Читать онлайн Червоблох

Моей дочке Марусе

На основании последних научных наблюдений предполагается, что многомерная вселенная состоит не из трёх, а из десяти измерений, взаимодействующих друг с другом подобно вибрирующим струнам – как струны скрипки.

Дэн Браун,

«Утраченный символ»

Эдуард Глебов безуспешно пытался подобрать удачную рифму к слову «столетье», когда самолёт изрядно тряхнуло, а пронзительный небесный ультрамарин превратился в эпицентр грозы. Словно щёлкнул выключатель и с треском разверзлись небеса.

«Проклятье!» – нашёл рифму Эдуард, и к ситуации удачнее уже было не найти.

С потолка свесились кислородные маски. Женщины голосили, дети вопили в ужасе. Мужчины ещё держались, Эдуард покосился на соседа и понял, что это ненадолго.

Эдуард не воспринимал самолёты, как транспорт для перевозки пассажиров. Да, они постоянно рассекают воздушное пространство тысячами бортов, но крушение самолёта – всегда катастрофа, а не авария или происшествие. И сейчас он участник долбанной катастрофы!

Эдуард вцепился в кресло, борясь с подступающей паникой. Кто-то из мужчин уже начал орать. Лёгкое удовлетворение, что первым заорал не он сам, дало Эдуарду передышку. Мелькнула надежда, что всё обойдётся.

Но что-то (что ради всего святого это могло быть?!) повредило фюзеляж лайнера и тот начал разваливаться на куски.

Эдуард посмотрел на соседа, желая отдать ему должное за выдержку, но сосед уже был мёртв.

Самолёт завибрировал крупной дрожью. Эдуард заорал. И потерял сознание.

Он должен был погибнуть ещё в самолёте, как все. Но Эдуард Глебов, так и неоцененный «Слётом немолодых литераторов и поэтов» самобытный (доморощенный, как он себя называл) поэт, выжил.

Свершилось чудо? Нет, Эдди так не думал.

1

После того, как Див был загнан обратно в зачарованный Иваном Грозным сундук, Виктор Ильич оставил пост смотрителя музея имени Александра Клинова и на некоторое время ушёл в затворничество.

Но это «некоторое время» продлилось совсем недолго. Будто тюлений отпуск на южном пляже: вроде только уютно растянулся на золотистом песке, только успел привыкнуть к неласковому палящему солнцу, как надо уже собирать чемодан и прощаться с курортной жизнью.

Чтобы встретиться со смертью.

Муж Надежды Олеговны – Володя – очередной инфаркт перенести не смог. Надежда Олеговна сделала (очень старалась сделать) его жизнь максимально изолированной от переживаний и расстройств, но всё оказалось тщетным. Ранним субботним утром Владимир Клинов замертво рухнул на пол, едва прикрыв дверь туалета. Буднично и прозаично. И, казалось, ничто не предвещало. Просто смерть больше не стала переносить свой визит.

Виктор Ильич всегда был рядом. Что бы он ни делал – всё бросал, если Надежде Олеговне нужна была помощь. Он продолжал её любить. И не мог по-другому.

Похороны хотели сделать скромными, закрытыми. Но народу всё равно собралось прилично: шило в мешке не утаишь. Не прогонять же пришедших проститься? Виктор Ильич взял все хлопоты на себя. На Надежду Олеговну больно было смотреть. Эта всегда сильная женщина выглядела теперь изнурённой и осунувшейся.

Когда всё закончилось, Виктор Ильич привёз её домой.

– Пожалуйста, останься, – сказала Надежда Олеговна, едва он развернулся на выход.

И он остался. Насовсем. Она не позволила ему уйти. О большем Виктор Ильич и мечтать не мыслил.

Но «большее» случилось. Не сразу и уж точно не через сорок дней. Однако обоим это пошло на пользу. Они словно ожили, встрепенулись и расправили крылья. «Не было счастья, да несчастье помогло», – можно было так сказать, если бы не звучало это паскудно.

Казалось, живи и наслаждайся, но Виктор Ильич не был бы собой, если не найдёт что-нибудь, что исключало спокойную жизнь.

Виктору Ильичу не давала покоя книга, найденная в тайнике кабинета-студии музея.

Он снова достал её.

АЛЕКСАНДР КЛИНОВ.

СУМБУР БЫТИЯ.

Солидный кожаный переплёт без тиснений, вообще без всего. Томик представлял собой гибрид автобиографии и личного дневника. Будучи крестным отцом Саши, Виктор Ильич знал многое о нём и его жизни, но многое стало для него новым и откровенным. Впрочем, как и любая человеческая жизнь – словно айсберг: миру видна только верхушка.

Но самое важное – то, что не давало Виктору Ильичу покоя – потрясло бывшего смотрителя музея до глубины души. У его крестника, писателя с мировым именем, у Александра Клинова был сын. Наследник… Бастард Кошмарного Принца! О котором никто не знал.

Виктор Ильич по крупицам, как старатель на золотом прииске, собирал информацию из этого кожаного томика: десятки стикеров, куча отметок на полях и подчёркиваний в тексте. Итогом скрупулёзного труда стал поиск сына Саши, устроенный его матерью Надеждой Олеговной, сразу же после того, как она прочитала дневник сына и получила исчерпывающую информацию от своего дотошного Шерлока.

Связи и деньги в подобных делах обладают магической силой и спустя двадцать три дня он (Виктор Ильич) и она (Надежда Олеговна) стояли на пороге квартиры трёхэтажного панельного дома в подмосковном посёлке городского типа и давили на дверной звонок.

Дверь открыла миловидная молодая женщина уставшего, но отнюдь не потрёпанного вида. Из-за её спины с искренним любопытством на лице выглядывал мальчуган годков этак десяти.

Женщина представилась Наташей, сына же звали Пашей. Павел Александрович Клинов, стало быть, решил Виктор Ильич, с не меньшим любопытством рассматривая мальца, невольно ища сходство с его отцом. Но ошибся: фамилию мальчик носил другую. Хотя, как выяснилось, супруг Наташи «ушёл за хлебом», когда Паше едва стукнуло три.

В Бога Наташа верила не особо; и она, и сын, как оказалось, были не крещенными, что, по меркам Виктора Ильича, не лезло ни в какие ворота. Он быстренько взял в оборот Наташу и представил свою кандидатуру на роль духовного родителя Павлику.

– Я был крестным отцом его отца, – увещевал Наташу Виктор Ильич. – И неплохо справлялся. Паша для меня станет не просто крестным сыном, я буду любить его, как родного внука!

Со своим индифферентным настроем Наташа особо не упиралась. И Виктор Ильич привёл две заблудшие души в лоно православия. Ему реально нравилось быть крестным отцом. Это накладывало на него обязательства, которые воспринимались Виктором Ильичом как нужность. В жизни появлялось больше смысла, если есть понимание, что ты кому-то нужен.

Через четыре с половиной года после крестин Павел получил паспорт с фамилией, доставшейся ему от биологического отца – Клинов. Историческая справедливость восторжествовала, с пафосом сказал тогда Виктор Ильич, заслужив взгляд с демонстративно закатанными в потолок глазами Надежды Олеговны и саркастический – Наташи.

Получение паспорта – событие для молодого человека, и мама Паши решила отметить его вместе с сыном на берегу Красного моря. Павел влюбился в Египет. Возможно, просто эмоции и невероятное приключение, запомнившиеся пареньку также ярко, как первый поцелуй, возможно, действительно человек кайфует от жаркого солнца, но, демобилизовавшись из армии, Павел решительно объявил, что собирается жить в Египте.

И, невзирая на слёзы матери и увещевания бабушки, уехал.

2

Виктор Ильич уже собирался спать, когда услышал треньканье мобильника. Он взглянул на часы. Половина одиннадцатого ночи. Взглянул на дисплей. Номер являл собой набор цифр, незнакомый стало быть. В такой час с незнакомого номера могут звонить разве что мошенники. Виктор Ильич зачем-то дождался окончания вызова и направился чистить зубы.

Мобильник снова зазвонил.

Виктор Ильич обернулся и снова посмотрел на дисплей. Набор цифр. Тех же цифр? Он был не уверен, но похоже на то. Виктор Ильич потёр виски. И снова дождался, когда телефон умолкнет. Настырный мошенник!

Телефон зазвонил снова, стоило Виктору Ильичу переступить порог ванной комнаты. Ну это уже ни в какие ворота!

– Твою же ж медь! – Виктор Ильич саданул локтём по косяку и решительно направился к телефону. Он был уверен, что звонок оборвётся, стоит только взять мобильник в руки.

Но ошибся.

Телефон продолжал звонить. Виктор Ильич снял трубку:

– Слушаю.

– Слава Богу, Витя, что ты снял эту проклятую трубку! – голос был вроде знаком, но сходу Виктор Ильич ни с кем не смог его ассоциировать.

– Кто вы? – спросил Виктор Ильич.

– Это Эдди, Витя. Эдуард Глебов.

Если бы Виктор Ильич посмотрел в этот момент на себя в зеркало, то увидел бы быстро бледнеющее отражение собственного лица: настолько ему стало дурно. Они были однокашниками, на лекциях в ВУЗе всегда сидели вместе, оба шли на красный диплом, соревновались даже в этом, крепко сдружились, но с четвёртого курса Эдди сошёл с дистанции. Ему предложили бизнес, он вложился в дело и забросил учёбу. В итоге Виктор Ильич щеголял с красным дипломом, а Эдди – в красном Феррари. Ну ладно, не в Феррари и не в красном, но…

– Это очень подлый розыгрыш, – молвил Виктор Ильич. – Глебов погиб. Какого хрена вам надо?

– Я выжил, – сказал голос на том конце «провода», а потом добавил: – Туда-сюда через тире, Витя! Или тебе напомнить, как ты варежками угробил свидание?

Однажды, будучи студентами первого курса, Эдди уговорил Витю пригласить на двойное свидание однокурсниц, двух – по мнению Эдди – очаровательных подружек. Свету и Соню. Была зима, мороз и гололёд (всё, что не любит Витя), а они вчетвером шатались по улицам, время от времени согреваясь в кафешках (всё, что любил Эдди). Уже было поздно, когда они вышли из последнего кафетерия, и Соня попросила вернуть варежки, которые отдала Вите на хранение. Витя сунул руку в карман… и понял, что варежек нет. Он перерыл все карманы, но варежек нет. Варежки угробили свидание, как выразился тогда Эдди. И потом ещё долго подкалывал по этому поводу.

Ни один мошенник в мире не знает глупую историю про варежки, угробившие свидание.

– Эдди?

– Да, чёрт тебя дери.

– Но как?.. Нет, я слышал, что ты пропал без вести, но… Но как?

– Расскажу как приедешь. Мне нужна твоя помощь. Очень нужна!

– Моя? Мы не виделись с тобой чёртову прорву лет… Почему ты позвонил мне? Какими судьбами ты вообще обо мне вспомнил?

– Если думаешь, что я сейчас обижусь и брошу трубку – ни хрена подобного, не дождёшься. Мне нужна именно твоя помощь, друг. – Голос Эдди был серьёзен настолько, что у Виктора Ильича не осталось сомнений в искренности слов старого товарища.

Всё это казалось очень странным и даже подозрительным, но Виктор Ильич записал адрес.

И первым же рейсом отправился в путь.

3

Просьба Эдди пала на плечи Виктора Ильича неподъёмной ношей. Как бы ни был он рад выжившему в авиакатастрофе другу, но помощь, о которой просил Эдди, казалась куда серьёзнее, чем помощь в борьбе с Дивом. То противостояние юного мага Юрия с древним божеством Дивом могло закончиться гибелью большей части человечества (и это ведь без преувеличения, учитывая масштаб и геометрическую прогрессию), если бы он, Виктор Ильич, не вписал себя в роман «Сони едут до конечной».

А теперь Эдуард Глебов, старинный друг, которого по большому счёту жизнь успела отодвинуть на задний план с табличкой «история», взваливает на него ношу попуще прежней.

И эту ношу они с Эдди должны были разделить не на двоих, а на троих. Им самим, как оказалось, нужна помощь. Помощь сына Кошмарного принца, Павла. А Павел в Египте. Вот уже третий год! Кто бы мог подумать. Блажь-блажь… а он дом купил на берегу моря, живёт среди пальм и в ус не дует.

Виктор Ильич написал Павлу пространственное письмо, вложил в конверт брикет газетных вырезок, коими снабдил его Эдди. Электронной почте подобные вещи Виктор Ильич не доверял. Он и обычной-то почте не доверял… Курьерская доставка? Виктор Ильич, как чётки, перебирал названия известных и малоизвестных курьерских служб, раздумывая, кому отдать предпочтение, как вдруг вспомнил ещё одну службу. Вот ей-то он точно доверит корреспонденцию!

Он тут же позвонил тому, кто может всё организовать.

– Надя, ты не так давно обмолвилась, что у тебя есть кто-то в фельдъегерской службе, – сказал Виктор Ильич в трубку.

– Ну… да… А что? – голос Надежды Олеговны был полон недоумения.

– Ты можешь организовать курьерскую доставку?

– Через фельдъегеря? Ты умом тронулся?

– Это очень важно, Надя!

– Ну, если очень важно – выкладывай. Я послушаю.

Как на духу Виктор Ильич выкладывать не стал. Пусть его считают параноиком, но прослушку никто не отменял. Всё-таки это не пустой трёп. Он сказал только, что нужно, чтобы Павел вернулся в Россию. И чем быстрее, тем лучше.

– И для этого ты написал письмо, которое хочешь отправить государственной фельдъегерской службой? Может, голубей подключим?

– Очень смешно!

– Ну, на смех нас точно поднимут… – Надежда Олеговна шумно выдохнула в трубку. – В общем, я скажу Наташе, чтобы позвонила сыну и сказала, что он нужен тут. Позарез. Идёт?

– Ты думаешь, он так приедет?

– Ты думаешь, что твоё письмо чудодейственное? Он приедет. Тогда и вручишь ему свой волшебный конверт.

Виктору Ильичу ничего не оставалось, как согласиться.

4

Он сидел на берегу моря и наблюдал закат. Потрясающее зрелище, которое не надоест. Ещё минута-две и солнце скроется, придёт грусть об очередном ушедшем дне. Но пока бело-жёлтый диск висит над самой кромкой гор в краснеющем мареве неба, раскатав по морской воде чуть ли ни к самым ногам серебристую дорожку, будто приглашая пройтись… Взор Павла подёрнулся пеленой. Он вспомнил, как в последнюю встречу с крестным они отправились с ночёвкой на рыбалку. Тогда они вдвоем, закинув «резинки», наблюдали закат. Зрелище много грандиознее, чем здесь, на море. Солнце, ало пламенея, казалось, занимало весь горизонт. Причудливыми протуберанцами светились инверсионные следы самолётов. И солнечная дорожка по реке была куда шире, чем здесь, на море. Глаза Павла невольно уловили какое-то изменение в пейзаже, и он вырвался из воспоминаний. На фоне белого солнечного диска (уже зацепившегося за край горы) чётко вырисовывался чёрный силуэт большой птицы. Буревестник. Почему-то Павел не сомневался, что видит именно эту птицу. Предвестника бури. Птица ленно махнула крыльями и изменила направление, уходя в сторону моря. Где-то в глубине души колыхнулось смутное чувство тревоги, беспричинной обеспокоенности. Хотя нет, причина была, сумятицу в душу ввел телефонный разговор с мамой. Его ждут на Родине. Что-то там случилось. Очень, очень, очень серьёзное.

Конечно, на ночь глядя, никуда он не поехал, но с утра позвонил и забронировал билет до Москвы. Здесь у него не было никаких дел, требующих безотлагательного решения. Личному повару он выдал компенсацию за три месяца и отпустил домой, обещая связаться с ним, когда вернётся. С экономкой и садовником (молодой семейной парой) Павел заключил договор, и те остались в доме, следить за оным. Сам собрал скромный скарб, вызвал такси и отбыл в аэропорт. Каких-либо эмоций по поводу отъезда Павел не испытывал, чему немало удивился. Думал хотя бы взгрустнуть, но не смог. Ощущения оказались иные, словно он после долгой командировки возвращался домой.

По сути, так оно и было. И сие обстоятельство радовало. Когда самолёт оторвался от земли, Павел улыбался как ребёнок, летящий в сказочный Диснейленд.

Примерно через четыре часа шасси самолёта коснулись посадочной полосы аэропорта «Домодедово».

Не успел Павел выйти из здания аэропорта, как несколько «бомбил» тут же подлетели к нему, предлагая свои услуги. Павел выбрал машину попрезентабельней и кивнул водиле:

– Сколько?

– Смотря куда, – пожал плечами водитель и поспешил добавить: – Я втридорога не деру!

Павел назвал адрес.

– Далековато… – протянул мужик и выдал: – Тыща! Дешевле никто не повезёт.

«Тысяча рублей – недорого? – Павел вспомнил египетские тарифы и хмыкнул. – Обдираловка!» А вслух сказал:

– Поехали… Долларами возьмешь?

– Хоть тугриками! – сверкнул золотой фиксой довольный бомбила.

На счастье, пробок избежать удалось, и почти через час Павла подвезли к родительскому дому. Он протянул водиле две двадцатки, отчего тот и вовсе воссиял как медный таз. И всучил Павлу визитку:

– Обращайтесь в любое время дня и ночи!

– Спасибо, – брякнул Павел, машинально сунув визитку в карман. Его внимание уже было сосредоточено на родном подъезде.

Павел быстро прошёл мимо консьержа, дяди Лёвы (бессменный, до сих пор на посту, удивительно), пока тот не опомнился и не стал задавать свои разлюбезные вопросы. Лифт поднял его на последний этаж. Он подошёл к двери квартиры и замер, не зная то ли позвонить, то ли открыть своими ключами. Решил, что правильнее будет позвонить. И нажал кнопку.

Дверь никто не открыл.

Павел достал ключи и вошёл в квартиру. Обойдя все четыре комнаты, он не заметил ничего необычного. Поднял на второй этаж. Всё, как всегда: чисто, уютно и на своих местах. Прошёл на кухню, включил чайник и подошёл к окну. На дворе почти лето. Чайник вскипел. Павел сделал кофе и сел с чашкой за стол. «Мама, где ты?» – Он потянулся за телефоном. И услышал шум поворачивающегося в замочной скважине ключа. Лицо невольно растянулось в улыбке. Павел вышел в холл. На пороге стояла мама, следом крёстный и бабушка Надя, а за ними незнакомый парень с большими пакетами. Мама достала из кошелька купюру и протянула парню, сказав «спасибо». Парень взял деньги и скрылся с глаз. Крёстный закрыл дверь.

– Здравствуй, мама! – не выдержал Павел момента, когда его, наконец, заметят.

– Павлуша! – всплеснула руками мать.

Павел подскочил к ней, и они обнялись. Дядя Витя и баба Надя умильно улыбались.

– Приехал таки, – проговорил довольный Виктор Ильич.

– Крёстный! Бабушка! – позвал их Павел в свои объятия.

– Так! Хватит топтаться на пороге! – прогудел Виктор Ильич, когда объятия несколько затянулись.

Все прошли в кухню.

5

После затянувшейся «светской» беседы Виктор Ильич вытащил из-за пазухи пухлый конверт и шлёпнул им о стол. Павел удивлённо воззрился на него, потом, выгнув бровь, посмотрел на крестного.

– Невтерпёж? – с упёком спросила Надежда Олеговна.

– Утомился ждать, пока вы наболтаетесь, – ответил Виктор Ильич, смягчая резкий тон извиняющейся улыбкой.

– Что там? – спросил Павел.

– Здесь то, из-за чего ты здесь, – сказал Виктор Ильич и двинул конверт к Павлу. – Прочитай.

– Пухлый. – Павел взял конверт в руки.

– Не так страшен чёрт, как его малюют.

– Ага. Он ещё страшнее.

– Хм, может и страшнее, – пожал плечами Виктор Ильич.

Павел не ожидал, такого ответа на свою шутку и растерянно глянул на маму, а потом на бабушку.

– Думаю, тебе нужно это прочитать, – сказала Надежда Олеговна и, стрельнув на Виктора Ильича озорным взглядом, добавила: – Вслух. Мы же все имеем право знать, в какую передрягу вляпался твой крестный. Особенно мать.

– У меня такое чувство, будто я Павлика опять в армию провожаю, – отозвалась Наташа. – Тогда мне было тревожно, сейчас мне очень тревожно.

Виктор Ильич не стал ничего говорить на это. Посмотрел в глаза крестника и сказал:

– Читай, Паша. Вслух.

Павел раскрыл конверт и вывалил на стол содержимое. Ворох газетных вырезок и несколько листков исписанной писчей бумаги.

– Вырезки потом. Читай письмо, – сказал Виктор Ильич и вымученно улыбнулся. – Я старался.

6

Я понятия не имею, веришь ли ты в совпадения и какое значение придаёшь, когда смотришь на часы и видишь, что они показывают одинаковые числа: часы, минуты, секунды. Почему ты посмотрел именно сейчас, а не секундой позже? Задумывался или вообще не обращал на такие мелочи внимания? Раньше я тоже не придавал значения… может, в них и нет смысла, но у меня порой закрадывается мысль: почему я вижу одинаковые цифры? Что это значит? Значит ли хоть что-то? Однако мысль не уходит, а даёт толчок следующему вопросу: что произошло в мире в этот миг?

Шестого ноября прошлого года недалеко от Нижнего Тагила, произошла авиакатастрофа. Погиб весь экипаж и почти все пассажиры. Я говорю «почти», на самом же деле выжил всего один пассажир. Мой давний друг. Мы не общались довольно-таки долгое время, и я понятия не имел, что он был в том самолете, пока не услышал в новостях знакомую фамилию. Фамилию друга, пропавшего без вести после авиакатастрофы!

Не знаю, слышал ли ты о той катастрофе, и какие фантастические версии выдвигают газетчики… да и телевизионщики тоже, не в том дело. Ты или слышал, или можешь узнать из тех вырезок, что я прислал. Интересно другое, мой мальчик…

Павел прекратил читать, поморщившись.

– Что такое? – спросил Виктор Ильич.

– Давно хотел тебя попросить: ты можешь не называть меня «мой мальчик»? Меня прям…

– Коробит?

– Выбешивает.

– Ладно. Больше не буду. Читай.

…Эдуард Глебов, мой без вести пропавший друг, позвонил мне и попросил о встрече. Представляешь мой шок? Я подумал, что или я окончательно выжил из ума, или отвечаю на звонок с того света! Глебову потребовалось несколько минут, чтобы убедить меня, что он не призрак и не слуховая галлюцинация. При этом он настаивал на сохранении инкогнито. Я окончательно был сбит с толку. И чтобы хоть что-то начать понимать, согласился на встречу. Для этого мне пришлось лететь в Екатеринбург, оттуда на маршрутке до Нижнего Тагила, а дальше на перекладных до Богом забытой деревушки. Но я не мог не полететь! Всё-таки друг, и мне было страсть как интересно, что же с ним произошло.

Я прибыл в ту деревушку. Глебов сообщил, что будет ждать в условленном месте каждый день в пятнадцать-ноль-ноль. Мне не составило труда найти это условленное место. Я дождался Эдди. Вид его был плачевен. Спутавшиеся засаленные волосы, всклокоченная борода, одежда – лохмотья. Правая рука подвязана грязной материей. Ко всему он хромал на обе ноги. На его ковыляние было бы потешно смотреть, если не знать, что он единственный уцелевший после авиакатастрофы. Глебов подковылял ко мне и что есть мочи хлопнул меня ручищами по плечам. «Ты приехал!» – прошептал он, и расцвел в щербатой улыбке. Мои расспросы он пресёк, шикнув, поднеся палец к губам. Воровато оглянулся и поманил за собой.

Мы удалились от убогой деревушки в лес. Для пострадавшего в авиакатастрофе мой друг оказался довольно-таки скор. Возможно, сказывалось то, что он моложе почти на пять лет, но у меня отчего-то возникло стойкое ощущение, что что-то его просто тянуло в глухое урочище. Он спешил, словно шашки наголо, и мне приходилось просить «попридержать коней».

Время смазалось. Помню, уже стемнело, когда набрели на лачугу. Я решил, что здесь он живёт, и догадка подтвердилась. Простой охотничий домик, где нам, судя по времени, предстояло заночевать. Не в первый раз за весь наш путь я подумал, что друг сошёл с ума (даже прикидывал, как бы вернуться, но боялся заблудиться). Эдди продолжал играть в партизана. Видимо, что-то (может, у него сотрясение мозга было… или психологическое потрясение? – по виду так и не скажешь) изменило восприятие реальности, и он свихнулся! Эдди взял алюминиевый чайник и поставил на керосиновую горелку. Голубоватое пламя стало единственным источником света. Друг продолжал молчать и настаивать на молчании. Это жутко угнетало. Честно сказать, я начал бояться за свою жизнь. Ты не поверишь, как жажда жизни захватывает разум в определенных ситуациях – просто невольно цепляешься за неё грешную! И в тот момент была как раз та ситуация. В голову полезли мысли, не насолил ли я когда в жизни своему чудаковатому другу, и не хочет ли он отомстить вот таким замысловатым образом? Ведь кроме него, меня и Господа Бога с Девой Марией никто не знал, где мы. Но ничего такого не вспомнил. Однако трудно угадать, что может скрываться в больной голове сумасшедшего. И я продолжал бояться. Успел вспомнить «Отче наш».

Вскипел чайник. Эдди заварил какую-то труху, разлил вар по алюминиевым кружкам, и протянул мне одну. По его виду отказываться было бессмысленно, а вкупе со страхом, и бесполезно. Я дождался, когда он сделает первый глоток и тоже пригубил. На удивление отвар оказался вкусным, по нутру растеклось приятное тепло, и только тогда я заметил, как на самом деле замёрз.Эдди улыбнулся, кивнул на чайник, мол, повторить? Я отказался: и от одной-то кружки пробило в пот. Тогда он встал с топчана, выглянул за дверь, будто мог впотьмах что-то разглядеть, и задвинул засов. Подошёл к окну, тоже что-то повысматривал, зашторил. Я почувствовал, как подскочило давление, и подумал: «держись, Витя! Начинается!»

И ты знаешь, Павлик, действительно, началось.

Эдди затушил горелку. Я приготовился защищаться и орать. Но напрасно ждал нападения. Эдди долго шуршал и копошился в темноте. Потом… я подумал, что ему всё-таки понадобился свет и он вновь зажёг горелку. Я ошибся, свет исходил не от горелки. Эдди держал в руках кристалл, излучающий удивительное изумрудное свечение. Видимо, изумленное лицо весьма позабавило моего друга, так он был доволен эффектом. Он поманил меня. Я подошёл. Эдди дал знак склониться к кристаллу. Я повиновался, лицо словно окунулось в прозрачную морскую воду… А потом увидел то, что никогда не думал увидеть.

Я увидел молодого человека, выгуливающего огромного пса непонятной породы. Это был Юра и выгуливал он Хорта. И ни капли сомнения, что это герои «Сони едут до конечной».

Павел снова прервал чтение:

– Я не читал «Сони едут до конечной». Кто такой Юра? И… – Павел заглянул в текст. – Хорт?

– Ты не читал «Сони…»? – искренне удивился Виктор Ильич.

– Нет.

– Почему?

– Может, потому что я люблю детективы? – Павел выпучил глаза и театрально развёл руки. – А не эту… хрень.

– Хрень?! – теперь выпучил глаза Виктор Ильич. – Да я…

– Витя, хватит! – осадила Надежда Олеговна.

– Ну, правда, Виктор Ильич, чего вы, – вставила мама Павла. – Не подумав, ляпнул. – И посмотрела на сына. – Так ведь?

– Угу, – буркнул Павел. – Лучше бы объяснили толком, что это за… персонажи… или как их там назвать, чтобы никого не обидеть?

– Ну, Бог с вами, – махнул Виктор Ильич. – В каком-то роде они действительно персонажи. Юра… Я писал историю этого мальчика. «Сони едут до конечной» – история про него. Как он, чересчур любопытный малец, едва не заблудился в московских катакомбах, набрёл на пропавшую библиотеку Ивана Грозного… которую охранял как раз зачарованный волк-хорт и который в последствии стал преданным псом Юры…

– Как это? – спросил Павел.

– Хорта сперва убили, а потом оживили… В общем, не суть. Мы так до утра будем сидеть. Давай-ка, читай дальше!

Павел покачал головой и продолжил читать.

…Я вырвался из изумрудного омута в паническом вопле и как побитый щенок забился в угол, разве что не скулил. А может и скулил. Я не помнил себя в тот момент. Я был уверен, что обезумел, что мне передалось сумасшествие моего апокалипсического друга.

Эдди спешно убрал кристалл, зажёг горелку и поднёс к моему лицу. Что он увидел в нём, можно догадаться, а вот довольная щербатая улыбка с его лица была стёрта. Эдди был напуган. Я решил, что он напуган моим поведением, но снова ошибся. Такое ощущение, что в отношении Эдди я то и делал, что ошибался. Он подошёл к столу, выдвинул из него ящик, достал бумагу, карандаш. И что-то написал. Поднёс вместе с горелкой ко мне. «Я боюсь ЕГО. Боюсь говорить, боюсь даже думать. ОН всё слышит! Я видел тебя в кристалле и решил, что ты знаешь, что ты можешь помочь избавиться от НЕГО. Видимо я ошибся. Извини, что втянул! Лучше бы я погиб». Я прочитал записку и непонимающим взором уставился на друга. Тот кивнул и поджёг бумагу. Я ждал объяснений, хоть каких-нибудь. Но Эдди сел на свой топчан и заплакал.

Какое-то время я слушал его всхлипы и пытался осмыслить происходящее. Конечно, удобнее всего думать, что всё это наваждение, дурман, бред. Но перед моими глазами стояла чёткая и яркая картинка, увиденная в кристалле. Однажды я уже столкнулся со сверхъестественным, и поверить в нечто выходящее за грани обычного понимания мне куда легче, чем кому-то может показаться. Первый ужас прошёл. И я пытался понять, с чем мне пришлось столкнуться на этот раз. С чем – или, вернее, с кем? – столкнулся этот несчастный горемыка, что даже слово боится вымолвить? Я подумал о Диве. Но ведь тот запечатан в сундук, и сейчас мы не в Подмосковье, а на Урале. Что же тогда? Почему Эдди увидел в кристалле меня, а не кого-то другого? По крайней мере, отпал хотя бы один вопрос: почему Эдди вышел на меня. А вот что ему от меня надо и как, он думал, я ему помогу – хороший вопрос! И почему я увидел Юру? Но и это был не главный вопрос, который меня интересовал. Меня больше волновало, что это за кристалл. И я решил нарушить молчание. «Где ты взял кристалл?» – спросил я. Друг дёрнулся как от пощёчины. Я думал, его хватил удар. Но он несколько раз открыл и закрыл рот, словно рыба, выброшенная на берег. Я не стал обращать внимания на его потерянную беспомощность… или беспомощную потерянность, и хотел повторить вопрос, но тот грохнулся передо мной на колени и умудрился зажать мне рот. Я замычал от возмущения, но он, продолжая давить ладошкой на мой рот, мелко-мелко затряс своими немытыми патлами. Я сдался и жестом показал, что буду молчать. Тогда он отпустил меня и снова написал на бумаге: «Как рассветёт, я отведу тебя туда». Я прочитал и кивнул. Тогда Эдди влез на свой топчан и сжался в позу эмбриона. Через несколько минут он спал. Я не смог сомкнуть глаз до самого утра.

Павел припомнил ту полу-сказку – полубред про жуткого ночного демона – Дива, которую зачем-то рассказала ему в детстве мама. Они придумали её вместе с дядей Витей, а он – ребёнок ещё! – потом несколько ночей кряду спать не мог. С возрастом развившийся, как у любого подростка, нигилизм вытравил веру в фантастические истории, как веру в Деда Мороза и Кощея Бессмертного, но, как говорится, осадочек остался.

– Див? – спросил Павел. – Вы сейчас серьёзно вообще всё? Див?

– Ты не веришь в его существование, – то ли спросил, то ли констатировал факт Виктор Ильич.

– А вы как думаете? – развёл руками Павел. – Страшилка из детства, которая, типа, совсем не страшилка? Кто… что такое Див?

Наташа открыла рот, Надежда Олеговна успела издать звук, когда Виктор Ильич перебил сразу обеих:

– Сам расскажу! Я ж всё-таки в некотором роде очевидец…

Виктор Ильич потёр виски, прокашлялся, поёрзал на стуле, посмотрел на потолок, хрустнул пальцами.

– Витя?! – позвала Надежда Олеговна. Наташа прыснула в кулак. Павел оставался серьёзен, сидел, насупив брови.

– А?

– Див.

– А, да. Итак… Див… По сути, тут тебе, как говорится, Гоголь в помощь… хотя информация в интернете бывает, разнится, но сходится в одном: Див – это демон, перемещающийся в виде вихря или смерча. В зависимости от того, насколько он сыт. Если сыт, значит, силён.

– Сыт? – спросил Павел. – И чем же он…

– Питается? – перебил Виктор Ильич. – А вот это уже интересно! Он утоляет свой голод людскими страхами. И чем масштабнее… как бы сказать…

– Эпидемия? – подсказала Надежда Олеговна.

– Точно! – подхватил Виктор Ильич. – Чем масштабнее эпидемия, тем быстрее насыщение. Сперва тебе сняться кошмары, потом кошмары превращаются в фантомы. И эти фантомы неподготовленный человек не способен отделить от реальности. А когда наступает пик ужаса – Див тут как тут! Человек впадает в кому, Див жрёт твой страх, твоя душа становится безвольной и попадает в его власть. Вот что такое Див.

– И что из этого правда?

– А всё! Всё правда. Я практически испытал это на своей шкуре, когда столкнулся с Дивом, вписав себя в роман…

– Вписав себя в роман? – спросил Павел с видом, будто ослышался.

– Да. Иначе бы мы его не одолели. Поэтому ты здесь. Мои пальцы, – Виктор Ильич продемонстрировал скрюченные артритом кисти рук. – Они не смогут уже лихо щёлкать по клавиатуре. Ты наследник Кошмарного Принца, у тебя должен будет получиться складный рассказ.

– Господи Ты, Боже мой! – тихо всхлипнула мама Павла и перекрестилась.

– Из меня так себе писатель, если что, – сказал Павел, с тревогой глянув на мать.

– Из меня тоже, – кивнул Виктор Ильич. – Но «Сони едут до конечной» я написал вот этими самыми руками… и в какой-то мере даже мозгами. Роман, между прочим, занял первую строчку в бестселлерах и продержался в рейтинге достаточно долго!

– Угу. Слышал.

– Жаль, что не читал.

– Витя, опять? – сказала Надежда Олеговна.

– Так вот, – продолжил Виктор Ильич. – Когда я вписал себя в роман, то на своей шкуре чувствовал, как этот демон визуализирует мои же страхи. И тут недостаточно понимать, что это всего лишь страх, чтобы не бояться… как объяснить?.. Див не просто визуализирует страх, он облекает его в плоть. Ты сколько угодно можешь думать, что перед тобой фантом, но в момент максимального напора – а Див очень напорист! – ты, потеряв на мгновение самообладание, тут же станешь добычей демона.

– И вы смогли его убить?

– Нет, Паша, мы смогли загнать его обратно в сундук, из которого он был выпущен. Я не знаю, как его убить. Да и зачем? Он в сундуке и угроза исходит не от него.

– Угроза? – спросил Павел. – Почему ты считаешь, что существует угроза? Из-за того что у этого Глебова кукуха съехала?

– А вот это уже здесь, – Виктор Ильич ткнул пальцем в ворох газетных вырезок. – Но сперва дочитай письмо.

– Ладно, – кивнул Павел и принялся читать дальше.

Эдди вскочил с топчана, едва небо подернулось синевой. Меня колотил озноб, и зубы выбивали дробь: до такой степени хибара была стылой. Эдди понимающе хмыкнул, включил горелку и поставил чайник. Чудо-отвар помог согреться, но хотелось есть. Я достал из сумки пачку печенья и плитку шоколада – все запасы, что были с собой. Кто же знал, что угораздит забрести в этакую глушь! Эдди хлопнул себя по лбу и полез под свой топчан. На столе появился узел с сухарями. Я усмехнулся, ну вот и поели.

Мы двинулись в путь. И спустя полтора часа вышли из лесного массива к железнодорожным путям. Я попросил Эдди передохнуть. Мы уселись на ствол поваленной берёзы. Я огляделся. Судя по всему, друг притащил меня на угольную шахту, причём заброшенную. Всё покрыто налётом ржавчины. Две сиротливо стоящие вагонетки с первого взгляда вгоняли в тоску. В зданиях выбиты стёкла. И тишина. Через какое-то время Эдди заговорил, приведя меня в неописуемое удивление. Я не стал расспрашивать, что сему послужило причиной, а благоразумно стал его слушать, и узнал, что это заброшенная шахта, в которой три года назад произошла страшная авария, унесшая жизни десятков людей. Шахта была практически выработана, а ущерб от завалов многократно превышал возможные затраты как материальных, так и физических ресурсов по восстановлению её работы. Эдди так же рассказал, что, очнувшись после падения самолета, пытался найти помощь. Шок, адреналин и безумное желание встретить хоть одного живого человека привели его сюда. Он понятия не имел, где очутился: ночь, дождь и отсутствие признаков жизни «городка» довели до паники. Ему стало казаться, что он не выжил и находиться сейчас в сумеречной зоне между мирами. Как в романах твоего отца. Он побежал, обо что-то запнулся и нырнул головой вниз в какую-то дыру, едва не свернув себе шею, кубарем скатился по транспортной ленте и влетел в вагонетку. От крепкого удара потерял сознание; и привёл вагонетку в движение. Очухался вновь от удара, сотрясшего весь организм… Неизвестно сколько он пролазил по подземным ходам и штольням, какой злой рок поддерживал в нём жизнь и уводил вглубь земли, но настал момент, когда идти больше оказалось некуда. Злоключения привели его в очень узкий тупик. Он не хотел верить факту, не хотел сдаваться. Лечь и умереть – последнее о чём он думал, несмотря на то, что всё тело пылало в агонии от обезвоживания и боли. Обезумев от отчаяния, Эдди ногтями впился в грунт. Здравый смысл на краю сознания уверял, что нужно выползать из тупика, пока теснота не сдавила грудную клетку настолько, что невозможно станет дышать, но он продолжал упорно скрести, скрести, скрести. Пока, в конце концов, за своё упорство не получил вознаграждение – тот самый кристалл с изумрудным свечением. Он извлёк его из грунта, вконец переломав ногти. Вылез из тупика и стал разглядывать находку. Поднеся к самому лицу, вдруг увидел выход из лабиринта штолен…

Я спросил Эдди, зачем он тащил меня в этакую даль, чтобы рассказать. И он мне ответил: «чтобы рассказать!» По словам Эдди, территория шахты была единственным местом, где тот, кого он боится, их не слышит. Я поинтересовался, откуда он знает, что тот не слышит нас здесь, и получил очередной дурацкий ответ: «просто знаю!» Но по моему лицу Эдди понял, что ответ меня не удовлетворил и нехотя добавил: «мне кристалл показал».

Наверное, ты думаешь, твой крестный успел выжить из ума. Но, Павлик, всё это произошло на самом деле. Я видел этот кристалл, я видел то, что показал кристалл мне. И я знаю, что тот, кого боится Эдди, не только плод его воображения. Он существует! И он несёт беды.

Читая злоключения Эдди, ты заметишь кое-что схожее с романом «Сони едут до конечной»: стечение обстоятельств, подземные лазы, случайная находка. А ещё аномальная зона несчастных случаев (см. вырезки). И это не якобы вымышленный (я искренне верю в существование того мира!) мир Юрки, а наша с тобой реальность! Наш мир!

Дочитав, Павел, прежде чем взяться за газетные вырезки, спросил:

– Дядь Вить, если твой друг боится разговаривать в этом охотничьем домике… да и вообще, как я понял, в окрестностях… на кой чёрт надо там находиться и даже жить? Взял этот чудо-кристалл и вали оттуда! Чего там торчать?

– Вопрос резонный, – кивнул Виктор Ильич. – Это существо, кем бы оно ни было, как-то привязано к кристаллу. Если, как ты выразился, взять кристалл и свалить, то вполне вероятно изменится и ареал обитания этой твари. А, может, вообще пропадёт сдерживающий элемент. И тогда случится какой-нибудь локальный… или же планетарный ахтунг – я не знаю. А то, что обязательно что-нибудь произойдёт, мне не дают сомневаться… – Виктор Ильич стукнул пальцем по стопке газетных клочков, – …вот эти вырезки.

– А если выкинуть этот кристалл?

– Паша, кристалл, это не какая-то стекляшка. Это… это очень мощный артефакт! И меня не покидает уверенность, что это кристалл нашёл Эдди, а не наоборот.

– Ну, может, разумнее тогда отдать его… компетентным органам?

– Я думал и об этом, – снова кивнул Виктор Ильич. – Представь, что кристалл оказался в руках властей, а эта тварь – при условии, что тебе поверят, что это существо существует, и не закроют тебя в психушку – в прицеле их внимания. Какой сценарий развития дальнейших событий тебе видится?

– Мне видится полная жопа, – после раздумий сказал Павел и посмотрел на притихших женщин.

– Похоже на правду, – пожала плечами Надежда Олеговна. А мама Павла, бледная, но предельно собранная, молча, кивнула на вырезки.

Павел вздохнул и взялся за них. Без энтузиазма, но все ждали этого.

«11 августа 1983 г. – Нижний Тагил, село Алексеевка – в 02 часа 10 минут ночи появился ярко-изумрудный шар, от которого во все стороны разлетались искры такого же цвета. Шар летел на высоте 40-50 метров, медленно двигаясь с севера на юг. Затем скрылся за холмом. Местность в районе наблюдения холмистая. Была низкая облачность. Длительность наблюдения – 5-7 минут».

«03 сентября 1995 г. – на третьем километре автодороги Кушва – Верхняя Баранча произошло серьёзное ДТП с участием школьного автобуса и легкового автомобиля. Со слов инспекторов ДПС виновником стал водитель «Лады». Он не предоставил преимущество в движении автобусу, движущемуся в попутном направлении, «подрезав», перестраиваясь в крайний ряд. Водитель автобуса, чтобы избежать столкновения, резко вывернул руль. В результате маневра автобус перевернулся. Погибло четверо детей одиннадцатилетнего возраста, классный руководитель тридцатидвухлетняя женщина. Девятнадцать детей получили ранения разной степени тяжести. Водитель автобуса не пострадал. Водитель «Лады» попытался скрыться с места происшествия».

«8 сентября 2007 г. – на угольной шахте «Сигнальная» в Свердловской области, расположенной недалеко от Нижнего Тагила, произошёл взрыв, предположительно, метана, унёсшего жизни сорока трёх горняков, оказавшихся под завалом. Директор шахты отстранён от занимаемой должности, ему предъявлено обвинение в грубом нарушении техники безопасности».

«23 августа 1995 г. – в Свердловской области на семнадцатом километре трассы Нижний Тагил – Кушва водитель автомобиля ВАЗ 2104 выехал на полосу встречного движения и совершил столкновение с автомобилем Ауди 100. В результате ДТП погибло семь человек».

«6 октября 2010 г. – катастрофа рейса UT342. Пассажирский самолет Боинг-737 компании «Авиа-ТОР», совершавший рейс из Москвы в Ханты-Мансийск, потерпел катастрофу в районе Нижнего Тагила. В результате столкновения с землей погибли все находившиеся на борту люди. Один пассажир считается пропавшим без вести, так как его тело на месте крушения обнаружено не было. Причины крушения самолета не установлены».

«01 сентября 1995 г. – в селе Алексеевка произошла серьёзная авария. Автомобиль «Волга» на полной скорости съехал в кювет и, несколько раз перевернувшись, взорвался. В салоне находилась семья из четырёх человек (в том числе дети дошкольного возраста). По предварительным данным у автомобиля внезапно отказали тормоза».

«29 августа 1996 г. – в селе Алексеевка…».

Остальные вырезки Павел читать не стал. Никто, в принципе, и не настаивал.

– Эти, казалось бы, разрозненные элементы не связаны между собой, но я докопался до истины, – сказал Виктор Ильич, словно подводя итог. – Элементы очень даже складываются в пазл! И общая картина такова, что все эти люди, так или иначе, связаны родственными (различной дальности) узами с поселком Алексеевка. И, заметил ли ты, активность происшествий четко ограничена августом – октябрём. Я не знаю с чем это связано, но до августа нам нужно разобраться с этим дерьмом!

– Витя! – возмутилась Надежда Олеговна.

– Когда видится полная жопа, то её может распирать только им!

Женщины прыснули, и через секунду вся компания истерически хохотала, сбрасывая накопившееся напряжение.

7

Шёл второй час ночи. Мама и бабушка ушли спать где-то в полночь, а Павел с Виктором Ильичом всё сидели за столом в полумраке кухни. Мама решила добавить романтики и теперь на столе в пятирожковом подсвечнике догорали свечи, мерцая и отражаясь в окне. Павел, забыв про тлеющую меж пальцев сигарету, сосредоточенно наблюдал, как капли горячего парафина капали на скатерть. Виктор Ильич безучастно глядел в окно; его сигарета успела догореть до фильтра и потухнуть.

Мужчины думали о завтрашнем дне. О том, с чем им придётся столкнуться. И насколько это столкновение будет болезненным. А, может, и фатальным.

У Павла с трудом получалось верить рассказу крёстного про древнее злющее божество – Дива, про пересечения миров, про волшебный стол… Всё воспринималось той детской сказкой, о которой ему рассказывали. И вот так в раз поверить, что сказка – не сказка, а самая настоящая быль? Он не верил.

Виктор Ильич это понимал и не давил на парня. Однако и не отступал. Его совершенно не мучила жажда приключений, но он не мог позволить себе оставаться в стороне. Не мог оставить Эдди наедине с Тем, кого тот так боится. Эдди просто лишится ума, а мир… Может, на самом деле мир во всём мире зиждется и продолжает существовать благодаря постоянной невидимой борьбе обыкновенных людей, совершенно не похожих на героев, но не спасовавших перед личиной зла, жаждущего ввергнуть мiр в пучину хаоса, возможно даже кем-то управляемого? Может, голливудские фантасты не так уж далеки от истины, когда их одинокие герои (или куцая горстка смельчаков) в очередной раз спасают ничего не подозревающее человечество от всевозможных чудищ и катастроф…

Единственное, что его беспокоило – это восприятие крестника. Если укоренившийся в его мозгу нигилизм будет продолжать ставить барьеры перед сверхъестественным, парень может погибнуть. А этого Надежда ему – Виктору – не простит. Ох, если бы не артрит…

Он сунул сигарету в рот и чертыхнулся, увидев, что от неё остался лишь фильтр. Павел вздрогнул и оторвался от созерцания растущего на скатерти парафинового холмика. И тут же зашипел, засучив рукой: в отличие от крёстного, сигарету он держал не за край фильтра, и огонёк успел опалить пальцы.

– Пошли спать, – сказал Виктор Ильич. – Утро вечера мудренее.

– Угу, – согласился Павел, мстительно затушив сигарету, и задул свечи.

8

Мать и бабушка провожали Павла и Виктора Ильича до аэродрома. Павел представил, как они наблюдают за самолётом, пока тот не скрылся в облаках, и вздохнул. Пока не увидел маму, он и не подозревал насколько соскучился по ней. Увиделись накоротке… и он опять в самолёте.

Крестный и крестник сидели рядом, но ни тот, ни другой не пытался заговорить. Один сосредоточенно изучал в интернете свежие новости (при наборе высоты гаджетами пользоваться ещё можно, заявил Виктор Ильич в ответ на выразительный взгляд пассажира, сидящего рядом через проход), а второй «любовался» видом из иллюминатора.

Самолёт едва успел лечь на курс, когда Виктор Ильич внезапно и довольно громко чертыхнулся.

– Чёрт возьми!

– Что? – испуганно выкрикнул Павел. – Что такое?

– Вот ведь как… – проговорил Виктор Ильич, казалось, не слыша Павла.

– Да что там?! – Павел ловко выхватил мобильник и вгляделся в экран.

«Девушка сбила насмерть женщину с ребёнком», – гласил заголовок статьи.

«В тот момент, когда женщина с девочкой уже были у самого тротуара, их на полной скорости буквально смёл «Фольксваген», за рулём которого, как выяснилось позже, находилась 20-летняя жительница Нижнего Тагила Марина Добранская. В результате страшного удара ребёнок скончался на месте, молодая мама оказалась в больнице с тяжелейшими травмами, среди которых – черепно-мозговая травма, перелом тазовых костей, многочисленные переломы.

По словам представителей дорожной полиции Нижнего Тагила, пешеходный переход, где произошло ДТП, является достаточно опасным, кроме того на дороге в момент аварии отсутствовала соответствующая разметка, хотя и стоял предупреждающий знак.

По словам сотрудников ГИБДД, М. Добранская не отрицает своей вины. На записи камеры системы видеофиксации ПДД видно, что она сразу же после аварии выскочила из машины и бросилась к пострадавшим, не пытаясь скрыться с места трагедии».

– Нам нужно с ней встретиться, – сказал Виктор Ильич.

– Зачем? – спросил Павел.

– Затем… – Виктор Ильич помялся. – Затем, что Эдди упоминал это происшествие. Кристалл показал его. Со всеми, – Виктор Ильич ткнул в уже выключенный телефон, – подробностями. Нам нужно встретиться с этой Мариной.

– Погоди. Эдди упоминал о происшествии, которое ещё не произошло? Кристалл показывает будущее?

– Он дохрена чего показывает, – буркнул Виктор Ильич, забрав телефон.

– А если мы попусту потеряем время? Если твой Эдди…

– Эдди как-то смог прожить почти полгода, прежде чем впутать меня в это… – Виктор Ильич чуть сдержался от поганого словца, озвученного накануне. – Подождёт ещё чуток. – И, предугадывая возражения крестника, задал риторический вопрос:

– А если бы ты прилетел на день-два или на неделю позже?

Павел закрыл рот, поджав губы. Тяжело вздохнул, и кисло улыбнулся:

– Надеюсь, она хоть симпатичная будет.

9

В аэропорту Кольцово, Екатеринбург, они взяли такси до Нижнего Тагила.

Музыка на радиоволне сменилась местными новостями:

– Сегодня несколько тысяч жителей города вышли на демонстрацию, перекрыв движение машин на злополучном пешеходном переходе проспекта Ленина, где три дня назад произошла страшная трагедия, унёсшая жизнь трёхгодовалого ребёнка и… – голос диктора так и сочился ненавистью к виновнице ДТП.

– Вот ведь сука! – процедил водитель такси, выключив радио. – Даже слушать зло берёт! Такую мразь линчевать мало!

– А если бы на месте этой девушки была ваша дочь? – спросил Виктор Ильич. – Вы бы тоже её линчевали?

Таксист воззрился на пассажира, как на языческого идола, вдруг заговорившего, и в речи его была ересь. Чувствовалось, что ему очень хочется нагрубить, а потерять клиента – не хочется. Таксист поиграл желваками и, угрюмо вперив взгляд на дорогу, выдавил из себя:

– У меня нет дочери.

Виктор Ильич хотел ответить на это, но Павел предостерёг, положив руку ему на плечо.

– Командир, а можем мы выехать на проспект Ленина? – спросил Павел.

Таксист помотал головой:

– Зачем? Вы же слышали, там перекрыто.

– А ты нас довези дотуда, получишь две суммы.

Минут через пять такси упёрлось в пробку.

– Пройдёмся, дядь Вить? – спросил Павел, расплачиваясь с водителем.

Они вышли из машины, и направились в сторону столпотворения.

– Зачем ты ему двойную плату дал?

– Задобрить хотел, – пожал плечами Павел.

– Задобрил?

Павел опять пожал плечами. Его внимание уже привлекла толпа впереди.

Народу толпилось действительно много. Плюс полицейское оцепление. У знака пешеходного перехода куча цветов, венков, мягких игрушек. Павел заметил видеокамеру, перед которой суетливо тараторила журналистка, и дернул крёстного за рукав, предлагая обойти стороной съёмочную группу. Виктор Ильич кивнул.

Из общего гвалта доносились обрывки фраз:

– …палка бывает о двух концах…

– Хватит молчать – пора сказать!

– …она как ехала, так и поехала! У неё тормозной путь какой был, ребята, вы что! – Павел увидел молодого папашу с ребёнком на руках.

– Чем больше здесь люди будут стоять, тем быстрее до Москвы это дойдёт! – прокричал другой парень. – Никакие чиновники не отмажутся!

Потом, как по команде толпа стала скандировать:

– Тюрь-ма! Тюрь-ма! Тюрь-ма!

Возле давеча тараторившей журналистки появился мужчина в солидном костюме и в пальто нараспашку. Он поднял руку в попытке угомонить толпу; и когда люди более-менее затихли, произнёс речь:

– Я полностью разделяю со всеми чувства и всё, о чём здесь говорится. И я говорю это не только от своего имени, но и от главы Администрации города. Давайте мы не будем говорить то, чего мы не можем сделать или, будем так говорить…

– Почему мы ничего не сможем сделать?! – тут же вознегодовала толпа.

Дальше начался галдеж. Послышались полицейские свистки.

– Думаю, мы услышали на сегодня достаточно, – проговорил Виктор Ильич.

– Услышали – да, но где сейчас эта девушка, Марина? – ответил Павел.

– Здесь нам вряд ли кто скажет.

– А я думаю… – Павел не договорил и направился к съёмочной группе.

Особого разговора не получилось. То ли они боялись потерять эксклюзив на всю эту историю (хотя и без того понятно, что резонанс происшествие уже получило), то ли… Бог весть знает, что у них на уме! Но из скупых фраз Павел понял, что девушка, виновница ДТП, находится под стражей в местном следственном изоляторе и что она уже пыталась покончить жизнь самоубийством.

– Чего ты хочешь добиться, дядя Вить? – спросил Павел.

– Не знаю, – передёрнул то плечами. – Честно не знаю. Только знаю… знаю, что должен ей помочь. Хоть чем-то. – Он посмотрел на Павла. – Мы обязаны не допустить, чтобы она покончила с собой, понимаешь?

– Или чтобы её не растерзала эта толпа, – кивнул Павел, и спросил: – Как она может быть связана с тем, ради чего мы здесь?

– Кто его знает… Давай не будем гадать. По крайней мере, мы теперь знаем, где её искать.

– Об этом можно было и из интернета узнать!

– Или неможно. Если дело резонансное, следствие не будет обнародовать местонахождение преступника… В СИЗО к ней сейчас вряд ли кого-то пустят. Если она пыталась наложить на себя руки, то попытается сделать это ещё раз. Тем более, когда до неё дойдут слухи об этом, – Виктор Ильич кивнул на толпу, – безумии. И если её успеют вовремя остановить – а я думаю, они постараются – то даю голову на отсечение, что девушку определят в психушку. На какое-то время. Сперва – на время!

– Крестный, ты провидец?

– Не разделяю твоего сарказма, мой мальчик! Простая логика. В нашем пусть и безумном мире многое предсказуемо…

– Я же просил, не называй меня «мой мальчик»! Меня это…

– Да-а, ты уже давно не мальчик… мой мальчик. Всё-всё! Больше не буду!

Наверное, в первый раз за день они от души рассмеялись.

Чем заслужили пару десятков ненавидящих взглядов.

– Пора бы нам отсюда от греха подальше, – заметил Виктор Ильич.

10

– Здесь наше место встречи, – сказал Виктор Ильич.

Они стояли возле старой избы у самой опушки леса.

Павел оглянулся вокруг:

– И сколько ждать?

– Недолго, – Виктор Ильич подошёл к углу избы и раздвинул скрывающую нижние брёвна сруба сухую траву. – Вот!

– Что – «вот»? – не понял Павел. Там, куда показывал крёстный, не было ничего, стоящего внимания. Кроме, разве что, жирной чёрной полоски, начирканной, по-видимому, углём или головёшкой.

Виктор Ильич демонстративно хмыкнул, покряхтел, роясь в растительности, и выудил кусок угля.

– Вот! Наш условный знак. – И начеркал жирную вертикальную полоску так, что получился крест. Сунул уголёк на место и, поплёвывая на руки, поднялся в рост. – Если ничего не случилось – не дай Бог, конечно! – завтра утром выйдем в путь.

– Утром? – ужаснулся Павел и беспомощно посмотрел на где-то там, за макушками деревьев, заходящее солнце. – Крёстный, ты меня пугаешь!

– Было б чему пугаться, – с ехидцей проворчал Виктор Ильич и вышел на дорогу. – Пошли, а то и взаправду в штанишки наложишь!

– Очень смешно!

– А то!

В деревенском доме Павлу ночевать ещё не приходилось. Таки экзотика: печь, самовар, душистый домашний каравай с крынкой парного молока, пряный запах соломы и терпкий – табака-самосада, приветливые старики в крестьянских одёжах… Колорит, одним словом!

Легли поздно, за полночь. Павел никак не мог уснуть на бугристом матраце выделенной ему лежанки. Кроватью это колченогое подобие язык не поворачивался назвать. Но спать мешал не только матрац: вокруг стояла оглушительная непривычная тишина, словно очутился в вакуумном коконе. Ни малейшего звука, ни шороха. Будто стоило выключить свет – и всё вымерло. Не слышно ни стариков, ни крёстного, ни собак во дворе. Не сказать, что жутко, но оторопь Павла взяла. Может, оглох? Может человек оглохнуть внезапно? Павел о таком не слышал. Он щелкнул пальцами.

И наваждение пропало.

Слух тут же уловил гудение старого холодильника и частое тиканье настенных часов. К ним присоединились ещё звуки: этакое своеобразное старческое кряхтение ветхого дома.

А потом его напугал крёстный:

– Ты чего не спишь? – Его громкий шепот был сравним с внезапными воплями в библиотеке. – Вставать рано!

– Мне на какое-то мгновение показалось, что я оглох, – признался Павел, про себя раздумывая, ругать крёстного за то, что напугал или радоваться, что тот жив и здоров.

– И тебе, значит?

– Что ты имеешь в виду?

– Думаю, что мы только что были свидетелями Присутствия. С нами знакомились… или принюхивались.

– Чего? Что за бред? Какое присутствие? Кто…

– Я не очень в этом силён, Павел. Давай спать. Завтра… то есть уже сегодня Эдди объяснит… возможно.

– А он точно явится?

– Я сильно надеюсь.

11

Эдди явился. Словно воробей клювом по стеклу.

Видимо, не зря Виктор Ильич занял ложе возле окна, потому что среагировал мгновенно. Одёрнул шторку и ответно постучал ногтём. Посмотрел на Павла, убедившись, что тот проснулся и проворно поднялся с кровати.

Без лишних слов Павел так же тихо засобирался. Через пять минут они были готовы покинуть гостеприимный дом и отправиться навстречу неизвестным приключениям на пятую точку. Павел достал из бумажника тысячу рублей – бешеные деньги по местным меркам – и подсунул их под глиняный кувшин с колодезной водой (перед этим выхлебав из него половину), оставленный на столе стариками специально для гостей.

Павел был уверен, что все старики спят чутко, и их «тихий» уход не остался незамеченным.

Раннее утро встретило прохладной сыростью. У калитки стоял Эдди, навьюченный как дромедар. Но стоило им спуститься с ветхого крыльца, как он тут же скинул с «горба» свой вьюк.

Виктор Ильич запер калитку на бесхитростный металлический засов, мимоходом подумав, что тот как-то тяжеловат для латуни. И обнялся со старым другом.

– Всё принёс? – осведомился Виктор Ильич.

Эдди кивнул, уставившись на Павла.

– Извини, – спохватился Виктор Ильич. – Это Павел…

Эдди кивнул и прижал палец к губам, прося замолчать, и тем же пальцем указал на мешок.

В мешке оказались армейские берцы, плащи-дождевики, охотничьи ножи в ножнах, прицепленных к ремню, подсумки с нашивками красного креста и куча всяких консервов. Может, в этом объёмном мешке было и ещё что-то, но Виктор Ильич пресёк любопытство крестника:

– Сейчас только переобуваемся. И надеваем ремни: ножи могут понадобиться. Мешок несём по очереди, меняемся каждые пятнадцать минут. Ты несёшь первый.

Павел протестовать не стал. Взвалил на себя мешок и крякнул, чуть не плюхнувшись на задницу от неожиданного веса. Эдди перехватил его удивлённый взгляд и усмехнулся в нечесаную бороду. Павел же невольно проникся уважением к щуплому на вид мужичку.

Шли цепочкой. Эдди впереди, Павел – сзади, еле поспевая.

Ровно через пятнадцать минут Виктор Ильич забрал у Павла ношу. Павел почувствовал, что у него чуть ли крылья ни выросли, так легко стало идти. Они двигались напролом по одному только Эдди известному маршруту. Буквально через пару минут относительное редколесье сменилось едва проходимыми еловыми дебрями. Теперь Павел понял, почему он был первым в списке носильщиков и в душе поблагодарил заботливого крёстного.

Парню пришлось четырежды взваливать на себя мешок, прежде чем они достигли того охотничьего домика, о котором писал крёстный.

Виктор Ильич толкнул своего друга, выразив на лице немалое удивление. Эдди достал из-за пазухи блокнот и карандашом начеркал несколько слов. Павел заглянул через плечо Эдди и прочитал: «нашёл путь короче». «Это мы ещё, оказывается, быстро пришли!» – присвистнул парень, чувствующий себя полностью измочаленным.

Они зашли в домик.

Эдди (в самом деле, так ни разу не проронивший и слова) достал горелку и памятный по письму крёстного алюминиевый чайник. От предложенной трухи Павел думал отказаться, но, поймав красноречивый взгляд Виктора Ильича, кивнул в знак согласия. Вар действительно оказался вкусным и даже тонизирующим. Павел подумал при удобном случае узнать, что за травы здесь намешаны, и приготовить как-нибудь на каком-нибудь банкете по случаю чего-нибудь. В общем, на будущее.

«Чаёвничали»-завтракали недолго. Эдди знаками дал команду собираться. Они вытряхнули принесённый мешок и экипировались полностью. Их вид Павлу почему-то напомнил рассказы о диверсантах. Ему очень свербело спросить, куда они помчатся теперь, но принял условия игры и помалкивал. К тому же, он догадывался о цели предстоящего марш-броска. Вот только вопрос: охота ли ему туда?

12

Они вышли к железнодорожным путям и устроили привал на знакомой по письму Виктора Ильича поваленной берёзе.

– Здесь можем поговорить, – сказал Виктор Ильич.

Павел кивнул и тут же задал вопрос:

– Зачем нужно было тащиться именно сюда? Я помню, что было в письме, но откуда эта уверенность? Почему здесь нас не услышит… некто?

Глебов задёргал головой как испуганная ворона, Виктор Ильич сделал ему знак не полошиться.

– Паша, давай по порядку, – сказал Виктор Ильич. – Сейчас передохнём…

Глебов тут же достал пачку сигарет.

– …покурим, – продолжил Виктор Ильич. – И Эдди всё обо всём расскажет. Так ведь, Эд?

Глебов кивнул, смачно втягивая в себя едкий дым. Павел с тоской подумал о сигарах, оставленных в Египте (думал, купить по приезду в Россию, но так и не случилось). И, глядя, как крёстный затянулся, тоже потянулся к помятой пачке дешёвых сигарет.

– Я не видел эту тварь, – заговорил Глебов. – Ни одним глазком. Но она всегда рядом. Словно следит… выслеживает… и прислушивается. Она ждёт, когда я сорвусь и что-нибудь скажу. Ждёт! А теперь и вас ждёт. Голосовые вибрации что-то синхронизируют в мозгах этой твари, фиксируют и… я не знаю… дают «добро» разделаться с носителем голоса. Вот только у меня кристалл! Он ни хрена не подпускает тварь близко ко мне. Но, если услышит голос – то будет ближе. Опасно близко. В затылок будет дышать!

– С чего ты это взял? – не выдержал Павел.

– Кристалл! – чуть ли не крикнул Глебов. – Он показывает. Иногда смутно, будто оставляет погрешность в череде будущих событий, предоставляя мне… теперь – нам… выбор. А иногда – чаще всего! – картинка яркая, насыщенная, исключающая двоякомыслие! Вот только картинки фрагментальные. Полную картину не увидишь, сколько не пыжься. Кристалл показывает то, что мы должны увидеть, ничего лишнего…

Чем дольше слушал его Павел, тем больше уверялся, что несчастный вконец чокнулся.

Павел смотрел на Эдди, пытаясь понять: на самом ли деле тот верит в то, что говорит? Складывалось впечатление, что верит. И ещё как. Но хуже всего, он уверен, что мы соратники и поддерживаем его маниакальный бред.

Павел перевёл взгляд на крестного. И ему захотелось увидеть его лицо, а не затылок. Он поднялся с берёзы и встал напротив мужчин. Глебов тут же умолк, растерянно хлопая глазами.

– Ты чего? – спросил Виктор Ильич.

– Я не понимаю, как можно верить всему этому чёртову бреду – вот чего! – выпалил тот.

– А кто тебя заставляет верить сейчас? Наша задача выслушать, как ты говоришь, этот чёртов бред, чтобы иметь представление, с чем столкнулся здесь Эдуард, а уж потом плеваться слюной в негодовании… если доказательства окажутся дутыми.

– И я так и не услышал, почему именно здесь мы можем говорить, не боясь быть услышанными этой вашей тварью?

– Говорю же: кристалл! – сказал Глебов. – Я нашёл его здесь и здесь сконцентрирована вся его мощь.

– Паша, сядь… пожалуйста! – Вмешался Виктор Ильич. И дослушай до конца.

«Раскомандовался», – подумал Павел, но сел.

Глебов долго собирался с мыслями. Что-то мычал и выдавал не совсем членораздельные, но здорово растянутые фразы. Павлу это напомнило старый патефон, в котором, прежде чем услышать песню в нормальном звучании, нужно было с помощью рычага завести пружинный двигатель. Он попытался вникнуть, но взбунтовавшийся мозг отказывался воспринимать, подсовывая взамен воспоминания из детства… правда, в некотором роде связанные с той хернёй, которую нёс сейчас этот чудаковатый выживший (из ума) в авиакатастрофе мужик… Или все эти странные воспоминания ложны? Ведь есть же понятие «ложная память»? Есть, он точно слышал!

– …тварь незрима в нашем мире, но в других мирах у неё есть личина. Вполне осязаемая, чтобы её убить.

Павел услышал очередную нелепость и оторвался от своих мыслей. Глебов говорит о совершенно безумных вещах. Сравнить их можно разве что со свидетельствами очевидцев НЛО… или свидетелями Иеговы.. Но вся эта хрень… «Боже, что я здесь делаю?!» – Павел состряпал несчастную физиономию и закатил глаза к небу.

И увидел Глаз.

Игра сумеречных лучей создала образ иконописного глаза Рублёвского Спаса. Укоризненный, будто спрашивающий, что же ты такой скептичный, парень? Что ты всё ноешь, то тебе не то, это – не это! Будь проще, – «говорил» Глаз, – отдели зёрна от плевел, ищи истину, как ищут хлеба!.. Павел не выдержал и отвернулся от назойливой укоризны небесного глаза. Неприятное чувство. Пристыдили, как последнего шкодника. И кто пристыдил?! Павел закрыл глаза… и увидел отпечаток света. Глаз. Никуда не делся. Преследует…

– …в порядке? – крестный ткнул в бок, обеспокоенно наблюдая за выражением лица Павла.

– А! Да… Да, всё нормально, – Павел глянул на небо. Но Глаз уже не сверлил его сверху. Облака сместились. Эффект пропал. – Задумался, просто.

«Может, истинно Господь дал знак, примиряя меня с реальной… пусть и кажущейся ирреальной, действительностью?» – подумал Павел, и быстро-быстро заморгал, пытаясь уловить исчезающий отпечаток. «Он ведь и вправду был, как глаз Рублёвского Спаса?» Потом посмотрел на Эдди.

– Хлебни, – протянул тот флягу. – Освежит голову.

Павел машинально взял флягу, машинально глотнул и чуть не выблевал весь завтрак. Горькая дрянь! Усилием удержал себя от рвотных позывов, отплёвываясь и отхаркиваясь вязкой слюной. Скулы свело так, что, казалось, сейчас челюсть выломается. А Глебов с крёстным с совершенно невозмутимыми лицами наблюдали за его мучениями.

– Не понравилось? – Виктор Ильич похлопал крестника по спине. – Да уж, это не детский сироп.

– Ты знал? – Павел в очередной раз сплюнул горечь. – Знал, что он подсунет мне эту гадость?!

– Это настой следопыта, – поучительно сказал Виктор Ильич, игнорируя возмущение парня. – Позволяет сконцентрировать внимание и чётко анализировать ситуацию. Даже в малых дозах! Не вызывает привыкания… ну, тут ясно – почему… но и действует, как… э-э-э…

– Антропирин, – подсказал Глебов, внимательно наблюдая за состоянием Павла.

– Чего? – не понял Виктор Ильич.

– Антропирин, – повторил Глебов. – Капли для глаз. Отличные, кстати.

– Я искал совсем иное сравнение, но пусть будет антропирин… Только без всяких там побочных эффектов…

Павел их не слушал, продолжая сплёвывать горечь.

– Прекрати харкать! Некрасиво. – Виктор Ильич махнул в сторону заброшенной шахты. – Оглянись вокруг!

Павел заставил себя проглотить слюну и, всё ещё морщась, распрямился, огляделся. «Было бы на что смотреть!» – успел подумать он и обмер. Где-то под ухом хмыкнул довольный Эдди, но он не заметил. Внимание сосредоточилось на окружающем ландшафте.

На ум пришло сравнение со щётками стеклоочистителя на лобовом стекле автомобиля. Только что ты видел мир через бурую плёнку налипшей на стекло грязи и, вдруг, – раз! – движение «дворников», снимающих слой грязи. Два! – ещё слой. Три! – мир очищается от грязевого налёта. Четыре, пять, шесть, семь… – и вот она, кристально-скрипучая чистота! Павел продолжал моргать. И видеть всё вокруг с непостижимой чистотой, иррациональной чёткостью и восхищением. Каждую веточку, каждый солнечный блик на острых осколках битых оконных стёкол, каждый кирпичик заброшенных зданий, каждую кочку и каждую загогулину он видел, будто… нет, тут не с чем сравнить!

Он продолжал моргать, боясь потерять удивительное зрение, но… что это? Теперь с каждым взмахом ресниц волшебное «озарение» исчезало. Павел прекратил моргать, но это уже не помогло. Зрение возвращалось в своё обычное состояние, то есть, не ниже восьмой строчки в таблице Сивцева. Павел посмотрел на своих спутников. Оба не скрывали лукавых ухмылок.

– Эффект что надо, – подмигнул Виктор Ильич. – Только действие кратковременное. Глотнул бы побольше – эффект был бы дольше. Но и злоупотреблять не стоит… Ладно, пора возвращаться.

– Да, – подтвердил Эдди. – В лесу темнеет рано.

– А доказательства? – встрепенулся ещё не до конца отошедший от чудо-юдо-эффекта Павел.

– Туда и идём, – Виктор Ильич хлопнул парня по плечу, и пошёл вперёд.

Глебов за ним.

Павел зажмурился, потёр глаза, покачал головой, сплюнул и побежал догонять припустивших резвой походкой «диверсантов».

Вернулись они обратно в охотничий домик.

«Изощрённый идиотизм», – уныло подумал Павел, чувствуя, как гудят ноги от совершенно ненужной на его взгляд прогулки к заброшенной шахте.

13

Эдди вошёл последним. Задвинул засов и со всего маху саданул по двери плечом, мол, откроется – не откроется. Странный он всё-таки парень, сдвинутый. Потом поднял с топчана успевшего сесть Виктора Ильича и сдёрнул засаленный плед. Пледом (на уже готовые гвоздики) Глебов задрапировал окно, будто штор не достаточно. И погрузил всех в темноту.

Дальше копошение.

И свет от керосинки.

Так же, как в первый раз Виктор Ильич, Павел обманулся.

Свет исходил не от керосиновой горелки.

Кристалл. Излучающий удивительное изумрудное свечение. Удивительное! В изумрудном свете лицо Глебова озаряла улыбка. Он на вытянутых руках протянул кристалл Павлу. Бережно. Краем глаза тот заметил, как крестный сел обратно на топчан. Но всё внимание приковано к кристаллу. Павел протянул руки. И кристалл перекочевал к нему. Ладони ощутили прохладную бугристость. Лучистое сияние просвечивало ладони насквозь. Павел успел подумать о Марии Кюри и её опытах с радием, но это не остановило любопытства. Он приблизил кристалл к глазам.

И увидел.

14

…Они стояли у могилы Александра Клинова и какое-то время молча смотрели на скромный крест из сибирской сосны.

Виктор Ильич оторвался от созерцания креста и посмотрел на одиннадцатилетнего подростка.

– Павлик, подойди ближе, – позвал мальчика Виктор Ильич.

Мальчик нехотя оторвался от матери. Он не понимал, зачем его притащили в этакую глушь на могилу погибшего писателя. Конечно, круто, будет, чем похвастаться… но зачем?

– Присядь, – сказал Виктор Ильич. – Пытаешься понять, почему ты здесь, да?

Павлик кивнул.

Виктор Ильич посмотрел на Надежду Олеговну и задержал взгляд на Наташе, матери мальчика. Та чуть заметно кивнула.

– У меня есть кое-что для тебя, мой мальчик. Закрой глаза.

Мальчик подчинился.

Виктор Ильич успел вложить в руки паренька дневник Александра Клинова, когда внезапный порыв ветра едва не снёс со скамейки подростка. Павлик вскрикнул. Его мать всполошено подскочила к сыну. Но Виктор Ильич взмахом руки остановил её, уловив во вскрике мальчика не испуг от внезапности, а удивление. Мальчик открыл глаза и посмотрел на Виктора Ильича.

– Это дневник моего папы, – скорее констатировал факт, чем спросил Павлик, и прижал самодельный томик к груди.

Виктор Ильич кивнул.

Павлик отжал книгу от груди, посмотрел на неё и не по-детски нахмурил лоб:

– Я не понимаю…

– Продолжай, – как мог ласково сказал Виктор Ильич.

– Не понимаю, почему мама не дала мне папин дневник дома. Почему… – Павлик окинул взглядом могилу и посмотрел на мать, – здесь?

Наташа растерянно уставилась на Виктора Ильича. Виктор Ильич снова успокоил её жестом, и мягко, но настойчиво развернул ребёнка к себе лицом.

– Здесь похоронен твой настоящий папа, – сказал Виктор Ильич.

Глаза мальчика округлились.

– Тот человек, что бросил вас с мамой, когда тебе было четыре, не твой отец.

– Мама? – Павлик потрясённым взглядом снова воззрился на мать.

По лицу Наташи катились слёзы.

– Послушай крестного, сынок, – сказала Наташа, безуспешно давя всхлип. – А я тебе потом расскажу…

Надежда Олеговна притянула к себе Наташу, успокаивая.

Павлик посмотрел на крестного. Тот кивнул, и заговорил:

– Ты молод, мой мальчик! Но ты уже достаточно взрослый, чтобы иметь право на правду. Если бы тебе рассказали раньше – ты бы не осознал, если бы позже – не понял, почему не рассказали раньше. Я тоже был пацаном и знаю, что такое переходный возраст. И сейчас я не хочу лукавить. Тебе предстоит много узнать в этой жизни, совершить уйму ошибок и учиться на них, и исправлять их. Так устроен человек – он воспринимает только свои ошибки. Но некоторые ошибки человек исправить уже не может, как бы он ни старался, как бы ни сожалел, сколько бы ни пролил слёз – не сможет. И такие ошибки часто губят жизнь, потому что не поддаются смирению. Несмирение – практическая смерть при жизни. Особенно, если это касается любви… Тот человек, чей дневник ты держишь, очень любил твою маму и совершил свою ошибку лишь потому, что был чересчур благородным… Надеюсь, когда ты прочитаешь дневник, ты не совершишь ошибку и не станешь кого-то винить или ненавидеть. В мире много чудес, самых невероятных, но они открываются только людям с чистым сердцем. Сейчас твоё сердце чисто. Не очерни его, и ты всегда сможешь увидеть чудеса этого мира, скрытые от большинства людей! Уж я-то это точно знаю, – Виктор Ильич видел, что проповедь его пошла впрок и улыбнулся, подмигнув мальчугану. – Усёк?

Серьёзные складки на лбу мальчика разгладились.

– Усёк! – сказал Павлик и тоже сделал лыбу.

15

– Боже мой… – прошептал Павел, едва не выронив кристалл.

Эдди был начеку и подхватил артефакт. Накрыл, спрятал.

Павел стоял в темноте, но перед глазами плыла яркая картинка из прошлого. Из прошлого, которое подсознательно (или сознательно?) забылось и до этого самого момента казалось лишь памятным воспоминанием давнишнего сна: вроде реальность, но искажённая, только лишь похожая на правду, а на самом деле… А что на самом деле? На самом деле он даже не вспоминал о том, что (показал) заставил вспомнить кристалл. Он помнил то единственное посещение могилы. Тогда ему стукнуло одиннадцать. И с тех пор не бывал на могиле писателя. На могиле своего настоящего отца. А то призрачное явление, едва не сбросившее его со скамейки – нет, не помнил… пока не заглянул в глубину изумрудного свечения. Что бы ни представлял собой кристалл в действительности, но копаться в голове – в памяти – он мастер!

Или лжец?

– Что ты видел? – спросил Виктор Ильич. – Что он тебе…

– Тсс! – запаниковал Эдди. – Тссссссссс!!!

Виктор Ильич нащупал локоть парня и потянул к себе. Павел не сопротивлялся. Он и сам очень хотел присесть, ноги ослабли и предательски дрожали в коленках. Как у долбаной левретки.

Глебов опять закопошился. И на этот раз достал горелку.

Павел бездумно пялился на пламя.

Виктор Ильич решил не напирать и не лезть с расспросами. Неподготовленному человеку всегда тяжело принимать что-то необычное. По себе знал. Он знаками показал Эдду, чтоб ставил чайник. Сам снял с окна плед и раздвинул шторы. Стало светлее, хотя солнце и успело уже скрыться за макушками высоченных сосен.

Глебов водрузил на керосинку чайник, тем самым разорвав стопорящую мозг парня нить с внутренним астралом… или где он там завис.

– А где я спать буду? – брякнул Павел. – Я спать хочу.

И, получив в ответ очередное глебовское «тсссс!», завалился тут же на топчан.

16

– Я должен побывать на его могиле! – во весь голос сказал Павел, очнувшись, как он думал, ото сна.

Глебов всполошился первым, вскочил и – к окну. «Да что он там пытается высмотреть?» – подумал Виктор Ильич, протирая с трудом разлеплённые глаза. «А это наш Кузенька с жиру бесится. Побесится и баиньки пойдёт…» – в свою очередь успел подумать Павел, увидев в отсвете окна сгорбленную фигуру Эдди с покрывалом на плечах.

Потом случился треск. И грузное падение. Аж земля всколыхнулась.

На пол грохнулся чайник, опрометчиво оставленный на неустойчивой горелке, перепугав обитателей охотничьего домика больше, чем упавшее (поваленное) на опушке дерево. Кем поваленное? Любопытство повело Павла к двери, но путь перегородил Глебов. Лунный свет, пробившийся через оставленную в окне щель, позволил различить бешеное мотание головы. Парень развёл руками, мол, сдаюсь, реально испугавшись, что голова несчастного вот-вот оторвётся и как чайник грохнется на пол. Воображение живо представило сцену, и он отошёл. От греха подальше.

Землю снова сотряс удар. И это не ещё одно упавшее дерево, не было характерного треска. Тогда что было?

Павла раздражала постоянная темнота, постоянное недопонимание происходящего. А ещё больше – вынужденная немота. Просто изводила! Он поймал себя на том, что слушает тишину, отчаянно пытается услышать хоть звук. Чего они боятся? Чем старая хибара может защитить? Павлу хотелось действия. Он глубоко вздохнул, раздумывая закричать ему или засвистеть, но неожиданно получил под дых. «Глебов, сука!» И, хрипя, повалился на пол.

Виктор Ильич не понял, что произошло, и только в изумрудном свечении кристалла – «зачем он его достал?» – увидел скрюченного на полу крестника, помог ему подняться.

Глебов сунул кристалл в руки Павла. Тот едва удержался, чтобы не жахнуть артефакт об стенку.

Потом взгляд окунулся в свечение…

…И опять Эдди оказался на подхвате, когда голова парня дёрнулась как от удара и кристалл выпал из рук.

За мгновение до того, как Глебов накрыл кристалл покрывалом, Виктор Ильич успел заметить, что носом у крестника шла кровь.

– Господи Всемогущий, что… – не выдержал он, но допричитать не успел. Хибару сотрясло крупной дрожью, сбивая с ног. Виктор Ильич в прискоке ухнулся рядом с Павлом.

На секунду свет кристалла вырвался из-под покрывала Эдди, обозначив расположение последнего. А расположился он у двери, как голкипер, поймавший мяч в голевой момент. «Счёт ноль-ноль. Первый раунд!» – прозвучал в голове голос Владимира Ворошилова. Привет с того света.

А ещё Виктору Ильичу почудилось, будто под домиком сейчас разверзнется бездна, поглотит их и схлопнется, точно и не бывало тут ничего, кроме бурьяна.

Снаружи послышался гул. В окно дробью ударился лесной сор. Во всяком случае, Виктор Ильич надеялся, что сор, а не (зубы) что-то другое. Шквальный ветер… Откуда ему взяться в лесу? Что провоцирует шквал? Что его может спровоцировать? Виктор Ильич невольно подумал о Диве.

Несчастный охотничий домик скрипел, стонал и трещал, яко жертва Линча. Казалось, ещё чуть и всё, разлетится хибара по брёвнышкам к чёртовой матери!

Но домик снова накрыла тишина. Такая внезапная, что под ложечкой засосало. «Прислушивается», – подумал Виктор Ильич. И вот тут ему действительно стало страшно. Кто прислушивается? Кто?

Павел пребывал в шоке от того, что показал ему кристалл. Если это будущее, то оно явно было хреновым, если фантазия – то явно сумасшедшего. Он не замечал кровь, стекающую к подбородку, не чувствовал её солоноватый привкус на губах. Не слышал взбесившуюся по неведомым причинам стихию на улице, не реагировал на землетрясение (слишком мизерна магнитуда, когда воображение уже сотрясло что-то более значительное и… и сюрреалистичное). Но тишину он услышал.

Осязаемой она была, эта тишина.

Да, была. Стоило заострить внимание, как то знакомое оглушительно-тихое Присутствие исчезло. Осталось только чувство недосказанности, звенящей струной отозвавшееся в омуте подсознания. Отозвавшееся тревогой. Павлу казалось, что он слышал слова, языка которого не знает, но понимает. Или думает, что понимает. Предостережение. Или предупреждение? Угроза? Павел не помнил, забыл. Как тяжёлый, но мимолётный сон. Зато помнит то, что показал волшебный кристалл. Это он уже забыть не мог, даже если бы очень хотел. В подкорке будто кислотой выжгли те образы. И делиться ими с кем-то он не имеет права. Даже с крёстным. Может, позже, но не сейчас.

Так они досидели до утра. Каждый о своём, каждый в себе.

17

В то время когда Павел услышал тишину, а Глебов, как заведённый одними губами бормотал «Трисвятое», в палате судебной психиатрии из глубокого забвенья после торазина (таблетки которого ей чуть ли ни кулаком затолкали в горло, когда паническая атака накрыла её: ведь вся жизнь пошла вразнос, все планы на будущее разбились на том проклятом пешеходном переходе, всё рухнуло, на всём крест!) выплыла Марина Добранская. Что-то заставило её всплыть. Она попыталась открыть глаза. Но не получилось. Будто… «Мне зашили глаза, – отстранённо решила она. – Ну и поделом мне!» Но тут же подумала, что то (или тот), из-за чего (кого) она очнулась, может стоять сейчас над ней и… Как бы ни было девушке безразлично своё самочувствие и даже судьба, она не хочет чтобы над ней стояли. Она ощупала глаза и помогла себе, разлепив веки пальцами. На веках скопился гной. Почему? Марина не могла вспомнить. И не уверена, что хотела. Главное: над ней никто не стоял и глаза ей не зашили.

Но что тогда вытянуло её из забытья?

Марина приподнялась на подушке. Оглядела палату. Тёмные углы и светлый резко очерченный прямоугольник на полу от дежурной лампочки в коридоре. «Зачем в двери в палату делать стеклянное окошко?» – уже в который раз задалась вопросом девушка, прекрасно зная ответ. В прошлые бессонные ночи она видела, как в прямоугольнике время от времени появлялась человеческая фигура, замирала на несколько долгих – для Марины – секунд и также бесшумно исчезала. Она могла поднять взгляд и увидеть кто за ней (следит) наблюдает, но боялась встретиться взглядом, боялась увидеть в нём ненависть, осуждение, желание отомстить. И потому предпочитала делать вид, что спит… или отворачивалась, когда долгие мгновения совсем уж затягивались. Она стала бояться людей.

Но ещё больше она стала бояться мёртвых людей.

Ей постоянно снилась девочка, которую она сбила. Сбила насмерть. И эта девочка искала её. Во сне. Она искала её во сне, но не могла найти, потому что девочка маленькая. Слишком маленькая, чтобы обойтись без помощи взрослого. И где вероятность, что в следующем сне мёртвая покалеченная девочка не прибегнет к помощи взрослого? Мёртвого взрослого! Что если тот силуэт, что появляется по ночам в прямоугольнике на полу не тень дежурного медбрата? Что если это мёртвый взрослый, ожидающий её взгляда, как Вий, встретившийся с взглядом Хомы?

Марина в смятении смотрела на прямоугольник, боясь заострить внимание на тёмных углах… и боясь появления теней.

Но тень появилась. Когда очень чего-то боишься, страх материализуется, кто-то когда-то ей так сказал. Марина не поверила глазам: сперва гной, слепивший веки, теперь зрительные фантомы. Девушка часто-часто заморгала, пытаясь не вестись на игру теней. Не выходило. Тень смещалась к световому прямоугольнику.

Девушка перестала моргать. В светлом резко очерченном прямоугольнике на полу появился детский сапожок. Марина открыла рот, чтобы заорать, но ужас сдавил голосовые связки. Сапожок накрыла тень санитара. Призрак исчез.

Санитар – а это действительно был он – открыл дверь, увидев насмерть испуганную пациентку.

И тут она завопила. Истошно и страшно.

Мужчина нажал оранжевую дежурную кнопку, вмонтированную в стену возле двери бокса, и вбежал в палату.

Марина не хотела, чтобы к ней прикасались, а этот мужлан начал лапать её. Лапать! Её! Марине тут же втемяшилось, что её хотят изнасиловать. Это ещё больше подстегнуло вывернуться из лапищ санитара.

Но санитар был силён. Он пытался заломить девушке руки, но та так брыкалась, что пришлось надавить на грудь.

Марина яростно извернулась и кулаком въехала парню в нос. Смазанный удар, но кровь у нападавшего пошла. Это подхлестнуло агрессию девушки. Она зашипела, готовясь впиться насильнику в бесстыжие глаза, но тут подоспели его дружки.

Общими усилиями трое санитаров едва справились с буйно помешенной подопечной: одному успела царапнуть лоб, второму – зафинтить пяткой в скулу.

– Какого хрена? – спросил один, вязавший ноги.

– Глюки, похоже, – прохрипел вызвавший подмогу, связывая руки.

Третий держал голову девушки в реслингском захвате, изо всех сил пытаясь не придушить, но и не дать сбрендившей покусать руку: она клацала зубами, как чёртов щелкунчик.

– В медблок её надо, – сказал первый.

– Держи ноги. Я за каталкой.

Девушка угомонилась, только после лошадиной дозы торазина. По пробуждению она не вспомнила, что творила и что этому предшествовало, но, в очередной раз выплыв из гнетущего забытья, в её мозгу уже сидела твёрдая идея самоубийства.

18

Чуть забрезжил свет, Глебов высунул нос за дверь, Виктор Ильич – в окно. Павел сидел, где сидел, поймав себя на мысли, что ждёт петушиного кукареканья. «Как Хома после ночи возле гроба панночки», – подумалось, а в голове мелькнул образ девушки, сбившей пешеходов. «Марина Добранская», – подсказала память. И отчего-то стало жутко, аж передёрнуло.

Две здоровенные сосны как огромные указки лежали остриями к окну домика посреди поляны. Всё бы ничего и вполне могло найтись разумное объяснение, если бы те всамделишно ни напоминали указки: содранная кора, срезанные подчистую ветви… хоть сейчас неси на пилораму.

– И что это значит? – спросил, потирая лицо, вышедший последним Павел. Спохватился, прикусил губу, но Глебов не отреагировал своим осточертевшим «тсс!». Странно.

Эдди провёл ладошкой по стволу обтёсанного дерева и с задумчивой моськой посмотрел на окно. Под окном валялись шишки. Много шишек. «Слава Богу, не зубы», – подумал Виктор Ильич, будто одной проблемой стало меньше.

Глебов перевёл взгляд на Павла:

– Нужно забрать кристалл. И ехать отсюда к чертям собачьим!

У Виктора Ильича с Павлом аж челюсти отвисли.

– Чего раззявили? – пожал плечами Эдди. – Всё же ясно: Он нас… как это… идентифицировал!

– И что это значит? – спросил Виктор Ильич, размахнув руками.

– Теперь он может нас угробить раньше, чем мы поймём кто он… оно такое!

– И что же его сейчас останавливает? – не унимался Виктор Ильич. Павел крестного таким возмущённым ещё не видел.

– Кристалл! – сказал Эдди тоном, будто перед ним тугодум. – Кристалл нас защищает!

– Так зачем уходить?!

– Вить, ты сейчас серьёзно или притворяешься? Если эта тварь полностью переключится на нас – ничто нас не спасёт. Она обитает здесь и здесь оно сильна больше, чем где-либо. Я не понимаю, как работает этот кристалл! Но кристалл меня предупредил, что на её территории необходимо молчать. Голос для этой твари, как… крючок, который нужно подсечь. Сейчас мы на крючке. И чем дольше мы остаёмся на её территории, тем сложнее нам будет выбраться.

– Ты же говоришь, кристалл защищает! – вставил Павел.

Эдди воззрился горящими глазами на Павла:

– Пока да. Адама и Еву тоже защищал Райский сад. Пока Ева не сожрала яблоко.

– Это-то тут причём? – опешил Павел.

– Ты! – Эдди упёр в Павла палец. – Ты, тля, раскрыл свой рот!

– Так ты тоже раскрыл!

– А что, надо было тебя грохнуть? – Эдди чуть ли не вплотную подковылял к Павлу. – Сорвать с крючка и жить себе дальше, да? Так?

Виктор Ильич вклинился между ними.

– Вот! Если бы не был Витиной роднёй, я бы тебя грохнул!

– Хватит! – рявкнул Виктор Ильич. – Распетушились тут!

Глебов плюнул, развернулся и ушёл в домик.

Виктор Ильич сокрушённо покачал головой и присел на сосну, достал сигареты. Крестник подсел рядом и протянул руку к пачке, когда из домика выскочил Эдди:

– Чего расселись, туда-сюда через тире?! Собираться айда!

Через десять минут они выдвинулись в сторону деревеньки.

Прошли мимо дома, где ночевали. Виктор Ильич невольно бросил взгляд на чересчур уж тяжёлый засов. Тот был сдвинут, но калитка оставалась закрытой. «Зачем старикам такой?»

Подошли к единственному на всю деревеньку каменному зданию – продуктовому магазинчику из силикатного кирпича, по габаритам больше напоминающего трансформаторную подстанцию, какие понатыканы в городских дворах. Глебов спросил продавщицу – растрёпанную блондинку неопределённого возраста (но точно – за сорок) – где хозяин. На что получил ответ:

– Дома… козёл вонючий… Брать чё будешь… те?

Виктор Ильич с Глебовым синхронно покачали головами, а Павел купил пачку «Беломора», случайно попавшуюся на глаза. Давно не встречал папирос. Или просто не замечал. В глубинке всё иначе и ценности другие.

– У него «уазик», – сказал Эдди. – Единственный транспорт на всю деревню. Автобуса хрен дождёшься.

Виктор Ильич кивнул.

Павел нагнал их, когда мужчины постучались в незапертую дверь местного «барыги».

– Тётка сказала так входить. Не достучишься, – сказал он.

Вошли так.

Заваленные садовым инвентарём сени. Дальше – дерматиновая дверь. Открыли. На полу светлицы впечатляющего размера медвежья шкура. Без головы, но с длиннющими когтями. На шкуре хозяин «уазика» – в дупель, храпит.

– М-да… – прокомментировал Эдди. – Козёл.

– Вонючий, – повёл носом Павел.

– И что теперь? – спросил Виктор Ильич, оглядывая избу.

– Через кухню выход в сарай. Там «УАЗ». Оставим записку…

– То есть угоним? – уточнил Павел.

– Нет. Его на заднее кинем. – Глебов двинулся к кухне. – Оклемается, вернётся. Записку в карман… деньги…

Они вышли к сараю.

– Машину только проверить надо: на ходу ли.

Павел втихую ткнул крестного в бок:

– Соображает потерпевший!

– Не то слово…

«Уазик» недовольно заурчал, почихал, но завёлся. Глебов растянулся в довольной улыбке.

– Тащите тело!

Через пень-колоду, помянув к добру и не к добру всё и вся, выбрались на трассу. Дальше казалось «дорога серою лентою вьётся», как шёлковая.

19

Они ужинали в ресторане нижнетагильского отеля. Часы над барной стойкой показывали половину одиннадцатого. Их трио осталось единственными посетителями в зале. Официантки недовольно зыркали из-за занавески, бармен флегматично протирал чистые бокалы, но и по его лицу можно смело читать: «когда уж вы наклюётесь, соколы залётные?» Но трое мужчин совершенно абстрагировались от всего, полностью сосредоточившись на еде. Полноценный ужин за суматошный день в пути – невольно вспомнишь пионерское «когда я ем – я глух и нем». И к тому же, никто распорядителей сей харчевни не заставлял вывешивать табличку: «РЕСТОРАН РАБОТАЕТ ДО ПОСЛЕДНЕГО ПОСЕТИТЕЛЯ». Вот и работайте, голубчики, а не портьте своими недовольными физиономиями аппетит! Но это всё лирика. Павел отвлёкся от бестолкового брожения дум убогих и, перейдя к чаю с фирменным клюквенным пирогом, сфокусировал мысленный поток к вопросу, который мучил его на протяжении всего пути:

– И чего ради мы шарахались по лесам и играли в долбанную молчанку, если проще было сразу дать о себе знать и свалить оттуда?

Они застыли с ложками в руках: один – не донеся до рта пюре с кусочком мяса, другой – уперев ложку в тарелку. Двое взрослых мужчин смотрели на молодого так, будто он ребёнок, нечаянно брякнувший матерное слово. И у ребёнка два варианта: или получит увесистый подзатыльник, или нравоучительную выволочку минут на двадцать. Павла бы устроил первый вариант, но это вряд ли. Он переводил взгляд с крестного на Глебова и обратно, словно наблюдал за мячиком в пинг-понге, потом грохнул стакан о стол, чудом не расплескав компот.

– Что?!

– Да если бы не твой рот, который не может держать язык за зубами, Он бы до сих пор не знал о нас! – как змея, источающая яд, зашипел Эдди. – И у нас было бы время подготовиться. Что-то понять! Если ты не понял, только благодаря кристаллу мы ещё живы, а не погребены под…

– Как мы должны были подготовиться и что-то понимать, если даже разговаривать нельзя было?

– Бумага и карандаш! – ядовито процедил Эдди. – Кристалл…

– Да пошёл ты на хрен со своим кристаллом, параноик чокнутый! – вскочил Павел.

Виктор Ильич вскочил следом и схватил парня за руку.

– Опять?! Брейк! Вы оба! – Взглядом попросил парня сесть.

Тот сел. Нехотя.

На лице бармена теперь можно прочитать: «а не выставить ли вон уважаемых залётных господ?» Павел смерил его взглядом, бармен тут же сосредоточил внимание на бокале в руке. Потом стрельнул взглядом на особо любопытную официантку, и та шмыгнула обратно за занавеску. Связываться никто не хотел, парня это устроило. Он посмотрел на крестного, игнорируя чокнутого параноика.

– Сейчас спокойно доедаем, спокойно встаём и так же спокойно уходим. Ко мне в номер! Решаем все тёрки и идём спать, – Голос Виктора Ильича не предусматривал препирательств. Павел понятия не имел, что крестный умеет так, чуть ли ни как (Вито Корлеоне) пахан на сходке.

Никому кусок в горло уже не лез, но каждый, через не хочу, доел свой ужин. Пахан ведь приказал, хм…

В номере Виктора Ильича Эдди первым делом сунулся к окну. Павел уселся в дерматиновое кресло, мягкое, хоть засыпай. Хозяин номера подошёл к бару, вытащил графин с коричневой жидкостью, понюхал. Похоже на коньяк. Разлил на два пальца по стаканам и молвил:

– Примирительная.

Никто не отказался. «Попробуй отказать Крестному отцу», – двоякое сравнение позабавило Павла. Но делиться своей забавой он не собирался. Может, потом как-нибудь. А сейчас нужно сохранять обиженно-раздражённый вид… хотя и затруднился бы ответить зачем это нужно. Коньяк тянул на полторы звезды, но пошёл неплохо. Так сказать, прогрел заледеневшие сердца.

– Ладно, просвещайте, – кивнул Павел. – Но, сперва повтори. – И протянул пустой стакан.

Виктор Ильич налил всем.

– Эдди, присядь, – попросил он.

Эдди присел. Виктор Ильич кивнул, подбадривая друга. Эдди мялся, как (чокнутый параноик) на той поваленной берёзе у заброшенных шахт. Проглотил коньяк, попросил ещё. Потом ещё. И после ритуального мычания и сопения стал говорить.

– Мало… – прокашлялся. – Мало, что известно… мне известно. Но вряд ли кто-то знает больше. Сомневаюсь, что кто-то хоть что-то вообще подозревает! Этот… эта тварь… Она не отсюда. Не с Земли, если хотите. И нечего лыбиться! Из-за тебя, Павел, мы теперь на крючке! Была возможность понять его природу. Подготовиться. Подстраховаться. Выдвинуть какой-нибудь план. А теперь он… она… оно о нас знает. Знает, что мы знаем о нём. И оно нас убьёт.

– Эдди, не драматизируй.

– А я, Витя, не драматизирую. Это – факт! Что бы это… или кто бы это ни был, он нас убьёт. Как только мы останемся без кристалла. Или как только он найдёт способ его обойти.

– Кристалл. Откуда он взялся в этой горе? – спросил Павел. – Что он такое?

– Если бы я знал! Предполагаю, что кристалл является неким антиподом этого существа. Возможно… не знаю… Капкан? Цепь? Может кристалл лишь часть сохранившегося саркофага, вроде ящика Пандоры, куда был заточён этот… это…

– Надо дать ему имя, – предложил Павел. – А то, как заики: этот, это, оно… она…

– Бес. – Виктор Ильич повёл плечами. – А почему нет?

– Хорошо. Пусть будет Бес. Я долго думал, фантазировал. Кто знает, одни ли мы во Вселенной? Может, вокруг Земли постоянно происходит что-то, до чего человечество ещё не дошло в развитии, не понимает. Не видит! Ведь фантасты придумали поля преломления космических кораблей в своих выдуманных галактических войнах. А почему их не может быть на самом деле? Ведь возможно, что что-то происходит прямо сейчас над нами, – Глебов упёр палец в потолок. – А мы просто не знаем, не видим. Ещё двадцать лет назад разве кто-то имел понятие о сотовой связи? Мобильные телефоны были гранью фантастики!.. Ведь что-то же заставило в 70-х резко свернуть Лунную программу. И мы отмечаем пятидесятилетие полёта в космос Гагарина, не продвинувшись в исследовании даже ближайшего космоса ни на йоту! А ведь сейчас развитие науки и техники несётся галопом…

– …по Европам, – ввернул Павел, устав слушать тему из цикла «Очевидное невероятное».

– Эдди, ближе к сути, – попросил Виктор Ильич. – Что ты там… нафантазировал?

– Представьте себе, что наш кристалл это осколок того саркофага! Может, Бес – межгалактический преступник… или некая злая субстанция, которую заточили в саркофаг и переправляли в какую-нибудь чёрную дыру, чтобы уничтожить. Но что-то случилось и… пыф! Саркофаг вдребезги. Бес угодил на нашу планету. Вместе с осколком саркофага… И лишь этот кристалл удерживает Беса от тотального уничтожения всего живого.

– Живая у тебя фантазия, – сказал Виктор Ильич. – А ещё идеи есть?

– А толку от этих фантазий? – Павел встал с кресла. – У меня один вопрос: что нам с этим делать? И можно ли что-то сделать? И стоит ли ввязываться?

– Это уже три вопроса. И на последний могу ответить: уже ввязались.

Павел скосил глаза и вывернул челюсть.

Виктор Ильич хмыкнул и крутанул пальцем у виска.

– Я?! – деланно изумился Павел.

– Брось придуриваться, – отмахнулся Виктор Ильич и повернулся к Эдди. – Что предлагаешь?

– А если моя идея не такая уж безумная, как вам кажется? Сами-то можете найти нормальную версию, а? В моей теории всего одна непонятка: как кристалл смог очутиться там, где я его нашёл. Но и этому, если подумать, реально найти объяснение… Я не могу найти объяснение другому! – Эдди замолчал и уставился на Павла как удав на мартышку.

– Уже пригвоздил, – оскалился Павел.

– Чему, Эдди? – спросил Виктор Ильич.

Эдди с явной неохотой перевёл взгляд на друга.

– Почему вы?

– Почему мы – что?

– Почему кристалл показал мне тебя? Почему тебе он показал этого оболтуса, который и не верит-то ни во что?

– Ты, полегче на поворотах! – встрепенулся Павел. Эдди не обратил.

– Кристалл не показывал мне Пашу, – сказал Виктор Ильич. – С чего ты взял?

– ЧТО?!! – изумление, негодование, страх, бешенство, растерянность (малая часть чувств, которые успел заметить Павел) одновременно отразились на лице несчастного. – Какого же чёрта мы его ждали? Какого…

– Остынь! – гаркнул Виктор Ильич, и Эдди осёкся. – Ты просил мою помощь. А без этого парня я тебе помочь не смогу!

– Я не понимаю.

– Кристалл показал мне не Павла. Он показал мне другого человека…

– Но…

– Ты веришь, что наш Бес не из этого мира? Серьёзно, веришь?

– У меня нет другого объяснения… Да, верю.

– Тогда ты должен поверить тому, что я скажу, – Виктор Ильич посмотрел на крестника. – И тебе, Павел, тоже придётся поверить. Человек, которого мне показал кристалл не из нашего мира. Он… Погодите… – Виктор Ильич подошёл к рюкзаку, порылся в нём и вытащил книгу. – Вот! – Протянул Эдди. – Тебе стоит прочесть.

– Он… выдуманный? – теперь стала очередь Эдди смотреть на своих спутников, как на умалишённых. – Из книги? Я… вы… как…

– Крестный, это последняя книга отца? – Виктор Ильич кивнул.

Эдди посмотрел на обложку.

Александр Клинов

«Сони едут до конечной»

– Кто-нибудь мне объяснит? – умоляюще спросил Эдди.

– Тебе нужно прочитать, – отозвался Виктор Ильич. – А мне нужно поговорить с крестным сыном.

20

Глебов ушёл читать к себе, Павел после недолгого (Виктор Ильич был уверен, что времени уйдёт много больше) разговора с крёстным – тоже. Виктор Ильич остался в номере один. За окном ночь. Виктор Ильич открыл окно настежь. И вдохнул полной грудью. Южный ветерок лёгкими порывами приносил ароматы весны. Идеальная ночь для полуночника. Если не задумываться, что где-то там (далеко или близко?), в ночи, кого-то стережёт Бес.

Кто он? Что он? Какие цели преследует? Зачем ему нужно убивать? Почему нельзя прийти в мир и творить добро? Неужели это так сложно, плохо, неперспективно? Виктор Ильич вспомнил один роман – как же его название? – в котором герой попадает на планету, где исполняются все его желания. Первый день. А на следующий – материализуется всё, что он не любит. Плохие эмоции обладают более мощной энергетикой, нежели благие. Чем дальше – тем хуже: нечто, владеющее планетой, создаёт ситуации, где человек должен сделать выбор: или умереть или… съесть собственного ребёнка. Жуть! Но Виктор Ильич не мог отделаться от мысли, что здесь, в мире, тишину которого он сейчас ощущает на себе, таится именно то инородное существо, стремящееся на корню изничтожить что-то важное, предначертанное. Ещё немного и этому существу удастся осуществить задуманное. Знать бы его конечную цель. Чего он добивается? Что пытается достичь?

«Значит нужно заставить его увидеть марш несогласных, – сделал вывод Виктор Ильич. И закрыл окно. – Заставить узреть что-то более важное, чем личные мотивы. Может быть, Павел и прав… кто знает».

Знать бы ещё, не перебьёт ли Бес «несогласных», как куропаток…

Виктор Ильич не успел убрать руку от оконной ручки, когда стекла разбились. Мужчина заорал и инстинктивно отскочил от окна чуть ли не на середину комнаты. Ветер – «откуда, чёрт возьми, взялся такой ветер?» – ворвался внутрь. Холодный. Без намёка на ароматы весны. Виктор Ильич оглянулся на окно. В нём кто-то (летучая мышь?) барахтался. По кинжальному осколку стекла стекала кровь. «Что бы это ни был за зверь – ему досталось», – подумал Виктор Ильич, и шагнул к окну. Адреналин спал, паника ушла. Теперь у страха глаза стали не так велики, Виктор Ильич увидел перья. В окне трепыхалось тельце совы. Беззвучная агония умирающей птицы. «Почему она не пищит? Ей же больно!»

На дверь обрушилось сокрушительная очередь кулачных ударов, заставив сердце Виктора Ильича снова подпрыгнуть.

– Витя!!! – заорал за дверью Глебов.

Виктор Ильич открыл.

– Слава Богу! – выдохнул Эдди и ввалился в номер. – Что тут…

Взгляд Эдди наткнулся на разбитое окно, вернее – на агонизирующую сову. Он перевёл озадаченный взгляд на друга. Виктор Ильич пожал плечами, ещё не оправившись от шока.

В номер влетел Павел.

– Что случилось?!

Следом за Павлом в дверях появился ночной портье. Недовольный. Взъерошенный. Разбудили, небось.

– Что у вас за шум? – с раздражением.

– А полюбуйтесь! – ткнул пальцем в окно Эдди.

Раздражение с лица портье как ветром сдуло. «Кстати, а ветра больше нет!» – заметил Виктор Ильич и снова посмотрел на разбитые стёкла. Сова уже не билась. Издохла.

– О, чёрт! – протянул портье. – Этого ещё не хватало. – Подошёл к окну. Неуверенно протянул руку к птице и коснулся крыла. Сова дёрнулась. Портье одёрнул руку. – Чего она, а?.. В смысле, зачем в окно?

– У неё спросите, – подал голос Виктор Ильич.

– В первый раз такое…

– Да что вы в самом деле! – Эдди отодвинул портье в сторону и осторожно, чтобы не повредить себя, вытащил птицу.

Павел схватил пачку газет и расстелил на столе. Эдди кивнул и положил сову.

Четверо мужчин склонились над пернатой тушкой.

– Похоже, она умудрилась себе горло вспороть, – заключил Эдди.

– Неясыть, – сказал портье.

– А? – не понял Павел.

«Вот почему она не пищала», – сообразил Виктор Ильич.

– Неясыть, – повторил портье, глянув на парня. – Семейство: совиные, отряд: совообразные. У меня дочка про них реферат писала. Де-юре.

– И что, они как мотыльки на свет ломятся? – спросил Павел.

– Говорю же: впервые с таким столкнулся… Теперь стёкла менять.

– Ну не вам же, – буркнул Эдди, и потянул неясыть за перо, расправляя крыло.

– Ты что делаешь? – спросил Эдди Виктор Ильич.

– Может у неё птичье бешенство? У птиц бывает бешенство? – спросил портье, оглянув мужчин.

Глебов брезгливо откинул крыло и вытер руку о штанину.

– Да, теперь чистая, – усмехнулся Виктор Ильич.

– Вы же про них реферат писали, – отозвался Павел. – Де-факто.

– Не диссертацию же… – фыркнул портье.

– Это с какой скоростью надо было лететь, чтобы протаранить оба стекла? – спросил Эдди.

– С бешеной, – гнул своё портье.

Эдди задумался.

– Ох! – вздохнул портье, глядя на осколки.

– Ладно, хватит пялиться на птичий труп. Уважаемый, – Виктор Ильич обратился к ночному портье. – Не соблаговолите ли забрать эту… неясыть из моего номера и прислать сюда дежурного плотника?

– Я нас нет дежурного плотника… – захлопал глазами портье.

– Но кто-то же у вас должен быть на случай форс-мажора? Пришлите. Пусть хотя бы фанеру в окно вставят.

– Боюсь, до утра никак…

– Вот это сервис! – усмехнулся Павел. – А если б трубу прорвало?

– Аварийку бы вызвали… А со стеклом… Только до утра. Простите.

– И как мне тут спать, милейший?

– Может, другой номер займёте? – предложил портье.

– Готовьте, – вздохнул Виктор Ильич.

Портье метнулся к выходу.

– Эй! – окликнул Виктор Ильич. – Птичку заберите.

– Я кажется кое-что намыслил, – поднял голову Эдди.

– Потрясающе! – резюмировал Павел, когда Эдди изложил суть своих измышлений.

А сводились они к следующему. Птичка эта незадачливая, неясыть, ломилась в окно неспроста. Она спешила. Но не просто спешила зачем-то попасть внутрь – она спешила напасть! По словам Эдди, выходило, что сова была заморочена Бесом для устрашения. Или увечья. Одно другому не мешало. Но Виктор Ильич закрыл окно на секунду раньше, и попытка Беса обернулась пыткой птицы.

Всё казалось ночным бредом.

– Давайте по койкам! – хлопнул по коленкам Виктор Ильич и встал со стула. – Зря что ли я новый номер просил. – Глянул на часы, зевнул. – Четвёртый час ночи… Утро вечера мудренее.

21

Утром, в начале девятого, троица явилась в ресторан. Помятые, не выспавшиеся, но удовлетворённые высказанными извинениями менеджера отеля и предложением бесплатного завтрака, в качестве компенсации за доставленные неудобства, они уселись за столик в VIP-комнате.

– Надо бы нам глянуть, что за птица эта неясыть, – сказал Виктор Ильич.

– Сейчас посмотрим, – с набитым ртом сказал Павел, доставая смартфон.

– Прожуй сперва!

Эдди, отставив свой завтрак, подсел рядом.

Виктор Ильич попросил Павла набрать в поисковике уже знакомый ему сайт «Дом Сварога». Но ни на «с», ни на «н» никакой информации не оказалось. Виктор Ильич даже не знал хорошо это или плохо. Может, и нет тут никакой мистической связи? Задали новый поиск: «сова в мифологии». Тут повезло больше.

«Сова – амбивалентный символ. Птица мудрости, но также мрака и смерти. В христианстве – Сатана, силы тьмы, уединение, скорбь, запустение, дурная весть. Символ нечисти и колдовства. Крик совы – это «песня смерти»».

– И ты веришь во всю эту чушь? – спросил Павел.

– У меня, Паша, нет повода не верить. Однажды мне, как ты выразился, эта чушь весьма помогла…

– Ты про…

– Да, про ту историю, в которую ты до сих пор не хочешь поверить. Фома Неверующий! Поверить – твой удел. Я это прошёл. Как уже и Эдди.

Эдди кивнул:

– Повезло, что она горло порвала, а то б накликала!

– Ладно. Смотрим дальше.

Но по совам больше ничего нового не обнаружилось.

– Зайдём с другого края, – пробормотал Виктор Ильич и набрал: «неясыть».

Неясыть в мифологии не упоминалась вообще. Единственное, что они смогли определить – ночной портье добросовестно отнёсся к реферату своей дочери. Де-факто и де-юре.

– Мы топчемся на месте, – проворчал Эдди.

– Хуже. Гоняемся за фантомом, – сказал Павел и сплюнул. – Как шизоиды. Может на самом деле здесь нет никакого…

– Хочешь сказать, всё – случайности? – спросил Виктор Ильич.

– Ну… что-то рядом… А почему нет?

– Тогда расскажи: что тебе показал кристалл?

Парень потупился. Рассказывать не хотелось. Не сейчас. Не время. Существование кристалла, тем более, его свойства, наталкивали на ряд мыслей, в которых, как говорится, без бутылки и не разберёшься. Нужно сперва самому переварить, осмыслить. Поверить. Последний нюанс важнее остальных, и сейчас Павел решил не усложнять.

– Ладно. Что дальше? – капитулировал он.

– Я так и думал, – хмыкнул Виктор Ильич.

– Нам нужно встретиться с той девушкой, – сказал Эдди.

– Мариной Добранской? – сказал Павел.

– Ишь ты, запомнил, – хмыкнул Виктор Ильич и, вернув крестнику смартфон, встал из-за столика.

– Да чего там запоминать. Вот понять бы!

– Что ты ещё не понял? – спросил Эдди.

– Зачем она нам?

– Она проводник, – сказал Эдди, хлопнул Павла по плечу и пошёл догонять друга.

– Проводник чего? Поезда?

Павел, торопясь, обернул пирожок салфетками, сунул его в карман. И поспешил на выход.

Деньги устроили короткую встречу с буйной пациенткой местного отделения судебной психиатрии.

– Я пойду, – сказал Виктор Ильич.

– Ты что, спец по общению с девушками?– возразил Павел. – Лучше я.

– Нужно не охмурить девушку, а добиться, чтобы она восприняла тебя… нас всерьёз и поверила, что мы можем ей помочь! Это психушка, а не…

– Думаешь, не справлюсь?

– Я думаю, вид мужчины в возрасте более располагает к…

– Слушайте, вы заколебали уже! – встрял Эдди. – Иди Витя, хватит воду в ступе толочь!

Виктор Ильич вошёл в палату. Девушка лежала на кровати, безучастно глядя в потолок. Появление посетителя, казалось, ни в коей мере не волновало её. Зав. отделением сказал, что действие нейролептика почти закончилось, но на контакт пациентка вряд ли пойдёт. Выраженная форма аутоагрессии может привести к неадекватным действиям в самый неожиданный момент. Поэтому стоит поостеречься и держать дистанцию, напутствовал санитар, впуская в палату. Виктор Ильич подошёл к изножью кровати, не совсем понимая, что ему делать.

– Кто ты? – спросила девушка, заставив мужчину дёрнуться от неожиданности.

– Мне нужна твоя помощь, Марина, – сказал Виктор Ильич.

Девушка приподняла голову. Взгляд её выражал явное недоумение.

– Кто ты такой? – вторила она, уронив голову обратно.

– Меня зовут Виктор Ильич. Я твой друг.

– У меня нет друзей среди психов… у меня вообще больше нет друзей.

Виктор Ильич взял стул и, поставив его рядом с кроватью, сел.

– У тебя два пути, два выбора, – начал он проникновенно. – Или отсидеть положенный срок, отдав долг обществу, и пойти послушницей в церковь, замаливать грех… или не пойти в церковь и жить с грузом до конца своих дней. Или прибегнуть к помощи адвокатов и добиться смягчения наказания, а может и невиновности. Не исключено, кстати. Слышала, наверное, присказку: если бы Иуда Искариот и Иисус Христос встретились в суде, то у Иуды было бы больше шансов выиграть дело.

Девушка приподнялась на локтях и посмотрела на мужчину. Лихорадочный блеск заставил Виктора Ильича напрячься: мало ли что.

– Есть ещё…

– Самоубийство? Ты уверена, что это решение всех проблем? Ты уверена, что на этом закончатся твои мытарства? Если ты точно знаешь, что за чертой смерти нет ничего – то конечно, удавись… или полосни по венам, или разбейся в лепёшку. Способов уйма. Но…

– Я видела её, – прошептала девушка. Глаза продолжали смотреть на мужчину, но взгляд ушёл сквозь, видя что-то (скелет в шкафу подсознания), что отпечаталось в памяти. Виктор Ильич прекрасно знал этот взгляд: «ушёл в себя, вернусь не скоро», сам не раз прибегал к нему, поэтому не дал девушке погрузиться глубоко. Он коснулся подбородка Марины и заглянул в глаза. Стекляшки. Тусклые стекляшки.

– Марина? – Во взгляд вернулась осмысленность. – Кого ты видела, Марина?

– Ту девочку. Которую сбила. Насмерть.

– Во сне? Ты видела девочку во сне?

Марина замотала головой. Виктор Ильич снова поймал её за подбородок. В тусклые стекляшки вернулся блеск. И этот блеск Виктору Ильичу не нравился. Нездоровый блеск. Безумный.

– Я не спала! – глаза Марины выпучились. – В тот раз не спала! Я боялась спать. Всё думала, думала, думала… Думала она снова придёт во сне. Но она нашла взрослого и пришла наяву!

Виктор Ильич не понял, но решил пока не вдаваться в подробности на счёт взрослого. Сейчас предстояло…

– Вы не верите! Думаете, девка совсем рехнулась. Я даже не знаю, кто вы. Кто вас послал? – Девушка откинулась на подушку.

Да, именно это и предстояло. Убедить, что ей верят. И верят всерьёз. Виктор Ильич подпёр голову кулаком и принял задумчивый вид. Через минуту Марина посмотрела на него, и он с облегчением заметил в её глазах интерес. Он зацепил её, – молчание красноречивее слов – вывел из апатии. Пусть на время, но его должно хватить.

– Знаешь, почему я не верю в самоубийство как в избавление? – Виктор Ильич подался вперёд. И она невольно тоже. – Потому что я тоже видел призрака. И даже едва не стал его рабом.

В первое мгновение лицо Марины изображало высшую степень потрясения, но потом её лицо скукожилось в маску ярости.

– Подонок! Зачем ты сюда пришёл?! Поиздеваться? У тебя диктофон спрятан или чего? Хотите меня дурой выставить? Невменяемой? Я – нормальная!!! Я – убийца, но я – НОРМАЛЬНАЯ!!! Слышишь, сука! НОР-МАЛЬ-НА-Я!!! Я не хочу оставаться здесь, среди этих психов и не буду! Лучше сдохну. Но только не психушка…

Девушка выдохлась, и заплакала.

Виктор Ильич был рад, что их разговор на этом всплеске эмоций не прервали ретивые санитары. Какое-то время он молчал, позволяя девушке прийти в себя.

– Ты слышала про авиакатастрофу? – Изрёк наконец Виктор Ильич. – Она не так давно случилась в ваших краях. В ней без вести пропал один пассажир.

Марина не ответила, но насуплено посмотрела на него. Виктор Ильич чуть заметно кивнул, и продолжил:

– Тот пассажир – мой близкий друг. Он выжил. Можешь себе представить такое? Я думаю, каждый человек рождается на этот свет ради исполнения некой миссии, позволяющей миру сохранять баланс в архитектуре мироздания. И я говорю не о фатализме, нет. Своими решениями мы изменяем ход истории. Как личной, так и всемирной. Эти наши решения вроде муравьёв, строящих муравейник. Но этот муравейник не защищён от воздействий извне. На муравейник, например, может упасть тяжёлая ветка, а то и две – как атомные бомбы, сброшенные на Хиросиму и Нагасаки. Это историческая случайность – ошибка человечества в принятом решении. Но муравейник может подвергнуться и нарочному разрушению – кто-то намеренно топчет его ногой, пытаясь уничтожить. Мироздание начинает рушиться. Сперва незаметно – как в случае с тобой, когда ты сбиваешь тех, кого не было на пути. Это не предопределённая смерть. И из архитектурного строения мира вылетел маленький, пока неприметный никем, кирпичик. И, если ты в результате этого инцидента покончишь с собой – вылетит ещё один кирпичик. И зашатается третий.

Виктор Ильич перевёл дыхание и продолжил:

– То, что мой друг выжил в авиакатастрофе – не случайность. Что-то помогло ему остаться в живых. Что-то… или кто-то пытается сохранить баланс. Мой друг столкнулся… вернее, его столкнули с тем, кто здесь и сейчас пытается разрушить наше мироздание.

Виктор Ильич встал и вывернул всё из карманов на стул.

– Можешь меня проверить. Ни диктофонов, ни микрофонов, ни «жучков» у меня или на мне нет. – Марина проигнорировала. Он сел на край стула. – В начале нашей беседы я сказал тебе про два пути. И в обычной жизни так бы оно и было. Два пути. Путь к свету. И путь к тьме. Так или иначе, но незаметно ты придёшь к концу дороги. У каждого свои представления, но я представляю, что в конце пути всех нас ждёт пропасть. И в зависимости от того, как долго ты шёл в тени, и как часто выходил на свет Божий, будет зависеть, вознесёшься ли ты над пропастью или сгинешь в ней… Что ты скажешь, если я сообщу тебе о третьем необычном пути?

– Чего вы добиваетесь? – как и взгляд, голос Марины снова стал бесцветным.

– Я не знаю, но по какой-то причине ты отмечена. Ты должна сделать что-то важное. Ты можешь сделать что-то важное! Но ты должна поверить в нереальное, так же, как ты веришь, что видела призрак девочки.

– Может вы на самом деле клиент этой больнички, а? Случайно забрели сюда, выносите мне мозг ахинеей? Как вы прошли мимо этих зверей-санитаров?

– У тебя есть возможность подумать до завтра. Завтра, если ничего не случится, мы встретимся ещё раз. Если ты будешь придерживаться сегодняшней точки зрения, мы больше не увидимся. И дальнейшая судьба будет зависеть от тебя самой. Если ты решишь согласиться, даже с корыстной целью просто выбраться отсюда – мы тебе поможем.

– Почему?

– Я же говорил: ты отмечена.

– У меня что – клеймо на лбу?

Виктор Ильич вздохнул. Как же тяжело с современной молодёжью! Может, и правда надо было послушать Павла и дать ему возможность поговорить с девушкой?

– Ты отмечена судьбой, Марина.

– С чего вы взяли?

– Мой друг… который выжил… получил дар ясновидения. Я понятия не имею – почему, но ты часть нашей команды. С твоим участием борьба с тем, кто топчет наш муравейник, станет много эффективней. За счёт чего это произойдёт – так же без понятия. Самому интересно. Но, если ты предпочтёшь один из двух первых вариантов, моё любопытство, к моей печали, не будет удовлетворено. – Виктор Ильич посмотрел на время. – Мне пора! До завтра.

Виктор Ильич встал, рассовал по карманам всё, что вынул и вышел за дверь. Какой же трудный разговор! Когда он шёл сюда, всё казалось намного проще. Но это тебе не с десятилетним ребёнком разговаривать. Тут нужны аргументы серьёзнее, чем просто вера. Тем более, в волшебство. Или чудо. Если это не одно и то же…

Марина долго, замерев в одной позе, смотрела на закрывшуюся за незнакомцем дверь. На психа он определённо не похож. Да и кто бы его – психа – сюда пустил? Значит, ему реально нужна она. Может, он маньяк какой? Но зачем столько сложностей? Она, кроме того, что сбила людей на пешеходном переходе, ничем не выдающаяся личность.

Марина вспомнила призрак девочки.

Нет, на тот свет ей совершенно не хочется!

Но и в психушке оставаться не улыбается. Здесь она точно сойдёт с ума, и уже неизвестно, что будет лучше: смерть или сумасшествие.

Незнакомец предлагает пойти с ним. Шансы сбежать от него гораздо выше, чем сбежать из психушки… или тюрьмы. Что она теряет? Ни-че-го.

Приняв решение, Марина отвернулась к стенке и, сжавшись в позу эмбриона, попыталась уснуть.

Виктор Ильич вернулся в отель.

Глебов с Павлом тут же набросились с расспросами.

– Ждём до завтра, – сказал Виктор Ильич. – Думаю, она согласится.

– И как мы её вызволять будем? – спросил Глебов.

– Через четыре дня девушку повезут на слушанье. Адвокат будет настаивать на переводе подзащитной в психиатрическую лечебницу…

– Выкрадем? – удивился Павел. – Как в пиндосском боевике? Ты это всерьёз?

Виктор Ильич нахмурился.

– Давай без словечек, понятие которых ты не знаешь!

Павел вскинулся, но крёстный пресёк возмущение:

– Или я тебя снова буду называть «мой мальчик»!.. Завтра после встречи с Мариной нам нужно в музей твоего отца.

– Это ещё зачем?!

– Вот завтра и узнаешь, мой… дорогой крестник.

22

На следующий день пока Виктор Ильич ездил к Марине Добранской, Эдди с Павлом проштудировали всю местные новостные ленты на предмет необычных (да и обычных тоже) несчастных случаев с летальным исходом. К радости Павла предыдущие дни обошлись без подобных сводок. Глебов же насторожился, предчувствуя бурю после затишья, но решил парню настроения не портить. Тем более что тот и так уже чуть ли не в открытую считал его параноиком.

Виктор Ильич вернулся в благодушном расположении духа. Марина Добранская ожиданий не обманула.

– Пора в аэропорт, – сказал Эдди, глянув на часы. – А то опоздаем на регистрацию.

У музея имени погибшего писателя Александра Клинова они предстали к самому его закрытию.

– Давненько я здесь не был, – сказал Виктор Ильич, оглядывая музей. Он оставил пост смотрителя через месяц, как поставил последнюю точку в последнем романе Кошмарного Принца «Сони едут до конечной». Просто больше не мог выносить этого места, этой обстановки, этого проклятого стола. Но вот он снова здесь. Кто бы мог подумать! Слава Богу, что на этот раз не один. Вряд ли у него хватило духу явиться сюда в одиночку. Он посмотрел на своих спутников.

– Ну что, заходим?

– Нет, сейчас с дверной ручкой поздороваемся и в обратный путь, – съязвил Павел.

– Образчик сатиры, блин, – среагировал Эдди и нажал кнопку домофона на воротах.

Загудел электрический привод. Ворота разъехались в стороны.

– О как! – хмыкнул Виктор Ильич.

– Жизнь не стоит на месте, – подмигнул Павел и вошёл на территорию музея.

– Здравствуйте! Меня зовут Алексей Геннадьевич, – приветствовал гостей новый смотритель, мужчина лет сорока с глубокими залысинами и мясистым носом. За последние годы, как слышал Виктор Ильич, их сменилось уже три. Этот – четвёртый. И, вроде, уже и не смотритель, а комендант. – Надежда Олеговна предупредила меня о вашем приезде. Проходите!

Один за другим они представились, пожимая руку коменданту, и прошли внутрь.

Да, всё-таки музей – штука с феноменом константности. Не меняется ни-че-го. (Если не брать в расчёт ворота с электроприводом, да и те за стенами). Будто и не прошло несколько лет. Странное чувство. Виктор Ильич подошёл к винтовой лестнице, но подавил в себе желание сразу же подняться, чтобы ступить на скрипучую доску. Он оглянулся. Павел крутил вокруг головой, разглядывая помещение (насколько бывший смотритель знал, парень был здесь всего раз в один из последних дней Виктора Ильича в качестве действующего смотрителя музея). Глебов же прилип носом к стеклу с экспонатами. Алексей Геннадьевич смотрел на них снисходительно, Виктора Ильича кольнула шпилька ревности – когда-то он и сам так смотрел на посетителей: взгляд хозяина, привечающего гостей.

– Я думаю, нам стоит подняться, – сказал он чуть громче, чем стоило.

Все отвлеклись от своих занятий и разом посмотрели на него. Виктор Ильич виновато пожал плечами:

– Смеркается.

– Правда, я не совсем понял цель вашего визита, – сказал комендант, когда они вошли в кабинет-студию Кошмарного Принца Александра Клинова.

– По правде сказать, нам, Алексей Геннадьевич, не совсем хотелось загружать вас лишней информацией, – натянуто улыбнулся Виктор Ильич.

– Это конфиденциальное дело, касающееся меня и моего отца, – вставил Павел. – И нам бы…

– Можете не продолжать, господа! – поднял руку комендант. – Прошу прощения за бестактность. Удаляюсь. Если что – я внизу.

– Большое спасибо, Алексей Геннадьевич, – сказал Виктор Ильич.

– Это и есть тот стол? – спросил Эдди, едва за комендантом закрылась дверь.

– Это он, – подтвердил Виктор Ильич, разглядывая бузиновый стол, прежде столько наводящий на него жути. Теперь он таким жутким не казался. Скорее напротив – старый замызганный, истёрто-невзрачный предмет мебели, место коему, по большому счёту, на свалке, а не… Хотя музей та же свалка старых вещей. Стоит себе и стоит. Вот только зародилось в душе Виктора Ильича сомнение в том, что старый стол поможет им. Исчерпалась в нём энергия. Ещё тогда исчерпалась.

Но попробовать стоило. Зря что ли прилетели?

– Начнём? – спросил Виктор Ильич и, не дожидаясь ответа, сел в кресло. Три листка со стальной ручкой «Waterman», лежали так, словно писатель вот-вот сейчас придёт и начнёт писать новый роман или рассказ. Виктор Ильич сжал непослушными пальцами ручку, в надежде почувствовать то загадочное тепло, что некогда согревало (лечило) кисти его артритных рук. А ведь поразительное было свойство – писал он одной рукой, а артрит исчезал в обеих. Не задумывался прежде… Однако на этот раз сталь осталась холодной. «С чего ей стать тёплой, если я ещё не пишу? Торопыга!» – Виктор Ильич хмыкнул и посмотрел на друзей. Те уже устроились на диванчике и флегматично наблюдали за бывшим смотрителем.

– Слушайте, вы бы не пялились так на меня, а? – попросил он.

Синхронное пожатие плечами и оба поднялись с дивана. Глебов – к окну, Павел – за книжкой на этажерке.

Когда Виктор Ильич убедился, что больше не находится под прицелом посторонних глаз, он закрыл свои и попытался сосредоточиться на образе Юры, выгуливающего Хорта. Ничего не вышло, «Waterman» продолжала торчать между пальцев, словно в клешне краба. «А с чего я взял, что Юра сейчас непременно выгуливает Хорта? Может он пораньше лёг спать. Или на свидании с девушкой. Или в баре с друзьями. Или…» – Виктор Ильич остановил гадание, решив, что лучше всего сконцентрироваться на самом Юре.

Сосредоточился. Замер. Просидел так несколько минут.

Без результата.

– Чёрт! – выругался он, откидывая ручку.

– Что такое, крестный? – встрепенулся Павел.

– Ничего… В смысле, без толку всё!

– Может нам выйти лучше? – подал голос Эдди.

Виктор Ильич посмотрел на него с надеждой:

– Можно попробовать.

Павел с Эдди удалились.

– Ну что, бузиновое проклятье, помнишь меня? – тихо обратился бывший смотритель к столу, поглаживая его край. – Помнишь? Помнишь?! – потом со всего маху жахнул по столешнице. – Вспоминай, чёрт тебя дери!!! – И зашипел от боли.

Пять металлических египетских кошек попадали с насиженных мест.

Виктор Ильич сгрёб в клешню стальную ручку и, нацелившись пером на бумагу, снова замер, пытаясь войти в контакт сам не зная с чем или с кем.

Тщетно.

В глубокой задумчивости он механически расставил статуэтки кошек по местам, отметив мимоходом, что новый смотритель… то бишь комендант не особо заботился о протирке пыли. Откинулся в кресле, и посмотрел на корешки книг Кошмарного Принца. Золотые тиснения напомнили о («FURTIVE») тайнике. Тайник оставался тайником пока бузиновый стол охранял его своей магией. Когда магия пошла на убыль, тайное сразу же стало явным. «Выходит, зря мы сюда явились?» – подумал Виктор Ильич. Но, не перепробовав все варианты, сдаваться глупо. Павел – сын Кошмарного Принца, может у него получится?

Он позвал парня и объяснил нехитрый принцип: сел, взял в руку ручку, закрыл глаза, сосредоточился и набрался терпения.

Терпения у Павла хватило на сорок минут.

– Что теперь? – спросил Эдди.

– Теперь – ты, – ответил Виктор Ильич.

Но и к Эдди бузиновый стол оказался глух.

За окном город погрузился в ночь.

– Зовём Алексея Геннадьевича, – упорствовал Виктор Ильич.

– И как, интересно, ты собираешься ему всё объяснить? – спросил Глебов, не скрывая раздражения и скепсиса.

– Через никак! – огрызнулся Виктор Ильич, и ушёл за комендантом.

– Ты полегче с ним, – с нажимом посоветовал Павел Эдди. – Он хоть что-то пытается делать, вместо того, чтобы шастать по лесу с грёбаным кристаллом, как грёбаный Голлум…

– Слушай, ты! – зарычал Эдди. Они встали нос к носу, сверля друг друга бешеными глазами. При этом тот факт, что Павел выше, моложе и сильнее, не играл роли. Эдди открыл рот, чтобы выдать на гора уничтожающую тираду, но его остановил звук голосов снизу. Виктор Ильич с комендантом поднимались по лестнице.

– Потом поговорим, – процедил Эдди.

– А как же! – парировал Павел.

23

Когда эксперимент не прошёл и с комендантом, Виктор Ильич использовал последний козырь. В прошлый раз, желая узнать из какой древесины сделан стол, он выковыривал щепу будто из живого трепещущего организма. Сейчас Виктор Ильич, достав ножик и отковыряв от стола щепу, не ощутил ни тошнотворного запаха протухших яиц, ни удушья и боли в пальцах. Ничего. Последний козырь оказался чёрным джокером из колоды Таро. Глупец, а не маг.

– Кристалл показал Юру… и Хорта, – прервал общее тягостное раздумье Виктор Ильич. – Значит, должен быть способ связи с ними. Просто не там ищем. Стол исчерпал себя ещё тогда. Я это знал. Но мне хотелось верить…

– Мы должны были попытаться, – сказал Павел, метнув неприязненный взгляд на Глебова. Однако Виктор Ильич не заметил. – Должны были исключить этот вариант. Никто не знал, сработает или нет. Вот если бы сработал, а мы не воспользовались? Кто сказал, что есть только одна возможность? Может их масса!

– Да. Всё верно, – Эдди встал. – Прости меня, Витя!.. И ты, Павел, прости. Я взаправду втянул вас, а сам…

– Ты это о чём? – не понял Виктор Ильич. – Вы что, опять успели поцапаться?

– Не, крестный! – опередил с ответом Эдди Павел. – Просто не сошлись во мнениях. Но теперь…

– Теперь сошлись! – закончил Эдди и улыбнулся Павлу.

– Тьфу на вас, клоуны! – беззлобно отмахнулся Виктор Ильич.

И замер на месте. Клоуны. Шуты. Джокер.

– Крестный, ты чего опять?

– Достань-ка свой девайс, Паша, – в ответ попросил крестный.

Павел беспрекословно вытащил смартфон.

Виктор Ильич попросил набрать в поисковике: «джокер в колоде Таро». Павел, выгнув дугой бровь, выполнил.

«Чаще всего на карте с джокером можно увидеть изображение придворного шута. В колоде может быть как один, так и два джокера, которые должны быть отличными друг от друга: Шут (Безумец) и Фокусник (Маг)».

«Первопричиной всего на самом деле является некий Фокусник, но, поскольку эта первопричина отражается во всём, что проявляет активность, начальный персонаж Таро в общем смысле соответствует активному началу. Во вселенском масштабе это Бог, который выступает в роли великого зачинателя всего, что совершается в Космосе, а в человеке – очаг индивидуальной инициативы, центр восприятия, сознания и воли».

«В некоторых колодах Таро Шут изображается с повязкой на глазах, что подчеркивает его способность действовать согласно своему внутреннему голосу, чем тому, что он видит собственными глазами, действовать, используя интуитивную мудрость вместо общепринятой логики».

«Маг – одна из карт Таро, иконография которой в игральных и «оккультных» колодах отличается очень сильно. Нынешний «среднестатистический» Маг стоит за массивным столом-алтарем. Одну руку он поднимает вверх, другую опускает вниз, что символизирует его роль посредника между Небом и Землей».

– И что? – спросил Павел, едва успевая зачитывать ссылки, на которые указывал Виктор Ильич.

– Понятие не имею, – ошеломлённый вид Виктора Ильича подтверждал его слова. – Но по ощущениям, словно я за ним сидел. – Бывший смотритель кивнул на бузиновый стол.

И все уставились на этот древний и невзрачный предмет мебели, словно созерцание его могло что-то объяснить или пролить хоть толику света. Куда там!

– Дело ясное, что дело тёмное, – скривился Павел.

А Эдди взял свой рюкзак и принялся в нём рыться.

Виктор Ильич с Павлом наблюдали за ним.

Эдди достал свёрток.

– Используем ещё одну возможность, – сказал Глебов и протянул свёрток Виктору Ильичу.

– Кристалл… – Виктор Ильич громко сглотнул и принял свёрток. – Мы совсем забыли про него! Что мне с ним делать?

– Для начала разверни, – сказал Павел.

– Может его на стол положить? – предложил Эдди.

– Да! – оживился Виктор Ильич. – Импровизируем.

Виктор Ильич на вытянутых руках поднёс кристалл к столу. Эдди подкатил кресло. Виктор Ильич сел и положил кристалл на бумагу.

– Ничего не чувствую.

Павел услышал в голове крёстного нотки разочарования и отчаяния.

– Может свет выключить? – сказал он.

Эдди метнулся к выключателю.

В темноте изумрудный свет окутал голову бывшего смотрителя.

24

– Нам нужно найти дом, – сказал Виктор Ильич, едва вырвавшись из излучения кристалла.

– Дом?

– Какой ещё дом?!

Виктор Ильич посмотрел на своих спутников, похожих на фосфоресцирующих призраков в комнате страха.

– Вопрос на миллион, – ответил Виктор Ильич. – Я знаю только, что через одну из дверей этого дома мы сможем попасть в мир Юры.

– Дверь в параллельный мир?! – Павел спросил так, что Виктор Ильич чуть ли не явно услышал: «Ты нас разыгрываешь, крестный?!»

– Включите свет, – попросил Виктор Ильич.

Эдди включил. Свечение кристалла исчезло. Равно как и фосфорное сияние «призраков».

– Хотел бы я, чтобы это был розыгрыш, – сказал Виктор Ильич, решив, что правильнее ответить на невысказанный вопрос крестника, чем на… высказанный. – Тогда не было бы этой новой чёртовой загадки в этом огромном чёртовом ребусе!

– Ты сейчас про дом или про этого парня, Юру? – спросил Павел. – Просто мне, как бы, не понятно, зачем нам чел из параллельного мира.

– Мне тоже не понятно, – ответил Виктор Ильич. – Кристалл даёт подсказки. Хлебные крошки, как элемент навигации. Потенциал кристалла нам – надеюсь, что пока – не известен, но осечек он ещё не давал. Если он что-то показывает, то расценивать это нужно, как подсказку или подтверждение догадки, или…

– Всё равно не понимаю, – покачал головой Павел. – Откуда у вас такая уверенность?

– Потому что артефакт ещё ни разу не подвёл, – вставил Эдди, уставший слушать словесный пинг-понг. – Вот подведёт, тогда и будем думать. А сейчас меня больше интересует, где же искать нам этот чёртовый дом?

– И причём тут чёртовые шуты Таро? – будто невпопад спросил Павел.

Мужчины переглянулись и засмеялись, сбрасывая напряжение.

Музей Александра Клинова они покидали в состоянии подавленности. Пусть не полной – смех помог не пасть совсем в уныние – но подавленности. Будто их обманули: ждали стриптиз, а получили чопорное чаепитие. По крайней мере, Павлу казалось так. Они летели назад, совершенно не понимая, что делать, где искать и зачем. Но хуже всего то, что они (даже Глебов) не представляли сути того, с чем или с кем столкнулись. Нечто абстрактное, убивающее время от времени людей в определённой местности. Легче списать на несчастные случаи и нелепые совпадения, чем видеть во всём руку зла. Смерть, она ведь повсюду, и если в одной местности её больше, чем в другой, это не значит, что она неспроста. Трудно верить в то, что не видимо, не осязаемо, не понято. Как в Бога – для большинства людей Он просто некая идеализированная личность, которую ставят в пример для поддержания видимости моральных устоев. Но чтобы в Него поверить, а более того – уверовать, должно случиться что-то грандиозное, и неважно масштабное это что-то или сугубо личное. Павел всё больше убеждался, что «ловля на живца» в их случае вполне приемлемая штука, надо лишь грамотно расставить силки. Может, на самом-то деле не так страшен этот Бес, как они его себе малюют. И если они будут иметь хоть малейшее представление, с чем столкнулись, то появится зацепка как с ним бороться? Павел обдумал и согласился с собой. «Осталось убедить крёстного, – подумал он. – А Эдди никуда не денется, согласится как миленький». Подумал и отвернулся, наконец, от иллюминатора, поняв, что его уже изрядно раздражает собственная физиономия, отражающаяся в стекле, во лбу которой горит зелёный навигационный огонёк консоли крыла самолёта, напоминающий чёртов кристалл.

– Я думаю, надо поостеречься летать самолётами, – сказал Павел. Но его никто не услышал. Крёстный и Эдди спали.

И Павел взял с них пример.

Рано утром они снова были в Нижнем Тагиле. Разместились в той же гостинице. Встречали их уже как постояльцев. Позавтракали. И только после поднялись наверх, в номер Эдди.

– У тебя есть план, как вызволять Марину? – спросил Павел крёстного.

– Ни малейшего понятия, – ответил Виктор Ильич. – Пока что. Я не любитель полицейских боевиков.

– Может подкупить? – забросил идею Глебов.

– Кого? – спросил Виктор Ильич.

– Петросяна, блин! – развёл руками Глебов. – Ментов… или как их теперь… копов, кого ж ещё!

– Или аварию подстроить на пути следования, – предложил Павел, вспоминая как раз полицейские боевики. – А ещё можно…

– Может, кристалл покажет? – перебил Виктор Ильич.

– А с чего взяли, что эта девка вообще связана с нашим делом?

– Ну… – Виктор Ильич посмотрел на Павла.

Павел тяжело вздохнул, вытер руки о коленки и снова вздохнул:

– Сперва… когда прочитал ту статью в самолёте, это была интуиция, резкое и чёткое желание помочь девушке. Потом… я не уверен… но, по-моему, я её видел в кристалле…

– И ты молчал?! – подскочил Виктор Ильич.

– Я же говорю: не уверен! Это было какое-то мгновение перед самым концом… сеанса. Там всё… а-а, неважно… Когда увидел её фото в газете, меня и торкнуло, что Марина связана… – Павел посмотрел на Эдди, – …с нашим делом. – И перевёл взгляд на крестного. – Поэтому я хотел сам с ней встретиться. Вместо тебя. Удостовериться.

– И когда ты нам хотел это рассказать? – Виктор Ильич скрестил на груди руки, всем видом выказывая своё недовольство. Эдди тоже уставился исподлобья.

– Извини… те. Для меня увидеть образы через какую-то стекляшку было, мягко говоря, шоком. Я и сейчас не совсем уверен, что это не галлюцинация… Где уверенность, что кристалл не излучает радиацию или что-то похуже? Может, мы подвергаемся его воздействию и паранойя самый безобидный симптом из всех, которыми он нас наградил? Не задумывались об этом? – Павла эта мысль самого посетила вот только (и успела напугать), но посвящать в это своих «строгих дядюшек» он не собирался.

Эдди с Виктором Ильичом переглянулись.

– Ты проверял кристалл на рентген?

– Нет… – растерянно пожал плечами Эдди.

– Значит так, – теперь Виктор Ильич упёр руки в бока. – Ищем, где в городе можно купить счётчик Гейгера. Паша, доставай смартфон.

Дозиметр радиоактивности нашёлся у частного лица за приемлемую цену. Пока Павел договаривался о встрече с продавцом счётчика, Эдди с Виктором Ильичом уткнулись в новостную ленту на смартфоне. Но скрупулезно вычитывать заголовки и статьи не пришлось. Невообразимо, но, по-видимому, то, что они искали, красовалось в топах новостей. Пока они вхолостую мотались в музей им. Алекасндра Клинова, здесь, в Нижнем Тагиле, произошло совершенно… невообразимое? О, да! Весьма подходящее словечко. И именно в то время, когда они покинули город! Будто Бес специально притих, усыпил бдительность (а, может, и специально каким-то образом пустил их по ложному следу?) и стоило за порог, как он тут же набедокурил! «Может ли быть, что наше присутствие сковывает желания и (или) возможности Беса?» – подумал Виктор Ильич и посмотрел на друга. Лицо Эдди выражало те же мысли. Или, во всяком случае, близкие к мыслям Виктора Ильича.

– Что там? – глаза Павла метались от одного мужчины к другому.

Глебов протянул смартфон с открытой статьёй.

«В Нижнем Тагиле шесть домов подверглись неизвестной аномалии

РАССЛЕДОВАНИЕ

Независимой экспертной комиссии

по аномальным явлениям

Шесть рядом стоящих муниципальных пятиэтажных домов в одну ночь по неведомой причине превратились в дома-призраки. Все жильцы и их животные исчезли бесследно. Понять случившуюся аномалию никто не может, однозначной оценки происшедшего нет. За ту ночь на прилегающей территории (в чётко означенном периметре с расстоянием 20 метров от крайних домов) высохла вся флора, начиная с травы и заканчивая старыми клёнами. Внутри зданий постоянно происходят непонятные световые метаморфозы, не фиксируемые ни на одном плёночном или электронном носителе. Радиационный фон отсутствует.

Спустя сутки наблюдений собрана группа экспертов-диггеров, которые зашли в один из домов. Однако связь с группой прервалась на четвёртой минуте переговоров. Что случилось с группой до сего момента не выяснено. Остаётся надеяться, что причина кроется лишь в помехах связи…»

– Боже мой! – Павел опустил смартфон. – Вы думаете…

– Проделки нашего Беса, – кивнул Эдди.

– Но шесть домов! Шесть!

– Заметь, со всеми жильцами, – поддакнул Виктор Ильич.

– И зверями, – ввернул Эдди.

– Но так не бывает! – не унимался Павел.

– И не говори! Жёлтая пресса вконец завралась.

– Не поверю, пока не увижу своими глазами, – сказал Павел.

– Так поехали, – Глебов встал и вышел из номера.

Виктор Ильич с Павлом следом.

25

Если бы наши герои дочитали статью до конца, они бы знали, что аномальный периметр уже обнесён колючей проволокой и вдоль него выставлена охрана из числа сотрудников МЧС, и, возможно, не стали бы так горячиться, рвясь через весь город к шести злополучным домам. Но, как говорится, «дурная голова ногам покою не даёт».

– Ну, хоть удостоверились, что не «утка», – философски заметил Глебов.

– Надо продумать план на счёт Марины, – сказал Виктор Ильич. – Сутки остались.

– И лучше всего это сделать, растянувшись на диване, – отозвался Павел, крутанув корпусом так, что хрустнули позвонки. – Что-то я умаялся мотаться.

– Поддерживаю, – сказал Эдди.

«Босс» возражать не стал. И они вернулись в отель.

Эдди горизонтальное положение принимать не стал. Развернул карту Нижнего Тагила и уткнулся в неё, изучая. Павел, лёжа на диване, обсуждал варианты похищения подсудимой с крёстным, удобно разместившимся в мягком кресле. Диалог их был вял, что раздражало Эдди, но, не изучив карту, он и сам не мог предложить что-либо стоящее – водитель-то он. Виктор Ильич вообще за рулём не сидел, да куда ему с артритом-то, а Павлу с его импульсивностью доверять ответственное вождение совсем не улыбалось. Чего доброго врежется молодец на взятой в прокат машине, и загремят они все под фанфары на одну скамью вместе с девчонкой. Да ещё в довесок статью за подлог документов впаяют… Нет, у Павла будет своя роль. Как раз с врезанием. Вот он обрадуется.

Глебов маркером обозначил путь следования конвоя, и…

– И куда мы её повезём? – спросил он враз умолкнувших друзей. Об этом вообще никто не думал. Аут… Тайм аут. Прошло около десяти минут, прежде чем Виктор Ильич нарушил тишину.

– К тем домам и поедем, – сказал Виктор Ильич.

– На кой?! – спросил Павел, посмотрев на крёстного, не лишился ли тот разума.

– От нас будет такой переполох, что никто нас сразу не повяжет. Тем более в зоне аномалий. Дай Бог, у нас будет время, найти вход… ту дверь. В мир Юрки.

– Ты всерьёз…? – начал Павел.

– Я всерьёз! – осадил Виктор Ильич.

– Мы даже не знаем, что это за аномалия и там ли эта чёртова дверь!

– Вот и узнаем! – рубанул Эдди. – Чуйка мне подсказывает, что если дверь и существует, то она где-то там, в одном из этих шести домов. Витя прав. Лишь бы успеть найти…

– О Господи Ты Боже мой! А с чего взялась эта аномалия, вы задумывались?! Может это ловушка Бесова? И если расставил он её не для нас, то тогда зачем? Почему он затих? Чего он выжидает?

– А с чего ты решил, что он затих? – выгнул бровь Виктор Ильич. – Может, его новые делишки ещё не обнародовали.

– Вот и узнаем, – вторил Эдди.

– Да, Павел, ты вроде хотел ловлю на живца. Чем не проверка боем, а? – сказал Виктор Ильич.

– А если мы в этом бою поляжем?

– А если бы Эдди не спасся в авиакатастрофе?

Павел понял, к чему клонит крестный и решил не упираться. На самом деле, чего он как девица кисейная? Сам же хотел действий.

–Так… – Павел потёр раскрасневшиеся глаза. Всё-таки сна урывками в самолёте маловато будет. «Удивительно, как они так бодро держатся! Старая закалка? Даже не зевают». И сам зевнул. – Сколько времени?.. За счётчиком надо. – Он выразительно глянул на потенциальных дяханов1. Глебов снова упёрся носом в карту, крестный состроил скучную мину. – Понял, обойдусь без компании.

Чтобы не вилять по улицам незнакомого города в поисках нужного адреса (а навигатор иногда умеет вести околицами) Павел вызвал такси. Объявил таксисту адрес и, откинувшись на спинку, прикрыл глаза. Релаксирующая музыка в салоне, мерное лёгкое покачивание и недосып сделали своё дело.

Снилась ему одна из любимых компьютерных игр. «Большая автокража2». Он выполнял некую миссию, значение которой ему не было понятно… или не его ума дело?.. С этим он ещё не разобрался. Неприятное чувство марионетки заставляло нервно стискивать в руке пистолет. Он удерживался, чтобы не завалить случайных прохожих… Чтобы не завалить миссию. Его заданием было сесть в такси – в качестве пассажира, а не водителя – и без приключений добраться до нужной точки на карте, мигающей на наручном навигаторе изумрудным огоньком. Без приключений… «Означает ли, что палки в колёса будут?» – задался он вопросом. «Вероятно, да», – ответил он себе. Но дальше развить мысль не успел: разрывающий окрестность клаксон огромного грузовика ударил по перепонкам, выбивая из головы вообще все мысли. Тем самым обостряя инстинкты. И это хорошо. Инстинкт самосохранения сработал исправно. Он открыл дверцу машины и…

…Павел вылетел на тротуар, едва успев сгруппироваться. Или думал, что успел. Стало больно, особенно плечу. Открытая дверца шаркнула о бампер припаркованного внедорожника и захлопнулась. Таксист ударил по тормозам, взвизгнули покрышки. Такси повело в сторону, но манёвр – если это был манёвр, а не юз – не предотвратил столкновение. «КамАЗ» с бешеным рёвом клаксона вылетел на перекрёсток, игнорируя красный и со скрежетом цепляя капот несчастного такси. Павел в отупении проследил полёт шашечек, приземлившихся в ноги стоявшей доселе в ступоре женщине. Он готов поклясться, что женщина икнула так, что заколыхался бюст. Потом она заорала. В то время как грузовик продолжал «баловаться» с легковушкой. На мгновение Павлу представился гротеск-комикс: старшеклассник-грузовик подловил в переулке салагу-лоха-легковушку и давай его мутузить: сперва лбом по макушке, а потом здоровенного пинка под зад. Смятое почти в гармошку такси проделало новое апокалипсическое па. И в заключение своих несчастий получило в бок удар от «Лады», пытавшейся увернутся от столкновения. «КамАЗ» проревел дальше, не сбавляя скорость. Но, слышимо, не далёк оказался его причал: новый визг тормозов (уж точно не КамАЗовых) сменился ужасными звуками крепкого столкновения.

Несколько долгих мгновений улица представляла собой мизансцену с множеством статистов (если не брать в расчёт продолжавшую орать до хрипоты женщину, теперь уже державшую зачем-то в руках оранжевую лампу шашечек такси). Потом мир словно взорвался гомоном и криками. Хотя Павел не исключал варианта собственной контузии. Но ведь орущую-то женщину он слышал? Или думал, что слышал лишь потому, что видел её перед собой?

«Мне надо отсюда линять», – дал себе установку Павел и попытался встать. С координацией оказалось не очень. Он мотнул головой, понял, что зря это сделал, снова лёг. «Хватит валяться, мой мальчик!» – прикрикнул на себя Павел. Новая попытка привела к острой боли в позвоночнике. «Боже, только не это!!!» Ужас паралича впрыснул в кровь порцию адреналина, и позволил встать на карачки. Кто-то подбежал помочь. Павел не был против.

– С вами всё в порядке, юноша? – спросил чей-то участливый голос. – Вам нужна «скорая»!

Павел промычал в ответ.

Вертикальное положение на удивление приводило голову в порядок, хотя «светляки» перед глазами вертелись роем. «Нужно сказать что-то вразумительное», – подсказал себе Павел. Но снова промычал.

«Что со мной?» …Но об этом стоило подумать потом, потому что…

Вой сирены добавился к общей какофонии. И в руки медсёстрам, а, тем более, полиции попадать не входило в планы. Павел завертел головой.

– Юноша, что с вами? Успокойтесь! «Скорая» уже едет!

Павел посмотрел на мужчину. Обеспокоенно-участливое лицо почему-то вызвало резкую антипатию. Павел невольно отстранился, и через плечо навязчивого волонтёра увидел спасительную лазейку. В этот-то неприметный проулок ему и надо! Вой сирены нарастал. Павел больше не терял времени. Бросил последний взгляд на горемычное такси, из которого водитель так и не вылез, и, решив, что о его судьбе прочитает в утренних новостях, ринулся к проулку. Помогавший ему держаться на ногах мужчина не ожидал прыти от пострадавшего и выпустил из-под своей опеки.