Чтобы найти силы встать с колен, нужно научиться прощать.
Пролог
В комнате стоял мрак, – кажется, выбило пробки. Мужчина хотел бы проверить щиток или позвать на помощь, но тело сковал ужас, – или то была необъяснимая, высшая сила, держащая его подобно оковам? Он проклинал тот день, когда решил, что заняться политикой будет отличной идеей. Проклинал себя за то, что предпочел любящей жене молодую эгоистичную любовницу. Что не переписал дом на сына и не побывал на выпускном дочери.
У него было много тайн, но все они оказались карточным веером выигрышной комбинации в руках человека, который возвышался над ним зловещей тенью. Лицо его было истинно дьявольским, и каждое его движение отдавало грацией и благоговейным ужасом.
«Кто ты,» – спросил он, увидев его угрожающий силуэт у окна всего полчаса назад. И, разглядев тогда лицо, он бы понял, что это его погибель, и бросился бы вон из этого офиса, этого города, возможно даже страны. Но он не увидел ничего, кроме чернеющей фигуры на фоне пустой улицы за стеклом. И в ответ на его жалкий вопрос раздалось вкрадчивое: «Павел Сергеевич Волков, психоаналитик». И такое представление вызвало больше страха, чем если бы он услышал, что перед ним сама смерть.
«Психоаналитик», казалось, не делал ровным счетом ничего. Просто стоял и глядел на него своими чернющими глазами. И хотя никто к нему не притрагивался, не бил и не вонзал ножа в грудь, он ощущал себя как распотрошенный кусок свинины, висящий на крюке в холодильной камере мясного отдела. Несоизмеримая ни с чем боль сковала грудь, но не настолько сильная, чтобы терять рассудок. О, разум был чист настолько, что он вспомнил, как тридцать лет назад, будучи несносным ребенком, оторвал букашке все шесть лапок и оставил умирать. Вот как ощущал себя тот жук, – никчемно и жалко.
Комнату заполнил шепот, мелодичный, как колыбельная, но вместо умиротворения вызвал панику. Может, он ему чудился, – или незваный гость действительно общался со своими гребанными богами, – но шепот этот давил на барабанные перепонки, и тонкая струйка крови потекла по мочке к щеке, пока не сползла на шею под ворот мятой рубашки.
– Она говорила, кажется, что ты ничтожная пародия человека, – задумчиво прохрипел Павел Сергеевич и усмехнулся.
– Сына, – где-то в горле булькнуло, и он закашлял.
– Что?
– Она говорила, что я ничтожная пародия сына. Ребенок, которым наказывают нерадивых матерей.
Психоаналитику неоткуда было знать, что говорила ему мать, потому что умерла она давно и мучительно. Возможно, это она нашептывала ему из преисподней, как посильнее унизить сына, но тогда вся жизнь не имеет никакого значения. Если есть преисподняя и есть человек, который слышит, что там говорят, то логичность мироздания летит к чертовой матери, и после смерти никому не стать атомом в бескрайнем космосе. Всем плохим – гореть в аду, всем идеальным – скучать на небесах.
Наконец, самый очевидный вопрос пришел на ум:
– Что тебе от меня надо?
– Совсем немного. Комбинация сейфа и одно единственное имя.
Павел Сергеевич Волков не был карателем или палачом. Ему было безразлично, сколько дерьма совершил человек, попавший в его руки. Он не собирался судить или отпускать грехи. Он искал ответы, презирая всех и каждого, кого касались его вопросы.
И хотя он не любил грязи, еще больше он ненавидел свидетелей. А тихий голос где-то в темечке напоминал ему, что без грязи не обойтись. И очередная букашка, лишившись лапок, свисала со скрипучего стула, пока психоаналитик покидал офис.
Все снова стихло. Во тьме от проскользнувшего из окна света фар мелькнули два огонька-глаза и тут же потухли.
Глава 1
Versagung
«Каждый делает свой выбор. И заяц уже покинул свою нору»
Промозглый ночной ветер пробирался за воротник, вызывая неприятную дрожь. Мужчина крепче кутался в пальто одной рукой, а другой шарил по карманам в поисках ключей. Он грязно выругался себе под нос, но мгновенно опомнился и глубоко вдохнул. Вот-вот начнется дождь, а он стоит здесь, как полоумный и в двух карманах не может найти увесистую связку.
Он вдохнул еще раз, чтобы успокоить тремор в замерзших руках, и огляделся по сторонам. Взгляд зацепился за явно пьяное тело у ограждения разбитого соседкой палисадника. Грязная толстовка, скрытое капюшоном лицо и слишком тонкие ноги, – алкоголики стали ошиваться здесь слишком часто.
Мужчина поморщился, наконец нащупав ключ:
– Эй, вали отсюда к чертям собачим, – рыкнул он и скрылся за дверью подъезда, не заметив, как человек повернулся в его сторону.
Свет зажегся с тихим треском, – так по старым проводам бежал ток. Павел повесил пальто на деревянные плечики и, заглянув в зеркало, нервно пригладил выбившуюся прядь. Черные волосы, словно назло, вновь упали на лоб, и он, сдавшись, прошел на кухню.
Чистый виски в резном стакане, один прозрачный кубик льда. Задребезжал винтажный граммофон, – заготовленная заранее пластинка медленно закрутилась, и по комнате разлился клавишный плач Шопена. Если бы мог, он таскал бы патефон на каждое дело, и под ноктюрн номер один, возможно, все давалось бы ему с еще большим наслаждением. Может, завести кассетный проигрыватель?
Тихо усмехнувшись собственным мыслям, Павел сделал глоток и прикрыл глаза. Пальцы невольно скользнули по воздуху, как по клавишам, и в душе стало спокойнее. О, как он ждал свой рояль из ремонта. Музыка исцеляла, дарила почти детскую радость.
Расстегнув верхние пуговицы рубашки, мужчина прошел к окну задернуть шторы, но внимание снова привлек человек на тротуаре. Он сидел прямо на земле, покачиваясь взад-вперед, и до носа добралась мнимая вонь.
– Мерзость, – прорычал он и дернул тяжелую портьеру.
Огонь разгорался, будто раздутый мехами, и заполнял плотным запахом гари все пространство. Резвые языки пламени лизали щеки, не оставляя ожогов. Отчего тогда так страшно?
Тьма, несмотря на яркий праведный костер, непроглядная тьма застилала глаза, и так отчаянно захотелось сбежать. Но круг был замкнут, а каждый шаг сужал его еще сильнее. И паника разливалась от груди до кончиков пальцев.
Жар усиливался, обреченный закричал, – яростно, срывая горло, – и упал на колени. По затылку до ушей добрался бархатный, как касание крыла бабочки, голос: «мы единое целое, так отдайся же до конца».
За ночь воздух наполнился сыростью, и без того грязный город словно расползался плесенью. Этот затхлый запах пробивался в ноздри еще в подъезде, и Павлу страшно захотелось заткнуть нос. Настроение было напрочь испорчено, но все стало вдвойне хуже, стоило распахнуть дверь подъезда.
На ступенях, преграждая путь, развалилось вчерашнее тело. Едва поборов желание пнуть его прямо в бок, он постарался как-то обойти человека. Но тот вдруг дернулся и повернулся к нему.
Девушка. Со спутанными выжженными волосами и потерянным взглядом, как у дворняги. Она вскочила на ноги, и капюшон свалился с белой головы.
– Вы! Это вы! – воскликнула она и шагнула к нему. Он отступил назад.
– Ты караулила меня здесь всю ночь? Я говорил, что не стану помогать, хоть все пороги избей. Иди домой.
– Но мне не к кому больше обратиться. Вы единственный можете меня спасти.
– Мне плевать, – мужчина поспешил прочь, не обращая внимания на её отчаянные крики.
Он понял всё сразу, впервые увидев эту дрянь, и не имел ни малейшего желания ввязываться. У него есть дела поважнее, – как минимум, работа.
Офис на восемнадцатом этаже. Ему предлагали кабинет получше на тринадцатом, но этот символизм показался слишком пошлым, а потому он предпочел небольшую комнату с панорамными окнами и въевшимся запахом дерева. Он сменил пыльный диван на новый, поставил кожаное кресло напротив и даже организовал мини-бар в шкафу.
Налив стакан виски, он оперся бедром о край рабочего стола, где уже ожидала карточка сегодняшнего пациента, и посмотрел в окно. С такой высоты наблюдать за людьми-муравьями было еще забавнее. Они все и так были ничтожными, маленькими, но крохотные фигурки, снующие туда-сюда, спешащие по своим важным делам, казались шуткой небес. Их словно создали специально, на потеху ангелам, – нести такое жалкое существование и считать себя до безобразия важными, а свою жизнь – наполненной смыслом.
Павел сделал лишь один глоток, прежде чем сесть за бумаги. Сегодня он ждал Виктора, медицинская карточка которого не сулила ничего, кроме примитивного диалога о семье и цели в жизни. Пьяница в завязке с ночными кошмарами и паническими атаками. Сеть автосалонов и два развода счастья не принесли, и спасение он нашел на дне бутылки. А без подобного стимулятора и, если можно так сказать, успокоительного, – вспомнил, насколько страшна и омерзительна реальная жизнь.
Он бросил взгляд на часы: клиент опаздывал, и ровно через четыре минуты ворвется в кабинет, запыхавшийся и с кучей ненужных объяснений. Так и случилось, – дверь распахнулась с грохотом на весь коридор. Мужчина на пороге тяжело дышал и судорожно оттягивал ворот водолазки.
– Прошу прощения, чертовы пробки. Еще и лифт не приезжал! Я сильно опоздал? Ненавижу вторники, всегда идут кувырком.
– Здравствуйте, – Павел встал из-за стола за секунду до его появления, и теперь прошел к белоснежному креслу, – присаживайтесь на диван.
– Еще раз извините за это, – он свалился на диван и прикрыл глаза, выравнивая дыхание, – я никогда не был у психолога.
– К счастью, я не психолог. Поскольку это наша первая встреча, мы немного побеседуем, обсудим методы работы и определимся с направлением.
Сидящий перед ним человек, некогда статный, вызывающий уважение, теперь больше походил на мальчишку. Пропала осанка и блеск в глазах. Осталась лишь отечность и помятый вид.
– Итак, – психоаналитик еще раз оглядел Виктора и размял шею, – меня зовут Павел Сергеевич Волков. Моя профессия не просто так называется аналитикой. Думаю, в связи с работой, вам знакомо это понятие. Я исследую, анализирую, строю тактику действия и извлекаю проблему. Но вместо финансов и конкурентов, я работаю с бессознательной частью вас. Понимаете, о чем я?
– Да, кажется, – он кивнул, – я читал, как это работает. Вы будете показывать мне картинки и делать выводы на основе моих ассоциаций с ними?
– Это довольно примитивная техника. Моя деятельность гораздо глубже. Вполне вероятно, что вы даже не заметите, как я залез вам в голову, – Волков улыбнулся, и этот жест вызвал легкий тремор в руках.
– Звучит жутковато.
– Такова суть исцеления. Мы можем начать с картинок, чтобы вам было проще втянуться в процесс.
Стоящий напротив дивана телевизор на высокой стойке как по волшебству включился, скрытый от обзора Павла. Черные пятна на белом фоне расплывались в замысловатом узоре, и на первый взгляд ничего в них разобрать было невозможно. Мужчина пригляделся, захваченный мыслями о том, где спрятан пульт или кнопка от этого экрана. И чем дольше он думал, тем отчетливее в пятнах появлялся образ.
– Костер посреди густого леса. Кажется, ель или сосна.
Экран потух, но через мгновение снова зажегся: теперь на него смотрела последняя жена, – со злой ухмылкой и презрением в глазах. Она бросила его, когда была так необходима. Оно и понятно: он спивался и пугал её своими припадками, – под водкой он становился настоящим уродом.
– Жанна, моя бывшая жена, – вздохнул он.
– Это очевидно. Скажите, что вы чувствуете, глядя на её фото.
– Злость.
– На неё?
– И на неё, что сбежала. И на себя, что сам к этому привел.
– На себя вы не злитесь. Себя вам жалко. Вы жертва, во всем виноваты обстоятельства и последствия действий других людей. А вы, – Павел на секунду задумался, – вы жертва, вот и все.
– С этим можно работать?
– Нужно.
– Наверное, мы будем говорить о моем детстве, и как мать повлияла на то, кем я стал?
Он уже знал, во всех подробностях, какой была его мать. Набожная, добрейшая женщина. В сыне она души не чаяла, заботилась и учила быть хорошим человеком. Да только сынишка подрос, сбежал во взрослую жизнь и все наставления забыл. Звонил только по праздникам и почему-то считал виновной её во всех своих несчастьях.
Жен он выбирал неосознанно, но все же похожих на маму, и ждал, что вокруг него будут хлопотать, заботиться и лелеять мальчишку глубоко внутри большого серьезного мужчины. Так и было, но женщины выдыхались, не получая отдачи, – погибали рядом с ним, как забытый цветок в горшке. И уходили. Очевидно, и в этом была виновата мать.
– Возможно, – мгновение помолчав, ответил Павел и поднялся с кресла, – если вы готовы приступить к терапии, то можем подписать документы и провести оплату за следующие пять сеансов.
Небезызвестный договор с дьяволом не был старинным папирусом с кровавой подписью жертвы, но все же кровь была необходима. Вариантов сделки выдумали множество, и ни один из них не имел ничего общего с реальностью. Глупые фантазии писак и шарлатанов расползлись как вирус по самым разным уголкам мира, и почему-то ни у кого не возникало вопросов о логичности подобной бюрократии с самим Люцифером. Его нельзя вызвать, и он не приходит сам. Эта встреча возможна единожды и лишь благодаря череде случайностей и совпадений. Владыка преисподней и жалкий, никчемный человек вдруг столкнутся, и будет заключен негласный договор. Так начнется их общий путь, – они просто будут знать, зачем нужны друг другу.
До безобразия просто. И к большому сожалению, в реальной жизни без кипы бумаги не обойтись, – в этом Волков видел главную беду своей профессии. В ней было слишком много нюансов и букв, слов, подписей. И лишь после этого рукопожатие и, наконец, долгожданное одиночество.
Он бросил взгляд на бокал, – лед давно растаял, оставив на великолепном виски мерзкий осадок, – и вылил жидкость в горшок фикуса. Потянулся к проигрывателю и вдруг застыл на месте: кто-то ждал в коридоре. И этот флёр проблем уже был ему знаком.
– Кто?! – рявкнул он, и дверь с тихим скрипом отворилась.
«Нет-нет-нет,» – змеёй зашипел внутренний голос, тисками сжимая мозг. Так ощущается лишь одно. «Выгони, вышвырни,» – продолжал он умолять. Он пропадет, провалится под землю или сойдет с ума, если не избавится от этого мусора.
Запах сгорающей дотла привычной жизни пробирался в легкие, но Павел не двигался. Просто стоял и смотрел на несчастную девчонку, трущуюся на пороге. Все пытался уловить то едва ощутимое, невесомое, что заставляет его молчать и ждать.
– Пожалуйста, вы нужны мне, – наконец, заныла она, – помогите.
– Пошла вон, – он был устрашающе спокоен, – это кабинет терапии. Я принимаю здесь только клиентов.
– Тогда я буду вашим новым клиентом.
Он еще раз осмотрел её с ног до головы. Явно дорогое салонное осветление длинных неухоженных волос. Потрепанная неприметная одежда, брендовые сапоги. Из-под серой толстовки виднелись несколько грубых линий татуировок, из кармана джинс – пачка дешевых сигарет. Слишком много противоречий, а в голову никак не влезть.
– Денег не хватит, – хмыкнул он и вернулся за стол, – просто уходи по-хорошему.
– Вы настоящая сволочь, Павел Сергеевич, – она рванула к двери и чуть не столкнулась на выходе с очередным клиентом.
Девушка едва взглянула на него, убегая к лифту, а он восхищенно присвистнул и проводил её взглядом, прежде чем зайти в кабинет.
– Бергман, вы как всегда вовремя.
– Доктор, почему вы не рассказывали, что к вам заглядывают такие интересные экземпляры?
Евгений Бергман. О таких, как он, пишут книги и снимают сотни фильмов по всему миру. Слишком умный и проницательный, но тем не менее – падкий на женщин. Он был одним из тех немногих людей, которые искренне нравились Павлу. И, что странно, терапия не изменила этого мнения, хотя обычно бешеные озлобленные бараны вызывали больший интерес, а после излечения теряли свой шарм. Но Бергман был другим.
– Вы всё об одном. Я надеялся, в тридцать пять вы, наконец, успокоитесь.
– О, друг мой, я только вошел в раж! – мужчина развалился на диване и захохотал, – теперь я люблю женщин еще больше.
– Может, сегодня поговорим об этом?
– Только если дашь номер этой малышки.
– Она не мой пациент, ничего о ней не знаю.
– О, звучит занятно. Что она тогда тут делала?
– Можешь выключать детективную чуйку. Это дело не стоит внимания.
Бездна взывала. Бездна тянула свои щупальца к безвольному телу, она манила, звала, умоляла. И он послушно шагнул.
Бездна встречала его радостным свистом в ушах и манила-манила-манила, еще быстрее, вглубь, в зияющую тьму, в само сердце преисподней. Такой родной, теплой – жгучей.
Темнота обнимала плечи и будто даже укрывала от жесткого падения. Падения? Черта с два. Он будет лететь вечность, две, сотни вечностей, пока эта пытка не превратится в рутину. Как временная петля в черной дыре, как предсмертная агония.
Такие не умирают по собственной воле – вообще почти не умирают. Такие правят миром и свергают власти. Такие убивают сами.
Лет семь назад или около того одна девочка нашла странную рукописную книгу. Не было в ней ничего для ребенка примечательного, но на восемьдесят третьей странице оказалась на удивление реалистичная и красочная карта неких «сокровищ». И так девочку это увлекло, что интерес перерос в помешательство.
В следствие, возникло несколько новых пунктов во вполне стандартном жизненном пути. Первое: картография как секция после уроков. Как ума прибавилось, расшифрованная карта привела к следующему пункту, – номер два: программирование. Казалось бы, совершенно не в тему, да только карта, как выяснилось, была лишь частью большой сложной загадки. Девочка росла, как росли и корни тайны. А назад пути уже не было.
Павел тоже был движем тайной. Лишь одно отличие – ответ он уже знал, оставалось только к нему подобраться. В этом и крылась главная загвоздка. Разгадка ждала его за семью печатями, за высокими стенами и десятками ненужных людей. Но он был во всеоружии и готов схватить свою тайну за горло.
– У тебя прелестная шея, – шепнул мужчина, едва слышно, почти не нарушая интимной тишины.
– Мне многие это говорят, – её голос разрезал тишину гораздо сильнее, – ему это не понравилось, – придумаете что-то пооригинальнее?
– А у нас соревнование? – губы коснулись вытянутой шеи, длинной, горячей.
– Вы хотели ответы на ваши вопросы. Мне думалось, их надо заслужить.
У Волкова было несколько способов достижения желаемого. Пожалуй, этот был самым нелюбимым. Он, конечно, был привлекательным мужчиной и знал об этом, – никаких сверх-способностей не было нужно, чтобы соблазнить очередную куклу. Но удовольствия в таком было мало. Слишком уж много бутафории, отработанных сцен, актерской игры, будто она действительно привлекает его. Будто ему действительно нравится её длинная тонкая шея.
Полумрак просторного кабинета удачно скрывал отблеск отвращения в его глазах, но все же, от греха подальше, он скользнул женщине за спину и приблизился к уху, мочку которого оттянула абсурдно большая серьга с жемчугом:
– Милая, я не играю в игры, – прохрипел он, мягко сжав её горло. Она запрокинула голову на его плечо, ловя взгляд, и расплылась в улыбке, – почти детской, без капли похоти:
– Вы хотели знать про журналистку? Это было так давно, я едва помню её лицо. Но она была так навязчива, задавала неудобные вопросы.
– Что она спрашивала?
– О корпорации.
– Какой?
– Вы должны знать. Они…
Она не договорила. Голос оборвался на полуслове, сбившись влажным хрипом. По необъяснимой причине, Волков почувствовал угрозу в последнюю секунду – слишком поздно. Тело обмякло в его руках, и он с ужасом заметил в её груди, прямо между ребер, рукоять ножа-бабочки.
– Какого черта? – прорычал он, отбросив тело, и вгляделся в темноту. Стены сжимались, сильнее и сильнее. Книжные шкафы, десяток картин в золотых рамах, вензеля и узоры на обоях – все это расплывалось грязными пятнами от искреннего удивления. Настолько сильно увиденное впечатлило его.
Девчонка. Захохотала, всего в нескольких шагах, прямо глядя на него, да так, что внутри все похолодело даже у такого, как он. Голова её, будто со сломанного позвоночника, соскользнула вбок. Она смотрела издевательски, как кошка, которая назло сбросила со стола вазу, и все смеялась-смеялась почти в истерике.
Рванув к девчонке, он схватил её за воротник и прижал к стене:
– Ты что творишь? Больная или бесстрашная?
– Павел Сергеевич, не ругайтесь, – прошептала блондинка, – я знаю, кто вы. А вы? Знаете, что со мной? – голос прозвучал по-новому. Утробный, грубый, как из-под толщи воды.
Мужчина заглянул ей в глаза и едва не провалился в этой непроглядной пропасти мрака. Все встало на свои места.
– Твою мать, ты одержимая?
– Как и ты-ы-ы…
Девочка разгадала свою тайну.
Глава 2
Fehlleistung
«Для жертвы одна ошибка сродни смерти.
Неверный шаг, и ты проиграл.»
– Отправьте на экспертизу. Это все, что у нас есть.
Все это уже осточертело. Четвертое убийство за два месяца, и каждый раз место преступления стерильно настолько, что не найти и одной жалкой пылинки. Орудовал настоящий психопат-чистюля, а у них не было хотя бы какой-то зацепки.
В этот раз удача улыбнулась – едва сверкнула зубами. Скол на стекле, защищавшем репродукцию Рембрандта. Маленький осколок, на котором – если очень повезет – может оказаться ДНК или даже кровь. О, как это было бы замечтательно.
– Евгений Давидович, есть еще кое-что, – окликнул детектива один из полицейских, – на жертве только одна серьга. И второй нигде нет.
– Убийца клептоман? Вор бы забрал обе, – какой смысл в одной.
– Может, как трофей?
– На знакомого нам героя мало похоже. Психологический портрет составлен?
– Наши эксперты не справляются. Слишком мало данных.
Мужчина еще раз взглянул на бумаги с заключением. Жертва – Валентина Михалкова, тридцать два года, глава холдинга компании отца. Последний раз видели на светском вечере в честь десятилетия фирмы. Ушла незаметно для всех, найдена уборщицей в своем кабинете с утра мертвой. Ножевое ранение в грудь, – довольно жестоко, – так убийца прежде не поступал. На записи с камеры коридора только она, заходящая в кабинет. Ни следа взлома или монтажа. Никого не было – вот и всё.
Казалось, разрешить такое дело невозможно. На этого маньяка нет даже психологического портрета, – такого на его памяти вообще никогда не было. Но Бергман не привык сдаваться. И у него есть один знакомый, который справится с подобной задачей.
Утро вышло паршивым. Павел не сомкнул глаз, а потому четвертая кружка кофе в его руке спешно пустела. Предчувствие дурного давило на черепную коробку.
Несчастная девчонка спала в его гостиной, на его горячо обожаемом диване – дорогом, винтажном, – и мысль, что всё это было огромной ошибкой, становилась навязчивей. Но он не мог позволить ей сбежать, а потому всю ночь внимательно следил.
Спящая, она напоминала заблудшую нимфу или ангела, и белые спутанные волосы, прилипшие к её лицу, сливались с бледностью кожи, больше похожие на вены, по которым текла такая же белая кровь. Безумно странно, нелепо, неправильно. Такая, как она, просто не может быть одержимой.
Он наблюдал за ней из дверного проема кухни уже битый час и, когда терпение почти иссякло, она распахнула глаза. Безмятежное выражение сменилось испугом загнанного зверя, и она, вскочив с дивана, тут же рванула в прихожую.
– Стоять, – холодное лезвие коснулось горла, и девушка застыла на месте, едва успев вздохнуть, – назови мне хоть одну причину, которая убедит меня не убивать тебя прямо сейчас, – прошипел Волков ей на ухо.
– Павел Сергеевич? – пискнула она, – что происходит?
– Это ты мне скажи, – он поднес нож к её лицу, – узнаёшь?
– Это мой нож! Откуда он у вас? – она попыталась выхватить оружие, но мужчина лишь одернул руку и толкнул её в кресло.
– Ты убила им моего свидетеля.
– Что? Убила?
Павел еще раз оглядел её. Глаза, полные невысказанной обиды и боли. Она понимала, в чем дело, но бороться с этим не могла. И, кажется, ничего не помнила.
Тяжело вздохнув, он пригладил выбившуюся прядь и уселся напротив:
– Ладно. Как тебя зовут хоть, дурная?
– Дарья.
– Что ж, Дарья, – он нарочито выделил её имя, – расскажи, как ты докатилась до жизни такой?
Девушка забралась на кресло с ногами и обняла колени, от чего Волков невольно поморщился – такие манеры ему не нравились:
– Не знаю. Идиотская книжка, странные слова. Потом темнота, – она принялась кусать ноготь большого пальца, и ему до одури захотелось ударить её по руке, – очнулась утром на окраине какой-то деревни. С тех пор слышу голос.
– А от меня ты что хочешь?
– Он привел меня к вам. Я надеялась, вы поможете.
– Странный способ. Чтобы я помог, решила подгадить в моих делах?
– Это не я! Точнее… – мотнув головой, она заныла, – он мной управляет. А я ничего не помню.
Павел хотел задать еще много вопросов, но внутренний голос перебил на полуслове. Нехороший знак.
Он тут же встал и убрал нож в ящик стола:
– У нас гости. Подыгрывай, что бы я не сказал.
– Какие гости? – девушка прислушалась – никакого стука не было.
Цокнув языком, он глянул на часы и поплелся в прихожую:
– Восемь секунд.
– Вы, что, экстрасенс?
– Бабка-ведунья.
Еще секунда, и стук в дверь, наконец, раздался. Бергман не задержался на пороге, своевольно проскользнув в квартиру, – так он делал уже не впервые. Может, профессиональная деформация или просто бестактность.
– Бергман, какими судьбами?
– О, что за чудо! – мужчина довольно хлопнул в ладоши, и Волков выглянул из-за его широкой спины. Девушка застыла в коридоре с самой невинной улыбкой, – разве ты не говорил, что не знаешь этого ангелочка?
– Так и было, – поймав её взгляд, он неодобрительно качнул головой, – караулит меня, просит о психологической помощи. Я могу подать заявление о преследовании?
– Кстати, – гость снова повернулся к нему, – я тоже за помощью.
Павел хмыкнул и, вновь открыв дверь, внимательно её осмотрел.
– Что ты делаешь?
– Ищу, где здесь табличка: «безвозмездная помощь всем страждущим».
Громкий хохот Бергмана разлился по квартире сродни тромбону:
– Я не знал, что ты юморист. Вообще-то, я предлагаю работу.
Отец Бергмана, и его дед, прадед – да, в общем-то, вся родословная пестрила евреями. Слышать из его уст предложение о работе было равноценно шутке.
– А я выгляжу как человек, который нуждается в работе?
– Поможешь найти убийцу, представим к награде. Может, даже станешь консультантом. Круто же звучит?
– Звучит отвратительно.
– Ну, брось, – большой, почти что медведь, мужчина взвалил свою огромную руку на плечо Павла и небрежно потрепал, и все внутри него перевернулось от ужаса, – будь другом, помоги. Дело правда интересное для психоаналитика.
– Ладно, – он сбросил его руку, – иди в кабинет, там все обсудим.
Приняв указание по-своему, Евгений подплыл к топчущейся на месте блондинке. Рядом с ним она показалась еще крошечней – ему хватило бы дунуть, чтобы снести её с ног. Тем не менее, испуга перед ним, как перед Волковым, она не испытала. Напротив, вскинула голову и уставилась на него с таким вызовом, будто это он здесь маленькая девчонка.
– Прелестный ангел, позвольте представиться. Евгений Давидович Бергман, мужчина мечты.
Евгений Давидович был суровым полицейским, профессионалом своего дела и принципиальным человеком. Преступников он щелкал, как семечки, места преступления изучал лучше любого сканера. Ошибок с рук не спускал никому и никогда. Таким он был на работе.
В обычной жизни же, Бергман больше напоминал подростка с играющими гормонами и дуростью. Слабость к женщинам, странный юмор и вечная заведённость развеивали весь созданный вокруг него образ.
Как личный психоаналитик, Павел именно это в нем изучал и видел своими глазами. Он пришел к нему угрюмым, серьезным человеком. И чем сильнее развивалась их дружба, тем больше чертей выбиралось из тихого омута. А Дарья, кажется, стала его новым помешательством. Остается лишь надеяться, что временным.
– Дарья, – сухо ответила девушка. Вот новость – он ей не понравился. Такого на его памяти ещё не случалось.
– Что вы забыли у этого воплощения уныния и ненависти ко всему живому?
– Бергман, – Волков подтолкнул его в сторону кабинета, – ты хотел поговорить о делах. Отстань от девочки, ты для нее староват.
Он цокнул языком, но послушно поплелся к знакомой комнате, послав девушке воздушный поцелуй. Она же заглянула в зеркало и удивленно ахнула:
– Да уж, в таком виде со мной еще никто не заигрывал, – снова повернувшись к хозяину квартиры, она отступила к входной двери, – ну, я тогда пойду?
– Стоять. Мы с тобой еще не закончили, – тихо рыкнул он, – останешься здесь.
– Можно мне тогда помыться?
Павел поморщился, во всех красках представив, как после неё будет драить ванну, собирать эти длинные волосы по всему полу. Желание отпустить её на всё четыре стороны, лишь бы не подпускать к своей уборной, почти пересилило необходимость вытрясти из девчонки информацию. К черту, вызовет клининг, но её не отпустит.
– Дверь в конце коридора, – тяжело вздохнул он, – полотенце в нижнем ящике. Там висит халат, можешь взять его.
Еще раз переварив неизбежное, он зашел в кабинет и захлопнул дверь. Слишком насыщенные событиями сутки. Весь привычный уклад жизни катился в бездну. Внутренний голос предупреждал – еще в первую встречу с несчастной Дарьей – жди беды. Надо было избавиться от неё сразу.
Он смахнул со лба прядь и уселся за стол напротив Бергмана. Может, хоть его просьба будет безобидной?
– Так, чего ты хотел?
– У меня очень сложное, интересное дело, – непонятно откуда, Евгений вытянул толстую папку и деловито открыл её, – за два месяца четыре убийства влиятельных личностей. Трое найдены мертвыми в своих кабинетах. Еще один – у себя дома. Ни следов взлома, борьбы. Погибают при странных обстоятельствах: потеря крови, но никаких ран нет, – он подался вперед, почти через весь стол приблизившись к лицу Волкова, словно собирается поделиться грязными сплетнями, – кровоизлияние в мозг, литрами лилась из ушей и носа, – нервно усмехнувшись, он снова откинулся к спинке кресла, – не считая последнего случая. Сегодня нашли женщину. Все указывает на того же убийцу, однако смерть в результате ножевого ранения. Не в его стиле.
– Действительно интересно, – кивнул Павел, – но у меня два вопроса. Откуда ты, черт возьми, вытащил эту папку, и чего хочешь от меня?
– Из-за пояса. Не переживай, в трусах её не было. Я хочу, чтобы ты составил психологический портрет преступника.
Водная гладь сомкнулась над расслабленным телом. Два шустрых пузырька поднялись и лопнули на поверхности. Стихший в голове шум уступил место легкому плеску, мелодичному, тактично рассеивающемуся в безмолвии.
Воздух в легких кончался, и девушка под водой распахнула глаза. Зловещий образ расплывался, но все равно смотрел пристально, через зрачки проникая в душу, в самую суть бренного тела.
«Девочка моя, ты знаешь, что делать. Не подведи меня. Будь умницей.»
Она вынырнула, глубоко вдохнув. Пальцами ноги выдернула пробку из слива ванны и выбралась на холодный кафель, оставляя за собой мокрые лужицы. От кипятка воздух нагрелся, как и её кожа, но тело почему-то все равно била мелкая дрожь. Наверное, леденящий ужас именно поэтому так называется.
Коснувшись хлопковой ткани халата, девушка поежилась, – он ей не понравился. Грязную одежду в доме этого сноба носить явно было запрещено, а потому она осторожно приоткрыла дверь и выглянула в коридор, прислушавшись. Приглушенные голоса мужчин все еще доносились из кабинета, и она выскользнула наружу.
Лишь одна комната была незаперта, – что странно, – спальня. Мрачная, красивая, совсем неуютная. Большая кровать с толстым белоснежным одеялом и стройный ряд трех шкафов. Дарья дернула дверцу одного из них, и та не поддалась.
– Странно, – тихо буркнула она себе под нос и потянулась ко второму шкафу. Он оказался открыт. Внутри десятки костюмов в темных тонах. Ничего повседневного или домашнего. Перебрав уйму водолазок и рубашек, она вытянула самую приятную наощупь из последних и надела на обнаженное мокрое тело. Покрутилась перед большим зеркалом, чтобы убедиться, что ничего лишнего не видно, – Павел Сергеевич вряд ли оценил бы. И кто знает, как отреагировал бы красавец Бергман. Она все-таки приличная девушка.
Хлопнула входная дверь, и блондинка тут же поспешила в гостиную, мгновенно столкнувшись взглядом с хмурым Павлом.
– Что именно в словах: «можешь взять халат,» – ты не поняла?
– У вашего халата мерзкая ткань. Я такое даже при угрозе смерти не надену.
– Поэтому ты решила, что можно рыться в моих вещах и надевать мои дорогие рубашки?
– Вы еще и скупой?
– Еще?
– Около восьми из моих эпитетов вам не понравятся.
Волков вздохнул и прошел на кухню. Молча заварил кофе и достал из холодильника уже готовый омлет. Девушка уселась за стол и внимательно наблюдала за ним, пока перед ней не грохнулась тарелка, чудом не лишившись содержимого.
– Я могу быть полезной, – выпалила она.
– Чем? Создашь мне еще проблем с полицией? Мне пришлось на два часа дольше за тобой подчищать.
– Зачем приходил тот мужчина? – попробовав омлет, она взвыла от удовольствия. Он не воспринял это как комплимент, – лишь нахмурился сильнее, облокотившись о столешницу и сложив руки на груди.
– Тебя не касается. Объясни лучше, чего конкретно ты хочешь? Чтобы я изгнал из тебя демона?
– Да.
– Ты видишь на мне рясу или крест? Я похож на священника?
– Но вы ведь такой же как я.
– Не такой же.
Он не был одержимым. Дьявольская сущность струилась в его жилах вместо крови. Он не подчинялся – управлял. И жалкая девчонка с таким же жалким демоненком в подмётки ему не годились. Его выбор был осознанным и самым правильным за всю жизнь. Он понимал, в отличие от девчонки, какой это дар. Проклятие это лишь для идиотов, которые не сумели совладать с такой силой. И это точно не его проблемы.
– Так вы согласились? – подала голос Дарья, отодвинув пустую тарелку.
– На что? – он едва очнулся от размышлений и снова перевел взгляд на неё.
– Помогать этому красавчику-Бергману.
Как-то неопределенно мотнув головой, Павел забрал грязную посуду и опустил в мойку. Конечно, он согласился. Составить собственный психологический портрет с примесью косяков Дарьи, – что может быть интереснее. Забавная игра в кошки-мышки с лучшим другом, который наверняка раскроет дело сам. И если не подкинуть ему другую жертву, в тюрьму Волков, конечно, не попадет, но друга однозначно лишится. А этого, как ни странно, ему не хотелось.
Может, сдать девчонку?
– Я посмотрю, что с тобой можно решить. Только если не будешь мешаться под ногами.
– Я правда могу помочь, – блондинка вскочила из-за стола и, ловко юркнув между мужчиной и раковиной, принялась сама тщательно намывать тарелку, – и я не бытовой инвалид.
Павел удивленно хмыкнул и отступил на шаг, но все равно внимательно следил за её действиями, – если пропустит хоть одно пятнышко, он выкинет её вон.
– Что еще ты умеешь, кроме мытья посуды?
– Я программист.
– Работа нужна?
Ветер завывал, будто яростный крик Банши. Множился, заполнял собой все пространство, все громче и громче, пока не превратился в монотонный шум.
Голову сжимали тиски невыносимой боли, и измученный человек изо всех сил закрывал уши, жмурился, выл так тоскливо.
«Прими дар. Стань великим. Стань Величием,» – вкрадчивый голос пробрался под кожу, к самим органам, и сдавил что-то глубоко между ребрами.
Из-за туч выбрался краешек луны, осветив клочок земли у самого бескрайнего бушующего океана. Темные воды надвигались, манили к себе. И человек, открыв глаза, пополз навстречу пучине, царапая колени и ладони об острые ракушки. Пучина встретила теплыми объятиями.
«Милый, пора вставать. Без тебя весь мир рухнет, ты же знаешь.»
Нежные пальцы защекотали по щеке, и он отмахнулся, как от мухи, не желая выбираться из слишком сладкой дремы.
«Волков, я уйду без тебя. Всю жизнь проспишь.»
Он успел перехватить руку прежде, чем она вновь исчезнет, и снова прижал к лицу.
– Павел Сергеевич? – рука дернулась, и мужчина тут же распахнул глаза.
Морок развеялся: он уснул в офисном кресле, а над ним, взволнованно, застыла Дарья. Он все еще держал её руку у своей щеки и, почему-то, не мог отпустить.
– Ты что тут забыла?
– У вас клиент через пять минут. Вам снилось что-то хорошее?
– Мне уже давно не снится ничего хорошего, – он, наконец, разжал пальцы на тонком запястье и потер переносицу, – прости за это. И спасибо.
– Может, вам кофе? Вы какой-то помятый.
– Сделай два. Мой гость сегодня без кофе не справится.
Девушка кивнула и скрылась за дверью. Павел никогда не думал о том, что комната перед его кабинетом, рассчитанная на секретаря, когда-то будет задействована. Но это было самым удобным способом держать девчонку на виду и, при том, возыметь с этого какую-то пользу.
Она не обманула: старательно рассортировала клиентов в хитро выдуманной базе, настроила расписание и, ко всему прочему, готовила неплохой кофе.
Он успел сделать лишь глоток и размять затекшую шею, когда в кабинет зашла – почти заплыла – статная женщина в широкой шляпке и солнцезащитных очках. Она привычно обошлась без приветствия и, усевшись на диван, взяла подготовленную для неё чашку.
– О, дорогой мой Павел Сергеевич, это просто кошмар! – вымученно вздохнула она и стянула очки, – я чуть с ума не сошла!
– Елена, я почти успел соскучиться по вашей бесконечной тоске, – Волков подошел ближе, но остался стоять. По необъяснимой причине, ему нравилось, когда эта дама смотрела на него снизу вверх. И так она говорила намного охотнее, – вероятно, ей тоже это нравилось, – что же случилось на этот раз?
– Валечка, – она снова ахнула, – моя драгоценнейшая подруга…её убили, можете себе представить? Такая красивая, молодая. Еще и в участке пришлось проторчать почти весь день!
– Хотите сегодня поговорить об этом?
Вряд ли Елена хотела бы знать, что если бы не её длинный язык, Валечка всё еще была бы жива. Эту драгоценнейшую Валечку он искал так долго, что когда клиентка невзначай заговорила о ней, даже не поверил своим ушам. Настолько это было похоже на судьбу, невероятное стечение обстоятельств, что он едва ли не лишился стойкой уверенности в своей осведомленности об устройстве мира. Такая «судьба» его вполне устраивала.
Довольно забавно: Елена причитала о погибшей подруге рядом с двумя её убийцами. Господь Бог был отличным шутником, – Павел убеждался в этом не в первый раз.
– Нет, я хочу забыть этот ужас. Меня волнуют ставки. Я снова ввязалась в эту идиотскую авантюру. Муж в ярости.
– Мне всегда нравилось, как вы расставляете приоритеты, – он все же уселся в кресло, – когда это началось?
– Неделю назад. Я даже не заметила, как спустила два миллиона, – женщина покопошилась в сумочке и, достав пачку сигарет, зажала одну из них в пухлых губах, – кстати, а что за милая замарашка теперь сидит у вас перед входом?
– Родственница приходит практику. Способная девочка. Вернемся к вам. Как думаете, что могло спровоцировать такое поведение?
Она лишь пожала плечами, а он вгляделся в её лицо. Ясно как день. Муж снова загулял, назвав встречу с очередной малолетней любовницей командировкой. Его не было три дня, она заскучала и пошла с подружками в казино. Два в одном: развлечение и месть мужу тратой его кровных.
– Вы знаете, с кем он спит? – подтолкнув к ней пепельницу, спросил он.
– Черт, конечно, знаю! – она затянулась почти самозабвенно, едва не закашлявшись, и грубо вдавила бычок в стеклянное дно, – мелкая дрянь! Она его раза в три младше, можете поверить? Позор, им обоим.
– Может, стоит придумать другую месть?
– Какую?
Он качнул головой:
– Завести и себе молодого любовника? Больше пользы.
– Павел Сергеевич, – тон и взгляд её как-то слишком резко переменился. Он понимал, что это значит, – она думала об этом и сама.
Волков был мечтой для каждой, кто обнажал свою душу в этом кабинете. Женщины были слабы перед дьявольским искушением, особенно когда оказывались так уязвимы. С подобным сталкиваются многие психологи и психотерапевты, но его влияние стоило помножить на пару десятков.
Некоторые признавались честно. Кто-то долго и планомерно намекал, с каждым сеансом все сильнее обнажая самые привлекательные части тела. К их несчастью, его это мало интересовало, если не представляло личной выгоды.
А поскольку от Елены он добился необходимого и без соблазнения, он лишь снисходительно улыбнулся и покачал головой:
– Елена, будьте благоразумны. Я ваш врач.
– Мой дорогой, я уже говорила, что вы слишком хороши для врача. Это нечестно.
– Вы красивая, привлекательная женщина. Найдете кого-то более подходящего на эту роль.
– А то как же, – буркнула она.
Коварная идея блеснула где-то глубоко в подсознании:
– Вы ведь общались с детективом по делу вашей подруги?
– Да. Сущий ангел.
– Я так и думал. Он мой давний клиент. Могу заверить, ему было бы интересно познакомиться с вами поближе.
Это было ложью. Бергмана не привлекали такие, как она. Он любил молодых, с горячей кровью и милым личиком. Более того, зацикливался на одной мишени. И теперь мишенью была Дарья. Даже если она ему откажет.
Но упустить шанс поиздеваться над другом Павел не мог себе позволить. Он так и видел беспомощную улыбку Евгения, попытки найти пути отступления – просто отшить он себе позволить не сможет. Останется лишь терпеть флирт упертой Елены. Будет уроком.
Глава 3
Schlaf
«Любой бой изначально неравен. Мир гораздо сложнее черного и белого, и многогранность его определяет судьбы. Кто знает, за кем в конце концов будет победа?»
– Они думают, что мы, простые смертные, просто идиоты. Что могут со своих золотых гор смотреть, как мы захлебываемся в дерьме. И врать, бесконечно врать, улыбаясь в лицо.
Девушка суетилась. Ярость застилала глаза, а потому она металась среди вещей, роняя нужное и хватая бесполезное. Красивая бестия, мстительный дух, – она источала всю силу мира в своем хрупком теле. Может, еще одно нервное движение, и она сложит весь дом как карточный домик. Если пожелает. Но она лишь продолжала сокрушаться, наконец, выхватив из шкафа нужную юбку:
– Я хватаюсь за соломинку, но её снова обламывают. Как склизкие черви, извиваются, выпутываются. Но я чувствую, что близко, что вот-вот загоню их в тупик. Скажи, зря я затеяла все это? – она, наконец, обернулась к безмолвному слушателю.
– Ты мечтала об этом с университета. И я буду верить в тебя до последнего. Статья с твоим именем будет на каждой грёбанной газете, – он кивнул на обклеенную старыми вырезками стену.
Девушка облегчено выдохнула, усевшись на коробку несобранной тумбы. Здесь еще так много дел.
Замок поддался с трудом, – годы бездействия не прошли даром. С тихим скрипом открылась дверца шкафа, и бархатистый запах прошлого вынырнул наружу, поглощая те остатки самообладания, что теплились в груди.
Мужчина дернул плечом, как бы отгоняя от себя тоску, разборчиво выкладывая вещи на кровать перед нетерпеливой девушкой:
– На первое время. Ходить с тобой по магазинам у меня времени нет. А, судя по твоему внешнему виду, доверять выбор тебе не стоит.
– Чья это одежда? – Дарья перекатилась по ковру, точно кошка, и подползла к кровати, – откуда столько женской одежды? – она осторожно провела пальцами по бархатной ткани.
– Тебя это не касается.
– Если это вещи с ваших жертв, то я их не надену.
Павел осекся на полуслове, сжав одно из платьев в руках до треска, и опустился на край кровати:
– Это вещи моей жены.
– Оу, – голос девушки как-то неестественно дрогнул, – так вы женаты? А она не будет против, что я ношу её вещи?
– Ей уже все равно. Она мертва.
Она прижалась щекой к постели и коснулась его колена. Волков удивленно посмотрел на неё, но не двинулся с места, – хоть и странный способ сочувствия, но необходимый в первую очередь ей самой. Для него давно перестала существовать искренняя забота о ком-то, кроме себя самих. У людей так было принято, глубоко в подсознании, почти незаметно. Вся эта поддержка, соболезнования, похлопывания по плечу и грустные улыбки – лишь попытка избавить себя от чужой боли, случайно подхваченной.
Но Дарья продолжала глядеть на него полными тоски глазами и выводила пальцем витиеватые узоры на ткани его брюк. Это становилось почти неприлично.
– Что ты делаешь?
– Вас так хочется пожалеть. Вы холодный и вечно угрюмый, потому что вас никто не обнимал и не жалел. Можно вас обнять?
– Даже не вздумай.
Вопреки настоятельным просьбам и угрожающему выражению лица, девчонка взобралась с ногами на кровать, сминая под собой брошенную одежду, и крепко обвила руками мужчину со спины. Её холодный, как у щенка, нос уткнулся в его позвоночник, чуть ниже шеи, и он невольно вздрогнул. Для неё это было, как обнимать притаившегося хищника, и потому сцепленные на его груди ладони дрожали. Это раздражало даже больше, чем сами объятия, – так сильно, что он схватил её пальцы и сжал.
– Ты точно дурная, – тихо фыркнул он, на что она лишь захихикала как-то по-дурацки неловко.
– Та женщина, ваша клиентка, на самом деле назвала меня замарашкой?
– Ты именно так и выглядела. Поэтому будешь носить то, что я тебе дал.
– Она себя-то в зеркало видела? Престарелая, а красуется так, будто Моника Белуччи.
Волков не сдержал усмешки:
– Она решила, что я не прочь стать её любовником. Я послал её к Бергману.
Блондинка тут же отцепилась и удивлено заглянула в его лицо, навалившись на плечо:
– Правда? Не верю!
– Спросишь у него при встрече, – он попытался столкнуть её с себя – от хоть и небольшого, но все же ощутимого веса начинала ныть шея, – все, иди. У тебя теперь есть своя комната.
– Можно последний вопрос?
– Прямо-таки последний? Ты конвейер вопросов, – мужчина вздохнул, поднявшись с кровати, – давай сыграем в игру? Если ты задаешь вопрос, то я честно отвечаю и задаю свой. И, соответственно, наоборот.
– А в чем азарт?
– В том, что иначе я больше не буду отвечать на твои вопросы.
Конечно, это не было простым предложением глупой детской игры. Сделка с Дьяволом существует, и именно так обыденно её и заключают. Девочка попалась.
– Ладно, – она принялась собирать одежду, – задавайте свой вопрос.
Он еще раз внимательно оглядел её, цепляясь за все странные детали образа. Замарашка отличалась особой грациозностью, что никак не билось с внешним видом. Будто из приличной семьи с культурой и воспитанием её вышвырнули на холодную, суровую улицу.
– Кто твои родители?
– Они больше для меня не существуют, – в голосе прорезалась стойкая, застарелая ненависть.
– Почему?
– Им никогда не было до меня дела. Сдали в пансионат, требовали быть кем угодно, кроме самой себя. Когда я пришла с проблемой, – она ткнула себя в висок, – сдали в психушку. Решили, что я наркоманка и сошла с ума от порошка.
– Интересно, – задумчиво пробормотал Павел, снова запирая шкаф.
– Теперь мой вопрос. Почему вы закрываете этот шкаф?
– Чтобы никакие ненавистницы халатов не рылись в вещах моей жены.
– Давай, заходи. Я тебя не съем. Пока что.
Тонкий тюль под тяжелыми портьерами шелестел от сквозняка. В темной комнате зажегся огонек свечи. Затем еще одной. И еще. Ветер, пробираясь через оконную раму, свистел все тоскливее, навязчивее, будто предостерегал. Мужчина грубо сдвинул диван к стене, освободив место в центре гостиной.
– Что вы делаете? – девушка недоверчиво подступила ближе, но все равно держалась у двери, – словно сможет улизнуть, чуть что пойдет не так.
– Видит бог, не хотел я этим сатанизмом заниматься, – Волков пригладил волосы и еще раз оглядел комнату, – но мы же хотим помочь тебе?
Он опустился прямо на пол среди свечей и жестом указал ей место напротив. Она послушно села, и взгляд тут же зацепился за потертое старое зеркало перед ними и миску с водой.
– Что это?
– Давай руку, – Павел протянул ладонь, и она вложила в неё свою – дрожащую, – всего лишь капля крови, не умрешь, – нож в его руке угрожающе блеснул под огнем от свеч.
– Не надо! Я не хочу! – вскрикнула она, попытавшись освободиться, но он лишь крепче сжал её запястье и ткнул лезвием в указательный палец. Капля крови упала в воду, расплывшись кривым пятном по поверхности, – что вы хотите сделать?
– Если твой дружок не идет навстречу, мы сами его вытащим.
– Пожалуйста, не надо, – она в ужасе отползла и прижалась спиной к дивану, – это ужасный план.
– Ты хочешь избавиться от него? – он повторил то же со своей кровью и опустил ладони в порозовевшую жидкость, – тогда придется потерпеть.
Все звуки таяли, как отступающее эхо, оставляя за собой звенящую тишину. Огоньки на фитилях задрожали в такт протяжному шёпоту, будто нереальному, раздающемуся одновременно ниоткуда и отовсюду.
«Не во имя Отца, не во имя Сына и Святого Духа»
Кап-кап. Слезы осыпались на паркет. Страх, ужас, ненависть – все сливалось воедино в маленьком, хрупком теле. Она продолжала молить, так тихо, так громко – теряясь в пугающем шёпоте, не понимая, шепчет он или уже она. Вкрадчивый голос сжимал голову тисками, до адской боли и зуда в зубах.
Кап-кап. Слезы перемешивались с кровью из носа или, может, кровь лилась из её глаз вместо слез. По украденной белой рубашке расплывались багровые пятна. Она выла и стонала, лишь бы он остановился, лишь бы замолчал.
«Открывай, показывай. Поговорим»
Волков глядел точно в душу, чужим взглядом из-под хмурых густых бровей. От тьмы в его глазах бросало в жар и холод, из стороны в сторону. На лице пролегла тень, и губы растянулись в зловещей улыбке.
Он едва наклонил голову, а она перестала дышать и моргать. Её будто приковало к нему, к его взгляду, к его лицу. Воздуха не осталось.
«Заходи. Разумом завладевай и телом. Овладевай руками, овладевай ногами, головой. Через кровь заходи»
Все снова стихло. Мужчина прикрыл веки лишь на мгновение, перевести дух. Когда открыл, на него смотрели уже чужие глаза. Похожие на его собственные.
– Давай говорить, – прохрипела Дарья.
– Ну здравствуй. Зачем девчонку мучаешь?
Она расплылась в улыбке, едва сдерживая смех:
– Тебя хотела. Повидаться.
– Представиться не хочешь?
Блондинка дрогнула, вглядываясь в его лицо. Рваными движениями подползла ближе. Горячим дыханием обдало щеку – она коснулась губами его уха:
– Наамара.
– Может, ко мне пойдешь? – повернувшись к ней, шепнул он.
Они были слишком близко. Её отрывистые вдохи, дрожь в теле и едва слышное биение сердца отдавались в нем резонансом. Два маятника, так похожих, но двигающихся в разных амплитудах.
– Нет, не хочу, – протянула она, мазнув носом по его щеке, – мне в ней нравится. Она слабая, подчиняется. И её маленькое сердечко так забавно бьется рядом с тобой. Я хочу еще поиграть.
– Не заставляй меня делать это силой.
– А ты попробуй, – её голос сорвался в рык.
«Приказываю, давай, полностью отпускай. Во имя Дьявола, отпускай»
Хрупкое тело затрясло сильнее прежнего. Подобно змее она принялась извиваться, шипеть. Дрянь сопротивлялась.
«По рукам, по ногам скидывай. В зеркало отпускай»
– Да что мне твое зеркальце? – захохотала она.
– Тебе пора, – Павел зачерпнул воды из миски и провел по её лицу.
Кап-кап. Еще пара соленых капель скатились по влажной щеке. Вернулась Дарья, измученная и ослабшая.
– Я так больше не могу. Ты избавишь меня от этого? – всхлипнула она, уткнувшись ему в плечо.
– Её зовут Наамара. И сама уходить она не хочет. А я, повторяю, не священник.
Пахло пылью. Были времена, когда Павел любил библиотеки, – когда органы чувств не работали на пределе. Сейчас же он так отчетливо ощущал тухловатый запах старости, слышал шелест бумаги и невнятное бормотание, и, ко всему прочему, видел то, что его глазам не предназначалось, и потому находиться здесь теперь стало невыносимо.
Он прошел мимо скучающего библиотекаря вдоль высоких шкафов и миллиона букв к самым старым архивам. Несмотря на все приобретенные знания в области демонологии и древних мифов, о Наамаре он не знал ровным счетом ничего. И приятель, отсиживающийся где-то в области темечка, ничем не помог. Конечно, он не рассчитывал найти нужную информацию в первой попавшейся книге, – он здесь не за этим.
Вытянув пыльную книгу, он поморщился и достал салфетки. На очищенной обложке проступила надпись:
«Онтология преисподней. Михаил Соломонович Бергман»
– Случайности не случайны, – тихо усмехнулся Волков.
Записав книгу на свое имя, он вышел из библиотеки и набрал номер детектива.
– Апокалипсис наступил? Куда бежать?! – раздался крик на том конце провода.
– Обострение? Тебя записать на терапию?
– Иначе ты бы не звонил. Разве что мир вот-вот рухнет, – Бергман рассмеялся, – что случилось?
– Не хочешь познакомить меня со своим дедушкой?
– Я думал, в наших отношениях до знакомства с родителями еще далеко. Или ты собрался жениться?
– Ты не говорил, что в твоем роду есть ученые. По тебе не читается.
– На этот раз прощу подобную грубость. Зачем тебе сдался мой дед-ученый?
– Мой пациент считает, что одержим демоном, – соврал он, – а я наткнулся на книгу твоего деда.
– Ладно, завтра после работы заеду за тобой. А ангелочка твоего с собой возьмем?
Павел скользнул взглядом в сторону девушки, которая послушно ждала его на ступенях крыльца:
– С чего ты взял, что я от неё не избавился?
– Сердце чует, болит.
– Бергман, твое сердце однажды тебя погубит. Не будет твоего ангелочка. Бросай это.
Он сбросил звонок и подошел к блондинке, которая тут же вскочила на ноги и отряхнулась:
– Я устала стоять. Не убивай за испачканные штаны.
– Главное, чтобы ты в испачканных штанах моих клиентов не встречала. В остальное время мне все равно. Держи, – он вручил ей книгу, – изучишь вдоль и поперек до завтрашнего вечера.
– А ты?
– А я завтра поеду к автору.
Она прочла имя:
– Чего? Бергман? Родственник твоего друга?
Вчерашний сеанс по какой-то причине убедил девушку больше не обращаться к нему на «вы». С одной стороны, он больше не ощущал себя престарелым профессором рядом с ней. Но, с другой, это было одним из признаков их сближения, которого ему совсем не хотелось. Хотя этого и стоило ожидать, оставляя её жить в своем доме. Главное, чтобы дальше тыканья не зашло, – такого он точно не переживет.
– Случайности не случайны, – снова повторил он, скорее убеждая в этом себя, – не город, а большая деревня.
– Вот бы и дальше все так хорошо складывалось.
– Ничего еще не сложилось, – он открыл дверь пассажирского сидения, – поехали, у меня клиент после обеда.
– Что за клиент? – усаживаясь в машину, хмыкнула Дарья, – он сумасшедший? Несчастный? Какой-нибудь сноб?
Павел Сергеевич страсть, как любил свою работу. Так было всегда. Но в те времена, когда он еще был счастлив и любим, именно с карьерой не складывалось. Он работал на полставки в плешивой каморке в подвале государственной клиники и выслушивал душещипательные истории о психосоматической боли и мании преследования. Раз в месяц к нему приходил отмечаться парнишка лет семнадцати, который своими силами слез с опиатов. Чтобы не сорваться снова, как прижмет, он шел к Волкову и просто делился всем, о чем переживал и думал.
Парнишка этот оказался смышленым и бойким, и больше всего мечтал получить высшее образование. А через семь лет он появился на пороге его нынешнего кабинета, еще не до конца обустроенного, в дорогом костюме и с ключами от новой иномарки. Павел узнал его сразу – в глазах горели былые травмы и азарт. Уже третий год он посещал сеансы, как тогда, раз в месяц, хотя, казалось, ему это больше не нужно.
– Думаю, он тебе понравится.
Иван не изменял своим привычкам и всегда был очень пунктуальным. Но, когда зайдя в обычно пустующую приемную, увидел сидящую за столом девушку, застыл на месте.
– Здравствуйте. Вы по записи? – её тонкие длинные пальцы застучали по клавиатуре, а вежливая улыбка озарила хорошенькое личико.
– Да, по записи, Иван, – едва выдавил он из себя и подошел ближе, – а вы? Давно здесь работаете?
– Я Дарья, буквально пару дней.
От сердца почему-то отлегло, будто, упусти он её хотя бы на неделю дольше, жизнь бы потеряла смысл.
– Очень рад познакомиться, Дарья.
– Взаимно, Иван. Можете проходить, Павел Сергеевич ждет вас.
Он кивнул, но с места не двинулся, и ей пришлось снова поднять на него взгляд. Молодой, смазливый, высокий – в самый раз для девочек-подростков. Ей бы он, может быть, тоже понравился, не будь у неё одной огромной проблемы с именем Наамара. Сейчас её волновали только она и загадочный зануда Волков. Но она улыбнется ему еще раз, чтобы не расстраивался.
– Чего-то желаете? Воды, кофе?
– О, нет, благодарю, – он, наконец, отмер и поспешил в кабинет, где его уже ждал психоаналитик с довольной улыбкой – именно на это он и рассчитывал.
Павел забыл уточнить один важный факт об Иване: он был следующей целью в его муторном расследовании. Ему очень бы хотелось обойтись без этого, но, поскольку Дарья лишила его важного свидетеля, ей придется отдуваться. А Иван слишком уж ему нравился, чтобы разбираться своими нелицеприятными методами.
– Вижу, вы уже познакомились с моим секретарём, – усмехнулся он, пожимая рассеянному гостю руку, – все в порядке?
– Молю, скажите, что её сердце свободно!
– Такой информацией я не располагаю, извините. Но, если что, я могу нарушить вашу конфиденциальность и поделиться с ней номером телефона.
– Ради Бога, хоть всю мою подноготную ей раскройте. Только дайте мой номер, – Иван уселся на диван и потер разгоряченный лоб, – чувствую себя мальчишкой.
– Со всеми бывает.
Если речь об одержимых. Волков не был до конца уверен в её чарах, пока не познакомился с Наамарой. В тот самый момент стало совершенно очевидно, почему на ней так помешался Бергман, и что это можно будет использовать в своих целях. Раскрывать ей все карты не хотелось, но теперь это необходимо.
– Угостите бокальчиком своего Макаллана?
– Как сильно меняются вкусы, когда появляются деньги, не правда ли? – Павел открыл свой обожаемый бар и пробежался взглядом по бутылкам. Многие из них он бы не купил сам, но вкусы благодарных клиентов сильно влияли на ассортимент. Некоторые бутылки были просто верхом снобизма и выпендрежа, – и именно их он любил пробовать с Иваном. Бутылка Макаллана стоила полмиллиона, и половину от цены явно составляла сувенирная коробка. Но виски этот оказался действительно вкусным – с древесными нотками и дымным ароматом.
– Это вы меня подсадили на такую роскошь. Не вините мои деньги.
– Мы с вами оба помним, с чего начинали, – он подал ему бокал и сел напротив, – итак, что расскажете сегодня?
– Кстати, вы удачно подметили. Несмотря на то, что окружение теперь новое, ценности мало поменялись. В светских кругах очень увлекаются запрещенными веществами. Игнорировать это невозможно.
– Мы уже обсуждали, что триггер не заставит себя долго ждать. Расскажите поподробнее.
– О, с превеликим удовольствием, – Иван жадно отхлебнул из стакана и выдохнул, – к вам не пробиться, – я держал все это в себе две недели. Вам знакомы вечеринки на яхте?
– Не бывал на подобных мероприятиях.
– Сливки города собираются на трехпалубной яхте, повеселиться, отвлечься, обсудить дела. Вечеринки эти проходят достаточно часто, но я был на ней впервые. Я будто оказался в своем кошмарном сне, – тот же притон, но дороже в несколько миллионов раз. Они забавляются с девушками, на столах – килограммы порошка и литры дорогого алкоголя. И все это под светские беседы и плеск волн. Можете себе представить, меня почти силой уговаривали на «дорогу».
– Кажется, вечеринка вам не очень понравилась, – Волков покачал головой, записав пару строчек в блокнот: «пробить гостей яхты», «достать приглашение?».
– И ведь не сбежишь! Прыгать в воду, что ли? Я забился в какую-то каюту и просидел там до рассвета. А как сошел на берег, готовый целовать землю, пара моих приятелей стали настоятельно звать меня на следующий заплыв.
– Что вы испытали?
– Я еще сутки отходил от непреодолимой тревожности и боли, как при ломке.
– Сейчас лучше?
– Да, но перед глазами постоянно картинки, снова и снова прокручиваются. Что бы было, согласись я. Как бы перевернулась моя жизнь. В кого бы я превратился.
– То, что вы не согласились, уже признак того, что вы перебороли зависимость. Остаточные симптомы – чисто психологические. Мы не могли их проработать, потому что не подозревали. Вы не контактировали с наркотиками сколько? Семь лет, если я не ошибаюсь. С того самого момента, как бросили и заявились в мой скромный первый кабинет. Теперь нам есть, с чем работать.
– Вы, кажется, мой ангел хранитель, Павел Сергеевич.
– Ну, как тебе Иван?
– Ванюша? Довольно милый.
– Тебе придется его соблазнить.
Блондинка едва не подавилась курицей, подняв шокированный взгляд на мужчину:
– Ты с ума сошел? Решил взять на себя роль моего сутенера?
– За косяки придется платить. К тому же, в этом ты сама виновата. Я не хотел приплетать его, и у меня была отличная кандидатура на его место. Но ты её убила.
– И почему ты сам не разберешься с ним?
– Потому что он мне нравится. Если с ним буду работать я, велика вероятность, что он этого не переживет.
– А что я могу?
– Твои невероятные чары могут. Если ты думаешь, что одержимость – лишь проклятие, то ты глубоко ошибаешься.
– Хочешь сказать, у меня появилась супер-сила?
– Что-то вроде того, – он забрал у неё пустую тарелку и, бросив в раковину, обошел стол, – вставай, я тебя научу.
Она нервно усмехнулась и поднялась за ним. Выпускать Наамару на волю ей совсем не хотелось, но перечить Волкову – еще больше. К тому же, кто откажется узнать о своей сверх-способности? Только идиот или трус. А она себя такой не считала. Не хотела, и чтобы он считал.
– И что мне надо будет сделать?
– Плёвое дело. Ты его очаруешь, – он загнул один палец, – отведешь в укромное место, – еще один, – и задашь всего два простых вопроса. Знает ли он необходимого нам человека, и может ли добыть два пригласительных на вечеринку на яхте.
– И он, прямо-таки, все мне выложит?
– А теперь учись.
Павел шагнул ближе, и ей пришлось запрокинуть голову, чтобы видеть его лицо. Дарья заметила, насколько тонкая его бледная кожа, – казалось, что она обтягивает череп, – настолько сильно выделялись скулы и подбородок. Глаза, которые словно заглядывали в самое нутро, недобро блеснули. Пара родинок на щеке, почему-то, показались очень привлекательными.
Он наклонился к её лицу:
– Скажи мне, чего ты желаешь? – шепнул он прямо ей в губы.
– Испортить тебе прическу, – выдохнула она в ответ.
– Испорть, – он склонил голову, и она против воли потянула руку к черным волосам. Провела от лба к макушке, путая пряди между собой, но он вдруг перехватил её ладонь и приложил к своей щеке, – мне нужна твоя заветная мечта.
– Обнять маму, – её голос надорвался.
– Отомри, – тихо хмыкнул он, и она тут же отшатнулась, как от удара током:
– Что это было?
– То, что можешь сделать и ты.
Глава 4
Es
«Чувства образуют прорехи в защитной оболочке. Эти дыры невозможно залатать, сшить, склеить. Они становятся частью жизни, пропуская через себя весь мусор. Умный не чувствует ничего.»
За окном кривыми пятнами пролетали высотки. Было в этом грязном городе что-то далекое, теплое. Будто когда-то он был солнечным, светлым городком, вроде тех поселков у моря с палисадниками и разноцветными крышами. А потом он вдруг растянулся, зарос кирпичом и серостью, стал холодным и безжизненным. Но чувство, заблудшее среди каменных джунглей, еще иногда напоминало о себе – оставляло намеки.
– Осталось ли в этом месте хоть что-то святое? – задумчиво протянул Павел, уткнувшись лбом в стекло.
– А ты стал праведником? – Бергман огляделся на перекрестке и надавил на педаль газа, – как святой полицейский, заявляю – да, осталось.
– Святые полицейские не катят к малолеткам.
– Это светлое чувство. Кстати, о малолетках. Я пробил, как ты просил.
– И что интересного поведаешь? – он впервые за всю дорогу повернулся к водителю.
– Да ничего особенного. Дочь семейства Ждановых. Нефтеперерабатывающая промышленность. Полгода назад заголовки пестрили статьями о том, что они упекли её в дурку, отделение наркозависимых.
– И как она оттуда вышла?
– Была доказана вменяемость – отпустили. Но домой она так и не вернулась. Больше с родными не контактировала, насколько мне известно.
– Странная история.
– Так, а тебя с ней как судьба связала? Что ей нужно?
– Психологическая помощь. Видимо, зерно сомнения о собственной вменяемости все же было посеяно. Было сразу ясно, что из приличной семьи, но такой вид – стало жалко. Еще и караулила меня не один день.
– Я бы такой бедняжке точно отказать не смог.
– Не сомневаюсь. Ты, кстати, получил мой подарок?
– Какой? – брюнет бросил на него мимолетный взгляд и вдруг ударил ладонями по рулю, – о, нет, стой, не говори! Я знаю! Та бесстыдница за пятьдесят – твоих рук дело?
– Рад, что тебе понравилось.
– Ты просто ужасный друг! Она флиртовала со мной прямо в участке! Еще минимум месяц насмешек от бывших коллег. Думаешь, я это вынесу?
– Ты сильный мальчик, переживешь.
Они выехали за линию города, и Волков невольно отвлекся на уходящие конусами в небо сосны.
– Можем остановиться?
– Зов природы?
Машина затормозила у обочины. Он вылез, и аромат леса тут же ударил в голову сладкой негой. Птиц слышно не было – только шелест иголок и стрекотание насекомых где-то далеко от дороги. Он почти успел забыть, каково это – чувствовать такой покой и свободу. Каково это – ощутить что-то кроме запаха бензина и тоски.
Если бы не три небоскреба пошлого металлического цвета, из окна офиса он мог бы увидеть хотя бы очертания леса. Но мерзкий город перетягивал все внимание на себя, засасывал в пучину урбанизма – нагло, навязчиво.
Идея построить дом где-то здесь, на опушке, невольно засела в мыслях. Но только когда все это закончится. И, возможно, именно тогда он снова сможет пустить кого-то в свое сердце и даже завести детей. Однажды это точно случится.
Он вернулся в машину, и весь оставшийся путь прошел в тяжелой тишине, что с Бергманом было редкостью. Но Павел был благодарен, что тот не стал молоть языком без повода. Может, просто понял, что это сейчас будет лишним, или погряз в собственных мыслях, – черт его знает.
Дом Михаила Соломоновича оказался одиноко стоящим на окраине поселка в лесополосе, километрах в десяти от города. Ровно отшлифованный сруб, окошки со ставнями, – словно из сказки. Человеку, изучающему демонов, подстать.
– Дед? Ты тут? – приоткрыв скрипучую дверь, крикнул Бергман, и в ответ послышалось недовольное ворчание:
– Взбалмошный, лишь бы поорать, – шаркая, на пороге показался бодрый старичок в вельветовом халате, – где мне еще быть, когда ты позвонил и потребовал ждать гостей?
– Кто тебя знает? Опять умотал бы в лес, ищи-свищи, – он кивнул в сторону Павла, – знакомьтесь, мой психоаналитик и отличный друг, Павел Сергеевич Волков.
– Рад познакомиться, – Бергман-старший пожал протянутую руку и пригласил гостей в дом.
Внутри было еще живописнее – иконы на деревянных стенах, ковры и шкуры на полу, запах печной золы и хлеба. Слишком живые, естественные запахи, – настолько, что даже потемнело в глазах.
Волков внимательно оглядел иконы в золотых рамах и не сдержал улыбки. Если дедуля так защищался от демонов, то экспертом его вряд ли назовешь. Но, на данный момент, любая информация была важна – хоть сколько-нибудь достоверная. Поэтому он лишь сдул пылинку с оправы и прошел в гостиную.
– Итак, Павел Сергеевич, психоаналитик. Что могло понадобиться такому, как вы, у меня?
– Мой пациент утверждает, что одержим демоном. Я бы хотел узнать, известен ли вам тот, о котором он мне упомянул.
– В таком случае, я внимательно вас слушаю. Мальчик мой, – он глянул на внука, – поставь чайник. Угости друга чаем.
Бергман скрылся на кухне, пока его дедушка, кряхтя, усаживался в кресло. Павел сел на диван напротив.
– Наамара. Знакомо ли вам её имя?
Его глаза блеснули:
– О, конечно. Я слышал о ней интересную легенду. Мол, около трех веков назад, одного торговца постигла неизвестная хворь. Врачи утверждали, что это зараза откуда-то из-за моря, куда он ездил с товарами, потому излечить его не могли. Да вот, только, он немного поболел, и вдруг встал на ноги, бодрее, чем прежде. Собрал вещи и, бросив жену и детей, отправился в дальний путь. Куда шел – черт его знает. А через год был замечен на другом конце земли, с протертыми в дыры ботинками. Говорили, шел пешком все это время. Замечен, потому что стал ни с того, ни с сего, исцелять людей. Лечил, решал какие-то проблемы и склоки местных, вроде даже предсказывал будущее. Но была у него одна неприятная черта – соблазнял девушек, юных, зрелых, – всех, что попадались на пути. Все тонули в его очаровании, отдавались, а после сокрушались, мол, очаровал, заколдовал.
– Интересно, – Волков оставил в блокноте заметки, – и что дальше?
– Умер неожиданно. Взял, да повесился. Нашли его дневник. Письма безумца. Писал, что одержим кем-то по имени Наамара. Что он попал в её оковы, когда взялся на рынке за какой-то старинный предмет. Что в этот же момент все потемнело, а когда очнулся – уже стоял на пороге своего дома. За тысячи километров.
Мужчина нахмурился, вспоминая историю Дарьи о своем знакомстве с Наамарой. Пока все сходилось. Кроме проклятой книжки.
– А ничего про некую книгу не известно?
– Вы и без меня осведомлены? – старик удивленно приподнял бровь, – что ж, было и такое. Он сказал в дневнике, что она вынудила его написать книгу, – на незнакомом ему языке, вроде, она диктовала или даже управляла его руками, – что-то похожее на какие-то заклинания. И что он спрятал её где-то на своем годовом пути.