Место у самого сердца
Виталик с детства любил петь. У мальчика был почти идеальный слух, и преподаватели музыкальной школы часто хвалили его. Он не очень любил обычную школу, зато в музыкальную бежал даже тогда, когда болел. Мальчик учился играть на фортепиано, но дома у него лежали гитара, саксофон и даже скрипка. И на всех инструментах он играл, хотя бы немного. Родители видели способности и страсть своего сына и старались дать сыну все возможности для обучения.
Виталик был вторым из шести детей, и у родителей не много было денег, чтобы обеспечить его инструментами, но в церкви его любили, знали, как сильно он любит музыку и дарили ему любой инструмент, который оказывался не нужным в семье. У некоторых дети уже отучились, другие бросили музыкальную школу, и, вместо того, чтобы продать инструменты детей, братья и сестры из церкви приносили их Виталику.
Виталий радовался всему, что звучит, как ребенок, хотя уже вырос и должен был идти в армию. Незадолго до призыва кто-то из соседей принес ему довольно потрепанный ударник. В церкви ударник считался почти «неверующим» инструментом, хотя, когда парню сказали об этом, он пожал плечами.
– Знаете, я не замечал ни у одного из музыкальных инструментов способности верить или не верить.
Он знал, что брат, сказавший, что ударник «неверующий» инструмент, хотел, чтобы Виталик выбросил его на помойку. Но парень наоборот починил его, добился того, чтобы инструмент «зазвучал чисто». Это выражение мало кто понимал из семьи Виталика, потому что нормальный слух в их семье был только у матери. Все остальные не умели и не любили петь, и, как говорят в народе, им «при рождении медведь на ухо наступил».
– Это самородок! – удивлялись все музыканты, слушающие Виталика. – Подобный слух и голос не часто встречается даже у потомственных музыкантов, которые учат детей петь и играть чуть ни с пеленок.
Больше всего мальчик радовался, когда слышал в собрании на проповеди слова о том, что на небе все будут много петь.
– Я очень хочу на небо! – заключил он, когда в раннем детстве впервые услышал об этом, – я буду рад всю вечность играть и петь!
Но отец не был рад мыслям сына, и не готов был поддерживать его в том, чтобы всегда петь. Роман был автослесарем, у него был свой гараж. Официально он работал дежурным охранником, потому что в советское время мужчина обязан был работать хоть где-то на государственном производстве, но дома он ремонтировал машины. Всех сыновей, отец с малых лет держал рядом с собой в гараже. К двенадцати годам каждый из четырех сыновей должен был самостоятельно перебрать карбюратор, да так, чтобы он работал, и чтобы не осталось лишних запчастей на тряпке, куда отец учил при разборе складывать разобранные механизмы.
Виталик расстраивался, что после работы в гараже ему трудно было играть на фортепиано и мать поддерживала сына. Но отец был неумолим. Тогда Роза, мать Виталика, придумала выход, для сына. Она спросила у Виталия, и он с восторгом согласился. Затем женщина подошла с предложением к мужу.
– Ром, брат Николай предложил продать нам в рассрочку свой автомобильный компьютер, который ему из Владивостока привезли, на котором он тестирует иностранные машины.
– Как это продать? Это же его хлеб, и он стоит очень дорого! – поразился Роман.
– Ты же знаешь, что брат Николай уже пожилой и давно на пенсии. Ему все труднее работать в гараже. Он предложил обучить нашего Виталика всем программам, которыми пользуется сам и отдать компьютер. За это Виталик будет отдавать ему двадцать процентов от своего заработка. Виталик согласен.
– Это прекрасное предложение! Наш Виталька не особо любит работать. А тут, может быть и увлечется. Да и клиентов сразу прибавится, если мы еще одну услугу будет оказывать, – обрадовался Роман, – такого еще ни у кого в городе нет. Да и не только в нашем городе! Значит мы сможем даже «иномарки» ремонтировать!
Роза хотела поправить мужа, что Виталик все вечера проводит за инструментами и нотами, и почти не умеет развлекаться как другая молодежь, но для Романа игра на инструментах казалась бессмысленной потерей времени. Мать давно знала, что ответит муж на ее замечание: «Лучше бы он со сверстниками играл, больше было бы пользы, хоть общаться бы умел как человек!»
Но женщина не хотела «отпугнуть» удачу сына и молча приняла все. Пусть руки сына, как и всех слесарей будут черными и всегда вдоль ногтя будет оставаться черная полоска, главное, что теперь ему не придется делать грубую работу. И еще учителя музыкальной школы перестанут возмущаться, что родители «гробят» талант музыканта.
С этого времени Виталик выучился на авто электронщика. Он тестировал компьютеры в машинах, иногда разбирался в электрике, но в основном парню хватало работы по электронной части автомобилей. Он не был в восторге от этой профессии, но был рад, что после смены у него не заплетались пальцы на клавишах фортепиано и на струнах других инструментов.
Закончив музыкальную школу, парень, несмотря на возмущение отца, поступил в музыкальное училище. Отец принял выбор сына с одним условием – он должен был три часа в день работать в гараже отца. Не желая ссориться с отцом и помня свое обещание старому Николаю, Виталик согласился. Сейчас он за эти три часа зарабатывал почти в два раза больше, чем отец за целый день работы с двигателями. Роман даже попросил сына, чтобы тот обучил младшего брата чинить электронику в машинах. Но Сергею эта идея пришлась не по душе. Ему наоборот нравилось то, что попроще. Он даже моторы не любил чинить, предпочитая ходовую часть. Роман подумал и принял выбор третьего сына. Ведь в этом случае к ним приезжали еще больше клиентов.
Для Виталика работа в гараже была скучной и тяжелой повинностью, хотя приносила намного больше денег, чем он смог бы заработать на музыке или пении. Еще до службы в армии его зарплата была выше многих взрослых мужчин.
Служить Виталик отправился, воспринимая армию, как вычеркнутые из жизни годы. Он не представлял, чем сможет заниматься среди военных. Но к его удивлению, именно музыка дала ему «путевку в армию». Но там лучшим инструментом оказалась гитара. Еще «в учебке» солдаты и руководство узнали, что Виталик музыкант и он так и не узнал, что такое «наряд вне очереди» или грубая работа. Виталик даже на плацу не часто появлялся. Ему поручили всю «художественную самодеятельность» и парню пришлось даже срочно учиться оформлять стенды и рисовать. В клубе стояло старое фортепиано, где он мог «отводить душу».
В армии, по приказу командира Виталик стал писать песни, и они на удивление получились «заразные». Его песни стали брать даже как строевые, настолько солдаты полюбили их «полетную» мелодию. Зная, что за проповедь о Боге может поплатиться свободой, Виталик придумал дописывать «запрещенные» куплеты в свои песни, которые солдаты пели только тогда, когда их не слышал политрук. Это была тайная проповедь парня о Боге, и она оказалась настолько эффективной, что почти все солдаты в части знали эти «тайные» куплеты его песен.
Когда вышел приказ «об увольнении солдат срочной службы в запас», Виталий начал считать не дни, а часы, проведенные в части. Но командир не спешил с увольнением солдата. Ни один солдат не посмел бы идти к руководству и спрашивать о причине, по которой его не отпускают домой. Молчал и Виталий, теряясь в догадках. В один из дней, Виталика вызвал замполит части.
– Рядовой Климович, вам что фамилии для проблем недостаточно? Захотел в дисбат отправиться вместо дембеля?
– Никак нет, товарищ командир! – отрапортовал Виталик, – за что меня в дисбат? – растеряно поинтересовался парень.
– За куплетики твои, запрещенные! – объяснил замполит, – ты думаешь, я твой стиль не смогу определить? Да все прекрасно знают, чьих это рук дело! Солдаты их поют чаще, чем сами песни! – Виталик опустил голову. Он не хотел и не мог лгать, но за правду действительно мог, вместо дома, отправиться в тюрьму для солдат – дисциплинарный батальон. И он с тоской вспомнил свой наглаженный и расшитый по последней солдатской моде китель, начищенную до сияния пряжку нового кожаного ремня. Похоже, что в ближайшее время все это ему не пригодится, если его отправят в дисбат. Парень стоял, опустив голову, в которую невольно приходили мысли одна темнее другой. Но замполит вдруг прищурился и сказал, – дам тебе один шанс исправиться. Если за неделю напишешь полковую песню, так чтобы пелась сама, и чтобы шаг под нее сам выстраивался, тогда отпущу тебя с миром.
Виталик не мог поверить своим ушам! Домой! Его отпустят и не посадят в тюрьму! Но через минуту приуныл. Он знал, как непостоянна «муза», помнил сколько раз друзья просили его написать стихи, чтобы они могли послать своим девушкам признание в любви, а у него ничего не получалось. Парень помнил, что те песни, которые сейчас пели в части солдаты, он писал сначала о Боге, ради того, чтобы прославить Его имя, и лишь потом «дописывал» куплеты, которые стали исполнять в строю. Но сейчас Виталик знал, что если сделает то же самое, то уж точно «загремит» в тюрьму. И как будто бы прочитав мысли солдата, замполит добавил:
– И чтобы никаких там запрещенных куплетов! Иначе сразу отправишься «в места не столь отдаленные»!
– Понятно, товарищ замполит, разрешите идти?
– Разрешаю – бросил мужчина, и уже в дверях Виталия догнала еще одна фраза. – Добавишь куплетики, сразу «на этап», не забудь!
Виталик шел в казарму почти не разбирая пути. По дороге его догнал один из друзей сослуживцев.
– Что Виталечка невесел, буйну голову повесил, – пошутил Саня, которому оставалось служить еще полгода.
– Да замполит обещал в дисбат отправить за мои песни, – вздохнул парень. – Сказал написать ротную песню, но без куплетов о Боге. А ты же знаешь, что у меня не пишется ни музыка, ни слова, если я пишу не о Нем. А Васильев сказал, написать такую, чтобы сама пелась. А ты же знаешь, что я вообще давно не могу ничего написать. Мысли только о доме. А тут еще дисбатом пугает. Да в такой атмосфере я и двух строк не срифмую, типа: «я поэт, зовусь Незнайка, от меня вам балалайка», – угрюмо добавил он.
– А хочешь я тебе настроение подниму? – усмехнулся Саня, доставая из-за спины конверт.
– Из дома!!! – подпрыгнул Виталий, на миг забыв все свои неприятности.
– Выше бери! – ответил друг, – от девчонки!
– Да ты же знаешь, что нет у меня девчонки – смутился Виталик, – мы в молодежи просто все дружим, как друзья.
– Но ведь от того, что вы, типа просто дружите,… – Саня поднес конверт к глазам и демонстративно прочитал, будто бы не помнил имя на конверте. Виталик был на сто процентов уверен, что друг уже раз десять, это имя прочитал и знает назубок, – …Лиечка, не стала парнем. Она все равно девушка. И, судя по чистенькому и аккуратному конверту, довольно привлекательная. А еще, – Саня поднял конверт в сторону солнца и посмотрел на «просвет». – Кажется там фотография, покажешь? А то не отдам письмо, – шуточно пригрозил он.
Виталик слишком хорошо знал, как сильно не хватает в армии весточек из дома и как хочется увидеть хоть что-то «с воли». Он сразу обещал:
– Фотку покажу, письмо – нет.
– Ну ладно, хоть фотку, – вздохнул друг и протянул письмо.
Виталик вскрыл конверт прямо здесь, не сходя с места. В нем действительно лежала фотография группы молодежи. Похоже они возвращались с посещения или наоборот, ехали куда-то. Виталик едва сдержал слезы. Как же сильно он скучал за всеми! На фото были самые близкие друзья. Здесь была и Лия. Когда Виталик уходил в армию, она казалась еще нескладным подростком. Парень знал, что у Лии больное сердце и поэтому она всегда была слабенькой и даже развивалась чуть медленнее, чем многие девушки. Они с Лией были ровесниками. И когда другие девушки на проводах Виталика выглядели уже сформировавшимися девушками, Лия казалась нескладным подростком.
Но здесь на снимке, парень едва узнал ее. Лия стала настоящей красавицей. Стройная и, как будто даже немного прозрачная девушка показалась ему посланницей неба. Она светилась нежностью и добротой как ангел.
– Ух ты! – ахнул Саня, выхватив фотографию из рук Виталия.
Виталик взглянул на друга. Он тоже смотрел на Лию. Похоже, что не один Виталик заметил распустившуюся лилию неземной красоты.
– Отдай! Что за приколы! – возмутился парень.
– Нет, ты только глянь! У него дома настоящий ангел живет, а он все твердит: – Просто друзья, просто друзья! Да если ты не окрутишь ее, то я, как только «дембльнусь», приеду к тебе в гости, попытать свое счастье»
– Ага, помнишь стих: «…Люди, я прошу вас ради Бога,
Не пытайте счастья своего
Так немного нужно, так немного,
Для того, чтоб погубить его…».1
Не надо пытать того, кого ценишь, – усмехнулся Виталий.
– Да ладно тебе, не цепляйся к словам, – буркнул Саня, – ты же понял, о чем я.
– Да, понял, – улыбнулся Виталий, – я и сам немного удивлен. Гадкий утенок вдруг в лебедя превратился! Когда я уходил она какая-то угловатая была, будто ей тринадцать, а не восемнадцать как мне. Мы – ровесники.
– Значит она на полгода старше меня. Ничего, это мелочи! Если такая на меня посмотрит, даже если она на десять лет будет старше меня, я сочту за честь! – не успокаивался товарищ.