I. Триангуляция
1
Даже у мира, сотканного из белого полотна, есть предпосылки – те иголки, нити и руки, с помощью которых он обрёл форму.
Поэтому прежде чем поведать саму историю, я расскажу, как к ней пришла.
Учёба никогда не давалась мне легко. В школьные годы её сопровождали истерики и слёзы. В университете же я предпочитала учёбе бесконечные увлечения: вышивание, лыжи, скалолазание, чтение книг, общение с людьми, имена которых я сейчас уже и не вспомню. Удивляет, что я смогла дотянуть до четвёртого, последнего, курса. И совсем не удивляет, что весь сентябрь я сдавала долги, хотя должна была искать учреждение, в которое отправлюсь писать дипломную работу.
Две первые недели октября меня не беспокоили (может, надеялись, что какой-нибудь коварный долг останется незакрытым, и я вылечу из университета?). Однако в середине этого хмурого месяца мне напомнили со всей строгостью: диплом защищать всё-таки нужно.
Поскольку сама я в сторону диплома не сделала ни единого телодвижения, меня отправили работать принудительно – по месту требования. Иногда работодатели, которые думают, что нас в университете действительно чему-то учат, делают запросы на студентов. Правда, студенты отзываются на них редко, потому что грузят такие работодатели знатно, а деньги предпочитают не платить.
Я возмущалась: разве деканат с его скрипучими столами, запахом сигарет и вечным сквозняком имеет право распоряжаться моей судьбой? Ведь место дипломной практики задаст геодезическую основу – то направление, в котором я буду взбираться по карьерной лестнице. Или, точнее, с неё катиться.
Выраженное вслух недовольство побудило деканат вновь пригрозить мне отчислением.
Пришлось собраться с силами. Всё-таки отправиться на встречу, и даже её назначил деканат, будто я была совсем уж несмышлёной студенткой.
Впрочем, возмущение покинуло меня мгновенно, стоило мне увидеть своего будущего руководителя.
– Вы девушка, – это было первое, что он сказал, когда увидел меня. Даже приветствие показалось ему ненужной формальностью.
– Вы молоды, – это сказала я.
Ему в тот момент не было даже тридцати. Высокий, подтянутый, волосы – жгучий чёрный перец, на щеках – едва заметные следы щетины. Глаза пронзительные, голубые, одного такого взгляда хватит, чтобы тебя пригвоздило к месту. Ему бы в модели идти, а не прятаться в своей конуре… Ещё я подумала, что он будет самым красивым руководителем из всех, которые когда-либо говорили речь на защите дипломных работ.
– Мой возраст кажется вам проблемой?
Я привыкла, что преподают нам обычно профессора старше пятидесяти. Некоторые сильно старше. Медленно, не поднимая ног, они шаркают к аудитории, и пара начинается в лучшем случае спустя пять минут после звонка. А потом, пока мы пишем контрольные, эти профессора засыпают…
– А мой пол?
Всё-таки мне хватило смелости ответить.
Девушки более аккуратны и трудолюбивы, так говорили нам сотрудницы приёмной комиссии, те же самые студентки, когда приветливо принимали документы. Да, продолжали они, раньше над картами работали в основном мужчины – однако, прежде чем создать карту, им нужно было обойти горы, сплавиться по рекам, переплыть океан, а сейчас, в век современных технологий, достаточно стола, стула и компьютера.
– Мужчина подошёл бы больше, – заметил мой будущий руководитель.
– Мужчины чаще страдают дальтонизмом и быстрее устают от сидячей работы. А вот мне бы больше подошёл кто-то, кто имеет опыт работы со студентами. Мне ещё диплом писать.
В общем, на том мы и сошлись. Часто ли нам в жизни встречаются те, кого мы действительно ждём? Воображаемый образ имеет привычку так сильно отличаться от реального, что под маской действительности его становится вовсе невозможно опознать.
Так начался мой путь в качестве картографа.
Весьма, наверное, посредственного.
Зовите меня Александр, попросил мой дипломный руководитель, и я согласилась.
Чуть позже Александр добавил, что я могу обращаться к нему на «ты», если захочу. Я до сих пор не хочу, какие бы чувства к нему ни испытывала.
Вообще говоря, контора его, то есть, конечно, агентство, называется совершенно по-глупому – «Демонстрация». Как объяснила мне секретарша пасмурным октябрьским днём, занимается оно тем, что составляет максимально подробные карты нашего города. Карты, которые указывают, где проходит лесная тропа, где щель между домами превышает ширину плеч, где иногда забывают закрыть канализационные люки, зато со всем вниманием относятся к замкам на заборах. Я побоялась представить целевую аудиторию этих карт. Секретарша сказала, сейчас в агентстве активно разрабатывается приложение с такими пометками, и доступно оно будет всем желающим. И что отнюдь не каждый студент может похвастаться участием в создании приложения.
Пока я не встретилась с Александром, мне казалось: лучше бы я пошла к эпидемиологам, чтобы красным маркером рисовать на картах направления, по которым распространяется инфекция. Или отправилась покорять горные маршруты – ведь в горы редко заглядывают блюстители порядка, которые могут неправильно понять работу картографа, да и опыт в покорении вершин у меня есть…
Но, как я уже сказала, три минуты красивого Александра на защите дипломов яростно сменили курс моих мечтаний.
Первый месяц в агентстве прошёл весьма однообразно. Точнее, первые четыре четверга и четыре пятницы, поскольку в остальные дни я делала вид, что учусь.
В агентстве обнаружились две комнаты. В основной, большой, стояли солидные столы, сидел Александр и иногда даже появлялись посторонние люди. Вторая комната, поменьше, оказалась завалена старинными книгами, архивными записями и прочим хламом. Весь этот месяц моей задачей было раскладывать книги в красивые стопки (я подбирала их согласно цветам обложек) и сортировать бумаги по папкам, чтобы каждая соответствовала определённому году. В содержание бумаг я не вчитывалась. Когда перед тобой горы макулатуры, буквы перестают иметь хоть какой-нибудь вес, сливаются в нечёткие строки.
Наша первая экспедиция состоялась спустя месяц, в середине ноября, когда я уже совсем заскучала.
Конечно, перспектива экспедиции меня обрадовала.
Ждали нас не заснеженные вершины, а всего лишь островок – один из тихих районов нашего необъятного города. И всё же это было лучше, чем копошиться среди пыли и бумажных клопов.
Я воодушевилась настолько, что решила собрать в дорогу рюкзак. Закинула блокнот, механический карандаш, линейки – рейсшина и прецизионную, пачку печенья, которую не успела открыть днём, кофту, забытую здесь в пятницу на прошлой неделе (когда я посетила агентство в этот четверг, то обнаружила, что она лежит на моём стуле, аккуратно сложенная). И термос с чаем – чтобы мы смогли согреться, ведь погода в предшествующую неделю день ото дня становилась лишь холоднее.
Тахеометр у Александра тоже был. Стоял на четырёх тонких ножках в углу комнатушки, полуприкрытый серой тряпкой. Больше похожий на старинную видеокамеру, чем на прибор, которым измеряют расстояния. Мне так сильно захотелось взять его с собой – наконец-то получится закрепить знания (какие-никакие) на практике! Или хотя бы убедиться в их отсутствии. Но Александр объяснил, что тахеометр нам не понадобится. И закинул в мой рюкзак небольшой бутылёк с темно-янтарной жидкостью. Не знаю, с какой целью.
Наконец, экспедиция официально началась.
Весь этот месяц мы практически не общались – не очень комфортно вести светские беседы через дверь.
А теперь мы целый час ехали в автобусе, сидя друг напротив друга, и обменивались взглядами. К тому времени я ещё не успела узнать моего руководителя. Наша короткая перепалка забылась, мы общались на языке формальностей. Но теперь обстановка мало напоминала официальную. Я куталась в шарф, обнимая рюкзак, и иногда причмокивала чай. Зато мой руководитель, кажется, совсем не мёрзнул – даже пальто держал нараспашку.
– Вы расскажете подробнее, куда мы едем? – попросила я.
Снова этот его взгляд – и мне совсем перехотелось говорить.
– Вы узнаете всё на месте.
Быть может, он тоже испытывал ко мне некое уважение. Всё-таки я стойко перенесла этот месяц. Спустя неделю работы с архивами даже перестала чихать.
– Нам в конце декабря нужно сдать литературный обзор. Можем обсудить его. Я начну писать черновик.
Александр посмотрел на меня так, будто мой литературный обзор беспокоил его меньше всех вещей на свете.
– Наш деканат вас одобрил, значит, вы не настолько далеки от всей этой бюрократии, как пытаетесь сейчас показать, – заметила я. – Если вы хотите, чтобы я самостоятельно составила план и нашла источники, так и быть.
– Василина, – прервал мой поток слов Александр, – я предлагаю обсудить это завтра. Литературу мы подберём вместе.
Мне ничего не осталось, кроме как исподтишка его рассматривать. Густые, но аккуратные брови, чуть-чуть нависающие над глазами. Излом скулы, что отбрасывает тень на челюсть. Бледное пятнышко по центру нижней губы.
Наверное, тем вечером я во второй раз чуть-чуть в него влюбилась.
Вечер был тихий, ненадолго прекратился дождь. К тому времени, как мы собрали рюкзаки, разгорелся закат. Пока мы ехали, небо полностью успело стемнеть. Когда приблизилась наша остановка, в автобусе остались только мы вдвоём.
Ноябрь проникал под куртку, колкими звёздочками бегал по коже. Я накинула капюшон поверх шапки и ухватила себя за плечи. Район казался то ли вымершим, то ли вымерзшим: до нас не доносились голоса, и лишь редкое окошко могло похвастаться свечением. Я спросила, много ли людей здесь живёт, и Александр ответил, что достаточно.
И всё ещё не дал никаких пояснений.
Дома шли друг за другом, как матрёшки – чем дальше от нас, тем крошечнее, но все похожи, как один. Тополя тянули к тёмному небу изогнутые пальцы. Всё больше домов и тополей оставались позади, но мы продолжали свой путь.
Остановились лишь тогда, когда наткнулись на пустырь.
Тополи остались, но теперь к ним прибавилась пожухлая осока, сухие кусты чертополоха, свернувшийся в трубочки клевер. И всё это – вперемешку с грязью. Я остановилась, мысленно прощаясь с новыми ботинками.
– Должно быть где-то здесь, – заметил Александр. Но яснее не стало.
Он почти вплотную приблизился к моему уху (зато стало теплее) и прошептал:
– Сейчас у нас две задачи: тщательно смотреть и внимательно слушать. Где-то поблизости есть разрыв. Нам нужно отыскать его – раз. Желательно сделать это как можно скорее. Второе, нам нужно найти существо, которое прошло через этот разрыв. И сразу после – завлечь его обратно, избавиться от разрыва.
Сначала мне казалось: я слышу совсем не то, что он говорит.
– Я-то думала, у нас диплом, а не ролевые игры.
Темнота стояла – хоть глаз выколи. Различались лишь отдельные силуэты. Чем дальше от центра города, тем меньше фонарей и сложнее что-либо разглядеть.
– Видели, как рвётся бумага? – Александру было совершенно плевать на мои замечания. – По краям остаётся неровная кайма. С лицевой стороны наш мир разноцветный и многогранный, но изнанка у него плоская и блеклая. Так что эту кайму всегда можно распознать.
Я не понимала, как себя вести. Звонить в психиатрическую больницу? Принимать правила его игры?
Спросила осторожно:
– А существо как распознать?
Александр посмотрел на меня – глаза у него светились, как у хищной ночной птицы.
– Вы поймёте.
Попробуй угадай, что он имел в виду: правила идентификации существ или поведения наедине с ним.
В его рюкзаке обнаружился фонарь, глазам стало чуть легче. Мы двинулись по осеннему лугу, и всё это напоминало скорее сюр, чем более или менее приличную экспедицию. Александр вёл себя, как охотник – ступал неслышно, озирался по сторонам, переводя фонарь с одного участка на другой, будто следы искал. Наверное, Александр оценивал расстояния? Мне оставалось лишь позавидовать его глазомеру. По времени мы двигались так минут пятнадцать (а по ощущениям – бесконечно долго). А потом под светом фонаря мелькнуло нечто белое, это заметила даже я.
Порванная бумага, иначе и не скажешь.
Как кто-то вообще смог ухватить мир двумя руками, свести большой и указательный пальцы попарно и дёрнуть их в разные стороны? Трава острая, почва склизкая, как можно порвать мир?
Но мы вдвоём стояли сейчас и смотрели на белую кайму, что шла вдоль растений. И в своём зрении я пока что не сомневалась.
Мы живём в симуляции.
Я хотела коснуться каймы рукой, но Александр предупредил, что делать этого не нужно. И добавил, сквозь темноту различив моё недоумение:
– С этой стороны не получится порвать. Только с обратной. С этой получается только зашить. Но для этого нужен определённый опыт… Лучше даже отойти на пару шагов. Осторожно, рядом лужа.
Он вынул из рюкзака прибор с небольшим экраном, одетый в весёлый жёлтый корпус. Нажал на кнопку, и прибор запиликал, готовый к работе. Я обрадовалась, потому что решила, будто бы мы наконец займёмся картографией и что розыгрыш остался позади.
Я ошиблась.
– Василина, будьте здесь. Вы послужите опознавательным знаком.
– Мне бы тогда тоже пригодился фонарик. – Оставаться одной посреди этого мрачного пустыря совсем не хотелось. – Иначе вы не сможете меня отыскать.
– Я распознаю вас по бледному лицу.
Не помню, чтобы прежде Александр мне улыбался. Но сейчас на его лице появилась улыбка – ослепительный луч, прорезавший беспощадную тьму. Пока я таяла, Александр успел уйти. Стремительно двинулся ещё дальше от цивилизации, выставив прибор перед собой, как пистолет.
– Что это? – крикнула я ему вслед.
Александр не ответил.
Я успела найти Марс, нервно поблескивающий красным огнём, и меланхоличный Юпитер цвета топлёного молока. А ещё – придумать, что прокараулю этот разрыв в лучшем случае до утра, в худшем – меня хватит ещё на пару часов, а потом я окоченею, и никто меня не найдёт. Не такой, может, и плохой вариант, как может показаться на первый взгляд.
Однако Александр вернулся весьма скоро. Отыскал меня с первой попытки. Видимо, я в тот вечер и вправду была слишком бледна.
Но пришёл Александр не один – за такой короткий срок он успел найти себе новую компанию.
Он за кем-то бежал.
Кем-то, кого не отыскать в энциклопедиях с собраниями животного мира. И не обозначить в легендах лаконичным, понятным для всех значком.
Ростом этот кто-то был в половину Александра. И внешне напоминал одичавшего человека. Руки у него были длинные, спускались ниже колен. Глаза – навыкате, и белки в них ярче, чем бумажные раны. Он был обмотан в какие-то тряпки, почти полностью скрывающие его тело. И хорошо – вряд ли под ними скрывалось что-то приятное.
Этот кто-то пробежало совсем рядом со мной, на расстоянии вытянутой ладони.
Он влетел в разрыв, загнулась внутрь бумажная каёмка, и мне даже показалось, что я слышу хруст рвущейся бумаги.
В моменте я не успела испугаться, но ещё немного, и…
– И часто такое происходит? – только и спросила я.
– Часто, – ответил Александр.
Тогда неудивительно, что он в хорошей форме. Побегай так, когда дорога – одно сплошное препятствие.
Александр сказал: у тебя в рюкзаке бутылёк, и я нашла его в одно мгновение. Большой глоток обжёг горло, но немного усмирил пыл. Я стояла в стороне, и всё происходящее казалось мне плоским, как кадр из фильма. Всё верно, плоское можно порвать, объёмное – только разрушить. Сцена в ночном ноябрьском лугу, кадр первый. С чудовищным незнакомцем покончено, и Александр подхватывает порванный мир рукой, сжимает, как лоскут ткани. Достаёт степлер, суперклей, скотч, как будто только что вернулся с ограбления канцелярского магазина. И как только всё это поместилось в его рюкзак?
Я хотела заглянуть внутрь разрыва, но Александр не позволил. Как будто там, внутри, было нечто настолько плохое, что нельзя ни прикоснуться, нтдаже посмотреть.
Сам-то касается, и даже перчатки не надел.
А меня заставлял надевать, когда я архив разбирала. Руки под ними сохли ужасно…
Александр заделывал дыру безобразно, на уроке труда ему бы выше тройки не поставили. Сначала соединил две половины мира между собой степлером, потом залил клеем, потом ещё и скотча намотал сверху. Странное зрелище: две части одной травинки, сцепленные безобразно и кое-как. Но вряд ли более странное, чем вся эта история с разрывом.
– Вы, наверное, в детстве ненавидели пазлы? – поинтересовалась я.
– Терпеть не мог, – согласился Александр.
Он возился долго, весь измазался в грязи. А я даже не успела замёрзнуть, спасибо бутыльку, к которому я прикладывалась время от времени (в те моменты, когда Александр не смотрел в мою сторону).
– Всё срастётся, и швы спадут сами. – Он поднялся, отряхнул колени. – Вроде бы справились. Вы как? Удивлён, что вы не плачете и не кричите. Пока держитесь?
Я кивнула. И пошатнулась.
– Держитесь так себе. Оставим объяснения на завтра?
Я яростно замотала головой.
Александр вздохнул так грустно, и мне даже стало его жалко. Сомневаюсь, что люди начинают бегать холодными вечерами за чудищами, если они вдохновлены счастливой жизнью.
– Тогда сейчас едем греться и говорить.
Он забрал у меня рюкзак – и ладонь. Видимо, понимал, что я уже ничего не соображаю, что интеллекта у меня сейчас меньше, чем у мотылька, который следует за световым пятном. Действительно могу уйти не в ту сторону, споткнуться о кочку на земле и переломать ноги. И Александру будет стыдно. Ему – и нашему деканату, благодаря которым я оказалась замешана в этой истории.
2
Мы можем быть одиноки – здесь.
Но Вселенная настолько многогранна, что в каком-нибудь из её уголков обязательно найдётся наша родственная душа. Немного, быть может, отличающаяся от нас внешне, но по сути своей такая же.
Александр сказал, у того монстра были длинные руки, потому что его лицевая копия временами страдает жадностью. И большие глаза, потому что она подозрительно относится даже к своим близким людям, испытывает проблемы с доверием.
Я тоже перестала доверять этому миру.
Хотя бы потому что внезапно выяснила: у него есть изнаночная сторона…
В который раз вернёмся к началу.
Наш мир – лицевой, он красивый и благородный, насколько это возможно. Не без добрых людей, как говорят.
Если шагнуть вглубь на физическом уровне, мы окажемся в мантии и расплавимся, так и не приблизившись к ядру.
Но если погрузиться внутрь на уровне энергетическом, нас ждёт мир, который Александр прозвал изнаночным.
Устроен он совсем не так, как наша родная планета. Подробности Александр давать отказался, оправдываясь тем, будто бы я ничего не пойму. Как по мне, сам он ничего не понимает, а я четыре года только и делала, что изучала геологию и географию.
Но если в двух словах, в основе всего там лежит бесформенная материя, то самое белое полотно, и именно из него появляются и в него же возвращаются монстры.
Агентство «Демонстрация», смекаете? От монстров избавляет потому что. Александр сказал, название придумала его бабушка, чтобы придать всей их деятельности иллюзию адекватности и обыденности. При чём же тут карты? Спросила я, и Александр ответил, что очень даже причём, ибо разрывы задевают не только реальный мир, но и его модель. Он сказал, разрывы можно даже на бумажных картах зашивать, вот только слишком это опасно – разрывы обычно очень маленькие, на картах изображены в лучшем случае точкой, при реставрации можно случайно утянуть в изнаночный мир целый дом или хотя бы пару-тройку людишек.
А у изнанки, как мы уже поняли, своё население, своеобразное.
Но очень похожее на нас.
Когда человек достигает определённой зрелости и формирует более или менее осознанную личность (Александр сказал, что обычно это происходит годам к двадцати, или двадцати пяти, или тридцати, иногда раньше, иногда позже), по ту сторону нашего мира из сгустка субстанции образуется его родственная душа. И несёт она в себе дурные качества, доведённые до гиперболы. Если в лицевом мире человек упрямый, у его монстра будут рога. Если злой, его монстр позеленеет.
В случае если человек поменяется, монстра тоже ждут изменения.
Впрочем, заметил Александр, люди обычно не меняются, как бы сильно ни доказывали обратное. Так что рога у монстра отсохнут вряд ли, а зелёная кожа может посветлеть в лучшем случае на один-два тона.
Александр рассказал мне всё это в тот же вечер. Я сидела в его квартире, на диване, укутанная в три пледа, лохматая и красноглазая. Слушала внимательно, стараясь осознать каждое слово, но голова болела, как во время похмелья (спасибо волшебному бутыльку).
Александр жил один.
Либо он никак не мог определиться со спутницей жизни, поскольку одним взглядом влюбляет в себя кого угодно. Либо, вступая в отношения, Александр становится настолько невыносимым, что никакая спутница не может терпеть Александра дольше месяца.
Хотя квартира мне понравилась.
В отличие от конторы, в ней хотя бы были окна. Благодаря высокому этажу вид из окон открывался восхитительный. Город мерцал множеством огней, и, казалось бы, что может быть обыденнее? Но я так радовалась этим огням, этому искусственному свету, будто всю жизнь прожила в каменном веке, где с заходом солнца заканчивается жизнь.
Был в высоком этаже ещё один плюс: даже если где-то там, снизу, обнаружился бы вдруг очередной междусторонний разрыв, я бы всё равно не смогла его разглядеть.
Недопонимания касательно изнаночной, да и лицевой тоже, сторон мира у меня остались.
Но я решила, что у меня ещё будет время с ними разобраться, поскольку я до сих пор варюсь в этой каше. К тому же говорить сейчас совершенно не хотелось. Напряжение этого дня начало постепенно покидать меня, и глаза оставались открытыми только благодаря силе воли.
А с силой воли у меня всегда были проблемы. Так говорил папа, когда ещё был.
Так что сну я противилась недолго. Стоило Александру уйти за новой порцией чая, как я уснула, надеясь, что не стану слишком обременять его своим обездвиженным телом.
Дома меня всё равно никто не ждёт.
Мама и сама не всегда там ночует.
3
Стоило мне проснуться, как я осознала целых две вещи. Во-первых, я вполне бодро себя чувствую – видимо, потрясения способствуют здоровому сну. Во-вторых, после рассказа Александра в моей голове сформировалось несколько вполне конкретных вопросов. Но я решила оставить ответы на потом – что-то подсказало мне, что торопить события не стоит. Правда отыщет меня сама, как бы старательно я от неё ни скрывалась. Правда всегда выигрывает в прятках.
И первый вопрос был таким: что становится причиной разрывов?
Наша следующая вылазка произошла через две недели. В среду, то есть в тот день, когда я агентство не посещала, Александр написал мне сообщение, поинтересовался:
«Василина, не желаете отправиться в ещё одну экспедицию?»
«Нормальную, или как обычно?» – Я уже не питала никаких иллюзий.
«Как обычно ;)»
И что могла значить эта коварная улыбочка? Надеюсь, безумную радость по поводу того, что я не устроила ни скандалов, ни истерик, что я всё ещё осталась его студенткой, а не побежала в деканат и не накатала там жалобу листов на десять. Многое могла бы упомянуть.
На экспедицию я согласилась, даже не питая надежд, что мы повезём с собой тахеометр. Уже смирилась с тем, что картография у нас своя собственная. Хотя, стоит признать, продвижения по диплому всё же были. С подбором литературы Александр помог, а если точнее, то он отправил мне кучу статей на английском, дата публикации которых колебалась во временном интервале от начала двадцатого века и до прошлого месяца. Спасибо и на том (спасибо сомнительное).
Вместо тахеометра я взяла два дополнительных свитера и шерстяные носки, несмотря на то что и два свитера, и носки, и даже зимняя куртка на мне уже были. Прошлую нашу вылазку ознаменовало не только нервное потрясение, но и насморк, который я закончила лечить буквально день назад. Новым обзаводиться пока не хотелось.
Александр попросил меня подъехать к агентству (чтобы я не умчалась куда-нибудь не туда и ему не пришлось меня искать по всему городу). Я ужасно возмутилась, ну сколько можно забывать о моей специализации, но всё-таки послушалась. Бесхребетное существо.
Мы, наверное, смотрелись странно. Я в ста слоях одежды и самых страшных на свете ботинках и Александр в изысканном пальто. Но он ничего мне не сказал, только улыбнулся. Радости столько, будто монстр, которого он должен сейчас поймать, очень любит сладкое, а потому принёс с собой мешок конфет, и их на изнанку возвращать необязательно.
За две недели на улице стало в десять раз холоднее и в три раза темнее.
Мы вновь ехали в отдалённый район, только в этот раз не на восток, а на юг (теплее от этой мысли не становилось). В нашем городе слишком много отдалённых районов. В этом городе в целом много всего, даже шанс попасть к Александру в контору составлял одну миллионную процента, и тем не менее.
– Вы едете в экспедицию не в первый раз, – заметил Александр, – сегодня предлагаю поучаствовать чуть активнее.
– Активнее охранять разрыв?
Думала, Александр возмутится моей колкостью, но вместо этого он ответил:
– Посмотрим.
Здесь не было пустырей, но были гаражи. Бесконечный ряд одинаковых жестяных коробок, которые отличаются друг от друга лишь оттенком оранжевого цвета (в темноте не разглядишь) и номерами (стёрлись со временем).
– А если монстр вдруг окажется внутри частной собственности? – поинтересовалась я.
Это было так странно – говорить «монстр» легко и обыденно, будто речь идёт о чём-то, с чем я сталкиваюсь ежедневно на протяжении всей жизни. Как же быстро человек ко всему привыкает…
– Рано или поздно сбежит, когда откроется дверь.
– И как его тогда возвращать? Врываться в чужую собственность?
Александр задумался:
– Скорее всего, да. Если совсем не получится договориться с хозяевами.
Мало того что мы тут косим под психов, которые поверили в существование изнаночного мира, так теперь нас ещё и посадить могут за вполне реальные нарушения закона.
– А если дверь никто не откроет? – не унималась я. – Если он попадёт в гараж, заброшенный сто лет назад?
– Тогда ворваться в чужую собственность будет проще.
Мне всё никак не удавалось понять, Александр говорит серьёзно или смеётся надо мной.
– А может ли быть разрыв на чём-нибудь движимом? Машине, например.
– Не может. Разрыв связан с землёй, почвой. Поэтому не бывает разрывов в центре города, где много бетона и металла.
– Значит, и внутри самого гаража разрыва быть не может, – заметила я. – Хотя возможность разрыва в частной собственности это не отменяет. У многих же, например, есть огороды. Но за забор, думаю, попасть проще, чем внутрь гаражной коробки. – Я вздохнула, будто и в самом деле расстроилась, что врываться никуда не придётся. – А что насчёт клумбы у мэрии? Или сквера посреди города? У нас таких достаточно.
Казалось, у этой викторины никогда не будет конца. Дайте мне свободу, и я придумаю ещё тысячу «а если», буду предлагать их до тех пор, пока у Александра не отвалятся уши.
– Тс, Василина.
Он так проникновенно назвал моё имя, что я и в самом деле замолкла. А уже в следующее мгновение поняла, почему Александр попросил меня молчать. Не только потому, что ему надоела моя болтовня.
Этот разрыв был в два раза больше предыдущего.
Диагональю он расчерчивал пространство между гаражами, где стоял облетевший куст. Интересно, а вот те веточки, что он рассёк, пришьются на место? Или отсохнут со временем? Надо будет когда-нибудь вернуться, посмотреть.
Внутри самого разрыва зияла чернота – ничего не разглядишь.
Слева от него расположился тёмно-коричневый ржавый гараж, номер 31.
Справа – облезлый, светло-голубой, без опознавательных знаков.
– Прошу вас запомнить это место.
– Я уже…
Александр посмотрел на меня не без гордости:
– Быстро вливаетесь. Сейчас пойдём искать гостя с изнанки.
Он достал свой волшебный инструмент, и теперь, вблизи и при более спокойной обстановке, я поняла, что это такое.
– Неужели тепловизор? – не то удивилась, не то восхитилась я. Александр кивнул, за что был награждён очередным вопросом: – И с какой целью он вам нужен? Чтобы лучше видеть монстров в темноте? Весьма продуманно, скажу я вам…
– Не столько за этим. Он пищит, монстрам этот звук действует на нервы, и они стараются от этого звука убежать. Вы не слышали?
Как-то мне было совсем не до того, чтобы прислушиваться к звукам, которые издаёт тепловизор. Я его в руках никогда не держала, не совсем это соответствует моему профилю. Да и университет у меня не настолько богатый, чтобы тепловизоры на всех желающих покупать. Впрочем, не время сейчас рассуждать о техническом прогрессе…
– Итак, в чём заключаются поиск? Какой набор шагов он в себя включает?
– Вы очень быстро вливаетесь, – Александр покивал. Но на вопросы всё-таки не ответил. Нажал на кнопку включения, направил датчик тепловизора на пространство перед собой. Я приблизилась и без лишней скромности взглянула на экран. Картинка оказалась приятной, но слишком уж однотонно-фиолетовой. Я подумала – быть может, встать перед Александром, чтобы проверить, работает ли его тепловизор в принципе? Вроде как, меня он должен в рыжий выкрасить. Но Александр уже сдвинулся с места, и я устремилась за ним следом.
Мысленно я всё время возвращалась к месту разрыва, прокладывая маршрут, чтобы в случае чего можно было быстро его отыскать. Уж о чём, но о маршрутах я всё-таки имею примерное представление.
И ещё молилась, чтобы никто не повстречался нам на пути. Ведь вряд ли случайный встречный решит, что мы здесь заняты полезным для общества делом. Напротив, если он окажется порядочным гражданином, то совершит звоночек в органы охраны порядка. И будем мы карту обезьянника составлять, обходя нашу уютную камеру по периметру.
Момент пользы надо будет с Александром отдельно обсудить, в более уютной обстановке. Или, по крайней мере, при приемлемой температуре – на холоде у меня всегда будто режим простуды включается, приходится с собой платки бумажные носить… Не очень-то поговоришь о серьёзных вещах, прижимая к носу платок.
И опять – какая польза у всего этого мероприятия? Сделать так, чтобы каждое существо оказалось в своём мире? А если кому-то очень хочется кардинально изменить свою жизнь, начать её с чистой стороны листа? Нечестно возвращать таких энтузиастов в родные края.
Александр резко остановился, но я невозмутимо прошла ещё пару шагов. А потом тормознула ещё раз. Понять, что именно стало причиной остановки, не составило большого труда: случайный встречный всё-таки попался нам на глаза. Он стоял к нам спиной. Широкие плечи, короткие ноги, шляпа под старину.
Я попятилась, очень уж захотелось посмотреть на оранжевые переливы в тепловизоре. Ну и отдалиться от этого встречного тоже, поскольку особого доверия он не вызывал.
Но прибор будто бы сошёл с ума.
Вместо оранжевого силуэта на фиолетовом фоне он выдал такую картинку, какую, смею предложить, не выдавал прежде ни один порядочный тепловизор. Изображение походило на фейерверк – множество вспышек самых разных цветов, даже таких, как синий, зелёный и красный.
Я подняла взгляд на Александра. Красивые у него всё-таки глаза! Красивые, но бесстыжие.
Александр кивнул и отодвинул тепловизор в сторону. Ну, ясное дело, он же как-то там противно пищит. Примерно как я, но я хотя бы иногда обижаюсь и могу помолчать недолго. Потом Александр спросил у меня очень тихо, практически одними губами:
– Помните, где разрыв?
– Помню, – ответила я. Глаза Александра мгновенно округлились: значит, ответила слишком громко.
– Ведите. – Он повторил мастер-класс по беззвучному говорению.
Куда вести? Зачем вести? И надо ли вообще вести? Разгадку этих тайн, как и многих других, я так и не получила. Александр в очередной раз решил сначала действовать, а потом уже объяснять. Если, конечно, будет кому слушать его оправдания. В целом, удобно. Лучший напарник – молчаливый напарник, а заставить меня надолго замолчать можно лишь одним способом, через смерть.
Наш таинственный встречный, вообще говоря, тоже не любовался вечерним небом.
Он пытался взломать гараж.
Причём делал это весьма неделикатно. Двумя руками вцепившись в тяжёлый замок, он ударял его о дверь с определённой, строго соблюдаемой периодичностью. Бум-м-м… бум-м-м… бум-м-м… Зато какая уверенность в совершаемых действиях! Неплохой, сразу видно, парень. И быстро понял специфику нашей с Александром работы. Ему бы наверняка понравилось в агентстве.
Нашего будущего коллегу настолько увлекло это занятие, что он совсем перестал следить за окружающей обстановкой. Поэтому он оставил без внимания и моё громкое «помню», и тот факт, что Александр вдруг плавно обошёл его по дуге, оставив меня со стороны правого плеча этого парня, а себя – с левого. Очнулся молодой человек лишь тогда, когда мой дипломный руководитель вновь взял в руки скипетр власти, в народе называемый тепловизором.
Взломщик поднял голову и посмотрел отчего-то на меня.
Хотя лучше бы не смотрел.
Его круглые глаза лежали не на прямой линии, а по диагонали: один в левом углу лба, другой на правой щеке. Вместо носа зияла чёрная дыра. Рот напоминал насадку-лапшу на швабру, вот только множество толстых ворсинок ещё и извивались во всевозможные стороны, будто молодой человек запихал в себя килограмм дождевых червей.
Вопрос, зачем мы возвращаем монстров домой, отпал сам собой.
Чтобы сохранить людям здоровое психическое состояние и деньги, потраченные на ужин, вот зачем. Впрочем, не надо сейчас об ужинах.
Куда более остро встал другой вопрос: отчего это монстр так уверенно поворачивается в мою сторону? И почему Александр направляет тепловизор на нас двоих?
Ноги у монстра были короткими, зато шаги – тяжёлыми, будто монстр ступал по гонгу. Это было уже не «бум-м-м…», а самое настоящее «БДЫЩЩЩ!!!».
А потому, конечно же, у меня не было никакого иного выбора, кроме как побежать. Попутно я проклинала всех на свете: себя за слабоволие, деканат за излишнюю идейность и Александра – за его красивые глаза, но совсем некрасивые поступки.
Однажды один уважаемый профессор сказал нам: внутри каждого картографа живёт компас, и именно этот компас привёл нас в тот университет, в котором мы сейчас учимся. Мой внутренний компас наверняка продавался на китайском рынке за сущие копейки, но сейчас именно он вёл меня к разрыву. Поскольку сама я уже перестала соображать.
Ряды гаражей превратились в вагоны длинного поезда – один цепляется за другой, и они дружно проносятся мимо меня. Яркие звёзды вытянулись в полосы от самолёта – конкретно их так размазало по небу. А звёзды бледные и незаметные просто хихикали надо мной, надеясь, что я не услышу. Ещё бы, помимо небесных насмешек, одновременно слышно столько приятных для ушей звуков: проклятия, топот монстра, биение сердца.
Никогда ещё мой ноябрь не был таким горячим.
Клянусь честно: ни-ког-да.
Я чуть сама не влетела в разрыв – настолько увлеклась пробежкой. Спасли лишь слова Александра, которые я услышала ещё на прошлой экспедиции, но придала им значение только сейчас. Лучше внутрь разрыва не соваться. Там наверняка много таких красавчиков. Боюсь не выдержать.
Резко дёрнувшись в сторону, я запуталась в корнях куста, обломала половину веток и упала на землю, в последний момент подставив под себя ладони.
А вот наш сегодняшний монстр диалогов с Александром не вёл. Поэтому вслед за мной не упал (к счастью). Влетел прямиком в разрыв, своими неловкими движениями сделав его ещё больше.
И наконец наступила тишина.
Вместо того чтобы броситься ко мне на помощь, Александр скинул с широкого плеча рюкзак и принялся скреплять между собой лоскутки нашего мира. Делал он это долго – разрыв-то был высотой с человеческий рост, а скобы предназначались для листа А4, да и скотч вряд ли был больше двух сантиметров в ширину.
Наблюдая за творчеством Александра, я перевернулась с живота на спину и уселась прямо на пятую точку, куртка всё равно уже испорчена. Глядя, как Александр мучится, пока заделывает разрыв, я размазывала по щекам слезы вместе с той грязью, что прилипла к ладоням за их недолгое общение с земной поверхностью. Делала я это бесшумно. У меня особый талант к молчаливым слезам.
Когда Александр обернулся, чтобы посмотреть, как там поживает его студентка, то увидел ещё одного монстра: с красными глазами, поджатыми губами и чёрным измазанным лицом. Тяжело вздохнул, посмотрел на меня так, чтобы я тут же прониклась и успокоилась. Но я не прониклась, лишь зарыдала ещё интенсивнее.
– Замёрзли, Василина? – поинтересовался он.
И ни одного вопроса, как я чувствую себя сейчас и что – к нему.
Хотя я и впрямь начала уже замерзать. Пробежка заставила меня вспотеть, и теперь холод земли настырно лез под одежду, озабоченный. Я неопределённо помотала головой из стороны в сторону, прекрасно понимая, что всё равно не смогу сейчас ничего сказать.
– Пойдёмте греться, – продолжил искать подход ко мне Александр.
Я сложила руки на груди, как какая-нибудь капризная девчонка. Но с места не сдвинулась.
Александр вздохнул ещё раз. И заметил строго:
– На всякий случай констатирую, что прежде чем пойти на крайние меры, я предложил вам действовать добровольно.
А потом он двумя точными шагами приблизился ко мне – и подхватил меня на руки. Легко, как пушинку. Я прижалась к его груди, слушая, как бьётся сердце под тканью пальто. Но руки старалась не распускать. Не потому, что после сегодняшних приключений мне было противно трогать Александра. Скорее, потому, что я боялась замарать его красивое пальто ещё сильнее.
Не знаю, как Александр провернул этот фокус, но на выходе из гаражного общества нас уже ждало такси.
Подозреваю, таксист подумал, что это шоу. Что-нибудь в духе «спаси бездомного и убого». И сделал мысленную пометку – перешерстить телеканалы в поисках передачи, где такой благородный Александр будет делать из меня человека.
В квартиру Александра я вошла, как к себе домой. Потопталась за пределами коврика, оставив чёрные следы-кляксы – оказывается, несмотря на общее достаточно приемлемое состояние дорог между гаражами, именно под моим кустом собралась лужа. Куртку бросила прямо на пол, но за это меня, в общем-то, можно поблагодарить: уберегла гардероб от гаражного амбре.
Александр ненадолго заглянул в комнату, мной ещё не исследованную, и вернулся с целой горой свёртков. Молча вручил их мне и кивнул на дверь ванной. Намёк я поняла, уже не маленькая.
В ванной комнате Александра оказалось много интересных баночек, одних только гелей для душа от дорогих брендов нашлось штук пять. Роскошью я насладилась от души – из каждой баночки что-то, да попробовала. Так что к окончанию водных процедур в ванной стоял термоядерный микс из дорогих мужских ароматов.
Я думала, Александр выделит мне что-нибудь из собственной одежды – футболку шириной с трёх меня и штаны, которые я смогла бы натянуть до шеи, если бы позволял разрез. Но одежда оказалась женской. И пришлась мне практически впору. Ещё одна загадка, раскрыть секрет которой мне вряд ли удастся.
Пока я отмывалась от наших сегодняшних приключений, Александр умудрился откуда-то добыть пиццу. Друг над другом громоздились две коробки. А из-за них выглядывал чайничек, выпуская пар, извивающийся, как змея.
Один из двух стульев, что вообще имелись в кухне, занимал Александр.
А второй – плюшевый медведь девчачьего розового цвета. Таких маленькие дети любят хватать под лапу. И спать с ними в обнимку весьма удобно. У меня самой когда-то был такой медведь, а потом мама избавилась от него, как от детали, засоряющей интерьер.
Я сначала приблизилась к столу, а потом уже спросила, кивая на медведя:
– У вас есть дочь?
А сама даже нижнюю губу прикусила, боясь услышать ответ. Женская одежда, игрушки… Сейчас окажется, что на самом деле Александр – порядочный семьянин. И в прошлый раз я этого не поняла лишь потому, что он тщательно скрывался.
– У меня нет дочери, – ответил он. – Это подарок вам, Василина.
– Мне? – уточнила я. Получилось громко. И даже стало стыдно за своё удивление: так легко признаюсь в том, что мне никто и никогда не дарил подарки. – За какие заслуги?
Александр улыбнулся своей коварной улыбочкой и признался (зато честно):
– Чтобы задобрить.
– Можно просто не отдавать меня на растерзание монстру, и тогда я не буду злиться. И вообще, я не злюсь. Я, скорее, очень глубоко разочарована.
– Прошу простить меня, Василина. – Видимо, в Александре всё же проснулась совесть. Он потянулся рукой к моей ладони и коснулся её, чтобы полностью завладеть вниманием. А сам ведь понятия не имеет, что последние полтора месяца только дипломным руководителем мои мысли и заняты. – Я не намеревался ни подвергать вас опасности, ни расстраивать. И всё же, хочу заметить, в целом мы сработали неплохо…
Я опустилась на стул и поставила медведя к себе на колени. Вот и хорошо, теперь у меня есть защитник, который обязательно убережёт меня от пронзительных глаз Александра.
Мой дипломный руководитель открыл верхнюю коробку с пиццей – внутри оказалась Маргарита. Такое нам нравится. Я схватила кусок, целиком его зажевала, запила чаем из чайничка (чай тоже оказался вкусным, с ароматом бергамота и ванили). И только потом спросила:
– Этих монстров видят обычные люди, ведь так?
– Вы же видите, Василина, – ответил Александр.
Не лучший комплимент, далеко не лучший. Я подумала, не обидеться ли мне на него вновь? Но Александр и без того явно не в лучшем расположении духа – к пицце он не притронулся до сих пор. Наверное, всё ещё испытывает чувство вины, что аж ни кусочек не лезет в горло.
Но на мои вопросы он начал отвечать. Этим следовало воспользоваться.
– Зачем вы вообще искали себе студента? Затем ли, чтобы поделиться своими знаниями и умениями картографа с подрастающим поколением? Или для своих корыстных целей?
– Мне нужен был помощник, – согласился Александр.
– И зачем вам помощник? Вы вроде ещё не сильно старый. Сами прекрасно бегаете за монстрами.
– Чтобы было кого отдавать на растерзание. – Он вернул мне мои собственные слова. И добавил: – Но за приятный комментарий по поводу моего возраста благодарю.
Под Маргаритой оказалась пицца пеперони. Её я тоже попробовала (снова неплохо) и только потом продолжила допрос:
– Предположим, вдвоём и вправду сподручнее, а к студентам везде относятся, как к расходному материалу. Это я уже давно поняла. Итак, вам нужен был помощник, чтобы возвращать монстров на родину. Тогда другой вопрос: а как вообще монстры появляются в нашем мире?
– Через разрывы, – ответил Александр, будто я и в самом деле считала, что монстры спускаются с небес или вылупляются из огромных яиц, которые прячутся в папоротниках из глубины суровых сибирских лесов.
Хорошо, я тоже умею делать вид, что разговариваю с несмышлёным ребёнком. Подсказала:
– А откуда эти разрывы берутся?
– Они создают их сами. – И вид такой невинный, как у ангелочка, по случайности оказавшегося на нашей грешной земле. – Собственно, поэтому разрывы так и называются. Монстры в буквальном смысле прорывают грань между двумя пространствами. И переходят с одной стороны мира на другую.
– Но зачем?
– В этом задействован сложный, на данный момент не до конца понятый, механизм.
– Опять всё сложно! – Признаться честно, я уже начала терять терпение. – Уж попытайтесь объяснить хотя бы то, что знаете сами.
Но Александр вспомнил, что у нас, оказывается, ужин. Взял кусок Маргариты – Александр даже ел его как-то особенно благородно, левой рукой придерживал узкую часть снизу, а правой брался за бортик, а я-то пиццу всегда в трубочку сворачиваю. Вкусив сие прекрасное блюдо и вытерев руку о бумажную салфетку, Александр наконец принялся объяснять:
– Монстры, как вы уже, думаю, поняли, существа довольно восприимчивые и отзывчивые, а иначе они не обладали бы таким внешним разнообразием.
– Прямо-таки трепетные лани, – пробормотала я. И поёжилась, вспомнив нашего сегодняшнего подопечного.
– А дальше уже в дело вступает судьба. Злой умысел… рок? Пожалуй, да, будет правильно сказать так. Несмотря на то что изнанка – место весьма однообразное и скучное, монстрам в целом приятно их существование. Обрывать его резко и необъяснимо у них нет никакого желания. Поэтому стоит им услышать зов…
– Зов?
Я прижала медведя к себе поплотнее. Всё-таки неплохо Александр с ним придумал. В самом деле, этот мишка вносит в мою сумасшедшую жизнь нотку умиротворения.
– То плохое, что уже сидит в нас, весьма чутко к тому плохому, что нас подстерегает в будущем. Монстры – хорошие предсказатели. Они вырываются с изнанки тогда, когда чувствуют, что их человеку грозит опасность. Причём есть ещё один любопытный момент. Монстр не придёт, если его человек увядает постепенно – например, в случае продолжительной болезни. Придёт он лишь к тому, кому грозит что-то резкое, что-то критичное, неочевидное и неожиданное. Авария, например, или другая катастрофа.