© Лилия Сергеева, текст, 2025
© Александр Евстафьев, фотографии, 2025
© Ксения Дворцова, фотографии, 2025
© ООО «Издательство «Эксмо», 2025
Предисловие. Многоликий Петербург
«И обернется вдруг глухим брандмауэром Блистательный Санкт-Петербург»
Санкт-Петербург – город архитектурных ансамблей, яркая страница в российской истории, притягательная точка мировой географии. «Северная Венеция», «Северная Пальмира», «Новый Амстердам», «культурная столица», «город-музей», «город белых ночей» – так обычно называют этот город. Но его же часто описывают как «мрачный», «серый», «мистический». Как ни старались талантливые зодчие прошлого создать из Петербурга архитектурную жемчужину, на протяжении всей его истории многих зачастую больше будоражила и привлекала его иная, темная сторона. Любая экскурсия по Петербургу, содержащая в своем описании определения «непарадный», «мистический», «небанальный», обречена на успех. С самого основания этот город нес на себе печать города «проклятого» («Петербургу пусту быти» – пророчество Евдокии Лопухиной). То есть, едва родившись, город обрел миф о своем конце.
Адам Мицкевич в стихотворении «Петербург», сравнивая город на Неве с другими европейскими городами, пишет:
В дальнейшем образ Санкт-Петербурга лишь больше покрывался темным налетом, будто патиной, которая стала его неотъемлемой частью. Это получило отражение в литературе.
Воспетый как прекрасная имперская столица в одах Тредиаковского и Державина, Петербург предстает перед нами позже у Пушкина не просто блистательной декорацией из фасадов дворцов и гранита набережных, но и местом, которое способно погубить маленького человека.
Поэма «Медный всадник» станет основой для многих последующих «петербургских текстов» русской литературы. Как мы видим, в начале произведения поэт восторженно описывает город:
Однако, следуя дальше по тексту, мы начинаем понимать, что эти прекрасные строки написаны о городе, чья стихия погубила своего героя. События поэмы происходят во время наводнения 1824 года, в котором главный герой Евгений теряет свою возлюбленную, а после – и собственный рассудок. Санкт-Петербург в поэме Пушкина – не просто место действия в литературном произведении, а единственно возможное пространство, где могли произойти описанные события. Во времена Пушкина природа наводнений уже была известна: они возникали из-за нагонной волны со стороны Финского залива, что поэт и передал в строках:
У Пушкина же, но в другом произведении, мы встречаем следующие строки о Петербурге:
Поэт подчеркивает противоречивость, двойственность города, заложенную, казалось бы, с самым первым камнем крепости Санкт-Питер-Бурх (позднее переименованной в Петропавловскую), ставшей началом града Петра. Само название города состоит из трех разноязычных слов: латинского «санкт» (sankt), что означает «святой», греческого «петер» (Πέτρος) – «камень», германского «бург» (burg) – «твердыня», «крепость».
Почти каждый автор, пускающийся в размышления о Петербурге, отмечает чудесное появление города: «Из тьмы лесов, из топи блат…» (А. Пушкин. «Медный всадник», 1833), «Я вижу град Петров чудесный, величавый, По манию царя воздвигнутый из блат…» (П. Вяземский. «Петербург», 1818), «Дивятся царства изумленны, Что столь огромный сей колосс, На зыбкой персти утвержденный, Через столетие возрос» (С. Бобров. «Торжественный день столетия от основания града св. Петра», 1803).
Сам основатель Петербурга, Петр Первый, тоже зачастую мифологизируется писателями и поэтами. Представляемый как создатель, воздвигающий город из пустоты и хаоса силой своего духа, Петр воплощает свой фантастический замысел – рай на земле, собственный «парадиз» на этих, казалось бы, неприглядных болотистых берегах.
Не всем это воплощение казалось правильным. Карамзин называет город «блестящей ошибкой Петра», а Анненский эту «ошибку» видит «проклятой»:
Поэт Серебряного века Саша Черный винит во всех бедах Петербурга и его жителей именно Петра:
Мрачный взгляд на Петербург, пожалуй, берет начало у Гоголя, который писал про Невский проспект, главную артерию города, так: «Все обман, все мечта, все не то, чем кажется». Он же и раскрывает в полной мере этот особый мистический облик города, первым видит его загадочную двойственность, скрытую за внешним лоском холодность и мрачность, которая способна раздавить и уничтожить своего обитателя. Так происходит в повести «Шинель», где призрак сгинувшего мелкого чиновника Акакия Акакиевича бродит в поисках украденной шинели. То же самое мы видим и в повести «Нос», где нос майора Ковалева достигает больших вершин в обществе, нежели сам герой.
У Достоевского, подобно «Носу» майора Ковалева, своей жизнью начинает жить Двойник героя в одноименной повести. У него же в «Записках из подполья» Петербург – «самый умышленный город». Если вникнуть в смысл этого выражения, то можно отметить, что эпитет «умышленный» чаще всего подразумевает нечто искусственное, неживое и встречается в сочетании с существительным «преступление», да и сам «умысел» вряд ли может быть добрым. Очевидно, что Федор Михайлович таким образом подчеркивает негативную сторону Санкт-Петербурга – города, который не только выступал фоном в его произведениях, но и стал отдельным героем. Представьте действие романа «Преступление и наказание» в каком-то другом месте: в Париже, Вене, Нью-Йорке или Амстердаме. Выйдет уже совсем не та известная всем история, а новое произведение с другими героями и другим финалом.