Читать онлайн Ришка и Перунов цвет

Глава 1

– Ой ли, ой ли, чужачка-чудачка приехала, то-то дождь с утра землю полил! Неужто счастья своего в Купальскую ночь сыскать хочешь?

Напрасно я надеялась до вечера остаться незамеченной. Чересчур долго в городе жила, поглупела девка, нюх к деревенской жизни потеряла…

И ведь приехала в бабушкин дом засветло, до выгула коров, и ворота тяжелые деревянные, за которые машину загнала, легко отворились, не издав ни скрипа, ни треска, мне и сил то прилагать не пришлось!

А таки заметили…

Впрочем, нет тут ничего удивительного! Маруська с детства росла достойной преемницей "войск сплетни и скамейки", не дававшим житья всем непутёвым девицам нашей деревушки.

Я, разумеется, средь своего поколения возглавляла сей список…

– А ты, Маруся, погляжу, больно о моем счастье печёшься! Уж сколько лет знакомы, а ты все туда же! Не бережёшь себя, змеюка ты подколодная!

Девушка лишь зашипела, губы, подведённые алой помадой, презрительно изогнулись. Красивая она девка, тут спору нет: белолицая, чернобровая, и волосы им под стать через покатые плечи толстой косой свисают. Фигура ладная – что спереди, что сзади есть, где глаз задержать, но характер… Но мужики табунами за ней бегают, языки друг другу затаптывают.

Кумушки соседки с детства нас с ней ровняли, да всë не в мою пользу. Не так стройна была, не так миловидна, да и русая коса смотрелась тускло на фоне Маруськиной черной гривы.

Лет десять мне было, когда мы с родителями в город перебрались, но я у деда и бабушки тут часто бывала, особенно как старше становилась – каждые выходные ездила!

А сравнивать всё не переставали, а уж когда узнали, что я в единоборства подалась, да успехов там добиваться стала….

Уже ни камушек тех в живых нет, ни дедушки с бабушкой, а Маруська вознеслась от многолетней похвалы, оперилась, и теперь всякий раз их дело продолжать пытается.

Безуспешно, правда…

– Ох, Ришка, ты бы помягче была, посговорчивей, а то тридцатник скоро стукнет, а ты всë в девках ходишь!

– Ты права, Маруська, непутëвая я, как ни глянь. А у тебя-то каково оправдание? – спросила я, невинно улыбнувшись.

Маруська вспыхнула да ногой притопнула – да так, что едва не расплескала молоко из трехлитрового бутыля, который в руках держала!

– Ты, Ришка, учти: под ногами у меня сегодня не путайся! На костëр да на речку хочешь – приходи, но в поисках мне не мешай, не то…

– Погоди-погоди, в поисках? – Я, как ни сдерживалась, таки прыснула. – Уж не цветок папоротника ты отыскать вознамерилась? Фу ты, ну ты, Маруська, седина в косу, а всë в сказки веришь!

– Я тебя предупредила! Мне баб Фëкла сказала, что сегодняшняя ночь для меня в алый окрашена, стало быть, повезëт мне! Помешаешь – несдобровать тебе!

– То-то и грозишься ты мне, стоя на другой стороне улицы! Или просто подойти не можешь? Так-то оно так, ворота из рябины сбиты, всякую нечисть отпугивают.

Маруська задрала нос и была такова, а я, посмотрев ей вслед, закрыла ворота и вздохнула, наконец, полной грудью. Дом, милый дом. Квартира в городе так и не стала мне родной, зато стоит приехать сюда, стоит ступить за порог – как все тревоги испаряются, словно роса под лучами теплого солнца!

Правда, этим летом всë иначе, и возврата к былым временам, увы, не будет…

Я прошла вдоль заросшего травой огорода, мимо ныне пустующих сараев и клеток, где еще в том году жили кролики да куры, и сердце сжалось от внезапно нахлынувшего горя.

В конце прошлой осени не стало бабушки – она просто легла спать и больше не проснулась, и дед, не выдержав тоски по той, с кем прожил шестьдесят два года, ушёл вслед спустя каких-то четыре месяца. Дом этот на маму был оставлен, но она на меня его отписала, сказала тяжело ей в него возвращаться, близка она была с родителями…

Для меня приехать сюда тоже стало испытанием. Еще месяц назад я не представляла, как приеду и не увижу бабушку, кормящую кур, и деда, подвязывающего помидоры на грядках. Но вдруг поймала себя на мысли, что коли не вернусь, коли предам это всë забвению, позабуду и прививших мне любовь к родной земле.

А потому приняла решение перебраться сюда.

Деревня у нас развитая, поля засеваются, много средств вкладывается в развитие сельского хозяйства, есть газ, водопровод и, что главней всего для моей удалённой работы – интернет, так что…

– Принимай, Домовой-Дедушка, буду я теперь с тобой жить-поживать, – сказала я и поклонилась, едва переступив порог дома, и первым делом достала из пакета угощение. – Вот тебе молоко да краюха хлеба, да конфеток возьми. До бабули мне далеко, но буду стараться, так что не серчай, если что не так сделаю.

Распаковка вещей да облагораживание заняли добрых четыре часа, и наведя, наконец, порядок, я уже собиралась лечь подремать, чтобы вечером свежее быть да не уснуть у костра еще до полуночи, как вдруг со двора послышался лязг калитки и шаркающие шаги, а спустя несколько мгновений дверь в дом отворилась.

Я закатила глаза и пошла встречать гостя. При всей моей любви к деревенскому образу жизни, эту традицию – вход в чужой дом без спроса – я пресеку на корню!

С завтрашнего дня, а то сейчас уже куда в шею гнать, не красиво…

– Здорова будь, девица! Принимай гостью и дары к столу своему!

– Проходи, баб Фёкла, располагайся. Ну и нанесла ты, к чему?!

– А как мне хозяюшку новую привечать прикажешь? Негоже с пустыми руками-то в гости идти!

Старушка была маленькой и юркой, с виду – килограмм пятьдесят сухостоя, а то и меньше, а сил столько – с быком осерчавшим ладу даст! Я забрала бутыль молока да миску яблок и понесла на стол, а бабулька всё на месте стояла.

– Ты почему у порога всё, не проходишь? – крикнула я из кухни.

– Зацепилась за гвоздь в лутке, девонька, помоги-ка.

Странно, что я не зацепилась, я ведь выше, да и в плечах куда шире. Пришлось повозиться, невесть откуда взявшийся гвоздь прямо-таки прошил рукав тёмно-зелёного платья старушки, и после извлечения на нём осталась неприглядная дырка. Однако гостья, казалось, и вовсе позабыла о своей беде, то и дело оглядывалась, осматривалась, будто отыскать чего хотела.

Меня это насторожило, однако же виду не подала, лишь посетовала, что такая неприятность случилась.

– Не кори себя, девонька, осерчал на меня домовой ваш, давно осерчал, не по нраву я ему, вот и не впускает меня.

– Да быть того не может, совпадение это…

Старушка вперилась в меня острым взглядом, и улыбка её стала дерзкой, с хитринкой, как у базарных цыганок.

– Нежели не слыхивала ты, что болтают в округе? Ведьмой меня кликают, колдуньей. Вижу, по лицу вижу, нет в тебе веры в чудеса да магию.

– Отчего же нету, есть. Верю и в духов домашних, и в духов природы, во многое верю, а в людские пересуды – нет. Кумушки, если помнишь, и обо мне языками чесали, да всё больше ересь всякую.

Но хоть говорила я весело, на душе как-то тяжко стало, тревожно. Слышала, многое говорили о баб Фёкле: и что черти у ней в сенях под свечами танцуют, и что те, кто в немилость к ней попадают, исчезают потом бесследно. Бабушка всегда учила гнать от себя мысли чёрные, но коли подумать…баб Фёкла ведь ни разу на моей памяти к бабушке в гости не приходила…

Что ж сегодня повадилась?..

– Пойдёшь вечером на гуляния? – скрипучий голос гостьи вырвал меня из раздумий, и я растеряно кивнула. Баб Фёкла положила сморщенную руку поверх моей, моё тело отозвалось табуном мурашек, что соседка, как видно, расценила по-своему. – Неужто руки у меня холодные, ягодка?

– Есть немного. Схожу, погуляю, если не усну раньше. Хотела лечь поспать как раз перед твоим приходом…

– Ну тогда пойду я, отдыхай! Вечер сегодня особенный, глядишь, и отыщется то, чего ты совсем не ждёшь, – добавила гостья хитро, постучав по моей руке.

Я скептически хмыкнула.

– Уж не про мифический папоротник ты мне говоришь? Маруську уже надоумила искать его, так и меня заодно? Ну нет, на пути этой фурии я не встану, больно надо! Я сегодня не в настроении биться, особенно за сказки-рассказки.

Баб Фёкла потянулась ко мне, и вновь появилось тревога и холод, будто меня изнутри ледяной водой окатило.

– Маруська получит ровно то, что на роду у ней писано, дурная она, хоть и нет в том вины её. Тебе же, Ришка, обязательно сегодня прогуляться нужно. Ночь будет дивная. Многое увидишь, да и услышишь, коли к тому готовой будешь. И ещё…

Внезапно раздавшийся с кухни грохот прервал старушку, а я сама словно очнулась от какого-то наваждения! На мгновение отвернувшись, будто могла из коридора увидеть, что там стряслось, хотела было распрощаться с соседкой…но её рядом не оказалось!

Теперь уж мне стало действительно не по себе. Прошло не больше мгновения, и я не услыхала ни её шаркающих шагов, ни лязга замка от калитки, а кожа всё ещё хранила прохладу от прикосновения загадочной гостьи…

Выглянув, на всякий случай, за дверь и убедившись, что в доме я одна, на нетвёрдых ногах пошла на кухню и обомлела: на деревянном полу, среди стекла от разбитой банки, в белой луже растекающегося молока, валялись почерневшие яблоки…

Глава 2

День прошел, а за ним и вечер подоспел, и пришло время собираться на гульки, только вот мысли мои бродили вокруг гостьи нежданной да яблок черных. И лишь то, что они всë также лежали в ведре за домом, было доказательством, что случившееся мне не привиделось, не приснилось на усталую голову.

Как ни пыталась следовать бабушкиным заветам, не могла отогнать дурных мыслей. И что странно: как в доме лежала – так покой на душе был, но стоило порог перейти, на землю ступить да ветру чистому лицо подставить, так тревога появлялась неконтролируемая, да неуютное чувство, будто кто-то незримый за мной наблюдает! Оттого и старалась я не выходить, да еще и окна везде окромя своей комнаты позакрывала.

Да только как стали сумерки опускаться, проснулось во мне упрямство родовое: что же я, современная девка, завоевавшая не один десяток золотых кубков да медалей в соревнованиях, бабку дряхлую испугалась! Тьфу, позорница трусливая! И что же теперь, лечь спать с оберегами да иконами в охапку, и позволить Маруське в этот час язык распускать про меня пред деревенской молодёжью?

Да дудки!

В голове установка хороша была и ясна, как день Божий, да только на задворках сознания всё ж осталось понимание, что чертовщина какая-то со мной приключилась, и, как ни храбрись, а меры принять лишним не будет.

Выдохнув и на мгновение прикрыв глаза, сбегала во двор снять с верёвки льняное платье, что простирнула по приезду. Пока оно было влажным, разложила его на доске да прогладила, а вывернув и повесив на тремпель, любовно провела рукой по алой вышивке на ткани цвета слоновой кости. Бабуля самолично вышивала, а платье сшила местная мастерица, которая сейчас, правда, в город уехала.

Длинное, прямое, верх закрытый, расшитый, рукава по локти, да поясок алый, плетёный. Хотела бабушка на мне его увидеть этим вечером, да не случилось, только забрала готовое – и не стало её…

Называла его бабуля «лучший внучкин оберег», и теперь, разглядев хорошенько вышивку, я поняла, почему…

Ведь средь россыпи цветов были вышиты на нём и символы одолень-травы, и ладинец, и еще знакомые обереги, названия которых я запамятовала. Такая забота тронула меня и я, прикрыв глаза, мысленно поблагодарила бабушку и деда за проявленную заботу.

Это городской скривится, а для деревенского жителя, чей Род не забывал о верованиях и обрядах предков, такой поступок дорогого стоил. Родители мои от памяти предков если не открестились, то отгородились крепко, а я так же крепко в этом увязла.

Неведомо было бабушке и деду, что я сделала себе несколько татуировок: магический знак Велеса под локтем с тыльной стороны руки, да Крес меж лопаток лучом Перуна вверх, и последнюю – руническую вязь – вокруг правого запястья два месяца назад.

Мама не без ехидства заявила, что покорила меня таки жизнь городская, но…. Ведь предки наши тоже не чурались нательных рисунков, так что тут уж как поглядеть…

Улыбнувшись этой мысли, я просила взгляд на окно. Темнеет. Стало быть, собираться пора, вот и погляжу заодно, есть ли толк от всех этих символов, иль нет!

Платье было чудо, как приятно к телу! Волосы оставила распущенными, в уши вставила объёмные серьги, купленные как раз по такому случаю. Когда повязывала пояс, обнаружила, что нему была приколота серебреная бляха с триглавом.

Что-то в животе ухнуло вниз, пальцы оцепенели. Да ведь не было его при стирке, и по ящикам бабушкиным не шарила я, не могла случайно достать!.. Часть меня хотела отринуть внезапную находку, вид сделать, что не заметила оберег сей, но вспомнилось вдруг дневное происшествие, и тень вины легла на мою душу.

Гвоздь тот неспроста в двери вырос. Так, может, и к оберегу тоже присмотреться надобно?..

– Ох, Дедушка-Домовой, у меня так и сердце станет, и не за чем будет на праздник наряжаться так, – тихонько пробормотала я, но пояс, однако, как был надела.

«Зато покойницей красивой буду»,— пронеслось вдруг в голове, и следом по спине озноб прошёл. Не мои это мысли! Я люблю чёрно пошутить, но не сейчас, не в том настроении!

Чур меня, дурную! Не впуская больше ни мысли пустой в голову, ни предчувствий тревожных – в душу, наскоро выключила свет да на улицу выскочила. Дом замкнула, ключи за камень положила, да пошла на поляну в конце улицы.

А там уже шум да гам стоит! Стайка юных девушек, обогнав меня, щебетала о том, кто с кем над костром прыгнуть хочет, да кто из них первой замуж выскочит. На поляне было – не протолкнуться, и речи не было о том, чтобы приблизиться к огню, но мне оно и не надо было. Парнишки местные будут невест средь девчат посвежее искать, да и мне куда с детьми возиться? Ухаживал за мной в городе один молодой, лет шесть меж нами разница была.

Нетушки, не ввяжусь больше. Он за мной морально не поспевал, я за ним – физически. Ему гульки да прочие развлечения подавай, а мне плечо надёжное. Мужик мужиком быть должен, сильным да надёжным, а не хвост распускать да перьями яркими красоваться!

Хотя знаю многих женщин старше себя, кто с юнцами любовь крутит. Осуждать не осуждаю, каждый по-своему с ума сходит.

А вон и Маруська, первая красавица. Меня заприметила, смотрю, да в своей манере по наряду моему придирчивым взглядом прошлась, губки алые скривила да отвернулась к Леське и Соньке, неразлучны они еще со школы.

А я стала венок собирать из трав, пришлось ещё дальше от костра отойти, чтоб не вытоптанные отыскать. Хотелось разнообразный сделать, чтоб и иван-да-марья, и медвежье ухо в нём присутствовали, и лопух, но везло, в основном, лишь с последним.

Темнота опускалась всё ниже, и вскоре я едва могла видеть то, что срывала, однако сплести его удалось. Не весть какой, но и мне не на выставку.

Видно, не только я в это занятие ударилась, потому что девушки с венками побежали к берегу реки по ту сторону поляны, ну и я за ними.

Выстроились девушки в рядочек, прижимали веки к груди, глаза мечтательно закрывали да улыбались украдкой, после чего пускали в разной очередности свои творения по воде да наблюдали за ними, волнуясь как перед экзаменом школьным.

– Что, Ришка, всё надежд не оставляешь, погляжу? – съехидничала Маруська и, толкнув меня бедром, словно места свободного больше не было, подошла к водице и пустила по ней свой венок.

Вот дурында набитая! Ну что с неё взять!

– Помни, о чём говорила тебе, не стой на моём пути! —Погрозила она напоследок и, театрально тряхнув распущенной гривой, ушла вместе с другими девушками к костру, а я не сводила глаз со своего веночка, уплывавшим всё дальше от берега, в неведомые дали.

И вздумалось мне отправиться за ним вдоль берега, проводить его взглядом, пока не поддастся он водной пучине и не потонет, унеся за собой моё мимолётное, несмелое желание.

Луна была красива, ночь тепла и приветлива. И лишь с ними я могла разделить своё одиночество.

***

Всё дальше от кострища уводил меня венок. Он плыл посредине реки, аккурат по лунному отражению, мне же, чтобы и дальше следовать за ним, приходилось перепрыгивать с холмика на холмик, обходить валуны и другие преграды, которые моё людское зрение уже едва различало. И всё же, старалась не шуметь излишне, дабы не пугать живность да духов ночных.

Далёко от поля лежал мой путь, и всё ж надеялась я не потревожить Житного Деда, да боле всего не хотелось мне встречи с ночницами. Бездетные ведьмы, не нашедшие покоя после смерти, согласно поверьям беды творили такие же, как и при жизни. Память о них нынче стирается, но я и сейчас помню ту скрученную из тряпок куклу, которую, по словам мамы, бабуля скрутила для неё ещё до того, как она родила меня.

С той куклой я спала вплоть до переезда, а потом надобность в ней, по словам бабули, отпала.

Странно, но не было и тревоги, преследовавшей меня после встречи с баб Фёклой. Может, то обереги своё дело делают, а может и свежий ночной воздух, да только мысли мои посветлели, и на душе так легко стало – хоть в пляс пускайся!

Но как бы ни была хороша прогулка, надобно и голову на плечах иметь, да назад поворачивать. Впереди река наш лес пополам делила, и по роще ночной бродить у меня желания не было, да и глаза мои, видно, устали, раз казаться мне стало, что веночек мой без движения замер, а потом стало его к берегу прибивать, словно тянул кто-то. У берега того первые деревья стояли, к воде пышной листвой клонились, где-то там и застряло творение моё.

И нет бы, смириться мне, да домой пойти! Нашел там своё пристанище, чем плохо-то? Да только ноги сами стали путь прокладывать к тому месту, вздумалось мне освободить его из плена деревьев да шанс дать уплыть подальше!..

Спустилась я с холмика, придержав полог платья, да пошла на поиски, стараясь сильно меж деревьями не ходить. Да хоть ясною ночь была, и луна щедро светом одаривала, только не видно было изделия моего. Не помешал бы фонарик, да где ж его взять-то?..

Я шла по над самой водой, одной рукой держась за склонившиеся ветки, и понять не могла, где веночек мой делся!.. Шла и высматривала, и не сразу заметила, что речка-то куда уже стала, а света лунного – по уменьшилось. Обернулась – а берег-то будто иным стал, рваным и высоким, и тишина стояла давящая, кровь стыла в жилах…. Ни стрекота сверчков, ни уханья филина – ничего, будто в банку засунули!

Я поняла, что заблудилась. И что обиднее всего – винить в том, окромя себя, было некого! Пошла в лес за скрученной в круг травой без фонаря и телефона – это ж вычудить надо было! Тьфу, дурная девка! Дурында городская – хотя нет, даже хуже, городской человек в лес носу не сунет, не взяв с собой рюкзак провизии, спички, и навигатор…

Я сделала глубокий вдох, успокаиваясь. Паника тут не союзник, надо чтоб голова свежей оставалась, насколько это возможно… Чему меня дед с бабушкой учили? «Как поймёшь, что в лесу заблудилась – остановись и не ходи никуда!»

Да уж, сейчас бы мне их заветы вспоминать…. Что ж раньше не вспомнила другой, про то, что ночью в лес – не ногой?!

Но вдоль берега назад идти не такая и дурная затея. Река куда ни куда, да выведет, вот и пошла я, как умея панику заглушая да мысли тревожные прогоняя. Сколько так шла – не знаю, да река шире не становилась, но тут впереди белый свет мелькнул, я услышала шорох впереди себя, и не успела испугаться толком, как встала предо мной…

– Маруська?! Ты что тут забыла?

Меня переполнили смешанные чувства. С одной стороны – не одна уже, хорошо и не так боязно, с другой же…

Девушка посветила на меня фонарём с телефона, от чего сощуриться пришлось, но даже так я увидела, что эта вылазка стоила моей знакомке попорченной прически, да пары царапин на лице.

Недовольном, отчего-то.

– Ты что назад поплелась?!

Моргнула.

– Дак ведь домой путь ищу! А тебе что с того?

Маруська глаза свободной рукой потёрла, да головой покачала, будто с недалёкой какой-то беседу вела! Потом лицо отвернула, то ли стыдливо, то ли раздражённо.

– Баб Фёкла сказала за тобой следовать, будто ты меня к цветку папоротника выведешь. А как найдёшь – сказала сорвать его первой да ей отнести. А за это она мне приворот сделает, какой захочу.

– Ох и дура же ты, Маруська, набитая! – зло воскликнула я. Не могла поверить в то, что услышала! Ну как можно быть настолько недалёкой! – Я тоже старые верования признаю, но ты ересь мелешь!

– Не понимаешь ты, Ришка, ума мало да душа черства!

– Видно, так, потому как не пойму, отчего ты с бабкой этой связалась! Ты глянь на себя – первая красавица, да любой ради тебя на всякий подвиг пойти готов, только помани! Что ж ты ввязалась непонятно во что? Была у меня сегодня баб Фёкла, что ж меня прямо за цветок не попросила?

– Потому что не веруешь ты! – завизжала девушка, да таким взглядом безумным на меня посмотрела, будто вселилось в неё что-то. – Ей он нужен, мне – другое, вот спелись мы. А ты мне говоришь, что вперёд идти не хочешь?!

И кинулась на меня!

Я её за плечи удержала, да только неожиданно всё произошло, и, сдав чуть назад, не удержала я равновесия, и мы, стукнувшись о стволы деревьев, оступились и вместе покатились по обрыву справа от реки. Спуск был долгий и болезненный, расцепились мы далеко не сразу, и остановилась я, больно ударившись, видимо, о поваленный ствол.

И открыв глаза, я увидела, что лежим мы с Маруськой на какой-то поляне, щедро освещённой луной и почти лишённой деревьев. Я поднялась и, осмотревшись, поняла, что была чуть ближе к центру, среди невысокой, мягкой травы, знакомка же моя лежала кряхтя у самого склона, с которого мы свалились.

– Довольна теперь? Навоевалась? И вообще…

Договорить я не смогла. Луна над нами мигнула ярким светом, от поляны дальше, к деревьям, пошла ударная волна, едва не сбившая меня с ног, и тут, немного поодаль, я увидела то, во что и поверить-то не получалось…

Завороженная, пошла туда, наблюдая, как среди раскидистых листьев папоротника поднимается цветок. Чем ближе подходила, тем ярче был свет, так что пришлось даже ладонь раскрытую перед лицом поставить, но тут позади послышались торопливые шаги и крик:

– Отойди! Мой он!

Я почувствовала, как участился пульс, и единственное, что в тот момент понимала – нельзя, чтобы цветок Маруська забрала! И тем более, чтоб баб Фёкле его отдала! А потому, когда Маруська приблизилась, подставила ей подножку, а сама бросилась вперёд и, кувыркнувшись, сорвала мифический бутон!

– Что…что ты натворила!.. – взвыла Маруська и с криком снова кинулась на меня.

Я обернулась, в надежде урезонить знакомку, но вдруг раздался какой-то странный, чавкающий хруст. Искривленное в гневе лицо Маруськи вдруг сделалось удивлённым, она посмотрела вниз, и в этот миг из её живота показалось нечто длинное и изогнутое, а вокруг него на светлом платьице девушки стало стремительно разрастаться тёмное пятно…

Казалось, всё вокруг замерло, включая моё сердце. Словно в замедленной съёмке наблюдала я, как тело девушки дёрнулось, когда пронзившая её ветка прорвалась сильнее, как из уголка рта потекла струйка крови.

Маруська хрипло вздохнула, коснулась палки кончиками пальцев, и, подняв на меня туманный взгляд, прохрипела:

– Бе-ги же…

Не успела молвить, как голова её безвольно повисла, и жизнь покинула всё ещё раскрытые девичьи глаза.

Глава 3

Вопль рвался из моего горла, но вместо него донëсся лишь слабый хрип. Нет… не может быть… . Возможно, то лишь привиделось мне, ведь все знают, что ночью в лесу всякое цветет, способное заставить воображение играть…

То, что держало Маруську, подняло ее и отшвырнуло как тряпичную куклу. Я слышала, как тело упало, но не могла оторвать глаз от того, что стояло предо мною…

Клубящаяся тьма, которая, казалось, пожирала свет вокруг себя. Я не видела ничего окромя этого, но ощущала на себе взгляд, от которого дыханье спирало… Тишину леса наполнили крики, от которых у меня волосы на руках встали дыбом. Тут и там, ближе, дальше – казалось, вокруг нас завели бесовской хоровод! Но мои глаза были прикованы лишь к тому, что погубило Маруську.

Тепло в сжатой ладони отвлекло. Цветок! Я бросила на него мимолетный взгляд, и в ту секунду тварь передо мной атаковала. Я неосознанно выставила перед собой согнутую в локте руку, перепачканная в крови палка стремительно приближалась…

Неужели… конец?..

Когда она уже почти коснулась меня, вязь вокруг моего запястья вспыхнула оранжево-алым, и палка отпрянула! Существо издало пронзительный визг, но я уже убегала прочь.

Прочь из чащи, прочь из плена густых деревьев! Я не понимала, что

произошло, но останавливаться и спрашивать не собиралась. Единственное, что было важным – покинуть это место и унести цветок подальше… подальше от чертовщины, в реальности которой я уже не сомневалась.

Где, в какой части пролеска я находилась? Да поди ж разбери! Подхватив подол, я петляла меж деревянными исполинами, прижимая к груди неожиданную находку, силясь уйти от погони. Словно тысячи глаз

прожигали мне спину! Порой, казалось, что чьи-то холодные пальцы задевают меня, да всë ухватить не могут!

А коли нет спасения? Коли не смогу выбраться из лесного плена, да и сгину здесь, так же, как несчастная Маруська?..

Громкий вой загрохотал над кронами деревьев, и я почувствовала, как слезы покатились по щекам. Что за новая напасть?..

Однако тут я заметила свет впереди, огонь этот нëсся… прямо на меня!

Сначала то была маленькая точка, но она становилась всë больше и больше, пока не превратилась… о, боги…

Огромный волк, размером с хорошую лошадь, был могуч и прекрасен. Огонь искрился на кончиках его густой шерсти, могучие крылья были прижаты к бокам.

Деревья, казалось, расступались пред ним, и прежде, чем я решила, отойти ли мне в сторону, или свалиться замертво от страха, волк в один прыжок перемахнул через меня…

Уставшие ноги едва не подкосились от сего зрелища! От измотанности, от осознания, что могучий зверь не собирался мной отужинать…. Превозмогая чудовищную боль в мышцах, побежала вперёд, по тропе из тлеющих травинок, оставленной огненным волком.

Утерла слезы, заставила себя не слушать леденящие душу звуки схватки позади себя, и с изумлением поняла, что выбежала на опушку леса – аккурат с тем местом, где входила в него!

Раздумывать не стала и, мгновение передохнув, продолжила путь. Это было похоже на дурман, ноги то и дело подворачивались, замутнëнному взору то тут, то там мерещились тени. Я не помнила, как добралась до жилых домов, не знаю, видел ли меня кто, или нет, но силы мои были на исходе.

Бег мой заметно замедлился, вскоре я перешла на заплетающийся шаг…

Вот он, дом родимый! Счастье, спасение!..

Но не успела я за забор зайти, не успела отгородиться от мира опасного. Страшный порыв ветра вжал меня спиною в калитку, и я увидела…

На меня, прямо по воздуху, летела баб Фëкла. Глаза выпучены, рот

перекошен, длинные спутанные пакли развевались по ветру. Старуха

потянулась ко мне своей костлявой рукой с острыми, грязными ногтями, издавая замогильный вой…

Но тут меня обхватили сзади, да потянули назад, тело мое развернулось, и вот я уже стою посреди зала бабушкиного дома. Снаружи донесся нечеловеческий крик, по окнам словно застучали сотни кулаков.

Но как я оказалась здесь?..

Словно в ответ на мой вопрос, позади раздался тяжелый вздох, и кто-то низким голосом сказал:

– Ох, девонька, и наклочила ты делов…

Видно, то был предел моих сил, потому как подкосились ноги, и я упала на пол. В груди стало так тяжело, так горько!.. Спину сковало от чужого взгляда, но не обратила я на то внимания, ужё неважно всё было.

Я опустила цветок перед собой. Он уж не сиял так ярко, как в лесу, однако казался таким же манящим и прекрасным. Да только не было мне до того дела… Я закрыла лицо ладонями и, свернувшись, завыла, не в состоянии прогнать из глаз смерть Маруськину. Память услужливо сохранила каждую подробность, и  теперь эти воспоминания будут мучить меня до конца дней моих, не позволят жизни радоваться, ведь на мне вина…

– Поднимись, девонька, не ко времени плач твой скорбный. Я ведьму отвадил, а ты ей услужливо подсобила! Исправить надобно то, что ты по дурьей башке своей учинила, да по жадности человеческой.

– Да не нужен он мне был, цветок этот! – рявкнула я и развернулась, однако увидела лишь темноту комнаты. Вытерев слёзы, поднялась и положила цветок на стол. – Покажись, Хозяин, не прячься. После увиденного этой ночью меня уж ничем не напугать.

Ответа не последовало. Покачав головой, я поджала губы и подошла к окну. Вой и стук по стеклу давно прекратились, было уж чересчур тихо, да и темно, хоть глаз выколи – не как в полнолуние водится.

– Я нашла цветок папоротника, или, как его ещё называют – Перунов цвет, – произнесла я вслух. – Он не был мне нужен, но я забрала его, чтобы он не достался баб Фёкле. А потом Маруську убила тварь неведомая, через меня перепрыгнул крылатый огненный волк, а бабка, которую я всю жизнь знаю, как сошла со страниц сказок о Бабе Яге. – Я развернулась лицом к комнате и, как могла, твёрдо сказала: – Когда та тварь атаковала меня, моё запястье засветилось оранжевым, и тварь отпрянула. Если всё случившееся сегодня не плод моего воображения, Хозяин Дедушка, я бы хотела разъяснений.

И вновь тишина.

Подавив внезапно вспыхнувшую злобу на весь белый свет, стукнула кулаком по столу и пошла на кухню. Набрала в чашку воды да поставила в неё цветок. Да так и села рядом на стул, голову рукой подперев. Выходит, зря я цветок этот сорвала? Может, и исчез бы он сразу, и не достался бы Маруське, и всё разрешилось бы само?.. Подрались бы мы с ней, а потом, уставшие и расцарапанные, вернулись бы в деревню, а с утра продолжили бы змеями друг на дружку шипеть?..

Хотя я-то и не шипела, но какая уже разница?..

А семья её, надо ж сказать им, что в лесу она! Они ведь искать её будут, переживать. А как объяснить, что я там делала, и почему нашла её первее всех? Я потёрла лицо руками. Столько вопросов, а задать их не…

Я подскочила на стуле и завизжала от раздавшегося грохота. В комнате одна за другой стали загораться невесть откуда взявшиеся свечи, и я увидела старый сундук прямо в центре комнаты.

– Хватит думы тяжёлые думать, девонька, отворяй сундук, да поскорее!

По коже морозок пошёл, руки задрожали от голоса низкого, но не до страху сейчас, а потому несмело подошла к старинному деревянному сундуку, провела аккуратно пальцем по железным вставкам, да откинула крышку.

– Нечего рот разевать! Смени одёжку, платье твоё не годится.

– Для чего?..

Вещи из сундука поднялись в воздух и упали прямиком мне на колени. То была длинная светлая туника да штаны тёмно-зелёного цвета. Я повертела головой в надежде увидеть своего собеседника, но тут незримый Хозяин как гаркнет:

– Надевай да слушай, не зевай! Зачерствели сердца людские, от веры предков загородились, духов да богов чествовать да благодарить перестали. И поделили боги мир Явь на сей, людской, и тот, где ещё чудеса живы. Да только не жить сему миру без силы волшебной, а посему оставили боги в памяти людской легенды наши да сказания, чтобы помнили их, да из поколения в поколение передавали. И нас – домовых да духов природы – оставили, чтобы веру эту поддерживать.

Да только вера людей всё слабее, и граница меж миров всё тоньше становится. И стала пробираться сюда чертовщина всякая за лёгкой наживой – растениями и зверьём волшебными, а чем больше украдут они, тем слабее  граница будет.

– И что же тогда, этот мир и мир сказочный едиными станут? – спросила я, просунув голову в тунику.

Тяжёлый вздох.

– Нет, девонька. Ежели произойдёт это, память предков покинет эти земли, а вместе с ней – и поддержка духов да богов. Исчезнем мы – исчезнет земля эта, выродится, и ждать её будет лишь упадок да забвение. Ягиня – нечисть, пробравшаяся сюда сквозь завесу, я давно её учуял и на порог не пускал. Да только не ушла она, как я того хотел, затаилась. И дождалась ту, что Перунов цвет отыскать сумела.

– Но отчего я-то, Дедушка? Не хотела я того…

– Ты, девонька, кровью из Той Яви вышла. Бабушка твоя пришла с той земли да тут осталась, и долгое время Род её поддерживал эту землю. Да только не стало её, а дочь её уехала в город, и не чтит предков так, как полагается. Но ты, девонька, всегда чиста сердцем была, бабушка твоя чувствовала это, и Ягиня тоже. Напророчила старая ведьма, что Перунов цвет найден будет в первое лето как дух твоей бабушки эту землю покинет, и что сорвать его только дитя крови волшебной сумеет.

Оттого бабушка и сорочку мне сшила, и рун на неё добавила. Она всеми силами старалась предотвратить то, что я учудила. Так ли важно теперь, что неведом мне был план Ягини, и что ненарочно я всё ей в угоду сделала?

– Что делать мне теперь, Дедушка? Как исправить всё?

– Перунов цвет распускается раз в году, после чего духи леса тут же срезают его и орошают с него живой водой листья папоротника, чтоб расцвёл он на будущий год. А потом дают сей цветок Перуну, дабы силу его преумножить. Ты отправишься в Явь, да вернёшь его богу, не то беды не миновать.

Отправлюсь в Явь… куда…в мир параллельный? Голова пошла кругом, разом забылось всё, чему меня бабушка учила…

– А как я…

– Собери сумку, девонька, да поторопись, и так заболтались!

Я достала из сундука коричневую сумку и под руководством Хозяина сложила в неё сшитое бабушкино платье, складной нож, спички да, по настоянию Домового, хлеба. Цветок папоротника положила в шёлковый мешочек и аккуратно положила в карман, волосы стянула в две косы. Достала со дна сундука невысокие сапожки из плотного материала, которые оказались впору.

Вроде бы, готова.

Знать бы ещё, к чему именно.

– Поясок с платья поверх туники повяжи, и не вздумай потерять, – наставлял меня Домовой, и когда я сделала, как он велел, меня в спину стала толкать незримая сила. Толкал он меня к двери, и тут я несмело воспротивилась.

– Не хочется мне в ночь выходить…

– А то у тебя спрашивает кто-то! Нельзя его в дом пускать, испепелит всё…

Нехорошее предчувствие шевельнулось в сердце, но не успела и рта раскрыть, как дверь распахнулась, и я вывалилась на улицу. Оглянулась – ни дома, ни луны не видно! Даже звуков ночных – и тех не было! Лишь темнота…

Но тут всё залилось оранжевым, тем же цветом отозвалась и вязь на моей руке, и в тот же миг чьи-то мощные зубы схватили меня за шиворот и понесли ввысь…

Глава 4

Слишком стремительно, слишком круто изменилась моя жизнь. Я скрестила ноги, руками вцепилась в ремешок переброшенной через плечо сумки. Шею опаляло горячее дыхание крылатого волка, а в голове крутилась лишь одна мысль: «Хоть бы вниз не сорваться!»

Ветер обжигал лицо и вынуждал щуриться, но закрывать глаза полностью я не собиралась! Коли несут меня в другой мир, я эту поездку запомнить хочу! Мы летели вверх, а тьма всё не рассеивалась, и в какой-то момент стало казаться мне, что она напротив – сгущаться стала!

Волк резко ушёл вправо и устремился вниз, от чего меня качнуло, как ёлочную игрушку. Ткань в зубах волка затрещала, сердце едва в пятки не ушло из-за пережитого страха, и тут рывок повторился! Мы неслись то выше, то ниже, желудок настойчиво грозился покинуть моё тело на пару с рассудком, и тут я, по глупости посмотрела вниз, и увидела…

Окружённая зелёным маревом, на нас неслась баб Фёкла в … ступе?!

Белое лицо старухи словно стало больше и острее, злобный оскал был заметен даже на большой скорости! Она уверенно гребла метлой по воздуху, как веслом по воде, приближалась стремительно, и я не своим голосом закричала:

– Осторожно, снизу!

Волк зарычал и, описав петлю в воздухе, понёсся строго вверх.

Меня словно сковало давлением, и я сильнее прижала сумку к себе. Быстрее бы это кончилось…. Уши заложило, стало заметно холоднее, как вдруг мы вырвались из плена тьмы и оказались среди россыпи звёзд на сине-лиловом небе!

Посмотрев вниз, я увидела водную гладь, на которой, словно в зеркале, отражался наш полёт. Тут и там по воде шли разводы, будто водные жители поднимались, чтобы посмотреть, кто посмел нарушить их идиллию, но убедившись, что мы не стоим их внимания, тут же уплывали восвояси.

У нас такой красоты днём с огнём не сыскать, выходит… это и есть параллельный мир?

Поодаль пролетела стая белоснежных птиц. Одна отделилась и стала медленно кружить вокруг нас. Гребень на её голове играл тихим перезвоном колокольчиков, в перьях серебрился звёздный свет. Волк замедлился, словно позволяя птице разглядеть гостей непрошенных, да решить судьбу нашу. Дивное создание издало протяжный звук, похожий на плач, и улетело прочь, а мы продолжили наш путь.

Но вдруг послышался странный рокот. Воды под нами пришли в волнение, зашумели, пеною забурлили, в воздухе ветры разбушевались. Ткань в зубах волка затрещала сильнее прежнего, и когда нас обдало ветром…

Хруст рвущейся туники разорвал пополам и моё сердце, меня словно парализовало, и я могла лишь с ужасом наблюдать за тем, как огненный волк несётся за мной, пока моё тело падает вниз…

Я не могла ни плакать, ни кричать, отчаяние полностью сковало меня, когда я поняла, что волк не поспевает за мной. И когда спину уже обдавала водная прохлада, волк зарычал, завыл диким зверем, да и выпустил из пасти луч яркого света. Луч тот сквозь меня прошёл, и когда я уже приготовилась окунуться, немало удивилась, обнаружив, что продолжаю падать, только на сей раз не в окружении звёзд да огней небесных, но сквозь толщу воду, расступившейся из-за луча волка волшебного!

Но стоило мне подумать, что всё обойдётся, что разрешится беда моя, как стали стенки водные надо мной смыкаться, загоняя в плен морской. Волка предо мной не было, разделила нас пучина… но раз не плаваю я пока, раз падение продолжается, выходит и колдовство его действует!

Я крутанулась, чтобы не спиной, а лицом свою участь встретить, да увидела, что конец моей муке близится. Или то лишь начало? Не было впереди дна, зато в круглом окошке, окаймлённом оранжевым светом, виднелась листва густая, и я, было, успокоилась…

Но вылетев сквозь него, поняла я, что рано радовалась. Тело, наконец, полностью отмерло, и я во весь дух русский завизжала, пока неслась с высоты пяти этажей на кроны деревьев, коих тут было – видимо-невидимо!

Ох и больно же было падать! Сверху листья казались мягкими и пушистыми, как пуховое одеяло, но стоило мне провалиться сквозь них, как стала я биться о толстые ветви, царапаться о сучки да кору, и когда, наконец, закончилось моё падение, я просто лежала, слабо осознавая произошедшее.

Выжила, даже, кажись, не сломала ничего, да и то хорошо…. Надо бы встать, оглядеться, да где силы на это взять?.. Не размыкая глаз, нащупала сумку подле себя, пошарила в кармане – на месте мешочек.

– Хлопот с тобой сколько, цветочек мой ясный, – пробормотала я и потёрла лицо руками. Кожа тут же стала тёплой и влажной – наверное, от разодранных ладоней.

Застонав, приподнялась. Не хватало ещё, чтоб на кровь местное зверьё сбежалось! Мало ли, кто тут водится! Жди теперь беды…. Встав на ноги, потихоньку пошевелила одной, другой рукой, также ногами, по наклонялась – поистине чудо, что не разбилась!

Однако же, что делать теперь? Куда идти? Так-то отсидеться бы лучше, рассвета подождать, да только когда он настанет? Да и куда путь держать? Пока падала – ничего, окромя моря зелёного вокруг не видала, а проводник мой крылатый далёко отсюда….

Тоска меня одолевать стала по местам родным, да по жизни спокойной, которая оборвалась в тот момент, как за порог ступила да на купальский костёр пошла…

Тьфу, дурная девка! Чего теперь нюни распускать?! Не ко времени! Думать надо, как быть теперь…. И первым делом – из лесу выбраться!

Вспомнив рассказ Домового о бабушке своей, полезла в сумку да щедро отломала хлеба. Коли бабушка мест этих, значит и рассказы правдивые её были, а из того следует, что о помощи нужно просить не абы кого, а Хозяина Леса. Да почтительно, как она учила.

И надеяться, что не прогневила я его своим визгом нечеловеческим, пока с неба падала…

Положила я хлеб на земельку у кустов чуть впереди, да зашептала:

– Хозяин лесной, тебе кланяюсь, угощенья даю, о милости тебя прошу. По лесу ты меня не кружи, из владений своих выведи, тропинку лёгкую укажи.

Сначала не было ничего, я уж подумала, что пропала моя надежда последняя, но тут деревья словно вздохнули все разом, и услыхала я шум вдалеке, да голоса какие-то! Чудеса, не иначе! Прошептав благодарности, я, как могла быстро, пошла в том направлении, прислушиваясь да молясь всем богам, чтоб не сбиться с пути указанного. Лес отдавал ночной прохладой, вскоре к запаху свежего дерева прибавился запах воды, и шум стал отчётливее…

Когда впереди замаячил слабый свет, я замедлила свой шаг, и, подойдя ближе, обомлела: у самой кромки лесной речушки горел обложенный камнем костёр, а подле него какой-то увалень привалил своей тушей девицу к земле да рот ей могучей лапой зажал, пока другой под подол полез.

Ну, спасибо тебе, Хозяин Леса, услужил так услужил!

Девица упиралась и мычала, да только куда ей было с такой тушей совладать! Обидно мне стало за девушку, что за варварство! Не дело это, позволять такое! Да вот только как подсобить-то?.. За шкирку такое тело не отволочь…

Осмотрелась я да увидела толстую кривую палку, которую мужик этот, видно, на растопку притащил. Э-эх, сгорел сарай – гори и хата! И так уже вляпалась, бедой больше, бедой меньше…

Вышла я из убежища своего, вооружилась, подобралась тихонько сбоку от них, замахнулась, да как закричу:

– Эй ты, бобыль пузатый!

Мужик лицо приподнял, и тут же получил по нему палкой с разворота! А как застонал и приподниматься стал – и повторно! Поросячьи глазки закатились, и завалился он на бок, а девица то на него круглыми глазами смотрит, то на меня!

– Ты чего лежишь?!

Девица как очнулась и хотела было встать, да только будто держало её что-то. Присмотревшись, я увидела железные прутья вокруг неё, а один был перегнут через её шею, да не сильно заметен из-за длинных белесых волос.

Железо, река, да бледная красавица…

– Ты же Русалка, верно? Шутиха!

Девица кивнула и вновь встать попыталась, да только куда там! Послышался сдавленный хрип, и мужик стал с бока на спину поворачиваться! Только этого не хватало! Мгновение мы с девицей в ужасе таращились друг на друга, а потом я кинулась к ней и стала прутья отбрасывать. Последний, вокруг шеи который, словно корнями врос, но и от него избавилась, и в тот же миг поднялась с земли шутиха, словно туман, схватила меня рукой ледяной, да к воде побежала!

С одной стороны мужик разгневанный да чаща непроглядная, с другой – призрак утопленницы, уводящий меня в речную глубь. Какой интересной стала вдруг моя жизнь….

Мужик заорал, вдогонку кинулся, но тут пред нами расступились воды, и заволокло меня в пучину холодную.

Глава 5

Вокруг была тьма кромешная.

Я замерла на месте, словно паря в водах реки, не ощущая дна с момента, как вошла в неё. Не видно было ничего, и ледяной хватки покойницы я больше не ощущала. Вдруг стали мимо меня девы плавать с белыми лицами да в белой одёжке. Плавают, руками размахивают, путают…а мне и дышать-то почти нечем! Грудь сдавило, я вновь попыталась с места сдвинуться, но куда там!

Я вновь забилась, изо рта вырвалась стайка пузырьков, и тут одна из дев поднырнула под хоровод и, схватив меня за локоть, потянула вниз.       Мне показалось, что я слышала визг многих голосов, а может, и нет – уши порядком сдавило…. Меня тянуло всё ниже, но когда тело уже забилось из-за нехватки кислорода, мы вдруг ускорились и поплыли в сторону. А потом что-то обвило моё тело и, словно пробку из бутылки, выдернуло из воды и выбросило на берег!

Я перевернулась на бок и закашлялась, перемежая это с жадными вздохами. Руки дрожали так сильно, что едва выдерживали в согнутом состоянии вес моего тела! Но постепенно дыхание выровнялось, с глаз сошла чёрная клубящаяся пелена, и я, приподняв голову, увидела слабые проблески рассвета. Резкий утренний ветер обжигал мокрое тело – казалось, у меня даже кости звенели от холода! Но сил становилось всё больше, и постепенно я смогла разогнуться достаточно, чтобы увидеть ту самую шутиху, которую меня угораздило спасти!

Покойница, перекрестив вытянутые ноги, каталась на качели из ветвей ивы, стоявшей у самой воды, и меня, хоть это и глупо, злость разобрала от того, что выглядела девица свежо и аккуратно!

– Это вместо «спасибо»? – Страдальчески вздохнув, я поднялась на дрожащие ноги и с укором посмотрела на свою спутницу. – Я даже с парнями в ночи на реку не ходила, а тут вон, как обернулось.

Девушка продолжала молча наблюдать за мной. И зачем я ей всё это говорю? Надо проверить, не сгнила ли в сумке моя волшебная заноза в зад…

– Видно, поэтому.

Я приложила ладонь ко лбу, солнце впереди мешало разглядеть сказавшую это русалку.

– Поэтому – что?

– Видно, поэтому ты до сих пор в девках ходишь, – задумчиво, словно не слыша меня, прошелестела девица. – А коли б скупнулась с молодцем – глядишь, и не стала б перестарком! Тебе б уже о внуках думать надобно, а ты род позоришь, никак малым не разродишься.

Я едва сумку не выронила! Вот так, вмешалась, помощь оказала, а меня ещё и отчитывают! Верно говорено: не делай добра – не получишь зла!

– Ещё бы меня мертвячка не поучала! – возмущённо рявкнула я и сложила руки на груди. – Ты, милая, о своей участи пеклась бы, а я со своим старческим песком уж как-нибудь сама разберусь!

Шутиха раскачалась и, словно подхваченная ветром, подлетела ко мне и взяла меня пальцами за подбородок. Сердце моё ёкнуло от страха, но как-то быстро угомонилось – осваиваюсь, не иначе…

А девица смотрела своими мутными глазами спокойно, без угрозы, но так, словно прочитать мои помыслы жаждала. А я уж и о словах своих пожалела, некрасиво вышло…

– Вижу, не местная ты, зря не болтай. – Её голос звучал приглушённо, словно она говорила издалека. – От злой участи спасла ты меня, пришлая. То был не просто мужик – бесовской приспешник, колдуном мнит себя. Он над водами коршуном вьётся, за шутихами охотится.

– Но зачем?

– Неведомо мне, но исчезли сёстры мои, не вернулись в мир наш, как солнце за воду опустилось, пошла посмотреть я, а вырваться мне не по силам было. Муж мой, Водяной, как узнал, что спасла ты меня, велел передать, что в долгу мы пред тобой.

– Да не нужно…

Шутиха головой качнула.

– Помощь всякая пригодиться может, не отвергай союзников, пришлая. Куда путь держишь?

Стоит ли ей признаваться? Благодарная русалка – такой ли надежный собеседник? Но много ль у меня вариантов? Я в – с ума сойти – другом мире, и без понятия даже в какую сторону мне идти, так что…

Я кратко рассказала ей о том, что за беда со мной приключилась и как я очутилась в этом лесу. Руку от моего лица шутиха убрала, выслушала, не перебив, и как я закончила, сказала:

– Симарглом тот волк зовётся, он вестник небесный, бог вечного пламени. Не любим мы его, смуту наводит, тьму разгоняет…. Доставил бы он тебя куда нужно, но раз упустил – видать, беда какая-то приключилась. Ты иди в Рощу Священную, к колдунам, они сведущи в делах этих. А чтоб не заплутала ты в лесу нашем – на, вот. – Девица вложила в мою ладонь длинный светло-зелёный листочек ивы. Как только он коснулся руки – закрутился волчком, завертелся, и повернулся кончиком строго направо!

– Вот за это спасибо, – пролепетала я.

– Зря не болтай, – вновь повторила девица, на сей раз строже, – держись направления, что тебе листочек указывает. А коли беда с тобой на воде станется, очерти круг на ней да имя моё назови – Квета.

Сказала – и тот час дымкой обернулась да на воду рассветным туманом осела, а я поправила на плече мокрую сумку и пошла по тропе, что листок волшебный указывал.

Вот бы переодеться в сухое, да незадача – единственное платье, что в сумке лежало, вымокло до нитки, как и спички! Хорошо хоть хлеб до того в чаще оставила, не то была бы там картина такая, что представить противно. Сапожки набрались воды и чавкали при ходьбе, зато мешочек с цветком сухой – ну, чудеса! Впрочем, даже странно, что меня эта мелочь ещё забавляет, особенно после полёта с горящим волком и купанием с шутихой-покойницей.

С такими приключениями не зазорно было по боле комплектов одежды прихватить, но кто ж знал, через что мне пройти придётся? Я и сейчас ни слухом, ни духом, чего впереди ждать, остаётся лишь уповать на то, что не повстречается мне на пути медведь, или стая голодных волков.

Или ещё невесть кто! Мало ль, кто в этом лесу водится…. Помню я сказки народные, и рассказы бабулины о кикиморах и прочей нечисти тоже в памяти свежи.

Но какая же природа вокруг! И листва на деревьях, и трава под ногами – всё видится ярче, отчётливей, будто я сорвала повязку, доселе мешавшую разглядеть красоту вокруг! Даже воздух здесь был другим, и с каждым вдохом мне казалось, что я оживаю и сливаюсь с окружающим миром воедино. Возможно, то поёт моя кровь волшебная, уже порядком разбавленная?

Я споткнулась о выступающий из земли корень и едва не выронила ивовый лист. Солнце пробивалось сквозь ветви деревьев, но не давало того тепла, что позволило бы высохнуть вещам, а идти во всём мокром было просто невыносимо!

Не знаю, сколько времени мой поход длился, да только ноги уже порядком уставать начали. Я отвлекалась, как могла, мыслями о будущем своём, о путешествии нежданном, да волке огненном. Отыщет ли он меня, или придётся мне пройти пешком весь путь одолеть? Не страшно, коль таким же спокойным он будет, как сейчас, а ежели встретится кто?.. Не от каждого можно отбиться простым перочинным ножичком, и не всякий будет покорно тумаков дожидаться.

Впрочем – гнать надо мысли дурные, не то Лихо прицепится, хлопот потом не оберёшься!

Когда в очередной раз задела ветку влажным плечом, от чего оно сразу же безумно зачесалось, терпению моему пришёл логический конец! Хватит! Бегло осмотревшись, заметила просвет по левую сторону от избранной листом ивовым тропы, и решительно направилась туза. То была совсем небольшая полянка с тоненьким, бегущим через неё, ручейком. Проигнорировав листок, который, казалось, даже подпрыгивал на ладони, указывая на оставшуюся позади тропу, положила его на траву и палкой придавила, чтобы ветром не унесло, а сама разделась и к ручью кинулась! И давай кожу натирать!

После того, как освежилась сама, сполоснула всю одёжку, в том числе и платье из сумки. Но если мокрое и прохладное бельё пришлось сразу же надеть – не разгуливать же мне по чаще в чём мать родила, то остальные вещи и сумку я решила на ветвях молодой берёзы развесить. Сапожки тоже вывернула да под прямые солнечные лучи подставила, и когда дело было сделано, села на траву молодую у ручья, да цветок из мешочка достала.

А он так и блестит, так и благоухает, словно и не задыхался, обёрнутый в тряпку уже вторые сутки!

Отчего-то вспомнились нравоучения шутихи, и губы растянулись в ухмылке. Видала бы она меня сейчас! Развалилась на траве, сверкая кружевами, цветок в руках за стебелёк кручу – не иначе, как суженого заманиваю! Тьфу ты, что за мысли! Видать, солнце уж напекло голову дурную…

И то ли в этом дело, то ли и впрямь позади меня шорох раздался!

И коли последнее – плохи дела мои, совсем не завидны! Мало того, что раздета, так ещё и отбиться, в случае чего, и нечем!

В тиши поляны казалось, что сердце в груди барабаном стучит, да руки подрагивать стали. Кто это крадётся: человек или зверь? С человеком можно хотя бы попробовать совладать, но вот против клыков и когтей шансов у меня никаких….

Облизнув пересохшие губы, стараясь не делать резких движений, положила цветок в мешочек и в чашку бюстгальтера спрятала, чтоб обе руки освободить, параллельно осматривая поляну в поисках оружия. А ну повезёт, как с тем блудливым колдуном?

Внезапная догадка пошатнула мою уж начавшую крепнуть собранность. Неужто он выследил да мстить удумал?..

Шорох позади стал чуть громче, и это заставило меня отбросить панику. К бесам, каков с неё толк?! Краем глаза заметила какой-то блеск у правого бока, и от облегчения едва не рассмеялась: в траве лежал поясок, который мне Дедушка Домовой наказал не терять!

Тихонько, кончиками пальцев, подвинула к себе украшение, да на ладонь намотала, оставив бляху на кулаке. По коже пробежали мурашки, спина потяжелела от чужого взгляда – наблюдатель мой был аккурат позади меня! Вот и всё. Сделав вдох, силясь успокоить бушующее сердце, на мгновение прикрыла глаза и резко обернулась.

Как раз в этот момент преследователь толкнул меня и, повалив на землю, придавил к ней, став на плечи могучими… лапами. На меня сверху вниз смотрел громадный волк, покрытый перламутрово-серым, густым мехом, рубиново красные глаза смотрели сурово, опускавшаяся ко мне пасть сморщилась в тихом, угрожающем рыке…

Сердце пропустило тяжёлый удар. Первая  мысль была о том, что огненный волк мне понравился больше. Вторая – что не буду покорно лежать, даже если и смысла отбиваться нет…

Поэтому напряглась и со всех сил толкнула обидчика!

Казалось, хищник едва заметил это, однако тут запястье с рунной вязью оранжевым мигнуло, а ладонь с намотанным пояском странно потеплела. Волк замер и, казалось, с недоумением уставился на меня! Рубиновые глаза округлились, хищник протяжно завыл и немедленно отстранился, я же нет бы, бежать со всех ног – вытаращилась на мохнатого исполина, припавшего на передние лапы.

Неужто из-за меня это? Должна ли я сделать что-то? Смесь страха, жалости, и вины пригвоздили меня к месту, душераздирающий вой животного сменился на тонкий, кручинный, и я инстинктивно потянулась к нему, как вдруг замерла: амулет, намотанный на правую руку, был перепачкан кровью.

Выходит, всё же моя вина!

Я ахнула: волк дёрнулся и свернулся клубком, как ёжик!

Как же так-то? Убила?!

Усилием воли заставила отяжелевшие ноги сделать несколько шагов вперёд, и каково же было моё изумление, когда, подойдя ближе, я увидела… торчащие из-под шкуры сапоги! Прислонила ладонь ко лбу из-за внезапного головокружения и, борясь с нахлынувшей тошнотой, наблюдала, как перламутрово-серая шкура словно бы отделяется от тела, а после и вовсе отлетает в  сторону!

– Что за бесовщина… – севшим голосом пробормотала я, глядя на мужчину, лежавшего на месте страдавшего волка. Незнакомец, скорчившись, мычал  и прижимал окровавленную руку к шее пониже уха, а я, глядя на его мучения, поняла, что всё, с меня хватит!

Тело в раз отмерло, и я бросилась к берёзе, у корней которой оставила поклажу. Взяв то, что искала, направилась к корчившемуся в муках мужику, и когда села у его лица, когда он раскрыл доселе зажмуренные рубиновые глаза, решительно приставила к его горлу лезвие своего складного ножа…

Глава 6                                                       

Не так всë пошло, не по плану! Иначе я себе представлял того, кого грабить собрался, но и в думах тех всë рисовалось не так чудно́…

Волком перекинуться мне сил недюжих стоило, и должно было времени хватить, чтобы задуманное исполнить, да жертва моя с дивинкой оказалась!

Запела в венах кровь колдовская, когда учуяла предмет силы полный. Поманила, путь указала, да только о том, что нести его одаренный будет, не поведала.

Я прижал пятерню к ране на шее – много лун прошло с тех времён, как кровь из меня так хлыстала, отвык и от боли, да еще и пекучей такой! Рука влажной стала и липкой, круги цветные за закрытыми веками кружились.

Почувствовав острие у горла, открыл глаза, да растерялся! Не от страха за жизнь свою, а от вида, что предстал предо мной! Отвести бы те глаза, или снова закрыть, да только как себя радости лишить девкой красивой полюбоваться!

Большие глаза цвета травы, на которой лежал сейчас, смотрели со страхом, да только всë на рану поглядывала она, будто жалела, рука, что лезвие у горла моего держала, чуть заметно подрагивала. Оно и в Навье отойти не страшно, таким-то противником любуясь напоследок!Да видно, рано мне пока в царство мертвых, средь живых поброжу еще.

А пока суть да дело, может и ласки женской удостоюсь, хоть и не с того мы знакомство начали.

– Ты, девка, коли резать собираешься – не тяни, а ежели так попугать решила – убирай железку, не морочь голову! А то ж я – не скотина дворовая, долго ждать не буду.

Сказав это чуть севшим, как всегда после превращения, голосом, я нахально ухмыльнулся и повел шеей, нарочно оцарапавшись о лезвие. Девка ахнула, и я, воспользовавшись тем, что растерялась она, схватил ее за запястье, потянул на себя да перевернулся, и теперь сам нависал над ней.

Девка брыкалась, лупила меня свободной рукой, так мне пришлось изловить ее и вместе со второй завести ей за голову. Биться она перестала, и лишь уставилась на меня сердитыми глазами.

– И что ж делать мне с такой находкой! – протянул я, но весëлость улетучилась, когда увидел я испуг на красивом лице. Меня и самого оторопь взяла от такой перемены!

– Только что злилась, а теперь боишься! Неужто подумала, что силой возьму тебя?

Ещё бы я до такого опускаться стал! Что толку-то от бабы визжащей и от касаний рыдающей, если и тех, кто по своей воле в постель лечь готов, с избытком?

– А по что тогда следил за мной и сейчас пристал?

Голос то до чего приятный и манящий, словно журчание ручья в знойный день для усталого путника! Не здешних мест девка-то! Волос русый по траве ковром расстелился, тряпицы чудны́е красоту женскую то ли прикрывают, то ли подчёркивают – поди разбери! И под верхней тряпицей заметил я ещё одну, и она-то взывала ко мне, сюда привела…

– Вот за этим я сюда пришёл, – кивнул я на свою находку, – но и ты, девка, думала бы, прежде чем перед мужиком в таком виде расхаживать!

Незнакомка пуще прежнего глаза распахнула, губу алую стыдливо закусила, щёки красными пятнами пошли! Я едва не расхохотался от этого зрелища, но надобно серьёзный вид сохранить!

– Так что заберу я тряпицу эту, девица, и свободна ты будешь, – проговорил я тихо, а самому и взгрустнулось с того, хороша бесовка. Отнял я одну руку отеё запястий да к вещичке заветной потянулся, но девица вдруг как закричит:

– Ишь, чего захотел!

И как даст мне ногой по месту, что любому мужику всего дороже!

Пред глазами враз потемнело, а всё, что пониже пояса, казалось, навсегда отнялось!Лучше уж медленно сдохнуть без воздуха, чем ещё раз пережить подобное!.. И, видно, до того я ослаб, что удалось девке выскользнуть.

Когда в глазах чуть прояснилось, я увидел, что она уже мельтешила у дерева: натягивала штаны, паковала что-то в объёмную сумку, и всё через плечо на меня оглядывалась. Эх, жаль нет во мне былой прыти чародейской, так бы враз обернулась она деревом, да на пару с той берёзой ветвями на ветру колыхала!

Тряхнув головой, поднялся да к ней кинулся, и как к себе развёрнул, чуть в сторону стал – не пройдёт боле подлость её!

– Нехороший ты человек, девка! Разве можно так людей калечить? Отдай свою вещь колдовскую!

–Да вот ещё!

– Что тебе с неё?! Мне нужнее!

Ай, да чтоб её! Потянулся к тряпице, что так и была спрятана за лоскутами, женский стан прикрывавшими, да не удалось мне взять её – жаромпальцы обдало! Потянулся ещё раз, но повторилось это! Девка, в чьих глазах только что испуг был, враз расслабилась и губы алые в улыбке скривила.

– Выходит, не взять тебе её без спроса?

– Выходит, что так. – А вот с чего бы так – ещё выяснить придётся! – А ты, девка, не радей слишком, придумаю я, как до цели своей добраться!

– Ага, – только и сказала она, и наглости набралась настолько, что как только отпустил я её, спиной ко мне повернулась да тунику натягивать стала.

Да только не дал я ей, заметив что-то на спине её.

– Ну что ещё?!

– И давно ты знак богов носишь?

Девка, видно, не сразу поняла, о чём спросил я. Потом всё ж натянула тунику, и ответила:

– Крес, что ли? Месяцев шесть, и знак Велеса тоже. Вязь только недавно сделала, но зачем, скажи, я тебе всё это рассказываю? Не твоё это дело! Ты лучше б о ране своей позаботился – вон, кровища всю рубаху залила! А коли не можешь у меня цветок отобрать…

– Цветок? – У меня аж дыхание спёрло! Вон оно, значит, как! – Цветок папоротника?

Девка чертыхнулась и упрямо подбородок вздёрнула.

– А тебе что с того? Не получишь ты его, не отдам добровольно!

Если я учуял зов цветка этого, то и многие другие могли, а значит…

Внезапно дерево, у которого мы стояли, на глазах погибать стало! Зеленая листва пожухла, кора высохла и осыпаться начала, а в воздухе стал витать гнилостный запах – верный признак чёрного колдовства!

– Что происходит?

Испуг в голосе девицы выдернул меня из замешательства.

– Уходить нам надо, да поскорее. Видно, маг какой-то также на охоту за цветком вышел, а нам против него сейчас не выстоять. Идём…

– Шило на мыло менять? Ты едва не загрыз и не ограбил меня, а теперь ещё кто-то напасть удумал! Как знать, что тебе можно верить?

Ух, сильно же перетрусила девица! Хоть как пыталась говорить твёрдо, да храбрость уже почти оставила её, и держалась она, видно, упрямством единым.

Времени убеждать её не оставалось, вонь усиливалась, а хворь, что дерево поразила, и на траву уже перекинулась.

– Слушай: останемся – погибнем оба. Как уберёмся подальше отсюда, тогда и решим, что делать с цветком твоим. Знак Велеса на теле чутьё усиливает, послушай сердце, подскажет оно, можешь ли довериться мне.

Сказал – и руку протянул, терпеливо выжидая. Девка сглотнула да глаз испуганных с меня не сводила. Как мне виделось – долго, но торопить её я не стал. То ли всхлипнув, то ли вздохнув громко, она, наконец, вложила свою пятерню в мою ладонь, и я, применив оставшиеся крохи волшебства, обернулся вихрем да помчался прочь от опасности, насколько духу колдовского хватит!

Недолгим был наш полёт. Далеко позади остались и роща, и река Чаровница, и когда магия стала рассеиваться, когда сила колдовская стала покидать меня, снизились мы и приземлились аккурат в поле. Как только коснулись земли – вмиг наши тела расцепились, разлетелись мы кто куда!

– Хотел я дольше продержаться. Жаль, не вышло. – Осмотревшись, понял я, что давно не бывал в этом краю. Границей меж Залесьем и Дубравьем служат лишь тонкий ручей да пара древних острых камней, но какова ж разница! Не звучит здесь тонкий перепев лесных птиц, не видно ласковых лучей солнца. Там, в Дубравье, трава летом сочная, зелёная, здесь же окрашена в куда более суровые тона, как и всё прочее. Тёмная листва, зловещие тени средь камней и деревьев, даже ясное небо выглядело так, будто дневную синеву грязью измазали.

То ли богам неугодна эта сторона Широкой Земли, то ли близость к спуску в Навь сказывалась, да только не каждому по нутру было тут находиться. Но делать нечего: от колдуна неведомого оторвались – и хорошо, здесь ему будет сложней нас отыскать, особенно, коли мешкать не будем….

– Куда ты унёс меня?

Глянул я на девицу – худо ей пришлось, видно сильно она кожу счесала, сидела, руку кровью измазанную, баюкала. Но зато каким взглядом-то сердитым дыру во мне прожигала! Будто кости все переломать хотела!

Что ж за лихо не даёт мне цветок отобрать? Быстро б скинул с себя это ярмо, а так с ней таскаться придётся. Тьфу, что за наказание!

– И листок на той поляне забыла! Как мне теперь нужный путь отыскать?!

– Ну и откуда тебя такую нахальную принесло? Не похожа ты на девок Дубравья ни станом, ни говором. И как к тебе Цвет Волшебный попал?

Девка нос задрала.

– И почто мне отвечать тебе? Прежде, чем меня расспрашивать, сам бы представился.

– С чего бы?

– Это ты на меня напал, а потом ещё и унёс в неведомом направлении!

– Я тебя от злого колдуна спас, неблагодарная!

– Не по доброте душевной.

Несговорчивая девка попалась! Упрямица, поверила в себя, когда поняла, что драгоценность её отобрать не сумею, ну надо же! И не с такими ладу давал! Но пусть пока, спляшу под её дудку, чай расслабится чутка, а уж потом покажу ей, как колдунам дерзить…

– Меня Иваром звать. А тебя?

– Ришка. Ивар, значит… – медленно проговорила она. – Вот ты всё болтаешь о том, что я не из этих мест, но и сам-то не сын славянского края, верно?

– А какого ж тогда?

– Мне-то почём знать, как он тут зовётся? Но от имени твоего холодом разит. По лицу вижу, что права я, – несмело улыбнулась она.

– Права, не права – неважно это. – Хотя и всё верно сказала. – И откуда ты такая прозорливая взялась?

Девка губы поджала и растеряно плечом повела.

– Ох, так сразу не объясню, сама ещё с трудом осознаю это, но кажется, из другого мира…

И поведала она о ночи Купальской, о чертовщине лесной, да о псе огненном, который ей на выручку пришёл. Поначалу нехотя говорила она, а потом, будто расслабившись, в подробностях рассказала и о нападении бабки-колдуньи, и о напутствии Домового, и о путешествии, которое, видно, закончилось не так, как должно было.

Нехотя признал я, что горько девице пришлось, с такими-то приключениями кто угодно колючкой обернётся! Но что мне с её бед-то? Тут свою силу вернуть надобно…

– Мне, девка, до лиха твоего дела нету, не стану себе голову этим забивать. – Она, в сторону глядя, кивнула – мол, и не надеялась. Где-то в груди жалость кольнула – ишь, как её провели, на неведенье сыграли! Не должно так…. Помявшись, я сел подле неё и сказал: – Не помощник я тебе, коли б и хотел. Силу мою колдунья сильная отняла, и единственный способ вернуть её – волшебный предмет ей принести. Тот, что у тебя за пазухой спрятан.

– Ну не могу я его отдать тебе, ты что, не слушал? – воскликнула девица, и таким взглядом пронзительным на меня посмотрела, что мне ещё жальче её стало. – Я ведь рассказала тебе, к Перуну мне нужно, иначе миру моему худо будет!..

– Ох, Ришка, ох, девица… Многое ты пережила на своём пути сюда, многое огорчило тебя, и боюсь, что сейчас огорчу тебя ещё сильней. Брехня это всё, про твой и этот миры. Никто тут с богами не видится, не попала б ты к Перуну. Какова бы ни была причина, по которой тебя нечисть мелкая сюда послала, к богам это никак не относится.

Зелёные глаза круглыми стали, неверием вмиг наполнились.

– Ты сейчас что угодно скажешь, лишь бы цветок у меня забрать. Не мог Хозяин Дедушка обмануть меня!

– Ой ли? Знаешь ли ты, что нечистые они все, домовые ваши? Это Навьи дети, изгнанные с земель родных. Живут они в людских домах, да, но не всё с ними так просто…

– Но ведь помог он мне с баб Фёклой! И моя бабушка его почитала…

– Твоя бабка этих мест, верно и причина с домовым ладить у ней была. Не знавал её лично, но как надела ты наряд свой, как рассказ твой услышал, всё вмиг прояснилось. Не у Перуна тебе ответ искать надобно, а в общине её. Твой приход сюда, поди, с этим связан.

Как только сказал я это, земля содрогнулась, всё озарил белый свет, потом поляну словно туманом заволокло. Не задумываясь, кинулся я к девке да телом своим прикрыл её – кто знает, что за напасть!

И тут марево рассеялось, как не бывало его, и встали пред нами огненный волк со всадником на спине и Баба Яга в ступе. Стояли бок о бок, как давние соратники…

И тут из-за спины раздался тихий голос:

– Баб… Фёкла?

Неужто старая карга, которая силу мою вчера вечером Кощеевой шкатулкой высосала, и есть бабка из её рассказа? Старуха рассмеялась и, прислонив метлу к ступе, провела ладонями по лицу, словно умываясь, а как закончила, увидел я то, чего даже в мыслях допустить не мог.

– Матушка?

Не виделись мы с тех пор, как оставила она меня, шестилетнего, подкидышем на пороге хижины колдуна старого, но лицо её такое же, ухмыляющееся, навсегда врезалось в мою память.

– Что всё это значит?

Ришка хотела было выбраться, но не дал я ей – ни к чему сейчас геройствовать. Видно, нас обоих во что-то втянули. Теперь бы понять, во что именно.

Огненный волк зарычал, а всадник его спешился, и теперь-то я смог разглядеть его костюм. Мужской, а угадывается что-то общее с одеянием девицы. Значит, соплеменник её бабки пожаловал.

– Отойди, колдун, не мешай мне дочь нашей общины забрать.

Всадник был широк в плечах, но, с виду, пониже меня и немного моложе. Шапка светлых, как у Ришки, волос подрагивала на лёгком ветру, молодое лицо обрамляла тонкая волосяная поросль.

Я криво ухмыльнулся, и не думая подчиняться.

– Не то что, залесник? Думай, кому дерзишь. Ишь, какова борода – волосок к волоску, не привыкшая, видно, растрёпываться в бою. Смотри, как бы не привязали к хвосту горной птицы! Ей скорости не занимать, даже твой щенок не догонит!

– Не в том ты положении, колдун, чтоб перед девицей кичиться. – Залесник, как бы невзначай, положил ладонь на обух торчащего из-за пояса топора. – Отойди. Не то подсобить придётся.

Колдунья рассмеялась.

– Да ты, Ришка, зря времени не теряла, вон как сынка моего охомутала. Был послан вещицу волшебную отобрать, а сам защищать кинулся!

– Да что тут творится-то? – Я позволил себе назад посмотреть: девица во все глаза уставилась на ведьму, сама дрожала всем телом. Вот уж кому сейчас труднее всех… – Ты же напала на меня, а Хозяин Дедушка меня спас от тебя…

Мерзкий хохот эхом прокатился по поляне.

– А пошла бы ты с огненным волком по доброй воле? Придумали мы всё, обманом заманили тебя. Бабка твоя много лет назад сбежала в мир ваш, там замуж выскочила за деревенского простака, и осела. Долго её тут искали-разыскивали, а как поняли, куда подалась беглянка – меня помочь попросили. Платой мне был Перунов Цвет, но сорвать его в том мире лишь дитя от её крови могло, и только после её смерти, вот и осталась я там. Только в мире, волшебства лишенном, красота моя увядать стала, старела я быстро. А как только приехала ты, так и решили мы с Домовым, что разыграем тебя. Ты придёшь в этом мир да долг своей бабки выплатишь, а я свою плату получу.

Видать, от бессилия, прислонилась девица лбом к спине моей, коснулась ладонью бока, и, посидев так немного, поднялась и к широкоплечему юноше отошла.

– Верни меня домой, всадник.

– Не пристало бабе мужику указывать, – рыкнул он низким голосом, но девица даже бровью не повела. Лишь сощурилась да подбородок задрала.

– Своей бабой командовать будешь. Мной – не получится. Коль провожатым ты сделался, вези меня к тому, кто решения принимает. – И подойдя к огненному волку, обернулась и припечатала соплеменника тяжёлым взглядом. – Только на сей раз постарайтесь не уронить.

Ришка проигнорировала руку провожатого и сама забралась на волка. Юнец, поджав губы, уселся позади неё.

– Ты ничего не забыла, соседушка? У тебя моя вещица. Верни-ка её.

Девица с презрением посмотрела на ведьму и прыснула.

– А коль не отдам, что сделаешь? Лживые гады, заманили меня сюда – пеняйте теперь на себя! Цветок можно лишь по доброй воле передать, а у меня таковой насчёт тебя и близко нет! Чего ждёшь, всадник?

– Эй, ты, не вздумай лететь! – завизжала ведьма и на них кинулась, но остановилась, когда волк к ней пасть рычащую повернул.

– Не влезай, Ягиня, есть у нас на тебя управа, не забывай!

– Так дела не делаются! А как же плата моя?

– Плата? Ты не справилась, не вернула Варвару, а лишь внучку её. Стало быть, не заслужила ты плату.

Юноша что-то шепнул волку, и тот, присев, резко подпрыгнул вверх. Но прежде, чем улететь, Ришка посмотрела на меня и подмигнула.

Пока ведьма сыпала проклятиями на меня, на улетевшую девицу, и на всю Широкую Землю, я вдруг понял, что у правого бока разливается странное тепло.

Не подавая вида, потянулся я туда и нащупал…мешочек с волшебным цветком! Ришка мне его за пояс заткнула…. Не верю! Быть того не может!

Посмотрев сначала на него, потом в небо, стал я раздумывать, что мне делать теперь, и делать ли вообще …

Глава 7

Головокружительная высота, обжигающий ветер в лицо – всё это я уже испытывала, вот только лететь в этот раз было, не в пример, удобнее. Сильная спина зверя волшебного служила надёжной опорой, а сидящий позади мужчина держал крепко, не давая упасть, когда волк делал взмахи своими могучими крыльями.

Правильно ли я поступила, отдав цветок тому колдуну? Ведь он передаст его баб Фёкле… то есть Ягине. Ягиня!

Меня передёрнуло. Ишь, как они с Домовым провели меня! А я, дура, и уши развесила…. Мир спасти собиралась, к Перуну на поклон шла…тьфу!

Правы были родители, что в город уехали, и мне после кончины бабушки и дедушки нечего было в деревню возвращаться! Не приключилось бы тогда всего этого! И Маруська жива бы осталась…. Хотелось мне, видите ли, на природе осесть, в тиши и спокойствии.

Да только маловато сейчас и того, и другого!

Нет! Правильно поступила, что от цветка того проклятого избавилась, из-за него всё! Не хочу его снова видеть, он – свидетельство моей глупости. А колдун этот, глядишь – извлечёт с него пользу, силу свою, или что там, воротить сумеет. Не повезло ему такую ведьму в матерях иметь, надо же, даже сына родного одурачила и силы лишила, что там обо мне говорить!..

– Неужто продрогла, девица?

Я сделала вид, что не услышала. Голос сидящего за спиной мужчины словно пробрался под кожу, что вызвало не самые приятные ощущения. Не хочу говорить с ним! Уж больно высокомерным мне показался этот незнакомец! Знать меня не знает, а командовать сразу вздумал. Сейчас же! Я не против отдать бразды правления мужику, но чтоб заслуженно, а не потому, что так принято.

Его вопрос отвлёк меня от размышлений, и как раз вовремя: огненный волк начал снижаться. Кроны деревьев становились всё ближе, однако же не окунулись мы в тёмно-зелёное лиственное море, оставили его позади, уступив место реке, на берегу которой было разбито поселение. С высоты было хорошо видно, что дома с пиковыми крышами стояли на небольшом расстоянии друг от друга в кольце высокого деревянного забора, от массивных ворот змеёй тянулась выкатанная дорога прямиком к широкому полю немного поодаль.

Площадь, окружённая домами, всё приближалась, и на площади той собралось много-много людей со вскинутыми наверх головами. Словно каменные изваяния, они наблюдали за нашим полётом, и зашевелились лишь когда волк тяжело приземлился.

Здесь, в окружении этих людей, среди построек, подобные которым в моём мире ещё поискать надо, я, наконец, осознала, что видно всё, тут моё приключение и закончится.На моих глазах, за спинами собравшихся зевак, захлопнулись добротные деревянные ворота – единственный доступный путь к отступлению. Сверху это поселение выглядело неприступным, и оказавшись внутри, я лишь убедилась в этом: окружавший его забор был сделан из абсолютно гладких, плотно сбитых меж собой стволов, высотой не менее трёх этажей…

Сил на гордую браваду у меня уже не хватило, и хотя я была настроена до конца держаться достойно, не противилась, когда спешившийся незнакомец снял со спины волка и меня.

Люди, что окружили нас, стояли плотным кольцом, казавшимся куда крепче того, что город оберегало. Женщины все сплошь в длинных, до пят, рубахах, поверх которых у тех, кто постарше, были надеты понёвы, а у девиц юных всё чаще сарафаны. Волосы убраны, у кого в одну косу, у кого – в две, уж не припомнила я, в чём была разница меж их количеством. На мужиках были рубахи, подхваченные тонкими поясками, да порты, а ноги были тряпками обмотаны да в лапти плетёные обуты. Любопытная детвора, наряженная, что мальчики, что девочки, одинаково в рубахи, к матерям жались, а не сводили с меня взглядов любопытных.

И глядя на их лица, я вдруг с трепетом в животекак есть осознала, что вот он —настоящий славянский люд, самобытный и гордый, не потревоженныйветромперемениприходоминых народностей. И то, и другое в моём мире было неизбежно, и в чём-то даже и людям, и стране на пользу пошло, но…. Как же здесь интересно!

– Чай, не Варвару ты привёз, Дарьян, нечего было и с места сниматься! —гаркнула крепкая тётка в синей понёве и повязанном поверх волосрасшитом платке.

– Дурная ты, Дуняша! Как девка овая ею быть могёт, еже Варька сбежала до толе, вагда1ты и воду сама ищё не таскала? – Тётка недовольно надула пухлые щёки и отвернулась. Люди загалдели, но тут же притихли, когда вышел к нам сказавший это старик. Уже чуть скрученную спину он силился держать ровно, косматые брови были сурово сдвинуты, густая седая борода, казалось, забрала в себя все волосы, оставив круглую голову лысой. При том, что другие мужики из глазеющих могли гордиться достаточно густыми космами.Чуть склонив голову, старик осмотрел мой наряд и прокаркал: – Ба, одёжка-то на тобенашого Роду, да с Варварою вы одного лица. Уж не дочь ли ты ёйная?

А говор-то какой непривычный! У меня нет, да проскакивали опасения, что когда попаду в общину – ни слова не разберу, но пока, кажется, терпимо, но уж больно он звук «о» глубоко говорил!Я ступила шаг вперёд и несильно руку дёрнула, когда спутник мой, которого Дарьяном назвали, попытался придержать меня. Тот руку убрал, и я обратила свой взгляд на старика. Немного склонила голову и сказала:

– Я внучка её, меня Ришкой зовут. А ты сам-то кем будешь, дедушка?

Толпа загомонила, послышались шепотки.

– Ришка, значится…. – Дед поджал тонкие губы так, что их и не видно теперь было. Он сцепил руки за спиной, но я успела заметить, что они задрожали. Однако когда он заговорил, голос твёрдости не утратил. – Звать меняКолояр.Далече забралась ты, девонька, путь сюда много сил твоих отнял. Гутарить2с тобою мы будем долго, дела давние поминать, тож пред тем отдых тебе надобен. Луша, – зычно окликнул он через плечо, и тут же от толпы отделилась розовощёкая девушка да к деду подошла. – Проводи девицу в избу нашу, ества3предлож, аще квасу налей из жбану4 того, что у окна стоит, не со стола! Тот, поди, негодный ужо, поглядишь як раз. Справляйся об ней, внегда сил вящее5 в ней станет, пущай дом старейшин присетитить6!

Дождавшись почтенного согласия, дед знай себе дальше пошёл, а девушка румяная потащила меня прочь, аккурат в ином направлении! Народ кинулся в стороны, будто чумную вели, я, было, оглянулась на своих сопровождающих, да не было уже ни волка, ни парня высокомерного. И пусть! Сейчас нужно присмотреться ко всем да прислушаться, чтоб понять, что за место такое, что за люди, и почему даже спустя столько лет мою бабулю сюда так сильно воротить хотели…

Краснощёкая девица так и тащила меня за рукав, полностью игнорируя мои просьбы отпустить. Благо, шли не слишком быстро, не случилось мне споткнуться или ещё в какие-то неловкие ситуации угодить, да только под конец пути стало это меня порядком выводить. Что я, скотина на выпасе, иль собака на привязи? Когда остановились у крыльца большой избы, рванула я руку на себя, и не моргнув выдержала сердитый взгляд девки.

– Ты по что брыкаешься? – спросила она, недовольно губы поджав.

– Пустила бы меня сразу, как я попросила, и я б себя смирно вела, так что на себя пеняй.

– Ты, я погляжу, гонористая, да только держала б рот на замке! Тебе жо худо будет, как не послушаешь.

Девица на добрый десяток лет быламоложе меня, а разговаривала так, будто имела за плечами богатый жизненный опыт. Да что за народ-то такой высокомерный?! Ещё только что моё сердце трепетало от того, как тут Русский Дух повсюду витает, и вот всё хорошее впечатление вдребезги разбилось о надменность этой девки! Из троих местных жителей, с которыми мне довелось переговорить, двое оказались уж больно зазнавшимися, а это уже что-то, да значит…

Так и чесались руки схватить эту девку, хорошенько так встряхнуть, да ещё и подзатыльника отцовского отвесить, чтоб спустилась с небес на землю, да только не на руку мне сейчас это будет. Но и смолчать не могу, совсем тогда зазнается!

– Сама-то за метлой своей последи, – глядя исподлобья, мрачно отозвалась я в лучших традициях уличной шпаны конца прошлого века.

Девка моргнула и, обернувшись на крыльцо, растерянно отозвалась:

– А чавой-то мне следить за нею? Вон, на месте стоит…

Искреннее недоумение девки как рукой сняло клокотавшее во мне негодование! Всё усталость проклятая, видно от этого и цепляюсь не только к словам людей, но и интонациям…

Луша, видно, так и не поняла, чего я от неё хотела. Махнув, она стала подниматься по крыльцу, я – за ней. За тяжёлую резную дверь в сени, а оттуда и в жилую часть избы. Чтоб попасть туда, пришлось чуть наклониться и переступить высокий порог, но оно того стоило!

Справа от входа в углу стояла печь, у которой висела подхваченная лентой занавеска. Налево от входа и по левой стене стояли лавки с изголовьями, венчали которые резные головы лошадей, после неё на угол, меж двух окон, стоял стол и четыре стула, а дальше у стены и до деревянной перегородки у дальнего угла справа, тянулась длинная лавка, обложенная расшитымитряпицами. Туда меня и повела девка. Но когда я уже собралась было сесть – не дала!

– Нечего захухре такой на лавке лежать! Ишь, чё удумала!

Я сжала кулаки.

– А по что тогда вела сюда?

– Нанесу тебе воды, вымоешься там, у корыте. У котомкетвоейвсё чистое? – Луша указала на перекинутую через плечо сумку, и только так я поняла, о чём речь велась.

– Да там, кроме платья, и нет ничего…

–Иди туда, скидывай порты, – велела Луша и указала на угол у печи за занавеской, а сама наряд мой, изрядно смятый, достала. – Не рубаха ль это свадебная? Но где ж платок твой? Неужто в дороге пропал?

– Там, откуда я родом, замужним женщинам платки носить не обязательно, – ответила я, снимая ботинки. – И не свадебный это наряд, а бабушкино приданое.

– А как мужику знать, можно ль к девке свататься, аль занятая она уже?

– Как-как… на палец безымянный посмотреть. Есть кольцо – замужем, нет кольца – свободна… Эй, ты что?..

Пока говорила, девка эта ко мне подошла и давай мои руки рассматривать! Оглядела со всех сторон, глаза подняла, и сказала брезгливо:

– Ни платка нет, ни колец… выходит, не взяли взамуж тебя, тьфу, перестарок! Ох, мало нам бед от Варвары было, так ты ище принесла! Стой тут, не ходи никуда, жди воды!

Девка круто повернулась и на выход пошла, а перед тем, как скрыться, руки о сарафан потёрла, будто не меня за пальцы хватала, а серебро да злато в коровьем навозе искала! Ух, меня зло взяло!

Сейчас я словно оказалась внутри одного из бабушкиных рассказов, только когда слушала её, думала, что речь шла о жизни в деревне обычной, а не в сказочной доисторической общине. Не этих я мест, почему всё это выслушивать должна?! Сложив руки на груди, я мрачно наблюдала, как девка принесла добротное корыто да два ведра воды, но не смолчала, когда девка насыпала в плошку муки, развела её жижей из кувшина, и сказала этим мыться.

– Ты меня обмазанную запечь решила? Что за глупости?

– Мука овсяная с травяным отваром разводится, нечистоты твои вмиг ототрёт. Ишь, ещё носом воротит! Поди, захухрой-то тебе ходить сподручнее!

Ну, это уж через край!

– Тебе сколько годков, девочка?

– А тебе на что?

Я подбоченилась и ядовито сказала:

– Ну, с виду так лет двадцать. Слыхала я, что кто до такого возраста платок не наденет, так свой век изгоем мыкаться и будет. Так что была б ты повежливей с таким перестарком, как я, глядишь – и ты в своё время слова ласковые услышишь. Оно ж знаешь, как в жизни: всё возвращается, и хорошее, и плохое. Плохое, почему-то, находит дорогу быстрее.

И без того красные щёки стали пунцовыми. Может, и зря я, но и пусть! Сколько ж можно всё это сносить! Так это я ещё ни с кем не беседовала, и, видно, не буду, раз тут заведомо такое отношение. Ох, бабуля, что ж ты им сделала-то, что и на меня это перекинулось?

– Ества да жбан с квасом на столе оставлю, как вымоешься – воду сама неси выливай, да смотри чтоб за избу – нечего у крыльца грязь месить…

– Да знаю я, знаю, бабушка мне про это всё детство долдонила.

– Ну, хоть штось, – хмыкнула девка и резко дёрнула занавеску, красноречиво закончив разговор.

Глава 8

Вода ожидаемо была холодной, но и то сгодилось – в конце концов, ещё этим утром я в реке сполоснулась! Утро… такое чувство, что в здешних сутках часов куда больше, а иначе как объяснить, что сегодня уже произошло столько событий, а день, судя по солнцу, и не думал заканчиваться?

Не найдя полотенца или чего-то схожего, решила бабушкино платье так надеть – лето, быстро обсохну. Непривычно, ведь бельё я постирала, а те вещи, что на мне были, новая знакомка унесла…. Я с роду не была излишне скромной, но всё ж как-то не по себе ….

Как только оделась, вспомнила про пояс тот, что мне Домовой подсунул. Сказал, что оберег это сильный, но кто знает: а вдруг, благодаря ему, меня и выследили?.. А-ай, что толку голову ломать, коль не было его нигде! Оглянулась ещё раз для порядка да стала непослушные волосы пальцами распутывать и в длинную косу заплетать.

Живот требовательно заурчал, я глаз на стол кинула и облизнулась: наверное, никогда прежде краюха хлеба не казалась мне такой аппетитной! А стоило откусить – от счастья чуть умом не тронулась! Плеснула в глиняный стакан из стоявшего рядом кувшина, выпила – а вкус как в детстве! Бабушка такой же квас делала, ни чей в деревне на её даже близко не походил, но пару лет назад перестала, тяжело ей уже было…. Вот, значит, откуда она рецепт принесла….

Поела – теперь бы отдохнуть, да только как тут уснёшь?! Казалось бы – в избе, вдали от посторонних глаз, а как-то неуютно, будто под надзором. Я на лавку села, но расслабиться не смогла, так и сидела как засватанная. Через распахнутые окна доносился гомон человеческих голосов: женщины хохотали, детишки резвились, и я снова детство вспомнила. Когда-то и у нас в деревне так было: шум, гам людской, а теперь тихо. И вроде живёт народ, всё развивается, да только люди всё больше сторониться друг друга начали, по домам, за высокие заборы попрятались, особенно молодое поколение, а их голоса давно заменил шум проезжающих автомобилей.

Я всегда считала, что прогресс идёт на пользу человеку, облегчает жизнь, но как и всегда, ради комфорта приходится чем-то жертвовать. Грустно, что жертвой стала вот эта атмосфера дружелюбия, сама ценность общины….

Чей-то взгляд стал почти осязаемым, и я поёжилась, вспомнив брехливогоДомового из бабушкиного дома. Он ведь отсюда родом, стало быть,этоместный за мной сейчас наблюдает? Но от сердца немного отлегло, когда я увидела сидящую на открытом окне белку.Да какую!

Я тихонько подошла ближе, а та и не шелохнулась! Сама крупная, блестящая шубка лоснилась в солнечных лучах, пушистый хвост укрывал спереди её лапки. И сидела смирно, спокойно, словно и слыхом не слыхивала, что людей бояться надо! Но самое интересное, что на её шее висели ярко-красные бусики, а кисточки на ушах были рыжие, будто огнём отливали!

– Вот так компания! А мне и угостить тебя нечем…

Интересно, а белкам хлеб можно?.. Пока я размышляла, зверёк запрыгнул на плечо и сорвал серёжку, после чего сиганул в окно и был таков! Ну, паршивка!

Секунда растерянности – через дверь выйти, или в окно? Выбрала последнее, после чего отодвинула тряпки с лавки, сунула ноги в ботинки, и вдогонкупустилась! Подзабыла, что окошко-то выше над землёй, чем я в своём доме привыкла, но не суждено, видно, мне было расшибиться, на корточки приземлилась, да давай по сторонам оглядываться. А белка-то стоит чуть поодаль, то ли ждёт, то ли издевается! Я к ней кинулась, та – наутёк!

До чего ж людно! Тётки ахали, детвора в рассыпную убегала с моего пути! Пыль стояла стеной, а ноги порядком уставать начали. Я без конца морщилась – подошва в этих башмаках оказалась не столь толстой, как мне раньше думалось, так что стопы мои все камни на своём пути пересчитали, и по этому поводу у меня то и дело вырывались красноречивые комментарии. То ещё было представление, но мне-то что, пусть зеваки любуются! Главное – догнать белку-клептоманку!

А она бежит впереди, не уходя ни вправо, ни влево, игнорирует дома, фруктовые деревья – всё, что могло бы ускорить побег, и тут я стала догадываться, что беготня эта, как и многое другое в новом мире, может быть, затеялась неспроста. Но это лишь догадки, а пока они не подтвердились, надо выловить плешивую воришку, то же мне, сорока меховая!..

Но что-то стало меня настораживать. Всё тишестановился гомон вокруг, всё меньше людей попадалось, да и бежала я чересчур долго – неужто селение это было таким большим?

Мир вокруг заискрился, и я ужерешила, что мне это от усталости привиделось, но образ деревни всё больше вытесняли сверкающие линии и снопы ярко-золотых искр. Ноги перестали топтать мелкие камни, теперь земля стала ровной, без прорех, да и не земля то была, а гладкая, отлитая серебром, дорога, уводящая меня куда-то вниз…

Белка исчезла, и я хотела было остановиться и осмотреться, да только ноги мои отказались подчиниться, и всё несли меня вперёд, будто приманивал кто…. В груди похолодело, панически захотелось повернуть в другом направлении, но где найти силы?..

Внезапная догадка показалась выходом, и я, не раздумывая, что есть силы укусила себя за палец, да так, что аж слёзы проступили! Сердце гулко застучало, и разноцветная реальность дёрнулась, пошла рябью. Неведомая тяга к чему-то отступила, и я, остановившись, тут же рухнула, как подкошенная. Усталость сковала тело так, что не было сил даже разогнуться, но сквозь пелену, застлавшую глаза, разглядела я под собой камушки и дорогу вытоптанную.

Боль сумела выдернуть меня из наваждения, сработала уловка…. Да вот только что это было? Сердце грозилось проломить дыру в груди, но дыхание постепенно выравнивалось, и я смогла, наконец, поднять голову. Вокруг меня столпились люди, однако же, держались поодаль. Оказывается, я сидела аккурат у огромного деревянного идола, который возвышался надо мной грозным стражем. Его очертания мягко освещали оранжевые лучи солнца, которое, видимо, всё же решило покинуть небесный чертог.

– Силён дух твой, девица, сгодишься для подношенья.

Тот самый старец, что встретил меня по прибытии. Я и не заметила, как он подошёл почти вплотную. Смысл его слов не сразу пробился сквозь стук в ушах, но как только я осознала услышанное…

– Ты что городишь, старый? – прохрипела я и сглотнула, смочив высохшее горло.

По толпе прошёл неодобрительный гомон.

– Стихни, непутёвая, ишь чё удумала, старейшине дерзить!

Я зло посмотрела на гаркнувшую это тётку.

– У меня и на твою долю дерзости хватит, мать.

– Вольна ты говорить усё, что удумается, да только уяснить тобе надобно, что деваться-то некуда, – прокаркал старик и подошёл ещё на шаг ближе. —Колдовской огонь в твоих жилах течэ, как у бабки твоей, тут не всяк таким прихвастнуть могёт! Отведала ества тутошние, насытилась миром нашим, оттого и в сети колдовские угодила. Да выбралась, сумела морок развеять, знач сильна ты, сгодишься на откуп. Станешь ты жоною Полозу заместо Варвары, и уйдёшь по первому холоду вслед за змеями.Тогда кончится чёрная пора для нашоголюду.

– И для нашого Роду, – тихо, но отчётливо проговорила моя новая знакомая, но взгляд мой не выдержала, отвела. Но видно не утерпела душенька, хлебом не корми дай только поехидничать! Луша фыркнула: – Да тебе радой должнобыть,как не Царь Змеиный, кто ище перестарок таков под бок свой уложит да подол задерёт?

Ах ты ж ведьма краснощёкая! Но в одном её слова эффект возымели: поднялась я на ноги, превозмогая слабость в коленках!Гордость в том помогла, или ещё что, да только разогнулась я и ответила:

–Прибить бы язык твой к мшистому пню дедовыми гвоздями, толстенными – с мой мизинец – и от времени ржавыми. – Я плюнула на землю, а как хотелось ей в глаз! Может быть, позже…. Я гордо голову задрала, едва сдерживаясь от возмущения из-за таких новостей, и сказала уже старику Колояру. – Коль скоро вы поняли, что в бабулю я уродилась, то и ждать того, что я покорно с волей вашей примирюсь, не зачем. Плевать я хотела на ваши дела с Полозом – я даже не знаю, кто он таков! И я должна замуж за змеюку выйти, чтобы кому – вам, злобным паразитам, жилось лучше?! Нашли дуру, сейчас же! Вон, пускай краснощекая отдувается, она уже шипит им под стать, да и язык ядовитый, небось, на две части разделен! А я не…

Вдруг почудилось мне, что кто-то сзади меня окликает. А голос-то знакомый, неужели…колдун тот? Ивар?!

Обернулась я, да не рубиновые глаза увидела, а ярко-жёлтые. Глаза те сверкнули, и чем ярче становились, тем туманнее делалось моё сознание. Не в силах отвести взгляд, я, не ведая, что творю, потянулась к ним, но до того ослабла, что собственная рука казалась неподъёмной, и прежде, чем всё полностью заволокло дымкой, ощутила я, что силы вновь покидают меня, и стала я падать к ногам неведомой твари.

А к ногам ли?..

Глава 9

Глава 10

И снова мрак кругом, и снова пустота

Горит моя душа, огнём пылает

И мается всё тело, и страдает

Ведь дёру мне отсюда дать давно пора….

Рифмоплётство никогда не было моей сильной стороной. В детстве мне с трудом удавалось даже выучить стихотворения из школьной программы, а о том, чтобы написать собственные, и речи быть не могло! Сейчас, сидя в полной темноте, я уж понадеялась было на внутреннее озарение и пробуждение какого-никакого таланта – а ну удастся время скоротать?! Но даже экстремальные условия тому не поспособствовали, видно, случай совсем безнадёжный. Ничего умнее этого жалкого четверостишья в голову не пришло, совсем умом повредилась. Оно и немудрено…

Я не знала, день сейчас, или ночь, и как долго я нахожусь в этом тёмном месте. Вокруг была лишь тьма – ни зги не видно! На ощупь определила, что и руки, и ноги туго связаны шершавыми верёвками, бабулина рубаха бесстыдно задралась, от чего ноги и мягкое место мало того, что нахолодились, так ещё и покололись! Возможно, о сено – его прелый, тяжёлый запах был единственной вещью, в которой я сейчас была уверена! Отчего-то зло взяло. Сейчас же лето! С чего вдруг у деревенских в закромах лежит гнилое сено?!