Читать онлайн Убить Василиска, или Казнить нельзя помиловать

Как всё начиналось.

Человек проснулся и заворочался на жёсткой постели, ещё не понимая, что именно его разбудило. А поняв, вскочил, на ходу запрыгнул в холщёвые штаны, споткнулся о сапог, собрался было поднять, но махнул рукой и как был, выскочил за дверь. Да он не ошибся, над проклятой горой, что так рьяно освещалась полной, ярко жёлтой с кровавым отсветом луной, собрались тяжёлые тучи. Они корчились в этом неестественном зареве, сталкивались, глухо ворча. Ворчание всё нарастало, переходя в гром. Наконец молния разрубила небо надвое, и мужчина на мгновение увидел воздушный, поражающий своей тонкой архитектурой, прекрасный замок. С отвращением плюнув, он побрёл обратно в келью. В спину ударили раскаты грома, сквозь которые пробивался торжествующий смех. Но почему? Ведь прошло только пятнадцать лет.

Глава 1

«Да, сервиз у короля был знатный! Тончайший, кажется, светящийся изнутри фарфор, расписанный волосом зверя ночного, краскою, что взята у моллюска, что живёт на глубине не изведанной и поднимается на поверхность раз в сто лет. Изготовлен тот сервиз мастерами, что от отца к сыну в течении веков передают тайну искусства своего. Бывает, мастер не сотворит за жизнь и часть. Редко, очень редко достаётся сие чудо из ларца прозрачного, что на замок кованный заперт. Лишь, когда короли, да султаны иноземные в гости заезжают. Вот тогда и накрывается стол для чая вечернего, в комнате, специально для этого отведенной. Выставляются чаши прекрасные на скатерть шелками расшитую, разливается напиток душистый да крепкий. Пьют гости иноземные чай, медком янтарным да вареньями разными услаждаются, да речи неторопливые ведут. Вот этот самый сервиз царевич Василис и грохнул».

– Слушай, – возмутился царевич Василис, захлопнув летопись. – А ты сам-то этот сервиз видел? Да он от старости рассыпался уже! Купцы из-за этого, ха-ха, сервиза с нами торговать боялись. Конечно, неспешное чаепитие! Попробуй-ка, поспеши, когда чашки в руках развалиться готовы. А как на стол поставишь, так царь ещё чай подливать начинает. Чайник то покрепче был. Кухарки сервиза этого как огня боялись, только бабулька одна и могла по старой памяти на ощупь, а тут раз, да и померла…..

– Врёшь.

– Вру.

– Зачем? – Вард, совсем недавно произведённый в летописцы, выхватил древний манускрипт у друга, смахнув при этом канделябр с горящими свечами.

Так как незадолго до этого у царевича был острый приступ стихоплётства, а потом ещё более острое осознание своего ничтожества, пол был усыпан обрывками несостоявшихся песен. Которые незамедлительно и вспыхнули. Летописец вскочил на стол в обнимку с книгой, готовый защитить реликвию ценой своей юной жизни. Царевич же, привычно плюхнул на пол вазу с лилиями.

– Разжалую! – рявкнул он. – Ну, сколько можно? Фроська уже вся изворчалась, половики стирая!

– Да не могу я к этим рукавам привыкнуть! – буркнул новоиспечённый летописец, соскакивая со стола. – А может, и правда разжалуешь?

–Ну, нет! Давай лучше рукава от твоей хламиды оторвём. – Василис примерился к расшитому звёздами и саламандрами халату.

– Ты что, мой батюшка и так ещё от болезни не оправился, – попятился парень, – а этот вандализм увидевши, совсем концы отдаст! Он столько рассказывал, что одеяние это носил его отец, и дед, и ……

– Ага, и, судя по аромату, никто из твоих предков стиркой его не озаботился. В других странах летописцев по учёности определяют, а у нас по запаху!

– Да? – Вард покрутил носом, – ничего не чувствую!

– Да куда тебе! Принюхался за столько лет. А если подумать, сколько этих самых летописцев, прямо при исполнении и померло, то есть….

– Василиск! – возопил красный от обиды друг, и, швырнув в царевича драгоценной книгой, начал срывать с себя хламиду.

– А чем это вы тут занимаетесь? – не слишком любезно поинтересовалась вошедшая Фроська, но увидев очередной всплывший коврик с кучей рваных бумажек, не стала тратить время на выслушивание ответа. Подняв метлу над головой и уподобив её крыльям мельницы, девушка ринулась на нарушителей порядка.

Досталось обоим.

– Но я же царевич! – попытался выкрутиться Василис, отбиваясь книгой.

– Летопись не тронь! – Вард закрыл щуплой грудью вверенную ему реликвию.

Сцена вырисовалась настолько неоднозначной, что Фрося выронила метлу и застыла с открытым ртом.

Василис меедленно осмотрел всех присутствующих и схватился за голову.

– Француз где? – простонал он сквозь пальцы.

– В темнице.

– За что!!!!!!!

– На границе с музыкальными ложками поймали.

– У нас ложек мало? Я же пол села ладейного за эти ложки посадил….

–А он, патент открыть на них собрался. Говорит суп хлебать удобно.

– Да? Надо попробовать, – отвлекся, было, царевич, но тут же снова подорвался – А петь кто будет? Одну солистку замуж выдали. Вторую выдали! А ведь я говорил тебе, Вард. Женись!

– Да, что ты, – взмахнул душистым рукавом летописец, у меня батюшка ещё после первого концерта не отошёл. Если бы я Зоюшку в жены притащил, точно круглым сиротой остался. Сам то, что не женился?

– Скажи ещё на французе, – вздохнул царевич, и сел на здоровенный барабан, отозвавшийся низким гулом. – Надо его вытащить.

–Надо, – кивнул Вард, – но петь он вряд ли сможет.

– Почему!!!!

– А ты думаешь, он просто так, за чаркой мёда про патент рассказал?

Василис дёрнул себя за чёрные кудри. Ещё раз обвёл шальным взглядом нестройную кучку парней в лаптях с бубнами, ложками, дудой и даже гуслями. Выбрал рожицу помиловидней и, ласково оскалившись, поманил пальцем.

Прошёл час. Миловидная рожица уже не выглядела таковой. Она выглядела красной и замученной.

– ААААААААА,– хрипел царевич. – Понял? Как будто тебе телега на горло наехала. – Вард, ну объясни ему!

Летописец без объяснений выдернул жердину из забора.

– АААААААААА, – заголосил подопытный.

– Вот, уже лучше,– обрадовался царевич. А теперь тоооненьким голосочком….

– Василис, – попытался воззвать к разуму друга летописец. – Не слишком ли много хочешь? Второго солиста надо.

Василис оглянулся. Не понятно, как парни умудрились спрятаться за свои нехитрые инструменты, но они это сделали. Царевич вздохнул, посмотрел на отвесную стену высившейся неподалёку темницы. На маленького паренька, пытающегося накрыться ложками. К слову, почти получилось. Опять на стену…..

– Ладно, посмотрим, что мне бояре выберут, – отложил решение нелёгкого вопроса Василис. – А пока всем спасибо, все свободны!

Обрадованные «все» быстренько рассосались, оставив после себя разбросанный там и сям музыкальный инвентарь.

– И когда же они за собой убирать научатся, – буркнул Вард, собирая инструменты в короб.

Василис же покрутил в руках расписную ложку, ещё раз посмотрел на стену и поинтересовался.

– А ты и темницу штурмовать в этой хламиде пойдёшь?

– Я?

– Мы!

– А если поймают?

– Ну, попрошу, чтобы не ловили. Царевич я, или нет?

– Тогда зачем штурмовать! Попроси, и будет тебе.

– Во-первых, просить скучно. Во-вторых, может хоть так удастся разлучить тебя с твоим одеянием. И не надо мне про твоего еле живого батюшку речи вести, только что видел, как он галопом по дороге несётся.

– Где? – вытянул шею летописец и, правда, увидел уже достаточно далеко убежавшего папеньку. Судя по резвости и приличному по размерам баулу под болезненной мышкой, со здоровьем у старшего летописца всё наладилось.

– Шахматный турнир. – Догадался Вард, стянул с себя запашистое одеяние, под которым на этот раз оказалась рубаха, и с наслаждением расправил плечи. – Ну что ж, на штурм, так на штурм.

– Обиделся, – догадался Василис.

– Я же за него переживал, правда. А он…

– Вот, вот, мог бы и жениться.

– Да ну тебя. – Вард бросил хламиду на землю и нагрёб сверху кучу мусора. – Пошли лучше сами деву выберем, а то бояре опять решат, что голосистая это на счёт одежды.

– А пошли! Царевич я, или нет!

– Да кто бы сомневался, – вздохнул летописец. Конечно, царевичам дозволялось куда как больше, чем простым смертным. Василису же, как считал паренёк, дозволялось слишком много, вот он и пускался во все тяжкие, не забывая прихватить и его, Варда. Задумка с музыкальной труппой была бы вполне безобидной. Если бы не название. «Всадники чернобога». Надо же такое придумать! Оно то и оказалось последней каплей для его отца. Юный летописец покосился на закопанное одеяние. Всё равно не честно!

***

– Всё равно не честно! – всхлипнул Художник, собирая разбросанные по полу ёмкости и порошки. Что-то ещё можно было спасти, но большая часть погибла безвозвратно. Красочные пятна на стене манили на дорисовать, но обида была больше. Художник собрал уцелевшие сокровища в котомку, утрамбовал холстами, сунул за пазуху мешочек с накопленными монетками да прихватил с расписной тарелки пирожки. И прощай дом родной!

Глава 2

Как же вкусна шелковка, особенно белая. Крупные, тяжёлые ягоды, похожие на чуть розоватых, откормившихся за тёплые деньки, гусениц. Тьфу, гадость конечно. Но ягода и, правда, вкусна. Жаль, не унесёшь в подоле. Изомнётся, закислиться, да так и выбросишь. Вон их сколько нападало. Девушка, удобно расположившаяся на самой толстой ветке дерева, посмотрела вниз, где валялось много расплющенных ягод. Прямо на розоватой кашке стоял парень и умоляюще смотрел на подругу. Губы его двигались, как будто парень пытался, что-то сказать, а то и просто вздохнуть, но изо рта доносилось лишь мерное жужжание, сливающееся с пением множества букашей и жуков, облюбовавших эту летнюю столовую. Девушка состроила гриммаску, забросила ещё горсть ягод в рот и соскочила прямо на парня. Тот не попытался ни поймать её, ни отступить. Лишь рябь пробежала по его лицу, плавно перешла на тело, и, парень рассыпался пеплом. Девушка закатила серы глазки и с наслаждением попинала то, что ветерок разнести не успел. Хотела было залезть обратно, но, обиженно вздохнув, забросила в рот ещё пару ягод и побежала по тропинке к дому, откуда вкусно пахло свежеиспеченным хлебом.

Лада и раньше, в не таком уж далёком детстве любила этот запах. И так же прибегала со двора в надежде ухватить горячую горбушку раньше братьев. Мать ворчала, а вот дед, что давно уже не вставал со своей лавки у окна, добродушно смеялся и старался одарить единственную в семье девчушку, то невесть откуда взявшимся яблочком, то горстью семечек, а то и вырезанной им деревянной фигуркой. Мать, видя в руках у Лады гостинцы, пугалась, и на время замолкала. А тот подносил к губам заскорузлый палец, мол, молчи внучка. Внучка и молчала. Отец с матерью не могли видеть умершего деда. Ушёл, ещё, когда Ладушка только на ножки стала. Не видели его и братья. Девушка порой гадала, сидит ли ещё дед на своей лавке, или нет. Вот бы съездить, проверить. Но по братьям девушка не особо скучала. А на родителей, продавших её в орден, и вовсе обижалась. Это теперь, в свои пятнадцать лет, поняла, что видеть умерших дар редкий. И в глухой деревне опасный. А здесь, как и предсказал на прощание дед, подкинув в котомку пару наливных яблочек, да леденец на палочке, гораздо лучше. Уж точно сытнее и интересней. Яблоки к слову были самые обыкновенные, Лада их потом съела, да ещё и Кролю дала укусить. Кроль, как прозвала его девушка, почти с рождения жил при ордене, и был немного старше Лады. Но, уж так получилось, что привыкшая к обществу пяти братьев, Лада с лёгкостью взяла в оборот нового дружка. Конечно, жизнь здесь не была совсем уж сладкой. Девчушке, до этого не знавшей даже о существовании букв, пришлось учиться читать и писать. И не только на родном языке. А этикет, чтоб ему провалиться? А танцы? Ну, боевые искусства, еще, куда ни шло. Лада тряхнула тугой толстенькой косицей, и усмехнулась. Пусть Кроль и превосходит её в учёбе, зато жителей тайных, не всех видеть может. Только простых самых, да тех, которые специально подразниться приходят. А уж речевик…..

– Сколько можно тебя ждать!

По тропинке навстречу Ладе спешил недавно рассыпавшийся паренёк.

– Я же сказал тебе, срочно! Все ждут!

– Ничего подобного, ты только губами пошлёпал и пеплом стал. Это было так печально, что я даже всплакнула. Корпел бы над ворожбой, как над своими любимыми законами, глядишь, толк и получился бы! – Лада отвесила другу подзатыльник, хотя для этого ей пришлось слегка подпрыгнуть. Кроль попытался увернуться, но куда там!

– Ладно, пошли, – смилостивилась, девушка.

Парень улыбнулся, из-за этой улыбки его и прозвали Кролем. Откуда взялся этот мальчишка, кто были его родители, никто не знал. Вуй сказал, что малыша принесла волчица. А уж серые её детёныши разорвали ему губу, или спасительница его таким и подобрала…..

Девушка улыбнулась в ответ и, привстав на цыпочки, взъерошила пшеничного цвета шевелюру дружка.

– Ты ляпа! – Лада неожиданно хлопнула парня по широкой спине и побежала по тропинке, но Кроль, привыкший к подобным пакостям, успел ухватить её за выцветшую кофтёшку. Лён затрещал, но выстоял и вот уже Лада, дрыгая ногами и вереща, едет на дружеском плече. А не этого ли она хотела?

– Эй, а завтрак! – возмутилась девушка, когда её пронесли мимо вкусно пахнущего дома.

– Я же сказал – ждут! Все! И можно подумать, ты ягод мало слопала.

– Крольчик…. Миленький….

Парень возвел глаза в небо, призывая в свидетели, всех богов разом, и, достав из кармана краюху свежеиспеченного хлеба.

– Жуй, утроба ненасытная!

– Шпашипо! – прочавкала та с плеча.

Взрослые члены ордена «Свирепого ожидания» собрались уж час как. Ждали Ладу и посланного за ней Кроля. Парнишка несомненно найдёт и приведёт шалопайку, но не сразу. При мысли о ребятах на заматеревшем лице Вуя прорезалась улыбка, но мужчина провёл по лицу ладонью, изгоняя непрошеную гостью. Не к месту это. Он глава ордена и суровый наставник, а не добрая нянюшка милым детишкам! Славные они выросли. Взгляд сурового наставника на секунду потеплел, уголок рта предательски дёрнулся и тут же вернулся обратно. Раздался тихий смешок. Вуй скривился и сердито зыркнул на скалящегося Горазда. Тот праведного гнева не убоялся, и даже с корточек своих не привстал.

Небольшой отряд, вольготно развалившийся на толстенном ковре, не подозревал об окончании привычной, спокойной жизни. Конечно, все они были готовы и к хорошей драке и к подвигу, да и головы сложить за победу….. Но, что греха таить, не сейчас, а как-нибудь на днях, или вообще лет так через десяток. Точнее через восемьдесят пять. Вуй тяжело вздохнул и отвёл глаза от проницательного взгляда Асны. Скорее бы уже ребята пришли! Невысказанная беда жгла изнутри, просилась наружу. Глава обвёл хозяйским взглядом подопечных, у каждого свой талант, умение. И ад у каждого тоже свой.

Огромный молчаливый Бер, спокойный, как скала, и такой же отчуждённый. Если бы не Горазд и вовсе говорить разучился. Да ещё Лада. При виде девчушки Бер становился чисто солнышком. Аж, светился. И не подумаешь, что может человека кулаком убить. И убивал по приказу хозяина. Но всему есть предел, – взбунтовался Бер. Так самого чуть плетями не забили. Хозяин и бил.

– Эй, – Горазд пихнул Бера, как всегда находящегося где угодно, но только не здесь. – У соседушек сливы почти созрели. И они такооого зверюгу на цепь посадили! Грех не почистить.

Горазд, невероятно гибкий, хитрый и удачливый… вор. Удачливости его, впрочем, на царскую сокровищницу не хватило. Точнее на сокровищницу то хватило, а вот пройти с наваром мимо слепой бабки – попрошайки, нет. Уронил цацку. Надо ли говорить, что бабка оказалась не только зрячей, но и царскими дознавателями прикормленной. Стражники тогда с радости упились, – не один год ловили поганца. Чтобы вытащить вора пришлось Вую царя поуговаривать, да старый должок напомнить. До сих пор не уверен, что стоило.

– Уймись, Горазд. – Вздохнула Асна. – Опять развлекаться поскачете. А порты вам потом кто штопать будет? Сыта я уже вашими сливами по горло!

Асну вообще вытащили из клетки. Её проезжие комедианты вместо обезьянки за денежку показывали. Да, темнокожая женщина с затейливым рисунком на пол лица удивляла. Как и её проржавевший ошейник с шипами внутрь. Но не клетка и строгий ошейник сдерживали пленницу. Ей было всё равно. И если Вуй это понял, то Горазд понимать что-либо отказался: ночью отправился вызволять. И получил. Хорошо Бер за другом увязался. Он то и притащил обоих наставнику на радость. Воспитывать. Вуй поёжился, вспоминая мёртвый взгляд женщины. Нет, Асна определённо не была благодарна своему спасителю. И вины, за рану ему нанесённую, не чувствовала. Тогда.

Со скрипом открылась дверь. Совсем домовой обленился! Кроль, с Ладой на плече, кособоко впихнулся в горницу.

– Высоко сижу, далеко гляжу! – оповестила начавших закипать присутствующих девушка и ловко соскочила с дружеского плеча.

– А по какому поводу собрание? – поинтересовалась. – И что вы все такие сердитые? Мы все умрём?

Наставник забегал по комнате. Вся команда, знавшая эту его, гм-гм, милую особенность, расположилась вдоль одной стены, стараясь не попасть под всё убыстряющиеся перемещения главы.

– Вуй, – первая не выдержала Асна. – В глазах рябит уже!

Тот резко затормозил. Постоял пару минут и….. Но был усажен Асной на ковёр.

– Сегодня ночью было знамение, – виновато изрёк он.

– Ну, наконец, то! – обрадовался Кроль.

– Дурак! – наставник потёр рукой лицо. – Лада правильно сказала, мы все умрём!

– Да она всегда так говорит!

Лада состроила испуганную мордашку и незаметно пнула дружка. Чтобы не зазнавался.

– Точнее не мы, а вы. А я должен буду ждать вас здесь! – продолжил вещать наставник. – Всё это чёртово время, я должен сидеть вот тут, в безопасности, и ждать.

– Да ладно, мы тебе будем каждый вечер телепатить, и спокойной ночи желать.

– С того света?

– О! А мысль!

– Лада, глупая ты…. девочка. Мы веками сторожим этот проклятый замок. И век за веком проигрываем. Разы, когда жертву умудрялись спасти, можно пересчитать по пальцам левой руки Бера.

– Гм, но у него на левой руке только один палец, причём самый похабный.

– Вот, вот. – Непонятно чему обрадовался наставник. – Ведьма как раз это нам каждый раз и показывает. Да, мы учимся, из века в век, от ученика к ученику. И каждый раз большая часть гибнет. Да, Кроль, ты останешься здесь, со мной. И когд…, то есть если все погибнут, подготовишь новых бойцов.

– Но почему я останусь, – возмутился Кроль. – Почему не Лада? – и тут же получил тычёк под ребро от подруги.

– У Лады своя миссия, – отрезал наставник.

– Вуй, – Горазд даже с корточек привстал. – Да самоубьёмся мы о ведьму, не нервничай так. Авось, веков через десять костями завалим.

– Вы не понимаете….. – взвыл несчастный глава.

– Да куда уж нам, – скривилась Асна. – Но, всё меняется, не так ли? В прошлый раз удалось спасти и ребёнка, и мужчинку. Может поэтому ведьма так рано проголодалась, что не получила желаемого?

– Она получила…..

Пещера была мало того, что тёмной и холодной, на это она имела полное право. Пещера была ещё и солёной.

– Принесла? – раздалось прямо в голове девушки.

– Угу.– На пол бухнулось ведро с водой. Кандалы брякнули и застыли. Тёмный сгусток, еле-еле различимый в свете принесённого факела, прильнул к ведру.

– Эй, Дымок, – позвала девушка, но сгусток не оторвался, пока не выпил всё.

– Тебе мерещится, – вобрав в себя последнюю каплю, сообщил узник.

– Что?

– Ты же хотела спросить, как на меня цепи держаться. – Сгусток серого дыма обвился вокруг тела девушки, доверительно заглянул ей в глаза, чем смог. – Так вот, нет никаких цепей. И никогда не было.

– Но почему тогда ты не уйдёшь?

– Соль. Она лишает сил, но даёт возможность видеть. О чём сегодня хочешь послушать, девочка?

– Обо всём! – заявила та и устроилась на перевёрнутом ведре.

– Тебе от сотворения мира или от всемирного потопа? А может….

– А может, ты прекратишь выделываться, – невежливо прервала старшего девушка.

– Может.

Глава 3

На этот раз бояре поняли всё правильно, и разноголосый вой резанул по ушам друзей ещё на подходе к старому сараю, где обычно происходил отбор девушек на «измывательство за рупь». Василис прислушался, пытаясь вычленить из общего ора более или менее подходящий голос. Тщетно. И вдруг… Голос девушки был чист и звонок, он перекатывался, взмывал ввысь и обрушивался на слушателей подобно алебарде.

– Сильно! – восхитился летописец.

– Да, такой голосище упускать нельзя. – Поддержал Василис. – А приданое я ей обеспечу.

С замиранием сердца друзья вошли. Селянки до этого испуганно жавшиеся к двери, не менее испуганно ломанулись от вошедших. Не отступила только она. Девушка возвышалась среди подружек подобно величавому дубу, непонятно, как и зачем выросшему в берёзовой рощице. Она пела и пела и пела…..

– В кольчугу её, представляешь, впереди, с топором…..

– Угу, вот только давай лучше ты на ней женишься. Не хочу жену с топором.

– А, там разберёмся! Уважаемые, – обратился Василис к боярам, тоже разинувшим рты на чудо-девушку, – эта селянка для измывательств мне вполне подходит.

– Не след…. – начал было самый бородатый, а значит и самый уважаемый боярин, но девушка сама двинулась к царевичу, подобно крутобокой ладье средь рыбачьих лодчонок.

– А хороша! – восхитился летописец и зажал ладонью рот, пока Василис не услышал.

Остальные девушки нестройным ручейком поспешили покинуть помещение.

– Агафья, – представилась певица, ненавязчиво разгибая и обратно сгибая подковку. – Ну и кто над кем измываться будет?

Василис покосился на окончательно сраженного летописца, стоящего с открытым ртом, и известил:

– Для начала мы поизмываемся над охраной вон той башни.

На взятие башни шли по ночному холодку.

– Красота то какая, – прижала гнутую подкову к груди, с трудом упиханной в кольчугу, Агафья. Глаза девушки были обращены к небу, усыпанному звёздами.

– Тебя что, по ночам на улицу не выпускали? – прошипел царевич.

– Да кто ж меня удержит, – вздохнула та. – Только пока все дела переделаешь, сил уже ни на что не остаётся. У матушки нас семеро душ, да все бабские. Ни батюшки у нас нет, ни коня…. – Девушка задумчиво взялась заплетать в косу извечную свою подкову. Василис попытался отобрать игрушку, но это оказалось не проще, чем отобрать камень у крепостной стены.

– Что ж тебя, такую незаменимую на измывательства отправили? – съехидничал, тряся перетрудившимися руками, царевич.

– Сама пошла. Как налог за измывательства эти самые ввели, так совсем житья не стало. Бывает, сестрички от голода плачут, матушка исхудала совсем. Тошно.

Василис удивлённо повернулся к летописцу, тот лишь кивнул.

– Я не знал, – буркнул царевич и набычился, в ожидании отповеди от друга. Но Вард молчал. Говорила Агафья.

– А после измывательств, все вроде живыми приходят. С деньгами. Да хоть и говорят, что ужас, ужас, а веселые себе. Не замученные. Вот и пошла я. Ничё, у меня сестричка погодка тоже в силе уже. Замуж бы выдать, да где приданое взять?

Василис окончательно почувствовал себя зверем. Осуждающий взгляд Варда, сверлящий спину, тоже этому способствовал. Василиск участливо толкнулся в рёбра, мол, помочь? Но тут, сбоку, из цветущего душистыми соцветиями куста, раздался стрёкот одинокой цикады. Со всех сторон поддержал слаженный оркестр. Вдруг, раздалось величавое кваканье и цикады смолкли. Запели стройным хором лягушки. Василис стоял с открытым ртом.

Цикады вклинились в пение квакух, дополняя и украшая. Царевич, где стоял, там и сел.

– Это надолго, – сообщил летописец Агафье, приглашая на резную скамейку. – Есть хочешь? На том дереве воот такие груши растут. Только много не рви, а то царь батюшка опять охрану выставит.

Охранники, лежащие неподалёку в кустах, показали друг другу оттопыренные большие пальцы, мол, учимся, и поползли к дереву. Больше трёх и, правда, срывать было опасно.

Агафья сорвала пять, попутно оттоптав одному охраннику ногу, а на второго уронив подкову. Возмущаться, приняв во внимание размеры и кольчугу, несчастные не отважились. Они с тоской проводили глазами чавкающее чудо, и, поползли вглубь сада за паданцами.

Василис всё так же сидел, прижав острые, мальчишеские колени к подбородку. Глаза его были закрыты. Царевич растворился в ночном оркестре. Каждая клеточка его тела пела и вибрировала. Он слышал и хор, и каждого исполнителя по отдельности….

– Он всегда такой,– шепнула на ухо Варду девушка. От горячего дыхания по коже летописца пробежали мурашки, он передёрнул плечами и ответил:

– Он разный. Поверь, его стоит бояться. Но и дружба ему нужна больше чем другим.

Агафья сделала вид, что поняла.

А Вард подумал, что если бы он так любил музыку, то батюшка давно бы уже выписал учителя из-за границы, а то и отправил туда учиться. Парень улыбнулся, вспоминая гордость, с какой отец развешивал по стенам его каракули, а потом уже и не каракули. Искал нужные краски, приглашал учителей…. Даже самого отправил на месяц в дружественную столицу. У Василиса тогда и случился срыв. Вард до сих пор винил себя за эту поездку, хотя понимал, что он вряд ли смог упасти друга. Просто больше помочь было совсем не кому. Парень навсегда запомнил чёрные провалы глаз, на абсолютно белом, как будто посыпанном мукой лице, искусанные в кровь губы и хриплый шопот:

– Он Кузьку кулаком…..

Бедный старенький Кузька. Лысый, бородавчатый, с почти уже отнявшимися лапками. Но всё ещё поющий свои крысиные песенки за пазухой у любимого хозяина. Видимо, соскучившись, он выбрался из укромного уголочка, заботливо устроенного ему царевичем, и попался на глаза плотнику, которого отправили чинить стол.

Как умудрился десятилетний мальчишка свернуть шею здоровому мужику, было не понятно, и от этого ещё более жутко, хотя куда уж больше. Ревел тогда Вард. И ревел, и ревел, оплакивая и старенького крыса, и друга, вдруг ставшего таким взрослым и…, и страшным. Ревел за себя, и за Василиса, пока царевич вдруг не всхлипнул, тяжело, с подвыванием. И, наконец, ревущих стало двое.

– Я не хотел, я правда не хотел убивать, – выл царевич. Вард верил. Но, что-то с тех пор изменилось в друге, как будто Василиск выглядывал из-за плеча, бросая тень на всё ещё детские их забавы. Царя Октавиана, этот случай лишь укрепил в неприязни к сыну, испугав, но не удивив. С брезгливым равнодушием отец исполнял любую прихоть Василиса. Лучше бы он обругал или даже побил, но не бросал вот так, ожидая, что нелюбимый сынок сам шею себе свернёт. Вард помотал головой, чего это он. Вот же, сидит его друг, живой здоровый. Лягух слушает.

Пение смолкло. Василис, так и не открывая глаз, прошептал:

– Не, на ложках цикаду не сыграть. Надо трещётки сделать мааааахонькие. Из серебра. А с лягушками думать буду. У француза спросим, когда достанем.

Вард переглянулся с Агафьей, фыркнул, и запустил в друга огрызком.

Ночь, полная луна освещала покосившуюся башню. Юная воительница по мужским спинам, подбиралась к окну на втором этаже. Эта эпическая картина навсегда врезалась в память охранников.

– А зачем они к этому окну лезут? – не отрывая глаз от происходящего, поинтересовался один.

– За французом наверное.

– Но это точно не его окно.

– А чьё?

Стражникам ответили звуки падающих тел. Сдавленные крики. Возня. И радостный девичий вопль:

– Батюшка!

Глава 4

В хлеву, как нелицеприятно обозвала Лада помещение для выбора «девок для измывательств», было темно тесно и сыро. В общем, да, скотинка бы тут вся передохла, то ли дело бабы! Баб, точнее девок, собралось с дюжину. Все причепуренные и страсть, какие решительные. Вошли два бородатых мужика. Осмотрели. Приказали по очереди петь. Лада от удивления запела на французском, не зря видимо учила столько времени. Бородатые мужики впали в ступор. Замахали руками. Обозвали ведьмой. Попытались сжечь вместе с сараем, другими девками, и даже собой. С первого раза не получилось, а потом пришёл лохматый парнишка и забрал Ладу. Бородатые перечить не посмели. Но в спину показали, нечто неприличное, потому что девки разом покраснели. Лохматый же, припадал то на правую, то на левую ногу, ворчал и постанывал, но не останавливался. Так до дворца и дохромали.

– Кого привёл? – поинтересовалось из глубокого кресла.

Вард выпихнул вперёд Ладу.

– Агафья не вернулась, – вздохнуло кресло.

– Тебе отшибленных рёбер мало?

– Да, ладно! Она просто на меня упала. Это тебе её папаша пытался ноги выдернуть…

– Да, некрасиво вышло, – поёжился летописец, выуживая из волос очередной репей.

– Объясни, наконец, как ты сверху оказался?– кресло заскрипело, и из него кособоко встал чернявый парнишка. Поморщился, и заглянул Ладе в глаза. – Пой!

– Во поле берёза стояла, – буркнула девушка.

– И?

– Да она на французском шпарила. Бояре с перепугу, чуть сарай вместе с девками не сожгли..

Василис медленно, стараясь двигаться плавно-плавно, обошёл Ладу. Подёргал за толстенькую косичку, пощупал бицепс. Удивился, но пошёл дальше. К креслу.

– И? – морщась, повторил он.

Лада бы и рада была, да все слова, а тем более песни, выскочили из головы.

Царевич повернулся к летописцу, пытавшемуся выдрать оставшиеся репья царским гребнем.

– Да пела она! Что думаешь, бояре просто так девок жечь будут!

Царевич подумал, махнул рукой и поплёлся к широкой кровати, на которую рухнул лицом вниз, да так и остался лежать. Недочёсанный летописец задёрнул бархатный, расшитый коронами полог, отчего поднялось облако пыли вперемешку с молью, тоскливо посмотрел на Ладу и похромал к свободному от царевича креслу.

– Есть хочешь? – спросил он, и, поёжившись от неприятных воспоминаний, придвинул к девушке резное блюдо с румяной горкой пирожков. Лада, успевшая проголодаться, с таким азартом кинулась на подношение, что Вард тоже взял пирожок. Попался с грушей. Летописец запустил надкусанным пирожком в балдахин и захохотал.

Из-за балдахина раздалось сдавленное хрюканье, подвывание и, наконец, вопль:

– Ирод ты, мне же смеяться больно!

И тут у Лады прорезался голос.

– Шумел камыш…, – завела девушка, и комната вдруг заполнилась чёрными тенями. Они протискивались в приоткрытое окно, лезли из королевского зеркала, просачивались сквозь стены.

– Точно ведьма! – припечатал Вард, освобождая место для очередной тени, начавшей приобретать плотность и вес. Секунда, другая, и покои царевича переполнились рыцарями в серебристых доспехах.

– Это не я, – прохрипела Лада, – пытаясь отодвинуть от себя пришельцев, явно намеревавшихся раздавить её своими телами.

Стены комнаты трещали. Вард втянул девушку под дубовый стол, но и тот рухнул, не выдержав наседавших рыцарей.

– Да, откуда же их столько взялось! – бурчала Лада, сидя под трещащей спиной парня.

– В смысле, тебя удивляет только количество! – возмутился летописец и крикнул, – стража!

– Бер, Горазд! – вспомнила про ждущих сигнала друзей, девушка.

Но услышали рыцари. Вард взлетел к потолку, схваченный железной рукой.

– Поймал! – прогудело из доспехов и….. и всё. Железный истукан так и остался стоять с летописцем в руке. Рыцарей и, правда, набралось слишком много.

– Эгей, Ладушка, ты где? – раздался от окна голос Бера. Потом скрежет, стук, глухой удар. Ещё скрежет, стук, глухой удар. Вопль. И так пока спаситель не добрался до девушки. Рыцарей изрядно поубавилось, что сделало их маневренней. Бер выдернул девушку из груды железа, но, получил по голове и рухнул туда сам.

– Ах вы, самовары дырявые, да я вас…. – рыкнул он, пытаясь подняться, но опять упал, подмятый очередным доспехом. – Ух, вы, кастрюли недоклёпаные, олова на вас нету… – перемежалось со звуками падающих тел.

Из-за царского полога, как ни странно свободного от захватчиков, раздавалось ворчание, прерывающееся приглушёнными вскриками и глухой вознёй. Девушка с облегчением вздохнула и бросилась на рыцаря пленившего летописца. Глупо конечно кидаться на доспехи в платьишке, да ножи то при ней! А как бороться с этими чертями, в их с Кролем тупые головы наставник вбивал три года. Вспомнить бы ещё.

Лада оттолкнулась от споткнувшейся железяки и в прыжке приземлилась на скользкую спину захватчика. Главное свалить, а там уж видно будет…. Но, вожделенная спина вдруг пропала, и девушка, влетела в стену, не успев толком сгруппироваться. Рыцари пропадали один за другим. Не вылезали в окно и не всасывались в стену, они просто исчезали с нервным хлопком. Секунда – другая, и прыгать Ладе было уже не на кого. Спасать тоже. Лада с трудом поднялась и похромала, к королевскому ложу. Какая оказывается, хромота заразная вещ! Откинула полог. Кончики пальцев резко кольнуло наложенной ворожбой. Да, Василис был распластан по кровати, сидевшим сверху Гораздом.

– Ты бы поосторожнее, у него рёбра отбиты, – буркнула Лада, пытаясь спихнуть друга.

– Не советую, – предостерёг тот. – Дерётся как дикий кошак.

– Отпусти, – промычало снизу, и Горазд слез.

Василис вскочил, забыв про спину, обежал комнату, выглянул в окно.

– Вард! – крикнул он, и повернулся к девушке. – Где он?

– Рыцари вместо тебя забрали, – необдуманно ляпнул Горазд, за что и поплатился.

Гнев Василиска был страшен. Девушку отшвырнуло, посыпались осколки зеркала. Хорошо хоть не окна. Силясь подняться, Лада целую секунду, растянувшуюся в часы, смотрела, как чудище с оскалом даже не зверя, – демона, чудище, которое только что было симпатичным мальчишкой, убивает её друга. Как Бер пытается вклиниться, но падает на осколки. Наконец, вспомнив, на каком она свете и зачем, девушка сдёрнула с шеи заветный мешочек, полоснула по нему ножом и швырнула в чудовище.

Через минуту на полу уже сидел Василис.

– Куда они увели Варда? – взгляд парня был растерянным. Он с немалым облегчением посмотрел на кашляющего Горазда. – Если поможете найти, заплачу. Всё отдам!

Царевич опять полез к окну. Выглянул, почти вывалился. Бер сердобольно попытался придержать, получил по уху, заворчал, но всё равно остался поблизости; мало ли что!

– Вард! Вард… – всё звал парнишка, хотя понимал, – бесполезно.

– Всё отдам! Только помогите…. – последние слова царевич прошептал, опускаясь на пол. Хрупкая женщина в чёрной облегающей одежде, спрятала ядовито пахнущий платочек и кивнула друзьям.

Запоздавшая стража не нашла в разгромленных покоях никого. Царь, незадолго до этого

получивший предостерегающую записку от главы ордена «Свирепого ожидания» и с по истине царским хладнокровием проигнорировавшем её, схватился за голову. Старший же летописец, от лихого известия слёг по-настоящему. Октавиан поднял всё своё царство на розыск молодых людей, хотя прекрасно знал, где искать. Но если мальчишки уже в замке, то вряд ли что поможет. Весь ужас, в который он вверг сына, по спеси своей, отказавшись от помощи, рухнул на царские плечи огромным камнем. Царь швырнул корону в угол, дёрнул себя за остатки волос, и, чтобы как то прийти в себя, постучал головой о резной шкаф. Попадали расписные, стоящие целое состояние бокалы. Октавиан потоптался по осколкам, вспоминая разбитый сервиз, чтоб ему пусто было. И ему, царю тоже. Да куда уж пуще…..

***

– Да куда уж пуще…, – пробормотал Художник, выворачивая карманы перед лесными татями.

Те, издевательски подхихикивая, перебрали холсты, примеряясь, нельзя ли хотя бы на портянки, но забраковали, и неожиданно аккуратно сложили на травку. Горшочки и амфорки с красками тоже были пересмотрены, перенюханы, судя по сердитому отплёвыванию даже попробованы, но также признаны негодными.

Из глубины кармана вывалился одинокий медяк. Тати обидно заржали, кинули к ногам художника ещё пару денежек да кусок вяленого мяса и, ушли.

– Спасибо! – крикнул им в след Художник, одновременно заглатывая жёсткое, но такое вкусное подаяние и проверяя заветные горшочки. Уф, всё цело. Парнишка сложил своё богатство в котомку, закинул её за спину, и, жуя мясцо, пошёл по еле заметной тропинке. Должна же она, куда-то вести!

Глава 5

Толпа рыцарей материализовалась в зале с расписной стеной. Вард, несмотря на пугающую ситуацию, художество оценил, и его руки невероятно зачесались на дорисовать. Цветные угольки, за большие деньги выписанные батюшкой из-за границы, лежали в кармане. Но подобраться к картине не было никакой возможности. Летописец подрыгался, пытаясь напомнить о себе пленителю. Бесполезно. Рыцарь, держащий парня в вытянутой руке, даже не пошевелился. Минуты переходили в часы….

– Эй, – возмутился уставший бояться Вард. – Ты что, совсем весь железный? Ручка не отвалится.

Никакого ответа. Парнишка ещё поёрзал, пытаясь высвободить часть одежды из железных лап. Ткань затрещала. Вард, проклиная ткачей, рванулся из последних сил и шмякнулся на пол. Немного посидел, ожидая справедливого возмездия. Не дождавшись, нащупал в кармане угольки, и, пополз между ног застывших воинов к манящей его картине на стене.

– Вот он, импрессионизм! – восхитился заграничным искусством он и, не

удержавшись, продолжил несколько оборванных линий.

Грянул гром. Пол заходил ходуном. Рыцари, брошенными куклами, попадали на пол, да так и остались лежать. Завершённый рисунок вспыхнул алым цветком и обвалился трухой. Следом выпал кусок стены. Летописец, открывши рот, смотрел на журавлей, плавно улетающих вдаль.

Летний, приятный ветерок, шевелил его, так и не дочёсанные волосы. Вард вздохнул, покосился на сломанных рыцарей, и шагнул в проём.

Чёрная королева, ведьма, проклятая ва-бааан, имя своё Кунава почти уже забыла. Зачем оно. Для рыцарей, верных благодаря заклятью, она повелительница. Для пойманных в её сети, – любимая. Небольшой родничок, оформленный мраморной купальней на звериных ногах, был не только центром замка, он был центром всей жизни ва-бааан. Только он мог разбудить в чёрной душе ведьмы слабые отблески прежних чувств. И поэтому каждый раз просыпаясь, Кунава пыталась его уничтожить. Не получалось. Женщина вгляделась в прозрачную гладь воды, силясь найти там прежнюю себя. Тщетно. Лик ва-бааан навсегда был спрятан под человеческой личиной заклинанием. Кунава зачерпнула горсть воды и просто смотрела как та медленно, капля за каплей вытекает из узкой ладони. Для женщины время текло так же. Капля за каплей. От жертвы к жертве. Столетний сон, промелькнувший как одно мгновение. И опять всё с начала. Женщина смутно вспоминала обрывки грёз, из которых так не хотелось возвращаться. Да и возвращалась ли? И следовавшее за этим отвратительное действо. Нет, конечно, так этим людям и надо. Иэти мужчины, если бы только они могли увидеть её настоящий облик….. Они бы её просто убили, и Кунава не была против. Даже этот смешной орден «Свирепого ожидания», ха-ха. Да бесполезно же. Против заклятья не попрёшь. Гордей вот не смог. А ей уже всё равно. Кунава попыталась сохранить в узкой ладони время – воду. Куда там! Да и сил, за внезапно короткий сон не сильно прибавилось. Ей хватало, а вот с прислужниками делиться почти нечем. Принесли парня и ладно. Женщина посидела, провела мокрой ладошкой по нежному лицу, стряхнув с себя морок и быстро пошла в зал с порталом. Не дошла. Грохнуло. Пол закачался. С потолка кусками повалилась лепнина. Упал портрет колдуна Гордея, предыдущего владельца, как замка, так и проклятия. С пола взгляд его показался Кунаве ещё более укоризненным, чем обычно. Женщина ускорила шаг. В зал, заваленный рыцарями, она почти вбежала. И поразилась количеству неподвижных тел. Это сколько же она прожила, если каждый…. Кунава тряхнула головой, отгоняя бесполезную мысль, и воззрилась на дыру, ещё совсем недавно бывшую пентаграммой перехода. Мальчишки не было. Было небо, солнце и грач, любопытно заглядывающий в дыру. Секунда, и бедная птица уже бьётся в руках ва-бааан.

– Для жертвоприношения сойдёшь, – сообщила Кунава грачу, и вышла из разрушенного зала.

Вард кружился по поляне, не как пушинка, а как долбаная лошадь запряжённая в ворот. Везде невидимая стена. И высоко и низко и….. Там, за стеной, журчит ручеёк и летают бабочки, там жизнь, еда, а здесь…. Но ведь должен же этот металлолом питаться? Вард почесал макушку и ужом проскользнул обратно в зал. Ничего за его отсутствие не изменилось.

Те же разбросанные железные куклы, те же голые стены и каменный потолок, та же обгорелая дыра, демонстрирующая кудрявые облака. Вард подошёл к одному из рыцарей и постучал по шишаку. Никаких эмоций.

– Выковырю и съем, – пообещал летописец ухватив забрало, но тут его взгляд упал на еле заметную нишу.

Кунава стояла возле алтаря с грачом в одной руке и ритуальным кинжалом в другой. Но древняя чаша так и не наполнилась.

– Да что такое твориться то? – возмутилась женщина, и в очередной раз примерилась к горлу птицы. Бесполезно. Кунава плюнула и швырнула несостоявшуюся жертву об пол. Но грач извернулся, распустил крылья и, обидно каркнув, вылетел из зала, напоследок уронив вонючую каплю в ритуальную чашу. Женщина возвела прекрасные очи к потолку, призывая, в свидетели безобразия хоть кого-нибудь. Но кто ответит ужасной ва-бааан? Хотя один зритель у неё всё же был. Вард, проникший сквозь фальшивую нишу, следил из-за колонны за сим действом. И ничего не понимал. Он даже хотел выйти и поздороваться, но что-то удержало. И, как вскоре понял летописец, к счастью. Потому что место грача занял рыцарь. И чаша наполнилась. И остальные рыцари ожили. И Кунава, царственным жестом, отправила всех на поиски царевича. Летописец не сразу понял, что царевич это он. И, что комнату ему теперь не покинуть. Но грач как-то залетел! Значит надо просто выше прыгать! Или…..

Кунава тупо смотрела на рисунок, красующийся на некогда белоснежной колонне. Пепел говорил о том, что портал активировать смогли. А вот осталось ли от тела что-то кроме пепла….

А летописец, перенесённый силой заморского импрессионизма, тем временем пытался вжаться в камень, слиться с ним. Его похищение теперь казалось милой забавой, а рыцари вежливыми сэрами, зашедшими к отцу на шахматную партию. Потому что судьба, в образе кривой пентаграммы, занесла его к горным троллям. Вард был не очень послушным мальчиком и няня часто пугала его этими самыми, которые едят детей на завтрак обед и ужин. Несчастный летописец смотрел, как огромный волосатый тролль, помешивая коряжкой в котле, напевал песенку про корову и молоко, пробовал своё варево, жмурился от удовольствия и добавлял то травку, то нечто жёлтое, а то и белые крупинки.

– Славная кашка получилась, – сообщил он и махнул огромной ручищей. – Слазь малец, обедать будем.

Вард испуганно дёрнулся, оступился и рухнул прямо под ноги троллю. И тут же получил тарелку белой, рассыпчатой, одуряющее вкусно пахнущей каши.

– Громыхало младший, – представился тролль.

– Вард, – вежливо поклонился летописец, и набросился на угощение.

– А это кто ещё у нас, – раздался знакомый голос.

– Сестричка, – прогудел Громыхало. – Садись, кушай. А вот и батюшка.

Вард понял, что тролли ещё не самое страшное в этом мире. Перед ним стоял папенька Агафьи.

Кунава сидела на полу с портрет Гордея в руках. Над головой её кружил грач. Он раз за разом порывался добраться до картины, но женщина отгоняла птицу, удивляясь, почему не смогла убить столь зловредную тварь. Гордей на портрете смотрел со своей обычной укоризной, направленной то ли на Кунаву, то ли на грача, то ли вообще на весь этот мир.

– Зеркало, – вдруг пробормотала она. – Здесь было огромное зеркало!

Женщина осторожно положила портрет на пол и подошла к проёму арки. Потрогала воздух. Ничего. Победный крик грача заставил отшатнуться. Кунава споткнулась о невидимую преграду и упала. Кровь ва-бааан обагрила древние осколки, замок опять задрожал. С потолка посыпалось то, что не досыпалось в прошлый раз, и….. и всё.

***

– И всё, – вздохнул Художник, пересчитывая медяки, которые получил за портрет дочки старосты, – поскупился дядька, краски только сколько ушло! А холст! Жениху, видите ли, не понравилось. Так ведь против реализма не попрёшь. Эх, слышал, в заморских странах рисуют так, что глаз в ухе, а ухо вообще не пойми где. Поучиться бы.

Художник ссыпал монетки в бархатный мешочек, расшитый золотым рисунком. Скрепя сердцем отдал один за краюху хлеба, – краски были нужнее, но куда совсем без еды. Молодой человек пристроился возле сельского колодца, хлебнул водички, закусил хлебушком и залюбовался недалёкой горой, окутанной шалью – туманом. Ветерок легонечко колыхал белёсую невесомость, приоткрывая поражённому взору Художника прекрасное строение.

– Эй, дружище, – окликнул молодой человек проходившего мимо селянина, – чей это замок.

– Ну, хочешь, твой будет. – Сердито буркнул тот, и, плюнув под ноги Художнику, поспешил по своим делам.

Глава 6.

Василис понуро сидел на подстеленной рогожке. Сумеречный воздух холодил, и заставлял полчище персональных царских мурашек бегать по телу туда – сюда, туда – сюда.

– Замёрз? – пристроилась рядом Асна.

Василис не ответил, лишь попытался отодвинуться. Но со связанными ногами и руками особо не разбежишься. Хоть с острого камешка слез и то радость.

– Дурашка, – пожурила Асна.

Василис только фыркнул. Подошла Лада с миской похлёбки.

– Поешь, – почти ласково попросила она.

Пленник сжал рот в тонюсенькую щель и исподлобья посмотрел на девушку. Варево пахло если и не вкусно, то сносно. Царевич сглотнул слюну и отвернулся.

– Ну, что с ним делась, – всплеснула руками Асна.

– Объяснить, что наша задача в том, чтобы он к ведьме живым не попал, – послышалось с ближайшего дерева. – Так что можем и не кормить.

Через секунду перед Василисом стоял ухмыляющийся Горазд. Парнишка готов уже был подвывать. Голод и холод он бы ещё стерпел, но тупые шуточки вора просто убивали. К тому же на шею царевича повесили мешочек с гадостью, не дающей проявиться Василиску. И царевич впервые пожалел об этом.

Лада попыталась накормить пленника. Тщетно.

Тогда девушка просто зажала царский нос. Василис, не ожидавший такой подлости, открыл рот, и, получив в него слизкий комок, чуть не подавился, но плюнуть смог. И даже попал.

Лада отшатнулась и в то же мгновение прямо перед её носиком просвистела стрела. В следующую секунду на девушку навалилось что-то тяжёлое. Она попыталась вывернуться, но держали крепко.

– Тише ты, – раздался шепот Асны. – Горазд к ним в тыл пополз. Посмотрит, что за сударики.

– А…

– Да живой твой прынц. Вон, тоже лежит.

Послышались звуки ударов, вопли. Потом всё стихло. Женщины замерли в ожидании, пытаясь определить, чей же крик был последним.

– Лада, беги! – вдруг подорвалась Асна, и, вздёрнув девушку, пинком задала ей направление.

Лада отскочила на пару шагов и непонимающим взглядом обвела поляну. Всё было тихо и спокойно, вот только…. Вот только Асна зачем то стояла с мечём в руках, примеряясь к лежащему ниц Василису. Лицо её было жалким, но рука меч держала твёрдо.

– Асна, нет! – девушка, сама не понимая, зачем ей это надо, поднырнула под меч и, схватив царевича за ворот, потащила вглубь леса.

Тащить было тяжело. Царевич, как будто нарочно, а может и не как будто, цеплялся за кусты и ветви. Ладу хватило минут на пятнадцать, а потом она упала, больно стукнувшись о камень.

– Ноги хоть развяжи, не убегу. – Буркнул из-под неё Василис. – Они мне Варда найти не помогут.

– А я помогу? – удивилась Лада.

– Договоримся…..

Лада вздохнула, и перерезала путы, пока только на ногах. Василис с трудом поднялся, секунду другую покачался, пытаясь размять затёкшие ноги и набирая скорость ломанулся в лес.

Девушка секунду постояла, раздумывая, бежать за царевичем или вернуться к друзьям. С одной стороны приказ есть приказ, с другой…. Лада прислушалась к происходящему на поляне, но та как будто в овечью шерсть закуталась. А вот со стороны, куда убежал Василис, звуки раздавались не однозначные. Тяжело вздохнув, девушка последовала тропой долга. Та оказалась на удивление короткой: царевич барахтался в небольшой ямке среди старых кореньев, пытаясь опереться на стянутые за спиной локти. Издевательский смех Лады, как будто придал ему сил. Василис одним плавным движением выпрыгнул из овражка. Девушка открыла рот от удивления, такого она не ожидала. Где ей было знать о любимой забаве закадычных друзей под названием «перепрыгни два забора». Но царевичу было не до игр. Собрав последние силы, и опустив голову, он, молодым бычком, пошёл на таран. Лада просто сделала шаг в сторону. Василис, пролетел мимо, забодав ещё не старый дуб. Посыпались жёлуди. Девушка почти с жалостью смотрела на свернувшегося в улиточку царевича. Потом, села рядом, достала краюху хлеба из котомки и, промурлыкав нечто мелодичное на французском, вонзила молодые зубки в подчерствевший хлеб.

– Ого, – раздалось из свернувшегося царевича,– а не обманул летописец то!

Лада сидела у потухшего костра, закутавшись в большущую, пёструю шаль. Асна плела эти шали только летом, и только в хорошую погоду. Она сидела на траве, поджав ноги и подставив солнышку своё, и без того коричневое личико. И творила эту неземную красоту из всего, что только попадётся под руку. Лада не удивилась бы, узнай, что старшая подруга вплетает туда лучи так любимого ею солнышка. А как ещё можно объяснить то тепло, что давали шали. Эх, где теперь Асна? Где Бер и пройдоха Горазд? Девушка не отважилась оставить вверенного ей пленника. А с Василисом на привязи идти искать друзей, было конкретным самоубийством. Лада покосилась на постанывающего во сне царевича, вздохнула и набросила на пленника часть шали. Из кармана выпростался речевик и взобрвшись к самому уху девушки забубнил, прося есть. Лада погладила мохнатое чудушко по головке, и достала из котомки кулёчек с изюмом, любимым лакомством речевиков.

Чудушко зажало подношение маленькими лапками, и так благодарно посмотрело на Ладу глазами – зеркальцами, что девушка засмеялась:

– Можно подумать тебя неделю не кормили!

Но зверёк не слушал, он наслаждался изюминкой. Секунда другая и зверёк, сыто чирикнув, замерцал, вытянулся и превратился в наставника. Вуй окинул сердитым взглядом поляну, на мгновение задержался на спящем пленнике и повернулся к Ладе.

– Где все?

– Не знаю, – выдавила сквозь зубы девушка. – На нас напали. Я утащила царевича. А они остались там.

– И Асна тебе не объяснила, что нужно сделать в такой ситуации?

– Нет. Она сама…..

– Лада, – наставник тяжело вздохнул и присел на кочку, – ты же понимаешь, что если этот милый парнишка попадёт в замок, то мир получит бессмертную ведьму. Кровожадную ведьму! И справиться с ней не сможет уже никто. Почему ты не помогла Асне?

Лада хотел признаться, что она вообще-то помешала, но не решилась.

– Во-первых, – сердито буркнула она, – может и не кровожадную. Вдруг она нектаром питаться будет! Во-вторых, убить я его всегда успею. А в-третьих, – Лада состроила гримаску, – он и правда милый.

А милый Василис тем временем лежал, изображая спящего.

– Утро доброе! – неуверенно сообщила Лада пленнику, окуклившимуся шалью, но тот даже не пошевелился.

– Эй, – девушка подёргала царевича за немногие торчащие из-под импровизированного одеяла части тела. Тот заворчал, ещё больше скукожился, но глаза не открыл.

– Вставай! Идти надо! – возмутилась Лада.

– Тебе надо, ты и иди, – выдавил Василис и попытался отвернуться. Но домученные накануне рёбра отдались такой болью, что парень не сдержал стон. К тому же его ощутимо знобило, а когда он попытался открыть глаза, те предательски заслезились.

– Не плачь, Василисушка, – погладила его по голове Лада.

– Я не Василисушка! – клацнул зубами пленник, но девушка оказалась шустрее.

– Всё! Вставай! – Лада сдёрнула шаль и обидно пнула царевича пониже спины.

– Да убей ты меня, в конце концов! – рявкнул парень, попытался вскочить, но зацепившись корягу, рухнул обратно.

– Это можно, – мило улыбнулась девушка и достала из высокого сапога нож. Повертела его в руках. Запихнула обратно. Вытащила из ножен меч. Протёрла шалью. Вздохнула. И сдалась.

– Может договоримся?

– Развяжи.

– Убежишь.

– Ха-ха, – не натурально развеселился царевич.

Лада посмотрела на замученного пленника. Вспомнила, сколько времени он не ел и сколько раз ударился.

К удивлению девушки, первым делом развязанный царевич натянул на себя шаль. Потом взял баклашку с водой. Руки не слушались, вода текла куда угодно, но только не в рот. На сердобольную попытку напоить, Василис вызверился почище Василиска.

– Я же помочь…. – возмутилась, было, девушка.

– Спасибо, – процедил царевич. – Вы мне уже помогли, дальше не куда.

А Ладе, почему-то вспомнилась так и не вылеченная птичка, которую девушка пыталась кормить насильно, сперва заталкивая еду в рот, а потом пропихивая по длинному горлышку руками. Снаружи. Спасти бедную тварюшку не удалось. К тому же Кроль изумившийся радикальностью лечения, попытался отобрать почти задохнувшуюся пичугу, вопя, что это гарпия, и она сейчас как плюнет…. Не плюнула. На этот раз закадычные друзья не разговаривали почти три дня, и потом долго спорили, порвалось бедное животное или сначала задохнулось.

Лада и Василис сидели у давно потухшего костра. Шёл мелкий летний дождик, Девушка подставляла под ласковые капельки лицо и улыбалась чему-то своему. Царевич же только ёжился и сердито косился на неожиданно довольную спутницу.

– Ну и что дальше? – прервал он затянувшееся молчание.

Лада только плечами пожала. Она и сама не очень понимала, что дальше. А раз так, то лучше не спешить. Девушка поймала губами сладковатую капельку, и опять расплылась в улыбке.

– Ты издеваешься, – догадался Василис.

Лада хмыкнула и потянулась. Странно, но настроение было прекрасное. Как после дружеских посиделок с чаем и бубликами.

– Ну что ты? – тихонечко засмеялась она. – Отдохнём. Здесь безопасно.

Василис очумело смотрел, как его суровая пленительница с идиотской улыбкой растянулась на мокрой травке. И…. и уснула.

– Эй! Какое безопасно? Ты с ума сошла? – Царевич перебрался к девушке и попробовал её растормошить. Бесполезно. Парень постоял, раздумывая, не удрать ли самому пока есть возможность. Явно, что-то не так было с этой полянкой. Рядом скрипнуло. Принц неловко повернулся, но всё же успел заметить нечто мшистое.

– А это ещё что за горбик с глазками? – оторопел он.

Горбик заворчал и погрозил Василису ветвистым пальцем. Царевич швырнул припрятанную шишку. Хорошую такую. Тяжёлую. В кустах охнуло.

Василис осторожно раздвинул высокую траву. Вместо горбика на земле сидел полуголый парнишка с длинными спутанными волосами. Он сердито зыркнул на Василиса и потёр ушибленный лоб. Царевич отступил и еле-еле смог удержать равновесие, споткнувшись о непонятно откуда взявшуюся корягу. Парнишка поджал губы.

– Ты не человек, – обиженно сообщил он.

– Можно подумать ты человек? – возмутился Василис и еле успел отскочить от напавшего на него корня.

Парнишка привстал, и начал обрастать одеждой. Царевич ошарашено наблюдал, как только что выросшая рубаха покрывается вышивкой.

– Да ты не горбик, – непонятно чему обрадовался Василис, – ты….. – Но договорить ему помешала сучковатая ветка, не дружелюбно опустившаяся на царский затылок. – Да сколько можно надо мной издеваться-то! – только и успел пробормотать царевич, проваливаясь в вязкое беспамятство.

***

Художник поднимался по узкой, совсем заросшей тропинке в гору. Котомка с красками оттягивала плечи, пот струился по лицу, оставляя грязные полосы.

Парень совсем выбился из сил. Но прекрасный замок манил, не позволяя остановиться. Камни, камни, камни…. Жухлая трава. Как будто сказочное строение высосало из горы силы, не оставляя растениям и живности ни единого шанса. Художник поёжился, ему стало реально страшно. С превеликим трудом он остановился, но тут с горы донёсся тихий плач. Парень постоял, прислушиваясь, потом тяжело вздохнул, махнул рукой и побежал вверх по тропинке. Вблизи замок оказался не таким уж прекрасным. Молодой человек удивлённо смотрел на седые развалины, которые отказалась укрыть даже вездесущая мурава. Тихий всхлип раздался совсем близко. Художник оглянулся и увидел неудобно сидящую прямо на земле девушку. Круглое, почти детское лицо её было заплакано, платье порвано. Девушка испуганно куталась в длинные, густые волосы.

– Привет, – тихонечко, боясь испугать девчушку ещё больше, прошептал Художник. – Ты, наверное, заблудилась? Ничего, сейчас посидим минутку, и я отведу тебя домой.

Девушка не ответила, она заглянула в глаза паренька, как будто прицениваясь, а потом улыбнулась и протянула тонкую, нежную руку. Художник, сжал в своей грязной ладони хрупкие пальчики и помог незнакомке подняться, удивляясь её невесомости. А потом зашагал вслед за девушкой к сказочно прекрасному замку.

Глава 7

Вард, нахохленным воробушком сидел на краю бревна. Ну как так то! Решать, достоин ли он драгоценной Агафьюшки! А его спросить? Может он на эту драгоценность и не посягает совсем. Он ещё так молод! У него батюшка боле…. в шахматы играет. Он ещё и летописцем не стал толком. Вард собрался было сообщить честной компании о снятии своей кандидатуры, но, встретившись с огненным взором батюшки, совсем загрустил. Нет, девушка ему как раз нравилась. Варда сразу сразила её удивительная, такая природная мощь и в то же время лёгкость. С этой девчонкой и крепость можно взять, и на лавочке посидеть и лягух послушать. С другой стороны Вард уже и взял и посидел и послушал…. А теперь ещё и наслушался.

– Батюшка, – ворчал тролль, – ну что ты на него взъелся. Тощеват, так ведь не суп варить. Нарастёт мясо.

– Да зачем ему мясо? – горячилась Агафья, – он летописец. Вы хоть такое слово то знаете?

– Ой, не пугай, – рычал батюшка. – Мы, Гобсы, и не такие слова знаем! В общем, замуж за него не пойдёшь!

Летописцу вдруг стало обидно. Он встал. Исподлобья посмотрел на батюшку, а потом, сам удивляясь собственной бестолковости, боднул тролля в живот. Громыхало хмыкнул и поднял бедолагу за шиворот. Вард флегматично раскачивался из стороны в сторону. Ну и стоило удирать от рыцарей?

– Братишка, отпусти его! – взмолилась Агафья.

– Раз таки сцапал, об скалу и вся недолга! – горячился батюшка.

Громыхало младший поднёс бедного летописца к своему лицу. Вард, предвкушая обещанную скалу скукожился. Пахнуло кашей и яблоками. Вард посмотрел в смеющиеся глаза тролля и фыркнул в ответ.

– Ладно, уговорили, – буркнул снизу батюшка. – Но что бы мясо нарастил. И никаких литописисей!

– Сам ты, – начал было Вард, но тролль покачал головой и летописец обвис тряпочкой.

Да, Агафья то ему нравилась, а вот её батюшка определённо нет.

– Домой отпустите. – Без всякой надежды попросил он. Но ответа так и не дождался.

– Доброе утро! – прогремело так, что бедный летописец подскочил со своей мягкой постельки. И долго не мог понять, почему нянюшка так орёт, и куда делась недописанная картина во всю стену.

А когда понял, пригорюнился. Но окончательно затосковать ему не дали.

– Подъём! На пробежку бегом, бегом, бегом! – орал уже почти общий батюшка.

Вард, пытающийся одновременно натянуть порты, сапоги, да ещё и бежать, кое как вывалился из уютной пещерки и упал к ногам заспанной Агафьи. Следом выскочил Громыхало с недощипанной дрофой в одной руке и котелком в другой. Предполагаемый завтрак, почуяв свободу, заорал почище Гобса старшего и клюнул куда достал. Тролль от удивления разжал пальцы. Дрофа заметалась, проскакала по летописцу, метнулась к довольному собой батюшке, заскочила на отеческие руки и жалостливо заорала. Глаза Добса старшего удивлённо полезли на лоб, но руки уже гладили по ощипанной спинке бедную тварюшку. Братишка кинулся ловить сытный и полезный завтрак. Агафья побежала завтрак спасать. Вард, стараясь не попасть под ноги, отползал к пещере. Батюшка очумело обнимался с птицей.

Вард примостился за большим камнем, с интересом наблюдая за семейными разборками. Они так живо напомнили их с Василисом дружеские перепалки, что на душе парня потеплело. Он и, правда, был бы не против породниться с этими диковатыми, но уже понятно, что добрыми людьми. И троллями.

На завтрак была каша с грибами. Голодный после пробежки Вард не уверенно вытащил из мисы скользкий комок, хотел выбросить, но под строгим взглядом Агафьи не осмелился. Гриб хлюпнул в горле и осел, как показалось летописцу, где-то на рёбрах.

– Грибы полезны, – попыталась поверить девушка. Но ограничилась просто кашей.

– Ешьте, это хорошие грибы, тролли их любят. – Успокоил Громыхало, и отправил в рот содержимое корыта с завтраком.

Летописец бы успокоился, но, во-первых, он точно знал, что тролли и не такую гадость харчили, а во вторых в корыте он грибов не заметил.

После завтрака последовала тренировка с мечами. Правда, вместо меча летописцу вручили палку, видимо, чтобы не порезался. Не то, что бы Вард совсем не умел драться, но противный гриб при резких движениях хлюпал, и оказывался в самых не предсказуемых местах. Батюшка обидно ржал, Агафья ещё более обидно жалела. Поганый гриб просился на волю.

Обедать Вард отказался, а уже через час Гобсы бегали вокруг несчастного летописца, кто с отварами, кто с примочками. К вечеру молодой растущий организм взял своё, несмотря на все ухищрения будущих родственников. Вард сидел возле костра, пил травяной чай из помятой кружки, и слушал неспешный рассказ батюшки. Агафья пристроилась рядом и грела бок. Тролль гремел чем-то на импровизированной кухоньке. Дрофа, которой батюшка дал странное имя Катенька, сидела на коленях у своего спасителя. Светлячки резвились в небе, то прикидываясь звёздами, то срываясь в быстрый танец. Вард задремал и приснился ему летописец старший, играющий в шахматы с Громыхало.

Утро принесло странное известие. Появился проклятый замок, о котором кажется, знали все кроме Варда. Правда Вард в нём умудрился побывать.

– Мы должны туда пойти! – горячился общий батюшка.

– Надо всё обдумать, – не соглашалась Агафья.

– Сперва позавтракаем, – гнул своё Громыхало.

А летописец молча размышлял, не он ли в этом виноват. И тот ли это замок. Но переорать Гобсов, нечего было и думать. Победил Громыхало.

Папенька сердито ел из одной миски с дрофой, не отходящей от своего спасителя ни на шаг. Тролль пытался говорить о погоде. Получалось плохо.

– Я был в этом замке, – тихо сказал Вард, и предусмотрительно сжался в комок, но за столом стояла гробовая тишина.

– Это невозможно. Ты бы не ушёл оттуда живым. – Отрезал Гобс старший. – Наверное это был милый розовенький замок цветочной феечки. Утю-тю, усю-сю. И стоило тебе нахмурить бровки, как тебя отпустили. Ах, извините, уважаемый летописисиц, мы просто хотели напоить вас нектаром!

– Там были рыцари и ужасная женщина. И невидимая стена, через которую нельзя пройти. А ещё она одного убила…. Я пентаграмму нарисовал, и через неё попал сюда, не знаю почему. – Вард неожиданно вспомнил, что проходя через нарисованную им звезду подумал об Агафье, и покраснел.

– А и правда, – удивился Громыхало,– он ведь прямо из скалы появился! Я хотел спросить, да уж больно он испуганным был. А потом как то забылось.

– И не удивительно, в таком то балагане, – пробормотал себе под нос летописец. И уже громче добавил. – А что вам в этом замке надо?

– Ну как же? – удивился батюшка.– Долг каждого человека, и не человека, извини сыночек, покончить со злобной ведьмой, что раз в сто лет просыпается и творит своё чёрное дело.

– А какое дело, – поинтересовался Вард.

– Ну, – замялся батюшка, – кровавое и постыдное. В общем, для жертвы кровавое, а для неё…. Или наоборот. А может….. – Батюшка окончательно сбился, и спрятался за дрофу.

– Для того, что бы жить вечно, ей нужна кровь её ребёнка. – Подала голос Агафья.

Батюшка молча закивал. Из торчащей во все стороны бороды посыпался мусор.

– И много? – содрогнулся летописец.

– Вся, – ответила Агафья и начала собирать котомку. – Сможешь ещё каракулю свою нарисовать?

***

Художник смотрел на Любимую, нежащуюся в потоке лунного света. Девушка вытянула руки навстречу небу, одновременно приветствуя и наполняясь. В её белой, как будто светящейся изнутри коже отражались звёзды. Рука парня потянулась за котомкой с красками. Котомки не было. Как? Ведь он никогда….. Любимая посмотрела на Художника и улыбнулась. И всё остальное вмиг стало не нужно.

Глава 8

Василис проснулся, лишь солнышко заглянуло сквозь стрельчатое окно. Сполз он с царской кровати и побежал к столу, шлёпая розовыми пяточками по узорному паркету. Резной стол, что изготовил для царевича лучший краснодеревщик, был завален свёртками, свёртищами и свёрточками. А ещё коробочками и коробками и….. Малыш охнул, прижал ручёнки к груди и замер, созерцая богатство. Сзади на цыпочках, почти не слышно, подошёл отец, и тоже замер, радуясь восторгу сына. Но мальчишка услышал, порывисто повернулся и зарылся счастливой мордашкой в широкое царское одеяние.

– С днём рождения сыночек, – прошептал отец, целуя вихрастую макушку. – Ну что, посмотрим, насколько ты вырос?

Василис осторожно кивнул, стараясь не расплескать всё то счастье, что поселилось сегодня в его маленьком тельце.

– Растёшь сорванец, – благодушно усмехнулся отец, после того, как четвёртая по счёту отметина украсила дверной косяк. – Ну что, небось, подарки покоя не дают? Иди, тормоши.

Малыш замотал головой, его бровки поползли вверх. Ну не может же его мудрый и всемогущий батюшка не понять.

– Да тут, тут твой дружок, – засмеялся царь батюшка. – Под дверью ждёт.

Василис ринулся за дверь, маленьким тайфуном подхватил Варда и вот они уже возле стола, тянут себе по свёртку….

….

– ….Зачем тебе мясо? Я соберу тебе ягод и орехов. И потом, у тебя же есть он! – странно взрослым голосом заговорил друг. – Он бесполезен, если его съесть мир станет только лучше.

– Я не могу. – Не согласился женский голос. Василис, ещё цепляясь за остатки прекрасного сна, тем не менее, голос узнал. И попытался нырнуть от реальности обратно в сон. Не получилось.

– Ах да, мы люди сентиментально. – Продолжал мужской голос. Нет, это точно был не Вард. – Ну, хочешь, я убью его для тебя?

– Нет! – противилась Лада. – И мясо нужно для него. Он просто болотную лихорадку подцепил. Через пару дней встанет.

– Лихорадка! Ею только совсем малыши болеют. И я должен убить доброго и здорового оленя, чтобы ты накормила эту падаль? Он бы не сделал этого для тебя.

– Он бы не стал меня есть. – Попыталась отшутиться девушка.

– Может быть. Просто бросил!

– А вот это уже его проблема, не моя.

– Да?

Василис попытался встать, но не смог пошевелить даже пальцем. Колле. Лесной человечек привязанный к определённому месту, и собственно этим местом и являющийся. Впитывающий воспоминания и насылающий морок. Царевич помнил байки про людей, попавших на его полянку. И вернувшихся домой через много лет. А ещё про людей, что встречали давно пропавших родных в лесу, живых и довольных, вот только не помнящих кто они. Неужели Лада не слышала этих рассказов? Царевич, ценой неимоверных усилий, смог приоткрыть глаза. Перед ним стоял скалящийся Колле.

– Спи, Василисушка, – хохотнул он, и легонечко подул. А может царевичу всё это приснилось?

Лада выбралась из моховой постельки. Просто удивительно, как оказывается уютно можно выспаться в лесу! Она посмотрела на Василиса, съёжившегося на голом камне. Что-то было не так, но что? Девушка попыталась вспомнить вчерашний день и не смогла. Там определённо был кто-то ещё, но почему она не помнит?

– Я убил для тебя старую птицу, корми своего недочеловека. – Раздалось за её спиной. – Но чистить её ты будешь сама!

Мысли девушки испуганно замерли, а потом побежали послушным ручейком. Она повернулась к своему лучшему другу и благодарно приняла добычу.

Василис проснулся. Вечерело. Лада дремала привалившись спиной к, специально для неё поросшему густым мхом валуну. Лицо девушки осунулось. Тревожная складка пролегла меж полудетских бровушек.

– Асна, Бер… – пробормотала она. – Горазд, не надо….

Сердце царевича дрогнуло, он потянулся к девушке, желая утешить, оградить от жестокого мира. Но рядом тут, же образовался вредный Колле.

– Ей холодно. – Прошептал Василис.

– Нет. Я забочусь о ней. Никто никогда не позаботится о ней так как я. – Лесной человечек гордо выгнул грудь в расшитой рубахе.

Василису вдруг стало смешно.

– Ты бы и, правда, меня съел?

– Я не ем. Ну, разве что твой разложившийся труп.

Василиса резко замутило. И без того ещё больная голова закружилась, и, царевич плюхнулся обратно на свою, вмиг полысевшую, лежанку. Видимо именно этого полянка и добивался, потому, что тот довольно осклабился и пристроился к спящей девушке.

– Я ж тебя всего сейчас, гм, помечу!

– Ничего. Всосётся. – Не испугался Колле.

Василис устало прикрыл глаза. Дурацкий спор отнял те крохи сил, что накопились, за время бестолкового лежания.

Вдруг послышались окрики, хрип коней, на поляну выскочили рыцари в серебряных доспехах.

– Опять? – только и успел подумать Василис, но тут же почувствовал, что падает. Куда? Он же и так на земле лежал! Лёгкий удар о невидимый в полной темноте пол. На королевича пахло сырой землёй и немного гнилью.

– Где мы? – послышался сонный голосок Лады.

– Всё ещё у меня, – откликнулся полянка.– Ведьмины ищейки пожаловали. Здесь не найдут.

– Тогда я ещё посплю, – пробормотала девушка и…. размеренно засопела. Уснул и Василис. Только Колле сидел всматриваясь в свою тьму пустыми глазами. Царевич бестолковый. Если его отдать, воины уйдут и девушка останется с ним. Он сможет внушить ей и счастье и любовь. И прожить счастливо многие годы. Но имеет ли он на это право. И сможет ли он, Колле, простить себя за содеянное. Полянка безнадёжно усмехнулся тьме, и тоже закрыл глаза.

Через два дня Василис начал вставать. Он ещё дрожал и цеплялся за подставлявшиеся под его слабые руки ветки. Не то, что бы полянка беспокоился о болезном принце. Просто когда тот падал плашмя, было, во-первых, больно, а во-вторых, Лада расстраивалась. Вечером, у разведенного возле полянки костра, Василис высказал то, что не давало ему покоя.

– Лужок прав. Я действительно бросил бы тебя.

– Верю, – пожала плечами Лада.

– Тогда зачем?!!

Лада сидела, в замешательстве крутя в руках сучковатую палку. Палка не особо возражала, но всё же пыталась держаться сучковатым выступом от костра подальше.

Василис в очередной раз удивился тому, как девушка не замечает проделки Колле, или как раз удивляться нужно было тому, что он, Василис не попадает под влияние вредной полянки. Колле, ссутулившийся по другую сторону костра, видимо учуял мысли царевича и скорчил смешную рожицу. Василис, не выдержав, улыбнулся в ответ.

***

Художник всё равно остаётся художником. Даже если красок нет. И вообще ничего нет. Посмотрев на сладко спящую Любимую, художник осторожно сполз с покрытой шёлковым покрывалом кровати, и направился на кухню. Его немного удивляло, что роль прислуги выполняют рыцари. Уж на кухне то доспехи могли снять. Не знал художник, что и ему уготована судьба ходить железным истуканом веки вечные. А если бы и знал, то что? Попытался что-либо изменить? Ушёл бы? Вряд ли. Уж слишком глубоко запустила коготки в его сердце Любимая.

Рыцарей не было. Была еда. Не много.

– И чем же вы питаетесь то? – Задумался на секунду художник и вздрогнул, поняв, что не только рыцари не едят, но и Любимая. Да его милая всегда сидела с ним за едой, улыбалась, виясь вокруг шелковистой лаской. Она ворошила содержание тарелок, нюхала, улыбалась, подносила ко рту и тут же забыв, роняла на тарелку.

Художник поёжился от странной догадки, но и это не смогло поколебать его безграничную любовь. А вот содержимое шкафчика смогло хотя бы отвлечь. Перебирая миски и горшочки, он с радостью нашёл и необходимый жир, и немало интересных, пряно пахнущих порошков. Прихватив всё необходимое, художник устремился вглубь замка, где приметил спуск в подвал.

Глава 9.

Выступить решили по холодку. Батюшка сообщил, что биться они идут насмерть и много вещей брать ни к чему. Или они ведьму, а значит, по праву победителя разживутся всем необходимым в проклятом замке, или ведьма их, и с запасами тогда всё понятно. Варду понимать не хотелось, но куда он из пещеры тролля денется? Летописец сидел на мокрой от росы травке и сонно наблюдал за сборами Гобсов. Громыхало уже был навьючен как лошадь. Агафья стояла в обнимку с двумя луками и четырьмя мечами. Так же на плече гордой воительницы висел колчан со стрелами, а из рук периодически выпадали ножи. Батюшка держал Катеньку, которая грозно распушала остатки перьев и норовила клюнуть вьючного тролля.

– Эй, а ты что разлёгся, рисуй, давай! – возмутилась девушка, нагибаясь за выпавшим ножом.

Вард усмехнулся, забрал у Агафьи половину вооружения, положил его на травку и, сам себе удивляясь, поцеловал девушку. После чего вжал голову в плечи и мелкими перебежками ринулся к скале, где ещё вчера приглядел относительно ровный участок. Возмездия не последовало. Вард, сжимая в руке уголёк, как будто это была та самая спасительная соломинка, обернулся. Батюшка застыл с открытым ртом, и только нервно выщипывал по пёрышку из шеи верещавшей птицы. Агафья замерла рядом, выронив снаряжение, и мечтательно прижав свою вечную подкову к груди. Может в семействе Гобсов подкова соску заменяет? Только Громыхало посмеиваясь в пшеничные усы подмигнул незадачливому женишку. Первой не выдержала Катенька, она рявкнула в отеческое лицо, и клюнула хозяйскую руку. Батюшка птицу выронил. Подобрал меч. Прижал его к себе и заплакал. Такого Вард никак не ожидал.

– Аааааа, – рыдал старший Гобс. – Когда она успела вырасти то? Я же совсем недавно на ладонь её сажал, а она мне в носок нага…. – Батюшка по вардски вжал голову в плечи, бросил косой взгляд на разгневанную дочку и добавил со вздохом. – А может это и не она совсем?

Замок встретил героев звенящей пустотой. Осторожно, перебегая на цыпочках открытые пространства и падая при каждом кажущемся шорохе, отец с дочерью осилили два зала. Вард шёл сзади, дивясь на странное поведение будущих родственников, но предусмотрительно не вмешиваясь. Громыхало же, и вовсе присел, достал ломоть хлеба и приготовился ждать. На удивлённый взгляд Варда, тролль закатил лишь глаза, мол, пусть поиграются. Летописца это странно успокоило, вспомнив, что рыцарей отправили на поиски такого важного его, парень огляделся вокруг. И тут же сердце его рухнуло куда-то вниз, а потом взлетело подобно птице. Да, стены огромного зала были расписаны прекрасным, тончайшим узором. Конечно, душа молодого художника была отдана импрессионизму, но не оценить эти полутона, эти нежнейшие переливы красок было святотатством. Вард поражённо разглядывал искустнейше нарисованную вязь, состоящую из листьев, завитков и…. летописец всмотрелся в отливающие слоновой костью бутоны, и с содроганием понял, что это совсем не бутоны. Это были черепа. Они смотрели пустыми глазницами на непрошенных гостей и скалили оголённые зубы. Летописец дрогнул, зажмурился и поспешно вышел из зала.

Гобсы не успели уйти далеко. Вард обнаружил их через три помещения, удивлённо взирающих на окровавленные осколки зеркала. Под высоченным потолком кружил тот самый грач. Увидев старого знакомого, он приветственно каркнул и приземлился ему на плечо. Вард почесал чёрную шейку под клювом. Птица довольно встопорщила пёрышки, наклоняя голову так и эдак, кося на парня чёрные бусинки глаз. Мол чеши, чеши давай, не останавливайся. Летописец не останавливался, удивляясь на такую любовь к почесухе.

– Да брось ты его! – посоветовал батюшка.– Может на нём насекомые какие живут, вот и зудит всё.

Грач искоса посмотрел на Гобса старшего и отрывисто произнёс:

– Ха-ха-ха.

Гоббс сел прямо на осколки.

– Да нет на нём насекомых! – возмутилась Агафья. – Он же птица! Он бы их сразу склевал.

Вард бы конечно мог рассказать про очень мелкую живность, что можно рассмотреть только через стекло учёное, толстенное. Но они не за этим сюда пришли! Летописец согнал разнежившегося грача, и направился в следующий зал. Гобсы потопали следом.

Помещения дворца плавно переходили один в другой. И везде диковинная роспись на стенах. И везде пусто. Не так пусто, как будто хозяин вышел на минутку и вот-вот вернётся. Пустота эта говорила о вечном покое. Ни забытой чашки, ни смятого полотенешка. Будто тут отродясь никто не жил. Вард зябко передёрнул плечами.

– Может это другой дворец?

– Нет, – покачал лохматой головой батюшка. – Точно он. Но где же ведьма?

– Да тут я, – раздался звонкий голосок, и прямо из стены вышла темноокая девушка. – А вот и наш королевич, как я полагаю. – Девушка довольно облизнула губы, ставшие вмиг ярко – красными.

– Эй, – возмутилась Агафья.– Никакой он не королевич.

Но девушка не стала слушать. С всё более устрашающей улыбкой она надвигалась на летописца. Бедный парень не мог отвести взгляд от огромных, занимающих уже не только лицо хозяйки но и полмира, глаз. Агафья дёрнулась было на помощь, но с ужасом поняла, что тоже не может пошевелиться. Батюшка, до которого не сразу дошла плачевность ситуации, только крякнул, и с места запустил в ведьму свой любимый топор. Попал.

Ведьма взвизгнула. В каком-то диком прыжке развернулась к Гоббсу и оскалилась.

– Не балуй! – батюшка увернулся от нападающей ведьмы, и крикнул. – Эй, сыночек, на помощь!

Не понятно, что случилось с троллем, но он не появился. Агафья, собрав всю свою волю в кулак смогла поднять меч. Но и всё. Батюшка застыл рядом с ней, пытаясь закрыть любимую доченьку собственным телом. Он тоже не мог пошевелиться. А вот летописец пошевелиться смог, и даже сделал несколько шагов к ведьме. И улыбнулся. Агафья с ужасом смотрела: её почти жениха уводят, как купленного телка. Грач заметался над головой летописца. Ведьма попыталась его поймать, но тщетно. За последнее время птица прекрасно научилась увёртываться от рук злодейки.

– Да как же ты мне надоел! – воскликнула ва-бааан и, забыв про Варда, схватила то, что под руку попалось и вприскочку побежала за грачом.

– Эй, топор верни! – крикнул ей в след отмерший батюшка.

– А ты, ты….. – Агафья всхлипнула, и отвесила ничего не понимающему летописцу богатырский подзатыльник.

– Что у вас тут происходит? – в зал вбежал Громыхало с недоеденным куском хлеба.

– Птица спасла нас, – сообщила Агафья.

– Ну и что дальше? – поинтересовался Вард, потирая ещё звенящий после оплеухи затылок.

– Уходить надо! – заторопился батюшка.

– А чего приходили то, – не понял летописец, и еле увернулся от следующего подзатыльника.

Вард полез в карман за угольками, и с ужасом понял, что нет не только угольков, но и кармана. Когда и как это могло случиться, летописец не знал. Он испуганно посмотрел на Агафью, и та поняла всё без слов. Вдруг послышался звон железа, это возвращались рыцари, призванные хозяйкой. Друзьям ничего не осталось, как встав спина к спине приготовиться дорого продать свои жизни.

– Эх, топор мой топор, – вздохнул Гобс старший.

***

Любимая, сладко потянулась, и, не открывая глаз, попыталась нащупать своего мужчину. Не получилось. Женщина подскочила на кровати, вмиг стряхнув сонную негу, и мысленно призвала рыцарей.

– Здесь нет. Здесь нет. Здесь нет….. – эхом отозвалось в её голове. Неужели смог уйти? Любимая чувствовала, что есть у этого странного парня что-то иное. Куда нет хода даже ей. Это пугало. Но и влекло. И в кои-то веки Любимая сама наслаждалась каждой минутой общения. – Здесь был. Здесь был. Здесь. Он здесь….

Женщина одним длинным прыжком покинула и кровать и комнату, и понеслась – полетела на последний голос. На подлёте к двери ведущей в подземелье Любимая споткнулась, и кубарем прокатилась по крутым ступеням, сминая лицо и ломая конечности. Внизу вскочила. Отряхнулась, убирая повреждения и меняя порванную ночную одежду на лёгкое милое платьице. Её волосы каштановой шелковистой волной упали на хрупкую спину и, как будто прилипли. Женщина улыбнулась, тренируясь загонять торжествующий оскал вглубь израненной души, и вошла в полутёмную комнату.

Художник шагов не услышал. В смятении он рассматривал плод трудов своих. Со стены, красными печальными глазами, смотрело на него морщинистое чудовище с щелью-ртом и торчащими клыками. Взгляд художника задержался на тёмных, почти чёрных когтях, пробежал по шелковистым волосам и вернулся к глазам, ищя в них ответ на не заданный вопрос. Раздался крик Любимой. Художник обернулся, не зная как оправдать своё деяние. Ведь он теперь хотел рисовать только её…..

– Любимая, не плачь, – прошептал он. – Я не знаю, почему так получилось. Я хотел нарисовать тебя в лунном свете. Я хотел….. – Но дальнейшие слова застряли у него в горле. Он просто стоял и смотрел, как его любимая, глотая слёзы, осторожно гладит нарисованное лицо.

Глава 10.

Царь понуро сидел у окна, уставившись на царапинку на стекле, непонятно чем его привлёкшую. Он не видел ни тяжёлых туч, как будто налитых грязью, ни багрового отсвета, от солнечных лучей, умудрившихся просочится сквозь предгрозовую хмарь. Деревья, застыли в этом жутковатом свете, боясь пошевелиться. Стена вязкой духоты окутала замок толстым одеялом. Казалось, что вся природа замерла вместе с горюющим отцом. Наконец, одна из самых тяжёлых туч, не выдержав, лопнула. Дождь хлынул стеной. Сначала вдалеке, а потом и под самым окном громыхнуло. Царь вздрогнул. Посмотрел на серый поток за окном. Прикрыл глаза, старательно загоняя самые чёрные мысли поглубже в душу и крикнул:

– Эй, пленников ко мне живо!

Челядь, что заскучала под дверью, ринулась исполнять. Через пять минут побитая троица предстала пред царски очи, позвякивая кандалами не хуже пещерного духа.

– Красавцы, – процедил Октавиан. – И что мне с вами делать?

Троица молчала.

– Семнадцать воинов из строя вывели! – продолжил распекать пленников царь. – Спасибо, что никого не убили.

– Мы старались, – кособоко усмехнулся Горазд. – Убить было бы, куда как проще.

Царь скривился, как от зубной боли.

– Где Вуй?

– Дома наверное. Бдёт традиции, – предположила Асна.

Царь стиснул ручки кресла так, что несчастное дерево заскрипело. Горазду даже показалось, что закапал сок. Берёзовый. Он облизнулся и намекнул:

– Пленников вообще-то поить, кормить положено.

– Ещё чего, на висельников добро переводить! – рявкнул Октавиан.

– А последний ужин,– продолжил дурачится бывший вор. – Мне бы осетринки да…

– Уймись Горазд, – Асна вздохнула и оценивающе посмотрела на царя-батюшку. – Твой сын был с нами, когда напали солдаты. Я не смогла выполнить обещанное. Он остался под защитой нашей Лады. Так что мы ещё можем спасти его.

Царь, вскочив с кресла, заметался по комнате.

– Что бы добить!

– Что бы увести его подальше от замка, – подал голос Бер.

– Я ничего не понимаю! – возопил царь. – Если Василис был с вами, то кого унесли рыцари…. – и застыл с открытым ртом.

Троица с немалым удовольствием созерцала на переливы царского лица. От белого к красному и обратно, с заходом к пурпурному. Наконец Октавиан порозовел. Вытер с лысины пот и простонал:

– Я сам всё испортил.

– Ещё не всё, – приободрил царя Горазд.

Царь зыркнул на бывшего вора, и вперился взглядом в Асну, безошибочно распознав старшую. Та серьёзно кивнула.

– Значит, если мы по-тихому спрячем Василиса…. – смалодушничал было Октавиан, но волна стыда накрыла его с головой. Вард, удивительно добрый парнишка, стал для царевичем всем. Вард, единственный, кто стоял между Василисом и Василиском, не давая последнему взять верх. Вард выполнял и его, отеческий долг. Охраняя и утешая, и делясь теплом…. Пока он, царь-батюшка, находился в чёрной меланхолии, и вместо того, чтобы хоть как-то помочь сыну, практически отрёкся от него. Да, во всех проявлениях начавшего взрослеть Василиса он видел её. И ненавидел за это и себя, и сына…. Потому что её ненавидеть он так и не научился.

– Так значит, спрячем, – скривился Горазд.

– По-тихому, – хмыкнул Бер.

– Это разумно, – согласилась Асна. – Конечно, в этом случае ведьма получит свою дань, но не станет бессмертой.

– Да, – спокойно сказал царь. – Она всего лишь убьёт очередного ребёнка и сделает бездушной жестянкой мальчишку, которого я знаю с детства. – Царь встал. Поднял над головой тяжёлое кресло, грохнул об пол, и закричал. – Жестянкой, который не помнит кто он, и даже не знает, сколько греха он берёт на душу, убивая во имя своей госпожи! Жестянкой, которая никогда не обретёт покой. Нет. Не будет по-тихому….

– Глупо, – прервала царские словоизлияния Асна. – Но уважаю. Сынка твоего, к слову, тоже.

– Да уж, – хохотнул Горазд. – По тихому, по громкому…. Нам бы по умному.

– Да и лешак с тобой, – вдруг улыбнулся Октавиан, не смотря на бедственность ситуации, ему вдруг стало легко. Как будто чёрный груз, давивший на его душу долгие годы стал облачком и улетел в окно. Царь даже увидел это облако, но тут же зажмурился и потряс головой.

Осетрины Горазд так и не получил. Царь только сердито зыркнул на бывшего вора, и приказал принести что попроще. И побольше.

– Я дам вам людей, – сообщил он, когда раскованные пленники уселись за царский стол.

– А ещё кто-то остался? – обрадовался Горазд, и еле увернулся от маленькой, но тяжёлой ладошки Асны.

– Они будут обузой нам, – покачала головой женщина. – Мы втроём быстрее найдём вашего сына. К тому же мы можем связаться с Ладой.

– Так почему вы этого до сих пор не сделали! – подорвался Октавиан.

Асна посмотрела на царя как на очень умного, но несколько рассеянного человека.

– Вообще то мы были заняты, – хохотнул Горазд. – Мы были пленниками. Или всё ещё?

– Не пленники, – буркнул царь, одним жестом выдворив оставшуюся прислугу. – Хотя как это людям объяснить, понятия не имею. Ну, свяжетесь?

Изюма на столе не нашлось, но проголодавшийся речевик с удовольствием умял солёный огурчик. Посидел на ладони хозяйки, довольно улыбаясь, и замерцал. Соратники затаив дыхание ждали появление Лады. Минута другая….. Речевик перестал мерцать и, обиженно всхлипнув, просочился за пазуху Асны, не забыв прихватить остаток огурца.

– Это очень странно, – пробормотала женщина. – Ладушка хорошо обучена, она может постоять за себя, да и сына твоего в обиду не даст. Но….

– Хватит разговоры разговаривать, – стукнул по столу кулачищем Бер.

Король посмотрел на друзей, начавших утрамбовывать так и не отведанные яства в расшитую шёлком скатерть. Хмыкнул и предложил:

– А давайте вы меня украдёте.

– Царь батюшка, – Горазд оторвался от попытки заткнуть кувшин с медовухой царской наволочкой. – Ты не просто обуза, ты обуза гм, этож как труп на верёвочке за собой тащить. За нами не только твои оставшиеся воины, но и заграничные припруться. Как за принцессой.

–Уймись Горазд, – прикрикнула Асна, и повернулась к Октавиану. – Он прав.

Облачко, что покинуло царя, летело над лесом. Оно не имело разума, но что-то влекло вдаль, за стену высоченных сосен, что траурной линией встали на кромке леса. Облако зацепилось нежным боком за самое высокое дерево, рванулось, оставляя клочья серого дыма на тёмных иглах, и поплыло дальше. Может оно и осталось бы висеть тут, потихоньку растворяясь в небесной синеве. Или впиталось в радугу, что пришла после дождя, улыбаясь чистому миру. Но зов был силён, и облачко спешило. Вот оно пролетело шелковку, где совсем недавно лакомилась Лада. Пролетело уже не пахнущий хлебом дом…. И застыло возле голой скалы, что имела угловатый проход. Куда? Возле прохода суетились такие же маленькие сгустки тумана и медленно перекатывались тучки побольше. Всех их влекло в глубину. Влекло, но и не пускало. Облачко приземлилось на серый камень, всосало в себя прилетевшие следом клочки, неведомо как отцепившиеся от игл, и приготовилось ждать.