Глава 1
Глава 2
Солнце плескалось в водах реки Бережанки, осыпая золотом крыши домов и купола деревянной церкви, словно благословляя деревушку Ольховой рощи на новый день. Деревушка, приютившаяся меж холмами и густыми лесами, просыпалась под аккомпанемент птичьих трелей и гомона голосов, полных жизни и энергии.
В самом сердце Бережан, возле площади, где каждый вечер собирался народ на песни и пляски, стоял крепкий, добротный дом, украшенный коваными узорами. Здесь жил коваль Мирон, славившийся своим мастерством на всю округу, и его дочь Яра, любимица и гордость деревни.
Яра была словно воплощение самой Бережанки – звонкая, стремительная, полная жизни и красоты. Её смех, словно трель жаворонка, разносился по округе, а глаза, цвета васильков, отражали бездонную глубину неба. В свои восемнадцать лет она успела покорить сердца многих парней в деревне, но сердце Яры пока оставалось свободным. Длинная русая коса, перехваченная лентой с полевыми цветами, васильковые глаза, светящиеся умом и добротой, алеющие губы, готовые одарить улыбкой каждого встречного. Но главное – не внешность, а её сердце: отзывчивое, сострадательное, готовое прийти на помощь в любую минуту.
Её секрет заключался не только в красоте, но и в доброте и отзывчивости. Яра всегда находила время для каждого, будь то старый дед, нуждающийся в помощи, или молодая девушка, ищущая совета. Она знала все истории жителей Бережан, их радости и горести, и умела найти нужные слова поддержки. При этом Яра не боялась говорить правду в глаза, если видела несправедливость. За словом в карман она никогда не полезет, и острый язык ее не раз ставил на место зазнаек и обидчиков.
Мирон был одним из самых богатых жителей Бережан. Его подковы славились прочностью, а оружие – надёжностью. Но богатство не испортило ни его, ни Яру. Они жили просто, делились с нуждающимися и всегда были готовы помочь односельчанам.
Мирон души не чаял в своей дочери. После смерти жены, он один воспитывал Яру, стараясь дать ей все самое лучшее. Он научил ее ковать железо, разбираться в травах, читать и писать. Он мечтал выдать ее за хорошего человека, чтобы она жила в достатке и любви. Но Яра, казалось, не спешила замуж. Ей нравилась ее жизнь в Бережанах, полная свободы, друзей и интересных занятий.
В кузнице Яра была правой рукой отца. Она умела раздувать меха, подавать инструменты и даже сама могла выковать простую подкову. Мирон часто говорил: "Выйдет из тебя, Яра, не только красавица, но и настоящая мастерица!". Но Яре больше нравилось не железо ковать, а травы собирать и людям помогать. Она чувствовала в этом своё призвание.
Каждое утро Яра просыпалась с первыми лучами солнца и бежала к реке, чтобы умыться росой и послушать пение птиц. Затем она помогала отцу в кузнице. В обед она навещала больных и нуждающихся, приносила им еду и лекарства. А вечером, после работы, она собиралась с подругами на берегу реки, пела песни и плела венки из цветов.
Она была душой Бережан, центром притяжения для всех, кто искал тепла, доброты и поддержки. Казалось, ничто не может нарушить этот идиллический мир. Но даже над самым ярким солнцем иногда собираются тучи. И Яра чувствовала, что что-то должно произойти, что-то, что изменит ее жизнь навсегда. Шепот ветра доносил до нее обрывки древних легенд, а сны, наполненные символами и знамениями, не давали ей покоя.
Яра неспешно шла по Ольховой роще, наслаждаясь прохладой и пением птиц. Солнце пробивалось сквозь листву, рисуя на земле причудливые узоры. Она любила это место – тихое, уединенное, словно спрятанное от остального мира. Сегодня ей хотелось побыть одной, подумать о своих снах, что уже неделю не давали ей спокойствия ночью.
Внезапно тишину нарушил треск сухих веток. Яра обернулась и увидела, как к ней направляется Игнат. Игнат был местным красавцем, высокий, плечистый, с копной пшеничных волос и озорными голубыми глазами. Он слыл большим сердцеедом, и Яра всегда старалась держаться от него подальше.
– Привет, Яра! Что делаешь здесь одна? – спросил Игнат, лучезарно улыбаясь.
Яра слегка нахмурилась.
– Просто гуляю, Игнат. Разве нельзя?
– Конечно, можно! Просто… я тоже люблю эту рощу. И подумал, вдруг тебе нужна компания? – Игнат подошел ближе, сокращая дистанцию.
Яра сделала шаг назад.
– Спасибо, но я предпочитаю гулять одна, – Игнат ухмыльнулся.
– Ну что ты такая неприступная? Неужели я такой страшный? – он попытался приобнять Яру за плечо, но она ловко увернулась.
– Игнат, я серьезно. Оставь меня в покое, – голос Яры звучал твердо. Но Игнат не сдавался.
– Да ладно тебе, Яра! Все девчонки в деревне мечтают, чтобы я обратил на них внимание. А ты нос воротишь! – он снова попытался подойти ближе, и Яра почувствовала, как к горлу подступает раздражение.
– Игнат, я тебя предупреждаю…, – начала было она, но Игнат перебил ее:
– А что ты сделаешь? Укусишь? Ты же у нас такая… дикая! Как лесная нимфа! – он усмехнулся, и в его глазах мелькнула насмешка.
Яра сжала кулаки. Ей хотелось просто уйти, но он нарочно перегородил ей дорогу. Игнат явно наслаждался тем, что ставил ее в неловкое положение.
– Яра…, – Игнат снова протянул к ней руку, но на этот раз Яра не стала уклоняться. Она резко схватила его за запястье и сильно сжала.
– Ты не понимаешь слов, Игнат? Я сказала, оставь меня в покое. – прошипела она, глядя ему прямо в глаза. В ее взгляде не было ни капли страха, только холодная решимость, – Неужели твоя маленькая голова никак не поймет, что не будешь ты никогда ровней дочери купца.
Игнат, удивленный такой реакцией, попытался вырваться, но Яра держала его мертвой хваткой. На его лице отразилось недоумение и зарождающееся раздражение.
– Ты… ты делаешь мне больно! – прохрипел Игнат.
– Я и не собиралась делать тебе приятно. И еще раз: не подходи ко мне больше, – Яра отпустила его руку и отступила назад.
Игнат потирал запястье, глядя на Яру исподлобья. На его лице читалась злость и унижение. Он явно не привык к такому отношению.
– Ты еще пожалеешь, Яра… – пробурчал он.
Яра лишь презрительно усмехнулась.
– Посмотрим, – и, развернувшись, быстро пошла прочь, оставив Игната одного в Ольховой роще.
Ярослава прикрыла глаза, прислушиваясь к нарастающему шуму дождя. Крупные капли забарабанили по стеклу, а вдалеке раскатился первый, еще робкий, гром. Она любила грозу. В ней было что-то очищающее, бунтарское, словно природа сбрасывала с себя оковы повседневности.
Скинув дорожные сапоги и переодевшись в простое хлопковое платье, Яра подошла к окну. Ветер усиливался, раскачивая ветви старой яблони в саду. Молнии пронзали темное небо, высвечивая на мгновение окрестные поля и лес. Дом наполнился уютным полумраком, отбрасывая причудливые тени на стены.
Она зажгла несколько свечей, расставив их на каминной полке и на столике у кресла. В мерцающем свете комната казалась еще более теплой и гостеприимной. Яра прошла на кухню, достала из шкафа банку с домашним вареньем и свежий хлеб. Под шум дождя и треск свечей предстоял тихий, спокойный вечер.
Девушка устроилась у окна с тарелкой варенья и куском хлеба, открыла книгу, но читать не хотелось. Мысли витали где-то далеко, вдали от этого уютного дома, вдали от этой размеренной жизни.
Гром раскатился совсем рядом, заставив ее вздрогнуть. Свеча на мгновение вздрогнула, потухая, а затем снова загорелась. Дождь лил как из ведра, превратив сад в бушующую стихию.
"Видать, батько опять в мастерской заночует,"– подумала Ярослава, откладывая устало книгу. Голова гудела, словно пчелиный рой, а глаза слипались, как после дальней дороги. Долго не раздумывая, решила не дожидаться отца, а идти спать.
Поднялась Ярина с лавки, потянулась сладко, аж косточки затрещали. Погасила лучину, оставив лишь малую свечку возле деревянной статуэтки Сна и его жены Дрёмы, чтобы те охраняли покой и сон хозяинов дома. Прошла она тихо по избе, слыша, как ветер завывает за окном, словно голодный волк.
В своей светлице собрала волосы в косу, погладила вышитую рубаху, что мать когда-то для неё шила. Вздохнула тихо, вспомнив мать, что уж давно отошла в Навь, к светлым Богам.
Подошла к кровати, на которой лежала подушка, вышитая розами да маками. Погасила свечу, и избу погрузила тьма, лишь кое-где пробивался свет месяца сквозь щели в окнах.
Вздохнув напоследок, Яра легла в кровать, укрывшись теплой кожушиной. Тело ее расслабилось, а мысли поплыли в мир грез. В тех грезах видела она отца, что смеется, мать, что поет колыбельную, зеленые луга и высокие горы.
И заснула Ярина сном праведным, отдав себя под охрану ночи и Духов Родных Земель. Не знала она, какие испытания ждут её, какие беды свалятся на её хрупкие плечи. Лишь покой и тишина царили в светлице, оберегая её сон.
Глава 3
В деревушке, что примостилась в тени Ольховой рощи, День Марены отмечали по заветам древним, с почтением и суровой сдержанностью. Не было в этот зачин дня ни треб принесенных, ни жертв, ни костров праздничных, ни заговоров обрядовых. Лишь тишина да ожидание тягостное висели в морозном воздухе, предвещая приход самой Владычицы Зимы.
Ярослава, проснувшись до восхода солнца, чувствовала это особенное настроение дня. Нельзя было ни петь, ни смеяться, ни суетиться. Только тихонько прибрать избу, накормить скотину и ждать заката, когда начнутся главные обряды.
Праздник этот был грустным, но важным – время почтить уходящую силу природы, подготовиться к долгой зиме.
Выбравшись из-под теплого одеяла, Яра накинула толстый шерстяной платок и босыми ногами ступила на холодный глиняный пол. Сначала – поклон Предкам, благодарность за прожитые дни и просьба о защите в грядущую стужу. Затем – к печи. Дров в избе оставалось немного, зима обещала быть суровой.
Пока печь разгоралась, Яра вынесла в хлев скотине – корове и паре коз, насыпала зерна курам. Живность требовала заботы вне зависимости от праздников. В сарае, покосившись, стояла телега, заполненная прошлогодней соломой – из нее сегодня будут делать чучело Марены.
После нехитрого завтрака – овсяной каши с клюквой – Яра принялась за работу. Первым делом нужно было подготовить дом к приходу Марены. Все углы тщательно выметались, старые вещи перебирались и откладывались в сторону. Избавлялись от всего, что могло напоминать о лете, о тепле и радости – так предписывали традиции.
Во второй половине дня, когда солнце окончательно спряталось за тучами, Яра вместе с другими девушками отправилась к околице. Там, на опушке леса, нужно было собрать сухие ветки, прутья и траву для костра. Погода не благоприятствовала – ветер пронизывал до костей, а землю уже припорошило первым снегом.
В лесу царила тишина, нарушаемая лишь хрустом веток под ногами. Но молчание длилось недолго.
– Эх, девки, скоро в избах сидеть да рукоделием заниматься, – вздохнула Милана, поправляя платок на голове. – Тоска зеленая, развеселья никакого.
– А мне, признаться, и радостно немного, – ответила Любания, перебирая сухие ветки. – Отдохнем от полевых работ, да сплетни всякие по деревне пораспускаем. Глядишь, зима и пролетит незаметно.
– Сплетни – это хорошо, – хмыкнула Милана. – Только вот что-то женихов в этом году не видать. Все парни как сговорились, попрятались по углам.
– Да и куда им спешить, – вставила Ярослава, отламывая сухой сучок. – Зимой-то работы нет, чем семью кормить?
– А может, они просто нас боятся? – засмеялась Любания, – Вон какие мы все хозяйственные да работящие. За таким попробуй угнаться!
Девушки весело переглянулись. Разговоры о женихах и свадьбах всегда были любимой темой для девичьих посиделок.
– А мне вот интересно, – задумчиво произнесла Милана, – Говорят, в городе жизнь совсем другая. Там и развлечения, и наряды, и женихи, наверное, все как на подбор.
– В городе хорошо, да не для нас, – возразила Ярослава. – Кто нас там ждет? У нас тут своя земля, свои корни. Нечего нам в городах делать.
Собрав достаточно дров, девушки вернулись в деревню. Возле околицы уже кипела работа – мужчины строили кострище, а женщины готовили поминальную кутью и обрядовое печенье.
Лишь к вечеру, когда солнце почти скрылось за горизонтом, и в деревне зажглись первые огни, началось движение. Из каждой избы выносили горящие головни, словно маленькие солнышки, готовые сразиться с тьмой. Ярослава взяла свою головню, уголь которой ярко пылал в глиняном горшке, и присоединилась к односельчанам.
Уже у порога, перед самым уходом, отец задержал её за плечо. Его лицо, осунувшееся от недосыпа, выражало усталость, но глаза смотрели на неё с теплотой.
– Ярослава, дочка, ты иди, как положено, – сказал он тихо, чуть хрипловатым голосом. – А я останусь. Работы много накопилось, всю ночь не спал, да и весь день тоже. Помяни за меня Марену, да о нас помолись. Я дома буду, присмотрю за очагом.
Он слегка улыбнулся, словно извиняясь за свое отсутствие.
– Только ты береги себя, да осторожнее там.
В этот вечер не произносились славления, не возжигался священный огонь, не приносились жертвы и требы. Это был день поминовения, а не прославления. Молчание было лучшей данью Марене.
Обавница, одна из старейших женщин Ольховой рощи и жена старосты, подняла руки к небу и громко произнесла:
– А ни Мара ни Морока не смиемо славити! Да пребудет тишина в сердцах наших!
После этих слов люди, чтобы показать, что не боятся Марены и её власти, направились к болоту, расположенному на окраине рощи. В руках они несли горящие головни – символ жизни и света, противостоящий тьме и холоду.
Шествие двинулось к дальнему болоту, к тому месту, где даже в самые лютые морозы оставалась полынья – чёрная, бездонная, леденящая душу. Путь был неблизкий, и ветер пронизывал до костей, но никто не жаловался. Молча шли сельчане, неся свой огонь, словно вызов самой Марене.
Подойдя к полынье, жрец Велес, облаченный в тёмные одежды, взмахнул рукой. В тишине раздался его хриплый голос:
– Покажем, что не боимся тебя, Марена! Отдадим тебе огонь, но не сломим дух!
Подойдя к болоту, люди образовали круг вокруг незамерзшей трясины – елани, которая зияла черной дырой, словно вход в подземный мир.
С замиранием сердца каждый по очереди подходил к краю трясины и опускал горящую головню в воду. Шипение огня, гаснущего в болотной жиже, символизировало победу жизни над смертью, света над тьмой.
Ярослава, подойдя к елани, опустила свою головню в воду с тихой молитвой:
– Да уйдёт тьма, да вернётся свет. Да пребудет жизнь в Ольховой роще.
Бросив свою головню, Ярослава ощутила, как из сердца уходит страх. Она была готова к зиме, готова к трудностям и лишениям. Она знала, что переживет их, как переживали её предки, и весной снова встретит солнце и тепло.
Возвращались в деревню молча, но теперь в сердцах поселился покой. Самый страшный обряд был позади, и теперь можно было отметить День Марены по-настоящему.
Когда сумрак окончательно опустился на землю, в центре деревни запылал огромный костер. Вокруг него собрались все жители, от мала до велика. Лица их были печальными и задумчивыми, словно в преддверии чего-то неизбежного.
На костре уже стояло чучело Марены – символ уходящей осени и приближающейся зимы. Облаченное в старые одежды и украшенное увядшими цветами, оно казалось безжизненным и жалким.
Велес начал обряд. Он произносил древние заклинания, обращаясь к богам с просьбой о защите от холода и голода, о сохранении урожая и о благополучии деревни.
Закончив молитву, жрец поджег чучело Марены. Пламя быстро охватило солому и ветки, превращая чучело в пылающий факел. Люди молча смотрели на огонь, каждый прощаясь со своим прошлым, со своими надеждами и мечтами.
Ярослава, закутавшись в тёплую шаль, стояла в толпе односельчан, ощущая сложную смесь чувств – грусть по уходящему теплу и надежду на благополучное переживание зимы. Пламя жадно пожирало чучело Марены, отбрасывая причудливые тени на лица собравшихся. В этот священный час, когда тонка грань между мирами, она чувствовала себя особенно восприимчивой к энергиям земли и духов предков. Рядом с ней возвышалась статная фигура Велеса, старого и мудрого жреца. Ярослава всегда стояла рядом с ним, разделяя его бремя и помогая в проведении обрядов. Она была его правой рукой, его верной помощницей. Ее тихий голос подхватывал его хриплые молитвы, усиливая их и направляя к высшим силам.
Внезапно тишину нарушил топот копыт. К костру подъехала небольшая процессия всадников, одетых в богатые охотничьи костюмы, расшитые золотом и серебром. Впереди восседал статный мужчина, облачённый в соболью шубу и меховую шапку, украшенную перьями. Властный взгляд и гордая осанка выдавали в нем человека знатного рода. Его появление казалось кощунственным нарушением священного ритуала.
Селяне зашептались, гадая, кто это и зачем пожаловал в их скромное поселение в такой день.
Всадник остановил коня у края костра и окинул взглядом собравшихся. Его взгляд скользнул по лицам селян, словно оценивая их, пока не задержался на Ярославе, выделив её из толпы. Она, как и другие девушки, надела свой лучший наряд, но ее природная красота, внутренняя сила и гордый, неприступный взгляд выделяли ее среди всех. В ее глазах читался вызов и нескрываемое презрение.
– Мир вам, люди добрые! – произнес всадник, его голос звучал властно, но в то же время старался казаться приветливым, – Я князь Мирослав. Прибыл в ваши земли на охоту. Слышал, что здесь дичи много, да и лес знатный.
Жрец выступил вперёд, но вместо приветствия его лицо исказилось от гнева.
– Гость желанный, да не в час добрый, – пробормотал он достаточно громко, чтобы его услышали стоящие рядом. Более громко же произнес, обращаясь к князю. – Милости просим, князь Мирослав! Рады гостю на нашей земле… в другой день. Сегодня у нас день Марены, проводы зимы. Негоже кровь лить и охоту затевать в праздник, посвященный Той, что любит запах смерти и холода. Нежели забыл древние законы, князь?
Мирослав кивнул, спешился и передал поводья слуге, совершенно проигнорировав слова жреца, словно они были пустым звуком, – Благодарю за приглашение. С удовольствием присоединюсь к вашему празднику.
Князь Мирослав подошёл к костру, его взгляд снова скользнул по Ярославе. Он одарил ее обворожительной улыбкой, уверенный, что покорит сердце деревенской девицы одним лишь своим появлением. Он ожидал, что она смутится, зардеется или польстится на его знатное происхождение и богатство.
Но Ярослава не дрогнула. Она встретила его взгляд своим, холодным и пронзительным, словно два осколка льда. В ее глазах не было ни смущения, ни заискивания, лишь твердая решимость и нескрываемое презрение. Она не была одной из тех деревенских простушек, которые падали в обморок от вида знатного господина.
Мирослав, привыкший к всеобщему обожанию и покорности, на мгновение растерялся. Его самоуверенная улыбка дрогнула, и в глазах мелькнуло удивление. Он ожидал чего угодно, только не такого отпора. Быстро взяв себя в руки, он решил, что это лишь игра, вызов, который он с удовольствием примет. Что ж, тем интереснее будет завоевать эту неприступную красавицу.
Праздник продолжался. Селяне, несмотря на тягостное предчувствие и недовольство появлением князя, старались соблюдать обычаи и обряды. Они угощали князя Мирослава и его свиту кутьей, пирогами и медовухой, но в их движениях и словах чувствовалась сдержанность и натянутость. Мирослав, в свою очередь, продолжал притворяться заинтересованным в их скромных делах, хотя в его глазах читалось превосходство и скука. Он задавал вопросы об урожае, о зверях, обитающих в окрестных лесах, о местных обычаях, но его мысли были заняты лишь одним – как покорить строптивую девицу.
Когда Велес начал возносить молитвы Марене, прося ее о милости и защите, Мирослав демонстративно зевнул, чем вызвал гневный шепот среди селян. Ярослава метнула на него испепеляющий взгляд, но князь лишь усмехнулся в ответ. Он явно наслаждался тем, что нарушает их покой и демонстрирует свою власть.
Когда обряды подошли к концу, и костёр начал догорать, Мирослав, дождавшись удобного момента, снова подошёл к Ярославе.
– Я всё же надеюсь, что ты позволишь мне узнать тебя поближе, Ярослава, – проговорил он тихим, бархатным голосом, стараясь очаровать ее, – Ведь в такой прекрасной девушке, как ты, должно быть много интересного.
Ярослава отступила на шаг, соблюдая дистанцию.
– Не думаю, что это хорошая идея, князь. Ваши пути и мои никогда не пересекутся, – отрезала она, и, не дожидаясь ответа, гордо развернулась и ушла в Велеса, отзываясь на его окрик, оставив Мирослава в ярости и недоумении. Он не привык к отказам, и эта деревенская девица посмела бросить ему вызов.
Жрец, облаченный в белые льняные одежды, расшитые золотыми нитями, поднял руки к небу, теперь уже усыпанному первыми звездами. В его голосе звучала торжественность и мощь:
– Свершилось! Дары приняты, боги довольны! Да будет ночь благосклонна к нам, смертным! Объявляю ночные гулянья!
Толпа взорвалась ликованием. Зазвучали бубны, свирели и гусли. Вокруг костра закружились хороводы, лица озарялись отблесками пламени. Молодежь, опьяненная свободой и духом праздника, пела, танцевала, пила медовуху из больших деревянных кружек. В их песнях звучала надежда на богатый урожай, на крепкую любовь, на счастливую жизнь.
После трапезы начались тихие беседы. Люди вспоминали ушедших, рассказывали истории о героях и мудрецах, делились своими страхами и надеждами. Старики, утомленные дневными заботами и ритуалами, степенно расходились по своим домам, желая молодежи доброй ночи и благословения богов.
Ярослава осталась. Она стояла у края костра, наблюдая за кружащимися парами. Ее лицо было безмятежным, но в глазах таилась грусть. Она чувствовала на себе пристальный взгляд князя, но старательно его игнорировала. Он подходил к ней несколько раз, предлагал разделить с ним чашу меда, приглашал на танец, но каждый раз натыкался на вежливый, но твердый отказ.
– Я устала, князь, позвольте мне просто насладиться музыкой и видом звезд, – говорила она, избегая прямого зрительного контакта.
Ее не интересовали его знатность и богатство. В сердце Ярославы жила совсем другая мечта, далекая от княжеских палат и политических интриг. Она мечтала о свободе, о жизни в гармонии с природой, о любви, не знающей границ и условностей. И этот князь, с его властным взглядом и уверенными манерами, совсем не вписывался в ее грезы.
Она нарочито громко смеялась над шутками дружины, плясала с девушками до изнеможения, лишь бы не остаться наедине с князем. Она видела, как в его глазах появляется раздражение, но это ее не останавливало. Ярослава была непреклонна.
У одной из лавок с медовухой толпились мужчины, обсуждая прошедший день и предстоящие работы.
– Славный урожай будет в том году, если верить жрецу, – говорил коренастый мужик с окладистой бородой, отпивая из кружки. – Марена благосклонна, видать.
– Благосклонна-то благосклонна, – возразил другой, худой и жилистый. – А работать кто будет? На одни молитвы урожай не вырастет.
– Эх, ты, Фома неверующий! – засмеялся первый. – А Матушка-Земля сама разве не поможет? После таких гуляний и силы прибавится!
– Поможет-то поможет, да и ты помоги ей, лентяй! – подхватил третий, молодой парень, подмигивая. – А то все медовуху пить горазд!
Все трое дружно расхохотались, чокаясь кружками.
Ярослава, устав от танцев, присела на лавку рядом с двумя подругами – Миланой и Любавой.
– Ярослава, ты сегодня как никогда хороша! – шепнула Милана, с завистью глядя на ее убранство. – Князь глаз с тебя не сводит!
– Да разве это счастье – княжеская милость? – отмахнулась Ярослава. – Мне милее вольный ветер в волосах, чем золотой браслет на руке.
Любава, мечтательно вздохнув, промолвила:
– Эх, если бы князь на меня посмотрел так, как на тебя… Я бы не раздумывала ни секунды!
Ярослава покачала головой.
– Любава, не ищи счастья в богатстве и власти. Ищи его в сердце, в любви, в согласии с собой.
– А где ж его найти, это согласие? – вздохнула Любава. – Когда вся жизнь уже расписана?
– Сама себе ее распиши, – твердо ответила Ярослава. – Никто, кроме тебя, не может решить, какой ей быть.
Пожилая женщина, баба Анисья, сидела на бревне и наблюдала за происходящим, качая головой. К ней подошла ее соседка, баба Агафья.
– Что, Анисья, не по нраву тебе нынешнее веселье? – спросила Агафья.
– Веселье-то веселье, да не к добру это все, – проворчала Анисья. – Больно уж разгулялась молодежь. Забыли про Марену, про уважение к старшим.
– Да ладно тебе, Анисья, – успокоила ее Агафья. – Молодость – она такая. Пусть радуются, пока есть возможность. Зима придет – навеселятся еще вволю.
– Зима… Зима – это время подумать, что сделали не так, – вздохнула Анисья. – Время вспомнить, что жизнь – не только праздники, но и труд, и забота.
Ярослава вздрогнула от неожиданного прикосновения. Жрец стоял рядом, его лицо, обычно исполненное торжественности, сейчас было усталым и мягким. Его слова, тихие и доверительные, застали ее врасплох.
– Убери здесь все, остатки костра в то же болото кинь, откуда мы пришли и помолись. Стар я уже, чтобы с молодежью утра дожидаться.
Девушка удивилась, она всегда сторонилась магии и всего, что с ней связано. Боялась неведомой силы, которая, как поговаривали, могла подчинить волю человека.
– Но… жрец, почему я? – испуганно прошептала она, пытаясь высвободить свою руку из его хватки. – Я… я не знаю, как убирать костер. И я боюсь… боюсь молиться Марене, – она оглянулась за подмогой к подругам, но и их след уже простыл. Они тоже боялись мощи Велеса, – Жрец, я помогу тебе, чем смогу. Но сама я… я не хочу ничего делать, тем более идти в темноте и тумане по болоту. А ежели Кощея повстречаю – погубишь ты меня.
Жрец покачал головой, глядя на нее с легкой укоризной.
– Марена – не только тьма и смерть, Ярослава. Она – и перерождение, и мудрость. Она может помочь тебе с твоим выбором, с твоими думами. Я вижу, что ты терзаешься сомнениями, что тебе тяжело сделать выбор. Помолись ей, Ярослава. Не бойся. Она может дать тебе то, что ты ищешь.
Он замолчал, выжидающе глядя на нее. Ярослава чувствовала, как между ними нарастает напряжение. Она не хотела, боялась, но жрец смотрел на нее так проницательно, словно видел ее насквозь, знал о ее внутренних терзаниях, о ее нежелании покориться судьбе.
– Но я не умею молиться Марене! – взмолилась она. – Я… я не знаю, что говорить.
– Не нужны сложные слова, Ярослава, – ответил жрец. – Просто скажи ей, что ты хочешь. Открой ей свое сердце, выскажи свои сомнения и страхи. Она услышит. И помни, что главное – это искренность. Марена не терпит лжи.
Жрец отпустил ее руку и отошел на шаг.
– Я не буду тебя заставлять, Ярослава. Выбор за тобой. Но подумай о моих словах. Иногда, чтобы найти свой путь, нужно заглянуть в самую темную бездну.
И тут из-за покосившейся изгороди вынырнул Добрыня. Он был одет в нелепый, цветастый колпак, украшенный бубенцами, и огромные, стоптанные лапти. На шее болтался какой-то музыкальный инструмент, похожий на волынку, но сделанный из тыквы и сушеной змеиной кожи.
– Эге-гей! Ярославушка! – прогрохотал он, приседая в глубоком поклоне, отчего бубенцы на колпаке зазвенели, как стая встревоженных птиц. – Чего это ты тут у нас загрустила, словно кислая капуста в бочке? Небось, опять с этим старым хрычом, жрецом, беседу ведешь? Он тебе, случаем, не напророчил трех козлов в мужья?
Ярослава невольно улыбнулась. Добрыня всегда умел разрядить обстановку.
– Добрыня, не до козлов сейчас, – ответила она, вздыхая и пряча лицо.
– Эх, что-то тут не так. – сказал Добрыня, когда на лице Ярославы снова появилась расстерянность. – Ну да ладно, скажи мне, красавица, что надо старику? Я мигом все улажу! Может, ему пива принести? Или, может, он хочет послушать, как я на своей волынке играю? Хотя, боюсь, он тогда точно кони двинет!
Ярослава покачала головой.
– Дело не в пиве и не в твоей музыке, Добрыня. Жрец говорит, что нужно искренне попросить Марену… Но я не знаю, что говорить. Я боюсь.
Добрыня вдруг перестал дурачиться. Он подошел ближе, заглянул Ярославе в глаза, и в его взгляде не было ни капли шутовства. Только искренняя забота.
– А чего бояться, Яра? Марена – она ведь тоже часть жизни. Без нее не было бы и рождения. Она просто забирает тех, кто уже свое отжил. Поговори с ней, как с другом, если жрец советует. – он снова ухмыльнулся и подмигнул, – И помни, даже если ты пойдешь в самую темную бездну, я буду рядом, чтобы вытащить тебя оттуда за уши! Ну, или за косу, если за уши не получится!
С этими словами Добрыня снова принялся шутовски подпрыгивать, издавая нестройные звуки на своей тыквенной волынке, но Ярослава чувствовала, что теперь ее страх немного отступил.
Пока Добрыня успокаивал Яру, Велес принялся за работу, собирая угли и складывая их в корзину. Ярослава стояла, не двигаясь, словно парализованная. Слова жреца продолжали звучать в ее голове. Она боялась, но в то же время чувствовала, что он прав. Она должна сделать это. Должна перебороть свой страх и попытаться найти ответы в молитве к Марене.
Наконец, собравшись с духом, она подошла к жрецу, забрала у него корзину и отправила домой, заверив, что со всем справится.
Девушка оглядела поляну. Веселье постепенно стихало. Многие уже спали, свернувшись калачиком у костра, другие, пошатываясь, разбредались по домам. Ярослава почувствовала внезапную волну одиночества.
Молча, сосредоточенно, она собирала поленья, тушила угли, чувствуя, как дрожь постепенно покидает ее тело. Работа занимала ее мысли, отвлекая от страха и сомнений.
Закончив с уборкой, Ярослава взяла корзину с остатками костра и направилась к болоту. Болото – мрачное, таинственное место, окутанное легендами и страхами.
Добравшись до трясины, Ярослава высыпала угли в темную, зыбкую воду. Взметнулись клубы пара, смешиваясь с ночным туманом. Она опустилась на колени на сырую землю и закрыла глаза.
– Марена, богиня перерождения, я стою перед тобой в страхе и смятении. Я не знаю, какой путь мне выбрать, что мне делать дальше. Помоги мне. Укажи мне дорогу. Дай мне смелость принять свою судьбу, какой бы она ни была.
Она долго стояла в тишине, прислушиваясь к своим ощущениям. Ничего не происходило. Только ветер шелестел в деревьях, и квакали лягушки в болоте. Ярослава открыла глаза, разочарованная и испуганная. Неужели ничего не получилось? Неужели Марена не услышала ее? Разочарованная девушка повернулась и побрела обратно в сторону деревни.
Глава 4
Зима окутала пушистым одеялом, усмирила буйные летние краски, приглушила звуки. Деревня погрузилась в сонное состояние, пронизанное запахом дыма из печей, потрескиванием поленьев в очагах и тихим шепотом зимней вьюги. Это было время отдыха, время душевных разговоров и неспешных дел. Время, когда Яра наслаждалась минутами спокойствия, словно драгоценными камнями, зная, что они не будут длиться вечно.
Ярослава любила зиму. В это время она находила отдохновение от летних забот, могла посвятить себя тому, что ей по душе, и просто наслаждаться обществом своих подруг. Чаще всего они собирались у Миланы, чья мать была известной мастерицей по прядению шерсти. Под тихий звон веретена девицы коротали вечера, рассказывая друг дружке всякие истории, обмениваясь новостями и мечтами.
– Вот, говорят, князь Мирослав совсем потерял голову от нашей Ярославы, – шептала Любава, лукаво поглядывая на подругу. – Все ходит вокруг да около, словно лис вокруг курятника!
Милана хихикнула, добавляя:
– Не зря же он ей самый красивый платок подарил! Хотел, наверное, сердце растопить.
Ярослава отмахнулась от них, словно от назойливых мух.
– Да бросьте вы, девочки! Никакой Мирослав меня не интересует. Только время зря тратит.
– Да как же так? – удивилась Любава. – Князь, красавец, богатый… Любая бы на твоем месте уже давно в княжеском тереме жила!
– А мне терем не нужен, – твердо ответила Ярослава. – Я хочу сама решать свою судьбу, а не быть княжеской игрушкой.
И это была чистая правда. Ярославе претили ухаживания Мирослава. Ей казалось, что он видит в ней лишь красивую картинку, трофей, которым можно похвастаться перед другими князьями. А ей хотелось, чтобы ее ценили за ум, за душу, за то, что она есть на самом деле.
– Князь же тебе как конфета, а ты ее отпихиваешь. Ну и дура! – проговорила Милана и показала язык подруге.
Девушки дружно расхохотались, а Ярослава лишь закатила глаза.
– Ладно, ладно, уговорили! Буду я думать о князе… Когда рак на горе свистнет! Лучше расскажите, что нового в деревне? Слышала, у Ивана корова отелилась, да не бычок, а телочка? Вот радости-то будет!
И разговор перетек в обсуждение деревенских новостей. Шептались о свадьбе, о новом урожае, о чудаковатом старике Тихоне, который уверял, что видел в лесу говорящего зайца. Все это помогало отвлечься от мыслей о князе и просто наслаждаться вечером в компании верных подруг.
Зимой, когда полевые работы заканчивались, Ярослава часто помогала отцу в его мастерской. Он был кузницом, создавал удивительные вещи – от простых ложек и мисок до сложных идолов и украшений для домов. Ярослава с удовольствием работала в мастерской отца, продовала товары и училась у отца мастерству.
– У тебя талант, дочка, – говорил Мирон, глядя на ее работу с гордостью. – Руки у тебя легкие, и глаз наметанный.
Но, как бы Ярослава ни старалась избегать Мирослава, судьба, казалось, нарочно сводила их вместе. Однажды, возвращаясь домой из мастерской отца, она столкнулась с князем на узкой лесной тропинке.
Мирослав был одет в дорогую соболью шубу, на его пальцах сверкали перстни с драгоценными камнями. Он выглядел как гость из другого мира, чужой и непонятный в этой заснеженной глуши.
– Ярослава, – сказал он, слегка поклонившись. – Рад тебя видеть. Гуляешь одна в лесу? Не боишься волков?
– Волков я не боюсь, – ответила Ярослава, стараясь держаться уверенно.
– А что же ты тогда боишься? – лукаво спросил Мирослав, приближаясь к ней. Ярослава сделала шаг назад.
– Я никого не боюсь, князь Мирослав. Просто… мне пора. До свидания.
– Постой, – остановил ее Мирослав, протягивая ей руку. – Позволь мне хотя бы проводить тебя до деревни. Я волнуюсь за твою безопасность.
Ярослава колебалась. Отказать князю было бы невежливо, но оставаться с ним наедине ей совсем не хотелось.
– Оставь это, князь. Пути наши не пересекаются и не пересекутся никогда. В деревне много девиц, – она слегка подняла подбородок, глядя ему прямо в карие глаза, – Которым польстит твое внимание. А я… Я трава полевая, что солнцем обдута и ветром исхлестана. Не место мне в княжеских хоромах, князь.
Князь хмуро сдвинул брови. В его глазах мелькнула досада, быстро сменившаяся холодным любопытством. Он привык, что его желания исполняются, а отказ встречает впервые.
– Неужели нет ничего, что могло бы изменить твое решение, Ярослава? – спросил он, в его голосе послышались металлические нотки. Ярослава вздохнула. Она знала, что князь не из тех, кто легко отступает.
– Ничего, князь. Я ценю твое внимание, но сердце мое свободно и не желает быть занятым кем-либо, кроме… – она запнулась, – кроме самой свободы.
Мирослав, чуть скривив губы, словно откусил от кислого яблока, продолжал сверлить Ярославу взглядом.
– Время – ценный ресурс, княжна. Не стоит его тратить на ветер, – процедил он, явно намекая на то, что ее отказ – это не просто каприз, а дерзкая глупость.
И тут, словно из-под земли, вырос Добрыня. На голове у него красовался нелепый венок из высушенных полевых цветов, а в руках он держал огромную бутафорскую дубину, вырезанную из тыквы. Он подошел, пританцовывая, и запел фальцетом, что-то невразумительное о любви и репе:
– Любовь, как репка, в землю вросла! Тянуть ее надо, чтоб жизнь не прошла! Кто репку тянуть не умеет, тот в девках навек просидеет!
Князь Мирослав нахмурился еще сильнее. Его лицо стало почти багровым.
– Что это такое? – прорычал он сквозь зубы.
Добрыня прекратил свое пение, резко поклонился и подмигнул князю:
– А это, княже, я! Добрыня, шут деревенский! Приветствую тебя, свет очей наших! А чего это ты тут с нашей Ярославушкой беседуешь? Небось, сватов засылаешь?
Мирослав скривился так, словно его заставили выпить уксус.
– Уберите это немедленно, – приказал он одному из своих телохранителей, стоящих за спиной.
Но Добрыня, словно предвидев такой поворот событий, подскочил ближе к Ярославе, обнял ее за плечи и начал причитать:
– Не трожь её, не трожь, злой боярин! Она еще молода, неопытна! Ей еще коз пасти, горшки лепить, хороводы водить! Не порть девке жизнь! Она ж у нас, как ягода спелая, как цветочек нежный!
Ярослава не могла сдержать улыбку, хотя и понимала, что Добрыня сейчас ходит по тонкому льду. Князь Мирослав был известен своим крутым нравом и не терпел неуважения.
– Довольно, – рявкнул князь, и телохранители сделали шаг вперед. – Я не собираюсь тратить свое время на глупые шутки.
Он повернулся к Ярославе, в его глазах читалось явное раздражение.
– Хорошо, Ярослава. Я дам тебе подумать. Но помни, что я редко предлагаю что-то дважды. – Он бросил на Добрыню презрительный взгляд. – А тебе, шут, я советую следить за своим языком. Он может привести тебя к большой беде.
С этими словами князь развернулся и, сопровождаемый свитой, ушел, оставив Ярославу и Добрыню одних. Добрыня, проводив его насмешливым взглядом, отпустил Ярославу и облегченно вздохнул.
– Ох, чуть в кашу не попал! – прошептал он, вытирая пот со лба. – Этот Мирослав, он как грозовая туча, только и ждет, кого бы молнией поразить! Ну что, Яра, жива, цела? Не сильно тебя этот князь напугал?
– Да нет, Добрыня, не сильно, – отозвалась Ярослава, стараясь скрыть дрожь в голосе. – Скорее, утомил. Не понимаю, чего он ко мне пристал?
– Ну, ты у нас девка видная, – усмехнулся Добрыня, почесывая тыквенной дубиной затылок. – Да и не только видная… Характер у тебя – огонь! А князья такое любят, чтобы кровь кипела. Только этот Мирослав… Он, знаешь, из тех, кто любит, чтобы этот огонь только для него горел.
Ярослава поморщилась.
– Не люблю я его. И не хочу я для него гореть. Свобода мне дороже.
– Ну, это ты ему так и скажи в следующий раз, – подмигнул Добрыня. – Только, может, без этой… как ее… искры в голосе. А то он ведь может обидеться и… на репку тебя заставить работать!
Ярослава рассмеялась, и напряжение немного отпустило.
– Спасибо, Добрыня, что выручил. Ты всегда знаешь, как поднять настроение.
– Всегда рад услужить, красавица! – Добрыня выпятил грудь и шутовски поклонился. – А куда ты теперь? Домой? Или, может, гулять пойдем? Я тут слышал, в соседней деревне медведь на ярмарке танцует…
Ярослава покачала головой.
– Нет, домой не хочется. Пойду к Велесу.
Добрыня нахмурился.
– К Велесу? К этому старому ворчуну? Зачем он тебе сдался? Он же вечно брюзжит, словно старая бабка на печи. Да еще и такой противный, что мухи от него дохнут.
– Мне он не кажется таким уж плохим, – возразила Ярослава. – Просто он… прямой. И мудрый. Он видит то, чего другие не замечают. А мне сейчас совет нужен.
Добрыня вздохнул.
– Ну, если тебе так нужно… Только смотри, не задерживайся там долго. Этот Велес… от него один негатив исходит. Ну да ладно, если уж решила… Так и быть, провожу тебя. А то мало ли что… Вдруг этот князь опять решит тебя украсть. Или, что еще хуже, Велес тебя в лягушку превратит.
– Не превратит, – улыбнулась Ярослава. – Он ко мне хорошо относится.
– Да? Ну, тогда, может, он меня в принца превратит? – Добрыня мечтательно закатил глаза. – А что, был бы я тогда князю Мирославу конкурентом!
С этими словами, Добрыня, все еще шутовски пританцовывая и что-то напевая себе под нос, пошел рядом с Ярославой в сторону окраины деревни, где в покосившейся избушке жил Велес, жрец, которого не любила почти вся деревня, но к которому тянулась душа Ярославы. Ей казалось, что в его угрюмом молчании и острых замечаниях было больше правды, чем в сладких речах других.
Многие боялись жреца, говорили, что он обладает огромной силой, что его взгляд может сжечь, а слово – проклясть. Но Ярослава не чувствовала страха рядом с Велесом. Она видела в нем мудрого старца, хранителя древних знаний, человека, близкого к природе и богам.
– Бабушкины сказки, – фыркнула Ярослава, когда Любава как-то попыталась отговорить ее от походов к Велесу. – Взгляд сжечь… словом проклясть… Ну, хорошо хоть не съесть! Велес просто старый и ворчливый, вот и пугает всяких трусих. А мне он всегда рад.
И это была правда. Велес, хоть и слыл угрюмым и отшельником, всегда с нескрываемой радостью встречал Ярославу. Он чувствовал в ней ту самую искру, о которой говорил, родственную душу, понимающую его без лишних слов.
Переступая порог его хижины, Ярослава каждый раз ощущала особую атмосферу – запах сушеных трав, воска, старого дерева и чего-то еще неуловимого, магического. В хижине царил полумрак, свет проникал лишь сквозь небольшое окно, освещая полки с книгами, амулетами и колдовскими травами. В центре комнаты стоял большой деревянный стол, заваленный свитками, перьями и чернильницами.
– Здравствуй, Велес, – говорила Ярослава, скидывая с плеч платок, покрытый инеем. – Не помешала?
Добрыня, переминаясь с ноги на ногу за спиной Ярославы, с любопытством оглядывал убранство хижины. На его лице играла озорная улыбка
– Ну, здравствуй, дедуля! – прогрохотал он, войдя в избушку. – Не ждал гостей? А вот и я! Добрыня, шут деревенский, весельчак и балагур! Принес тебе… ну, ничего я тебе не принес, но хорошее настроение – это тоже подарок! А что это у тебя тут? Травы? Книжки? Амулеты? Небось, приворотное зелье варишь, чтобы баб молодых соблазнять?
Велес, чей и без того хмурый взгляд стал еще более тяжелым, смерил Добрыню презрительным взглядом с головы до ног.
– Добрыня… – процедил он сквозь зубы. – Твоя глупость затмевает даже свет солнца. Иди лучше поколоти дрова во дворе. А то скоро совсем замерзнем.
Добрыня поперхнулся воздухом, его улыбка мигом увяла.
– Дрова? Мне? Да я же шут! У меня руки не для дров, а для балалайки!
– Тем лучше, – отрезал Велес. – Пока будешь дрова колоть, можешь на них играть. Глядишь, и польза какая-то будет. А теперь – вон! И чтобы я тебя тут больше не видел! Не умеешь вести себя прилично – нечего тут шляться.
Добрыня обиженно поджал губы.
– Ну и ладно! – буркнул он себе под нос. – Зато у меня шутки смешнее!
С этими словами он развернулся и, демонстративно топая ногами, вышел из хижины, оставив Ярославу и Велеса одних. Снаружи послышался глухой звук ударов топора.
Ярослава виновато посмотрела на Велеса.
– Прости его, Велес. Он просто… хочет развеселить.
– Развеселить? – усмехнулся Велес. – Он умеет только раздражать. Впрочем, его присутствие помогло очистить воздух.
Он снова повернулся к Ярославе, и в его глазах появилось тепло.
– Здравствуй, Ярослава. Твое посещение всегда мне в радость. Как ты переносишь зимнюю стужу?
– Не жалуюсь, – улыбнулась Ярослава. – Зато есть время для себя, для размышлений… Вот и решила навестить тебя, мудрости набраться.
Велес усмехнулся, его лицо покрылось сетью морщин.
– Мудрости не наберешься, как воды из колодца. Ее нужно самому добывать, через опыт, через знания, через ошибки.
Он предложил Ярославе присесть на лавку у печи, и она с удовольствием приняла его приглашение. Велес заварил травяной чай, и они долго сидели молча, наслаждаясь теплом и тишиной.
Ярославе нравилось молчать с Велесом. Ей не нужно было придумывать темы для разговоров, не нужно было бояться сказать что-то не то. Велес понимал ее без слов, чувствовал ее настроение и готов был всегда выслушать и дать мудрый совет.
– Что тревожит твою душу, Ярослава? – спросил Велес, прервав затянувшееся молчание.
Ярослава вздохнула.
– Князь Мирослав… Не дает прохода. Хочет замуж. А я не хочу… за него.
Велес кивнул.
– Сердцу не прикажешь. Но и от судьбы не убежишь. Может, он и неплохой человек, этот Мирослав?
– Может, и неплохой, – согласилась Ярослава. – Но он не видит во мне человека. Видит лишь красивую куклу, которую можно поставить на полку и любоваться. А я хочу, чтобы меня ценили за то, что я есть на самом деле.
Велес внимательно посмотрел на Ярославу.
– Твоя душа ищет свободы, Ярослава. И это хорошо. Но свобода требует ответственности. Ты должна помнить об этом. И всегда слушать свое сердце, даже если оно ведет тебя в самые темные уголки.
– А если я ошибусь? – с тревогой спросила Ярослава. – Если сделаю неправильный выбор?
– Ошибки – это часть жизни, – ответил Велес. – Не бойся ошибаться. Бойся не учиться на своих ошибках. И помни, что даже из самой темной бездны можно найти выход, если верить в себя и не терять надежду.
Ярослава внимала каждому его слову, впитывая мудрость старца, словно губка. Она знала, что Велес всегда говорит то, что нужно услышать, даже если это не то, что хочется.
В конце разговора Велес протянул Ярославе небольшой амулет из дерева.
– Возьми это. Он защитит тебя от зла и поможет принять правильное решение.
Ярослава с благодарностью приняла амулет. Она чувствовала, как от него исходит тепло и сила.
– Спасибо, Велес, – сказала она. – Ты всегда мне помогаешь.
– Не я тебе помогаю, а ты сама себе, – возразил Велес. – Я лишь направляю тебя на верный путь. А выбор всегда за тобой.
Потом Велес рассказывал ей о древних богах, о силах природы, о тайнах мироздания. Ярослава слушала его, затаив дыхание, впитывая каждое слово. Она чувствовала, как знания Велеса наполняют ее, делают ее сильнее и мудрее.
– Ты особенная, Ярослава, – говорил Велес. – В тебе есть искра божественного огня. Не дай ей погаснуть.
Его слова звучали как пророчество, как наказ. Ярослава и сама чувствовала нечто необъяснимое внутри, силу, которая дремала, ожидая своего часа. После встречи с князем, слова Велеса приобрели особый смысл. Угроза князя висела в воздухе, но вместе с тем появилось и понимание – она не должна сдаваться, не должна позволить князю сломить ее дух. Искра, о которой говорил Велес, должна гореть ярче, чтобы осветить ей путь в наступающей тьме.
– Но как мне не дать ей погаснуть, Велес? – спросила Ярослава, с тревогой глядя в его мудрые глаза. – Князь хочет… он хочет завладеть мной.
Велес вздохнул, его лицо помрачнело.
– Княжеская власть – это лишь тень истинной силы. Твоя сила – внутри тебя, Ярослава. Она в твоей связи с землей, с предками, с богами. Читай знаки, слушай свой внутренний голос, и он укажет тебе верный путь. И помни, – он положил свою костлявую руку на ее плечо, – Знание – это оружие, мудрость – это щит.
Велес достал из своей котомки небольшой мешочек, перевязанный кожаным шнурком.
– Возьми это, Ярослава. Внутри – травы, собранные в ночь Купалы. Они помогут тебе сохранить ясность ума и укрепить дух. Но главное – не бойся. Страх – самый опасный враг.
Ярослава с благодарностью приняла мешочек. От него исходил тонкий, пряный аромат лета, словно законсервированное воспоминание о теплых днях и цветущих лугах. Она прижала мешочек к груди, чувствуя, как его тепло согревает ее изнутри.
– Спасибо, Велес. Твои слова всегда придают мне сил.
В этот момент дверь хижины распахнулась, и на пороге возник Добрыня, весь красный и запыхавшийся. В руках он держал поленья, сложенные аккуратной поленницей.
– Все, дедуля, – выпалил он, – дрова я твои доколотил! Могу и еще, если надо! Только дай передохнуть немного!
Он прошел к печи, которая к тому времени почти потухла, и принялся ловко подбрасывать дрова. Огонь вспыхнул с новой силой, озаряя лица присутствующих.
– Ну вот, теперь хоть согреемся, – пробормотал Добрыня, вытирая пот со лба рукавом. – А то тут, как в склепе…
Он перевел взгляд на Ярославу и Велеса, которые молча смотрели на него.
– Эм… ну я это… все. Пойду, Ярославу домой провожу. А то вдруг опять князь этот нагрянет, да в мешок ее посадит.
Добрыня быстро поклонился и выскочил из хижины, оставив за собой шлейф запаха свежесрубленного дерева и пота. Ярослава усмехнулась, глядя ему вслед.
Велес вздохнул, его лицо снова помрачнело.
– Добрыня… Он как сорока, вечно лезет не в свое дело. Но… – он помолчал, словно подбирая слова, – в его бесхитростности есть и своя ценность.
– Я знаю, – отозвалась Ярослава. – Он мой друг.
Велес кивнул.
– Иди, Ярослава. Зима – время испытаний. Но после нее всегда приходит весна. Помни об этом.
Ярослава поклонилась Велесу и вышла из хижины. На улице ее уже ждал Добрыня, нетерпеливо переминавшийся с ноги на ногу. Он тут же подхватил ее под руку и повел в сторону дома, продолжая что-то весело рассказывать о своих приключениях.
В руках Ярославы был мешочек с травами, подаренный Велесом. В ее сердце – слова жреца, полные мудрости и предостережений. И рядом – Добрыня, ее верный друг, готовый всегда прийти на помощь, пусть даже и с тыквенной дубиной в руках. Она чувствовала, что, несмотря на все трудности, она не одна, и что вместе они смогут преодолеть любые препятствия. А пока… пока просто нужно добраться до дома, где ее ждал отец и где ей предстояло принять непростое решение, касающееся ее будущего.
Глава 5
– Спокойствие? Да его тут и не нюхали лет сто! – ворчал дед Тихон, почесывая свою седую бороду, – Сначала Ян пропал, потом бабку Агнию скрючило так, что теперь она больше на узел морской похожа, а не на человека. И не говорите мне про лешего, я, может, тоже немного леший, когда с похмелья просыпаюсь, но людей не ворую!
И в словах Тихона, несмотря на его ворчливость, было зерно истины. Спокойствие, словно пугливый заяц, давно умчалось из Бережанки, оставив после себя лишь тревогу и подозрения.
– Что ты мелешь, старый? – одернула его знахарка Анна, утирая пот со лба. Она только что вернулась из дома больного Степана, бледная и уставшая. – Хворь не выбирает, молодой ты или старый, с похмелья или нет. Тут что-то другое… Не наша, не человеческая беда.
– А что ж ты думаешь, ворона ты наша ученая? – огрызнулся Тихон. – Может, это яблоки колдовские кто на нас напустил? Бабы нынче вон какие грамотные, всякие травки знают… Могут и приворожить, и отворожить, и на яблоке порчу навести!
Анна закатила глаза.
– Вот и лечись своими яблоками, раз такой умный! А я пойду, может, еще кому помочь успею. И тебе советую, Тихон, лучше делом займись, чем сплетни распускать.
И пока они препирались, Ярослава, стоя в стороне, чувствовала, как тревога сжимает ей сердце. Она видела, как на лицах людей проступает страх, как рушатся привычные устои жизни. А когда на опушке леса нашли израненного Митю, Ярослава поняла – дело серьезное.
Митя лежал на лавке в доме родителей, закутанный в одеяла, дрожал и бормотал что-то невнятное. Рядом с ним сидела его мать, Прасковья, и тихонько плакала, теребя подол сарафана.
– Митя, сынок, скажи, что с тобой случилось? – Прасковья наклонилась над мальчиком, стараясь расслышать его бормотание.
– Чу… чудище… в лесу… с когтями… глаза… горят… – заикался Митя.
Милана, что до этого находилась в объятиях Яры, присела рядом с мальчиком и взяла его за руку.
– Митя, не бойся. Я здесь. Расскажи мне все по порядку.
Митя, узнав сестру, немного успокоился.
– Я… я пошел в лес за ветками и во… водой из истока, как мамка велела… А потом… потом услышал треск… Обернулся, а там… оно… Страшное… На меня кинулось…
– Оно? – переспросила Ярослава. – Какое оно?
– Не знаю… Не видел таких… Страшное… Когти… Глаза красные… – Митя снова задрожал, вспоминая пережитый ужас.
Отец Мити, стоял в углу, сжимая кулаки.
– Надо в лес идти, искать эту тварь! Не дам своих в обиду! Чтоб волки в начале зимы нападали, да так близко к деревне… – Андрей ходил по комнате, собирая теплые вещи, из под лавки достал старый, но крепкий топор.
Прасковья, покачивая головой, пыталась его урезонить:
– Андрей, опомнись! Куда ты один пойдешь? Велес сказал ждать! Лес сейчас недобрый, полон всякой нечисти!
– А я буду тут сидеть, сложа руки, пока эта нечисть моих детей жрет?! – огрызнулся Андрей. – Велес, он мудрый, да только лечит травами, а я лучше топором полечу!
Ярослава, наблюдая за ними, понимала, что Андрей прав в своем гневе, но действовать нужно с умом. Бессмысленная ярость приведет только к беде.
– Стой, дядя Андрей! – остановила его Ярослава. – С горяча наломаешь дров. Сначала нужно все обдумать, – наступила тишина. Каждый думал о своем, – Хорошо. Вы пока напоите Митю чаем из трав ромашки и зверобоя. Будьте осторожны, заприте двери и окна. Я схожу за Велесом, лучше его леса и лесных тварей никто не знает.
Тревога в глазах дяди Андрея не исчезла, но он, хоть и неохотно, подчинился. Он понимал, что Ярослава рассуждает здраво. Идти в лес в гневе и неподготовленным – верная смерть.
Она выскочила из избы, чувствуя, как в груди нарастает тревога. Что-то неладное творилось в лесу. Обычный волк не стал бы нападать на ребенка, да и так близко к деревне ходить. Значит, за нападением стоит нечто большее. Князь? Лесная нечисть, разбуженная чем-то? Худо, случившееся за последние три дня, всплыло в памяти: сначала падеж скота, потом у Иванихи корову увели прямо из хлева, а вчера – пожар в амбаре у соседей. Все это не случайные совпадения, это звенья одной цепи.
Ярослава побежала к дальней окраине деревни, туда, где начиналась узкая тропка, ведущая к Велесу. Страх сковывал движения, но она заставляла себя бежать быстрее. Митя, деревня, Велес… все зависело от нее.
Вспомнились слова Велеса: «Читай знаки». Скот, корова, пожар, волк… Знаки складывались в зловещую картину. Кто-то, или что-то, пытается ослабить деревню, посеять страх и отчаяние.
На окраине деревни она заметила темную фигуру, крадущуюся вдоль кромки леса. Фигура метнулась в тень, когда Ярослава окликнула ее, но она успела заметить знакомый силуэт. Ремесленник Савелий. Что он делал здесь в такой час? И почему он прячется? Связан ли он с тем, что происходит в деревне?
Ярослава на секунду замерла, разрываясь между желанием догнать Савелия и необходимостью добраться до Велеса. Но время не ждало. Она решила отложить встречу с кузнецом на потом. Сейчас самое главное – заручиться поддержкой Велеса и узнать, что творится в лесу.
Девушка бежала, словно ее подгонял сам лесной дух. Сердце колотилось в груди, легкие горели, но она не останавливалась. Знакомые приметы мелькали в полумраке: кривой ствол березы, поваленное дерево, три камня, сложенных горкой. Наконец, впереди показался просвет – поляна перед домом Велеса.
Изба жреца стояла на краю поляны, словно вросшая корнями в землю. Окна светились тусклым светом, обещая тепло и защиту. Ярослава подбежала к двери и, не раздумывая, постучала.
Дверь отворилась почти мгновенно, и на пороге возник Велес, одетый в свою привычную серую хламиду. Его пронзительные глаза, казалось, видели ее насквозь.
– Я ждал тебя, Ярослава, – произнес он глухим голосом. – Зло бродит по лесу, и оно коснулось и нашей деревни.
Ярослава, задыхаясь от бега, выпалила:
– Волк напал на Митю. Дядя Андрей хочет идти мстить, но я его остановила. И еще… за последние три дня столько худа приключилось: скот пал, корову украли, амбар сгорел…
Велес слушал молча, нахмурив брови. Когда Ярослава закончила, он кивнул.
– Лес встревожен. Нечисть подняла голову, и кто-то ей помогает. Я отправлюсь в лес, попытаюсь выяснить, что происходит. Но сначала…
Он повернулся и жестом пригласил Ярославу войти. В избе пахло травами и сушеными грибами. На столе горела масляная лампа, отбрасывая причудливые тени на стены.
– Идем, – сказал Велес, направляясь к выходу. – Нам нужно зайти к Прасковье.
Ярослава удивленно посмотрела на него.
– К Прасковье? Зачем?
– Раны от волчьего укуса опасны, – ответил Велес, не оборачиваясь. – Их нужно обработать особым образом.
Они быстро добрались до дома Прасковьи. Велес постучал в дверь, и вскоре на пороге появилась заспанная женщина. Увидев жреца, она поклонилась ему в пояс. Прасковья провела их в избу. Митя лежал на лавке, бледный и слабый. Дядя Андрей и Милана сидели рядом, молча глядя на него.
Велес подошел к мальчику и внимательно осмотрел его раны. Затем повернулся к Ярославе:
– Возьми, Яра, корень девясила, высуши его и разотри в порошок. Смешай с медом и приложи к ранам. Поверх оберни чистой тряпицей, смоченной в отваре ромашки. Повторяй эту процедуру дважды в день. А еще… – он понизил голос, – …нет, этого должно хватить.
Закончив давать наставления, Велес обратился к Андрею:
– Ты останешься здесь, присмотришь за Митей. Не вздумай самовольничать. Я должен выяснить, что творится в лесу.
Он снова посмотрел на Ярославу, кивнул, зазывая за собой. Накинув шубку, Яра вышла вслед за жрецом:
– Будь готова, Яра. Когда я вернусь, нам может понадобиться твоя помощь. И… если заметишь что-то странное у Мити… убей.
Слова Велеса, прозвучавшие в ночной тишине, словно удар молнии, пронзили Ярославу.
– Убить? – прошептала Ярослава, не веря своим ушам. – Но… почему?
Велес остановился и посмотрел на нее своими пронзительными глазами.
– Яра, ты должна понять. То, что произошло с Митей – это не просто нападение волка. Его укусила тварь, зараженная скверной. Эта скверна будет медленно пожирать его изнутри, превращая в нечто чудовищное. И если это произойдет… он станет угрозой для всей деревни.
Голос Велеса звучал холодно и отстраненно, словно он говорил о чем-то обыденном. Но Ярослава чувствовала, как от его слов у нее леденеет кровь в жилах.
– Но… неужели нет другого способа? – спросила она, отчаянно надеясь на чудо. – Нельзя ли его вылечить?
Велес покачал головой.
– Сейчас он в руках богов, коль решат сохранить жизнь мальцу, окрепнет, богатырем станет, коль решат иначе… Если бы был способ его вылечить, я бы его назвал. Но скверна, которая поразила Митю, – это древнее зло, с которым не справиться простыми травами и заговорами. Единственный способ остановить ее распространение – это уничтожить ее источник. И если Митя станет этим источником…
Он замолчал, давая Ярославе понять всю серьезность ситуации.
– Но как я узнаю? Что будет считаться странным?
Велес на мгновение задумался.
– Если он начнет вести себя неестественно, если его глаза покраснеют, если он будет проявлять агрессию или не узнавать близких… Если почувствуешь холод, исходящий от него, или услышишь шепот, которого не слышит никто другой… Тогда ты поймешь. И помни, Яра, – Велес положил свою костлявую руку на ее плечо, – Действовать нужно быстро. Нельзя дать скверне захватить его полностью.
И, не дожидаясь ответа, Велес вышел из избы и скрылся в темноте ночи. Ярослава осталась с Прасковьей, дядей Андреем и Миланой, полная решимости спасти Митю и защитить свою деревню от надвигающейся беды.
Войдя в дом, она приготовилась готовить настой из девясила и меда. Ярослава старалась не думать о том, что приказал ей Велес. Она должна найти выход, должна помочь Мите.
Закончив с приготовлением лекарства, Ярослава приложила его к ранам мальчика. Он застонал во сне, но не проснулся. Ярослава с тревогой посмотрела на его бледное лицо. Время шло неумолимо.
– Я пойду, – сказала Ярослава, поднимаясь с лавки. – Мне нужно кое-что проверить.
– Куда ты? Ночь на дворе! – всполошилась Прасковья.
– Не волнуйся, я скоро вернусь, – ответила Ярослава. – Просто кое-что не дает мне покоя.
Она вышла из избы и направилась к дому кузнеца Савелия. Та темная фигура, которую она видела на окраине деревни, не выходила у нее из головы. Возможно, именно Савелий причастен к бедам, обрушившимся на деревню. И если это так, то она должна узнать об этом как можно скорее.
На улице было темно и тихо, лишь редкие звезды мерцали в черном небе. Ярослава шла по пустынной улице, стараясь не издавать ни звука. До дома кузнеца оставалось совсем немного.
Она медленно обошла дом, стараясь не скрипнуть ни одной доской. Внутри горел тусклый свет, отбрасывая причудливые тени на бревенчатые стены. Ярослава заглянула в одно из окон, стараясь не привлекать внимания.
Ремесленник что-то чертил на пергаменте. Знаки, символы, непонятные каракули. Ярослава не могла разобрать, что это такое. Но одно она знала точно – это не похоже на обычную работу кузнеца.
Затем Савелий поднял голову и огляделся по сторонам, словно почувствовав на себе чей-то взгляд. Ярослава отпрянула от окна и спряталась в тени за углом дома.
Сердце колотилось в груди, дыхание сперло. Ей показалось, что Савелий ее заметил. Она прижалась к стене, стараясь стать незаметной.
Прошло несколько минут. Тишина нарушалась только скрипом половиц в доме ремесленника. Ярослава медленно выглянула из-за угла. Савелий снова сидел за столом и продолжал чертить свои загадочные знаки.
Она решила действовать. Нельзя медлить. Она должна узнать, что скрывает мужчина.
Ярослава обошла дом и тихонько постучала в дверь.
– Кто там? – послышался изнутри хмурый голос Савелия.
– Это я, Ярослава, – ответила она. – Мне нужна твоя помощь.
Дверь медленно отворилась, и на пороге появился ремесленник. Его лицо было угрюмым и подозрительным.
– Что тебе нужно в такой час? – спросил он, не глядя ей в глаза.
– Я знаю, что ты что-то скрываешь, Савелий, – ответила Ярослава, глядя ему прямо в лицо. – Я видела тебя сегодня ночью на окраине деревни. Что ты там делал?
Савелий нахмурился еще больше.
– Тебе показалось, – проворчал он. – Нечего тебе тут делать. Иди домой.
– Нет, я не уйду, пока ты не расскажешь мне правду, – возразила Ярослава. – В деревне творится что-то неладное. Скот гибнет, амбар сгорел, Митю волки искусали… Может, это ты к этому причастен?
Савелий вдруг рассмеялся, но в его смехе не было ничего веселого.
– Я? К этому причастен? Да ты с ума сошла! Я из дерева чудеса творю, а не магией занимаюсь!
– Тогда объясни, что ты делал ночью на окраине деревни? – настаивала Ярослава. – И что ты чертил на пергаменте? Я видела.
Савелий замолчал, словно обдумывая, что сказать. Затем вздохнул и пригласил Ярославу войти.
– Ладно, заходи, – сказал он. – Я все тебе расскажу. Но обещай, что никому не проговоришься.
Ярослава вошла в избу. Савелий закрыл дверь на засов и подошел к столу. Он взял пергамент с загадочными знаками и протянул его Ярославе.
– Вот, смотри, – сказал он. – Это древние руны. Они защищают от зла.
Ярослава посмотрела на пергамент и ничего не поняла.
– Зачем они тебе? – спросила она.
– Затем, что в деревню пришло зло, – ответил Савелий. – Я чувствую это. И пытаюсь защитить себя и свою семью.
– Но… ты знаешь, что это за зло?
Савелий посмотрел на Ярославу с тревогой в глазах.
– Боюсь, что знаю, – сказал он. – Это древняя сила, которая пробудилась в лесу. Она питается страхом и ненавистью. И она хочет уничтожить нашу деревню.
И тут Ярослава вспомнила слова Велеса: "Лес встревожен. Нечисть подняла голову, и кто-то ей помогает."Неужели Савелий знает, кто помогает нечисти?
– Кто ей помогает? – спросила Ярослава, затаив дыхание. – Кто стоит за всем этим?
Савелий опустил голову и прошептал:
– Князь…
Глава 6
– Князь? – выдохнула Ярослава, отшатнувшис