Глава 1. "Затишье перед бурей"
София никогда не понимала женщин, которые говорили: «Я просто хочу любить и быть любимой».
Как будто любовь – это что-то простое. Как будто её можно взять, сложить в красивую коробку, завязать лентой и преподнести в нужный момент.
Как будто любовь – это гарантия.
София давно поняла: любовь – это беспорядок, который невозможно разложить по полочкам. Сегодня ты улыбаешься, читая "Люблю" на запотевшем зеркале в ванной, а завтра злишься, оттирая засохшие капли зубной пасты. Сегодня ты смеёшься, когда он ворчит, что ты заняла всю кровать, а завтра проклинаешь пустоту на его стороне. Сегодня ты запоминаешь вкус его губ, а завтра не можешь стереть с кожи привкус последнего прощального поцелуя. Сегодня его футболка – твоя любимая пижама, а завтра ты швыряешь её в пакет с ненужными вещами. Любовь – это когда одно и то же воспоминание может согревать и обжигать одновременно.
Перелистывая всё подряд в телефоне, она думала об этом фальшивом показном счастье между парами, которые выставляли свою личную жизнь напоказ.
София посмотрела на свою фотографию в соцсети.
Сорок лет. Разведена. Владелица маленького, но уютного канцелярского магазина. Мама взрослого сына, которого больше не спрашивает, во сколько он вернётся домой. Женщина, которая знает цену одиночеству, но больше не боится его.
Переведя взгляд в окно, она задумалась. Декабрьский день казался бесконечным – серым, медленным, будто застрявшим где-то между осенью и зимой. Снег падал нехотя, будто и сам не понимал, зачем.
В магазин заходили редко. Кто-то за упаковочной бумагой, кто-то за блокнотом. Но это время ей нравилось. Каждый посетитель становился загадкой, маленьким миром. Она наблюдала за ними, представляя их жизнь, мысли, нерассказанные истории, что скрывались за их спинами. Эти люди были живыми и совсем рядом.
Когда магазин казался пустым, и тишина наполняла пространство, можно было не спешить, не думать о деле, а просто впитывать атмосферу.
Возле кассы стоял её личный кусочек тепла – горшок с цветущим каланхоэ. Глупый цветок. Не знал, что зима, что сейчас не время. София посмотрела на него, едва заметно улыбаясь.
В голове появилась потребность записать свои переживания, и она провела рукой по столу, пытаясь дотянуться до дневника. Сколько лет она пыталась записывать свои мысли, будто это могло что-то изменить?
Телефон завибрировал в руке.
Он снова написал.
Она не потянулась сразу. Слишком рано. Слишком предсказуемо.
Она вздохнула, наконец взяла телефон.
Роман: «Как день? Что-то нужно?»
Те же самые слова. Та же самая тональность, чуть заботливая, чуть отстранённая. Как проверка связи. Как напоминание, что он есть.
София закусила губу, набирая ответ:
Она: «Как обычно. Всё есть. Спасибо».
Отправила. Посмотрела на экран.
"Интересно, что для него значит «всё есть»?" – мелькнула мысль. Конечно, он бы скинул деньги, если бы она попросила. Но она знала, что за этим всегда стоит что-то большее, чем просто цифры на карте. Это не подарок, не знак внимания. Это сделка.
Потом добавила быстро, без особых размышлений:
Она: «А ты как?»
Положила телефон, но взгляд то и дело цеплялся за экран.
Роман отвечал быстро.
Роман: «Всё привычно. Очень сильно соскучился».
София провела пальцем по кромке прилавка. Сердце сжалось – даже не от слов, а от того, что за ними стояло. Потому что «соскучился» у него всегда значило одно: он снова появится в её жизни.
– Простите, у вас есть ежедневники с цветной обложкой? – голос покупательницы вырвал Софию из её мыслей.
– Да, конечно. Вот здесь, – София показала рукой на витрину, улыбнулась.
Когда покупательница ушла, она снова осталась наедине с собой. И с Романом – точнее, с его присутствием, которое маячило в сознании даже тогда, когда его не было рядом.
Год. Год этих встреч, звонков. Год, в котором она вставала на паузу каждый раз, когда он уходил.
Она не предъявляла претензий. Никогда. Лишь пару раз, когда «накипело», бросала в лицо:
– А где цветы?
Он только усмехался.
– Тебе же важнее, чтобы я пришёл, чем какие-то цветы.
И она соглашалась. В те моменты соглашалась. Потому что в глубине души знала – он был прав. Ей важнее, чтобы он приходил.
Но сегодня, глядя на каланхоэ на витрине, она думала иначе.
"Я сама куплю себе цветы. Сама всё куплю. Но почему-то это не спасает от тоски".
К вечеру покупателей стало ещё меньше. Магазин постепенно погружался в тишину. София достала блокнот, чтобы записать важное для себя. Она вела дневник почти каждый день, когда позволяло время.
"Роман снова спросил, что нужно. Как будто бы можно свести всё к списку покупок. А мне бы просто хотелось, чтобы он остался. Не сегодня, не завтра – остался вообще".
Телефон опять завибрировал. Она даже не посмотрела. Интуитивно знала, что это Роман.
"Скоро буду. Увидимся дома" – он всегда так говорил. Словно это их общий дом. Хотя это был её дом.
Роман был человеком, который всегда приходил.
Но никогда не оставался.
Вскоре магазин опустел. София закрыла двери, выключила свет и направилась к машине.
Дома было тепло и тихо. Сын, Андрей, возился на кухне.
– Мам, ужин разогреть? – крикнул он.
– Нет, сын, спасибо, я попозже поем, – ответила она, стягивая пальто.
Телефон звякнул. На этот раз она открыла сообщение:
«На подъезде».
И снова её жизнь застыла на паузе.
София вошла в ванную, закрыла за собой дверь и выдохнула.
Подняла голову, встретившись с собственным отражением.
Русые волосы – идеально собраны в хвост. Слишком идеально. Хотя ещё год назад она носила их распущенными, позволяла локонам свободно спадать на плечи. Тогда ей нравилось, как они блестят при свете, как красиво ложатся на шею. Теперь – хвост. Потому что так проще.
Лёгкий макияж – ровный тон, лёгкий румянец, бесцветный блеск на губах. Всё аккуратно, сдержанно, нейтрально. Год назад в её косметичке были яркие помады, тени с мерцанием, подводка, которой она мастерски подчёркивала взгляд. Теперь – только база. Потому что так удобнее.
Она наклонилась ближе к зеркалу, внимательно разглядывая лицо.
Глаза – тёмно-серые, глубокие, но сегодня в них не было ни огня, ни искры. Только усталость, спрятанная за привычкой считать это нормой.
Она выдернула пару прядей из хвоста, позволив им упасть на скулы. Взъерошила пальцами челку, пытаясь вернуть хоть каплю того беззаботного образа, что был когда-то её естественным состоянием.
Так лучше. Живее.
Отступила на шаг.
Стандартная фигура. Та, что позволяет есть что угодно и не переживать за вес. Кажется, в её возрасте это уже роскошь.
София усмехнулась.
Всё при ней. Всё на месте. Но внутри— пустота, которую не скрыть никаким макияжем.
Она вздохнула, скользнула взглядом по отражению ещё раз.
Может, дело не в волосах и не в макияже.
Может, дело в ней самой.
София вздохнула.
Завтра будет всё так же.
Роман приехал ближе к восьми. Вошёл, как всегда, энергично, оставив за дверью запах табака и холодного воздуха. Он улыбнулся, но в глазах читалась усталость.
– Привет.
– Привет, – София кивнула, поднимаясь с кресла.
Он сбросил куртку, повесил её на вешалку и потер шею.
– Опять целый день в магазине?
– А ты как думаешь? – София улыбнулась, но немного натянуто.
– Думаю, что да, – он коротко усмехнулся. – Я тоже весь день в делах. Клиенты, бумаги, звонки. Голова трещит.
Он наклонился, легко обнял её. Не крепко, не удерживая, просто касание. Она на секунду задержала дыхание. Его парфюм был резким, слишком знакомым.
– Ужинала? – спросил он, уже проходя в кухню.
– Ждала тебя.
– Отлично. Я голодный, как волк.
Она знала. Знала, что скажет именно так. Знала, что он быстро помоет руки, привычно положит телефон на стол, откроет холодильник и, чуть наклонив голову, спросит:
– Что у нас?
Она улыбнулась. Привычный ритуал – совместный ужин – был их негласной территорией мира. София всегда старалась приготовить что-то особенное, но сегодня решила ограничиться простым салатом и запечённой рыбой.
Они ели молча. София ждала, когда он заговорит, но Роман явно был погружён в свои мысли.
– Ты чего такая тихая? – наконец спросил он, отодвигая тарелку.
Она пожала плечами.
– Думаю о том, как это всё… странно.
– Что странно?
– Мы. Я. Ты. Всё, – она улыбнулась, чтобы не показаться слишком серьёзной.
Роман задумчиво посмотрел на неё.
– Опять твои "философии"?
– Ты ведь знаешь, как я это люблю.
Он рассмеялся.
– Вот за это я тебя и ценю, Сонька. За твой полёт мысли.
Его слова были тёплыми, но София чувствовала, что он снова увиливает. Она не знала, о чём ещё можно говорить, чтобы не обидеть и не напугать.
После ужина Роман закурил у открытого окна. София смотрела, как дым медленно растворяется в вечернем воздухе, и думала о том, как сложно удержать баланс. Она любила его, но этот ритм встреч, постоянное "потом" – всё это начинало выматывать.
– Я думал, может съездим куда-нибудь? – неожиданно предложил он.
– Куда?
– Ну, не сейчас. Весной, может. На море или в горы.
Она только кивнула.
Весной. Может. Ещё одно неопределённое обещание.
Роман ушёл поздно. София стояла у окна, глядя на свои комнатные цветы. Её руки касались мягких лепестков, а мысли блуждали где-то далеко.
Завтра снова будет магазин, учёба сына, привычные дела. Жизнь продолжалась.
Глава 2. "Ловушка"
Утро выходного дня началось непривычно тихо. София сидела на кухне с чашкой зелёного чая, наблюдая за тем, как солнце лениво пробивается сквозь плотные шторы. Андрей уехал в университет, в магазине работала её сменщица, а Роман… Он исчез так же, как и всегда.
София открыла свой блокнот записать, что копилось внутри:
"Как-то всё стало сложно… Я поняла, что ни на кого нельзя рассчитывать, только я сама себе опора и поддержка. Сам говорит, что я его женщина, что могу его о чем-то просить. Но незримо делает меня обязанной, будто теперь я должна ему. Господи, что за гадкое чувство собственной неволи! Я добровольно оказалась в ловушке!"
Она отложила ручку и посмотрела на свою ладонь, испачканную чернилами. Казалось, что эти слова – не только на бумаге, но и на коже, врезались в её сознание.
– Ну что, Сонька, – проговорила она вслух, облокачиваясь на спинку стула. – До чего ты себя довела?
Тишина ответила ей. Словно дом тоже знал: никто другой не услышит её жалоб.
София поднялась, включила музыку – лёгкий инструментал, чтобы заглушить мысли, но ничего не помогало. Она снова взяла блокнот и записала: "Даже элементарные планы стали сказкой!.. Когда жить? Я хочу чувствовать настоящий момент, погружаться в любовь здесь и сейчас. Почему где-то ПОТОМ есть нечто лучшее, чего сейчас нам нельзя?"
Она вдруг всхлипнула, слёзы сами полились из глаз.
– Неужели я много прошу? – вслух сказала она, обращаясь то ли к себе, то ли к невидимому собеседнику. – Я целый год убеждала себя, что это пройдёт, я же знаю, как сложно людям выживать. Я вижу, как мы ограничены во времени, в средствах. Почему мы не имеем права на счастье? Или я слишком требовательна?
Она подошла к окну и долго смотрела на тихую улицу. Пару минут спустя ей стало немного легче, словно высказанные слова забрали часть тяжести. На подоконнике лежала книжка. София, не торопясь, открыла её на первой попавшейся странице, чувствуя знакомое тепло бумаги под пальцами. Это был момент, когда она ощущала себя живой – в тишине, читая то, что проникало в самые сокровенные уголки её сердца. Она не спешила, позволяя глазам сначала окинуть страницу, а потом, будто пытаясь понять каждое слово, возвращала взгляд к строкам, снова и снова. Всё, что ей оставалось, это учиться понимать себя и те вещи, которые она любила. И, может быть, это было важнее всего остального?
Телефон, разорвав тишину, дернулся от сигнала уведомления. Сообщение от Романа:
Роман: «Как ты? Что делаешь?»
Она не ответила сразу. Вместо этого отправилась в ванную, чтобы привести себя в порядок. Отражение в зеркале напомнило ей о всех бессонных ночах, сомнениях и словах, которые она оставляла невысказанными.
Через некоторое время София всё-таки набрала ответ:
София: «Думаю. О тебе».
Роман: «Тоже думаю. Увидимся вечером».
Она не знала, чего хотела. Но одно было ясно: эти встречи, эти "потом" начинали её выматывать. София задумалась о том, чтобы откровенно поговорить с ним, но страх разрушить то немногое, что у них было, снова удержал её.
Решив отвлечься, она пошла в "сад" – её маленькое убежище. Каланхоэ на работе цвёл пышно, но здесь, дома, в её маленькой теплице на балконе, ждали другие цветы, её настоящая отдушина.
Балкон Софии был её гордостью и настоящим сокровищем. Она любовно называла его «сад», хотя площадь позволяла разместить лишь несколько полок и стеллажей. Но это место жило своей жизнью. Ещё в начале ремонта, много лет назад, она выбрала панорамное остекление и как следует утеплила пространство, заказала стильные кованые перила и плотные вьющиеся шторы, которые укрывали её зелёный уголок от ветра и излишнего солнца.
Сад появился не сразу. Сначала это был один вазон с геранью, подаренный мамой, чтобы "хоть немного оживить эту серость". Потом София привезла из командировки крошечный горшок с фиалкой. На следующее лето соседка "угостила" её черенком колеуса, и так, постепенно, балкон превратился в настоящий оазис.
Теперь здесь росли редкие виды бегоний, орхидеи, нежные кустики хризантем, калатея с яркими рисунками на листьях и небольшой цитрусовый куст. Рядом стояли луковичные: тюльпаны и гиацинты, которые зацветали в разное время года, наполняя воздух тонкими ароматами. На полках уютно расположились пестролистные фикусы, азалии и миниатюрные суккуленты в глиняных горшках, расписанных её рукой. София даже установила светодиодные фитолампы – "солнце для зимы", как она их называла.
Тут всегда было тихо и спокойно. С улицы её балкон выделялся буйством зелени: люди часто останавливались у дома, чтобы полюбоваться этим уголком красоты.
Этот сад стал её личной терапией, способом справляться с жизненными бурями. Здесь не было места для суеты, обид или сожалений. Только тишина, запах земли и лёгкий шорох листьев, когда София проводила по ним руками. Она приходила сюда, чтобы восстановить силы, и каждый раз, глядя на этот зелёный мир, чувствовала, что в мире возможно всё, если заботиться с душой.
София долго ухаживала за растениями, как будто их жизнь была единственной, где она могла что-то исправить.
К вечеру тишина дома стала тяжёлой. София снова включила музыку, на этот раз джаз. Она открыла бутылку вина и позволила себе немного расслабиться.
В её голове созрел один вопрос: "А если бы я сейчас отпустила Романа? Что осталось бы от меня?"
София снова взяла блокнот: "Я жду не человека, а действия. Жду цветы, разговоры, улыбки, прикосновения, жду, что он разделит со мной и быт. А человек приходит, но не даёт мне того, чего я жду. Где эта грань, когда любовь становится обязанностью?"
***
Вечером Роман как всегда приехал, но София почувствовала себя совершенно опустошённой. Она молча поставила перед ним ужин и села напротив, решив не задавать вопросов.
Он смотрел на неё так, будто всё понимал, но не решался сказать.
София тоже не произносила ни слова, глядя на тёмное окно кухни. Её мысли плавали где-то между дневниковой страницей и тем, что происходит сейчас.
– Что-то случилось? – наконец спросил он, поднимая глаза.
– Ничего, – коротко ответила она.
Он отложил вилку, внимательно посмотрел на неё.
– Соф, давай без этого. Я вижу, что ты не в себе.
Она усмехнулась, но не весело, а с какой-то горькой усталостью.
– Ром, я устала.
– От чего? – он нахмурился.
– От всего, – она поднялась, подошла к плите и сделала вид, что проверяет чайник.
Роман откинулся на стуле.
– Ты как всегда. Вместо того чтобы сказать прямо, начинаешь играть в загадки.
София повернулась к нему, её взгляд был мягким, но не без напряжения.
– Прямо? – Она задумалась, подбирая слова, но они были понятны только ей. – Я… я не хочу, чтобы это звучало как упрёк. Просто… иногда мне кажется, что ты не замечаешь, когда мне тяжело. И я боюсь, что если скажу, ты воспримешь это как претензию. А я не хочу, чтобы ты думал, что я хочу чего-то от тебя, чего ты не можешь дать.
Она замолчала, её голос слегка дрожал, хотя она старалась не показать этого. Внутренний страх снова поднял голову. Её пальцы машинально начали перебирать ножку чашки, не зная.
– Я просто хочу, чтобы ты видел, что мне нужно… даже когда я не говорю. Чтобы ты спросил, понял сам, что не всё так просто. Это… это не то, что можно объяснить словами. Но я хочу быть с тобой, Роман. С тобой, без всяких условностей.
Она пыталась говорить спокойно, но боязнь того, что он опять поймет не так, ощущалась в её словах. Роман скрестил руки на груди.
– А ты считаешь, что я этого не хочу?
– Иногда – да, – ответила она честно.
Он покачал головой, слегка раздражённо.
– Соф, я работаю, стараюсь для нас. Для тебя, для своих детей. Ты думаешь, мне легко?
– Я это вижу, – нежно сказала она. – Но ты никогда не спрашиваешь, легко ли мне.
Его лицо стало суровым.
– А что ты хочешь, чтобы я сделал? Цветы? Сюрпризы? Соф, у меня трое детей, остатки ипотеки, работа! Я не могу жить только романтикой, как в кино, – а потом добавил, – Всё будет, поверь…
Её глаза наполнились слезами, но она сдержалась.
– Никто не просит романтику из кино. Я просто хочу чувствовать, что тебе не всё равно.
Роман встал и подошёл к ней, остановился совсем рядом.
– Мне не всё равно. Я здесь, с тобой. Но ты всегда недовольна.
София подняла взгляд, её голос дрожал.
– Может, потому что я жду тебя. Не о вещах я, Ром. Я о себе, о нас. Ты есть, но как будто тебя и нет, понимаешь?
Он долго смотрел на неё, потом тихо сказал:
– Прости, если я чего-то не понимаю.
Она прикрыла глаза, чувствуя, как слёзы всё-таки пробиваются.
– Я устала объяснять.
Роман положил руки ей на плечи.
– Соф, я не знаю, как правильно. Я делаю, что могу. Но если это недостаточно…
Она положила руку ему на грудь.
– Я хочу верить, что ты можешь больше.
Он вздохнул, словно обдумывал её слова. Потом неожиданно обнял её крепко, с силой.
– Ты у меня есть, – сказал он хрипло. – Это важно.
София тихо прильнула к нему, чувствуя, как внутри всё смешивается: обида, любовь, надежда.
– Давай сегодня просто будем рядом, – попросила она.
– Хорошо, – ответил он. – Но только если ты перестанешь думать, что я тебя не люблю.
Она улыбнулась сквозь слёзы.
– Тогда сделай что-то, чтобы я перестала так думать.
Роман отпустил её, посмотрел в глаза.
– А ты сделай что-то, чтобы я понял, что я делаю достаточно.
Они замолчали. Слова не решали ничего. София убрала волосы за ухо, вернулась к столу.
– Пойдём чай пить? – спросила она, предлагая перемирие.
Роман кивнул.
– Давай.
За окном было темно, только редкие фонари пробивались сквозь снежные хлопья. Они сидели за столом, пили чай и молчали, но тишина была не пустой. Просто они ещё не знали, как заговорить по-другому.
Роман поставил кружку на стол и откинулся на спинку стула. Он выглядел уставшим, но эта усталость была странной – больше от чего-то внутреннего, чем физического. Она подумала, что, возможно, это и есть его способ говорить – молчать, сидеть напротив, но всё равно быть рядом.
– Ладно, мне пора, – наконец сказал он, поднимаясь.
София кивнула, отвела взгляд и медленно встала, собираясь проводить его. Подойдя к двери, смотрела куда-то мимо, словно боялась встретиться с его глазами – слишком хорошо знала этот взгляд, в котором то была нежность, то усталость, а то и вовсе ничего.
– Береги себя, – произнесла привычную фразу.
Роман слегка улыбнулся:
– Ты тоже.
Когда дверь закрылась, София осталась стоять в коридоре, прислонившись лбом к косяку. Она сделала усилие и прошла в свою комнату. Надо было срочно выговориться…дневнику…
Дом был тих, даже часы, казалось, тикали осторожнее, чтобы не потревожить её мысли. Сын еще не пришел. В ящике письменного стола лежал её блокнот – старый, с поцарапанной обложкой и чуть потертыми страницами. Она потянулась за ним, не торопясь, словно сама мысль о том, чтобы снова писать, требовала усилий.
София включила торшер, который залил комнату мягким светом, отбросив её тень на стену. Она устроилась поудобнее, положив под спину подушку, и открыла дневник на последней исписанной странице.
"Сегодня опять всё началось одинаково: звонок, слова, ужин, разговоры ни о чём, попытка что-то выяснить, но как всегда всё скомкано. Роман был уставший, но спокойный. Мне кажется, я знаю все его интонации, все его привычные паузы. Я знаю, когда он шутит, чтобы разрядить обстановку, и когда молчит, чтобы скрыть раздражение. Но не знаю, чего он хочет!.. И всё равно я каждый раз жду чего-то нового, какого-то знака, что он действительно со мной, здесь, сейчас. Но он как будто всегда немного в стороне".
София на мгновение остановилась, задумчиво закусила губу. Она смотрела в окно, как снежинки кружат под фонарём. Словно кто-то в небе решил проверить, как долго они смогут падать, прежде чем растают.
"Я устала ждать. Я не девочка, чтобы мечтать о принце, который спасёт меня. Я не прошу спасения, но почему так трудно просто взять и сказать: «Соня, ты моя, и я всё сделаю, чтобы тебе было хорошо»? Почему он боится дать больше? Боится, что я привыкну? Что начну требовать ещё? Роман… Я ведь ничего не требую. Только участия, только простого желания быть со мной не по расписанию, а потому что хочется".
Она перевернула страницу.
"Господи, почему я пишу всё это только здесь? Почему не могу сказать ему прямо?" – подумала она, продолжая писать.
"А где цветы, твою мать? Почему так сложно их подарить? Не в праздники, не к дате, а просто так? Ну и что, что я их сама выращиваю! Мне не цветы нужны, мне нужно внимание и не обыденность, а хоть чуть-чуть эмоций! Я устала быть сильной. Могу, но не хочу. Зачем мне быть той, кто всегда знает, что делать? Я хочу быть женщиной, которая может довериться, обнять его и сказать: «Разберись сам, мне всё равно, как. Просто сделай». Но он не делает. Он ждёт, чтобы я ему сказала, показала, объяснила. А я уже не хочу говорить. Я хочу, чтобы он сам догадался".
"Я не знаю, что меня больше тревожит: то, что я так сильно его люблю, или то, что любовь эта становится какой-то тяжёлой. Роман. Он вроде бы всегда рядом, но одновременно где-то далеко. Его забота как вода в ладонях – есть, но сквозь пальцы уходит. Он приходит с работы, садится за стол, слушает, как я рассказываю о дне, но всё время будто мыслями где-то не здесь. А потом уходит. Уходит!
Я жду от него действий, жду уверенности. Мне просто надо, чтобы кто-то взял мою руку и сказал: "Ты можешь расслабиться, я обо всём позабочусь".
Роман не понимает этого. Или не хочет понимать. Он всегда ждёт, чтобы я ему что-то подсказала. Ему не нравится, когда указывают, но он сам часто нуждается в подсказках. Его власть – это игра. Он контролирует, но не до конца. Он даёт, но сдержанно".
София снова остановилась, потерла виски. Ручка выпала и покатилась по дивану. Она сидела неподвижно, словно её парализовало от этих собственных слов. В комнате стало душно, и она приоткрыла окно, впуская свежий морозный воздух. Снег засыпал подоконник, будто нарочно напоминая о том, что за дверью совсем другая жизнь – белая, новая, без этих мыслей.
"Мы живём, как в каком-то дне сурка. Встречи на кухне, секс по пятницам, редкие разговоры, в которых больше молчания, чем слов. Мы так и не договорились, как будем жить дальше. Он ждёт чего-то, но чего? Я не понимаю. Может, он сам не знает? Он как будто держит меня одной рукой, а другой отталкивает. И я всё равно люблю его. Как? За что? Наверное, за те моменты, когда он всё же становится другим. Когда я вижу в нём то, за что держусь. Того Романа, который может быть тёплым, заботливым, сильным. Только где он? Почему я получаю его так редко, будто это привилегия, а не норма?"
Она вспоминала первые месяцы их почти безупречных отношений – лёгких, естественных, наполненных тёплым спокойствием. Они уже стали близки, но всё ещё продолжали открывать друг друга, с интересом и без спешки. Забота проявлялась в каждом жесте, в привычных мелочах. Тогда ей казалось, что именно в этом и заключается зрелость любви после сорока: не просто чувство, а глубокая, осмысленная связь, когда два человека не просто вместе, а по-настоящему едины.
Воспоминания о тех днях возвращались неожиданно, всплывали в самых простых моментах – когда она мыла пол, поправляла дверную ручку или проходила босиком по аккуратно уложенному кафелю. Тогда ремонт казался чем-то уютным, почти семейным. Роман без лишних разговоров привёз всё, чего не хватило после наёмных рабочих: плинтуса, фурнитуру, пару коробок кафеля. Оставил у стены, закатал рукава и сразу принялся за дело, словно это было само собой разумеющимся. Его уверенность не оставляла сомнений – он делал это так, будто ремонтировал не чужую квартиру, а свой собственный дом.
София тогда смеялась, наблюдая за ним, и, скрестив руки на груди, с иронией спрашивала, не скрывается ли за всем этим продуманный план – приучить её к себе, а потом заявить, что теперь он здесь хозяин.
Соня улыбнулась воспоминанию. Они тогда включили музыку из молодости, ту самую, что играла когда-то на кассетниках и в старых клубах. Перекрикивали песни, спорили, кто лучше помнит тексты, смеялись. Роман, вечно уверенный в своей правоте, упрямо доказывал, что именно этот альбом вышел в таком-то году, а Соня с азартом ему возражала. Это было по-доброму, легко.
А потом он, запылённый, с закатанными рукавами, весь в следах ремонта, вдруг остановился, вытер ладонью лоб и неожиданно протянул к ней руку. Медленный танец, прямо посреди ещё недоделанной комнаты, среди инструментов и строительного мусора. Он держал её крепко, чуть рассеянно улыбаясь, покачивал из стороны в сторону, напевая мелодию ей в ухо. Это было так просто, но почему-то до мурашек.
А дальше… дальше был страстный, безумный секс, а потом совместный душ.
София вздохнула. Куда всё это исчезло? Где тот Рома, который мог вот так внезапно схватить её за талию и закружить в танце? Всего год, а нас не узнать! Почему вместо него остался другой – молчаливый, раздражённый, бесконечно уставший? Или это не он изменился, а она?
София пробежалась взглядом по записям, и вдруг внутри закипело раздражение – на себя, на Романа, на этот бесконечно тянущийся день, на целый год, что прошёл в непонятном ожидании. Она с такой силой захлопнула дневник, что гулкий звук ударился о стены, заставив её вздрогнуть. Но уже в следующую секунду снова раскрыла его, будто надеялась найти между строк хоть какой-то ответ.
"Я люблю его. Люблю до безумия. Но, кажется, любовь эта так и осталась у меня внутри. Он словно её берёт, но не возвращает. Мы как два берега одной реки – вода между нами течёт, но соединения нет.
И всё же я его понимаю. Он ведь тоже кого-то ждёт. Чего-то от меня. Может, благодарности? Преданности? Может, он боится, что если отдаст мне больше, я это не оценю? Но как оценить то, чего не получаешь? Я хочу быть рядом с ним, но не как человек, который тянет всё на себе. Я хочу, чтобы он видел меня. Видел и понимал.
А пока… пока я снова пишу это здесь, в дневнике. Пишу, потому что не могу сказать ему это прямо. Почему? Наверное, боюсь. Боюсь, что если начну говорить, это будет не разговор, а упрёк. А я не хочу его упрекать. Я хочу, чтобы он сам почувствовал.
Любовь – это же больше, чем просто быть рядом. Это уважение, это желание сделать другому хорошо без вопросов, без условий. Я боюсь, что если так будет продолжаться, то моё сердце закроется. И я не хочу этого, не хочу отдаляться от него".
Она отложила дневник, закрыла глаза и прижала ладони к лицу. Её сердце разрывалось между любовью и разочарованием, между желанием быть понятой и страхом быть отвергнутой.
София вдруг осознала: кроме этих уютных бытовых вечеров вспоминать-то и нечего. Спокойно, привычно, предсказуемо. Без громких ссор, но и без больших жестов. Без неожиданностей, от которых замирает сердце, без особых дней, о которых хочется рассказывать.
Цветов не было – Роман никогда их не дарил, даже просто так, без повода. Подарки? Нет, не его стиль. Поездки? Они не обсуждались всерьёз. Всё сводилось к стандартным, тёплым, но однообразным встречам: магазин, кухня, диван. Иногда кино, иногда прогулки. Никакой спонтанности.
Сюрпризы случались, но всегда не вовремя. То, чего ей хотелось, постоянно откладывалось. Она не раз слышала от него: «Ну я погнал», когда ещё хотелось посидеть вместе, просто помолчать, не спешить. «Потом как-нибудь», когда она предлагала куда-то выбраться, сменить обстановку. «Успеем», когда речь заходила о чём-то важном для неё.
София встала, прошлась по комнате, подхватила плед и завернулась в него, усевшись обратно на диван. "Я хочу быть сильной, – подумала она, – но ещё больше хочу быть слабой рядом с ним. Просто дать себе эту роскошь – быть женщиной, которая знает, что её любят и защищают".
Она посмотрела на дневник, потом на выключенный телефон. Той ночью она так и не написала ему. Её слова остались между строчек, как маленький разговор с самой собой, который всё же немного облегчил её сердце.
Глава 3. "Утро молчания"
Будильник трещал где-то совсем рядом, разрывая вязкую тишину. София открыла глаза и сразу почувствовала лёгкое напряжение в груди – от чего-то, что тянуло её обратно в ночные мысли. Она выключила звонок, и в комнате снова стало тихо.
Телефон всё ещё лежал там, где она оставила его вчера вечером, выключенный. Это был почти символический жест – отключить всё, закрыться от мира, в котором её ждут только нерешённые вопросы. Но теперь, когда экран снова ожил, она почувствовала укол тревоги.
Пальцы привычно пробежали по дисплею. София ожидала увидеть хотя бы что-то – пропущенные звонки, короткое "ты где?", "как спалось?" или хотя бы смайлик, как это бывало, когда слов не хватало. Но экран показывал лишь пустую ленту системных уведомлений.
Пальцы слегка задрожали, когда она проверила его статус. Был в сети вчера в 23:48.
– Значит, не было ни желания, ни необходимости, – прошептала она, словно объясняя себе самой.
София положила телефон на прикроватный столик, но через секунду снова взяла его, как будто он мог за это время магическим образом изменить реальность.
– Так. Это уже странно, – она поправила подушку и села. – Неужели это и есть его способ сообщить, что всё? Всё?
Она почувствовала, как где-то внутри поднялась волна холодного гнева. Не слёзного, а такого, что обжигает ясностью. Если бы он хотел расстаться, разве он не должен был сказать об этом? Или он решил, что так проще – просто исчезнуть?
Она отправилась на кухню, чтобы отвлечься. Запустила кофеварку, но не дождавшись, пока та закончила, уже перелила недоваренный кофе в кружку.
– Ну, Соня, поздравляю, – пробормотала она себе под нос, глядя на тёмную жидкость. – Ты впервые позволила себе дерзость, а он, видимо, решил, что это сигнал к отступлению.
София снова потянулась за телефоном, но заставила себя остановиться.
"Не звони первой. Не пиши первой. Пусть он сделает хотя бы шаг. Пусть покажет, что ему важно. А если нет… Ну, значит, не судьба", – её внутренний голос был неожиданно решительным.
Она вернулась к окну. За стеклом был серый зимний день, снег больше не падал, и улица выглядела как после праздника, когда гости уже разошлись, а убирать никто не торопится.
Телефон вибрировал в её руке. Сердце дрогнуло. Но это было всего лишь уведомление о скидках в каком-то интернет-магазине.
София рассмеялась – коротко и нервно.
"Значит, это моя жизнь сейчас – ожидание. Ожидание звонка, сообщения, решения, чего угодно, что придёт не от меня. Но это так утомительно. Я устала ждать. Устала гадать, что у него в голове".
Она включила музыку, громкую, бодрую, словно хотела заглушить собственные мысли.
Её телефон снова вибрировал. Она посмотрела на экран и застыла. Роман пишет…
Роман: "Доброе утро. Ты где пропала вчера? Что с телефоном?"
Простые слова, но они почему-то только усилили её раздражение.
"Ты где пропала вчера?" – Она закатила глаза. – Как будто это я исчезла, а не мы оба просто молчали.
Она села за стол, взяла телефон обеими руками и уставилась на сообщение. Ответить? Не ответить? Она набрала несколько слов, но тут же стёрла их.
Она положила телефон экраном вниз и взяла в руки кружку с недопитым кофе.
"А если всё-таки ответить? Сказать, что я устала от этой игры в молчание? Что я жду не вопросов, а действий? Или оставить всё как есть и посмотреть, что будет дальше?"
На кухне было слишком тихо. Даже музыка не могла заполнить эту пустоту. София чувствовала, как тишина становится её врагом, подталкивая к решению, которое она не могла принять.
Она посмотрела на телефон ещё раз. Потом включила его и быстро напечатала:
Она: "Всё нормально. У тебя как?"
Ответ пришёл почти сразу:
Роман: "Нормально. Давай вечером увидимся?"
София уставилась на экран.
"Вот так просто. Никаких объяснений. Никаких разговоров. Просто как будто ничего и не было".
Она кивнула самой себе, словно соглашаясь с чем-то.
– Хорошо. Давай встретимся, – прошептала она, уже зная, что вечер снова будет таким же, как всегда.
Глава 4. "Сила выбора"
София мчалась по серой зимней улице, перебирая сцепление на знакомых поворотах. Машина прогревалась медленно, словно лениво оттаивая после ночи, и это раздражало. Стекло запотело от её дыхания, и она машинально потянулась за тряпкой, чтобы протереть его.
София притормозила у светофора и выдохнула. Она слишком увлеклась мыслями, снова забравшись в прошлое, как в старый чердак, где всё пыльное, но каждая вещь дорогая.
Дорога до работы давно превратилась в ритуал. Сперва она прокручивала в голове вчерашний вечер, потом начинала размышлять о будущем, а где-то на середине пути неизменно возвращалась к прошлому.
"Я ведь могла бы сейчас жить совсем другой жизнью", – подумала она, огибая затянувшуюся пробку.
Решение уйти от первого мужа было самым трудным в её жизни. Тогда Андрею было три года. София помнила ту ночь до мельчайших деталей: пластмассовый стол на кухне, приглушённый свет, Сергей напротив, нервно постукивающий пальцами по краю чашки.
– Ты серьёзно? – спросил он тогда, качая головой. – Из-за каких-то недопониманий рушить семью?
– Это не недопонимания, Серёж, – она сжала пальцы на чашке, грея ладони. – Это просто… пустота.