – чудовище, Денис! Больной. На такое горазд, лишь нездоровый человек.

– Та-ак, – довольно кивнул и глубоко затянулся дымом. – И ты сливаешься? Верно? – в свои ноги выпускает струю белого дыма и вскидывает на меня злой взгляд.

Только сейчас я замечаю, что в темно-карих глазах полыхает нешуточный пожар, который с настырным упорством принялся сжигать меня заживо на месте.

Пытается накинуть на меня чувство вины. Психологически воздействовать. Зачем? Сегодняшний день и так отпечатается в памяти. Перед сколькими людьми я осталась виновата, выгородив Туманова и не дав ход следствию?

Этот крест я буду нести до конца своих дней, и ноша его тяжела. Да и понимала ли я, что вытворяла? Теперь, глядя на него, хочется сказать – едва ли…

– Верно, – после долгой паузы, отвечаю мертвым голосом. – Между нами все кончено, – выдаю с абсолютной пустотой внутри.

– А это кто так решил? – курит и задумчиво с прищуром смотрит перед собой.

– Я.

– А мое мнение не забыла спросить? – открывает окно со своей стороны и пальцем сбивает пепел с сигареты.

– Оно мне не нужно, – отбиваю бесцветно.

– Да ну? – награждает ироничной усмешкой.

– Да!

– Крутая такая? – ощутимо царапает сарказмом.

Порывистым и резким движением откидывает в окно недокуренную сигарету, а после всем корпусом поворачивается ко мне.

– Ты издеваешься? – меня изрядно потряхивает, и он это прекрасно видит.

Опять скалится. Раздумывает. Но при этом, изучающе пялится мне в глаза, стараясь интуитивно расколоть мою черепную коробку, и прочесть в ней все мысли. Без зазрения переключить голос моего сердца.

– Даю отмашку. Даю время на раздумья. Переведи дух. Успокойся. На какое-то время исчезну с твоего радара. Обещаю, давить и беспокоить не буду, – жестко напирал и диктовал свои правила, Туманов. – Обдумай и взвесь все. Не руби сгоряча. И когда я снова приду к тебе – ты должна мне предоставить внятный ответ. И помни, что от твоего ответа будет зависеть наше с тобой будущее, – припечатал он словами меня.

О каком будущем речь?

Котова, он невменяемый…

После всего… вот так запросто рассуждать о будущем, об отношениях. Напрочь отсутствует стыд, мораль, скорбь, сострадание. Хотя, вероятнее всего человек с набором подобных качеств, вряд ли пойдет на убийство.

Черствый. Безжалостный. Дикий. Жестокий и коварный.

Просто не верится, что передо мной сидит мой Кудрявый.

Но сейчас… сейчас, я приму от него всё, скажу что угодно, лишь бы быстрее вырваться из его смертельных лап.

– Ключи от нашей квартиры у тебя?

Бездумно киваю, стараясь больше не сталкиваться глазами с Тумановым.

– Не выбрасывай. И живи там. Я больше на той хате не появлюсь.

– Я завтра заберу вещи, – будто не расслышав его, прошелестела на автомате.

– Ульяна, оставайся в нашей квартире. Куда ты пойдешь?

Замолчали и какое-то время не нарушали воцарившуюся в машине тишину. Боковым зрением я видела, что Денис немигающе обводит мой профиль, ожидая ответ. Была готова к любому очередному его вопросу, но не к тому, что он протянет руку к лицу, желая коснуться моей кожи.

Малодушно шарахнулась от обжигающего прикосновения к скуле, вжавшись в дверцу автомобиля.

О, нет… Только не это!

– Можно… – судорожно трясущимися пальцами схватилась за ручку на дверце. – Можно, я пойду? – бросила на него умоляющий косой взгляд, обнаружив в темных глазах напротив досаду и глубокую боль.

– Ну, давай… Беги, Котова. И знай, где бы, ты, не была, я везде тебя догоню. Если, помнишь, у нас с тобой без вариантов, – последнее зычно крикнул мне в спину, Туманов.

Сорвалась с места, опрометью помчавшись в Олькин подъезд. Стоило мне захлопнуть за собой дверь, замертво сползла по стенке на бетон, и стала задыхаться. Глаза наполнились слезами и по спине вдоль позвоночника побежали колючие мурашки. Прикрыла двумя ладонями нос и рот, и предприняла попытку пережить очередную истерику.

Дышала – тяжело, хрипло, часто. Отсчитывала про себя числа. И старалась не думать о нём.

Глава 5

Денис

Вечер того же дня. После встречи с Ульяной прошло 4 часа.

Моросил мелкий дождь и легкие сумерки опустились на город. Кругом мрак. Сырость. Вид размытый. И въедливый запах мокрой земли забивался в ноздри.

Под подошвами высоких черных берц расположилось пустое поле, когда, я, запрокинув к серому небу башку, медленно выпускал сигаретный дым под облака.

В глазах клубиться туман. Непроницаемая заточка* (лицо). Пальцы кололи и сводили от обыденного осеннего холода. В голове разворачивался мысленный хаос, превращая в жижу собственные мозги. Долгоиграющие мысли и чувства, которые делали меня безвольным слабаком. Поскольку ощущал в данный момент слабость и недомогание в кровоточащем мясе. Настроения нет от слова совсем, и внутри все скручено в тугой узел. Хотел бы усмехнуться, но плющит не по-детски от картинки перед глазами, от воспоминаний, где она сидит в машине и своим потерянным взглядом, мимикой, интонациями, перемалывает мой внутренний ливер.

Яркие мечты девочки-проказницы потухли. Ярая любовь растворилась в бесконечности. На смену пришел – смертельный страх, шок, ужас и чувство вины, что не сдала меня чекистам. Она не обмолвилась о ней – побоялась. Однако, не значит, что я не раскусил её. Я не чувствовал вины за мокруху, а она из-за того, что не заложила – да.

Заклеймила меня последними словами в глубине сердца и вслух, но, отдать должное, не газовала. Хотя, это не означает, что я эмоционально не попал под её каток.

И все-таки, не зря я ссал… Реалии самым ебанным способом решили рухнуть ей на голову. Ну, ни че. И это решим. И с этим смериться. Ни по своей воле, так по моей. Она и так долго жила в вакууме. Вечно бы это не длилось.

Подушечками большого и указательного пальцев взял зажавшую в зубах сигарету, и на шумном протяжном выдохе выпустил в последний раз струю белого дыма. Зажмурил пешки и открыл широко рот, перехватывая так какое-то время холодные капли дождя.

Зачастую так делал в Чечне…

Отморозился и опустил башку. Отбросил в сторону бычок, уставившись затуманенным взглядом на лысые кустарники и невысокие деревья, которые неподалеку от меня пролегали с двух полос вдоль обочины.

– Я тебе обещаю, ты будешь моим. Со мной будешь. Будешь молить простить тебя, и тогда уже я подумаю, достоин ли ты этого. Я единственная, которая будет с тобой. Ты – мой. Запомни это навсегда, Туманов!

Цокнул, припомнив её сказанное по малолетству. Котел окончательно начал протекать после воспоминаний.

– Сучка маленькая. Как в воду глядела, – глухо произнес с нескрываемой издёвкой.

В медленном темпе двинулся с места, не замечая, как подошва едва скользят по мокрой жухлой траве. Поправил закатанную вдвое черную шапку на голове, и, слегка встряхнув правой конечностью, с прищуром посмотрел на циферблат наручных котлов. Приблизившись к обочине разбитой ухабистой дороги, обломил веточку на кустарнике и сунул в уголок рта, крепко зажав ту зубами. В глубоком кармане черной болоньевой куртки завибрировала труба, когда я обернулся и склонил голову к плечу, чтоб в последний раз оглядеть открытую лесистую местность. Ведь к пустой поляне примыкал знакомый мне густой лес.

Извлек телефон и отбил звонок от Витали, кой означал, что Барин на подходе. Нагнулся и нырнул рукой в глубокий карман камуфляжных штанов за ежами* (колючки для прокола шин). С жестокой кривой насмешкой и с азартом в глазах, рывком отшвырнул на безлюдную дорогу шипы, ненароком звякнув на запястье золотым плетеным браслетом об циферблат металла.

Когда до ушей донесся далекий звук работающего движка, вынул из-за пояса ствол, и в предвкушение ожидал чепуху ебанную, которая, наконец, вернет мне должок.

До сих пор не верится, что ухватился за шанс, и сейчас за все отыграюсь.

Одинокий черный «Мерин» пролетел мимо меня, а спустя незначительные секунды в воздухе просвистел истошный визг тормозов и оглушительный хлопок, ознаменовавший, что у Лепилы лопнули покрышки.

Позднее вылез из зарослей на дорогу, являя себя перед новым водителем Ишака. Рамиль, выпрыгнув из тачки, с недоуменным фейсом обшаривал руками разорванную резину, а заметив меня, молниеносно вскочил на ноги, но не успел ничего предпринять, как и сказать. Наступая на него, не мешкая выпустил из ПМ три пули. Чужая туша напротив после выстрелов застыла, а вскоре и вовсе замертво и неестественно повалилась на холодный асфальт.

– Выходи! – равнодушно и хрипло крикнул в наступившую тишину, согнав с верхушек деревьев вмиг расшумевшуюся стаю воронья.

Ствол с рукой не опускал. Целившись в бензобак навороченного аппарата, держал его наготове.

Спустя несколько мгновений дверца машины отворилась, и из нее при параде неуверенно вышел Центровой. В черных брючках, белой рубашке, и с вытянутой ебасосиной. Но, ключевое, что руки раскрытые поднял на уровень плеч и пристально посмотрел мне в глаза.

– Туманов, не делай того, о чем после можешь пожалеть. Включай кабину* (голову).

– Салют, Амиго… Как житуха? – улыбнулся я хищно, словно перед прыжком. – Ну, давай перетрем, – хмыкнул, уперев на хитровыебанного типа ледяной без каких-либо эмоций пристальный взгляд.

– Догадываюсь, стайка завистников и гиен присела тебе на уши. Я не знаю, о чем ты думаешь, но, как только ты меня уберешь – они тебя замочат. Ты им не нужен. Они опасаются тебя. Ты – лютый шакал… Жадный, безжалостный и неблагодарный. Ты никогда не станешь им приятелем. Никогда ни опустишь голову и не будешь в чьих-то руках безвольной игрушкой на побегушках. Ты – соперник, враг, Туманов. Они это прекрасно осознают.

Слушал его в пол уха, но зацепиться было за что.

– Так, если, ты это понимал, – отстраненным сухим тоном обращаюсь к нему. – То, почему, раньше не завалил меня?

– В народе есть такая пословица: «Держи друга близко, а врага еще ближе».

– И второй вопрос: кто тебе сказал, что я тебя убью? – сжал зубы, играя желваками.

Барин выпучил зенки, но не успел должно обдумать мысль, как я прошил его коленные чашечки свинцом. Всадил в каждую ногу по несколько пуль.

– АААААААААААА! Блядина!

Под отчаянный и мучительный крик, лениво перезарядил ПМ.

– Да что ж вы все ведетесь… Бесполезно дергаться.

На ходу поменял магазин, а достигнув содрогающееся, обессиленное тело, присел на корты и спокойным взглядом отыскал его синие заволокшие болью глаза.

– Влад, мне по ушам никто не ездил. Всё изначально спланировано мной. Все играли в мою игру. По моим правилам. И всё-таки, я, простой голодранец, – мысленно вернулся в начало – тебя нагнул.

– Я взрастил тебя! – на что я развязано рассмеялся ему в лицо. – Где бы, ты, мразь, был, если б я из задницы тебя не вытащил?! – продолжал он с побелевшим рылом и налившимися кровью глазами. – Ты захлебнешься в дерьме, ненасытный сученок! – надменность так и перла из всевозможных щелей.

Ну, дурилово картонное…

– С этим бы я поспорил. Отсосал у меня пока ты, Владислав Владимирович, – нагло усмехнулся, собрав сухие губы в трубочку, и воссоздав характерное звучание. – Или, думал, большевикам закон не писан? Сейчас счастливым отвалишь с мира бренного в море пенное.

– Тумано…

– Пустой базар, – устав от болтовни, жестко перебиваю Барина.

Привстав над Мордоворотом, отвел правую руку и с размаху сжатым кулаком въебал несколько раз с такой силой, на что был горазд. Повторял действия и крошил его хрюхальник, пока тот не уронил веки и не отключился. Пальцами проверил пульс, и, убедившись, что окончательно не убил падаль, достал окровавлено-сбитой рукой из кармана мобилу.

– Всё? – замогильный голос прозвучал в динамике.

– Всё! Газель подгоняй. У тебя две минуты, – спрятал трубу и с чувством сплюнул в отключившееся изуродованное чучело. – Долбаеб! Надо решать первым, пока не решили тебя! – с брезгливостью пнул носком берца безжизненную культяпку. – Самого себя же закопал, – воссоздав в памяти задвинутую дичь про врага.

***

– Аварийку подогнал? – поинтересовался у Виталика, когда тот с видом побитой собаки подъехал через несколько минут ко мне на газели.

Идиот.

– Да. Как и было оговорено. Дорогу ведущую из аэропорта перекрыл.

Выцепил я Барина еще тепленького. Не успел он сойти с чужой земли, как на своей мигом прилетело.

– Хорошо. Тогда, тащи, братан.

– Ты не считаешь, что это перебор? – так и не выключив псевдораскаяния, с негодованием задался он вопросом, когда мы оба с ним схватили жмурика за копыта и лапти, потащив того в кузов газели.

– Нет. Кончай меня заебывать, Виталя, – недовольно огрызнулся с яростью в глазах. – И, да! Это тебе не ёбла крушить.

– Туманов, ты не Алёша!

– Туманов, он же Денис, – на выдохе выплевываю, когда закидываем сало в кузов.

Дальше происходит все в тишине. Открываю подготовленную мной ранее металлическую бочку с замешанным раствором цемента, и засовываем на пару с водилой, Барина в нее с головой. По телу умирающего пошли судорожные конвульсии, пока я некоторое время насильно топил того в вяжущей смеси. Желал именно так, чтоб сдох в мучениях.

– Ебаный в рот! – разносится за спиной, когда я уже законсервировал ублюдка, и закрывал крышку тары. – Весь в этой поеботе. Какой же ты отморозок, сука! Ненавижу тебя! – беснуется в отчаяние Виталик.

Безмолвно скинул с себя дутую грязную по локти куртку, оставшись в черном свитере, и с тяжелым грохотом спрыгнул на асфальт. Вытащил из-за пояса волыну, и с ходу пробил новой очередью пуль бензобак кабана.

Мощный взрыв заставил нас обоих вжать бошки в плечи и едва поморщиться.

– Расход! – порешав с Мерседесом, не глядя сказал Виталику, и направился в кабину на водительское.

– Сейчас ты… – впился водила напряженным взглядом в полыхающее пламя.

– Остальное моя головная боль. До завтра ты свободен, – оттирал с недовольным еблом руки от дерьма засаленной ветошью.

– Надеюсь, ты понимаешь, что теперь все изменится, – опомнившись и нахмурившись, обратился ко мне Виталя.

– А то…

– Мне бы твою уверенность, – приглушенно процедил он, прежде чем захлопнул водительскую дверь.

Сжал руль и сходу выжал максимум. Через полчаса залетел на все том же аппарате в кукашары* (у черта на куличках) к «определенному сварщику» в гараж, кой заварил крышку, и, перестраховавшись, дно бочки. Надежно замуровав с потрохами тару, обменялись крепким мужским рукопожатием, и однобоко улыбнувшись глядя друг другу в глаза, разошлись до следующей сходки. А позже, спустя полтора часа, подъехал к реке «Казанки», и без малейших колебаний скинул бочку с обрыва.

Вздохнул свободно, но радости, или облегчения, так такового не стало. Возможно, и прав был Барин, что мне всегда будет мало, и чувство голода никогда не покинет меня.

Но это уже другая песнь.

От Автора: спустя двадцать пять лет местные жители случайно обнаружат ту самую бочку на дне. Но, правоохранительным органам опознать при вскрытии останки так и не удастся.

Глава 6

Денис. 2 дня спустя.

– Ваш пропуск! – несмело вякнул охранник на проходной НПЗ* (нефтеперерабатывающий завод), когда я остановился у парадного входа.

После его слов, по старой привычке перемахнул свободно через турникет, и молчаливо покосился на побагровевшего низенького старика, вскочившего тотчас из-за моей выходки на ноги.

– Вы что себе по…

– Ждут меня, отец, – скользко ухмыльнулся. – Там, – не глядя, киваю гривой в сторону операторной, откуда доносились зычные на повышенных тонах голоса. – Начальство. Сядь обратно и не буянь пока я не уйду.

Дядька, будто набрав в рот воды, медленно опустился на табуретку и болванчиком резко кивнул головой.

Посмеиваясь внутри, схватил со стеллажа синюю каску и отправился в большое помещение, где работали специалисты, контролирующие работу разных установок. Я ранее здесь уже терся, поэтому в курсах где-что находиться.

– … Добро! Насчет графика выяснили, а что с зарплатой?!

– Да, какой, нахуй, выяснили, Иваныч! Нихуя же толком нам не сказали. От графика и будем отталкиваться.

– Если бабки отстегивать не будут, то на кой хуй нам график, Сабиров?! Семьи-то наши кто прокормит? График твой?

– Завали варежку!

Толпа мужиков перекрикивалась и размахивала руками напротив вымотанного и издерганного Сычёва, которого обступили шкафы. А все потому, что уже по всем новостным каналам раструбили – карета Барина подорвана, личный водила застрелен, а сам Владислав Владимирович без вести пропал. Люди боятся, но как говорится – аппетиты растут. Не успел Барин отойти в мир иной, как началась с каждой из сторон делёжка.

– Тише-тише! Зарплата останется та же! Не переживайте! Никаких просрочек, – с нажимом произнес Сыч, поправив лацканы своего серого пиджачка.

Неужели из заводчан уже кто-то успел встряхнуть?

Хмыкнул от возникшей мысли, и в этот момент меня срисовал Сычёв.

– Господа, прошу прощения! Дела. Возвращайтесь на свои рабочие места! Все остальные вопросы через моего помощника, – подытожил Савелий и подтолкнул к мужикам зализанного испуганного задохлика в очках.

Народ пуще забесновался, когда, Сыч, отступил ко мне, но вовремя подключилась его охрана тупых шкафов, не давшая налететь теперь уже на единственного владельца крупнейшего завода.

– Здорово, Туманов… – стиснул зубы раскрасневшийся Сычев, обернувшийся назад на разъяренных заводчан.

Руку не подал и с первых секунд заворотил от меня свой шнобель.

– День добрый. Вижу, первые дни на посту гендира протекают так себе?

– Кучка сброда! – ненавистно процедил он. – Так, ладно, – живо встряхнулся и застегнул последнюю пуговицу на воротнике белой рубашки. – Сейчас давай о тебе. Что ты устроил у здания суда? – за все время удостоил меня прожигающим взглядом.

– Вынужденные меры, – прикинувшись идиотом, развел руками и пожал плечами. – Или, прикажете, нужно было подставиться, оставить в живых Алмазова, и пустить наш план по пизде?! – с жесткой улыбкой, специально повысил на пару тонов свой хриплый голос.

– Тихо, ты! – шикнул, вновь озираясь по сторонам. – Нет, ты все правильно сделал. Молодец, – убедившись, что нас никто не слышит, да и гул в помещение стоял будь здоров, проворчал Сыч. – Записи схоронены. Наши люди все концы сбросили в воду. Даже лучшие ищейки не способны будут отыскать ни мотива, ни улик, ни исполнителя. С Барином проблем не возникло? – Савелий смотрел куда угодно, только не на меня.

– Не возникло… – оскалился, разглядывая на близком расстоянии чмошника, и поджидал от него подвох.

Неужто, решил наебать меня? Я рассчитывал, что этот лох разродиться не раньше, чем через месяц.

– Тело, где? – остановил на моем ебале бегающие с прищуром глаза.

– Это так важно? Неужели, считаете, что я помиловал и отпустил его? – грязно усмехнулся, растянув кривую полуулыбку.

– И все-таки?

– В надежном месте. Замурован! Устраивает ответ? – резко изменившись в лице, с цинизмом огрызнулся.

– Плевать. Главное – дохлый. Вот. Возьми, – Сычев на протяжном расслабленном вздохе, залез во внутренний карман пиджака и достал пухлый белый конверт.

– Подогрев? – не скрывая иронии, дернул бровью и уставился на него исподлобья. – Сделка состоялась, – покачнулся на пятках я. – Условия с двух сторон выполнены. О деньгах вроде речь вообще не шла.

– Бери. Бабки лишними не бывают.

– В этом я с вами согласен и даже упираться не буду… – нагло протянул, пробежавшись настороженным взглядом по двум пачкам из стодолларовых купюр.

– Всё. Свободен. А, кстати! – словно вспомнив о чем-то важном, выставил указательный палец. – В течение недели передай все дела моему человечку. Он заедет к тебе завтра. И на месяцок-другой скатайся куда-нибудь со своей бабой.

– Нет уже никакой бабы. Вы в отпуск решили меня отправить? – хмыкнул, подозрительно сощурившись.

– Ценные кадры у меня на вес золота! Поэтому, отдыхай.

– Однако… – расслабленно и признательно улыбнулся ему, но внутренне был собран и неудовлетворен вероятному исходу.

– А девка твоя, вдруг, куда запропастилась? – как бы, между прочим, гоняет у меня интерес.

– На то она и девка. Свалила к прыщавому малолетке из шараги, – морочил ему голову.

– Теряешь хватку, Туманов? – расплылся в мерзкой довольной улыбке.

– Видааать, – деланно скорбно вздохнул, но на деле подумал: «Я ж тебе сыкло нос откушу».

– Все они бляди. Не парься на этот счет.

– А я и не заморачивался. Дырка есть дырка.

Я не врал. Я на самом деле не заморачивался и представлял в голове последнюю шмару. Так проще, чтоб раньше времени на него не накинуться и насмерть не забить молотком.

Зашагал на выход, осмысливая весь разговор с Сычёвым, но, не дойдя до главных дверей, ведущих из НПЗ на улицу, уловил за спиной невнятное кваканье:

– На территории завода курить запрещено.

Замер с незажженной сигаретой во рту и оглянулся через плечо на того самого охранника, который в данную минуту от моего пристального холодного взгляда поджал в одну тонкую линию обескровленные губы.

Прикурил с задумчивым мрачным ебальником. В прищуре изрядно затянулся и лениво к потолку выдохнул дым.

Значит, правила в игре резко меняются, и начинается другая чехарда.

Цокнув, сбил прям в парадке пепел на пол, и исподлобья вскинул на старика тяжелый взгляд.

– Хорошо. Запомню, – всерьез откликнулся я.

Повернул голову, и последовал к черному Мерсу, в котором меня дожидался Виталя. Но, видать, мне сегодня не суждено покинуть пределы ебучего завода.

В дверях нос к носу встретился с Котовым.

Да ну нахуй? Я, аж, блядь, онемел от нагрянувшей в котелке догадки.

Неспешно окинул тушу взглядом, неприятно отметив тот факт, что Макс одет с иголочки, а в пальцах суетливо теребил от недешевой тачки ключи.

– Проходишь, нет? Дорогу освободи! – обращается с гонором через губу.

Смотрю ему прямо в глаза и нехотя вынимаю изо рта зажженную сигарету.

– Ты по каким углам шкерился?

– Фильтруй базар! Давно по зубам не получал? – выплюнул и подался с пренебрежительным взглядом ко мне.

– Да, я уже прохаванный. Не очкуй. Но, ты-то… Стремная хуета, Макс, – коротко улыбаюсь. – Не к тому ты ушуршал, поджав хвост.

– Я сказал, за метлой следи! – хватает меня сзади за шею, и дергает на себя, быкуя.

– Нихуя себе ты оперился, – продолжаю лыбиться и охуевать, но дергаться на него не планировал. – Мазу правильную не хочешь держать? У бакланов из зоны научился, и с ними же наблатыкался?

– Ты, Барса-то, не касайся. Я долго хавать не буду – горло тебе ножичком перережу.

– Ой, бляяя, – насмешливо протянул. – Чушка ты мастевая, Кот. Пиздуй, нахуй, чтоб глаза мои не видели тебя.

– Уебок! – отшвырнул меня рукой к позади находившейся стене, и побрел к новому хозяину.

– С поршивой овцы хоть шерсти клок! – презрительно выкрикнул ему вдогонку.

– Ты даже представить себе не можешь, на что я готов, лишь бы от тебя подальше! – не оглядываясь, в тон мне рявкнул Макс.

– Макс, ты прям как Герасим, на все согласен, – снисходительно говорю, и с едкой усмешкой отталкиваюсь от стены.

– Иди нахуй!

– И ты будь здоров! – зловеще изрек себе под нос, растеряв в выразительном взгляде наигранное веселье.

Щелчком откинул сигарету и в верном направлении продолжил путь, а добравшись до припаркованного у ворот КПП кабана, забрался на заднее сидение.

– Трогай! – сходу отрывисто дал указание, Витали.

Локтем правой руки уперся в дверцу, и двумя пальцами – указательным и средним – отрешенный растирал какое-то время висок. В глубокой задумчивости, заставлял себя шевелить шестеренками и быстрее включать мозг. Анализировал и переваривал полученную информацию, которая никак не хотела укладываться в моей голове. Теперь бы еще правильно использовать эти знания и завернуть этим двум залупу за воротник, поскольку, оба явно захотят меня убрать со своего пути.

И мгновенно, об одной мысли, что Котова узнает, кто мог бы убить ее брата, смежил пешки, чувствуя, как начало выворачивать наизнанку и образовалась в грудине сосущая пустота.

Нет… Тогда, у меня точно ни единого шанса с ней.

– Ты столкнулся с Максом? – вполголоса заговорил Виталик, когда я хаотично гонял мысль одну за другой.

– Да. Пусть пиздует куда хочет.

– Еблан, – сухо отчеканил, Водила. – Нахуя ты вообще вытаскивал его из зоны?

Ради неё. Ради мести. Ради бывшего кореша. Вот, только обнюханный кореш, малость попутал берега.

– Не пизди, Виталя. И машину здесь останови, – сморгнул и глянул в зеркало заднего видения, сталкиваясь с ним глазами.

После того, как заглох движок, и в салоне повисла напряженная тишина, я достал из кармана пальто врученный мне конверт.

– Что случилось? Чо, там? – развернулся ко мне всем корпусом, Виталик.

– Зелень. Одна котлета твоя, вторая – моя, – протягиваю ему пачку денег.

Виталя, не торопится забирать. Недоверчиво в упор вглядывается мне в рожу.

– Что, это значит?

– Сейчас же едешь домой. Собираешь необходимое, и валишь из страны с женой.

– Пиздееец… – обескураженный, прикрыл на шумном выдохе глаза. – Я же тебя предупреждал, Туман…

– Не учи отца ебаться. Ага? Полагал, что в запасе месяц. Но, хуиплет, решил действовать иначе.

Ненавижу, когда срывают мои планы, и приходиться играть по чужому сценарию.

– Что он сказал?

– Фуфел? Пока ничего. Но в отпуск «заслуженный» отправил.

–Заеебиись! – отвалился он на спинку сидения и ладонями устало растер собственную ебасосину.

– За тобой придут, если останешься в городе, в стране. Скройся. Начни жизнь заново. Далеко отсюда, – с заднего сидения ободряюще ударил одной рукой его по плечу, а второй, откинул деньги на пассажирское.

– А ты? – сдавленно и глухо выдавил из себя Виталя.

– А у меня здесь еще незаконченные дела…

Откинулся напряженный с сосредоточенным взглядом на сидении и до боли сцепил челюсти, заиграв желваками.

Глава 7

Ульяна. 3 недели спустя. Октябрь.

Гроб погребен в стылую землю. Могила за кованным черным забором. На ней деревянный одинокий крест с черно-белым фото в большой рамке. Разнорабочие из кладбищенской мастерской второпях устанавливают впритык к ограде гранитную длинную скамейку. И я, которая в данный момент недвижимо стою и исподлобья волчьим взглядом, словно проклинаю умершего, всматриваюсь в суровое выражение лица Андрея Анатольевича.

Очередной инсульт, который он не смог пережить… Туманов старший скончался на рассвете в своей квартире, тря дня тому назад.

– Денис, ты только мне место здесь рядом с отцом оставь… – Надежда Серафимовна вновь завыла в голос, и сильнее прижалась от пронизывающего ледяного ветра к правому боку сына.

Рядом с ним, убитая страшным горем женщина казалась совсем хрупкой и маленькой.

– Мам, прекрати истерику, – осипши ответил ей, когда она вытирала платком мокрое лицо.

Краем глаза уловила, что он приобнял её рукой.

– Чтобы я без тебя делала сыночек…

Да уж… как верно подмечено.

Ну и семейка.

Собственное лицо абсолютно ничего не выражало. Уверенна, со стороны оно походило на неестественно замершее. Вдобавок хотелось отключить еще и сознание, но оно упорно сопротивлялось мне, боролось. Каждая возникшая мысль в голове подобна источнику стресса, на которое тело отвечало крупной дрожью и липким страхом. Любая мысль и воспоминание заводили меня в ловушку, изматывали, делали безвольной овцой.

Говоря откровенно, в данную минуту я состояла из сплошного комка нервов. Всему виной Туман. Стоило ему на кладбище рядом со мной зафиксироваться, и словить на себе его пристальный жадный взгляд, как меня обуял паралич.

– Привет… – единственное, что он с хрипотцой произнес, и до сих пор хранил молчание. Поскольку, я проигнорировала в свою сторону словесный выпад, шарахнувшись, будто от прокаженного к Надежде Серафимовне.

Я боялась. Панически боялась его. Боялась себя. Боялась допустить ошибку. И боялась чужих людей, которые могли сейчас мое тулово засечь около Туманова и догадаться обо всем. Накопать факты, элементарно сложить очевидное, и упечь меня за решетку. Сколько я всего натворила и наговорила за прошедшие три недели людям, опять же боялась признаться даже самой себе. Из-за Туманова я влетела по самые уши. Я до того завралась, и с каждой новой ложью глубже закапывала себя. Да и ходить далеко не нужно. Взять тот же последний допрос, на котором считала, что меня кинули в адово пекло, откуда нет обратного пути.

– Как вы думаете, почему, в тот день киллер не тронул вас? Не находите странным, что застрелили одиннадцать очевидцев, а вас оставили в живых свидетелем? Это же не была бандитская разборка.

– То есть вы утверждаете, что эти люди на фотографиях вам не известны? А по моим новым данным, Вы, Котова, состояли в отношениях и сожительствовали с данным гражданином. Вот, он. Тумановым Д.А. Скажите и теперь, что не знакомы с ним? Помните, я информировал, что предусмотрена статья за дачу заведомо ложных показаний? Хотите сесть в тюрьму вместо убийцы?

– Что в тот злосчастный день Туманов Д.А. делал на территории участка? И, почему, Вы, покинули наше здание через черный вход? Зачем его избегать, если по вашим словам – он бывший парень?

– Что ж, Вы, молчали, что приходитесь родной сестрой Котову Максиму Борисовичу? Где сейчас находиться ваш брат? Не успел освободиться, и уже сквозь землю запропастился!

Я безбожно лгала, запутывала следователей, глядя им в глаза, изворачивалась как никогда в жизни, и прикидывалась не очень-то умной девицей. Списывала все на пережитое потрясение и шок. Выгораживала не только Туманова, но принялась оправдывать уже и себя. Настолько запуталась, что выпутаться из этого клубка хитросплетений означало только одно – смерть. Самостоятельно загнала себя в угол к палачу и впала в отчаяние, склонив голову на плаху. Мечтала лишь об одном, чтоб скорее всё закончилось и про меня раз и навсегда забыли. И, казалось, только один человек видел меня насквозь. Ветров. Я узнала его. Это он в ту ночь задерживал Макса. Александр Васильевич присутствовал на каждом моем допросе и изучающе сканировал каждое движение и слово. Он ни разу не вмешивался в наш с Бикташевым разговор. Молча поодаль сидел на стуле и синими прищуренными глазами заглядывал в самую глубь души.

Я очень боялась и чувствовала себя самым ужасным человеком. И все из-за этого подонка! Но, родительницу Туманова в нужный момент послать не смогла. Потому и нахожусь сейчас в стороне рядом с ними.

С недавних пор совершенно случайно прознала, что соседи нашего дома, да и со двора, гнобят и чураются Надежду Серафимовну. Женщина проводила все время в квартире, стала затворницей, толком не выходила на улицу из-за гнета ополоумевшей общественности, которая не ленилась кричать вслед ее семьи слова проклятия, и костерить старшего сына, называя уголовником и бандитской рожей. Я стала не исключением. И впервые это поняла, когда навстречу мне шла смутно знакомая бабка, и остановилась рядом для того, чтоб сплюнуть передо мной на мокрый асфальт, обозвав при этом «Шалава!». И первое время, проживая у Ольки, поняла, что ноги растут из-за грязного языка моей матери. Что она всем наплела, ума не приложу, но зная ее, ожидать можно всякое. По слухам, мать в чем-то и была права, но, к сожалению, правду о Туманове я узнала слишком поздно.

Избавившись от иллюзий, глаза открылись, и теперь я на многие вещи смотрела по-другому. Сейчас-то я осознаю, что совершила ошибку и необдуманно бросилась в омут с головой, тем самым потопив себя, редкостную и доверчивую идиотку. Однако не сразу после случившегося получилось уразуметь. Через неделю схлынул шок и началась депрессия. Мысли о том, что Туманов весь год сочинял небылицы и убивал людей, не приносили покой. Да и собственная жизнь на глазах с каждым днем рушилась. Обида драла горло, но холодный рассудок пытался принять новую реальность. Вот уже три недели я как говно в проруби плыла по течению. Так же примерно вонючим говном и ощущала себя.

Спасибо хоть этот редкостный подлец сдержал свое слово и не показывался мне на глаза до нынешних трагичных событий. Ибо, это я ненароком наткнулась на одинокую плачущую женщину, сидевшую на лавочке у подъезда, когда приехала утром к Оле.

Надежда Сирофимовна заливалась слезами, громко стонала и звала по имени своего на тот момент покойного мужа. Застыв в трех шагах от нее, не знала, как поступить – пройти мимо или подойти. Но все решил случай. Если б она тогда меня не заметила, не подняла голову, кто знает, может, я бы и не присутствовала сейчас на похоронах Туманова старшего.

Вдвойне дура!

Родительница между тем протянула ко мне руку и на подкашивающихся ногах пошла ко мне со словами: «Андрей! Ульяшенька, мой Андрей, умер! Не оставляй меня».

Так я и узнала о случившемся.

В тот день я помогла ей подняться в квартиру. Насуплено оглядев пустое пространство, зашла в комнату, в которой когда-то жил Денис на пару с Никитой. Как сейчас помню, что сердце тотчас тревожно вздрогнуло и болезненно провалилось в ноги. Но, если я знала, где старший, то где в такой критической ситуации находился младший и предположить не могла. А поинтересовавшись у теть Нади об ее младшем сыне, получила в ответ, что тот собрал вещички и укатил в Германию. Беспокоить мать его не станет. Видите ли, у него там работа в оркестре, гастроли, грандиозные планы и светлое будущее. Выпучив на нее глаза, тяжело задышала. Смекнула, что единственная нить к Туманову, к её старшему сыну, это я. Взяв себя в руки, отправила ему короткое смс: «Андрей Анатольевич, сегодня умер. Матери нужна твоя помощь». А спустя два часа он появился на пороге своей бывшей квартиры, глянув на меня пытливо исподлобья. Какой-то неопрятный, обросший. Рваная челка спадала на звериные, сосредоточенные на мне глаза, под которыми залегли темные тени. Колючая недельная щетина покрыла подбородок и щеки. Руки грязные, как и его спортивная одежда, словно копался в машине.

В ту же минуту, когда он заполнил собой пространство квартиры, захотела броситься на выход, но Туманова остановила. Цепко схватив меня за оба запястья, большими с полными слез глазами умоляла остаться с ней. Трепала уговорами мне нервы до тех пор, пока я заторможено и неуверенно ей не кивнула. Благо, Денис, порешав все вопросы с родительницей, и успокоив ту, незаметно для меня исчез из квартиры, оставив нас двоих.

В медленном темпе, шаг за шагом, наконец, втроем покинув кладбище, потому как кроме меня, Тумановой и Дениса на похоронах никто не присутствовал, заметила на обочине дороги две знакомые иномарки, к которым Туманов вел свою мать, послушно прижавшуюся и идущую бок о бок рядом с ним.

Не останавливаясь, скрестила руки на груди, но на деле из-за пробирающего насквозь осеннего холода обняла себя. Молчаливо направилась в противоположную сторону к остановке, тем более неустанно последние несколько часов желала оказаться подальше от них. Но, не успев в нужной степени отдалиться, как в спину ударило ненавистное со свистом, разрезая хлыстом слух и ледяной ветер:

– Ульяна!

– Я сама доеду! Не переживайте! – мельком обернулась и коротко махнула рукой, вглядываясь на расстояние в заплаканную и скорбящую Туманову, будто это она ко мне обратилась.

– Дочка, как сама? Не выдумывай!

– До свидания, и еще раз примите мои искренние соболезнования! – поставила окончательную точку в диалоге и нашем споре.

Отвернулась. Выдохнула шумно.

Небось, еще есть время, раз не остановил. Начистоту, наверное, я не боялась, что он в один прекрасный день сорвет клеммы и нагрянет ко мне, а получив отказ, убьет.

Я невероятно измотана. Каждый божий день едва хватает сил держаться на ногах.

Сдулась. Крупные слезы градом сорвались с подрагивающих ресниц и покатились по щекам. Губы искривились, подбородок задрожал. А худые плечи вздрагивали от едва сдерживаемых горьких рыданий.

А вот и обратка моего зеркала…

Глава 8

Ульяна. Спустя неделю после похорон.

Остановилась посреди комнаты, и, скрестив руки на груди, ухватилась холодными пальцами за плечи.

Воскресенье. Выходной день. Без лишней спешки и суеты, никуда не торопясь, бессмысленно отсутствующим взглядом уставилась в телевизор, где тихо шел выпуск криминальных новостей на местном канале.

Последние три недели вслушивалась и интересовалась репортажами журналистов ради того, чтоб быть в курсе событий. Мне никак не давала покоя мысль и запоздало проснувшаяся совесть, что грядет что-то страшное.

А может, ожидала на повестке дня публичного обвинения, в котором меня прославят на весь город и область, выставив интриганкой и сообщницей убийцы.

Каждый день иррациональный страх душил. Навязчивые идеи днем и ночью не покидали мою чугунную голову. Банально начала развиваться паранойя.

И это я еще что-то в отношениях Туманову предъявляла?

Отныне, я как никогда понимала его чувства и дерготню, когда пришлось встать на один уровень с ним. В его случае вообще неясно, как он продолжает жить, есть, спать и спокойно передвигаться в городе. Правда, памятуя, три-четыре часа сложно отнести к здоровому сну.

Вдруг резкая трель дверного звонка разрезала мирную тишину квартиры. Я от громкого звука подскочила на месте и напряглась. Пугливо обернулась в сторону коридора и не спешила открывать последнюю преграду неизвестному, которая защищала меня. Но не успела надумать себе лишнего, как подруга, не стесняясь, замолотила в дверь и разразилась на весь подъезд отборной бранью.

С облегчением медленно выдохнула и кинулась в коридор, дабы быстрее запустить внутрь беснующуюся девчонку.

– Ты че разоралась, чокнутая? – резко распахнув дверь перед Олькой, шепотом озлобленно прошипела.

– А ты, почему, не открываешь мне?! – возмутилась она, дыхнув омерзительным перегаром мне в лицо.

– Фу! – скривилась я, и прикрыла ладонью нос, когда размалеванная девица громко начала зевать и одновременно еще умудрялась ржать.

– Я к тебе с подарочками, – хищно улыбается, демонстрируя в обеих руках по бутылке шампанского.

– И что за повод? – недовольно буркнула, плотно закрыв за ней дверь на замок.

– Необязательно нужен повод, чтоб выпить в хорошей компании, Котова, – крайне радостно пропела Рыжая, отправившись прямиком в кухню. – Чо, твой, так и не появлялся после похорон Андрея Анатольевича? – нетрезво выкрикнула, звеня бокалами. – Ульянка, где у тебя здесь штопор? А, все, нашла!

Зажмурилась, и невольно прижав ладони к лицу, взяла для себя передышку.

Терпеть не могла врать! Но именно этим я занимаюсь последний месяц. Вру всем поголовно и даже близкой подруге.

– Котова?! – рыжеволосая гаркнула рядом, подкравшись неслышно.

– Аа-а? – трусливо дернулась, растерянно вытаращив на нее округлившиеся глаза.

– Ты не слышишь меня? Я с кем говорю? Идем! – одной рукой подталкивает меня в спину к комнате, а второй, возле своего открытого декольте удерживает два стакана с пойлом.

После перестрелки и смерти Светы я замкнулась по понятным причинам в себе. А Оля… Оля пошла в разнос. Даже сейчас она выглядит так, будто бы только вернулась с загула, в котором по пунктам числилась бурная ночь и знатная попойка.

– Ты откуда такая ко мне помятая? – в зале нерешительно присела на край дивана, перехватив машинально протянутый для меня наполненный бокал.

– Я сейчас тебе таааакоеее расскажу! Закачаешься! Я тут с одним красавчиком познакомилась на дискаче вчера, – мечтательно подкатывает глаза Оля, стягивает резинку с повязанного на макушке конского хвоста, и блаженно упав на диван, невольно разливает алкоголь на свои вываливающиеся сиськи. – Блядь, да чтоб тебя!

– Подожди… – криво и коротко улыбнулась я.

Устало побрела в спальню за чистым для нее полотенцем и халатом.

После случившейся перестрелки, я надеялась осесть у Ольги, так как идти мне было некуда. Но мое пребывание в чужой квартире не продлилось долго. По истечению десяти дней, пришлось съехать, я бы даже сказала снова бежать. Сожительство с подругой закончилось в тот момент, когда из командировки прилетели родители Рыжей. А улицезрев меня в своем доме, и к тому же, прознав, что я временно проживаю у них, разразились за закрытыми дверьми в жутком на повышенных тонах скандале.

– Чтоб духу от этой макрощелки здесь не было! Ты поняла меня?

– Но, мама!

– Ольга, хватит пререкаться с матерью. Мы ясно тебе дали понять, чтоб Котова покинула наш дом! Сколько раз мы говорили тебе, чтоб ты держалась от этой вертихвостки подальше?! Не хватало нам еще из-за нее заиметь проблем.

– Макс – зэк! Проклятый, Туманов, такой же уголовничек, как и ее брат! Одним словом, бандит! Ну, разуй же ты глаза – дура! Что, соседи о нас скажут? Они и так, благодаря, ее мамаши, беспрерывно судачат о детях Котовых и Туманове! И неспроста!

– Мама, у тебя все поголовно преступники и бандиты! Плевать мне на ваших соседей. Котову я не оставлю! Хрен, Вам! Видели? Она моя подруга, и вы этого никогда не измените!

Слушая их разговор, не почувствовала ровным счетом ничего. Внутреннее опустошение и так в те дни, и по сей момент, не покидало меня. Единственно, подумала, где раньше были мои глаза и уши.

Пока родители продолжали переругиваться с Олей, оделась, и, прихватив заброшенную под кровать сумку, поскольку вещи я так и не потрудилась из квартиры Тумана забрать, беззвучно выскользнула на лестничную клетку и прикрыла тихонько за собой входную дверь.

Я благодарна Оле за вовремя оказанную мне помощь. И отблагодарила я щедро ее очередной порцией вранья, ляпнув, что помимо происходящего разругалась в пух и прах с Туманом и разорвала с ним все отношения. Идти не куда.

Без сарказма, я искренне была признательна ей. Без понятия, что случилось бы со мной, если б она не приютила на первое время у себя, и всячески не пыталась подбадривать меня. За что было дико тошно перед ней по причине моего обмана. В первый день, заявившись на порог ее квартиры в полной прострации и состоянии глубокого шока, разревелась одновременно с подругой. Оля уже была осведомлена, так как наш университет после громкого инцидента около окружного суда стоял на ушах. Абсолютно все – преподаватели и студенты – от новостей начали сходить с ума.

Не раздеваясь, мы долго рыдали в коридоре, осев на пол возле стены. Обнимая друг друга, каждая думала и переживала свое. А к ночи, Рыжая, написалась до поросячьего визга, замордовав меня и соседей сверху, которые чем-то тяжелым принялись стучать по батареям.

Оля все же после скандала с родичами обнаружила мою пропажу и не поленилась догнать, остановив в нашем дворе.

– Котова?! Котова, стой! Прости за этот стремный спектакль! Мне так неудобно перед тобой! Не слушай стариков, ладно?! Я тебя очень люблю! Куда ты теперь пойдешь? К родителям?

А к родителям мне был вход закрыт. Я за десять дней, что жила у Ольги даже не пыталась зайти к ним. Мне хватало придурошных соседей, которые по милости моей матушки, плевались при виде меня и Надежды Сирафимовны ядом.

Сплошная непруха!

Больше некуда было идти. Ни вариантов. Ни денег в кармане. Ни теплого под боком жилья. Кроме проклятых ключей от той самой квартиры в сумке. А согласиться на условия, означает принять его правила игры.

Я не была приспособлена к взрослой жизни. Не умела ни-че-го…

Туманов, нахуевертил, а расплачиваюсь на данный момент – я! Ни в какой дыре не скрыться от него! Даже, мысленно… Чёрт проклятущий!

Измотав себя до вечера, понимала, что деваться некуда… Примостившись в дальнем углу автовокзала, уговаривала принять для себя решения. Тряслась от осеннего промозглого ветра, громко шмыгала носом и размазывала дурацкие никому не нужные слезы по лицу.

Я осознавала, что пора браться за голову. Вернуться в университет, подтянуться в учебе. Если, я ко всему, потеряю на бесплатное обучение гранд, то я поистине всю свою жизнь спущу в тартарары. Даже в таком плачевном своем состоянии, давала отчет, что не могу себе это позволить. Профессия для меня являлась билетом в будущее. И единственный человек, который способен за уши вытащить меня из болота, была – я.

Пришлось с замиранием сердца вернуться в старую квартиру. Еще более боязливее в нее зайти. Одинокую и пустую. Тогда она мне показалась невероятно холодной, чужой, хотя, в свое время я была без ума от нее. Я любила её. И его… тут… А на следующее утро закинула в глубокий карман своего черного плаща все подаренные им цацки и отправилась в ломбард «Столичный». И с неприятным удивлением узнала от сотрудника, что в моих кольцах и любимых серьгах оказались настоящие бриллианты.

Козлина, даже в таких мелочах мне врал!

– Обыкновенные стекляшки. Я тебе чо, богатый буратино?

Ага! Как же!

Денег за золото получила не шибко много. На руку чистыми пятнадцать тысяч рублей. Также оценщик не преминул меня припугнуть операми и охраной, намекнув, что у такой рвани как я украшения добыты нечестным путем. А я, и правда, не имею понятия, каким образом их приобрел для меня, Туманов.

Спорить и ругаться не хотелось. Да и что скрывать, я элементарно даже торговаться не умела. Создавать себе проблемы с сотрудниками милиции тоже не горела желанием. И так в этом плане хуже некуда. Потому, плюнула и забрала причитающиеся мне. На первую пору должно хватить, если правильно распоряжаться деньгами.

– Улька!

– Что? – подпрыгнула и подняла на зашедшую в комнату подругу невидящий взгляд.

– Я говорю, ты чо умотала, и потерялась?! Я тебе вообще-то сейчас в красках своего парня нового описывала, – обиженно выхватила у меня из рук полотенце, чтоб обтереться от шампанского.

– Иди лучше в душ… – обрывочно и отрешенно пробубнила, отступив от вещевого шкафа. – А то липкой останешься.

– Потому что я сладенькая? – хмыкнула странно она, не думая долго на меня дуться.

– Потому что, одна алкашка пролила на себя шампунь, – съязвила, краем глаза зацепив небольшой экран телевизора, стоявшего на высокой тумбочке.

– Какая же, ты, зануда! – приковав к себе внимание, показала мне средний палец. – Не алкашка! А курочка вкусная!

Оля, не стесняясь, сорвала с себя платье с нижним бельем и нагая мимо меня потопала в ванную.

– Оль, без подробностей! – скривила нос, и вслед за ней, смеющейся, последовала в комнату, вновь застыв у включенного ящика.

– Брательник больше не приезжал? А Туман? Ты так мне и не ответила! – прокричала неожиданно звонко из душевой, где фоном доносился шум включенной воды.

Глава 9

Тревожные воспоминания беспорядочно заметались в голове после заданного вопроса подруги. Щеки вспыхнули огнем, и словно кровавая пелена появилась перед глазами.

Каждая попытка мысленно вернуться к диалогу двухнедельной давности с братом, оборачивалась чувством безумной тяжести и грохотом взрыва в груди.

Я не знала, где искать Макса. Но, Макс, отлично понимал, где найти меня.

Две недели назад, в выходной день, позвонил в дверь, разбудив с утра. А стоило открыть ему, сходу, как когда-то Денис, небрежно попросил: «Выйди на улицу. Надо поговорить».

И, если, тогда давний диалог с Денисом привел меня к отношениям, то беседа с братом к ссоре и перепалке.

Не имела ни малейшего понятия, почему с ним так сложно найти общий язык. Мы всегда были близки, держались вместе и обменивались мыслями. А сейчас… между нами огромная пропасть и не единой точки соприкосновения. Вероятно, стали взрослыми. Случилась переоценка ценностей. Хотя, какая к черту переоценка. Ни какой факт не изменит того, что мы брат с сестрой, как бы он не считал.

Раньше, казалось, что Макс и Денис близкие мне люди. Но жизненные обстоятельства, а может судьба, распорядились иначе. Житейские невзгоды ударной волной отбросили их от меня на довольно значительное расстояние.

Спустившись по его просьбе на улицу, присела рядом с ним возле подъезда на лавочку.

– В квартире кроме меня никого. Мог бы и войти.

– Не хочу. Мне там делать нечего.

– И мне… – прошептала со слезами на глазах и лбом устало прикоснулась к плечу Макса. – Где ты был? Где живешь? Почему, раньше ко мне не пришел? Можно, я с тобой к тебе?

– Ко мне нельзя. К родителям возвращайся! Что, наконец-то поняла свои ошибки и решила покончить со всей хуетой?! – грубо стряхнул меня со своего плеча, даже не взглянув в мою сторону.

– Макс, да что с тобой? – прошептала и немигающе вылупилась на брата, опешив от вновь агрессивного в свою сторону гонора. – Зачем, ты так? – но после его длительного молчаливого сопения, продолжила. – К родителям не пойду. Они меня гнобили, винили во всех грехах, а в последний раз отец и вовсе избил. Еле ноги унесла оттуда. Я не вывезу с ними. Понимаешь?

– Нет, не понимаю. И понимать не хочу. Значит, мало пиздили. Надо было добавить, раз с Тумановым ушла. Я б тебя сам в тот момент за лохмы, и обратно поволок домой под замок, чтоб неповадно было ослушиваться и нарушать четкие приказы, – строго внушал он.

Вскочила на ноги и со злыми на щеках слезами выкрикнула в бесстрастное его лицо:

– Я собака, вам что ли?! И… и, как у тебя вообще язык поворачивается о таком говорить! Да взгляни ты на меня!

– Ты не ори… – с холодностью изрек, подняв исподлобья тусклый взгляд. – И не выеживайся.

– А ты не перегибай! – меня затрясло как осиновый лист, но тон свой сбавила.

– Я говорю тебе дело. И пришел за тобой, чтоб поговорить и к старикам отвезти! Так что выебоны на время спрячь.

– Нет! Я к ним не поеду! Лучше тогда здесь… здесь останусь, – заплакала навзрыд и бездумно замотала головой.

– Чо, сеструха, духовные узы крепче кровных? – тянет издевательски. – Только не заливай мне снова про свою любовь! Тебе, вообще, какого жить с любовничком, который засадил твоего родного брата за решетку?

– Что? – прекратила стенания, враз обомлев от услышанного.

Руки тяжелыми плетями повисли вдоль тела, а я сама окаменевшая рухнула на скамейку.

– Я предупреждал тебя, чтоб ты к Туману на пушечный выстрел не приближалась? У меня с хуя, что ли сорвалось? Ты – овца, хоть осознаешь куда влезла? С кем живешь? Он увяз в криминале. Руки по локоть в крови. Его никто не заставлял выбирать этот путь. А все, потому что не собирался последний хуй без соли доедать! Меня упек за решетку, твоего отца до полусмерти забил, тебя, потаскуху, с легкостью прибрал к рукам, а ты после всего и рада раздвинуть ноги для него! Хорошо устроились, ничего не скажешь. Пидор гнойный, всю жизнь нам перевернул, – с яростью в глазах сплюнул на асфальт, Макс. – Короче! От меня ты ни копейки не получишь, пока не съедешь к родителям и не заберешь документы из университета. Мне такое родство нахуй не сдалось. И проблемы из-за тебя тоже не нужны. Я с уважаемыми людьми имею дело. Рви с ним. Разгребай все дерьмо, что развела в мое отсутствие и напрямик уебывай домой. А там без всяких обиняков побазарим с тобой о будущем.

– Имеешь дело с такими же уважаемыми, как Туманов?

– Твой Туманов меня предал, подставил, и упек на зону! – все это, Макс, ненавистно процедил мне в застывшее лицо, жестко схватив рукой за нижнюю челюсть. – Это его люди тебя чуть не изнасиловали на даче три года назад! Это именно он после всего выкинул тебя на улице, надеясь в твоих глазах остаться чистеньким и непорочным!

– Нет… – жалобно промямлила, умирая мысленно в тысячный раз.

– Так что, не будь предательницей, внимай словам брата, – с отвращением и цинизмом в глазах оттолкнул от себя.

Диалог поставлен на паузу. Напряженную и долгую. Времени достаточно утекло, когда я едва обрела дар речи.

– Извини, к родителям я больше не вернусь! – заговорила безжизненным голосом.

– Извини, тогда и брата больше у тебя нет! – в тон мне, сухо отозвался он.

Макс после словесной перестрелки, молча удалился, оставив в моей груди выжженную после себя дыру. В сердце воткнуто от ножа тысяча лезвий, и оно невероятно мучительно кровоточит. По факту – сердца нет. Оно не бьется. То ли еще от одного предательства, то ли от суровой реальности, которая до неутешительного финала разматывала меня.

Какое-то время еще продолжила сидеть на месте, уткнувшись слепым взглядом в одну точку, и с потрясением переваривала полученную информацию о брате, об отце, о Тумане. Где-то в глубине души очень желала, чтоб все оказалось сном, и длинная черная полоса закончилась на этом.

Глава 10

Ульяна. На следующий день после встречи с Ольгой.

– Ай! – на выходе из университета, споткнулась, и налетела всем телом на человека.

– Да куда ж ты прё… Котова?! – твердый голос осекся.

– Азаат…? Простии… Забылась совсем, – поджав от досады губы, и потирая ушибленное место на лбу, присела, чтоб поднять с крыльца учебного здания шмякнувшийся с расписанием пар свой блокнот.

– Да, ничего. Ты как? Не сильно стукнулась? – старшекурсник опустился вместе со мной на корточки, и перехватил пальцы свободной руки, желая поймать мой рассеянный взгляд.

– Угу… Ты, когда вернулся? – одновременно поднялись с ним на ноги, и рассмеялись в унисон, так как Хакимов еще и мою руку слегка встряхнул в рукопожатие.

– Сегодня. А завтра возвращаюсь обратно. Вот, решил к нашему ректору забежать.

– Что-то случилось? – затолкав блокнот в сумку, нахмурилась и обвела взглядом знакомого.

– Та нее-е… Меня ж полностью перевели в Нижнекамск. Устроили на теплое местечко по высшему разряду. Хотел отблагодарить Коноплева, – парень молча стреляет глазами на пакет, который удерживал все это время. – А ты как, Котова? Я наслышан о перестрелки с твоим участием.

Собственное лицо тотчас после его вопроса исказилось, но, Азат, этого заметить не мог, так как в моменте из универа повалили гурьбой студенты, заставив нас посторониться. Хакимов безотчетно прижал меня к своему телу ближе, пропуская выходящих. Ну, а я, естественно чисто механически сделала шаг к нему и повернула голову в сторону учащихся, совершенно случайно остановив блуждающий нечеткий взгляд на темной мощной фигуре возле дороги.

Вздрогнула от неожиданности и колени подкосились, когда пулей отскочила от опешившего из-за моей нездоровой реакции парня.

– Ульян, ты чего? Я просто…

– Извини, пожалуйста, – голос вмиг отказался подчиняться. – Мне пора. Рада была встретить тебя, – тараторила с паническими нотками. – Пока.

Стремительно развернулась, и торопливо начала спускаться по лестнице вниз. Ошарашенно глядя под ноги себе, надеялась хоть как-то оградить от опасности ни в чем не повинного человека. Ему, ведь, будет плевать, случайная это близость или нет.

– Котова?

Я не отреагировала на легкое удивление и недоумение в чужом голосе, который сходу ударился в спину, стоило мне позорно сбежать. Сделала вид, что оглохла. Честное слово, так проще. От греха!

Уткнувшись в асфальт расплывчатым взглядом, то ли из-за слез, то ли из-за обуявшего животного страха, чувствовала, как каждый мой шаг подобен страшному удару истерзанного сердца. По мере приближения к черной BMW, со скоростью летела в устрашающую черную пропасть воронки. Горела желанием бежать. Бежать так далеко. Без оглядки. Но поздно уносить ноги. От него уже не скрыться.

Собственно и не пыталась.

Подошла к тонированному у обочины автомобилю и его водителю, который вальяжно восседал на капоте. Туманов, не проронив ни звука, с непроницаемой физиономией продолжал в моем присутствии выкуривать сигарету. И все бы ничего. Но, взгляд напротив… Дикий, хищный… Он выедал, если не уничтожал. Смуглое лицо изрядно обросло щетиной и глаза из-под рваной челки колючие, черные-черные, вгоняют в дрожь. Энергетика у этого человека поистине сумасшедшая и дышать рядом с ним очень сложно. Потому, затаив дыхание, с силой вдавила в землю каблуки, и, будто неприкаянная, боялась отвести от него встревоженный взгляд.

Туманов, не разрывая со мной зрительный контакт, отбросил щелчком пальцев бычок, поправил на макушке закатанную черную шапку, и запахнул на себе полы короткой болоньевой куртки. При этом движения его были нарочито ленивыми, неторопливыми. Словно, сдерживался, давал себе некое время, чтоб усмирить свой жестокий нрав.

– Кто это был? – отрывистым кивком головы указывает в сторону университета, и скрещивает ноги в районе щиколоток, ожидая ответ.

– Какая разница? – помрачнела и неосознанно от беспомощности сжала кулаки. Волна возмущения накрыла с головой, пусть даже и готова была к чему-то подобному от него.

– Не рычи на меня, – хмыкнув, склонил голову к плечу, и лениво прошелся глазами по моей фигуре, уделив особый интерес моим стиснутым кулакам. – Разница в том, сломаю я ему руки или нет, – в злобной усмешке растянул сухие губы.

– Больной! – никак не ожидая подобного от себя выпада, вдруг ощетинилась я.

– Ты повторяешься… – оскалил, словно зверь, крупные белые зубы, посмотрев исподлобья. – А я не раз предупреждал, что будет с теми, кто посмеет к тебе прикоснуться.

– Что ты хочешь? Зачем ты здесь? – ситуация значительно обострилась, и я поспешила закончить вспыхнувшее между нами безумие.

– Ты, видать, забыла, о чем я месяц назад говорил, – лупил безжалостно по мне.

Денис даже не подозревал, как одной лишь фразой разорвал меня в клочья.

Часики натикали? Уже?

Смотрели в упор друг на друга, когда я громко сглотнула и только сейчас разжала побелевшие от чудовищного напряжения кулаки.

– Поехали, поговорим.

– Нет… – впав в необъяснимый ступор, заторможено качнула головой. – Я никуда с тобой не поеду.

– Тут разговаривать будем? – в насмешке дернул бровью и сложил руки на мощной груди, ожидая пояснений.

– Я бы предпочла вообще с тобой никак не контактировать! – с туманным взором отвела в сторону глаза.

– Разумно, конечно, но, без эффективно. Меня такой расклад в корне не устраивает, детка.

Вернула взгляд на Туманова, у которого явно зашкаливал борзометр. Впрочем, так было всегда, сколько я его знаю. Вот и сейчас стебется в тайне надо мной. Глаза посветлели на пару тонов, и заметно потеплели. На полных губах играла легкая дебильная улыбочка, которая в силах покорить не одно холодное женское сердце.

– Я не детка! Тем более для тебя! К шалашовкам своим так обращайся! – вскинулась, решив поставить его на место.

– Серьезно?

– Вполне!

– Хорошо не детка. Не находишь, я достаточно дал тебе время на раздумья? Погляжу, ты даже трястись перестала.

– На самом деле, я трясусь. Я боюсь тебя, Туманов… – режу правду в насмешливые глаза.

– Чего ты трясешься? Кого, боишься? Я хоть раз тебя пальцем тронул? – посуровел и демонстративно развел руки, от чего полы куртки разъехались в стороны. – Заметь, я и сейчас ничего не делаю. Я приехал за тобой, чтоб спокойно обсудить наши отношения. Хотя, еще тремя неделями ранее хотел скрутить тебя в бараний рог, упаковать в тачку, и больше не отпускать. Но, как видишь, я этого не сделал.

– Ты дал обещание, – прошептала, ощущая сухость во рту.

– В том числе. Ну, так что, не нагулялась, Ульяш? Бегать долго еще будешь и мозги мне делать?

– Я прошу тебя… – едва удерживая себя на ногах, с мольбой взмолилась. – Оставь меня в покое. У меня одни проблемы от тебя. Ты даже сейчас подставляешь меня, находясь рядом. Следователь догадывается о моем вранье. Они знают, что мы были вместе.

– Мы и так вместе! – вызверился и встал с капота, приблизившись ко мне на шаг.

– Не надо! – цежу, и загнанным зверьком исподлобья кошусь на него. – Не подходи. Я больше не хочу чувствовать тебя, – чуть не плача заключила я, сама не осознав, что несу. – Мы никогда больше не будем вместе. Моя воля, я б стерла себе память, чтоб тебя не знать. Я под такое не подписывалась.

– Размотала, – Туманов шумно выдохнул, сбив меня с мысли. – Я – устал. Ты – победила. Спрашиваю еще раз, долго это из тебя будет литься? Заезженная пластинка. Хватит меня морозить, Бесстыжая. Ты любишь меня, как и я те…

– Нет! – с яростью выкрикнула ему в поморщившееся лицо, не заботясь, что нас услышат на парковке. – Твоя проблема, что ты отказываешься понять. В том то и дело, что больше нет! Я – боюсь. Я – ненавижу. Но, любви – нет. Ее совсем нет, Туманов!

– Да?

– Да!

– Но, меня не ебет. Вот, как у тебя не осталось любви, так и мне по хуй!

Туманов никак не впечатлился данной речью. Хрен знает, что крутится в его чернильной темноте, кроме клуба тумана.

Замолчали на короткое время. И, пока я старалась справиться с хриплым дыханием и взять эмоции под контроль, Денис беззастенчиво лапал мою фигуру наглыми глазами, воспламеняя одним только взглядом внутренности.

Котова, очнись! Это все тот же подонок!

Мгновенно запахнула на себе длинный плащ, пряча за ним стройные в черных капронках ноги, пожалев, что оделась легкомысленно, откровенно.

– Пиздато выглядишь в этой юбке, – как назло, будто прочитав мои мысли, делает акцент на проклятой тряпке моего гардероба.

Меня так и подмывало послать его на три буквы.

– Слушай… если это все…

– Секса хочу, – ошарашив меня, коротко и натянуто улыбается. – Сейчас. Соскучился по тебе пиздец как. От одного твоего вида, яйца гудят и шляпа стоит, – в своей манере заливается соловьем, и, черт побери, внизу живота болезненно екает от его словесной конструкции.

– Не в кассу *(мимо, не по адресу). Ты всегда можешь обмахратить другую, более выгодную клумбу, – отбриваю твердым тоном, Тумана.

– Разрешаешь? – хитро стреляет мне в глаза, и ей-богу выводит.

– Ты разве не понял, что больше не нуждаешься в моем разрешении? – начинаю заводиться и незаметно для себя снова повышать на него тон.

– Ну, это ты так считаешь. У меня другое мнение по этому поводу. Вот, остынешь, оттаешь, и первым делом захочешь мне яйца отрезать. А они нам еще с тобой пригодятся. Ну, хочешь, могу пакет на голову одеть, если тебе так будет проще, – рассмеялся в голос, когда я с обреченным видом прикрыла собственное лицо ладонями.

Ему весело…

– Прекрати разыгрывать спектакль, – слабым голосом попросила Дениса. – У тебя все? Я пойду.

– Динамщица, – задумавшись, не прекращал улыбаться.

Опасаясь последующей реакции, отступила на шаг. Вскоре развернулась, в надежде поскорее исчезнуть с его глаз. Но, видимо не судьба.

Туманов проворно и незаметно подкрался. Коршуном налетел со спины. Сцапал двумя крупными лапами тонкую талию и грубо притянул мое дернувшееся в панике тело к своей каменной груди.

Меня насквозь прошило электрическим разрядом. Бросило в холод и одновременно в жар. От близости, от сильного мужского тела, ощутила, как тотчас закружилась голова, и предательское сердце заколотилось чаще. Горло обожгло. В глазах потемнело, и из-за отвращения к самой себе, глотала накатившие слезы.

Не смотря ни на какие обстоятельства, он продолжал будоражить сознание.

– Спорим, что ты завтра к вечеру уже об этом пожалеешь? – вполголоса проникновенно прошептал у уха, после чего оскалившись, прикусил мочку зубами. Своим вопросом наводил на неприятные догадки.

Выдохнувшись, прикрыла глаза. Содрогнулась в его крепких объятиях, но, кажись, сама теснее все это время прижималась к нему. Потеряв дар речи, испытывала в данную минуту слабость во всем теле, и не имела сил противостоять Денису.

Что ты делаешь со мной, Туманов? Зачем, ты это делаешь?!

– Я не хочу… не хочу… – зажмурившись, бессвязно шептала с горячими слезами на щеках себе и ему.

– Ты такая дуураа! Пойми элементарную вещь – я в этом ебанном мире одну тебя люблю, только тобой дорожу! Ради тебя пойду на невозможное!

Выворачивал наизнанку душу.

– Не нааадо, умоооляяю… – мысленно пыталась отгородиться и выкарабкаться из-под его катка, которым он садистски размазывал меня сейчас по асфальту.

– Я попробовал по-хорошему. Отныне, по-моему будет!

Резко разжал руки. Отпустил или вероятнее оттолкнул. Возможно, даже уже уехал. В то время как я, беззащитная, продолжала стоять на месте и крупно вздрагивать от тихих рыданий.

Глава 11

Несколько минут стою столбом посреди длинного опустевшего коридора с огромными на пол лица глазами. Раз за разом перечитываю на приклеенной к двери табличке фамилию с инициалами нашего проректора Ермолаева, который вызвал меня пятью минутами ранее к себе. И теперь внутренне трясусь и не могу сдвинуться с места, испытывая непреодолимый страх, что меня вот-вот отчислят. А о полученном на весь период обучения гранте, сейчас даже думать не могла. Ибо, начала провисать в учебе, появились пропуски и задолженности – слишком сильны были тягостные потрясения последнего месяца. Да и однокурсники напрягали косыми взглядами, которые не ленились изо дня в день бросать в мою сторону. Молчу уже про вчерашнюю встречу и разговор с Тумановым. Он фактически своей выходкой или очередным приемом, снова выбил почву у меня из-под ног. Лишь один его запах ледяной хвои с едва заметным ментоловым оттенком преследовал всюду меня.

Каюсь, не справляюсь эмоционально, и не вывожу физически. Но я изо всех сил пытаюсь грести. А иначе потону. Выбранная мной профессия в данный момент единственное, что еще держит меня на плаву. Я просто не имею право пустить все на самотек. А под словом «все» кроется моя дальнейшая жизнь. Есть крылатая фраза: «Как корабль назовешь, так он и поплывет».

С силой воли заставила себя не думать, и перестать запоздало грызть локти. В настоящий момент я должна сделать все от себя зависящее, не позволив руководству турнуть меня из университета.

Сжав кулаки и кивнув своим мыслям, робко постучала в кабинет проректора.

– Игорь Петрович, можно войти? – просунула светлую головешку в дверной проем.

– Котова? Заходите! – Ермолаев отвлекся от беседы, надев на глаза очки, дабы лучше меня видеть.

В просторном светлом кабинете оказался еще и Коноплев – наш ректор.