Глава 1
Место твоего спокойствия
Душа.
Я столько всего про нее знаю. Столько слышал. Я столько раз был к ней близок, но так ни разу ее не смог увидеть. А потрогать и подавно.
Душа есть у всех и каждого. Она есть в людях, в животных, есть в птицах и рыбах. И чем меньше носитель души, тем она слабее. Бесполезнее.
Рыбью душу не поместить в машину. Рыбью душу не передать автоматону, чтобы он рассекал своей острой лапой поля сражений. Ее не хватит даже на самую слабую и тусклую лампочку в доме.
– Вот ты где! – раздался голос из-за спины, и я моментально вскочил. Оторвался от прекрасного вида, что простирался передо мной.
– Господин регент, – я встал по стойке и смиренно поклонился. Не могу не поклониться.
– Слуги донесли, что вы с госпожой вернулись с передовой. Ее нет, тебя нет. Я запереживал…
Он запыхался. Подняться на разрушенную караульную башню задача не из простых. Особенно в его возрасте. Сколько ему? На вид, лет семьдесят. Больше. Он никогда не говорил мне, сколько ему лет. А я и не спрашивал.
Господин регент поднял покосившийся и рассохшийся табурет, подогнул низ мантии и сел. Дух перевести. Мантия черная, с плеч до стоп, золотом и камнями расшита. Сверкает в лучах солнца, что пробивается через щели в стенах.
– … ты тут… А госпожа?
Я сделал шаг к осыпавшейся стене и аккуратно посмотрел вниз. Она лежит в поле цветов, раскинув руки, смотрит на голубое небо и золотое солнце. Иногда глядит на меня, но вскоре вновь возвращает взгляд на небо. Знаю, что представляет сейчас, будто вот-вот упадет в бескрайнюю синеву.
Голубое платье на госпоже помялось и испачкалось. Волосы растрепаны, а обуви и след простыл. Но она даже и не думает обо всем этом. Лежит среди кустов янтарных пионов и смотрит на небо. Это ее место спокойствия. Ее место силы.
Она уже многие годы проходит на это поле, чтобы найти внутри себя ответы на какие-нибудь важные вопросы.
Я поднимаю свой взгляд выше и не могу уйти от янтаря этих густо высаженных цветов.
Это она их тут приютила. Еще будучи ребенком, она приказала высадить весь внутренний двор замка этими цветами. Ушли долгие годы, чтобы распустились первые бутоны, но сейчас… нет ни конца, ни края этим кустам. От стены до стены. Весь внутренний двор. Даже дорожки заросли.
– Сателлит? – вдруг одернул меня господин регент.
– Она внизу, – делаю я шаг назад, чтобы не портить для нее такой прекрасный вид. Снова оказываюсь в полумраке разрушенной башни. Мох и сырость, что не успевают исчезнуть в перерывах между дождями или штормами на море.
– Черт возьми, я бродил-бродил, кричал-кричал, а она не отозвалась…
– Вы каждый раз так делаете, и каждый раз поднимаетесь на башню ко мне. В этом ритуале есть скрытый смысл, ведь так, господин регент?
– Хах… – фыркнул он. – Да… и каждый раз я нахожу тебя здесь. И каждый раз ты стоишь по стойке до тех пор, пока я не попрошу тебя сесть. И каждый раз ты забываешь, что у меня есть имя… В этом есть смысл, сателлит?
– Да. Он в моем глубочайшем уважении к вам.
– Сядь уже, парень. Я двадцать лет как не являюсь регентом ее высочества. А для тебя я и подавно чужой человек… – серая кошка, что пряталась под потолком на сгнивших досках, практически бесшумно спрыгнула вниз. Обтерлась мордой об мантию господина регента и запрыгнула к нему на колени. – Ну привет.
Кошка легла и начала громко мурлыкать.
– Вам нужен отчет с передовой, господин? – я скатился по стене и сел на холодный пол. Прямо у разбитой стены. Чтобы из темноты наблюдать за ней. За моей принцессой.
– Молодец. Глаз с нее не сводишь, как и должен… Однако… – мысли у него уже скачут. Возраст берет свое, но я почему-то его отлично понимаю. Он столько всего держит в голове, о столь многом думает, что это уже и неудивительно. Нельзя так много работать на износ. Ему бы отдых, но кто я такой, чтобы советовать подобное. – … однако… Однако да! Что с фронтом? Центральная армия закрепилась? Получилось ли расквартировать восточный гарнизон?
– Да. Все в порядке. Только не ясно, когда это все закончится…
– Никогда, сынок… Сколько я себя помню, мы постоянно двигаем линию фронта. Постоянно открепляем и закрепляем наш восточный гарнизон. Многие годы это делал я… – господин регент вновь повторяется. Он уже множество раз говорил мне про это. И я множество раз ему подыгрывал, что слышу и понимаю это впервые. – Теперь это будет делать наша госпожа. Такова роль правителя приграничных земель…
– Вот только граница уже далеко. Три дня пути до фронта… А до самой войны и того больше…
– Правда? – искренне удивился он. Я невольно вздохнул. Выпустил накопившуюся печаль.
– Правда.
Регент всегда был невероятным человеком. Лучшим из тех, кого я знаю, если не считать мою госпожу. Но мне больно от того, что я вижу перед собой. При всем моем уважении к нему, но теперь он все больше и больше похож на старика. Самого простого немощного старика. Раньше он был выше меня, сильнее меня, умнее меня… сейчас остался лишь ум. И тот… угасает.
– Три дня – это много, сателлит. Много. Туда бы нового виконта поставить, а нас переквалифицировать в транзитные земли. Будем брать монету за пребывание войск и товаров. Меньше, чем за защиту границы, но и жить поспокойнее будет. Да и гарнизон распустим, пусть мужики по домам идут…
– Да, господин. Вы правы… – уже не в первый раз говорю ему это. Смотрю на поле янтарных пионов и понимаю, что это и вправду больше не приграничные земли.
– Ты так и не смирился с тем, что у тебя нет имени, да, парень?
– Что? – вдруг очнулся я от мыслей. Подловил меня, старый хитрец. – Нет. Совсем нет, с чего вы взяли?
– Ты так и не начал называть меня по имени, да и госпожу по имени почти не зовешь. К слугам вообще обращаешься «Слуга»…
– Не вижу ничего необычного. Я обращаюсь к вам с уважением…
– И к слугам?
– Нет. Их имен я не знаю.
– Каэр. Зови меня Каэр. Не хочу на старости лет прослыть безымянным регентом. Особенно при учете того, что я и не регент вовсе, – тихонько рассмеялся господин регент.
– Как скажете… – опять эта еле осязаемая обида. Он сказал это так, будто я не знал его имени. А я знал. Лучше всех знал.
И снова поле цветов. Принцесса закрыла глаза. Задремала. Устала от долгой дороги. Устала от долгих лет службы этим землям. Устала делать этот мир лучше.
А ведь я помню времена, когда тут вообще ничего не было. Нас с ней еще детьми отправили на границу. На эти выжженные войной земли. Регент рассказывал, что когда он прибыл сюда с войском и двумя младенцами на руках, замок был все еще усыпан трупами, а вода под утесом пенилась красной пеной. Смрад гнили и грязи…
Центральная армия волной прошлась по этой земле. И отправилась дальше. На восток. Оставив охрану границы младенцу-принцессе и ее регенту.
Теперь все иначе. Когда принцесса взяла власть в этих землях в свои руки, все начало меняться. Грязь сменилась на зелень. Города и села вновь были отстроены. Всюду техника, фабрики. Нет нищих и больных. В каждом доме есть свет, есть еда. У всех тут есть работа… И с каждым годом эти земли все больше и больше меняются.
– … это душа в ней от блаженства вибрирует. Маленькая, но такая шумная…
– Вы о кошке? – перевел я взгляд на своего гостя. Знаю, что он сам с собой говорит, но не хочу оставлять его в одиночестве.
– Да, друг мой. О ней самой. Потрогай…
– Она меня не сильно жалует…
– Сегодня можно. Можно…
Я медленно встал, стараясь не издавать ни звука, и сделал два мягких шага в сторону табурета, на котором мирно сидел регент, с серой кошкой на коленях.
Протянутая ладонь аккуратно легла на животное…
– Не этой, Сателит, – шепотом возмутился Регент. – Трогай своей!
И вправду. Может, поэтому кошка меня не любит. Я убрал стальную ладонь за спину, и протянул ладонь другую. Человеческую.
Я всегда был правшой, и даже после того, как лишился своей любимой руки, не перестал быть правшой. С тех пор и до этого момента, чтобы я ни делал, я делал это правой рукой. Из крови и плоти, или из стали – это было не важно.
– Эх ты… Что бы ты почувствовал своей железкой?
– Все, мой господин. Рука как родная…
– Только не родная. Кошка чувствует это! Ее резонирующая душа чувствует, как твоя сгорает в этих механизмах…
Мягкая. Теплая и мягкая. А еще еле ощутимо дрожит. Но зачем? Почему?
Регент посмотрел на меня, будто понял, о чем я опять подумал. – Это точно душа ее с тобой связаться хочет. Жалко, мы, люди, мурлыкать не умеем.
Кошка открыла глаза и искоса на меня посмотрела. Нехотя встала и спрыгнула с коленей регента. Пошла по своим делам.
– Ну вот, я говорил, что спугну, – попытался я натянуть на лицо улыбку.
– Ничего страшного, сынок. Не сегодня, так в другой раз… Просто… Когда я умру, пригляди за ней, ладно?
– За бездомной кошкой?
– У нее есть дом! Эта башня!
– Да нет же, я видел ее и в…
– Как и твой. Ты же уже решил, что это твое место силы?
– А… ну да.
– А как понял?
– Она сказала, что это мое место силы. Подле нее, чтобы видел и защищал. Но чтобы на глаза не попадался, когда она отдыхает, – я посмотрел на свою Принцессу из тени.
– Скажи, спустя столько лет, ты все еще предан ей?
– Да.
– Даже после всего, что вы пережили?
– Несомненно, господин. Если это проверка, то…
– Славно, мальчик мой. О большем старик и мечтать не мог! Берегите друг друга, ведь вы, сателлит и его хозяйка, самые близкие друг для друга люди. И никого уже не будет ближе. Даже я не у дел…
– Да… Точно… – я снова сел. Сел, чтобы издалека смотреть на нее. Такую красивую. Такую сильную. Она в сотни раз сильнее меня. В сотни раз умнее. В сотни раз лучше. Я лишь жалкая тень, что появляется, когда принцесса источает этот ослепительный свет.
– Кстати! Перестань звать меня регентом! У меня, вообще-то имя есть. Теперь, спустя столько лет, может звать меня просто «Каэр»… не хочу без имени жить, сынок.
– Как скажете, господин Каэр…
Регент еще недолго посидел молча, а потом встал и побрел вниз по крутой лестнице.
Место силы, да? Говорят, что люди находят это место в поисках спокойствия и тишины. А еще говорят, что душа в таком месте находит гармонию. И если она была потревожена, надорвана, покалечена, то в месте силы ей становится чуточку лучше.
Я посмотрел на свою искусственную руку, что каждую минуту времени сжигает частицу моей души, чтобы двигаться, и подумал о том, способно ли это место восстановить то, что было утрачено? То, что сгорело за эти годы.
Глава 2
Когда я смотрю на нее
– Сателлит, – тонкая рука легонько высунулась из окна автоповозки, и я ударил лошадь в бока. Моментально сократил дистанцию.
– Да, моя госпожа?
– Отстаешь. Не плетись в конце.
Лошадь поганая. Моя сдохла на передовой, неделей ранее. Эта совсем слабая и больная. – Будет сделано, моя госпожа!
Глаза янтарного цвета пристально посмотрели на меня из темноты кабины. Посмотрели на лицо, на грудь. На стальную руку, что держит поводья.
– Когда ты спал в последний раз?
– Двумя днями ранее…
– Сегодня должен отоспаться.
– Слушаюсь…
– От повозки не отъезжай. Хочу, чтобы ты был рядом.
Я лишь смиренно кивнул. Стекло поднялось обратно, и я больше не мог ее разглядеть. Видел лишь свое отражение, а за ним – темнота. Даже глаз янтарных не видно.
Принцесса всегда смотрит на меня пристально. Всегда приглядывает за мной. А я за ней.
Мы родились с ней в один день. Она – принцесса. Возможно, бедующая королева. И я – ребенок простых горожан, лиц и имен которых не знаю. Да и не положено знать.
Испокон веков, с тех самых пор, как душу начали использовать как топливо, отпрыски королей в этой стране всегда воспитывались с теми, кто был рожден под той же звездой. Под тем же знамением. Третий день месяца кукушки. Пора талых снегов, начала новой жизни для всех северных земель.
Каждому королю по сателлиту. Каждый отпрыск знатных кровей, что хоть как-то связан с его величеством, по праву рождения получал себе самого верного и преданного слугу. Получал свое отражение. Своего друга и помощника. Свой щит и меч. Родственную душу.
Регент всегда держал на коленях нас обоих, пока мог себе это позволить. Я с самого рождения знал, для чего появился на этот свет. И она тоже. Знала и про себя. И про меня. День за днем, год за годом, я не могу отойти от нее ни на шаг. А сделаю два, так весь смысл жизни теряется. Я тут, и я есть лишь для нее одной.
И пока маленькую принцессу учили править, меня учили быть ей верным другом и помощником. Военное дело, фехтование, арифметика и грамота. Медицина и природа душ. Я знаю все, что знает она. А еще я знаю, что я был рожден для нее. И выращен, и воспитан, и обучен, тоже для нее. Я ее щит и меч. И так будет всегда.
Когда она спит, ест, едет в дальние края, я рядом. Я рядом даже тогда, когда она просит уйти. И я рядом тогда, когда она не хочет быть рядом со мной. Каждую минуту своего времени я не прикладываю усилий, чтобы ее увидеть.
Я ее брат, ее друг, ее половина. Мы две части одного целого. Сателлит и его принцесса. Сателлит и его хозяин. И так будет всегда. Я не имею права потерять ее, и не имею права умереть раньше нее. Я тут от начала и до конца. Как и любой другой сателлит. Как любой сателлит любого другого королевского отпрыска.
Сейчас повозка остановится, и я подам ей свою стальную руку, которую получил взамен той, что отдал во благо своей принцессы.
Я погнал лошадь вперед, стоило только брусчатке под колесами автоповозки начать шуметь. – Стража, расчистить смотровую! Согнать всех с места встречи!
Десяток кавалеристов промчались мимо меня, на своих здоровых лошадях, и тут же поднялись на небольшую площадь, что возвышалась над главной городской улицей. Охи и окрики простого народа быстро стихли и стало пусто.
– Сомкнуть ряды! – мой голос ровный и спокойный. Я – голос ее величества.
– Эй! – дверь повозки открылась, и тройка ступеней выдвинулись, подставляя себя под ее худые стройные ноги.
– Прошу, моя госпожа! – ее теплая рука легла на сталь моей ладони. Через эту живую броню я чувствую, насколько нежна ее кожа. Насколько хрупки ее пальцы. Само совершенство.
Свет золотого солнца ударил по янтарным глазам, отчего те начали сиять невероятно ярко. Будто чистейшее золото. Чище, чем само солнце. Будто она только этими глазами несет мир и процветание в эти земли. Золотые волосы, золотые глаза, и ярко алые губы. Как кровь. Острый нос, чуть вздернутый вверх, брови черные, и ресницы, что длиннее всех, которые я успел заприметить за свою жизнь.
Легкая кожаная туфля ступила на брусчатку, и принцесса одернула свою руку.
– Викарий Орелис, – бросила она пренебрежительно за спину. – Мы прибыли. Если вы хотели оценить владения церкви, то будьте любезны, выйдете из повозки…
– Как скажете, моя дорогая…
Ничтожество.
Престарелый служитель церкви, кряхтя и раскачивая собой автоповозку, ступил на землю дрожащей от немощи ногой. А потом и второй. – Нет в ваших землях веры.
– Вы тут за этим. Это ваша работа – нести веру, – она даже не обернулась к своему гостю из столицы. – Моя задача – нести мир и процветание.
– Без веры это все лишь баловство. Нет ни мира, ни благодетели без…
– Прошу вас воздержаться от поспешных суждений, – не выдержал я. Наглый жалкий старик, гость, пришелец в этих краях, смеет говорить ей, хозяйке этих земель, что и как делать. Обесценивает все ее труды. Обесценивает людей на этих землях. Обесценивает жизни горожан, что работают на заводах и фабриках, солдат, что не щадя себя защищают города от скверны, что сочится из-за приграничья… Да кто он такой, чтобы…
– Не смейте со мной так говорить, – кривой улыбкой попытался поправить меня этот червь, разодетый в белые церковные наряды. – Вы лишь человек, под светом великого солнца.
– А вы не человек?
– Сателлит! – одернула меня Госпожа. – Прошу, перестань. Нам нужны союзники в столице, а не враги. Прошу его простить за грубый тон. Не многие помнят эти земли в былые времена.
Принцесса поднялась по ступеням на смотровую площадку. – Многие в приграничных городах прибыли сюда много позже, чем я получила власть. Бесконечный поток мигрантов, переселенцев, беженцев. Многие прибыли с вражеских земель, и всем нашлось тут место. Нашлось место больным и слабым. Нашлось место и несмышленым детям и обученным инженерам.
– Прошу, не утомляйте меня своими речами…
– Как скажете, – госпожа облокотилась на перила, выкованные из толстого прутка стали. Цельного, витого. – Знаете, для чего тут места все-таки не нашлось?
Викарий поднялся вслед за ней и пренебрежительно посмотрел вниз.
А там – город. До самого горизонта. Невысокие дома, брусчатые мостовые, тротуары, зелень, что пробивается меж камней. Фонари светят даже днем, мерцая голубым светом. Лошади, автоповозки, телеги… Высокие грузовые автоматоны медленно переставляют свои тонкие лапы, чтобы не раздавить простых людей.
И все целое. Все живое и невредимое. Нет тут больше домов с разбитыми окнами, обвалившейся черепицы, разрушенных стен. Нет мертвых площадей и заросших парков. В местных ручьях больше нет гнили. Вода чиста.
Тут больше нет места мертвым. Нет места нищете и беспорядку. Нет места войне и страху. Нет места несчастьям.
– Нету тут места для вашей веры, викарий. Хотите приобщить этих людей к вере – милости прошу. Но в их душах едва ли найдется место для вашего Бога. Их души слабы, немощны. Но в них столько надежды, столько стремлений, что пустого места в этих маленьких душах больше нет, – она вновь глядит на город своими золотыми глазами. И кажется, что с таким взглядом она ближе всех к солнцу. Ближе тех, кто служит его заповедям. Ближе всех этих стариков в бело-золотых нарядах. На ней платье голубое. Но к золотому она все равно ближе.
Она прекрасна.
– Вы еще юны и глупы, принцесса…
Янтарь ее глаз сверкнул, и я не раздумывая достал из-под плаща рукоять своего клинка. Секунда, и все три секции выдвинулись из рукояти, клинок блеснул перед глазами и звонко щелкнул. Собрался воедино. Острый, средней длины, и такой легкий.
Острие меча скользнуло под левую руку аикария и обух с размаху поднял конечность вверх. А дальше дело техники. Один прямой удар, и кровь брызнула в разные стороны. Левая рука, отрезанная по самое плечо, упала на брусчатку. Кровь начала вырисовывать узоры камней.
Истошный вопль даже не встрепенул стражу. Старый ублюдок завалился на бок и рухнул, перепачкав все свое одеяние в пыли и саже. Кровь попала мне на лицо, от чего стало так противно и мерзко, что я попытался быстро стереть ее рукавом.
А принцесса уже склонилась над ним. Смотрит своим пронзительным взглядом прямо на старика. Ему бы больше чести, и, быть может, он услышал бы то, что она ему пытается донести.
Медицинский автоматон открепился от повозки и расправил свои лапы. Пробрел наверх, дрожа и с трудом перебирая ступеньки на пути к смотровой площадке. На спине рюкзак и склянки с жидкостью. Хрупкий и слабый. Зато такой полезный. Машина осела рядом с ранеными и попыталась протянуть к нему свои механизмы, но я быстро ее осек. Преградил ей путь своим мечом.
Робот посмотрел на меня черными стеклянными глазами.
– Подожди, – лишь прошептал я, успокаивая беднягу.
– … вы пришли на мои земли. Здравые и живые земли. С полями пшеницы, с полями ржи и картофеля. С полями хлопка. Вы смотрите на трубы заводов, что коптят небо, смотрите на людей, что бродят по улицами не зная болезней и голода, и говорите мне, что я глупа? – все величие моей госпожи в одном лишь ее виде. В этом задранном подбородке, в этом пренебрежительном взгляде. Она не ровня какому-то старику, что скитается по наделам и выпрашивает людей для своей церкви. – В вас нет ни капли уважения к правителю этих земель. И если любой другой спустил бы это вам с рук, то не я. Это мой дом. И это мои люди. И если вы будете иметь уважение ко мне и моим людям, то так и быть…
– Жалкая соплячка! – будто вырвал из контекста лишь пару слов этот служитель церкви. – Уважение? К тебе? Я старше тебя вдвое! Тебе это с рук…
– Старше в двое. Во столько же и глупее.
– Как прикажете поступить? – отодвинул я медицинскую машину одной лишь рукой. – Его душа…
– Жалкая и гнилая. Нам такая не нужна, – она откуда-то достала белый платок, расшитый узорами. Протянула его мне и перешагнула через отсеченную руку. – Доделай, что начал.
– ТЫ! – надрывался старик, пытаясь ухватиться за стального медика. – Ты не знаешь, с кем связалась! А ты! Только попробуй меня хоть пальцем тронуть!
Не трону.
Я толкнул его ногой, опрокинул на спину и проткнул его дряхлую немощную грудь. Меч короткий, пришлось даже слегка наклониться, и стало противно, что даже так, пришлось кланяться перед подобным ничтожеством. Будь в нем больше чести, он не визжал бы как свинья. А будь в нем больше мудрости, то не бросался бы словами понапрасну. Жалкий человек, что не знал ни бед, ни лишений. Именно поэтому я с такой легкостью проткнул его, уткнувшись острием в камень за его спиной.
Прекрасный белый платок стер кровь с моего лица и изменил свой цвет. Жаль такую добротную вещь. Я протер им и свой меч, чтобы в сочленениях не осталось липкой грязной крови, и одним движением сложил причудливый механизм. Тяжелое оружие никогда не было моим сильным местом. А вот легкие короткие складные мечи – да. Удобство и изящество. И если бы госпожа попросила, то я сделал бы все это так красиво и изящно, как только могу. Но нет. Меч закрепился в кобуре подмышкой и был скрыт плащом.
Символу войны лучше не сверкать перед простым людом.
– Госпожа! – раздался надрывный женский голос. – Госпожа, прошу, выслушайте!
Женщина. Прилично одета. Крестьянка или работница. Стоит далеко от окружения из кавалерии. Не подходит. Боится. Уважает.
Принцесса обернулась в пол оборота. Посмотрела на нее и тяжело вздохнула.
– Сателлит…
– Слушаюсь!
Не любит подпускать к себе людей. Я буду посредником. Я аккуратно проскользнул мимо лошадей с вооруженными всадниками, и широким шагом направился к женщине. Но вместо того, чтобы озвучить свою просьбу, она лишь упала на колени, прижавшись головой к мостовой.
– Встаньте! – протянул я руку, но женщина не взялась за нее, лишь подняла взгляд.
– Мой муж…
– Встаньте, я сказал. Ни я, ни госпожа, вас не слышим…
– Простите, великодушно! Я… Я сейчас, – она оттолкнулась грязными ладонями, встала, попыталась отряхнуться, но лишь сильнее размазала сажу. – Мой муж…
– Сателлит, долго там? – госпожа громкая. С раздражением в голосе. Время…
– Прошу вас, быстрее, – поморщился я, глядя на женщину.
– Мой муж, кости гниют, как вернулся домой… Я… Я… Он верой и правдой служил молодой госпоже! Прошу….
Тяжелый вздох…
– Вам нужен врач?
– Врач? – испугалась она. Видно, что не этого просит. Видит, что я не понимаю, но сказать не может то, что хочет. Слова в голове не подбираются. Страшно ей, или и вправду слов не хватает… – Это гнилостная чума…
– Тогда врач не поможет. Мне жаль…
– Нет! Нам нужен не врач… Он еще жив… Он был молод, здоров…. Силен и отважен. Он был честен! И…
– Я понял. Сейчас я сообщу госпоже.
Жаль такое слышать. Когда даже самый близкий человек уже смирился с тем, что ты умрешь. Вот только жалости к человеку, которого я не знаю, я не могу испытать. Горожане редко подходят к кортежу, но для этой женщины, видимо, это и в правду вопрос жизни и смерти.
– Чего ей нужно? – спросила принцесса, сидя в уютной и мягкой кабине автоповозки.
– Нужен кондуктор. Здоровая душа у чумного.
Фыркнула недовольно. Можно было и без ее вмешательства все решить.
– Ну так отправь к ней кондуктора! О Боже, ну почему я даже такую мелочь должна через себя пропускать!? – дверь повозки захлопнулась, и я услышал глухое. – Не трать время. Нам пора возвращаться.
– Как скажете, моя госпожа! Всем, организовать строй! Мы возвращаемся!
– Господин!
Черт…
– Ты, – одернул я кавалериста. – Скачи в замок. Нужен кондуктор. Пусть срочно едет в этот город, его тут будут ждать. Пусть вынет душу и отдаст хозяйке.
– Не в казну?
– Нет, не в казну. И не болтай. Все, свободен!
А она смотрит на меня, женщина эта.
– Уважаемая! Ждите тут! Госпожа принцесса милостива. Прошу, помните об этом!
Ну вот. Слезы. Бормочет что-то, но разобрать не могу. Счастье это, или печать вперемешку с облегчением… В любом случае, то, что она просит, это что-то простое, человеческое. Далекое от королей и принцесс, что правят этими душами. Она лишь попросила свободы от долга после смерти, для своего возлюбленного. Попросила оставить его душу семье.
Поняла ли это принцесса?
Наверное, поняла.
– Спасибо… спасибо…
– Да не за что, – прохрипел я себе под нос и взобрался на свою запыхавшуюся лошадь. Целый день на этого старика-викария потратили. Ни союзника, ни друга. Лишь куча окровавленного мяса на площади. Надеюсь, люди его растащат на тряпки.
А душа…
Глава 3
Кому принадлежишь ты
Душа есть в каждом живом существе. Но лишь души животных свободны по своей природе. Для них нет применения в нашем человеческом мире. Поэтому и свободны.
Но люди… мы настолько превзошли самих себя в науке, что перестали быть людьми. Обесчеловечелись. Церковь и Бог осталась, а людей больше нет. Есть тела, и есть души. И то, и другое принадлежит уже не Богу, не самим людям. Оно принадлежит стране. Королевству.
Вообще, мне с самого детства казалось странным, что есть церковь, которая превозносит человеческую душу, как нечто бесконечное, абсолютное. И есть люди, которые эти души вынимают из себя, и суют их куда угодно. Кто на что горазд. Души есть в домах. Души есть в автоповозках. Они есть в автоматонах. Есть в конвейерных лентах заводов. И все это души. Те самые вечные души. Абсолютный смысл всего сущего. Крутит три шестеренки, чтобы щетка на метле эффективнее сгребала осенние листья с мостовой.
Сами того хотят люди, или нет. Но такое может случиться с каждым.
Из головы никак не выходит та женщина…
Она прекрасно знала, что ее могут зарубить на месте, стоит только страже увидеть в ней угрозу. Знала, что ее могут просто оттолкнут, отказавшись выслушать. А еще она знала, что ее муж – собственность правителя этих земель. Ведь именно это горожане отдают взамен на защиту и теплое место.
Звучит дико. Непонятно и необъяснимо, но… все не так, как кажется. Никто не будет выдергивать человека из толпы и забирать у него самое ценное. Никто не станет по воле правителя сгребать толпы народу, чтобы отправить их на войну, или собрать урожай душ. Люди расплатятся ими перед королевством лишь тогда, когда это будет нужно. Когда они будут вынуждены это сделать. Вчерашний человек должен был пройти медосмотр. Врач должен был осмотреть его. И должен был сделать заключение о том, что эта душа без тела пропадет.
Но они не были у врача.
Они побоялись, что час выплаты долга настал.
Да, тот человек служил верой и правдой моей госпоже. Возможно…
Однако, делать это нужно до самого конца. Даже тогда, когда ты на пороге смерти. На пороге чего-то вечного. Со своей вечной и абсолютной душой.
Побоялись.
Даже не так.
Женщина эта побоялась. Сложно представить, куда она возьмет его душу. Отпустит на волю, или запрет в своем доме… А может…
Неважно.
Странно представить, что я вообще поддался на эти уговоры.
Принцесса, конечно, сказала, чтобы я держал правильное лицо перед жителями этих земель. Но кажется, это перебор. Сегодня или завтра, все еще будут воодушевлены такой щедростью. Но через месят появятся толпы подобных просящих. И каждый захочет засунуть душу своего брата, деда, сына в какую-нибудь безделицу. И начнется хаос.
Люди тоже должны выполнять условия договора.
Когда они преданы. И когда нет.
И вот когда преданности нет, то души и тела забирают уже с куда меньшими сомнениями.
Поэтому, мы тут.
В южной части владений. Там, где даже ночью тепло и сухо. Где пасутся овцы, козы, лошади и коровы. Где скот выращивают и использую. В место, где погода настолько благосклонна к нам, людям, что можно днями напролет лежать под чистым небом, не боясь ни простуд, ни болезней, ни погоды.
Тут есть поля злаковых культур, фермы с животными и самая большая тюрьма во всем королевстве. Во всем. Не только в этих землях.
– … пока их сортируют по группам крови и ее маркировке, подготовьте списки калек с передовой. Мы скопили достаточно, чтобы продавать части еще и центральной армии, – голос моей госпожи звучит уставшим, но все еще крепок. – Чем больше будет солдат, которых мы поднимем на ноги, тем больше внимания будет нашим землям от столицы. А где внимание…
– Там и финансирование, госпожа. Мы вас поняли. Сделаем в лучшем виде. Наши автоматоны получили новые линзы и доработки. Так что теперь, после отделения части тела, слюнявчики не умирают.
– Экономия ресурса – это хорошо, пусть тут и с запасом…
Прекрасный план. Она как всегда превзошла любые ожидания. Господин регент гордился бы. Если бы знал, что тут происходит.
Я через закрытую дверь слушаю диалог госпожи с фермерами, а сам смотрю, как выгуливают пустые оболочки. Простые человеческие оболочки. На них нет одежды, волос, причесок. Нет ни украшений. Нет ни обуви, ни душ. Да. Это просто тела. Единственное, что они могут, так это стоять или брести. Садятся или ложатся они лишь для того, чтобы поспать. И если это не вовремя, то их просто расталкивают, чтобы они выработали общий режим сна и бодрствования.
Большое поле с этими живыми мертвецами. Бледные тела бродят, проветриваются. Щупают босыми ногами притоптанную траву. И все, что их сдерживает, так это невысокий заборчик, который преодолеет даже ребенок. Но они не могут. Слюна свисает с подбородка, глаза глядят, но не видят, и лишь редкое мычание вырывается из их ртов, когда голосовые связки пытаются сокращаться, боясь, что навсегда потеряют свою работоспособность.
Слюнявчики бродят по полю и еле слышно мычат. Как скот. Даже заборчик такой же, как у лошадей или коров.
Точно… лошадь бы новую.
Автоматон перекинул свою длинную тощую лапу через здание фермерства и стометровыми шагами побрел к стаду мертвецов.
Нагнулся.
Засветил одного слюнявчика, ткнул его иглой и через секунду яркой вспышкой выжег на нем букву и ряд цифр. Пометил.
Еще одна лапа махнула надо мной.
Еще один подоспел на помощь.
Подошел к засвеченному слюнявчику и аккуратной рукой-манипулятором положил того в одну их сетей, что закреплены на фюзеляже, высоко над землей.
Видимо, после приказов ее высочества, они успели запустить программу сортировки.
Прекрасная идея, возвращать покалеченным людям их руки и ноги. Нет, конечно это чужие руки и ноги, но как ни посмотри, а их прежние хозяева вряд ли будут сильно против.
Здорово думать о таких хороших и правильных нововведениях. Приятно и тепло на душе становиться. Все ради людей. И это настолько воодушевляет, что хочется улыбаться.
Только вместо этого я почему-то сжимаю своей живой рукой, свою неживую руку.
Жаль, что раньше такого еще не было. Жаль, что принцесса тогда была еще слишком юна.
Жаль, что преступников в нашем королевстве просто казнили.
Ведь для них есть куда более правильное применение.
Даже эти высоченные машины, что сортируют и собирают живых мертвецов, когда-то были одними из них. Возможно, тот, что маркирует, только что засветил вспышкой свое бывшее тело. Пометил его жгучим светом, оставил ожог на спине. Интересно, узнает ли он себя, если увидит?
Нет. Глупость. Душа в них лишь сгорает, как топливо.
Неосязаемая. Невидимая. Просто сгусток какой-то энергии.
Как кондукторы вообще могут понять, что вынули душу из тела? Опыт или чутье?
Или что-то другое?
Но как ни посмотри, а наши восточные земли шагнули дальше всех. Больше сборов налогов, больше техники, больше производств. Больше тел и больше душ, собранных с населения. Да и к тому – же, всех пленных, которых захватывает центральная армия, или наш восточный гарнизон… всех их везут сюда, как в перевалочный пункт. Вот и получается, что люди до транзита доехали, а дальше… А дальше они уже не вернутся домой. Им уже не нужно.
Ведь враг есть враг. Бестолковые варвары, с болезнями и голодом, с разрухой. У них, там за границей, нет ни королевской благодати, ни техники, ни технологий. И как только они видят машины на поле боя, то просто бегут. Именно поэтому линия фронта уже так далеко от нас, хотя активная фаза началась лишь полгода назад.
На фоне варваров из других стран, наше королевство – это земля обетованная. Но даже на этой земле есть наша, восточная. Она явно выигрывает у всех прочих. Все королевские отпрыски уже много лет правят своими наделами, но только моя госпожа делает это с таким безграничным усердием. Только она показала достойный результат. Только она подняла с колен свои владения. Она больше всех достойна, чтобы прийти на смену нынешнему королю.
Она молодец.
Черт!
Пусть даже и в мыслях, но звучит это как-то… как будто я имею право давать оценку ее деяниям.
– Сателлит!
Я толкнул спиной тяжелую дверь и оказался в просторном холле. Внутри здания местного фермерства. Козы, овцы, люди… – Да, моя госпожа?!
– Собирайся.
– Уже готов, ваша светилось!
Она оглядела все вокруг. Посмотрела по сторонам, заглянула за пару поворотов. Проверила, что никого тут больше нет. – Не гунди, сателлит. Разряжает!
Она всегда так. Подобные слова я от нее слышу только когда она одна, ну или рядом только я… Хотя стоп. Я всегда рядом.
– Как скажете…
Обратно в крепость мы возвращались уже ближе к закату. Принцесса смиренно сидела у окна в автоповозке и пыталась запомнить рельеф своих земель в мельчайших деталях. А я – рядом. Моя лошадь подвернула копыто и пришлось оставить ее. Дикие животные, что обитают в местных лесах тоже имеют право на щедрую добычу.
Поганая была лошадь. Я даже рад немного, что она подохла.
Вот только не рад, что принцесса всегда смотрит куда-то в сторону. И даже когда говорит со мной, она не видит моего лица.
– Устал?
– Да, моя госпожа.
– Плохо, что устал. Хорошо, что честен, – она ненадолго затихла. Ждала, что я продолжу диалог, вот только… я не думаю, что он ей нужен. – Сегодня у меня будут гости. Можешь отдохнуть. Вечер твой.
Нет. Это вряд ли. Даже когда она позволяет мне бездельничать, я не могу. Не могу ее оставить. Не могу отойти далеко. Два шага в сторону, и смысл жизни пропадает. И не помогает ни медицина, ни посещение места силы. Душа не на месте. Сжимается внутри, и больно. Больнее, чем лишиться руки. Больнее, чем все, что я испытывал в жизни. Я сателлит. Преданный и верный. Я вторая половина моей госпожи. Я рожден с ней под одной…
– Знаешь, иногда я думаю, на кого оставлю эти земли, когда отправлюсь в столицу… Странно, но первым в голову приходишь ты.
– Это невозможно.
– Ага… на эту роль нужен кто-то… более целеустремленный. Более самостоятельный. А ты… – она бросила свой взгляд на мою грудь. – Эх ты… Как твоя рука?
– Прекрасно.
– А сердце?
– Тоже. Спасибо за…
– Знаешь. Хочу, чтобы однажды ты начал нормально говорить. Не как бездушный мешок мяса и костей. Иногда кажется, что вот-вот пустишь слюну.
– Нет, госпожа, это не так, – я даже невольно улыбнулся. С какой-то стороны она права.
– Хотя, знаешь. Нет. А то начнешь болтать мне под руку, советы глупые давать. Ты отлично справляешься с работой, сателлит, – тон ее голоса поменялся. Она снова стала той принцессой, что держит эти земли крепкой хваткой. – Так держать.
Стало немного радостней.
– Да и вообще, не думаю, что среди двух десятков братьев и сестер выберут меня.
– Выберут. Будьте уверены.
– Спасибо, сателлит. Утешил…
Глава 4
Это наш дом, с тех самых пор, как…
Замок из серого камня. Крыши золотые, но не такие, как в столице. Тут золото хуже и более тусклое. Почти что бронза. Еще чуть-чуть, и зацветет зеленью. Но оно и не удивительно. Чинили этот замок как могли, в те далекие времена. Примерно, тридцать с лишним лет назад. Да, именно тогда центральная армия освободила это место.
Крупный тяжелый камень в основании замка. Такой же крупный и тяжелый – в крепостных стенах. Места тут много, как и построек под защитой стены. Но до полноценного города не дотягивает. Кухни, конюшни, это все стоит отдельно. В самом замке лишь жилые помещения, да пара залов для научных нужд и медицинских изысканий. Все лучшие умы этих земель живут тут. Вместе с семьями, если таковые имеются. Тут, на верхних этажах замка, покои высших чинов. Почтенного регента, пары офицеров, пары-тройки советников, и мои. На самом верху – принцесса. Я же, по своему призванию, живу в самой ближайшей к лестнице комнате. Пара секунд, и я уже у ее величества.
Замок только снаружи кажется маленьким. Места в нем хватает всем, и когда оказываешься в зале для переговоров, с его огромным столом на двадцать человек и исписанными картой стенами, понимаешь, что тут очень просторно. Редко, когда можешь столкнуться с кем-то в коридоре.
Раскладной меч лег на полку. Рядом лег второй и третий.
Оружие в бою часто ломается или теряется. А при учете легкого веса данной модели, носить я могу несколько штук. Пусть это оружие и не такое прочное, как полноценный меч, но мне и не нужно иметь столь громоздкое и неудобное обмундирование.
Сумка с парой медицинских стальных шприцов, пара перчаток, и жетон сателлита. Вот и все вещи в моих карманах. Без всего этого я пуст. Пуст и гол.
Кожаная куртка, черная как ночь, потрескалась местами и начала рассыпаться, но другой мне не нужно. Я каждый день снимаю ее и надеваю. Простая серая рубаха, которая с трудом снимается, цепляясь рукавом за стальную руку.
Я редко смотрюсь в зеркало. Стригусь и бреюсь по наитию. Принцессе совершенно безразличен мой вид. Однако, сегодня я хотел бы привести себя в порядок. Месячная щетина уже скрыла мое лицо, а волосы отрасли так, будто на меня надели чью-то грязную шапку из конских хвостов.
Стук в дверь.
– Господин сателлит, я войду? – женский голос доносится из-за двери. Быстро они. Я всего час назад попросил найти того, что сможет меня подстричь.
– Войди.
– Доброго дня! Простите за то, что долго, я еще новенькая и… – странно, что она прервалась.
Я посмотрел на нее. Интересно, что ее так смутило?
– У вас тут… так пусто. Ну, в смысле…
Да что она несет?
– … простите, я просто думала, что ваша комната будет…
– Мне нужно подстричься. Сможешь?
– Да, простите! Смогу! Я из соседних земель, которыми правит одиннадцатый принц Ноэль, там я…
Пусть болтает. Я открыл двери на балкон и поволок за собой табурет. Уж лучше ветер унесет состриженные волосы, чем это придется делать прислуге. Да и…
Я люблю этот вид. Замковая стена примыкает к основному зданию, и отсюда открывается невероятный простор. Мои покои выходят прямо на бескрайнее синее море.
Замок стоит на утесе и с одной стороны имеет под собой лишь обрыв. Сто метров непреодолимых скал. Осада с моря невозможна, поэтому здание сместили именно сюда. К северному морю. Волны крадутся по глади, играют друг с другом в догонялки, а в воздухе чувствуется соленая вода. Вдохнешь полной грудью, и легче становится.
Главное, вниз не смотреть. Страшновато тут. Весь замок довольно стар. Ему уже не одна сотня лет, так что некоторые его части не внушают доверия. И каждый раз, выходя на балкон, я понимаю, что сегодня он может обвалиться.
Гляжу на эту красоту, а сам отстегиваю ремни живой брони, что опоясывают мою грудь. Щелчок, еще один, и вот я снова однорукий калека. Сижу тут, и чувствую, насколько я жалок.
С одной рукой я точно не смог бы защитить свою госпожу. Сейчас у меня нет ни кисти, ли локтя, ни плеча. Даже ключицу пришлось вшивать новую. Шрамы толстые, уродливые. Исполосовали и грудь, и ребра. Заживали с трудом и болью, да и остались теперь со мной навсегда.
И ладно бы в бою…
Может я поэтому решил помочь той женщине? Потому, что понимаю ее мужа?
Гнилостная чума.
Болезнь, при которой все, что внутри костей, начинает гнить. Бурлит внутри белых трубок, просачивается наружу, заражает все ткани. И нет никакого лекарства. Нет средства это остановить. Те, кто смелее – режут себя. Пресекают распространение болезни. А те, кто страшится – умирают. Есть и третьи, те, кого болезнь затронула так, что и не отрезать ничего. Тут дорога только одна. Однако я отношусь к четвертым. Когда отравленная стрела попала в мою спину, я даже не догадывался, что было на ее острие. И лишь спустя десяток дней кости в моем плече начали гнить и болеть. И если бы я был простым горожанином, то умер бы тогда, без всяких шансов.
Принцесса приказала спасти. И меня спасли. Достали несколько костей из груди, отняли зараженную руку. Вживили пару имплантов и вывели небольшое золотое крепление. Я выдергиваю стопорный шплинт, и железная конструкция сползает с моего изуродованного тела.
– Господин, зачем вы…
– Волосы налетят.
– Простите.
Там смазка. Везде куча смазки. Все правые рукава на моей одежде ей пропитаны, и прачки уже даже не пытаются сделать их идеальными.
– Как стричься будем, господин?
– Без разницы. Нормально сделай.
– Я могу оставить подлиннее, или наоборот укоротить бока. У вас довольно длинные волосы, мы можем с вами…
– Делай короче.
– Поняла, – ответила дрожащим голосом девушка.
Девушка… А я ведь даже лица ее не разглядел. А имя… Ноэль? Нет, мужское имя. Как же ее…
– У вас такие густые волосы. Вы за ними ухаживаете?
– Нет.
– А что вы делаете, чтобы они росли такими хорошими?
– Ничего.
– Простите… – наконец поняла. – Бороду?
– Ее тоже.
– Полностью убрать?
– Да, будь добра.
Я невольно почувствовал, как она кивнула за моей спиной.
Волосы летят в глаза, но я все еще смотрю на это прекрасное море. Прекрасное море посреди прекрасных восточных земель. Как же я люблю это место. Люблю все, что тут есть. Люблю его таким, каким оно стало. Поле пионов, океан. Пшеницу, скот, города с озадаченными людьми. Все в этом месте я могу назвать своим домом. Каждый клочок этой земли. Потому что знаю, насколько трудным был путь сюда. К этому моменту.
– Готово господин, – девчушка убрала влажное полотенце, и я ощутил, насколько холодный ветер дует с моря всем своим лицом. Зеркало бы…
Рука тянется к живой броне, и гостья хочет помочь, но я бью своей ладонью по ее хрупким пальцам, и таз с водой опрокидывается, оставляя мутную лужу на каменном полу.
– Простите! – срывается она на крик. – Простите великодушно! Я хотела…
– Не надо. Ты свободна.
Как-то само получилось. Рефлекторно ее шлепнул. Не хочу, чтобы кто-то трогал это железное уродство. Да и наказывать я ее не собирался. Пальцами провожу по своей щеке и понимаю, что уже много лет не был так гладко выбрит. С тех пор, как предыдущий парикмахер умер.
– Простите, простите меня, – девушка собрала все инструменты в деревянный таз и спешно покинула комнату. Я лишь посмотрел ей вслед. Посмотрел, как захлопнулась тяжелая дверь. Надо было ее успокоить, наверное.
Отряхнул грудь, штаны, и наконец смог вернуть свою правую руку на место. Ремни снова затянулись на груди, прямо на мозолях, что уже много лет как затвердели под кожаными лямками.
Что ж… она была права. Комната пустая. Тут лишь пара книг, да голый стол. Я редко тут бываю. В основном, сплю раз в пару-тройку дней.
Когда болен – в лазарете. А когда здоров – на службе ее ееличества.
Вот и все. За тридцать с лишним лет я так и не обжил это место.
Все в обратном порядке: рубаха, куртка, мечи. Пора помыться, и на обход. Несколько элитных стражников охраняют покои принцессы, чтобы я смог привести себя в порядок, но пройдет час, и я обязан вернуться назад.
Я успел спуститься в купальню, и разобраться с последним делом на сегодня.
Даже вода была сегодня на удивление прекрасна. Я давно не чувствовал себя таким чистым и посвежевшим. Вот и все. Я полностью готов.
– Эй, мальчик мой! – раздался голос господина регента в коридоре, когда я возвращался в свою комнату. – Ты что, наконец-то привел себя в порядок?
– Да, господин регент.
– Смотрю, аж помолодел! Наша новенькая, Саша, она прекрасно справляется со своей работой. Я под старость лет начал носить хоть сколь приглядную прическу.
– Это прекрасно.
– Прическа, или Саша? – ехидно улыбнулся он. Иногда его старый ум умудряется уйти в такие хитросплетения мысли, что мне становится не по себе. – Ну, признавайся, понравилась она, да? Молодая, здоровая…
– Быть может…
Не буду же я говорить ему, что при первой же встрече до смерти напугал бедную девушку.
– Эх ты, ловелас…
Ну что за человек? Бывают дни, когда он ведет себя как ребенок. Бывают, что он кажется очень старым ребенком. Но иногда, он будто возвращается во времена своей молодости, когда умудрялся править этими землями, воспитывая двух сорванцов. Золотую принцессу и неприглядного безродного мальчишку – сателлита.
– Я к ее высочеству. Вы со мной?
– Нууу… А не рано-ли? Там, небось, еще фаворит не ушел.
– Неважно.
– И что, будешь стоять под дверью, слушая ахи и вздохи?
– Да. Это мой долг.
– Слушай, мальчик, долг – долгом, но мучать себя не надо. Прекрасно понимаю, насколько трудно тебе это дается.
– Нисколько.
– Давай мы с тобой лучше в карты сыграем!
– Нет. Я наверх.
– Ну так и я наверх…
Регент сопроводил меня до покоев принцессы, отправил стражников за небольшим столиком и двумя табуретами, и вскоре разложил карты.
– Мы вас подменим, уважаемые солдаты. На сегодня можете быть свободны, – скомандовал регент, и они поклонившись ушли. Так мы с ним и оказали у двери нашей госпожи.
– И я снова выиграл! – разбушевался от радости старый ребенок. Он весел и беззаботен. Хотя бы под конец своих дней он может позволить себе радоваться.
– Дверь открылась и из комнаты вышел человек, с ног до головы укутанный в мантию. А следом прилетели и слова принцессы.
– Пропустить!
Если бы не она, то я мог бы и прирезать подозрительную личность, и только потом начать задавать вопросы. Пусть все прекрасно понимают, что тут происходит. Она пытается скрыть своего ухажера, закутав его в кучу тряпок, хотя я смотрю на его походку и отчетливо понимаю, кто это.
Пошлю его на передовую. Пару месяцев побудет в авангарде восточного гарнизона.
– О, моя госпожа! – старый Регент сунул голову за дверь, и улыбка растеклась по его лицу. – Мы вам не помешали?
– Вы шумите под дверью! Если бы это были не вы, то мигом бы отдала приказ!
– Простите великодушно, юная леди. Просто мы с сателлитом пытаемся скрасить наш нелегкий досуг…
– Играя в карты под моей дверью?!
– Так вышло, что других дел у нас нет. Сателлит не пьет, а читать вслух книги я не очень люблю.
Врет. Все детство только и делал, что читал нам с ней вслух.
– … госпожа, не соизволите присоединиться? Уж больно давно мы с вами не играли все вместе.
– Сателлит, он совсем рехнулся на старости лет?
– Не могу сказать, моя госпожа.
Да.
– Значит, да.
– Ну же! – регент потряс колодой.
– Ладно. Подождите, я приведу себя в порядок.
Слышно было, как льется вода в ее уборной комнате. Она, наверное, каждый день принимает горячую ванну. А у меня на это просто не хватает сил. И времени.
Пара минут и дверь в комнату распахнулась. Прекрасная девушка осмотрела коридор своими ярко-янтарными глазами и кивнула. – Проходите.
– Стражи нет. Я буду тут.
– Сателлит, я сказала: «Проходите». В полном замке стражи мне и тебя одного тут хватит.
– Как скажете, моя госпожа.
– Как давно не был у тебя в гостях, дочка моя… – потирая ладони, регент зашел внутрь. Скрылся во мраке комнаты, в которой шторы были настолько плотными, что практически не пропускали свет. Лишь несколько ламп тускло светили под потолком.
Так и быть. Сегодня и вправду странный день. Может, принцесса права, и мне надо расслабиться?
– Каэр, садись у радиатора, сателлит, ты у окна…
Даже сейчас она просчитывает оптимальные варианты. Думает, анализирует. Командует.
– Так, – принцесса налила из графина разбавленное вино в три бокала и поставила их на стол. А я сижу как дурак и думаю лишь о том, что надо было позвать хотя бы одну служанку. – Сегодня и вправду странный день. Как вернулись с передовой – продыху не было, а сегодня…
– И вправду, – регент посмотрел на меня. – Даже наш вечно мрачный сателлит сегодня подстригся и побрился. Каков красавец. Сердцеед, прямо…
– Да? – она искоса посмотрела на меня. – Прости, не заметила.
– Ничего страшного, моя госпожа.
– Так, стоп. По имени. Первое правило сегодняшней игры – имена, – сказала она и вдруг осеклась. Точно. У меня имени все еще нет. – Это касается именно тебя, сателлит.
– Простите, госпожа Аурелия, – черт. Ее имя… как же трудно его произносить. – Каэр?
– Да, я Каэр. Верно.
– Что ж, тогда начнем… – тонкие пальцы ловко раскидали карты по столу и я посмотрел на то, что мне досталось. Что ж… – На что играем?
Странно, но не могу придумать ни одной ставки. Как ни крути, а я играю с двумя самыми влиятельными людьми и предложить им совсем ничего не могу.
– Проигравший наливает следующие бокалы, – усмехнулась принцесса.
И вот, когда партия почти закончена, я выхожу победителем. Осталось только выбросить правильную карту. Это победа, но…
– Сателлит, ты проиграл, – ехидно улыбнулась госпожа и поправила на себе серый кардиган.
– А ну ка покажи, малец.
– Вот…
– Черт возьми, да ты был в шаге от победы.
– Эх ты… – невольно улыбнулась принцесса. И эта улыбка была прекраснее всего, что мне доводилось видеть за последние несколько дней. – Правила те же.
И вот, спустя несколько долитых бокалов, все уже довольно уверенно могли сказать, что я поддаюсь. Но… я не могу позволить госпоже наполнять мой бокал, пусть он совсем и не пустеет, а лишний раз поднимать со стула регента…
– Проигравший рассказывает смешную историю, – правило внезапно изменилось и началась новая игра.
История – это не так уж и сложно. Пока играем, надо бы вспомнить, что им рассказать. У меня много историй, так что, думаю, одну из них я смогу поведать.
– О! – хором удивились мои господа. – Сателлит победил.
– Так. А проигравший, выходит, я? – регент показал всем свои карты.
– Выходит, так… – потерла виски принцесса. Будто ожидала другого исхода.
– Ну, так и быть. Поведаю вам историю! – Каэр почему-то печально улыбнулся. – С самого моего детства, у меня не было родных и близких. Я окончил семинарию, отслужил в армии и получил свое звание. Потом попал на службу во дворец и к вашему возрасту уже стал мелким советником по внутренней политике. Я думал, что моя жизнь так и будет крутиться вокруг службы и его величества, короля. Но в один прекрасный день, как мне кстати тогда не казалось, мне вручили двух младенцев и стопку документов…
– На веселую историю не тянет, – вставила свое слово принцесса и отхлебнула вино.
– Нет, что ты! Это и вправду веселая история!
– Которую, как мне кажется, я и так знаю…
– Нет, ты знаешь ее только со своей точки зрения. А в историях важен рассказчик. Вы с сателлитом видите мир по-разному, пусть и живете одну историю, – регент глотнул вино, чтобы промочить пересохшее горло. – Тогда, когда я оказался тут, мне казалось, что это ссылка. Граница, разруха. Я и вас-то на руках держать не хотел. Но спустя годы, я вдруг понял, что сижу с двумя детьми на коленях и рассказываю им, как выглядят буквы и цифры. Вы были такими маленькими… И вот, приближаясь к своему концу, я отчетливо осознаю, что вы и были той наградой, которую мне пожаловал король за мою верную службу. Что никого важнее и ценнее для меня нет и не будет в этой короткой жизни. Лишь вы двое. Я могу назвать вас своими детьми. Могу назвать вас своими учениками. Но я просто хочу, чтобы вы знали, что я люблю вас всем сердцем…
– О Боже…
– И… я неописуемо рад, что вы есть друг у друга. Сателлит и его хозяйка. Вы половины одного целого. Как добро и зло, свет и тьма, как правая рука и левая, как верхняя часть булки хлеба и нижняя… Я просто хочу, чтобы вы были счастливы и никогда друг друга не бросали.
– Старик, – принцесса попыталась вытереть ему слезы, но тот лишь неуклюже отмахнулся.
– А еще я хочу, чтобы вы были вместе. Внуков хочу…
– Это исключено, господин регент, – не сдержался я. Посягательство на принцессу, пусть и из его уст. Невыносимо. Я даже на словах не хочу в этом участвовать.
– Да, Каэр. Мы лишь сателлит и его хозяйка. Мы близки, но не настолько. Это… ну… немного другая близость.
– Аурелия…
– Господи, сателлит, ну зачем ты его сюда привел?
– Простите, моя госпожа…
– Ааааа! Да какая «Госпожа»?! Господи, говори нормально! – ее щеки забавно надулись – Какого черта он расплакался?
– Вы просто… я просто люблю вас! – заскулил достопочтенный старик.
– Черт, он пьян! Сколько ты ему налил?
– Три бокала.
Сколько проиграл. Столько и налил. Я, конечно, чувствую вину, но старик явно сделал это все специально. Даже если бы не я, он все равно напился бы тут на радостях.
– Дети мои! – взвыл Каэр. – Я так рад за вас! Все, что вижу вокруг, это все вы!
Нет. Вообще-то, это все она. Я лишь бреду рядом.
Несколько часов ушло на то, чтобы регент собрался с мыслями и наконец-то смог взять свои эмоции под контроль. Теперь он сидел тихо, изредка делая маленькие глотки из бокала, чтобы не напиться окончательно.
Вот и все. Вечер близился к концу и в замке стало тихо. Перестало гудеть оборудование. Затихли автоматоны. Счетные машины потушили свои лампы.
– Я провожу его, – пришлось приложить немалые усилия, чтобы поднять регента на ноги. – Скоро вступлю на пост.
– Да… и… спасибо. Забавный был вечер. Давно такого не было.
– Ага. С тех пор, как мы были детьми.
Принцесса округлила глаза, глядя сквозь меня. Я что, что-то не то сказал?
– Сателлит, ты пьян?
– Нет, моя госпожа. Что-то не так?
– Да нет, просто… Забудь, – выражение лица сменилась на задумчивое. – Хотя нет. Знаешь. Тебе бы почаще выражать свои мысли.
– Простите, – но я не сильно люблю говорить что-то лишнее.
– Ну вот. Опять не закончил фразу ведь?
– Впредь буду внимательнее.
Я проводил регента до его покоев, уложил его на кровать и пожелал добрых снов. Дверь со скрипом закрылась, и я остался один в пустом коридоре. Лампы мерцали, и казалось, будто сейчас тут светлее, чем днем. На стенах резная штукатурка, под ногами начищенные ковры, затертые щетками до дыр больше, чем обувью.
Лестница привела меня обратно, к двери моей госпожи. Стулья и столик так и остались у входа. Я аккуратно подвинул их и сел.
– Сателлит, ты тут? – раздался приглушенный голос из-за двери. Она уже легла и готовится ко сну.
– Да, моя госпожа.
Глава 5
Два шага
Ровно четыре дня назад, прервав совещание по вопросам налогообложения земель, из столицы прибыл гонец. Нет, он не ворвался в зал. Не ломился в двери. Просто передал страже на входе запечатанное письмо. Сургуч, а на нем оттиск королевского перстня. Такое не спутать. И не подделать.
Я долго стоял и смотрел на это письмо. Любопытство никогда в жизни не взяло бы верх, но открыть его хотелось. Хотелось знать, какие перемены несет эта бумажка. Король редко бросает свой взор на многочисленных отпрысков, и если не считать балов, что проводятся раз в пять лет, то он вообще никогда на них не смотрит. У него есть столица и все прилегающие территории. Они его, и только его. И если он будет распалятся еще и на вверенные отпрыскам земли, то упустит из виду нечто и вправду стоящее.
А отпрыски… не знаю, как остальные, но моя госпожа справляется со всем. Думаю, что намного лучше прочих.
Так что же было в том письме?
Приглашение в столицу?
Похвала?
Странно, что я до сих пор ничего не знаю. Все эти дни принцесса не подпускает меня к себе. Отдалилась. Будто готовиться уехать и оставить меня тут. Знает, что не получится так, но все равно пытается.
Мука какая-то…
Даже если она решила все бросить, то почему она не передает полномочия?
Логично было бы предположить, что там похвала.
Тогда почему она не рада? Почему не рад я? Почему никто не рад?
– … уснул, сателлит? – спрашивает он меня, одергивая за стальное плечо. Офицер замковой стражи. Знаю, что он к принцессе ходит. Он не знает, что знаю. Сошлю его скоро на передовую. Пусть там попробует свою преданность доказать, а не в постели.
– Еще раз тронешь меня, и я отрежу тебе руку, – ничего кроме оскала у меня не выходит. Стало как-то противно, что он, скорее всего, знает, что в этом письме было. А я нет. Черт, как же его там… Астель? Астор? – Ты ведь Астор, так?
– Да, – скривил он лицо. Будто не ожидал, что к нему, к фавориту принцессы, будут так относиться.
– Не забывай свое место. И больше уважения. Ты не с прислугой разговариваешь.
Фыркнул, скот. Как какая-то животина на землю плюнул и ушел. Еще бы. Задел я его гордость. Думает, наверное, что умнее, смелее и сильнее меня. Думает, что принцесса его любит. Как же он ошибается…
До него и другие были. А все закончили на передовой. Однако, я к этому совсем не причастен. Каждый из этих мальчишек в один прекрасный момент стал скучен для ее величества.
Опять же… только этот Астор смог занять место в совете. Тупой, как колодка для обуви, но кресло себе заполучил.
Черт… Сижу и думаю о всякой ерунде.
Асторы, передовая… Черт возьми, что в письме было? Почему все так поменялось из-за одной бумажки? Я бы понял, если бы она сама меня сослала на передовую. Или отправила в столицу, на обучение. Но нет. Она вообще ни слова не сказала. Регент молчит. Этот Астор зачем-то подошел со своими тупыми вопросами.
Шум мыслей перебил топот копыт. Крепостные ворота лениво открылись и во двор въехали две автоповозки и десяток лошадей с кавалеристами. Бердыши, копья. Но было еще что-то… что-то знакомое. Точно. Самострелы.
Это не бродяги и не местные лорды. Такое обмундирование и экипировка могли быть только у представителей правящей семьи.
Что они тут забыли?
Почему я не в курсе.
Двери первой повозки открылась и на землю ступил человек, до боли похожий на мою принцессу. Верю. Точно одной крови. Глаза янтарные, светлые. Кожа бледная, волосы чуть темнее, чем у госпожи. Высокий. Статный. Румянец на бледной коже виден невооруженным взглядом.
Кавалерия тут же сменила формацию. Так, будто вокруг них одни враги.
Отпрыск посмотрел мельком на всех. Глянул даже на меня, что стоял довольно далеко. И кивнул.
Карета пошатнулась и из нее вышел второй человек.
Сателлит.
Не могу не признать своего сородича.
Я издалека почувствовал, что он такой-же, как и я. Тоже чуть лучше остальных. Тоже к своему господину ближе всех.
Он выше, крепче, его взгляд на мне задержался намного дольше, чем взгляд его хозяина. Он тоже меня приметил.
Стражники начали двигаться, и вместе с ними и эти двое.
Несколько кавалеристов остались охранять автоповозки, а кучера принялись разворачивать технику по направлению к выходу. Узкие колеса проехались по кустам пионов, и я почувствовал самую настоящую злобу. Взад, вперед, снова взад.
Я сам не понял, как подошел к ним.
– Не порти цветы, – дернул я за штанину кучера, и кавалеристы, поздно меня заменив, быстро взяли в окружение.
– Садовник? – усмехнулся кто-то из них, скрывая свое лицо под шлемом.
– Сателлит.
– Оооо, простите, господин, – слышно было, как издеваются.
– Перестань, – я уже готов был положить руку на складной меч. – Ты не на своей земле.
Замковая стража напряглась, но решила не вмешиваться. Правильно делают. На самом деле, я погорячился. Я мог просто проигнорировать все происходящее, но что-то не позволило остаться в стороне.
– Кучер, цветы не порти, – один из всадников вдруг стал серьезен.
– Благодарю.
– Все, неких проблем?
– Никаких, вы свободны.
– Не забывайтесь, господин сателлит. Я не ваш подданный, – слышно было, что в этот раз в голосе нет издевки. Все тот же всадник. Серьезен.
– Что ж… Справедливо…
Подловил он меня. Зубы скрипят, но он прав. Даже если я сейчас вступлю в спор, это не принесет ничего, кроме проблем госпоже.
В любом случае, надо быстрее в замок. Сердце не на месте от всего этого.
– Стража, за мной! – скомандовал я, открепив людей с замковой стены. Десяток пехотинцев, крепкие, в латных доспехах, с полноценными мечами. Идут за мной.
В парадном зале пусто, только ковры притоптанные, да картины на стенах. Судя по звуку, возня идет со стороны зала для переговоров.
– … не смей! – раздался женский голос. Женский. Принцесса!
Точно оттуда!
– Все к залу! – бежал я слома голову. Поворот коридора, потом еще один. Кавалеристы, что спешились, тут как тут.
– Принцесса! – кричу я истошно.
– Сателлит, не лезь! – она зля. Никогда ее не слышал такой злой.
– Сателлит, она просила, – я на бегу отшвырнул Астора, что крутился около зала. Бесполезный червяк. Его дама сердца в такой злобе. Я чувствую ее даже через камень этих стен. Чувствую дрожь в ее ногах.
Двери зала распахнулись и, держа ее за руку, вышел тот самый принц.
– Стой, где стоишь! – щурится он, глядя в мою сторону.
Но она… ее янтарные глаза смотрят прямо на меня. Я тысячу раз видел этот взгляд. Мне и слов не нужно, чтобы понять то, что этот взгляд значит.
Сейчас. Сейчас я отрублю ему руку. Подождите, моя госпожа!
Три кавалериста, стоят у двери. Принц вышел и сделал три шага. Моя госпожа все еще в зале совета. Не сложно. Надо будет сделать так: отрезаю его руку, потом режу правого кавалериста. Выдергиваю принцессу и вывожу из-под вражеского стражника слева.
Вражеского?
Мешкаю… Черт.
Я наконец-то собираюсь с мыслями. Делаю рывок, на бегу выхватывая складной меч, пока делаю замах, лезвие уже в полную длину. Давай! Сейчас!
Я вкладываю всю свою душу в этот удар стальной руки, но как только клинок подбирается к руке принца – останавливается.
– Было близко, – улыбается он, глядя на заблокированный удар у самого его плеча.
Что? Когда?
Спустя целую вечность до меня доносится хлопок и лязг металла. Меня опередили.
Черт!
Как? Кто?
– Я разберусь, брат! – другой сателлит все это время был прямо перед моим лицом! Я даже не успел понять, как он тут оказался!
Точно, от же тоже сателлит.
Такой же, как и я. Защищает своего господина.
Ублюдок.
Запахло порохом. Откуда?
Меня тут же оттеснили взмахом меча, и сделав отшаг назад я успел оглядится. Никто из них не доставал самострел. Ни стража, ни принц, ни сателлит.
Я ловко парировал два ленивых выпада, сделанных, чтобы прощупать меня.
Сателлит принца замахивается левой ногой. Хочет ударить сбоку. Глупость какая. Могу отрезать ее прямо на ле…
Хлопок, и я не заметил, как его голень разбила мой блок, меч, вдавила в меня мою стальную руку.
Только вспышка в голове от удара. Я чувствую, как тело стало легким, а потом с невероятной тяжестью ударилось о стену.
Стену?
Слева от меня не было стены!
Я перелетел через коридор? Когда?
Откуда эта тошнота?
Не больно. Блевать охота. Не могу сдерживаться.
Пытаюсь встать, чтобы блевануть подальше от противника, но ноги не слушаются. Блюю под себя. Красным. Кишки внутри, кажись наизнанку. Что это вообще было?
Рука рассыпалась, меч тоже развалился на куски. Ребра в труху, как и кишки. Принцесса!
Где принцесса?
– Прин… – не могу договорить, кровь льется изо рта, как у дикой собаки из пасти.
Встать. Надо встать…
Справа от меня рассыпается и раскатывается как бисер по полу моя стальная рука. Ее разнесло на мелкие осколки. Сплав был твердым, чтобы можно было защититься. Но он разлетелся на десяток частей, стоило только…
Да что это было?
– Прин!…
– Сателлит, хватит… – слышу ее голос. Он так далеко… ТАК ДАЛЕКО!
– Эй-эй, не вставай! – тот, другой сателлит, смеется. Нет. Не смеется. Но кажется, будто дразнит меня.
Я еще не все показал.
Левая, человеческая рука, достает запасной меч, раскладывает его чуть менее ловким движением. Как ни крути, а я довольно часто хожу без живой брони. Левая тоже хоть что-то может.
– Так, значит? – сателлит, медленно идет ко мне, пока я пытаюсь встать, локтем отталкиваясь от выступающих из стены камней.
Он не похож на меня.
Если бы не все это, то его можно было бы перепутать с самим принцем.
Черт…
Даже лицо его разглядеть не могу. Плывет все от того удара.
Так! Сконцентрируйся! Позор…
Госпожу ведут против воли, а ты еле на ногах стоишь!
Живо соберись, сателлит!
Я сплевываю остатки едкой крови и поднимаю свое оружие.
Нанесу сначала размашистый, чтобы выбить блок, а потом сделаю рывок ближе. Прирежу его на короткой дистанции.
Ну…
Давай…
Подойди ближе.
Еще чуть-чуть…
Хлопок, и он оказывается слишком близко. Я еле успеваю заблокировать удар его меча!
Пол дела…
– Вниз смотри.
Я опускаю взгляд и понимаю, что его однозарядный самострел уже уперт в мое сердце.
Левой?
Так он… из тех, кто любит занять обе руки?
Я не видел у него в руке самострел.
Это от него порохом так пахнет?
Нет. Он не стреляный.
Стражник позади. Этот сателлит выхватил самострел на бегу?
Так там же…
Там было около десяти шагов.
Я считал.
Где просчитался?!
Почему он так быстро ко мне подошел?!
Что за хлопок?!
Откуда запах пороха?!
– Прости, мужик. Работа такая…
– А? – я не понимаю.
Слышу знакомый щелчок.
Глава 6
Еретик
Автоматон прощелкал что-то на своем и затих.
– Спасибо, Лиза. Сейчас я его посмотрю…
– Господин сателлит?
– Вы меня слышите?
– По всем показателям, вы очнулись.
– Вы второй день в полном порядке. Не бойтесь. Откройте глаза или скажите что-нибудь.
– Док, как он там?
– Это уже третий день, когда он не хочет к нам возвращаться.
– Просто лежит с закрытыми глазами?
– Угу…
Снова щелчки автоматона.
– Молодец, Лиза. Спасибо.
– Сателлит?
– Если вы и дальше будете притворятся спящим, то жизнь очень быстро пройдет мимо. Кондуктор так и трется у медицинского этажа, потирая руки.
– Господин сателлит… принцесса… Ее тут больше нет и стало как-то печально.
– Регент заперся у себя в комнате и не выходит, вы знали об этом?
Щелчки автоматона.
– Лиза пытается поднять вас, помогите ей.
– Черт, сателлит, пусть я и доктор, но в душевных проблемах я не смыслю. Я могу позвать кондуктора. Он проводит вашу душу в куда более полезное тело. Если вы так хотите.
– Вставайте, неделя прошла…
– То, что вы не защитили ее высочество, еще не значит, что нужно просто лежать тут и гнить. Может вы наконец соизволите встать?
– Нет? Ну тогда ладно. Совет решил, что ничего не будет делать с этой ситуацией, и если вы планировали ждать, то мой вам совет… не ждите. Никто ее не вернет.
– Кроме вас, конечно же.
– Вы можете ее вернуть. Домой. Сюда. К нам всем, кто в ней так нуждается.
– Центральная армия идет обратно, и госпожа будет нужна тут, как никогда!
– Сателлит, десять дней, это уже не смешно. Поднимайтесь.
– Без нее никто не может нормально работать, все только ходят и скулят.
– Все. Мне надоело. Я отключаю вас, потому что лежать две недели дней без дела – перебор. Солдаты восточного гарнизона почти дома. Им нужно будет место тут.
– Вас ведь даже не навещает никто. Была бы тут принцесса, то крутилась бы у кабинета. Но ее тут нет. Она где-то так же, как и вы, не в том месте. И никто не может ее проведать. Никто не заходит.
– Док, пятнадцатый день. Списывай его.
– Да подожди. Еще чуть-чуть. Не могу же я… Да кого я обманываю.
– Сателлит! Принцессе нужна твоя помощь! Ты должен встать. Обязан встать. На самом деле, каждый в этом замке ждет только тебя. Никто, кроме тебя, не сможет вернуть принцессу.
– Ну как, помогло?
– Иди уже отсюда! Просто… дай еще время.
И что я им скажу, когда открою глаза?
Встану, поклонюсь с извинениями и все?
Я подвел ее, и это неоспоримый факт. Я слаб и глуп. А еще – наивен. Но сколько бы я ни пытался принять сейчас свою смерть, она за мной не приходит. Я даже мысли в голове остановил уже. Подготовился. А этот доктор ходит сюда каждый день. Выдергивает из забвения. Давит на долг и честь.
Я не чувствую ни тело, ни ноги. Я не чувствую, что у меня вообще все это есть. Возможно, я уже остался безруким и безногим калекой. Но я не хочу открывать глаза. Мне страшно.
– Сат…. Каэр уже довольно долго не выходит из комнаты. Говорят, что он рыдает дни напролет. Проведаешь его?
– Угу… – черт. Горло дерет. Столько дней молчания даже меня подкосили.
– Ну вот и славно. Открывай глаза, и нужно тебя приподнять.
И все? Нет ни восторгов, ни окриков? Он просто принял то, что я ему ответил.
– Прин…
– Принцессу забрали люди Ноэля, с ним во главе.
– Куд…
– Очевидно, на их земли.
– Я…
– Ты…
– Дай… договорю… – слова с трудом даются. Будто в легких воздуха теперь меньше, чем обычно.
– Ну давай… давайте. Договаривайте.
– Что… с моим телом?
– Как только вы откроете глаза, то все поймете. Прошу вас, не бойтесь. Это не так уж и трудно. Давайте я протру их, а то они, вероятно, слиплись. Лиза! Лиза, сделай компресс на глаза господину сателлиту.
Автоматон звонко щелкнул, и на мои веки легло что-то теплое и влажное. Глаза болят. Сухие, как мрамором забиты. Веко тяжелое поднимается и скребет собой яблоко. И кажется, что вот-вот пойдет кровь.
– Прекрасно, я подниму для вас койку.
Голова и плечи поползли вверх. Тошнота к горлу подступила, но я сдержался. Не хочу снова кровью все заблевать.
Кажется, что ничего не поменялось. Я вижу свои ноги под простыней. Но с трудом. Рука левая лежит на койке. Ткань на груди красным пропитана, но и грудь на месте. На месте и голова. И глаза, и уши. Я слышу и вижу. И говорю.
– Не могу… Шевелить.
– Мне жаль, – врач сел рядом со мной и положил свои ладони на мое бедро. Я даже не почувствовал их. – Вас очень сильно ранили.
– Ах… вот как… – все сразу стало ясно, почему все эти дни я чувствовал себя мертвым. Я гляжу на него, на себя. На автоматона-медика, что не сводит с меня глаз.
– Да. Мы с Лизой сразу это поняли, но… не стали никому говорить. Тогда ваши шансы на выздоровление резко сократились бы. Все, кто пострадал в тот день, уже, кстати, выписались. Им досталось меньше, чем вам.
– Почему спасли? Почему так?
– Это был последний приказ ее величества. Он разлетелся вообще по всему замку. Мне кажется, что не было тех, кто его не слышал…
– Какой?
– «Спасти сателлита. Любой ценой»…
Я наконец-то смог прозреть. Не только открыть глаза и разглядеть вечерний мрак лазарета, но и очнуться от долгого сна по-настоящему.
– Кстати о цене, господин сателлит, – дверь приоткрылась и в щель пролезла бледная голова с редкими седыми волосами. Взгляд безумнее, чем у ошарашенного солдата. Глаза на меня смотрят, но будто сквозь меня глядят. Голова улыбнулась. – Давно не виделись с вами… Я…
– Знаю.
– Прекрасно, – человек зашел. Черная мантия на нем, но золота, как у многих тут, на ней нет. Безбожник. – Тогда пропустим прелюдию…
– Номен, прекрати! Он только очнулся!
– Да брось, док. Самое время. Думаешь, он хочет полежать, отдохнуть, поболтать с «Лизой» – как-то пренебрежительно бросил этот человек имя. Да, это имя автоматона, но…
Черт. Я никогда в жизни не смогу понять кондукторов. Они отрекаются от церкви ради науки. Тратят целую жизнь, чтобы пощупать человеческую душу, и едва ли подбираются к этому близко. Все, на что они способны, как это грузить бестелесное в колбу и совать это бестелесное, вечное, в печь.
– Автом… матон. Глядит на меня, – пытаюсь отвлечь их. Прекратить спор. Меня пугает эта машина. Ее щелчки, ее движения. Ее стеклянный глаз смотрит на мое лицо не переставая.
– Видишь, он тоже это почувствовал! – обратился доктор к кондуктору. – Он точно все понял. Сателлит, это Лиза. Помните мою помощницу, которая лечила вас от гнилости? Вы с ней тогда очень долго болтали. Она много про вас рассказывала.
– Дальше.
– Ну… она тоже заболела. Но в отличие от вас…
– Да! – воскликнул кондуктор, воодушевленный темой. – И я поместил ее в этого автоматона. Как она и просила. Сказала, что хочет помогать другим нуждающимся. Таким, как господин сателлит. Ведь эти нуждающиеся для нее очень дороги!
– Помните? Вы же помните ее?!
– Нет, – не стал я врать.
Я и вправду ее не помню. Ни лица, ни голоса. Был в голове образ, но и тот ускользает, стоит только его потревожить.
Доктор замолчал и посмотрел на машину. А та не изменилась в «лице». Так же смотрит. Будто с благоговением.
– Не переживайте господа! Может остаточные свойства души и есть в этой бездушной железке, но она уже не сможет воспринимать информацию. Так что, господин сателлит, если вы ее сейчас отвергнете, то она не расстроится.
Он бесспорно прав. Даже мне было бы больно, если бы кто-то сказал, что не помнит меня.
Но машина стоит недвижимо. И смотрит.
– Эх вы… – сдался врач. – Она же была такой прекрасной и чуткой девушкой. Знаете, печально, когда твой ученик не доживает и до двадцати пяти. Уходит в самом рассвете сил. И все, о чем она думает перед своим концом, так это о вас, негодяях, которые и вправду нуждаются в ней.
Негодяях?
– Повезло тебе, что господин сателлит сейчас без связи с телом.
– Нет, все в порядке, – пытаюсь утешить его я. Странно и необычно для меня. Кажется, этот доктор и вправду вернул меня с того света. Пусть и словами. – Но я действительно ее не помню.
И так даже лучше. Намного лучше, чем если бы я помнил ее как темное пятно на своем прошлом, или заклятого врага. Она не делала ничего плохого. И это уже хорошо.
– Спасибо за теплые слова, господин сателлит.
– Ну что? Мы перейдем к делу или так и будем тут любезничать с железкой?
– К делу, – бросил я. Он снова прав. Болтать попусту – трата времени.
– Я, как самый богохульный и антигуманный работник этого замка, хочу провести на вас эксперимент, господин сателлит. Я не могу рассказать подробности, но ваша светлая душа меня и вправду интересует. Позвольте продемонстрирую, – старик достал из коробки какой-то модуль с проводами и подключил его к разъему на поем правом плече. – Чувствуете?
– Да… больно. Покалывает, – без эмоций ответил я, но внутри был невероятно удивлен. Я что-то чувствую.
– Мне ведь не придется вас долго уговаривать? – серые глаза блеснули во мраке комнаты.
Прекрасный человек. Даже не сотрясает воздух. У него есть способ. И он уже отлично понял, что мне не важно, какой…
– Делай свое дело, кондуктор. Только душа из этого тела никуда не должна деться.
– Что вы! Душа в родном теле сильнее прочих. Оно нам на руку, – его злобная улыбка подогрела во мне интерес. Я редко с ним сталкиваюсь, и даже не догадывался, насколько безумным может быть его лицо. Он тот, кто лишает людей их душ. Да… Ему здравый смысл был бы не к лицу.
Не прошло и пары часов, как вся палата была уставлена ящиками и склянками с кровью. Крови в этом году много было. Ее уже давно начали выкачивать из живых мертвецов, но вот я ей никогда не пользовался. Большие запасы отправляли в полевые госпитали на передовую. Тут хранился лишь необходимый минимум.
– Доктор Маркет, поассестируете мне? – раскладывал инструмент кондуктор. – Операция, знаете ли…
– Вы и вправду хотите это сделать? – мужчина с удивлением посмотрел на гостя, что уже успел обустроится в лазарете. – Сателлит, вы уверены? Он же все вам объяснил?
– Я ничего ему не объяснял
– Так стоп! Нет! Все, сворачивай свои пожитки! Либо, доведи до пациента то, что планируешь делать!
Автоматон недовольно щелкнул.
– Аххххх… Оно вам надо? Я расскажу, но что это поменяет? Вы передумаете, господин сателлит?
– Вряд ли.
– Рассказывай!
– Ладно-ладно… Как же раздражает, когда в команде есть здравомыслящий человек… – Номен подкатил табурет и уселся, попутно достав склянку с чем-то странным. – Готовы сжечь свою душу, за возможность спасти принцессу?
Я даже раздумывать не буду. – Да.
– Ну вот…
– Ничего не «вот»! – снова возмутился доктор. – Он должен знать, с чем ему придется жить!
– Тц… Господин сателлит, это, – кондуктор потряс банку и муть поднялась со дна. Трудно разглядеть. Будто кучу змей и сколопендр сунули в сосуд и замариновали. – Invasitum colossus, паразит, что обитает в южных землях дикарей. Проникая в тело, он разрастается до небывалых размеров, создавая внутри паутину. Потом кальцемируется, твердеет, обрастая кальцием, заставляя жертву застыть. Он не питается душой, он ест лишь полезные вещества, находящиеся в тканях и крови…
– Хотите, чтоб я камнем стал?
– … однако, гнилостная чума опустошает и его. Тогда, внутри этой сети, образуется бесчисленное множество каналов, которые можно смело заполнить чем угодно.
– И это будет реагент?
– Верно! – воскликнул еретик. – Да, именно то, что заставляет души распадаться на энергию и импульсы. То, что превращает нечто незыблемое, нечто вечное, в простое движение или нагрев.
– Хотите вырастить во мне паразита, чтобы потом убить его и закачать полости чем-то… Это поможет?
– Ооо да… Знаете, даже среди себе подобных, я очень сильно отличаюсь. Мне мало было учиться. Я всегда мечтал исследовать, думать, мыслить… мы все тут ненадолго. Надо успеть хоть как-то поразвлечься. Верно, господин сателлит?
Я лишь промолчал. Совсем не понимаю, к чему он клонит.
– Мы создадим новые связи в теле. Они заменят вам большую часть моторики. Мышцы, под влиянием всей этой субстанции, восстановятся. Восстановится и часть нервных окончаний. Как видите, все, что напрямую связано с сжиганием вашей души всеми этими механизмами в вашем теле, вы можете чувствовать… и управлять.
– Однако…
– Да ладно, вам! Можно подумать, есть другой выход? Или вы примете бразды правления с больничной койки? Я бы не пошел за вами.
– Довольно честно.
– А какой мне смысл врать живому мертвецу? Нет, мы можем оставить вас наедине с этой «Лизой». На долгие годы. Быть может, она поднимет вас на ноги, если ее душа не сгорит в машине раньше. Вот только у принцессы нет этих долгих лет.
– Вы что-то знаете?
– Да, знаю. Я, можно сказать, ближе всех подобрался к сути этой королевской семьи. Считайте меня их сводным братом, или дальним родственником.
– Что с ней?! – я пытаюсь сорваться, но тела у меня нет.
– А какая вам сейчас разница?
– Ты, ублюдок! Я разрежу тебя на мелкие куски! Отвечай!
– Господин сателлит. Даже при учете того, что вы меня запугиваете, я помогу вам. Но я не дам ответов на ваши вопросы. Никаких. Считайте это делом принципа…
– Отвечай! Что с ней?! Где она?!
– … и даже если вы решите меня пытать, я просто освобожусь от оков тела. Ведь между мной и вами есть небольшая разница. А знаете какая?
– Господи, да что с ней?! Где мне ее искать?!
Номен наклонился поближе, чтобы я точно понял ход его мыслей.
– Я – душа в человеческом теле. Я это осознаю и ощущаю. Но вы… вы – тело с человеческой душой. У вас другие цели и ценности. Для меня тело – инструмент. Для вас – душа. Хотите сжечь ее, то я вам помогу. Мне очень интересно будет на это посмотреть…
– Почему…
– Не могу вам ответить. Но, если вы последуете за госпожой, то она вам расскажет. И про душу, и, быть может, про меня… Кстати! Я не говорил? – тон безумца изменился. – Я же вел для нее уроки. Еретик-изгнанник преподавал принцессе. А вы, почему-то, решили не ходить на мои занятия. Фехтование так затянуло? Или вы уже были на инженерных курсах господина Каэра?
– Я точно смогу ее спасти?
– Нет. Не точно, – доктор, подайте скальпель.
– Эй, Номен, он же еще не согласился!
– Ты правда так думаешь? Посмотри в его глаза внимательнее…
Доктор недолго глядел на меня, а после обжог инструмент над лампой и передал его кондуктору.
– Кстати! Шанс выжить будет пятьдесят на пятьдесят. Все зависит от того, запомнило ли ваше тело гнилостную чуму, и сможет ли побороть ее легкую форму, присущую паразиту.
Во мне вдруг проснулась такая злоба. Такая ярость. Я бы горы готов был свернуть, лишь бы вызволить свою принцессу. Вот только я и руки поднять не могу. И даже если я умру, это будет значить, что я боролся до самого конца. Пусть так, пусть этот чертов еретик колдует над моим умирающим телом. Если есть шанс…
– Пока мы не начали… – вдруг опомнился Номен. – Мышь живет с такой штукой несколько часов. Собака пол дня. А вот человека хватает на несколько. Как думаете, сколько вы протянете?
– Ровно столько, чтобы спасти ее.
– Так… на счастливую жизнь после воссоединения вы не рассчитываете?
– Нет.
– Тогда… предугадывая события, я переделаю ваш щит для сердца.
– Что?
– Простая стальная пластина на груди не очень удобна и эффективна. Инженерный этаж уже озадачен. Я объяснил, что им нужно, а то… самострел мало того, что разлетелся в разные стороны после удара, так еще и оставил вмятину… «Лиза» замучалась зашивать порезы от осколков на вашем лице. Вы ведь смотрели на грудь, в момент выстрела?
– Да… Но щит для сердца она приказала сделать… Госпожа… Пусть будет…
– Господни сателлит. Щит для сердца – вещь бесполезная и глупая. И раз уж для него в вашей груди теперь есть вырез, не правильнее ли будет сделать там что-то нужное
– Что?
– Компенсатор ударов, хранилище для вашей души, чтобы защитить ее… что угодно… – он ехидно улыбнулся, но мне почему-то вообще не страшно. Этот человек говорит так, будто понимает, к чему вообще все идет. – У вас уже давно нет пары ребер и солнечного сплетения. Так хоть нормальная броня будет.
Я понял, что попал в руки настоящего чудовища. Сколько людей он убил ради таких экспериментов? Как вообще в наших землях нашлось место такому безбожнику? Я начал чувствовать, что меня затягивает в такую трясину лжи и недосказанности, что сердце само по себе начало биться с чудовищным усилием.
– Успокойтесь, господин сателлит. И получайте удовольствие. А то ваша душа в смятении… Поболтаем, когда проснетесь.
– Ладно, начинаем! Лиза, дай ему анестезию, подключи кровь и останови сердце. Контролируй вязкость и вводи ему питание, по мере необходимости…
– Спите, господин сателлит. Сегодня больно не будет.
Глава 7
Тело
– Конечности начали твердеть. Думаю, пора выжигать паразита. Так, для справки: хитиновый покров его отростков прочен и пластичен. Если мы уберем внутренности у этой дряни, то каналы должны быть достаточно широкими, чтобы закачать туда…
– Прошу прощения… – и вновь, дверь открылась так, будто тут проходной двор, а не лазарет. Человек позвал доктора выйти, и мы остались с Номеном лишь вдвоем.
– Так… как это будет работать?
– О, господин сателлит, вы в кой-то веки проявляете заинтересованность?
– Тем не менее…
– Тем не менее, сейчас мы выжгем гнилостной чумой ту тварь, что сидит внутри вас. Пока что, он еще подвижен, но уже заставляет конечности застывать. Этот вид закрепляется в теле, костенеет, и тут же откладывает личинки. Носитель умирает и на его гниющих останках появляется множество таких же паразитов. Они как клещи, только куда противнее и изощреннее, – кондуктор снял защитную панель с моей груди и подвел большой металлический шприц прямо к моему сердцу.
– Не опасно?
– Все, что мы делаем, опасно. Но тут по-другому и не выйдет.
И пока сердце бьется, безумец прокалывает толстой иглой уродливую голову паразита. Прямо рядом с сердцем. С бьющимся живым сердцем.
– Но зачем?
– Что-то не так, господин сателлит?
– Зачем этот… эта крышка?
– Чтобы у нас был доступ к сердцу. А еще, чтобы сковать вашу душу и начать ее использовать. Вы, господин сателлит, теперь автоматон. Только вместо железа у вас тело. Простое человеческое. Которое, как ни странно, действует по тем же принципам, как и тела машин. А это… – Номен постучал пальцем по корпусу коробки, в которой был жук, сердце, и, как оказалось, душа. – Это ваш аккумулятор. Вам отсюда трудно разглядеть, но тут я довольно много всего уместил. Единственное… сами вы это не откроете. Я зашью, оно через пару дней зарастет, и никто и не узнает, что вы… как бы сказать… «особенный».
– Никогда в жизни не был особенным… – вдруг вырвалось у меня. Я очень не люблю поболтать. Очень… но, когда у тебя нет ни рук, ни ног, это остается единственным.
– Вы ошибаетесь, господин. Все, начиная от вашего рождения и до этого момента – необычно.
– Подозреваю, то же самое можно сказать и про тебя.
– Верно.
– По твоей логике, каждый из нас особенный. Абсолютно любой человек.
– Знаете, я иногда жалею, что вы редко болтаете. Вы довольно образованный человек и поддержать беседу для вас не было бы трудным делом.
– Предпочитаю не сотрясать воздух.
– Это почему-же?
А действительно, почему? Потому, что воспитали как человека, который не обязан много говорить? Или как того, кто должен думать и обдумывать происходящее? Принцессе не нужны мои бестолковые советы, она прекрасна своей независимостью, но если бы она меня спросила, то я бы ответил.
– Потому, что если будет важно мое мнение, меня об этом спросят. А вечно открытый рот – признак пустой головы. Быть может, так.
– Отнюдь, господин сателлит. Посмотрите на старцев в замке. Болтают без умолку. И не потому, что глупы. А лишь потому, что в своей болтовне они пытаются друг до друга что-то донести. Например, свою старческую мудрость.
– Как и вы?
– Верно. Я довольно разговорчив. Но этому есть еще одна причина. Простая болтовня помогает голове расслабиться. Когда целыми днями занят исследованиями, то невольно занимаешь ими все пространство внутри черепа. Зацикливаешься… И в итоге… нет простора для маневра.
– Ты пытаешься отвлечься от исследований, чтобы они получались лучше и качественней…
– Ага. А для этого нужен трезвый и не замыленный ум.
– Как с вот этим вот всем? – я попытался откинуть взглядом свое тело, но голова не шелохнулась.
Однако, Номен все понял. – Да. Это тоже результат какого-то любопытства, совершенно далекого от науки.
Разговор внезапно прервался, как только я понял, что еретик сконцентрировался на происходящем. Он понес к моей груди шипящий шланг и начал откачивать гниль. Никогда бы не подумал, что эта болезнь может развиваться так быстро…
– Это какой-то особый вид гнилостной чумы?
– Верно подмечено. Он практически безвреден для людей, но вот этот паразит…
– Ты культивировал болезнь, чтобы…
– Да.
– И сколько же попыток ты сделал?
– Сотни, быть может, около тысячи.
– На это бы ушли годы.
– Отнюдь. Я любитель рациональности, как и любой человек далекий от церкви. Скажем так, у меня все на потоке. Вы можете не переживать. Для людей я такого не создавал. Мне больше интересна человеческая душа, чем гниющее тело.
– Это обнадеживает.
– Кстати… у вас не пропало желание пытать меня после того, как встанете на ноги?
– Нет. Не пропало.
– Жаль. Тогда, позвольте заранее извиниться, но вскоре я покину замок и уеду на передовую. У меня там дела, знаете ли…
– Шкуру свою спасать?
– Да. Именно так. Вы отличный собеседник. Проницательный. Болтали бы почаще, от дам бы отбою не было… А теперь позвольте мне вновь ненадолго погрузить вас в сон. Сейчас будет самое трудное…
– Дамы мне… – язык принялся заплетаться, и сознание начало тонуть во мраке. Я и так ничего не чувствовал, но сейчас, казалось, рвется вообще вся связь с миром…
И лишь болезненное пробуждение заставило меня ощутить, что я жив. Что я не умер в той никчемной стычке. Я чувствую боль, от кончиков пальцев, до глубин моей головы. Болит все и сразу. Болит так, что я готов выть от этой боли. Но вой ничего не изменит.
– Больно. До одури больно, – я пытаюсь говорить естественно. Так, чтобы не выдать того, что мне больно и жутко страшно. Но лишь тужусь, выдавливаю слова.
– Это радует, господин сателлит, – Номен навис над моей грудью и снова что-то ковыряет. – Боль… боль – это хорошо, господин сателлит. Боль означает, что вы понемногу возвращаете себе контроль. В вашем теле сейчас есть нечто инородное, что разраслось так быстро… ткани, кости, сухожилия, ваши органы и нервы… это все теперь соприкасается с мертвым полым паразитом. Будет больно.
– Долго? – снова тужусь.
– Довольно долго. Пока все не прирастет и не станет частью вас.
– Ты не говорил.
– Не напрягайтесь, господин сателлит. Вы готовы были умереть ради принцессы. Уж такую мелочь… Только не держите зла. Это все часть процесса.
– Другие. Тоже чувствовали?
– Да. Несомненно, – он не смотрит на меня. Закручивает винты на пластине, что закрывает мое сердце. Странно, что я чувствую ее. Чувствую сталь внутри. Чувствую его теплые руки. Я все это чувствую даже за болью. Болит все. Но все чувствует. – …вы слышите меня? Не теряйте сознание.
– Что?
– Говорю, что многие были неспособны пережить этот этап. Боль сопровождала их до самого конца?
О Господи, как же больно говорить. Легкие сводит. – Почему?
– Слишком слабая душа.
– А моя?
– Ваша? – безумец оглядел меня с ног до головы, будто что-то может разглядеть нового. – Ваша душа довольно крепка. Вас ведет долг и честь. Однако… дело отнюдь не в этом. Попробуйте пошевелить рукой.
– Я… – Да. Я пытаюсь поднять ее, но чем больше вкладываю сил, тем больнее становится. – Больно.
– Хм… – поморщился он. – Вы верно неправильно поняли. Теперь вы управляете телом с помощью души. Вы – живой автоматон. Делайте как автоматон.
– А как он делает?
Номен пожал плечами и ехидно улыбнулся. – Понятия не имею. Представьте, что вы сжигаете свою душу, чтобы поднять руку, наверное…
Чертов псих! Как? Как это делать? Как это делать с такой болью?! Черт… О чем он говорит? Какой смысл? Он же явно что-то знает! Сука, я дотянусь до тебя…
Боль стала сильнее. Стала такой невыносимой, что дыхание превратилось в хрип. Левая рука оторвалась от койки и подняла покрывало. Потянулась к вороту кондуктора.
– Вы верно придушить меня хотите, господин сателлит? – тот даже не отвлекся от завинчивания болтов в мою грудь. – Что ж, раз уж вы смогли даже такое, то я, наверное, включу в работу весь, так сказать, «механизм».
Старик что-то щелкнул под пластиной, и моя левая рука полетела в него так, будто она никогда не лишалась чувств. Номен заблокировал удар и нежно перехватился за мое запястье.
– Просачивается, даже через закрытый клапан…
– Чего?
– Как вы себя чувствуете сейчас? Вы, должно быть, в замешательстве?
– Каком замешательстве, безумец?! Что ты… – я в замешательстве. Я в шоке и ужасе. В шоке, ужасе и удивлении! В удивлении, которое на секунду смогло перекрыть мою тягу к принцессе. Я на секунду позволил себе забыть про то, ради чего я на все согласился. Даже смерть меня пугает меньше, чем то, что принцессы тут нет.
Но я чувствую ее. Руку. Чувствую прикосновение Номена. Чувствую льняную белую ткань, застиранную на сотню раз. Чувствую рукой тепло руки этого еретика.
Но это не все.
Я чувствую холодный ветерок своей шеей. Сквозняк, что сочится через закрытые окна лазарета. Чувствую, как покалывают пальцы на ногах от долгого безделья. Как спина вспотела, как колени затекли лежать в одном положении.
Вот только… я чувствую это иначе. Я чувствую это… сердцем. Душой. Если и есть она во мне, то я будто ощущаю мир, пропуская его через себя. Вибрации воздуха, голоса в коридоре, тяжелые шаги армейских сапог… все это проходит через меня. Через кожу на ногах и руках, через живот, через пластину на сердце. Принизывает от волос, до костей. И идет к самому сердцу. А оттуда – в голову.
– Хах, – вырвалось у меня. За всей этой болью скрывалось столько новых чувств. Даже эта боль, как оказалось, лишь оттенок того, что творится вокруг меня. Она есть, но лишь послевкусием происходящего. Как горечь меда…
– Восхитительно! – подпрыгнул на стуле кондуктор. – Вы – мое лучшее творение, господин сателлит! Только вы и никто другой!
Безумец вытер слезы с глаз, но на их месте появились новые. Он вел себе так, будто победил саму смерть, пусть она его и не страшила. В возгласах радости он разбрызгивал слюну по койке и никак не мог угомониться.
– Номен… – но он меня не слышит. – Номен!
– Да, мой господин?!
– Что дальше, Номен?
– Ооооо, – его руки тряслись. Он тянулся к моему лицу, но боялся прикоснуться. – Я… я… я не знаю! Вы! Вы – великое чудо! Вы – яркий свет! Вы – душа и тело, что сплелись вместе! Мне больно смотреть на эту красоту, господин сателлит!
– Номен!
– Простите, господин! Простите…
– Номен, соберись! Нам нужно спасти ее высочество! Что делать? Я могу идти?
– Да, да, да! Да! Да, вы сможете, но прошу меня простить, господин! Прошу простить меня! Я… – старик засуетился, скидал в свою сумку принадлежности и открыл дверь. – Я не могу смотреть на совершенство долго. Мои старые глаза этого не вытерпят. А душой… душой я смотреть не могу. Душой… Я лишь прошу, оставайтесь таким же сильным, господин сателлит!
– Номен, ты свихнулся? Сколько мне лежать? Сколько у меня вообще времени? – внезапно разозлили припадочные выходки еретика. – Как быстро я сгорю?
– Вы? – он смотрел куда-то сквозь меня. – Вы – великое чудо. Вы не сгорите. Вы – олицетворение вечности, господин сателлит. Я не в силах предсказать ваш конец. Он лежит далеко за гранью…
– Гранью чего? – я дернулся с кровати, чтобы поймать мерзавца, но лишь свалился с койки. В глазах потемнело от такого резкого рывка.
– Гранью моей жизни, и жизни многих других, господин. Как я и говорил. Я не могу рассказать вам больше. Но тот, кто однажды дотронулся до души… никогда уже не будет прежним. Никогда не сможет взмолиться Бога…
– Да что ты несешь? Ты совсем сбрендил?
– Прошу меня простить. Пусть я и не боюсь смерти под вашими пытками, но после увиденного уж больно захотелось жить. До свидания, господин… Можете записать меня в предатели или еретики, но я вынужден вас покинуть. Ваша жизнь будет долгой и счастливой. Ведь теперь она в ваших руках.
– Стой!
– Однажды я спрошу у вас, какого это…
– Сволочь! Стража! – пытаюсь кричать, но голос слаб.
– До свидания, господин сателлит. Прошу, берегите себя.
Он прикрыл дверь тогда, когда ко мне вернулось зрение и четкость движений. Я будто проплыл на лодке по самой бурной реке востока. Меня укачало, словно я пьяный несусь на лошади через бескрайнее поле. Тошнота подступила к горлу, но выпускать ее наружу я боюсь. Боюсь, что там кровь, и все повторится снова.
В дверь забежал доктор и тут же попытался поднять мое тяжелое и громоздкое тело. – Сателлит! Не двигай… тесь! Тебе… Вам еще рано, у вас все кости и органы…
Я оперся левой рукой на пол и переполз к стене. Прислонился к ней спиной. – Поймайте этого засранца!
– Номена?
– Да, его!
– Что? Но зачем?!
– Он что-то знает. Его надо допросить, – я борюсь с одышкой. А еще, я борюсь с жаждой выпытать у еретика все, о чем он говорил. Я уверен, что это поможет мне спасти мою госпожу.
– Я… я сейчас позову стражу! Его найдут и допросят. Я поговорю с другими кондукторами, с нормальными, чтобы узнать, куда он мог пойти…
– Да, давай… Я скоро присоединюсь к поискам.
– Нет! Ни в коем случае!
– Иди! Найдите его!
– Да, господин!
В глубине души я чувствую, что они не найдут его. Номен, его безумие, его жажда… я перестал их чувствовать. Будто его и нет уже тут. Будто он покинул замок многие дни назад. Спрятался? Скрылся? Или я брежу?
Пусть ищут. Пусть перевернуть вверх дном все ближайшие города! Пусть найдут его! Он знает, где госпожа…
Глава 8
За столом переговоров
Я не могу позволить себе отдыхать. Не могу позволить отдыхать другим, пока ее тут нет. Госпожа сейчас так далеко от дома…
Я чеканю шаг своими новыми ногами, перешагивая с ковра на ковер своими тяжелыми высокими ботинками. Я чувствую ноги. Чувствую обувь. Чувствую ворс на коврах и твердый камень под ними. Чувствую, как тесно и неудобно этому камню лежать в такой странной и неестественной для природы позе. Я будто пропускаю это все через свои стопы.
Так, наверное, чувствуют мир и автоматоны…
Прочные армейские штаны, затертые и заношенные, и отжелтевшая рубаха с длинным рукавом. Это единственное приличное, что нашлось в моем гардеробе. Куртка изодрана, а то, что было на мне в день похищения принцессы все в крови и рвоте. Ничего. Мне только нужно поставить на место этих ничтожеств из совета, и я отправлюсь за новыми вещами.
Пустой правый рукав развевается при ходьбе, но нет ни сил, ни желания его подматывать. Пусть. Это символ моей готовности. Я многого лишился и многого готов лишиться ради моей госпожи. Пусть я и не говорил ей, но та стрела… тот арбалетный болт… он предназначался ей. Я лишь встал на его пути. Для меня это было важнее всего, что происходило в те года.
Девчонка-парикмахер внезапно вышла из двери кухни и моментально отвернулась, увидев меня. Испугано. Будто мертвеца увидела. Оно и правильно. Все, кто встречался сейчас на пути, были готовы прятаться по углам, лишь бы не участвовать в сегодняшнем совете. Лишь бы быть от него подальше.
Единственные, кто хоть как-то не боятся меня – машины, что прибирают замок, чинят местные коммуникации. Они смотрят своими стеклянными черными глазами, гоняют линзы внутри, чтобы сфокусироваться, и недоуменно щелкают. Будто пытаются узнать, кто я, и какую работу тут выполняю. Жаль, но я их не понимаю.
Вот они, двери зала собраний.
Достаю из кармана складной меч, и он тут же расправляется, превращаясь в изящное оружие убийства.
Скрип, и я делаю взмах в рывке.
Сталь проходится по лежащим на столе рукам Астора и две кисти падают на пол. Так легко и непринужденно, будто меч сейчас отрезал кусок хлеба.
Это за то, что ты посмел сюда прийти, ничтожество!
– Господи! – взвыл мужчина, и попытался остановить кровь из отрезанных конечностей. Упал на пол, хотел схватиться одной рукой за другую, но это все бесполезно. Нечем хвататься. Две культи уткнулись в грудь, окрашивая все в красный.
Кого-то в зале моментально вырвало на пол. Но никто так и не посмел перебить истошный вопль предателя.
– Когда я ее верну, ты не посмеешь ее и пальцем тронуть… – я прикладываю острие клинка к его лицу, но он его не видит. Видит лишь отрезанные руки.
– Господин! – поднялся один из советников и подкатился к раненому мерзавцу. – Прошу вас! Он верой и правдой…
– Молчать! Жалкие трусы. Хоть один из вас обнажил свой меч, когда вашу госпожу крали из ее дома?! А!?
Я снова делаю взмах, но мне не нужны тут жертвы. Щурятся, зажмуриваются от страха. Вот они какие, советники. Принцесса держала их явно не для своей защиты.
– Прошу, – ползает на коленях перед моими ногами Астор. – Прошу, прости! Прости меня! Я не успел! Пощади!
– Пощажу, – мое тело как перышко. Я с невероятной легкостью присаживаюсь перед этим трусом и, не выпуская меч из руки, беру его за длинные мягкие волосы. Он ел, пил, принимал ванну все это время, пока принцессы тут не было. Наверное, еще и в ее покоях… – Что было в письме?
– Там… – кряхтит он. Побледнел. Неудивительно. – Я пытался сказать…
– Что там было, ничтожество?
– Господи… – он из последних сил собрался с мыслями и начал выдавать текст, будто заучивал его наизусть. – «Дорогая Аурелия, пришло время для семейного чаепития, подготовь передачу дел своему наследнику, если таковые имеются. Каждый должен выполнять свой долг…» Так! Там было так!
– Какой долг?
– Я не знаю!
– Какое чаепитие?!
– Не знаю, господин! Прошу…
– Ты… – я сжал пальцы на его волосах так сильно, что почувствовал, как они рвутся один за другим. – Жалкая тварь… Она доверилась тебе! А ты даже не поинтересовался, что все это значит…
– Она сказала, что это не важно!
– Да? – я огляделся по сторонам, а потом поднял его лицо к своему. – Ты правда так думаешь?
– Прошу! Я…
Ну все. Еще минута, и он сдохнет.
– Перетяните обрубки! И оттащите его в лазарет, – я встал в полный рост и спрятал свой меч в карман. – И если хоть один из вас даст добро на изготовления ему живой брони… я казню. Ваше тело будут доить, а ваша душа будет светить в портовом нужнике.
– Как прикажете, господин! – засуетились мудрые старцы.
– Этого, – я пнул по обессилевшей туше. – После выздоровления, примотать половники к рукам и на передовую. Пусть докажет свое офицерское звание за перемешивание похлебки.
– Но господин…
– Выполнять! – я выдвинул стул и сел.
Тело выволокли, оставив длинный и жирный кровавый след.
– Где регент?
– В своей комнате, господин. Он не выходит, и не особо разговаривает…
– Болен?
– Нет, господин. Если позволите, это… шок, старческое…
Говорит уверено. Вряд ли врет, после такого представления.
Скоты. Все на одно лицо. Ни капли мужества в глазах. Все тут лишь для массовки. Она… госпожа…. Прекрасно справлялась бы и без них.
– Замок Ноэля… вы связывались с ним?
– Нет, господин, – ответил уже другой старец. – Госпожа не давала распоряжений и инструкций на этот счет.
– Какие попытки вы предприняли, чтобы вернуть ее?
– Простите, господин, мы лишь…
– А сколько вы узнали за эти недели?! – чувствую, как во мне начинает закипать злоба. Такая, какой и не было еще никогда.
Молчание…
– Жалкие трусы… Восточный гарнизон открепить, и передислоцировать к замку. Пусть займут порт и ближайшие города. Поставить на довольствие за счет нашей казны. Времени вам – день. Пишите письма его величеству и в замок одиннадцатого принца. Пусть разъяснят ситуацию. Военные силы стягиваем к границе его земель. Наша королева, возможно, в плену…
– Королева? – посмел меня кто-то перебить. – При всем уважении, господин сателлит, но она не королева. Она – принцесса…
Трясется от ужаса, но говорит.
– … и то, что вы предлагаете… Это – измена. Мы не можем оставить дыру на фронте и без предупреждения отвести войска. А если прорвут? Да и к тому-же… идти с солдатами на соседние земли… Мы прослывем предателями. Нас всех… казнят.
– Тогда я казню вас прямо сейчас! – от злобы я аж подскочил. Но то, кто так уверенно со мной спорил, подскочил в ответ.
– Так тому и быть! Но я не хочу, чтобы вы утащили за собой тысячи солдат и их семьи! Лучше зарубите меня тут! Но мои дети и внуки не будут втянуты в предательство короля и столицы!
Остальные вжали свои шеи. Боятся обоих исходов. Этот, что смеет перечить, хоть как-то похож на человека, остальные – скот. Трусливый и безмозглый. Как она терпела их?
– Господин, – писклявят сидящие трусы. – Одумайтесь…
– Да, господин! Не спешите, пожалуйста! После принцессы Аурелии, вы вступаете в права виконта! Вы теперь отвечаете за жизни этих людей!
– Господин сателлит! Не развязывайте войну! Это просто какое-то недопонимание…
– Недопонимание? – глаза сами округлились. Это слово… это возмутительное слово нельзя применять к нашей ситуации. – Хотите сказать, что они убили сателлита принцессы, и это лишь недопонимание?!
– Но вы сами…
– Я сам… Я единственный, кто тогда готов был ее защищать. А вы, отребья, прятались по своим покоям. Когда она вернется, молитесь, чтобы она вас не вздернула. Ведь ваши прогнившие души не пригодны даже для портовых туалетов!
Трусы поутихли. Чувствую, что есть, что сказать. Но молчат. Наконец-то вспомнили свое место.
– Проваливайте с глаз моих! Я понял, что вы бесполезны. Живите эти дни и молитесь, чтобы госпожа не подумала так же!
– Да, господин! – встали и засеменили к выходу, брезгливо переступая через лужу крови на полу.
Черт… И что теперь?
Я посмотрел на испачканную желтую рубаху. На штаны, что вновь пропитаны красным. Это все выглядело так, будто война уже давно пришла в наш дом. Просто никто еще не понял. Будто кучка предателей и трусов все это время ютилась под боком, и когда пришло время, они открыли врагу двери. И отобрали сердце этого дома.
Сил нет.
Я должен поговорить с господином регентом. Уж он-то… поймет. Надеюсь, что еще пока может.
Тело легкое, а в груди тяжесть. Я прошел по куче ступеней, каждый раз удивляясь тому, как мои ноги их теперь ощущают. Я в очередной раз потрогал гобелены на дырявых и свистящих ветром стенах, прикоснулся к картинам с ее лицом. Сталь на перилах была холоднее обычного.
Каша в голове. Мне спасать ее надо, а не тут ошиваться. Пусть даже и один…
– Господин регент? – аккуратно постучался в покои старика.
– Входи, сынок.
Я приоткрыл дверь и заглянул внутрь. Ясное небо за высокими и чистыми окнами. У него всегда так было. Больше всего прочего, он любил эти высокие окна. Прислуга постоянно шепталась о том, что регент не терпит разводов и пятен на стекле. Светло здесь.
– Сынок, я слышал крик, неужели опять наша принцесса упала и поранилась?
– Это…
– Ну и громкий же у нее голос…
Вы перепутали, господин регент. Это не она кричала…
– Прошу меня простить, – одернул я регента, и он повернулся ко мне, оторвав свой взор от вида, что простирался за его окном. – Принцесса…
– Сателлит?
– Да… я.
– Как же сильно ты вырос, мальчик мой, – старик подошел ко мне и обнял. Легко далось, руки-то нету. – Я ведь помню темя еще совсем таким, вот прям, вот, по пояс мне был. Держал в руках свой маленький меч, весь побитый, в синяках… и никогда не жаловался.
– Да, – усмехнулся я. – Потому, что госпожа всегда смотрела на наши тренировки.
– А сейчас, погляди каким прекрасным мужчиной ты вырос! Вы были бы отличной парой, дети мои…
– Господин регент, я о…
– Чувствую, что мне не о чем переживать. С такими детьми.
Ему совсем стало плохо. Будто забыл, что я уже давно не маленький ребенок.
– Что же с твой рукой, малыш? – регент поднял на своей ладони пустой рукав чумазой рубахи. – Как же так?
– Давно уже, господин регент. Не о чем переживать. Я поговорить хотел, мне помощь нужна!
– Какой ты стал разговорчивый. Зря я боялся. Ну что ж, – старик сел на свой широкий и мягкий стул. – Любой совет. Спрашивай, о чем угодно. Даже если это дела сердечные.
– Принцессу… – черт. А если я скажу прямо, не сломается ли он окончательно? Нет. Надо мягче. Чуть более мягко. – Аурелию забрали в дом Ноэля, одиннадцатого принца. Мне бы вернуть ее, но войска и советники против.
– Лицо регента поменялось. Он сейчас будто смотрел вглубь себя, в попытке найти что-то важное.
– Сателлит… – пробормотал он. – Значит, ее забрали, да?
– Угу.
– Похитили…
– Да, господин регент. Простите, я не смог выполнить свой долг. Я готов принять смерть, но только после…
– После того, как вернешь ее. Меньшего от тебя и не ждал, мальчик мой. Тебе нужно спешить! – старик скинул свою мантию и суетливо начал бродить по своей комнате. Ищет что-то.
– Господин, как мне поступить. Войска…
– Нет! Не смей!
– Что?
– Их жизни… Для тебя не важны, но… у них так же есть те, кто им дорог. Как для тебя госпожа. Вместо войск, ты поднимешь лишь кучку мстителей. Эти земли восстали из пепла не для того, чтобы вновь погрузиться в хаос!
– Тогда как?
– Будь гибок, юноша. Ты ведь знаешь, куда ее забрали. Навести их. Начни с переговоров. Узнай, что хотят взамен. Нам нет нужды устраивать грызню между соседними землями.
Видно, что он собрался с мыслями.
– Черт, – регент продолжал искать везде, где только мог. – Точно!
Под кроватью. Огромный деревянный кейс, покрытый слоем десятилетней пыли со скрежетом и треском выбрался на свет.
– Ты помнишь, что это, парень?
– Да, – твердо и четко ответил я. Не ожидал, что эта штука еще где-то тут. Вот только толку-то от нее…
– На твой пятнадцатый день рождения, на день рождения Аурелии, король призвал вас во дворец.
– Да, господин регент, помню, но это…
– Ей достались знания, а тебе – сила… – старик открыл кейс, а там… – Пион Аурелии.
– Нет. Его звали «Золотой пион»…
Огромный двуручный меч. Даже не так. Это был настоящий механизм. Толстый и тяжелый вороненый клинок был едва ли не во весь мой рост, увесистая стальная гарда закручивалась как рамка спускового крючка на самострелах. Два черных курка на тонкой двуручной рукояти. Весь клинок был истесан узорами пластин и различных устройств. Казалось, будто внутри этого огромного меча скрывается такая техника, которая и вправду способна быть силой. Однако…
– Да, только я не могу его поднять и двумя руками, господин регент, а у меня она всего одна. И та… левая.
– Ты никогда не был проницателен, мальчик мой. Ты помнишь, что тогда сказал король?
– Нет… помню, что поздравляли и…
– «Пусть, чтобы его поднять и нужны двое, но я надеюсь, что такой светлый мальчишка как ты однажды сможет им правильно воспользоваться»