Читать онлайн Акума

– Кэп, когда мы уже нормально поедим?

– Радуйтесь тому, что есть, Ганс.

– Вот тебе на, столько лет вместе, и на вы? Кэп, кто-то встал не с той ноги?

– Ганс, оставь капитана в покое, ты же знаешь, что он всегда не в настроении после сна в криогенной кровати.

Ганс прыснул и изо рта у него потекла жижа.

– Ой, не могу… «криогенная кровать».

– Это… морозное ложе…

Ганс уже содрогался в конвульсиях от смеха.

– Прекрати, я больше не могу…

Это забавно, я тоже не могу сдержать смех.

– Хотя бы настроение капитану поднял, телекинетик… Это называется – криогенная капсула, а процесс – гибернация. Правильно говорить – у капитана плохое настроение после гибернации.

– Да у меня уже хорошее настроение. Но еда, правда, не очень вкусная. Я тоже терпеть не могу синтетическое питание, но ты сам понимаешь, что оно не портится.

– Лучше уж тогда я съем свой медицинский халат, он и то вкуснее… а еще лучше… слушай… – Ганс переходит на шепот, – у нас на корабле много мяса, пушечного мяса…

Ганс хохочет.

– Как цинично…

– Сам же смеешься.

– Признаюсь, смешно, но только ребятам не говори, все же они и правда могут умереть. Все-таки на войне.

– А у меня кое-что есть…

Фарух показывает батончик Сникерсаунти.

– Где ты его достал?! – кричит Ганс, – хитрый индус!

Вкусовые сосочки твердеют, рот наполняется слюной.

– Живо дай сюда! – кричит Ганс, – я готов убить за конфету! И я не шучу! Хочешь проверить?!

– Фарух, – говорю я, – отдай конфету мне, это приказ!

Фарух медленно снимает обертку и воздух наполняется приторным ароматом нуги и шоколада.

– Разделим на троих, – говорит Фарух, – но только ты, Ганс, перестанешь называть меня телекинетиком и индусом…

Ганс говорит:

– Прочитай мои мысли…

Фарух кладет сникерсаунти на стол.

– Чего ждем? – спрашиваю я.

– Так а нож где? – спрашивает Фарух.

– Так а ты раздели ее силой мысли, – говорит Ганс.

Ганс хохочет, и я тоже.

– Нет, ну я так не хочу – говорит Фарух, – я вам конфету, а вы…

Я достаю армейский нож из кармана не бедре. Ножик с лезвием как ладошка. Я разделяю конфету на три части, два аккуратных надреза и всем достается поровну.

– Спасибо, Фарух, – говорит Ганс, – я всегда знал, что вы… ну эти… в общем хорошие люди.

– Спасибо.

– Не за что, Кэп.

Мы жуем конфету. Ганс напрягает желваки на висках, причмокивает и его худые щеки становятся более впалыми. Он облизывает тонкие губы, собирая остатки шоколада, проводит языком по светлым усикам. На худой шее выпирает большой кадык, который падает вниз и возвращается обратно. Он морщит длинный прямой нос, уставший от постоянного ношения маленьких круглых очков. Очки бликуют от яркого искусственного освещения. Он наклоняет голову и блики исчезают, я чувствую пронзительный взгляд голубых глаз. Длинная блондинистая челка падает на лицо засаленной прядью, и он заправляет ее за ухо.

– Что? – спрашивает Ганс.

– Ничего, – говорю я.

– Все равно, не пойму, – говорит Фарух, – Зачем нам тратить столько времени на гибернацию, если мы можем использовать гиперпрыжок.

– Потому, что гибернация – это химический процесс, – говорит Ганс, – а гиперпрыжок – это физический.

– Мы бы могли долететь за один день, а не за сто лет, если бы использовали гиперпрыжок.

– Смотри, при гибернации ты просто спишь, все процессы в организме замедляются и старение в том числе – это безопасно, а гиперпрыжок – нет.

– Мы бы уже успели прилететь в систему KW Стрельца, захватить ее и вернуться назад, а теперь все наши родные уже давно мертвы.

– Верно, – говорю я, – у моих детей уже внуки.

– При гибернации, – говорит Ганс, – ты останавливаешься, а вся вселенная живет и умирает, таков закон природы. А при гиперпрыжке вся вселенная останавливается, а ты живешь и умираешь.

– Не слышал я, чтобы при гиперпрыжках кто-то умирал, – говорит Фарух.

– Такое случается очень часто, поверь, ты как-будто бросаешь кубики и надеешься, что выпадет дубль. Замедляться лучше, чем ускоряться, если говорить о времени и пространстве – это безопаснее.

– Ладно, убедил, все равно, мне как-то тоскливо от этого.

– Кое-что у меня для вас есть, – говорит Ганс.

Он достает из кармана медицинского халата пузырек мутного цвета с белой крышкой. Откручивает крышку и высыпает три пилюли красного цвета на стол.

– Мне тоже тоскливо, – говорит Ганс, – пытался поднять всем настроение по другому, но не вышло.

– Что это? – спрашиваю я.

– Синтетический морфоид, снимает СТЗ – синдром тоски по Земле.

– Да знаю я, что такое СТЗ. Я уже принимал сегодня морфоид.

– Я тоже, это ведь обязательно.

– Ну а вам не кажется, – говорит Ганс, – что он слабо действует?

– Да, он практически вообще не действует, – говорит Фарух, – человек должен жить на Земле, а без нее он умрет, и если не физически, то ментально точно умрет. Вы не телекинетики, а я точно знаю, чувствую, насколько сильна телепатическая связь между человеком и Землей. Она нас зовет! Вы слышите?!

– Чего же ты тогда ее бросил?.. Землю…

Фарух хмурится и берет пилюлю, я тоже беру.

– Это моя последняя разработка, – говорит Ганс, – немножко добавил одного, убрал другого и синтезировал улучшенный морфоид. Эффект сильнее, побочка слабее. Не благодарите.

– Так это что – домашний наркотик, кустарного производства? – говорю я, – испытания на животных хотя бы проводились?

– Нет, мы будем первыми подопытными кроликами, – смеется Ганс.

– Клинические исследования? Минздрав?

– Минздрав не одобрил, – смеется Ганс.

– Я, как капитан коробля должен изъять все, и направить отчет в главный штаб.

– Моя собственная разработка, столько лет исследований, а минздрав взял и не одобрил, – Ганс плачет и закидывает пилюлю в рот.

– Сначала проверю качество, а потом проведу изъятие, – говорю я и закидываю пилюлю в рот.

– Земля нас зовет… Земля меня зовет… И чем дальше я от нее, тем громче она кричит… Пусть она замолчит, – шепчет Фарух и закидывает пилюлю в рот.

Слышу шипение громкоговорителя. Цифровой заедающий и зависающий, имитирующий человеческий мужской голос говорит:

– Капитан, явитесь в командный центр, пришло сообщение из главного штаба.

– Привет, Боб! – кричу я.

– Привет, кожаный ты ублюдок.

Мы смеемся.

Я иду по длинному коридору в командный центр. По бокам – иллюминаторы. Они закругляются сверху, создавая некое подобие трубы из стекла. Если выключить свет, то может показаться, что я иду среди звезд, но искусственный свет всегда светит, и светит так ярко, что отражается от стекла и мне кажется, что я иду по длинной трубе из зеркал.

Почему-то труба кажется мне очень длинной, она сходится в одну точку на горизонте. Я иду, но точка все не приближается. Видать, Ганс синтезировал крутой морфоид, нужно его изъять. А пока что я занимаюсь тем, что наблюдаю себя в движении. Так-то я большой мужчина, любимец женщин и серьезный противник для врагов, зеркала не врут. Уверенная походка, каждый шаг наполнен силой и глухим звуком удара берцев о металл. Уверенность в каждой складке армейских штанов, при движении. Уверенность в ноже на бедре и в бластере на поясе. Я выхватываю нож и пистолет. Делаю выпады ножом и угрожаю бластером. Видать, меня сильно накрыло, но я чувствую себя превосходно. Каждый выпад заставляет набухать и раздуваться мышцы на плечах. Каждый выпад проявляет рельеф бицепсов и освещает контуры трицепсов. Грудь напрягается и белая майка натягивается, собирается в складки, закрывая пресс. Густые волосы выбиваются из майки на груди, покрывают предплечья, а на плече набита татуировка – земной шар и надпись: «Наш исток».

Я нахмурился и посмотрел грозно в свои голубые глаза.

– Это ты мне? – сказал я низким хриплым голосом и поморщил длинный, прямой нос, – нет, это ты мне? – прорычал я.

Морщины между бровями углубляются, глаза прищуриваются и губы становятся тонкими, как проволока. На голове торчит ежик коротких волос, подстриженных под два миллиметра, но уже успевших отрасти.

Зачем-то я отрастил бороду, которая уже достигла в росте до груди.

Я остановился, положил нож в карман, а бластер в кобуру, почесал бороду. Вообще, солдаты не должны носить бороду. Я не люблю бриться, бритва всегда оставляет порезы и раздражение, но на поле боя борода мешает. Нужно побриться.

Я поворачиваю голову в ту сторону, откуда пришел и вижу бесконечно длинный зеркальный коридор, поворачиваю в другую сторону, в ту, куда мне нужно прийти и вижу бесконечно длинный зеркальный коридор… и точка на горизонте. Я иду в командный центр.

Свет начинает мигать и гаснет, вот об этом я и думал только что, теперь кажется, что я иду среди звезд. Волноваться не о чем, такое бывает на корабле.

– Кэп, – говорит Боб по громкоговорителю, – небольшая элетромагнитная буря… буря… буря… волноваться… волноваться… не о чем.

– Тебе не нужна магнитная буря, чтобы зависать, как Виндовс 98, Боб.

– Да иди ты к черту, кожаный ублюдок.

Поскорее бы уже узнать, что ответили из штаба.

Месяц назад по земному времени нам поступило сообщение СОС, отправленное с исследовательской станции Акума, которая находится на орбите черной дыры Стрелец А, которая находится прямо в центре галактики Млечный Путь. Тогда Боб вывел офицерский состав Медеи из гибернации для того, чтобы мы прослушали сообщение и приняли решение на счет Акума. Но когда мы проснулись, то обнаружили, что Медея отклонилась от заданного курса и отделилась от эскадрильи, которая направлялась в солнечную системуKW Стрельца. Я не могу сказать, что это частое явление, но все же такое случается, время от времени. Млечный путь огромен, время бесконечно, а искусственный интеллект несовершенен, впрочем, как и настоящий.

Звездный коридор закончился. Дверь в командный пункт разъехалась. Я вхожу внутрь. Мне отдают честь оба пилота Медеи.

– Вольно.

Я подхожу к лобовому иллюминатору, который открывает обзор космического пространства, практически, на все 360 градусов.

– Боб, включи сообщение из главного штаба.

Звездный космос сменяется экраном на иллюминаторе. Сквозь помехи и рябь на меня смотрит мужчина в кителе и с фуражкой.

– Здравия желаю, товарищ капитан Владимир Космов. На связи Земля. Я – генерал Джон Джонсон. Мы получили ваше сообщение. Приказываю вам отправиться на Акума. Ваша задача – разведать ситуацию. Узнайте, что там происходит и немедленно доложите в главный штаб. Я вам сообщу всю информацию о ситуации. Акума перестала отправлять отчеты на Землю около четырех месяцев назад. Любая связь с Акума полностью утеряна уже два месяца. На запросы из штаба Акума не отвечает. Еще два месяца до этого мы получали лишь стандартные отчеты составленные искусственным интеллектом. Ничего странного в них не обнаружено.

Очень хорошо, что вы отделились от эскадрильи и находитесь сейчас в секторе Стрельца А. Акума является важнейшей исследовательской станцией Земной Федерации. Для Земли она в приоритете. По возможности, решите возникнувшие проблемы на Акума. Разрешено применение оружия.

Повторяю. Приказываю разведать ситуацию на Акума и отправить отчет на Землю. Конец связи.

– Что будем делать, капитан? – спрашивает первый пилот.

– Летим на Акума. Ты же слышал приказ.

– Есть, капитан. Задать координаты?

– Погоди.

– Что, капитан?

– Как у тебя дела, Ваня?

Ваня – молодой пилот, в обтягивающей космической униформе и со смешными длинными усами. Неуставное общение требует времени, чтобы перестроиться.

– Да, отлично все, – улыбается он, – как проснулся сразу пришло сообщение с Земли. Дочка моя отправила – Настя. Уже школу заканчивает. Такая красивая стала, все парни за ней ухаживают. А когда я улетел, жена только сообщила о беременности.

– А твои как, Хосе? – спрашиваю я второго пилота, который так же как и я позволил себе вольность и остался только в белой майке и синтетических подштанниках, отрастил бородку – эспаньолку.

– У меня тоже все хорошо, жена прислала сообщение. Совсем уже состарилась, говорит, что наш сын уже в третий раз женился, а та уже родила ему пятого сына, мне, значит, он седьмым или восьмым внуком приходится. Назвали в честь деда, то есть в честь меня – Хосе.

– А у вас то как дела, капитан?

– Моя бывшая жена умерла, уже как два года, только сейчас узнал об этом.

Пилоты не знают, что на это можно ответить. Я говорю:

– Скажите Бобу, пусть поднимает роту. Совершим гиперпрыжок.

– Сам мне скажи… скажи… я все и так слышу… Запускаю протокол выхода из гибернации… С добрым утром, кожаные ублюдки.

– Капитан, вы уверены? – спрашивает Ваня.

– Нам до Стрельца А рукой подать. Гиперпрыжок на таком расстоянии нам сильно не повредит. Теперь же лучше не терять время. На Акуме твориться черт знает что, и уже около четырех месяцев. И еще одно. Приказы не обсуждаются, младший лейтенант! Застегнуть униформу, подтянуть ремень, смирно! Привести корабль в боевую готовность! А то совсем тут расслабились уже, бляха-муха! А я пойду побреюсь…

Захожу в столовую. Солдаты бродят как сонные мухи. Некоторые сидят и медленно сербают синтетическую жижу. Кто-то просто водит ложкой и размазывает эту гадость по металлической тарелке. Кто-то уже в форме, но большинство еще в нижем белье, в подштанниках и майках.

Один солдат замечает меня.

– Капитан!

Все обращают на меня внимание, останавливаются, встают со скамеек и отдают честь.

– Вольно, бойцы! Я просто пришел поболтать с вами и узнать, как вам спалось, птенчики. Доброе утро.

Все смотрят на меня с недоумением. Я прохожу мимо удивленных взглядов и направляюсь к одному из столов. Спрашиваю:

– Здесь не занято?

– Присаживайтесь, капитан.

Я сажусь и вокруг меня собирается толпа с тарелками в руках. Все стоят и никто не решается сесть. Я говорю:

– Как вы себя чувствуете? Только честно.

– Фигово, капитан, после гибернации никак не собраться с мыслями.

– Сколько времени вам потребуется, чтобы прийти в боевое состояние?

Бойцы смотрят друг на друга, кто-то шепчется. Сзади толпы слышу выкрики:

– Пара дней!

– Не меньше!

Кто-то из первого ряда говорит:

– Неделя, я даже не помню как меня зовут.

– Толик, ты совсем дурачок что ли?! – кричат ему другие.

Столовая содрогается от смеха.

– Не обращайте внимание, капитан, он всегда такой.

– Но если серьезно, – говорит другой боец, – то какой сейчас день? Сколько времени мы спали? Где мы?

Кто-то не выдерживает и присаживается на скамейку напротив меня. Он говорит:

– Чувствую себя скверно, недели две точно.

Я говорю:

– Понял вас. Мы отклонились от курса и сейчас находимся недалеко от Стрельца А.

Вижу непонимающие взгляду.

– Это черная дыра, – поясняю.

Все закивали, подтверждая понимание.

– До KW Стрельца мы не долетели, и уже не долетим. С Земли пришел приказ отправляться на Акума.

Снова вижу непонимающие глаза.

– Это исследовательская станция.

Столовая оживляется и сонные солдаты начинают улыбаться, активно обсуждая ситуацию. Один солдат хлопает другого по плечу, как-будто говоря: «ну вот и на нашей улице наступил праздник, дружище».

– Капитан, я готов хоть сейчас.

– Я тоже, капитан, я уже полностью восстановился.

– Я тоже, готов и в полной боевой готовности.

– А теперь, – говорю я, – скажите мне, пожалуйста, хитрые вы морды, с чего это у вас вдруг такое воодушевление?

Все замолкают, смотрят друг на друга. Они все думают об одном и том же, но почему я не знаю о чем они думают?

– Да говорите, я вас не съем.

Один солдат смотрит мне прямо в глаза. Он решается сказать мне что-то, чего солдат не должен говорить капитану.

– Простите, капитан, но еда здесь полное дерьмо.

Столовая вновь разражается гомоном одобрения и поддержки смельчака. Все остальные подхватывают:

– Это есть невозможно!

– Да я лучше машинного масла выпью!

– Ну и что? – спрашиваю я.

– Ну, – поясняет мне смельчак, – а на станции, мы хоть поедим человеческой еды.

До меня доходит и я тоже начинаю смеяться.

– Да, – говорю я, – еда и правда дерьмо.

Вся столовая наполняется шумом и смехом. Я встаю из-за стола и кричу со всей мочи.

– Смирно!

Все солдаты замолкают и вытягиваются по струнке.

– Слушай мой приказ! Прийти в полную боевую готовность! Через час совершаем гиперпрыжок на орбиту черной дыры!

– Капитан, все готово… готово для гиперпрыжка.

– Тогда начинай отсчет.

– Проверьте, все ли ремни безопасности пристегнуты… пристегнуты. Начинаю отсчет. Запуск гиперпрыжка через 3… 2… 1… 1… 1… Капитан, в поле радара появился неопознанный объект. Судя по всему челнок… челнок.

– Отмена запуска, Боб, повторяю, отмена запуска.

– Подтверждаю отмену запуска. Можно отстегнуть ремни безопасности.

Я подхожу к Ване и Хосе. Они сидят у штурвалов. Я говорю:

– Посмотрите на радаре, что это за челнок?

– Трудно сказать, маленький корабль, больше похоже на капсулу. Движется с постоянным ускорением. Движение по прямой без управления, судя по всему, автоматическое управление.

– Проверяю радиосигнал. Есть постоянный радиосигнал с интервалами. Сейчас скажу что это… Да… Все верно…

– Что это?

– Это спасательная капсула. Капитан, вы думаете о том же, о чем и я?

– Да, спасательная капсула с Акума.

– Я вообще-то думал про буритос, – Хосе так шутит обычно.

– Когда она попадет в зону для луча?

– Сейчас, минуту… измерения закончены. Объект уже находится в зоне действия луча захвата.

– Ты думаешь о том же о чем и я?

– Да, капитан, можете не говорить, активирую луч захвата. Объект будет притянут к Медее где-то через пол часа.

– Я вообще то думал про фахитос, – говорю я.

Хосе смотрит на меня, как на дурака.

– Текила! – кричит Ваня и мы смеемся.

Жду возле каюты, в которой разместили девушку японку из спасательной капсулы. С ней сейчас Ганс.

Скрещиваю руки на груди и облокачиваюсь на стену. Черт, не нравится мне все это. Сколько мне еще его ждать? Порез от бритвы на щеке саднит. Смотрю в иллюминатор. Падает звезда. Нужно загадать желание. Одна нога устает стоять и я сгибаю ее в колене, перенося вес на другую. Дверь в каюту разъезжается и выходит Ганс.

– Ну что?

Ганс качает головой.

– Она – не важно, кэп.

– Что с ней?

– Да ничего, просто вялая после гибернации, ей еще нужно время, что бы прийти в себя.