Читать онлайн Воронцов. Книга 2

© Алексей Федотов, 2025

ISBN 978-5-0064-4296-2 (т. 2)

ISBN 978-5-0059-1943-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

1. Продолжение войны 1829 года. Адрианопольский мир. Севастопольский бунт. Смерть отца С. Р. Воронцова. Начало Строительство дворца в Алупке. Развитие виноградарства в Крыму

Новый 1829 год семья Воронцовых встретила в Одессе. Государь-император поручил ему в первые зимние дни заготовлять продовольствие для армии, которая должна была продолжить военные действия с началом весны.

В первую очередь он совместно с Грейгом разрабатывает планы по транспортировки грузов из Одесского порта в сторону Константинополя. Для этих целей у них есть три парохода «Метеор», «Надежда» и «Одесса». Ещё с прошлого года инженер-гидротехник Бернард Фон дер Флис руководил работами в порту по его предложению выписали землечерпальную машину. Он так же одновременно занимался обеспечением питьевой водой населения города. Для этого он послал в Европу своего секретаря Алексея Левшина чтобы тот посмотрел, как делают водоводы французы и итальянцы. Он писал: «с первым курьером отправил вам рисунок труб для стока нечистоты из улиц и чертежи труб для водопроводов. После многих изысканий и опытов ученые возвращаются к мысли, что самыя лучшия трубы из обожжённой глины. Здесь видел прекрасную и препростую машину для поднятия воды из Роны в два резервуара, из коих она расходится по всему городу. В ней нет ни паров, ни котлов; вся машина приводится в движение тою же водою, которую она поднимает. Здесь есть также славная труба пожарная, коей одна кишка сосёт в себя воду из реки, а другая бросает её на огонь. Ваше сиятельство конечно слышали о способе доставать воду посредством артезианских скважин. Из малого отверстия, прорытого буравом, вода поднимается на поверхность земли из глубины 300 футов».1

От нового Воронцовского дворца в Одессе продолжает улучшаться Николаевский бульвар (ныне Жванецкого), вдоль которого строятся красивые дома богатых купцов, а внизу генерал-губернатор заложил Новый бульвар (ныне Приморский). Немного выше Воронцова строится Сабанеев и Толстой, до сих пор в городе существует Сабанеевский мост через овраг (ныне Военный спуск). Он как-то писал «дай Бог тебе здоровья, любезнейший друг. Я приехавши сюда, пользуюсь твоим экипажем, без которого здесь из дому шагу сделать нельзя такая грязь… сделай дружбу попроси Боффу чтоб он поспешил отделкою моего дома». Сам он в этом году находился на лечении в Дрездене по поводу болезни желчного пузыря. На старой гравюре Боссоли видим слева дом Петра Толстого, затем дом Сабанеева и там, вдали на фоне моря справа высокий дворец Воронцова.

Михаил Воронцов в этом году разрешил еврейской городской общине купить новое построенное здание на углу улиц Мясоедовской и Госпитальной для размещения там приюта для бедных «букурим-холим» и при нём больницы. Он так же заказывает за границей мрамор для отделки домов в городе.

Государь-Император, понимая, что войну с Портою придётся продолжать назначает генерала Дибича главнокомандующим, а начальником штаба становится генерал-адъютант барон Толь. Генерал-адъютант Киселёв получает в командование 4 резервный кавалерийский корпус. Генерал-майор Бутурлин занял должность главного квартирмейстера второй армии, а генерал Пален назначен командиром 2 пехотного корпуса. Государь Николай I отказывается вмешиваться в командование и меняет стратегию, где намечается переход через Балканы. 15 февраля новый главнокомандующий граф Дибич прибыл в Яссы. Проведя смотр войск, он далее перевёл свою штаб-квартиру на юг в Галац. Генерал-губернатор Михаил Воронцов отправлял из Одессы продовольственные припасы на кораблях и пароходах к устью Дуная в Сулин и оттуда вверх по реке. Военные действия нашей армии должны были начаться осадой крепости Силистрия.

Мост Сабанеева в Одессе. Худ. Карло Боссоли

Воронцов экстренно переправил потоки снабжения в Кюстенджи (Констанца), а затем в Бургас. Он записал: «…я принимал активное участие в порученной мне Императором миссии по отправке морским путём в Бургасский залив всех военных утверждений для армии маршала Дибича. Мне было очень приятно в этой глуши, и наша армия продвигалась вперёд после прохода через Балканы, находила во всех прибрежных портах на своём пути всё необходимое»2.

Командующий флотилией контр-адмирал Михаил Николаевич Кумани ещё раньше взял приступом с моря турецкую крепость Сизополь (Süzebolu). Порта пыталась отбить потерю, но наши выстояли за счёт помощи, пришедшей по суше. Именно сюда генерал Воронцов направил свои транспортные суда с провиантом и военными припасами. Адмирал Алексис Грейг так же уже весной привёл корабли Черноморского флота в эту гавань. Сам Михаил Кумани позже получил за эту операцию орден «Святой Анны» 1 степени.

В это то время произошёл один интересный конфликт между Воронцовым и одесским картёжником полковником Александром Раевским. Михаил Семёнович довёл до сведения императора Николая Первого, что младший сын заслуженного генерала Николая Николаевича Раевского в Одессе везде осуждает начавшуюся войну и постоянно критикует действия правительства. Государь, услышав губернатора, своим указом приказал выслать этого полковника в его имение на Полтаву. За него, конечно, вступился отец, который считал, что «несчастная страсть сына к графине Воронцовой вовлекла его в поступки неблагоразумные… и что хотя любовные безумства неприличны, но извинительны, а политические обвинения графа Воронцова, предъявленные сыну, – донос и клевета». Этот полковник с молодости знал Елизавету Ксаверьевну, и та когда-то в молодости даже одно время была в него влюблена.

Сохранились с того времени просто слухи, что как-то на улице Раевский с хлыстом в руках, остановил на улице экипаж графини и крикнул ей раздражённо: «заботьтесь хорошенько о наших детях». Он постоянно надоедал Елизавете Воронцовой и распространял различные слухи в городе, пока генерал-губернатор отсутствовал. Существует письмо отца об этом событии, в котором старший Раевский писал: «…мне весьма прискорбно, что граф Воронцов вмешивает полицию в семейственные свои дела и через то даёт им столь неприятную гласность. Я покажу более умеренности и чувства приличия, не распространяясь далее о таковом предмете». Так же я нашёл письмо самого генерала Николая Раевского сыну Николаю в Кахетию: «Я возвращаюсь из Петербурга, мой друг Николушка, и письмо сие в третий раз начинаю писать тебе. Пушкин хотел из Петербурга к тебе ехать, потом из Москвы. Брат Александр дурачествами навлёк себе и нам огорчений, которые, как только дурачествами не заслуживали бы случившихся последствий. Я ездил в Петербург, чтоб представить истину, и хотя был принят с благоволением, но мне сказано было, чтоб я о сем не говорил ни слова государю, ни от него о мнимых неприличных разговорах, о коих я писал тебе, следственно все состоит в его истории с Воронцовой. И так, прожив больным в Петербурге месяц, я представился и откланялся, и через два дня уехал». Отец сильно переживал за своего непутёвого сына и в итоге не перенёс стыда и умер в этом году в селе Бовтышке недалеко от Чигирина. Александр был уволен от должности и сослан в Полтаву. Второй сын, тот самый Николушка, за связи с декабристами был уволен Паскевичем от должности командира драгунского полка.

Но вернёмся в Одессу, где началась чума, и Воронцов срочно предпринял ряд мер для изоляции этой заразы. На одном из хуторов близ города от чумы умерло несколько человек, и генерал-губернатор приказал немедленно закрыть город. Без особого разрешения никто не мог ни войти в город, ни выйти из него. Он записал тогда: «…город был настолько изолирован, что ни один дом не общался с другим, а движение по улицам было запрещено для жителей, за исключением нескольких комиссаров по каждому району, которые носили специальные медали на груди, которые показывали, что они имеют право передвигаться по городу… всё что можно погружалось в раствор хлора, а что нельзя было погрузить в воду очищалось химическими средствами… был создан Высший медицинский совет и комиссары следили за осмотром бедных больных людей за счёт города и около 20 врачей были разбросаны по всем районам осматривая больных у дверей и окон и отправляли больных в карантин. Сам я ежедневно ходил в назначенное место для консультаций с комиссарами по всем нужным вопросам. Подобные меры являются необходимыми и сопряжены с большими расходами, но и успех от них гарантирован. Чума может распространяться только через прикосновение и заражение можем получить только через контакт. Примерно через 6 недель инфекция полностью должна была исчезнуть»3. Многие старые деревянные постройки с чумными признаками сжигались. Все остальные предметы окуривались серным горением «письма, газеты, книги и многое другое, что поступало в город или вывозилось из него».

В мае наши сухопутные войска (включая донских казаков Карпова 3 полка) обложили Силистрию с суши. С реки Дунай действовала Дунайская флотилия контр-адмирала Патаниоти. В конце месяца командующий Иван Иванович Дибич, поручил генерал-лейтенанту Афанасию Красовскому идти на решительный штурм крепости с конниками и егерскими полками. После удачных действий турки в июне сдали крепость Силистрия.

Карта расположения войск 1829года.

Турки не сидели без действия и визирь Решид-паша, собрав 40 000 армию двинулся на местечко Козлуджа а затем к Праводам, где окружил наш отряд (3000 человек) генерал-майора Павла Купреянова. Пока турки осаждали геройски оборонявшихся солдат Купреянова, барон Дибич, сделав длительный скрытый марш отрезал своими войсками турок от Шумлы.

Османы, сняв блокаду города Праводы, двинулись в сторону Шумлы. Подойдя к селу Мадеры донские казаки, повстречав 1500 турок, ударили по ним. Бросив всё, они, сев на коней побежали к своему главному лагерю. Более 300 конников было убито и ранено во время погони, длившейся на протяжении 6 вёрст. Противник выслал из Шумлы 3000 подкрепление и подойдя к речке Буданлык занял позицию. Наши казаки Борисова и Ежова полков совместно с уланами 4 дивизии под командованием генерал-лейтенанта барона Крейца начали форсировать на конях эту речку. Казаки полковника Ежова и уланы Харьковского полка перетащили на плотах 8 пушек. Донские казаки, перейдя речку сразу же ударил по левому флангу турок. Далее переправились основные силы, и противник отступил в Шумлу. Отряд генерал-майора Якова Отрощенко с пехотою и гусарами Иркутского полка пройдя село Мадеры прибыли в район Кулевчи и Черковни. Вышедшие из Силистрии ночью основные наши войска оказались в тылу неприятеля. Генерал от инфантерии Логгин Осипович Рот с батальонами 30 мая разместился левее Главного штаба нашей армии. Турецкая армия (около 5000 бойцов) очутилась в окружении. Турки, не зная расположения наших войск, утром спустились с высокой горы и остановились в версте от деревни Черковни. В центре стояла пехота с 6 орудиями, а по краям конница. Противник передвинул свои войска на правом фланге по высокому берегу. Генерал Отрощенко первым начал палить из пушек по противнику и тот не замедлил ответить. Османские ядра летели через головы наших солдат и ложились позади в долине. Внезапным броском егерей подполковника Севостьянова он выскочил наверх с 2 пушками и оказался на правом фланге турецкой батареи и открыл беглый огонь «турки были поражены неожиданным ударом, оставшиеся в живых и не раненые побежали в лес, оставив свои орудия». Спустя некоторое время подошли основные силы и наши стали отстреливавшись отступать в низину к речке. Удачным выстрелом артиллеристов генерала Ивана Карловича Арнольди (который ранее потерял ногу) был подорван склад зарядных турецких ящиков и произошёл большой взрыв. Затем туда была направлена кавалерия, от которой противник бежал, оставив все пушки. Основные силы генерал- адъютанта Карла Толя пришли в движение и поднялись выше по широкой равнины. Увидев свежие войска турки, не обращая внимания на своих командиров «побежали в горы кучами и поодиночке». «Визирь, не имея резерва, не мог подкрепить рассеянных своих войск, ибо все они пущены были в действие против авангарда, и отступить в порядке также не мог; узкая дорога в тесной дефиле была заставлена, как сказывали, на восемь вёрст обозами. Посему он не мог спасти с места сражения ни артиллерии, ни даже багажа: все досталось в руки победителей»4.

Фрагмент карты боевых действий с турками.

После этого сражения османы потеряли более 5000 убитыми и ранеными. Взято в плен 1450 человек, 49 орудий и 6 знамён. С нашей стороны был ранен генерал Отрощенко и генерал Глазенап, который неправильными действиями погубил целый батальон Муромского пехотного полка. Турецкая кавалерия «разорвав фас» изрубила командиров и офицеров. После этого сражения Император наградил всех офицеров и главнокомандующего графа Дибича различными орденами. Спустя несколько дней в середине июня всё же сдалась крепость Силистрия. Нашим досталось 253 орудия и флотилия из 76 судов с пушками и порохом, более 100 знамён. Турецкий гарнизон более 9000 человек вышли из крепости и ушли на лодках и пешком в южном направлении «пашей Силистрийских, с свитами их, приказано было отправить в Одессу водою, на тех судах, которые привозили провиант».

Все наши офицеры получили различные награды: генерал Красовский получил орден «Святого Владимира» 1 степени, Берг и Шильдер ордена «Св. Георгия» 3 класса, инженер-полковник Капель и Сорокин получили ордена «Святого Владимира» 3 степени.

В мае этого года состоялась в Варшаве коронация Императора Николая Павловича и его супруги Александры Фёдоровны в Царстве Польском. Там его встретил брат Константин Павлович, который в первую очередь показал свои войска. Обряд коронования совершился 12 мая в Королевском замке в зале Сената. Далее Император отправился в Берлин, где прошла свадьба племянницы Николая принцессы Августы с принцем Вильгельмом.

В это же время Генерал-Губернатор Михаил Воронцов принял пленных турок в Одессе, но сначала отправив их в карантин. Затем их путь лежал в Петербург. Чума распространилась по Бессарабии, и он по реке Днестр сделал сильную линию карантинов, отделив тем самым сообщение с Малороссией. В Одессу вторично проникла чума на одном из пароходов прибывшего из Кюстенжи. «22 октября, город был заперт, и прекращено его сообщение с Империей. По черте одесского порто-франко оцепление состояло из служителей таможенной стражи, потом их заменили пехотные части из ближайших гарнизонов. Суда, находившиеся в военной гавани, были задержаны и объявлены в карантинном положении. Вольные рабочие, занимавшиеся постоянно на Платоновской пристани и общавшиеся со служителями карантинного батальона, взяты в карантин, переодеты и чистое платье и изолированы на 28-дневный срок. Погрузку товаров через карантин и выгрузку с судов на пакгаузы приостановили». Город обнесли второй заградительной цепью из солдат батальона Минского и Виленского егерских полков, было выставлено более 110 постов. Закрыты были все питейные заведения, погреба, продажа хлебных изделий была под особым контролем. Деньги передавались через тарелку, наполненную разбавленным уксусом. Специальном распоряжением Воронцова было оговорено «что сокрытие больных ни к чему не послужит, ибо раньше или позже больной заразою умрёт, и тогда поневоле должно будет о том объявить; между тем через это самое увеличится опасность для всех живущих с ним». В одном из районов города после различных жестких мер карантина удалось остановить распространение болезни при этом все вещи жителей окуривались горящей серой и закладывались на несколько часов в уксусную воду и затем проветривались. Это помогло устранить передачу заразы через одежду. Чумным кварталом в городе заведовал штаб-лекарь Моисей Григорьевич Черников. Дивизионным доктором был Герасим Семёнович Мещерский. Полицмейстером назначен полковник Станислав Тимофеевич Василевский. Всей канцелярией правил Михаил Иванович Лекс. Военными чиновниками по особым поручениям у губернатора были полковники: уланского полка Отто Пфейлицер-Франк, егерского полка Виктор Фролов-Багреев, московского полка Василий Русанов. Среди гражданских лиц в канцелярии были действительные статские советники: Александр Казначеев, Дмитрий Башмаков, Иван Бларамберг, Павел Марини, Алексей Левшин и другие. Все эти люди помогли Михаилу Семёновичу Воронцову остановить эпидемию чумы до конца года в городе Одесса. В ноябре там произошло довольно сильное землетрясение продолжавшееся несколько минут и некоторые дома дали трещины в стенах.

Пока Воронцов занимался эпидемией, в Крыму во всю идёт обустройство территории вокруг строящегося дворца. Директор Никитского сада Николай Андреевич Гартвис писал ему: «Я только что получил от садовника Вагнера из Риги извещение о том, что в конце мая прибыли новые сорта камелий из заведения Лоддижиса из Хакней возле Лондона, очень хорошей сохранности, его цена за растение от 20 до 30 рублей (цена Лоддижиса на месте 15 шиллингов). Я тотчас написал Вагнеру, чтобы он проставил сумму для Вашего сиятельства за шесть камелий и две магнолии и несколько других вечнозеленых кустарников, которых у нас еще нет. Все это прибудет в августе или в сентябре. Я позабочусь о их перезимовке в Никите, в оранжерее для того, чтобы в апреле или мае высадить в Алупке». Первые розы отечественной селекции, выведенные Николаем Гартвисом, названные «Алупка» и «Графиня Элизабет Воронцова», были высажены в Воронцовском парке. Чуть позже княгиня Анна Сергеевна Голицына, купившая земли в Кореизе и по его предложению завела там большие плантации винограда. Она писала Воронцову: «…сейчас я должна Вам сообщить, месье граф, что мы были в Алупке. Я, мадам Бергхейм и мадемуазель Маурер <…>. Славный Герасим нас встретил с радостью и тут же приготовил завтрак. Затем мы присоединились к Кебаху <…>, обошли верхний сад, все осмотрев и все проверив, уставая восхищаться <…> Мой дорогой граф, я не нашла ничего похожего, что было при Ревильоти <…>.

Алупка 1829 года. Гравюра худ. Карла Кюгельхена.

Кебах английский сад перекрыл дорогами <…>. Он посадил 6000 декоративных деревьев на побережье, питомник и 5000 гранатовых деревьев, и все обрисовано как нельзя более совершенно, со вкусом и простотой. Алупка уникальна. Ни один государь не обладает ничем приблизительно подобным <…>, и Кебах рождён, чтобы быть садовником. Если бы император увидел Алупку, какой она стала, он дал бы Кебаху 10000 дублонов, чтобы тот ему сделал Царское Село <…>. Месье граф, этот славный человек имеет всего только 12 работников для двух садов и масличной плантации». Княгиня Голицына на своих землях к тому времени высадила уже 30 000 лоз винограда (бордо, мускат, пино-нуар, траминер, кокур, клебер и другие) и делала вино, которое продавала по всей Малороссии. Анна Сергеевна очень гордилась своим «рислингом» которого она высадила около 4 000 кустов. Гартвис ставил этот сорт выше всех прочих немецких лоз и отзывался о нем весьма высоко: «Великолепный сорт. Самый известный по деланию из него лучших рейнских вин, Иоганнисбергского и других, занимает первое место между сортами столовых вин». Швейцарский архитектор Карл Эшлиман выстроил для княгини специальные подвалы из камня, доставленного из Феодосии. На гравюре К. Кюгельхена видим, какой была татарская деревня Алупка. За домом видны громадные камни малого хауса и основание древней круглой башни. Слева от домика сад-огород, а на плоской крыше другого целая татарская семья.

Таврический губернатор Казначеев в сентябрьском письме писал Воронцову: «Я постигнуть не могу, почтеннейший Граф, почему не хотят позволить сформирование другого Балаклавского баталиона. Это бы 1-е, во всякое время избавило нас от недостатка в Карантинной Страже, а 2-е, и самое полезное, доставило бы нам случай тотчас начать город в Судаке. Теперь надобно в скором времени ожидать мира, а по замирении может трудно будет настоять в прибавке баталиона по каким либо политическим отношениям. Нельзя ли воспользоваться настоящим случаем и поспешить совершением полезного дела: будем иметь и достаточную стражу и основание новаго города. Иначе Судак долго еще останется без полного и надежного сбыта своих вин. Потом, с Божиею помощию, начали бы мы основание города в Ялте на земле Вашей на положении польских местечек, как я Вам лично докладывал и Вы ето одобрили; к названию Ялты могли бы мы половину города наименовать Александриею в честь помещицы графини Александры Михайловны Воронцовой (дочери Воронцова) по примеру Измаила с Тучковым, Крылова с Кременчугом. В Алуште, как в центре, соединяющем две стороны Южного берега и губернский город, само собою образуется городок, особенно когда дорога по берегу продолжится без перерыву. Если ета мысль Вам не противна, мы бы с Левшиным занялись обработанием оной, а я с усердием привёл бы ее в скорое исполнение. Покуда по щастию моему меня все любят и охотно слушают, я бы успел многих согласить к поселению в новых городках наших».

В эту осень наши войска перешли Балканы тремя колоннами почти без больших потерь. Главнокомандующий граф Дибич получил от Императора находящимся в Варшаве титул Забалканского. Войска заняли города Сливно, Ямболь, Тырново, Факи и другие населённые пункты. На море адмирал Грейг имея у себя 60 вымпелов Черноморского флота продвигался к Константинополю. Именно в этом походе совершил подвиг капитан-лейтенант Александр Казарский на своём бриге «Меркурий», который вёл трёхчасовой бой с двумя турецкими линкорами. Вот как написал про это один из турецких штурманов: «…корабль капитан-паши и наш открыли тогда сильный огонь. Дело неслыханное и невероятное. Мы не могли заставить его сдаться: он дрался, ретируясь и маневрируя со всем искусством опытного военного капитана, до того, что стыдно сказать, мы прекратили сражение, и он со славою продолжал свой путь на вёслах торжествуя спасение и победу». Бриг был весь как решето, но оставался на плаву «пробоин в корпусе оказалось 22, повреждений в рангоуте 16, в парусах 133 и в такелаже 148». Позже Алексей Грейг в подробном донесении Императору Николаю I подчеркнул, что экипаж брига совершил «подвиг, которому в летописях морских держав нет подобного». Государь присвоил этому кораблю «Георгиевский флаг с вымпелом и его имя во флоте никогда не исчезали и переходя из рода в род на вечныя времена служили примером потомству». Казарскому присвоили внеочередное звание капитана 2 ранга и наградили орденом «Святого Георгия» 4 класса «всем нижним чинам знаки отличия военного ордена и всем офицерам, и нижним чинам двойное жалование в пожизненный пенсион».

В занятом нашими войсками Адрианополе шли переговоры с турками, и Император тогда писал графу Дибичу «настаиваю, что в том случае, если переговоры прервутся, вы должны направить отряд войск к Дарданеллам, дабы быть уверенным, что незваные гости не явились там… при неуспешности переговоров следует вам немедленно двинуться к Константинополю и, овладев им вы будете ожидать новых приказаний. Не дозволяйте никакому иностранному флоту войти в Дарданеллы впердь до приказания». Англичане и немцы, видя такое положение, надавили на турок и срочно был подписан мирный договор с Османской Империей. От России подписали генерал-адъютант Алексей Орлов, прибывшим из Петербурга и Фёдор Пален. Орлов даже ездил в Константинополь для вручения Султану письма Государя-Императора. По статьям этого договора Анапа, Суджук-кале, Ахалциха, Ацхура и Поти присоединены навечно к Российской империи «земли, лежащие на север и на восток от черты к стороне Грузии, Имеретии и Гурии, а ровно и весь берег Чёрного моря от устья Кубани до пристани Св. Николая включительно, пребудут в вечном владении Российской Империи». Проведена ликвидация ряда крепостей на Дунае и подтверждены автономные права Сербии, Молдавии, Валахии и Греции. Открыты навсегда все проливы, включая Босфор и Дарданеллы для торговой навигации в Чёрном море. Турция обязывалась уплатить России контрибуцию в размере «10 000 000 голландских червонцев, а вознаграждение русским подданным и негоциантам в 1500 000 дукатов». В Петропавловской крепости был произведён салют в 201 выстрел, которым возвещали всем жителям столицы об окончании войны.

Из книги Н.К.Шильдера «Император Николай Первый его жизнь и царствование» т2. стр 254 издание Суворина. СПб1903г.

Да, генерал-адъютант Михаил Семёнович Воронцов за свои военные заслуги в этой войне получил долгожданный «Орден Святого Андрея Первозванного», который помимо медалей стал двенадцатым Российским орденом на его груди. К концу года заболел «нервической лихорадкой» Государь-император Николай I. Он лежал с большой температурой, и всё окружение было очень обеспокоено, припоминая «печальные таганрогские дни». После 12 дней болезни он сильно похудел, но постепенно стал выздоравливать. Лишь 10 декабря Николай Павлович впервые вышел из спальни и написал письмо графу Дибичу: «…я почти совсем оправился от паразившаго меня сильного потрясения; милосердие Божие на этот раз сохранило меня жене и детям; чувствую только слабость в ногах, однако я могу сегодня сесть верхом и следовательно готов на службу»5. В Одессу в конце года прибыл чрезвычайный посол турецкого султана Галиль-паша со свитою. Михаилу Воронцову пришлось принять посольство и временно поселить на одном их хуторов, так как в столице Император ещё был в стадии выздоровления.

По наступлению 1830 года эпидемию чумы в Одессе почти нейтрализовали. Никаких праздников и карнавалов в доме Воронцова не устраивалось. Болела его дочка Александрина. За ней неотступно ходила Елизавета Ксаверьевна. Таврический губернатор Александр Казначеев раздобыл особую траву и писал из Симферополя Михаилу Семёновичу: «Сей час только получил траву от Гортьма для Сашиньки Вашей, Почтеннейший Граф, и теперь же ее спешу отправить к Вам. Дай Бог ей здоровья».

Приехавший Турецкий посол после разрешения из столицы был успешно отправлен в Петербург, куда прибыл в конце января. Там праздновали день рождения Великой Княгини Елены Павловны. На торжествах присутствовала вся царская семья, включая младшего брата Михаила Павловича. Из Пруссии приехал принц Альберт, который привёз от Короля «ордена Чёрного Орла» для русских фельдмаршалов Дибича и Паскевича. Царские особы, многие богатые люди и правительство веселилось в столице. Министром двора князем Петром Волконским был дан грандиозный бал-маскарад. Генерал-адъютант Александр Христофорович Бенкендорф писал в одном из писем: «…я не помню зимы, которая была бы более наполнена балами, празднествами и удовольствиями». Как говорится в русской поговорке «пол мира скачет, пол мира плачет».

Генерал-губернатор Воронцов в эти зимние месяцы постоянно находится в разъездах между Одессой и Николаевым и далее он так же посещает Бессарабию, где кордоны держат чуму по линии Днестра. То же самое происходило в Севастополе, где порт и город были в карантине. Временным военным губернатором там был генерал-лейтенант Николай Столыпин, назначенный Государем. В марте Воронцов находит время и едет в Крым. Там началось строительство «большого дома в Алупке» по проекту Франца Боффо и Томаса Харрисона. Оттуда он возвращается в Одессу, где Елизавета Ксаверьевна сообщает, что у дочки Александрины начала прогрессировать «желтушная болезнь» и сын Мишенька то же болеет. Граф Михаил Семёнович призвал всех своих военных врачей обратить внимание на здоровье своих детей. Сам же он в середине апреля выехал в сторону Киева. Он должен был встретиться с врачами по поводу болезни своего глаза. Туда же, должен был прибыть из Варшавы Государь-Император. Генерал-губернатор Михаил Воронцов был принят Николаем Павловичем. Он доложил о результатах борьбы с чумой на своих территориях и получил разрешение на поездку в Вену для лечения своей дочери. Далее он через Белую Церковь вернулся снова в Одессу, где его ждала Елизавета Ксаверьевна с больными детьми. Дочке Александрине тогда исполнилось 9 лет, и в июне она вместе с матерью и отцом отправилась на лечение за границу. Вместе с ними так же были 7-летний Симон (Семён), 4-летний Михаил (Мили) и 5-летняя София. Граф Михаил Семёнович должен был сопровождать своё семейство до границы. Они выехали в специальной карете, но в дороге Воронцова догнал его адъютант с приказом Императора срочно выехать в Севастополь и остановить бунт. Обняв, поцеловав детей и больную дочку, он направился в Крым.

В городе Севастополь продолжался бунт наиболее бедных слоёв населения, недовольных продлением карантина. Начальником эскадры был в то время контр-адмирал Иван Семёнович Скаловский. Военным губернатором Николай Алексеевич Столыпин, а комендантом города генерал-лейтенант Андрей Турчанинов. Во время бунта пьяной толпой был убит Столыпин, инспектор Стулли и бригадный командир Степан Воробьёв, а Турчанинов издал указ о прекращении карантина. По приказу из Петербурга к Севастополю подтянули части 12 пехотной дивизии генерал-лейтенанта Василия Тимофеева. Генерал-губернатор Воронцов прибыл в Севастополь, остановился на Северной стороне и организовал расследование этого бунта.

Он отправил вице-адмирала Константина Юрьевича Патаниоти на корабле до Феодосии чтобы он привёз дополнительно в порт верные Государю морские подразделения. Вот как писал об этом Воронцов: «…эта операция была успешно проведена и через 4 дня я получил несколько боевых батальонов с которыми моя позиция стала сильной… на следующий день после возвращения флота я разместил часть прибывших войск в самых удобных местах города, а остальных оставил в резерве, одновременно отправив в казармы батальоны старого гарнизона, которые проявили слабость во время восстания. Это было сделано, и в тот же день я арестовал значительную часть главных виновников, список которых я уже получил, и особенно тех, мужчин и женщин, которые убили генерала Столыпина, и других жертв того ужасного дня. Этот арест был произведён без малейших затруднений, потому что матросы прекрасно знали, что я не буду преувеличивать количество этих главных убийств, они почувствовали всю серьёзность своих преступлений и начали раскаиваться, а также потому что прибытие новых войск сделало невозможным любое сопротивление с их стороны. Я ввёл в действие все санитарно-гигиенические меры, установил линию карантина с надлежащими резервами вокруг южной части Севастополя и привёл в карантинный режим бывшую крепость и казармы на Северной стороне для приёма всех тех, кого мы арестовали и отчасти для всех, кого мы должны были привести из Севастополя. Я обосновался на этой стороне города и за пределами Следственного комитета и с тех пор всё происходило с большей лёгкостью и без малейшего сопротивления или вмешательства со стороны кого бы то ни было. Адмирал Грейг по приказу императора так же находился в моём подчинении поселился в самом городе в отдельном доме под охраной, чтоб предотвратить контакт с заражёнными людьми. Против меня были настроены много матросов, за исключением двух или трёх адмиралов и часть населения видела во мне палача с поручением расстреливать бунтовщиков.

Александра Михайловна Воронцова. Неиз. художник.

Количество матросов, женщин и жителей, которые должны были перевозиться через бухту с южной стороны на север для рассмотрения и отмены решений комиссии по расследованию должны были транспортироваться с большой осторожностью, для здоровья окружающих и для предотвращения распространения чумы в Крым и в другие земли. В то же время я понимал, что расследование продлится долго и обязательства задержат меня на несколько недель, а может быть даже месяцев. Это усугубляло мои мучения и моё жестокое горе, что моя жена с плохими вестями о здоровье нашего дорогого ребёнка не могла знать когда я смогу их найти».6

Около 6000 людей были допрошены. В итоге по решению суда казнены 7 человек, возглавивших восстание. Это были «Т. Иванов, Ф. Пискарев, К. Шкуропелов, П. Щукин, М. Соловьев, Я. Попков, а также унтер-офицер Крайненко». Приговор исполнили на территории слободок 11 августа. Бунтовавших 423 женщин выслали в другие города. Более 1000 горожан и матросов отправлены на каторжные работы. Всего около 4000 человек выселили в Архангельскую губернию. Генерал Турчанинов был разжалован в рядовые. Сделав доклад Императору, получив от него благодарность и заслуженный отпуск, Михаил Семёнович отправился в Одессу. Там он поручает своему заместителю генералу Афанасию Ивановичу Красовскому временно исполнять обязанности по управлению губерниями Новороссии и Бессарабии, к тому же за ним остаётся управление своим 3 пехотным корпусом. Раздав приказания своей канцелярии Воронцов наконец-то в двадцатых числах сентября, поспешил вслед за своей женой и детьми в Вену. Уже в дороге он получил письмо от Елизаветы Ксаверьевны о смерти их прекрасной дочери Александрины. Нет нужды рассказывать читателю, что происходило в душе отца. Он доехал до города Ланьцут в Польше и остановился в имении друга графа Альфреда Войцеха Потоцкого женатого на Юзефине Марии Чарторыйской. Княгиня Елизавета Воронцова была там. Похоронив ребёнка в Вене, она вернулась с Симоном и Софией в Ланьцут. Такое великое горе ещё больше сблизило супругов, они несколько дней прожили в имении Потоцких. Очень близкое и внимательное отношении принцессы Юзефины к Елизавете помогло преодолеть этот жизненный кризис. Спустя несколько дней эти две семьи вместе отправились лечиться минеральной водой в Вену и ставить памятник на могилу дочери. Там в Европе Воронцовы пробыли до конца года. В этом же году во Франции произошла «Июльская революция» и был коронован новый правитель Луи Филипп I. Волнения так же произошли в итальянских городах государствах. То же самое было в Бельгии. В октябре началась революция в Польше под лозунгом «восстановлении независимой Речи Посполитой». В Москве же в конце года разразилась эпидемия холеры, и Государь лично участвовал в борьбе с этой заразой. В ноябре польская армия, готовившаяся в поход под Российским флагом в Бельгию «обратила оружие против России». Капитан Пётр Высоцкий поднял восстание и напал с офицерами на казарму гвардейских улан. Великий князь Константин Павлович со своей женой Жанеттой Грудзинской (княгиней Лович) успел бежать из Бельведерского дворца и спрятаться.

Наступивший 1831 год Воронцовы встретили в Европе. Здесь они нашли приехавшую Ольгу Станиславовну Нарышкину (урождённую Потоцкую), с которой Елизавета Ксаверьевна всё жизнь дружила. Она так же очень помогла Воронцовой выйти из морального и физического кризиса. У Ольги на руках была её двухлетняя дочка София, к которой сильно привязалась Елизавета. Они вместе с детьми тихонько гуляли по Вене в парках. Женщины, оставив детей на попечение гувернанткам иногда посещали оперу, заходили в магазины и кафе. Постепенно Елизавета Ксаверьевна приходила в нормальное состояние.

В эти январские дни генерал-фельдмаршал Иван Дибич повёл свои войска в Царство Польское. Сейм объявил династию Романовых лишённого польского престола. В феврале произошло сражение при местечке Грохове. Сражение развилось за владение ольховой рощей. После 4 атаки к вечеру 13 февраля наши гренадёры захватили этот лес. Поляки потеряли порядка 12000 человек и отступили в Варшаву. Генерал-фельдмаршал Дибич мог окончить войну, но тут вмешался Константин Павлович, который посоветовал ему не уничтожать бегущего противника. Поляки стали его родным народом, он пожалел их ведь, Великий князь прожил с ними 15 лет. Фактически он спас Варшаву от уничтожения. Император писал Дибичу, что Суворов бил поляков малым числом, а тот с большой армией не может справиться с этой задачей и топчется на месте.

В конце февраля граф Воронцов получил письмо от Таврического губернатора Александра Ивановича Казначеева, который ему докладывал: «Начну с Алупки: в ней дорога до самой пограничной пирамиды окончена и прекрасно. Чрез неделю будут ее продолжать до Мисхора. Плантация за кордоном для фруктовых деревьев окончена. Дом для Шатильона начат и цоколь возведён, остаётся продолжать; мне кажется етот дом слишком сузил проездную дорогу. Зала не начата потому, что от Вас не возвращён план. Плантация виноградная между морем и новою дорогою окончена. Место большого будущего дома Вашего ещё не очищено, и на оном отрыты под взорватыми каменьями строения с костьми. Я думаю, ето были жильи, подавленные когда ни будь с жильцами своими разрушившеюся горою. <…> У Княгини А. С. Голицыной кухня с разными запасами выстроена в два этажа, как она говорит, Вам для сюрприза. Для дома Князя А. Н. Голицына материалы заготовлены, и подрядчик нанят – ето будет настоящий замок. <…> А что Кебах сделал, так ето можно назвать прелестию: он провёл дороги везде так, что все красоты Орьянды теперь видеть можно, прогуливаясь нечувствительно и без усталости. Клумбы в видных местах вчерне окончены, остаётся садить деревья. Оливковые деревья сидят уже на вскопанной земле. Место, которое Вы указали для Лимонных и Апельсинных деревьев, начали приготавливать. Для нижней каскады материалы готовы и чрез неделю приступят к работам. Верхняя каскада, где Вам угодно было, чтобы вода сбрасывалась на скалы подобно Моисееву источнику, ещё не начата, но скоро будет все готово к начатию. Работы для прищепы виноградников я уладил так, что в две недели воля Ваша будет непременно исполнена. Фельдманов дом в Поне окончится начисто. Остальное к приезду Вашему, надеюсь довершится. В Магараче большая часть дороги проведена, а через две недели окончена будет совершенно. Участки все розданы, но я усмотрел много земли пустой и велел прибавить ещё 6 участков. Из них только могу наделить Ваших офицеров, которые, несмотря на мои повестки, не благоволили ко мне отнестись письменно, а я не щитал себя обязанным их ожидать долее. Уптону участок отведён очень хороший. Для Мадмуазель Жаксмар также оставил я два участка по приказанию Вашему. У Левшина, Фошера и Шатильона начали уже копать землю <…> В Массандре церковь окончена и десятина прибавлена к плантации. В Айданиль прибавлено плантации до двух десятин и проведена прекрасная дорога к морю, где начинают приготовлять начерно пристаньку небольшую. О погребе говорить нечего – ето великолепие! Я был в нем и пробовал все вина; их всего до 800 вёдер, но отличного качества; 8 вёдер из отборного винограда названо именем Графини Елизаветы – думаю, что оно будет достойно своего названия. В Юрзуфе за большим домом вскопаны до десятины под клумбы больших деревьев. По дороге от Кучук-Лампада к Алуште окончен дом Кеппена с разными прибавлениями. В Апреле начнём дорогу от Алушты к Ялте; я подрядил Максюкова поставить 600 человек рабочих на выгодных условиях для Казны и неубыточных для подрядчика <…> Магазейны везде полны провизией и все в них размещено с предосторожностию и отдельно, как бы в порядочной лавке. Рабочие сыты, довольны и все почти здоровы; тут можно сказать спасибо Верболозову, который не токмо лечит, но входит в рассмотрение помещения, пищи и трудов рабочих, таким образом предупреждая болезни <…> у Вас на жалованье, на плату и содержание рабочих выходит до 90 т. рублей в год -ето слишком много, не щитая покупки материалов и прочего и прочего. Надобно бы остановиться дальнейшими постройками»7. Я привожу эту переписку здесь потому, что только в архиве можно это прочитать, и не каждый читатель до этого дотянется.

Граф Михаил Семёнович со своим двоюродным братом, находившимся в отставке генерал-майором Львом Александровичем Нарышкиным, в марте совершили поездку в Триест и Венецию.

Е.К.Воронцова. Худ. Иозеф Эдуард Тельчер 1830 г.

Там они посетили могилу матери Екатерины Алексеевны Воронцовой (Синявиной) в старинном греческом Храме Святого Георгия (Chiesa di San Giorgio dei Greci) находящегося в районе Кастелло. Граф Михаил Воронцов оставил большие деньги на «вечное проведение каждый год панихиды в день смерти матери». Конечно, они получили известия о том, что началась новая война и, находясь в отпуске, спешили уехать в Англию, куда Воронцов прибыл на корабле в мае этого года. Престарелый его отец Семён Романович был в плохом состоянии. Вот как он писал в последнем письме из Ричмонда: «…у меня всё в порядке со здоровьем, но душевных сил нет; я потерял самого старого и самого дорогого друга нашей семьи месье Джоли, который с 10 лет занимался воспитанием Катиньки, который был моим секретарём, жил в моём доме, читал мне книги и я ему постоянно диктовал письма». Граф Семён Романович Воронцов, которому уже 87 лет до конца своих дней оставался в здравом уме, и это очень радовало сына и дочь. Михаил Семёнович по приезду рассказал о своём горе и о том, как посетил могилу матери. Внук и внучка обняли старого деда, и он при их виде расплакался. Далее Воронцовы все вместе с детьми поехали в Уилтон-хаус для встречи с сестрой Екатериной Семёновной, которую не видели 4 года. За это время она овдовела и жила с детьми в замке Уилтон-хаус. На её попечении были: 20-летний сын Сидней, 16-летняя Мэри, 15-летняяя Кэтрин, 13-летняя Джоржиана и 11-летняя Эмма. Старшую дочь Элизабет, которой было 21 год, Екатерина Семёновна выдала замуж за Ричарда Мида барона Клануильяма (внебрачного сына герцога де Ришилье) пэра Соединённого Королевства. Ранее тот служил адъютантом у герцога Веллингтона и был посланником в Берлине. Всё большое семейство Воронцовых, наконец, собралось в этом богатом поместье. Они отдыхали, наслаждались парком, рекой Наддер и гуляли часто через Палладиевый мост, Итальянский сад (9гектаров) ранее благоустроил ландшафтный архитектор Капебиллити Браун, а скульптор Ричард Уэстмакотт установил статуи и соорудил фонтан. В парадном холле дворца была расположена статуя Уильяма Шекспира, который много лет назад ставил здесь одну из своих пьес. Тут на верхних галереях хранились различные раритеты такие как: прядь волос английской королевы Елизаветы I, почтовый ящик Наполеона, картины братьев Брейгель и Энтони ван Дейка.

В это время в поместье хозяйка строила госпиталь Святой Марии Магдалины, и архитектором был Эдвард Блор, которого посоветовал Екатерине Семёновне её друг Вальтер Скотт. Строительство большого дворца в Алупке фундамент, которого был заложен в прошлом году, шло не очень быстро, так как заказчик граф Воронцов отсутствовал. Проект был создан знаменитым английским архитектором Томасом Харрисом, подписан и утверждён одесским архитекторм Франческо Боффо. Руководил строительством нектто «месье Шатильон».

Таврический губернатор Александр Казначеев докладывал в конце августа графу Воронцову: «…мы тщетно ищем рабочих, давая гораздо большую против прежнего цену: рекрутские наборы много мешали тому, наконец третий набор с 500 – четверых, в сем месяце объявленный, отнял у нас последнюю надежду. Несмотря на то, я не перестану искать рабочих. Между тем распорядился я исправлением дороги, начиная с спуска Симферопольскаго до Алушты, расширяем теснины, делаем мосты, снимаем косогоры. Приготовили все нужное для Судакской дороги с тем, чтобы после рабочего времени тотчас ее начать. Теперь ета дорога делается ещё важнее: Петербургские купцы отнеслись к нашей винной Кампании с пожеланием завести с нами торг Крымскими винами, а в Москве составилась другая кампания для покупки наших вин. И без того наши вина почти все раскупаются так, что старого вина отыскать нигде нельзя; а потому надобно сколь возможно усиливать и ускорять виноградныя насаждения <…> Почтовые дворы кончены; я прибавить хочу еще один на горе против памятника Государя Александра на Алуштинской дороге, а то трудно ездить по горам на одних лошадях от Алушты до Чевков. Бричек образцовых мне доселе из Одессы не прислали; я о них представлял три раза; наконец, тем уведомляют, что их прислали с кем-то, но я не мог его отыскать, надеюсь однако вырыть их из неведения <…> P. S. Алминский мост кончен, на Каченском также ставим уже арки; но к нещастию внезапное необычайное наводнение повалило кружала и одна арка ещё незаконченная, упала; от сего другая покривилась, быки сорваты и теперь делают почти все вновь. Убытков тысяч на 30-ть. Так было внезапно и сильно, что целые ряды дерев унесло, ключевые тёсаные камни огромного размера находили версты за четыре от мостов. Мост на Чёрной возведен до начала арок. Старожилы утверждают, что такого наводнения, как последнее, никогда не бывало. Оно есть следствие проливных дождей, несколько дней сряду продолжавшихся в горах, где Алма, Кача и Белбек имеют свои начала. Когда Алминский мост был окончен, то многие смеялись его огромностью над речкою, похожею на ручей; теперь перестали смеяться: во время наводнения волны касались верха арки Алминского моста и с левого быка вырвали средний камень. <…> Если Вы помните Белбекский короткий, но высокий мост, то конечно удивитесь, слыша, что через него проходила вода. На половине высоких тополев разбросаны копны плывшего сена и мусора; некоторые сады занесло песком, илом или сором. Все что то делается необыкновенное в наш век. В Феодосии до 70 фонтанов существовало, осталось шесть, и в тех теперь воды так упали, что необходимо углублять водопроводы»8.

Часто в Алупку на строительство приезжала соседка княгиня Анна Сергеевна Голицына, которая всё всегда контролировала. Это она уговорила Казначеева, чтобы тот поговорил с Шатильоном переделать фасад гостиницы. Последний согласился с этими доводами и просил архитектора «Южного берега Крыма» Филиппа Фёдоровича Эльсона нарисовать другой фасад гостиницы. Александр Иванович, между прочим, доложил, что Шатильон строит для себя дом и часть материалов от строительства дворца отправляет к себе.

Наступило лето и Михаил Воронцов с женою и детьми переезжают в Лондон в богатый район Мерилибон, где остался дом семьи Пемброк. Граф Михаил Семёнович обратился к местным врачам по поводу болезни глаза. В июле они навестили могилу своего сына Мишеля в Брайтоне и далее отдыхали на пляжах городка Уортинг. Там Воронцов получил письмо от отца, что он, будучи в своём доме упал, спускаясь с лестницы, сильно ударился и теперь лежит в кровати. Тотчас же Михаил Семёнович, Елизавета Ксаверьена и графиня Екатерина (Кэтрин Пембрук) вернулись в Лондон и наняли людей и докторов для ухода за старым своим отцом.

В Европе дела шли не совсем хорошо. В мае польские войска отошли на север к местечку Остроленка. Сам Дибич заболел холерой. Командовал русской первой дивизией и наступлением генерал -лейтенант Карл Егорович Мандерштерн. Поляки в сражении при Остроленке потеряли больше половины своих сил. Были убиты их генералы Каменский и Кицкий и войска перестали доверять Скржинецкому. Русский фельдмаршал Иван Иванович Дибич-Заболканский после болезни скончался 29 мая в селе Клешеве, близ города Пултуска, когда наши войска двигались к Варшаве. Временное командование армией взял на себя начальник штаба генерал-квартирмейстер Карл Фёдорович Толь. Получив такое известие, Государь назначил новым главнокомандующим фельдмаршала графа Ивана Фёдоровича Паскевича-Эриванского. Он поспешил к войскам и прибыл туда 13 июня. Приняв дела, он продолжил боевые действия против польской армии. Через месяц Паскевич, переправившись через Вислу начал штурм Варшавы. В этом бою Иван Фёдорович был ранен и травмирован ядром. Оно пролетело очень близко от руки задев мундир и сбив командующего с лошади. Временно его заменил Великий князь Михаил Павлович. После победы он направил Государю депешу со словами «Варшава у ног Вашего Императорского Величества». Остатки Польской армии бежали в Австрию, где позже капитулировали. Летом этого года случилась беда, Великий князь Константин Павлович, будучи в Витебске заболел холерой (или принял яд) и внезапно скончался 15 июня вечером. Примерно в эти же дни холера появилась в Петербурге. В конце месяца произошёл бунт простого народа на Сенной площади. Туда прибыл батальон Семёновского полка и разогнал бунтующих в прилегающие улицы. 24 июня прибыл в город Государь и лично обратился к толпе с воззванием. Он заставил всю площадь встать на колени и молиться, говоря «сам лягу, но не попущу, и горе ослушникам». Холера продолжалась и в день умирало до 600 человек. Особенно она развилась на флотских кораблях в Кронштадте. В июле от этой заразы умер граф Ланжерон. Он был похоронен в Санкт-Петербурге на Выборгском лютеранском кладбище. Его сын Андро был на войне и деньги в размере 100 000 рублей были у Императора Николая, который тот получил от Ланжерона, для передачи их на фронт. Об этом государь уведомил в письме главнокомандующего Ивана Паскевича.

Генерал Михаил Семёнович Воронцов не был вызван из отпуска на эту войну и на гражданскую службу. Сам Государь и Императрица соболезновали ему и Елизавете Ксаверьевне по случаю смерти их дочки и болезни отца. У Александры Фёдоровны в конце июля родился сын, которого назвали Николай. В сентябре Воронцов с семейством и его сестра Екатерина Семёновна со своими детьми приехали лечить детей на минеральные воды в замок Тамбридж недалеко от города Роял Танбридж-Уэллс. Младшая дочка графини Пембрук 11-летняя Эмма заболела оспой, и её показывали опытным врачам. Достоверно неизвестно, но я предполагаю, что именно там младший 5-летний сын Воронцовых Михаил Михайлович (Мили) умер от оспы. Это была трагедия для всей семьи. Елизавету Ксаверьевну было не узнать, за два года она потеряла двоих детей. Сам Михаил Семёнович и сестра Екатерина всячески старались поддержать убитую горем мать.

В ноябре Воронцовы возвращаются в Лондон, где ухаживают за своим старым отцом. Уже в конце года они переезжают в Брайтон, и ставят памятник на могиле своего сына Мишеньки. Елизавета Ксаверьевна в такой ситуации решила остаться жить в Англии и постоянно ухаживать за могилой сына. В Брайтоне по её настоянию Воронцовы записали в школу быстро повзрослевшего 8-летнего своего сына Симона (Семёна), а 7-летнию дочку Софи (Софью) отдали в пансион благородных девиц мадам Перси.

В этом месяце граф Воронцов получает очередное письмо от Александра Ивановича Казначеева о делах в Крыму: «Здесь много говорят о беспорядке, который царит в Вашем хозяйстве; представляю, что все эти слухи были Вам переданы с большими преувеличениями; что касается меня, осмелюсь предположить, что беспорядка не так уж и много и все идет совсем неплохо; даже накладных расходов совсем немного, а они обычно неизбежны там, где отсутствует смета для строительства. Там часто не хватает денег – причина этому та же. Если Вы распорядитесь сделать расчет на весь год заранее, выделяя средства на каждый объект по отдельности – все будет хорошо. Но за время Вашего отсутствия было начато строительство стольких зданий и различных сооружений одновременно и безо всякой сметы, что никакого состояния не хватит. Месье Шатильон уверяет Вас, что ему делают разные придирки в связи со строительством в Алупке – это не совсем верно: во-первых, никто не вмешивается в дела и работы, которые ему поручены, если только речь не идёт о фасаде гостиницы, который он сделал похожим на балаган».

Далее Казначеев продолжает и советует Воронцову сделать коренные изменения в строительстве дворца: «Шатильон прямо не жалуется, но которые вызывают у него большое неудовольствие – это экономические выкладки Гюбнера и слишком прямые упреки Герасима, которые говорят ему время от времени: «Зачем расходовать пуццолан, смешивая его с известью для строительства дома Шатильона? Зачем отрезать такие большие куски древесины для паркета? Для чего вызывать дополнительные расходы переделывая по нескольку раз одно и то же? и т. д. Я потребовал от Гюбнера больше не делать ему замечаний и я запретил Герасиму входить в обсуждение всяких вопросов, связанных с манерой строить – и, кажется, мир пока что восстановлен. Я Вам уже писал как-то в одном из писем, что Шатильон очень усерден, я считаю его честным и порядочным человеком; он выбирает опытных рабочих и тщательно следит за ними, работая только в одном месте он не очень загружен, следовательно, можно надеяться, что здания, возведённые под его руководством, окажутся прочными. Но что касается главного дома, я осмелюсь надеяться, что вы найдёте хорошего архитектора в Англии, или в Петербурге, так как, сказать по совести, Шатильон не много понимает в элегантности рисунка и строения; он сам признается, что построил в жизни только один дом – для своего отца <…> для Графини посылаю стихи Х. Д. Зотова очарования юрзуфских красот внушили в него страсть к поэзии. У Вас вина более 3.000 ведер нынешний год. P. S. Je vous envoie aussi quelques dessins (5) faits par Maurer (Посылаю вам также несколько рисунков (5), сделанных Морером)»9. Вот по этим рисункам (фотографии ещё не было) позже Воронцов и Эдвард Блор создавали новый проект дворца в Алупке и вписывали его в местный ландшафт. Русский архитектор Филлип Эльсон к тому времени занимался реставрацией Бахчисарайского дворца. Ранее в Алупке он построил «Храм Архистратига Михаила», новую Татарскую мечеть, «Чайный домик» у моря и старый дом Воронцова «Азиатский павильон» в котором тот принимал Его Величество Государя Императора Александра Павловича. В это же время он заложил фундамент «Храма Усечения главы Иоанна Предтечи» в Массандре.

Пока Михаил Воронцов был в отпуске, в Одессе начал работать новый градоначальник. На эту должность указом Государя был назначен Алексей Ираклиевич Левшин, бывший секретарь графа. Он в первую очередь рассказал всю обстановку в городе. Вот как он пишет о своих и общих делах Воронцову в Англию: «…не могу удержаться, чтобы не сказать Вам, что везде и во всём найден мною величайший безпорядок <…> я не нашёл в Думе ни гроша, что мне нечем платить жалованья <…> между тем недостроенныя здания валятся, зима приходит и грозит им новым опустошением <…> полиции никто не слушает, никакия распоряжения относительно чистоты города не исполняются <…> пожарной команды нет, служители пожарные все разобраны чиновниками для прислуг <…> в Карантине воровство дошло до той степени, на которой было лет 10 назад <…> непослушание и леность архитекторов и небрежение в производстве работ давно мне были прискорбны. Получив в руки власть, я так круто стал поворачивать, что и ленивые стали прилежны, и Боффо, который никогда никаких отчётов не давал, входит ко мне с рапортами о 80 копейках <…> пароход в Константинополь перестал ходить, торговля идёт у нас весьма плохо, и жители скучны. Набережная, благодаря Фан-дер-Флиту, близка к окончанию <…> не угодно ли вам будет взять несколько акций в компании для пароходства между Одессою и Константинополем? Прошу засвидетельствовать моё совершенное почтение графине Елизавете Ксаверьевне и его сиятельству графу Семёну Романовичу. Малюткам вашим мой усердный поклон. Завтра отправлю пароход Неву в Константинополь с подарками от двора нашего Турецкому султану <…> сюда прибыл инженер по имени Флата для открытия артезианского колодца, француз сей ветренен и капризен, но говорят, хорошо знает своё дело, и я стараюсь угождать ему, в надежде видеть посреди города нашего бьющий фонтан… я начал мостовую от карантинных ворот до Ланжероновского спуска, она делается на манер Миланской, из мелких Константинопольских камней с 4 полосами из Ливорнских плит, лошадям не скользко, а колёсам не тряско они катятся по гладким плитам.

Строительство дворца Воронцова в Алупке. Гравюра худ. Карло Боссоли 1833г.

На Пересыпи уже 2 месяца работают 60 человек арестантов; ям уже нет, спуск перемощён заграничным камнем <…> деревянный мост через Молдаванскую большую балку был перестроен заново, с обеих сторон перед ним сделали шоссе и каналы. Биржа и Институт подвигаются плохо по запутанности отчётов <…> набережная, делаемая Потаповым скоро будет окончена. <…> в Военной балке, лежащей близ Вашего дома, оканчивается большой канал для стока вод. <…> Купальню, бывшую под бульваром, намерен я переделать в красивое здание, коего план при сем посылаю. Уверен, что вы его одобрите <…> зная мысли ваши, я ласкаю себя надеждою, что вы, по возвращении вашем к нам и увеличите моё усердие к службе на пользу города здешняго и всего края <…> в балке Жуковского хутора я развожу по обеим сторонам лес. Землю приготовляет Рубо двумя своими плугами; а деревья (до 20000 на первый раз) получу из Слабодзеи. Такую же плантацию начинаю я и в Пересыпи, у самой таможни, но в меньшем виде <…> в ноябре открыли мы здесь Английский клуб и избрали вас членом нашим <…> капитаном порта Потёмкиным, на которого купечество жалуется за взятки, и я весьма им недоволен <…> другая неделя у нас холода, и порт замёрз. Торговля плоха, но Молдавское вино поддерживает город, доставляя значительный доход, нам нужны для больницы хирургические инструменты и прошу вас купить для города»10. Конечно, Воронцову все эти сведения были интересны и он приказал временно остановить строительство дворца. На литографии Карла Боссоли видим, тот момент, Столовый корпус готов, за ним видны постройки старого Азиатского павильона. Фундамент под Главный корпус залит, Ново построенная мечеть видна выше по склону. По просьбе Левшина граф за свои деньги позже купил два набора хирургических инструментов и отослал ему в Одессу. Воронцову так же было сообщено, что в конце ноября на Южном берегу Крыма прошёл сильный ураган «что вековые деревья из корня вырвал, многия крыши сорвал, снял крышу и с Массандровской церкви; в Юрзуфском доме перебил почти все окны и сорвал двери даже в отдалённых комнатах. В Севастопольской бухте повредил некоторые суда, а в Таганроге разбросал корабли так, что и по сию пору многие не отыскиваются. Около Евпатории повалил два корабля, в Феодосии выбросил одно судно на берег и разрушил садовые колонны. От сего же ветра Таганрог потерпел на сотни тысяч убытков».

Новый год 1832 год семейство Воронцовых встречало в Брайтоне. Именно там граф подметил некоторые элементы в архитектуре Королевского павильона, которые позже применил в проекте своего дворца в Алупке. Затем Михаил Семёнович в марте уехал в Лондон, где его 88-летний отец продолжал болеть. Графиня Елизавета Ксаверьевна в начале года получила от своей подруги Софьи Станиславовны Киселёвой (Потоцкой) письмо, в котором она рассказывает, что молодой художник Джорж Хейтер в Париже написал её портрет. Она сообщает, что он переезжает в Лондон, и Софья дала адрес места проживания. Вернувшись в Англию Хейтер (George Hayter) начал портрет Елизаветы Воронцовой. Поздравляя с праздниками семейство Воронцовых Александр Казначеев в январском письме сообщил: «От всей души поздравляю Ваше Сиятельство с новым годом. Дай Бог, чтобы Вы в оном обрадовали нас своим приездом в Россию. Наконец могу Вам сказать, что дорога на Южном берегу начинается, я уже нанял 500 человек (к сим рабочим я просил Графа Палена исходатайствовать пленных поляков, если можно) в Курской губернии и ожидаем их в Марте месяце. В етом же месяце готовы будут и наши дилижансные колымаги от Эвпатории до Керчи. <…> У Вас добыто вина более 3000 ведер. Могло быть более, но позднее собрание винограда уменьшило значительно количество оного. В минувшем году вы имели не более 800 ведер; неожиданная прогрессия вовлекла Экономию Вашу в недостаток бочек. Полагаю, что на будущий год Вы получите до 8000 ведер; надобно подумать о запасе посуды и о том, что для такого значительного количества вина необходимы значительные заведения бочарные на месте, иначе Вы десятки тысяч рублей потеряете на каждый год. Кампания имеет вин на 50000 рублей, два погреба в Симферополе и Судаке; бочарню, прессы и все внутренне устройство соразмерно капиталу, который в наличности простирается до 120 т. р. Капитал сей с каждою почтою увеличивается. Совет Кампании определил: продавать вины не иначе как по выдержании оных; а между тем приготовить сбыт им посредством предварительных объявлений и сношений с городами Киевом, Харьковым, Херсоном, Екатеринославлем, Нижним Новгородом и другими местами и лицами, которые могут нам в сем способствовать»11.

В этом же письме он прислал сочувствие графу и графине о потери детей: «О потере Вашей мы знаем и предупредили желание Ваше сердечною молитвою о сохранении Вам остальных ангелочков – услышит Бог молитву нашу, она принесена от глубины сердец, Вами облагодетельствованных. Жена моя свидетельствует Вам и Графине свое искренне почтение; я у Графини целую ручки с особенным чувством преданности».

Граф Михаил Семёнович всю весну живёт в Лондоне, где отцу несколько раз им были приглашены видные английские столичные врачи. Он, понимая плохое состояние отца в первую очередь, вызвал жену из Брайтона и написал своей сестре в Уилтон. Екатерина Семёновна Пембрук с детьми приехала в свой лондонский дом, где в эти дни проживал граф Семён Воронцов. Ночью старый граф спускался по лестнице с верхнего этажа в библиотеку находившеюся на втором и там упал (возможно, не выдержало сердце). Прибежавшие на шум родные нашли его лежащим на ступенях «со свечею и книгою уже без памяти». Спустя пять дней старший Воронцов не приходя в сознание умер (9 июня) и был с почестями похоронен семьёй в церкви недалеко от того дома где в последнее время проживал.

Воронцовская улица в Лондоне. Современное фото.

Граф Семён Романович Воронцов навеки остался лежать в фамильном склепе семьи Пембрук в Приходской христианской церкви Сент-Мэрилебон (Church St.Marylebone Parish) в Лондоне. Эта церковь находится на Мэрилебон-стрит севернее Оксфорд-стрит около нынешних садов Королевы Марии (Queen Мary) в Риджентс-парке. Настоятелем этой церкви в те года являлся доктор философии, каноник Кентерберийский Джон Хьюм Спри с которым Семён Романович Воронцов часто беседовал. В этой очень старой церкви был крещён лорд Джорж Байрон. Сюда приходил адмирал Гарацио Нельсон, он тут крестил свою дочь Горацию. Здесь было бракосочетание Эммы Харт (Леди Гамильтон) с 60-летним Уильямом Гамильтоном. Тут же были погребения семьи графов Бентик (Bentinck) и здесь венчалась его дочь Екатерина. В Лондоне позже была названа улица в честь Семёна Романовича «Woronzow road», которая и сейчас находится немного севернее Риджентс-парка.

После похорон Михаил Воронцов с сестрой Екатериной срочно уезжают в Ричмонд, где в своём имении Пемброк Лодж в Ричмонд парке умерла 93-летняя Элизабет Пембрук графиня Монтгомери мать её мужа. Это имение Екатерина Пембрук позже продала Уильяму Хею графу Эрролл (William Hay,17th Earl of Erroll). После всех похорон Михаил Семёнович и Елизавета Ксаверьевна отправились в Брайтон к своим детям. Как раз в это время художник Джордж Хейтер окончил портрет Воронцовой (который ныне находится в Эрмитаже). Графиня изображена стоящей у своего органа, на котором часто играла. Она изящным движением поддерживает ниспадающую шаль. В длинных тонких пальцах зажат золотой веер. Малиновый берет со страусовым пером украшает голову и своим насыщенным цветом подчёркивает белизну лица и обнажённой шеи. Неизменный гарнитур из японского жемчуга, которые так любила Елизавета, дополняют красивый её наряд. Платье украшает брошь с большим красивым камнем. На лице незаметная улыбка, хотя в эти два года она перенесла много горя и печальных событий. Этот художник следующий заказ получил от герцогини Кентской и написал портрет молоденькой принцессы Виктории, а затем, когда она стала королевой назначен в должность «Портретного и исторического художника». Он написал более 400 портретов и его работы висят в Букингемском дворце.

Александр Казначеев этим летом сообщает Воронцову, что: «В Магараче нынешний год посажено 128 т. лоз и все прижилось. Больше всех сделал помещик 8 класса Десер (31500), Куликовский (16000), Цейер (14000), Риман (12000) <…> Ялтинскую пристань ещё не разрешают. Несколько раз спрашивали меня, как я думаю лучше устроить ее; ето вывело меня из терпения и я наконец отозвался так: я не инженер и не знаю, как лучше строить пристань, а знаю, как хозяин губернии, что пристань в Ялте необходима для блага края и что если предоставить устроение оной без дальних форм господину Шепилову, то все будет выстроено и скоро и хорошо и дёшево: ибо он твёрдо знает своё дело, знает местное положение и местные способы, честен, деятелен – и доказал ето на опыте. Дорогу от Алушты до Судака взялись делать сами Татары (Шепилов начертал) с тем, чтобы их не употреблять для исправления дорого на другой стороне Алуштинской. <…> Шатильон уже работает, не знаю только, успеет ли ето узнаю на месте. Рисовать он не умеет, а потому Маурер ему необходим. Не понимаю, как Шатильон нашел ошибки в Алупском трактире? Конечно, етот трактир не из лучших произведений Эльсона; однако ж им проезжие любуются. Левшин жил в нем и не мог довольно нахвалиться. Неужели бы лучше было, когда б построили трактир по плану Шатильона, который нарисовал ярмоношный балаган в срамном виде и настаивал, чтобы мы его выполнили. Спасибо Княгине Голицыной: она первая возопила и просила меня: „ради Бога, избавь Шатильона от неприятности, а Графа от убытка и неудовольствия“. Что он человек честный и усердный к Вам, в том нет никакого сомнения; но архитектура ему не удается. <…> У Графини целую ручки с душевным почтением. Мне сказывал Лекс, что маленький Графчик (Семен) ездил верхом; сделайте милость, скажите ему, что я для него приготовил полную черкесскую сбрую, с тем однакож, чтобы он приехал в Крым. Вино Амантоново признается лучшим в Крыму. За ним следует Княгини Голицыной, Бергейма и потом Ваше. Ваше слишком крепко и ето от того, что позно виноград снимается»12.

В конце июня семейство Воронцовых отправилось в обратный путь в Россию. Как не пыталась Елизавета Ксаверьевна настаивать жить в Англии, граф её переубедил. Они всей семьёй сели в Лондоне на пароход и через день были в Гамбурге. Там семейство наняло пассажирскую карету и успешно прибыли на балтийский курорт Травемюнде. Далее Воронцовы на другом пароходе через 4 дня добрались до Кронштадта. В Петербурге был установлен холерный карантин и Воронцовых определили в специальный холерный дом. Генерал Михаил Семёнович отправил письмо своему товарищу шефу жандармов Александру Бенкендорфу с просьбой освободить семью. Уже 3 августа он привёз приказ, подписанный Императором об освобождении, и на следующий день все были в Петербурге. Семья Воронцовых остановились в своём трёхэтажном доме на улице Малой Морской. После длительной дороги всем был необходим хороший отдых.

В эти дни градоначальник Одессы Алексей Левшин сообщает Воронцову о своих делах: «Одесса довольно оживлена приезжими из низкого польского дворянства. Херсонские помещики так же приехали сюда <…> весна была необыкновенно холодная, лето дождливое и без жаров <…> это не мешает нам пользоваться прекрасною купальнею построенною почти против вашего дома <…> уже другой месяц ездим мы по преобразованной и возобновлённой шоссе на Ришельевской улице против магазинов Рубо и Таля <…> так же исправляется шоссе на всей Рибасовой и на части Екатериненской улице <…> горе, под бульваром лежащей, даём теперь скат в 45 градусов <…> против вашего дома по ту сторону военной балки дом Цыбульского уже готов, Хорвата и Кокорева будут к осени под крышею <…> я недавно был в Крыму и нашёл, что Магарач развивается весьма быстро <…> ваши заведения все в порядке. Никитский сад сделался пастбищем лошадей господина Гартвиса <…> артизианские колодцы наши идут тихо, бур был на глубине 430 футов, но воды бьющей ещё нет <…>.аракаш вами присланный, посажен и уже дал плодыузнав из письма, что вам неугодно, чтоб пароход Одесса был продан, я немедленно остановил исполнение сего предложения, испросите в Петербурге позволения отдать этот пароход во владение Таврического начальства второй пароход ещё не достроен в Николаеве <…> пароход Нева стоит в нашем порте в ожидании составления компании для судоходства между Константинополем и Одессой <…> я почти ежедневно сражаюсь с военными: они все хотят квартиры

Елизавета Ксаверьевна Воронцова. Худ. Дж. Хейтер 1832г.

<…> приезжайте к нам скорее у нас здесь хотят заводить сахарный завод в большом масштабе <…> должность полицмейстера отправляет теперь временно Центилович, известный вам под Варною».13

Казначеев так же сообщил новости из Крыма: «Вот уже третий день, как я с Графом Паленым в Алупке. Приехали мы в пресильный дождь, но теперь погода прекрасная. Гости наши жалуются на жар, который после дождей чувствительнее. Я остановился в трактире и сего дня в нем даю обед Графу и Лексу с их семействами. Михельсон очень порядочно обзавёлся: белье чистое и опрятное, кушанье вкусное, вино, чай и кофе хорошего качества и проезжающие довольны. В Ялту пригласил я Евпаторийского купца Палтусова, который обещает там строить дом и магазин для складки и продажи хлеба и леса <…> Обед в Алупском трактире на 18 человек был славный; после моего обеда давал обед Лекс, тут же и довольно весёлый. К сему трактиру необходимо пристроить погреб или подвал, особую кухню и навес для лошадей. Лекс представит Вам план и смету, ето не будет стоить дорого. Особая кухня прибавит в трактире два жилых покоя и более опрятности. Демидов в восхищении, что Вы его помните, и поклоны Ваши принял с живейшею благодарностию. Хорошо, кабы его затащить в Крым, он бы не поскупился <…> Князь Херхулидзев хлопочет здесь о своих новокупленных землях. Одну из них, отделенную горами, назвал Новым Светом и устраивает ее прекрасно. Название сие так прилично, что оное вошло в общее употребление <…> Достойный наш Стемпковский очень болен. Доктора говорят, что у него чахотка с сухоткою. Боже сохрани, если мы его лишимся – ето будет незаменимая потеря. Он теперь лечится в Симферополе у Мильгаузена, который за него страшится. В случае, если бы он долго не мог оправиться и справлять должности своей, нельзя оставить Керчи без головы. Я бы смел думать в таком случае поручить исполнять временное исполнение должности его Князю Херхулидзеву, который здесь налицо». Здесь надо сказать про корпуса инженеров путей сообщения подполковнике Петре Васильевиче Шепилове. Он построил в последние годы в Крыму много дорог, в том числе: почтовая дорога устланная камнем на Южном Берегу Крыма от Ялты к Симеизу. На ней построены из грюнштейнского камня и белого камня пять фонтанов (один для Мисхорской почтовой станции). К этой мощёной дороге проведены дороги для деревень, чрез которые почтовая дорога не проходит. На Южном Берегу сделаны поперечные дороги: в деревню Мисхор, Алупку, Симеиз, в урочище Магарач и урочище Орианду. На этих дорогах так же построено 8 деревянных мостов и многое другое. Им же составлен план Ялты, сделан проект пристани и план Алушты.

В эти августовские дни граф, генерал от инфантерии Михаил Семёнович Воронцов ездил на встречу к Императору в Царское село, где тот возложил на него ранее присвоенный орден за взятие Варны и разрешил продолжить отпуск по семейным обстоятельствам. Далее Воронцовы 10 сентября отправились в Москву, где у них четырёх этажный дом, оставшийся от тётки на Большой Никитской улице (ныне Московская Консерватория). Оттуда они съездили в своё имение Андреевское, в котором не были долгое время. Уже в конце сентября на почтовой карете Воронцовы направились всей семьёй в Киев и оттуда в Белую Церковь на встречу с 78-летней свекровью графиней Александрой Васильевной Браницкой. Дочка рассказала матери, как умерла внучка Александрина и сын Мишенька, и долго плакала вместе с ней. Проведя несколько дней, все Воронцовы отправились в Мошны, где был уже построен каменный двух этажный дом на высоком холме. Отдохнув в этом имении, и поездив верхом на лошадях по окружающим лесам Елизавете Ксаверьевне стало лучше. Граф Михаил Семёнович всячески старался помочь жене войти в нормальное состояние и долго с ней беседовал на различные темы.

Прошло какое то время, и семья отправилась в каретах в Одессу, где их дожидался градоначальник Алексей Ираклиевич Левшин «до вашего приезда не выеду отсюда <…> на ходатайствование мне отпуска нужно не мало времени и прошу вас дать ему поскорее ход. Имея отпуск в кармане, я буду вас ожидать спокойнее». Наконец 13 октября Воронцовы прибыли в свой дворец, стоящий на крутом берегу в Одессе. Жители города готовились к встрече со своим генерал-губернатором. К этому дню были назначены народные гуляния и фейерверк, а некоторые собирались встретить Воронцова за городом и «везти его на себе». По всем данным Михаил Семёнович подъехал к городу ночью и избежал этих бурных встреч.

В Одессе и в окрестных сёлах в этом году из-за засухи был голод и много крестьян умерло. Осталось много беспризорных детей. Елизавета Ксаверьевна не могла отстраниться от этой проблемы. Она с помощью горожан открыла приюты для детей, потерявших родителей, где воспитанники получали пищу и одежду. Графиня Елизавета полностью окунулась в работу с детьми и в итоге организовала в городе «Женское благотворительное общество». Женщины города решили издать альманах «Подарок бедным», а деньги от продажи шли на помощь голодающим. Эту благотворительную деятельность поддержали многие писатели. Графиня Елизавета Ксаверьевна тогда написала единственное письмо к Пушкину (на французском языке под псевдонимом E. Wibelman) с просьбой разместить в альманахе одно из своих произведений. Я считаю обязательным его здесь разместить, так как во многих ПСС его нет: «Милостивый государь. Право не знаю, должна ли я писать вам и будет ли моё письмо встречено приветливой улыбкой, или же тем скучающим взглядом, каким с первых же слов начинают искать в конце страницы имя навязчивого автора. Я опасаюсь этого проявления чувства любопытства и безразличия, весьма, конечно понятного, но для меня, признаюсь, мучительного по той простой причине, что никто не может отнестись к себе беспристрастно. Но всё равно; меня побуждает не личный интерес: благодеяние, о котором я прошу, предназначено для других, и потому я чувствую в себе смелость обеспокоить вас; не сомневаюсь, что и вы уже готовы выслушать меня. Крайняя нищета, угнетающая наш край и самый город, в котором вы жили и который благодаря вашему имени войдёт в историю, дала случай проявиться в полной мере милосердию его обитателей. Образовалось общество, поставившее себе задачей осуществление благородной цели, ради. которой были принесены щедрые пожертвования. Бог благословил общественное усердие, много слез было осушено, многим беднякам была оказана помощь; но надо продолжить это дело, и для того, чтобы увеличить средства для оказания помощи, общество беспрерывно возбуждает любопытство и использует развлечения. Между прочим, было сделано одно литературное предложение; кажется, оно осуществимо, судя по той горячности, с какою его стали развивать и поддерживать. Мысль об альманахе в пользу бедных удостоилась одобрения лиц, влиятельных собственной помощью или помощью своих друзей. Из программы этого альманаха, которую я беру на себя смелость вам послать, вы, милостивый государь, увидите, как он будет составлен. Теперь, когда столько лиц обращаются к нашим литературным светилам с призывом обогатить наш «Подарок бедным», могу ли я не напомнить вам о наших прежних дружеских отношениях, воспоминание о которых вы, может быть, еще сохранили, и не попросить вас в память этого о поддержке и покровительстве, которые мог бы оказать ваш выдающийся талант нашей Подбирательнице колосьев. Будьте же добры не слишком досадовать на меня, и, если мне необходимо выступать в защиту своего дела, прошу вас, в оправдание моей назойливости и возврата к прошлому, принять во внимание, что воспоминания это богатство старости, и что ваша старинная знакомая придаёт большую цену этому богатству. Примите, милостивый государь, мои самые усердные приветствия. Е. Вибельман Одесса, 1833».14 Я должна в скором времени выехать в Киев (Kioff), поэтому прошу вас (если вы удостоите меня ответом) адресовать ваше письмо и милостыню, которую вы пожертвуете одесским беднякам, госпоже Зонтаг (Анне Петровне) через вашего издателя Смирдина, который состоит с нею в переписке».

Он отправил графине Воронцовой отрывки из поэмы «Русалка». Позже Пушкин ответил: «Графиня, Вот несколько сцен из трагедии, которую я имел намерение написать. Я хотел положить к вашим ногам что-либо менее несовершенное; к несчастью, я уже распорядился всеми моими рукописями, но предпочёл провиниться перед публикой, чем ослушаться ваших приказаний. Осмелюсь ли, графиня, сказать вам о том мгновении счастья, которое я испытал, получив ваше письмо, при одной мысли, что вы не совсем забыли самого преданного из ваших рабов? Остаюсь с уважением, графиня, вашим нижайшим и покорнейшим слугой». Александр Пушкин. Петербург».15 Вот что осталось в нашей истории про взаимоотношения этих двух людей. Позже, что только не придумали наши так называемые литераторы и знатоки Пушкина.

В общей сложности этой женщиной на Одессу было пожертвовано три миллиона личных сбережений. Эти средства позволили создать сиротский дом для малолетних, школу для глухонемых, женское общество призрения нищих, лечебницу для приходящих, а также Александровский детский приют и Богадельню для сердобольных сестёр.

Но вернёмся в Одессу конца того года. Здесь расскажу немного о дворце Воронцова. На рисунке расположенном ниже видим, какие строения были вокруг этого дворца. К нему был пристроен Орловский корпус (который был разрушен в 1944 году). В корпусе всегда размещались приезжие гости и члены свиты Воронцова. От него проходили хозяйственные постройки и конюшни, которые примыкали к красивому Зимнему саду «оранжерея, окруженная вверху оббегающей галереей, является одним из прекраснейших мест дворца». Весь дворец был отделён от Приморского бульвара отлитыми в Петербурге решётками и въездными воротами со статуями львов. Справа после ворот около дворца был красивый фонтан и английский сад, вокруг которого находилась прогулочная мощёная тропинка. Со стороны моря у входа были установлены «две небольших пушки из числа взятых графом в Варне и подаренных ему государем». На крутом берегу у военного оврага стоит Бельведер, с французского «прекрасный вид», состоящий из 10 пар тосканских мраморных колонн, от которого вниз спускалась кривая каменная дорожка с перилами и мостками. Внизу был выстроен Левшиным специальный капитальный купальный павильон. Вот как писал писатель Иосиф (Юзеф) Крашевский бывший во дворце: «…через красивую, но скромную переднюю вход ведёт прежде всего, в бильярдную комнату, украшенную картинами <…> Кроме двух видов Венеции… в этой комнате находится большой портрет en pied шведского короля, им самим подаренный графу Воронцову на память. На другой стене небольшая картина, изображающая среди тёмного неба повёрнутый на бок зелёной пенистой волной корабль с поломанными мачтами. Подпись под ним напоминает, что на этом корабле царь и граф Воронцов находились в большой опасности. Судно носило имя Мари. Имеются здесь ещё и другие картины, большею частью высокого качества, например портрет Питта. Следующая комната украшена четырьмя портретами: Петра Великого, Екатерины II, Александра I и ныне царствующего государя.

А на пьедестале из чёрного мрамора с бронзовыми украшениями стоит превосходной работы серебряно-золотистый сосуд формы старинной вазы, подаренный в знак благодарности гр. Воронцову войском, которым он командовал во время занятия Франции. Большая приёмная зала украшена роскошными дверьми в филёнках под ляпис-лазурь и бронзу, перевезёнными сюда из Михайловского дворца. Здесь находится (одно из прекраснейших украшений) камин из очень дорогой мозаики en pierres fines, тоже из Михайловского дворца; показывающие дворец, определяя стоимость этого камина, называют непомерно высокую цену. На его тёмном фоне рельефно выступают птицы, цветы и фрукты, очень хорошо и живо сделанные. В этой зале находятся картины, некоторые прекрасной работы <…> Затем мы проходили ряд комнат, всегда убранных искусно и со вкусом, и библиотеку, из которой ведёт выход в кабинет, находящийся уже в оранжерее <…> в великолепном апартаменте графини, также выходящем на галерею, множество китайских и японских сосудов, а также роскошная мебель с фарфоровыми медальонами и бронзовой отделкой <…> два больших окна, частью в цветных стёклах, одно из них с датаю1584 года»16. Расписывал интерьеры комнат местный художник иконописец Иван Иванович Ковшаров, а новый портрет Елизаветы Ксаверьевны был повешен над камином.

Дворец Воронцова в Одессе. Неизв. художник.

Проведя неделю в городе Воронцовы, отправились в Крым. Там Михаил Семёнович осмотрел строительство своего дворца и много говорил с приехавшим сюда английским архитектором Вильямом Хантом. Он предложил Воронцову строить дворец не из ракушечника, а из местного крепкого камня диабаза, который крепостные мастера резали недалеко в горах. Первым строился столовый корпус, за ним начали центральное здание. Позже резными камнями для отделки фасада занимался Гаврила Петрович Полуэктов с 4 своими сыновьями приехавшие сюда из поместья Андреевского. Внутренние панели «голубой гостиной» лепил вручную мастер Роман Фуртунов, командированный сюда из Мошны.

Проверив как идут дела по строительству дворца и, дав различные поручения в том числе «снести гору перед дворцом». Михаил Семёнович проверил все работы садовников по окружающей территории. Он так же принял сдачу вновь выстроенной шоссейной дороги из Евпатории в Керчь через весь полуостров и открыл движение пассажирских дилижансов по ней. Через каждые 16 вёрст были устроены дорожные станции и караульные домики. Ещё в 1825 году его отец советовал сыну «прокладка дороги вдоль южного берега Крыма оживила бы эту часть полуострова, что край заполнится новыми поселенцами и культура винограда и оливок распространится ещё более и земля будет расти в цене… жаль, что так плохо знают политэкономию и частоне понимают, что страна без дорог всегда останется бедной и варварской».

Уже в начале октября Воронцов с семьёй выехал в Симферополь, где проходили ежегодные скачки на конях. Эти забеги проходили по «восьмивёрстному кругу, и жеребец должен проскакать 3 круга». Кроме россиян в них участвовали и местные крымские татары. Всего было допущено 17 лошадей. Из них серебряный кубок достался коню муфтия Сеит- Челеби по кличке «Куреш», а второй приз в 500 рублей ассигнациями подполковнику Адильбею Балатукову. Саксонский герцог Фридрих Иванович Фейн разводил коней и овец в Херсонской губернии и то же каждый год участвовал в скачках. Далее прошли ещё одни скачки около местечка Лебедянь у помещика Павла Мяснова, где выиграл главный приз рыжий конь «Берфут». По приезду в Одессу в конце ноября, Воронцов впервые там основал «Общество охотников рысистого бега». После этих поездок граф Михаил Семёнович, Елизавета Ксаверьевна, сын Семён и дочка София весь декабрь провели в своём дворце в Одессе. Графиня Воронцова устроила Александровский детский приют, и ещё в конце года был открыт Институт благородных девиц. Первым руководителем Института была жена итальянского эмигранта, госпожа Поцци. Принимались туда девочки из высшего сословия, дочери погибших офицеров на казённый счет и дочери потомственных дворян за плату – 300 рублей в год.

Дворец Воронцова в Одессе. Худ. К. Боссоли.

По инициативе Воронцовой и графини Роксанды Скарлатовны Эдлинг в городе учреждено «Новороссийское женское общество призрения бедных». Елизавета Ксаверьевна пожертвовала на нужды общества 24000 рублей.

Перед Новым 1833 годом был проведён костюмированный бал, на котором присутствовали все богатые семьи города Одесса. Зима в этом году была холодная, и топить печи приходилось очень интенсивно. На картине Карла Боссоли видим, как дымок идёт из зданий осенью, а зимой этот дворец выглядел как пароход с очень сильно дымящими трубами. В январе по инициативе генерал-губернатора Воронцова всё же было создано «Акционерное общество для пароходного сообщения с Константинополем». Правительство решило так же вступить акционером, где был уже Воронцов, градоначальник Левшин, купец Папудов, торговый дом Штиглица и другие богатые люди. С подачи Михаил Семёновича, который вложил деньги был заложен 70-сильный пассажирский пароход «Наследник», который позже стал делать рейсы в Крым и в Азовское море. Другой такой же пароход «Нева» 8 февраля отправился в рейс до Константинополя и вернулся назад в Одессу 2 марта. Сильный зимний ветер не был помехой этим судам. Эта линия была «огромным развлечением для жителей Одессы, а также Константинополя». В марте все пароходы этого акционерного общества принимали участие в транспортировке целой дивизии русских войск, отправившихся в помощь турецкому султану Махмуду для отражения нападок египетского паши Мехмет-Али. Контр-адмирал Михаил Петрович Лазарев, собрав эскадру в составе 4 линейных кораблей, 5 фрегатов и пароходов и передислоцировал 30 000 русское войско. В марте туда же была отправлена вторая эскадра контр-адмирала Михаила Петровича Кумани из 3 линкоров, 4 транспортов и купеческих судов с 5500 десантом. В апреле ушла 3 эскадра контр-адмирала Иосифа Ивановича Стожевского с 4700 десантниками. Командиром наших войск был генерал-лейтенант Муравьёв. Они заняли оборонительные позиции с обеих сторон пролива Босфор и так же самой столицы Константинополь. Далее генерал-губернатор Воронцов и адмирал Грейг нашли купцов (Бухтеева и Кушнерёва), которые согласились вложить свои деньги в строительство двух 100 сильных пароходов «Император Николай» и «Императрица Александра». В это же время Воронцов вывез на пароходах из Константинополя 56 греческих семей и дал им земли «в Анатолийской колонии Мариупольского уезда».

В начале года Воронцов обратился с письмом к графу Карлу Нессельроде по поводу вдовы генерального консула в Бухаресте статского советника Луки Кирико мадам Елене Андреевне Кирико. После смерти мужа она осталась без средств с тремя дочерями. Он писал: «…я считаю своим долгом передать ситуацию с м-м Кирико Вашему Высочеству и ходатайствовать пред вами, умоляя проявить интерес к её судьбе и семье. Я бы не осмелился просить помощи из императорской казны; но поскольку нам присылают остатки средств, выделенных на помощь греческим беженцам, именно из этой суммы я прошу Вас разрешить мне выписывать ей пенсию в размере 3 млн. рублей в год, пока у нас есть средства на это. Это милостивое разрешение позволит м-м Кирико обеспечить себя и свою семью средствами к существованию, и я буду иметь перед вами, господин граф, искреннюю обязанность»17. Она на эти средства с помощью Воронцова выкупила свой престижный двухэтажный дом (бывший дом Поджио) на углу улиц Решельевской и Дерибасовской. Там на втором этаже позже расположилась «ресторация Маттео и казино итальянца Луиджи Лемме». На первом этаже разместились «Английские магазины» Кортацци, (затем Гассена) в которых продавалось «блистательная английская посуда от Веджвуда, лампы, плафоны, столовое белье и серебро, мелкая пластика, галантерея, оптика, мебель» и другие европейские изделия. Там же были кафе-кондитерские купца Крапивина, парикмахерская, ювелирный магазин, табачный магазин гаванских сигар, музыкальный магазин и другое. В этом доме работали мужские портные, французы Лангле и Мишель, у которых позже делал заказы сам Михаил Семёнович. Для дам существовал «салон французской модистки Битру». В этом же доме в центре города трудился лучший ювелир Розагутти. Надо понимать, что этим воспользовался генерал-губернатор Воронцов, который назначил своих подчинённых, для коммерческой работы. Они занимались доставкой и реализацией товаров из Европы. Средства от этого шли на личные и благотворительные расходы. Ещё раз напомню, что Елизавета Ксаверьевна Воронцова на город Одессу пожертвовала огромные суммы личных денег.

В Крыму адъютант Михаила Семёновича Воронцова капитан Семён Тимофеевич Ягницкий, командовал строительством дворца в Алупке и писал из Массандры 8 февраля графу Воронцову: «…Из числа земляных работ, назначенных Вашим сиятельством и ея сиятельством в Алупке, плантаж на горе возле церкви совершенно уже вскопан, и теперь началась планировка его, гора против большого дому вполовину уже снесена, и работа её продолжается далее, все это делается по подряду; в других же местах много работ, назначенных Вашим сиятельством, тоже сделано своими людьми. Соображаясь с назначенным Вами числа людей для большого строения в Алупке, я заметил, что работы идут довольно успешно: каменная против дому терраса, две лестницы в верхний сад и фонтан вскорости будут окончены; оранжерея уже окончена, но только не покрыта цинком, который, однако же, так приготовлен и спаян, что при первой хорошей погоде можно будет покрыть очень скоро. От оранжереи галерея кругом дому уже окончена, но тоже ещё не покрыта цинком и не сделана подшивка внутри ея». Казначеев отправил из Симферополя для размещения в созданных озерах лебедей. В это время идёт строительство главного здания дворца по новым чертежам архитектора Эдварда Блора. В прошлом году граф Воронцов и Блор распланировали новый дворец и последний да же нарисовал акварель, дошедшую до наших дней. На ней мы видим все корпуса дворца, включая башни. Дворец должен был выполнен из камня светлых тонов и перед главным южным выходом расположен фонтан. Слева от подпорной стенки должен был возведён небольшая арка со статуями, через которую выходил ручей и образовывался водопад. Лестница из южного выхода по первому решению Блора была небольшая и никаких львов не планировалось.

Английский архитектор Вильям Хант ученик Блора вёл авторский надзор над строительством дворца. Был залит фундамент главного корпуса и терраса перед дворцом. От существующего Столового корпуса возводится крытая галерея. Хантом было принято решение об удешевлении сметы и строить дворец из местного камня диабаза, которого было много в округе. Конечно, он это всё согласовал с Воронцовым и сделал свой изменённый архитектурный проект, рисунки и чертежи находятся в архиве Воронцовского дворца. Есть сохранившиеся гравюры Карло Боссоли и Николая Чернецова, на которой изображён Столовый корпус и залитый фундамент Главного корпуса.

Несколько позже в очередном письме Ягницкий добавляет про растительность: «…проделанная здесь работа в самом деле достойна восхищения! Каждый клочок земли, который удавалось отвоевать у скал, заставили приютить представителя какой-нибудь пышной растительной формы из отдалённых зон, так что многие чужеземцы здесь вынуждены были приспособиться к особенностям климата и пышно разрослись, о многих можно сказать: какой же долгий ряд дорогостоящих экспериментов пришлось проделать, чтобы они акклиматизировались! Все же туземная флора этих берегов не особенно богата видами и родами; и до сих пор, после многолетних усилий, отдельные редкие виды сопротивляются развитию в чужеземных условиях и вегетируют лишь с большим трудом под бандажами с подпорками и под укрытием». Александр Казначеев в письме конца марта докладывает Воронцову: «Видел новую дорогу от Алушты к Судаку – она очень хороша будет. Алуштинская дорога к Ялте перешла уже за деревню Яньской и сближается с высотою Артека. Часть сей дороги, работанная зимою, начисто еще не отделана, но для сего не много времени потребуется. В Алупке любовались мы строением залы; она скоро достигнет крыши – здание прекрасное и постройка вековая и чистая! В Ялте назначил я место для таможенного дома, который сегодня должен начаться по контракту. Магазейн Ваш вместе с сим же начнется».

Проведя успешно транспортную операцию по отправки войск в Константинополь граф Воронцов в середине апреля, уехал в Крым для осмотра строительства дворца. Там в соседях жила княгиня Анна Сергеевна Голицына (в девичестве Всеволожская), которая всегда говорила «…я люблю Побережье, и мой долг – сделать его цветущим!». Она в своём имении «Новый свет» в Кореизе часто ходила в мужской шинели и суконных панталонах. На голове у ней был женский головной убор (чепец) и часто верхом ездила на лошади с плетью в руках. Анна придумала себе прозвище «Старуха скалы» (La vieillie du rocher), хотя ей было только 45 лет. Княгиня строила себе дом под скалой и церковь. Она так же следила за строительством поместья для генерала от кавалерии Ивана Витта и его любовницы Каролины Собаньской в Верхней Ореанде. Въезд в усадьбу был оформлен в виде «высоких ворот со стрельчатой аркой, квадратными пилонами и острыми навершиями». Воронцов писал Голициной называя себя «человеком, которое вас уважает, вами дорожит, и собственно вами, и всем тем добром, которое вы сделали для этой прекрасной части России, которую сорок лет забвения предали запустению и которую никакая власть, сколь бы деспотичной она ни была, не подняла бы ещё долгое время, если бы счастливая звезда не привела вас на её берега».

Анна Сергеевна Голицына. Худ. П. Ф. Соколов

Приведу здесь строчки из раннего письма Анны Сергеевны Императору «Граф Воронцов, вдохновлённый патриотическим пылом, считает Побережье Крыма неисчерпаемым богатством для России. Этот выдающийся администратор внушил мне веру в то, что при минимуме стараний и забот. Побережье может снабдить всю Россию вином, оливковым маслом и миндалём и что это сбережёт миллионы, потраченные на закупку этих вещей за границей. Меня увлекла идея заняться разведением винограда и оливок. Он сказал мне, что если бы я поселилась здесь, то смогла бы, более чем кто-либо другой, увлечь своим примером тех, кто хотел бы начать эти работы, что я стала бы опорой для желающих переселиться иностранцев – виноделов, бочаров, погребщиков, маслоделов, что они найдут в моем поместье те ресурсы, которые страна до сих пор не могла им предоставить, из-за трудностей с жизненными припасами, дорогами и т. д. Его красноречие, широта и разумность его взглядов меня убедили. Я улыбаюсь при мысли, что ещё могу быть полезной и посвятить своё время служению моему Государю. Покидая С-Петербург, я продала свой дом, ранее принадлежавший барону, Николаи, частному лицу за 180 тыс. руб. Мой доход от земли и 700 душ крестьян достаточен для проживания, и потому я решила употребить эту сумму для разведения винограда. В эту годовщину восшествия В.В. на престол, я высадила 20 тыс. лоз лучших сортов винограда, 1500 оливок, 8000 саженцев миндаля, тем самым завершив дела этого года».18 Анна Сергеевна была за мужем за князем Иваном Александровичем Голицыным. Княгиня Голицына изготовляла и выдерживала вино в специально оборудованных подвалах, на нижней площадке имения Кореиз выстроенных архитектором Карлом Эшлиманом. Историк и географ Пётр Иванович Кеппен, живший в то время в Крыму, сообщал ей в письме: «…погреб в Хураизе строится с начала весны, для свода коего ноздреватый камень доставляется из Феодосии, и погреб сей, устраиваемый над магазином, обойдется тысяч в 16 или 18 рублей».

Анна Сергеевна, как и Михаил Семёнович, мечтали своим вином полностью обеспечить обе столицы. Наконец Голицына получила разрешение торговать в Москве и «выставлять на погребах, всюду, где будет производиться продажа, вывеску Императорской винопродавицы вин Южного берега Крым». Вместе с Голицыной в имении Кореиз жила София-Юлия Беркгейм (в девичестве Крюденер). Ранее она по совету Воронцова приобрела несколько участков земли на близлежащих дачах Гаспра, Алупка, Мисхор, Гурзуф, в том числе 6 участков на мысе Ай-Тодор, где так же посадила виноградники. После смерти Анны Сергеевны все земли достались баронессе Беркгейм, а после неё Марии Ивановне Гончаровой дочери сестры Голицыной Софьи Сергеевны Мещерской (урожденной Всеволожской). Позже участок земли на мысе Ай-Тодор купил доктор медицины Альберт Карлович Тобин и построил на Аврориной скале с западной стороны дом с белой балюстрадой на крыше под названием «Белая ласточка». Его жена Елизавета Александровна также купила у Александра Ивановича Гончарова 13 десятин земли. На высоте 38 метров над морем Елизавета на свои деньги построила каменный дом, который впоследствии стал называться замком «Ласточкино гнездо».

Но вернёмся к виноградарству в Крыму. Дело Голицыной и Воронцова позже подхватил князь Лев Сергеевич Голицын (ветвь Алексеевичей) имя которого мы знаем до сих пор, а вот родоначальников этого проекта забыли.

В конце апреля Воронцов вернулся в Одессу, где вёл дела с акционерами «Черноморского общества пароходов». Главным организатором этого проекта был одесский градоначальник Алексей Ираклиевич Левшин. Он доложил генерал-губернатору, что в Николаеве уже построен новый 70-сильный пароход «Наследник». Михаил Воронцов приказал ему готовить пароход «Одесса» на пробные рейсы в Крым. Для привлечения к службе на судах, было основано привилегированное сословие моряков «Вольные моряки», которые освобождались от рекрутского набора в армию и от всех податей. В это же время в Стамбуле был заключён Ункяр-Искелесийский оборонительный договор. По нему турки могли закрывать Босфор для всех кораблей кроме России. Русской эскадрой командовал контр-адмирал Михаил Петрович Лазарев. Секретный договор приготовили князь Алексей Фёдорович Орлов и граф Филипп Иванович Брунов. Договор со стороны России подписал Лазарев. После этого Михаил Петрович получил очередное звание и стал главным командиром Черноморского флота и военным губернатором Николаева и Севастополя.

В начале июня на Черноморском побережье наступило ранее жаркое лето, и Михаил Воронцов отправляется в инспекторскую поездку в Бессарабию. Он взял с собой всю семью, чтоб показать детям Семёну и Софьи эти замечательные территории. Там под давлением мусульман, многие переселённые в Измаил «правоверные крестьяне» начали убегать из этих мест. Там он поменял начальника полиции и договорился по возникшим вопросам с местными муфтиями.

Затем всё семейство Воронцовых отбыли в Белую Церковь к матери Елизаветы Ксаверьевны 79-летней Александре Браницкой. Она, будучи в преклонном возрасте продолжала строить Собор. На рисунке тех лет по центру видим барский дом, слева здание Главного управления и выше церковь в честь Святого Иоанна Крестителя. Пробыв у тёщи несколько дней Воронцов с семьёй, отправились в Мошны (ныне Нововоронцовка). Здесь продолжалось строительство имения и трёх этажного дворца и Спаса-Преображенской церкви из кирпича собственного завода, находящегося в 30 верстах. Кладка велась на известковом растворе с добавлением куриных яиц.

Имение в Белой Церкви. Неизв. художник.

Всё семейство хорошо провело время. Дети вместе с Елизаветой Ксаверьевной на запряжённых дрожках постоянно ездили по лесному массиву состоящего в основном из граба, где специально была проложена дорога. Михаил Воронцов, обходя строительные площадки давал ценные указания по благоустройству дворца, расположенного за рекой Ольшанкой имевшего около 60 комнат. Он часто всходил на высочайшую башню «Святослав», стоявшую на краю горы и осматривал великолепные просторы. Итальянский архитектор Георгис Торричелли спроектировал Преображенскую церковь с 50-метровой колокольней, которую строил инженер-поручик Трофим Ступников.

Летом этого года Воронцов получает сообщения, что в его губерниях начинается голод, и он в середине июля отправляется вниз по реке Днепр в Екатеринослав (Днепропетровск). Весна была очень холодной, а после настало очень жаркое лето с суховеями. Даже листья на деревьях посохли и осыпались от ветра. В некоторых губерниях вспыхнули эпидемии: «жесточайший катар», «болезнь с признаками холеры», цинга. Цены на хлеб очень быстро поднялись до невиданных значений. Воронцов призвал местных помещиков давать вольную крестьянам и отправлять их в северные губернии. Он так же создал благотворительный фонд в помощь голодающим. Император Николай I повелел раздать из государственной казны местным помещикам 29 768 212 рублей ассигнациями на покупку хлеба для крестьян.

В то же время жаркое лето не помешало растительности Черноморского побережья. Директор Никитского Императорского ботанического сада Николай Гартвис писал Воронцову: «Я предполагаю, что одни лишь наши цветущие кусты роз заслуживают того, чтобы из-за них проделать путешествие на наш берег. Поэтому я так сильно сожалел, что господин граф и госпожа графиня не смогли увидеть в этом году, как цветут их розы в Алупке. Глаза не могли насытиться, созерцая эти массы розовых кустов, покрытых цветами; ещё больше я порадовался, увидев камелии и магнолии, прекрасно прижившиеся и процветающие в открытом грунте, как и большая часть вечнозелёных растений, доверенных открытому грунту. Но что превосходило все, это было цветение массы роз насколько хватало глаз, это изобилие прекраснейших роз, которые насыщали ароматом атмосферу дальних окрестностей». Он всячески уговаривал Михаила Семёновича, если будет время снова посетить Крым.

Наведя хоть какой-то порядок в своих губерниях, генерал-губернатор отправляется на побережье Чёрного моря. Он проверил, как идут дела по строительству дворца в Алупке. Встретился и побеседовал со своей соседкой Анной Голицыной и Софьей Беркгейм. Посмотрел их виноградники, каменные подвалы, и конечно купил у них много бутылок вина, которые отправил в Одессу.

Пока Воронцов отсутствовал в Одессе градоначальник Алексей Ираклиевич Левшин сообщал Воронцову, что прибыли на пароходах раненые и больные: «…прибыла партия больных из Константинополя 313 человек; они размещены и потому из всякого отделения выходят в город <…> пароход Метеор привёз нам в ночь от графа Орлова огромный пакет <…> он содержит в себе многия депеши, из коих флигель-адъютант Бутенёв повёз в Петербург <…> пароход Одесса отплывает в Козлов и Ялту 28 июня в назначенный час <…> строительство мостовых и канав по улицам идут хорошо. К приезду вашему один квартал Ришельевской улицы уже будет готов <…> уже другая неделя наслаждаемся мы почти ежедневными дождями. Это спасает деревья, будет полезно винограду и даст подножный корм; но хлеба пропали уже невозвратно <…> корабль Чесме, на котором приехал Орлов, в виду города стал на мель и до сих пор ещё не снялся».19

Далее Воронцов протестировал новую крымскую дорогу, идущую вдоль побережья проехав по ней в запряжённой коляске до небольшого поселения Ялты. Там он в конце августа закладывает первые камни в дамбу нового торгового порта «лучшего на всём южном побережье и освятил церковь, которую мы только что построили в этом городке». Церковь Святителя Иоанна Златоуста до сих пор стоит на Поликуровском холме в окружении кипарисовой рощи. Её спроектировал и построил англичанин Филипп Эльсон на месте старой деревянной церкви.

Е. К. Воронцова. худ. Т. Лоуренс 1830 г.

Потом генерал-губернатор из Ялты направляется в Керчь через Феодосию. Сюда прибывает Таврический губернатор Александр Казначеев и они проводят инспекцию по строительству частных домов около крепости. Было принято решение о выделении для этого 30000 рублей ссуды из коммерческого банка. В это самое время в городе идёт строительство Римско-католической церкви «Успения Богородицы» (которая сохранилась до сих пор) деньги в строительство, которого собрали итальянцы, переехавшие сюда на постоянное жительство. По просьбе нового градоначальника полковника Захара Херхеулидзева губернатор Михаил Семёнович выделил городу дополнительные средства на поставку мраморных колонн. Он так же утвердил планы строительства набережной и здания музея древностей на горе Митридат города Керчи. Археологические находки находились в доме учёного Поля Дюбрюкса. Воронцов в этот приезд учредил в городе «Девичий Институт» и приказал построить для него новое здание назначив архитектора Александра Дигби. Таврический губернатор Казначеев срочно отбыл в Феодосию куда из Константинополя прибыло 13 кораблей с десантными войсками (10000 солдат). Командовал ими генерал-лейтенант Николай Николаевич Муравьёв-Карский и вице-адмирал Михаил Петрович Лазарев, который позже будет назначен командиром Черноморского флота.

В начале сентября этого голодного года Воронцов отплывает морем в Таганрог через Бердянск и Мариуполь, но в Азовском море у Федотовой косы начинается страшный шторм. Вот как он писал об этом событии: «…8 сентября началась страшная буря, которая длилась 11 дней, мы не могли ни двигаться вперёд, ни назад. Азовское море нигде не глубокое, но мы встали на якорь и дай Бог остановит шторм <…> уезжая из Керчи с надеждой быть через 2 дня в Таганроге, у нас не хватало провизии и в последние несколько дней у нас было только несколько картофелин, которые я случайно купил в Керчи. У нас так же было с собой крымское вино, и поскольку к счастью, вода в Азовском море, когда там дует восточный ветер, становится настольной, нам приходится пить и варить воду, которую мы брали в течении нескольких дней в море»20.

Наконец погода стала лучше и Воронцов со своим адъютантом и сопровождающими лицами 18 сентября прибыл в новый порт на Азовском море. Это был рыбацкий городок Бердянск. Там к своему великому удовольствию он увидел много интересного и записал: «…в этом месте в 1825 году не было ни одной хижины, увидел большой порт и там обосновались несколько российских и заграничных торговцев, порт имел (в 1833 году) крупный экспорт пшеницы и льняного семени… Бердянск обещает иметь большой успех в будущем». Генерал-губернатора встречал градоначальник Николай Степанович Кобозев, в собственности которого было в то время 16 рыбодобывающих заводов расположенных от Федотовой косы. Генерал-губернатор Воронцов в этот первый приезд принял участие в открытии Вознесенского собора. Около пристани строились каменные дома, маяк и таможенные амбары. Воронцов записал в своём дневнике: «…Кобозев в строительном деле был практический человек, хотя все его постройки созидались днями и ночами». Михаил Семёнович пообещал Кобозеву прислать чертежи на строительство торговой шхуны, которую тот хотел построить здесь же на берегу моря. Дальше он отбыл в Мариуполь, где его встречал новый градоначальник «Таганрогский, Ростовский, Нахичиванский и Мариупольский главный попечитель купеческого судоходства по Азовскому морю и начальник Таганрогского таможенного округа» статский советник барон Отто Германович Пфейлицер-Франк, который ранее был старшим адъютантом (ещё во Франции) генерала Воронцова. Он сообщил Михаилу Семёновичу, что в Таганроге возникла эпидемия холеры. Франк рассказал своему начальнику о планах развития города Таганрога и просил у Воронцова денег для обустройства порта и набережной. Далее они всё же отправляются по морю в порт Таганрог, куда причалили в конце сентября. Градоначальник Отто Франк к прибытию генерал-губернатора наметил торжественное открытие Каменной лестницы. На верхней площадке были установлены «Солнечные часы», которые два этих человека в присутствии жителей города пустили в эксплуатацию. Нижнюю часть лестницы к открытию наконец -то закончили, часть каменного портового амбара была снесена, и лестница теперь стала выводить горожан к морю. Франк показал Воронцову другой законченный объект мощённый камнем спуск градоначальника (ранее Банный). Он соединил для удобства горожан улицы Старо-Греческую с Портовой. На месте крепостного рва они совместно решают сделать ещё один спуск в порт для проезда конных повозок и другого транспорта. Этот овраг на следующий год Отто Франк завалил землёй и так же сделал здесь мощёную камнем дорогу, которую по окончании назовут «Воронцовским спуском» (ныне Комсомольский спуск). С этим названием он просуществовал в Таганроге до 1924 года. Для этих работ был привезён отряд военных строителей под руководством прапорщика Александра Яковлевича Ласкина.

Фрагмент документа ГАОО. 1833г.

Им была разработана смета, в которую входили работы по устройству гавани и набережной в размере 1 892 438 рублей. Позже Воронцовым была выделена скорректированная ссуда на 37 лет без всяких процентов. Строительный комитет возглавил титулярный советник Пётр Мищенко.

В архивных документах ГАОО в описании тома №191 дел администрации генерал-губернатора Воронцова за 1833 год находим папку №73, состоящую из 116 листов о том, как была организована доставка камня в Таганрог, которым мостили спуски и улицы в городе. Когда Одесса станет доступной нам, то можно будет прочитать эти документы. Современные наши историки долгое время игнорировали эти фолианты. Конечно, в первую очередь после победы и я воспользуюсь этими сведениями, а пока как есть.

Из Одессы Воронцову приходят письма от градоначальника Левшина, в которых он сообщает: «…дожди немного мешают работать нашим на улицах; но они дают корм скоту. Я теперь выдумываю занятия для бедных зимою это ломка или резка камня и разбивание в счебень <…> Девичий Институт нас крепко напугал на днях. Три архитектора: Фан-дер Флинт, Козлов и Торичелли объявили, что капитальная стена должна разрушиться, печи то же <…> велели 3 печи разломать, детей перевели в другие комнаты <…> теперь немедленно нужно исправить беду <…> Боффо клянётся связать железом <…> вина Гаюи, за которую его судили менее вины Боффо <…> моё дело сберечь девиц от опасности <…> дом на Решильевском хуторе который тот исправил в прошедшем году также лопнул в 2 местах <…> неужели допустить всему разрушиться и за сие благодарить г. Боффо? <…> я люблю правду и порядок и молчать не буду»21.

Пока Воронцов был в поездке, к нему пришло сообщение, что по всему югу распространился сильный голод из-за нехватки хлеба и зерна. Он срочно отправляется в Екатеринослав, где «оставляет повсюду своих комиссионеров и необходимые суммы денег… купец Потапов купил по приказанию 2000 четвертей муки». Далее Михаил Семёнович 15 октября пребывает в Одессу. Там он узнаёт, что на него в столице открыли уголовное дело за смерть от голода одной молодой девушки. Генерал-губернатор повесткой был приглашён на слушания в Екатеринослав «совершенно уверенный в своей невиновности и в том, что меня скоро оправдают». В конце ноября он возвращается в Одессу и организует «раздачу по 1 пуду разных зёрен в месяц каждому человеку и утешался тем, что 700 000 душ не умрут от голода до конца года. Город Одесса стал славной страницей в этих трудных условиях благодаря большому количеству благотворительных акций и организации спасательных работ для детей, потерявших своих родителей и безвозмездным распределении для неимущих в городе. Были организованы общественные работы и к началу 1834 года наше общее положение стало несравненно лучше»22.

В этом же году закончил свой труд швейцарец Шарль Анри Монтандон, который проживал в Одессе и несколько лет исследовал Крым и описывал свои впечатления. Он в конце года согласовал свой «Путеводитель путешественника по Крыму» с цензурным комитетом и показал черновой материал Михаилу Семёновичу. По некоторым цитатам можно судить, что Воронцов спонсировал этого человека и коммерсанта. В этом можно сказать первом «Путеводителе» показаны подробные сведения о местных селениях, усадьбах, виноградниках и сельскохозяйственных угодьях. Летом этого года Монтандон будучи в имении братьев Ликурга и Александра Качиони вблизи Карасу-Базара нашёл залежи красивого «литографического» камня. Граф Воронцов не только одобрил эту находку, но и «доставил г-ну Монтандону средства правильно разработать кряж и устроить каменоломню в большом размере». В благодарность за поддержку швейцарец начинает свою книгу с посвящения графу Михаилу Воронцову. Интересные сведения мы находим в ней по устройству дорог, которыми серьёзно занимается генерал-губернатор. Вот как он пишет: «К самым большим благодеяниям, совершенных для Крыма за последние годы, можно отнести проведение и улучшение дорог. Та, что ведёт из Симферополя в Алушту через перевал Чатырдага, несмотря на встречаемые трудности, представляет собой удобный путь для всех видов экипажей и для самых тяжело нагруженных повозок.

Повозка 19 века. Неизв. художник.

Ныне прокладывают дорогу, которая должна протянуться по всему Южному берегу: от Алушты до Мшатки и оттуда до Байдар; уже завершены участки от Алушты до окрестностей Кизил-Таша и от Ялты до Алупки. Как только эта полезная и прекрасная работа будет окончена, можно будет за три дня совершить интереснейшее путешествие, равного которому не сможет предложить никакая другая европейская страна. Легко представить себе те огромные выгоды, которые можно будет извлечь жителям побережья, деревень и недавно обустроенных поместий из благоприятных условий по части сообщения. Почтовая служба будет учреждена по всему протяжению дороги, которая проляжет от Алушты до Биюк-Ламбата, Дерменкоя, Куклета, Кизил-Таша, юрзуфских возвышенностей, Никиты, Марсанды, Ялты, Ореанды, Гаспры, Кореиза, Мисхора, Алупки, Симеиза, Лимена, Кикинеиза, Кучуккоя, Мухалатки, Мшатки и от этой деревни через горы в Байдарскую долину, уже соединенную старой дорогой с Севастополем, Бахчи-Сараем. Три каменных моста, сооруженных на Альме, Каче и Черной речке, позволяют без задержек добраться из Симферополя в Севастополь»23. Про почту и мосты автору дал сведения конечно Воронцов, это было его начинание. В декабре Казначеев докладывал Воронцову, что «Ялтинская пристань не стоит: теперь довольно деятельно ламают камень и готовят его для спуска в море на место моллы <…> В неначатии фундаментов Ялтинской Церкви виноват я и недостаток в деньгах. Эльсон напротив, несколько раз побуждал меня частыми письмами к скорейшему доставлению способа начать рытье фундамента <…> приходил ко мне Феодосий Дмитриевич Ревелиоти и настаивал о принятии от него Ливадии. Я отвечал ему, что от Вас никаких еще на етот случай не получал приказаний и просил его оставить сдачу до дальнейших распоряжений Ваших».

Этими трудами на благо Крымского полуострова и всего края семейства Воронцовых кончается трудный для них год.

2. Приезд в Одессу герцога Рагузского маршала Мармона. Прибытие в столицу графа Кисилёва. Смотр войск в Калише. Плавание Воронцова вдоль восточных берегов Азовского и Чёрного морей

Наступил новый 1834 год. Во всех дворцах, где происходили торжественные праздники в этом году, оркестры исполняли «Гимн России. Боже Царя храни», музыку которого в конце прошлом году написал Алексей Фёдорович Львов. Вот как он сам об этом вспоминал: «Граф Бенкендорф сказал мне, что государь, сожалея, что мы не имеем своего народного гимна и скучая слушать музыку английскую столько лет употребляемую, поручает мне попробовать написать гимн русский. <…> В один вечер, возвратясь поздно домой, я сел к столу, и в несколько минут гимн был написан. Написав эту мелодию, я пошёл к Жуковскому, который сочинил слова, но как не музыкант, не приноровил слов к минору окончания первого колена. Однако положив гармонию простую, но твёрдую, я просил графа Бенкендорфа послушать. Он сказал государю, который вместе с императрицей и великим князем Михаилом приехал слушать гимн в Певческий корпус, где я приготовил весь хор и два оркестра военной музыки. Государь, прослушав несколько раз, сказал мне „C’est superbe“. Мигом музыка гимна разнеслась по всем полкам, по всей России и, наконец, Европе»24. Николай Павлович прослушал гимн 4 раза и потом обнял, поцеловал Львова и сказал: «Спасибо, спасибо, прелестно, ты совершенно понял меня». Львов получил от царя табакерку с бриллиантами и был пожалован в флигель-адъютанты корпуса кавалергардов для несения придворной службы. Этот новый гимн Елизавета Ксаверьевна Воронцова впервые в Одессе исполнила на своём клавесине. Все гости были в восторге от этого произведения. Так же Николай Павлович пожаловал Пушкина званием «камер-юнкер» для того чтоб приглашать его жену Наталью Николаевну ко двору. Поэт в свои 34 года был взбешён и зол на Императора. К тому же Николай разрешил печатать пушкинскую «Историю Пугачёва». В феврале в письме к Бенкердорфу он пишет: «Разрешая напечатание этого труда, его величество обеспечил моё благосостояние. Сумма, которую я могу за него выручить, даст мне возможность принять наследство, от которого я вынужден был отказаться за отсутствием сорока тысяч рублей, недостававших мне. Этот труд мне их доставит, если я сам буду его издателем, не прибегая к услугам книгопродавца. 15 000 было бы мне достаточно».

Алексей Фёдорович Львов. Неизв. художник.

Пушкин за эти средства погасил долги за имение его дяди Василия Львовича.

Император Николай I в марте этого года утвердил подготовленное канцелярией «Положение о гражданских мундирах» и «Описание дамских нарядов для приезда в торжественные дни к Высочайшему двору». Для каждого ведомства устанавливались более десяти разрядов униформ зелёного, синего и красного. Утверждён был золотой и серебряный узор шитья.

Генерал-губернатор Воронцов поставил перед собой задачу построить в этом году как можно больше дорог в Крыму. Командующим ещё раньше был назначен инженер-майор Пётр Васильевич Шипилов. Помимо военных принимали участие и гражданские лица. Так к апрелю этого года на строительстве было занято 255 наёмных рабочих и 397 поселян. Шипилов заболел лихорадкой и скоропостижно скончался 23 апреля. Михаил Семёновичу срочно выехал в Ялту: «…пароход направится сначала в Козлов, где остановится на два-три дня для разгрузки товаров; потом отправится в Ялту, где также простоит несколько дней, после чего вернётся в Козлов за новым грузом и пассажирами, ожидающими там отбытия в Одессу. В зависимости от того, попутный ветер или нет, плавание на старом пароходе от Одессы до Козлова занимало 25—40 часов, от Козлова до Ялты – 12—15 часов. Билет можно заказать у капитана на борту парохода, стоящего на якоре у малого военного порта. Первые места, которые оплачиваются вперёд, до Козлова или Ялты стоят 40 руб. банковскими ассигнациями. Вторые места, койки которых размещены в трюме, стоят 25 руб. На борт можно взять с собой багаж и провизию. Слуги должны размещаться на палубе за 10 руб.; на тех же условиях и за ту же цену размещаются крестьяне, рабочие и проч. Можно свободно иметь свою провизию и распоряжаться водой, которая понадобится на борту, а также пользоваться кухней, за исключением того времени, когда она служит для общего пользования. Питание за капитанским столом оплачивается отдельно. Существует обыкновение давать чаевые членам экипажа, которые занимаются разгрузкой багажа при таможенном досмотре. Это происходит лишь после того, как капитан объявит на карантине, что пассажирам разрешается сойти на берег»25. Так писал Монтандонт, который ехал на старом пароходе «Одесса».

В прошлом году граф Воронцов вместе с женой заложил первый камень в местечке «Ялта Таврической губернии каменного мола и при нём пристани». Надзор над строительством мола осуществлял инженер-поручик Пётр Альбрант. Губернатор Тавриды Александр Казначеев всячески уговаривал генерал-майора Якова Осиповича Отрощенко отправить несколько батальонов солдат из Феодосии на строительные работы в Ялту. Тот тянул время, выжидая команды из столицы. Воронцов вынужден был написать тому письмо, и солдаты были отправлены в Симеиз и Ялту. Казначеев в январе писал Воронцову: « О положении дела Ялтинской моллы вероятно доложил Вам капитан-инженер Петр Альбрант. После его я дал знать Пампулову, чтобы он упрочил постоянно число рабочих и он за ето принялся хорошо. Я два раза был на каменоломнях и видел, что работы идут хорошо. Со всем тем присутствие в Ялте Альбранта и теперь еще будет полезно: один надзор его усугубит деятельность подрядчика; сверх того может он приготовить дорогу для свалки каменьев, машины и другия орудия к бросанию блоков в море. Дорога от Алушты выходит на высоту Аюдагскую. Башмаков спускается уже на Исшатскую высоту. Основание Ялтинской церкви мы с Эльсоном очертили и копку фундамента начали. Камень бутовой подрядили. Вся ета работа обойдется дешево. Церковь слишком велика и равняется со многими Соборами; она-то будет дорога. Одни леса не менее 18 тыс. рублей стоят; сильныя укрепления высоты церковной на юру, так сказать, потребуют страшных издержек»26

Алушта1834г. Художник Боккачини.

Возвратясь в Одессу Михаил Семёнович продолжил деятельность по подготовке к посеву нового урожая. Он провёл ревизию всего посевного материала и рекомендовал землепашцам в этом году попробовать засеять некоторые поля «китайскими хлебными растениями под названием просо». Так же он предложил выписать из Франции саженцы «дерева филиппинской Шелковицы» и различных кустарников для высадки вдоль новых дорог в городе Одесса и всего Новороссийского края. Он приказал близ Херсона завести «казённый сад» и командировал туда учёного лесника. В феврале заболела корью графиня Елизавета Ксаверьевна и её изолировали от детей. Сам граф призвал всех нужных врачей, и ей стало лучше.

В городе Одесса и во всем Новороссийском крае стоял вопрос о пришедших из Польши и Бессарабии торговцев еврейской национальности. Греки и евреи постоянно конфликтовали в этих местах. Последних обвиняли в убийстве греческого патриарха Григория во время Войны за независимость. Постепенно численность евреев увеличивалась. Генерал-губернатор Воронцов всячески поддерживал приехавших из-за границы немецких и австрийских купцов, ремесленников, врачей этой национальности. Ему надо было заселять пустующие земли в Крыму и Новороссийском крае. Воронцов разрешил евреям построить синагогу в Одессе, где потом служил певцом Бецалель Шульзингер. Была открыта Еврейская общественная больница и много сделал для жителей этого города врач Григорий Розен. В этом году Воронцов своим приказом разрешает евреям селиться по всей территории края «Об учреждении в Новороссийском крае местечек, торгов и ярмарок, а так же о дозволении Евреям проживать в этих местечках». В архивах ГАОО есть дело под №23 из 1834 года состоящее из 354 документов. Жалко, что в данное время у меня нет доступа к этим архивам. Евреи в это время в основном занимались торговлей зерном. Они работали на зерновой бирже «оценщиками, кассирами, весовщиками, грузчиками, а так же занимались ремёслами, торговлей мануфактурными и бакалейными товарами». В городе Одесса была открыта школа, где преподавателями были в основном евреи и директором Борух Штерн.

Вернёмся в столицу, где Воронцова и Пушкина в апреле пригласили во дворец. Его очень хотела увидеть Императрица Александра Фёдоровна. Здесь приведу цитату из дневника Пушкина от 8 апреля: «Сейчас еду во дворец представляться царице. Ждали царицу часа три. Нас было человек 20. Брат Паскевича, Шереметев, Болховской, два Корфа, Вольховский и другие. Я по списку был последний. Царица подошла ко мне смеясь: „Нет, это беспримерно! Я себе голову ломала, думая, какой Пушкин будет мне представлен. Оказывается, что это вы. Как поживает ваша жена? Её тётка в нетерпении увидеть в добром здравии, – дочь её сердца, её приёмную дочь“ и перевернулась. Я ужасно люблю царицу, несмотря на то, что ей уже 35 лет и даже 36. Я простился с Вольховским, который на днях едет в Грузию. Болховской сказывал мне, что Воронцову вымыли голову по письму Котляревского (героя). Он очень зло отзывается об одесской жизни, о графе Воронцове, о его соблазнительной связи с Ольгой Нарышкиной etc. etc. Хвалит очень графиню Воронцову».

Пушкиновед, литератор Татьяна Цявловская на основании этого распространяла по всей стране домыслы, о любовной связи Воронцова и Нарышкиной. Она основывалась на записях Филиппа Вигеля знаменитого сплетника того времени. В основном эти сведения и байки поступали от брата Льва Сергеевича Пушкина, который служил в портовой таможне города Одесса. При Дворе Александру Фёдоровну за красоту и изящество прозвали «Лалла-Рук» в честь героини поэмы Томаса Мура. Пушкин позже описал её так: «И в зале яркой и богатой,/Когда в умолкший тесный круг,/ Подобно лилии крылатой,/Колеблясь, входит Лалла-Рук,/И над поникшею толпою/Сияет царственной главою/И тихо вьётся и скользит/Звезда – харита средь харит». Графу Воронцову Император пожаловал «десять веницианских пушек», что являлось признанием его боевых заслуг. Никто не «мыл ему голову» во дворце как хотел думать Пушкин, который к тому же разносил бездоказательные слухи своего брата. Он не любил графа за те моменты, когда тот посылал его на истребление саранчи. Воронцову государь выделил пушки, а Пушкину ничего не было подарено. Единственный раз в истории, когда Пушкин с женою и Воронцов с Елизаветой Ксаверьевной встретились на приёме у Императора.

В начале лета в Одессу на пароходе прибывает 60 – летний герцог Рагузский маршал Мармон Огюст Фредерик. Об этом визите в Петербурге сказал Николай Павлович генерал-губернатору Воронцову и просил хорошо его принять. Герцога Михаил Семёнович знал ещё по Парижу, когда Русский оккупационный корпус стоял во Франции. В середине мая Михаил Семёнович встречает Мармона и принимает его в своём доме в Одессе. Спустя несколько дней он вместе с графом Иваном Осиповичем де Виттом отправляется осматривать военные поселения Южной армии. В начале июня Мармон, Воронцов, Витт, князь Михаил Голицын, предводитель Таврического дворянства Дмитрий Башмаков, Таврический губернатор Александр Казначеев, Елизавета Ксаверьевна Воронцова, Елена Львовна Голицына (урождённая Нарышкина), графиня Варвара Григорьевна Шуазель (урождённая Голицына) отправились на 8-пушечная яхта «Голубка» под командованием капитан-лейтенанта Егора Павловича Манганари в сторону Крыма. Эту яхту сопровождал недавно построенный 100 сильный пароход «Наследник» с капитаном (шхипером) Вильямом Маджаром. Престарелый герцог при тихом море постоянно разговаривал с дамами и особенно с графиней Варварой Григорьевной «мелодичный голос мадам де Шуазель оживлял эти тихие мечтательные беседы. Благодаря её приятному характеру большую часть ночи мы проводили на палубе и это оставляло в нашем сердце глубокие и нежные воспоминания». Далее я попробую рассказать читателю о всех впечатлениях об этом путешествии словами самого герцога. Позже вернувшись в Европу, он издал книгу, в которой много страниц посвятил путешествию в Крым. Вот как Мармон пишет о Севастополе: «Паровое судно нам очень пригодилось: оно аккуратно буксировало наш плавающий дворец, благодаря чему мы прибыли в Севастополь уже утром 10 июня. Севастопольский порт великолепен: природа щедро постаралась для этого. Глубокий рейд со входом, достаточно широким для обеспечения навигации и маневрирования кораблей и вместе с тем в меру сжатым для обороны и для укрытия от капризов бушующего моря. На вооружении портовых бастионов находятся триста пятьдесят пушек и скоро к ним прибавят ещё тридцать бомбических пушек.

Дворец Воронцова в Симферополе 1834г. Литграфия по рис с натуры худ. А. Боккачини

Этот вход ведёт в несколько внутренних портов, созданных разнообразными бухтами, предоставляющими возможность выбора наиболее оптимального места стоянки в зависимости от времени года и других обстоятельств. Повсюду прекрасное илистое дно и одинаково ровная, даже у берега, глубина. Весь этот комплекс можно сравнить с ветвистым деревом. Он похож на мальтийский порт, но у него более протяжённый канал и более обширное пространство, что позволяет принимать эскадру с неограниченным количеством кораблей. Это одно из самых красивых морских мест. Сегодня военно-морскими силами Севастополя командует контр-адмирал Кумани. Это пелопонезский грек, выросший в России. Именно под его командованием в последнюю турецкую компанию был захвачен порт Сизополи, что позволило России оборудовать базу в Бургском заливе. Кумани показался мне умным и решительным человеком… Город Севастополь был основан только после присоединения Крыма к России. До этого здесь было пустынное место. Сегодня все жители города прямо или косвенно связаны с морской службой. Вышедшие в отставку офицеры и матросы тоже обосновались здесь. Население города вместе с экипажами кораблей и сухопутным гарнизоном составляет около 30000 человек»27. Герцогу Мармону генерал-губернатор Воронцов показал древний Херсонес. Они побывали на мысе Парфенон и посетили монастырь Святого Георгия. Дальше герцог Рагузский маршал Мармон переговорил с Михаил Семёновичем и попросил его показать Крым, но без дам и прислуги. Воронцов решил его провезти по недавно построенной дороге в Симферополь на лошадях. Граф Воронцов, Мармон, князь Михаил Голицын, статский советник Дмитрий Башмаков, губернатор Тавриды Александр Казначеев и доктор Сенг. В Симферополе Башмаков ранее купил дом и хотел его показать своим гостям. Так же у него был дом около Ялты в деревушке Мшатка, где было имение его жены Варвары Суворовой под названием дача Варино. Утром 13 июня они верхом отправились в горы. Вся дорога заняла пол дня, а после обеда Мармону показали столицу Тавриды город Симферополь: «…у каждого симферопольского дома есть свой сад, поэтому они больше похожи на загородные дачи, чем на городские постройки. Понадобится ещё много лет, прежде чем эти кварталы приобретут вид настоящего города». Далее герцогу показали работы по рытью артезианских колодцев. Ближе к вечеру они приехали в поместье Воронцова, где был красивый Дом на Салгире « с прекрасным разбитым садом и чудесными деревьями». Переночевав в этом прекрасном дворце со львами у входа, они утром следующего дня на конных дрожках отправились другой дорогой на юг к Алуште. Перед горным массивом они остановились на ужин в усадьбе «Кильбурн» Николая Перовского бывшего губернатора Тавриды. Вот как о ней писал Шарль Монтандон: «Эта очаровательная деревня принадлежит к числу тех крымских поселений, которые особенно заслуживают внимания иностранцев; здесь прекрасные рощи и дороги, изящно огибающие множество домов, удобно расположенных на холмах, меж которыми петляет Салгир. В этом имении есть также леса, поля, лужайки и самые прекрасные огороды, какие только существуют в Крыму. Великолепные пейзажи, открывающиеся из Кильбуруна, и вид самого местечка, особенно когда выезжаешь на Алуштинскую дорогу, представляют собой одну из самых пленительных картин». Затем они продолжили своё путешествие к Алуште по склону горы Чатырдаг, куда и прибыли к ночи.

Дом в Гурзуфе Решелье, Воронцова. Художник А. Чернецов.

15 июня путешественники поехали дальше на запад вдоль моря, и обогнув гору Кастель остановились на обед у генерала Андрея Михайловича Бороздина находившимся в отставке в имении Буйюк-Ламбат (ныне село Малый Маяк). Воронцова и Мармона хозяин угостил своим домашним вином «одно из них, изготовленное по подобию шампанского может сбить с толку любого знатока». Была ещё одна остановка в деревне Партенит которую Екатерина II подарила австрийскому фельдмаршалу, принцу Шардю де Линю во время путешествия в Крым. «Население здесь весьма зажиточно, многие выращивают фруктовые сады, лен и табака; некоторые владеют барками, используя их для перевозки провизии вдоль берега». Наши путешественники пресекли гору Медведь и к вечеру прибыли в Гурзуф «в приятный деревенский домик графа Воронцова». Этот дом вначале принадлежал герцогу Арману Эммануэлю дю Плесси де Ришелье. После его смерти дом перешёл к его адъютанту Ивану Алексеевичу Стемпковскому. Этот дом позже у него купил Михаил Семёнович Воронцов. «Сад, спланированный на английский манер на слегка покатых участках земли, которые образуют зелёные лужайки среди огромного разнообразия деревьев и кустарников, где вверх вырываются кипарисы и тополя; просторный красивый дом a с галереей, откуда открывается вид на горы, деревню и скалы Юрзуфа, и на ровный пляж, куда приходят умирать волны; маленький виноградник; довольно обширные земельные угодья; несколько пристроек для управляющего и прислуги составляют это прекрасное имение»28. В урочище Ай-Даниль граф Воронцов заложил первые большие виноградники, построил подвалы и бочарную мастерскую. Михаилу Семёновичу этот летний дом был лишним и на следующий год он продаёт его своему чиновнику по особым поручениям Иван Ивановичу Фундуклею. Ныне здесь музей А. С. Пушкина.

На следующий день Михаил Семёнович показывал другое имение в Ай-Даниле (Святой Даниил). Виноградник здесь насчитывал более 72 тыс. лоз. Лучшие сорта производимых Воронцовым вин было Бургундское, Бордо, Алеатико, Белый мускат, Мадера и другие. Само виноградарство по археологическим данным здесь существовало примерно с 6 века до нашей эры. Греки, жившие на этой территории, постоянно страдали от набегов кочевых народов. В 13 веке уже генуэзцы производили тут вино. По приказу генерал-губернатора рядом было открыто Магарачское училище садоводства и виноградарства. Многим воспитанникам он платил за обучение. Трудовых резервов хватало на обработку виноградников и сбор урожая. На «винокуренном» заводе работали приглашённые специалисты из Франции. Сам же герцог Разузский записал свои впечатления об этом имении: «Восхитительные сочетания различных сортов винограда обещают прекрасное качество вин. Здесь оборудованы обширные погреба, над которыми расположены давильни. Я продегустировал вина прошлого года: прекрасное качество, особенно запомнились три вида чем-то похожие на алеатико и на мускат Фронтинян. Сегодня в этом районе выращивают около тридцати шести лучших сортов винограда из Бургундии, Бордо, Венгрии, Испании, Португалии, Мадеры и с берегов Рейна. Скоро начнётся разведение ещё тридцати четырёх сортов. Кроме этого, большое внимание уделяется также выращиванию столовых сортов винограда. Их здесь насчитывается тридцать два вида самого тонкого вкуса. В этом имении создан питомник с такими же видами саженцев, как и в Люксембургском питомнике Парижа. Ещё никогда до этого не производились такие грандиозные и систематизированные опыты по выращиванию винограда. Этот эксперимент покажет виноградарям Крыма разведению, каких сортов следует отдать предпочтение. Эти сорта должны будут обеспечить высокое качество при больших урожая»29. Ещё дополняет об этом имении Воронцова знаменитый швейцарец: «Значительный ай-данильский виноградник, принадлежащий г-ну графу Воронцову, занимает приморский склон, хорошо расположенный и защищённый от северного ветра лесистой горой, примыкающей к большому верхнему хребту. Первая вспашка этого виноградника имела место в 1826 г. и с тех пор продолжалась непрерывно. Сегодня здесь насчитывают 130 тысяч лоз белых и красных сортов винограда, привезённых из-за границы и размещённых на четырнадцати десятинах. Это заведение качествами производимого вина совершенно оправдало возложенные надежды и было наиболее выгодным для края, обслуживая в качестве питомника большое число виноградников, которые, вполне возможно, не возникли бы, если бы не обеспечивались с такой лёгкостью саженцами винограда великолепного качества. Прекрасный погреб, 25 саженей в длину и 5 в ширину, куда заезжают повозки, чтобы загрузиться бочками, стоит на краю нынешнего виноградника, но станет его центром, когда виноградник будет засажен полностью. Множество сооружений разной величины и разного стиля, используемые закреплёнными за этим поместьем людьми; магазины, винные погреба, расположенные здесь и там на пригорках, способствуют привлекательности Ай-Даниля и создают совместно с весёлым пением работников одну из самых радостных и живописных картин»30.

С утра следующего дня Михаил Воронцов уже показывал важному гостю Никитский императорский ботанический сад, который заложен герцогом Ришельё, а позже по желанию генерал-губернатора был расширен и благоустроен. Управляющим в то время был бывший артиллерийский офицер Никола Гартвис. Директором сада соответственно был статский советник Христиан Христианович Стевен. Осмотрев бегло сад, путешественники на лошадях прибыли в Воронцовское имение Массандру. Большую территорию здесь составляли леса. Дубовые и ореховые деревья никогда не рубились, и некоторым было сотни тысяч лет. Южнее находились луга и степные земли удобные для пашни. Здесь ранее приблизительно было уже посажено 16 тысяч кустов винограда, из них 10 тыс. сорта бордо, 3000 рислинга, 2000 токай, 1000 корней кокур.

К главному корпусу дворца Воронцова к тому времени уже была проложена новая дорога «В нижней его части, у подножья гор, прокладывались пешеходные дорожки, ведущие к гротам и живописным скалам, устраивались площадки обозрения („Ура“, „Браво“) и скамьи для отдыха, делались многочисленные насаждения самых разнообразных растений, и лес превращался в лесопарк, с хорошо распланированными аллеями, дорожками, с пробитыми в скалах тропинками. Все это делалось Воронцовыми для того, чтобы показать наиболее выгодные места горного ландшафта».

Писатель, профессор Сергей Никитич Филиппов писал: «Князь Воронцов был художник безусловный! И южный берег ему обязан за «отделку природы». Его коррижирующий гений способствовал тому, что все нововведения не только не нарушали гармонию природы, а напротив органично вносили в неё дополнения <…> дикий хаос камней он облицевал «поправками», которые усилили впечатление природы. <…> Здесь целые горы обломков образовали подземные гроты и тёмные загадочные галереи. Они вьются странно, фантастично и будто уходят в землю. Они иногда приводят в беспросветную пустоту, где нельзя быть без огня. Зажигая его, вы видите крест, высеченный в скале, каменное сиденье или ложе. Это одна из поправок талантливого корректора. <…> На одной из угрюмых скал ещё недавно стояла дикая коза, изваянная из этого же камня. Конечно, тоже поправка природы и какая остроумная <…> Речка Кува, выходящая из трёх источников у подошвы Ялты соединяется вместе в углублении долины и потом с шумом падает с каменных утёсов, орошает корни деревьев, разливается и опять собирается и падает ниже с высоты нескольких саженей.

А. Ф. Мармон. Худ Луи Дельпеш 1838 г.

А потом она уже течёт тише и сливается с речкой Дерекой, протекающей Ялтинской долиной. Это массандровский каскад». Год назад здесь была построена церковь Иоанна Предтечи в виде четырёх колонного дорического храма. Иконостас в ней был выполнен мастером Пантелеем Бочаровым, а иконы написал одесский живописец Иван Ковшаров. Путешественников ждал богатый ужин, так как здесь уже находилась Елизавета Ксаверьевна Воронцова и другие её сопровождающие дамы. Адъютант Михаила Воронцова князь Александр Иванович Гагарин женится на вдове госпоже Марии Поджио: «Церемония бракосочетания состоялась в красивой массандровской церкви, только что выстроенной графом Воронцовым. Я (Мармон) впервые присутствовал на свадьбе по греческому религиозному обряду. Хождение вокруг церкви молодой пары представляет собой очень красивое зрелище. Оно символизирует триумф сердца и надежду на счастливую совместную жизнь». Здесь стоит упомянуть, что в Верхней Массандре Воронцов устроил конный завод.

Дворец Воронцова в Массандре. Худ. Гауччи 1836г.

После Массандры, граф Воронцов был обязан показать Герцогу Рагузскому своё строительство дворца в Алупке и на следующее утро они направились туда вместе с Елизаветой Ксаверьевной. Вот как позже напишет сам Мармон: «Мы продолжили наше путешествие и прибыли в Алупку, главную резиденцию графа Воронцова. В Алупке растительность особенно красива. Обильные источники свежей воды способствуют её росту. Частично оборудованный сад обещает стать просто чудесным парком. Сегодняшний дом является только временным жилищем. Уже начато строительство обширного дворца. Это прекрасное строение будет напоминать самые изысканные английские готические замки. Все здесь делается с размахом. Это будет достойная обитель для ваятеля Крыма <…> Полуостров богат строительными материалами. Алупка обладает карьером зеленоватого, близкого к мрамору камня, хорошо поддающегося полировке. Граф Воронцов хочет весь замок облицевать этим камнем. Я уговорил его симметрично отполировать часть камней: в этом случае блеск отражённых солнечных лучей будет виден ещё издалека, за несколько километров до замка. <…> В узком кругу этой очаровательной семьи я провёл четыре дня, полных всяческих развлечений. Строение, в котором мы проживали (старый дворец), было окружено со всех сторон широкими просторными балконами. На них мы проводили кажущиеся слишком короткими вечера. Алупка.

Столовый корпус Алупка. Худ Н. Г. Чернецов 1834 г.

Они нам напоминали ночи на яхте, и каждый из нас старался вспомнить свою весёлую историю. Насколько приятными и душевными были эти вечера! Перед тем, как покинуть Алупку, я посадил в саду тюльпан. Госпожа Воронцова пожелала назвать его моим именем, и я счастлив, что этот тюльпан будет напоминать обо мне тем, кто здесь живёт. Память об этих людях также навсегда останется в моем сердце»31.

20 июня граф Иван Осипович де Витт выпросил у Воронцова свозить к себе в Ореанду и показать недавно построенный двухэтажный дом для своей содержанки «светской львицы» Каролиной Собаньской (в девичестве Ржевуская). Здесь я скажу, что Елизавета Ксаверьевна Воронцова и Собаньская, которую в Одессе прозвали «демоном» всегда соперничали городе, и последняя запрещала своим знакомым посещать её салон.

Вот как писал Филипп Вигель об этих женщинах: «Ей было уже лет под сорок, и она имела черты лица грубые; но какая стройность, что за голос и что за манеры! Две или три порядочные женщины ездили к ней и принимали у себя, не включая в то число графиню Воронцову, которая приглашала её на свои вечера и балы единственно для того, чтобы не допустить явной ссоры между мужем и Виттом; Ольга же Нарышкина-Потоцкая, хотя по матери и родная сестра Витту, не хотела иметь с ней знакомства; все прочие также чуждались её. В этом унизительном положении какую твёрдость умела она показывать и как высоко подыматься даже над преследующими её женщинами!». Сам граф Витт был человек «скользкий», хоть и жил рядом с Воронцовым постоянно писал доносы на него Николаю Павловичу. Этот человек хоть и являлся тайным агентом в войну на стороне французов, но так и остался в глазах русских людей простым предателем. Тот же Вигель считал, что Собаньская писала доносы на всех за подписью начальника тайной полиции Ивана Витта, являясь фактически его секретарём. Пушкин так же как бы влюбился в неё и даже писал: « …хотя вас видеть и слышать вас для меня наслаждение, мне легче писать вам, чем говорить. Вдали от вас при вашем присутствии наводит на меня печаль, и уныние моя речь становится неловкой и чувства угнетены. Есть в вас какая-то ирония, насмешливость, которые вызывают во мне печаль и лишают меня бодрости, чувства мои угнетены и слова, идущие от сердца обращаются в чистейшие шутки. Конечно вы демон»32. Вот с такими людьми Михаилу Воронцову приходилось работать и жить в соседях, чего не пожелаешь и врагу.

В двадцатых числах июня граф Витт привёз Мармона на свою усадьбу и окружил такой заботой и вниманием, что тот только и писал вставляя везде слово «charme» по-русски значит очарование «дом графа Витта очарователен, хотя и скромен. В нём находишь отпечаток души его владельца. Отсюда открывается самый красивый вид на ялтинский залив и гору Медведь. Видны также долина Рекафеш, Ялта, Массандра, Никита и Гурзуф. Ореанда соприкасается с императорскими владениями, где, как говорят, император Александр хотел бы провести остаток своих дней вдали от государственных дел. Это строение очень удачно расположено: площадка на склоне горы, представляющая собой вершину прекрасного амфитеатра на высоте 290 метров над уровнем моря; рядом проходит утопающая в зелени основная дорога Южного берега; над этой площадкой высится скала с острыми зубцами, напоминающими суровые Альпы. Все вышесказанное придаёт этому месту величественный и жизнерадостный вид. Граф Витт, пригласивший к себе всю знать южнобережья, устроил в мою честь очаровательный праздник. После прогулки и отдыха в лесу все соседние скальные зубцы осветились светом разноцветных ламп, показывая красоту природных форм. Чуть позже на этих же вершинах был устроен феерверк»33. Там Мармон провёл 4 дня и затем его привезли в Ялту, где его ждал генерал-губернатор Воронцов, яхта «Голубка» под командованием капитан-лейтенанта Егора Манганари и пароход «Наследник». Они отправились в городок Судак, где осмотрели древнюю генуэзскую крепость и виноградники. Продолжив путешествие на следующий день, вся компания была в Феодосии (древняя Каффа). Помимо древних стен граф Воронцов показал Мармону лазарет «где царит идеальный порядок. Здоровье населения, меры по профилактике эпидемических заболеваний очень заботят графа Воронцова <…> Мощный импульс к обустройству и обогащению Крыма, заданный этим человеком, без сомнения, приведёт к положительным результатам». Вечером все вернулись на яхту и насладились прекрасным зрелищем иллюминации и фейерверка в честь знатных особ. Этому способствовали труды Таврического губернатора Александра Казначеева и градоначальника грека Ивана Тамары.

26 июня яхта «Голубка» направилась далее на восток и с утра прибыла в город Керчь (древний Пантикапей). Мармон записал в своей книге: «…это быстро развивающийся, процветающий город <…> Развитие торговли и навигации достигло такого размера, что ежегодно в Керчь заходит до 400 кораблей, загружающихся в порту или идущих в Азовское море». Градоначальником города был недавно поставлен генерал-губернатором полковник, князь Захар Херхеулидзев бывший адъютант Воронцова.

Алупка. Верхний сад Воронцова. Художник Чернецов 1834 г.

Именно он так расстарался произвести впечатление на герцога Рагузского: «…был дан бал, на котором присутствовало около 80 симпатичных женщин. Была исполнена русская кантата, специально сочинённая к этому дню. Мне продемонстрировали танец, которому дали моё имя „де Рагуз“. Особенно мне понравились жалобные мелодичные казацкие песни». Далее всё разворачивалось по заданному плану. Генерал-губернатор Воронцов на яхте «Голубка» отвозит Мармона в Одессу. Там ему был приобретён билет 1 класса на пароход «Император Николай» отправляющийся в Константинополь. Сам же Михаил Семёнович в конце лета открывает в Херсоне «училище торгового мореплавония». В городе Алёшки учреждены с его подачи «общества вольных матросов» из местных мещан и вольноотпущенных людей. В начале августа Казначеев пишет письмо Воронцову, в котором сообщает: «Дети в Алупке здоровы и веселы. Ушиб Вашей ноги нас потревожил – дай Бог, чтобы Вы были во всем всегда невредимы для блага Края Вам ввереннаго и Отечества».

В августе этого года пришло приглашение от Императора, прибыть в Петербург на открытие памятной колонны Александру I в память о победе брата над Наполеоном. Граф Михаил Семёнович завершив дела в Малороссии отбыл в столицу. Он здесь был в числе почётных гостей и стоял рядом с Императором на трибуне, построенной около Зимнего дворца. Перед установкой было проведено торжественное богослужение у фундамента памятника. На коленях стоял Император, его семейство, все приглашённые офицеры и множество солдат. Вся площадь была застроена деревянной конструкцией, автором проекта был архитектор Огюст Монферран. Всё было им просчитано до мелочей. Установка этой величавой колонны заняла всего около 2 часов. Над подъёмом трудились 2000 солдат и 400 рабочих. Когда Александровскую колонну водрузили на постамент, Николай Павлович, улыбаясь одобрительно произнёс: «Монферран, Вы себя обессмертили!». Вершину колонны венчает фигура ангела, обхватившего крест. Говорили, что скульптуры Борис Орловский ориентировался на внешний облик Александра I, стремясь придать ангелу сходство с Благословенным императором. Хотя ангела он лепил со своей знакомой поэтессы Елизаветы Кульман. После был проведён грандиозный военный парад. В нем маршем шли полки отличившиеся в Отечественной войне 1812 года. Генерал Воронцов так же возглавил одну из колонн нашего войска. После на торжественном приёме Император вручил ему «алмазные знаки ордена Святого Андрея Первозванного».

Генерал-губернатор в начале осени вернулся в Одессу и приступил к своим прямым обязанностям. В переписи дел находим, что он занялся регистрацией лиц в «купечество и мещанство и выдаче на прожитие письменных видов и паспортов на следование в разные места». Вся его канцелярия начала подготовку к 8 народной переписи населения. К тому же Император указал Воронцову провести «размежевание земель Таврической губернии». Выполняя указ им был создан Комитет, и контора при нём, которые, активно занялись этим делом. В городе Ростов по указу Воронцова была создана «отпускная Таможенная застава». В посаде Азов было «учреждено Полицейское управление». В районе Донских Гирл генерал-губернатор ускорил работы по углублению фарватера. В Одессе продолжалось строительство и мощение дорог, строились водосточные канавы, расширялась сеть спусков и мостов. Так же проходили работы по изготовлению «артезианских колодцев» и покупке землечерпальных машин для углубления порта и строительству «моллов для защиты гавани от наноса нечистот из города». Много средств выделил Воронцов из бюджета города на перестройку старого «Одесского Театра». Со стороны Ришельевской улицы был пристроен одноэтажный каменный вестибюль.

Старый Одесский театр и дом градонач. Худ. Андреас Хинц.

Один из жителей города оставил его описание: «Зал старого театра был трехъярусным, с семнадцатью ложами, а галерея под самым потолком, но таким низким, что публика почти касалась его своими головами. Люстры не было, она была подвешена позже. Зал освещался кенкетами, то есть пятисвечёвыми канделябрами, прикреплёнными к наружным стенкам лож. Свечи были сальные и восковые. Сцена освещалась большими лампадами с маслом. На галерее освещения не было вовсе, вследствие чего свет зала и сцены казался нам, сидящим на галерее, просто ослепительным. Театр имел свой особый, специфический запах от нагара свечей и дамских духов».

В эти годы при дополнительном финансировании от Елизаветы Ксаверьевны Воронцовой были показаны балеты «Счастливая дикая, или Торжество любви», «Квакеры, или Английские матросы», «Оставленная Артемида». Приведу небольшую часть стихов из Пушкина про этот театр: «А только ль там очарований?/А разыскательный лорнет?/А закулисные свиданья?/А prima donna? а балет?/А ложа, где, красой блистая, /Негоцианка молодая,/ Самолюбива и томна, /Толпой рабов окружена. /Она и внемлет и не внемлет/И каватине, и мольбам,/И шутке с лестью пополам…/А муж – в углу за нею дремлет,/Впросонках фора закричит,/Зевнёт и снова захрапит».

Помимо всего в городе продолжалось строительство «Одесского института благородных Девиц» с домовой церковью, на который Воронцов выделил из государственной казны 100 000 рублей. Спроектировал здание его подчинённый архитектор Франческо Боффо. Осенью этого года было начато финансирование и продолжилось благоустройство в городе Таганрог. По просьбе градоначальника барона Отто Германович Пфейлицер-Франка. Рабочие и солдаты проводили большие земельные работы по засыпке оврага ведущего в порт. Землю и камни возили на подводах из окрестных селений.

Фрагмент документа ГАОО.

Строительный комитет занимался «набережной и конной дорогой». Генерал-губернатор Михаил Воронцов разрешил банкам выдать городскому строительному комитету часть наличных деньг по ранее утверждённому долгосрочному займ на 37 лет в размере 1 893 000 рубля. Документы об этом хранятся в ГАОО дело 61 за 1834 год численностью 551лист. Доступа к ним в данное время нет. Именно на этих делах генерал-губернатора кончается прошедший год.

Фрагмент документа ГАОО.

Таврический губернатор Казначеев в конце года доводит до Воронцова следующие сведения: «Известие о распоряжении Шмита на щёт аптеки также доставило мне много удовольствия. Эшлиман составляет план и смету Ялтинскаго Лазарета; после завтрева все будет готово. Работы инженерныя совершенно приостановились от выпавшего большого снега, который лёг плотно с 12-го Декабря и только сего дни начал понемногу изчезать. Даже на Южном берегу есть снег. Старики Татары предвещают богатый урожай и готовят семена. Недоимки поступают недурно. Авось Бог милосердно взглянет на меня грешнаго и бедствия перестанут тяготить усталую мою душу. <…> Примите милостиво искренние поздравления с праздником и наступающим Новым годом. Дай Бог, чтобы будущий год был для нас милостивее»34.

Зима 1835 года всё-таки выдалась в Одессе тёплой. Снег быстро растаял, а на Новый год Елизавета Ксаверьевна Воронцова устроила в своём дворце «Ёлку для детей». Она со своей 10-летней дочкой Софией изготавливала «золотые орехи», которыми украшали дерево присланное Воронцову из Никитского сада. На хвойные лапы вешались яблоки и петушки из сахара. Так же было много бумажных цепей различной окраски, которые раскрашивал 12-летний Семён. Были приглашены дети богатых и знатных людей Одесского общества. Для всех были приготовлены подарки. Новогодние ёлки ещё в то время не были распространены в России, но в Одессе они появились намного раньше. Внезапно пришло известие, что умер в Симферополе богатейший Таврический помещик Дмитрий Евлампиевич Башмаков «от воспаления в мозге». Это был родственник Михаила Воронцова. Его тёщей являлась двоюродная сестра Елена Александровна Нарышкина которая являлась внучкой адмирала Алексея Наумовича Синявина (деда Воронцова). У неё было имение в Крыму «Ай Василь», земли под которое помогал покупать Михаил Семёнович. Дочка Елены Нарышкиной, Варвара Аркадьевна была замужем за Башмаковым. У ней только в прошлом году родился четвёртый сын Мишенька.

Казначеев сообщал Воронцову; «Достойно и праведно отдали мы последний долг Дмитрию Евлампиевичу Башмакову – весь город провожал его на общее поле. Никогда не было столь мало болезней в Симферополе, как в настоящее время; но кончина Шостаковой и Башмакова сделали то, что как будто целый город болел. Можете быть уверены, что мы от души и сердца ухаживаем за Варварою Аркадиевною <…> Я написал Кириллу Александровичу Нарышкину о принятии мер на щёт его Форосского имения, коим заведовал Дм. Евлампиевч <…> Варвара Аркадиевна просит меня быть попечителем, а Олива и Виллиса опекунами, так как первый сосед Мшатке, а второй Чеботару. Последний выбор хорош, но я не имею времени заняться подробностями; впрочем я всегда ее покорнейший слуга и помощник и по дружбе и по званию <…> Жена моя свидетельствует Вам и Графине душевное своё почтение. Не пожалует ли к нам Лев Александрович – ето бы принесло великое утешение Варваре Аркадиевне, которая безпрестанно и неутешно плачет»35. Через 4 дня он дополнил «Ваши письма пролили много слез Варвары Аркадиевны и облегчили ее горесть. Денежная помощь Ваша пришла очень кстати: Варвара Аркадиевна была почти без денег, я сколько мог достал на первый раз; Ваша помощь выручила нас из нужды. Варвара Аркадиевна, слава Богу, здорова. Скорбь ея становится сноснее и тише; но все ещё нельзя видеть ее и детей без слез. Каждый день проводим мы у ней; иногда она успокаивается до того, что охотно разсуждает о делах своих. Я нарочно ввожу ее в распоряжения и хлопоты экономическия – ето ее разсеивает и занимает полезно».

В конце прошлого года из Тульчина в Петербург возвращается генерал-от инфантерии Павел Дмитриевич Киселев, с которым Михаил Воронцов был знаком давно. Они вместе воевали в войну 1812 года, Киселёв был начальником штаба 2 армии и позже генерал-адъютантом Императора Александра Павловича. Женат он был на Софье Станиславовне Потоцкой, которая ревнуя его к своей сестре, жила в Париже. Приехав в конце года в страну, им был поднят вопрос о разводе, но Софья не соглашалась. Супруги обменялись подтверждёнными свидетелями Нарышкиным и Воронцовым и составили «обязательствами жить раздельно и не вторгаться в частную жизнь друг друга». София Потоцкая после Одессы уехала в Белую Церковь вместе с Елизаветой Ксаверьевной навестить престарелую Александру Васильевну Браницкую. Конечно, Воронцова взяла с собой дочку Софью и сына Семёна для встречи с бабушкой.

Император Николай Павлович в беседе с Киселёвым предложил ему войти в Секретный комитет по крестьянскому делу. Павел Дмитриевич в начале года отправил письмо Воронцову, где просил его приглядеть за его магазином в Одессе на Приморском бульваре и сдать его в аренду. Он так же просит совета о строительстве себе нового дома и желает дать определённую сумму денег под проценты Михаилу Семёновичу. В начале февраля Воронцов отвечал Киселёву: «…я уже поручил нескольким людям найти архитектора: в настоящее время я не знаю ни одного, который мог бы вам подойти; но иногда это может случиться со дня на день <…> Если у нас ничего не получится, я думаю, что для вас будет лучше найти в Петербурге или какого-нибудь молодого ученика Академии, который уже что-то построил, или какого-нибудь мастера, который работал под руководством архитектора со вкусом <…> я полагаю, дать ответ, который я был вам должен по поводу ваших комиссионных; Я только добавлю, что чем больше вы мне дадите, тем больше удовольствия вы мне доставите <…> По всему миру разносится слух, что вы едете в Грузию. Это прекрасное место, можно ли нас увидеть где-нибудь на вашем пути <…> лучшим путём к вашим провинциям можно было бы приехать сюда, отсюда пароходом в Керчь, а оттуда всего 18 верст до Тамани, которая уже является вашим домом <…> я был заметно тронут всем, что вы мне рассказали о ваших нынешних договорённостях с madmoizelle Софи, и очень искренне благодарен за дружбу и доверие сообщая мне эти подробности <…> возможно она захочет вести себя достойно вас во время этого нового отсутствия и что однажды вы сможете воссоединиться <…> ты уполномочил меня напомнить вам в этих интересах одно из ваших собственных признаний, я чувствую, что остальное – слишком деликатное и слишком личное дело между вами и вашей женой, чтобы третье лицо могло говорить с вами об этом <…> Прощай, дорогой Павел Дмитриевич, целую тебя от всего сердца. Лиза говорит вам миллион вещей. Поверь мне на всю жизнь. Всегда ваш M. Woronzow»36.

Граф Воронцов уже весной занялся делами по налаживанию морского судоходства по Чёрному морю. Пароход «Пётр Великий» в 100 сил он ставит на маршрут Одесса-Ялта-Феодосия-Керчь. Другой 70 сильный пароход «Наследник», который на свои деньги построил купец Маркус Соломонович Варшавский. Генерал-губернатор Воронцов отправляет судно в Керчь для дальнейшего сообщения с Таганрогом. Этот деревянный пароход имел небольшую осадку не более 3 футов и мог ходить по мелководью. Капитаном на нём был Григорий Михновский. Ещё в прошлом году вице-адмирал Михаил Лазарев писал в Петербург «полезно содержать постоянно в Таганроге пароход в 60 сил для буксирования подвозных грузовых лодок. Для безопасного выхода их с грузами от гирл дона в море к транспортам». Пароход «Наследник» совершил несколько рейсов в Таганрог, но не смог зайти в сам порт, останавливался на рейде. Воронцов понял, что нужно построить для этого маршрута железный плоскодонный пароход с ещё меньшей осадкой и позже в Одессе был заложен пароход «Митридат». Граф Воронцов этим летом находит деньги на открытие в Одессе и Керчи музеев древних памятников. Он открывает построенную на свои деньги бесплатную «лечебницу для пользования приходящих больных» в Одессе. Доктор Джон Романович Праут обустроил при больнице аптеку. Михаил Семёнович выделяет деньги на содержание Ботанического сада в городе. Главным управляющим назначен профессор Александр Давидович фон Нордман. Генерал-губернатор утверждает штат и смету на строящуюся больницу в городе Таганроге. В местечке Ялта он учреждает Полицейское управление. Генерал-губернатор Михаил Семёнович в этом году утверждает в Петербурге смету на постройку в Одессе «Каменной лестницы от бульвара к морю», которая не понятно, почему в настоящее время называется Потёмкинской. Архитектор Авраам Иванович Мельников в это время занимался строительством Полукруглой площади вокруг памятника де Решилье и вместе с архитектором при канцелярии губернатора Франческо Боффо спроектировали каменную городскую лестницу взамен деревянной. Строительство планировалось отдать в руководство чиновника 14 класса Григория Завадского. Сам Воронцов и его жена пожертвовали на это строительство 800 000 рублей, ещё 200 000 выделила городская казна. В качестве строителей привлекли роту арестантов майора Трофима Драгутина. В этом же году по инициативе Елизаветы Воронцовой и графини Эдлинг у моря была построена церковь в честь Михаила Архангела, а на Приморском бульваре окончили строительство здания Биржи. Граф Воронцов так же в эти дни прислал бумагу Казначееву об «учреждении Бердянскаго тракта». В июне было открытие регулярных морских рейсов вдоль Крыма пароходами «Пётр Великий» и «Одесса». Казначеев сообщал Воронцову: «…если Сашу отпустят ко мне на вакационное или каникулярное время до возвращения моего из Феодосии в Симферополь, то он в Ялте может повидаться с Графом Симионьчиком (Семёном Воронцовым) и на том же Пароходе пуститься до Феодосии». Граф Воронцов в этом месяце получил травму ноги (вероятно, неудачно упал с лошади) об этом мы узнаем из письма всё того же Александра Ивановича: «Приписка к Вашему письму встревожила меня как бабу. Что за нещастие Вам с ногами, в которых Вы и все имеют великую нужду. Слава Богу, что ушиб не опасен. Помнится, Вы и в Краонском сражении разъезжали с ушибленною и распухшею ногою; теперь однако же, в мирное время, нужно бы дать больной ноге достаточный покой».

Летом, личный врач Воронцова – Эраст Степанович Андриевский открыл один из первых санаториев на берегу Куяльницкого лимана. Там лечили болезни опорно-двигательного аппарата при помощи местных грязей. Граф Воронцов один из первых воспользовался этим методом лечения своих ног. Сооружения тогда были примитивными и состояли из «деревянных тёплых парников и холодной купальни». В настоящее время это целый курорт.

В конце июня Таврический губернатор доводит до Воронцова, про пароход: «В 9-м часу утра Пароход обрадовал нас донельзя привозом Саши и письма Вашего. Едва завидели мы у мыса Пароход, едва я собрался сесть на катер, как „Петр Великий“ в минуту прилетел на рейду и стал твердою стопою на якорь так скоро, что Саша бросился нам на шею уже на берегу. „Великаго“ ожидали здесь с нетерпением не мы одни: целая кампания пассажиров готова ехать в Керчь; жена моя также набрала дам и многих господ для сего аргонавтского путешествия; сего числа пообедавши у нас, все пускаются на пароход и уже не возвращаются, а прямо плывут в Пантикапею. Думаю, что и я пущусь взглянуть на Керчь и Князя Пантикапейскаго, с тем однако же, если Пароход возвратится сюда чем свет 25-го (Пароход сей будет краситься краскою и украшать наш порт несколько дней), т. е. ко дню рождения Государя, который Феодосия празднует в новом саду, Вашею помощию возращенного до довольной возмужалости. Платон Иванович Курис (городской полицмейстер) украсил его весьма удачно, и целый город вечером не выходит из онаго»37. Генерал-губернатор Воронцов в июле был на освящении Спасо-Преображенского собора в Екатеринославе (Днепропетровске), который был построен петербургским архитектором Андрияном Дмитриевичем Захаровым, строителем Адмиралтейства.

В конце августа в Одессу приехал Павел Киселёв по приглашению Воронцова. Они обговорили все интересующие их вопросы «хочу поблагодарить вас за те хорошие и приятные дни, которые пришлось провести с вами в Одессе. Моя свекровь очень рада видеть вас здесь». Далее он направился в деревню Буки и затем в польский Тульчин.

В эти дни Крым посетил француз из Швейцарии учёный, этнограф Фредерик Дюбуа де Монперё (Frédéric Du Bois de Montperreux).

Фрагмент из книги Фредерика Дюбуа де Монперё.«Путешествие на Кавказ».

Его сопровождали Дёринг и Марко (возможно художник Алексей Марков), вот как Фредерик писал в своей книге об Алупке: «Я уже несколько раз ходил по дороге, которая проходит высоко над Алупкой; на этот раз господин Марко привёл меня прямо роскошному жилищу графа Воронцова, по тропинке, которая вьётся вдоль морского берега, извиваясь среди скал. Здесь сланцы незаметно поднимаются на высоту более 1300 футов <…> чтобы окончиться на своём своде высокой остроконечной стеной, увенчанную пиками Ай-Петри абсолютная высота составляет 3798 футов. <…> Господин Марко показал мне несколько древнегреческих гробниц; затем мы пересекли большую дамбу из известняковых глыб, спускающихся со скалы Иссар (Крестовая -А.Ф.), её можно было бы принять за большую каменную реку. За этой преградой начинаются беспорядочные скопления офитона, и их обилие вызывает у меня большое удивление; потому что они беспорядочно навалены друг на друга (Большой Хаос-А.Ф.) с самого края моря почти от высоты от 3 до 400 футов. Такова необычайная земля, которую граф Воронцов выбрал для своего любимого жилища в Крыму; этот лабиринт камней, настоящий хаос, состоящий из обломков офитового гранита. С первого взгляда невозможно понять, как такая засушливая почва может обладать естественным очарованием, которым мы восхищаемся в Алупке. Но имея большие деньги (как у Воронцова-А.Ф.), не смотря на такую суровую природную землю, можно создать сады Армиды, и конечно сады Алупки могли бы соперничать с теми, которые воспевал кантор Иерусалима Освобождённого и хотел изобразить более красивым, чем настоящая реальность. Здесь в Алупке, искусство не заставляло природу, оно только помогало ей, ласкало и льстило; оно сделало ей великолепный уход, и природа, украшенная так, всё же остаётся природой. Новый дворец, корпус который я видел, являлся столовой, возвышавшийся на 155 футов над уровнем моря: этот корпус построен по планам, в которые художник архитектор собрал всё самое богатое, что есть в Англии, и позаимствовал от древних готических замков. Для изготовления этих изящных деталей, облицованных снаружи тёсанным полированным камнем имевшийся под рукой офитовый гранит (диабаз-А.Ф).Что бы облегчить процесс строительства, мастера покрыли гранитом стены замка собранные из песчаника Никиты и Урзуфа так же красивого зеленоватого цвета, который легче обрабатывается. Сад и парк, охватывающие кругом дворец простираются на восток в сторону Мисхора. Там я мог бы заблудиться под зелёными насаждениями, шумом водопадов переходящих в фонтаны, если бы меня не вёл господин Кебах, руководитель садовых работ; я следовал за ним иногда под сводами гранитных глыб, из которых сделаны настоящие гроты; мы продвигались наверх на фоне этих громадных камней <…> я восхищался различными лужайками с деревьями на смотровых площадках парка и прежде всего, великолепными цветниками и так же двумя кипарисами, которые, согласно преданию, князь Потёмкин посадил в 1787 году с императрицей Екатериной во время посещения Крыма.

Алупка Большой Хаос. Фото автора.

Я проходил мимо большого и красивого пруда с форелью облицованного гранитом; всё это восхищает глаз, но не объясняет мне, откуда всё же взялись эти каменные глыбы. Наконец говорит мне мой гид, вы только что видели на самом деле самые красивые растения и зелень парков. Посмотрите на это сияющее море… теперь повернитесь и сделайте несколько шагов. Невозможно с такого малого расстояния увидеть, как быстро меняется природа формами более богатыми своими творениями на более дикие, печальные и пугающие варианты, я чувствовал себя подавленным, но в то же время радостным, что нашёл разгадку… Я нахожусь в глубине настоящего вулканического кратера совершенно нового типа: стены из гранитных глыб, сложенные друг над другом, угловатые и округлые образуют настоящий воронкообразный кратер в сланцевых породах, которые упираются в стенки. Одна глыба, окружённая старыми оливковыми деревьями поднимается над нами на 100 футов. Диаметр кратера в его верхней части составляет несколько сотен шагов. Дно воронки выложено глыбами и нигде не видно камня на месте. Внизу под большими камнями, бьёт источник, который невозможно не заметить и который ниже образует водораздел, прилегающий к кратеру. Второй кратер недалеко от первого открывается у большой сланцевой стены под самой деревней Алупка. Возвышающаяся над всем этим Ай-Петри с руинами, каменными иглами как бы угрожает небесам. Обе воронки имеют понижение в сторону берега моря, и возвышаются над ним на 200 футов и вероятно офитовый гранит ранее образовывал ровный пласт. Сильное землетрясение раскололо эту породу и выбросило обломки камней наружу, раскидав их вокруг точки извержения. Некоторые из гранитных глыб диаметром от 15 до 20 футов и более выкатились дальше по сланцевому склону, вплоть до морского берега; именно они придают саду такой живописный вид; никаких каменных глыб не видно выше этих кратеров. Такова Алупка, виноградники которой насчитывают 24000 виноградных лоз, из которых 200 сортов были завезены (Воронцовым-А.Ф.) в Крым для различных целей выращивания; 1500 оливковых деревьев, посаженных за последние несколько лет, обещают самые высокие урожаи. На самом деле от древней Алупки остались только руины небольшого греческого форта, на месте где построен новый дворец. В глиняном горшке было пять золотых монет или медалей с почти неразборчивыми надписями на греческом языке. На одной стороне было изображение Иесуса, а на другой святой Иоанн и дева Мария»38.

Камни Воронцовского парка. Фото автора.

Но вернёмся в Россию. В Австрии в это время умер Император Франц и Николай Павлович поддержал вступившего на трон Фердинанда. Он отправляет в Вену на похороны Алексея Орлова. Сам же Император отправляется в Польшу, Германию и Австрию и заезжают в Одессу, где его принимает в своём дворце генерал-губернатор Воронцов. Он ехал инкогнито. Вот как Николай Павлович пишет И. Ф. Паскевичу: «Я знаю, что меня хотят зарезать, но верю, что без воли Божией ничего не будет, и совершенно спокоен. Меры предосторожности беру, и для того официально объявил, и поручаю и тебе разгласить, что еду из Данцига на Познань смотреть укрепления, но одному тебе даю знать, что въеду в Царство чрез Торунь на Нешаву. Конвои вели приготовить на Познань, других не надо. <…> Чрез Торунь еду я один с Бенкендорфом, Раухом и Арендтом в двух колясках и с фельдъегерем, прочие все едут на Познань». В Берлине Николай I встретился с прусским принцем Вильгельмом.

В начале сентября в город Теплице «для закладки памятника в честь русской гвардии на поле Кульмского боя» приехал австрийский император Фердинанд с женою. Туда же приехали из Калиша эргерцоги Франц и Иоанн. В польском местечке Калиш проходили манёвры русской армии и туда съехалось почти всё русское дворянство. Генерал-губернатор Воронцов так же там присутствовал «горизонт представлял целое море белых палаток. В вечерней тишине, раздавалась исполненная 600 музыкантами симфония. Пушечный выстрел подал 60000 солдат сигнал к молитве. Часто, по окончании богослужения, раздавались вокруг бельведера русския народные песни, сопровождаемые различными инструментами». Императрица Александра Фёдоровна пожелала быть на параде верхом на лошади. Позже скульптор Густав Блезер изобразил её в бронзе и эта скульптура до сих пор хранится в Русском музее.

14 сентября поутру приехал в Теплиц Император Николай и король прусский Фридрих-Вильгельм с жёнами и свитою. Вокруг пьедестала памятника были воздвигнуты 4 мачты с флагами русским, австрийским и прусским. На последнем все флаги были вместе. Поставленные на часах старые гвардейцы от торжественного момента вытирали слёзы. Потом все общество посетило поле Кульмского сражения. Затем Император Николай выехал в столицу Богемии город Граджин, где продолжались смотры войск. Затем он посетил Вену и вдовствующую императрицу, и княгиню Меттерних. По окончании дипломатических переговоров было принято решение о присоединении бунтующего города Краков к Австрийской империи. Николаю Павловичу было донесено, что поляки во время поездки готовили покушение на Императора, и он ответил их правителям: «…при малейшем возмущении я прикажу разгромить ваш город, я разрушу Варшаву и уж, конечно, не отстрою её снова».

В октябре внезапно в Петербурге умирает почт-директор Константин Булгаков, близкий друг Воронцова. Тот получил известие, в дороге находясь в Крыму. Вот как он писал Киселёву: «…едва прибыв из Крыма, я вынужден вечером отплыть в Ак-мечеть, у меня тяжело на сердце <…>

Большой парад в Калише. Худ. Карл Густав Рехлин.

Я не могу свыкнуться с мыслью, что в Петербурге больше нет того прекрасного друга, который представлял для меня половину этой столицы». В конце года Воронцов сообщает Киселёву, что готов взять 19-летнего сына Александра Булгакова к себе адъютантом, после того как он получит звание лейтенанта. Этим и большими дождями в Одессе кончается год. Генерал-губернатор Михаил Воронцов, занимается различными делами в том числе выборами судей на разных своих территориях.

Наступил очередной 1836 год в городе Одесса. Генерал-губернатор Воронцов по итогам прошлого года награждает чиновников канцелярии за выслугу лет «Новороссийскаго и Бессарабскаго губернаторств». Другим служащим он выдаёт «знаки отличия безпорочной службы». С начала года по указанию Министерства финансов Воронцов вынужден был заниматься овцеводством, и выписал из Испании баранов мериносной породы. Занимались этим немцы Иоган Миллер и Вельгельм Рувье. В самом городе он приказывает изготовить «оградную железную решетку» от Городского Сада по Дерибасовской улице. На территории старого базара приказал построить для торговцев открытые лавки. Из Феодосии графу Воронцову пишет губернатор Казначеев, который встретился с керченским купцом Карлом Томазини, заключил контракт, и составил смету на постройку Ялтинской церкви. Он просил на это строительство финансирование «прошу Ваше Сиятельство по обещанию своему, ссудить нам для церкви денег».

В мае Воронцов получает от виноградаря из португальского города Опорто большое количество виноградных лоз и «приказал из их числа уделить Магарачскому заведению 800 лоз для посадки на плантации». В перечне были сорта: «Эль Бостардо», «Донзелино де Кастелло», «Тинто да Минха». «Пепиньере ду Люксембург» и другие.

Далее генерал-губернатор М. С. Воронцов летом этого года на пароходе «Пётр Великий» и военном корвете «Ифигения» по указанию Государя совершил плавание вдоль восточных берегов Азовского и Чёрного морей для обзора новых территорий, которые должны в дальнейшем войти в состав Российской Империи. Для начала Император Николай Павлович через Правительствующий Сенат повелел учредить «правила о торговле с Черкесами и Абазинцами». Всю эту торговлю планировалось поручить Керчь-Еникольскому губернатору полковнику князю Захару Семёновичу Херхеулидзеву бывшему адъютанту Воронцова. Он так же вместе с Воронцовым подавлял чумной бунт в Севастополе несколько лет ранее. Скорее всего, весной Генерал-губернатор отправляется из Одессы в Феодосию и оттуда в Керчь. Он встречается с промышленниками, торговцами и купцами которые ранее занимались этой деятельностью и всячески уверяет их продолжить эти занятия в следующие года. Эти торговые люди готовы были «торговать на свой риск в одном или двух пунктах», а на данное время не было такой возможности, так как отсутствовали наши войска на части побережья. Михаил Семёнович отправляет письмо Императору, в котором предлагает в первую очередь восстановить и наладить сношения с черкесским князем Мехмет Индар-Оглу (исповедавшего христианскую религию), земли которого находились в долине реки Пшад. Наши войска генерал-майора Алексея Александровича Вельяминова ранее заняли Геленджик, впервые перевалив Кавказский хребет из Абинской крепости. Вельяминов неоднократно предлагал Николаю Павловичу строить укрепления на занятых землях и заселять их казаками. Сделать полную блокаду подвоза на кораблях из Османской империи различных товаров, оружия и обустройстве Черноморской береговой линии. Приведу здесь цитату из его донесения в Петербург: «…опыт показал, что военные суда наши, крейсирующие около восточных берегов Чёрного моря, не в состояния уследить и изловить турецкие суда, подвозящие горцам жизненные и военные припасы, а от них получающие пленных и рабов, которых продают в Константинополе и на других рынках Турции. Турецкие лодки очень малы, легко прячутся в устьях рек, впадающих в море, где их не может настичь большое судно. Лучшее средство не допустить турецких купцов до торговли с черкесами постройка небольших крепостей во всех местах, где пристают турецкие суда. Отрезать же горцев от сношений с турками важно потому, что если от Кубани мы будем делать набеги на земли черкесов и истреблять ежегодно все их хлебные запасы, вытаптывать их поля и оттеснять их все дальше в горы, где у них мало пастбищ, то, не имея подвоза хлеба с моря, они изнемогут в несколько лет и подчинятся нам. Отнятые плоские места следует заселить русскими станицами и деревнями, а в горах занять важные в стратегическом отношении пункты. Построить много крепостей на черноморском берегу невозможно в один год, а потому пусть вдоль берега энергично крейсируют наши суда, а по самому берегу между Анапой и Гаграми двигается отряд для наблюдения за высадками турок». Здесь можно упомянуть, что род Вельяминовых был родственен роду Воронцовых. Михаил Семёнович в своём рапорте Императору писал, что мятежные и революционные партии в Англии и Франции засылают в эти края своих агентов и пытаются из черкесов «сделать новыя орудия для вреда великой державы». Мудрый князь Мехмет Индар-Оглу собрал в горах всех представителей своих «главных фамилий» и предложил не выдавать людей, которые торгуют с Российской Империей. Черкесские спекулянты заверили князя, что ведут торговлю «на свой риск и не в коем случае не будут требовать от правительства за могущия быть потери и насильственныя действия против них от горцев». В начале апреля Воронцов прибыл в Алупку, где осмотрел строительство своего дворца. Далее он и граф Иван Осипович Витт направились в Ялту, где возводилась пристань. Сам граф строил дачу в «Верхней Ореанде», фактически являясь соседом Воронцова. Пароход «Петр Великий» построен был в Англии по заказу генерал-губернатора. Имел на борту 2 чугунные и две медные пушки и 4 карронады. Пароход был рассчитан на 40 пассажиров, и предназначен для рейсов из Одессы в порты Крыма и из Керчи в Таганрог. На нём были установлены 2 железных паровых котла и 2 одноцилиндровые паровые машины. Силовая установка выдавала 100 лошадиных сил. Адмирал Михаил Петрович Лазарев утвердил капитаном над пароходом английского моряка Генри Роджерса. 9 июля этот пароход, взяв на борт пассажиров и товар отбыл в полдень из Одесского порта в сторону Ялты, куда прибыл в на следующий день в 3 часа пополудни. Ялта строилась, и уже по берегу было до 40 каменных зданий. Корвет «Ифигения