Читать онлайн Пшеничная вдова

Пшеничная вдова

Глава 1. Ошибка солнца

– Отец, не делай этого, – рыжие кудри Исбэль стреножила толстая коса, белая атласная лента терялась в ней, словно в закатной морской пене, – Блэквуды самые сильные на континенте. Нам их не одолеть.

– Моя милая сестрица, прежде чем заиметь корабли, нужно научиться ими пользоваться, – Лорел был из тех мужчин, кто искренне считал, что женщины искусно выдают себя за людей и всегда расстраивался, когда притворялись они исключительно хорошо. К счастью, Исбэль его никогда не разочаровывала, – В эти навыки входит умение защитить свое добро, тебя же это не удивит? Не надо, не утруждай себя ответом, это был не вопрос. Защитить суда от простых воров гораздо проще – их можно найти, в конце-концов, даже договориться с ними. Что можно сделать с Блэквудами? Ничего! Они хуже пиратов и хуже разбойников. Это варвары, которым не нужно наше добро, они топят его вместе с кораблями. Договориться с ними невозможно.

– А разве мы не зашли в их воды? – Исбэль взглянула на старшего брата большими малахитовыми глазами, а отец все наблюдал за ними, переплетя плотные

– Море не спокойно по весне, корабли уходили от непогоды. Это были не фрегаты и не боевые галеры, а простые торговые судна, – Лорел подошел к Исбэль вплотную, оперевшись на край резного стола, покрытого глянцем, – В следующий раз они потопят их уже не в своих водах, а наших.

– Но король Бернад предупреждал, чтобы наши корабли не пересекали их границ.

– Дело не в том, что суда зашли на их территорию, а в том, что это наши суда. К остальным они относятся прохладно, ровно так, как и полагается северянам. Эти варвары давно должны замерзнуть в своих льдах, но, видимо, ненависть к нам их порядком греет.

– Торговцам уже давно пора заиметь свои корабли, – Исбэль поджала губки, превратив их в сушеную сливу, – Нельзя вечно пользоваться чужими, это же ужасно не выгодно.

– Скажи это свинопасам с Кривой Пичуги. Они купались в последний раз, когда у их матерей отходили воды.

Рассвет только зачинался. В голубом, с белыми оборками платье Исбэль походила на облако, плывущее в небесах, на морской горизонт, обагренный красными лучами зари. Волосы на ее плечах были слишком ярки, чтобы не рябило в глазах.

– Но тогда, наверное, они все ужасно чумазые…

– Их торговцы до сих пор считают, что море – это жидкая земля, проклятая богами. Преступников они пускают по глади воды. Прошелся до горизонта – оправдан, утонул – значит, виновен. Вот и весь суд. Интересно, почему среди них не оказывается ни одного невиновного? Я все еще не жду ответа, сестрица, – Исбэль захлопнула с готовностью распахнутый рот, почти спокойно сложив ручки на подоле платья. Лорел посмотрел на Исбэль кошачьим гиацинтовым взглядом. Под алыми лучами рассвета он казался таким же рыжим, как и Исбэль, но это, конечно, было не так, – Знаешь, почему Теллостос называется сердцем морей?

Девушка посмотрела на брата с подозрением. Но тот молчал, и видимо, все же ждал ответа, поэтому Исбэль разомкнула губы:

– Почему же?

– Потому что он – сердце морей. Это же очевидно, – Лорел наклонился ближе и поцеловал рыжую макушку, придерживая лоб Исбэль ладонью. Он ощутил как появились морщинки недовольства на гладкой доселе коже, но лишь снисходительно улыбнулся, – Так уж получилось, что Аострэд оказался в нужном месте. Кто еще может похвастаться доходом практически из воздуха? Было бы глупостью не воспользоваться таким подарком судьбы и еще большей глупостью упустить его. Да и отбирать у континента специи, шелка и вяленую говядину не совсем прилично. Что и говорить, люди не заслуживают лишиться даже лука, – Лорел ненавидел лук.

– Но торговцам все равно придется пересекать наши воды. Аоэстред – шелковый путь, – нахмурилась Исбэль, запомнившая подкол Лорела и уже начавшая обдумывать мстительные интриги. Снова. – Так было всегда. Что может измениться?

– Много ли выгоды приносят пошлины? Торговцы могут начать арендовать другие корабли. Те, что не вызывают у короля Бернада приступов ярости с пеной у рта, но наш дражайший отец слишком любит золото, чтобы допустить такое.

– Хватит, – Дорвуд встал из-за стола, напоровшись на край внушительным животом. Он направился к дочери, начавшей подозревать, что отец рано или поздно тоже доберется до ее макушки, – Исбэль здесь не для того, чтобы слушать задиристые речи. Зачем ты пришла, солнце мое?

– И так ясно, зачем, – Лорел покачал головой, разбрасывая медные кудри по лбу, – Это случается каждое трезубово утро, отец. У твоей любви слишком короткая память, чтобы помнить все пшеничные расходы. Когда заходит речь о пшенице, она готова караулить у двери всю ночь. Видимо, я слишком редко говорил ей, что подслушивать нехорошо.

– Кое-кто упустил лучшего корабела восточников целых двадцать лун назад. А? Как тебе такая память? – на этот раз Дорвуд переплел пальцы на животе, – Вполне соответствует моей любви к тебе? Тебе не десять, Лорел, не двенадцать и даже не шестнадцать. Возьми волю в кулак и помолчи. Неужели тебе доставляет удовольствие задирать сестру?

– Пффф. Нет, – Лорел со вздохом закатил глаза, – Все, что хотел, я уже сделал несколько лет назад. Наверняка, она все помнит.

О, да, Исбэль помнила и до сих пор мечтала подложить ему в постель мышь. Для нее так и осталась загадкой, как при таком едком характере Лорел всегда и во всем соглашался с отцом. Ему бы стать бунтарем и отвоевывать собственные порядки, но он ни шагу не ступал без его разрешения. Первый сын и наследник трона всегда уступал, когда дело доходило до принятия решений. И не сказать, что это всегда имело хорошие последствия.

Довольно быстро Лорел встретился с бутылкой красного, мирно собиравшей лучи утреннего солнца. Они улыбнулись друг другу. Темное стекло – блеснув остатками рассвета, Лорел – жемчужной улыбкой молодого кронпринца. Через несколько лун ему исполнится двадцать шесть – весомый повод начать отмечать заранее. Свет ложился на бархат длинного дублета, такого же рыжего, как и он сам. Лорел походил на длинную, стройную лисицу, искавшую мир вздернутым, чующим носом.

Минуя мраморные колонны, прохладный морской бриз освежал большой зал. Воздух всегда пах морем. Каменные кристаллы покрывали колонны сверху донизу, украшая зал улыбкой пещер. Это была не соль – Исбэль не раз пробовала их на вкус и, лизнув, не ощущала солоноватого привкуса. Каменотес говорил, что колонны эти стояли с самого основания замка и были это кристаллы кварца. Но глядя на розовато-прозрачные, с небольшим белесым отливом камни Исбэль каждый раз не доверяла этому утверждению и каждый раз пробовала их на вкус в разных местах. Она верила, что однажды встретит среди них настоящий кристалл соли.

Дорвуд любил этот зал и гуляющие в нем ветра. Любовь эту он объяснял своими внушительными размерами, ибо душа его свободно помещалась только в широкие стены. На широком вычурном столе покоились сладкие Теллостокские вина в разноцветном стекле. А там, вдали, веселилось голубое море. Иногда отблески его плясали на стенах солнечными зайчиками.

– Сегодня действительно трезубово утро. Зима скоро закончится, – Исбэль вытянула тонкую шею, будто надеясь, что это предаст убедительности ее словам. Делала она это каждый раз прося пшеницу, и хотя знала, что отец ей не откажет, каждый раз все равно почему-то волновалась, – Ты же дашь мне пшеницу до оттепели?

Лорел уже добрался до дна бокала, поэтому без опаски развел руками.

– Ты разоряешь мою казну почище, чем Блэквуды, – Дорвуд обнял дочь и поцеловал в рыжую макушку. Видимо, не зря она вытягивала шею – отцу не пришлось склоняться слишком низко, – Грядет война. Я не могу дать тебе столько же, сколько и в прошлый раз.

– А сколько можешь? – девушка с надеждой посмотрела отцу в глаза. И отстранилась на четвертом вздохе.

Когда-то отец походил на Лорела, был таким же высоким и стройным, как девушка, но с тех пор, как ему перевалило за пятьдесят весен, стал стремительно превращаться в бочонок. Сладкие персики Теллостоса сделали его рыхлым и самого похожим на большой сладкий персик – такой же наливистый и розовокожий, разве только рыхлую кожицу покрывал не мелкий пушок, а жесткая и блестящая, словно медная проволока, борода.

– Едва ли половину, – ответил Дорвуд, – Едва ли половину… Твоя доброта слепа, как новорожденный котенок, – покачал головой король, погладив выпирающий живот.

– Может, она и слепа… Но слепые, порой, видят глубже. А еще у них хороший слух.

Лорел усмехнулся, но все же промолчал, заткнув рот вином.

– Последние годы крестьяне берут вилы только в поле или покидать навоз, так что есть в твоих словах доля правды, – Дорвуд сделал голос погромче, чтобы до Лорела дошло каждое его слово, – Но отнятое Блэквудами может все изменить. Думаю, неплохо будет их задобрить перед прыжком.

Каждый раз решение это давалось Дорвуду с трудом. Король Дорвуд был не мудрым и не жестоким правителем. Зато слыл хорошим торговцем и еще большим скрягой.

«По ночам он превращается в дракона и чахнет над своими дублонами. У него огромные ноздри и длиннющие усы. И хвост такой, что торчит из самой высокой звездочетной башни», – он знал, что о нем говорят в народе.

Правда, хвост Дорвуда так до сих пор никто и не видел, даже когда шахматные вершины звездочетной освещала самая яркая луна месяца. Красноносые пьяницы в кабаках орали, что вместо живота у короля огромный кошель. Это была самая ходовая байка, потеснившая даже грозность длиннохвостого дракона.

– Может, не нужно и вовсе прыгать? – в голосе Исбэль чувствовалось бесстрашие. Она вновь намеревалась пустить пальчики в решительность отца и запутать его мысли. Даже несмотря на то, что Лорел готов был покусать каждый из них – он рьяно отстаивал точку зрения, с которой заставил себя согласиться, – Блэквуды очень сильные соседи, а с сильными нужно договариваться. Когда зверь зол, не стоит злить его еще сильнее. Наши мечи и вполовину не крепче их стали.

– Девочка моя, каждый день мы теряем корабли, – тяжко вздохнул Дорвуд, – С ними, увы, тонут наши доверие и деньги. Мне не нужны под боком соседи, готовые вонзить кинжал тебе в спину, как только ты отвернешься испить вина.

Еще только заняв трон, Дорвуд решил, что Бернад, как монополист, должен платить двойную пошлину за провоз стали. Мечи, ковши, цепи, щиты, кованые ворота и все, до чего могла дотянуться рука глаэкорского кузнеца весили непомерно, требуя большей подъемности судна. Дорвуд считал, что вполне справедлив. Тогда Бернад впервые назвал его лентяем и нахлебником, а Дорвуд нарек его ворчливым олухом. После семи взаимных обзывательств они остановились на дармоеде и упрямом осле и навсегда перестали заглядывать друг другу на пиры. Блэквуды бы определенно разорились, если бы не были единственными, кто производит лучшую сталь на континенте в невообразимых количествах. А Дорвуд ждал когда это случился, и каждый год расстраивался и уговаривал себя подождать еще немного. Терпение его закончилось, когда Бернад начал топить теллостоские корабли. Дорвуд как никто знал, что договориться с ним не получится.

– Прошли времена, когда нужно слушать и говорить, – еще более тяжко вздохнул Дорвуд и сдвинул брови, смахивающие на две большие гусеницы – Теперь уж только вынимать меч из ножен. У женщин мягкое сердце. В войне они понимают ровно столько же, сколько гусь в яблоках, девочка моя, – не разводя брови, он погладил Исбэль по рыжей макушке и, не дождавшись седьмого вздоха, сам отнял ладонь.

– Гуси любят яблоки. Наверняка, многие из них могут отличить Теллокстоские от Дарканских. Только, наверно, им все равно…

– Не знаю…

Дорвуд не любил животных, а гуси были слишком жирны и вызывали изжогу, чтобы давать им какие-то привилегии.

– Мягкость сердца не защитит корабли и не поднимет наши товары со дна. Боги помогут нам, – сказал он удивительно спокойно.

– У них те же Боги.

– Вот пусть они и рассудят, кто сильнее. А я уже принял решение. Ты моя тихая гавань, Исбэль. Все-таки у сыновей не такое ласковое сердце… не надо примеривать на себя какую-то другую роль. Ты знаешь, я всегда могу передумать. Эх, будь твоя мать жива…