Читать онлайн Предрассветный закат

Вступление.

Самое обычное пятничное утро.

Как только часы показывают 6:30, люди постепенно начинают пробуждаться. Девушки просыпаются пораньше, чтобы накраситься перед выходом на улицу, люди умываются и завтракают, пьют чай. После одеваются в рабочую одежду или школьную форму, смотрят на часы, чтобы не опоздать, и, не доев до конца завтрак, выбегают из дома. Некоторые вовсе не завтракают, а забегают в какой-нибудь киоск за кофе с булкой. Погода была ясной, ни облачка – уже весна, и не так холодно, как раньше. Некоторые с её наступлением начинают активно заниматься спортом: бегать по утрам, делать зарядку, ходить в зал, дабы летом выглядеть на все сто. Те, кто не работает с утра, выгуливают своих питомцев или просто лежат дома, даже не просыпаясь.

Все вышедшие люди сливаются в одну кучу. Кто-то идёт по другому пути, кто-то сворачивает, но вместе с тем добавляются другие. Они идут на метро, кто-то заказывает такси, кто-то бежит на работу, держа в руках кофе и булку, стараясь не разлить, столкнувшись с кем-нибудь. Машины начинают скапливаться на дорогах, выстраивая шеренгу. Где-то стукнулись две машины – водители ругаются, осыпая друг друга ругательствами. Вокруг собираются зеваки, часть поспешно убирается прочь, не желая обращать на это внимания.

Стоя у пешеходного перехода, люди зевают в ожидании зелёного, кто-то с задумчивым видом распивает своё кофе, в наушниках играет музыка, кто-то, уткнувшись в телефон, листает соцсети. Как только загорается зелёный, все, как одно, движутся волной в другую сторону дороги, стараются не задеть кого-то, а другим всё равно. Люди сливаются воедино, а через мгновение разделяются в два разных потока.

Работа и учёба начинают кипеть. Босс указывает сотрудникам, каковы их цели на сегодняшний день. Сотрудники, услышав об уплотнении графика, устало вздыхают, начиная работать. Учителя объясняют новую тему, а ученики перешёптываются между собой, чтобы учитель не услышал.

К этому времени город проснулся. Город живёт.

Где-то в мире идёт война, где-то – мир. Кто-то голодает, кто-то купается в роскоши, но все живут в своём мире, и, покуда эти проблемы их не касаются, они не предпринимают ничего.

К вечеру облака нависли над городом. Они потемнели, устали, неся при себе этот груз, и, не выдержав, изрыгают всё. Дождь льёт, как из ведра. Люди перебегают из укрытия в укрытие, прикрывая голову портфелем, но их классические строгие костюмы всё равно промокают насквозь.

Они забегают домой, сразу меняют одежду на домашнюю и отдыхают после тяжёлого дня, в ожидании завтрашних выходных, строя планы в голове – куда пойти, с кем выпить и погулять.

Но их планам не суждено сбыться.

Дождь не переставал.

Облака не уплывали, покрыли небо, не пропуская ни лучика света.

И на следующий день всё время шёл ливень. Тяжёлые капли стучали по крышам, по земле, создавая всепоглощающий поток шума, от которого не скрыться. Дождь скапливался и стекал ниже, заливая собой землю, смывал пыль и грязный воздух. Деревья покачивались под напором дождя и ветра, земля вся промокла насквозь и превратилась в грязь, трава пригнулась под давлением тяжёлых капель и помялась.

В понедельник дождь утих. Теперь редкие капли лениво постукивали по окнам, будто проверяя, не проснётся ли кто-то. Тёмные тучи сменили белые, а между ними виднелось солнце.

Но этот день был странным.

Дождь уже давно кончился, и погода была ясной.

Машины замерли на месте. Билборды ещё горели рекламой. Свет всё ещё горел в домах.

Но никто больше не стоял в очереди в киоск за кофе и булочкой.

Никто не раздавал рекламные карточки.

Никто не бежал на работу, стараясь не столкнуться.

Ни разговоров. Ни звуков электроники. Ни музыки.

Всё пропало.

Город утих.

Людей больше не было.

В это же утро на скамейке в одном из парков сидел мужчина, с виду среднего возраста, одетый в серое пальто и шляпу. Лица не было видно – его скрывали маска и очки. Сидя на скамейке, он читал вчерашнюю газету и что-то себе подпевал, покачивая головой в такт мелодии. Вид у него был расслабленный, безмятежный – будто ничего и не случилось.

Рядом с ним стоял старый телефон с крутилкой – такими перестали пользоваться уже двадцать лет назад. Он медленно набирал номер, звонок уходил в пустоту. Казалось, он и не ждал ответа, а просто делал это как формальность. Когда трубку никто не поднял, он спокойно поставил телефон обратно, продолжил читать газету и тихо подпевать мелодию.

Он сидел один.

В пустом мегаполисе.

И это казалось таким же естественным, как если бы вещи падали на землю под силой притяжения.

Так и он видел всё как норму.

Похоже, он знал что-то, чего не знаем мы.

Глава 1 «Второй человек»

Каждую ночь он просыпался от кошмаров. Что бы он ни делал, они находили способ достать его. Из-за этого он боялся уснуть, но бессонница преподносила кошмары не хуже. Нестабильное психическое состояние вперемешку с недосыпом оживляло богатое воображение молодого человека, а все ночные ужасы являлись к нему напрямую, в реальность. Но в конце концов он засыпал, утопая в объятиях сна, из которого ему не вылезти по собственной воле.

Я лежу. Лежу где-то. Здесь темно. Почему здесь темно? Движение… Я не могу двинуться. Почему я не могу двинуться?

Вдруг свет. Я вижу. Мои глаза видят всё? Что же я вижу? Свет. Только свет. Меня слепит! Помогите! Уберите свет, пожалуйста! Мои глаза горят! Выключите свет!

Спасибо. Теперь лучше. Лампа? На меня слепили лампой? Я лежу где-то, и на меня светят лампой. Я не могу шевельнуться. Даже вдохнуть не могу. Только глаза… Мои глаза способны двигаться.

Я слышу. Могу слышать. Слышу, как где-то перешёптываются. Кто это? Я хочу узнать! Почему я не могу двинуться? Почему не могу вдохнуть воздуха? Где я? Помогите…

На него слепят фонариком, чтобы проверить, реагирует ли его сетчатка на свет. Она не реагирует.

Операция начинается.

Мне слепят фонариком в глаз. Больно же! Я слышу звуки чего-то режущего и электрического. Оно жутко жужжит. Что это значит? Стойте, только не я! Алё! Я здесь! Я живой! Только не делайте этого! Пожалуйста!

Его голову поставили на операционный стол для удобства проведения операции. Электропила уже готова к использованию.

Стойте. Где моё тело?.. Кто отнял у меня тело?! Куда вы его дели?! Тело!.. Моё… Его нет. Только моя голова.

Я слышу. Слышу эти режущие звуки электропилы. Вот почему я не мог двинуться. Нечем было и двигать. Всё пропало…

Они начинают резать черепную коробку.

АААААААААААААА!!!

БЛЯЯЯТЬ, КАК ЖЕ БОЛЬНОООО!!! БЗХРАХРАРХРРРРР!!! ХКАХРХБХХБРР…

Он проснулся с оглушительным криком и вырывал из себя волосы – то ли в попытках убедиться, что голова на месте, то ли от боли, которую ему пришлось испытать.

Схватив свои волосы руками, он сидел на постели и просто смотрел в никуда. Некуда было и смотреть. Весь его разум находился во тьме, непроглядной тьме, в которой скрывались монстры.

В мыслях крутились эти сцены: запуск электропилы, как она режет череп, эта боль… Голова без тела, видящая всё и чувствующая…

В тот момент его рассудок был на грани полного уничтожения – его самого, как человека. Только пропасть разделяла его жизнь от смерти.

Весь день он ловил панические атаки и без конца пил таблетки от тревожности, которые уже скоро должны были кончиться. Он не мог больше работать, зарабатывать деньги.

Его и так всю жизнь посещали подобные сны, но этот месяц был обострением всех психических проблем.

Он почти перестал пить, перестал есть, а значения снов ему были непонятны.

Каждый раз он вздрагивал от ужаса, что сейчас уснёт и не сможет проснуться, что придётся опять переживать кошмары.

В такие моменты он не спал сутками, сидел в углу, обняв колени, и покачивался слева направо, словно убаюкивал себя, как мать ребёнка. Хоть как-то успокоиться… Он не делал это сознательно – тело двигалось само.

Целыми днями он так и просиживал, всегда включал свет и смотрел, как маятниковые часы покачивались, знаменуя каждую секунду его жизни.

Не сказать, что он не думал ни о чём. Конечно же, он думал. Напротив, его разум бурлил от размышлений.

Мысли покидали своё место, вырываясь через его уста. Он говорил сам с собой. Он тихо говорил, обсуждал себя, мир, всё, что его окружало. Он мыслил о своих же мыслях. Задумывался, откуда берутся мысли на самом деле. Принадлежат ли они ему, или он принадлежит своим мыслям?

Каждое тиканье часов включало и выключало что-то в его голове, будто переключатель света.

Каждое тиканье меняло его восприятие: вещи показывались с другой стороны, раскрывались по-новому, как цветы, а потом так же быстро засыхали, превращаясь в ничто.

Сейчас же он думает. В голове у него не слова. Слова – это лишь придание вещам звука. Здесь это было ни к чему.

В тёмном пространстве вспыхивали воспоминания, образы, ощущения и чувства, обретая форму и цвет. Грусть – как серое яблоко. Злость – как красный ананас. Смертник выглядел как чёрный квадрат.

В один миг неподвижно сидевший он вдруг едва заметно дёрнулся. В голове произошло что-то.

Его взгляд, некогда устремлённый в никуда, теперь был выпучен, будто он увидел нечто невозможное.

Копаясь в своих мыслях, он поймал след чего-то… чего-то гулявшего в его разуме. Такое мелкое существо, размером с кошку, бегало в его голове. И краем глаза он смог рассмотреть его. Именно в этот миг он замер. Пытался вспомнить что-то.

«Было ли это раньше?»

Этот вопрос навис над ним, словно облако.

Почему же он не может знать, что было, а чего не было на самом деле?

Но это было не обычное дежавю. Дежавю было для него ежедневностью.

Но этот миг… он был другим.

Всё было слишком отчётливо, как для воспоминания. Нет. Это не воспоминание.

Что же это? Что же это?..

Его пытливый ум пытался найти хоть какой-то логический ответ, спотыкаясь о суровую реальность.

Его зрачки расширились. И тогда он понял. Чётко.

То, что он испытал сейчас, кто-то также испытывает в этот самый момент.

Те же мысли. Те же чувства. Звуки. Место. Поза. Ритмичное покачивание слева направо – всё совпадало.

И этот кто-то смог передать письмо, которое он уловил.

Незримо он чувствовал это всеми фибрами души.

И в то же время его ненароком задел страх. Страх перед неизвестностью.

«Кто-то прямо сейчас сидел на том же месте и думал о том же…»

Ещё недавно я был полон решимости покончить жизнь самоубийством, но теперь, вспоминая это, меня заливает нервным смехом от осознания всей глупости этой операции

Я сидел на самой вершине Эмпайр-стейт-билдинг. Говорят, это место, где чаще всего совершали самоубийства. Пхах, не в этот раз, не дождётесь! Мои ноги свисают над пропастью в три сотни метров, а подо мной оживлённая толпа зевак, снимающих меня на телефоны и камеры, ожидающих, как я спрыгну. Это стало некой традицией, что ли?

В руках я держу плеер, а в наушниках звучит какая-то музыка – даже названия не знаю и ранее не слышал, что-то вроде электронной музыки, причём ужасного качества, аж уши режет. Снял наушники и пригляделся к плееру – он был выключен, и ни о какой музыке речи не шло.

Чутка зевая я сидел на скамейке во дворе своего дома. Был уже день и под солнцем начал таять, стекать по крышам и капать на землю. И эти характерные постукивания капель воды.

Мусоровоз собирал мусор, создавая наприятный шум. Людей здесь на радость не было и эти лавочки сейчас по праву принадлежали мне.

– Эй! – Увидев меня, она повторила за мной и тоже зевнула.

Я с неохотой дёрнулся и поднял голову на того, кто ко мне обратился, с мыслями: ну почему меня нельзя оставить в покое?

– Мне нужна твоя помощь, раз ты проснулся.

Чего? Кто это вообще и почему я должен помочь?

– Кто ты вообще такая? И с хрена ли мне тебе помогать? У меня и так всё хреново, отстань.

– За помощь нужно отвечать помощью.

Помощь? Ещё какая помощь? Чем она мне помогла? С удивлением посмотрел на неё.

– Чего ты вытаращился, совсем не помнишь, что вчера было? – Я покрутил головой, всем видом показывая, что не понимаю, о чём она.

– Ты же только вчера чуть не сдох, дебил! Какого хрена ты вообще не помнишь? Уже голова едет ходуном? Из-за тебя я опоздала на собеседование!

– Извини, но я и вправду не помню. – В голове я прокручивал всё, что со мной произошло вчера, позавчера или позапозавчера. Но в эти дни я просто валялся дома… Что-то не так. Либо я тугодум, либо она нагло врёт. Хотя по виду и не скажешь, но обычно такие, как она, хорошие лжецы, так что не стоит верить своим глазам. Я таких насквозь читаю. Точно мошенница.

– Вчера ты пытался кинуться под машину.

От этих слов у меня челюсть отвисла. Точно путает меня с кем-то. Я вчера целый день сидел дома и глотал снотворное, потому что не мог уснуть второй день к ряду. Что же я ещё делал вчера? Чёрт, ничего, кроме фрагмента, как я пил таблетки и пытался уснуть, не приходит в голову… Может, и вправду я от бессонницы сбрендил и натворил что-то?

– А ты уверена, что это был я?

– Да, точно.

– Но… – Наконец я решил сдаться, ибо мой рассудок подсказывал, что она говорит правду, а то, что произошло вчера, я почти не помню. Мне нужно узнать подробности.

– Ладно, я помогу тебе, только расскажи, что произошло, прошу.

– Услуга за услугу. И за это тоже оплатишь?

Я закивал головой.

– Тогда иди за мной.

Я последовал за ней.

– Ты всегда так? Если кому-то помогла, то обязательно просишь у него сделать что-то?

– Заткнись!

Ого, какая злая. У неё что, месячные? Да, пожалуй. Но, наверное, ещё она упоминала, что опоздала на собеседование – за это она так зла на меня.

– И что же нужно сделать? Что-то трудное, как я понимаю?

Она никак не отвечала. Я фыркнул. Она шла, обняв руками себя. Ей холодно? Ну конечно, одета в домашнюю пижаму, я что-то совсем на это не обратил внимание. Солнце уже порядком сместилось, и здания теперь бросали холодную тень, всё становилось таким синим, аж у самого мурашки по коже.

Ещё приглядевшись, заметил домашние тапочки. Она даже не потрудилась надеть обувь. Явно что-то срочное. Какой же сегодня день? Я совсем запутался в мыслях, даже не помню… Телефон? Где же мой телефон? Чёрт, потерял. Из окон и балконов высовывались люди: некоторые курили, некоторые болтали по телефону, а иногда и то и другое. Ребятишки уже вышли из дома, чтобы поиграть на улице… Хмм, что же я делал в детстве на улице?

Помнится, я пытался воссоздать выживание в реальности. О да, как будто я оказался в дикой природе и ищу еду и воду, строю шалаши и создаю кое-какие орудия… Неудачные костры поджигал украденными спичками из дома. Мне не разрешали брать их, думали, что я что-то подожгу… Ну, оно так и оказалось, но ничего страшного. Искал еду и воду… Ну, приходилось, чтобы домой не затащили обратно, когда приду за едой или водой. Хотя… Я не особо-то и много ел. Обычно дети мало ели. Я бы предпочёл просто сожрать какую-то дешманскую химию из магаза, чем съесть суп. Ну да, в моём стиле.

Пока я что-то там себе думал, едва заметил, как мы дошли. Девушка остановилась у подъезда дома. Ого, какой большой, вот это дом у неё.

– Вот сюда, пошли.

Небось фигню какую-то заставит сделать. Там, убить паука или таракана. Может, ещё туалет от её бомбардировок почистить? Бедный туалет…

– Аллёё! Иди быстрее.

Здание, построенное недавно, как я помню, года четыре тому назад. Весь белый, с тонированными окнами, а сама она вся является стеклом с бетонным каркасом. Подъезд тоже совсем новый, без обоссанной мусорки, повсюду лежащих окурков от сигарет и мусора. Скамейка со слезшей краской, потрескавшийся бетон, стены, облепленные объявлениями и плакатами о скором концерте плохого певца. Почему плохого? Потому что я пробовал на подобные сходить, и приятного там мало. Впрочем, мало и зрителей на подобное – дешёвая фонограмма и тупая песня, режущая слух музыка для дедов и бабушек. Хотя нет, даже они подобное не станут слушать. Ой, что-то я совсем отвлёкся.

Хорошо освещённые коридоры, чистое и красивое здание… Жаль осознавать, что даже такую красоту через определённое время люди загадят. Как мне видится, это происходит из-за обесценивания вещей людьми. Вот взять новый дом – сперва он чистый, красивый, всеми любимый. А потом возьмёт какая-то свинья, загадит – и всё, остальные тоже начнут гадить, ибо уже не такой он уж красивый и чистый. Где здесь логика, я не пойму.

Она прошла к лифту, и я последовал за ней. Она нажала на тридцать первый этаж. Мне удалось наконец поближе рассмотреть её. Симпатичная, но не в моём вкусе. Хотя кому моё мнение сдалось, у меня даже одной девушки не было. Ну конечно, для такого шизоида-социопата отношения кажутся чем-то очень странным и непонятным.

Внезапно она пристально посмотрела на меня с выпученными глазами. У меня аж сердце ёкнуло от страха.

– Говоришь, я не в твоём вкусе? – Она вдруг начала истерично смеяться – то ли надо мной, то ли, не знаю, над чем-то ещё. – Кому твой вкус нужен, домашний герой? Только онанировать и можешь, мальчонка.

От её слов мне стало не по себе . Откуда она знает, о чём я думаю? Свет внутри лифта ослеплял меня, и я уже ничего не видел, но я точно различал этот пронизывающий холодом взгляд презрения и её хохот. Голос её отдавался в ушах.

– Стой, извини, пожалуйста! Я не хотел тебя обидеть, прости!

Она посмотрела на меня с поднятой бровью, а в глазах ясно читалось: «Ты в своём уме?»

– Ааа… За что извиняешься? Понимаю, тебе есть за что, но не думаю, что ты меня так уж обидел.

Что? Как это понимать? Почему она делает вид, будто ничего не знает? О нет, у меня кипят мозги.

– У тебя есть девушка?

Я покачал головой.

– Оно и ясно. Ты ведь кретин. Наверное, потому и хотел сдохнуть. Естественный отбор, чего ещё ждать. Может, не стоило вмешиваться?

– Решила дёрнуть за больное? Обижаешь.

Я опустил взгляд на пол и посмотрел на её маленькие пальцы на ногах. У меня до сих пор бардак в голове. Что здесь происходит? Она читает мои мысли… но только что она вдруг забыла про это и не понимает, почему я извиняюсь. Ладно, может, стоит просто забыть?

Удивительно, но несмотря на новизну этого жилого дома, лифт здесь отнюдь не самый передовой. Поднимаемся мы не очень быстро.

На десятом этаже к нам присоединился дед в шляпе с чемоданом. Увидев его, я был ещё более ошарашен. Куда он с чемоданом и шляпой поднимается вверх? Может, он перепутал сторону? Но нет, уже на пятнадцатом этаже он вышел, и вместо него вошёл какой-то сопляк с огромным планшетом, в котором смотрел какой-то глупый мультик для недоразвитых детей, и вовсю пожирал пачку чипсов. Крошки падали на пол лифта, а после своими жирными руками он буквально размазывал их по экрану. В его глазах не читалось ничего, только бездонная пустота. Интересно, думает ли он хоть о чём-то?

Уже на двадцатом этаже он вышел, даже не посмотрев на номер.

Мне уже с момента, как я сел в лифт, казалось, будто он хочет меня раздавить и превратить в кровавое пятно, а теперь это ощущалось ещё острее, но я виду не подавал.

– Скажи, что ты скажешь про недавний теракт в Башнях-близнецах? – не с того ни с сего спросила она.

– Чего? Близнецы? Башня? Аа, ты про теракт? Хмм… Дай-ка подумать…

Лифт начал ещё сильнее давить, а воздух загустел и потяжелел. Я пытался вдохнуть поглубже, но чувство, будто меня сейчас раздавит, только росло.

– Я думаю, это ужасное событие.

Она обернулась на меня с удивлённым видом, как будто я не должен был отвечать. Чёрт, что здесь происходит?

Теперь уже спокойным, не в её стиле, тоном:

– Я слышала через Международную космическую станцию, что миру скоро конец. Хочешь узнать почему?

– Почему?

– Незнаю.

– А зачем ты спросила так будто знаешь ответ?

– Потому что виноваты люди.

К этому времени лифт окончательно начал давить на меня со всех сторон, и я невольно попытался убежать от его приближающихся стен. Столкнулся с ней, и мы вместе упали на пол, усыпанный кучей крошек от чипсов.

Я почувствовал что-то неладное. Её тело… её не было. Моя рука провалилась сквозь неё.

Я открыл глаза. Я сидел в лифте один. Пол был чистым. Девушки рядом не было.

Я наконец добрался на тридцать первый этаж. Здесь был длинный тёмный коридор. Проидя по ней до конца я наткнулся на балкон, свисающий с тридцать первого этажа. Я поднял голову и взглянул в даль. Ядерный гриб…

Глава 2 «Зыбко»

Город медленно разваливался. Небоскрёбы сутулились, их стеклянные фасады больше не отражали ничего, кроме серого неба. Машины стояли ржавыми грудами металла, забытые, ненужные.

Из трещин в асфальте пробивалась трава, заполняя пустоту. Дома стояли тёмными, безжизненными. Они не ждали возвращения людей – только пыль оседала на выбитых окнах.

Животные осторожно выходили на улицы, принюхивались, прислушивались. Город больше не принадлежал человеку.

Тишина. Не обычная, а давящая, полная чего-то невысказанного. Только ветер шевелил рваные рекламные полотна и стучал выбитыми ставнями.

Качели на детских площадках больше не скрипели. В театрах висели афиши давно несостоявшихся спектаклей. Некому было смотреть, некому было играть.

Рекламные щиты продолжали светиться. Скидки, кредиты, путешествия. Но никому они больше не понадобятся. Только где-то далеко шепчет море.

Город ждал. Или просто был.

Здесь определённо темно, очень темно, ни искорки света. Хотя нет, всё-таки где-то виден свет, где-то горит крошечный светодиод, от чего-то электрического. Мы бы его и не заметили, если бы не то, что что-то отражало этот малый свет – что-то тонкое и металлическое.

В темноте доносятся звуки, мягкие плавные шаги кого-то двуногого. Тонкая металлическая нить перемещалась во тьме, мерцая под светодиодом, словно звёзды на небосводе, осведомляя о своём существовании. Он будто говорил: «Обратите на меня внимание».

Приблизившись к ней, мы начинаем слышать ровное дыхание, едва доносятся звуки стучания его сердца, как кровь совершает свой путь по кровеносным сосудам, суставы и кости, трущиеся друг о друга, создают характерные звуки. В темноте что-то длинное и тонкое движется, мы особо ничего не видим, но поток воздуха точно подсказывает форму и характер предмета.

Этот кто-то двигает рукой, слышится, как плечевые кости трутся между собой в суставе, он медленно подносит эту штуку к тонкой металлической нити. Она касается его, два предмета соприкоснулись вместе, и звук этот распространяется по всей комнате, обволакивая всё тонким эхом.

Каждое движение плеча этого человека заставляет содрогаться воздух, движения эти не простые, а продиктованы долгой практикой и чувством гармонии. Трение это создаёт нечто невиданное в этом мире, что-то давно забытое, точно оно.

Мгновение за мгновением рождается что-то особенное, притягивающее нас, звук создаёт проблески света в этой тьме, всё больше и больше она разрастается по всему помещению, мерцает перед нами как огни, словно паутина захватывает каждый уголок.

И в один момент искорка освещает нам взор, того, кто играет на скрипке.

Сомкнутые глаза, подбородок мягко прижат к инструменту, он прижимается к ней и играет с большой любовью, ни на минуту не меняясь в лице, лишь иногда глаза под веками, давая о себе знать рисуют горизонт. Он что-то видит, мы не способны этого распознать, только он хозяин своего неделимого мира, и прямо сейчас он находится не здесь.

Совершенные движения руки, чувство баланса, давления на струны невероятного инструмента, спокойствие, и то, что он создавал всем этим.

Каждый взмах смычка в воздухе заставляет сердце колотиться, сквозь облако звуков сильнее.

Это продлилось всего миг, но мы точно поняли – этот человек необычный.

Мы смотрим вокруг в поисках того, что делает его необычным, но ответов на вопрос не находим, она сокрыта от нас, мы не способны постичь утопая в густой и всепоглощающей пустой тьме.

Тьма тьмущая – вот идеальное слово для описания всего, что нас окружает.

Огромное пустое пространство, ограниченное лишь полом и потолком, их разделяет всего два с половиной метра. Если взглянуть в даль, то помещение кажется бесконечным и не имеющим стен, лишь небесное пространство встречается нам, куда бы мы ни посмотрели. Если бежать в одном направлении, ничего не изменится – твоё положение в этом мире не значит ничего, настолько оно огромное и одинаковое. Мы будто находимся в бесконечном бутерброде из пола и потолка, а вне его – ничего, кроме луны и солнца.

Мальчик в одной белой футболке, которая явно ему не по размеру, как и всё вокруг, беззвучно шагает босиком по белому полу. Уже вечереет, и можно увидеть кроваво-алый закат. Он окрашивает всё вокруг в красный, прощаясь с ним на двенадцать часов, чтобы затем снова встретить его – только уже с другой стороны.

Мальчик начинает зевать, и, под влиянием неизвестной ему потребности, ложится спать на мягкую постель, такую же белую, как и всё вокруг. Температура здесь всегда стабильно тёплая – ни ветров, ни дождей, всё вокруг застыло, и только один нарушитель порядка спит прямо сейчас, становясь единым со всем.

Как только начинает светать, мальчик просыпается. Хорошо выспавшись, он снова начинает расхаживать. Он ходит – не знает зачем, но ему нравится. Наверное, он надеется, что даже в таком пустом мире есть что-то, кроме него самого.

Он натыкается на порцию еды, которую ему всегда приносят. Этот набор представляет собой: пакетик молока, два тоста с арахисовой пастой и джемом, и банку фасоли в томатном соусе. Каждый день он ест одно и то же, и, похоже, ему это не надоест. Он подсчитывает каждый рассвет, и сегодня был 437279-й восход солнца.

Каждый день ему в пути встречаются разные вещи: книги, конструкторы, пазлы, зелёные кеды, мягкие игрушки. Он всегда их подбирает и проводит время в компании с этими предметами. Он не знает их названий, но прекрасно понимает, что с ними делать, разбавляя скуку. Уже много тысяч дней прошло, он теряет нить жизни, лишь повторяя одно и то же от рассвета до заката.

Бесконечное пространство между полом и потолком размером с планету, откуда ни возьмись появляются предметы, а кровать возникает каждый вечер, когда мальчик хочет спать. Еда появляется тогда, когда он хочет есть.

Однажды он повстречал одну вещь, очень странную, как ему казалось. За все эти тысячи дней он не видел ничего подобного раньше, и даже для её описания ему не хватало слов.

Когда он не ходил, он лежал, просто смотрел в потолок, затем переворачивался на живот и глядел в горизонт.

Кто этот мальчик? Что он здесь делает? В этом мире, где только он – нарушитель тишины.

В один из дней он решил складывать все найденные вещи в одном месте.

Каждое утро он отправлялся в путь в поисках чего-то, стараясь не потерять дорогу обратно. Он не менял направление и шёл прямо. Подобрав то, что встретил, он возвращался тем же путём.

И уже через сотни рассветов и закатов он собрал море предметов, о применении которых даже не подозревал. Со временем мы увидели дом, построенный из подобранных им книг. Каждая книга прилегает к другой совершенно ровно, без неровностей и пустот, словно дом сложен из кирпичей. Он оказался довольно большим для постройки из книг. Внутри можно увидеть кровать и стол, на котором аккуратно разложен его завтрак.

Ему очень понравилось строить этот дом, чему он сильно удивился и не понимал почему. Даже несмотря на непонимание всего, что его окружает, он продолжал строить, и каждый раз ему приходилось уходить всё дальше и дальше, чтобы найти ещё больше книг.

В один из вечеров он лежал у себя дома и доедал тосты с арахисовой пастой и джемом, запивая молоком, твёрдо решив, что сделает дом ещё больше.

Утром он отправился по другой дороге. За все эти дни путь, по которому он ходил, начал проседать и стал ниже остального пола. Он всегда ориентировался по солнцу и луне, чтобы не потерять свой дом.

Но в этот раз почему-то луны и солнца не оказалось.

Он шёл, пока не осознал, что потерял свой дом.

Солнце и луна, которые были с ним сотни тысяч рассветов и закатов, вдруг исчезли.

И вместе с ними исчез его дом из книг.

Мальчик наконец-то почувствовал что-то внутри себя.

Обычно он всегда был пуст, но эта пустота ощущалась по-другому – очень тяжело.

Мальчик лёг на пол, продолжая смотреть в потолок. Он ел появляющуюся рядом с ним еду, спал, лежал.

Он понял, что ему нужно искать дорогу домой, но сколько бы он ни пытался, казалось, он только терял путь, всё дальше и дальше отдаляясь от дома.

Тёмная лаборатория. Здесь очень тесно, и только в одном кресле сгорбившись сидит мужчина. Потолок такой низкий, что кажется, будто стены вот-вот раздавят его. Отовсюду свисают провода, на столе – куча кнопок, рычагов и экранов, а пол завален посудой из-под полуфабрикатов.

Он в белом халате, сидит так уже не первый десяток часов. Его глаза прыгают по тексту на экране, покрасневшие, усталые. Он нервно моргает, пытаясь унять боль. На столе стоит графин, на дне которого осталось немного кофе. Резким движением он достаёт энергетический батончик, разрывает упаковку и жадно кусает. Похоже, он был очень голоден.

Но отрываться от работы нельзя – либо сейчас, либо никогда. Он быстро печатает кому-то через компьютер, его пальцы лихорадочно стучат по клавиатуре, покрытие клавиш давно стёрлось. Получив ответ, он с силой бьёт по столу и хватается за голову. Закрывает руками глаза и вздыхает.

– Почему? Почему всё так произошло? – с дрожью в голосе шепчет он.

Через минуту, собравшись, он начинает работать ещё быстрее, будто прежняя цель больше не имеет смысла. Его правый глаз дёргается, он резко даёт себе пощёчину – и глаз приходит в норму.

Рядом начинает звонить телефон.

– Да чтоб вас! – кричит он и хватает трубку. – Всё выходит из-под контроля! Программное обеспечение дало сбой!

– Я приказываю вам немедленно прекратить испытания и заморозить операцию, – строгим, холодным голосом говорит человек на другом конце линии.

– Скажите мне, какая уже разница? Всё кончено. Ведь так?

– Я приказываю вам немедленно прекратить эксперимент, – голос становится громче, но затем смягчается. – Доктор, сделайте это хотя бы в последний раз.

Мужчина, всё ещё держа телефон, закидывает его над головой и всхлипывает в рукав. Затем встаёт, решив закончить всё как есть, и направляется к двери.

Но вдруг земля начинает дрожать, а электричество гаснет. В подземной лаборатории становится кромешно темно. Теперь мужчина почти бежит, вокруг включаются сирены, оглушительно предупреждая об опасности. Они буквально кричат с такой громкостью, что он закрывает уши от боли, но всё равно ускоряет шаг.

Лёгкие горят, сердце колотится, мышцы простреливает болью. В глазах темнеет, голова кружится, он едва не падает от усталости.

В коридорах подземной лаборатории начинают трескаться стены. Звук разрывает воздух на атомы.

Наконец, запыхавшись, он добирается до огромного подземного ангара.

С потолка сыплется штукатурка, где-то искрит оборванный провод. Сирены воют так громко, что он едва слышит собственные мысли.

Он добирается до двери «Операция Ф123», но карта почему-то не срабатывает.

– Чёрт! – он снова и снова проводит картой, наконец дверь поддаётся.

Но едва он вбегает внутрь, всё здание содрогается, и из вентиляционной шахты с грохотом срывается тяжёлая панель. Мужчина пригибается, укрывая голову руками.

Не теряя ни секунды, он бросается к рычагу.

Он разбивает руки о стекло, покрывшееся кровью. Осколки впиваются в костяшки кулака, превращая их в кровавое месиво, но он продолжает бить, пока стекло не осыпается. Дёргает рычаг левой рукой.

Вокруг сгущается тьма. Ангар со стеклянным потолком накрывает нечто чёрное, массивное. Гул становится оглушительным.

Земля содрогается. Всё идёт ходуном.

Потолок рушится, стены осыпаются, словно карточный домик. Даже призванные выдерживать девять баллов землетрясения железобетонные стены не выдерживают.

Мужчина падает, не в силах устоять. Его барабанные перепонки уже давно лопнули, кровь идёт из ушей и стекает ниже.

Он ложится на пол, просто наблюдая за всем этим.

Без страха. Без боли. Без разочарования.

Он смирился.

Только механически оплакивал свою судьбу, осознавая, что всё больше не имеет ценности.

Через доли секунды его раздавливает огромный обломок стены.

От него не остаётся ничего.

Глава 3 «Амиру»

Он лежит на том же месте, в углу комнаты, через окно падает синий свет от луны. Некоторое время он так и остаётся в позе эмбриона, сосёт палец, его глаза едва открываются и закрываются – сознание начинает пробуждаться. Мы слышим его ровное дыхание, как урчит голодный желудок, в который не попадало ни крошки уже несколько дней.

Глаза открываются, взгляд падает на комнату, в которой он находится: белый потолок, кровать, ковёр. Холод, наполнивший это пространство, становится причиной его пробуждения из крепкого сна. Проснувшись, он не спешит вставать на две ноги, а ползёт на четвереньках, чтобы закрыть окно, словно младенец семенит руками и добирается до цели. Оно было распахнуто в этот ночной, холодный март. Попытавшись встать, он корчится от боли в конечностях и спине – слишком долго он лежал в одном положении. Спустя время, немного размявшись, он, наконец, смог подняться и закрыл окно, выдохнув с облегчением.

Стоя у окна, он не вымолвил ни звука, лишь его ровное дыхание и гудение холодильника на кухне наполняли тишину. Наконец, обратив на это внимание, он обнаруживает, что дверь в его комнату была открыта, а окно оказалось распахнутым не случайно. Он замер, в уме пытался восстановить цепочку событий. Он спал долго, и, похоже, кто-то хозяйничал в его доме, пока он был без сознания.

Живот всё ещё жалобно урчал, требуя пищи. Неуверенными после сна мягкими шажками направился на кухню. Всё было на своём месте, ничего не изменилось, кроме открытых двери и окна.

В теле ощущалась слабость, конечности дрожали от бессилия. Он буквально лёг на стол, пытаясь своими дрожащими руками открыть пакетик с печеньем. В голове он всячески проклинал тех, кто придумал такую плотную упаковку – её невозможно было разорвать. Или, может, он просто был слишком слаб? Взяв нож, он кое-как смог проковырять упаковку, но, всё ещё лёжа с дрожащими пальцами случайно острием проткнул средний палец левой руки.

Порез был глубоким, даже кость виднелась. Истекая кровью, он машинально засунул палец в рот, глотая свою же кровь. Тёплая, со вкусом металла и глюкозы, она стекала по пищеводу. Но здравомыслие взяло верх, не позволив ему продолжать пить её. Он бросился искать бинты.

Всё ещё держа палец во рту, он копался в шкафу, в поисках чего-нибудь, чем можно обмотать рану. Наконец, нашёл кусочек бинта и плотно наложил его на рану, обработав всё. Выдохнул с облегчением – теперь кровь не пропадала понапрасну.

Вернувшись на кухню, он буквально разорвал упаковку, не думая о порядке и крошках, рассыпанных по полу, – жадно поглощал печенье одно за другим. В голове звучала лишь одна мысль: "Если ты это не съешь – умрёшь."

Забив желудок кучей печенья, он сел в своё кресло и просто созерцал момент.

Тусклый свет доходил до его мозга. Закрыв глаза, он не спал, а завис между сном и реальностью – настолько был обессилен.

Он был первым ребёнком хирурга, мать же занималась домашними делами.

Вечно какой-то оторванный от реальности, он точно не был ненормальным.

Среднего роста и обычной внешностью, он не выделялся ничем, талантов у него не было, просто был очень усердным и позитивным. Учился хорошо, имел друзей, не слишком заметный был паренек, с такими же типичными интересами, как и у всех подростков иногда грустил и злился. Много разговаривал и часто сам не замечал что собеседнику это не интересно, но в остальном всё с ним было хорошо, ни вредных привычек или проблем со здоровьем, занимался бейсболом и с переменным успехом занимал призовые месте.

Так было до определенного момента пока не случилось это.

В одном жилом зданий на самом верху тридцатого этажа горит едва различимый в контрасте ярких огоньков города свет. Свет этот казалось последняя надежда, подзывает нас к себе. Здание вся состоит из тысячи окон, в каждом из окон обитает чья та судьба, проживается жизнь, переживается жизнь, меняются жильцы, умирают и рождаются.

Горящий свет исходит из монитора и небольшой настольной свечи о которую поджигал сигарету мальчик. Мальчик сидит в наушниках где играет его любимый и единственный плейлист что он сохранил до этих дней, остальные просто не дожили до этого они были удалены навсегда из жизни мальчика и он больше не хочет их слушать так как это напоминает ему о прошлом.

Мальчик в чёрной широкой футболке и таких же широких штанах сидит перед монитором и что-то печатает, иногда делает паузу обдумывая что-то. Его глаза скачут по экрану, читая слова а его мозг обрабатывает буквы и их смысл, затем создаёт образы ассоциации заложенных у него с того момента из детства когда дети учатся говорить. Парень держит ухо в остро и тщательно следит чтобы родители не обнаружили его неспящим в позднюю ночь да ещё и с сигаретой. Он снимает наушники прислушивается а после возвращается к своему делу. Яркость монитора снижена и букв не разобрать, а потому он приближает лицо и в упор читает всё что ему нужно. В темноте он умело набирает текст не допуская не единой ошибки, быстрые и ловкие пальцы скачут от одной клавиши к другой, клавиши такие что не издают характерный звук шелчка, он специально выбрал такой чтобы по ночам тихо печатать. Похоже он с кем то разговаривает:

– Давай завтра погуляем и сходим в копьютерный клуб, а то денег на покупку этой игры у меня нет, хоть и комп довольно мощный. Но без игр бесполезный.

– Давай, я тоже хочу попробовать новую игру его выпустила компания modern gaming слышал? Называется Dark sunshine.

– Ого интересное название, о чём оно? Хоррор какой то?

– Да нет не хоррор, наверное хотели какое то пафос и не более но говорят интересная игра, название не более чем просто буквы смысла в них нет.

– Но должна же ведь быть хоть какой-то смысл в них разве нет?

– Да но не в этом случае похоже, идей больше нет чтоли.

– Ясно.

Время 1:11 Мальчик с пронзительным взглядом смотрит на стену, кажется он обдумывал что-то глубоко заглядывая не только в себя но и в сущность всего что его окружает. В небольшой комнате почти что ничего, матрас для сна на полу, шкаф с вываленной туда кучей одежды которую он уже давно не носит, компьютерный стол, кресло, и? И всё, никаких плакатов и постеров с его любимой поп группой или фильмом, только постер с его любимой бейсбольной командой, собственно бейсбольный мяч с автографом и бита. В его комнате не было ничего выделяющегося всё только то что необходимо для его жизни и не более. В комнату сквозь панорамные окна падает лунный свет окрашивая всё в морской синий цвет. За окном огромный город ставший мёртвым в зимнюю ночь и только несколько машин в округе проезжают и несколько огней из соседних зданий. Город этот как единый организм не нуждался в нём хотя это было взаймно, он тоже никогда не нуждался в ней. Он понимал что в таком мире какой у него сейчас места себе никогда не найдет. Он чувствовал как единая человеческая судьба обвивает его словно удав и начинает душить чтобы в конце концов проглотить целиком и переварить. И как этого избежать? Он не знает и потому так активно думал, времени всё меньше а смерть всё ближе. В комнате ни шороха, всё застыло как на картинке где только он был нарушителем порядка. Тонкий слой синего света падает на предметы, а они начинают светиться то сильнее то слабее. Облака закрывают собой луну и наступает тьма тьмущая. С наступлением полной темноты он теряет ориентацию в пространстве и начинает ходит на четвереньках чтобы ощупать кнопку включения монитора. Но даже своими ловкими пальцами он не находит кнопку и долго начинает елозить руками. В комнате становится совсем темно что даже своих рук не видно, а освещение города слабо помогает ибо она тоже лишилась луны. Под покровами мрака пока он пытается найти кнопку где-то в углу комнаты кто-то находится и наблюдает за всем этим. Мальчик ничего не замечает и продолжает поиски, этот кто-то начинает перемещаться по краям комнаты в самых тёмных его уголках пытаясь осмотреть мальчика со всех сторон казалось он здесь только за этим. Как только мальчик находит кнопку он нажимает в неё и тут же начинает работать кулер системного блока начиная гудеть. Этот кто-то подходит к мальчику всё ближе и ближе. Монитор загорелся а кто-то со свистом ускользнул подальше скрываясь от мальчика. Мальчик услышал странный звук, уш сильно она выделялась в такой тишине, постукивания шагов по ковру чего то легкого и маленького. Но он не долго думал об этом, как только компьютер включился он взялся за свой дела играя по клавишам.

Он выкуривает сигарету, тушит о фарфоровую пепельницу, открывает чёрный мусорный пакет под столом и кидает всё содержимое. После достав из шкафчика опрыскиватель с запахом лайма он

Брызгает его в воздух чтобы удалить табачный запах. Он берёт в руки клавиатуру и снова начинает печатать.

Он печатает:

– Сущее есть основа мира, как ты собираешься жить в мире даже не имея представления о ней. – Произнес он, зная что никто его не слышит.

–…

Ладно ответа нет так нет. Пойду заварю себе кофе.

Мальчик тихо вышел из комнаты и зашагал по тёмному коридору, из тени кто-то всё ещё наблюдал за ним. Зайдя на кухню он включает фонариком телефона свет не желая вызывать подозрений. Одной рукой берёт пакет с кофе держа телефон подбородком другой рукой ложкой засыпает туда два раза, затем сливки, всё это залил кипятком. Ложка звонко ударяется о стены кружки, мальчик пытается делать это тише, но плохо получается. Попутно перемешивая в кромешной тьме он перемещался по коридору и дошёл до своей комнаты. Он сел на кресло и начал медленно пить кофе предварительно подув, касается губами почувствовав его температуру и так заново дует раз за разом пока наконец не сможет глотнуть. Горячий кофе со сливками обнимает его горло, обволакивая теплом спускается вниз по пищеводу а он после глотка поднимает голову и закатывает глаза. Одевает наушники и начинает слушать музыку в такт постукивая пальцем о кресло. С музыкой он никогда не расставался всегда слушает когда удаётся уединиться. Музыка стала его альтер эго, показывая его те черты которых он скрывает от окружающих.

Время 2:09

Мальчик ложится на пол и начинает качать пресс. Он верил что через совершенствование тело он совершенствует и свою душу.

Ложиться и встаёт – ложиться и встаёт, движения очень естественны и легки для него он так делал не одну десятки тысяч раз и каждый раз он делает это старательно. Мышцы живота начинает жечь сильно, от боли мальчик ложится пытаясь унять его. После он встаёт в упор лёжа и начинает отжиматься от пола преодолевая силу притяжения своими мышцами он поднимает себя – опускает, поднимает – опускает и так пока сотню не сделает. Встаёт и начинает делать приседания для тренировки ног, он всегда стремился к балансу будь то в учёбе или количестве мышц в разных частях тела. Либо всё, либо ничего.

Проверяет компьютер, Алекс до сих пор не отвечает на экране светит нет связи. Он вздыхает и заново ложиться на пол но не с целью поупражняться а с целью просто потыкать глазами в потолок, надеясь что он сможет наконец-то уснуть.

Время 3:27 Наконец-то луна показалась а тучи рассеялись. Кто-то пропал из виду растворившись в стенах этой комнаты. Мальчик до сих пор не может уснуть. Он встал и начал смотреть в панорамное окно, и уже через мгновение он прилип к ней лбом и смотрел вниз с тридцатого этажа апартаментов Diamond buildings внизу колышутся кроны деревьев покрытые толстым слоем снега осыпаются при каждом вздрагиваний ветра. Мальчик вцепился пальцами в стекло, он представлял себе смерть – как сейчас стекло не выдержит такого давления и треснет превратившись в осколки которые воткнуться ему прямо в тело. Он падает пока над пропастью крошечные осколки вонзаются ему в лицо, под ним семьдесят метров пустого пространства, между смертью и жизнью его разделяет лишь сантиметр тонкого и хрупкого стекла. Что он ощутит при столкновений с землёй ему самому было любопытно, он упал на колени перед окном и начал смотреть на свой ладони, рассматривал его аккуратно со всех сторон, щупал его второй рукой, проверял живого ли человека эти руки. Он начал щупать лицо его рука скользила вниз с глаз до губ тщательно чувствуя подушечками пальцев каждую складку и неровности черепа. Резким движением он дёрнулся и побежал в ванную, с грохотом распахнул дверь и громко зашагал без прежней осторожности. Видит себя, глазами вцепился в своё отражение, заглядывает в свой же глаза будто ищет что-то скрытое от него. Что-то чего он не способен постичь.

Отражение в зеркале мерцает и трясется будто припадочный и он начинает трястись, всё его тело накрывает волной с которым он ранее не был знаком. Его мышцы сводит судорогой сопровождаемый сильной болью но даже вскрикнуть у него нет сил, мышцы гортани не управляются им. Все мышцы расслабляются с неожиданностью для него и он падает на пол ударившись головой о кафель. Он упал, он всё видит но двинуться не может, не понимает что с ним происходит даже идей на этот счёт не имеет. Волна страха от неизвестного проносится с макушки головы до пальчиков ног, весь побледнев он осознаёт что не способен как либо двинуться, его тело что-то незримо сковывало превратив его в тряпичную куклу потерявший своего хозяина. Он заперт, в своём же теле.

Я не уверен, действительно ли это произошло, но воспоминание слишком яркое, чтобы быть простой фантазией. Возможно, это всего лишь баг моей памяти, но тогда мне казалось, что это реальность. Мне было три года, и я плакал. Нет, не просто плакал – орал изо всех сил, пока горло не начало саднить, а воздух не превратился в горячий поток отчаяния.

Квартира была огромной, по крайней мере, в моём детском восприятии. Бесконечный лабиринт комнат и дверей, за которыми могла скрываться мама. Но её нигде не было. Паника висела в воздухе, словно густой туман, который я будто ощущал кожей.

И тут появилась она. Женщина. Её лицо было размытым, словно видимым через мутное стекло, но что-то в ней напоминало маму. Или это просто мой мозг тогда ухватился за единственную надежду? Она подошла ко мне быстро, резко. Её движения были странно механическими, почти как у сломанной заводной куклы.

Прежде чем я успел понять, что происходит, она схватила меня за руку. Её пальцы были холодными, как лёд. Она толкнула меня, и я упал на пол. От удара на глаза навернулись слёзы, но боль тут же потонула в новом, куда более сильном страхе.

Женщина подняла меня и буквально швырнула в сторону открытой двери туалета. Тёмной, холодной, как глотка чудовища. Я попытался вырваться, закричал, но она оказалась сильнее. Она втолкнула меня внутрь и захлопнула дверь. Я услышал щелчок замка, а потом наступила абсолютная темнота.

Я кричал. Громче, чем когда-либо в жизни. Но тьма была глуха. Воздух вокруг казался плотным, как если бы я дышал через мокрое одеяло.

И вдруг я понял. Это была мама.

Я сидел на полу, обхватив себя руками, и слушал, как её шаги затихают где-то вдалеке. Мама. Почему? Почему ты оставила меня здесь? Зачем ты сделала это?

Мрак казался живым. Он дышал. Шевелился. Я был уверен, что он смотрит на меня. И в тот момент я понял, что страх – это нечто большее, чем просто чувство. Это существо. И оно было там, в темноте, со мной.

Перед ним за секунду проносится силует кого-то крошечного и непонятного и так же быстро скрывается растворившись в стенах апартаментов Diamond buildings.

Время 3:45 В тридцати этажах и сотни квартирах все мирно спят в ожидании рассвета, в мыслях завтра будет так же как сегодня.

В тёмных улочках зимой ночью сейчас никто не обитает. В ушах тоскливый гул ветра, всё застыло словно сломанный механизм, что-то было не так в этом мире. Огромные бетонные дома между которыми зазор всего полметра. На улицах мерцают фонари, их свет колышет перед глазами постепенно отдаляется, сменяются виды и здания но всё равно ничего не меняется.

Подозрительный мужчина расхаживает по голым улицам. Что он тут делает?

Расхаживая вокруг казалось он здесь не просто так, мистический силуэт мужчины искал что-то в этом месте. А его глаза всё так же нелюдим и прозрачен без намёка на человечность. Он вытаскивает телефон, старый на проводах для набора номера крутящийся диск с цифрами на каждом углубления. Ловким движением пальцев он набирает номер из девяти символов.

– Гудок…! Гудок…! Гудок…! – По ту сторону провода никто не берёт.

Мужчина спокойно берёт телефон прячет под пальто и идёт дальше.

Из под пальто идёт неразборчивое шипение. Мужчина не обращает на это внимание, что-то подпевая он кружится посреди улицы в зимнюю ночь. Танцует руками, ногами, вскидывает голову вверх да так что его шляпа мягко падает на снег. Ветер со свистом пролетает мимо мужчины утаскивая с собой шляпу. Мужчина смотрит вслед за ветром, за шляпой а после как ничего и не было танцует посреди улицы в ночную зиму.

Глава 4 «Аомори»

Я проснулся, потерянный в глубоком сне я наконец вернулся в реальность.

Посмотрел на время, часы показывали 14:34 похоже я малость переборщил со снотворным и полностью вырубился, как только сел голову накрыло волной боли, каждое движение головы встряхивал мой мозг. Пока я сидел и пытался успокоить своё сердцебиение мне начинало казаться будто моему мозгу душно в этом черепе и что ему очень тесно и неуютно, я даже чувствовал свой мозги как оно не может вдохнуть полной грудью а череп сдавливает его не давая даже хоть как то шевельнуться.

От попытки успокоить сердцебиение, я ещё сильнее чувствовал свой мозги, мне хотелось вскрыть себе череп и почесать место которое мне беспокоит, пустить воздух к нему и дать отдохнуть. Мне самому становилось тяжело дышать, я еле встал и доковылял до двери распахнув его, холодный ранний весенний воздух тут же ворвался в дом, дав мне свободу, я больше не ощущал чувство давления а мозги перестали чесаться. Наконец я вдохнул с облегчением и взглянул на мир вокруг, птицы сидят на проводах и антеннах, солнце пробивается сквозь тучи, подтаявший грязный снег укрывшийся в тени. Мой дом был в коттеджном городке, и я наблюдал за соседними домами, у домов этих разные крыши это всё потому-что разрешили покрасить их по усмотрению владельца, удивительно как все покрасили свой крыши в какой то цвет а я нет, а так получилось что теперь моя крыша выделяется больше чем их цветная. Но что бы ни было все дома были одинаковыми, незначительные изменения внутри, мебель, ремонт, вещи, но те же стены, планировка и фундамент всё неизменно.

От холода я обратно зашёл домой, взглянул на свой дом со стороны, упаковки от полуфабрикатов и снэков, банки из под пива и колы. Мой дом превратился в свалку сделанную мной же. Я страдал от депрессии почти пять лет, сейчас же мне чуть полегчало от приёма антидепрессантов, от чего именно у меня была депрессия? Нельзя сказать что-то определенное, этому способствовало всё вокруг.

Если бы меня попросили описать мою жизнь картиной я бы показал им чёрный квадрат где чёрными чернилами написано «Ничего».

Этот месяц он проводил свой дни примерно так же как и остальные месяцы. Игрался с мячиком, медитировал, делал растяжку, ходил в магазин за продуктами, ел и спал. Иногда смотрел фильмы и пытался читать книги, но тут же захлопывал оставляя пылиться дальше. Он много думал, о том что нужно изменить в своей жизни, он вовсе не хотел так жить, просто ему не повезло.

Я проходил по улицам, встречал людей. Каждый из них был счастлив встречать этот закат. Им было кому рассказать своё счастье и горе, им было за что цепляться в жизни. У каждого был свой костёр жизни, который грел их. А я? Я лишь останавливался погреться, а затем шёл дальше, так и не почувствовав тепла. Мой образ жизни, который я имел, был лишь фальшивкой. Я жил так, потому что не знаю, как жить иначе. Мне лишь остаётся смириться и идти туда, куда идут все. Учиться в школе, получить образование, найти работу, а затем работать от месяца к месяцу, пока не встретишь свою любовь и то в лучшем случае. Возможно, это лишь кажется любовью, возможно, потом чувства утихнут. Вы можете разойтись или вступить в брак и создать семью, а затем завести детей, что является биологически самой важной целью организма. Потому секс и любовь – самое высшее телесное удовольствие в жизни каждого. А после состариться, выйти на пенсию и умереть.

Конечно, всё это неплохо. Всё это существует, потому что это жизнеспособная модель, которую приняло общество. Ничего лишнего – просто делай это, и будешь счастлив. Конечно, есть исключения – не всем такое нравится, и каждый волен жить, как ему угодно. Но мы всё равно люди, и организм у нас устроен одинаково. В конце концов, мы придём к одному и тому же. Сопротивляться этому бессмысленно: все живут так, может быть, немного иначе. Жизнь у каждого бывает ярче или тусклее, но в сути она одинакова. Этот образ жизни, закрепившийся в обществе, в идеальных условиях обеспечивает все биологические потребности человека. Друзья, любовь, еда, тепло – всё это есть. И я бы сказал, это хорошо: есть путь, и лишь следуя ему, можно стать полноценным членом общества и жить счастливо. Но люди бывают разные и мы сложнее чем мы думаем. Как и я.

Переживая каждый день одно и то же, я сильно страдал от скуки. Жизнь становилась однообразной, дни сливались в один, а время просачивалось сквозь пальцы, как песок. А книги, сериалы, фильмы и игры – лишь утешение, отвлечение от реальности, немного заглушающее скуку, пока ты не просыпаешься, осознавая, как всё это накрыло тебя волной и не позволяет выйти за пределы этих миров. Ты так и остаёшься запертым в этих придуманных мирах, упуская реальность, пока в конце концов не умрёшь.

Я хотел жить, как все. У меня даже неплохо получалось, но я никогда не чувствовал, что это приносит мне хоть малейшее удовольствие. Казалось, я оторван от людей. Я был с ними так близок, но одновременно так далёк. Каждый день я встречался с людьми, здоровался, разговаривал. Со стороны казалось, что мы едины душой. Но на самом деле я всё ещё был одинок. Даже находясь в одной постели с девушкой, я реагировал на неё лишь тем, что у меня между ног. Я не мог любить, и меня никто не любил. В конце концов мне всё это надоело. Я решил немного изолироваться от людей и светской жизни с целью найти что-то другое, начав жить по иным стандартам. Так прошло несколько месяцев, но ничего не изменилось. Хотя что я ожидал? Сам не знаю.

У меня нет никого. Как и в душе пусто. Я пытался заполнить эту пустоту кем-то, чем-то, и каждый раз терпел неудачу. Я сильно устал от всего этого и решил избавиться от всего, что у меня было: привычные дела, люди – всё исчезло. И вместе с этим исчезло последнее, что сохраняло мой рассудок.

Это были тяжёлые недели, в котором я окончательно потерял всё. В эти недели я целыми днями лежал, смотрел в потолок и думал о всяком, не зная, что мне делать. Прерывался лишь в туалет, и

мастурбацию, которая немного притупляла боль, но после оставляла меня всё более пустым.

Практически не ел, только пил воду В то время мысль о самоубийстве нахлынула на меня особенно сильно, полностью поглотив мой разум. Мне всё равно было незачем жить. Мне всегда казалось, что я проживаю не свою жизнь и заперт здесь навсегда. Так почему бы не избавиться от этого? Освободиться от оков телесности, даже если для этого придётся стать куском мяса. Или даже – ничем.

Эта мысль была очень заманчивой, и я думал о ней серьёзно. Мне не было грустно или тоскливо. Мне просто хотелось всё закончить. Я думал об этом с мыслью, что хотя бы не придётся больше жить. Не нужно двигать тело, мучиться мыслями, слышать, видеть, существовать… Просто исчезнуть казалось мне лучшим решением.

Я придумывал, как это сделать. Предпочитал самый безболезненный способ. Хотя какая разница, если всё равно умрёшь? Разбиться о землю – это был вариант, не требующий ничего, кроме умения залезать на высокие здания. И я начал готовиться к этому.

Я наконец дошёл до дома, здание было старым, местами потрескавшиеся стены и слезшая краска, и немного покосившаяся крыша. Я с небольшим трудом открыл дверь и начал шагать по коридору. Мои шаги эхом отражались от стен тихого и пустого коридора, звонко отдаваясь в ушах.

Наконец, поднявшись на нужный этаж, открыв дверь ключом, я распахнул двери. Сегодня должна начаться моя новая жизнь. Первым делом я переоделся во всё домашнее, а затем начал складывать всё, что у меня было, в отдельную коробку: книги, тетради с моими записями и стихами, диски и журналы с порнографией, проигрыватель дисков и монитор. Всё, что когда-то занимало мою прошлую жизнь, должно сгореть.

Каждое свидетельство о моём существовании должно исчезнуть. Лишь на бумаге я буду когда-то живым человеком. Оставил лишь одежду, радио и постель. Завершив это, я пошёл в душ и тщательно тёр себя мочалкой каждую часть своего тела. А после подмёл всю комнату веником, выдраил все поверхности от пыли, расставил всё, что осталось, более-менее гармонично.

Когда после смерти ты не оставляешь ничего после себя, а ты ещё и малообщительный, можно сказать, что тебя и не существовало никогда, и лишь на бумаге ты был человеком, а весь твой жизненный опыт, мечты и страдания сгорят в крематории. Это конец каждого, кто пуст внутри и снаружи, это путь того, кто не знает, зачем ему жить.

Выйдя из душа, я вынес коробку со своими пожитками на задний двор этого здания, тут обычно никого нет, и принялся осуществлять свой план. У меня была зажигалка, хоть я и не курил, возможно, думал завести костёр в случае, если придётся выживать. Теперь я вспоминал с иронией, понимая, как всё может в жизни поменяться. Полил бензин и поджёг.

Пламя медленно разгоралось, распространяясь всё больше и больше, так же медленно уничтожая всё то, что когда-то занимало мою жизнь. Диски с порнографией, наверное, были единственным, что утешало меня, позволяя хоть на время забыть бренность бытия. Сотни стихов, написанных мной, сидя на балконе в одинокие ночи под джаз.

Тысячи страниц записок, которые я хотел оставить после себя, теперь стали лишь чернилами на бумаге, такими же безразличными для меня, как и всё мне на тот момент.

Пламя разгоралось сильнее, вспыхивало, меняло цвет и формы, и снова вспыхивало под порывами ветра, несущего тёмные и густые тучи. Они покрыли всё небо, а ветер принёс с собой холодок. Я стал надеяться, что это не помешает моей задумке. Но всё оказалось намного реалистичнее, и начало капать с неба. Капли были тяжёлыми, холодными, с каждой секундой облака рыдали всё сильнее и сильнее, пока все падающие капли не превратились в поток нескончаемой воды. За доли секунд пламя было потушено, и похоже, не скоро сможет сгореть, а я весь намок. Холод загнал меня домой. Не стерпев телесных позывов к теплу, я решил прислушаться и вернулся к себе домой.

Поменял одежду, собрал грязную одежду и бельё в ящик. Мне нужно было сходить в прачечную. Но, выглянув из окна, понял, что не скоро выйду на улицу: вода лилась как из ведра, а люди и животные попрятались кто куда. Я сел на пол, прислушивался к шуму дождя, как капли бьются о поверхность. Это вызывало вибрацию в воздухе, а после мои ушные раковины улавливали звук, позволяя ему проникнуть глубже и дойти до самого мозга.

Весь мой разум был поглощён шумом, шумом дождя. Ни голосов, ни мыслей, ни картин не было, только шум и ощущение прохладного ветра сквозь открытое окно. Холод проникал в комнату, постепенно заполняя всё вокруг. Я сидел неподвижно, в состоянии нирваны принимал всё как есть: свою судьбу, своё тело, свои мысли, себя, жизнь, мир, вселенную.

В сравнении с масштабами вселенной я был ничем и повлиять не мог ни на что. Но я существую, а жизнь – это тоже явление природы. Жизнь, наверное, самое удивительное в этих бескрайних просторах вселенных, где расстояние между галактиками огромно, так же, как и расстояния между звёздами. Всё находилось очень далеко, но одновременно и близко.

И в одной голубой точке в этом бесконечном пространстве существует жизнь, невероятная по сути, а с тем же невероятно присутствие сознания у нас. Зачем оно существует? Разве не было бы легче быть такими же примитивными, как бактерии? Хотя нет, мы и есть кучка клеток, которая управляет почти всем в нашем теле. Но особенность высокосознательных существ именно в способности отделения себя от клеточного, сопротивляться ему и идти в другом направлении, менять всё, и даже убить себя мы способны, хотя это противоречит самой цели жизни, но это возможно.

Я вдумывался во всё, что меня окружало, каждый элемент вселенной не оставался без моего внимания. Я проникался во всю эту сложность и необъяснимость происходящего со мной. Почему живу я, а не кто-то другой? Если бы всё сложилось немного по-другому, меня бы здесь не было. Где бы я был? Наверное, нигде, в том месте, куда мы возвращаемся после смерти. Мы всего лишь тело? Или у нас есть душа? Возможно, и то, и другое неверно. Есть ответ, но который мы не способны осознать. Как если бы попытаться представить несуществующий цвет – мы только знаем, что его не существует, просто невозможно, но он есть.

То есть для нас есть только то, что мы лично наблюдали? А если мы не способны? Как бы мы знали о том, как звучат явления, если бы не слух? Вот здесь так же. Человек – странное существо, обречённое на страдания. Он так умён, что его мучают сложные вопросы, но так глуп, что не может на них ответить. Так что же? Наверное, я просто дефективное создание, которое не сможет продолжить род и обязано сгинуть под естественным отбором.

По мере того как холодный воздух заполнял комнату, я уходил куда-то далеко, и даже холод не заставлял меня вернуться в реальность. Я окончательно отделился от жизненного потока и стал лишь наблюдателем, который только смотрел, как поступало моё тело на те или иные события, не вмешиваясь и не комментируя происходящее. Я лишь наблюдал, ибо был обречён на это.

Меня не тревожило ничего, ничто не пугало меня, ничего не касалось моей души – так далека она была и занята чем-то другим. Вещи, которые волновали других, не существовали для меня. Я проходил мимо и не замечал этого, ибо был обречён на это.

Я открыл глаза, прозрачный свет проникал сквозь небольшую щель в облаках и освещал мою комнату. Ветер гулял по комнате, ласково обдувая меня со всех сторон. С открытого окна подул ветер, уносящий с собой лепестки. Попав в мою голую комнату, они кружили вокруг, будто пытались показать своё присутствие. Они кружили в такт гармоничной, медленной музыке с одного края комнаты на другой, пока дождь не переставал идти.

Я снова закрыл глаза и, сам того не заметив, начал засыпать. Тьма утаскивала меня, и я заснул крепким сном. Прошло примерно двенадцать часов, прежде чем я проснулся. В голове было немного неясно и туманно, хотя я чувствовал себя хорошо. Окинув взглядом комнату, я увидел, что лепестки увяли и засохли, оставив после себя лишь крошки.

Повернувшись к окну, я увидел, что дождь ещё не прекратился, но уже шёл мельче, и сквозь тучи можно было разглядеть солнце или даже проблески его лучей. Холодный воздух витал в пространстве, но казалось, он лишь помогал мне расслабиться и заснуть. А во сне я не запомнил ничего, что было редкостью для меня, но я не придал этому значения.

Встав, я заправил постель и убрал то, что осталось от вчерашних лепестков. Я умылся и принялся за готовку завтрака. Открыв холодильник, внезапно обнаружил, что у меня нет яиц, как и хлеба для тостов. Сразу решил сходить в продуктовый, взяв с собой ту мелочь, что у меня осталась.

Надев свою толстовку, я взял зонтик и, не спеша, начал выходить. Спускаясь вниз по лестнице, я услышал едва уловимый голос котёнка. Он мяукал где-то, своим высоким голосом звал кого-то. Но опять же, я не придал этому значения и пошёл дальше по своим делам.

На улице в раннее утро не было никого. Везде слякоть, а маленькие капли щекотали нос. Я открыл зонтик и направился в продуктовый. В лужах вода была чистая, и можно было увидеть своё отражение. Дождь шёл то медленнее, то сильнее, стекая по краям зонтика.

Купив продукты, я осознал, что денег у меня больше не осталось. По возвращении домой я снова услышал мяуканье с конца коридора, но выдохнув, шёл дальше. Поднялся и зашёл в квартиру. Начал готовить, сперва разогрел сковородку на плите, а затем разбил яйца о стол, масла у меня не было, поэтому было решено жарить и так, благо соль оказалась. Обжарил яйца, оставив желток нетронутым, и понял, что яйца прилипли к сковороде, пришлось портить всю красоту. После нарезал хлеба для тостов и отправил на сковороду греться до румяности. Почувствовал запах свежего хлеба и положил всё, что приготовил, на свою единственную тарелку, взял единственную вилку и начал неспешно поглощать.

Делать было нечего, поэтому я просто лежал, скрестив руки на голове, слушал радио, по которому шла «Гимнопедия» Эрика Сати, и в дождь, в этой атмосфере пустой комнаты она поглощала всякого рода мысли и звуки, распространяясь по комнате словно солнечные лучи сквозь тучи. В воздухе витала аура спокойствия, а я полностью нырял в неё, даже не сопротивляясь, забывая обо всём.

В один день, с того ни с сего, Амиру продал свой дом. Теперь он официально бездомный. Что же он собирался сделать, мы не знаем, впрочем, наверное, он тоже не знает. Значит, так оно и должно было случиться.

Я продал дом, оставшийся от отца. За много лет в его отсутствие он потерял весь свой вид. Он сам его строил в молодости и хотел, чтобы я жил в ней, когда поженюсь.

Мне надоело всё это, нужно что-то менять, начинать жизнь с чистого листа, а переезд был весомым событием для изменений в жизни каждого. Хотя, если внутри ничего не меняется, не меняется и снаружи, ибо то, что снаружи, создаётся тем, что внутри.

Первым делом собрал то, что у меня осталось: одежду, бейсбольная бита и мяч, паспорт, блокнот и ручку. Всё аккуратно сложил в свою сумку со времён школы.

Уже было тепло. Апрель вовсю палил солнцем, а снега уже нет. Погодка стояла отличная, ни жаркая, ни холодная. Давно же я не выходил из дома. Машины проносились мимо меня, люди вокруг шли, уткнувшись в телефон, или с кем-то болтали. От количества звуков, света и вещей вокруг я немного растерялся, было очень непривычно. Сел на такси, чтобы поехать на вокзал.

Машина была вся затонированная, неизвестной для него марки. Таксист – японец в возрасте. По динамикам радио шла музыка. Некоторое время он не обращал внимания на звук, думал про своё и был увлечён фантазиями о переезде в новый город. Вспомнилось, как он в детстве мечтал попутешествовать, побывать во всех городах Японии.

Музыка была знакомой, но которую он плохо помнил. Но в конце концов звучание музыки засело у него в голове, и его мозг на автомате начал перебирать варианты, откуда он мог это услышать. Музыка резала его слух, и он удивлялся, как таксист слушает это.

– Извините, можете поменять на что-то другое? Музыка режет слух. – Голос его показался ему чужим, и он прокашлялся, будто пытался вернуть всё на место. Таксист взглянул на него через панельное зеркало с ноткой злости.

– Нет, вправду, давайте поменяем музыку! – Теперь он начал повышать голос. Таксист посмотрел на него снова, уже с недоумением.

– Молодой человек, если вы не знаете, то скажу одно: моё радио не работает, и никакой музыки там не может идти. Как вы не можете понять? Вам бы поучиться манерам.

– Но я слышал что-то из радио, только что… – Пока он это говорил, ему пришло осознание, что больше ничего не слышит, кроме гудения машины.

– Если не верите, посмотрите. Вот, видите, выключено. – Таксист начал тыкать на все кнопки радио, чтобы показать его нефункциональность.

– Но как такое возможно… – Теперь он прохрипел как можно тише, чтобы ещё больше не показаться безумцем.

– Ничего страшного, бывает, показалось. У меня тоже такое частенько. Уже старый, и иногда путаю имена или голоса. Ну, знаете ведь… возраст не щадит никого.

– Ага… – Амиру снова погрузился в свои мысли.

– А куда вы едете, если не секрет?

– Пока не знаю…

– Странный вы, едете куда-то, не зная куда! – Заливаясь смехом, захрюкал он. – А знаете что? Люди часто плывут по жизни куда-то, даже не зная куда, лишь бы куда-нибудь. Ну, а бывает так, что это приводит к печальным последствиям. Кого-то – к счастью, а другие же довольствуются тем, что есть. Так что это нормальное дело. Не сомневайтесь, всё будет хорошо! Главное – думайте, прежде чем делать. А если всё плохо, хотя вы старались как можете, то так и быть, это ваша судьба. Жизнь – это такая штука: в один день есть, в другой день нет. Я вот всю жизнь работал, чтобы заработать на машину, теперь же работаю, чтобы заработать на лекарства… Эх, если бы я поступил иначе, наверное, всё могло бы сложиться иначе.

Пока старик разговаривал, его слова не доходили до Амиру. Лишь иногда он отвечал незамысловатыми вопросами и ответами.

Амиру доехал до вокзала и теперь выбирал, куда поехать. Вокзал был огромным, наполненным людским потоком, запахами еды и звуками: скрежет тормозов, объявления, шум шагов, перекрывающиеся продавцы. Люди с чемоданами, сумками на плечах, движущиеся в неизвестном направлении, будто миграция каких-то животных. Где-то в стороне тянулся ряд продуктовых магазинов, ресторанчиков, киосков с уличной едой. Желудок напомнил о себе – Амиру был голоден. Перебросив багаж на другое плечо, он двинулся к ближайшему киоску, откуда пахло чем-то аппетитным.

– Такояки? – с улыбкой спросил повар, ловко переворачивая шарики теста палочками. – Большую порцию, с соусом, – ответил Амиру, облокотившись на прилавок.

Через минуту он уже сидел на скамейке, держа в руках бумажный контейнер с горячими такояки. Но едва он собрался взять палочкой первый шарик, как его окликнули:

– Мужчина, можете мне помочь? Это очень срочно, пожалуйста!

Амиру поднял голову. Перед ним стоял совсем молодой, худой паренёк, лет восемнадцати, с огромной, нет, просто гигантской сумкой. Судя по его виду, она была ещё и тяжёлой.

– В чём дело? – отодвинув контейнер, спросил Амиру.

– Пожалуйста, помогите донести её до поезда! Я опаздываю!

Он уже собирался бежать, но, не дожидаясь ответа, сунул один из ремней Амиру в руки. Тот, немного замешкавшись, всё-таки схватил сумку – и потащил вместе с незнакомцем. Сумка была неподъёмной, и они едва не спотыкались, пока бежали. В последний момент они влетели на платформу. Кондуктор, увидев огромный багаж, мельком глянул на билеты и махнул рукой: проходите.

– Почему ты взял меня с собой? – спросил Амиру, переводя дыхание.

Парень рассмеялся, почесав затылок.

– А ты даже не сопротивлялся!

Амиру сдвинул брови.

– И что у тебя в сумке? Она слишком тяжёлая для обычной поездки.

Паренёк моментально стал серьезнее.

– Ты никому не расскажешь? – прошептал он.

– Зависит от того, что там.

– Если расскажешь… можешь умереть.

Амиру чуть напрягся. Это была угроза? Но, взглянув на мирное лицо паренька, он понял – скорее предостережение. Тот медленно начал расстёгивать молнию. Сумка чуть приоткрылась, но сразу было не понять, что внутри. Амиру наклонился поближе. В щели сверкнул пушок. Золотистый, мягкий, и он… светился. Амиру вопросительно посмотрел на парня, но тот не отреагировал. Лишь сказал тихо, даже не шевеля губами:

– Не смей открывать. Он сам должен выйти. —

Предупредил паренек

И в этот миг из сумки выбралось существо.

Оно было пушистым, золотым, размером с пуму, но казалось больше из-за густой шерсти. Длинная морда, как у ихтиозавра, узкие почти незаметные глаза, лапки как у кошки короткие передние лапы, длинные задние, а за спиной – огромный беличий хвост, величественно возвышающийся над телом. Оно медленно подошло к Амиру, и тот почувствовал её – эту шерсть, невероятно мягкую, тёплую, шелковистую.

– Что… это? – едва выдавил он.

Паренёк спокойно посмотрел на него.

– Это существо из другого мира. И я собираюсь вернуть его. Такая у меня миссия.

После этого Амиру не спрашивал у него ничего так сильно он был впечатлен и его голову во всю заполняли мысли и возгласы, «Другие миры существуют!» Амиру так и уснул утопая в фантазиях сидя на своём месте.

Миллионы людей двигаются в одном направлении, смиренные и поспешные шаги, топот оглушает воздух, создавая множество звуков. Наверное, если очистить прочий шум, в шагах людей можно услышать аккорды «Лакримоза». В топоте толпы слова и их смысл теряются, утопая в массе шагов, ни одно слово не покинет его, он жадно поглощает всё, что в него попадает. Тела трясутся, будто вешалки с кожей, без намёка на жизнь, пот стекает по виску, жжение на ногах и боль в суставах – единственное, что напоминает им об их существовании. Движение напоминает парад мертвецов, оживших без причины. Лица уставших едва различимы между собой, глаза уткнуты на землю, слившиеся с тысячами пар ног, ни у одного из них не было смелости выйти из этого. Ведь вне его ещё страшнее. Первородный страх ведёт их за руку, обещая спасение, а они дружно хватаются, как могут. Они бегут, не зная зачем. Но они знают одно – это то, что не приснится, и нельзя проснуться. Они истощены, ноги медленно семенят, почти каждый чуть ли не засыпает, пробуждаясь лишь страхом быть растоптанным. Их глаза бегают по пространству вокруг, не зная, за что зацепиться. Единственное, что они видят, – спину того, кто идёт впереди. Никто не знает, кто идёт за ним, настолько они страшатся обернуться. Словно монстр из ночных кошмаров, он страшит людей, заставляет их идти. Останавливаться нельзя, ибо тебя растопчут, пока от тебя не останется лишь отбивная. Никто не говорит. Говорить не могут, не по силам им это. Это их судьба, их конец. Он притаился в тени сидит и наблюдает.

Где-то ещё тяжелым шагом идёт человек, весь одетый в тёмное пальто и шляпу, а лицо его скрыто под маской. С далека доносится шум из рынка и лай собак. Все с кем он встречался оглядывались назад проверяя человека ли они увидели. Но даже через маску видны его глаза. Глаза его были другие, без зрачка и намёка на какую либо человечность, вот что больше всего настораживало людей.

– Эй, очнулся? Давай, садись за стол, небось голодный. – Он громко слёрпал. Амиру открыл глаза. Паренёк сидел напротив, втягивая лапшу, разбрызгивая бульон на майку.

– У меня есть ещё одна порция, если хочешь. – Теперь уже подняв миску так же громко выпивал бульон

Амиру откинулся на спинку кресла, потерев глаза.

– Как тебя зовут? И куда мы едем, совсем забыл спросить. – Зевал прикрыв рукой рот.

– Зенрих. А едем мы в Офирис. – Платочком протирая рот от брызгов бульона, сказал паренек

Амиру нахмурился.

– Что за Офирис? Я не помню таких городов в Японии.

Зенрих удивлённо приподнял брови.

– В Японии? Ты про страну?

– Ну да.

Паренёк чуть помолчал.

– Япония… Такой страны не существует. – Утвердительно кивнул Зенрих

– Тогда… где мы? – Амиру наклонился уперев локти о колени приблизившись к Зенриху.

– В Миркенне. Это холодный остров, каменистые степи, бесконечный ветер.

Он вскочил, бросился к окну. И действительно. Камни, серое небо, ни деревьев, ни травы. Он побежал к двери купе, но та была заперта. Начал долбить плечом. Чашка лапши опрокинулась, бульон растёкся по полу.

– Ты что творишь?! – теперь уже агрессивно настроенный крикнул Зенрих, но Амиру даже не обращал внимания, разгоняясь.

Он бил и бил, пока замок не поддался. Как только вырвавшись из купе Амиру бросился бежать по узким коридорам поезда в пойсках персонала Услышав грохот прибежала кондукторша – низкую женщину средних лет, явно испугавшуюся его вида.

– Где я?! – схватил её за плечи.

– Вы… в поезде, сэр. – Спокойно и вежливо сказав

– Куда мы едем?! – Амиру повысив голос, на кондукторшу.

– В Аомори…

– А как же Офирис?!

Женщина замерла в недоумении. Он понял что зря это произнес – и побежал. Ворвавшись обратно в купе, он замер. Зенриха не было. Сумки не было. Пушистого существа тоже. На ковре – ни капли бульона. Амиру медленно сел, схватившись за голову. Тяжело вздохнул, закрыл глаза. Когда открыл – ни каменистых степей и пустынь, за окном был привычный японский пейзаж.