Читать онлайн Колыбельная ведьм. Скриптум Первый

© Текст. Влада Мишина, 2024

© Иллюстрации. Арина Живаго, Екатерина Латыпова, Little Lynx, Ульяна Николаева, 2024

© Оформление. ООО «Издательство АСТ», 2025

Маме.

Спасибо, что научила меня любви к книгам, от которых трепещет сердце.

Глоссарий

Ведающие – люди, обладающие магией.

Ковен – орган высшей власти ведающих, состоящий из нескольких лож и советов. Советы Ковена есть по всему миру, но основной находится в Венеции.

Триумвират Ковена – правящая верхушка Ковена, трое сильных ведьмаков и/или ведьм, избирающихся для управления делами ведающих.

Верховный ведьмак (ведьма) – член Триумвирата Ковена.

Орден Первозданного – одна из крупнейших религиозных институций в мире, испокон веков искоренявшая хаос магии. Придерживается монотеистической веры в единого бога – Первозданного.

Зимний Совет – ежегодные переговоры Ордена и Ковена. Первый Зимний Совет в 1735 году положил конец открытой вражде и охоте на ведающих.

Верховный Первосвященник – глава Ордена Первозданного, верховный иерарх Его церкви.

Верховный инквизитор – глава судебного подразделения Ордена Первозданного для борьбы с неправомерным использованием магии.

Совет дожей – светская власть в Венецианской республике, держащая условный нейтралитет в отношениях между ведающими и духовенством.

Дож – член Совета дожей, один из правителей Венеции.

Догаресса – жена дожа.

Академия – общее название учебного заведения ведающих. Несмотря на то что колледжи Академии существуют в разных странах, первым и самым престижным является Венецианский колледж, основанный в год заключения перемирия между Орденом и Ковеном.

Болезнь Сангиуса – хворь магического происхождения, поражающая ведающих, работающих с сильными проклятиями. Неизлечима.

Ведьмы и ведьмаки – ведающие, успешно сдавшие выпускные экзамены Академии.

Триада – основа мироздания, согласно религии ведающих состоящая из Отца, Ума и Матери. Орденом Первозданного признана язычеством (неофициально – ересью).

Геката – Триединая (или триликая) богиня луны, перекрёстков и магии. В Триаде занимает роль Матери.

Обитель Триады – загробный мир в религии ведающих.

Пролог

Моя дорогая Элеанора,

надеюсь, это письмо найдёт тебя в добром здравии.

Знаю-знаю, в Обители Триады нет болезней и горестей, но вежливость никто не отменял. К тому же переучивать британца писать шаблонные письма – всё равно что заставлять наших воронят не попадать в неприятности.

Кстати, о них.

Сегодня я рассчитал миссис Денверс. Если ты читала мои прошлые письма (а я продолжаю в это верить, иначе не переводил бы столько бумаги каждый месяц), то наверняка помнишь, что она была в нашем доме няней целый месяц. Это успех: предыдущие не задерживались дольше недели. Однако и её постигла незавидная участь покинуть Кроухолл.

Что же произошло, спросишь ты? Всё просто: я был в экспедиции и за время отсутствия получал из дома исключительно положительные вести. Эстер и Тадеуш, судя по телеграммам, вели себя как настоящие наследники фамилии – достойно.

Представь моё удивление, когда по возвращении я увидел их обритыми наголо! Разумеется, идея принадлежала Тадеушу, но провернула всё Эстер, поддавшись на его уговоры. К тому же сила пробудилась пока только у неё. Она использовала бытовое заклинание бритья, которое они подслушали под дверью моей ванной.

Ты бы наверняка сразу вернула им волосы, но я посчитал, что в качестве наказания они могут походить и так. Откуда мне было знать, что наши сорванцы станут мастерски пародировать друг друга и превратят мою жизнь в Геенну на добрые несколько недель?

Ах да, миссис Денверс. Её уход отчасти связан с этими событиями. Прошу, не хмурься, я не выгонял её: получить полный расчёт и покинуть Кроухолл было её личной инициативой, я бы даже сказал, настойчивой.

Дело в том, что Эстер и Тадеуш умны. Прежде чем использовать заклинание бритья на себе, они, разумеется, проверили его на наименее важном, по их мнению, обитателе Кроухолла – миссис Денверс. Слава Гекате, им хватило ума не выбирать жертвой подопытную миссис О’Бирн, иначе, боюсь, любые мои наказания показались бы истинным избавлением.

Нет-нет, не переживай, экономка любит их всей душой, но ей хватает одного взгляда, чтобы породить в детских сердцах благоговейный страх. Возможно, именно этого не хватало няне Денверс.

Знаешь, я ведь прекрасно понимаю, что пишу эти строки только для себя. Может, ты видишь их, может – нет. Если Обитель всё-таки существует и мне когда-нибудь будет дарован путь в неё, я обязательно расспрошу тебя об этом.

Но пока я просто завершу это письмо, положу в конверт и запру в сейфе, как и сотни предыдущих. Мне всегда казалось, что вести дневник – трата времени, однако общение с тобой послания тебе как раз и стали моим дневником. Надеюсь, ты не против. А если против, то дай мне знак.

Нора, пожалуйста, дай мне хоть какой-нибудь знак.

Искренне твой,

А. Кроу

I. Ведьма

«…в 1735 году в Венеции состоялся первый Зимний Совет, на котором Ковен и Орден заключили перемирие, положив конец охоте на ведающих. Этот год было решено избрать для нас началом нового летоисчисления».

(Запись в дневнике верховного ведьмака Триумвирата Ковена.)

ИЮНЬ

154 год от Зимнего Совета

1889 год от Рождества Первозданного

Фитили парящих под потолком свечей подрагивали, вторя взволнованному дыханию полусотни ведающих, собравшихся в большом круглом зале. Пока ещё ведающих, но совсем скоро – ведьм и ведьмаков.

Честно говоря, я бы предпочла, чтобы нас вызывали по одному и просто выдавали дипломы, и желательно в уютном тихом кабинете ректора или, ещё лучше, в кабинете профессора Санторо. Я ничего не имела против главного зала Академии: он отлично передавал всю величественность магии. Элементы готической архитектуры переплетались с пышностью итальянского барокко. Высокий купольный потолок был исписан реалистичным звёздным небом; в центре, на светлом мраморном полу, красовался фонтан, увенчанный символом Академии – растущим полумесяцем, заключённым в сложную геометрическую форму звёздчатого тетраэдра и опоясанный тонким кругом, символизирующим полную луну. Над залом находилась галерея, к которой с двух сторон от фонтана вели две лестницы. Всё это создавало особую магию, но я хотела уюта.

Взгляды всех ведающих, ожидающих начала церемонии, были устремлены к галерее. И по какой-то неведомой причине мои однокурсники каждые несколько минут шагали всё ближе к ней, делая нашу и без того плотную толпу удушающей.

Я поморщилась, стараясь не огрызнуться на наступившего мне на ногу юношу. В голове билась одна мысль: «Ненавижу толпу!»

– Ты на выпускном, а не на заклании! Расслабься, сестрёнка. – Ехидный шёпот Тадеуша ненадолго помог мне отвлечься от нарастающей паники.

Искоса посмотрев на него, я поняла, что брат, как всегда, был абсолютно спокойным и радостно улыбался. Ещё бы: в отличие от меня, он обожал всевозможные сборища.

– Я всё чаще сомневаюсь в том, что мы родственники, – пробормотала я.

– Зря! – отмахнулся Тадди. – Тебе повезло разделить со мной семейную красоту.

Он провёл рукой по густым светлым волосам с едва заметной рыжиной. Хотя нет, это у меня волосы отливали привычным британцам рыжим цветом, а на голове Тадеуша он удивительным образом становился золотым. То же можно было сказать и про глаза: брат был обладателем тёплого зеленоватого оттенка, помогающего ему одним взглядом завоёвывать доверие любого. Я же обычно видела в зеркале нечто среднее между холодным зелёным и прозрачным голубым. Эти цвета, как говорил опять же Тадеуш, делали мой взгляд надменным и осуждающим. Я давно смирилась с этой несправедливостью и даже научилась любить свою внешность.

Однако в чём-то брат был прав: наши тонкие носы с чуть вздёрнутым кончиком, ямочки на подбородках и высокие скулы были показателем родства. Не будь их, я бы точно начала сомневаться в том, что мы близнецы.

– Тадди, мы можем разделять многое, но не любовь к шумным сборищам, – наконец ответила я.

Брат театрально закатил глаза и тут же отвернулся к миловидной однокурснице. Как обычно.

Я давно привыкла к тому, что мой близнец умел находить общий язык со всеми. Тадеуш с самого детства знал, что сказать и как понравиться каждому. Девушки готовы были продать душу за его внимание, а мужчины – за дружбу. Я тихо усмехнулась, вспоминая, как брат получил зачёт по алхимии, просто сделав комплимент одеколону профессора Бронте.

Да, его улыбки работали даже на преподавателей, правда, не на всех.

Я подняла взгляд на галерею: туда из высоких каменных дверей с барельефами богини Гекаты шагнула статная пожилая дама – профессор Санторо.

Вот с ней никакие улыбки никому не могли помочь. Её уважение способны были вызвать только знания и дисциплина.

Поймав мой взгляд, профессор едва заметно кивнула.

– Ты, как обычно, с нашей Франческой перемигиваешься? – ухмыльнулся Тадеуш.

– Если профессор услышит, как ты её называешь, наречения тебе не видать.

– Вот не надо! Фрэнни знает, что её предмет для меня святое. Проклятия я всегда учил: мне их ещё преподавать.

– Ты уже говорил с ней?! Она взяла тебя ассистентом? – Мысли о давящей толпе окончательно отступили.

Стать профессором проклятий было мечтой Тадеуша, тем, к чему он действительно подходил со всей серьёзностью. Однако Санторо, которая была единственным преподавателем Академии в этой сфере, не давала ему особых надежд на ассистентуру после выпуска.

– Не совсем взяла… Она наконец намекнула, что такое возможно. Но есть ещё кандидаты, – тихо сказал Тадеуш, осматривая толпу студентов.

– Мы были лучшими на курсе! – пробормотала я. – Кого, кроме тебя, они вообще могут рассматривать?

Брат отвёл взгляд. Я достаточно хорошо его знала, чтобы понять: он что-то недоговаривал.

– Тадди, кто другой кандидат?

Получить ответ не вышло: все студенты разом затихли, и я ощутила, как главный зал Академии наполнился гудением магии – наречение начиналось.

На галерею вышел высокий мужчина. Он был облачён в чёрное, и его лицо от линии волос до подбородка скрывала мрачная маска со странными узорами. Казалось, весь его тёмный образ был призван выделить белоснежную седую прядь в коротких волосах цвета вороного крыла.

«Неужели в этом году нас будет нарекать сам Ворон? – думала я. Сердце пропустило удар. – Мы правда окончили Академию, как и хотела мама…»

Тадеуш, не отводя взгляда от галереи, сжал мою руку. Я мысленно усмехнулась, наконец поняв, что он тоже только притворялся, что не волнуется. Стоило сжать его руку в ответ, как тугое напряжение в груди ослабло: вместе нам всегда проще было переживать тревоги. И если прикосновения, объятия и рукопожатия обычно были нужны только Тадеушу, так быстро привыкшему к типичным для итальянцев приветственным поцелуям, то сейчас и я была до безумия рада держать его за руку.

Профессор Санторо обвела студентов бесстрастным взглядом.

– Я приветствую вас, ведающие Венецианского колледжа Академии, – голос женщины торжественно разнёсся по залу. – Каждый из вас прошёл долгий путь, изучая, тренируя и постигая магическое искусство. Каждый из вас достоин чести называться ведьмой и ведьмаком.

Тадеуш едва слышно хихикнул:

– Что, каждый может быть и тем и другим?

Я зашипела на него, призывая к порядку, но он лишь усмехнулся.

Профессор продолжала говорить о важности проведённых в Академии лет, о будущем, что мы построим. Разумеется, она напомнила о том, как ещё несколько веков назад ведающие вынуждены были скрывать свои силы. О кострах. Предубеждениях. Страхах. При этом Санторо ни слова не сказала про Орден Первозданного и про тех, кто был в этом виноват.

Я понимала, что наше поколение просто хотели отучить от ненависти, показать, что новый мир, начавшийся с заключения мира на Зимнем Совете, зависит в том числе и от нас. Но что-то внутри противилось такому замалчиванию. Что-то древнее, впитанное с кровью сожжённых на кострах предков.

– Теперь настал ваш час принять ответственность – быть наречёнными, – завершала свою часть Санторо. – И эту честь вам окажет верховный ведьмак, член Триумвирата Ковена, синьор Ворон.

Мужчина, облачённый в чёрное, шагнул ближе к балюстраде галереи.

– Просто Ворон, – сказал он спокойным глубоким голосом, который явно не видел смысла повышать.

Да и зачем? При первом же его движении зал и так погрузился в звенящую тишину.

Профессор Санторо вздёрнула бровь, нехотя отступая назад. Должно быть, ей не понравилось то, как верховный ведьмак исправил её. Пожалуй, только член Триумвирата и мог позволить себе такую дерзость.

Ковен был нашей властью и защитой. Ведающие попадали под его контроль с момента проявления силы. Множество лож Ковена управляли различными делами нашего общества, а его советы находились по всему миру, но в первую очередь все подчинялись, конечно же, Триумвирату. В него входили трое сильных ведающих, избираемых общим голосованием раз в поколение. Все мы признавали власть Триумвирата, который представлял наши интересы наравне с правительствами различных стран.

Я могла быть подданной Британской империи, но Ковен всегда оставался важнее короля. И если бы, не дай Геката, я совершила магическое преступление, судил бы меня тоже Триумвират или представители одной из лож.

– Вы наверняка ждёте торжественной речи. И получили бы её, будь на моём месте Лукреция.

Я не сразу поняла, что он говорил о своей коллеге – верховной ведьме и единственной на данный момент женщине в Триумвирате. Все и всегда уважительно называли её верховной ведьмой Фиоре, но никогда просто Лукрецией.

Хотя если верить слухам о возрасте Ворона, то удивляться не стоило. Ему было простительно любое панибратство.

– Однако Лукреция занята, – продолжал мужчина, по-прежнему говоря тихо и почти скучающе. – Что касается Белогора, то он пытается убедить кайзера в том, что мы не отродья дьявола и появление Академии в Германии не станет Судным днём.

В зале раздались сдавленные смешки: мы знали, что Ковен уже несколько месяцев пытался вести переговоры с Германией, но осторожным статьям в газетах было сложно верить. А вот ехидные слова члена Триумвирата описывали ситуацию очень точно.

Так в зале прозвучало имя последнего члена Триумвирата – Белогора. В отличие от верховной ведьмы Фиоре, фамилию этого ведьмака не знал никто, и к нему обращались просто: верховный ведьмак Белогор. Однако и в этом случае Ворон отступил от традиций, оставив только имя.

– Поэтому вы вынуждены лицезреть меня, – сказал мужчина, склонив голову в едва заметном поклоне.

Я скептически осмотрела его маску, без которой никто и никогда его не видел. Лицезреть – это вряд ли.

– Речь пропустим. Мне ещё читать все ваши имена, – верховный ведьмак коротко кивнул своим мыслям.

По толпе студентов прошёл ропот.

– Как же без речи? – шепнула Кирин, худенькая и обычно немногословная выпускница факультета целительства.

– И без поздравлений лучших студентов?.. – соглашался с ней рыжеволосый парень из боевых ведающих, чьё имя я за пять лет учёбы так и не узнала.

– Нам даже церемониальное пламя не явят? – намного громче, чем остальные, возмутился Тадеуш.

Краткий миг возмущения студентов прервала профессор Санторо. Она недовольно кашлянула, призывая нас к тишине, и щёлкнула пальцами. В воздухе перед Вороном загорелось первое имя, вычерченное каллиграфическим почерком.

Член Триумвирата откинул белую прядь, упавшую на маску, и начал церемонию наречения.

– В сто пятьдесят четвёртый год от Зимнего Совета… Антонио д’Аллегро, нарекаю тебя ведьмаком.

Имя в воздухе сменилось.

– Вильгельмина Айдингер, нарекаю тебя ведьмой.

Поначалу после каждого имени студенты начинали аплодировать, но Ворону явно не хотелось удлинять церемонию. Он почти скороговоркой произносил имена, не давая нам возможности даже взглядом найти нового наречённого счастливца. Огненные буквы в воздухе едва успевали сменяться.

– У вас с ним много общего, – недовольно буркнул Тадеуш.

– О чём ты? – спросила я, пытаясь уследить за гаснущими буквами очередной фамилии.

– Ему, как и тебе, очевидно, хочется побыстрее скрыться из виду.

– Не все любят внимание, как ты, Тадди.

Брат кисло улыбнулся, но я знала, что он уже давно смирился с различиями между нашими характерами. Мы всегда принимали и любили друг друга такими, какие мы есть.

– Эстер Кроу, нарекаю тебя ведьмой. Тадеуш Кроу, нарекаю тебя ведьмаком.

Услышав своё имя, я замерла.

«Ведьма». Привычное слово заиграло новыми красками. Ворон уже давно называл следующие имена, но мы с Тадеушем смотрели друг на друга, не слыша ничего.

– Мы сделали это, сестрёнка, – улыбнулся Тадди.

– Мы справились! – от волнения я сорвалась с шёпота на писк, за что получила укоризненный взгляд от профессора Санторо.

Остаток церемонии прошёл быстро.

Едва только отзвучало последнее имя, Ворон бросил короткое и насмешливое «Поздравляю» – и скрылся за дверьми галереи.

Несколько девушек, стоящих недалеко от меня, грустно вздохнули.

– Они даже лица его не видели… – пробормотала я, не понимая причины, такой романной реакции.

– Таинственный могущественный мужчина с колким юмором. Большинству этого хватает, чтобы вздыхать, – ухмыльнулся Тадеуш.

– Глупо, – подытожила я.

– Вот влюбишься хоть раз, тогда и поговорим, – отмахнулся брат.

Восторженные ведьмы и ведьмаки постепенно покидали зал, чтобы отправиться праздновать. Тадеуш уже потянул меня к выходу, как с галереи раздался голос Санторо:

– Синьорина Кроу, задержитесь.

Я замерла, боясь представить, что могло понадобиться от меня профессору в такой момент. «Неужели отчитает из-за того, что я болтала на церемонии?..» – Эта мысль была самым разумным вариантом, хоть и весьма неприятным.

Профессор спустилась, когда в зале остались только мы с Тадеушем. Я сразу решила пойти по пути извинений, чтобы не затягивать неловкий выговор.

– Профессор, простите, я…

– Синьорина Кроу, хватит трястись. Я не собираюсь вас отчитывать, – махнула рукой Санторо. – Да и вы больше не студентка, а самостоятельная сильная ведьма.

Я выдохнула, незаметно вытирая вспотевшие ладони о юбку.

– Простите, профессор. Привычка.

– Я знаю, что вы не любите совершать ошибки. Но если совершили, то готовы извиниться. Это я тоже знаю и уважаю.

Женщина бесстрастно взглянула на Тадеуша. Он немного нервно ей улыбнулся и отошёл, давая нам возможность поговорить.

Я мысленно поставила себе цель непременно спросить про его ассистентуру. У нас с профессором были довольно хорошие отношения, и надежда на то, что она прислушается к моим словам, пусть и маленькая, но была.

– Вы уже определились со своей дальнейшей карьерой? – спросила женщина, проницательно глядя мне в глаза.

– Конечно, профессор. Мы обсуждали с вами, что я начну работу над диссертацией по природным проклятиям, – ответила я, надеясь, что Санторо не забыла о наших договорённостях и отправила запрос на место моей дальнейшей деятельности – в Йоркшир.

– Да-да, это я помню, – женщина неопределённо кивнула. – Но рассматриваете ли вы другие перспективы?

– Хм… Не думаю, профессор. Вы знаете, к чему я шла с первого же года обучения.

Словно не услышав моих слов, Санторо продолжила:

– Довольно скоро я планирую сменить профессорский плащ на кое-какой иной…

Я уже поняла, о чём она собиралась сказать, и молилась Гекате, Первозданному да всем, кому только можно было, чтобы моя догадка оказалась ошибкой. Но, увы, боги были не на моей стороне, потому что профессор произнесла именно те слова, которых я так боялась:

– Мне бы хотелось, чтобы должность профессора по проклятиям после меня заняли вы.

«Нет! Нет-нет-нет!» – вот и всё, что было в голове. Краем глаза я увидела, как Тадеуш дёрнулся. Мне вспомнились его слова о других кандидатах на должность ассистента и странный взгляд на меня. Он знал, точно знал, что Санторо рассматривала мою кандидатуру.

– Не сразу, конечно. Сначала вы станете моим ассистентом, возьмёте под крыло первые курсы…

– Нет, – быстро пробормотала я.

– Mi scusi?..[1] – Санторо недовольно изогнула бровь.

Я бросила быстрый взгляд на брата, набираясь смелости.

– Благодарю вас за доверие и столь щедрое предложение, профессор. Получить его от вас – большая честь. Но я этого не хочу.

Женщина внимательно посмотрела на меня, а следом – на Тадеуша. В следующий миг на нас опустился немного давящий магией прозрачный полог тишины.

– Девочка, семья – это очень важно, но нельзя всю жизнь жертвовать своими желаниями ради брата, – растеряв всю профессорскую строгость, профессор смотрела на меня с почти материнским неодобрением.

– Вы правы, – мне с трудом далась спокойная улыбка. – Но я ничем не жертвую. Остаться в Академии, преподавать, быть в центре событий и среди шума студентов – это мечта Тадеуша. Вы сами знаете, что ваш предмет был для него главным. По проклятиям он не пропустил ни одной лекции, изучал всё, что мог найти, – готовился к академической карьере.

– Я прекрасно знаю, чего хочет Тадеуш, – строго сказала Санторо. – Он не прекращал информировать меня о своих желаниях последние три года. Но меня интересует, чего хочешь ты?

– Я хочу исследовать, писать, – честно ответила я. – Мне тяжело общаться с людьми и тем более будет тяжело преподавать.

Профессор поджала губы. Полог тишины над нами рассеялся.

– Я желаю вам удачи, синьорина Кроу. Можете идти, – холодно сказала она.

Я постаралась как можно незаметнее выдохнуть и поспешила отойти к брату.

– Синьор Кроу, вы задержитесь, – приказала Санторо, больше не глядя на меня.

Напряжённый Тадеуш вопросительно пожал мне руку. Я ободряюще кивнула, всем видом пытаясь показать, что всё будет в порядке, и шепнула:

– Буду ждать тебя у Флориана.

Уже на выходе из зала я вновь услышала голос профессора:

– Вы всегда преодолевали то, что давалось вам тяжело, синьорина. Надеюсь, впредь так и будет.

Мне оставалось лишь кивнуть и оставить брата решать его будущее.

II. В крысу превращу!

«В кафе «Флориан» начали подавать венский торт «Захер». Говорят, он ни в какое сравнение не идёт с оригинальным десертом из кондитерской «Демель» в Вене, но почему-то и у нас исчезает с витрины с завидной скоростью. Я опаздываю, однако очень хочу попробовать хоть кусочек. Если получится, постарайся отвоевать мне порцию».

(Записка Тадеуша, переданная Эстер на втором курсе.)

В кафе «Флориан» на площади Сан-Марко все столики были заняты. Впрочем, как и всегда: одно из самых старых и известных кафе в Италии продолжало держать марку качества, предлагая посетителям не только несравненный кофе, но и изобретательные десерты.

Только на этот раз в толпе не было почти ни одного студента Академии, кроме меня. Выпускники наверняка отправились праздновать в кабак, куда допускались только ведающие, – «Уголок Данте», а младшие курсы всё ещё сдавали экзамены.

Я с грустью опустила взгляд на свою форму. Синий сюртук с асимметричными серебряными пуговицами был украшен на левом плече вышитым символом Академии. Длинная строгая юбка того же цвета была удобной и элегантной: в ней можно было как бегать на практических занятиях за проклятыми предметами, так и присутствовать на важных церемониях, таких как наречение. Я любила форму Академии и, будь моя воля, продолжала бы в ней красоваться ещё долгие годы. Однако по правилам уже завтра мне предстояло отнести её в святилище Гекаты в качестве благодарственного подношения за помощь в учёбе.

Мысли в голове путались: сказывались волнение и радость. Увидев, что один из столиков освободился, я поспешно скользнула за него и попыталась привлечь внимание официанта.

– Прошу прощения… Вы не могли бы?..

Неуверенные слова тонули в гомоне людских голосов. Уставший официант бегал между столиками, не замечая моих робких взглядов и попыток приподнять руку.

«Подожду, пока станет поспокойнее. Спешить всё равно некуда», – решила я. В голову пришла забавная мысль: если бы я говорила со всеми, как нас учили на теоретическом курсе по изгнанию демонов, то заказ был бы уже на столе.

Мысленно усмехнувшись, я одними губами произнесла:

– Приказываю тебе именем твоим принести две чашки кофе!

Реакция на подобное обращение у официанта явно была бы бурная.

– Развлекаешься?

Я вздрогнула и резко обернулась к подкравшемуся Тадеушу. На его лице сияла довольная улыбка. Настолько довольная, что мне даже не надо было задавать никаких вопросов: он очевидно получил от Санторо одобрение его кандидатуры на должность профессора.

Но, разумеется, я приготовилась расспрашивать Тадеуша обо всех деталях: лишить его удовольствия лишний раз похвастаться было бы слишком жестоко с моей стороны.

– Ты что, ещё не взяла ничего? – удивился Тадди, садясь за стол напротив меня.

– Не знала, что ты хочешь, – соврала я.

– Ну, конечно. Мы ведь так часто пьём здесь что-то кроме кофе.

– Вот сам и заказывай! Мне не хотелось кричать на всю площадь в попытке дозваться официанта.

Тадеуш мягко улыбнулся, и я была благодарна за то, что он не стал и дальше шутить. Брат поднял руку, изящным движением подзывая официанта. Тот мгновенно оказался у нашего столика.

«Вот это настоящая магия. Магия уверенности», – я слабо улыбнулась. Оставалось надеяться, что на родине без Тадди мне лучше будет удаваться самой общаться с людьми. Иначе в йоркширских пабах я не смогу заказать даже воскресное жаркое[2].

Вскоре официант поставил перед нами две чашки кофе и комплимент от заведения в виде порции кантуччи[3].

– Как прошёл разговор с профессором? – спросила я.

Тадеуш грустно опустил глаза. Артист! Настоящий артист!

– Только давай сразу правду, ладно? – не выдержала я. – Вижу же, какой ты довольный.

– А как же интрига?! – всплеснул руками Тадеуш.

Однако оценив мой скептический взгляд, всё-таки рассмеялся.

– Ладно. Правда так правда. Ты сейчас говоришь с ассистентом Санторо и будущим профессором проклятий венецианской Академии!

– Всё решено?!

– Разумеется. Ты ведь сама сказала, что мы были лучшими на курсе по этой специальности. А раз ты предпочитаешь бегать по проклятым пустошам, то у них оставался только я.

После этих слов радость во мне сменилась стыдом. Я знала, что никогда не давала Санторо надежд на то, что мне интересен профессорский путь, но всё-таки именно меня хотели предпочесть Тадеушу.

– Тадди, я хотела извиниться. У меня и в мыслях не было, что профессор хотела предложить…

– Перестань, – на удивление серьёзно оборвал меня брат. – Мы оба знаем, что ты была бы идеальным преподавателем: отличница до мозга костей. И если бы ты сама этого хотела, то я просто выбрал бы другое направление.

– Ты будешь прекрасным профессором, Тадди, – улыбнулась я, салютуя ему чашкой кофе.

На щеках Тадеуша появился легкий румянец.

– Только если ты будешь напоминать мне об ответственности, – ответил он, чокаясь с моей чашкой уже надкусанным кантуччи.

Болтая обо всём и ни о чём, мы даже не заметили, как остались последними посетителями кафе. На Венецию уже опустилась туманная ночь, и официант быстро рассчитал нас, убирая посуду.

– Я поеду к отцу перед началом учебного года, – тихо сказал Тадеуш.

Уже собираясь встать из-за стола, я замерла.

– Я не смогу: активность на проклятых пустошах начинается через неделю и растёт до ноября. Мне надо быть там для диссертации.

Слова застревали в горле. Пусть они и были правдой, но мне самой казалось, что я просто сбегаю.

– Он был бы рад видеть нас обоих, – предпринял ещё одну попытку Тадди.

– Знаю. Я напишу ему.

Брат устало покачал головой.

– Колючка, ты же знаешь, что наша специализация подразумевает риски. Никогда не знаешь, какое проклятие попадётся. Никогда не знаешь, сможешь ли вернуться…

– Просила же не называть меня Колючкой, – я поморщилась. – Обещаю, что обязательно съезжу к папе. Но сейчас мне нужно сосредоточиться на деле, чтобы минимизировать те самые риски.

Тадеуш ничего не ответил. Однако я и так знала, что он не одобряет моё нежелание возвращаться домой.

Тадди был меньше похож на маму. Отец не смотрел на него с той же болью, с которой глядел на меня, и не требовал столько, сколько от меня.

Я постаралась улыбнуться. В конце концов, сегодня мы стали ведьмой и ведьмаком. Нужно было праздновать, а не спорить.

– Пойдём, проводишь меня и отправишься уже в «Уголок Данте», а то я вижу, что тебе не терпится.

– Всё-то ты знаешь! – ухмыльнулся Тадеуш.

Он, как никто другой, умел забывать тревоги почти мгновенно.

– Надо соответствовать гордому званию сестры.

Наверное, нам стоило уйти раньше. Мы наверняка могли предотвратить то, что последовало за нашими безобидными посиделками. Но за последние несколько лет такого не случалось, и мы расслабились.

В галерею Дворца Дожей, где располагалось кафе «Флориан», вошли три пошатывающихся докера.

– Парни, тут это! Мракобесы сидят!

Неприятного вида мужчина говорил на английском, и даже через бессвязную речь пробивался знакомый британский акцент. Должно быть, какое-то грузовое судно пришвартовалось, и они решили выпить на суше.

Тадеуш высокомерно взглянул на пьяниц.

– Пойдём отсюда, – я потянула брата за руку, но двое из докеров обошли нас, преграждая путь.

– Куда зат-торопились?.. – Тот единственный мужчина, кто говорил, противно икнул. – Совсем обнаглели! Ходят свободно, как нормальные люд-ди.

– Отошли. Быстро! – приказал Тадеуш.

Но по пьяным ухмылкам я уже видела, что докеры не послушаются. Они загоготали, а тот, что говорил, шагнул ближе к нам.

– Вас сжигать надо, как раньше.

Я зажмурилась, понимая, что теперь и от Тадеуша благоразумия ждать не стоило.

– А ну повтори! – зашипел брат.

Нужно было что-то придумать и как-то остановить его. Все ведающие время от времени сталкивались с теми, кто не принимал нас и нашу свободу в обществе. В некоторых странах это было серьёзной проблемой: люди под влиянием Ордена ненавидели магию. Но в Венеции, где находился основной колледж Академии и заседал Триумвират Ковена, такое случалось редко. Даже с учётом того, что и Святой Престол Ордена тоже был здесь.

– Господа, а как вы относитесь к крысам? – тихо спросила я.

– Эээ, чего? – не понял говорливый докер.

Я наигранно холодно улыбнулась, шагая ближе к мужчине.

– Крысы. Первыми бегут с корабля, переносят болезни, а в больших количествах способны сожрать даже человека…

– Ты чё несёшь? При чём тут крысы?..

– Крысы очень важны, потому что мне достаточно щёлкнуть… – я резко вскинула руку, сложив пальцы для щелчка, и докер отшатнулся. – Всего один щелчок – и вы станете крысами. А я потренирую на вас точность своих заклинаний. В конце концов, убийство крыс ничем не карается.

Молчавший до сей поры долговязый докер потянул своего говорливого друга за грязный рукав.

– Э, дружище, пойдём отсюда, они же того…

– Да ну их! Лучше выпьем! – поддержал его третий мужчина со шрамами от оспы на щеках.

Я видела борьбу на лице главного докера: страх смешивался с пьяной кровожадностью. Сложно сказать, что двигало им. Возможно, этот человек свято веровал в заветы Ордена. Может, ведающие когда-то навредили ему или кому-то из его близких. Другого объяснения столь лютой ненависти я не могла придумать.

Тадеуш встал рядом со мной.

– Пожалуйста, оставайтесь, – с ехидной улыбкой предложил он. – Нам так редко удаётся потренироваться на людях.

Докер смотрел на нас ещё мгновение, затем смачно сплюнул на землю и сделал знак своим друзьям.

– Уходим!

Я бесшумно выдохнула, надеясь, что они поскорее скроются из виду, но мужчина решил сказать последние слова:

– Сукины дети…

«Зря…» – подумала я, понимая, что теперь последствий было не избежать.

– Что ты сказал?! – закричал Тадеуш.

Я среагировала мгновенно: бросилась между братом и докером, едва успевая выставить энергетический щит. По рукам прошла вибрация магии – теперь от кончиков пальцев до локтя они светились серебристым цветом, в котором вспыхивали белые и тёмно-синие молнии. Я знала, что то же самое происходило и с моими глазами – за сиянием скрылись белки и радужки. У каждого ведающего сила проявлялась по-своему. В моём случае это была гроза в звёздном небе.

Тадеуш же стал безграничной тьмой. Его магия вихрилась по всей левой части тела, делая его наполовину похожим на густую ночную тень со всполохами фиолетового цвета. Эта мощь готова была поглотить зарвавшихся докеров.

– Тадди, остановись! – крикнула я, надеясь достучаться до брата.

– Он. Оскорбил. Нашу. Мать, – сквозь зубы прошипел он.

– Да, но он не стоит того, чтобы ты нарушал закон. Он не стоит твоих сил, Тадди! Ты знаешь, что будет, если используешь против него магию!

Видя, что Тадеуш не двигается, я медленно развеяла щит.

– Не оставляй меня одну. – Мой голос сорвался на шёпот.

Брат отпустил так и не завершённое заклятие. Его тьма рассеялась, и я успокаивающе улыбнулась ему.

А в следующий момент ощутила холод заточки, приставленной к горлу.

– Точно… Вам же нельзя использовать магию против нормальных людей, – шумно выдохнул мне на ухо главный докер, надавливая лезвием сильнее. – А ты пыталась надурить нас, ведьма!

Я едва могла дышать от запаха пота и алкоголя, окутавших меня. Из пока неглубокого, но ощутимого пореза на шее стекала тонкая струйка крови.

Тадеуш бросился ко мне, но два других докера скрутили его, выворачивая руки.

– Тадди! – пискнула я и тут же получила ощутимый тычок в спину.

– А ну, тихо ты! – велел докер.

Я надеялась, что появится хоть кто-то, способный помочь или сообщить о происходящем в Академию, но с наступлением ночи площадь Сан-Марко всегда пустела.

– Потащили их, парни, – загоготал мой пленитель. – Тут недалеко есть местечко.

Тадеуш начал что-то бормотать.

– Тадди, пожалуйста, не делай глупостей! Если используешь против них магию, тебе заблокируют силы, могут даже казнить… Тадди, мы справимся и так! – уговаривала я его.

К сожалению, долго кричать мне не дали и заткнули рот какой-то вонючей тряпкой. И всё равно я продолжала умоляюще глядеть на брата, надеясь, что он не станет использовать магию. «Мы справимся, мы обязательно что-нибудь придумаем, не нарушая закон».

Однако докеры решили вопрос более радикально.

– Ну-ка поспи чуток, пока мы с девкой развлечёмся… – прошипел один из них.

Смачный удар, и глаза Тадеуша закатились, а сам он повис на руках пьяниц. Я снова дёрнулась, мыча через кляп, но новый шёпот главного докера заставил меня замереть.

– Шагай, а то убьём этого.

Меня с силой толкнули в спину. Не удержав равновесие, я упала и больно содрала ладони о камень. Это могло быть моим шансом применить заклинание – сделать хоть что-то, однако страх за Тадеуша не позволял решиться на отчаянный поступок.

Докер-зачинщик грубо поставил меня на ноги и потянул вперёд, пока его товарищи тащили Тадеуша. Мы пересекли галерею, свернули в один из венецианских переулков…

«Использую магию и лишусь всего… Сил, свободы, возможно, жизни. Я подвергну угрозе Тадди. Но если не использую… Изобьют? Просто убьют?» О ещё одном варианте, который скрывался за словами «с девкой развлечёмся», я запретила себе думать.

Когда меня снова толкнули на землю, я едва не скатилась в канал. Узкая пустынная улочка казалась приговором: в такие места редко заходили карабинеры[4], не говоря уже о простых прохожих.

Тадеуша, как мешок, бросили рядом со мной. Он по-прежнему был без сознания. Валяясь на земле, я уткнулась лицом в камни, прижимая кляп и с трудом выталкивая его языком. Со второй попытки мне удалось от него избавиться, но во рту остался тошнотворный привкус гнилья.

– Зачем?! Что мы вам сделали? – закричала я, поднимаясь на ноги.

– Вы – язва! Вы противны Первозданному, вы отродья… – докер распинался о ереси и грехе.

Больше века прошло с того дня, как Орден Первозданного и Ковен заключили мир, а люди всё ещё были полны ненависти. Докер звучал как фанатик, и это было самым страшным. Таких бесполезно переубеждать.

– Держите её! – приказал он.

Меня тут же схватили с двух сторон, не позволяя даже дёрнуться.

– Ты только нам оставь что-нибудь. Не люблю, когда они в отключке, – сально захохотал долговязый докер.

– Да можем сразу вместе! – предложил третий.

Их главарь медленно подошёл ко мне и резким движением дёрнул за ворот формы, но она не порвалась.

– Тьфу, даже тряпки свои заколдовали! – выплюнул он.

В ярости мужчина размахнулся и отвесил мне тяжёлую пощёчину. Боль пронзила скулу, а перед глазами заплясали разноцветные точки.

«Я ведьма. И я не беспомощна. Я ведьма. И я не беспомощна. Я ведьма. И я не беспомощна…» Раз за разом мысленно повторяя эти слова, я понимала, что использовать магию против насильников всё равно было нельзя. Каким бы освобождающим ни было перемирие, законы о применении заклятий на простых людей всегда были на стороне вторых.

Но можно было заколдовать себя. Идея пусть и пришла в муках, но могла стать моим избавлением. В голове мгновенно всплыла схема плетения заклинания «Зеркало». Оно было сложным, но я провела так много часов за его тренировкой, что возможности ошибиться просто не было.

– Vultus est index animi[5].

Я представила Геенну так, как её описывали самые фанатичные последователи Ордена Первозданного. Огонь, сдирающий кожу и мясо с костей. Бесов, пронзающих плоть искорёженными вилами. Смрад серы и крики обречённых душ.

Докер продолжал возиться с моей одеждой, но мне было не до того. Я должна была отзеркалить образ ада в своих глазах. Шёпот с формулой был таким тихим, что его не мог услышать никто из насильников.

– Vultus est index animi!

«Смотрите на меня. Смотрите мне в глаза», – мысленно приказывала я. Наконец поймав мой взгляд, главный докер уже не смог отвернуться.

– Ч-что… Что это?.. – пробормотал он, а затем закричал: – А-А-А!

Мужчина отшатнулся, хватаясь за голову.

– Дьявол! У неё в глазах дьявол!

Те докеры, что держали меня, тоже отпрыгнули в стороны. Воспользовавшись моментом, я позволила магии снова осветить мои руки и глаза исключительно для устрашения.

– Вы видите дьявола, господа? – мой голос звучал тихо и хрипло. – Мне кажется, он пришёл по вашу душу.

– К чёрту!

Два докера просто развернулись и побежали, оставляя своего фанатичного друга со мной наедине.

«Ну же, убегай…» Но пьяница не шевелился.

Я начинала уставать. Обычно заклинание «Зеркало» использовали для передачи знакомых образов. Например, когда нужно было показать место, в котором колдующий был, а смотрящий – нет. Однако в Геенне я, к счастью, не была, и этот выдуманный образ тянул все мои силы.

– Я очищу мир от хаоса! – до смерти испуганный докер всё же не готов был отказаться от веры в своё дело.

И ровно в тот момент, когда он бросился на меня с заточкой, я потеряла контроль над заклятием.

– Ах!.. – крик застрял в горле.

Пусть форма Академии и была заколдована, чтобы не изнашиваться и не рваться, но она не могла уберечь от удара колющим оружием, даже таким маленьким.

Но прежде чем фанатик достиг цели, за его спиной возникла высокая фигура. В темноте блеснул золотой набалдашник трости в виде головы льва.

От удара ею по голове докер со стоном повалился на землю.

– Что за… – непонимающе хмурился он, но, посмотрев на того, кто меня спас, радостно улыбнулся: – Вы! О, вы пришли спасти меня от ведьмы?!

Смотря на появившегося в переулке мужчину, я задавалась тем же вопросом. Спас ли он меня? Или пришёл убить? Второй вариант был куда вероятнее, ведь передо мной стоял инквизитор Ордена Первозданного.

Это было понятно по золотому треугольному символу с алой лентой, висящему у него на груди; по красному кушаку под чёрным пальто с очевидно церковной пелериной; по взгляду, брошенному на меня, – холодному и бесстрастному: только инквизиторы могли так смотреть на ведающих, как будто не видя нас и не считая достойными дышать с ними одним воздухом.

– Вставай, – голос слуги Ордена, несмотря на спокойный тон, звучал резко.

Докер поспешно поднялся на ноги.

Пока всё это происходило, я разглядывала лицо инквизитора. Оно было бледным, с широкими острыми скулами и тёмными, в тон кудрям, собранным в хвост за спиной, бровями. Из-за них его светлые голубые глаза казались особенно яркими. Мужчина был красив. Но не его жёсткая красота привлекла моё внимание: это было воспоминание. Я знала эти черты.

– Ричард? Ричард Блэкуотер? – мой шёпот был отрывистым.

В памяти всплыло лицо хмурого мальчишки с яркими голубыми глазами, которого я встретила на первом подготовительном курсе Академии. Если бы не глаза, мне никогда не удалось бы узнать его в этом мужчине.

– Эта ведьма напала на меня, господин инквизитор! Нужно убить её! А лучше пытать! – фанатичный докер почти подпрыгивал от радости.

Я же просто смотрела на своего старого знакомого, который стал воплощением всего, что ненавидели ведьмы.

– Значит, инквизитор. Инквизитор Блэкуотер, – снова сказала я, но уже громче.

Казалось, мужчина забыл о присутствии докера, смотря только на меня.

– Я здесь, чтобы блюсти порядок именем Первозданного, – холодно сказал он.

– Разумеется, – кивнула я.

Символ Ордена, висящий на его груди, лучше любых слов говорил о том, что он будет делать. Не убьёт, конечно, но в подземелья Ордена отведёт. А потом Ковену сообщат, что двое ведающих нарушили закон, за что были казнены. Даже свидетелей предоставят. Большую часть времени так и судили за «неправомерное использование магии». Перемирие на словах и на бумаге, а на деле – умелое театральное представление со смертельным для ведающих исходом.

– А можно я посодействую?! – заискивающе пролепетал докер.

– Молчать, – в голосе инквизитора звучала сталь. – Назовите свои имена.

– Эстер Кроу. Тадеуш Кроу без сознания, – быстро ответила я, больше всего на свете желая быстрее проверить состояние брата.

– Э-э-э, Бенни. В смысле, Бенджамин Макбрайд. Но к чему?.. – докер уже растерял весь свой запал и снова стал заикаться от страха.

– Бенджамин Макбрайд, вы обвиняетесь в попытке изнасилования и убийства Эстер Кроу, а также в нападении на Тадеуша Кроу.

Видимо, на наших с докером лицах было одинаковое выражение шока, потому что инквизитор едва заметно усмехнулся.

– Вы согласны с обвинениями, леди Кроу? Или я в чём-то ошибся?

Ответить мне не дал Бенни:

– Да как вы смеете! Неужели инквизиция тоже теперь стелется перед этими бесами?! Меня околдовали!..

Честно говоря, я не ожидала того, что попытался сделать докер. Но фанатики, особенно пьяные и напуганные, как оказалось, были способны на всё. Бенджамин Макбрайд, сжимая свою возлюбленную заточку, закричал:

– Я очищу от тебя мир!

Лезвие царапнуло мою одежду на уровне сердца. Я не успела даже испугаться. А в следующий миг Ричард одним рывком откинул докера от меня и придавил к земле тростью.

– Как инквизитор первого круга Ордена Первозданного, я имею право вынести тебе приговор без суда, – ярость в голосе больше ничем не напоминала безразличный холод. – Бенджамин Макбрайд, я приговариваю тебя к смерти за многократные попытки убийства Эстер Кроу.

Инквизитор поставил трость на горло докеру.

«Неужели он правда его убьёт?..» Моё сердце колотилось так сильно, что становилось трудно дышать. А ещё у меня не было выбора.

Неважно, что собирался сделать докер, неважно, как сильно я испугалась и хотела, чтобы он получил по заслугам, – убийство не было выходом. Суд не должен был вершиться в безлюдной подворотне. Милосердие и здравый смысл противились происходящему.

– Ричард, пожалуйста, не убивай его! – крикнула я, видя, как трость впилась в горло фанатика.

Инквизитор замер. Докер, поскуливая, лежал на земле, с ужасом глядя на своего палача.

– Он виновен. Его всё равно казнят, – уже спокойнее ответил Ричард.

– В Ордене – казнят, – согласилась я. – Но судьба этого человека – дело обычных карабинеров, которые посадят его в тюрьму.

– Ты жалеешь своего насильника? – с едва слышной издёвкой спросил инквизитор.

– Нет. Но таким, как я, слишком больно смотреть на самосуд.

Я очень надеялась, что не перешла черту. Напоминать слуге Ордена о том, как его предшественники судили ведьм, в моём положении было неразумно. На мгновение мне показалось, что он всё-таки убьёт докера: уж слишком напряжённой была обтянутая перчаткой рука на трости.

Ричард Блэкуотер. Мальчик, который когда-то вытащил меня из венецианского канала и проводил до Академии. И который, едва узнав, кто я, сказал, что ненавидит меня.

– Будь по-твоему, – тихо сказал он.

Взмах трости, короткий удар, и докер потерял сознание.

– Поднимай брата. Я знаю, что вы умеете лечить. И уходи. Я направлю сюда карабинеров, – приказал инквизитор.

Больше не глядя ни на меня, ни на фанатика, он развернулся и спокойно пошёл в сторону Сан-Марко. Самым разумным с моей стороны было возблагодарить Гекату за избавление сразу от двух напастей. Но пытливый ум не готов был оставаться с нераскрытыми тайнами.

– Ричард, постой! Ты… не помнишь меня? – поспешно спросила я.

Мужчина остановился, но так и не обернулся.

– У меня отличная память, леди Кроу, – без единой эмоции ответил он.

– Тогда зачем спас? Знаешь ведь, что я действительно ведьма. А я помню, что ты ненавидишь таких, как мы.

– Ненависть – слишком сильное чувство, которого мало кто достоин. Но, кем бы ты ни была, я не мог позволить грязному преступлению запятнать город Святого Престола.

Слова инквизитора задели меня за живое.

– Значит, я не достойна даже ненависти? Да, Ричард? – в голосе прозвучало несвойственное мне ехидство.

И оно принесло свои плоды.

– Для тебя я инквизитор Блэкуотер, ведьма!

Мужчина резко обернулся, пригвоздив меня к месту взглядом уже не ярких, а почему-то ставших холодными голубых глаз.

«Остановись, Эстер, не глупи!» – умолял внутренний голос, но я не слушала его: пережитый страх стирал границы дозволенного.

– О, уже не леди Кроу! – прошипела я. – Жалеешь, что не дал мне утонуть когда-то?

Ричард ответил не сразу. Долгое мгновение он смотрел мне в глаза, и его лицо не выражало никаких эмоций. Я была уверена, что мой арест теперь был лишь вопросом времени, как и положительный ответ на мой вопрос.

Но инквизитор продолжал удивлять.

– Нет. Не жалею, – тихо сказал он.

И, больше не говоря ни слова, ушёл в сторону площади, а я ещё несколько минут смотрела ему вслед, теряясь в собственных мыслях о пережитом безумии.

– Сестрёнка…

Голос брата вернул меня в реальность, и я бросилась к нему.

– Всё хорошо, всё позади! – уложив голову Тадеуша себе на колени, я мягко погладила его по волосам.

– Они ничего не сделали тебе?.. Ты не использовала магию? – Увидев лежащего на земле докера, он замолчал.

– Надо уходить, сейчас сюда придут карабинеры, – тихо сказала я и, коротко рассказав о произошедшем, помогла ему подняться.

– Инквизитор? – удивлённо пробормотал Тадеуш. – Нас спас инквизитор?

– Чудеса случаются, – я пожала плечами.

– Я бы не назвал это чудом… – возразил он.

Отойдя за угол дома, мы дождались прихода карабинеров, убедились, что докера действительно забрали, и только потом медленно двинулись в сторону Академии.

– Сестрёнка, я не хочу, чтобы ты уезжала, – тихо сказал Тадди. – Если такое произошло в Венеции, то страшно представить, что может случиться вдали от Ковена.

– Ты же знаешь, что дома – в Англии – Орден почти не имеет власти. Магия и Британия неразлучны, – я попыталась его успокоить.

– Там другие опасности. Ты добровольно едешь на самые проклятые пустоши. Там можно пропасть, и никто не найдёт даже тела…

Я остановилась, взяв брата за руку.

– Тадди, я обещаю, что буду писать тебе письма перед каждым походом на пустоши. Буду писать в них координаты, куда собираюсь. Писать всё, чтобы ты всегда мог меня найти. А ещё я обещаю приехать к тебе на Йоль.

Брат слабо улыбнулся.

– Может, к тому моменту я уже стану строгим, но любимым профессором.

– Если не будешь всё время проводить в кабаках, то непременно станешь.

Поддавшись порыву, я крепко обняла Тадеуша, вдыхая родной запах лавандового мыла, пропитавший его одежду. Он прижал меня крепче к себе и коснулся губами лба. Я ощутила, как на сердце стало спокойнее.

– Я люблю тебя, Тадди.

– А я тебя, Колючка.

III. Ворон

«Некоторые говорят, что его маска передаётся как титул, и под ней каждое поколение скрываются разные люди. Иные считают, что Ворон всё-таки один и он стар как сам мир, а под маской прячет ужасающие шрамы, оставленные древней магией.

Я, разумеется, не знаю правды, дорогие читатели, но могу с уверенностью сказать, что в одном верховному ведьмаку не откажешь – в безупречном чувстве стиля. Сегодняшняя рубрика посвящена не тайне маски, да и наше издание далеко от столь серьёзных тем, но мы, как и обычно, изучим каждую пуговку, каждое пёрышко в облачении одного из самых известных ведьмаков в мире!»

(Статья в специальном выпуске журнала «Венецианская мода».)

Путь до Академии прошёл спокойно и без новых сомнительных встреч. Вновь оказавшись в главном зале, Тадеуш поспешно поцеловал меня в щёку и произнёс:

– Спокойной ночи, сестрёнка!

– Ты не идёшь в дормитории?[6] – подозрительно спросила я.

– Меня ждут…

– Тадеуш Бенджамин Огастус Кроу! – строго сказала я, пародируя Санторо.

– Теперь что, из-за одного инцидента не выходить из Академии?! – закатил глаза Тадди. – Сама-то вон едешь на свои пустоши!

– Там шанс встретить пьяных докеров, ненавидящих ведьм, меньше, чем в кабаке.

– Колючка, я же иду в «Уголок Данте». Там только наши.

– А если по пути что-то случится? – не унималась я.

Мне была несвойственна подобная опека над братом, но столкновение в кафе «Флориан» знатно выбило меня из колеи и заставило тревожиться о каждой мелочи. Собственно говоря, делать то же, что и Тадеуш несколько минут назад, когда он пытался отговорить меня от поездки в Йоркшир.

– Так идём со мной – будешь меньше переживать, – предложил он компромисс.

– Мне нужно собираться.

– Я знаю, – Тадеуш ещё раз поцеловал меня в щёку и направился к выходу из зала. – Сладких снов, сестрёнка! И не забывай про обещание писать мне.

– Береги себя, – тихо попросила я.

Но брат уже покинул зал, не услышав этого.

Оставшись в одиночестве, я почувствовала, что пережитый страх берёт своё. Колени тряслись, и путь по многочисленным лестницам до дормиторий представлялся настоящей пыткой.

В такие минуты меня переставала радовать величественная архитектура Академии. Да, башня, альма-матер ведающих, выглядела поистине волшебно. Она возвышалась над Венецией, уходя далеко за облака, и напоминала своими коридорами Вавилонскую башню, а изяществом – Пизанскую.

Но как же тяжело было подниматься по лестницам до нужных этажей! У профессоров, конечно, были специальные магические переходы – быстрые и удобные. Но наш преподаватель по физической подготовке – профессор Аполло – ещё много лет назад настоял на том, чтобы запретить пользоваться этой магией студентам. Да и профессора ночью оставались без подобного удобства: магию развеивали, чтобы не тянуть из резерва поддерживающих её артефактов слишком много сил.

Я добрела до фонтана в центре главного зала и села на холодный каменный бортик. Магия больше не освещала воду: тратить энергию на её поддержание в ночи, как и в случае с переходами профессоров, было расточительством.

«Моя Академия», – улыбнулась я, запоминая родные стены. Они дарили ощущение защищённости, а скрытые за ними знания манили вернуться в аудитории. «И я обязательно вернусь. Но знания без должной практики бесполезны». Мысли об Академии и воспоминания о проведённых в ней счастливых годах помогали отвлечься от пережитого страха.

Внезапно в галерее надо мной послышались шаги.

Комендантский час был обязательным лишь для студентов, но от старых привычек сложно было отказаться за несколько часов. Поэтому я, как последняя первокурсница, соскользнула с бортика и прижалась спиной к стене за фонтаном, как раз под галереей. Там меня могли увидеть, только подойдя совсем близко к балюстраде и посмотрев точно вниз.

Шаги сверху остановились, и я услышала разговор.

– Я способна оценить способности своих студентов! – тон профессора Санторо был непривычно напряжённым.

– Никто не ставит под сомнение ваш профессионализм, – ответил ей глубокий мужской голос. – Но лишь один из ваших студентов смог на втором курсе снять инфернальное проклятие, с которым не справилась даже Лукреция.

Я с удивлением поняла, что моя преподавательница говорила с верховным ведьмаком Вороном.

– Это была случайность. Девочка умна, талантлива и трудолюбива, но тогда ей просто повезло, – резко ответила Санторо.

– А когда Эстер Кроу, практикуясь во французском колледже Академии, смогла вывести безопасную формулу экзорцизма – это тоже случайность?

Услышав своё имя, я перестала дышать.

– Что вы хотите от меня услышать, верховный ведьмак? – Санторо устало вздохнула. – Эстер – моя лучшая ученица за много лет. У неё талант, особенно в сфере проклятий. Но я не могу, не имею права лишать её выбора. А она чётко дала понять, что профессорская карьера ей неинтересна.

Только теперь я смогла понять суть разговора. Ковен контролировал Академию. Его мнение в выборе профессорского состава было решающим. Страх за судьбу Тадеуша неприятным холодком пробежал по позвоночнику, но я всё ещё не могла понять, какое дело было Ворону до ассистентуры вчерашних студентов и почему он настаивал на моей кандидатуре.

Я вжалась спиной в стену. Моё укрытие было в высшей степени ненадёжным, но использовать магию для отвода глаз было слишком рискованно. Если от профессора у меня ещё был шанс скрыться, то Ворон наверняка почувствовал бы даже малейший всплеск энергии. Поэтому, почти не дыша, я только мысленно молилась покровительнице ведьм: «О Геката, Мать Триады, укрой меня тенями…»

– Вы должны были подвести Эстер к решению стать профессором, как только заметили талант, – продолжал Ворон. – Сильных ведающих становится всё меньше не только из-за связей с простыми людьми. Главная причина – это недостаток знаний о собственных возможностях, неумение их развивать и передавать. Академия была создана для того, чтобы это исправить. Именно поэтому те, кто в ней преподаёт, обязаны быть лучшими.

– Неужели вы думаете, что я могла избрать своим преемником недостойного кандидата? – холодно и почти с угрозой ответила Санторо.

– Тадеуш Кроу – сильный ведьмак. В этой семье иного быть не могло. Но он не лучший.

– Тем не менее моим ассистентом, а вскоре и профессором проклятий, станет именно он, – не терпящим возражений тоном сказала профессор. – Я забочусь о благе ведающих. Я чту законы и мудрость Ковена. Но я всегда буду давать своим студентом право на собственный выбор.

На галерее воцарилась тишина. Мне отчаянно хотелось увидеть реакцию Ворона на слова Санторо. Достаточно было немного приподнять голову, бесшумно и осторожно…

Подняв взгляд, я поняла, что совершила ошибку. Казалось, сердце рухнуло вниз, а воздух отказался проникать в лёгкие, ведь прямо на меня смотрел сам верховный ведьмак.

«Он знает, что я слышала. Сейчас скажет Санторо, и… и всё», – забились в голове панические мысли. Я не знала, что сделает профессор. Откажет ли Тадди в ассистентуре? Или просто разочаруется во мне? Почему-то второй вариант был более страшным.

Хотя… Я же ничего плохого не сделала! Это они не удостоверились, что в зале никого нет! И никаких особых тайн раскрыто не было. Значит, бояться нечего.

Секунды шли, а член Триумвирата Ковена по-прежнему молчал.

– Это всё, о чём вы хотели поговорить? – спросила Санторо, когда тишина стала затягиваться.

– Да, профессор, – спокойно ответил Ворон. – Благодарю вас за уделённое время.

Может, он не заметил меня? Верилось в это с трудом.

– Buona notte[7], верховный ведьмак. Выход, думаю, вы найдёте сами.

Я видела, как профессор покинула галерею. Она всегда отличалась жёстким характером, но манера её разговора с членом Ковена была… впечатляющей. Надежда на то, что Ворон уйдёт вслед за ней, умерла очень быстро. Я успела лишь моргнуть, а когда вновь открыла глаза, мужчина уже стоял передо мной.

Из груди вырвался неприличный писк.

– Эстер Кроу, – протянул Ворон, склоняя голову.

Из-за маски было невозможно понять выражение его лица. Да и в голосе не проскальзывало ни единой эмоции.

– Это была случайность. Я не хотела ничего подслушивать или… – попыталась оправдаться я.

– Случайность? – верховный ведьмак вопросительно развёл руки. – Разве ведьма может верить в случайности?

– Я просто оказалась здесь не вовремя.

Мужчина шагнул ближе ко мне, осматривая, как диковинку в цирке или картину в музее. По крайней мере, мне так казалось, а я, с учётом маски, могла судить исключительно по языку тела.

– Ты не услышала ничего такого, о чём не знала бы сама. Да и Санторо тебя не видела. Скажи…

Я напряглась, не зная, чего ожидать.

– Испытала ли ты удовольствие от осознания того, как высоко Ковен оценивает твои способности?

Да. Конечно, испытала.

– Нет, – вслух ответила я.

Ворон усмехнулся.

– А что по поводу твоего выбора карьеры думает Александр?

Имя отца, упомянутое так легко и так не к месту, всколыхнуло во мне волну раздражения.

– Верховный ведьмак, я прошу прощения за то, что оказалась невольным свидетелем вашего разговора с профессором. Но мой выбор – это моё личное дело, и если вы хотите меня в чём-то убедить…

– Значит, ты даже не сказала ему, от чего отказываешься, – не слушая меня, подытожил ведьмак.

– Мои отношения с отцом вас не касаются.

«Прекрати дерзить!.. – убеждала я себя. – Тебе нужно помочь Тадди!»

– Простите, – это извинение далось мне с большим трудом.

– Прощу, – бесстрастно ответил Ворон. – Но лишь потому, что мы одни и никто не слышал, как ты обращаешься с членом Триумвирата.

«А то, как вы обращаетесь со мной и Тадеушем, пытаясь решать наши судьбы за спиной?..» Я прикусила язык, силясь сдержать волну негодования.

– Вы позволите Тадеушу стать ассистентом профессора Санторо? – этот вопрос был для меня самым важным в ту минуту.

– Ты же слышала разговор. Всё уже решено.

– Спасибо.

Ворон изящно качнул рукой, отмахиваясь от моей благодарности. Внезапно он поднял ладонь, обтянутую чёрной перчаткой, к своему лицу, точнее, к маске.

Это было очень простое движение. Его большой палец оказался под подбородком, ровно на пересечении чёрного каменного материала, из которого была сделана маска, и бледной кожи шеи. Казалось, достаточно было одной секунды, чтобы он открыл своё лицо.

Шок и дикое любопытство смешались в душе, пока я жадно наблюдала за тонкими – даже в перчатках – пальцами мужчины, скользнувшими по краям маски.

Столько слухов, столько теорий… Какое-то время Тадеуш всерьёз интересовался тайной личности Ворона. Его исследования никуда не привели, но я хорошо запомнила поговорку, которую многие считали истиной: «Узри ворона – и умри».

Мне было страшно. Я видела, как мужчина передо мной обхватил маску, готовясь избавиться от неё. Ворон был самым древним из членов Триумвирата. Легенды о нём уходили в далёкое прошлое и терялись во временах, когда ещё не была придумана письменность. Никто и никогда не видел его лица. «Тайна. Тайна, которую я могу узнать. Пусть даже она и может стать последней. О Геката! Позволь мне быть смелой… и узреть Ворона».

Конечно, я не собиралась отворачиваться, да и не могла. Моим пороком было любопытство.

Ведьмак лёгким движением скользнул по маске, откинул от лица белоснежную прядь и скрестил руки на груди.

– Потрясающее зрелище, – тихо рассмеялся он.

Если бы я писала роман, то описала бы его смех как бархатный. И, возможно, опасный. Мне хватило секунды, чтобы понять, что Ворон не собирался открывать своё лицо. То была или проверка, или попытка посмеяться над глупой выпускницей.

– Вы никогда не думали об актёрской карьере? – сдержать раздражение мне не удалось.

Я ненавидела чувствовать себя глупой и обманутой.

– Я видел страх в твоих глазах. Как он успел смениться новой дерзостью? – уже без тени смеха спросил мужчина.

– Да, я боюсь, как и многие ведающие. Но я ведьма, которая стремится к научной карьере. Мне положено злиться, когда тайна ускользает из-под носа.

– Большинство бы отвернулись. Твой отец когда-то отвернулся, – новая усмешка Ворона была намного тише.

– Я – не мой отец.

– Время покажет, – пожал плечами ведьмак.

Богатое оплечье его чёрного замысловатого пальто сплошь состояло из вороньих перьев, которые от этого движения мягко покачнулись. А серебряная брошь на лацкане в виде странного лица в профиль заблестела ярче.

Тишина в зале повисла ненадолго. В следующую же секунду член Триумвирата Ковена растворился в чёрном дыме, похожем на чернильные подтёки. «Единственный из ныне живущих ведьмаков, кто освоил пространственное перемещение исключительно за счёт собственных сил…»

Слишком насыщенный день принёс головную боль, а все пережитые страхи и тревоги давили на грудь. Услышанное от Ворона, встреча с инквизитором, беспомощность перед простыми докерами… Слишком многое омрачало радость от становления ведьмой. Успокаивало одно: Тадди всё ещё был назначен ассистентом Санторо. Хоть об этом можно было не беспокоиться.

Постаравшись выкинуть из головы все посторонние мысли, я поспешила покинуть зал. На сегодня мне хватило приключений… А впереди ещё ждал сбор в дорогу. Последнее больше радовало, чем тяготило, ведь утром я отправлялась к своей мечте.

IV. Полынь и вереск

«Вы заметили, что если речь идёт о каких-то странностях, неподвластных пониманию англичан, то почти всегда это связано с Йоркширом? Нет, конечно, вы можете сказать, что мы намного чаще не понимаем шотландцев и, да простят меня лепреконы, ирландцев, но если говорить только об Англии, то Йоркшир побеждает в соревновании за звание самого таинственного места. Чего только стоят вересковые пустоши, на которых ежегодно пропадают десятки людей! А страшилки, такие как призрачный пёс Гайтраш, сулящий смерть и отлично описанный госпожой Бронте? Дженни Зелёные Зубы? Джек-в-цепях? Они ведь все неразрывно связаны с Йоркширом и его поверьями!

Не пытайтесь убедить меня в обратном. Магия и Йоркшир испокон веков идут рука об руку».

(Из мемуаров Джорджа Тейлора.)

ОКТЯБРЬ

155 год от Зимнего Совета

1890 год от Рождества Первозданного

Окно одинокой сторожки дрожало от ветра. После пяти лет постоянного пребывания в Италии одного года было слишком мало, чтобы снова привыкнуть к британскому холоду.

Соблазн посильнее укутаться в пуховое одеяло и никуда не идти был велик, но я знала, что сегодня мне нужно было закончить исследование последней точки. Проклятия становились сильнее с приближением зимы, и позже работа с ними могла быть слишком опасной.

Я заставила себя вылезти и постели из начать одеваться. В комнате не стояло зеркало, да и проклятию на вересковых пустошах было наплевать на то, как я выгляжу. И всё же хороший внешний вид добавлял уверенности. Если верить убеждениям Тадеуша, конечно.

Вспомнив о брате, который был завсегдатаем самых модных венецианских салонов, я натянула изящную тёмно-зелёную амазонку[8]. На первый взгляд она ничем не отличалась от моделей, надеваемых леди на верховые прогулки. Но стоило мне сделать пару шагов, становилось понятно, что асимметричная юбка, предназначенная для удобной посадки в дамском седле, была разрезана по шву до самого бедра. Из-под неё выглядывали замшевые бриджи и толстые шерстяные шоссы[9], закреплённые кожаными ремешками под коленями. К краям разреза были пришиты крупные крючки: они позволяли мне двумя движениями закрепить юбку на поясе, укоротив её.

Такие ухищрения помогали оставаться в рамках приличий, если в места моих исследований забредали люди, и в то же время быть свободной в перемещениях (и бегстве) при надобности.

Под двубортным корсажем амазонки, украшенным серебряными пуговицами, разумеется, тоже было несколько слоёв тёплого белья. Магия магией, а постоянно тратить ресурс на заклинания тепла было неразумно.

Последними я надела очки. У меня было не самое хорошее зрение, но постоянной нужды в очках я не испытывала. Просто в этот раз на линзы было наложено заклинание «Внимание», которое позволяло быстрее замечать нужные детали и лучше видеть краем глаза. Жаль, что использовать эту магию можно было только на предметах.

На столе меня уже ждали пустой лист бумаги и перо с чернилами. Из-за постоянных переездов между пустошами я не могла получать письма от брата. Вот уже год – ни одной весточки, но такова была специфика работы с проклятиями. Я должна была перемещаться часто и быстро, но всегда следила за тем, чтобы в крайнем случае мои послания Тадеушу кто-нибудь мог отправить.

Дорогой Тадди, это уже четвёртое письмо за неделю, но я же обещала писать перед каждым выходом на пустоши.

Все мои письма брату были почти одинаковыми. Менялись лишь координаты и даты написания.

Я по-прежнему в Йоркшире. Сегодня отправляюсь на последнюю проклятую точку. Координаты следующие: –54.2027642, –2.1725634. Через три дня в сторожку, где я пишу тебе это письмо, придёт егерь. Если он меня не найдёт, то отправит это письмо и все предыдущие тебе. А ты уж постарайся меня найти!

Я глубоко вздохнула. Особенно тяжело мне давалась последняя часть письма: каждый раз сердце от неё сжималось. Но я понимала, насколько серьёзными были риски при работе с проклятиями, и не писать в этих посланиях слова прощания было опрометчиво.

Тадди, если ты читаешь это письмо, то, возможно, меня нет в живых. Я пишу «возможно», потому что надеюсь, что все мои письма мы прочтём вместе и хорошенько посмеёмся. Но если – если! – что-то пойдёт не так, я хочу, чтобы ты знал…

Я люблю тебя, братик. И я верю в тебя.

Твоя Колючка

30 октября, 155 год от Зимнего Совета,

1890 год от Рождества Первозданного

Закончив письмо, я как можно быстрее запечатала его и кинула на кровать.

– Однажды ты всё равно получишь такое послание, Тадди. Я сама выбрала такую специальность, – шепнула я конверту. – Только надеюсь, что не в этот раз.

Перед выходом из сторожки мне оставалось сделать кое-что важное: не забыть пучок засушенной полыни и вывернуть что-то из вещей наизнанку.

Мысленно поблагодарив профессора по травничеству за бесценные знания, я быстро нашла травы в саквояже. «Если поджечь пучок засушенной полыни, то дым отпугнёт зло и очистит разум». Тадеуш смеялся над тем, как я могла цитировать учебники, но ведь это помогало!

В голове тут же всплыла цитата из сборника советов по борьбе с проклятиями: «Отправляясь в проклятое место, выворачивайте что-то из одежды – так вы становитесь невидимым для тех, кто туманит разум». Сняв шоссы, я поспешно вывернула их наизнанку и снова натянула.

Наконец, довольная своей готовностью, я вышла из сторожки на промозглые вересковые пустоши.

Холмы, покрытые лиловыми цветами вереска, холодные лучи солнца и промозглый ветер – типичный Йоркшир.

– Для начала надо найти проклятый холм. Он притягивает людей, значит, притянет и меня. – За год отшельнической жизни на разных пустошах я приобрела привычку говорить сама с собой. К счастью, собеседник был образованный и понимал меня с полуслова.

Медленно гуляя по холму, я то и дело растопыривала пальцы, пытаясь почувствовать вибрации, свойственные сильным проклятиям. Здесь они просто обязаны были проявиться, ведь в этой местности сначала пропадали животные, потом дети, а недавно исчезла супруга графа Ферфакса. Разумеется, после этого граф тут же направил запрос в Британский колледж Академии, а они уже передали его Санторо.

Это было моё первое настолько серьёзное исследование. «Если смогу снять здесь проклятие, то закончу диссертацию к зиме… И поеду на болота Нового Орлеана!» Думая о своих будущих магических изысканиях, я едва не наступила на сухой серый вереск.

– Вот ты где!

На холме, к которому я подошла, не было ни одного лилового цветка – только сухие колючки и странный сладковатый запах. Я быстро достала пучок полыни и, создав огонёк на кончике пальца, подожгла его. Дым дрожал, как будто отшатываясь от холма. «Придётся, дымок», – мысленно уговаривала я его, делая шаг вперёд и тут же споткнувшись.

Сработали вывернутые шоссы: предупредили о плохом пути, задерживая меня. Обойдя холм с другой стороны, я, уже не спотыкаясь, начала подъём.

Найти эпицентр проклятия было несложно. В какой-то момент, сделав очередной шаг, я почувствовала, как кто-то касается моего плеча.

– Сестрёнка! Ты тоже тут? Я так соскучился! – голос Тадеуша был обычным, точно таким, как я помнила.

Улыбнувшись, я закрыла глаза и даже не попыталась обернуться: выпускников Академии такой простой обманкой пронять было нельзя. К сожалению, дети, встретив в таких местах иллюзии родных, часто отправлялись за ними, попадая под действие проклятия. И погибали. Мне нужно было не допустить повторения таких случаев в этой пустоши, и я решила начать с простейшего заклинания «Очищение».

Очертив в воздухе пифагорейский пентакль, я распахнула глаза и чётко прочла формулу:

– Ab aeterno, ab antiquo, ab initio mundi requiescat in pace.

– КАК ТЫ С – С-СМЕЕШЬ?.. – сущность, что говорила как Тадеуш, явила свой истинный скрипучий голос.

– Requiescat in pace! Отпусти эти земли! – Опустившись на колени, я прижала ладонь к холму, выпуская в него почти весь свой резерв.

«Здесь было совершено много зла… Не справлюсь…» – вдруг поняла я. Сила, что мне противостояла, не была ни духом, ни демоном – просто злость с чистом виде. Такие проклятия появлялись в местах сражений или массовых захоронений, когда ярость сотен людей проникала в саму землю.

– Requiescat in pace! Покойтесь с миром! – в последний раз выплеснув в землю потоки магии, я рухнула, пытаясь восстановить дыхание.

Завывание сущности ушло. Прикоснувшись к вереску, я попыталась ощутить вибрацию проклятия. «Ничего!» Немного истеричный смех сорвался с губ:

– Болота Нового Орлеана, ждите меня!

Услышав вежливое покашливание неподалёку, я сначала решила, что это остатки проклятия, и приготовилась снова использовать «Очищение», чертыхаясь себе под нос:

– Я же всё развеяла!

Главным было не смотреть на проявление, чтобы проклятие не смогло пробраться в голову, поэтому мои глаза снова были крепко зажмурены.

– Прошу прощения, синьорина Кроу. Я не хотел вас напугать. Я не часть проклятия.

Незнакомый мужской голос и лёгкий итальянский акцент были странным выбором для проклятой сущности. Обычно они использовали значимые образы из подсознания человека, чтобы было проще получить контроль.

– Скажите, какое сегодня число? – потребовала я, готовая в любой момент использовать магию.

Проклятия не ориентировались во времени, и такой способ проверки был самым действенным из тех, что пришли мне в голову.

– Тридцатое октября сто пятьдесят пятого года от Зимнего Совета, – быстро ответил незнакомец. – Повторюсь, я не проклятие, хотя и понимаю ваши опасения.

Голос мужчины не звучал ни обиженно, ни угрожающе, и я наконец решилась посмотреть на него.

Незнакомец оказался статным итальянцем в профессорской форме Академии – бежевом щегольском костюме из твида и синем плаще с символом моей альма-матер. Он был высок и выглядел лет на тридцать, то есть чуть старше меня. Тёмные кудри, прикрывающие скулы, лёгкая ухоженная небритость и округлые очки в золотой оправе делали образ мужчины внушающим доверие. Он стоял на холме и внимательно оглядывал выгоревший отпечаток на земле, то место, куда я вбивала магию, чтобы избавиться от проклятия.

– Вижу, вы использовали полынь… Очень умно. Многие забывают про неё, считая старческой припаркой, – тихо сказал он на английском.

– В Академии учат только ценной информации, – вежливо улыбнулась я. – Но, думаю, вы и сами это знаете… профессор?

– Простите мою бестактность, – быстро сказал мужчина, и его щёки едва заметно порозовели. – Меня зовут Джиованни Калисто, я профессор алхимии из Венецианского колледжа Академии.

Мне вспомнился милейший старичок – профессор Бронте, который преподавал алхимию ещё год назад. Словно прочитав мои мысли, Джиованни добавил:

– Синьор Бронте оставил должность, чтобы переехать к внукам в Тоскану.

Всё ещё не понимая, по какой причине новый профессор Академии появился в месте моих исследований, я кивнула.

– Синьорина Кроу, как вы понимаете, моё появление здесь не случайность, – мужчина тихо вздохнул, потирая, вероятно, замёрзшие руки. – На моём месте должна была быть ректор Санторо, но она плохо переносит путешествия через порталы.

«Ректор Санторо? Много же я пропустила за год… – в голове пока не было ни одного предположения о происходящем. – Что так срочно могло понадобиться от меня Академии, если они воспользовались порталом? Это ведь целое состояние!»

Профессор Калисто явно чувствовал себя неуютно. За весь разговор он ни разу не улыбнулся, хотя тонкие морщинки в уголках глаз и говорили о том, что улыбки были ему свойственны.

– Синьорина Кроу… – начал мужчина.

– Можете звать меня Эстер, – кивнула я, надеясь разрядить обстановку.

– Эстер… Я… – профессор снова сжал руки. – Я не тот человек, который должен сообщать вам эту весть. Но ректор Санторо попросила меня, а Ковен оплатил портал.

– Ковен? – переспросила я.

Сердце пропустило удар.

– Эстер, ваш брат… – Джиованни тяжело выдохнул.

Ещё один удар.

– Ваш брат погиб в результате неудачного эксперимента.

Удар.

– Мне очень жаль…

Я вспомнила тёмный венецианский переулок год назад:

– Я люблю тебя, Тадди.

– А я тебя, Колючка.

Я всегда думала, что Тадеуш почувствовал бы мою смерть. Он бы ощутил, что я сгинула в каком-нибудь пустынном месте, не справившись с проклятием. Мы ведь близнецы. Мы чувствуем друг друга.

Были близнецами. Чувствовали.

– Когда? – я не узнала собственный голос: настолько он был тихим и дрожащим.

– Вчера утром, – ответил Джиованни.

«Вчера утром я решила поспать подольше», – вспомнила я. Где же хвалёная интуиция ведьм? Где связь близнецов, которую так воспевали во всех книгах? Где всё это, если я спала, когда он умер?

– Тадди… – имя брата сорвалось губ.

– Проклятие! – крикнул Джиованни, бросаясь ко мне.

Я почти ничего не видела сквозь слёзы и сначала не поняла, что холод и вой в ушах – это не боль потери, а завывание проклятых сущностей. Оглянувшись, я увидела в тумане фигуры.

– Колючка, иди ко мне… – Тадеуш, живой и здоровый, улыбался мне с другого конца холма. Он протягивал руку, приглашая подойти к нему.

– Тадди! – прошептала я, делая первый шаг.

Тёплая рука профессора Калисто крепко схватила меня за плечо.

– Это не Тадеуш. Вы знаете, что это не он, – твёрдо сказал мужчина, смотря мне в глаза.

Он резко развернулся так, чтобы я больше не видела призрачные фигуры.

– Знаю, – прошептала я.

– Я не могу использовать «Очищение», но могу дать вам сил, – взмахнув рукой, профессор извлёк из карманного пространства пузырёк с красной жидкостью.

– Отвар из розмарина? – тихо спросила я.

Мужчина кивнул.

Быстро выпив содержимое пузырька, я едва не задохнулась от жара, прошедшего по горлу.

– Розмарин и немного чешуи саламандры, – добавил Джиованни. – В ближайшие несколько минут вы можете использовать максимум своего резерва.

С трудом вздохнув, я вновь взглянула в проклятый туман. Закрывать глаза уже было бессмысленно, ведь голос Тадеуша был повсюду:

– Сестрёнка, мне холодно. Пожалуйста, иди ко мне.

– Requiescat in pace! – чувствуя, как отвар прибавляет и физических, и магических сил, я снова начала творить заклятие Очищения.

На этот раз плетение, которое моя рука создавала в воздухе, было намного сложнее. «Тадеуш мёртв». Я сбилась, задыхаясь от рыданий.

– Эстер, сестрёнка, пожалуйста, обними меня… – голоса из тумана проникали в самое сердце и рвали его на кусочки.

– Силой ветра и земли, водой, что часть меня, огнём, что горит в груди, я освобождаю тебя от зла!

Заменив классическую формулу очищения на изобретение профессора… ректора Санторо, я упала на колени и двумя руками упёрлась в землю.

– Тадди! – вместе с именем брата, сорвавшимся с губ, из рук вырвалась и магия.

Последнее, что я видела перед тем, как потерять сознание, – это выжженные вересковые пустоши и взволнованное лицо профессора Калисто. А затем во тьме осталась только одна мысль: «Тадди мёртв».

V. Что я пропустила за год?

«…Я прошу вас также позаботиться и о моей дочери. Любые вопросы, связанные с организацией похорон, решайте со мной или с моими поверенными. Эстер нет нужды принимать участие в этом, особенно учитывая обязательства, которые ей предстоит в скором времени взять на себя».

(Из письма Александра Кроу.)

«Надо вставать. Ещё одна проклятая пустошь – и диссертация будет готова». Сквозь сон я чувствовала странное покачивание. «И письмо нужно перед уходом написать… Письмо Тадеушу».

Брат.

Воспоминания ножами впились в голову.

– Тадди! – я вскрикнула, резко открывая глаза.

Надежда, что я окажусь в сторожке на пустошах, умерла очень быстро.

– Это был не кошмар, – мой сорванный голос звучал ужасно.

– Вы очнулись, слава Гекате! – профессор Калисто поднялся из кресла напротив меня и вгляделся в моё лицо.

Я же полулежала на короткой кушетке. А слева – за окном дирижабля – медленно приближалась Венеция.

– Почему я здесь?

– Вы смогли очистить пустоши, но отвар и такая сильная магия иссушили ваши силы, – мягко пояснил профессор. – Как я уже говорил, меня послали за вами в спешке, и я вынужден был доставить вас на дирижабль, заказанный Ковеном.

– Я не понимаю… – прошептала я, смотря на облака за окном.

Джиованни усталым жестом взъерошил волосы.

– Эстер, я знаю, насколько вам сейчас тяжело. Повторюсь, если бы ректор Санторо могла путешествовать порталами, она преподнесла бы вам скорбную весть намного мягче, – он замялся, доставая из внутреннего кармана пиджака конверт. – А теперь я должен передать вам кое-что ещё.

Мужчина протянул мне письмо. Оно было запечатано сургучной каплей с оттиском головы ворона.

– Что это? – спросила я, сжимая бумагу дрожащими пальцами.

– Я не знаю, что внутри. Мне лишь было велено отдать письмо вам в руки, – профессор отвёл взгляд.

Разломив печать и достав из конверта плотный лист дорогой бумаги, я попыталась сфокусироваться на буквах.

Леди Эстер Кроу,

от лица Триумвирата Ковена я выражаю вам искренние соболезнования в связи с трагической кончиной вашего брата.

Фамилия Кроу всегда была и всегда будет одной из важнейших в истории ведьмовского сообщества. Мы внимательно следили за вашими успехами в сфере проклятий как за время обучения, так и за последний год. На данный момент вы являетесь единственным достойным кандидатом на освободившуюся должность профессора проклятий венецианской Академии. Триумвират Ковена предписывает вам незамедлительно прибыть в Венецию и принять полномочия.

Ради ведающих. Ради памяти профессора Тадеуша Кроу.

С уважением,

Ворон

Письмо выпало из ослабевших пальцев.

– Профессор Тадеуш Кроу, – тихо повторила я единственную фразу, которую пока что запомнила из письма.

– Мы были мало знакомы, – признался Джиованни. – Но студенты его любили.

Кровь стучала в висках, а руки била мелкая дрожь. Мне хотелось выть, кричать, разрушать. «Ковен хочет, чтобы я заняла место Тадди? Ворон действительно написал мне такие слова спустя день после его смерти?!»

– Я правильно понимаю, что письмо – это приказ, а не просьба? – мне удалось говорить относительно спокойно.

– Вы сами знаете, что наречённых ведьм и ведьмаков очень мало. А тех, кто окончил Академию так же блестяще, как вы, вообще нет, – с грустью ответил Джиованни. – Проклятия – опасный и сложный предмет. Мне кажется, у Ковена нет выбора.

– Поэтому они решили не оставлять выбора и мне? – спросила я. – Они хотят, чтобы я украла мечту у своего мёртвого брата?

– Эстер, я… – подобрать слова профессор так и не смог.

– Вы не могли бы оставить меня одну? – с трудом подавив волну гнева и проглотив рыдание, я посмотрела на Джиованни.

Во взгляде мужчины не было жалости, только мягкое сочувствие.

– Я бесконечно восхищаюсь вашей стойкостью, – тихо сказал он. – Но иногда слёзы и плечо, в которое их можно выплакать, действительно облегчают душу.

– Откуда вы знаете?

Мне хотелось, чтобы он ушёл. Мои слёзы за всю жизнь видел только один человек – Тадеуш.

– Он правда мёртв? Его нет? – наконец поняла я.

Ничего не говоря, Джиованни пересел на кушетку рядом со мной. Он вежливо держался на небольшом расстоянии, не касаясь. Я сама уткнулась лицом в его плечо, пачкая ткань синего плаща слезами.

– Он всю жизнь хотел преподавать! Но никогда не интересовался опасными экспериментами! Как это могло произойти?! – шептала я, захлёбываясь воздухом, который втягивала через рот слишком быстро.

– Вам всё расскажут по прибытии, – беспомощно отвечал профессор. – Я действительно знаю очень мало.

Вскоре слёзы иссякли, словно кто-то выключил их. Осталась лишь пустота.

– Эстер… У меня есть ещё одно письмо. Я боялся, что оно может сделать вам больнее, но всё же обязан отдать его.

Джиованни достал новый конверт, и почерк брата на нём снова выбил воздух из моих лёгких. Я бездумно смотрела на письмо до тех пор, пока профессор Калисто не поднялся на ноги.

– Мы скоро прибудем. Я буду прямо за дверью. Если что-то понадобится, просто позовите.

Мужчина вышел, тихо прикрыв за собой дверь.

Открыть конверт я решилась далеко не сразу и минут пять просто водила пальцем по немного неровным буквам: «Для Колючки». Тадеуш отказывался учиться каллиграфии и всегда писал так, как ему было удобно.

Надорвать уголок, достать письмо… Такие простые действия вдруг оказались непомерно сложными, и всё же я справилась с собой, развернув послание.

Я знала, что каждое слово в моей голове будет звучать голосом Тадди. Каждое слово будет убивать.

Сестрёнка, это первое прощальное письмо, которое я решился тебе написать.

Я зажала рот ладонью, чтобы заглушить рыдания.

Ты, наверное, пишешь такие перед каждым походом на пустоши, как и обещала. А я вот тоже решил кое-что исследовать.

– Что, Тадди?! Что ты решил исследовать?

Разумеется, письмо не слышало моих вопросов. Тадеуш уже меня не слышал.

Эстер, если ты читаешь это письмо, то, возможно, меня нет в живых. Конечно, я надеюсь, что мы читаем его вместе и смеёмся над моей глупостью… Но на всякий случай я хочу тебе кое-что сказать: я люблю тебя, сестрёнка. И я верю, что ты станешь лучшим профессором, чем я, когда поймёшь, что это твоя судьба.

Твой Тадди

29 октября, 155 год от Зимнего Совета,

1890 год от Рождества Первозданного

Одни и те же слова. Мои слова.

Я была уверена, что однажды именно Тадеуш получит такое письмо от меня. Я даже не задумывалась о том, какую боль оно причинило бы ему. А теперь у меня был ответ: все острые и удушающие чувства впивались в голову и в грудь, не давая думать, не позволяя даже до конца осознать произошедшее.

«Мы писали одинаковые письма…» – понимала я.

– Тадди, прости меня, – шёпот вырвался из груди с новым, уже почти беззвучным рыданием.

И когда в дверь каюты постучали, письмо в моих руках насквозь промокло от слёз. Нетвёрдым шагом я вышла в коридор дирижабля к профессору Калисто.

– Мы в Венеции, – сказал он, отводя взгляд от моего наверняка опухшего и покрасневшего лица.

– Я хочу увидеть его.

– Конечно, он в крипте Академии.

На этом разговор был исчерпан, и мы направились к выходу из дирижабля, уже на подходе к которому в нос ударил знакомый венецианский запах рыбы и тины.

– Профессор Калисто… – я вспомнила вопрос, который так и не удосужилась задать. – Лорду Кроу… кхм… Отцу уже сообщили?

– Да. Он прибыл в Венецию утром.

После этих слов мой тщательно выстроенный мир окончательно разлетелся вдребезги, и, когда мы с профессором сходили с дирижабля на венецианскую пристань, я едва не упала, благо Джиованни поддержал меня под локоть. Я коротко кивнула. Этот мужчина по-прежнему оставался незнакомцем, принёсшим страшную весть. И мне пока трудно было составить о нём мнение или оценить собственное отношение.

В свете закатного солнца Венеция казалась вовсе не такой прекрасной, как я помнила. Всё вокруг было насмешкой.

– Вы готовы идти? – тихо спросил Калисто.

На секунду мне стало интересно, что бы он сделал, скажи я «нет». Но усложнять происходящее не хотелось, поэтому я тихо ответила:

– Да.

Глаза сами нашли башню Академии, возвышавшуюся над городом. Я много раз представляла себе, как вернусь в неё и буду гордиться своим братом-профессором.

Но что, если бы я согласилась стать ассистентом Санторо в тот вечер после наречения? Тадеуш сам говорил, что мог выбрать другое направление, если бы я хотела стать профессором. Что, если бы он остался в живых, пройди я по его пути?

Я покачала головой, не позволив чёткому итогу размышлений сформироваться в голове, и двинулась вслед за Джиованни по скрипучей деревянной пристани в глубь города. А там, в башне, меня ждало тело Тадеуша… И отец.

Я не знала, что сказать ему при встрече. Он всегда воспитывал во мне силу воли. Злился, если видел слёзы или хоть какие-то чувства. «Как он хочет, чтобы я реагировала на смерть брата? Молча и с достоинством?..» Да, папа наверняка желал от меня именно такой реакции, но я всегда его подводила.

«А он? Каково ему потерять любимого ребёнка?» Мне сложно было представить слёзы горя на глазах отца. По крайней мере, не при мне.

Я не сразу заметила, что мы с профессором дошли уже до площади Сан-Марко. Как и всегда на закате, она была полна людей.

– Не вздохнуть… – слова вырвались, хоть я и не хотела их произносить.

– Прошу прощения?.. – Джиованни удивлённо поправил очки на носу.

– Мысли вслух. Не обращайте внимания.

Профессор понимающе кивнул и ускорил шаг. Я даже подумала, что он понял, как мне неуютно на площади.

Ужасно не хотелось, чтобы о моих слабостях кто-то знал, и я была благодарна Джиованни за то, что он не стал вдаваться в расспросы.

Нелюбовь к людской толчее была со мной с самого детства. «Хотя… почему нелюбовь. Возможно, я обожала бы быть среди людей. Я бы хотела». Но стоило оказаться в толпе или под взглядом многих глаз, как неконтролируемая паника поглощала разум. И сколько бы я ни пыталась вспомнить причины такой реакции, всегда натыкалась на стену, которая отгораживала ранние детские воспоминания от тех, что пришли со мной во взрослую жизнь.

– Смотрите…

– Эка вышагивает! Глядит свысока, будто лучше нас…

У меня не было привычки прислушиваться к чужим разговорам, тем более в Венеции, где гомон голосов смолкал только по ночам. Да и в речи смешивалось слишком много языков. Я знала и английский, и итальянский, но их сочетание порой всё ещё вводило меня в ступор. Однако в этот раз что-то было не так. От шепотков вокруг по спине поползли мурашки. Я стала замечать всё больше взглядов, направленных на нас с профессором Калисто, и не могла понять, чем они были вызваны.

Компания из нескольких женщин в модных платьях перешёптывалась. Они прикрывали лица веерами, и слов было не разобрать. Взгляды, обращённые на Джиованни, казались испуганными, ненавидящими и настороженными. Представители рабочего класса не скрывались вовсе – я с удивлением заметила, как на нас указывают пальцем:

– Да нормально выглядит…

– Что ж нормального?! Он хаос во плоти!

Не выдержав повышенного внимания, я решилась задать Джиованни вопрос:

– Почему все так смотрят на нас?

– На меня, – быстро ответил он. – Цвета Академии в одежде привлекают внимание. В связи с последними событиями это логично.

«С последними событиями?.. – не поняла я. – Что же ещё могло произойти за год?»

Пересилив себя, я огляделась и с удивлением поняла, что студентов Академии на площади не было. Ни одного человека в знакомой синей форме, хотя занятия уже должны были закончиться. «Да что происходит?!»

– Я год была на пустошах и не читала ни единой газеты, – осторожно начала я, стараясь больше не смотреть по сторонам так явно. – Что произошло за это время?

Женщина с ребёнком на руках отшатнулась, когда Джиованни прошёл мимо неё.

– Боюсь, сейчас не лучшее время для рассказа, – ответил ведьмак, с грустью глядя на младенца, заплакавшего от резкого движения матери. – Многое изменилось, и наше положение снова стало шатким.

– Шатким?

Джиованни настороженно посмотрел на людей рядом с нами. Многие прислушивались к нашему разговору. Лицо профессора смягчилось, когда он вновь взглянул на меня.

– Я буду рад ввести вас в курс всего происходящего, когда мы окажемся в Академии. Здесь… это небезопасно и неразумно.

– Спасибо, – кивнула я, чувствуя ещё больше тревоги, хотя казалось, все эмоции уже иссякли.

«Что может означать «шаткое положение»? Новый конфликт Ковена и Ордена?..» Моё поколение ведающих уже почти не сталкивалось с ненавистью и гонениями. Нас не боялись и почти никак не выделяли среди простых людей. Конечно, случалось всякое: инцидент с докерами год назад был тому доказательством. Да и Орден, в отличие от Ковена, никогда не давал забыть о прошлом ни ведающим, ни простым людям.

«Неужели они начинают новые гонения? – страшная мысль плотно укрепилась в разуме. – Мы все читали о том, как наши предки скрывались, как сгорали на кострах, но ощутить это на себе… Геката, упаси!»

Должно быть, размышления всё-таки перешли в некую эмоцию на моём лице, потому что Джиованни серьёзно сказал:

– Эстер, я не хотел вас пугать. Прямой опасности для нас сейчас нет. Скорее временные сложности, с которыми Ковен разберётся.

– Дело в Ордене? – я подняла взгляд на колокольню собора Святого Марка.

Там красовался угловатый символ Ордена Первозданного.

– Прошу вас, не здесь. – Профессор пошёл ещё быстрее, в очередной раз уйдя от ответа, и мне стало сложно за ним поспевать.

Самым страшным было то, что «временные сложности» обычно не боялись обсуждать на улице. Проблема явно была глубже, и я просто не могла понять, что же такого случилось всего за год моего отсутствия.

Опустив глаза, я шла за Джиованни.

– Свежий выпуск! Мы впустили хаос в свою жизнь! Интервью со святым отцом Братоломью! Ведьмы – зло? – крики мальчишки – разносчика газет – были подобны удару молнии.

– Что он несёт?! – не выдержала я, хватая профессора за локоть.

Он даже не взглянул на ребёнка.

– Сплетни. Как всегда.

– Что значит «ведьмы – зло»?! – задать вопрос тихо мне не удалось.

Венецианцы, находившиеся поблизости, стали ещё больше коситься на нашу пару. Профессор хорошо держал лицо: внешне он не казался ни смущённым, ни встревоженным таким вниманием.

– Если вы хотите получить ответы, то нужно добраться до дома.

Мне нужно было успокоиться. Успокоиться и не устраивать сцен. Что бы там ни было, в меня и Джиованни Калисто пока никто не кидался камнями, а значит, вопросы и страхи могли подождать.

«Дом, – поняла я. – Он назвал Академию домом». Я тоже называла её так ещё совсем недавно.

Внезапная страшная мысль заставила сбиться с шага. Потребовался ещё миг, чтобы сформулировать вопрос:

– Профессор Калисто… Смерть моего брата как-то связана с событиями, о которых вы упомянули? С заголовками в газете. С отношением людей к нам.

Сердце билось где-то в горле, а уголки глаз снова щипало от слёз. В ожидании ответа я прикладывала все усилия, чтобы скрыть свой страх и слабость.

– Нет, Эстер. Трагедия, случившаяся с профессором Кроу, была именно такой, как я и сказал: неудачный эксперимент, – мягко ответил мужчина. – Мне жаль.

Укол разочарования, что я испытала, был постыдным. Если бы Тадди погиб по вине Ордена или фанатиков, мне было бы кого винить и куда направить боль и ненависть. А теперь я лишилась и этой малости. Оставалась лишь пустота.

«Держи лицо, Эстер, как учил отец», – приказала я себе.

– Покупайте свежий выпуск! – крики разносчика газет постепенно отдалялись.

– У вас не найдётся трёх чентезимо[10]? Я меня пока только фунты.

Проследив за моим взглядом, направленным на мальчика, Джиованни нахмурился.

– Вы вряд ли найдёте в газете хоть каплю правды.

– И всё же я предпочитаю знать мнение не только ведающих. Газеты полезны для понимания общих настроений, – твёрдо сказала я.

– В таком случае рекомендую прочесть её позже, в более спокойной обстановке, – неуверенно кивнул он.

– Конечно.

Мужчина достал из кармана жилета серебряную лиру[11].

– Не уверена, что у мальчика будет сдача, – нахмурилась я.

– В таком случае сегодня его счастливый день и он сможет отдохнуть, не продавая больше газет, – усмехнулся профессор. – Всё равно чентезимо у меня нет.

– Я возмещу вам лиру, как только дойду до банка.

Он снисходительно улыбнулся.

– Не стоит. Я не обеднею.

– И всё же…

– Эстер, купите газету. Со всем остальным разберёмся позже, – отрезал Джиованни, протягивая лиру.

Взяв монету, я поспешила к разносчику газет. «Всё равно верну…» – решила я. Мне всегда было трудно принимать подарки и даже позволять кому-то платить за кофе. Тадеуш пытался научить этому искусству, но не вышло.

– О, синьорина! Этого слишком много…

Быстро сунув в руку мальчишке лиру, я взяла туго скрученную газету и направилась обратно к Джиованни. Разносчик газет больше не пытался вернуть мне деньги и просто крикнул вслед:

– Да хранит вас Первозданный, синьорина!

Только по розоватому отсвету на газетной бумаге я поняла, что солнце уже почти село.

– Я забыла, как быстро тут наступает ночь.

Джиованни посмотрел на небо и улыбнулся.

– Неудивительно, ведь вы провели год в Британии. Там солнца вовсе не бывает.

– Это стереотип! – воскликнула я.

– Неужели, – беззлобно рассмеялся профессор.

Его смех ненадолго отвлёк меня от мыслей о Тадеуше, но лишь ненадолго. Разговор дальше не складывался, и всё моё внимание приковала к себе до боли знакомая башня.

Мы уже пересекли магический барьер, не дающий простым людям войти в переулок, ведущий к обители ведающих, и теперь перед нами открывался величественный вид на Врата Триады – главный вход в Академию.

Я скучала… Мне хотелось задержаться. Запомнить Академию такой, какой она была для нас с Тадди. «Волшебный дом, в котором исполняются мечты. Место, где мы были счастливы». Теперь всё должно было измениться.

Сжав руки в кулаки, я двинулась за Джиованни в Академию.

VI. Крипта

«Многие известные ведающие были преподавателями Академии. И пусть некоторые из них жили во времена, когда Академии в привычном нам виде не существовало, они работали вместе с Ковеном, преподавая искусство магии будущим ведьмакам и ведьмам, и уже позже были названы почётными профессорами. Их имена можно также найти в нашей крипте: вне зависимости от настоящего места захоронения, Ковеном было принято решение увековечить память об их вкладе и в стенах главного – Венецианского – колледжа Академии».

(Отрывок из путеводителя по Академии для первых курсов.)

Академия не изменилась, и это радовало. Мне хватило потрясений, а знакомые арочные окна, мраморные полы, запах трав и декоктов давали хоть какую-то уверенность в стабильности.

К счастью, комендантский час уже вступил в силу, и студенты в синих мантиях по коридорам не ходили, иначе в каждом я искала бы родные черты.

– Если вы не против, мы сразу направимся в крипту. Ректор Санторо ожидает вас там, – сказал Джиованни.

– Конечно… – кивнула я. – Никогда не думала, что крипта Академии – это действительно крипта, а не музей.

– Ведающих нельзя оставлять в городских моргах: их сразу забирают на изучение. Поэтому в каждом колледже Академии есть своя крипта, – тихо объяснил профессор.

– Вероятно, мне повезло, что я не знала об этом раньше.

На это Джиованни уже не ответил. Я лишь заметила, что он старался держаться поближе ко мне, словно готовясь подхватить в случае обморока. «Не волнуйтесь, профессор. Я выдержу. Должна выдержать».

Спуск в крипту был долгим. От бесконечных лестниц, ведущих под землю, начинала кружиться голова.

– Простите за это, – смущённо пробормотал Джиованни. – Обратно ректор поднимет нас быстрым способом.

– Но вы ведь тоже профессор, – нахмурилась я. – У вас должен быть доступ к таким перемещениям по Академии.

– Профессор алхимии, – напомнил он. – Моих способностей хватает, чтобы делать зелья и прочие магические субстанции. Иногда пользоваться подпространством, но только в экстренных случаях. А в практическом применении магии я не силён.

– И всё же вы стали преподавателем в старейшем колледже Академии, – недоверчиво спросила я.

– Я очень одарённый алхимик, – ухмыльнулся профессор.

Мне показалось, что в его словах был какой-то подтекст. Не похвальба и не бравада, а как будто… горечь. Однако расспрашивать об этом у меня просто не было сил.

Спуск занял почти двадцать минут, но в итоге мы достигли крипты. Она разительно отличалась от всех помещений Академии, в которых мне доводилось побывать. Здесь не было лёгкости итальянской архитектуры, почти не было ощущения магии. Под ногами хлюпала вода: любые подвалы Венеции были подвержены этой напасти, – и арочные своды из тёмного камня давили со всех сторон. «Смотри вниз, Эстер. Не поднимай глаза», – уговаривала я себя.

Саркофаги знаменитых выпускников и преподавателей Академии были скрыты в нишах. Некоторые, как гласил путеводитель по Академии, действительно были только данью уважения и оставались пустыми. В других, наверное, лежали тела. Я успела заметить несколько имён, которые мы изучали на истории магии: Мария Лаво[12], граф Сен-Жермен[13], Елена Глинская[14], Реньер де Сен-Реми…[15]

До сей поры мне не доводилось спускаться в крипту даже с учётом того, что я думала о ней как о музее. Будь ситуация иной, я бы не сдержала радости от нового открытия, но теперь… Теперь я ненавидела это место.

Тишину и плеск воды разбил женский голос:

– Эстер Кроу.

Франческа Санторо, профессор проклятий, а теперь ректор Венецианской Академии, подошла ко мне. Она немного парила над водой, видимо не желая намочить мантию и обувь.

– Девочка моя… – непривычная мягкость в знакомом голосе разрушила всю мою стойкость.

Я взглянула в глаза своей любимой преподавательнице, которая практически заменила мне мать.

– П-профессор… Ректор, прошу, скажите, что всё это ложь… Он жив, да?

– Мне так жаль, Эстер, – женщина обхватила меня за плечи и крепко обняла.

Я обняла её в ответ, уткнувшись лицом в плечо.

– Я не понимаю как! Он никогда не любил слишком глубоко копаться в науке… Какие эксперименты?! – сдерживать эмоции и всхлипы больше не получалось. – Почему?!

Санторо молчала, успокаивающе поглаживая меня по голове.

– Милая Эстер, ты же помнишь, что Тадеуш любил пренебрегать безопасностью. Я много раз предупреждала его…

– Предупреждали?! – я резко отстранилась от Санторо. – Если вы знали, что он проводил какой-то опасный эксперимент, то как могли просто предупреждать? Почему? Почему вы его не остановили?

Женщина устало покачала головой.

– Если бы я знала, то остановила бы. Но Тадеуш не говорил о своих изысканиях. Со мной он делился лишь тем, что касалось учебного процесса. А мои предупреждения начались, ещё когда вы были студентами. Ты сама помнишь…

И я помнила: Тадди всегда хотел добиваться всего и сразу. Как можно быстрее. Он не любил ждать и терпеть не мог осторожничать.

– Что произошло? – глухо спросила я, сжимая в руках ткань юбки.

– Он как раз изучал с пятым курсом ритуал призыва проявления проклятия для последующего изгнания, – ответила Санторо. – Тадеуш ещё со времён своей учёбы был уверен, что чертить защитный круг – это трата времени и должен быть способ удерживать зло собственными силами.

– Нет… – возразила я. – Он оставил эту идею после того случая!

– Увы, девочка моя. Тадеуш описал ход своих исследований в журнале. Ошибки быть не может.

– А студенты?.. – мне было слишком страшно спрашивать о том, погиб ли кто-то ещё.

– Он прекрасный профессор и не стал бы подвергать их опасности, – уверила меня Санторо. – Все эксперименты по поиску способа удерживать проклятия Тадеуш проводил в зале для практики, смежном с его покоями.

– Он и погиб там? – вопросы, казалось, сами вылетали из моего рта.

– Да. Его исследования были хороши. Он действительно мог добиться успеха, но удержание без круга – слишком опасная затея.

– Зачем? – прошептала я.

«Зачем, Тадди?»

Ректор не ответила на вопрос. Наверное, она поняла, что он был задан вовсе не ей, а моему близнецу, частичке меня, которой уже не было в этом мире.

– Где он?

Санторо отошла на шаг, и я увидела постамент. Он стоял в центре крипты, а на нём лежало тело, укрытое саваном. «Как я могла не заметить его, только войдя?..» Наверное, мне просто не хотелось замечать. Ноги отказывались нести меня вперёд. И всё же я шла.

Шаг.

Ещё шаг.

Сапоги и чулки насквозь промокли от воды. Звуки крипты, гулкое эхо – всё это проникало в голову, мешая сосредоточиться. Тело. «Кто там? Кто лежит под саваном?» Дрожащими пальцами я прикоснулась к сырой и холодной ткани.

Из-под неё свешивалась рука. «Какие знакомые часы. У Тадди были такие». Безумие обволакивало разум. Я чувствовала, как сила начала бесконтрольно вырываться. «Почему часы Тадди разбиты?» Я потянулась, снимая их с ледяной руки. Ремешок долго не поддавался, но наконец соскользнул с бледной кисти.

– И правда часы Тадеуша, – сказала я себе вслух, как делала на пустошах.

– Эстер… – тихо позвала Санторо.

– Да, ректор?

– Мне поставить щит? Ты тратишь силу.

Взглянув на свои руки, я поняла, что они светились. Уже много лет я не теряла контроль.

– Поставьте щит, пожалуйста.

Я прекрасно знала, чем были чреваты неконтролируемые всплески силы. Они могли навредить и тем, кто находился в крипте, и целостности Академии, даже несмотря на то, что она была надёжно защищена магией.

Ректор Санторо быстро возвела вокруг меня едва заметный энергетический кокон.

«Возьми себя в руки. Дыши». С трудом взяв под контроль силу, я тяжело выдохнула. «Ты должна посмотреть».

Я до последней секунды надеялась, что под саваном окажется кто угодно, но не Тадеуш.

Быстрое движение, чтобы откинуть ткань с лица. Один взгляд.

– Тадди… – резко вернув саван на место, я отшатнулась и упала в воду. – Тадди! Нет!

Удары по воде, крики, слёзы – всё было бесполезно, ведь под саваном действительно лежал мой брат. Я даже не сопротивлялась, когда профессор Калисто поднимал меня на ноги и укутывал в свой плащ.

– Тадди мёртв, – шептала я ему, цепляясь за ткань его костюма. – Понимаете, он мёртв…

– Мне так жаль, Эстер… – отвечал Джиованни, подхватывая меня на руки.

– Я сама…

Хотя куда я сама: ноги и правда не держали. И если бы меня опустили на землю, я бы просто снова упала.

– Выведите Эстер отсюда, я подниму нас, – сказала Санторо.

У выхода на профессорскую лестницу я заставила себя вновь взглянуть на постамент в центре крипты. Мне казалось, что что-то изменится. Там наверняка был не мой брат, а двойник или иллюзия. Однако глупость собственных мыслей была мне очевидна. Я знала, что видела.

Под саваном, среди великих ведающих прошлого, лежал мёртвый Тадеуш Кроу.

VII. Дела минувших дней

«Санторо сделала мне выговор и обещала написать отцу. Нужна твоя помощь, чтобы задобрить её. Встречаемся в «Уголке Данте» после занятий, чтобы придумать план. Вив уже в курсе».

(Записка Тадеуша, оставленная Эстер на первом курсе.)

К тому моменту, как меня вынесли в коридор на верхних уровнях, я уже чувствовала себя достаточно уверенно, чтобы встать на ноги.

– Можете отпустить, профессор. Простите, что пришлось тащить.

Джиованни с недоверием посмотрел на меня, но всё же поставил на пол.

– Мне уже лучше, правда, – уверила я его.

Конечно же, это было ложью: стать лучше просто не могло. Не после того, что я увидела в крипте. Но хотя бы внешне мне пришлось взять себя в руки.

Вернув Джиованни плащ, я сделала пару неуверенных шагов. Профессор и ректор Санторо держались рядом, готовые подхватить.

– Вы говорили, что мой отец уже прибыл в Академию. Где он? – вопрос был задан только для того, чтобы на меня перестали смотреть с жалостью, от которой хотелось снова расплакаться.

Санторо нахмурилась, словно испытав резкую зубную боль. Многие реагировали так на упоминание Александра Кроу.

– Он прибыл утром, – ответила она. – Отдал распоряжения по поводу похорон и всех дел Тадеуша, чтобы этим не пришлось заниматься вам. Незадолго до вашего прибытия он порталом вернулся в Британию. Ему нездоровилось.

Чувство дикого облегчения накрыло меня с головой. «Его здесь нет…»

– Он не говорил, приедет ли на похороны?

– Не приедет, но вскоре напишет вам.

– Понимаю, – один маленький, но очень тяжёлый камушек упал с моей души.

Разумеется, я переживала за здоровье отца. Он уже много лет боролся с последствиями долгой работы с проклятиями и редко покидал поместье. Но всё же мне казалось, что Венецию он столь поспешно покинул по другой причине. Возможно, он понял, что, когда мы с ним находимся рядом, становится лишь тяжелее. «Нужно будет написать ему и навестить».

Однако сейчас меня ждали иные проблемы, например разговор о возмутительном требовании Ковена занять должность Тадеуша. Казалось, Санторо предугадала мой вопрос на этот счёт и сказала:

– Эстер, вам подготовили комнату на профессорском этаже. Нам многое нужно будет обсудить, но не сегодня.

– Почему? – недоверчиво спросила я. – Письмо от верховного ведьмака Ворона намекало на срочность.

– Потому что вы потеряли брата, девочка моя, – резко ответила Санторо. – Все разговоры подождут до тех пор, пока вы не будете готовы.

– Что, если я никогда не буду готова?

– Эстер, сейчас вам нужно просто отдохнуть. Позвольте проводить вас, – женщина тяжело вздохнула, беря меня под руку. – Профессор Калисто, благодарю вас на помощь. И простите, что отвлекла вас от работы.

– Я был рад помочь, – Джиованни взглянул на меня и коротко поклонился. – И, несмотря на обстоятельства нашей встречи, я рад знакомству с вами, синьорина Кроу.

Мне хватило сил только на то, чтобы кивнуть. Джиованни ещё раз галантно попрощался с Санторо и скрылся на лестнице.

– Пойдёмте, Эстер, – повторила ректор. – У вас был тяжёлый день. Я уверена, что вам не терпится оказаться в кровати.

«Боюсь, что, оказавшись в одиночестве, я просто сойду с ума». Разумеется, Санторо я этого не сказала и просто последовала за ней в профессорское крыло. Ни ректор, ни профессор Калисто и так не обязаны были нянчиться со мной. Возможно, в одиночестве мне на самом деле должно было стать легче.

Санторо остановилась у красивой двери из красного дерева на жилом этаже профессоров.

– Эту комнату подготовили к вашему приезду. Когда вы будете готовы к беседе, просто зайдите ко мне. Я решила не менять свой кабинет на новой должности, поэтому найти его труда не составит.

– Спасибо, – сказала я, не зная, когда найду в себе силы на разговор.

Напоследок Санторо сжала мою руку. От её по-матерински тёплого прикосновения на душе стало немного легче. И эта лёгкость осталась даже после того, как ректор ушла.

Зайдя в подготовленную для меня комнату, я запрокинула голову, разглядывая потолок. Он был купольным, зачарованным так, чтобы повторять небо. Звезда блеснула и, падая, прочертила светящейся линией небосвод. У меня закружилась голова. Нужно было срочно прилечь.

На негнущихся ногах я добралась до кровати и повалилась, раскинув руки. Убранство комнаты в тот момент беспокоило меня мало: всё равно ничего не было видно из-за чёрных точек, пляшущих перед глазами.

– Как же всё давит… – я оттянула ворот амазонки, которая всё ещё пахла полынным дымом и насквозь промокла после моего падения в крипте.

Встряхнув руками, я при помощи магии расстегнула все пуговицы и застёжки.

– Sagaciter[16].

Вещи соскользнули с тела, прямо в воздухе очищаясь и разглаживаясь. Оставшись в шёлковой камизе на тонких бретелях, я снова махнула рукой:

– Ordinis[17].

Чистая и выглаженная одежда с хлопком растворилась в воздухе, переместившись сразу в вещной сундук, который я всё же успела заметить в комнате. В кои-то веки расточительное использование магии не казалось чем-то постыдным, а было простой необходимостью. Встать, чтобы раздеться, я бы всё равно не смогла.

Рядом со мной на кровати лежали часы Тадеуша и купленная на площади газета. Взглянув на промокшую бумагу, я невольно поморщилась. «Вот сейчас мне тревога от прочтения прессы точно не нужна…» Плавный жест, и газета отлевитировала на столик, а часы оказались в моей руке.

Кончиками пальцев я провела по разбитому стеклу и застывшему времени.

3:47. Ведьмин час, между третьим и четвёртым часом тьмы. Все проклятия, все силы были в это время особенно сильны.

– Тадди, зачем ты призвал их ночью? – спрашивала я у бездушного циферблата. – Почему работал один? Зачем ты оставил меня одну?

Свернувшись клубочком на кровати, я прижимала к себе часы брата и беззвучно плакала, пытаясь хоть немного выпустить боль. «Значит, ты всё-таки погиб не утром, а ночью. Но нашли тебя позже…»

– Если бы я приехала чуть раньше. Если бы ты втянул меня в свои исследования, как делал всегда… Я бы тебя спасла.

Разбитое стекло часов до крови царапнуло ладонь. Прикрыв глаза, я позволила мыслям скользнуть в прошлое, где было уютно и тепло.

Где Тадеуш был жив.

Май. 153 год от Зимнего Совета, 1888 год от Рождества Первозданного

– Мы опоздаем!

Я тянула Тадеуша за руку, чтобы хоть немного ускорить. Но, во-первых, этот лодырь перерос меня почти на голову, когда нам было ещё по пятнадцать лет, а во-вторых, он был не в пример сильнее.

– До семинара ещё десять минут, и мы в двух шагах от аудитории! – ухмыльнулся он. – Спокойствие, Колючка, никто никуда не опоздает.

– Но я хочу успеть прочесть конспект по призыву! Я вообще не готова к практике!

– Ты? Не готова? Ты каждый раз так говоришь. – Смех Тадеуша разнёсся по коридору, и несколько второкурсниц с факультета целителей кокетливо хихикнули, стараясь привлечь его внимание. – Но мы оба прекрасно знаем, что на самом деле ты всю ночь просидела над учебниками и конспектами.

– Информация так быстро не усваивается! Надо было не ходить с тобой на той неделе в «Уголок Данте», а учиться…

От тревоги у меня вспотели ладони. «Это ведь последний семинар по базовым проклятиям! От него зависит допуск к экзаменам…» Тяжело задышав, я прижала руку к груди.

Тадеуш театрально закатил глаза.

– Ты сейчас доведёшь себя и грохнешься перед Санторо в обморок.

– Она опять? – звонкий женский голос прозвучал за моей спиной.

Обернувшись к Вивьен – нашей с Тадеушем однокурснице, я в очередной раз восхитилась тому, как ей удавалось выглядеть так элегантно даже на утренних занятиях. Идеально уложенные золотые кудри, едва заметный, но освежающий образ румянец на щеках, немного сурьмы на длинных ресницах, из-за чего синие глаза становились особенно яркими… Вивьен была моим эталоном красоты, к которому, честно говоря, я не пыталась приблизиться. В отличие от неё, мне по утрам хватало времени лишь на то, чтобы в сотый раз перечитать нужные главы учебников.

– Колючка паникует, как обычно, – сдал меня Тадди.

Недовольно поджав губы, Вивьен притянула меня к себе и крепко обняла.

– Ты самая умная ведающая на свете. Ты всегда всё знаешь, – прошептала она. – Что важнее, Санторо от тебя без ума. И если кто-то из нас сможет пережить семинар, то это будешь ты.

– Эй! Я тоже переживу его! – насупился Тадеуш.

– Если тебя Ленор Леру не убьёт за то, что ты бросил её одну у Данте в выходные, – отмахнулась Вивьен.

Я резко отстранилась от подруги и гневно посмотрела на брата.

– Ты сам пригласил её и потом бросил, даже не проводив до Академии?!

Хоть наша пышногрудая однокурсница Леру никогда мне особо не нравилась, я всё же считала Тадеуша джентльменом. Видимо, зря.

– Я бы никогда так не поступил, – уже серьёзно ответил он. – Ещё пока я был в кабаке, наша Ленорушка нашла себе нового кавалера и предпочла остаться с ним.

– Да ты что?! – Вивьен ехидно посмотрела на Тадди. – Тебе предпочли кого-то другого?

– Ну, не совсем… Скорее она пыталась вызвать во мне ревность…

Взглянув на часы, я поняла, что амурные похождения даже моего собственного брата не стоили того, чтобы опаздывать на семинар.

– Тадеуш! Огастус! Кроу! Девять утра! – почти прокричала я.

– Оу… – подхватив меня и Вивьен под руки, брат бросился в сторону аудитории. – Что бы я без тебя делал, сестрёнка?

– Вылетел бы из Академии.

Тадеуш что-то неопределённо хмыкнул.

Запыхавшиеся и нервные, мы проскользнули в аудиторию сразу за профессором Санторо. Под хмурым преподавательским взглядом я юркнула на скамью в третьем ряду и вжала голову в плечи, надеясь просто исчезнуть.

К сожалению, наша учебная комната была построена на манер полукруглого амфитеатра, и скрыться за спинами других студентов не представлялось возможным.

– Что ж, раз все в сборе, можем начинать, – объявила Санторо, взмахом руки проявляя на доске слова «итоговый семинар». – Первый вопрос я задам всем. Кто ответит правильно, будет сразу допущен к практике и экзаменам.

Я вся обратилась в слух.

– Вы пришли в старый дом на одной из самых дорогих улиц… скажем, Лондона, – начала профессор. – Вас наняли владельцы, а встретил в доме милый агент. Он сообщил, что уже третьи покупатели отказались от данной недвижимости. Никаких причин они не назвали, но вас всё равно наняли проверить дом – на всякий случай.

«Дано» задачи уже показалось мне странными. В наш век, когда ведающие жили бок о бок с простыми людьми, о мистических происшествиях было принято говорить открыто и предоставлять специалистам всю имеющуюся информацию. Услуги ведающих стоили недёшево: нас в мире было не так уж много, поэтому «на всякий случай» таких, как мы, нанимали редко.

– Итак, вы берётесь за дело, – продолжила Санторо. – Обойдя весь дом вдоль и поперёк, вы не находите никаких странностей, но чувствуете вибрацию энергии проклятия, преследующую вас. Что вы будете делать?

Несколько студентов сразу подняли руки. Я была в их числе, хотя ответа в моей голове всё ещё не было – сработал рефлекс.

– Синьорина Леру, – кивнула профессор.

Рыжеволосая бывшая пассия Тадеуша самодовольно усмехнулась.

– Нужно найти источник проклятия и очистить от него дом, – ответила она.

– Разве при первичном осмотре дома вы не постарались бы найти источник?

– Хм… ну, я…

– Нет, синьорина Леру, – холодно сказала Санторо. – Вам не удаётся найти источник. Он словно передвигается вместе с вами.

Пристыженная Ленор села обратно на скамью, а взгляд профессора остановился на мне.

– Синьорина Кроу. Ваша версия?

Я медленно поднялась со скамьи, вспоминая слова Санторо: «Вас наняли владельцы, а встретил в доме милый агент. Он сообщил, что уже третьи покупатели отказались от данной недвижимости. Никаких причин они не назвали… Вам не удаётся найти источник. Он словно передвигается вместе с вами».

– Профессор, могу ли я задать уточняющий вопрос?

– Разумеется.

– Агент тоже остался осматривать дом?

Профессор Санторо, как никто другой, умела держать на лице непроницаемую маску, но я видела, как её губы дрогнули в едва заметной улыбке.

– Да, он ходит вместе с вами, – сказала она с лёгким кивком.

– В таком случае я сказала бы ему, что дом в полном порядке, – ответила я, – и что я намерена его купить.

Среди студентов прошёл ропот непонимания, который стих при следующих словах Санторо:

– Браво, Эстер. Догадываетесь, что произошло бы дальше?

– Вибрация проклятия усилилась бы. Смотря в глаза милому агенту, я бы поняла, что моё единственное желание – убраться подальше от дома.

– И что бы вы сделали?

– Выставила бы щит, усиленный знаком отрицания третьего уровня, – улыбнулась я.

– Почему не первого? – попыталась подловить меня Санторо.

– Пока проклятие принимало форму агента, я бы не смогла понять, насколько оно сильное, а третий уровень способен удержать большинство злонамеренных влияний.

– Выскочка… – прошептала Ленор Леру.

Но я не обратила на её слова внимания: меня слишком захватил азарт разгадки тайны.

– Очень хорошо, Эстер, – кивнула Санторо. – После того как вы выставили бы щит, агент стал бы тенью или духом – привычным проявлением сильных проклятий. Это проклятие отгоняло от дома всех покупателей, потому что в пустоте и медленно разрушающемся месте ему было проще набирать силу.

– Разумное проклятие, созданное намеренно, – пробормотала я. – Кто-то держал зло на владельцев дома?

– Да. Но ваша задача не искать виновного, а избавиться от сущности перед вами. Как бы вы это сделали?

Я подробно описала профессору способ изгнания, завязанный на очерчивании защитного круга и призыве проклятия в него. Санторо несколько раз задавала уточняющие вопросы другим студентам, проверяя их знания. Наконец она удовлетворённо кивнула.

– Блестящий ответ, синьорина Кроу. Вы не только отлично знаете материал, но и умеете быстро находить нестандартные решения. Вы допущены к экзаменам.

Не сдерживая гордой улыбки, я села на скамью и постаралась незаметно вытереть вспотевшие ладони о юбку.

– Сестрёнка, ты – мозг! – Тадеуш играючи ткнул меня локтем в бок. – Поможешь мне с одним экспериментом после лекции?

– Что ты опять задумал? – прошептала я.

– Хочу попробовать кое-какой ритуал из программы, – беспечно ответил он.

– Во-первых, тебя никогда не интересовали эксперименты – только проделки. Во-вторых, вся твоя самодеятельность обычно заканчивается выговорами от профессоров.

– Пожа-а-алуйста, Колючка!

Я тяжело выдохнула.

– Ладно, помогу. Никуда без сестры…

– Ты лучшая! – выдохнул Тадди.

– Тихо вы! – шикнула на нас Вивьен. – Сейчас Санторо озвереет от ваших перешёптываний!

Мы с Тадеушем затихли. Остаток семинара пролетел довольно быстро. Вивьен, хоть и запинаясь, ответила на все вопросы и с горем пополам получила допуск к экзаменам.

Тадеуш выступил великолепно. Забыл, правда, что перед работой с проклятыми вещами нужно использовать защиту, но Санторо снизила за это всего полбалла.

После семинара профессор первая покинула аудиторию: у неё как раз начинались практические занятия с первыми курсами. Вскоре разбрелись и студенты, чтобы успеть пообедать перед алхимией.

– Ну вы и капуши, – усмехнулась Вивьен. – Я побегу, а то со мной Бронте хотел перед лекцией поговорить.

Я уже раскрыла рот, чтобы сказать о плане Тадеуша задержаться в аудитории, но брат быстро меня перебил.

– Удачи тебе с Бронте. Говорят, он уже устал от студентов и почти всем ставит оценки не глядя.

– Твои бы слова Триаде в уши! – Вив быстро поцеловала в щёку меня, а затем Тадеуша. – Не скучайте без меня, воронята![18]

Когда за ней закрылась дверь аудитории, я повернулась к брату.

– Почему не дал сказать ей, зачем мы задержались?

– Возможно, мы станем первыми, кто сдаст экзамены одним только экспериментом! А ты хочешь делиться славой? – ухмыльнулся Тадеуш.

– Не знаю, о чём ты, но Вив – наша подруга.

– Если всё удастся, мы ей расскажем.

Тадеуш спустился к профессорской кафедре и начал чертить на полу защитный круг.

– Так что ты собираешься делать? – спросила я, напряжённо следя за его движениями.

В груди появилось странное зудящее чувство. Даже не чувство… Предчувствие.

– Увидишь, – ответил Тадди, не поднимая головы.

– Зачем тебе вообще я, если ты ничего не рассказываешь?

– Для страховки, сестрёнка. Для страховки… Принеси мне, пожалуйста, книгу призывов.

«Принеси-подай, а зачем – непонятно». Я прошла к книжным шкафам и достала толстенный фолиант, в котором были собраны заклятия и ритуалы призывов проклятий и прочей тьмы.

– Книгу изгнаний захватить или помнишь формулы? – уточнила я.

– Помню.

Пока я возилась с книгой, которую даже двумя руками было сложно нести, за моей спиной раздался треск магии.

– Ut ante me! – крикнул Тадеуш.

– Ты что?.. – Уронив фолиант, я резко обернулась.

Брат стоял в центре защитного круга, в котором явно не хватало целых трёх колец отрицания.

– ТАДЕУШ, ТЫ НЕ ДОЧЕРТИЛ КРУГ! – взвизгнула я.

– Я начертил всё, что хотел! Магия сильна сама по себе! Нам не нужна лишняя защита. Я это докажу! – Он раскинул руки, повторяя призыв. – Ut ante me! Ut ante me!

Я бросилась к нему, надеясь остановить, но было поздно: Тадеуш завершил призыв, и из стен в аудиторию начали просачиваться тени проклятий. Не просто проклятий… Это были ложные души – сгустки энергии, созданные злобой и сожалениями людей. Их часто принимали за призраков из-за жажды этих проявлений заполучить чужую энергию и жизнь любой ценой.

– Нет! – Мой крик потонул в завывании проклятий, которые стремительно летели к тому, кто их призвал.

К Тадеушу.

– Твою ж!.. – крикнув, брат пошатнулся, когда одна из ложных душ врезалась в выставленный щит.

Он потерял контроль, а без трёх колец отрицания проклятия были слишком сильны.

Я смутно помнила, что произошло дальше. Кажется, души разом накинулись на Тадди. Им бы хватило всего пары касаний, чтобы выпить его жизнь. Мне же нужен был всего миг, чтобы заслонить собой брата.

– Denegans te! – Руки сами сплели щит из чистой энергии: я даже не задумывалась о том, что делала. – Не смейте! Трогать! Моего! Брата! Denegans te! Negare te in virtute maiorum tuorum!

Нас с Тадеушем окружил свет моего щита. Проклятия ударялись в него, почти сразу рассеиваясь.

– Не могу… – прошептала я, чувствуя дрожь, бьющую всё тело.

– Можешь! Видишь, я был прав! Ты можешь с ними справиться и без круга! – голос Тадеуша доносился как из-за пелены.

Очередной удар о щит выбил меня из равновесия. Я знала, что, если упаду, мы с Тадди оба умрём.

Дверь в аудиторию распахнулась.

Свет моего щита погас, и я упала на холодный пол, ничего не видя сквозь помутившую зрение тьму.

– Эстер! Эстер! – кричал Тадеуш.

– Отойди, мальчишка, – это была Санторо.

Резкий хлопок по щеке заставил меня распахнуть глаза и всё-таки сфокусировать взгляд на склонившейся надо мной женщине.

– Профессор… – прошептала я.

– Вы молодец, Эстер, – тихо сказала она. – Вы спасли брата.

Октябрь, 155 год от Зимнего Совета, 1890 год от Рождества Первозданного

Резко сев на кровати, я впилась пальцами в виски и начала раскачиваться из стороны в сторону. «Нужно выйти отсюда!» Желание уйти из Академии было внезапным и безумным. После таких ярких воспоминаний о прошлом… о Тадеуше… Стены давили на меня. Хотелось забыться, притвориться кем-то другим.

Я быстро щёлкнула пальцами, открывая брешь в подпространство. «Я же должна была отложить сюда какие-то вещи на всякий случай… Вот, это подойдёт…»

Достав простое зелёное платье с золотыми пуговицами, я натянула его прямо на камизу, даже не пытаясь в таком состоянии зашнуровать корсет. Едва только последний крючок был застёгнут, я выбежала из комнаты. «Воздух. Мне нужен воздух».

Оказавшись на улице, я с трудом перевела дыхание. Бег по лестницам Академии был тем, по чему я не скучала ни мгновения. Первый порыв к побегу уже прошёл, и теперь прохладный ночной воздух отрезвлял мысли.

«Ну и куда ты собралась?» – спрашивала я сама себя. Желание забыться никуда не исчезло, вот только бездумное хождение по венецианским переулкам принесло бы больше размышлений, чем отрешённости. «Может, пойти в кабак? Алкоголь должен притупить разум».

Я понимала, что собиралась совершить глупость: помнила о словах Джиованни Калисто и странной реакции людей на улицах. Но в ту ночь мне было всё равно. Возможно, мне даже хотелось найти неприятности.

Хотя нет… Я просто хотела снова почувствовать рядом присутствие Тадеуша, хотя бы став им ненадолго – притворившись, ведь, будь Тадди на моём месте, он непременно утопил бы печаль на дне стакана с самым крепким алкоголем, как делал не раз во время учёбы.

Отмахнувшись от голоса разума и всякой осторожности, я пошла прочь от Академии, считая удары своих каблуков по каменной брусчатке.

VIII. Поэзия и вино

«Упражняться в поэзии нужно ежедневно. Это не только тренирует ум, но и способствует улучшению здоровья. Да, мой друг, я имею в виду то самое здоровье, которое вы поправляете на шёлковых простынях с синьорой Франко. Помните: ничто так не пробуждает в женщине желание заняться любовью, как поэзия».

(Из письма неизвестного.)

Шум, запах кислого итальянского вина и перебродившего пива, визгливая музыка и толпа пьяных тел. Кабак, в который я забрела, был воплощением того, как священникам представлялась Геенна. Он был именно тем, что я искала.

Конечно, можно было пойти в «Уголок Данте» – питейное заведение ведающих, но там шанс встретить кого-то знакомого был бы слишком велик, поэтому я оказалась в безымянной дыре в доках.

Первый реакцией было желание развернуться из уйти, особенно когда я поняла, как много людей было в маленьком душном помещении. Но по возвращении в Академию непременно вернулись бы и мысли о смерти Тадди. Этого я допустить не могла.

Мне потребовалась изрядная выдержка, чтобы протиснуться через дурно пахнущие тела к стойке. Кабатчик, чьё прокопчённое солнцем лицо было изрыто оспинами, грозно выплюнул:

– Чего надо, милочка?

– Самое крепкое, что у вас есть, – пробормотала я.

– Чего-чего?! – не расслышав меня, мужчина тут же отвлёкся на шум за моей спиной. – Эй, Орвино, ещё раз ударишь по столу, я твоим лицом его вытру! Понял?! Так чего тебе налить?

Я не сразу поняла, что последний вопрос снова был обращён ко мне и, окончательно растеряв весь настрой, тихо попросила:

– Бокал вина.

Кабатчик неодобрительно цокнул языком: видимо, вино здесь было не самым популярным напитком, – но всё-таки извлёк из-под стойки мутную запылённую бутылку.

– Ну, держите! – он небрежно подвинул ко мне стакан и до краёв наполнил его вином странного ржавого оттенка. – Три медяка.

Я слишком поздно вспомнила, что так и не успела обменять деньги.

– М-м-м… Вы британские пенсы принимаете?

– Чего?! – кабатчик уже было потянулся, чтобы забрать кружку, как к стойке подскочил высокий мужчина в белой рубашке с нахально распахнутым воротом. – Поэт? А тебе чего опять надо?

– Я заплачу за синьорину, – мужчина кинул на стойку три медных чентезимо.

– Я сама… – попыталась остановить его я.

– Ну что вы! Чтобы такая прелестница, как вы, могла насладиться вечером, это слишком ничтожная цена.

Наигранная щегольская ухмылка не произвела на меня никакого впечатления. Более того, натиск мужчины был скорее тревожащим, чем лестным. Но хорошая сторона в его «подвиге» всё же была: меня не выгнали из кабака.

Схватив стакан, я коротко кивнула:

– Спасибо.

Поэт явно понял, что собеседник из меня так себе, и не последовал за мной к самому дальнему столику.

Забившись в уголок, я сделала первый глоток. Кислое, вязкое вино заставило меня скривиться. Я поспешно отставила бокал в сторону: от этого пойла можно было не то что забыться, но и получить отравление. Никакого желания делать второй глоток у меня не было. К тому же в кабаке так смердело алкоголем, что опьянеть можно было, просто глубоко вздохнув.

Гомон голосов сливался в единый шум, который отлично перебивал мысли. От количества людей вокруг меня немного трясло, но выбор столика в углу, вдали от большинства пьяниц, был отличным решением. Паника не накрывала меня полностью. Кроме того, дрожь и тревожность здесь всё равно не шли ни в какое сравнение с теми чувствами, которые я испытывала, лёжа в одиночестве в комнате и думая о Тадди.

– По многочисленным просьбам… – уже знакомый мужчина, оплативший моё вино, забрался на стол в центре кабака.

Толпа одобрительно заулюлюкала.

– Давай что-нибудь жизненное! – крикнул кабатчик.

– А лучше про богачей!

Поэт театрально-учтиво кивал на все предложения, брошенные из толпы.

– Вы читали новость про отравление одного из членов Совета дожей? – спросил он заговорщицким тоном.

– О! Давай! – подбадривали его люди.

Прочистив горло, поэт заговорил:

– Синьор, надменно вздёрнув бровь, с насмешкой холодно сказал: «За тех, в ком голубая кровь!» – неспешно поднял свой бокал. – «Служанка в тёмном закутке – в одной руке пустая склянка. Ожоги яда на щеке и мысль: «Скорей бежать из замка!»

Кабак погрузился в тишину, а спустя несколько секунд со всех сторон раздались недовольные выкрики:

– Это чё было?

– Ни черта не понял…

Я с волнением смотрела на поэта, ожидая увидеть на его лице разочарование или обиду, но ему, казалось, было всё равно. Мужчина изящно спрыгнул со своей импровизированной сцены и уселся за один из столиков в другом конце зала.

«Странная поэзия для кабака, слишком литературная», – подумала я.

– Наконец-то Орден их снова прижмёт. А то обнаглели эти ведьмы!

Одной фразы, раздавшейся за соседним столом, хватило, чтобы я забыла о поэте.

– Ты вообще читал, что они делают? Убивают зверски, тела для каких-то своих ритуалов разделывают… – полная женщина лет пятидесяти, чьё лицо от выпитого покрывали красные пятна, говорила с почти засыпающим гондольером.

Гондольер, в отличие от своей собеседницы, выглядел довольно трезвым, но очень уставшим. Ему можно было дать не больше сорока лет, хотя тени под глазами делали лицо старше и угрюмее.

– Бернардо, ты вообще меня слушаешь?! – зашипела женщина.

– Ага, слушаю, Приска, слушаю. Ведьмы жрут младенцев… – пробормотал гондольер.

– Да при чём тут младенцы! Ведьмы – отродья хаоса, и Ордену надо было давно их всех пожечь, а не перемирие заключать. Будь проклят их Зимний Совет!

Женщина говорила о ведающих с такой злобой и ненавистью, что я невольно вспомнила прошлогоднюю встречу с докерами.

– Приска, чего ты от меня хочешь? Все уже говорят, что ведьмы в тех убийствах виноваты, но никто не спешит их сжигать, – тихо ответил гондольер.

– Вот именно! Народу надо подняться! Самим Ордену помочь! Я уже в пятом кабаке это говорю: скоро меня услышат, и зажгутся костры! – смеялась Приска.

А я… Я задала вопрос раньше, чем успела подумать о последствиях. Даже не так: раньше, чем вообще успела подумать.

– Вас обидел кто-то из ведающих?

Женщина удивлённо обернулась к мне и смерила оценивающим взглядом.

– Ещё чего, ragazza![19] Я с хаосом никогда не якшалась и не собираюсь.

Я задумчиво посмотрела на своё едва пригубленное вино.

– Хотите выпить? У меня что-то нет настроения.

Женщина подозрительно покосилась на бокал, но я уже увидела в её глазах одобрительный прищур.

– А чего это ты хочешь меня угостить?

– Просто так. Если я не пью, то зачем вину пропадать? А вы, может, меня разговором уважите.

– А ты мне нравишься, ragazza! – женщина схватила бокал, а её товарищ Бернардо пододвинул мой стул к их столу.

Гондольер на удивление тепло мне улыбался, как будто был искренне рад возможности больше не оставаться с Приской наедине.

– Ну, скажи-ка! Ведьмы – зло? – начала женщина, едва только я пересела к ним.

– А люди – зло? – тихо спросила я.

– Э-э-э, чего?

– Ну, вы же сказали, что тех, кто совершает убийства, надо сжигать. Сколько тут, в Венеции, за год случилось убийств? Не только ведьминских. Всех.

Гондольер Бернардо почесал сальную голову.

– Точно не скажу, но навскидку штук сорок.

– Ты откуда знаешь? – буркнула на него Приска.

– Поплавай на гондоле с моё – не такое услышишь, – пожал он плечами.

– Сорок убийств… – кивнула я. – Вы говорили, что газеты пишут об убийствах, совершённых ведающими. Сколько из них произошло по их вине?

– Я читал о трёх случаях, – сказал Бернардо.

– Я о пяти! Пяти, представляете! – взвизгнула Приска.

– Пусть будет пять, – вежливо кивнула я. – Предположим, что пять убийств совершили ведающие.

– Что тут предполагать?! В газетах чёрным по белому было написано!

– Хорошо, пять убийств по вине ведающих, – не стала спорить я. – А остальные тридцать пять?

Приска и Бернардо задумались.

– Десять – это пьяные стычки в кабаках. Мы, гондольеры, о таком точно знаем, – сказал мужчина. – Ещё пара штук – отравления в домах богачей. Обычное для Венеции дело.

– О! А я слышала, что у нас маньяк новый завёлся: кажется, кто-то из докеров – остальные, наверное, его рук дело! – гадко захихикала Приска.

– Маньяк… Интересно. Пьяные стычки и отравления тоже. Виновных, по-вашему, тоже надо сжигать? – подводила я разговор к нужному итогу.

– Зачем? – женщина удивлённо захлопала глазами. – Их в тюрьму надо. В крайнем случае – повесить: преступники же.

– Вот и я о том же. Преступники бывают ведающими, а бывают простыми людьми. Они могут быть богачами и бедняками, – улыбнулась я. – Но из-за нескольких убийц вы ведь не начинаете ненавидеть весь род человеческий.

– Ничего ты не понимаешь! – Приска залпом допила моё вино и ушла к стойке.

Гондольер остался сидеть рядом со мной, задумчиво глядя куда-то в стену.

«Бесполезно, – думала я. – Люди боятся того, чего не понимают. Так всегда было и всегда будет». Когда я собиралась встать, меня остановил голос Бернардо.

– Нет.

– Простите?

– Никто не ненавидит род человеческий из-за того, что какие-то stronzo[20] совершают преступления, – тихо сказал мужчина. – Да и ведьм… э-э-э… ведающих ненавидеть всех неправильно.

– Надеюсь, многие люди похожи на вас, синьор, – благодарно улыбнулась я.

Бернардо тоже растянул губы в усталой, но вполне приятной улыбке.

В этот момент у стойки раздался звон бьющейся посуды.

– Ты как мою жену назвал?! А ну, иди сюда! – закричал невысокий мужчина на своего собутыльника, вдвое выше него.

В мгновение ока и так неспокойное место превратилось в месиво из пьяных, дерущихся тел.

Бернардо вскочил на ноги.

– Уходите, синьорина. Это надолго.

Гондольер бросился в гущу драки, пытаясь остановить хоть кого-то, но его усилия были безуспешны. Я заозиралась, ища путь к отступлению, но выход был заблокирован основной гущей борьбы.

– Следуйте за мной, здесь есть задняя дверь.

Появившийся передо мной уже знакомый поэт указал на относительно свободное пространство за стойкой кабатчика: там действительно виднелась дверь.

Драка подбиралась ближе: в стену за моей головой прилетела пивная кружка, вдребезги разбившаяся от удара. Я пригнулась, сдерживаясь от того, чтобы применить магию.

– Уходим, синьорина, – поэт уже настойчивее указал на дверь. – Такие драки не заканчиваются быстро.

Поняв, что другого выбора не было, я неуверенно последовала за мужчиной. Тот отталкивал с пути пьяниц и всячески ограждал меня от драки.

– Вы только не магичьте, синьорина, тут и без этого неспокойно, – вполголоса посоветовал поэт.

– Как вы догадались? – пробормотала я.

– Тут кроме слова «ведьма» других названий таким, как вы, не знают. А вы мало того что ведающих упоминали, так ещё и защищали их. Вот я и предположил.

В этот момент я почувствовала себя последней дурой. Мне казалось, что я элегантно пыталась вывести Приску и Бернардо на гуманные рассуждения о ведающих, при этом не показывая своей заинтересованности. А оказалось, что абсолютно посторонний человек, который и разговор-то наш слышал только издали, сразу понял, кто я и что пытаюсь сделать.

Раздражённая на себя за глупость и на поэта за открытие этой глупости, я прошипела:

– Чужие разговоры подслушивать нехорошо.

– Тогда откуда мне брать вдохновение для поэзии? – с ухмылкой парировал мужчина, ничуть не обидевшись.

Дальнейший диалог на эту тему стал невозможным: крики в кабаке стали особенно громкими, и за ними я не слышала даже собственных мыслей.

Кабатчик куда-то скрылся: то ли пошёл останавливать драку, то ли, наоборот, сбежал от неё, поэтому поэт по-хозяйски открыл передо мной тонкую заслонку, отгораживавшую пространство за стойкой, и пропустил меня вперёд.

Дверь, к которой мы стремились добраться, оказалась незапертой, и уже через пару секунд я выскочила на улицу, жадно ловя ртом прохладный ночной воздух. Цель моего визита в кабак оправдалась на все сто: я отвлеклась от всех мыслей.

– Как вы, синьорина? – поэт, вышедший вслед за мной, плотно закрыл дверь.

– Всё в порядке, – отдышавшись, ответила я. – Спасибо, что помогли.

– Как можно не помочь прекрасной донне! – ухмыльнулся мужчина, театрально кланяясь.

В его ужимках было столько фальши, что я невольно поморщилась, на что поэт удивлённо приподнял бровь.

– Простите, – попыталась оправдаться я. – Мне непривычен такой… стиль общения.

– Понимаю. Хотя обычно женщинам нравится, – пожал плечами поэт.

– Всё может быть. Я говорю лишь о себе.

– Меня зовут Адриан Николетти, – искренняя, спокойная улыбка совершенно преобразила лицо мужчины.

Он уже не казался ни щеголеватым, ни ветреным. Мне стало интересно, было ли это ещё одной маской или именно таким он был на самом деле.

– Я Эстер Кроу.

Поэт коротко и без лишнего бахвальства поклонился.

– Вы ведь нечастый гость в таких местах? – спросил он, кивая на дверь в кабак.

– Верно. Это был почти что мой дебют.

– Яркий получился, – улыбнулся мужчина.

Не зная, что на это ответить, я решила постепенно заканчивать это внезапное знакомство.

– Если вы скажете мне свой адрес, то я смогу завтра отправить деньги, которые вы отдали за мой напиток.

– Если вы хотели узнать, где можно снова меня встретить, можно было просто спросить, – широкая белозубая улыбка на слегка загорелом лице мужчины снова была наигранно кокетливой.

– Я серьёзно, синьор Николетти.

– В таком случае не скажу ни слова. И вы можете называть меня просто Адриан.

Улочка погрузилась в неловкую тишину. Я никогда не испытывала сложностей в общении с противоположным полом, по крайней мере, в дружеском и профессиональном смысле. С моими знакомыми мужчинами можно было обсудить дела или учёбу или просто поболтать. Но диалог с Адрианом не складывался.

Я даже не знала, как тактично попрощаться.

– Я, наверное, пойду…

– Позволите вас проводить? – спросил поэт, галантно предлагая опереться на его локоть.

– И вы не боитесь ночной прогулки с ведьмой? – не удержалась я от колкости, в ответ на которую ожидала шутки или ухмылки.

Но мужчина на удивление серьёзно покачал головой.

– Не боюсь, если, конечно, вы не боитесь прогулки с незнакомцем.

Первым и, наверное, правильным желанием было отказаться от сопровождения. Я ничего не знала об этом мужчине, и за тот короткий диалог, что состоялся между нами, не могла составить о нём даже примерное мнение: слишком уж хорошо Адриан надевал разные маски.

Но, вспомнив историю с докерами, я всё-таки кивнула.

– Буду благодарна, если вы меня проводите. Однако знайте, что если в ваши планы входит убить наивную ведьму, то я вас прокляну.

– Уверяю вас, мои намерения самые что ни на есть рыцарские, – усмехнулся Адриан. – Ведите.

Под руку я всё-таки его не взяла, и, шагая на приличном расстоянии друг от друга, мы с поэтом двинулись по ночным улочкам Венеции в сторону Академии.

Спустя пять минут уже довольно комфортного молчания мужчина заговорил:

– Эстер… могу я задать вопрос магического характера?

От такого внезапно вопроса я сбилась с шага.

– Конечно, но пока не услышу вопроса, не могу обещать, что отвечу.

– Разумеется, – кивнул мужчина. – Я знаю, что ведающие специализируются в разных направлениях магии. Но, возможно, вы что-то знаете о заколдованных артефактах?

Ещё больше удивившись, я неуверенно протянула:

– Что-то я точно знаю. О какой конкретно вещи идёт речь?

Поэт ответил не сразу. В темноте мне сложно было прочесть эмоции на его лице, но то, как долго он подбирал слова, уже показалось тревожным.

– Не так давно мне подарили перо. Когда я пишу стихи с его помощью, в моей голове звучат рифмы и слова… – наконец произнёс он. – Эти слова мне не принадлежат, как и голос, который их произносит.

По моей спине пробежали мурашки.

– Адриан, я специализируюсь на проклятиях. И честно вам скажу: то, что вы описали, звучит нехорошо.

– Понимаю, – пробормотал поэт. – Но то, что даёт мне перо, те тексты, которые остаются после него на бумаге, – это… чистое искусство.