Читать онлайн Связанные

Насте и Юле. Спасибо, что

на этом пути были рядом.

ГЛАВА 1

Когда становится известно, что ребенок наделен магией, на него надевают браслеты, которые впредь будут с ним всю оставшуюся жизнь. Только обретший силу не может управлять и контролировать ее. Впредь браслеты обеспечат ее стабилизацию, что сдержит всплески до тех пор, пока юный маг не научится управлять своим даром. В дальнейшем, они помогут увеличить и развить силу в зависимости от выбранного направления.

Из школьного курса «Теории Магии».

– Кара! – слышу оклик Джо Аарона стоит мне только вылезти из черного внедорожника. – Сюда, скорее!

– Если нужно было быстрее, не стоило отправлять за нами машину, – бурчу я, но перехожу на бег, чтобы поскорее оказаться рядом. – Почему не портал? Что за секретность, Джо?

– Ваш вызов я не согласовывал, порталов лишних нет, – он берет меня под локоть и ведет ближе к огромному заброшенному заводу, над которым мерцает магический купол. – Там наши ребята, все выходит из-под контроля…

Мои коллеги подтягиваются к нам, вслушиваясь в разговор.

– Операция без единой бригады эскулапов? – многозначительно смотрю на него, он дергает головой, словно отмахиваясь.

– Я не должен распространяться, Кара, – чуть поджимает губы, потом серьезный взгляд впивается в меня: – Мы постараемся вынести пострадавших за пределы купола, внутри магия не стабильна. Вам туда лучше не заходить.

Понятливо киваю, и мы останавливаемся возле лежащего прямо на земле агента, его лицо залито кровью, он без сознания. Отбрасываю белоснежную мантию, освобождая руки. Моя форма эскулапа – бордовый форменный костюм и белая мантия – не всегда удобна на практике, но этот наряд необходимость и обеспечивает какое-то подобие безопасности.

– Я совсем не могу знать, что происходит? – осторожно спрашиваю у Джо, вглядываясь в его тревожное лицо. Он молчит пару мгновений, но потом негромко произносит:

– Мы взяли отступников, но внутри все вышло из-под контроля. Они там сражаются на смерть и все ради чертовой штуки, что может нас всех уничтожить, – Аарон многозначительно смотрит на меня. – Нельзя, чтобы они ушли с ним, Кара.

За куполом отчетливо слышатся звуки битвы, крики и постоянное разрушение. Ставлю свой сундучок, в котором находится все самое необходимое для оказания первой помощи, мои коллеги проделывают то же самое, приступая к своей работе.

Пока я накладываю диагностирующие чары, бегло осматривая их, чтобы оценить степень повреждения агента, Джо взвинчено вышагивает рядом.

– Ты же знаешь, что можешь мне доверять, – тихо говорю ему, пока он оглядывается, словно ожидая кого-то.

Мне хотелось бы взять его за руку и подбодрить, но я отдаю себе отчет, что это неуместно. Я и так позволяю себе некоторую фамильярность в общении, потому что мы с Джо уже пару раз ходили на свидание, и он явно проявляет ко мне интерес, как и я к нему. Даже то, что он начал общаться именно со мной по прибытии бригады эскулапов, словно сделав главной о многом говорит.

– Дело не в доверии, – хмурится он, – то, что здесь происходит, опасно знать. Больше я тебе сказать не могу. Ради твоего же блага.

Его слова лишь сильнее обжигают любопытством.

– Ждешь подкрепления? – считываю поведение Джо и тот кивает, но сказать больше ничего не успевает, потому что воздух неподалеку начинает вибрировать и закручиваться воронкой, а через мгновение из него друг за другом выходят агенты.

Аарон бросается к ним, сразу же переходя к делу. Говорит негромко, поэтому невольно приходится напрягать слух.

– Цель – достать артефакт во что бы то ни стало. Не позволить его активировать. Магия внутри нестабильна. У всех есть огнестрельное? По нашим данным там человек пятнадцать…

Часть речи упускаю, потому что рядом со мной опускают еще раненых. Сразу оцениваю их состояние и ускоряюсь. Один из агентов в сознании, у него магический ожог, который медленно увеличивается, расползаясь и повреждая кожу. Я спокойно и дежурно улыбаюсь пострадавшему:

– Привет, – беру его за руку, считывая бешеный пульс, – мне придется погрузить тебя в сон и стазис. Все будет хорошо.

С таким проблемами на поле боя невозможно справиться, моя цель – поддержать агентов до момента, когда они будут доставлены в Центр реабилитации и восстановления после магических травм. А здесь явно нужен ликвидатор проклятий.

Дотрагиваюсь до висков больного и шепчу:

– Dormitions , – затем обвожу руками рану и добавляю: – Habitus .

В это время часть агентов начинает обходить здание, чтобы зайти с другой стороны. Джо берет на себя командование остальной группы, и они скрываются внутри. Я слышу крики и выстрелы.

Мы тревожно смотрим на железные ворота. Уже долго никто не выходит, но каждая из нас точно знает, что людям внутри нужна помощь.

Я вскакиваю на ноги одновременно с Грейс, – она на десять лет старше меня и принимала участие в десятках подобных операций. Мы переглядываемся.

– Приказа “не заходить” же не поступало? – неуверенно спрашивает она.

– Лишь рекомендация, – пожимаю плечами. – Слышала, там магия нестабильна.

Еще пару секунд мы тревожно всматриваемся в здание, – там внутри люди, которые в нас нуждаются. Вся наша природа эскулапа толкает вперед, жаждет прийти на помощь. А потом Грейс оборачивается к Лисе и Кэтрин.

– Тогда вы оставайтесь тут, встречайте агентов, а мы с Карой пойдем туда. Кого сможем – выведем.

Они кивают, а мы с Грейс выдвигаемся вперед. Вообще, в наших квартетах нет иерархии, но иногда, в такие моменты, как сейчас, кому-то важно взять принятие решений на себя. Сегодня это сделала самая старшая из нас, но если бы она не решилась, то мгновение спустя я бы сама предложила то же самое, пусть и была самой младшей из бригады.

Наше решение идти внутрь не противоречит протоколу. Прямого приказа никто действительно не получал. Да и мы отдаем себе отчет об опасности. К тому же целый год нашего обучения посвящался тому, чтобы спасать людей в условиях вооруженных противостояний.

Но когда входим внутрь установленного купола вибрация энергии заставляет нас переглянуться. Здесь ощущается тяжесть, даже двигаться непросто, купол как будто наполнен каким-то вязким воздухом.

– Браслеты, – поднимаю руки, глядя на Грейс, чтобы показать, что наши магические браслеты нестабильны – руны хаотично мигают. Она кивает, показывая, что поняла.

– Будь осторожна! – бросает Грейс, и мы расходимся в разные стороны.

Стоит мне немного углубиться, натыкаюсь на павших агентов и отступников. Но из-за того, что магия нестабильна, даже простенькие чары сбиваются. Тех, кто ранен не так сильно, мне удается привести в себя и помочь выйти за пределы купола. Там делаю пару свободных вдохов и возвращаюсь, каждый раз все дальше, и звуки битвы звучат все ближе.

Тех, кого вывести не могу, стараюсь защитить чарами и вливаю в них зелья, которые помогут продержаться до конца битвы. В один момент, пока пытаюсь залечить колотую рану одному из пострадавших, меня отвлекают усилившиеся звуки битвы, встревоженные крики. Успеваю только вскинуть голову и меня накрывает звук оглушительного треска, а за ним мощный взрыв.

Следуя инстинктивной реакции, складываю руки запястье к запястью, выставляя щит, чтобы укрыть себя и подопечного. Перед взором мелькает полупрозрачная мерцающая защита, и я вижу, как руны на моем браслете то гаснут, то снова светятся. В следующую секунду щит растворяется из-за потери магии, и после короткой вспышки боли я погружаюсь во тьму.

Когда снова открываю глаза, вокруг разверзается ад. Тяжело поднимаюсь и пальцами осторожно касаюсь лба, они пачкаются в крови. Жар огня и едкий дым, который мешает дышать, не дают возможности нормально мыслить, я дезориентирована. Но это осознание заставляет меня встать и, несмотря на боль и слабость, искать выход. Всему виной травма головы или пожар, но я не могу понять, откуда пришла.

Рев пламени оглушает и вызывает страх, магия во мне гаснет, не работает, а без нее я бессильна. Двигаясь по коридору свободного от пламени пространства, я спотыкаюсь обо что-то и падаю. Тело агента изломано страшной силой, прикладываю пальцы к его пульсу – мертв. Бессильно сажусь рядом и пытаюсь создать заклинание, складывая руки так, чтобы потоком силы отодвинуть огонь, но ничего не происходит.

Легкие горят от вдыхаемого дыма. Голова кружится, но я перевожу дух и упрямо двигаюсь дальше, правда уже на четвереньках – гораздо хуже просто сдаться на волю пламени. В глазах расплывается и мне кажется, что я начинаю видеть галлюцинации, когда мой взгляд упирается в пару увесистых сапог, которые никак не могли принадлежать агентам.

Поднимаю глаза в тот момент, когда мужчина наклоняется, хватает меня под мышки и легко дергает вверх. Он хмурится, оглядывая мое лицо, и словно размышляет, что ему делать дальше.

Я замираю в его руках. Не знаю, что у него на уме. Это враг. Он и его друзья убивали агентов с хорошей подготовкой. В том состоянии, что я сейчас, против этого высокого широкоплечего мужчины я ничего сделать не смогу. Но у меня есть надежда, что моя форма для них тоже что-то значит.

– Ты не туда идешь, – грубо бросает он и ставит меня ноги, отчего я пошатываюсь. – Выход в другой стороне.

И, больше не говоря ни слова, обходит меня и широким шагом направляется в сторону, откуда я так упорно ползла, тратя последние силы… Смотрю ему вслед и вижу, как огонь расступается перед мужчиной, значит, магия при нем. Почему тогда у меня ее нет? Я поднимаю руки, смотрю на потухшие руны на браслете и ком подступает к горлу. Отчаяние захватывает душу, я дезориентирована, совсем потеряла понимание, куда двигаться, да еще и совершенно беспомощна. Поэтому не придумываю ничего лучше, как следовать за врагом, надеясь, что он меня выведет.

Отец узнает, будет разочарован. В его мире за врагами не следуют в желании спастись, их уничтожают. Тем временем идти все тяжелее, везде разруха, тела и пламя. Пострадавших стало как будто больше или я двигаюсь по тому пути, где я и Грейс не проходили. Мне хочется надеяться, что она во время прогремевшего взрыва была за пределами купола и ей хватит ума не заходить сюда вновь.

Я снова спотыкаюсь и не чувствую в себе сил подняться. Кашляю и встаю на четвереньки, чтобы попробовать снова ползти. Чужую спину уже не вижу, огонь оставляет все меньше пространства, опаляя смертоносным жаром. Дым застилает глаза и отключает мозг. Понимаю – не доползу до выхода. Снова медленно опускаюсь на грязный пол, чувствуя, как медленно утекают силы.

Рев огня наступает, а мне уже не страшно. Интересно устроен мозг: мы так боимся смерти, а когда она на пороге, встречаем спокойно, страх уходит. Закрываю глаза и жалею, что уши не могу зажать – пламя очень громкое, подавляющее.

Вдруг меня снова кто-то дергает вверх, и я опять оказываюсь на ногах. Но резкий разворот и моя спина прижимается к чьей-то груди, а на талии чувствуется железная хватка.

– Побудешь моим щитом, девочка, – слышу над ухом уже знакомый твердый голос и взметнувшееся внутри возмущение от такого определения гасится в тот момент, когда гул пожара нарушают другие голоса, отрывисто отдающие приказы.

Это наши. Надо предупредить их. Я открываю рот и только звук слетает с моих губ, как большая ладонь тут же закрывает мне рот и нос, а враг в раздражении склоняется к уху.

– Если хочешь прожить еще некоторое время – молчи. Поняла меня?

Внутри все горит от нехватки воздуха, и я поспешно киваю. Он убирает руку и собирается что-то мне сказать, но не успевает. Рокочущий, глубокий, пробирающий до самых костей звук распространяется откуда-то из центра здания, отражается эхом где-то в области сердца. Это заставляет тревожно вскинуть голову, это звучит страшнее, чем огонь. Мы оба замираем, вдруг посмотрев друг на друга и пытаясь понять, что это. Оно пугает, рокот извещает о чем-то сакральном и тайном, но мы не понимаем… только чувствуем, как это отражается внутри нас непонятной вибрацией, как заставляет чему-то внутри откликнуться и сжаться в спазме.

А потом раздается еще один взрыв.

Медленно тьма рассеивается, и я начинаю осознавать себя и пространство вокруг. Первое, что слышу, это мерный звук аппаратов в полной тишине. В нос ударяет характерный больничный запах, который ни с чем не спутаешь. Тяжело сглатываю сухим горлом и морщусь от боли.

В памяти всплывает белая вспышка перед тем, как все померкло. Это не было похоже на обычный взрыв. Ни новой волны жара, ни осколков, ни разрушений. Только чистая энергия, которая прошибла меня за мгновение до тьмы. Пытаюсь ухватиться за воспоминания той минуты, но чем больше пытаюсь, тем сильнее они ускользают. Внутри ультразвуком звенит пустота. Странная, непривычная, никогда не испытываемая ранее.

Тело окутано мягкой постелью, но болит, ломит, горит в странном жаре. Пытаюсь пошевелиться и организм включается, просыпается, отзываясь на команды мозга. Источник боли отыскать по ощущениям не получается – он словно повсюду.

Стоит векам тяжело приподняться, вижу белый потолок с бликами уличного фонаря. Темнота мягкая и приглушенная. Тело плохо слушается, но мне удается пошевелить рукой и даже сделать попытку привстать.

– Кара! – слышу взволнованный голос Зои, моей подруги, а потом ее прохладная ладонь касается моего лба, а веснушчатое лицо мелькает перед глазами. В ее взгляде можно заметить тревогу, даже несмотря на то, что она ласково улыбается. – Привет, выжившая. Я думала, ты будешь спать вечно.

– Грейс? – срывается с пересохших губ первый вопрос, наждачкой проходясь где-то в горле.

– Отделалась легким испугом, – сразу понимает суть вопроса Зои, – Она была за пределами купола в первый взрыв и вернутся туда ей уже не позволили.

Подруга протягивает стакан воды и помогает поднести ко рту, когда видит, как дрожит моя рука, едва не расплескивая воду. Я делаю несколько жадных глотков и благодарно киваю.

– Надо позвать врачей, – бросив быстрый взгляд на дверь, говорит Зои, но я ее останавливаю легким касанием руки.

– Подожди, – мой голос отдает неприятной хрипотцой, – горло саднит, но у меня столько вопросов. – Почему я в их больнице?

Зои сдвигает брови и вздыхает, понимая, что ей предстоит стать тем самым гонцом с плохими новостями.

– Потому что тебе не смогли помочь в нашей, – тихо отвечает она, подаваясь вперед, и вглядывается в мое лицо. – Ты как себя чувствуешь?

– Все болит, – жалуюсь, не сдержавшись. – Внутри словно пожар.

– Выглядишь ты, как будто тебя поезд переехал. Но это неудивительно. Тебе повезло, что ты выжила. Много наших ребят не выбралось. Твой отец рвал и метал, когда узнал, что ты пошла под купол. Досталось же ребятам.

Этот факт я стараюсь проигнорировать, с отцом разберусь потом. Меня интересует другое.

– Что это вообще было? Почему все пошло не так?

– Эта информация засекречена. Никто не знает. Но ходят слухи, что цель не была достигнута и артефакт не добыли.

Я киваю, и хмурюсь. Сейчас в голове такая каша, что не могу все это анализировать.

– Я помню, что за мной кто-то вернулся, – пытаюсь вспомнить его лицо: темно-зеленые глаза, густая борода и суровый взгляд. – Он выжил?

– Знаю, что тебя нашли с наемником. Кто-то предположил, будто ты его схватила, – Зои усмехается. – Детина под два метра ростом и в два раза шире тебя. Посмотрела бы я, как ты его скручиваешь. Еще и без магии! Все знают, что ее внутри не было, словно ее выключили…

Зои осекается, словно сама себя перебивает. Ее глаза начинают бегать, она продолжает говорить про купол. Но на скользкую тему мы уже ступили. Эти «два плюс два» я сложить в состоянии.

– Погоди… – останавливаю ее слабым голосом. – Так я поэтому здесь? Я в обычной больнице, потому что магия ко мне не вернулась?..

Даже когда меня вынесли из-под купола? Такого не могло быть, не должно было быть.

В глазах темнеет даже от мысли такой. Начинаю задыхаться, потому что каждый вздох дается с трудом от ужаса. Подруга вскакивает и бежит на выход, вероятно, звать врача. Я задираю рукав больничной одежды и смотрю на браслеты. Они потухшие, пустые – ни одна руна не светится.

И вслед за ухнувшим куда-то вниз сердцем мой привычный мир тоже летит в тартарары.

Восстановление дается нелегко. Спустя три недели я в нашем Бюро пытаюсь не чувствовать себя ничтожеством, когда меня изучают, словно подопытную крысу в Отделе темных артефактов. Оказалось, что я не одна такая, к кому магия не вернулась после того, как мы побывали под куполом. Несколько агентов оказались больны тем же неизвестным недугом. Спустя недели исследований, опросов и сопоставлений становится очевидно, что такое влияние оказал второй взрыв.

Это и взрывом назвать сложно. До сих пор помню ужасный гул и рокот, выворачивающий изнутри, пугающий, вызывающий желание выпрыгнуть из собственного тела, а потом мощный выброс энергии, ослепивший своей яркостью…

Но почему так произошло, куда делась наша магия, вернется ли она и что нам делать теперь дальше – никто не знал.

– Кара, теперь ты, – окликает меня Майк, директор Бюро. Сегодня он лично присутствует при экспериментах, потому что друг моего отца и, видимо, по его просьбе ему приходится брать больше фокуса и контроля над этой ситуацией, хотя уверена, дел у него невпроворот. Его рука ложится мне на лопатки, показывая участие: – Готова?

Я не готова, мне вообще хочется отсюда убежать и прожить уже свою потерю. Но каждый день я вынуждена играть по их правилам, потому что так нужно. Эти тренировки и эксперименты просто издевательство. Лучшие умы магического мира сосредоточены в этом отделе, но никто не может помочь уже на протяжении месяца. А мне физически больно осознавать, что у меня не получается ничего из того, что раньше давалось с такой легкостью и было обыденностью.

Браслеты не светятся, и это значит, что магии во мне нет. Это наши проводники, через них концентрируется вся сила, что есть в маге, которую мы направляем на колдовство. И если силы нет, вырезанные на тонком металле руны не загорятся. Никогда.

У меня они не горят, зияя черными линиями, но это никого не останавливает. Меня все равно заставляют пробовать колдовать, как будто это не противоречит тому, чему нас учили всю жизнь в Теории магии. Но я больше не задаю вопросов – отцу это не нравится. Он просит делать все, как мне говорят, и просто довериться специалистам. И, слушая его, я пытаюсь и пытаюсь поднять предметы, передвинуть, направить магический импульс в манекены, на которых тренируются агенты. Но каждый раз терплю неудачу, ничего не происходит. Даже заклятия исцеления, что я всегда творила даже не прикладывая усилий и те не получаются.

В конце едва сдерживаю слезы. Не получается вообще ничего. Меня отправляют на повторные исследования после всех попыток. Я ни за чем не слежу, с трудом улавливаю что происходит. Мне хочется одного – чтобы меня оставили в покое. Я хочу просто понять, как мне жить дальше, ведь мир, в котором я росла и собиралась жить, впредь для меня закрыт.

Пока из вены берут кровь, я сижу, откинув голову на стену. В лабораторию заходит Майк с двумя стаканчиками кофе в руках и один протягивает мне. Я дожидаюсь, когда мне снимут жгут и девушка-эскулап лишь одним движением пальца заставляет кровь остановиться. С грустью смотрю на это – когда-то я тоже могла так делать и это было просто как сделать вздох.

Принимаю кофе, благодарно кивнув.

– Не расстраивайся, – Майк улыбается и чуть сжимает мое плечо, – они найдут причины и все исправят.

– Причины не во мне, – говорю я, и мне хочется раздраженно дернуть плечом, чтобы сбросить его руку. – Виноват артефакт и тот взрыв.

Майк сдержанно поджимает губы, он уже не раз просил меня держать язык за зубами. Да я и бумажку подписала о неразглашении, но иногда удержаться выше моих сил, особенно когда я на пределе.

– С этим тоже разбираются, не переживай, – успокаивает Майк, и я киваю. Все равно никто ничего не говорит, как бы там ни было на самом деле. – На следующей неделе суд над Вороновым, – в его голосе столько многозначительности, что я вскидываю на него взгляд.

– Над кем? – уточняю, сдвинув брови.

– Воронов. Это тот наемник, что был с тобой, когда вас нашли…

А-а-а, Воронов. Конечно. Из-за того, что мы случайно оказались вместе, теперь мне придется присутствовать в суде. Вообще этот суд только формальность. Отступников у нас не переносят, но наемников – им не прощают ничего. И шанс посадить одного из них никто не упустит. Тем более Воронов какой-то известный говнюк в тех кругах, да и нашим агентам жизнь подпортил. Отец был очень воодушевлен, когда рассказывал о нем что-то на прошлой неделе за ужином, но я не слушала.

Майк останавливается и внимательно смотрит мне в глаза. Начинает говорить негромко, с расстановкой.

– Кара, я знаю, что ты уже все не раз рассказывала, но… Ты уверена, что у Воронова была магия тогда, когда ты свою уже потеряла. Ты ничего не путаешь? Подумай, пожалуйста, это очень важно.

Он разговаривает со мной как с несмышленым ребенком, и это задевает. Да, я не агент, теперь вообще без силы, но мне не хватило совсем немного баллов, чтобы стать агентом, а мой магический потенциал очень высок, поэтому подобный тон меня оскорбляет. Я уже давала показания, рассказала все, что там происходило, и про наемника тоже.

– У него была магия – он себе путь расчищал, отводя огонь, и шел из самого эпицентра без единой царапины.

– У него в руках ничего не было?

Хотелось ответить, что его руки были заняты мной, но я не стала лишний раз дерзить.

– В руках ничего, но досмотр я не устраивала. Было не до того, – не удерживаюсь от легкого сарказма. – А почему спрашиваешь?

Майк словно игнорирует мой тон, уйдя глубоко в свои мысли.

– Сейчас он тоже без магии, Кара. Что совсем уж запутывает ситуацию, – он задумчиво стучит пальцем по стаканчику и кивает словно сам себе, а потом с легкой улыбкой произносит уже дежурное: – Мы разберемся, не переживай.

После мини-допроса Майка я чувствую себя еще более разбито и подавлено, чем обычно, поэтому стараюсь поскорее улизнуть домой, чтобы собраться с мыслями.

В моем небольшом доме хорошо и уютно. Заварив себе чай, я усаживаюсь на пуфик у окна, глядя на задний двор и зарядивший с утра дождь. Тяжело избавиться от мыслей о будущем, слишком все туманно для моей предопределенной и распланированной жизни.

Удивительно, как менее чем за месяц может все перевернуться с ног на голову и изменить внутреннее состояние. Я не чувствую связи с собой прошлой, как будто все внутри меня изменилось. Поддавшись моменту, даже беру в руки зеркало, осматривая себя придирчиво, как будто в отражении могу увидеть кого-то другого. Но там все та же Кара. Почти.

Эта Кара не такая яркая, словно потухшая, как те браслеты, которые больше не светятся без магии и стили не более чем безделушкой.

Темно-русые волосы потускнели, лицо осунулось и побледнело вместе с веснушками, янтарные глаза больше не лучились. Осторожно откладываю зеркало и кладу подбородок на колено, уставившись в серую стену дождя. Я всегда так любила осень, но в этот раз она тяготит и, словно контрольный в голову, своей непогодой вгоняет в тянущую тоску.

Решение внутри вдруг рождается внезапно и твердо. Отыскав бумагу и ручку, я пишу заявление об уходе и, поставив подобным образом точку, даже вздыхаю легче. Пора эту жизнь учиться жить иначе.

– Мне точно нужно быть здесь? – нервно одергиваю пиджак, глядя на отца, собранного с иголочки.

Он поднимает взгляд от документов, строго меня оглядывая и в его глазах сразу считываю предупреждение о том, что он не желает сотрясать воздух на эту тему. Джеймс Грин всегда выглядит безукоризненно по-деловому, всегда в каких то переговорах, всегда на связи с кем-то, всегда занят. Еще бы, отец вот уже много лет является членом Совета Управления Магией, да еще и политиком и давно живет на два мира, связывая их и регулируя. Защищая интересы людей, одаренных магией и при этом внедряя привычный обычным людям мир в наш закрытый и недоверчивый.

Эта высокопоставленная должность сделала из него практика с чертовски железными принципами и тяжелым характером. Хотя я уже давно считаю многие его действия открытой тиранией. При нем произошло множество реформ, ужесточающих применение магии и контроль за ней. В том же ключе он провел и тюремную реформу, сделав жизнь заключенных настоящей каторгой. А также на протяжении всей жизни он продвигал законопроекты, позволяющие ограничить доступ к магическим книгам, старинным фолиантам, где каждый мог почерпнуть для себя совсем ненужные знания, которые могли быть использованы во вред.

Папа всегда говорил, что делает это ради мира, спокойствия и порядка. Его любила одна половина магического мира, но ненавидела другая. А я попытавшись в этом разобраться однажды, решила, что если я хочу сохранить дочерние чувства к отцу, мне не стоит углубляться в политику.

Одно время мне малодушно казалось, что его карьера откроет мне любые двери. Но отец был из тех, кто считал, что всего нужно добиться самостоятельно, поэтому никогда никакие связи для моего успеха не использовал. А когда я единственный раз сама попросила об этом, очень жестко мне отказал, отчитав как маленькую. Тогда мне не хватило буквально пары баллов, чтобы стать тем, кем я мечтала стать всю жизнь. Так мне закрылся путь в агенты, зато взяли в эскулапы. Это хоть как-то связывало меня с местом, где я так хотела быть, ведь на плановые задания мы часто выезжали боевым и лекарским составами, и я все равно была так или иначе причастна к оперативным действиям.

Что ж, теперь меня уже ничего с этим не связывает. И снова быть в Бюро, где сегодня состоится суд, мне не хочется.

Оторвавшись от бумаг, которые сосредоточенно изучал, отец смотрит на часы и кивает.

– Нам пора, – отец наконец удостаивает меня полноценным взглядом и хмурится. – Запишись к мозгоправам, очевидно, что сама ты все же не справляешься.

– Если мне понадобится совет…

– Хватит огрызаться, Кара, – перебивает он, и его голос режет сталью, мгновенно сбивая с меня спесь, и я только поджимаю губы, как всегда, теряясь перед таким тоном. – Лицо попроще, там будут репортеры.

Делаю глубокий вдох, призывая все свое терпение – сейчас не время и не место артачиться, но позже ему обязательно все выскажу. Наверное. Меня ужасно расстраивает, что иногда он забывает, – я уже не малышка, которой он может понукать. Но выдрессирована я знатно, поэтому послушно надеваю маску счастливой дочери самого влиятельного человека магического мира, приклеивая на лицо вежливую улыбку.

Пока мы идем уверенными широкими шагами к залу заседаний, на нас смотрят люди. Отец всегда притягивает взгляды, я к этому привычна. Когда до резной двустворчатой двери остается несколько метров, он заговаривает снова:

– Поужинаем на выходных, – это не вопрос. – Хочу обсудить твое будущее.

Я было вскидываюсь, бросая на него возмущенный взгляд, но один из агентов, поздоровавшись кивком, открывает нам дверь, впуская внутрь. Я не успеваю ничего ответить, потому что отец сразу же уходит вправо, где для таких важных наблюдателей, как он есть отдельные места. Злюсь на него, а может, уже на себя, пару мгновений смотрю ему вслед, а потом начинаю спускаться по ступеням зала, устроенного по типу амфитеатра, желая занять более удобное место для слушания дела. Зал полон, люди перешептываются, смотрят на узника.

Я отыскиваю его глазами, это не сложно – он сидит в самой середине зала, заключенный в магические кандалы. Рядом с ним, чуть поодаль стоят два агента, игнорируя пристальное внимание прессы.

Антонин Воронов выглядит просто отвратительно. Прошел лишь месяц с того момента, когда я видела его в последний раз, но его волосы сильно отросли и теперь грязными сосульками свисают вперед, закрывая глаза. Щеки сильно впали, будто он голодал, под глазами залегли пугающие тени, борода отросла и спуталась. У него оказался сломан нос, на лице виднелись новые кровоподтеки и старые синяки. Но как же были ярки его глаза. Зелень полыхнула легким безумием и насмешкой, когда он дернул головой, откинув волосы и открыв взгляд. Он был скован, но не сломлен. Сразу понятно, что он ненавидит всех вокруг так же сильно, как и они его.

Я медленно спускаюсь по ступеням, почему-то не в силах отвести взгляда от Воронова. Внутри чувствую зарождающуюся дрожь, и мурашки пробегают по всему телу. Сглатываю судорожно, не понимая, что со мной происходит. Возможно, дело в воспоминаниях того страшного дня, перевернувшего мою жизнь, но как бы там ни было, справиться с собой не получается. Руки начинают дрожать от странного распирающего чувства в груди. Я ускоряюсь, чтобы сесть и прийти в себя, но дыхание сбивается и воздух застревает в горле, когда Воронов поднимает голову и, даже не шаря глазами по толпе, сразу находит меня, пригвождая тяжелым взглядом.

Я спотыкаюсь и едва не лечу вниз по ступенькам, но меня поддерживает какой-то мужчина. Не удосуживаюсь даже поблагодарить его, как завороженная смотрю на Антонина Воронова, а он смотрит на меня.

И тут я едва не задыхаюсь от эмоций, когда начинаю чувствовать ее – магию. Она, словно целительная вода, заполняет каждую клеточку моего тела теплом, силой и энергией. От эмоций набегают слезы. Я поднимаю руки, которые сильно подрагивают, чтобы взглянуть на браслеты, и вижу, как руны заполняются светом.

Люди вокруг начинают замечать, что что-то происходит. Слышу гул разговоров, возгласов, щелчки камер и вскрики, когда поднимаю взгляд на Воронова, которого тоже мелко потряхивает. Я не понимаю, что происходит, только смотрю на него широко раскрытыми глазами и вижу, как от меня к нему тянется потоком радужная нить, встречаясь с его темно-фиолетовой, они смешиваются.

Вокруг начинается хаос, но мы не отводим друг от друга взглядов. Воронов шокирован. А я вдруг начинаю смеяться.

Суд отложили. А нас сразу же принялись изучать, как подопытных. Собралась целая комиссия из всевозможных начальников, которые делу совсем не помогали, а скорее наоборот. Им нужны были ответы, что это за хрень, но ответов не было ни у кого. По крайне мере пока.

Мы с Вороновым сидим молча, сверлим друг друга взглядом и ничего не понимаем, пока над нами водят руками, артефактами и даже посохами.

Я не могу сдержать улыбки, глупой и счастливой, а он смотрит на меня как на самую большую идиотку в мире.

Мне плевать. Плевать на все. На то, что я устала за несколько часов, проголодалась, стала эпицентром всеобщего внимания. Главное, что во мне теперь снова сила, без которой я не была собой.

К вечеру мне позволяют уйти, приказав явиться на следующий день. Я прощаюсь со всеми, но, несмотря на усталость, чувствую внутри умиротворение. На Воронова, выходя, я даже не смотрю. Воодушевленная, направляюсь сразу к отцу, потому что он отдал четкие указания зайти после всего. Знаю, что его одолевают вопросы, и что, конечно же, ему уже предоставили полнейший отчет, который мои глаза никогда не увидят, но он все равно будет допрашивать меня на правах близкого родственника.

Пока поднимаюсь к отцу, чувствую, как усталость и слабость заставляют ноги и руки неимоверно потяжелеть, а когда его секретарша распахивает передо мной дверь, болезненное ощущение простреливает грудь. Резкое, будто из меня что-то вырвали. А потом физически ощущаю, как магия покидает тело, а браслеты на запястьях снова гаснут. Не в силах устоять перед обрушившейся на меня болью, падаю на колени, хватаясь за солнечное сплетение. Все это происходит на глазах отца, что влечет за собой новый виток исследований. Домой в эту ночь никто не уходит.

Через месяц приходится признать неизбежное – у меня особая связь с наемником. Подумать только, если бы Воронов не вернулся за мной, ничего бы этого не случилось с нами. Второй взрыв создал эту странную связь. Агенты, которые тоже потеряли магию, как и я, сейчас вспоминают, с кем они взаимодействовали во время него, чтобы вернуть себе магию хотя бы подобным образом.

Что может быть хуже того, что магия возвращается лишь в его присутствии? Наверное только ее полное отсутствие и непонимание причин. Сейчас все так же непонятно, кроме одного, у меня есть магия и чем дольше и регулярнее мы находимся вместе, тем на более длительное время ее хватает. Но если нас разделить надолго, результат всегда один – болезненный разрыв.

Воронов хранит гробовое молчание, не комментируя данную ситуацию. Агенты уверены, что он что-то знает или, что еще хуже, специально это устроил. И вот последнее мне кажется бредом. С ужасным чувством вины я при встречах с ним отмечаю новые раны на его лице. Они не гнушаются применять жесткие методы – это становится для меня откровением. Но это все не работает с этим мрачным и молчаливым мужчиной.

За месяц удается выяснить имена людей, что оказываются связаны с другими агентами. Двое из них – отступники на свободе, доступа к ним нет. И вот тут совсем не завидую этим ребятам, жизнь которых теперь будет зациклена на поиске этих людей. Всем нам официально сообщили, что виной всему артефакт, что во время взрыва был физический контакт, который и установил эту неизведанную связь. Что это был за артефакт – никто не распространялся, но что еще для меня оказывается удивительным, – всплеск энергии связал две противоположные стороны. У каждого агента оказался в паре отступник. Ну а у меня – наемник, – человек без принципов, порядков и совести. Да еще и русский.

Время шло, исследования продолжались, как и жизнь. Но меня уже мало во что посвящали, навесив на это дело еще больший гриф секретности. Я вернулась к работе эскулапом. Но с тех пор как стало ясно, что магия возвращается только в присутствии друг друга, и что имеет свойство накапливаться в нас, как в батарейке, а ее разрыв каждый раз сопровождался короткой, но сильной болью, начали искать выход из этой ситуации. И были предприняты несколько радикальных действий, повергших меня в некоторый шок, но с которыми мне приходится смириться, скрепя сердце.

Сейчас я смотрю из окна своей кухни на трейлер, стоящий на заднем дворе. Теперь Антонин Воронов живет со мной. Господи, это просто немыслимо!

Отцу тяжело дается принятие этого факта, и он самолично вчера накладывал защитные чары на мой дом, чтобы оградить любое проникновение Воронова в мое пространство. Собственно, моих друзей тоже волновал этот факт. Зои и ее брат Даррен предложили ночевать со мной по очереди, а Джо хотел выделить человека на первое время, который смог бы охранять меня все время пока я дома.

Я ценю их заботу, но от всего мне пришлось отказаться. Не хочется никого вмешивать в нашу с Вороновым ситуацию, потому что в последнее время внимания и так достаточно много. К тому же, я никогда не расслаблюсь дома, если со мной постоянно будет охрана. Все же отцовским чарам я доверяю больше и считаю, что этого вполне достаточно.

Меня очень тревожит этическая сторона этой ситуации – из живого человека сделали подобие огромного ходячего артефакта для моей подзарядки. Антонин теперь всегда находится в браслетах, полностью подавляющих способность к колдовству, они похожи на наши, только свойства другие. Периметр его перемещений ограничивался лишь двором, и это невольно создает ощущение, что это такая же клетка, ничем не лучше тюрьмы.

Я не раз пытаюсь поднять эту тему с отцом и Майком, но меня даже не хотят слушать, объясняя, что такие меры обусловлены необходимостью принимать скорые решения, и что со временем все будет меняться. А отец даже не стесняется высказывать вслух, что для таких преступников, как Воронов, это еще слишком хорошие условия.

Вот так Антонин становится неотъемлемой частью моей жизни, которую я смогла вернуть в прежнее русло благодаря ему. Я лишь надеюсь, что ответ как разорвать связь все же будет найден и все это не продлиться слишком долго.

ГЛАВА 2

Многие из нас сторонятся общего мира, но часть живет среди обычных людей. Любой, у кого есть сила, зарегистрирован и внесен в базу данных правительства. Управлению удалось заключить договор о непривлечении магов к участию в любых военных действиях, а так же к службе в армии. Вместо этого Управление дало гарантии самостоятельного распределения сил в зависимости от предрасположенности и полного контроля за безопасностью внутри магического сообщества.

Из отчета Совета Управления по гарантиям

безопасности между магами и не магами.

Пять месяцев спустя.

Меня будят кричащие птицы, едва только начинает брезжить рассвет. Все еще сонно потирая глаза и пытаясь прогнать сон, неторопливо спускаюсь по лестнице на кухню. Несмотря на теплую весну, внизу зябко – я забыла вчера закрыть окно, и теперь в него залетают звуки раннего загородного утра: работающая неподалеку газонокосилка, заливистые трели птиц, лай соседских псов. Я плотнее кутаюсь в свой тонкий халат и ставлю чайник на плиту; тянусь к холодильнику и, вздрогнув, замираю удивленно.

Внимание привлекает огромный ворон на подоконнике, который черными блестящими глазами наблюдает за мной.

– Ты чей? – слетает с губ глупый вопрос, и ворон наклоняет голову. Машу на него рукой: – Кыш!

Птица хлопает крыльями, возмущенно и громко каркнув, потом раздраженным движением лапы пододвигает небольшое письмо, лежащее у ее ног, которое я не замечаю сразу. Хмурюсь и с сомнением смотрю на предмет, но в следующий миг в голове мелькает догадка. И я мгновенно бросаюсь к бумажке, хватаю, распечатываю и бегаю взглядом по строчкам. А затем еще и еще раз.

Я ждала это письмо так долго, что сейчас от волнения сердце бешено колотится, а руки дрожат. Забыв обо всем на свете, решительно направляюсь к двери на задний двор. Босиком бегу через лужайку по влажной от росы траве и бешеным стуком обрушиваюсь на дверь своего невольного соседа.

– Антонин! Антонин! У меня чудесные новости! – от нетерпения и предвкушения прямо-таки подпрыгиваю на месте.

Через, казалось бы, вечность слышу нетвердые шаркающие шаги, а потом дверь распахивается, явив взору заспанного взрослого мужчину с растрепанными темными волосами, небрежно упавшими на глаза, в одних лишь боксерах и с внушительным утренним…

– Боже мой! – верещу и резко отворачиваюсь, закрыв глаза и пытаюсь прогнать образ, который теперь будет выжжен у меня на веках. – Ты можешь одеться? – рявкаю, все еще не оборачиваясь.

– Я спешил за чудесными новостями, – едко отвечает Воронов хриплым ото сна голосом уже откуда-то из глубин трейлера.

Вздыхаю и качаю головой. Слышу шорох ткани, а потом как что-то забренчало на кухне. Раздражение снова волной поднимается. Как же он бесит! Этот невоспитанный хам.

– Ты выйдешь ко мне уже? – пытаюсь, не переходя на оскорбления, напомнить о себе. У меня тут такие новости, а он…

– Может, ты зайдешь? – в его голосе явственно слышатся издевательские нотки.

Я не захожу в его трейлер. Никогда. Принципиально. Таким образом демонстрирую ему, что мы не друзья, не соратники, а просто люди, которые вынуждены работать над одной проблемой. Поэтому лишь поджимаю губы и сажусь на ступеньку трейлера, предварительно смахнув с нее мусор.

– Он ответил мне, – возбуждение от этого факта снова охватывает меня, вытеснив раздражение и злость на этого мужчину.

– Кто?

– Колдун, – отвечаю ему, а сама закатываю глаза, устав от глупых вопросов. Скрипнув зубами, поясняю: – Он написал, что знает, как разорвать связь.

Антонин, который как раз появляется в проеме двери, нависнув надо мной, замирает, не донеся чашки с кофе до рта. Его взгляд пригвождает меня своей суровостью и недоверием, а я едва сдерживаю порыв поежиться. Он подавляет меня, и я вздергиваю подбородок, уверена, глаза в этот момент мятежно сверкают.

– Не говори, что ты, несмотря на все мои запреты, написала тому самому…

– Да, я написала Сварогу! – выпаливаю и отвожу взгляд, не в силах наблюдать, как злость зарождается в темных глазах. – Знаю, что ты отмел его из возможных решений проблемы, но не привел ни одного довода, который бы меня устроил…

– Грин! – орет на меня Воронов. – Когда тебе темный маг и «ужасный наемник» говорит, что с этим ведьмаком лучше не связываться, значит, нужно довериться и слушаться меня.

Хочется нагло хмыкнуть и напомнить, что темный маг и наемник на привязи сидит, но не решаюсь – слишком уж он зол.

– Много ли ты знаешь! – все же не сдерживаюсь и бурчу под нос.

– Намного больше тебя. Чем ты думала, умная маленькая девочка? Внимание некоторых личностей лучше не привлекать.

– Господи, что ты так орешь, Воронов?! – вскакиваю, оглушенная его тоном. – Ты можешь ошибаться…

– Я никогда не ошибаюсь.

Я бы поспорила с ним, учитывая, куда завели его взгляды на жизнь.

– Я тоже!

– Серьезно? – скептические нотки в голосе Антонина заставляют бросить на него мрачный взгляд из-под бровей. Наблюдаю, как он садится на ступеньку трейлера, держа в руках чашку с заваренным растворимым кофе, и достает сигарету. Закуривает, видимо, пытаясь успокоиться. Ненавижу его эту привычку.

– Серьезно! – твердо отвечаю, уже не морщась от дыма – привыкла. – Мы же хотим избавиться от связи? Просто я не вижу у тебя энтузиазма.

– Просто я не вижу причин ему помогать нам, – парирует Антонин.

– Представь, люди иногда помогают другим людям просто потому, что могут, Воронов, – я стараюсь вложить в свою речь как можно больше яда.

– Это очень ошибочное мнение, которое сформировалось у тебя, потому что ты плохо понимаешь, как устроен этот мир, – Антонин замолкает, затягиваясь сигаретой и тяжелым взглядом осматривая меня. – Люди всегда делают это для чего-то. И я отлично понимаю, что этот колдун – последний человек, который захочет помогать просто так. Ты даже не представляешь, на что он способен. О нем ходят легенды, и многие даже имя его произносят с ужасом. Конечно, те, кто не путает имя бога с именем черного мага. Он ответил тебе только потому, что уже придумал, как тебя использовать.

Хмурюсь, закусывая губу.

– Бога?

– Представь размеры его эго, – ухмыляется Воронов.

Раздосадованная, что разговор принял такой поворот и отсутствием у Антонина желания делать хоть что-то, чтобы исправить ситуацию, в которой мы оказались, я раздраженно машу письмом, разгоняя дым. Смотрю в равнодушное лицо Воронова, который, видимо, решил, что разговор окончен и я все поняла.

– Может, тебе просто удобно ничего не делать? Тебя устраивает то, что есть сейчас…

Не успеваю даже закончить фразу, как Воронов оказывается прямо передо мной. Между нами еще есть немного расстояния, но это не отменяет того, что он нависает надо мной грозовой тучей.

– Ты думаешь, мне нравится быть привязанным к скучной чопорной девчонке, которая не видит дальше своего носа?

– Я пытаюсь делать хоть что-то, – хочу донести свою мысль и бесстрашно вскидываю голову. Злюсь, что настолько ниже его, но, не отводя взгляда, смотрю в темно-зеленые, болотного цвета глаза, – а ты, такой недовольный связью со скучной девчонкой, даже не пытаешься шевелиться, – тычу в него пальцем, отчего он опасно щурится, прожигая меня взглядом, но я игнорирую этот знак. – Потому что тебе удобно продолжать портить мне жизнь. Ведь только эта связь удерживает тебя от тюрьмы…

Антонин отбрасывает сигарету и одним быстрым движением оказывается еще ближе. Обхватив мой затылок широкой ладонью и не давая отдалиться, приближает свое лицо. Упираюсь ладонями ему в грудь и ощущаю под пальцами тяжелые удары сердца. Сама почти не дышу, широко раскрытыми глазами на него глядя.

– Антонин, – предупреждающе тяну, когда ситуация затягивается, но он словно не слышит мой голос, приблизив лицо почти нос к носу.

– Ты очень ошибаешься, девочка, – его негромкий голос больше похож на рычание, а от самого Воронова исходит такая темная аура, что у меня на секунду перехватывает дыхание от невозможности подобного. – Эта связь – проклятье, которое мешает мне вернуться домой. И я больше всего на свете мечтаю избавиться от этого, – Антонин дергает рукой, на которой надет плотно сжимающий запястье широкий железный браслет, с начертанными на нем рунами. – Но при этом я не хочу подохнуть. А то, что предлагаешь ты, это прямой путь на тот свет…

Поджимаю губы и больше с ним не спорю, ощущая давление широкой ладони на затылок и наблюдая за желтоватыми искорками в малахитовых глазах, которые сейчас оказываются так близко. Я порой забываю, кто находится рядом со мной. И провоцировать его сейчас совсем не хочется. Выворачиваюсь из его рук, когда хватка слабеет, и, больше не сказав ни слова, быстрым шагом направляюсь в сторону дома, сминая в руках ответ Сварога.

– Просто невыносимый хам, – бурчу себе под нос время от времени, все еще кипя от злости.

Я уже успела сгонять на работу и взять все необходимые документы для заполнения различного рода разрешений. Получилась внушительная папка. Но путешествие магическими путями, а также разрешение на применение магии в другой стране оформляются документально, как и многие другие моменты. Например, заявление на настройку телепорта, а также отчет по цели визита и приложение к нему расписания своего перемещения внутри страны. В какой-то момент мне начинает казаться, что это слишком сложно. Но я тут же вспоминаю, что выхода у меня особого нет. Конечно, не помешала бы помощь Воронова во всем этом деле, но что уж там, справлюсь и одна. Не хочет помогать, кто я такая, чтобы заставлять его?

Я избавлюсь от этой связи, даже если мне придется пешком туда идти в одиночестве и совсем без магии. Колдун явно дал понять, что ему известно, о чем речь, и он в силах помочь. Но говорить будет только лично. И я во что бы то ни стало услышу это.

Прошло почти полгода с тех пор, как образовалась наша связь. И подвижек в решении этой проблемы не наблюдалось. Я доверилась специалистам, но пару месяцев спустя стало ясно, что они не сдвинулись с места ни на шаг. Ни одной новой гипотезы, эксперимента, ничего. А когда шумиха по этому поводу спала, то я вообще столкнулась с тем, что мне приходилось самостоятельно толкать их к каким-либо вариантам. Отец оказался тоже не слишком заинтересован этим. Он вообще был очень занят: в его политической карьере происходили большие изменения, и Джеймс Грин полностью ушел в дела, уверяя меня, что в итоге ответственные люди со всем разберутся. А пока у меня есть магия, предложил мне не слишком-то беспокоиться об этом.

Да, магия вернулась ко мне. Полностью. Наша связь с Вороновым со временем только крепла, и вскоре я могла уже без ее потери уходить на целый день на работу, чувствуя в себе силу и колдуя без ограничений.

Но отец плохо меня знал, если думал, что меня такой расклад устроит. Все же, со мной постоянно жил другой человек. И жизнью это было назвать сложно. Как бы я ни относилась к Воронову из-за того, кем он являлся и какие дела творил, от чувства вины отделаться сложно. Я всячески пыталась улучшить его жизнь, купив в трейлер всю необходимую технику. Только с телевизором он послал меня подальше, даже не дав его занести в свою обитель, зато кофеварке был рад. Пыталась сделать его жилище уютнее и покупала мягкое постельное белье, подушки и другие принадлежности, приносила журналы и книги, которые он просил, и делилась своими. Я даже пыталась с ним общаться, спрашивала про прочитанное, желая вывести его на обсуждение, но он не хотел со мной говорить. И мне сложно было винить его в этом.

У меня также вошло в привычку готовить на двоих и относить ему еду в контейнерах. Он молча кивал, но словами не благодарил никогда. Нас обоих это устраивало.

Эта связь наложила ограничения и на мою жизнь. Все кардинально изменилось с появлением Воронова: например, Джо Аарон, который звал меня на свидания еще пару раз, в итоге не смог смириться с тем фактом, что на моем заднем дворе, словно цепной пес, сидит теперь здоровенный наемник. У нас все заглохло, и я еще долго испытывала досаду от этого факта. Агент мне действительно нравился.

Друзей я тоже перестала приглашать в свой дом, представив ситуацию, что они смотрят на Воронова из окна, как на зверя в вольере. Исчезли из моей жизни короткие поездки на побережье – не потому что я боялась вдруг оказаться без магии, скорее я не хотела переживать болезненный разрыв связи и всячески подобного пыталась избежать. Каждый раз после этого меня не покидало чувство, что мне что-то из груди вырвали. Так сильно там болело и жгло.

И все это не давало жить спокойно, меня мучили тысячи вопросов, я испытывала огромное неудобство из-за появившегося в моей жизни чужака. Но, похоже, лишь меня волновало все это, ведь остальные делали вид, что все нормально. И я поняла, что спасение утопающих – дело рук самих утопающих. И с тех самых пор принялась штудировать библиотеки, ездила в академию, где училась, чтобы пообщаться с профессорами. Там мне дали несколько контактов, которым я писала, навещала и общалась, задаваясь вопросом, почему этим не могли заняться агенты. Впрочем, вскоре это стало ясно. Меня все глубже погружало в эту тему, и она перестала казаться такой уж безобидной. Люди, с которыми я общалась, все менее походили на одобряемых правительством. Слишком много непозволительной неоднозначности было в их словах. Мое имя тоже не упрощало решение этого вопроса – люди осторожничали, зная, чья дочь задает странные вопросы.

Так, неосознанно, я глубоко погрузилась в изучение магии, от которой нас ограждали. И узнай об этом отец, досталось бы всем, кто мне хоть как-то помогал. Впрочем, меня это никогда не останавливало.

Однажды, спустя месяц постоянных поисков, я осторожно рассказала об этом Антонину. Мне так важно было поделиться с кем-то, кто сможет понять, что я рискнула и не прогадала. Это был наш первый полноценный разговор за все время пребывания Воронова рядом со мной. До сих пор помню его взгляд, изучающий и оценивающий. Он словно подначивал и говорил: «ну давай, удиви меня».

Тогда для меня впервые открылось осознание, что он не желает быть зависимым от «маленькой ведьмы», как часто меня называл, даже ценой заключения в тюрьму. Эта связь была для него невыносимей и тяжелей. Такой факт поражал, но Антонин вообще не был похож ни на одного мужчину, которого я знала, и осознание, что связь для него хуже тюрьмы, убедило меня, что в его лице я обрела союзника. Я рассказала ему все, что мне удалось узнать, а он слушал так сосредоточенно, что это вдохнуло в меня новые силы и странную уверенность, – ответ будет найден. И, если нужно, он мне поможет. Мы много читали принесенные мною книги и обсуждали варианты, кто из живущих могущественных магов сумел бы нам помочь. Перечисляли, а я заносила их себе в блокнот, чтобы позже написать письма каждому. В одном из разговоров Антонин обронил имя Сварога, но когда я начала расспрашивать его подробнее, лишь отмахнулся.

– Это темный маг, и он скорее присвоит нашу магию себе, чем поможет разорвать связь, отпустив с миром. Я ошибся, забудь о нем, маленькая ведьма.

Упускать шансы я не собиралась, как и забывать имя мага, который может знать, как решить нашу проблему. Но Антонин эту тему закрыл, а остальные – как в рот воды набрали, отводя глаза и пожимая плечами. Лишь в одной захудалой лавке темных артефактов, глумливо скалясь, старый владелец посоветовал отправить ему письмо.

– Но я не знаю, куда отправить, даже направления.

– Такие, как он, не имеют адресов. Пошли ему ворона, и если он заинтересуется, ты получишь ответ.

На все мои остальные вопросы, старик оскалил желтые зубы и, с презрением осматривая форму эскулапа, поторопил меня убраться восвояси по-хорошему.

Так я купила ворона. Подробно изложила в письме нашу проблему, привязала его к лапке птицы и просто попросила ее доставить послание Сварогу. Это было очень странно – разговаривать с вороном. Раньше для переписок использовались разные птицы, но мне казалось, что такой способ уже канул в прошлое, по крайней мере, видеть в жизни этого мне не доводилось. Мой маленький почтальон посмотрел мне в глаза черными бусинами, моргнул пару раз и сорвался с места, звонко захлопав крыльями. Я смотрела, как он взмыл в небо и удалялся все дальше черной точкой, пока не растворился в облаках.

Внутри теплилась надежда на ответ, и я замерла в тревожном ожидании. После того как птица улетела, мне пришло много ответов на запросы, которые я отправляла ранее. И каждое либо с отказом в помощи, либо с заключением, что это невозможно. Некоторые не ответили вовсе.

События, произошедшие в тот злополучный день на складе, так и остались тайной. Даже Воронов не хотел распространяться об этом, хотя его договорами о неразглашении никто не сковывал. По парочке вытянутых из него фраз мне удалось понять, что у Антонина тоже была цель добыть артефакт; отступники желали его активировать, чтобы пошатнуть устроенную магическую систему, а агенты всеми силами пытались это предотвратить. Как итог: конечного результата не добился никто. Артефакт оказался потерян для всех.

Меня безумно интересовали природа артефакта и его действенность. Отступники всегда были проблемой, считая, что магическое правительство взяло магию под полный контроль и тем самым медленно, но верно уничтожало ее. Они распространяли информацию, что браслеты – это не идентификаторы и проводники, а оковы. Но еще никогда на моей памяти отступники не были так близки к цели. Все, кто участвовал в операции, помнят, как нестабильна была наша магия внутри купола, где был скрыт артефакт. Как она погасла вовсе после активации артефакта. На общем собрании, где мы подписали договор о неразглашении конфиденциальной информации, ставящей под угрозу магическую безопасность, нам коротко пояснили, что было совершено покушение на саму магию.

Но это немного не стыковалось с тем, что видела я. Магия была в порядке, и это демонстрировал Воронов, прокладывая себе путь сквозь бушующее пламя, покушение было совершено лишь на наши браслеты. Невольно рождались вопросы, на которые я никогда не смогу получить честных ответов.

Наши браслеты – это то, что с нами с самого проявления силы. Они надевались на ребенка после первого всплеска силы и исключали хаотичные выбросы, которые могли навредить обычным людям. Со временем, по мере обучения, они становились проводниками нашей силы, концентрируя ее в руках, которыми мы творили магию. С взрослением и развитием мага, браслеты обрастали информацией и в них хранились не только данные волшебника, но и, в зависимости от выбранной профессии и предрасположенности, закладывалась магия рун.

Например, у меня талант к магии огня, но в моей работе такие способности ни к чему, поэтому браслеты сдерживают эту магию и усиливают то, что необходимо мне в работе лекаря.

И так было всегда. Так было правильно.

Но Воронов считал иначе, однако тратить на мое просвещение свое драгоценное время не собирался. Ему было безразлично, что я думаю. Он просто считал иначе и не намеревался меня ни в чем переубеждать. Даже просто отвечать на вопросы не хотел, и своей загадочностью и непробиваемостью только разжигал мой интерес.

Жаль, что официальное общедоступное дело о нем было почти пустым. Так, пара страничек, в которых лишь сухие факты. Кражи, убийства, подрыв безопасности страны. И никаких подробностей. Остальное было засекречено. За свои годы мужчина создал себе репутацию сильнейшего мага, который живет сам по себе, не принадлежит ни одной группе, игнорирует законы и выполняет различного рода задания за баснословные деньги. Немало людей были убиты его руками. О нем было многим известно, но при этом самого Воронова не знал никто.

Скрытный, нелюдимый, осторожный – с этими его качествами я познакомилась довольно близко и поняла, что за столько месяцев жизни бок о бок знаю о нем ничуть не больше, чем люди, которые встречаются с ним для пятиминутных разговоров.

Из мыслей о Воронове меня вырывает телефонный звонок. Свожу брови, когда вижу, от кого вызов, и нутром чую плохие новости.

– Алло, пап, – придерживаю телефон плечом и бегаю глазами по тексту, чтобы понять, на чем я остановилась.

– Если ты думаешь, что я позволю тебе уехать, то ты сильно ошибаешься, – окатывает меня ледяной голос. – Тебе никто не подпишет разрешение.

– Ты не можешь вмешиваться! – ощетиниваюсь я и выпрямляюсь, будто готовясь держать удар.

– Уже, – бросил он, потом тяжело вздохнул. – Живи свою обычную жизнь, Кара, хватит этих метаний. Я прошу тебя. Или мне придется основательно скорректировать твою жизнь. И тебе это не понравится.

Я не успеваю ничего ответить, в трубке раздаются гудки. Бросаю телефон и закрываю лицо руками. Да сколько можно? Я никогда не избавлюсь от влияния тоталитарного отца, который привык решать, как и что мне делать. И это в двадцать лет! Всю жизнь он направляет меня, лишая хотя бы малейшего права выбора. Я не спорила раньше, единственный раз, когда я собралась биться с ним не на жизнь, а на смерть, это был момент моего обучения на агента. Я хотела быть агентом: ловить преступников, ликвидировать проклятия и жить совсем другую жизнь. Но, к сожалению, тогда не прошла по баллам. Я оказалась недостаточно сильной ведьмой. Вот так все просто решили обычные цифры. Мне понадобилось время, чтобы смириться с этим. Но я сделала все, что от меня зависело на тот момент. Отец был категорически против того, чтобы я становилась агентом, и тогда его желание было достигнуто.

Легкий стук в дверь заставляет выплыть из размышлений и растерянно оглядеть документы, заполненные наполовину.

– Заходи.

Дверь тихонько открывается, и на пороге вижу рослую фигуру Антонина.

Он впервые заходит в мой дом, и магия пропускает его, чувствуя мое разрешение. Мужчина окидывает меня мрачным взглядом и проходит к кухонному столу, где я и расположилась вместе с теперь уже ненужными бумагами.

– Я не готова вести еще одну дискуссию, – устало качаю головой и тру лоб пальцами.

Не смотрю на него, но чувствую, как он прожигает меня взглядом.

– Заполняешь разрешение на телепорт? – ехидно тянет Воронов с неприятной усмешкой.

Стреляю в него взглядом и раздраженно откидываю волнистую прядь за плечо. Снова приступаю к заполнению. Не хочу, чтобы он знал сейчас о моей неудаче и издевался.

– Я все равно поеду к нему, – бурчу себе под нос.

– Не боишься, что связь оборвется? – задает резонный вопрос.

– Я знаю, что она оборвется, – вздыхаю, чуть расслабившись, когда понимаю, что прямо сейчас спорить он не собирается. – Но я не настолько беспомощна, Антонин. Справлюсь и без магии.

– Ты будешь в чужой стране, девочка… непривычной и опасной. Я бы не был так в этом уверен, – уголки его губ дергаются, а в глазах вдруг мелькает веселье.

Это его «девочка» в мой адрес тоже жутко раздражает. Я свожу брови, строго глядя на Воронова и впервые вижу какое-то подобие обычной улыбки от него, без доли ехидства и злобного выражения. Решаю, что спорить с ним и что-то доказывать сейчас не в силах, моя голова забита другим, поэтому поджимаю губы, игнорируя его слова, и продолжаю заполнять документ, как будто это еще имеет смысл.

Воронов присаживается на стул рядом и, протянув руку, вытаскивает лист, по которому я старательно вывожу свое имя, отчего его перечеркивает неаккуратная синяя линия.

– Антонин! – злобно вскрикиваю и, собираясь приструнить и прогнать мерзавца, поднимаюсь на ноги, нависая над ним.

Но он сминает документ, сведя мои усилия на нет, и отбрасывает его куда-то позади себя.

– Нам это не понадобится, – говорит Воронов, в тот момент, когда я уже набираю в грудь побольше воздуха, чтобы разразиться возмущением и, возможно, даже парочкой почти безобидных проклятий.

Воздух застревает в горле, я прищуриваюсь и осматриваю его, словно сомневаюсь, что верно расслышала.

– Нам?

– Ты сгинешь там, – спокойно констатирует Антонин и, снова не дав мне возмутиться, добавляет: – Не то чтобы мне было до этого дело. Но пока мне неизвестно, перейдет ли вся магия ко мне или же пропадет, не доставшись никому, не могу так рисковать и отправить тебя туда одну.

Его глаза опасно сверкают, и впервые за много месяцев у меня снова пробегают мурашки от легкого опасения, как в самые первые недели совместного времяпрепровождения. Порой я совсем забываю, кто он, но сейчас вдруг ясно осознаю, что, если бы он был уверен, что магия перейдет к нему, он бы… Что, убил меня?

Неосознанно отодвигаюсь от него и сажусь по другую сторону стола.

– Так значит, ты поедешь со мной? – я пока предпочитаю опустить тот факт, что не знаю, как теперь это провернуть.

Антонин кивает.

– Но телепорт нам не подойдет, – хмыкает он, – если делать все официально, далеко мы не уедем. Со мной и в моей стране очень хотят… тесно побеседовать.

Я закатываю глаза на его аккуратное выражение. Лихо он вывернул слово «арестовать».

– Ну кто бы сомневался, – качаю головой. – Боюсь представить тему этого разговора… – вздыхаю и осматриваю документы, разбросанные по столу, а потом поднимаю решительный взгляд на мужчину. – Ладно, я что-нибудь придумаю. Приготовься собирать вещи.

ГЛАВА 3

После проявления силы, если она достаточно активная и выраженная, что становится ясно по браслетам, которые передают данные показатели, детей переводят в пансионаты разной направленности. Если сила недостаточно выражена, дети остаются учиться в обычной школе, и чаще всего, если не происходит улучшения, остаются жить в общем мире, не находя себе места в нашем. Но браслеты на их руках не снимаются до конца жизни, и люди эти подчиняются прежде всего Совету Управления Магией.

Из общего доклада Совета Управления.

– Ну не знаю, Кара, – Зои хмурится, бросая в обе чашки пакетики чая и заливая их кипятком. – Как-то это опасно начинает выглядеть.

– Со мной будет Воронов, – я перебираю конфеты пальцами и вытаскиваю с орехом, засунув ее полностью в рот.

Зои останавливается и смотрит на меня как на сумасшедшую.

– Ты считаешь, это должно меня успокоить? – она плюхается на стул и кутается посильнее в свой махровый халат – я разбудила соню, заявившись к ней в выходной пополудни.

– Вообще, в письме говорилось, что он будет разговаривать только с нами обоими, – помешиваю ложечкой чай, задумчиво наблюдая, как вода окрашивается. – Но я бы все равно поехала одна. Вдруг бы удалось уговорить рассказать мне о том, что он знает. Теперь-то с этим проблем не будет…

– И все же. Здесь он под контролем, хоть каким-то… А там вы будете только вдвоем, в чужой стране. В его стране, – с нажимом говорит Зои. – Если он навредит тебе…

– Он мне не враг. И мы оба в одинаковом положении.

Зои фыркает очень громко, давая понять, что мои слова – бред.

– Не враг? Ага. Думаешь, он тебя другом считает, играя роль аккумулятора? Он же всю жизнь, наверное, об этом и мечтал, – Зои делает глоток из чашки и кривится: – Фу… пойло.

– Не переживай, – уверенно говорю я, глядя подруге в глаза. – Даже там он останется скован магией, а у меня она будет. Я смогу за себя постоять.

Зои пристально смотрит в ответ, но по глазам ее я вижу, что не убедила.

– Хочешь, я поеду третьей? Или Даррен поедет.

Неожиданно. Я улыбаюсь.

– Нет, точно не хочу. Это наша проблема. Может, других агентов и устраивает такая жизнь, но меня – нет. Если я хоть что-то знаю о магии, то почти уверена, что связь можно разорвать, вернув себе свои силы. Но кое в чем мне нужна будет ваша помощь.

Зои вздыхает с вымученной улыбкой.

– Я пожалею об этом, но… Все что угодно.

Чтобы отец не узнал, что я не отказалась от этой идеи, и не помешал мне реализовать новый план, я больше не могла просить о помощи всех подряд. Провернуть все нужно крайне осторожно. Брат Зои был и моим другом, но меньше всего мне хотелось подставлять его как агента и просить об услугах, пользуясь дружбой.

– Боюсь, без Даррена мне не справиться.

Самолет снова начинает трясти, и боковым зрением я замечаю, как Воронов напряженно цепляется за ручки своего кресла и судорожно вздыхает, смачно выругавшись. С трудом сдерживаю улыбку. Кто бы мог подумать, что страшный темный маг так боится самолетов.

Когда такси привезло нас в аэропорт, Воронов лишь скривился.

– Из всех возможных способов добраться до места… – начинает Антонин.

– Нелегальных, – перебиваю я, но он продолжает, не обращая внимания.

– …Ты выбираешь летающее корыто.

Еще бы, конечно, его не интересует факт легальности, в отличие от меня. Мне все еще хочется построить карьеру в Бюро. Я улыбаюсь, не обращая внимания на его грозный взгляд, пригвоздивший меня к месту.

– Я летала на самолетах, – примирительно начинаю врать я, стараясь его успокоить. – Там все довольно безопасно. И это единственный способ из всех, включая предложенные тобой, за который меня не арестуют по возвращении. Так мы останемся незамеченными для всех. Другого способа нет.

Я все продумала и узнала, взвесила все риски. Зои с Дарреном помогли подготовить документы для Воронова. У меня был паспорт и весь пакет документов, необходимых для полноценной жизни обычному человеку, но только благодаря прогрессивным взглядам отца и его жизни на два мира. Он был политиком в парламенте и членом магического совета в нашем бюро. И там, и там он был у власти и не хотел, чтобы я отгораживалась от мира простых людей и своим незнанием подставила его ненароком. Большинство магов предпочитали держаться особняком и не выходить за пределы привычного мира, отрицая прогресс и все сопутствующие прелести. Отрицая само существование мира без магии. Видимо, Воронов относился именно к таким, потому что Даррену пришлось делать ему все с нуля. И за это перед ним я была в неоплатном долгу.

Мы торопились, так как дата, обозначенная Сварогом, неумолимо приближалась, и успели все даже гораздо раньше срока. Я раздумывала о том, чтобы обождать и прибыть точно к ней, но из-за переживаний, что нарушаю все возможные правила и обо всех сопутствующих сложностях зацепилась за слова «не позднее» и решение было принято. Главное – улететь отсюда. Там разберемся. Либо встретимся с колдуном раньше, либо будем ждать на месте.

С Вороновым пришлось препираться еще минут двадцать. Его позиция, которая сначала показалась мне смешной, теперь грозилась стать проблемой. Уж ко всему я была готова на разных этапах нашего передвижения, но не к тому, что этот гад откажется лететь. От бессилия хотелось кричать, а Антонин вел себя как упертый осел и не желал слушать. Я приводила доводы, доказывала, настаивала, угрожала, а когда у меня уже опустились руки, и на глаза навернулись слезы, он тяжело вздохнул и, буркнув себе под нос что-то вроде «я об этом пожалею», все же развернулся и пошел в сторону входа в аэропорт. Мне оставалось только вытереть пару слезинок и скрыть ошеломление. Воронов боится женских слез? Надо было с этого и начинать.

Признаться, я была по-настоящему рада, что лечу не одна. Ощутимое облегчение расползалось внутри при осознании, что мне не придется оставаться без магии где-то вдали от дома, как бы ни храбрилась перед Вороновым.

Поэтому сейчас я спокойно слушаю ругань Антонина, и это меня даже веселит. Было так необычно наблюдать, как суровый бородатый мужик боится лететь на самолете. Я улыбаюсь и натягиваю маску для сна на глаза, собираясь подремать хотя бы тридцать минут. Напряжение последних недель только начало меня отпускать, и я даже не догадывалась, как сильно переживала все это время.

– Ты точно видишь, куда идешь? – хмурится Антонин, бросив многозначительный взгляд на дверь мужского туалета, которую я толкаю с потрясающей решительностью и, схватив его за рукав, тяну за собой.

Игнорирую понимающий и немного завистливый взгляд мужчины, который сушит руки с помощью обдува воздуха и не может отлепить от нас глаз. Он хмыкает, глядя на Воронова в тот момент, когда я толкаю дальнюю кабинку и снова уверенно затягиваю за собой мужчину.

– Грин, ты захотела пошалить? – не удерживается Воронов, вскидывая бровь.

– Что? – непонимающе поднимаю на него взгляд и только сейчас понимаю, как близко мы стоим друг к другу, – для двоих тут места маловато.

Щеки моментально вспыхивают, и я отворачиваюсь, буркнув себе под нос:

– Не неси чепуху, Воронов.

Уверенно сдвигаю крышку сливного бака и, закатав рукав, опускаю руку в воду. Нащупываю круглый предмет с резьбой и достаю его осторожно, боясь повредить.

Даррен воспользовался своими знакомствами и связями, чтобы достать его для меня.

Поглаживаю телепорт большим пальцем и поднимаю левую руку, глядя на часы. Успели! У нас в запасе еще пять минут. И я выдыхаю в очередной раз, чувствуя, как спираль внутри расслабляется. Облокачиваюсь на стену и откидываю голову, прикрывая глаза. Все, последний шаг и мы будем почти на месте.

Вспоминаю слова Даррена, который давал наставления:

– Хрен знает, Кара, но я вообще кое-как уговорил сделать портал в те места. И то, согласились после того, как я сказал, что тебя он сам позвал. Я не в курсе, кто этот Сварог, но они все его боятся до усрачки.

– Хорошо, спасибо, – я сжала его руку в знак благодарности и попросила: – Можешь не говорить это Зои?

Конечно, эта информация меня сильно насторожила, вкупе с тем, что говорил Воронов. Впервые за все время закралось нехорошее предчувствие. Но отступать уже было поздно и некуда.

– Боишься, Грин? – тихо спросил Антонин, чуть склонившись ко мне.

Я открываю глаза и вглядываюсь в его гипнотизирующие болотного цвета радужки. Он смотрит в ответ прямо, взгляд спокойный. И я впервые отмечаю изменения, произошедшие в нем, едва самолет приземлился на его земле. Он расслабился. Это видно.

Никогда раньше Воронов не подтрунивал надо мной с легким флиртом, никогда не смотрел так многозначительно, словно говоря в своей манере «ну давай, девочка, покажи, на что способна».

Я вообще о многом задумываюсь впервые, когда напряжение покидает меня. Я так сильно боялась вмешательства и препятствий со стороны отца, что только это занимало мою голову. Теперь же я думаю о том, что находиться рядом с ним действительно небезопасно, нужно теперь быть настороже. Опускаю взгляд на телепорт, чтобы скрыть эмоции, смотрю на магический предмет, который медленно начинает набираться светом по спирали. Забрасываю цепочку Антонину на шею, для этого мне приходится встать на цыпочки, а ему склонить голову. Мы замираем на мгновение, встречаясь взглядами.

– Я – нет, – шепотом отвечаю на давно озвученный вопрос. – А ты?

– Не знаю, что это такое.

Я усмехаюсь, но вдруг дыхание перехватывает, когда Антонин резко притягивает меня за талию, прижимая к себе. Широко раскрытыми глазами смотрю на него, а он склоняется ниже, усмехнувшись одним уголком губ, и шепчет:

– Держись крепче, Грин. Это будет чертовски длинное перемещение.

А потом магия дергает меня с огромной силой из окружающего пространства, чтобы перенести в другое.

Я никогда раньше не пользовалась телепортами, мне не приходилось путешествовать магическими путями на далекое расстояние. Поэтому теперь приходится на себе узнать, что телепорт от портала отличается не только видом, но и самой физикой перемещения в пространстве. Порталы представляют собой связь двух магических проходов, перемещения через которые ощущаются так же, как пройти сквозь дверной проем. Телепорт же сначала резко выдергивает из пространства, вышибая дух, тянет куда-то на огромной скорости, крутит, вертит, а потом выплевывает, словно пережеванную вещь.

Именно так я себя чувствую, сидя на земле и спрятав лицо в коленях. Кажется, за время перемещения я успела несколько раз задохнуться. Теперь прихожу в себя, справляясь с тошнотой, а Антонин посмеивается надо мной. Хмуро оглядываю мужчину – его последствия портала будто и не тронули.

– Кажется, нам попался бракованный, – сдавленно говорю я, мысленно ругая Даррена. – Я чуть не задохнулась.

– С телепортом все в порядке, – бросает Антонин, отходя на пару шагов. Он всматривается в густую тайгу, которой покрыты горы. – Просто ты не привыкла к таким расстояниям.

Фыркаю, глядя на часы. Из-за моей вынужденной передышки мы теперь немного выбиваемся из графика. На месте, где нас ожидают, хотелось бы оказаться до темноты. Значит, пора выдвигаться бодрым шагом. Встаю с пня и оглядываюсь, снова ощущая мурашки. Небо ярко-голубое, солнце высоко, но от этого места все равно разит чем-то холодным. Заброшенное поселение, на окраине которого нас выбросило, выглядит зловеще. Покосившиеся старые дома с пустыми глазницами окон заставляют поежиться. Ветра нет совсем, стоит жара, но старый флюгер на ближайшем доме крутится вокруг своей оси, зловеще скрипя в непривычной тишине.

– Что здесь случилось? – спрашиваю, не в силах оторвать завороженного взгляда от картины передом мной.

– Даже знать не хочу, – его голос раздается настолько близко, что я вздрагиваю. Я ведь даже его шагов не услышала. Поднимаю на него голову, встречая хмурый взгляд, а он тем временем строго бросает: – Если ты отдышалась, предлагаю идти дальше. Пока тебя не хватился твой папочка и не поднял местных агентов по нашим следам.

Это здравая мысль. Зои будет прикрывать меня до последнего, но я все равно не могу исключать вариант преследования. Собственно, из-за этого у нас такой плотный тайминг.

Мимоходом недовольно отмечаю и удивляюсь смене настроения у Воронова. С насмешливо-игривого оно в момент меняется на настороженно-хмурое. Места эти на него так влияют, что ли? Я бросаю последний взгляд на вымершее поселение и, подхватив сумку, иду следом за Антонином, который, закинув свой рюкзак на плечо, широким шагом направляется в сторону узкой тропы, теряющейся в густом лесу.

Несмотря на жаркий день и небо без единого облачка, в лесу тенисто, влажно и прохладно. Переступаю по тропинке, оплетенной корнями, неторопливо двигаюсь за Вороновым и втайне радуюсь, что не одна здесь. Вековые ели стоят близко друг к другу, образуя неприступную зеленую стену, кроны теряются где-то в облаках, путаются ветками, создавая в некоторых местах почти вечерний полумрак. В каждом поросшем мхом пне мне мерещатся лица. Кажется, сам лес следит за нами, провожает, глядя в спину настороженным живым организмом, во владения которого попал чужак. Если в начале тропы еще слышались какие-то звуки и пение птиц, то сейчас, чем глубже мы заходили, чем выше поднимались по тропе, тем молчаливее становилась округа.

«…около часа вверх по тропе», – вспоминаю слова Сварога, написанные на пергаменте. Мне кажется, что иду уже два. Ноги наливаются свинцом, мышцы в районе лопаток немеют, в груди горит.

– Антонин! – окликаю, когда шаг замедляется настолько, что я больше не в силах за ним поспевать.

Он оборачивается, скептически осматривая меня с головы до ног. Наверное, выгляжу я и правда не очень, раз тут же слышу его усмешку. Он спускается по тропе навстречу.

– Никакой выносливости, – поддевает Воронов.

– Просто тропа все время идет вверх, – пытаюсь оправдаться, откручивая крышку пластиковой бутылки, чтобы сделать несколько глотков воды. Да, в последнее время, после отказа в должности агента, я совсем забросила спорт. По возвращении это нужно будет исправить. Пока пью, Воронов настороженно всматривается в лес, что не остается незамеченным. – Тоже ощущаешь это?

– Не могу избавиться от чувства, что мы пара овец, выбранная пастухом на заклание…

От такого сравнения посреди загадочного леса по позвоночнику неприятно пробегают мурашки, но я громко усмехаюсь, давая понять, что он слишком нагнетает.

– Ну, Воронов, мы с тобой явно не овцы. Сможем и постоять за себя. У меня есть магия, у тебя… – я запинаюсь, критично осмотрев его с ног до головы. – На крайний случай, руки, – заметив, как он тихо посмеялся, покачав головой, я обхожу его и направляюсь вперед по тропе, бросая на ходу: – Относись к этому как к приключению.

– Я посмотрю, как ты будешь относиться к этому как к приключению, когда мы будем спасать свои задницы…

Фыркаю, предпочитая проигнорировать его слова. Сейчас только дай волю фантазии, и я сама себя запугаю так, как не сможет ни одно чудище. Никаких плохих мыслей. Уж слишком я хотела вернуть себе магическую независимость, чтобы после того, как зашла так далеко, поддаваться страхам.

– И, вообще, думаю, здесь просто ощущается другая магия. Наверное, мы уже близко.

Оказалось, что я недалека от истины. Стоит нам пройти всего несколько сотен метров, как я утыкаюсь в огромное дерево, стоящее прямо посреди тропы. А вокруг плотным строем смыкаются кустарники, другие деревья и колючки. Я пытаюсь обойти его, но все мои попытки заканчиваются неудачей.

Воронов стоит поодаль, наблюдая за моими потугами прорваться сквозь защиту леса.

– Не понимаю, в чем смысл? – сердито спрашиваю я у леса, в сердцах стукнув дерево ладошкой, о чем тут же жалею и глажу, извиняясь. Но внутри все равно кипит раздражение и непонимание, когда я бросаю взгляд на Антонина. – Так и будешь стоять там как вкопанный?

– Жду, когда до тебя дойдет, – едко протягивает он с саркастичной улыбочкой на лице.

Прищуриваюсь, прожигая его недобрым взглядом, а потом снова поворачиваюсь к стене леса, которая не дает пройти дальше. Осматриваю ее и думаю, может попробовать наколдовать огонь? Но идея не очень удачная, вряд ли Сварог обрадуется, если я спалю его дом.

– Ты справишься, – издевательски заверяет меня Антонин и, сбросив рюкзак, садится на него, достав пачку сигарет. Закуривает и наблюдает внимательно за моими метаниями. Я хожу время от времени по тропе, в надежде, что проход откроется.

Взглядом обвожу большое дерево, стоящее на моем пути. От него веет магией, я ее чувствую покалыванием на коже. Наклоняю голову к плечу, гипнотизируя небольшое дупло. Может, дереву нужна какая-то дань? Или кровь? Я читала о контрактной магии, такую часто устанавливали в древние времена на свои поместья. Это обеспечивало сильную защиту, но магия крови была запрещена уже несколько сотен лет во всех цивилизованных странах.

Гнев отступает, уступив место размышлениям и задумчивости. Сложив руки на груди, я постукиваю себя пальцем по губам, пытаясь разгадать загадку.

– Как думаешь, Воронов, нам нужно сунуть туда руку?

Он насмешливо качает головой, откровенно веселясь:

– Только после тебя.

– Какой джентльмен, – я закатываю глаза, затем прикусываю губу в задумчивости, возвращаясь мыслями к пропуску. Сомнений уже не остается – магия пропустит, но ей нужно что-то взамен.

Простояв так несколько минут и перебрав с десяток вариантов, понимаю, что остается только один. Внутри нарастает тревога – мне это не нравится. Но и повернуть назад, отправившись отсюда восвояси, я тоже не готова.

Закатываю рукав легкой клетчатой рубашки на левой руке. Правая у меня рабочая, и мне не хотелось бы, чтобы она пострадала в случае чего. Сама не верю, что собираюсь совать руки во всякие ненадежные отверстия, но что-то подсказывает, что без этого пути дальше не будет.

Осторожно, стараясь ничего не касаться и, надеясь, что меня не схватит какой-нибудь зубастый обитатель этого гнездышка, просовываю руку и замираю. Ничего не происходит. Смотрю на Воронова через плечо вопросительно.

– Попробуй вторую, – просто предлагает он.

Сжимаю зубы, чтобы не сказать умнику пару ласковых. Глубоко дышу пару раз, а потом с опаской просовываю вторую. В тот же момент я чувствую, как меня простреливает импульс, словно бьет током, пытаюсь выдернуть руки, но что-то не пускает, какая-то сила держит меня. Лес начинает шуметь, переговариваясь о чем-то. Не успеваю поддаться панике, как все заканчивается – меня отпускают. Потеряв равновесие, я падаю на пятую точку и смотрю, как с оглушительным треском деревья расступаются прямо на глазах и открывается тропинка. Тяжело дыша от пережитого шока, я поднимаю руки, торопливо их осматривая. И первое облегчение сменяется ужасом. Я просто впадаю в ступор.

Браслетов нет. Того, что было со мной всю сознательную жизнь, – нет.

Они мой инструмент, без них я не колдую. Никто не колдует. Меня лишили моей магии за одну чертову секунду.

– Нет… – бормочу я в неверии и кидаюсь к дуплу, шарю там руками, но браслетов нет.

От шока не могу вздохнуть, руки мелко подрагивают. Воронов подходит ко мне, глядя сверху вниз с нескрываемой издевкой.

– Ну что, Грин, все еще не ощущаешь себя овцой?

Гнев на этого мерзавца отодвигает на задний план мой ужас. Но я, словно выброшенная на берег рыба, открываю рот, но ни одно слово не срывается с моих губ. Моя разумная сторона берет верх над эмоциями, и я осознаю, что теперь совершенно без защиты. Сразу вспоминаются все предостережения Зои, на которые у меня всегда был аргумент в виде магии.

Воронов растягивает губы в зловещей ухмылке, в его малахитовых глазах опасный огонек разгорается все ярче.

– Ну вот и все, – звучит как приговор. Совсем не скрытая угроза чувствуется в его словах. Смотрю на него хмуро снизу вверх, судорожно размышляя, что надо достать нож из рюкзака.

Он стоит в непозволительной близости от меня, почти нависая. Сердце гулко отдается в груди, учащая дыхание. Явственно ощущаю его запах, защекотавший ноздри: сигареты и что-то древесное, смешанное с мужским. Антонин склоняется к самому уху и тянет:

– Ну-ну, девочка, не расстраивайся. На крайний случай у тебя есть руки.

Сжимаю зубы, чтобы сдержать рвущийся наружу едкий ответ, только взгляд не могу контролировать, когда вскидываю голову. Антонин едко усмехается, а потом, закинув рюкзак на плечо, теряет ко мне интерес.

Он переводит взгляд на дерево, похитившее мои браслеты, и выдает задумчивое «хм-м». Меня пугает, когда он проделывает мои же действия. Хочет, чтобы его оковы тоже, наконец, пали. У меня и так дела плохи, но если Воронов еще и магию себе вернет, то домой я точно не вернусь. От напряжения даже дышать забываю.

Но ничего не происходит. Его браслеты остаются на месте. Он, кажется, не удивлен, будто ожидал этого. Как будто у него было объяснение. Поэтому сразу отправляется дальше, а мне требуется еще несколько секунд, чтобы прийти в себя. Я снова дышу, когда вижу, что у него не получилось. Запрещаю себе бояться и медленно поднимаю сумку, которая вдруг словно потяжелела.

Отпуская Воронова на десяток метров вперед, иду за ним неторопливо. Приближаться к нему не решаюсь. Пока бреду по тропинке, пытаюсь осознать свое состояние. Я впервые в жизни без браслетов с тех пор, как сила проявилась. Они всегда были частью меня, помогали творить заклинания, указывали принадлежность, концентрировали магию и усиливали ее. Никто не снимал их. Это могли сделать только в бюро в исключительных случаях.

Странно, но их потеря мое состояние не изменило. Как будто вообще ничего не произошло. Не было чувства опустошения, как от потери магии. Словно все мои силы были со мной. Но разве такое возможно?

Я складываю пальцы, чтобы вызвать огонь, и шепчу:

– Ignis.

Ничего не происходит. И я складываю руки в другой знак, взывая к стихии воздуха.

– Ventus navitas.

Снова ничего. Даже не колыхнулось вокруг.

За всеми своими стараниями понимаю, что от Воронова я отстала довольно сильно, и ускоряюсь, гипнотизируя его спину тяжелым взглядом. Мои нервы – натянутая струна, и когда он резко останавливается, я вздрагиваю от неожиданности, тревожно вцепляясь в свою сумку.

– Кажется, мы на месте.

Воронов стоит на краю лесной опушки, где тропинка заканчивается у входа в небольшую хижину. Поляна обжитая, здесь множество утвари, колодец. Еще какие-то небольшие постройки. Полноценное жилище какого-то отшельника, надежно спрятанное за стеной вековых деревьев.

Осторожно приближаюсь к Антонину, не отрывая настороженного взгляда от хижины. Напряжение, витающее в воздухе, можно хоть ножом резать. Сердце бьется часто и тревожно. Я жду, что Сварог выйдет к нам, жду хоть какого-то знака. Я так надеюсь…

Но хижина кажется пустой. От нее не веет жизнью. Как будто хозяина там нет.

– Такое ощущение, что там никого нет, – хрипло озвучиваю свои мысли и делаю шаг вперед, но Воронов ловит меня за запястье и дергает на себя.

– Не торопись с выводами, – грубо бросает он, игнорируя мое возмущенное шипение и всматриваясь в лес позади хижины.

– Он не выйдет к нам? – спрашиваю, параллельно выворачивая руку, чтобы Воронов ее отпустил. Прикосновение жжет кожу, и я незаметно тру запястье другой рукой.

Но ответить Антонин не успевает. Откуда ни возьмись с громким карканьем на нас пикирует огромный ворон. Я закрываю голову и сажусь на корточки, но птица, бросив небольшой конверт к ногам, улетает и теряется в кронах. Только хлопанье ее крыльев разносится эхом над верхушками.

Антонин поднимает письмо, и, распечатав, пробегает взглядом по строчкам. Воронов опускает голову и тихо смеется, качая головой.

– Попались.

Я, ничего не понимая, выдергиваю из его рук бумажку и читаю:

– «Прежде чем отыскать Цвет Перуна, пройдите испытания, чтобы очиститься. На рассвете седьмого дня, седьмого месяца, если вы будете достойны, обряд разрыва состоится».

В голове истошно орет здравый смысл, и я качаю головой. На такое я не подписывалась. Резко оборачиваюсь, чтобы уйти, но тропы позади меня нет. Есть уже знакомая магическая стена леса, у которой всего две задачи: некоторых – не впускать, других – не выпускать.

Я смотрю на Антонина так, будто он знает, что делать, как выбраться, но тот лишь пожимает плечами.

– Антонин, я не могу остаться здесь… Меня отец убьет…

– Для этого тебе нужно выжить, – едко замечает он, оглядываясь.

– Что? – в шоке смотрю на него, а он, наконец, удостоив меня взглядом, мерзко улыбается.

– Три недели в жутком лесу, полном чудовищ, совсем без магии… Что ж, девочка, желаю удачи, – и, криво усмехнувшись, Воронов идет в сторону хижины, оставляя меня одну стоять, опустив руки.

Я поворачиваюсь лицом к чаще, откуда пришла, закусываю губу, чтобы не расплакаться. Да, вот теперь овцой я себя почувствовала в полной мере.

ГЛАВА 4

Существуют люди, которые желают снять браслеты, считая их злом. Но официально уведомляем, это невозможно. Никогда и ни при каких обстоятельствах. Одумайтесь, без них вы бессильны. Это ваша безопасность и ваша принадлежность. Без них вы – ничто.

Из публичного обращения Совета Управления к Отступникам.

– Не могу поверить, что нам предстоит жить в этом месте, – я замираю в дверях, критично осматривая помещение.

Антонин уже сбросил рюкзак и теперь стоит посреди, единственной комнаты, тоже оценивая пространство. Он заходит первый, и я, несмотря на свое состояние, еле сдерживаюсь от смешка – Воронов едва не бьется головой о балки.

Осторожно ступаю по скрипучим половицам и приближаюсь к нему, выглядывая из-за широкой спины.

Картина вокруг невеселая. Хижина предстает одним небольшим темным помещением с маленькими окнами и разделена на функциональные зоны. Отовсюду здесь веет стариной. Ссохшиеся деревянные половицы никогда не знали краски, стены из круглого бруса местами затыканы мхом. По правую сторону чернеет в углу небольшая старая печь. Рядом располагается маленькая зона кухни, где можно увидеть пожелтевшую от времени и плохого ухода посуду. Чуть дальше – рабочая зона, где развешаны пучки трав, сушатся какие-то цветы. Мне кажется, именно они создают в помещении такой приятный запах, перебивая даже сырость.

По левую сторону стоит немного покосившийся письменный стол, подпирающий окно. Над ним располагаются полки с пыльными книгами, у которых можно различить старые потрепанные корешки. На столешнице разбросаны пергаменты, травы и перья, словно кто-то бросил свои исследования или конспектирование, потому что его резко прервали. И конечно, мой взгляд, быстро оценив пространство, отмечает самое важное – кровать. Просторная, немного спрятавшаяся за ширмой.

Одна.

Я нервно поправляю свою сумку, отводя взгляд. Переступаю с ноги на ногу и, краснея, решаюсь задать вопрос, который беспокоит меня уже минут тридцать:

– Как думаешь, где здесь уборная?

Воронов бросает на меня злорадный взгляд, и его губы растягиваются в неприятной ухмылке. Я вижу ее в последнее время так часто, что невольно мелькает мысль: несмотря на всю тяжесть нашего положения, ему доставляют удовольствие мои страдания.

– На улице, – отвечает он, следя за реакцией.

– На… улице? – мне кажется, что я ослышалась.

Воронов делает жест, показывая следовать за ним. Я немного настораживаюсь, но послушно плетусь за мужчиной. Выйдя из дома, мы ступаем на широкую дорожку, которая приводит нас к пристройкам, где хранятся дрова, огорожены пустые загоны и клетки для животных, рядом какое-то строение из толстого бруса с одним маленьким окошком. Удивляет тот факт, что Антонин так уверенно ведет меня, будто действительно знает куда.

Скрип ссохшейся двери вырывает меня из мыслей, и я неверяще смотрю сначала на то, что он характеризует «уборной», а потом снова на Воронова.

– Ты издеваешься? – от возмущения голос взлетает на пару октав.

– А похоже, Грин? – он вскидывает бровь, складывая руки на груди, и кривая усмешка искажает губы.

– Да! – выпаливаю горячо и делаю шаг назад. – Я туда не пойду.

– Отлично! – Воронов отпускает дверцу «уборной», отчего она с противным скрипящим звуком захлопывается, поднимая клуб пыли, а потом разворачивается и идет обратно к дому, по пути насмешливо бросая: – Тогда можешь найти себе местечко в лесу. Мне плевать.

Выбрать для этих целей лес, где тропинки пропадают, когда им вздумается, не решаюсь. Зато эта ситуация еще лучше демонстрирует, что я не могу пробыть здесь три недели. Теперь – нет!

Спустя пару минут подхожу к стене леса, темнеющей голубовато-зеленой дымкой от ползущего по траве тумана, и смотрю на величественные деревья, которые возвышаются надо мной, своими верхушками стремясь высоко вверх. День идет на убыль, и солнце постепенно скрывается за кронами, оставляя поляну утопать в тени подступающей ночи.

Неожиданно осознаю, что теперь жду того, чего так боялась в последнее время – когда узнает отец. Как скоро он обнаружит, что меня нет? Когда забьет тревогу? Что предпримет и отправится ли вслед за мной? Может, он уже что-то делает?

А мне придется принять тот факт, что я проиграла, и отец был прав. Снова. Какое наказание мне грозит за подобную самодеятельность, я пока даже предположить не могу, но сейчас мне больше всего на свете хочется выбраться отсюда. Оказаться в своем безопасном доме и в понятной жизни.

Вдруг закрадывается мысль, а что, если отец не доберется до меня? Вокруг странный живой лес, и может статься так, что он не пропустит к нам никого. Мне не хочется об этом думать, но страх сковывает тяжестью сердце, пуская холодные щупальца прямо внутрь, а от безысходности представленной ситуации подступает тошнота. Я медленно оседаю на зеленую сочную траву, стараясь выровнять сердцебиение. Утыкаюсь лбом в колени, вдыхая влажный густой аромат примятой травы.

Узнай Воронов, о чем я думаю и как быстро пошла на попятную, обвинил бы в малодушии. Но желание избавиться от связи меня ослепило, заставило принимать скорые необдуманные решения и идти на компромиссы, которые я раньше бы и рассматривать не стала. Общаться с тем, кто хотел прикрыться мной, кто бы не терзаясь переживаниями убил, будь у него возможность. Жить с ним бок о бок, находить в его словах крупицы тайных знаний – это я еще могла допустить, потому что была под защитой своей семьи, страны и, в конце концов, магии. Но лететь с Вороновым непонятно куда, быть так далеко от дома, отдать единственное свое оружие и защиту, следуя указаниям странного колдуна, который пообещал что-то на словах, остаться один на один с наемником в опаснейшем месте без защиты…

Теперь мне кажется, что я была не смелой, а безумной.

Слова Воронова о Свароге казались просто байкой, которой он меня запугивал, не желая терять мнимую свободу. А сейчас вдруг мелькает мысль, что Антонин мог отговаривать меня лишь для того, чтобы подначить интерес и усыпить бдительность. А что, если он моими руками вытащил себя из ловушки, и это я теперь буду его ходячим аккумулятором? От подобных мыслей становится дурно, но я не могу перестать себя накручивать.

В какой-то момент я забыла об осторожности, и все рисовавшиеся трудности казались мелочью, которую можно было легко преодолеть ради высокой цели. Кто ж знал, что колдуну потребуется прохождение испытаний, в письме об этом не было ни слова. Я была готова заплатить, оказаться в долгу, подождать, если нужно, но не к тому, что меня лишат магии, заставят жить здесь несколько недель без возможности передумать и уйти, будут проверять, а потом решать: достойна ли такой привилегии.

Еще эти изменения в Воронове меня пугают. Из безразличного, язвящего время от времени угрюмого мужчины, казавшегося даже безобидным по большей части, он превратился в хищника. Непримиримого и дикого, совершенно непонятного. И я теперь беспрестанно прокручиваю в голове короткие записи из его личного дела, отчетливо вспомнив, кто такой Антонин Воронов. И мне не нравится, что я чувствую.

Страх. Опасность. Напряжение.

Даже когда его губы разрезала улыбка, глаза впивались тяжелым взглядом, скользили, изучали, впитывали реакции, я явственно в этот момент понимала, что бояться не должна. Страх скрыть сложно, он буквально осязаем и чувствуется острее. Хищники всегда нападают, когда жертва боится. А я теперь против него буквально с голыми руками.

Резко поднимаю голову, вспомнив про нож. Порывшись в сумке, достаю серебряный кинжал, который взяла с собой для того, чтобы срезать некоторые редкие грибы и травы, что надеялась встретить по дороге. Глупо было упускать такую возможность и пополнить свою домашнюю лабораторию уникальными ингредиентами. Но теперь он послужит и для другого, главное – продержаться несколько дней и дать время отцу и друзьям найти меня.

Эти мысли немного приободряют, и, сунув нож за пояс, я возвращаюсь в хижину, где Антонин как раз достает еду из рюкзака, которую он предусмотрительно взял с собой. Я вот об этом даже не подумала, моя голова была забита тем, чтобы не сбиться с тайминга и не раскрыть планов отцу раньше времени. Да и не подозревала я о том, что мне тут задержаться придется. На задворках мелькает резонный вопрос: как он ее протащил в самолет? Но я слишком зациклена на самобичевании, чтобы зацепиться за эту мысль, понимая еще острее, что я вообще не подготовлена ко всему, на что сама себя обрекла.

Неуверенно замираю на пороге. В хижине сгущается мрак, лишь одинокая свеча на столе разгоняет темноту в зоне кухни рядом с печкой. Антонин в этом маленьком доме кажется еще больше и словно заполняет собой пространство. Попереминавшись с ноги на ногу, ступаю внутрь. Сырой воздух неприятно липнет к коже и холодит. Сбросив сумку и порывшись в вещах, достаю кофту, чтобы согреться. Антонин к тому времени нарезает копченое мясо и овощи, разламывает хлеб и, разлив в глиняные чашки чай из своего термоса, бросает взгляд на меня. Я как раз уткнулась в одну из книг, которые раскрытыми лежат на столе, пытаясь разобрать, что там написано, но сгустившийся сумрак этому не способствует.

– Грин, – окликает он, усаживаясь на скрипучий табурет, – иди к столу, у тебя еще будет время все рассмотреть. Свет нужно потушить до темноты.

– Почему? – я тревожно вскидываю взгляд, и все слова с пожеланиями для него идти куда подальше вылетают из головы.

– Не будем так сразу привлекать внимание кого бы то ни было, пока не поймем, с чем столкнулись.

Мне не нравится, как звучат его слова, но остается лишь кивнуть. Отложив книгу, я присоединяюсь к Воронову и сажусь, поджимая под себя ноги. Желудок тут же предательски урчит, почувствовав запахи копченостей и свежих овощей. Отправив в рот кусок мяса, я смотрю на Антонина изучающе, чуть склонив голову. Мы впервые ужинаем вместе, и это ощущается так странно для меня, а он жует как ни в чем не бывало.

– Как думаешь, что Сварог имеет в виду под очищением? – осторожно задаю вопрос, не отрывая от Воронова взгляда, чтобы отследить реакцию и понять, знает ли он больше меня?

Антонин равнодушно пожимает плечами.

– Да что угодно. Будет зависеть от его больной фантазии. Думаю, долго в догадках нам теряться не придется.

– Надеюсь, испытания будут посильные, раз уж теперь мы оба без магии, – хмурюсь и откусываю огурец, удивляясь, почему здесь он ощущается гораздо вкуснее. Может, дело в свежем воздухе или в том, что я слишком сильно проголодалась за день. – Неужели обряд разрыва нельзя провести без этого?

– А ты не рассматриваешь вариант, что обряда нет? – криво усмехается Воронов.

– Тогда зачем это все?

– А вот это правильный вопрос, Грин, – Антонин указывает огурцом в мою сторону, а затем отправляет его в рот с аппетитным хрустом. – Это мы с тобой и выясним.

– Но я подумала, что приоритетнее для нас будет найти отсюда выход.

Антонин качает головой и нехорошо усмехается.

– Ты еще не поняла, самая умная девочка, что выхода отсюда нет? Мы на его территории.

Скептически смотрю на него и поджимаю губы.

– Я не собираюсь просто смириться с тем, что застряла тут.

– А у тебя есть выбор? – он внимательно смотрит на меня, задавая такой простой вопрос, и его спокойствие раздражает.

– Да, и я прямо завтра займусь этим.

Воронов скептически выгибает бровь, усмехается и выдает с сарказмом:

– Удачи.

Аппетит пропадает моментально. Бросаю на Воронова уничижительный взгляд и, встав, прохожу к своей сумке, чтобы достать шорты и растянутую старую футболку на десять размеров больше, которые служат пижамой. Прижав их к груди, неуверенно оборачиваюсь на Антонина.

– Ты мог бы выйти?

Он бросает на меня насмешливый взгляд, демонстративно осматривая сверху вниз, и снова возвращается к лицу, а потом отрезает:

– Нет.

Коротко выдыхаю, прикрыв глаза. Желание сказать ему что-то обидное велико, да только приходится сдержаться, чтобы он не взорвался, как в тот раз, рядом с трейлером. Как я могла вообще рассчитывать, что этот грубиян проявит хоть малейшее уважение и соблюдение приличий? Тут даже спор затевать бессмысленно, поэтому я резко задвигаю ширму и быстро переодеваюсь, жалея лишь о том, что не взяла теплую пижаму, потому что в этой слишком зябко. Но откуда мне было знать, что я замерзну в июне? Снова засовываю нож за пояс, складываю свои вещи аккуратно на стоящий рядом стул и неуверенно посматриваю на кровать.

– Антонин, – окликаю, надеясь, что мой голос ровный и спокойный, а не звенит от напряжения.

Слышу шаги, и Воронов отодвигает ширму, оказываясь совсем близко, вторгаясь в личное пространство.

– Выбираешь, с какой стороны будешь спать? – ехидно тянет он, опуская взгляд на меня и игнорируя мой возмущенный вид.

– Н-нет, – я резко оборачиваюсь, почти упираясь носом в его грудь. Инстинктивно делаю шаг назад, спотыкаюсь о кровать и с размаху падаю на нее. От собственной суетливости загораются щеки, теперь мое положение выглядит еще более жалко, а глаза Воронова сверкают в полумраке опасным блеском. – Я хотела предложить занимать кровать по очереди. Одну ночь ты, одну я, и так…

– Нет, Грин, – Антонин без улыбки смотрит на меня сверху вниз, – я буду спать на кровати все ночи, а вот где будешь ты – решать тебе.

Я даже теряюсь от такой категоричной наглости.

– Но… это же совершенно…

– Недопустимо? Возмутительно? Неприлично? Ну же, Грин… скажи, – он обхватывает меня за плечи и рывком поднимает с кровати. Я только яростно отталкиваю Антонина, чтобы он сделал шаг назад и дал мне выйти из этой ловушки.

– Ничего другого от тебя и не ждала, – рычу ему в лицо, но встречаюсь лишь с надменной холодной улыбкой.

– Как и я от тебя, Грин.

Я так сильно устала за этот день, что в сон проваливаюсь моментально, даже несмотря на все неудобства. Мою импровизированную «кровать» составляет лишь тонкий матрас из сена, который Воронов достал из-под еще одного. Небольшую подушку я также отвоевала у Антонина, а старый плед был сдернут с кровати, и я не побрезговала закутаться в него, когда стало совсем уж прохладно. Конечно, я изо всех сил старалась не заснуть первая, хотела дождаться, когда уснет Воронов, но он все не ложился. Ходил, прислушивался. Курил и стоял в проеме двери, всматриваясь в черную стену леса. Я немного ворочаюсь, укладываясь, – пол неровный, и мне кажется, что каждый стык досок впивается в мое тело. Я быстро согреваюсь, но об удобстве не может быть и речи. И тем не менее, все мои попытки бороться со сном терпят поражение.

Сплю я тревожно, на грани сна и яви, не давая себе расслабиться. Сны снятся странные, я явственно слышу шаги рядом время от времени, но выплыть из дремы не могу, такой уставшей и разбитой себя чувствую.

Но глубокой ночью я просыпаюсь и резко распахиваю глаза в ужасе оттого, что не могу дышать. Открываю рот, хватаю воздух, но не выходит. Меня бросает в жар и панику. Не могу пошевелиться, не могу сделать вдох, только сквозь подступающую истерику замечаю темный силуэт над собой и желтый взгляд. Такого всепоглощающего ужаса я не испытывала никогда в жизни. Я истошно кричу внутри своей головы, но не могу произнести и звука, а что-то извне придавливает все сильнее, сковывает горло, тяжестью ощущается на груди.

И чем меньше во мне остается жизни, тем отчетливее я вижу существо, которое убивает меня. Слышу хриплое дыхание возле лица, и мои глаза закатываются, а потом резко вспыхивает и тут же гаснет белая вспышка, и все наваждение спадает.

Я делаю громкий жадный вдох, снова ощущая жизнь, и захожусь рыданием от пережитого страха. Начинаю истерично брыкаться, пытаясь скинуть покрывало, освободиться. От накативших слез ничего не вижу, только вдруг чувствую чужие руки, ненавязчиво, но ощутимо крепко меня удерживающие. Краем сознания понимаю, что Воронов прижимает меня к себе, поглаживая волосы.

– Тихо, Грин, – хрипло шепчет он, – с тобой все в порядке. Все прошло.

Не могу отделаться от ощущения, что мне в любой момент будет нечем дышать. Дикий, липнущий холодным потом ужас явственно бурлит внутри, и меня трясет крупно. Цепляюсь дрожащими пальцами за майку Антонина и пытаюсь прогнать страшный образ, стоящий перед глазами. Постепенно начинаю обращать внимание на текущие ощущения. С каждой секундой мне становится теплее и спокойнее. Шершавые пальцы гладят мои волосы и спину, иногда задевая голые руки, а сама я полулежу на широкой мужской груди, чувствуя крепкие обволакивающие объятия.

Это так странно, слушать его дыхание и сердцебиение и успокаиваться. Во враге чувствовать защиту в данный момент и не шарахаться при осознании этого.

– Я никогда раньше не впадала в сонный паралич, – шепчу я хрипло, все еще ощущая волну неприятной дрожи только при воспоминании о пережитом.

– Это был не сонный паралич, – также негромко отзывается Воронов.

Холодок пробегает по позвоночнику, и я поднимаю взгляд, чуть отстранившись от Антонина. Сразу теряю тепло и ежусь.

– То есть… это было по-настоящему? Кто…

– Скорее всего, домовой.

– Но… почему?

– Потому что это дух дома, он его охраняет и защищает, может, принял нас за воров, – пожимает плечами Воронов.

– Тогда ему следовало придушить тебя, – бурчу я и слышу смешок Антонина. Встаю на ноги и потираю горло, подозрительно всматриваясь в темноту, тускло освещаемую полумесяцем. Потом, вспомнив про белую вспышку, бросаю взгляд на руки мужчины – в браслетах. – Что за вспышка света была, когда ты прогнал нечисть?

Антонин поправляет подушку и пожимает плечами.

– Я думал, это ты.

– Но я не могу колдовать без браслетов, – слышу скептический смешок, и Воронов укладывается, а я хмурюсь и тихо добавляю: – По крайне мере осознанно.

Я смотрю на свое спальное место, и по рукам бегут мурашки. И нож мой мне не помог. Не хочу туда возвращаться, после пережитого кошмара. Неуверенно спрашиваю у Антонина:

– Ты не против, если я лягу у стены?

– Нет, – отвечает он, и я тут же хватаю подушку и покрывало. Последнее сворачиваю и кладу посередине, между нами, чем вызываю фырканье Воронова. Залезаю на кровать и, забрав себе краешек одеяла, вжимаюсь спиной в стену. И с облегчением выдыхаю, тут гораздо удобнее и, кажется, безопаснее, чем мой островок матраса посреди пола.

– Как думаешь, почему он выбрал именно меня? – сонно спрашиваю у Антонина, медленно проваливаясь в дрему.

– Они порой и на хозяев нападают, я не знаю, Грин. Возможно, ты даже нечисть выбесила. И заметь, всего за несколько часов. Представляешь, как тяжело мне тебя не придушить…

Несмотря на угрожающие слова, тон его, подтрунивающий, не внушает страха.

– Мне не опасно теперь находиться здесь?

– Не опаснее, чем за пределами дома, – отмахивается Воронов и добавляет раздраженно: – Спи. Никто тебя больше не тронет.

Засыпаю быстро и больше этой ночью меня действительно никто не беспокоит.

Утром меня будит птичья трель, и в момент пробуждения кажется, что все лесные пташки собрались возле хижины, чтобы посоревноваться, кто кого переорет. Попытка уснуть снова, набросив подушку на голову, проваливается, и я раздраженно откидываю одеяло, чтобы сесть в кровати. Воронова рядом уже нет, что меня радует. В небольшое оконце льется яркий белый солнечный свет, и, взглянув на часы, выясняю, что сейчас только шесть утра.

Это похоже на издевательство какое-то. Я откидываюсь на постель, чувствуя тяжесть и легкую усталость. Отдыха оказалось недостаточно, но и уснуть больше не могу.

Встаю и со стоном потягиваюсь. Тело ломит с непривычки после вчерашнего броска по лесу. Взгляд натыкается на мое спальное место и невольно ежусь. Сейчас, при солнечном свете все кажется просто страшным сном, и не верится, что это со мной действительно произошло. Тряхнув головой, отгоняю неприятные мысли и, набросив рубашку, чтобы спастись от утренней прохлады, выхожу на улицу.

Легкий туман тут же обволакивает мои голые ноги, и я невольно плотнее кутаюсь в хлопковую ткань и двигаюсь в сторону, откуда доносятся монотонные повторяющиеся стуки. Приходится обойти хижину почти полностью, прежде чем мне открывается совершенно неожиданная картина.

Воронов колет дрова. Я замираю от удивления и просто пялюсь. Его волосы падают на глаза; торс, испещренный тонкими шрамами, блестит от пота, мышцы на руках напрягаются, выделяя оплетающие их вены, каждый раз, когда он заносит топор. Мой взгляд скользит по татуировкам на руках и спине Воронова, отмечая их смутно знакомые скандинавские мотивы, переплетенные в странных узорах, в которых словно вшита какая-то история. Вдруг хочется подойти ближе и изучить витиеватые рисунки, провести пальцем по знакам, найти начало и проследить историю до конца.

Ловлю себя на мысли, что рассматриваю мужчину слишком пристально и нагло, поэтому отвожу взгляд. Стоит мне сделать несколько шагов в его направлении, как Воронов замечает меня и останавливается, тяжело дыша. Облокотившись локтем на топор, наблюдает, как я высоко поднимаю ноги, ступая по узкой тропинке, чтобы длинная трава совсем не промочила меня росой.

– Почему так рано встал? – спрашиваю, наконец достигнув цели, и, широко, неуклюже шагнув последний раз, поднимаю на него взгляд в тот момент, когда он хмурится и, отставив топор, идет ко мне. Невольно напрягаюсь. Черт, я нож забыла! Настороженно выдаю: – Что?

Воронов протягивает руку и легко касается моего подбородка пальцами, чтобы чуть приподнять его. Наблюдаю за его взглядом и вижу, как он слегка морщится.

– Ты взяла аптечку или что-нибудь от синяков?

– Не подумала, что может понадобиться, – произношу негромко, замирая от прикосновения. Меня поражает, как быстро исчезает выстраиваемая месяцами дистанция и как легко она рушится об обстоятельства. И вот незнакомец вдруг становится единственным соратником.

– Ладно, сделаем сами, здесь явно можно добыть все ингредиенты.

Он опускает руку, но не отходит, стоит в шаге от меня и усмехается, доставая сигарету из пачки. Прикуривает, чуть прищуриваясь и произносит:

– А знаешь, Грин, ты в постели такая же невыносимая, как и за ее пределами.

Мгновение я ошарашенно молчу, а потом щеки вспыхивают от двусмысленности его фразы.

– Я… – растерявшись, не знаю, что ответить.

– Обожаешь отнимать у людей одеяло, – заканчивает он с ухмылкой, а потом подцепляет свою майку и перекидывает ее через плечо, не удосужившись одеться. Он обходит меня и направляется по тропинке к дому, бросая через плечо: – Пошли завтракать, Грин. Впереди непростой день.

Сразу после завтрака мы без проблем отыскиваем ингредиенты для мази от синяков и неторопливо ее готовим. Так как зеркала нет, приходится довериться Антонину в нанесении средства. Он выглядит чересчур сосредоточенным, когда втирает мазь в синяки, оставленные нечистью, и его серьезность заставляет меня чуть улыбнуться.

– Если я ему сразу не понравилась, он теперь постоянно будет искать способы мне навредить? – интересуюсь я у Воронова.

– Не думаю. Попугает немного и все, – небрежно отвечает он, но услышав мой скептический смешок, добавляет: – Домовой хоть и считается нечистью, все же не абсолютное зло и обычно добродушен. Одичал он тут, наверное. Вот и перегнул вчера.

Когда чуть позже появляется свободное время, я решаю поискать выход. Антонин уже сообщил про одну тропинку за хижиной, которая ведет вглубь леса, но я хочу найти путь назад, а не заходить еще дальше в дебри. Поэтому найти выход я настроилась решительно и даже вооружаюсь топором, угрожая лесу, что вырублю его к чертям. Воронов же, выкурив несколько сигарет и понаблюдав за тем, как я пару раз едва не отрубила себе пальцы на ногах, решает вмешаться.

– Грин, выхода тут нет, – раздраженно бросает он, выхватывая топор и указывая им на стену леса.

– Можно попробовать просто продираться сквозь дебри, – тяжело дышу от приложенных минутой ранее усилий, но мой взгляд упрям и несгибаем. – Там всего час спуска.

– Час по тропе, – Воронов перехватывает удобнее инструмент и смотрит на лес, мгновение обдумывая мое предложение, но потом качает головой, – даже если бы ты была в обычном лесу, двигаться без тропы тяжело, а здесь… Грин, тебя никто не выпустит. Ты сама пришла сюда и отдала свое единственное оружие…

Я не хочу его слушать, не хочу верить, что все так однозначно. Но его последние слова вдруг рождают надежду. Если я смогу колдовать даже без браслетов, то есть вероятность, что я вытащу нас отсюда.

– Я попробую, – перебиваю Воронова и поворачиваюсь к лесу, протягивая к нему руки.

Следующие несколько часов он вынужден наблюдать, как я бездарна в магии, когда нет браслетов, благодаря которым я колдовала всю жизнь. Услышав его очередное фырканье, я зло оборачиваюсь:

– Знаешь, если тебе есть чем помочь, то, пожалуйста, а если нет, – просто уйди, – рявкаю на него, и он поднимается с покосившейся лавочки и неторопливо приближается.